Карусель
Глава 6: История
Спустя две недели Рэрити отошла от последнего установленного зеркала и медленно повернулась на месте, изучая зал. Усталая, но широкая ухмылка засияла на лице единорожки. Впервые ей удалось оказаться внутри своего воплощённого видения.
Выставочная зала была сном наяву. Она переродилась в просторное место, умоляющее заполнить себя образцами одеяний. Фиолетовые и розовые коврики заменили тоскливый узор тонкого ковра. Блестящие овальные зеркала, визуально увеличивавшие зал, окружали большой, богато раскрашенный подиум. Напротив, где сейчас стояла Рэрити, был ряд маленьких зеркал, прямо над туалетными столиками с полочками, готовыми к показу новейших образцов косметики. Вместительные примерочные были разделены роскошной и плотной фиолетовой тканью, закреплённой у потолка и пола. Единорожка просто превзошла саму себя.
И всё же её, словно термит дерево, глодала тревожащая мысль.
«Что, если это слишком пёстро? Что, если пони теперь подавай модерн и минимализм?»
Словно в ответ на её мысли внезапно в комнате потемнело, и Рэрити сконфуженно сжалась. Просто солнце зашло за облака, погрузив залу во мрак. Зеркала, которые только что изо всех сил преумножали естественный свет, теперь стали серыми и холодными. Все цвета внезапно оказались приглушёнными и безжизненными, отчего единорожка опустила плечи. Несмотря на недели почти непрекращающейся работы, старая ратуша цеплялась за тусклые остатки былого прошлого, словно рассерженная бабушка.
И Рэрити ничего не могла с этим поделать. Уже все портьеры были на своих местах, а лампы уютно сидели перед зеркальцами в профессионально сделанных под них в ткани нишах, обрамлённых декоративным металлом. Но даже в таких условиях Рэрити не могла решиться их зажечь, пока не поставит на газовые горелки калильные сетки. Пусть единорожка и предприняла необходимые меры, но даже плотная ткань могла загореться от открытого огня.
«Что же, лучше с этим смириться», — беспомощно подумала Рэрити.
Зима проходила, а кобылке ещё следовало сшить много одежды до Зимней уборки. И это было её следующей целью. У неё были тонны скетчей и концептов, но от самой мысли поработать ещё хоть день за швейной машинкой у Рэрити начинала болеть шея.
«Если бы только я могла заменить лампы», — стиснула зубы единорожка.
Вдруг прозвучал громкий стук в дверь, от которого та чуть не слетела с петель, а Рэрити слегка взвизгнула от неожиданности. Чуть пройдя в сторону входа, она смогла увидеть только тень ужасно деформированной головы сквозь стекло. Озадаченная, кобылка подошла к двери, отперла замок и тихонько её открыла. С другой стороны стоял высокий единорог в пальто цвета пожелтевшей газеты, c волнистой ржавого оттенка гривой, почти полностью скрытой под дешёвой шляпой, которая, похоже, должна была создавать впечатление мейнхэттенской. На жеребце был коричневый костюм, скроенный так, чтобы распрячь плечи под самым болезненным углом, и галстук того самого тона оранжевого, который, как считала Рэрити, уже давно нужно было запретить.
— Мисс Рэрити? — спросил он, и его голос единорожка могла описать только как хруст засохших макарон.
— Она самая, — медленно ответила кобылка. — Боюсь, вы застали меня не в лучшем виде.
— Файн Лайн, заместитель казначея Кантерлотского исторического общества, — коснулся он тонкого прямоугольного ярлыка, прикреплённого к лацкану костюма. — Я здесь по поводу вашей проверки.
— Проверки? — настороженно спросила Рэрити. — Боюсь, я понятия не имею, о чём вы.
— Вам должно было прийти уведомление относительно вашего прошения. Вы же помните, что подавали на один из грантов Защиты исторического достояния в отношении вашего… — тут единорог замолчал и хмуро посмотрел мимо Рэрити внутрь помещения, отчего кобылке стало не по себе, — заведения, не так ли?
— Да, это так, — аккуратно ответила Рэрити. — Но грант уже давно одобрили. Я уже получила денежные средства и больше никаких уведомлений не получала.
— Ну что же, — фыркнул Файн Лайн. — У меня как раз есть с собой копия.
