Зыбучие пески

У меня есть рот, и я должна что-то сделать

Копыта погрузились.

Ривер Сонг знала, что не нужно ходить в лес.

Мама часто давала ей понять, что это небезопасно.

Когда Ривер Сонг однажды попыталась пройти по тропинке в лес, мама вытянула копыто и преградила ей путь. Затем старшая киринка посмотрела на неё пустым взглядом и заморгала немного быстрее, чем обычно. А потом она отвела Ривер Сонг обратно в дом на ужин, который успел остыть, потому что она слишком долго отсутствовала. Так мама показала, как сильно она её любит.

Ривер Сонг пришла в лес за синими вещами. Но что это были за синие штучки? Вокруг неё было много синего цвета, от мягкого до тёмного. Вода была голубовато-зелёного оттенка. В небе читалась прозрачная голубизна. За этим ли она забрела так далеко? Небо, такое манящее и недостижимое. Она попыталась дотянуться до него одним из своих копыт. Но ничего не произошло, оно только глубже погрузилось в зыбучие пески.

Ривер Сонг знала не так уж много слов. Поэтому юная киринка не могла точно вспомнить, в поисках каких именно синих вещей она забрела в лес. Она не могла произнести эти слова вслух, только записать их. И она почти ничего не записывала. Поэтому слова часто вылетали у неё из головы.

Слова ускользнули, когда она не смогла их произнести.

Колени погрузились.

Она продолжала погружаться в зыбучие пески.

Ривер Сонг забрела слишком далеко в лес, чтобы её можно было так легко найти. Она не могла топнуть копытом. Она попыталась свистнуть. У неё ничего не получилось. Тогда она попыталась прищёлкнуть языком. Но этот слабый звук сливался с кваканьем древесных лягушек неподалёку.

Кто-то из её одноклассников на игровой площадке убедил её сходить за какими-то секретными синими вещами в лес. Были поверья, что секретные синие штуковины могли заставить кирина снова заговорить. Никто не знал, насколько они правдивы, но её друзья подзадорили Ривер Сонг разгадать эту тайну.

Днём она ушла в лес, когда солнце находилось очень высоко. Она пошла по той тропинке, по которой мама строго-настрого запретила ей ходить. Она почувствовала, что остановилась, но маминого копыта на самом деле не было рядом. Это было так забавно. Она испытала чувство, от которого ей захотелось неудержимо выдохнуть, но остановила себя. Юная киринка продолжила идти вглубь леса.

Ривер Сонг зашла в кусты, чтобы поискать какие-нибудь синие штуковины. Там наткнулась на виноградную лозу. Ей потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Но остальная часть прогулки прошла довольно гладко. Она нашла поляну с участком коричневой грязи. Она ступила на коричневое пятно.

И вот так она оказалась в зыбучих песках. Она прокрутила это в голове уже дюжину раз. Было такое чувство, что она что-то делала, проигрывая в голове различные варианты. Но ничего не происходило. Она даже не могла никому рассказать эту историю. Однажды мимо пробежала белка и посмотрела на неё. У киринки отвисла челюсть, но из горла вырвался лишь слабый звук. Белка её не услышала. Она просто склонила голову набок и принялась грызть жёлудь.

Затем белка убежала.

Ривер Сонг снова прокрутила в уме эту историю. Может быть, если бы она заставила свою жизнь промелькнуть у неё перед глазами сейчас, то настоящая смерть была бы не такой уж страшной?

Живот погрузился.

Она задавалась вопросом, будет ли мама скучать по ней?

Ривер Сонг знала, что мама любит её. Она знала, что мама хвалит её, когда она ела с тарелки за ужином, а мама наклоняла голову, дважды зажигала свой рог и улыбалась ей. Вероятно, это означало любовь. И если она любила её, мамочка наверняка стала бы скучать по ней.

Ей многое нравилось в маме. Она скучала по многим вещам. Ривер Сонг скучала по тому дню, когда мама проводила её домой из школы, после чего они пошли за мороженым в киоск.

