Послание в бутылке. Том 1
G5.05: Внешние контакты
Чем больше Лаки искала, тем больше расстраивалась. Дело было не только в том, что в эквестрийских книгах было мало написано о вопросах, которые ее интересовали, – от инопланетного общества следовало ожидать культурных различий, даже если эти различия были чрезвычайно неприятными. Казалось, что библиотека была намеренно очищена от информации по конкретным предметам. Астрономия, например, была искусством для пони, которые изучали звезды как способ оценить творения мифической, обожествленной версии принцессы Луны.
В книгах почти не упоминалось об исследованиях за пределами Эквестрии, и то немногое, что все же можно было найти, казалось таким же сильно мифологизированным, как и сами принцессы. То, что описывалось в нескольких текстах, было либо явным вымыслом, напоминающим "Илиаду", либо настолько ревизионистским, что Лаки не стала утруждать себя дальнейшим чтением.
В мифах о сотворении мира пони сосредоточились на основании Эквестрии как начале мира, хотя знали, что их вид жил раньше и в других местах.
“Как будто они намеренно невежественны”.
Возможно, Лаки была параноиком, но ей казалось, что кто-то намеренно очистил библиотеку от любой информации, которая могла быть полезна в ее поисках. Любой пони, который хотел бы узнать больше о строении своей “планеты”, был бы сильно разочарован. Если науки преподавались в других частях страны так же, то пони даже не проявили бы любопытства.
Но ей было любопытно, и она не собиралась сдаваться. У других членов экипажа была своя миссия – очевидно, построить первый город на KOI-087.01, что звучало захватывающе. Может быть, они закончат к тому времени, когда Лаки придется возвращаться, и она сможет показать Лайтнинг Даст на что похожи человеческие поселения. Это было бы весело.
Но в то же время у Лаки было уникальное преимущество, которого у них не было. Жизнь среди пони дала ей доступ ко многим их знаниям. Она отказывалась верить, что никто, ни один пони за всю историю Эквестрии не проявил даже малейшего любопытства в вопросе строения их мира.
– Что мне делать? – кобылка оторвала взгляд от своей маленькой горы библиотечных книг и выглядела как щенок, оставленный под дождем. – Такое впечатление, что никто не знает! Никого из вас даже не волнует, на чем вы живете!
Даст нахмурилась, на мгновение задумавшись.
– Я даже не знаю, почему тебя это так волнует, Лаки.
– Я знаю! – воскликнула Лаки, не совсем отвечая на вопрос. – Что делает пони, когда книг в библиотеке недостаточно? Я спросила своего учителя, спросила библиотекаря...
– Мы могли бы отправиться на самый верх. Любой пони может получить аудиенцию у принцессы, хотя это зависит от того, где ты живешь. Мы в Кристальной Империи, так что Кейденс – наш выбор. Считается, что она одна из самых лояльных в плане посещений – я слышала, что есть вероятность встретиться с ней в тот же день. Она пытается дать своей дочери больше уроков в управлении страной, или... – Даст пренебрежительно махнула копытом. – Да без разницы. В общем, мы бы пошли к ней, и ты задала бы свой вопрос. Если тебя это так волнует.
Предполагалось, что принцессам тысячи лет, по крайней мере, большинству из них. Кейденс была исключением – она прожила всего несколько десятилетий. Она не могла обладать утраченными знаниями о прошлом. Но она может знать больше, чем обычные граждане, и она может сказать, у кого спросить. У нее были возможности, которых просто не было у библиотекарей.
– Но... не пойдем, – Даст неохотно подняла глаза. – Так что, по какой бы причине это тебя не волновало... тебе не следует говорить об этом с Кейденс.
Лаки Брейк на мгновение потеряла мысль. Она откинулась назад, вытянув перед собой крыло, и начала нервно поправлять перья.
– Я-я... Я не понимаю. Разве принцессы не должны быть самыми милыми пони в Эквестрии?
Лайтнинг грустно улыбнулась кобылке, слишком невинной, чтобы понять, что может повлечь за собой посещение дворца.
– Когда мы пойдем разговаривать с принцессами, нам придется представиться. Я... подделала документы.