Единорог левитировал из портфеля почти прозрачный лист бумаги, на котором был напечатан короткий текст, и передал его Рэрити. На документе действительно была печать Кантерлотского исторического общества и подпись его президента, Паст Кипера. Единорожка запомнила их по прошлой корреспонденции. Также на листе была указана отсылка к седьмому пункту условий выдачи гранта, где Обществу давалось право на одностороннее решение о проведении инспекций во взятых под защиту помещениях для выявления нарушений содержания.
— Как вы могли заметить, тут чёрным по белому написано, что мы не несём ответственность за неспособность почтовой службы маленького провинциального города доставить наши письма в срок. В любом случае у нас есть причины полагать, что наши средства пошли не на благое дело. — Он снова посмотрел внутрь дома, словно пытался что-то там оценить.
— И что это за причины? — требовательно спросила Рэрити, напрягшись.
— Как заинтересованная сторона, мы решили навести справки, — начал он, раздражённо постукивая копытом по сумке. — И оказалось, что вместе с нашим грантом вы также подали заявку на грант «Богатое историческое наследие». Так уж получилось, что у нас были уже дела с мистером Ричем, и его интересы всегда оказывались противоположны нашим. Уверен, что вы можете нас понять; опять же, думаю, не стоит упоминать, что сильная реновация исторической собственности является нарушением условий нашего гранта. Это всё же грант «сохранения исторического наследия», сами понимаете.
— Все мои планы по реновации старой ратуши были мной чётко описаны в прошении, — парировала Рэрити. — Если бы с ними возникли проблемы, я полагаю, мне на это указали бы до одобрения.
— Как бы то ни было, — продолжил наседать Файн Лайн, — если вы будете препятствовать всеобъемлющей проверке собственности, то мы можем решить, что наши условия нарушаются, и у нас не останется другого выбора, кроме как отозвать грант.
Он приблизился на пару дюймов, нависнув над единорожкой, но та отказалась подвинуться.
— В любое удобное для вас время.
— Знаете, мне, в принципе, всё равно, как вы ко мне относитесь, — огрызнулась кобылка. — И на ваше уведомление мне плевать. Ожидаете, что появитесь при сомнительных обстоятельствах и я вас сразу в дом пущу?
— Вы сами поместили этот дом под протекторат Исторического общества, — усмехнулся Файн Лайн. — Мы в него инвестировали столько же, сколько и вы. И это даёт нам право.
— Есть у меня желание сообщить о вас местному констеблю.
— Да как хотите, — пожал он плечами. — Можете хоть всех местных деревенщин созвать, я всё равно проведу проверку и советую вам прекратить юлить.
— Юлить? — возмутилась Рэрити. — Знаете что? Ладно. Смотрите что хотите. Однако как только вы закончите, я уведомлю констебля о каждой детали вашего визита, так что, утолив своё навязчивое любопытство, вам лучше бы сесть на первый же поезд до Кантерлота. И ждать вместе с вашим Обществом от меня очень исчерпывающую жалобу по этому поводу!
— Увидим, — сказал он и прошёл внутрь, едва не оттолкнув единорожку.
Внутри он, вздёрнув нос и сжав губы в тонкую осуждающую линию, окинул взглядом украшенный зал. Посмотрев вниз, единорог подвигал копытом ковёр, словно хотел его оторвать.
— Он новый?
— Да, — гневно подтвердила Рэрити. — Об этом я писала в прошении…
— А как вы закрепили эти портьеры?
— С помощью анкеров и…
— То есть повредили исторические стены метизами крупнее мебельного гвоздя.
— Не более, чем…
— А что по поводу светильников? В вашем прошении говорилось, что они аутентичные? — спросил Файн Лайн и подошёл к одному из них. — Вы их модифицировали?
— Нет. В магазинах раскупили те, что я хотела, — ответила Рэрити, но единорог, похоже, был не впечатлён.
— Вам следует прекратить их использование. Они, очевидно, пожароопасные.
— Я и сама знаю, — огрызнулась кобылка.
Внутри неё зарождался гнев, и она едва сдерживалась, чтобы не ударить жеребца.
— Их замена строго воспрещена, — заявил он и посмотрел в сторону подиума, словно выискивая, что бы ещё раскритиковать. — Это одна из немногих нетронутых вами вещей, так что крайне важно сохранить их первозданное состояние.