Скучала по другому дню, когда мама провожала её домой из школы, и они купили что-то ещё в другом киоске.

Юная киринка скучала по ещё одному дню, когда кто-то другой проводил её обратно куда-то ещё, и мамочка была там, но не там, и она держала в копытцах что-то ещё из какого-то другого места. Она могла припомнить ещё по меньшей мере пятнадцать таких дней. Но всё они были какими-то другими… скомканными и словно перемешанными друг с другом.

Она скучала по тому уже далёкому дню, когда...

Она скучала по нему...

Она горевала...

Она тосковала...

Она переживала...

Она поперхнулась. Дышать, будучи объятой зыбучими песками, становилось всё тяжелее.

Если бы у неё было достаточно слов, чтобы именовать каждый прожитый ею день, она бы скучала по маме дольше.

Но она этого не сделала. Так она перестала скучать по маме.

Мамино некогда живое лицо превратилось в блеклую маску.

Шея погрузилась.

Может, она научится говорить в следующей жизни?

Ривер Сонг попыталась обдумать все слова, которые ей предстояло произнести. "Синий". "Лес". "Мамочка". "Зыбучие пески". Как они звучали? Имело ли это значение? Могла бы она просто произнести любой звук, который ей захочется, и позволить ему стать тем словом, которое она хотела слышать?

Когда она читает слово, её разум придумывает для него звук. "Синий" — звучал как лёгкий всплеск. Как звук голубой воды, когда бросаешь в её гладь камешек. "Лес" был щекочущим звуком. Как шелест листьев на деревьях и под её копытами.

Сначала "Мамочка" звучала как тёплый медовый звук, м-м-м... Но теперь Ривер Сонг не была в этом уверена. Она совсем не была уверена. Может быть, какой-то восторженный звук. Или звук полного обожания. Как будто тело разрывает на части бурлящая река.

Но она знала, как позвать на помощь. Сделать это было легко. Просто кричи. Она ясно помнила инструкцию — вдохнуть, затем выдохнуть и позволить воздуху пощекотать голосовые связки. Несмотря на то, что Ривер Сонг не делала этого раньше, она знала, что если бы смогла это сделать, это было бы на уровне восприятия. Ей даже не нужно было бы знать, что означает "синий". Или что означает слово "лес". Или "зыбучие пески". Или "мамочка". Всё, что ей нужно было сделать, это просто закричать.

Закричать!

...

...

Ривер Сонг разрыдалась.

Она перестала плакать после того, как поняла, что слёзы лишь сильнее увлажняют песок и ускоряют её погружение.

Подбородок погрузился.

После тридцати минут созерцания Ривер Сонг поняла, что деревья плачут.

Раньше она думала, что деревья поют каждый раз, когда ветер колышет их ветви. Но на самом деле они плакали. Зыбучие пески, давившие ей на уши, изменили звук.

Чем сильнее завывал ветер, тем больше они раскачивались и тем громче плакали. Деревья, должно быть, чувствуют себя свободными, когда колышутся по ветру. Как будто они летают, точно так же, как птицы и пчёлы вокруг них. Но, несмотря ни на что, они окажутся в ловушке. Их корни будут прижаты к земле. Пока они живы, они никогда не будут свободны. Они это знают. Поэтому деревья плачут. Они хотели быть свободными, как и она. И хотя они не могли освободится, деревья никогда не переставали надеяться.

Но не было никакого смысла знать всё это. Знание ничего не могло изменить. Это не могло сделать её свободнее. Ни больше, ни меньше.

Её постигла та же участь.

Она покачала головой, совсем как верхушка дерева под порывами ветра. Её копыта больше не подчинялись ей, словно став корнями. Зыбучие пески зафиксировали их, как бетон.

Её голова погрузилась.

Ривер Сонг не потрудилась открыть рот, чтобы сделать последний вдох.