Она потянулась ртом к ближайшему ящику, открыла его и достала темную папку. Пегаска открыла ее, положив на пол, Лаки могла видеть содержимое. Внутри была пачка документов, необходимых для доказательства того, что Лаки была дочерью Даст. Наивная или нет, Лаки ошеломленно уставилась в папку, отодвинув свое поддельное свидетельство о рождении в сторону, чтобы посмотреть на поддельные свидетельства об окончании школы и поддельные записи о проживании в клаудсдейльском сиротском приюте.
Любой, кто будет просматривать эти документы, нашел бы между строк скандальную историю о юной Лайтнинг Даст, которая забеременела, когда еще училась в Погодной школе Клаудсдейла. В конце концов Даст сама была сиротой, и такое поведение привело бы к тому, что ее выгнали бы из школы и лишили всех стипендий. В документах рассказывалась история о жеребенке, рожденном втайне, а затем спрятанном, чтобы пегаска могла нарушить правила и сделать жизнь лучше для них обеих. Это была настолько скандальная история, что Лайтнинг надеялась, что любой пони, изучающий эти документы, увидит нарушение закона прямо на поверхности и предположит, что обнаружил то, что она скрывала. Если бы они посмотрели глубже... если они свяжутся с приютом или с любым из свидетелей, перечисленных в анкете Лаки, они узнают правду.
– Это помогло тебе поступить в школу. Они помогли нам снять квартиру для проживания... не связывая тебя с кобылкой, которую я спасла. Даже если никто не знает, кто ты, есть шанс, что кто-то там знает, кто я. Ты исчезаешь из Стормшира в тот же день, когда уезжаю я? Даже полиция не настолько тупа. Куда бы мы ни отправились рядом с власть предержащими, везде найдутся пони, которые могли бы сложить два и два.
Даст вздохнула.
– Ты действительно хочешь поговорить с принцессой? Мы будем должны предоставить все наши документы, чтобы попасть во дворец. Это шанс, что нас узнают. Скорее всего, этого не произойдет – ты просто жеребенок, у которого есть вопрос, такие вещи случаются постоянно. Но есть вероятность, что тебе не повезет. В лучшем случае, никто не посмотрит на нас дважды, и мы войдем без проблем.
– А в худшем?
– Они заберут тебя прямо там, – призналась пегаска. – Вроде как, корона хотела, чтобы ты жила с кем-то, кроме меня. Может быть, если вмешаются те пони из Службы опеки Стормшира, они запрут меня где-нибудь в подземелье за то, что я пыталась похитить тебя. У нас крайне редко происходят похищения, но, уверена, после того как я забрала тебя, они назовут это именно так.
Лаки рухнула на пол, заметно сдувшись.
– Думаю, тогда это исключено. Я даже не могу, просто... написать письмо?
– Ну, наверное... могла бы, – ответила Даст. Должно же быть хоть что-то, чем она могла бы помочь кобылке взбодриться. – Если бы я выбирала за тебя, то я выбрала бы...
Голос понизился до сердитого рычания.
– Твайлайт.
Не то чтобы Твайлайт Спаркл намеренно разрушила жизнь Лайтнинг Даст. Но она все равно была в этом замешана.
– Твайлайт Спаркл – принцесса всякого скучного и непонятного. Если соберешься писать ей... просто не подписывайся полным именем. Конечно, есть маленькая вероятность, что она сделает еще что-то кроме как ответит на письмо, это тоже может привлечь их внимание. Но она, вероятно, даже не ответит. Тебе, скорее всего, придет официальное письмо от ее помощника с благодарностью за то, что ты такая хорошая гражданка.
Но кобылка ее больше не слушала. Всего, что спасло ее от новой одержимости, было достаточно, чтобы вернуть ей прежнее, возбужденное "я".
– В самом деле? Я сейчас же что-нибудь напишу!
Она поспешила к столу, вываливая из сумок со школьными принадлежностями их содержимое.
– Ладно, но... не упоминай мое имя, хорошо?
– Я... – Лаки замолчала, в замешательстве глядя на пегаску. – Почему нет?
– Просто не упоминай. Мы не совсем друзья. Если там будет мое имя, то шанс получить нормальный ответ сильно уменьшится.
– О, ладно, – кобылка развернула новый свиток, придавив его сверху одной из своих книг.
– Мне пора на работу, – сказала Даст, взглянув на часы. – Ты сможешь добраться в школу без опоздания?
