Прочь от дома

В неизвестность

Поезд шёл тихо, слегка вздрагивал на стыках рельс. Элюзив Дрим чувствовала некую отрешённость, как будто всё вокруг — маленькое купе, исцарапанный, крашеный когда-то зелёным стол, две койки, шашки и дартс — на случай, если будет с кем поиграть — было не настоящим.

Так оно и было. Но об этом в другой раз.

Она сползла с койки на пол, подошла к окну, отодвинула копытом занавеску, и увидела снег за окном. С каждым мгновением Эквестрия уплывала всё дальше.

Спустя всего секунду или две снова пришла в голову мысль про ограничитель магии на её роге. Жить почти что без магии уже вошло в привычку. Но мысль возвращалась регулярно, как местный надзирающий офицер. Которая ни единого раза не забыла посетить её дважды в месяц, начиная с происшествия.

Не с самого первого происшествия, кстати говоря. А с одного, особо памятного.

В тот раз случились особые обстоятельства. Ничего личного.

— Вы считаете, я опасна? – спросила однажды офицера Элюзив Дрим – это было за годы до того, как билет на поезд стал её окончательным ответом; и всего через месяц после происшествия.

Минор Аппрувенс глубоко задумалась, не зная, что ответить. Но осталась такой же заботливой, как и всегда.

Элюзив Дрим была обнята, и услышала ответ; слегка хрипловатым голосом:

— А разве все мы не опасны? Вот только ты — ближе к реальной угрозе.

Она была хорошей пони. Да и сейчас оставалась, даже после всего, что было.

Это начало случаться, поначалу редко, с тех пор как Луна — Принцесса Луна, ни в коем случае не Найтмер Мун — вернулась. Первый раз... на третий день после всеобщего праздника, вспомнила она. Возможно, на четвёртый. Второй раз – четыре года спустя.

Как же оно было тогда, в первый день? Была среда, это точно. Она приезжала в Понивилль из Мэйнхэттена в каждую вторую среду месяца, изготовив новую партию «ловцов снов». Совсем слабое магическое плетение, ничего особенного; она знала, что корни её искусства восходят к Хранителям Ночи, но её талант был слабой искрой, а не звездой.

День был тёплым, с лёгким ветерком — как раз остудить её жар. Ничего страшного, просто горячо что-то, в голове и в груди, и говорится быстрей обычного, и весела, и энергична, и жить замечательно, спасибо.

Шестьдесят девять битов с продаж — ещё одна радость.

Последними к её стойке подошли мятно-зелёная единорожка со своей любовницей.

Элюзив Дрим медленно прикрыла глаза и снова открыла. С одного копыта, резонно рассудила она, может быть, да, вполне может быть, что Лира и Бон-Бон просто друзья. С другого копыта, слово было в её мыслях, и она представила, с толикой отвращения, как они целуются. Взасос, с румянцем на щеках и с закрытыми глазами.

Она не одобряла подобные отношения. Это было противоестественно, это было что-то прямо из порножурналов её первого кольтфренда. Он слишком ими увлекался, такому пони нельзя доверить растить жеребят. Тут нечего и обсуждать.

Всё было кончено ещё до того, как она нашла в его столе чек на покупку... ещё более специфических номеров того журнала. Он пытался утверждать, что это вовсе не его, но Элюзив Дрим видела то, что видела. Она не придумывала.

Но глядя на Лиру, она представляла себе. Она практически слышала тихие стоны, еле заметный перестук копыт, когда они тихонько переступали, чтобы удержать равновесие.

И ощущала запах.

Элюзив Дрим знала, что всё это её воображение, что это нереально. Она от этого совершенно точно не возбуждалась. Она едва чувствовала почву под копытами, но как-то управилась с последней продажей на сегодня.

Через несколько часов, в тёмной и сырой комнате мотеля, её фантазия слегка подутихла. А сон, который последовал за этим… был каким угодно, но не «подутихшим».

Она продолжала посещать Понивилль каждый месяц, как годы до того, чтобы не сбиться с ритма. Седьмой визит после этого — стал последним. То самое чувство возникало в её груди каждый визит. Оно никогда не отпускало её насовсем, даже между поездками, блестящая тень всегда была рядом, наблюдала, осуждала. Взгляд, обмен фразами, случайная встреча с Лирой у книжной лавки, каждый раз совершенно случайная.

Иногда, редко, это не превращалось в дикие фантазии.

А чаще всего – ещё как.

Она начала бороться с этим. Она создала клуб из своих Мэйнхеттенских друзей. Лекция, вторая, третья — про здоровые семейные отношения между двумя полами, жеребцами и кобылами, как задумано природой. Она говорила пусть и страстно, но обдуманно и, как будто бы, тень внутри неё слабела — хотя её и так почти не было.

Почти.

Через четыре года после первого раза, она увидела двух жеребцов из клуба — вместе.

Той ночью она рыдала, без сил, вся промокшая от пота. Тень выросла вдвое, в слабеющем уме Элюзив раздавался её злорадный смех.

После этого всё покатилось в Тартар. Третий, четвёртый, пятый, шестой раз это произошло в течение месяца, и каждый раз её воображение было ярче и ярче.

Она видела это в пони, идущих по другой стороне улицы, в курьерах, доставлявших книги по лечению одержимостей, в дочери лучшего друга.