— Прошу прощения. — Рэрити уже могла только кричать. — И как же вы предлагаете мне освещать помещение?
— Нас это не волнует. А волнует сохранность исторической собственности в состоянии, близком к первоначальному, нетронутой… так сказать, недальновидными бизнеспони, которых так любит баловать Филси Рич.
— Так, секунду, — сказала единорожка, притопнув копытом. — В условиях была возможность модифицировать и заменять предметы интерьера в целях безопасности или если здание уже подвергалось перепланировке ранее. Раз уж на то пошло, то я скорее возвращаю ему первоначальный вид!
— В вашем прошении нет доказательств этих заявлений, — пренебрежительно заявил Файн Лайн, направляясь на кухню. — Чтобы как-то оправдать свои действия, вам нужно предоставить факты, как изменилось здание за последние годы. Пока же всё указывает на то, что вы просто делали, что хотели, и Общество это так просто не оставит. А теперь давайте посмотрим, пострадал ли второй этаж от ваших копыт так же сильно.
Затем всё стало ещё хуже. Забраковав всю проделанную над вторым этажом работу, Файн Лайн заявил, что грант совершенно точно будет отозван. Рэрити заявила в ответ, что большая его часть была ею потрачена, на что единорог прямо ответил, что если она не вернёт деньги, то суд вполне сможет решить эту проблему. Возможно, даже, добавил он, с помощью аукциона.
Единорожка осталась стоять одна посреди выставочного зала, беспомощно трясясь от ярости. Её разум был не в состоянии остановиться и поразмыслить над произошедшим. Это бы её уничтожило. Единственное, что давало хоть какую-то надежду — это предоставленная Рэрити неделя на то, чтобы либо собрать необходимые средства для выплаты Обществу, что являлось настолько абсурдной глупостью, что единорожке хотелось смеяться, плакать и кричать одновременно, либо обжаловать их решение и предоставить доказательства того, что все произведённые ею действия были обоснованы и необходимы. Для Рэрити, окинувшей взглядом зал, чьи новые цвета душил мрак, была до смешного очевидна эта необходимость. Но вот чего она не знала, так это как убедить в этом высокомерных кантерлотцев, одержимых сохранностью каждого гвоздика.
— Хотите доказательств? — процедила она дрожащим голосом. — О, вы их получите. Подавитесь, столько я вам их дам, бюрократы вшивые.
С этой мыслью в голове Рэрити обулась, накинула пальто и надела шляпу, даже не заботясь о том, подходят ли предметы гардероба по тону друг к другу, а затем хлопнула за собой дверью с такой силой, что в нижнем левом углу дверного окна появилась трещина.
«Давай, и это тоже в список занеси».
Единорожка решительно направилась в город, уделяя мало внимания происходящему вокруг, пока её мысли не прервал знакомый голос.
— Приветик, Рэрити!
Единорожка громко простонала, не успев спохватиться. Именно эту пони она сейчас хотела встретить меньше всех. Сменив выражение лица с разгневанного на то, которое, как очень надеялась Рэрити, сойдет за нейтральное, кобылка повернулась к прыгающей к ней Пинки Пай.
— Как хорошо, что я тебя встретила! Только что зашла в магазин к тебе, а тебя и нет, и я подумала: «О нет, если её нет дома, то я не смогу отдать ей письмо, а если я не смогу отдать письмо, то, возможно, снова о нём забуду», — но потом по пути назад увидела тебя и такая: «Опа, это же Рэрити! Надо срочно его отдать, пока я не забыла», — и вот я…
— Пинки, — уныло перебила единорожка. От неугомонной кобылки у неё вот-вот снова разболится голова. — Что тебе нужно?
— О, точно! Вот, держи, — абсолютно невозмутимо ответила земнопони.
Она достала потёртый конверт из своей гривы и с улыбкой передала его Рэрити.
— Нам в офис доставили по ошибке уже давно. Наверное, на почте просто забыли, что у старой галереи уже есть владелец, что, кстати, неудивительно, ведь ещё недавно все касающиеся её письма отсылали либо Мини, либо в мэрию…
Рэрити уже не слышала, о чём там дальше лепетала Пинки. Письмо явно было от Кантерлотского исторического общества, и быстрый взгляд на его содержимое подтвердил, что это была копия того самого извещения, которое с утра ей предоставил Файн Лайн. В нём говорилось, что в течение трёх недель единорожке стоит ожидать проверку.