– Да, – пробормотала Лаки, рассеянно махнув копытом в воздухе. – Конечно да. Смогу.
– Хорошо, – Лайтнинг ничего с собой не брала, да и одеждой не утруждалась. Она поспешила к двери, затем на балкон и на свежий воздух. Пегаска летела быстро – слишком быстро, чтобы кобылка могла последовать за ней, если бы даже попыталась.
Лаки все еще было любопытно, чем же занимается Даст. Без городской погодной команды у пони, которая всю жизнь занималась только этим, вряд ли было море возможностей. Она могла бы перебрать почти все работы, которые могли быть у пони, но она все равно не угадала бы. Место работы Даст было... несколько менее респектабельным, чем все ее предположения.
Вместо того, чтобы направиться в одно из многочисленных высоких зданий Кристальной Империи, пегаска спикировала за старый склад, а затем спустилась по шаткой лестнице в канализационные туннели. Они содержались в чистоте, как и все в Кристальной Империи, но запах навоза и чего похуже по-прежнему пропитывал все, что попадало сюда. Запах был настолько силен, что Лайтнинг приходилось посещать баню, прежде чем идти забирать Лаки из школы.
Не потому, что она убирала туалеты – это была хоть и неприятная, но работа, которой нечего было стыдиться. Нет, то чем занималась Даст было куда хуже.
Она небрежно подошла к старым воротам с крепким замком, а затем открыла их одним движением копыта. Хотя замок выглядел надежным, его давным давно выпотрошили и он висел только для виду. Пегаска вернула его на место, затем замедлила шаг, чтобы поменьше шуметь. Тут было слишком тесно, чтобы летать, даже для такого профессионала, как она.
За поворотом коридоры стали намного грязнее, древние кирпичи покрылись слизью. Эти тоннели вели к шахтам короля Сомбры, где его армия рабов вкалывала до изнеможения, добывая железо для солдат и золото для короля. Были и худшие истории о том, что он делал с пони в этих туннелях, но… вероятно, это были просто истории. Даст очень надеялась, что все, что они говорили о призраках, бродящих по этому месту, тоже было просто сказками.
Она прошла мимо древнего горного оборудования, что выглядело намного лучше своего истинного возраста. Оно было заморожено во времени вместе с пони, которые здесь жили. Так что старые деревянные тележки, кирки и фонари еще не успели проржаветь и превратиться в ничто.
В конце длинного коридора пространство снова раздвинулось, потолок стал выше. Фонарь Лайтнинг начал мерцать от внезапного порыва ветра, и она на мгновение остановилась, чтобы убедиться, что он не погаснет. Полного мрака тут не было, хотя путь ей ничего не указывало, кроме слабого оранжевого свечения внизу, где в древней скале открывался туннель. И там, внизу, у нее была назначена встреча.
Рокки был алмазным псом, его шерсть уже поседела, а один глаз был слепым и белесым. Другой его глаз был настороженным и менее тревожным, чем весь его хищный облик и сверкающие острые зубы.
“Они не едят пони, все в порядке. Они едят только камни”.
Даст говорила себе это при каждом визите сюда и с каждым разом верила все меньше.
– Привет, Рокки, – сказала она, помахав копытом, останавливаясь перед псом. – Сегодня полная тележка.
Действительно, потрепанная тележка торговца выглядела так, словно была доверху заполнена бочками без опознавательных знаков и деревянными ящиками. Не будь они такими легкими, ей было бы трудно тащить ее.
– Пони беспокойны, – ответил Рокки. – Они чуют, что что-то приближается. Я чую запах битов – вот и доставляю.
Лайтнинг медленно обошла вокруг повозки, к упряжи для пони, что будет тащить ее.
– Отлично, – сказала она. – Какова моя доля на этот раз?
– Двадцать процентов. Небольшой бонус для твоей дочурки. Купи ей что-нибудь вкусненькое от меня.
Не то чтобы Даст не оценила дополнительные биты, но она знала, что эти слова были чем-то большим. Это было напоминание. Рокки знал, насколько шатким было положение Лайтнинг, хотя и не знал подробностей. С учетом всего того риска, на который она шла с этими поставками, пегаска должна была получать по крайней мере сорок процентов прибыли. Все, что делал Рокки, это привозил товар из-за пределов Эквестрии, где он был вполне легальным. Он мог купить все на рынке, а затем продать в десять раз дороже пони, отчаянно пытающимся избавиться от своих пристрастий.
