Глава 2. За каждой парой крыльев →

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 1. Полёт без крыльев

Полёт без крыльев

Эквестрийская Пустошь.

Она отбирает всё, но взамен даёт две вещи. Свободу и мечты.

Свободу выбирать собственный путь. Будете ли вы наслаждаться беззаконием Пустоши и добиваться всего за счёт других. Останетесь ли вы никому не известным выжившим, просто живущим и принимающим суровую реальность, чтобы обеспечить своё дальнейшее существование. Или попытаетесь восстать против системы, стать героем и победить саму Пустошь.

Мечты, верить в мир, который вы вольны принять или отвергнуть. Тёмное прошлое, смутное настоящее или будущее, которое вы только можете представить. Будет ли оно запревшим болотом или землёй, наполненной безграничной надеждой, погребённой глубоко в тех немногих добрых душах, что остались на Пустошах.

Каждому пони на Пустошах даны два этих элемента, чтобы они сами могли превратить их в то, что важно именно им. Каждому, кроме тех, что были давно всеми позабыты.

Рабы.

Рождённые без права выбора, лишённые его не благодаря Пустоши, а другими пони. Они усердно трудятся, обречённые на то, чтобы в будущем стать сухой статистикой, на которую можно будет однажды взглянуть.

У них нет свободы. Они не знают, что значит мечтать.

Эта история о рабе, который посмел мечтать.

“Поработаешь с рабами в Филли и поневоле затоскуешь по ядерной зиме…”

“Каково это быть рождённым рабом?”

Полагаю мне стоит объяснить кое-что о рождении в рабстве, ведь это немного отличается от более привычного способа порабощения в виде захвата и принуждения. В первую очередь, вы никогда не познаете концепцию выбора. Ваша жизнь состоит не более чем из получения и выполнения приказов. Многие верят в миф, что взросление в тяжелой среде закаляет, помогает стать сильным и позволяет со временем свергнуть своих хозяев.

К сожалению, правда в том, что взрослея таким образом, вы вырастете маленьким, немощным пони, без образования и с минимумом стремлений. Как может пони, который никогда не знал свободы внешнего мира знать, чего он хочет от этого мира? Конечно, рассказывали, что иногда появлялись сильные земнопони, одарённые единороги или выносливые, проворные пегасы, которые были исключениями.

Я исключением не был.

Самый мелкий из семи жеребят, рождённых от неизвестного отца матерью, что была заражена порчей, в лагере близ Разбитого Копыта. Учитывая как именно обращались с кобылами в рабских лагерях, моим отцом скорее всего был один из тех суровых пони, что отдают нам приказы и избивают за невыполнение нормы. Первым моим занятием стало тягание телеги, но по прошествию лет стало ясно, что я не стану ни больше, ни сильнее. И, тем самым, не оправдав ожидания хозяина, я был продан. Моя мать молила и упрашивала. Она предложила что угодно, включая саму себя, чтобы они передумали и оставили меня с ней. И хоть это было уже давно, я всё ещё четко помню как они смеялись над ней. Они ответили, что и так могут получить от неё что угодно. Мы были рабами. Никаких козырных карт.

Меня продали за жалкую сотню крышек на ферму камней с восточной окраины Уайттэйл Вудс. Оторванный от матери, я был немедленно привлечен к бессмысленной обязанности передвигать камни по пустой и безжизненной земле в поисках драгоценностей. С новой обстановкой пришли и новые трудности. В то время как тягание телег и тяжелый физический труд пошатнули моё здоровье и развитие, теперь я оказался одиноким малявкой в лагере рабов, полном других пони, разделивших мою судьбу и только и ждущих кого-то, кто займёт нижнее место всей иерархии. Они били меня, издевались надо мной, отбирали еду и те немногие личные вещи, что порой позволяли себе рабы. Мне пришлось научиться быть скрытным и воровать по ночам то, что у меня отобрали… получалось не всегда. У меня остались шрамы от плети по всей спине.

Честно, я хотел бы сказать, что такое детство закалило меня, научило быть независимым, храбрым и решительным, как тех пони из рассказов. Но правда в том, что это не так. Как я и сказал, если ты родился рабом, то ты не понимаешь что такое выбор. Вы знаете как думать самостоятельно, только если речь не заходит о самых базовых физических потребностях вроде еды или воды. Если хозяин говорит прыгать, вы спрашиваете в какой радиоактивный кратер.

Ни свободной воли, ни решимости сделать собственный выбор и только немного мечтаний о чём-то большем, чем просто безболезненная смерть в конце пути.

Если нужны ещё доказательства, то просто взгляните на мой круп и увидете там символ контракта. Моя кьютимарка это открытые железные кандалы с цепью, готовые в любой момент сомкнуться на моих ногах, если я выйду за рамки дозволенного. Она появилась в день, когда я утратил всякую надежду и с тех пор служит мне напоминанием о том, что я раб.

С того дня, как я получил самую ненавистную кьютимарку, которая только может быть, моя судьба была выкована окончательно. Я страдал на разных работах, пока не прошёл через копыта десятка хозяев, что перекидывали несчастного недоростка за горстку крышек. Надо мной издевались, меня избивали, морили голодом и лишали внимания до такой степени, что я стал забывать сам себя. С каждым годом всё становилось всё более и более размытым, а жизнь превратилась в бесконечный цикл тяжёлого труда, наказаний и лишений. Мне даже не нужно было попадать на Пустоши, чтобы испытать самое худшее, что мог предложить этот мир.

По крайней мере я так думал. В один день мой хозяин в Мэйнхеттене получил предложение от которого он не мог отказаться. Многообещающая сделка с другим рабовладельцем с другого конца пустошей, который выкупал за приличную сумму любых рабов, которых только мог. И вот в очередной раз, меня в конвое с такими же обречёнными пони провели к моему следующему месту труда. Но оно было не таким, как все что были до этого. Моим следующим местом стал рабский лагерь в Филлидельфии. Под копытом Красного Глаза.

По прибытии я обнаружил, что адский, полный жестокости город, который, казалось бы, мог существовать только в кошмарах, оказался реальным. Живой, дышащий лабиринт раскаленного докрасна металла, обжигающего жара и тяжёлого, густого дыма. Всё это было построено вокруг огромного кратера от жар-бомбы, фонящего магической радиацией и давящего на сознание своим гнетущим видом. Масштабы превзошли все мои ожидания, рабочие нагрузки были за гранью того, что простой пони мог хотя бы надеяться выполнить, и всё это под властью, которая фанатично призывала к “Единству”. Красный Глаз часто рассказывал нам через громкоговорители как все мы помогаем единству спасать Эквестрию. Для таких рабов как я, всё это “единство” представляло из себя лишь угрозу быть уведённым непонятно куда для того, чтобы стать его частью. Бедные пони, которых забрали, никогда не возвращались.

Что ещё хуже для самих рабов, так это то, что власть без колебаний отсеивала слабых и использовала их наказание в качестве примера для повышение эффективности остальных рабов.

К сожалению, как я уже говорил, я очень слаб.

Это было слишком для меня. После череды ужасов, я сорвался. Нагрузки сломали меня и заставили в безумном порыве попытаться сбежать от хозяев. Я мало что помню из событий той ночи. Смутные воспоминания о беге, криках и преследовании. Я даже не помню чего именно я хотел. Всё что я знаю это то, что меня поймали. Разочарование и боль были так сильны, что я так и не смог вспомнить что именно случилось, как будто выбросил это из головы, чтобы хоть немного ослабить страдание.

Последнее что я помню это то, что меня передали другому надзирателю. Я даже не знаю почему и едва ли смогу вспомнить об этом. Дни плавно перетекали в недели и я почти решил, что они забыли обо мне.

Только они не забыли. Ждали просто подходящего случая.

Они пришли ко мне и сказали, что я был приговорён к смерти в назидание другим и что я буду участвовать в следующем “фестивале”. Я быстро понял, что этим фестивалем будет очередная драка на смерть. Яма.

И следующая Яма как раз будет утром.

И так, они оставили меня испуганного, избитого и брошенного в камере в Филлидельфии ожидать собственной смерти утром. Вот такая она — моя жизнь. Короткая, трагическая история. Жизнь закончившаяся без единого шанса пожить для самого себя хоть немного.

Тем не менее, в том, что выглядело как конец, был тот маленький шанс, в котором судьба отказывала мне до этого момента и он ждал меня.

Шанс на попытку, шанс стать чем-то большим, чем просто ещё одной цифрой статистики.

— Эй, слизняк! Ждёшь завтрашнее шоу?

Голоса. Они звенели у меня в голове, игнорируя мои тщетные попытки заснуть в клетке. Я не мог избавиться от них как бы я не прятался. Одним из недостатков рождения от матери, зараженной порчей, был повышенный шанс генетических мутаций. Мне достались уши бóльшего размера и чувствительности. Конечно, подслушивать с ними удобно, но как насчёт ситуации, когда хозяин или надзиратель кричит вам в лицо. Это почти как засунуть ствол прямо себе в ухо и нажать на курок. Видимо Богини сочли недостаточными задержки физического развития, отсутствие образования и пожизненное рабство, и решили к тому же сделать меня мутантом. Это ещё одна причина почему я всегда старался избегать контакта с другими рабами.

Контактный зоопарк Фермы Развлечений Филлидельфии выполнял почти ту же самую задачу, что и двести лет назад: содержал взаперти одних живых существ для потехи других. Я плотнее натянул скудную одежду на себя и сжался в клубок в углу свинарника. Филлидельфийский красный смог проникал в мою клетку через один небольшой вход, предназначенный, вероятно, для маленьких свиней.

Я задумался о том как именно назывались маленькие свиньи? Ещё один вопрос, оставшийся без ответа и отброшенный в кучу таких же, что успели скопиться за мою жизнь.

— Напуган? Боишься подохнуть? Будешь орать? Ах, как же мы хотим послушать как ты завтра закричишь! Или завизжишь как поросёнок! Вот и потеха будет!

Ну вот и ответ. Снаружи было трое пони, уже давние рабы в Филли. Каждого из них притащили в этот зоопарк кричащим и брыкающимся, а затем объяснили, что именно так они проведут тот короткий остаток своих жизней. Я всё равно считал их счастливчиками. Они не родились рабами, они успели хоть какое-то время познать свободу. И они моментально восприняли это как признак превосходства, когда меня бросили в этот загон к тройке нарушителей. Я много раз был в самом низу иерархии, но в этот раз это была настоящая угроза. Они воровали мою еду, издевались над всем, что я делал и вымещали злобу и обиду на мне, используя меня в качестве груши для битья. Вскоре я начал прятаться в свинарнике зоопарка, пользуясь тем, что вход туда слишком маленький, чтобы в него мог пролезть любой пони крупнее меня.

Это трусость, но мне всё равно. Меня не учили ни гордости, ни храбрости. Всё что мне нужно делать это оставаться живым пока моим хозяевам не понадобятся мои умения на следующей работе, даже если работа заключается в том чтобы выйти на арену чтобы... чтобы…

— Ты сдохнешь, коротышка! Тебя забьют насмерть! Зарежут! Застрелят! Сожгут! Задушат!

… чтобы вот это вот всё, да. Я крепче обнял сам себя, частично мечтая о том, что если бы я смог сделать это достаточно сильно, то смог бы просто исчезнуть в углу. В хлеву было удушающе жарко и я не мог закрыть лицо копытами при этом не страдая от жара собственного дыхания. В эту ночь сна у меня не будет. Между насмешками, жаром и моим собственным гнетущим страхом, сны это последнее место, где я хотел бы оказаться.

Поэтому вместо этого, я остался неподвижным, съёжившись и, стянув свою скудную одежду вниз, тихо заплакал. Немного стыдно признаваться, но я довольно много плакал в жизни. Это был один из двух способов, которые я знал, выпустить всё, что накопилось. Много раз работал и не скрываясь рыдал, а временами бросал всё и убегал в загон чтобы спрятаться и поплакать там. Как понимаете, это нисколько не облегчало моё положение жертвы для любого раба, который искал кого-то слабее себя для самоутверждения.

Другим способом избавиться от накопившихся эмоций был единственный дозволенный мне предмет, что в тот момент я изо всех сил прижимал к животу, словно он каким-то образом мог спасти мою жизнь.

Мой дневник.

В багровом кошмаре и окружении заводов из кошмаров на яву в Филлидельфии, которая стала моим домом и местом, где я трудился на Красного Глаза, эта вещь приобрела для меня бóльшее значение, чем когда либо. Я не умел читать или писать; рабов не учили подобным вещам на Пустошах, а у моей матери не было времени или знаний чтобы обучить меня самостоятельно. Нет, вместо этого я рисовал.

Это был мой единственный способ самовыражения — взять кусочек угля или графитовую палочку и, приложив её к пожелтевшей бумаге, позволить эмоциям и чувствам диктовать что мне делать. Выражать мои мысли о том, что меня беспокоит или о том, чего я в тайне желаю. Но после того, как я попал в Филлидельфию, у дневника появилось и второе предназначение. Это был мой единственный якорь, удерживающий меня от безумия и угрозы закончить со всем этим так, как мог закончить любой из нас в любой момент. Средство с помощью которого я мог оградиться от всего — от жестоких рабов, тяжёлого труда и ужасных надзирателей. Когда я рисовал, я мог сосредоточиться на чем-то другом хотя бы на короткий промежуток времени. Я никогда особо не рассматривал собственные рисунки, вместо этого предпочитая рисовать новые снова и снова.

Голоса не умолкали, продолжая рассказывать в деталях как именно какой-нибудь крутой жеребец или злобная кобыла завтра со мной покончат. Часть меня хотела кричать на них, умолять уйти прочь и оставить меня в покое. Но это не сработало в первый раз, когда я попытался. На самом деле — стало только хуже.

Вместо этого, я сел и, с трудом отряхнув гнилое сено со своего хилого тела, достал дневник. Прикусив мелкий кусочек угля, который я украл из запасов, что мы часто использовали для работы, я начал погружаться в транс. Пытаясь игнорировать вкус угля, я разложил перед собой листок из дневника. Уголь встретился с бумагой и оставил за собой длинную и широкую дугу, которая со временем переросла в множество странных линий в форме… пони.

— Эй, коротышка! Ты чё там, плачешь? Давай, вылезай, мы тебя утешим! Даже дадим чего-нибудь поесть… после того как переварим!

Очередная волна шумного смеха. Игнорируй. Игнорируй всё это. Сконцентрируйся на линиях, формах и изгибах. Половину времени я даже не понимал что рисую.

— Наслаждайся всем, что у тебя есть в жизни, коротышка! Тебе ведь всё равно недолго осталось! Ох, стоп, у тебя ведь всё равно в ничего нет!

Игнорируй… игнорируй. Я пытался дать своему разуму полностью погрузиться в рисование. Шуршание угля по бумаге и медитативное блаженство, которое дарил сам процесс. Пусть моё подсознание сделает всю работу.

— Каково это — знать, что ты СДОХНЕШЬ!?

Я продолжал плакать, отбросив уголь куда-то в комнатку и с жалобным стоном прижал к себе рисунок. Их голоса и смех в голове затихли. Насмешки были не слышны и я медленно поднял рисунок, чтобы взглянуть на завершённую работу.

Мёртвый маленький пони с множеством ран из которых сочилась кровь, лежащий в яме в то время как на него сверху смотрел ухмыляющийся убийца.

Тихие всхлипы переросли в вой навзрыд и я, захлопнув дневник, снова свернулся в углу, в то время как голоса снова начали звучать и даже громче, чем раньше.

Я проснулся от резкого стука по решётке свинарника и чуть не подпрыгнул от неожиданности. Звук отдавался эхом всё громче, пронзая мои уши и помещение. Инстинкты взяли верх над разумом и я быстро, схватив дневник, вскочил на ноги и выполз через маленький проход в суровый внешний мир. Я не выспался. Звуки выстрелов откуда-то поблизости несколько раз нарушали мой покой. Наверное очередной дурак пытался сбежать. Это далеко не первый раз. В первую ночь, я увидел как пони разорвало пополам от выстрела из крупнокалиберной винтовки одного из грифонов-надзирателей хозяина Красного глаза. Он пытался помешать им забрать его жеребёнка от него. Яркий красный свет заставил меня прикрыть глаза, когда я устало поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Проморгавшись, мир снова приобрёл очертания в моих глазах.

Мой мир.