«Похоже, жаловаться на этого гнусного щёголя нет смысла», — подумала Рэрити, стиснув зубы.
Пинки что-то там продолжала говорить, но затем единорожка смерила её таким взглядом, что даже до неё, видимо, дошло, что что-то было не так.
— Эм… Рэрити? — улыбка Пинки немного угасла. — Прости, я правда не хотела так затягивать с этим. Просто Мини была очень занята со всеми этими домами на продажу и…
— Ты хоть понимаешь, насколько важным было это письмо? — прорычала единорожка.
Весь тот гнев, оставшийся после визита Файн Лайна, закипал снова, только и ожидая возможности вырваться наружу.
— Эм… очень, очень важным?
— Очень, очень, очень важным, — выплюнула Рэрити. — Знаешь, меня сегодня неприятно удивило посещением Кантерлотское историческое общество. И, благодаря тебе, у меня не было ни единого шанса к нему приготовиться. А знаешь ещё что?
Единорожка бросила письмо и вдавила его копытом в грязь.
— Из-за этого я могу потерять огромную часть стартового капитала, и всё, над чем я работала, вылетит в трубу!
— Я… я не думала…
— О, вот тут ты права! — огрызнулась единорожка, поднимая голос, и начала втаптывать в землю конверт. Брызги грязи попали на Пинки, отчего та попятилась. — За все эти недели перекладывания бумажек и игр в кондитера ты хоть раз подумала, что неплохо было бы доставить мне, одному из ваших клиентов, в конце концов, письмо вовремя, а? Что, копыта бы отсохли дойти и сунуть его в почтовое окошко?
Пинки уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла его, когда Рэрити угрожающе указала на неё копытом.
— Уж не знаю, где были твои легендарные навыки организации, но в будущем я надеюсь на большую ответственность с твоей стороны, прежде чем разрушишь жизнь ещё одного клиента.
Рэрити развернулась и, сделав несколько намеренно уверенных шагов, добавила:
— И, будь уверена, Могидж об этом узнает.
После этого единорожка пошла вперёд, даже не удосужившись оглянуться на Пинки. Немного спустя Рэрити огорчённо выдохнула. Она надеялась, что, выплеснув немного злости, почувствует себя лучше, но в итоге оказалось наоборот. По крайней мере сорвалась она не просто так.
Затем единорожка поняла, что на рыночной площади было непривычно тихо. Оглянувшись, Рэрити заметила, как некоторые пони на неё смотрят, и среди них Эпплджек. Фермерша стояла у своего лотка с тревожаще хмурым лицом.
«Да что она понимает», — подумала единорожка и, игнорируя взгляды, решительно направилась вперёд. Вскоре рынок остался позади, уступив место петляющим дорожкам и бесчисленным домикам с соломенными крышами. Впереди маячили укрытые снегом ветки городского дерева-библиотеки. Должно быть, уже в сотый раз Рэрити вопрошала, кому пришла в голову идея превратить огромный дуб в живое вместилище книг и почему именно в Понивилле? Вероятно, эти вопросы навсегда останутся без ответов. Не за историей дерева она сюда направлялась.
Единорожка толкнула красную дверь, отчего табличка с надписью «открыто» слегка ударила о деревянную поверхность, а сверху зазвенели три колокольчика. За массивным столом, прогибающимся под аккуратными стопками бумаг, сидела пожилая пегаска, которая, завидев закрывающую за собой дверь Рэрити, быстро улыбнулась единорожке. Шерсть у библиотекарши была цвета весенней травы, а спутанная грива — белоснежной. Возможно, сказалось напряжение, усиливавшееся в течение дня, но во взгляде пегаски Рэрити заметила некую настороженность, которую раньше никогда не видела.
— Здравствуй, Рэрити.
Голос кобылы был добродушен и мягок, с лёгким провинциальным акцентом. Преклонные годы выдавала только едва слышимая хрипотца, которая, иронично, всегда напоминала единорожке о плотных страницах старых книг. Пегаска встала, отчего её левое ухо безвольно наклонилось вперёд, и вышла из-за стола.