– Да, хорошо, – простонала она, поудобнее расправляя сбрую. – Так и сделаю. Остальное я оставлю на месте, как всегда.
– Я знаю, что ты так и сделаешь, – пес с подозрением наблюдал за ней, пока пегаска закрепляла упряжь, затем сильно ударил ее по боку куском шнура, который всегда носил с собой. – Теперь иди, пони. Мои драгоценности ждут.
Лайтнинг захотелось лягнуть его в морду. Но она этого не сделала. Без битов от Рокки, как она заплатит за квартиру или купит свежую еду на стол? Трава здесь, в Кристальной Империи, на вкус была даже хуже, чем трава в самой Эквестрии.
“Все в порядке, – думала она, пробираясь вверх по туннелю. Он был прорыт алмазными псами в глухой переулок и позволял проскочить мимо таможни и заняться доставкой. – Никто еще не поймал ее. И, вероятно, не поймает. Вероятно”.
Но они точно смогут оплатить еще неделю аренды, и именно это имело значение. Даст сможет разобраться с властями, если до этого дойдет.
У “Пилигрима” не было настоящего карцера, но были четыре небольшие каюты с двухъярусными койками. Майор и Дороти заняли одну, Карл с Мартином другую, а Джеймс досталась целая. Именно туда они определили пони, на пустую нижнюю койку. Не было необходимости запирать двери – для их открытия требовался имплантат. Без имплантов пони не выберется.
– Мы не можем просто держать его в заложниках! – крикнула Джеймс в лицо майора Фишера, как только они закинули жеребца в ее каюту и закрыли дверь. Он явно через пару минут не очнется.
– Это не так, – ответила Оливия, не дрогнув, несмотря на восьмисантиметровое преимущество Джеймс в росте. – Мы предотвращаем распространение конфиденциальной информации о нашем существовании и нашей миссии. Это была моя ошибка, когда я ожидала, что над океаном никого не будет – с самого начала нам следовало лететь выше. Я не знаю, почему у нас так много проблем с набором высоты...
– Итак, что мы теперь будем делать? – прервала ее Карл, говоря почти так же сердито, как чувствовала себя Джеймс. – Убьем его?
– Нет, – майор снова подняла свой пистолет, один раз повернув его на магнитной рукоятке. Он снова прижался к плоти ее ноги, прилипнув к импланту. – Убивать его было бы излишне. Если бы я хотела это сделать, то сделала бы сразу и столкнула тело в океан. Мы будем хорошо заботиться о нем в течение следующих нескольких недель, следя за тем, чтобы он как можно меньше узнал о том, кто мы и где находимся. Как только город будет отстроен, мы сможем выкинуть его где-нибудь в Эквестрии и позволить ему вернуться к... чем бы он там ни занимался. Он никогда не узнает никаких подробностей...
Оливия пожала одним плечом.
– Похоже, он с самого начала был сумасшедшим. Таким как он никто не поверит.
От Дороти пахло совсем не так расстроенно, как от Карл. Когда она заговорила, в ее голосе звучало только удивление.
– Это значит, что я могу оказать ему медицинскую помощь, верно?
Она не стала дожидаться ответа, сняла со стены аптечку первой помощи, взяла ее в зубы и открыла дверь с помощью своих имплантатов.
– Он ужасно далеко улетел в одиночку. Мы не можем держать его здесь! Что, если он каким-то образом важен для Эквестрии?
– Нас не волнует, что происходит с местными странами, – перебила майор Фишер. – Мы тут ни при чем... мы не собираемся причинять вред никому из них, но мы и не обязаны вмешиваться. Если опасность действительно существует, мы можем вести переговоры с тем, кто победит.
Она отвернулась и пошла по коридору к мостику.
– Во всяком случае, катастрофа для Эквестрии поставит нас в более выгодное положение при переговорах.
Оливия остановилась, снова обернувшись, выражение ее лица было тверже корпуса “Пилигрима”.
– Это должно быть само собой разумеющимся, но поскольку я прекрасно знаю, что вы все гражданские, позвольте мне внести ясность. Не освобождайте заключенного ни при каких обстоятельствах. Если будет похоже, что он может сбежать, у вас есть мое разрешение убить его. Но это все.