Филлидельфия. Надёжное промышленное сердце довоенной Эквестрии, и поныне, продолжало упрямо биться, но уже на Пустошах. Вокруг смертоносного кратера от жар-бомбы, его заводы, кузницы и фабрики были порядком изношены, но тем не менее, оставались рабочими и служили путеводной звездой и символом потенциала. Под властью хозяина Красного Глаза, рабы вновь запустили или восстановили их из мусора и отходов, найденных во множестве Стойл, что были разбросаны по всей пустоши. После многих лет реконструкции, всё это выглядело уже не столько, как восстановленные руины, сколько просто запущенные здания, если, конечно, сильно не присматриваться, ведь в таком случае будут заметны следы, что могла оставить только беспощадная погода Пустошей на протяжении двухсот лет. И если не учитывать то, на каком положении я здесь находился, то город меня весьма впечатлял.

Я хорошо знал эти фабрики. Именно там меня заставляли работать, таская тяжелые повозки с металлом и только что изготовленными боеприпасами. Работа там была самой тяжёлой и мне приходилось дышать ядовитыми парами, из-за чего я начал кашлять и задыхаться, впоследствии пролежав в таком состоянии несколько дней. Мне страшно представить в каком состоянии могут быть мои лёгкие после нескольких недель работы в этом кошмаре наяву.

— Мёрки Седьмой! Объясни мне, блять, прямо сейчас, почему ты ещё не пиздуешь на своё рабочее место!

Едва мои глаза привыкли к свету, я повернулся и немедленно поклонился единорогу-надзирателю до самой земли, как и был обучен. Его это не волновало. Грубый и резкий удар пришёлся мне по щеке когда он вскинул свои передние копыта. Я уселся на землю, в метре от того места где стоял, потирая ноющую челюсть и шатающийся зуб. Инстинктивно, меня охватило желание заплакать пока я приходил в себя, но сухой и жгучий смог Филлидельфии, а также все выплаканные прошедшей ночью слёзы, не позволили мне этого сделать. На рабочее место? Какое ещё рабочее место? Разве этот надзиратель не в курсе, что я приговорён к смерти через несколько часов?

— Я… — мой голос был тихим и хриплым, из-за жара кузниц горло требовало хоть немного воды. — Я должен быть в Яме позже этим… этим утром, хозяин. Простите. Я думал вы знае…

Его копыто встретилось с моим черепом, вновь опрокинув меня. Боль обжигала лицо и я почувствовал, как тело слабеет под ударами огромного надзирателя. Ужас переполнил меня при мысли об угрозе дальнейшего избиения. Я взглянул на жеребца одним глазом из-под копыта, которым прикрывал лицо и почувствовал как кровь течет струйкой с губы. Видимо прикусил язык.

— Да ебать очко Селестии, мне вообще похуй что ты собираешься подохнуть в этой Яме. С чего ты решил, что это освобождает тебя от работы? — спросил он и, изогнув шею, наклонился и прижался своим лицом к моему. — Красный Глаз купил тебя для работы; поднимай свою тощую сраку, надевай форму и приступай к работе!

От запаха из его рта у меня перехватило дыхание. Но он был прав, я просто не мог не подчиниться его приказам даже несмотря на то, что я пытался бороться с непреодолимым ужасом сворачивающим моё нутро от мыслей о скорой смерти. Он был моим смотрителем — я был его рабом. Промолчав в ответ, я утвердительно кивнул, поднялся на ноги и посмотрел на единорога.

Мой нынешний смотритель (не такой по старшинству как Красный Глаз, конечно же) был бледно-голубым жеребцом с грязной сине-зелёной гривой. В первый раз он представился как Хлыст. Ну, имя или прозвище, он ему прекрасно подходило, учитывая плётку, висящую у него на боку. У него был талант в обращении с ней и многие рабы Фермы Развлечений могут это подтвердить, в том числе и я.

Посмотрев в его пожелтевшие глаза, я получил необходимый стимул и, повернувшись, галопом побежал через зоопарк. Рабов часто оставляли без цепей, кандалов и даже без клеток или камер в Филлидельфии потому что… ну, а куда мы могли убежать? Часть города, что была под контролем Красного Глаза была обнесена колоссальной стеной, предназначенной скорее для предотвращения побегов изнутри, чем для отражения атак снаружи. Таким образом, рабам позволяли перемещаться туда, куда им нужно самостоятельно. Если же их не было в нужном месте в нужное время то, ну, последствия зависели только от того был ли поймавший тебя надзиратель в хорошем настроении или нет.

Проходя мимо своего дома-свинарника, я взглянул на стену вдалеке и задумался об атаке снаружи. Кто вообще в здравом уме будет атаковать Филлидельфию? Если одной стены было недостаточно, за ней сразу находился ров с химическими отходами, переходя который по прибытии, меня стошнило от запаха. А ещё был забор под напряжением, запитанный от какого-то магического генератора, спрятанного в стене и множество сторожевых вышек с солдатами армии господина Красного Глаза. Ох, ещё были “не самые заметные” воздушные шары в виде гигантской головы розовой пони, которые постоянно кружили над городом и смотрели на нас своими большими глазами. Лицом этой же пони было усеян каждый угол Фермы Развлечений, входы на аттракционы, здания и рекламные плакаты. Та же самая нелепая ухмылка и пушистые кудрявые розовые волосы, которые не сочетались ни с чем во всей Филлидельфии.

Всего через несколько недель на Ферме Развлечений, я правда, правда возненавидел эту пони.

Я вышел с фермы, радуясь тому, что мои мучители отправились на работу раньше, чем я проснулся. После прошлой ночи, последнее чего мне хотелось это встретиться с ними лицом к лицу снова перед тем как меня отправят в Яму. Часть меня надеялась, что их рабочее место было очень опасным и что я больше никогда их не увижу, но не по причине того, что мне осталось жить всего пару часов. Например, норы параспрайтов или исследование очередного смертельно опасного Стойла. Я никогда не вызывался работать в таких местах; большой грифон, который встречал нашу группу, сказал нам, что таким образом мы сможем заработать свободу. Тем не менее, я слишком боялся рисковать своей жизни ради чего-то, что я по определению иметь не могу.

Пройдя мимо входа в Веселую Ферму, я ненадолго остановился. Рядом с ним стояла ржавая, но всё ещё работающая статуя розовой пони. Она стояла на трёх ногах, а четвертая была соединена с небольшим мотором, который заставлял её приветственно махать этой ногой.

Две сотни лет махания. Она ни разу не останавливалась и никто даже не думал о том, чтобы остановить её. Теперь это было не более чем напоминанием о старом мире и, что иронично, пони махала и приветствовала путников на дороге, которая теперь упиралась прямо в великую стену Филлидельфии. Её лицо всегда меня пугало. Вместо привычной ухмылки психопата, на лице этой статуи была сдержанная и добрая улыбка.

Однако, я остановился рядом со входом не из-за этой статуи. Рядом с ней стояло большое зеркало, отражающее каждого, кто стоял в очереди на вход в парк развлечений. Не представляю для чего оно вообще могло использоваться, кроме как для того, чтобы очередь казалась длиннее.

Я встал перед ним. Моё тело было ещё более тощим чем обычно. Кривое зеркало. Как оригинально. Я потянулся копытом чтобы стереть с него пыль и сделать отражение чище.

У зеркала не было изгиба. Оно не было кривым. Абсолютно обычное зеркало.

Эта тощая, исхудавшая фигура… я выглядел так спустя всего месяц в Филлидельфии. Ох Селестия, я всегда был меньше нормы и ноги тоже были тонкими, но это просто ужасно. Да я рёбра свои видел, если бы задрал одежду!

Я быстро поправил свой залатанный жилет обратно.

Взглянув на себя, я понял насколько же ужасным теперь было моё состояние. Грязная тёмно-русая грива? На месте. Свалявшаяся и слипшаяся тускло-зеленая шерсть? На месте. Язвы от радиационного заражения на левой передней ноге и морде? Есть. Чуть более длинное правое ухо? Порядком облезший хвост? Кьютимарка с этими жуткими наручниками? Да, да и да. Перед вами ваш покорный и слабый земнопони, в котором нет ничего, чем славятся земнопони. Недостаточно показательно? Моё нутро скрутило от жуткой голодной боли, а голова постоянно кружилась из-за радиационного отравления и грязного воздуха, которым я надышался.

Даже без Ямы, я начал оценивать свои шансы на выживание очень низкими.

Я поднёс копыто к лицу и вытер проступившие слёзы. Моё здоровье было необратимо разрушено, я хотел просто упасть на хлипких ногах и свернуться в клубок, но выработанные за долгие годы инстинкты заставляли меня продолжать. Я должен был работать, даже если мне того и не хотелось.

Отвернувшись от зеркала, я направился к фабрикам по производству брони. Указатели на дороге были абсолютно бессмысленны для меня, учитывая то, что я не умел читать. Взглянув на прямоугольный согнутый лист металла на столбе рядом с Фермой Развлечений, я на момент задумался: был ли в этих знаках изначально заложен тот смысл, который у них был теперь. Знак был согнут в противоположную от кратера сторону, очевидно, что это было сделано ещё самим взрывом жар-бомбы, но никто так и не додумался его поправить. Слова на нём были нечитаемы для меня и были лишь серией точек и линий, которые хранили секреты, что мне было не суждено узнать. Слова это просто не моё. Меня больше привлекали реальные формы и фигуры, чем абстрактные символы, которые я мог рисовать в моменты покоя между сменами. Тем не менее, были всего три слова, которые я знал. Три слова, над которыми я чаще всего думал.

Мёрки номер семь.

Моё имя. Какая-то жестокая шутка, чтоб посмеяться над тем, кто уже на самом дне. Не самый везучий, так сказать. И хоть точные обстоятельства происхождения моего имени мне были неизвестны, можно было немного подключить логику и собрать картинку воедино. Я был не единственным ребёнком своей матери. Моя мать была во владении сразу нескольких надзирателей в своё время, а так же пользовалась популярностью у рабовладельцев. Я был седьмым жеребёнком, которого она родила. У меня не было точного подтверждения данной мысли и, если честно, я не хотел думать об этом как об истинном раскладе вещей, ведь таким образом моя заботливая мать оказывалась пони, настолько лишённой фантазии, что она буквально давала своим детям номера. Таким образом, я думал, что мог бы получить это от одного из надзирателей в то время, когда был ещё слишком мал чтобы иметь полноценное имя и отличаться от других. Что же насчёт Мёрки… ну, вам стоило лишь взглянуть на цвет моей гривы и шерсти чтобы получить ответ. Однажды когда я трудился в Мэйнхетенне, один мерзкий раб сказал мне, что это имя было издёвкой от моей матери, потому что она не заботилась обо мне из-за того, что я был незапланированным и нежелательным жеребёнком

Я знал её лучше. Это совсем не правда. Я знал потому что она проявляла свою любовь ко мне.

Ненадолго, я остановился посреди дороги. До меня внезапно дошло осознание, что завтра моя собственная мать даже не будет знать, что я уже мёртв.

Остаток пути я пробежал в слезах так как знал, что только тяжёлый рабский труд поможет мне избавиться от этой ужасной и назойливой мысли.

Завод по производству брони возвышался над трущобами, что окружали его и в которых, как я полагаю, раньше жили пони, которым хотелось быстро добираться до работы. Пробежка помогла мне немного унять эмоциональную боль, что я вызвал сам у себя. Инстинкты и привычка заставили меня полностью забыть об этом едва я шагнул за толстые железные ворота и почувствовал как лёгкие уже горят от напряжения.

Пробегая мимо старых жилых домов рабочих, я на мгновение задумался каково это было тогда, ещё до мегазаклинаний, когда у пони был выбор что им делать в жизни и никто не указывал им как должен проходить их день. Я представил в голове молодую кобылку, которая пошла наперекор своей кьютимарке, указывающей, что она должна стать скульптором, и стала управлять небольшой лавкой, а лепкой заниматься только в качестве хобби. Как вообще каждый мог выбирать то, что ему хочется на самом деле? Когда всё возможно, как можно определиться какой путь выбрать? Какие приключения мог пережить пони в поисках того, чего он на самом деле желает?

Иногда мне казалось, что быть подчинённым без собственной воли не так уж и плохо на фоне этого неразрешимого выбора. Тем не менее, глядя на раскалённую докрасна кузницу впереди меня и уже чувствуя обжигающий жар, я задумался кто бы мог по своей воле выбрать работу в таком месте.

Офис фабрики был переделан в центр управления для надзирателей. Подойдя ближе и оказавшись окруженным множеством пони с обожженными лицами, которые работали на металлических прессах и плавильных чанах, я увидел её, смотрящую на нас сверху. Викед Слит, единорожка, использующая жуткий кинжал, как раз под стать её имени. Рабы часто подшучивали за спиной над её именем. Была одна рабыня, которая осмелилась сказать ей об этом в лицо о чём сожалела следующие три невообразимо кошмарных дня после этого и с тех пор все молчали об этом. Прямо сейчас, она стояла, опершись копытами на перила, а её рог светился, магическим образом усиливая громкость её голоса и держа в телекинетическом захвате парящий рядом с ней кинжал.

— Вы все! Нет! ВСЕ ВЫ! Поднимайтесь! Хотите чтобы вас сбросили в чаны? Потому что это единственное, на что вы годитесь если будете и дальше просто валяться!

Я обернулся и увидел трёх пони, двух земнопони и одну единорожку, что лежали на полу. У них на копытах были следы от ожогов, что сразу давало понять, что они схватились за раскалённый металл. А это значит, что они работали на свалке шлака и отходов. Некоторые куски могли оставаться горячими ещё часы и при этом выглядеть совершенно обычно. Однажды я сам на такой наступил. Все трое явно страдали от обезвоживания и теплового удара. Я наблюдал как под приказы хозяина фабрики несколько надзирателей начали утаскивать этих троих. Рабы были слишком слабы, чтобы даже пытаться отпираться. Ради их же блага, я надеялся, что хозяин не последует совету этой поехавшей кобылы. И только в этот момент я заметил, что она смотрела на меня в то время как я просто стоял посреди помещения не занятый абсолютно ничем.

— Ты! Иди сюда! Ты опоздал!

Кивнув, я быстро направился к каркасной лестнице, что поднималась вверх над производственным цехом. Поднимаясь, я оглянулся вокруг, осознавая масштабность намерений господина Красного Глаза. В цеху были сотни пони, а это была лишь одна фабрика. Искры разлетались от раскалённого металла, пока его резали и направляли на конвейерные линии. Визжание шестерёнок и скрежет древних прессов, которые сгибали его в новые причудливые формы. Это сильно било по моему чувствительному слуху. Я однажды спросил можно ли мне беруши, в ответ на что Викед Слит спросила устроит ли меня отрезание ушей.

Поднялась очередная порция пара и окутала помосты где стояли множество охранников в противогазах с винтовками. Ох, как же я завидовал им из-за этих масок. Я был бы рад любому средству, что могло бы облегчить дыхание ядовитым воздухом.

На некоторых из них даже были боевые сёдла. О них я тоже думал и хотел себе. Да, можете считать, что это глупое желание, но я всегда мечтал об одной такой штуке, даже если в ней и не было для меня какой-то практической пользы. Что-то в хитрой работе этих механизмов и самой эстетике вызывало у меня желание завладеть подобным. Может мне бы даже подошло какое-нибудь облегчённое седло с лёгким вооружением. Вкратце, пока я проходил через открытую дверь к госпоже, я думал о том, дадут ли мне седло для моих последних нескольких секунд жизни в Яме. Это было бы классно.

В тот же момент, моё угрюмое сознание напомнило мне о том, что это было бы не так уж и классно, если учитывать что за этим последует избиение меня до смерти на потеху толпе.

Подавив нахлынувший страх, я загрохотал копытами по смертельно опасным мостикам к двери Викед Слит.

Внутри офис был наполнен старой прогнившей мебелью, обставленной вокруг деревянного стола с одним из этих непонятных терминалов. Я ненавидел эти жужжащие штуки и те секреты, что они таили. Такое чувство, будто они появились в Эквестрии только назло безграмотному мне. Викед Слит сидела за этим терминалом, держа сигарету в магическом захвате перед губами и, видимо, печатала отчёт о происшествии и заявку на трёх новых рабов. Вокруг на столе были разбросаны разные предметы из её повседневной жизни: окурки, пустые пачки из-под сигарет, несколько пустых бутылок Спаркл-Колы и её самая большая ценность — волнистый изогнутый нож, который всегда был вертикально воткнут в стол. Вся деревянная поверхность была покрыта следами от лезвия, которые она оставляла каждый день. Не так много, как она оставила на своих рабах, как многие говорили. Однажды она специально порезала мне спину так, что потом весь день ремни от повозки тёрлись и не давали мне покоя. Викед Слит была удивительно изобретательна в обращении с этим кинжалом.

Прямо сейчас, она даже не смотрела на меня, пока говорила спокойным голосом, который никак не сочетался с её безжалостностью.

— Знаешь ли ты, Мёрки Седьмой, сколько рабов мы теряем в день?

