Поздний ужин

Ночной порой я в лес пойду,
И чудо в том лесу найду.
Полюбовавшись, соберу,
И до рассвета унесу...

Смутная тень медленно кралась вдоль берега небольшой речушки. Здесь по ночам расцветали совершенно особенные, нигде более невиданные цветы, распускаясь над невзрачными корявыми и колючими кустами нежным серебристым сиянием в лунном свете. Остановившись, тень извлекла из сумки длинные серебряные ножницы, осторожно и беззвучно принялась срезать цветы, казалось, едва слышно звенящие длинными колокольцами соцветий.

Но чудеса в лесу свою
Имеют иной раз цену,
И потревожив тишину,
На круп беду я огребу...

Тень, отступая от купки цветов, отшатнулась от вспорхнувшей из цветка шлейфом искр эфирной бабочки и зацепилась краем плаща за куст. Раздавшийся треск заставил гостью испуганно замереть на месте. В тени капюшона загорелись, отражая лунный блеск, тревожные глаза — и пони опрометью кинулась прочь, скрываясь в зарослях. Однако было поздно. Округлое серое пятно на земле невдалеке от цветов вздулось пологим холмом, лопнуло, раскрываясь кожистыми лепестками, и в мерцающем облачке спор выпустило мягкие на вид ноздреватые шары. Подпрыгивая и перекатываясь, они пустились в погоню, временами приникая к земле и словно впитывая тающий запах беглянки.

Грибы, что в чаще сей растут,
Их сыроежками зовут.
Но мало кто кидал их в суп -
Они гостей сырыми жрут.

Капюшон слетел, открывая полосатую мордашку. Зебра во всю прыть мчалась по лесу, перепрыгивая колючие кусты и бурелом, ей не удалось бы бежать так быстро, не знай она Лес лучше, чем свои четыре копыта. Стремительно проскочив лесистый холм, она вдруг резко остановилась. Впереди хмуро темнел язвой, рассекающей распадок, глубокий овраг. Отступив на шаг, Зекора оглянулась. Тяжёлые мягкие шлепки приближались, между деревьями замелькали округлые пятна. Воздух разорвал тоненький неприятный писк — сыроежки увидели добычу и отчаянно торопились настичь её.

Коль ноги будут не быстры,
А ум и чувства не остры,
От сыроежек не уйти,
Уж больно твари те шустры...

Пищащая волна хищных колобков с ликованием катилась по склону, подпрыгивая и приплясывая. Стоящая на краю оврага зебра, будто оцепенев от страха, не двигалась с места. Сыроежкам, жадно толкающейся гурьбой набегавшим на неё, оставалось лишь несколько шагов, но тут зебра метнулась к дереву на самом краю оврага. Миг — и она перелетела через провал на прочном канате, легко приземлилась на дальнем краю и обернулась, с усмешкой глядя, как разогнавшиеся грибы всей кучей сбились на краю оврага в визжащий ком, качнулись и дружно ухнули вниз. Глухо шмякнуло и стало тихо.

Но силой ум не превозмочь,
Грибы ловить пришла я в ночь.
Добычу нынче соберу,
И на зиму их засолю.

Зекора подхватила спрятанные в траве мешки и увесистый дрын, окованный железом, осмотрелась на предмет других любителей сыроежек или зебрятинки — но Лес робко притих. Пара-тройка не свалившихся вниз грибов, бестолково мнущихся у края оврага, поймав на себе оценивающий взгляд зебры, замерли. Полосатая кобылка облизнулась. Грибы заверещали и кинулись наупрыг под негромкий смех шаманки.

И сыроежки взяли в толк,
Что зебра не пойдёт им впрок.
Мораль сей басни несложна,

На первом месте — голова!

Сообщив Лесу сию нехитрую истину, Зекора закинула на спину стопку мешков, помахала дрыном, примериваясь, и отправилась к присмотренному загодя пологому спуску на дно оврага. Ночка выдалась урожайная, что ни говори.