Она повернулась, зашагала прочь по коридору и завернула за угол к мостику, оставив их вдвоем.
– Вот дерьмо, – сказала Карл. – Мы должны были просто улететь. Он никогда не смог бы догнать нас.
– Да, – согласилась Джеймс, глядя на свои копыта. Она хотела что-нибудь сломать, но вокруг не было ничего, кроме палубы. Так или иначе, она не ожидала, что ее копыта выйдут победителями в любом противоборстве с майором. Пегаска думала о нескольких способах, которыми она могла бы освободить пони, но все они заканчивались тем, что она оказывалась где-нибудь в цепях.
“Или, что еще хуже, в переработчике. Не похоже, что я действительно нужна команде. У них уже есть переводчик”.
Джеймс поспешила в свою каюту, задержавшись лишь на мгновение, когда дверь скользнула в сторону.
Дороти затащила заключенного на нижнюю койку и разложила рядом с ним на кровати принадлежности для оказания первой помощи. Сам пони начал шевелиться, хотя и не сопротивлялся.
– Ты пришла сюда, чтобы побыть медсестрой? – спросила Дороти, не дожидаясь ответа. – Круто, я сама даже не медсестра. Но кто-то должен был что-то делать. В любом случае ты опоздала. Я как раз заканчиваю.
– Не буду мешать. По крайней мере, если мы собираемся держать его в заложниках какое-то время, мы должны быть уверены, что он не подхватит инфекцию или что-то еще.
Теперь, когда она была рядом с ним, Джеймс могла видеть, что в этом пони было много такого, чего ей не хватало. А именно: он летел даже раненый. Травмы выглядели как те, с которыми может столкнуться пони, исследуя опасное место – синяки, глубокие рваные раны на ногах и нижней части туловища, целый кусок плоти отсутствовал и был покрыт засохшей повязкой. Все раны были обработаны неумело, или, по крайней мере, это выглядело так, судя по обрывкам ткани, примерно совпадающим по цвету с его курткой. Дороти с презрением срезала их все, наполнив комнату безошибочно узнаваемым запахом гноя.
Она, по-видимому, уже закончила лечение. Жеребец щеголял свежими швами и блестящая жидкая повязка виднелась поверх плоти, изуродованной бессердечной попыткой лечения.
– Я собираюсь засунуть голову в душ, – пробормотала Дороти с отвращением на лице. – Может быть, с отбеливателем.
Она ушла, прихватив с собой аптечку первой помощи. Это оставило Джеймс наедине с пони.
Он начал шевелиться, сонно наблюдая за ней из угла комнаты. Жеребец все еще выглядел слабым, хотя трудно было сказать, было ли это результатом лечения или все еще сказывались последствия оглушения.
– Kio okazis? – спросил он ошеломленно. Но ни на одном из них больше не было наушников, так что Джеймс могла только догадываться, что именно он имел в виду. Затем жеребец посмотрел вниз. – Ho, kuracistoj. Unukornuloj povas kuraci ion ajn magie. Tial devas esti kial mi ne povas... memori kiel mi subiris ĉi tien. Dolormagio.
Пегаска только улыбнулась ему, обходя комнату, пока не смогла дотянуться до своей гарнитуры. Эта не была предназначена для использования на палубе, а скорее для прослушивания музыки и общения во время обычного дежурства. Звук она не глушила.
– “Предвестник”, ты можешь перевести это для меня? – спросила Джеймс тихим шепотом.
– Приблизительный перевод: “Вы слышали о докторе. Единороги могут магия боль. Здесь, внизу, не могу вспомнить".
“Очень приблизительный”, – подумала пегаска. Пони все еще смотрел на нее. Она еще не очень хорошо знала его язык. Лишь несколько основных фраз и простых слов.
– Ni havas magio. Povas sendi vortoj, – она указала на блокнот. – Atendu.
– Via ĉevala malbonas. Ĝi estas tio, kion poneoj parolas Ĉevalie, ĉu ne? Kio estas la alia lingvo, kion vi parolantis?
– Пожалуйста, переведи и это, – снова попросила Джеймс приглушенным шепотом. – И пока мы тут, просто переводи все, что он говорит с этого момента.