Я покачал головой. Откровенно говоря, я не хотел об этом думать: мне хватало лишь одного понимания, что это число было явно не маленьким. (Скоро в списке потерь на одного больше, любезно напомнил мне подсознание). Каждые пару дней один из рабов в моем секторе просто… не просыпался. Ядовитый воздух был главной причиной смерти; смог и инфекции, возникающие из-за любой маленькой раны, тоже убивали многих.

Она не подняла взгляд.

— Я не услышала ответ, — произнесла она. Её слова несли скрытую угрозу. Ну конечно, она же не смотрела на меня когда я качал головой.

— Я… Я н-не знаю, господин, — заикаясь, ответил я. Мой голос звучал таким слабым в сравнении с её.

— Я кобыла, Мёрк, — она всё ещё не отвлеклась от работы за терминалом.

— Я… я-я хотел сказать, я не знаю, эм… мэм? — я попробовал исправиться. Забавно, но большинство кобыл рабовладельцев предпочитали обращение “господин”. Думаю у неё были некоторые проблемы с другими хозяевами-жеребцами и ей приходилось применять разные, в том числе и насильственные, методы чтобы добиться такого же уважения. Во всяком случае, это сделало её ещё более опасной и, рискнув поднять взгляд, я посмотрел на её покрытое шрамами лицо и трещину, идущую по всему рогу. Должно быть использование магии для неё было мучительно болезненным. Это многое говорило о её силе воли.

Она села прямо и взглянула прямо на меня. Наверное я что-то забыл… может и в конце стоило сказать?

— То есть, я не знаю, если не господин, то мэм, мэм? — пробубнил я, стараясь не смотреть ей в глаза. Может она чувствует себя не столько рабовладельцем, сколько одним из солдат армии хозяина Красного Глаза? Им нравилась такая форма обращения, я уже проверял.

— Мэм… мэм. Мэм?

Её левый глаз дёрнулся и, отодвинув магией тяжёлый терминал в сторону, она наклонилась ко мне через стол. Внезапно, у меня возникли очень неприятные мысли об этом кинжале и его присутствии в различных частях моего тела.

— Ты думаешь что смешной, Мёрк? Или умный? — она звучала угрожающе, а её кинжал бесшумно поднялся в воздух в тот же момент. Эта штука чертовски острая.

Я потряс головой. Я вообще не хотел рисковать. Чего я вообще открыл рот? Может осознание того, что скоро мне вырвут горло и оставят истекать кровью в Яме, сделало меня более беспечным. Моё воображение быстро превратилось в реальность когда её кинжал подлетел ко мне и упёрся в горло.

Мой писк ужаса мгновенно затих и я не смел пошевелиться ни на миллиметр, но капли холодного пота уже выступили на шее пока холодный кинжал гладил мою кожу, готовый в любой момент покончить со мной, если его владелица того пожелает.

— Правда в том, Мёрк, — снова начала она. — Что это число слишком большое. И знаешь почему?

Она не дала мне шанса ответить.

— Недостаток усилий. Красный Глаз ожидает, что каждый из вас выложится на полную. Ты слушал его выступления?

Едва ли я мог их не слышать. Каждую ночь они разносились эхом вокруг моего загона, рассказывая о великом будущем, о нашей жертве ради будущих поколений и об улучшении Эквестрии. Я часто слышал как рабы обсуждают эти трансляции. Некоторые считают, что он был прав и если они правда выложатся на полную, то это в конечном итоге спасёт не только Эквестрию, но и их самих. Другие… ну, другие говорили, что он не прав. Очень тихо, естественно, но они бы с радостью проклинали его имя всё время, если бы после этого не пришлось молить о пощаде у этих фанатичных грифонов-надзирателей. Что же я? А я был не согласен ни с одной из сторон. Так или иначе, моим предназначением в жизни было прислуживание. Если господин Красный Глаз приказывал мне что-то, то я это делал. Что мне ещё оставалось?

— Красный Глаз многого ожидает от вас, рабов, и от нас, хозяев, Мёрк. И тех усилий, что приложили те трое внизу, недостаточно. Из-за подобных происшествий мне хочется начать стрелять в каждого раба, который оскорбляет нашего великого лидера.

Прекрасно. Она тоже фанатик. Ох, какая чудесная жизнь…

— И эта мысль приводит меня к тебе, Мёрк…

Я сглотнул.

— Учитывая твоё десятиминутное опоздание, как думаешь, насколько ты отодвинул планы Красного Глаза? Попробуешь угадать? — она мило улыбнулась, взглянув на меня. О Селестия, она действительно была настолько в гневе, что улыбалась. Я мог справиться с криками. На меня всю жизнь кричали. Хоть это и болезненно для ушей, по крайней мере это давало понимание о дальнейших действиях пони и убирало элемент неожиданности. Что ж, я не вправе возражать, так что придётся угадывать.

— На десять минут, мэм? — рискнул предположить я. В конце концов, почему бы и нет?

Видимо она хотела услышать не это. Её копыто ударило по столу, подняв в воздух кучу опилок и пыли. Она наклонилась через стол ко мне и убрала нож в сторону. Инстинкт взял верх; я склонил голову и упал на колени.

— Десять минут!? — её голос был усилен магией. Я сжался от той боли, что пронзила уши. —Целый час, Мёрк!

Хм? Лёжа на полу и закрыв уши копытами, я изо всех сил пытался понять откуда взялось это магическое число.

— Ровно час! Ты опоздал на десять минут, а это одна ходка с ломом на фабрику боеприпасов, где этот лом был нужен! Теперь им придётся заказывать дополнительную повозку и запускать ещё один цикл работы пресса. Это, как ты можешь представить, требует ресурсов, которые им придётся заказывать со складов. Прямо сейчас передо мной короткое и полное ругани сообщение, отправленное хозяином с фабрик Айроншода, который задается вопросом чем же я тут занимаюсь. Скажи мне, Мёрк, ты хотя бы немного понимаешь тяжесть своего проступка, — прорычала она, скрипя зубами после каждого предложения. — Ну?

— Я… да, — ответил я и мой голос звучал словно шёпот во время шторма на Пустоши. — Я осознаю ошибку. Я прошу прощения за…

— Не извиняйся, — она прервала меня на середине. — Будь лучше! Там, внизу, стоит повозка, которую нужно доставить уже сейчас, а после неё будут десятки других! Всё в этом городе должно работать как хорошо смазанный механизм, если мы собираемся достичь мечты нашего великого лидера! Я хочу чтобы как минимум семь доставок были выполнены в течении следующего часа. Или так, или я позабочусь о том, что завтра тебя уже здесь не будет.

— Меня и так не будет, мэм, — ответил я, найдя хоть какое-то утешение в мысли о том, что через несколько часов я сбегу от этого труда. Она подняла брови, выражая холодную ярость из-за того, что я её прервал. — Сегодня чуть позже меня ждёт Яма.

Я не мог удержаться. Она превратила мою жизнь в кошмар всего за неделю работы под её началом. У меня всё ещё не зажил ожог на шее, который она мне оставила сигаретой; её личный метод доказать, что искры от раскаленного металла навредят не так сильно, как попытка спорить с ней. Издевательства прошлой ночью затуманили мой разум. Осознание близости смерти придавало моей речи беспечности. Один только инстинкт самосохранения заставил меня бормотать эти слова под нос, а не выпалить их в голос.

— Так… так что полагаю вам придётся заказать четвёртого раба после того, как меня заберут, мэм.

— П-прости ЧТО, Мёрк!? — её голос нарисовал в моей голове достаточно чёткую картину того, что случилось бы, если бы я сказал это хоть немного громче. — Слабо повторить?

Я молился Богиням, чтобы она сказала это только из-за того, что я действительно был недостаточно громким. Должно быть она только увидела как двигаются мои губы. Мой разум теперь пинал сам себя за то, что я сказал это кобыле, которая секунду назад угрожала мне кинжалом.

— Я сказал… эм, мэм, — мой голос дрожал ещё сильнее чем раньше, ведь угроза исходящая от этого изогнутого лезвия снова стала явной, когда она начала втыкать его в стол снов и снова. — Что… видимо я должен… эм…

— Она подошла прямо ко мне всё время продолжая смотреть мне в лицо. О Богини, только не по лицу, оно всё ещё болело от ударов Хлыста.

— Продолжай, — угрожающе произнесла она.

— Что я должен… браться за дело? — я попытался улыбнуться, пытаясь покончить с этой ситуацией.

Кажется её это не впечатлило и, нарочно задев меня, она отвернулась.

— Тогда почему ты всё ещё здесь, Мёрк?

Это был мой сигнал. Любой раб мог опознать спасательный круг при первом же виде. Однако, едва я успел подняться на ноги и повернуться к двери, тревожный звоночек зазвучал в моей голове. Викед Слит никогда не кидала спасательные круги. Она их рвала. Я попытался броситься к двери едва заметил её движение краем глаза. Слишком медленно. Она лягнула меня задними ногами, буквально выбросив меня из кабинета. Боль пронзила мою уже ушибленную грудь и я вскрикнул от боли. Приземление тоже оказалось не самым удачным и я оказался на самом краю мостика без перил (серьезно, кто вообще решил что перила не нужны?). Едва я поднялся и оглянулся назад, дверь захлопнулась.

Вздохнув, я опустил голову на холодный металл, пытаясь убедить своё ноющее тело встать.

Учитывая все возможные варианты развития событий, я решил, что всё прошло довольно хорошо.

Думаю можно многое сказать о рабстве, учитывая что я проводил свой последний день жизни под ударами хлыста будучи запряженным в повозку загруженную тяжелой бронёй, которую я перевозил из фабрики брони на оружейное производство Айроншод на дальнем конце Филлидельфии.

Или это из-за рабства, или у меня какие-то очень странные вкусы.

День уже подходил к концу и надзиратель, наконец, милосердно отвязал меня от ржавой повозки и натирающей сбруи и отправил меня “домой” на Ферму Развлечений… с улыбкой напомнив мне о том, что я помогу ему легко подняться на ставке на мою смерть.

В момент когда ремни спали с меня, ноги подкосились. Моих сил едва хватало чтобы выполнить половину ходок, которые делали другие пони и я всё равно вымотался так, что если бы мне сказали, что нужно стараться сражаться изо всех сил, то я бы пожаловался на несправедливость.

— Несправедливость? Добро пожаловать в Филли, Мёрки, — попрекнул я сам себя.

Шатаясь, я вышел из огромной фабрики через один из служебных выходов. Вдоль складских площадок стояли ряды сломанных и проржавевших небесных фургонов для перевозки грузов из Филли в… ну, в любую точку Эквестрии, где груз будет нужен. Я представлял сильных, свободных пегасов, летающих повсюду с этими загруженными повозками, словно бы они были невесомыми, а их радостно встречают получатели грузов и благодарят, ну, за всякое. Это было тяжело представить, ведь тогда пегасы должны были быть чем-то кроме объекта всеобщей ненависти на Пустошах. “Сраные небесные ублюдки” — как называл их мой предыдущий хозяин, когда он по пьяни рассказывал как они забрали всё небо себе и как он ждёт не дождётся когда они спустятся на Пустоши, чтобы он смог их проучить.

Пустошь, по моему опыту, ненавидела пегасов. И я определенно не слышал, чтобы кто-то из пегасов жил на Пустошах. Вероятно это к лучшему, учитывая как к ним относились.

Поправив жилет, я оглянулся по сторонам. Многие рабы постепенно стягивались обратно на Ферму Развлечений, явно ища возможности отдохнуть перед тем, как рабовладельцы снова погонят их на работу. Типичный день в Филли; вероятно час сна, небольшая порция овсянки на воде и практически всё оставшееся время работа или перемещение между рабочими местами. Я всегда легко мог опознать рабов, которые провели здесь больше пары месяцев. Они выглядели жалко даже в сравнении со мной.

Их называли “ветеранами” Филлидельфии. Их тела были покрыты язвами и гниющими ранами, которые они получили на работе, от надзирателей или даже других рабов. Многие пытались перевязывать их кусками ткани, но некоторые не делали этого и с открытыми ранами хромали по руинам города между разными рабочими местами.

Даже для пони, всю жизнь прожившего в рабстве, это зрелище было жутким.

Мой взгляд блуждал дальше, пока не встретился с взглядами надзирателей, которые патрулировали на подвесных мостах, перекинутых между зданиями тут и там. Эти дома, как и многие другие, служили казармами для охраны и солдат, укрывая их от непогоды. Одна из фигур в маске навела на меня ружья боевого седла и кивнула головой, подав мне знак “проходи, не задерживайся”. Я понял с первого раза и не стал ждать его повторения.

Я трусил шаг в шаг с остальными рабами. Просто очередной маленький винтик в большом механизме, который, правда, вот-вот сломается и будет заменён другим. Давка стала ещё сильнее когда весь поток рабов был вынужден проходить через узкие ворота очередной производственной площадки из-за чего я столкнулся крупом с другими пони по обеим сторонам. Запах стоял такой, что меня едва не вырвало на месте когда кровь и грязь с их шерсти испачкала мою собственную, замарав жилетку и кьютимарку. Я вздрогнул и, пытаясь не обращать внимания, закрыл глаза и продолжил бежать вперёд. Не могу же я стать ещё грязнее… верно?

Я ошибся. Моё копыто зацепилось за камень и я почувствовал как теряю равновесие и падаю под копыта толпы рабов, которые начали набирать скорость. Выстрел в воздух стал для них сигналом, что им стоит поторопиться ведь скоро очередь на проход другой группы. Паника охватила меня в момент когда я попал под их копыта(вместе с несколькими другими счастливчиками) и оказался не в состоянии подняться, будучи постоянно прижатым к земле бегущей толпой грязных рабов. Я кричал, умолял их остановиться, дать мне встать. Никто не слышал меня и их копыта проходились по моим бокам и лицу. Боль от непрерывной давки захлестнула моё тело и мне стало трудно дышать от поднятой пыли. В то же время, в моей голове приступ клаустрофобии начал борьбу за внимание с болью. Я пытался подняться или вырваться в сторону пока кто-то не…

Копыто наступило мне на колено.

Пронзительная боль охватила ногу когда сустав вывернуло далеко за пределы нормального движения. Я был уверен, что мой крик был слышен даже за топотом всей этой толпы и в тот момент я почувствовал как меня подхватили и потянули в сторону, я поспешил оказаться подальше от всей этой массы рабов, волоча за собой нерабочую конечность.

Оказавшись на одной из куч камней на обочине дороги, я откинулся назад и сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие воздухом, а не пылью, и закашлялся. Какой-то шум позади достиг моих ушей, заставив отшатнуться в страхе.

— Воу, Полегче. Ты как? — голос кобылы. Я обернулся и взвизгнул от боли, когда случайно опёрся на ногу.

Молодая единорожка присела рядом со мной, широко расставив передние ноги. Её шерстка была нежного кремово-жёлтого цвета, а грива светло-оранжевой с тусклыми красными полосами. Грива, как и у всех остальных рабов, была грязной и спутавшейся. У меня возникло ощущение, что хвост у неё должен быть таким же длинным как и грива, но вместо этого он был таким же нечёсанным и, вероятно, остриженным. Действительно, она бы выглядела великолепно, если бы не была измучена рабством. Её взгляд был мне абсолютно непонятен пока какие-то глубины сознания не напомнили мне, что так выглядит обеспокоенность. Последний раз я видел такой у своей матери.

Я собрался с силами чтобы не разрыдаться перед моей спасительницей и заставил себя говорить.

— Д-думаю… в порядке, — запинаясь, пробормотал я себе под нос. Социальные навыки были для меня чем-то недоступным. Я едва верил собственным словам. — Н-наверное?

В этот момент я сидел там с, вероятно, сломанной передней правой ногой, двумя выбитыми зубами от ударов по лицу, ушибленной грудью от Викед Слит, следами кнута на спине, больной и страдающий от лучевой болезни, и приговорённый к смерти через час. Да, вполне “в порядке”, Мёрки.

Видимо она мне тоже не поверила, ведь она наклонилась и осторожно помогла мне подняться пока охранники нас не заметили. Я закрыл глаза и стиснул зубы, пытаясь двигать повреждённой ногой. Застонав от боли, я попытался согнуть ногу как обычно. Не сломана. Сильно вывихнута, но сам сустав цел. Я вздохнул от облегчения и в тот же момент завалился на бок словно мешок. Кажется мне стоило полежать ещё немного.