— Что привело тебя сюда в столь приятный день?
— Здравствуйте, миз Ляссе.
Как и многие в Понивилле, Рэрити всегда обращалась к библиотекарше не иначе как миз. Она была из тех вечно пожилых пони, к которым можно было обращаться только формально. Единорожка устало улыбнулась и сняла сапоги, поставив их около двери.
— У тебя всё хорошо? — спросила миз Ляссе, едва прищурив взгляд.
Рэрити замерла, почти повесив пальто, затем опустила плечи и вздохнула.
— Хотела бы я сказать «да». Но на самом деле день выдался крайне никудышным.
— Жаль это слышать, — сказала пегаска и сочувственно улыбнулась. — Могу я чем-нибудь помочь? Если ты за новыми каталогами, боюсь, они ещё не пришли…
— На самом деле сегодня у меня другой вид изысканий. Моя мама упоминала, что я переехала в старую ратушу?
— Да… да, упоминала, — медленно подтвердила Ляссе и поправила копытом ухо. — Конечно, я предполагала, что ты хочешь открыть магазин. Не думала только, что он будет там. Слушай, я помню, как её строили. Одно из первых зданий в Понивилле и самое большое на тот момент. Да, всё меняется.
— Для некоторых даже слишком.
— То есть? — резко повернулась к единорожке Ляссе.
— Похоже, я перешла дорогу Кантерлотскому историческому обществу, — объяснила Рэрити. — Я надеялась, что смогу найти достаточно информации об истории ратуши, чтобы доказать, что мои действия её никак не портят. У вас есть что-нибудь по этому поводу?
— Ну, — пегаска, казалось, немного расслабилась, попав в свою стихию, — я не знаю, сможет ли тебе это помочь… но я знаю несколько старых статей о ратуше. Я и сама много помнила о ней до того… до того, как состарилась, — посмеялась Ляссе.
— Прекрасно, — Рэрити и сама немного посмеялась про себя. — Аппарат для просмотра микрофиш всё ещё внизу, да?
— Да, он там. Только… не торопись. Давай я сначала вниз схожу, приберусь. А то там бардак. Нечасто этим аппаратом пользуются, да и я смогу для тебя найти нужные заметки быстрее. А ты пока можешь выпить чашечку горячего какао и потом спуститься, а? — предложила пегаска, указав на маленький столик, всегда заполненный угощениями для гостей библиотеки. Над ним висело зеркало в тёмно-красной раме, и Рэрити подошла к столику как раз вовремя, чтобы увидеть в отражении, как миз Ляссе оглянулась на единорожку и скрылась на лестнице в подвал. Кобылка внимательно изучила зеркало, испытав странное чувство дежавю, которое она быстро выкинула из головы, и принялась наливать какао.
Поразительно, но миз Ляссе всегда ставила комфорт посетителей превыше сохранности книг. Вероятно, ей приходилось выписывать больше книг на замену, чем среднестатистическому библиотекарю, но стоило спросить её об этом, как она всегда отшучивалась.
«Каждой книге найдётся замена, а вот посетителям — нет»,— говорила она. — «Если какой-нибудь принципиальной кобылке захочется прийти сюда и охранять книги, словно они жеребята самой Селестии, то пожалуйста, милости прошу, как только меня в деревянный макинтош оденут».
Рэрити улыбнулась и, вдохнув горьковато-сладкий пар из тёплой кружки, направилась в подвал. Спускаясь по лестнице, единорожка обратила внимание на яркие, тихо шипящие лампы с калильными сетками, отчего испытала укол зависти.
Внизу библиотекарша включала ещё более яркую друммондову лампу[1] под стеклом аппарата для чтения микрофиш, который представлял из себя уродливого вида ящик с большим набором линз, ведущих к овальному окошку. Рядом лежало несколько папок с кусочками плёнки, каждая из которых была педантично подписана и датирована.
— А, вот и ты, Рэрити, — сказала Ляссе, после чего кивнула головой, чтобы поправить ухо. Затем пегаска взяла одну из папок со стола. — Вот эти времён постройки cтарой ратуши. Новую возвели через одиннадцать лет, так что за те года тебе, возможно, тоже стоит посмотреть статьи.
— Идеально, — ответила Рэрити, поставив кружку на стол. — А вы не помните, как её использовали после переезда мэрии?