После шестого раза это было повсюду, скрытое, выжидающее своего часа. Нипони не был безопасен, её воображение издевалось над её страхами. Через два месяца уже не было смысла считать; теперь это случалось постоянно, три раза в день или чаще.

В её безумии была система. Сначала фантазии, затем следовал сон, по сравнению с которым реальность была бледной тенью; чувственные удовольствия, которым она попыталась предаться наяву, никак не помогали против снов, сны были куда ярче реальности. Они просыпалась измождённой, холодной и пустой, едва дыша в своей постели. Знала, что что-то прошло сквозь неё и забрало часть её с собой.

Её метки — волнистые сетки из радужных линий — стали болезненными, то слишком горячими, то холодными, они излучали едва заметное пурпурное сияние, особенно ночью.

Однажды вечером, на не-совсем-очередном собрании — к тому моменту Элюзив Дрим почти утратила чувство времени, но она всё ещё боролась — она едва не призвала к убийствам.

Она едва успела скомкать свою речь в неразборчивое бормотание, не произнеся роковых слов. Но незнакомка в острой шляпе — клоун, что ли? — всё равно всё поняла и бросила в неё камнем.

Камень попал ей в голову.

Незнакомка была, конечно, права. Она хотела убить всех... этих... И нет. Или да. Она запуталась, её голове было слишком жарко, и не только голове.

Принцесса ночи обнаружила её через несколько дней, плачущую в своей постели, слишком слабую после попытки избавиться от проблемы — от себя — радикальным способом.

Принцесса нашла её в комнате пригородного отеля под Мэйнхеттеном. Ехать в столицу не пришлось.

Принцесса не гневалась. Она была сурова и холодна.

— Нетерпимые фанатики завелись в стране моей, — сказала она, — и многим из них уже не помочь. Личность пони неполноценна без убеждений, выросших из жеребячества, и коль скоро пони повзрослел, немногое можешь ты сделать. Пони привыкают не слышать их, не приглашать их, избегать их. Но есть способ помочь им, хоть и непростой.

— Но ты – не только лишь фанатик, ты есмь не чуждая мне пони – произнесла Принцесса. — Даже будь ты поистине чуждой, во мне горела бы нужда помочь тебе. Ты — моя далёкая пра-пра-племянница, через дюжины поколений, Элюзив Дрим... и ты растила то, чего боялась и чего желала. Помнишь ли ты Лиру и Бон-Бон? Они счастливы в браке, благодаря тебе и твоему таланту.

Элюзив Дрим оставалось надеяться, что Её Высочество шутит. Про ту часть «связана по крови с королевской семьёй» вообще не хотелось думать. Она зажмурила глаза и плотно прикрыла их копытами.

Принцесса обняла её, и долгое время они молчали.

— Ты опасна – сказала Луна, — Твой пагубный талант будет принуждать их, снова и снова, а затем ты захочешь большего. Твои фантазии влекут тебя всё дальше от того, что допустимым ты считаешь. Сейчас ещё не отошла от нормы: хоть убеждения твердят тебе иное, однополые отношения между пони — это не постыдно. Неведомо, откуда ты вообще это взяла — идею, что это плохо. Но вынуждаешь ты стыдиться своих чувств, и это — неприемлемо.

Элюзив Дрим слабо кивнула. В своём сердце она не соглашалась; она всё ещё думала, что это неправильно, но в этом-то и была проблема. Она верила Принцессе.

— Но этим всё не кончится. — продолжала Луна, — и однажды ты возжелаешь увечий и убийств. Будет непросто найти подходящую цель среди пони, но ты становишься сильнее, а твой талант — всё изощрённее. Ты понимаешь?

Она понимала.

— Но есть ли во мне хоть что-то хорошее? А если нет, то… сможете ли вы убить меня? Я пыталась сама, но... — спросила она.

— Да, ты хорошая пони, — ответила Луна, — и да, я могу тебя убить. Причин достаточно, — Луна помолчала, затем продолжила, — Но я этого не сделаю. Для тебя ещё есть надежда. Несмотря на твой… талант, я хочу взять тебя в ученицы. К породе монстров ты принадлежишь, как я сама, — широко улыбнулась Луна, — а значит, ты моя.

Ученица?! Монстр?..

Кажется, она произнесла это вслух.

— Да. Будь счастлива и наслаждайся жизнью. Беги от толп народа и не твори речей. Фантазии тебе приносят удовольствие — и хуже от того не станет. Ты — всё ещё добра и очень талантлива, и мир оскудеет без тебя. Я буду навещать тебя и помогать тебе держаться на краю. С моей помощью, сейчас я полагаю, мы вместе на годы и годы. Но стоит лишь твоим фантазиям свернуть на увечья и убийства, или же на жеребят... Надеюсь, что до того и вовсе не дойдёт, но если вдруг — исполни это заклинание. — Луна показала заклинание — светящаяся голубая спираль, уходящая внутрь себя: снова, и снова, и снова, — ...а затем ложись спать.

Элюзив Дрим кивнула, пытаясь улыбаться сквозь слёзы.

— Заклятие ты сотворишь, и выйдешь к поезду, — сказала Луна, — он унесёт тебя туда, где ты нипони не сможешь навредить — и возможно, сможешь помочь другим нетерпимцам. Может быть, у нас получится...

— А до той поры, Элюзив Дрим, будь хорошей пони.