— Тебе повезло, что ты там не погиб, — продолжила кобыла, погладив мою ногу и усевшись обратно, а затем окинув меня взглядом. По её взгляду было понятно, что даже учитывая, что она тоже оказалась рабом в этом месте, она считала что я заслуживаю жалости больше. — Ладно, нам пора идти. Я не могу опоздать, а иначе…

— Да, мне это знакомо, — пробормотал я отведя взгляд; от разговоров мне становилось не по себе. Часть меня ожидала, что в какой-то момент просто подойдёт надзиратель и изобьет меня за то, что я посмел открыть рот.

Я осторожно поднялся на ноги и попытался двигаться на трёх ногах. И едва я попытался это сделать, как мои седельные сумки, пострадавшие во время давки, полностью развалились. Мой дневник упал на землю прямо перед кобылой. Моргнув, она наклонилась и ткнулась в него носом чтобы, ну… открыть его носом. Видимо она слишком устала чтобы пользоваться магией. Я попытался забрать его, но остановился, когда заметил что она на самом деле рассматривает рисунки, а не смеётся или пытается украсть дневник. Вместо этого я решил просто подождать и пока она листала страницы, во мне было какое-то странное чувство. А ещё я воспользовался этим моментом чтобы немного пройтись, пытаясь вправить сустав самостоятельно.

Я даже не кричал от боли, чтобы не отвлекать её от такого умиротворённого разглядывания. Ну, может всего два раза. Точно не больше четырёх. Возможно шесть, если учитывать писк.

— Это… довольно интересно, — прокомментировала кобыла, не отрывая взгляда от нарисованных мною ворот Филлидельфии. Мой первый взгляд на этот город. Она пролистала ещё пару страниц после чего усмехнулась, но сдержалась чтобы не рассмеяться. — Кажется тебе нравятся кобылы.

Она взглянула на меня, но в ответ я лишь покраснел и отпрянул, потирая голову и пытаясь придумать объяснения. По правде говоря, ну… возможно иногда моё подсознание рисовало особенно красивую кобылу, которую я видел за прошедший день или с которой работал рядом, или просто такую, какую хотел бы встретить. И я всегда старался нарисовать её в одежде. Честно.

Я вмешался и, хоть это было для меня болезненно, захлопнул дневник копытом. Это всё ещё было очень личным и не важно какую ауру спокойствия она излучала, заставив меня не подобрать дневник в тот же момент как он выпал. Я лишь снова покраснел когда она хихикнула в ответ на мои действия, которые, казалось, её совсем не обидели; после чего она тоже поднялась на ноги.

— П-прости, — начал я, пытаясь говорить уверенно несмотря на смущение. — Мне пора идти…

Она кивнула, видимо понимая, а затем почесала клок спутавшихся волос за ухом.

— Ладно тогда, скачи пока нас не поймали, — кобыла прикусила губу и её взгляд опять упал на дневник, который я прижимал к телу копытом. — Я просто завидую тебе: ты можешь рисовать что хочется и когда хочется. Это настоящий побег от реальности, скажи?

Что? Побег? О чем, Богинь ради, она вообще говорит? Рисование это процесс… автоматический. Я же не могу решать что рисовать…

…так ведь?

Кобыла повернулась и потрусила в сторону другого входа в Ферму Развлечений, видимо тоже являясь её обитателем, хоть и с другого крыла. Я хотел сказать что-то напоследок чтобы найти оправдание своим рисункам или узнать что она имела в виду под “рисовать что хочется”. Но она уже была слишком далеко, а я и помыслить не мог о том чтобы закричать ей вслед, ведь так я бы привлёк внимание надзирателей. Они все так и норовили наброситься на нас за любое нарушение правил или неповиновение.

Тихий голос в голове задался вопросом почему она вовсе меня не пугала.

И почему у меня вдруг возникло желание нарисовать её не такой, как на тех рисунках что видела она, а такой, какой увидел её я. Странная, непринужденная и спокойная рабыня.

Эта мысль засела в голове. Всего один последний рисунок перед тем, как я отправлюсь в Яму. Что они мне сделают? Приговорят к смерти? Получив мысленное оправдание, я быстро (образно говоря) направился в контактный зоопарк в своё убежище в свинарнике. Поддавшись странному чувству, я пару раз оглянулся вслед удаляющейся кобыле.

И могу поклясться, она поступила так же.

Так-то лучше.

Прямые линии начинают изгибаться…

Изгибы приобретают форму…

Форма оживает…

На пол свинарника летели рисунок за рисунком. Едва я протиснулся в маленький лаз, провожаемый насмешками и угрозами от моих “товарищей” рабов, я сразу же достал уголь и приступил к работе

Я не думал. Не рассчитывал. Просто рисовал. Как всегда, позволив подсознанию взять верх, рисовал первое, что придёт в голову. Вскоре мой дневник пополнился несколькими новыми набросками. Я пролистал рисунок, что я сделал прошлой ночью, так быстро как мог, чтобы начать делать новые и посмотреть что получится.

Одна страница… десять минут работы… Клинок Викед Слит и её пронзительный взгляд на фоне.

Другая страница… пять минут работы… Я, запряженный в повозку, которую я сделал темнее для добавления ей тяжести.

Ещё одна… три минуты работы… Яма. Жуткий схематичный набросок.

Страница за страницей, они все были наполнены образами моего пребывания здесь. Даже в рисунках я не мог сбежать отсюда. Я хотел нарисовать её пока из памяти не стёрлось лицо. Но у меня просто не получалось. Словно фабричный механизм в Филли, работающий по одной и той же схеме, мои рисунки не выходили за пределы привычных тем и я не мог это контролировать. Какой-то случайный раб, который действительно со мной заговорил, спросил, почему я никогда не выбираю что рисовать. Но как я мог? Я был лишен права выбора по факту рождения.

Но теперь я задумался. В конце концов, мне больше нет ради чего жить, я больше ничего не сделаю и что если… что если я… решу… нарисовать что-то хорошее?

Эта сладостная надежда в голосе кобылы когда она сказала, что рисование само по себе может быть способом сбежать от всего в моей голове.

Я перелистал на следующую страницу и небрежно зажал во рту кусок угля. Может быть, если я нарисую несколько линий в случайном порядке, то потом смогу сделать из них что захочу? Может это сработает? Дрожа, я оставлял всё новые и новые линии, которые, казалось, не меняют абсолютно ничего. Как это вообще может сработать? У меня не было ни возможности, ни даже веры в то, что я смогу делать что-то самостоятельно. Всё что я делал это только… только…

Внезапно для меня самого, я увидел в этом что-то.

Я увидел возможность.

Уголь с удовольствием вновь коснулся бумаги. Какой-то инстинкт в глубине меня проснулся. Художественная форма. Окружающий мир. Воспоминания. Они принесли мне образы. Такие как… я, свернувшийся в клубок рядом с матерью, я, ворующий за спиной у хозяина на каменной ферме, я, бегущий в своё укрытие в Филлидельфии, я, шепотом обсуждающий Слит и… я, сидящий рядом с пони, которая листает мой дневник, и при этом не испытывая страха. Впервые в жизни, я рисовал для себя.

Тяжело дыша, я отпрянул от листа бумаги и осмелился посмотреть на результат своих трудов.

Это был я.

Просто я. Просто маленький пони, смотрящий на меня из левого нижнего угла страницы, даже не заполнивший всё место, что можно было использовать. Словно он ждал кого-то другого, кто заполнит пространство между ним и всем остальным. Он… он улыбался. Моё копыто коснулось его рта. Когда последний раз я улыбался? Я честно не мог вспомнить. Но вот, губы на рисунке были изогнуты в радостной, игривой усмешке, которую я так хотел бы услышать хоть раз в жизни.

— Эй! Слизняк! Ты готов? Они пришли за тобой! Пора подыхать!

Я игнорировал это… то, чем я был занят, было важнее. Я снова схватил уголь и опустился к странице. Линии в изгибы… изгибы в формы… формы в…

— Вот и жизни конец, малявка! Вот они, идут с цепями чтобы забрать тебя!

Уголь летал над бумагой, я рисовал быстрее, чем когда-либо. Я сам выбрал это! Не они! Я мог сам решить что я рисую! Набросок приобрёл форму… кобылы! Она выглядела любопытной; глядела на меня с листа, словно пытаясь понять почему я нарисовал её.

Я мог выбирать! Я мог создать что угодно!

— Мёрки Седьмой, тебе приказано отправиться в Яму! Вылезай, надевай свои кандалы и пошли уже, чтоб мы могли заработать на тебе немного крышек!

Голос господина загонов! О Богини, нет! Я едва научился это делать, но почувствовал как ноги пытаются поднять меня следуя моему инстинкту повиноваться. Я потянулся обратно к бумаге. Ещё один! Я смогу сделать и немного опоздать. Уголь обломился на конце от той силы с которой я давил на бумагу. Рисунок вышел небрежным, но это не важно. На нём появились капли слёз. Подавив чувства, что захлестнули меня от такой простой и глупой вещи, я оказался прерван. По свинарнику раскатился звук удара копытом.

— Эй, ты! Раб, Мёрки Седьмой здесь?!

— Ещё бы! Он прячется словно…

Раздался хруст за которым последовал звук падения пони на пол.

— Я не спрашивал твоего мнения! Охрана, разнесите эту чертову клетку и достаньте его оттуда!”

О Луна, помоги мне. Я чувствовал как решетка гнётся и ломается под ударами копыт с разных сторон. Рисунок только начал приобретать форму, но я знал что это! Это была… это…

Крыша оторвалась. Пыль и дым ворвались в моё убежище из внешнего мира, а вместе с ними силуэт пони в маске, которая обнаружила безумно рисующего меня. Я пискнул, когда почувствовал как через секунду другой надзиратель зубами схватил меня за жилетку и без проблем поднял, заставив меня застонать от разболевшихся ушибленных рёбер в тот же момент. Я тянулся вниз всем своим телом. Ещё… одна… линия…

Когда присоединился второй охранник, я не смог сопротивляться.

— Нет! Прошу…! — я начал умолять их и почувствовал как кусочек угля из губ упал в рот. — Я должен увидеть её! Ещё хотя бы раз!

Одним движением, меня выбросили через пролом в стене свинарника прямо на землю. Я выплюнул уголь и потянулся к дневнику, но два надзирателя заковали меня в кандалы и потащили за собой. Дневник упал на бок, позволив мне смотреть на рисунок пока я в слезах отдалялся, крича и отбиваясь, чтобы снова воссоединиться с ним. Рисунок, что я так отчаянно пытался закончить, смотрел прямо на меня, заставляя моё сердце сжаться и пробуждая давно забытые эмоции.

Моя мать. Ей опять пришлось смотреть, как у неё отбирают сына.

Я умру.

Я лежал возле стены в камере для рабов в Яме, чувствуя сквозь порванную жилетку холод бетона. Было темно и единственным источником света был свет доходящий до нас из самой Ямы. Толстые ворота за которыми была площадка… теперь только они отделяли меня от смерти. Не то чтоб я сильно много думал об этих воротах. Я был слишком занят, закрыв заплаканные глаза и, сжавшись в углу, прикрывал копытами мои бедные уши.

Вой толпы словно вбивал гвозди в мои уши. Их кровожадные крики доносились эхом через ворота. Их топот копыт в унисон чувствовался так, словно они топали прямо по моим ушам.

Я умру.

Я… я не хочу умирать.

Громкий шум затих, перейдя от нестерпимого давления на все мои чувства к “обычному” дискомфорту и я услышал как комментатор снова начала разогревать толпу. Это была та большая грифина, как её там звали. Её слова приводили пони в бешенство. Я мог представить, как они истекают слюной и с упоением рассказывают истории о том как вот-вот на их глазах маленького жеребца просто разорвут на куски заживо. Дрожа, я открыл глаза и огляделся по сторонам.

Впереди стояли номер один и два. Видимо, в Яме боях участвовали две команды по шесть пони. Бой идёт один на один, победитель оставался для следующего раунда. Чёрные ворота были моей “командой”. Кажется Первая и Второй знали друг друга; красная кобыла и тускло-жёлтый жеребец соответственно. Они выглядели довольно крутыми, но, кхм, кто угодно выглядел крутым в сравнении со мной. Даже эта маленькая единорожка под третьим номером выглядела так, словно может забить меня до полусмерти этой железной… штуковиной на передней ноге. Номер Четыре был вполне обычным. Какой-то синий жеребец.

Я был пятым номером. Тем, кто умрёт после того как расправятся с предыдущими четырьмя. А это точно случится. Я видел бойцов филлидельфийской Ямы раньше. Они выглядели так, словно могли есть гвозди и всем было известна их беспощадность. Большинство сражались за свои жизни и свободу, но некоторые нашли в этом возможность прославиться и теперь упивались воем толпы каждый раз, когда уничтожали своего врага как можно более…

Я сглотнул.

…болезненно.

Я умру болезненно.

И вот опять, я нашёл угол, сжался в клубок так крепко как смог и молился, чтобы другие пони из команды не услышали моих всхлипов. К сожалению, удача никогда не была на моей стороне и я почувствовал неуклюжие движения рядом. Номер Шесть.

— Сделай отважное лицо. Не дай им получить удовольствие.

У него был очень тяжелый, глубокий жеребцовый бас, который звучал так, словно если бы он стал хоть немного громче, то это было бы очень болезненно.

Тем не менее, я не ожидал от него речей. Испуганными и полными слёз глазами я взглянул на Шестого.

В тёмном углу камеры нашей “черной” команды, номер Шесть занимал собой всё пространство этого самого угла. Он сидел, поджав под себя ноги и всё ещё был выше меня. Огромный, мускулистый земнопони с тёмно-красной шерстью и багровой гривой смотрел на меня сверху вниз. Да я едва видел где заканчивается его спина и плечи и начинается шея! Любой хозяин выглядел жеребёнком в сравнении с ним.

На меня смотрело уродливое, покрытое множеством шрамов лицо, один глаз был налит кровью а одно ухо и вовсе отсутствовало. Тело было покрыто племенными татуировками, которые выглядели так, словно их получение было довольно болезненным. Передние ноги были обмотаны кольцами колючей проволоки, кровавый глаз был окружён угловатым узором, а на боках были бандитские символы. Почти треть его тела была ими покрыта. Бугристые шрамы пересекали рисунки тут и там. Когда он двигался, то вся эта скрытая под шкурой груда мышц становилась ещё виднее. Но эти глаза. Его взгляд был диким и наполненным желанием жестокости. Он напугал меня столь сильно, что я попятился от него.

Он был абсолютно ужасен.

Его взгляд преследовал меня пока я пересекал тёмную часть камеры, пытаясь убраться от него подальше. Я оглянулся назад: Первая и Второй наблюдали за Ямой, Четвертый что-то объяснял Третьей, но, кажется, никто не обращал внимания на нас. Я пискнул от страха. Мне не нравилось то, что я остался наедине с этим огромным наполовину-диким земнопони. Он просто продолжал сидеть там, смотря как я удаляюсь от него. Глубоко вздохнув, он перевёл взгляд на ворота.

— Мне жаль.

Пораженный от страха до этого момента, теперь я был просто сбит с толку. Я вопросительно наклонил голову глядя на него и, упёршись крупом в стену позади, не смог издать звука громче тихого шепота.

— Что?

— Мне жаль, что ты оказался здесь со мной, — продолжил он, поднимаясь на ноги.

О великие Богини, да он просто громадный! Вдобавок к этому, у него, казалось, в теле нет ничего кроме мышц.

Внезапно, я почувствовал радость, что он не в противоположной команде.

— Тебе… жаль?

— Да. Мне жаль потому что я не смогу тебя защитить, — его голос был низким, но в то же время печальным, что контрастировало с его диким видом и странным акцентом. — Ты не заслуживаешь этого. В отличии от других.

Я не знал как мне на это реагировать.

И у меня даже не было возможности реагировать.

— Первый раунд! — прогремел голос грифины-комментатора.

Я обернулся и увидел как ворота начинают подниматься.

— Да начнутся игры… — пробормотал огромный жеребец, прищурился и порысил мимо меня. Внезапно, хоть я и знал, что меня не будет рядом чтобы увидеть это, мне стало жалко того бедного жеребца или кобылу, которому придётся встретиться с ним один на один.

А ещё более жалко мне было самого себя.

Я умру.

Мне не полегчало.

Я стоял позади Третьей и Четвёртого и смотрел как та, кого звали, как я узнал, Блад, вышла первой на арену и была быстро убита. Мне пришлось буквально заткнуть себе рот копытом чтобы не завыть от ужаса, когда я отпрянул назад, упал на колени и попытался выдержать крики толпы, которая наконец была вознаграждена кровавым зрелищем. Шестой стоял рядом со мной и смотрел на меня своими измученными глазами, прежде чем поднял голову, словно оценивая положение. Я слышал как он шепчет что-то себе под нос, но при таком шуме я едва ли мог разобрать хоть слово.