— О, да как только не использовали, — медленно начала библиотекарша. — Заехали и съехали несколько заведений, но к тому времени здание уже поизносилось. Тогда всех больше интересовала северная часть города. Понивилль процветал, и все хотели, чтобы он разросся подальше от границ Вечнодикого как можно быстрее. Их можно было понять.
Ухо Ляссе снова покосилось, но она не обратила на это внимания и продолжила идти вверх по лестнице.
— Думаю, да. О, кстати, я тут поговорила с пони, которая держит яблочный лоток на рынке, — продолжила Рэрити.
— Эпплджек?
— Именно. Она сказала, что там была картинная галерея. Вы слышали что-нибудь об этом?
У миз Ляссе затрепетали крылья, словно её испугали, и она уронила папку. Пегаска наклонилась и, бормоча что-то себе под нос, подобрала документы и положила себе под крыло.
— Да, слышала, — наконец вымолвила кобыла. — Ей владела молодая художница по имени… а вот имя я и не припомню.
Пегаска посмотрела себе под ноги.
— Помню лишь, что она была последней из тех, кто пытался что-то сделать из Старой ратуши. Было это в… девятьсот пятьдесят девятом, если я не путаю.
— И что было потом? — спросила Рэрити, с любопытством смотря на миз Ляссе.
— Да не задалось у неё. И неудивительно, в таком маленьком городке. Закрыла галерею через пару лет. После этим местом уже никто не интересовался, — фыркнула она, словно в раздражении, а затем посмотрела на единорожку. — Аккуратнее с какао. Микрофиши заменить сложнее, чем книги.
— Не беспокойтесь, мэм, — кивнула Рэрити и принялась за работу.
За три часа единорожка обнаружила настоящую золотую жилу и занесла её в многочисленные заметки. С момента постройки ратуша сменила как минимум четырёх владельцев, и каждый из них серьёзно переделывал её под свои нужды. Больше всего ущерба нанёс ресторан, который в итоге даже не открылся — именно он сумел довести экстерьер до такого гнетущего вида. Затем пару лет ратуша пустовала, и Рэрити перешла сразу к статьям из пятьдесят девятого. Похоже, это была последняя глава в истории здания — после уже сама единорожка в него въехала.
Жители в восторге от скорого приезда художника
Известный художник-пейзажист, мисс Тула Рула, объявила, что откроет свою студию в старой понивилльской ратуше. Многие жители поддержали её решение и назвали это хорошим признаком дальнейшего развития города.
— Это отличный показатель культурного и индустриального роста Понивилля, — в эксклюзивном интервью для Экспресс сказала наш знаменитый мэр. — Мы ожидаем, что мисс Рула станет почётным членом и созидателем в нашем великом сообществе, так что совет единогласно принял её предложение и одобрил сделку.
Однако несмотря на всю суету, мало остаётся известно о самой художнице. Конечно, следует ожидать определённой таинственности вокруг великого деятеля искусства, но мисс Рула согласилась дать нам интервью во время осмотра своего нового дома в прошлый четверг.
— Недавно из жизни ушёл мой отец, земля ему пухом, а наш семейный дом оказался для меня одной слишком большим и мрачным. Понимаете, из некогда большой семьи осталась я одна. Так что я собрала вещи и направилась сюда, в Понивилль; тут я надеюсь начать новую прекрасную жизнь.
Мы, сотрудники Экспресс, от лица всех жителей выражаем ей глубочайшие соболезнования и передаём, что с нетерпением ожидаем её переезда в наш город.
Рэрити вернулась к началу страницы, где была изображена старинная фотография Тулы Рулы, стоящей перед будущей картинной галереей. На фоне зловещим силуэтом нависала ратуша, чьи стены, благодаря несовершенной камере, выглядели абсолютно чёрными. Тула же улыбалась, глядя в объектив, и хотя по фотографии было невозможно определить цвета, Рэрити нашла однозначные подтверждения своим подозрениям: это была та самая розовая земнопони, чей портрет лежал в подвале и кто, предположительно, нарисовал остальные беспокоящие полотна.
— Ну, если она такие картины рисовала, то неудивительно, почему у её галереи не задались дела. Чего и говорить, «известный художник-пейзажист», — сказала Рэрити сама себе.