– Информация принята, – ответил “Предвестник”. – Приблизительный перевод: "Жалоба на эквестрийский. Пони говорят по-эквестрийски, не так ли? Что еще ты сказала?”
– Ты выздоравливаешь, – ответила Джеймс. – Твоим ранам потребуется некоторое время, чтобы зажить. Тебе придется остаться здесь, пока это не произойдет.
Как и прежде, компьютер сделал перевод, а потом перевел ответ жеребца.
– Согласие. Я предполагаю, могу отдыхать здесь. Но когда закончите, должны объяснить, кто вы такой! Так много металла, а воздушного шара нет! Полет в очень интересном направлении прочь от Эквестрии. Дирижабль не боится штормов?
– Нет, мы не боимся штормов, – пегаска подняла глаза. – Кто ты такой?
– Дедлайт, – ответил компьютер. – Исследующий искатель приключений, чтобы найти все тайны. Решая все, идя туда, где другие боятся. Как Дэринг Ду, но меньше денег, потому что она делает большую часть этого.
– Ох, – этот ответ действительно соответствовал его снаряжению и мог бы объяснить шрамы. Если он проводил свое время, исследуя опасные места, то… он был обречен на то, чтобы причинить себе вред. – Я Джеймс. Приятно познакомиться, Дэдлайт.
Жеребец улыбнулся ей с другого конца комнаты, выпрямляясь в постели. Конечно, он был голым, если не считать бинтов, так что пегаска увидела то, чего она не видела с тех пор, как проснулась пони. Она невольно покраснела и отвернулась, пока компьютер переводил.
– Могу я называть тебя самой милой близняшкой?
Джеймс ушла, не обращая внимания на слова пони, ее уши и хвост были плоскими и безжизненными. Она не давала никаких обещаний насчет ответов на вопросы пони – конечно, они и не смогли бы этого сделать. Фарс, что это больница, и он здесь для своего же блага, скоро закончится.
“Может быть, нам удастся убедить майора отпустить его, когда мы доберемся до того места, где она решила основать город”.
Лаки не ожидала ответа на свое письмо раньше чем через несколько недель. Поэтому она была удивлена, обнаружив плотно свернутый свиток, лежащий на их крыльце, когда возвращалась из школы, всего лишь на третий день после того, как она отправила письмо принцессе “Магии, Дружбы и Бесполезных фактов”. У Лайтнинг, естественно, было несколько странных описаний этой пони.
Все в свитке выглядело официально – печать, вдавленная в верхнюю часть, лента насыщенного фиолетового оттенка, стягивающая его, каллиграфия, с которой было написано имя Лаки. Кобылка нетерпеливо положила свиток на стол и развязала его ртом – это требовало координации, которую копытами она обеспечить еще не могла. Ответ легко раскрылся перед ней, демонстрируя все тот же безупречный, идеальный почерк. Даже просто глядя на него, Лаки могла сказать, что читает слова кого-то более умного, чем она сама.
– Формальная отписка? – спросила Даст, закрывая за собой дверь и бросая взгляд на стол со свитком. – Не будь слишком...
– Нет. Она ответила мне.
– Она тебе... – пегаска даже села. – Подрежьте мне крылья, чтоб я упала, ты права. Не думала, что она действительно заботится о своей работе, но... может быть, есть и другие пони, которых странные вопросы волнуют так же сильно, как и тебя.
– Вероятно, – кобылка полностью сосредоточилась на письме.
“Дорогая Лаки,
Нет ничего в моих служепных обязанностях принцессы Эквестрии, что етва приносило бы большее удовлетворение, чем отвечать в официальном качестве на те послания, которые я всекда получаю из заботливых копыт пытливых юных пони, таких как ты. Я помню единствено гегемонистскую позицию тех, кто занимает руководящие посты в научных кругах, и то, как исследования в глубинке часто дают вопиюще неуместные резултаты. Я надеюсь, что это сообщение позволит мне внести ясность.
Разумные пони попытались сориентироватся в бурных водах исследований по етим предметам, которые подпадают под практику, радекально инкапсулированную Колледжем искусств и наук Кантерлота. Препятствовать дело прогресса Эквестрии не входит в мои целли, и я буду очень рада помочь тебе освободиться от этих естествено ошибочных законов.