О Богини, меня ждёт тоже самое…

Второй вышел вперёд когда ворота вновь открылись. Комментатор прокричала его имя и я ясно видел, что он идёт мстить за ту, кто был его подругой. Его звали, кажется, Нарцисс.

Теперь я был ближе к воротам и мне открылся вид получше. Яма представляла из себя накрытый гигантской клеткой старый каток, в котором на полу остался только голый бетон. На полу было множество нажимных пластин и пятен крови, как новых, так и старых. Многие из них принадлежали самой Блад. И какое-то количество теперь покрывало её противника, Син… Син-как-то-там. Я прослушал его имя когда прикрывал свои страдающие уши, пытаясь заглушить шум толпы.

И вот опять, я стал свидетелем смерти. У противника Нарцисса не было шансов. Он встал на нажимную пластину и сверху посыпались мины. Жеребец, несмотря на своё крепкое телосложение, легко увернулся от взрывов и быстро добрался до противника, подарив ему ужасающую смерть. Один за другим, я слышал щелчки и хруст.

Он ломал ему кость за костью.

Я почувствовал как мои ноги ослабли. Спазмы в горле перешли в полноценные всхлипы, а по щекам побежали слёзы и ужас охватил меня. Я побежал обратно к двери через которую нас завели в эту камеру. Я должен выбраться! Я не хочу умирать! Едва я добрался до неё, двое надзирателей, которые привели нас туда и третий, который прилепил на наши крупы эти номера, уже ждали меня. Рассмеявшись, они подхватили меня и бросили обратно к чёрным воротам.

Я свернулся в клубок. С арены послышались новые тошнотворные звуки, каждый сопровождался рёвом толпы.

Я не хочу умирать…

Я не хочу умирать…

— Третий раунд! От черной команды бой продолжит Нарцисс…

— Я пытался игнорировать эту грифину. Каждый раунд приближал меня на один шаг. Блад мертва. Нарцисс не протянет ещё пять боев подряд, а передо мной остались всего двое пони и они были… ну, не такими впечатляющими как Шестой. Не думаю, что у них хватит выносливости чтобы избавить меня от участия в этом.

Гигант всё ещё молча стоял рядом, наблюдая за ареной. В какой-то момент, я решил попытаться избавиться от жутких мыслей и сконцентрировался на художественном аспекте его татуировок и внешнего вида в целом.

— Ладно… — пробормотал я, пытаясь контролировать дыхание. — Колючая проволока, острые края…

Татуировки не помогали.

Дрожа и борясь с воображением, рисующим мне образы моей смерти, я решил взглянуть на двух других пони.

Номер Четыре был вполне себе обычным, просто очередной раб из Филлидельфии. Я задумался о том в чём он провинился, что его отправили сюда.

Но вот номер Три. Не часто я вижу пони, которым я могу смотреть в глаза не задирая голову вверх. Ну, я мог бы смотреть ей в глаза, если бы она не стояла ко мне спиной, наблюдая как Нарцисс заканчивает пинать труп своего противника. На мгновение мой взгляд скользнул по штуке у неё на правой передней ноге. Какой-то громоздкий прибор. В моей голове всплыло воспоминание: у господина Красного Глаза было что-то подобное.

Любопытство взяло верх над страхом и я решил разглядеть её. Мне не было видно кьютимарку, она была закрыта наклейкой с номером с одной стороны. Тихо обойдя её с другой, я смог её разглядеть.

Точно такой же прибор был изображен на её фланке. И что это значит? То что она умеет им пользоваться? Учитывая, что я не имел ни малейшего понятия что это такое, я понял что любые догадки будут абсолютно бессмысленны. Что бы это ни было, оно явно было неопасным. Рабовладельцы не оставили бы рабу что-то, что могло бы их убить. Поэтому нет ни единого шанса, что я не попаду на арену.

Понимание настигло меня в какой-то момент. Я вытянулся и разглядывал её круп чтобы увидеть кьютимарку. Краем глаза я заметил, что Шестой стоит и смотрит на меня приподняв бровь. Вздрогнув, я отпрянул назад и отвёл глаза. Ну почему все пони думают обо мне именно так? Я смотрел не туда. Я вообще не пялюсь на кобыл в этом смысле.

Я их просто рисую. Это другое.

Было глупо стыдиться. Именно в такой момент. Но это помогло немного отвлечься.

Номер Шесть, кажется, рассмеялся, хотя это было больше похоже на скрежет камней. Тем не менее, он быстро остановился и вернулась гробовая тишина. Прищурившись, он взглянул на арену с вновь возобновившимся интересом. Я последовал его примеру.

И увидел того, кто станет моей смертью.

Зебра.

Зебра.

Даже я слышал о ней. Самый страшный боец в Филлидельфийской Яме. Экзотическая, смертельно опасная и совершенно безжалостная, как говорили пони. Никто не мог победить её. Ветеран уже трёх игр и любимица толпы, известная за то, что хладнокровно убивает любого, кто встает у неё на пути. По правде говоря, я раньше не видел её лично. Я ничего не знал о её способностях или боевом стиле. Но мне и не нужно было. Любая зебра, заработавшая такую репутацию, опасна.

Я не выдержал. Сжавшись и воспользовавшись Третьей чтобы закрыть себе обзор, я прижался к полу и задрожал. Это просто не честно…

Но даже на полу, сквозь ноги Третьей и толстую решетку ворот. я мог видеть происходящее в Яме. Зебра… как его звали? Зе… Зен? Я ничего не мог расслышать за воем толпы.

Лежа на полу, мне становилось всё труднее дышать из-за жары и грязного воздуха. Я чувствовал себя полностью беспомощным, попавшим в ловушку в этом адском месте. Состояние отлично соответствующее бойне, происходившей в тот момент в Яме.

Я видел как они сражаются. Прищурившись, я увидел как Нарцисс бросил зебру на землю. Я вздрогнул, когда она ответила ему тем же. Даже за шумом толпы, я слышал жуткие удары копыт оппонентов.

Я не смогу. Я не создан для такого!

Нарцисс был грубым и находчивым, а зебра ловкой и опасной. Я видел как в воздух подлетела мина и заскулил когда грохот взрыва достиг моих чутких ушей.

Несправедливо!

В особенности для Нарцисса. Даже мне было понятно, что зебра берёт верх. Скорость побеждает силу. Убийственная точность восторжествовала над свирепостью. В один миг, с жутким хрустом, я услышал как зебра свернула ему шею.

Мой разум метался пока толпа визжала от радости при виде очередной смерти. Ещё один из “наших” пал и я стал на шаг ближе. Я не прожил хорошую жизнь. Обычный раб, грязный и забитый, без свободы и собственных желаний. Пока я смотрел как Третья храбро шагает на встречу собственной смерти и ворота захлопываются за её спиной, я, наконец, полностью сломался.

Эмоции нахлынули невыносимой волной, страх смешался с горечью от того, что жизнь не дала мне даже один шанс! Казалось, я живу только ради того, чтобы этот мир снова и снова ломал меня при каждой возможности! Весь стыд и самоконтроль был отброшен, когда я начал делать то, что у меня получал лучше всего. Плакать. Я плакал сильнее, чем когда либо раньше, сильнее, чем в день, когда у меня забрали мою мать, потому что теперь у меня заберут вообще всё.

Я не хотел этого! Не хотел терпеть боль! Я… Я боялся того, что они сделают со мной. Тяжесть осознания этого было просто невозможно выдержать. Я выплеснул все свои чувства.

Четвертій и Шестой молча пялились на меня, пока я, прижавшись к решетке ворот, бешено дрожал и старался не смотреть на бой, который, тем не менее, я прекрасно слышал. Третью вот вот должны были забить насмерть и её смерть будет ещё страшнее, чем у Нарцисса.

Ну почему моя жизнь пошла этим путём?

Почему именно я!?

Я не хочу умирать!

Яркая вспышка вырвалась из Ямы и ударила по моим полузакрытым глазам словно свет маяка, а вслед за ней последовало облако поднятой с бетонного пола пыли. С арены донёсся шипящий рёв магии. Всё ещё тяжело дыша, я упал назад, прикрыв глаза копытами, после чего медленно их убрал чтобы осторожно взглянуть на яркий свет.

Аура единорожьей магии струилась из центра, окутывая зебру полность. Каждая бочка, подвешенная под потолком над нажимными пластинами оказалась открыта в один миг. Зеленые химикаты потоком полились из них, но, не успев коснуться земли, оказались подхвачены мощной магией прямо в воздухе и закручены в гигантский телекинетический водоворот. Моя челюсть отвисла пока я не моргая наблюдал как жидкость красиво разлетается во всех направлениях, покрывая клетку и блокируя обзор. Я видел единорожью магию много раз, но не разу магию такой силы! Бросившись обратно к воротам, я с удивлением уставился в Яму.

Я даже не моргнул когда зелёная гадость попала на стены по обеим бокам от меня. К счастью, кажется, меня она не коснулась и я смог дальше наблюдать за этим чудом.

Третья… она… она… она…

Она летела без крыльев.

Я видел сцену, которая отпечаталась в моей памяти на всю жизнь.

Среди клубящейся от магии пыли, рог Третьей ослепительно сиял, когда она поднялась в воздух, охватив телекинезом себя и зебру, которая перед этим ранила её. Аура магии окружила их, когда она улетала прямо вверх, прочь от всей крови… всех смертей и боли… прочь от рабства и вперёд к славному спасению. Какая смелость и прямо на виду у Красного Глаза! Я слышал, как кровожадная толпа протестующей и потрясенно заревела от шока, а грифоны открыли по ним огонь, но ни один не попал, словно сама судьба берегла эту маленькую кобылу. Ангел, благословлённый Богинями, дарительница света, осветившая меня лучём надежды что возжёг огонь моём сердце.

Я почувствовал как глупо падаю назад, мой рот был открыт от удивления пока я наблюдал за происходящем зрелищем и свет слепил меня. Я был лишь одним силуэтом за воротами, маленькой фигурой на фоне легенды.

Дерзко поборов гравитацию, она исчезла в облаке пыли за пределами моего зрения, но оставила за собой затухающий свет. Сбросить оковы рабства и сбежать. Мысль казалась мне абсолютно абсурдной и смешной, но вот она в реальности! Сказки правдивы! Великий единорог с помощью магии сбегает от своих хозяев чтобы зажить свободной жизнью!

Наблюдая за окончанием этой удивительной сцены, сопровождаемой оседанием пыли и падением химических отходов, я чувствовал как улыбаюсь. Я никогда раньше не испытывал такую радость. Это было так бодряще, так… хорошо.

Я хотел продолжать улыбаться вечно.

Я хотел пойти с ней.

Мой разум изо всех сил пытался осознать произошедшее, понять, обработать и уловить смысл. Даже услышав, как надзиратели бросились к воротам, чтобы взять нас под контроль, как грифоны ринулись за ней в погоню, пока она не покинула Ферму Развлечений, я впервые в жизни чувствовал внутри какое-то стремление. Моё собственное стремление.

Я осмелился мечтать.

Я хотел почувствовать это снова. Почувствовать то же самое, что и во время рисования. Почувствовать то же, что чувствовал наблюдая за всем этим. Почувствовать улыбку на лице. Почувствовать волнение и страсть.

Я хотел чувствовать это вечно.

Я хотел избавиться от своих цепей навсегда.

— Раб! На землю быстро!

Рабовладельцы ворвались в помещение позади нас. Двое надзирателей и третий, который приклеивал цифру на мой фланк, двинулись к нам. Я почти не слышал их. Я просто сидел и пялился наверх, в Яму. Зеленая слизь стекла вниз, пыль осела. Всё что осталось это маленький открытый люк на крыше клетки, который теперь, поскрипывая, качался.

Где-то вдалеке были слышна стрельба, взрывы и шум толпы, которая галопом устремилась на выход из арены. Копыто надзирателя, оттянувшее меня от ворот, было первым, что вырвало меня из мира грёз.

— Я сказал прижаться к гребаной земле, раб! — в его голосе сквозило напряжение.

Развернувшись, он с силой бросил меня на пол. Я услышал как другой надзиратель подходит ко мне звеня кандалами. Едва они меня развернули и я увидел дверь, через которую нас завели в камеру, я понял почему они так нервничали.

Рабы не остались равнодушны после такого зрелища.

За дверью в камеру я слышал звуки восстания. Рабы ревели, бунтуя среди начавшейся суеты. Им показали, что Красный Глаз может быть побеждён. Один надзиратель следил за дверью и я понял, что подавление мятежа идёт далеко не так гладко и быстро, как им того хотелось.

И кажется Шестой подумал о том же.

Самый большой пони из всех, кого я видел в жизни, как мне казалось, должен быть медленным и неуклюжим. Я представлял, что его атака будет подобна валуну, медленно катящемуся со скалы. Очевидной и неумолимой. Ох, как же я ошибался.

Да, он двигался как валун, но валун, безумно несущийся с обрыва. У рабовладельца не было даже шанса устоять перед ним, когда Шестой навалился на него всем своим весом и всего одним ударом копыта, отправил голову противника на встречу с бетонной стеной с тошнотворным хрустом.

Надзиратель, сковывающий меня, поднял взгляд и был шокирован тем, как в мгновение ока расправились с его напарником. Ещё один рабовладелец, занимавшийся Четвертым, отреагировал так же и теперь оба мерили Шестого холодным взглядом.

— Ты… — голос надзирателя дрожал, — стоять, не двигаться! С-стоять…

— Забавно. Я собирался сказать тебе то же самое, —пробубнил Шестой прежде чем броситься них двоих. Я сжался в клубок и почувствовал как он буквально пролетел надо мной несмотря на свои габариты. Несколько испуганных криков и глухих ударов прозвучали в камере, где этот гигант напал на двух надзирателей. Я решил рискнуть и посмотреть на происходящее и открыл глаза.

Шестой двигался как размытое пятно, молниеносно нанося удары своими толстыми ногами. Одного из охранников он пнул задними копытами так, что тот отлетел головой прямо в стену и его череп с хрустом отскочил от неё. Развернувшись на месте и нырнув, он сошелся со вторым противником, даже несмотря на то, что тот успел достать дубинку ртом. С рыком, он подхватил надзирателя и изо всех сил бросил его в решетку ворот прямо над моей головой и тот приземлился недалеко от своего напарника. Пара пыталась прийти в себя, стоная от боли.

И пока они пытались подняться на ноги, а первый прижимал кровоточащую рану на голове копытом, Шестой уже двигался к ним. Одного он ударил лбом со звуком, похожим на столкновение двух камней. Рабовладелец упал без сознания. Шестой потянулся, подхватил второго и начал бить его головой об стену. Внезапный треск и хлюпанье дали понять, что всё закончилось, как и крики агонии самого надзирателя.

И словно на сдачу, вытирая пот со лба, Шестой поднял ногу и нанёс резкий удар по шее последнего пони с достаточной силой чтобы… чтобы…

Мне поплохело.

Я всю жизнь видел как избивают пони, но это было по-другому. Рабовладельцы бьют чтобы запугать. Этот пони просто убивал их. В бою, жеребец разорвал трёх рабовладельцев меньше чем за минуту используя одну лишь силу и свирепость. Грубая сила в её прямом и чистом проявлении, без малейших раздумий.

Нет, это не так. Даже сейчас, когда я смотрел на него, я видел как его взгляд мечется туда-сюда. Он думал. Он был старше, чем показалось мне сначала, а его лицо выглядело так, словно он прошел через подобное уже не один раз. Было что-то расчётливое в его поведении, он следил и слушал. Он был наблюдательным и явно опытным. Внезапно, мне стало гораздо понятнее почему он так внимательно наблюдал за ареной и тем, как сражаются другие участники.

Части меня стало интересно как бы он сражался с этой зеброй. Ловкость и точность против расчётливой ярости и силы… Но затем я вспомнил, что погиб бы до того, как наступила бы его очередь выходить на арену. Не знаю, что пугало меня больше, хотя, глядя в эти налитые кровью и неподходящие всему его образу глаза, сверлящие меня взглядом, я быстро принял решение.

— Н-не убивай меня! — завопил я и попятился назад, пока не прижался спиной к воротам просто чтобы быть как можно дальше от огромного земнопони. — Я буду молчать и никому не скажу! Прошу…

Он молча подошел ко мне, смотря вниз. Ради Богинь, всё его лицо было покрыто кровью только что убитых им рабовладельцев и она струями стекала по морде, повторяя контуры татуировок. Он опустился лицом ко мне и взглянул в глаза. Я понял, что не могу даже моргнуть, когда встретился с ним взглядом. Глаз, который был налит кровью, казалось, дёргнулся, после чего он отпрянул и, схватив меня зубами за жилетку, помог мне подняться.