Единорожка продолжила поиски, но не нашла больше ни одной статьи о Туле Руле. Последнее упоминание о галерее было в заметке об аукционе десятью годами позже. В статье были перечислены такие позиции, как антикварные шкафы, зеркала, столы и другие предметы интерьера, выставленные на продажу, чтобы «собрать средства на сохранение недвижимого имущества под опекой города». Рэрити предположила, что после первоначального возбуждения слава художницы в городе поугасла, и в итоге Тула Рула закрыла галерею и уехала, не оставив после себя ничего, кроме прощальной записки, лишив город высокого искусства.
Впрочем, единорожка и так нашла, что искала. Собрав записи, она погасила лампы и направилась на первый этаж.
— Отыскала что-нибудь? — спросила миз Ляссе, подняв взгляд со стола.
— Думаю, да, — ответила Рэрити с усталой улыбкой. — Спасибо большое, миз Ляссе. Вы понятия не имеете, как много это для меня значит.
— Ну, будем надеяться, что всё у тебя сложится. — Пегаска проводила кобылку до двери. — А я жду не дождусь, когда смогу увидеть, как ты преобразила ратушу. Селестия свидетель, она заслуживает лучшего.
— Я тоже так думаю. Кстати говоря, а вы случаем не знаете, что стало с художницей после того, как она уехала из Понивилля? Просто так получилось, что у меня в подвале целая куча предположительно её картин, и я, ну, в скором времени думаю от них избавиться.
В этот раз миз Ляссе абсолютно точно оцепенела, положив копыто на дверную ручку. Ошарашенно кобыла посмотрела на Рэрити, её лицо стало слегка бледным.
— Они ещё там?
— Ну да, так и есть, — ответила единорожка, удивившись такой реакции. — В статье была фотография художницы по прибытию в Понивилль, а в подвале её автопортрет среди остальных картин.
— Я думала, они их тоже пустили с молотка. Как сделали со всем остальным… — пробормотала кобыла, словно больше для себя, чем для Рэрити. Миз Ляссе оглядела комнату и чуть-чуть задержала взгляд на зеркале над столом с угощениями, затем посмотрела на единорожку и улыбнулась: — Если ты их видела, то, думаю, не стоит тебе объяснять, почему они не пользовались здесь особой популярностью. Честно говоря, на твоём месте я бы их просто выбросила. Не думаю, что потраченное на них время хоть как-то окупится.
— О, что вы, я так не могу! — поразилась Рэрити, надевая пальто и сапоги. — Они, конечно, не в моём вкусе, но я не позволю себе просто взять и выкинуть чужой труд на помойку!
— Если она ещё жива, то ей сейчас даже больше лет, чем мне, — сказала пегаска с едва уловимыми нотками раздражения и открыла дверь. — Будь Туле до них дело, она бы вернулась. Послушай моего совета, выкинь их.
Где-то позади них раздался резкий удар, словно что-то упало и разбилось, хотя звук был быстрым и обособленным, без звона осколков. Рэрити обернулась, но не увидела ничего, что могло издать такой шум.
— Что это было?
— Да ничего особенного, — оглянувшись, ответила миз Ляссе, только голос её стал резкий и напряжённый. — Поди, чашку не так поставила. Думаю, тебе пора, Рэрити.
— Миз Ляссе? Всё нормально? — нахмурилась единорожка, когда её выставили за дверь. Что-то в словах кобылы было странное, но что именно?
— Да, да. Просто притомилась сегодня, а у тебя ещё много дел. Жду тебя с нетерпением!
И засим дверь захлопнулась. Рэрити постояла немного, озадаченная и немного встревоженная внезапной переменой в поведении библиотекарши. Нерешительно она повернулась и направилась на юг, к дому. Оглянувшись, единорожка увидела в окне сидевшую за столом и что-то читавшую миз Ляссе. Стоило Рэрити отвернуться, как она поняла, что её заинтересовало. Кобыла упомянула Тулу Рулу по имени, хотя ранее сказала, что его не помнит.
«Странно, — подумала Рэрити. — Должно быть, вспомнила».
Списав необычное поведение на причуды пожилой библиотекарши, Рэрити продолжила свой путь и начала думать о том, как составит язвительную апелляцию Кантерлотскому историческому обществу.