Традиционная стратификация области практической философии и искусства всегда соблюдала закономерность из 5производных. К сожалению, ни одному эксперту не удалось провести убедительно достоверную (или хотя бы любапытную) разбивку поля. Многое ис того, что я прочитала, сводится к голим спекуляциям.
Тщательное исследование с моей стороны приводит меня к убеждению, что в конечном счете существует только 1область, разделенная без заданой необходимости, чтобы отвлечь внимание от мучительных аткрытий, которые в пративном случае были бы возможны благодаря междисциплинарному сотрудничеству. Было бы особенно обидно видеть, как это тусклое проявление абсдракции настоящей дружбы отбивает охоту к расспросам у такой особы, как ты, кого следовало бы осыпать похвалами и дарамми за примечательную любознательность.
Я подозреваю, что ты сочтешь мое решение спорным, не я не могу предоставить тебе больше естественой информации, чем обычно содержится в тех атласах и изысканных диорамах, которые обычно выставляются в глафных библиотеках Эквестрии. Я старалась снабжать каждую библиотеку подходящими обьектами с тех пор, как началось мое правление в качестве принцессы Дружбы, поэтому я уверена, что ваща библиотека достаточно оснащена.
Исследования за пределами Эквестрии редки, а условия за пределами наших границ опастны. На данный момент Колледж ришел сосредоточить свои усилия на улучшении условий в самой Эквестрии. Я знаю, что это неудовлетворительный ответ. Такому многообещающему молодому уму, как твой, не следует говорить, что на твои вопросы нет хороших ответов. Если ты недовольна моим решением, я приложила билеты на поезд. Не стесняйся использовать их, чтобы навестить меня в Понивилле, если ты обнаружишь что-нибудь интерестное.
С наилучшими пожеланиями, Принцесса Твайлайт Спаркл”.
Лаки Брейк долго смотрела на письмо, ее возбуждение быстро иссякало. Она несколько раз прочитала и перечитала первые несколько абзацев, пытаясь разобраться в несоответствиях. Это был один из ответов, которого она ожидала, в котором сообщалось, что исследования в нужной ее области запрещены или просто не интересны.
“Это доказывает, что, по крайней мере, некоторые из местных жителей знают, что там, где они живут, есть нечто большее. Может быть, они не хотят, чтобы другие узнали правду”.
– Что-то не так? – спросила Даст, возвращая картину на дальнюю стену. Она прятала за ней мешочек с битами – всегда в готовности, если им понадобится быстро сбежать. – Плохой ответ?
– Нет... – пробормотала кобылка, наморщив лоб и внимательно изучая свиток. Часть ее разума задавалась вопросом, не ошиблась ли она в правилах синтаксиса эквестрийского языка и, возможно, существует альтернативное написание многих слов, более подходящее для официального письма. Принцесса Твайлайт не стала указывать на ошибки в ее собственном письме, потому что Лаки была всего лишь жеребенком, и можно было ожидать, что она будет совершать глупые ошибки.
– Подожди, это билеты на поезд? – Лайтнинг остановилась в метре от стола, уставившись на маленькую стопку ярко-розовых листочков. Каждый из них гласил, что его “можно обменять на любой билет, продаваемый Национальной железнодорожной службой Эквестрии”. – Понячьи перья, а они дорогие. Она послала четыре?
– Думаю… на двоих в оба конца? – Лаки подтолкнула маленькую кучку к Даст. – Вот, ты можешь продать их, если хочешь.
– Не-не-не! – пегаска отступила, как будто кобылка пыталась подсунуть ей гниющее мясо. – Если Твайлайт имеет к этому какое-то отношение, ты просто оставишь их себе. Почему она прислала тебе билеты на поезд?
– Я... не уверена, – призналась Лаки. – В письме есть… политическая чушь. Вроде того, что я ожидала получить. Очевидно, пони не хотят, чтобы кто-то задавал такие вопросы, и принцесса была так добра, что рассказала мне об этом.
Но потом появились эти билеты. Как бы Лаки могла “обнаружить что-нибудь интересное”, если вся область исследований была, по сути, запрещена? Как она могла найти что-то, что пропустила принцесса-ученая? Она не знала ответа на этот вопрос, но что-то в письме просто не укладывалось у нее в голове.
Лаки прикрепила его к стене, где она могла смотреть на него, пока все не обретет смысл.