— Давай, малыш, — быстро пробубнил он, двигаясь к двери. — Держись рядом и может быть у тебя получится выжить.

Удивление охватило мой разум.

Полагаю, у меня не было выбора.

В служебных помещениях Ямы царил хаос. Едва выйдя за дверь из камеры с воротами, я увидел как надзиратели хлестают рабов плетьми, угрожают оружием и боевыми сёдлами. Рабы покорностью не отвечали; следуя за Шестым в его тени, я видел как одного из охранников повалили на землю четыре ослабевших раба и теперь избивали его окутанной магией кувалдой. Выстрелы звучали каждые пару секунд, вызывая крики и вопли, а по коридорам бегали толпы рабов.

Шестой не выглядел обеспокоенным происходящим. Он осмотрелся по сторонам и, выбрав направление, пустился в галоп. Я едва успевал бежать за ним из-за разницы в размерах. Качаясь из стороны в сторону, мой галоп был нервным и неровным. Что я делаю!? Хозяин сказал мне стоять! Маленький раб в моей голове кричал мне остановиться и что хозяева не оценят такое поведение.

Украденное из арсенала оружие было разбросано по полу и каждый желающий взял его в копыта. Те рабы, кому не досталось ничего, взялись за инструменты и случайные предметы мебели. Я видел, как они пытаются проникнуть в то, что было большим арсеналом Ямы, где хранилось самое опасное оружие вроде огнестрела или магических топоров. На мои уши обрушились крики, взрывы, а в нос бил тяжелый запах пороха, крови и пота. Я поскользнулся на нескольких лужах того, что определенно не было водой и теперь старался не сильно думать о том, что же это было на самом деле.

Прямо перед нами из двери, яростно борясь друг с другом, вывалились раб и смотритель Ямы, а вслед за ними последовал огонь и клубы дыма. Я задержал дыхание и пошёл сквозь густой дым прежде чем споткнулся о труп, который ранее не заметил. Это было так внезапно, что я всё ещё чувствовал как мои ноги продолжают пытаться бежать, в то время как мир в глаза перевернулся на девяносто градусов.

Челюсть встретилась с полом в болезненном ударе, заставив меня стиснуть зубы. Тот зуб, что шатался после побоев с утра, вновь напомнил мне о себе, неприятно пошатнувшись. Вздрогнув и потерев лицо копытом, я огляделся и меня, внезапно, охватило желание просто остановиться.

Я видел, что надзиратели восстанавливают контроль. “Нормальность” возвращалась всё больше и больше с каждым избитым, закованным или просто расстрелянным рабом. Возможно, лучшим выбором для меня будет просто лечь, дать им сковать себя и не рисковать лишний раз.

Но нет, что-то не позволило мне это сделать. Что-то хрупкое, но мощное заставило меня двигаться дальше, словно далёкий, отчаянный голос, который звал меня и который я не замечал раньше. Чувства в моём сердце были слишком сильны, оковы всё ещё сковывали мой разум, но теперь я увидел, что из этого можно вырваться. Я, поднявшись, повернулся и вновь побежал за Шестым, который не ждал меня и продолжал двигаться дальше. Несколько охранников пытались встать на его пути; их искалеченные тела остались позади.

Он двигался вперёд, но в какой-то момент нырнул в боковой коридор. На секунду я задумался почему, но затем я услышал цокот когтей грифона сразу за поворотом. Впервые в жизни поблагодарив судьбу за такой чувствительный слух, я нырнул вслед за Шестым в двойные двери. К моему удивлению, он стоял сразу за ними и, едва я заскочил внутрь, он захлопнул их за моей спиной.

Я прислонился к стене, мои бока болели… ну, и всё остальное тоже. Такой больной и забитый пони как я не очень хорош в беге.

Грифоны за дверью прошли мимо и это было отчётливо слышно благодаря их когтям. Теперь, когда у меня было время перевести дыхание, я поднял взгляд (всё выше и выше…) на Шестого.

— Почему… почему ты мне помогаешь? — я тяжело дышал, а голос был тихим и дрожащим.

— Почему нет? — невозмутимо ответил жеребец. — Ты не один из них. В твоем взгляде нет желания убивать. Я знаю место, где ты будешь в безопасности… ну, там точно будет безопаснее, чем в той дыре, в которой они тебя держали. Держись рядом если хочешь, малыш.

Он прищурился и наклонился ко мне.

— Но я не собираюсь тормозить. Если ты отстанешь, то я тебя оставлю. Мне нужно…

Шестой остановился и окинул взглядом коридор, а затем снова посмотрел на меня. Почему-то у меня возникло чувство, что этим жестом он просто постарался отвлечься от того, что уже сказал больше, чем хотел. Тем не менее, я кивнул. Возможно у него была какая-то база повстанцев в железнодорожных тоннелях Филлидельфии! Это отличный способ собраться с другими пони и бежать всем вместе!

Только в таком случае передо мной вставала одна существенная преграда. Идти с ним куда-то и сбегать означало бы пойти против воли моего хозяина.

Мысли метались в голове пока я наблюдал за тем, как жеребец осторожно крадётся вперёд, оглядываясь вокруг всё тем же прагматичным взглядом, что и раньше.

Я раб! Откуда у меня вообще взялись все эти мысли о побеге, свободе и мечтах? Даже моя кьютимарка была парой кандалов. Я не должен отвергать свою судьбу!

Но, как бы я не старался, этот образ маленькой единорожки, демонстративно неподчинившейся и сбежавшей прямо в небо, просто не уходил из головы. Сколько свободы у неё было в воздухе! Возможность летать…

Глубоко вздохнув, я повернулся, поправил жилет и побежал вслед за Шестым. Если я хотел сбежать, тогда, полагаю, мне в любом случае нужно было следовать за ним и показать что я готов сбежать, но главное, доказать самому себе, что я могу сломать эти цепи.

На мгновение я задумался может ли кьютимарка измениться. Было бы неплохо. На моём крупе неплохо бы смотрелся альбом для рисования… или летящая птица…

Мы снова тронулись в путь, минуя подсобные помещения ледовой арены и останавливаясь только чтобы проверить коридоры. Вообще-то, все эта внутренняя часть стадиона была не такой большой, но обрушенные стены и потолки тут и и там превращали её в сложный лабиринт. По правде говоря, я не чувствовал себя в безопасности. Даже справившись с ужасом, который вселял в меня мой напарник, в голове всё равно рождалось беспокойство. На меня накатывал страх перед Хлыстом, моим господином, который в какой-то момент точно явится чтобы забрать меня и наказать за неповиновение.

— Нам сюда.

Я рефлекторно застыл от его голоса и ничего не ответил. Почему-то в моей голове мне представилась картина как Шестой поворачивается ко мне и разрывает на части за то, что я мешаю его собственному побегу. Какое чувство бы им не двигало, оно было мощным. Мне было интересно как его звали и только в тот момент я решил, что было бы неплохо взглянуть на его кьютимарку.

Ну, “милой” её точно не назовёшь.

На его фланках было изображение потёртого и покрытого зарубами ржавого щита, забрызганного кровью. Думаю в этом был смысл. Он явно был закален в боях, а тело было покрыто множеством племенных татуировок, но шрамов было ещё больше. Я думал о значении щита, а затем пришёл к одной очевидной мысли. Безусловно, он должен был быть таким же как этот щит, чтобы пережить всё, что выпало на его судьбу.

Его тело покрывала кровь частично его собственная. Она струями стекала по бокам, попадая на кьютимарку из-за чего щит выглядел ещё темнее и окровавленнее. Я понял, что хочу зарисовать её и мне стало жаль, что мой дневник остался на Ферме Развлечений. Вероятно, его уже забрал какой-то другой раб и использовал в качестве подстилки.

Несмотря на то, что эта единорожка спасла мне жизнь, я сомневался, что когда либо вновь увижу рисунок матери.

И вот опять, я почувствовал как по щекам покатились слёзы. Иногда мне правда хотелось, чтобы я не плакал так много перед другими, но я просто не мог это контролировать и сдерживать.

Я почти врезался в Шестого, пока продолжал идти думая о своем. Он остановился и уставился на двери прямо перед нами.

Одна из них была обычной дверью в кабинет, другая — пожарным выходом наружу. Минутный всплеск надежды охватил меня, когда я представил как мы выходим через неё и сбегаем под прикрытием того безумия, что, как я слышал, царило снаружи. Но реальность быстро привела меня в чувства. Сбоку от выхода располагался один из этих нелепых терминалов, а на его надстреснутом экране был символ закрытого замка.

Колоритная ругань моего напарника последовавшая после того, как он проверил терминал, дала понять, что он тоже не знал что с ним делать.

— Заблокировано. Ну почему они всегда заблокированы? Эти проклятые умники с их…

Сказав несколько слов, которые даже я никогда не слышал, мы пошли назад. Обошли несколько кабинетов и раздевалок, но не нашли никаких других выходов. Большинство были просто заварены. Минуты шли и я слышал, как крики начинают приближаться. Они обыскивали здание.

Шестой зарычал когда мы забрели в тупик в конференц-зале

— Так мы не выберемся.

В конце концов, мой напарник выместил свою злость ударом копыта по стене, заставив саму стену затрещать и отколов от неё часть штукатурки.

В ответ на это послышался испуганный писк… чёрт, ну почему я всегда так…

Это был не я.

Мои ноющие уши услышали этот звук из-за закрытой двери в другой кабинет. Кивнув Шестому (мне правда стоит спросить его имя…), я указал на эту дверь. Жеребец поморщился, повернулся и пинком задних ног выбил её.

Точнее… вырвал вместе с петлями.

— Выходи! Живо! — проревел он и нырнул в комнату откуда я сразу услышал удивлённый и испуганный крик.

Гигант вышел из комнаты волоча за хвост работника Красного Глаза, после чего швырнул его на стул.

— Ну! И почему ты прячешься? Выкладывай! — произнёс Шестой низким и полным злости голосом. Он явно хотел разобраться с этим побыстрее. У меня появилось чувство, что ему не нравилось находиться в центре того, что вскоре превратится в зону боевых действий, в случае если беспорядки продолжатся.

— Нет! Я ничего не знаю! — закричал рабочий который, как я полагаю, был каким-то служащим.

— Так значит ты знаешь пароль от терминала, — с угрожающим видом продолжил Шестой таким же низким голосом.

— Я… что? Откуда ты…

— Ты только что сам сказал, — он подмигнул крохотному по сравнению с ним пони. Служащего это не сильно утешило.

— Вот… — жеребец оглянулся по сторонам, а затем снова посмотрел на держащего его гиганта, — ...дерьмо.

—Ты всё правильно понял.

Шестой мгновенно развернулся и потащил работника за собой туда откуда мы пришли.

Неловко игнорируя просьбы и мольбы о том, чтобы я остановил огромного жеребца, я последовал за ними до самого терминала. Меня так же как и нашего пленника поразила эта хитрая уловка Шестого. Очевидно, он был не дурак. И всё же я продолжал его бояться. У него снова был такой же взгляд, как тогда, когда он сокрушил трёх надзирателей возле ворот.

Хотя, наш пленник не был надзирателем или рабовладельцем. Вероятнее всего, он был просто рабом с привилегиями.

— Я не скажу вам пароль! —воскликнул он. — Стерн выпотрошит меня!

— Я выпотрошу тебя если ты его не скажешь, или я просто начну пробивать стену твоей головой пока ты не скажешь.

Шестой сделал паузу чтобы наклониться на один уровень с пленником и посмотреть ему в глаза.

— И даже если ты вырубишься… я очень терпеливый.

— Стерн меня убьет!

Раздался громкий удар когда голова жеребца встретилась с железной стеной рядом с терминалом и оставила на ней заметную вмятину.

— Пароль! — проревел Шестой ему в ухо. Я вздрогнул и, прикрыв уши, отошел назад. Мне не нравилось куда всё это идёт.

— Да иди ты нахуй, раб! Красный Глаз может сделать со мной такое, что тебе и не снилось! Я… я слишком боюсь его, чтобы бояться тебя!

Второй удар. Из его носа брызнула кровь и он застонал от боли.

— Бля… Бля… — кажется он потерял сознание, но Шестой быстро привёл его в чувство ударом копыта по морде. Мне не нравилось всё это. Это не похоже на убеждение или самозащиту, это откровенная пытка.

Несмотря на то, что он сказал мне, это жеребец ничуть не успокаивал меня. В нём было что-то дикое. Будто он решил игнорировать все границы морали. Если бы не слова, что он сказал мне ранее, я бы, вероятно, просто убежал.

Тем не менее, его действия возымели успех. Инстинкт самосохранения включился и наш пленник решил, что его жизнь важнее.

— ДЭРИНГ! — завопил служка. — Пароль — Дэринг!

— Ну, видишь как легко? — пробубнил Шестой, но в его голосе не было эмоций. Он повернулся и разблокировал терминал. Замок двери с щелчком открылся и, удовлетворённо хмыкнув, он повернулся к рабочему.

Я видел в его глазах жажду убийства. Он не хотел оставлять в живых никого, кто мог бы выдать информацию о нас рабовладельцам.

— Нет! Нет, я же помог вам!

Рабочий пытался уползти, а затем закричал от боли, когда Шестой потянулся и схватил его.

Я успел закрыть глаза и уши как раз в тот момент, когда его копыта дотянулись до шеи пленника. Но даже с закрытыми ушами, я не мог не услышать мольбы о пощаде, которые были прерваны агонизирующим хрипом и, в конце концов, тишиной.

Внутри царил хаос.

Снаружи… была война.

Толпы отчаянных рабов вываливались из стадиона. Я видел, как многих буквально раздавило в массе грязных тел, когда две разных массы столкнулись между собой; они кричали, падали и их топтали насмерть. Вокруг всего этого носились рабовладельцы, махая оружием, стреляя и требуя прекратить панику и подчиниться. Многие рабы слушались и их убивали. Их крики выделялись на фоне всего. И даже в паре метров у пожарного выхода меня едва не затоптали бегущие в ужасе пони, за которыми гнались надзиратели, загоняя рабов в клетки.

Как вообще кто-то может пройти сквозь всё это? Это просто безумие. Мы стояли в стороне от происходящего возле больших мусорных контейнеров у задней части стадиона.

Но ещё больше хаоса происходило на Ферме Развлечений. Каким-то образом, горки снова заработали. Вагонетки носились по рельсам с головокружительной скоростью. Я заметил, как надзиратели стреляют по ним. Там что, сидели пони? Стоп, они что, выстрелили по ним из…

— ЛОЖИСЬ!

Я почувствовал как Шестой грубо схватил меня за жилетку и прыгнул за мусорные баки вместе со мной. Ракета пролетела мимо горок и, вместо этого, по странной траектории развернулась и полетела прямо в нашу сторону, попав в толпу пони прямо перед нами. Взрывная волна была для меня мгновением боли за которым послышалась оглушительная тишина. Моё тело трясло и я чувствовал как на меня падала земля и мокрая грязь, пачкая вообще всё, пока я прижимал голову к земле. Меня так сильно трясло, что мне едва удалось подняться на ноги, но когда я смог это сделать и открыл глаза, то в тот же миг снова закрыл их.

Это была не грязь.

Я ощутил, что огромный жеребец начал двигаться. Он уже шел дальше. Заставив себя открыть глаза, я начал хромать за ним и каждый шаг напоминал мне о вывихнутом суставе. В тот же момент я заметил, что моя жилетка наполовину стянута с меня из-за грубого рывка жеребца. Я быстро поправил её хоть как-то и последовал за жеребцом так быстро, как только мог. Мне не удалось избежать взгляда на ужасающие последствия попадания ракеты в толпу — теперь там был небольшой кратер, окруженный изуродованными телами и посечёнными осколками всё ещё живыми рабами. У меня не было никаких сомнений в том, что им никто не будет их лечить и их просто оставят умирать. Вместо этого, все в панике бежали дальше, боясь прилёта другой ракеты.

Чувство вины напомнило мне, что и я сам не остановился им помочь. Ужас сжал моё нутро как тиски, но я обернулся чтобы не потерять Шестого из виду. Он был наголову выше любого другого пони в округе, но с моим размером, я просто физически не мог пробиться сквозь толпу. Я должен был продолжать двигаться; в любой момент другая ракета могла попасть в нас или же рабовладелец открыл бы огонь по толпе. Я уже видел, как некоторые из них открыли огонь.

Над нашими головами, целое крыло грифонов полетело к горкам и я услышал громкий грохот в здании, где располагался филлидельфийский центр управления Красного глаза, гигантском амбаре Фермы Развлечений. Дым вырывался из одной из его сторон и я видел, как солдаты Красного Глаза двигаются туда чтобы окружить здание. Туда что, врезался поезд с горок?

Моё внимание снова вернулось на землю, к горстке пони, бегущей сквозь край толпы. Я увидел как трое из них упали, вызвав этим падение ещё нескольких десятков и множество травм. Не было никакого порядка; некоторые даже пытались вернуться на стадион. Я нырял, уворачивался и прыгал между пони так как только мог, пытаясь избежать столкновения или падения. Всего одно неверное движение моего или чужого копыта и я окажусь на земле.

— Рабы! Остановитесь или будете убиты! Оставайтесь на месте!

Инстинкт сработал моментально. Я застыл на месте, мои копыта попытались меня остановить, но толпа увлекла меня за собой. Воздух наполнился криками, визгами и сердитыми возгласами когда толпа попытались двигаться дальше. Молодой пони недалеко от меня согнулся и рыдал над бездыханным телом кобылы — мгновение и он затоптан насмерть. Я видел как двое рабов начали драться из-за чего-то между собой и вскоре оказались под копытами толпы. Все вокруг меня были напуганы и игнорировали команды, что звучали по громкой связи. Я задумался о том слышали ли они их вообще. Возможно их слышал только я.

— Стража! Открыть огонь!

Мощь орудий из боевых сёдел обрушилась на толпу с мостиков над нами. Миниганы взревели, загрохотали анти-мех винтовки, а магическое оружие добавило в шум свой уникальный звук электрических разрядов. Пушки грифонов добавили в какофонию залпов свои ноты когда они начали устранять отдельные цели в полёте.

Только в тот момент я понял что происходит. Толпа рабов в которой я оказался двигалась прямо к главным воротам. Вероятно это произошло случайно, я сомневаюсь что хоть кто-то из всех этих пони понимал куда они несутся, но я понял что именно подумали о происходящем солдаты Красного Глаза. По их мнению, рабы пытались совершить массовый побег и теперь должны были отплатить своей кровью за такую дерзость и восстание.

Внезапно, я понял, что большинство из окружавших меня рабов не были в числе тех, кто начал бунтовать на ледяной арене.

Передние ряды толпы были разорваны шквалом огня. Пони падали десятками под залпами множества стволов. Я не видел этого, но прекрасно слышал ужасные звуки пуль, разрывающих плоть и шипение от заживо превращающихся в пепел или слизь пони, пораженных магическим оружием.

Крики превратились в вопли и толпа, остановившись, попыталась сдать назад. Те, кто развернулись и двинулись навстречу остальным, столкнулись и вновь множество пони ломали себе кости и погибали в давке. Звук был ошеломляющим, тела врезались друг в друга снова и снова, испуганные рабы пытались сбежать и теперь сталкивались с теми, кто пытался вернуться.

Зажатый между заградительным огнём, массой давящих друг друга тел и паникой, я не знал что мне делать. Мои инстинкты говорили мне “Вернись в клетку”, но моё сердце говорило “Продолжай идти! Беги!”

И я не знал что из этого слушать.

Страх, эмоции и адреналин захлестнули меня. Я никогда так себя не чувствовал. Раньше, я не то чтоб испытывал что-то кроме печали и страданий, но теперь на меня навалилось столько всего, что я был просто ошеломлён. Взгляд метался в замешательстве и панике, я заколебался и замер.

И меня подхватила толпа, метая из стороны в сторону. В какой-то момент меня завалила набок большая кобыла, которая пыталась прорваться сквозь массу пони, после чего я оказался зажат между двумя пони и упал на землю. Кто-то кричал мне в ухо. Жеребец врезался в нас всех и упал к нам в кучу. Я не видел ничего кроме грязных мечущихся тел. Застряв среди потных и паникующих пони, не в силах сбежать, я кувыркался и ползал, уворачиваясь от копыт. Я не знал что мне делать!

— Малявка!

Вытерев слёзы и моргнув, я сгруппировался и оттолкнулся в сторону, увернувшись от пони, что упал на землю прямо рядом со мной, убитого выстрелом в голову. Перед собой, чуть в стороне от толпы, был Шестой.

Он не ждал меня, но окликнул меня пока убегал в переулок, ведущий вглубь Филлидельфии. Многие пони поступили так же, пытаясь уйти с главной дороги. Я видел, как по ним тоже ведут огонь, пытаясь не дать им сбежать. Очевидно, Красный Глаз, хотел нас всех сгруппировать.

У меня было два варианта.

Первый — последовать за жеребцом куда-то, куда он направлялся. Но чтобы добраться до него, мне нужно было прорваться через простреливаемый участок под огнём пулемётов и магического оружия. Нескольким пони удалось нырнуть в переулки… но далеко не всем.

Второй вариант — остаться там, где я был. К тому моменту толпа уже начинала успокаиваться и поддаваться давлению жесткого напора надзирателей. Вероятно, я был бы в безопасности до тех пор, пока меня не вернут обратно в загон.

Осмелиться или сдаться.

Я посмотрел на участок, отделявший меня от переулка.

Глубоко вдохнул.

Из динамиков прозвучал голос хозяина Красного Глаза.

— Великие рабочие Филлидельфии! Прекратите это бессмысленное насилие!

Я дрогнул…

— Вы добились таких больших успехов, трудясь каждый день. Разве я не вознаградил вас за это обещанием целого дня отдыха до рассвета? Именно так, и, услышьте меня, я не бросаю слов на ветер и моё обещание будет исполнено. Этот день останется вашим. Но эта бессмысленная паника никому не идёт на пользу. Ни вам. Ни мне. Ни Единству, о достижении которого мы все мечтаем. Но больше всего, это не идёт на пользу детям. Ведь именно ради их светлого будущего мы все прилагаем столько усилий каждый день. Я спрошу вас всех: может ли в Эквестрии воцарить порядок и покой, если он начнётся с беспорядка и паники? Разве этот хаос не был тем адом от которого мы все ушли давным давно? Помните о своём потенциале, дорогие эквестрийцы, помните о своих жертвах и о том благородстве, что мы все должны проявить.

Я не мог пошевелиться. Его голос. Мой хозяин. Тот, кто заплатил за меня. Тот, кто владел мной.

— И именно поэтому, я должен попросить всех вас развернуться и мирно отправиться к местам вашего отдыха. Мои слуги уведомят каждого когда мы снова сможем вернуть день отдыха и развлечений о который был вам обещан. Мы с вами стольким пожертвовали. Я клянусь вам, это ненадолго. А теперь, восстановите порядок, присущий лучшей Эквестрии и пусть сегодня не прольётся больше ни капли крови.”

Решение было принято.

Мой Хозяин сказал своё слово.

Несмотря на то, что сердце вопило мне помнить о случившемся в Яме, я подчинился.

Его слова обрели ещё больший вес когда к войскам прибыло подкрепление. Со всего города стягивались отряды рабовладельцев чтобы окружить и сломить взбунтовавшуюся толпу. Грубо, но эффективно, они разделили нас на части и направили к загонам. Полагаю, они собираются рассортировать нас позднее. На данный момент хозяин Красный Глаз хотел нас принудить к порядку и подчинить.

Предложение не наказывать тех, кто прекратит прямо сейчас, было очень выгодным для перепуганных рабов.

Мой разум кричал мне, что всё это неправильно и, тем не менее… я игнорировал это. Я должен был вернуться в свой корпус.

Скоро уже должна начаться моя смена.

Позади надзирателей, тесняших толпу дальше, я увидел как Шестой обернулся прежде чем исчезнуть в переулках. Он выжил.

Я стоял там пока охрана бегала вдоль улицы, направляя нас в разные места. Не знаю сколько времени я провёл плача и просто смотря на свои ноги. Я просто ждал своей очереди.

— Вы там! Возвращайтесь на грёбаную Ферму Развлечений!

— Кобыла! Да не ты! Вон ты! Иди в свой корпус!

— Направляйтесь на другую сторону Филли, идите за грифонами!

— Ты!

Последнее обращение было ко мне. Рабовладелец навис надо мной (а кто так не делал?) с кнутом висящим рядом с ним в магической хватке. Я не мог не взглянуть на посёкшийся и окровавленный конец кнута. Подчинившись, я опустил голову.

— Иди на Ферму Развлечений, раб! — он перекрикивал толпу хныкающих рабов, которые массой стояли вокруг нас, сожалея о своих действиях. Множество трупов рабов, что были в первых рядах, всё ещё лежали вокруг нас. Я начал понимать причину. Самым простым решением было убить какое-то количество неподчинившихся чтобы предотвратить бунт, который в перспективе мог унести гораздо больше жизней.

Убить немногих чтобы заставить прислушаться и предложить перемирие. Так же эффективно, как и бессердечно.

Но я не вправе задаваться вопросами. Я был обычной шестерёнкой в механизме. Размышляя, я не заметил как торопится рабовладелец пока не заметил замах кнута.

— Я сказал возвращайся в свою клетку, мелкий ты пиз…

Ферма Развлечений взорвалась.

Здание, в которое перед этим врезались вагонетки, вспыхнуло ярким пламенем. Крышу сорвало и подбросило в воздух. Массивная древесина из которой был сделан огромный сарай, разлетелась в щепки. Огромной силы взрыв в виде магической сферы разнёс его на маленькие кусочки.

Сфера медленно росла, поднимаясь всё выше вместе с клубящимся вокруг дымом. В отличии от Ямы, это зрелище не дарило никакой надежды и вдохновения. Наоборот, оно пугало до дрожи.

Я не знаю что именно было причиной, но мне представлялось, что это связано с побегом кобылы. Что бы она не сделала, её присутствие пробудило кого-то с такой силой чтобы сдержать её в Филлидельфии. Про себя, я представил (понадеялся?) что этого было не достаточно.

Задыхаясь, я услышал собственный крик и почувствовал как бешено колотится сердце при виде этого зрелища. Игнорируя шум, я отскочил в сторону пока рабовладелец был отвлечен и, стараясь не смотреть на ужасающий столб огня и дыма поднимающийся над Фермой Развлечений, и уворачиваясь от испуганных пони, побежал в сторону контактного зоопарка. Я хотел просто спрятаться где-то в уголке пока всё это безумие не закончится!

Обломки посыпались на нас с неба. Пони снова побежали и вместе с ними бежали надзиратели. Только в этот раз паникующая толпа двигалась во всех направлениях, ведь они не пытались покинуть Филлидельфию или вернуться в свои корпуса, а просто хотели избежать участи быть раздавленным куском металлолома, отброшенным взрывом. Огромные куски брёвен начали падать и вонзаться в землю вместе с кусками крыши сарая.

Добравшись от стадиона сюда, мой мозг только начал обрабатывать множество событий вокруг меня. Пока другие беспорядочно бегали, я нырнул в старый ветхий ларёк с игрушками на обочине дороги, ведущей к Ферме, чтобы укрыться.

Оказавшись внутри, мне не оставалось ничего кроме как закрыть глаза и ушли и ждать. Какие бы силы не вызвали это, они слишком превосходили меня.

Я боялся, очень сильно боялся.

Второй, ещё более мощный взрыв, вызвал небольшое землетрясение даже на таком расстоянии от Фермы Развлечений. Копыта грохотали рядом с моим укрытием, но я оставался внутри. Я просто прятался и молился чтобы ничто из этого меня не задело. Даже когда взрывная волна вместе с облаком пыли сорвали крышу с ларька, я ждал.

Всё это время в моем разуме шла борьба между напуганным рабом, который хотел просто вернуться в свою рутину и обретённой надеждой, которая горела желанием чего-то большего.

Но от старых привычек тяжело избавиться.

Надежда проиграла. Я понял, что сдался ещё там. Когда у меня был выбор между свободой и подчинением своему хозяину, я выбрал подчинение.

В царившем вокруг меня хаосе, я боролся с этим фактом. Я думал обо всём, от оптимизма, который я оставил позади, до отвратительной покорности, которую я проявил. От вида той маленькой кобылки, до ужасов, которые происходили вокруг меня.

Потерянный и сбитый с толку, я понял, что просто не понимаю что вообще происходит.

Ни вокруг меня.

Ни со мной.

Тишина.

Наконец воцарилась тишина.

Не знаю как долго я прятался. Может пару минут, может час. Затянутое дымом и красным туманом небо Филлидельфии не давало определить время суток. Но когда я, наконец, выполз, задыхаясь от пыли и дрожа от напряжения… было тихо.

Ферма Развлечений и дорога ведущая к ней была забросана обломками. Прилавки были разломаны, а заборы снесены паникующей толпой, спасающейся от взрыва. Неподалеку был измученный надзиратель, который засыпал песком тлеющие угли, выпавшие из перевёрнутой бочки с костром.

Толпа большей частью рассеялась. Я видел, что некоторые рабы всё ещё прятались в канавах вдоль дороги и в любых закоулках, где только могли. Некоторые собрались чтобы перевязать раны друг друга, но большинство просто старалось держаться рядом. Примерно в сотне метров, я увидел что части рабов уже приказали убрать массу тел с дороги.

Но никого из рабовладельцев не было поблизости. Большинство, без сомнения, были заняты перегруппировкой и пресечением новых конфликтов. Плюс, хозяин Красный Глаз лично сказал, что для нас всё ещё продолжался день отдыха. Он редко лгал о таком. Я бы не удивился, если б узнал, что он отдал приказ рабовладельцам быть с нами сегодня помягче.

Но, оглядевшись по сторонам, я не увидел Хлыста. Не видел я и грифонов, стреляющих в меня. Не было гигантского жеребца, который призывал меня нарушить правила и следовать за ним. Не было… не было единорожки, которая вдохновила меня сбросить цепи…

Стоя там, в полной тишине, я почувствовал себя невыносимо одиноким.

Покой продлился недолго. День ещё не закончился и мне предстояло столкнуться с ещё одним кошмаром. Последнее испытание которое необходимо преодолеть.

Когда я вернулся в контактный зоопарк чтобы найти свой дневник, я увидел их.

— О, смотрите кто тут у нас! Слизняк всё таки выжил!

Я поступил как всегда. Опустив голову, я попытался пройти мимо, к своему свинарнику, полностью игнорируя их.

Только свинарника уже не было.

Я слышал как они рысят позади меня и, наконец, обернулся и встретился с ними взглядом. Я чувствовал, что ничем хорошим на этот раз всё не закончится. У меня больше не было места где можно было спрятаться, а вокруг не было надзирателей, которые могли бы остановить их. Моя вывихнутая нога начала преждевременно болеть, без сомнения, предчувствуя сколько мне предстоит бегать в ближайшее время.

Троица была потрёпанной. Их тела покрывали раны, грязь и пыль от взрыва. Я мог только предположить, что им хотелось выместить свою злость на ком-то и я пришёл как раз вовремя. Двое жеребцов и кобыла. Все трое земнопони; не то чтоб они были сильно крупными, но в сравнении со мной казались огромными. Уверен на все сто, что они родственники или что-то подобное, учитывая что у всех была одинаковая тёмно-коричневая шерсть и только грива была разных цветов. Черная, темно-желтая и болотно-зеленая у кобылы соответственно. На каждом были поношенные лоскуты ткани, которые они называли одеждой. Они наверняка носили их только в качестве своеобразного устрашения.

Их кьютимарками, по очередности: деревянная доска с гвоздём, три маленьких камня (он бросал в меня как раз такими… часто), и лассо у кобылы. Однажды она продемонстрировала мне свой талант, заарканив меня и подвесив на заборе до тех пор, пока Хлыст не нашел меня и (конечно же) после того, как её братья использовали меня в качестве пиньяты.

Видимо, это было моей виной… каким-то образом.

Они были жестокими пони, но никогда не делали ничего поистине опасного. В лучшем случае просто унижения и оскорбления, а в худшем — немного физического насилия, которое приносило в мою и без того жалкую жизнь ещё больше боли.

Кажется это изменилось.

— Мы тут… подумали, — кобыла сплюнула на землю. — Ты же должен был подохнуть в Яме, так?

— И, каким-то образом, не подох, — черногривый жеребец быстро закончил за неё пока медленно обходил меня по кругу. Их взгляд выражал опасность и я почувствовал как от страха по спине побежали мурашки. Их голоса звучали иначе. Если раньше в их поведении было много позерства, то теперь они вели себя непокорно и угрожающе. Отступая назад, я пытался держать всех троих в поле зрения.

— М-меня… отпустили… из-за произошедшего, — опустив голову пробубнил я. Мне не хотелось смотреть им в глаза. — И… и мне сказали вернуться сюда. Я просто хочу пойти спать. Я вас не побеспоко-АЙ!

Пока я говорил, жеребец, обошедший меня сзади, с разгона жестко толкнул меня в спину.

Вскрикнув, я упал в грязь прямо перед тем местом, где когда-то раньше был свинарник. Я застонал удара, который заставил ранее полученные травмы вспыхнуть болью с новой силой. Позади меня, троица собралась вместе и глядела на меня злобно ухмыляясь.

— И мы подумали… — продолжила кобыла, видимо, бывшая их лидером. — Что если бы сдох прямо сейчас? Никто бы не заметил и не обратил внимания, верно? Мы просто скажем, что это случилось во время восстания которое было перед тем как эта огромная сфера взорвала Ферму Развлечений. А ещё это могло бы немного поднять нашу репутацию среди остальных.

О Богини, они собирались меня не просто избить.

Они хотели подняться в иерархии рабов. Хотели стать опаснее для остальных.

Они хотели крови.

Я извернулся на земле чтобы взглянуть на них. Почему меня нельзя просто оставить в покое в моей рабской жизни? Почему просто нельзя забыть обо мне и не трогать? Всё чего я хочу это чтобы меня оставили в покое!

Прежний страх вернулся, только в этот раз это был не ночной кошмар. Это была реальность. Трое пони хотели меня убить и собирались сделать это прямо сейчас.

Это просто нечестно! Я решил не рисковать своей жизнью чтобы остаться у Красного Глаза, а теперь они просто хотели меня убить! Это просто… просто…

— НЕЧЕСТНО!— закричал я, возвращаясь из размышлений в реальность. Удивление появилось на их лицах и они остановились. Любой другой пони, например этот жеребец, увидели бы возможность атаковать, ударить первым. Но я был не таким.

Я побежал.

Им потребовалось немного времени чтобы прийти в себя и, когда я, выбежав с контактного зоопарка, поскользнулся на грязи, позади себя я уже слышал топот копыт. Это казалось мне таким знакомым и во мне снова включилась реакция малявки, который всю жизнь страдал от “старших”. Рабы на каменной ферме гонялись за мной по полям из-за того, что когда я делал меньше работы, всё наказание доставалось им. Ещё в то время я выучил, что я не могу убежать от других пони из-за разницы в длине ног.

Вместо этого, я пытался уворачиваться, вилять, пролезать под заборами и воротами, стараясь держаться на расстоянии. Так наша погоня перешла на Ферму Развлечений. Другие рабы и один занятой рабовладелец со стороны видели это всё как обычную погоню трёх больших рабов за другим, маленьким, который бежал со слезами на глазах. Мой размер позволял мне проходить там, где они не могли. Впереди была прогалина между Домом Развлечений (“Там вы будете улыбаться вечно!”) и торговым прилавком. Я заметил это место ещё давно и настал момент когда оно может мне пригодиться! Узкий переулок!

Если бы я только успел туда забраться, то смог бы сбежать! Снова найти Шестого, принять его предложение и сбежать от этих пони навсегда!

Ты не сможешь убегать вечно, коротышка! Я тебя сломаю!

Голос жеребца прозвучал шокирующе близко и, обернувшись, я уверен что он очень быстро меня догоняет. Крича от страха, я забежал в щель между зданиями… и застрял.

Даже моё истощенное тело было слишком толстым. Я упёрся бёдрами; голова и передние легко прошли и теперь я изо всех сил скреб по земле задними ногами чтобы протиснуться. Я чувствовал как они приближаются, слышал их восторженные. Я не мог сдвинуться с места!

— Вот ты и попался, малявка!

— Попался в ловушку как специально, прямо для нас!

Я паниковал. Мои задние ноги едва доставали до земли. Я почувствовал, как протиснулся вперед на пару сантиметров. У меня оставалось максимум несколько секунд! Я не мог обернуться назад, было слишком узко. Внезапно проснувшаяся клаустрофобия охватила мой разум когда я понял, что застреваю всё сильнее и сильнее.

— Вот и ты!

— Нет!

Я почувствовал как меня схватили копытами за круп и сила в разы превосходящая мою начала вытягивать меня из щели. Бессвязно крича и не понимая что я вообще делаю, от страха я брыкнулся задними ногами. И почувствовал как моё копыто с хрустом ударяется обо что-то, а я сам от инерции проталкиваюсь вперёд, в более широкую часть прогалины.

Обернувшись, я увидел черногривого жеребца, лежащего на земле и прикрывающего разбитый нос копытом. Он поднял на меня полный ненависти взгляд, а его напарник побежал в сторону, пытаясь обойти здание сбоку.

Я не мог терять ни минуты.

В конце переулка был небольшой забор. Мне понадобилось несколько секунд чтобы найти коробку (лучше бы Селестия отправила меня на луну, чем сделала таким мелким!) и этого времени им хватило чтобы нагнать меня, но в последний момент я перепрыгнул через забор за пределы Фермы Развлечений в…

На самом деле, я вообще не знал где я находился. Я никогда раньше не был в этом месте.

И как оказалось, с другой стороны забора меня ждало не самое легкое приземление.

И не самое быстрое, учитывая как далеко подо мной оказалась поверхность.

Я закричал, падая с трёхметровой высоты на склон холма, на котором располагалась Ферма. Катясь и сползая по каменистой земле, меня несло прямо в грязную мусорную яму, наполненную обломками от старых аттракционов парка.

Удар на такой скорости и с такой высоты заставил всю мою грудную клетку сжаться. Я лежал неподвижно. Хрипя и стараясь отдышаться, я чувствовал как всё тело горит огнём от поездки по земле.

Досадно, что мантра этой розовой пони про “сначала посмотри, а потом уже прыг-скок-прыг!”, которая каждый день звучала из динамиков парка каждый день, не помогла мне в единственный момент, когда могла помочь. Ох, как же я ненавидел её беспечный голос…

С трудом поднявшись на ноги, я осмотрелся по сторонам и снова упал на то же место. Земля была скользкой от грязи и было тяжело устоять на ногах. Даже для пони в хорошей форме и чувством равновесия, чем я не обладал, это было бы нелегко.

— Попался! Мелкий скользкий ублюдок!

Услышав голос второго жеребца, я обернулся и увидел как они съезжают по склону с гораздо большей осторожностью, чем моё безумное падение.

Не успел я даже пошевелиться когда жеребец бросился прямо ко мне и толкнул обратно в мусор. Куча от моего приземления начала рассыпаться в разные стороны, отвлекая задир на то, чтобы увернуться от падающих в их сторону кусков металлолома. Всё это с грохотом падало с горы мусора со звуком, словно кто-то рассыпал коробку гвоздей в ведро. Я почувствовал как ударился затылком о металлическую плиту и отлетел лицом обратно к ним.

— Так-так-так… — запыхавшись произнесла кобыла и, потянувшись, вытащила из кучи мусора острый обломок трубы зубами. — Туаю епеь ы поесеимся.

Я поднял свои уставшие копыта перед собой. Я больше не мог ни бежать, ни драться. Сегодняшнее физическое и моральное истощение сделали своё дело. Моё тело просто отказывалось двигаться дальше.

— Прошу… — я умолял их. — Прошу, не надо! Я-я… сделаю что угодно…

— С тех пор как Блад и Нарц стали главными, у нас чесались копыта, коротышка. А теперь их нет и мы будем у руля. Восстановим так сказать репутацию! — черногривый жеребец фыркнул и топнул копытом, явно намереваясь вскоре подтвердить свои слова. — И после этого паскудного удара, я сполна верну должок.

Я сглотнул. Эти пони уже были не просто задирами, они были бандитами. Лишённые свободы делать что им захочется они только обозлились.

— Время подыхать, малявка. Приятно было провести с тобой время.

Я закрыл глаза уже даже не плача. Возможно, я просто знал, что моё время, наконец, истекло.

Тем не менее, я не услышал приближающегося топота копыт ко мне с целью втоптать меня в землю. Вместо этого, порывы ветра над нами перешли в жуткий рёв огня и ветра. Где-то вдалеке, рёв быстро нарастал пока не превратился в вой, отражавшийся эхом от зданий.

Мои обидчики закричали, но не от злости. От страха.

Я осмелился открыть глаза всего на миг после чего сразу же закрыл их обратно. Всё вокруг нас освещал болезненно зеленый свет! Высоко над нами, ревя в небесах, летало что-то огромное и светящееся словно маленькое радиоактивное солнце!

Однажды я видел подобную штуку.

Это был жар-феникс.

Только этот был гигантским! Он парил над нами и один его вид приводил отморозков в ужас, заставляя их отпрянуть назад. Слово ревущая печь, он снизился и пролетел прямо над нашими головами. Жар от него был болезненным и мои обидчики убежали в страхе.

Только то, что я был обмазан мокрой грязью помогло мне выдержать жар и я увидел, как феникс по дуге устремился к крыше одного из зданий Филли. Того, что было окружено множеством воздушных шаров в форме головы розовой пони.

Видимо то, что происходило тем же днём ранее, ещё не закончилось. И продолжение как раз было в том здании, и я догадывался кто в этом замешан.

Даже лёжа там, обессиленный, я не сомневался, что это видит каждый раб и рабовладелец в Филли. Я испытал восхищение, когда огромный монстр приземлился на крышу здания. Мне было не видно что там происходит, но каким-то образом моё сердце просто… знало.

Это была она.

Я был всего лишь сторонним наблюдателем. Ахнув, я глядел на то, как феникс носится от одного воздушного шара к другому сжигая их по очереди своим зелёным пламенем. Я не мог не улыбнуться от удовлетворения, когда понял что как минимум несколько из этих надоедливых розовых голов больше никогда не будут пялиться на меня с неба.

Всё произошло будто бы совершенно случайно. Но не для меня. Хоть я и был всего лишь свидетелем, как это было при побеге кобылы и взрыве на Ферме Развлечений. Я не знал контекста и как это всё связано, но я уверен, что в этом точно есть какой-то смысл.

Смысл в том, чтобы пробудить меня от кошмара.

Я пролежал на месте несколько часов.

Феникса давно уже не было. Переполох в здании, чем бы он не был вызван, уже закончился. В глубине души я чувствовал, что кобыле удалось сбежать. Разве могла она провалиться, учитывая что у неё в союзниках гигантский жар-феникс?

Но теперь, я просто сидел в грязи. А что мне ещё оставалось? Я не мог просто вернуться в контактный зоопарк не будучи уверенным, что буду в безопасности от этих отморозков. И я не мог остаться здесь. Охранники застрелят меня при первой возможности.

Поэтому я просто медленно прихрамывая бродил по свалке, пытаясь осмыслить прошедший день. В моём разуме снова начался бой. Часть меня хотела просто забыть обо всём и вернуться к обычной жизни, которую мне обеспечивала моя кьютимарка. К жизни в рабстве.

Но другая часть, в поддержку которой выступало ещё и сердце, просто не могла забыть загадочную кобылу, которая так нагло бросила вызов Красному Глазу. Не могла не думать о том, чтобы жить собственной жизнь… как, после такого, я мог не желать этого?

Но что мне вообще делать со свободой?

Я не мог понять свои чувства. От кобылы в Яме к кобыле, которая разглядывала мои наброски. От бандитов, пытавшихся меня убить, к Шестому, убивающему пони и помогающему мне сбежать с ним. Я понял, что я даже не знаю имени никого из перечисленных пони. Теперь я ещё и горевал от увиденной матери, которую я же сам и нарисовал. Целый день полный совпадений, удачи, открытий, восторга, боли и чудес. Как вообще я, раб, который никогда не думал своей головой до этого дня, мог разобраться хотя бы в чем-то из этого?

В отчаянии, я пнул гору металла, которая оказалась куском опоры какого-то аттракциона. Она не сдвинулась так сильно, как мне хотелось и вместо этого я снова упал в грязь.

Эмоции нахлынули и я, поднявшись и крича, начал колотить эту колонну снова и снова, снова и снова. Каждый удар был чертовски утомительным, но дарил облегчение от переполняющей меня злости и гнева пока я, наконец, не нанёс последний удар.

Со скрипом, кусок опоры опрокинулся и вслед за ним покатилась вся куча. Я завизжал и отпрыгнул в сторону, спасаясь от двухметровой горы мусора, съезжавшей вниз по склону.

Однако, под кучей что-то лежало.

Не мусор, а скелет пони, наполовину погребенный под грязью и обломками аттракционов. Почерневшие кости давно оголились и я, в страхе упав на круп, отполз от него назад. Тем не менее, я всё равно разглядывал его. На нем были такие же почерневшие лохмотья. Скорее всего он погиб ещё от мегазаклинаний.

Это не первый раз в жизни когда я увидел скелет. Я прожил на Пустошах большую часть жизни. Но что-то в откапывании старых останков казалось мне очень неправильным. Положа копыто на сердце, я пытался отвести взгляд.

Но вот только кое-что привлекло моё внимание.

Вокруг передней ноги скелета, как мне показалось сначала, был надет кусок металлолома, но затем я узнал эту штуку.

Такая же, как была на кьютимарке кобылы.

Передо мной лежала именно она, но потрёпанная и разбитая. Дрожащими копатыми, я осторожно снял её с ноги скелета и начал изучать её, ворочая так и сяк. Замок, который удерживал штуку на ноге, был сломан. Если быть точнее, его вообще не было. Экран треснул, а некоторые кнопки отсутствовали. Внутри я увидел торчащие провода и осколки кристаллов, часть из которых вывалилась сразу как только я снял его.

И тем не менее, я увидел маленький мерцающий огонёк на нём. Прибор всё ещё работал!

Любопытство пересилило страх и волнение от того, что может скрывать эта вещь росло. Я начал тыкать в разные кнопки прибора, крутить переключатели и даже копаться в проводах, но безрезультатно. Максимум что я смог получить от него это что-то наподобие белого шума, который начинал звучать когда я нажимал на одну из кнопок и переставал когда я нажимал на неё снова. У меня ничего не получалось и я даже не мог прочитать слова, которые были написаны под кнопками!

С раздраженным криком, я отбросил штуковину в сторону. Та же кнопка снова нажалась и наполнила окружение белым шумом. Почему-то это было просто невыносимо. Всё это случилось со мной. Всё, через что я прошел. Потребовалось всего лишь одно небольшое разочарование в каком-то старом приборе чтобы испортить всё настроение!

Прошло всего несколько часов с момента, когда я понял что можно жить! Я даже не знал о чём думать, не говоря о том что делать! Застрял посреди грязной свалки и пытаюсь притвориться, что из этого всего есть какой-то выход!

Как вообще всё это понимать? Загадочные кобылы и жеребцы? Научился рисовать сознательно? Был на волоске от смерти дважды за день?

Я был избит, измотан, напуган, болен, раны кровоточили, и, вероятнее всего, меня ждала смерть в течении месяца. Они же могут просто прийти за мной снова! И как только я начал понимать, что может быть, возможно, в жизни меня ждало что-то большее, этот дурацкий прибор отказался мне говорить хоть что-то! А мне нужно было хоть что-то! Что-то, чтобы понять произошедшее! Всего на момент, я подумал, что судьба бросила мне кость, когда я решил, что нашёл что-то, что может иметь хоть какие-то ответы! Мне нужно было знать что я вообще делаю!

С воплем ярости и разочарования, я пнул штуковину дальше от себя.

— КАК МНЕ ВСЁ ЭТО ПОНИМАТЬ!?

Я бросился галопом к улетевшему прибору, усталый и раздраженный, и кричал на него, будто он был виновником всего.

— Я просто раб! У меня нет никакой свободы! У меня нет никаких желаний! Что я должен делать!? Отвечай!

Я рухнул на землю, прислонившись головой к прибору. Щекой я повернул на нём какую-то крутилку, но я знал что это ничего не изменит. Измученный и напуганный, я закричал в грязь. Всё вернётся на круги своя, ведь так? Я упустил свой шанс.

— Мне… мне нужно чтобы кто-то помог мне… кто угодно, прошу. Просто кто-то, кто направил бы меня…

Крутилка щёлкнула ещё раз и белый шум прекратился. Вместо него прозвучал успокаивающий голос…

…ивет, пони! С вами диджей Пон3, проливающий свет даже на самые тёмные уголки Эквестрийской Пустоши! Я здесь, как вы уже догадались, с тем, что приносит нам печаль. Ага! Это новости! И позвольте мне сказать вам, маленькие пони, что у меня для вас есть немного хороших новостей, связанных с активностью нашей всеобщей любимицы, Обитательницы Стойла, в проклятой Филлидельфии…

Заметка: получена способность!

Счастливый случай! — Что бы не изменилось для вас — всё к лучшему. Возможно вы развивали своё шестое чувство или нашли талисман удачи.

Вы получили +1 к УДАЧЕ.

Материнская «любовь»

Игра

Занимательная генетика

Не тот щелчок

Нового времени суток

Происшествие

Северный исполин

Триггер

В лаборатории

Йона уметь говорить с животными?

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 1. Полёт без крыльев

Глава 1. Полёт без крыльев

Осторожно, экстремальные фетиши!