Сквозь тысячелетия: Аликорн ночи
IV. Цена поступков
Сплеш думал, что это инструктора в лётной академии гоняли его и в хвост и в гриву, но на контрасте с Найтмер Мун он понял, что те ещё жалели его. За первые две ночи на службе у младшей из аликорнов, та вдоволь поиздевалась над попавшим под размен спора гвардейцем, прогнав его по всем нормативам солдатской подготовки и через пару тех, которые она выдумала сама. Пролёты через кольца под обстрелом магических заклинаний — один из них. Не ожидавший такого Файр Сплеш пропустил парочку волшебных снарядов, которыми Найтмер Мун с каждой секундой испытания закидывала его со всё возрастающим остервенением, проверяя реакцию. Однако ни заклинания, ни боль от тех немногих из них, что достигли цели, не помешали фестралу с честью выполнить испытание.
Однако Файр Сплеш подозревал, что даже если бы он со всем справился идеально, Найтмер Мун бы всё равно прокомментировала его успех словами:
— Сплеш, может быть тебе в качестве премии забронировать живописное место на кладбище? Я так думаю, что ты со своими никудышными навыками ты там скоро окажешься.
Изнемождённый и обливающийся ручьями пота пегой жеребец не нашёл, что ответить, глядя на растянувшуюся на морде кобылицы клыкастую ухмылку с выражением холодной ненависти. И по выражению бирюзовых глаз Найтмер Мун фестрал видел, что она упивается теми чувствами, что кипят в его сердце. Упивается с не меньшим удовольствием, которое она испытывала, когда осыпала его заклинаниями во время пролёта через тренировочные кольца.
И глядя на чёрную кобылицу в этот момент, Файр Сплеш понимал, что самое худшее ещё впереди.
Оказавшись единственным пони, стоящим на страже третьего аликорна, Файр Сплеш одним лишь этим фактом дал своё согласие на то, чтобы с него был особенно серьёзный спрос. Так что Найтмер Мун лишила фестрала не только выходных, но и время на сон, чтобы он стерёг её денно и нощно.
Как раз стоя в библиотеке и глядя на ушедшую с головой в чтение книгу о магических свойствах драгоценных камней Найтмер Мун, Файр Сплеш тщетно пытался вспомнить, когда у него было последнее свидание со сном. Однако головокружение и усердно старающиеся соприкоснуться друг с другом налитые чугунной тяжестью веки мешали его размышлениям. Как и исходящий от шёрстки запах собственного пота наряду с время от времени раздававшимися шелестом страниц да задумчивым бормотанием кобылицы.
Впрочем, жаловаться на такое положение дел было бы наглостью со стороны Файр Сплеша, тем более когда Найтмер Мун в любой момент могла начать гонять его и в хвост и в гриву. Лучше уж воспользоваться относительным спокойствием и прикорнуть, пока всё её внимание привлечено к книгам.
И только Сплеш сомкнул веки, как едва начавший виться над его головой свод дрёмы уничтожили раздавшийся скрип дверей библиотеки и последовавший за ним звонкий возглас:
— Госпожа, трапеза!
Мысленно осыпая проклятиями внезапную гостью, фестрал открыл глаза и увидел единорожку одетую в такое же платье горничной, как и он. Только в отличии от фестрала, чёрное платьице с белым фартуком шли и бежевой шёрстке кобылы, и светло-коричневому оттенку волос. В обычной ситуации, Сплеш бы на неё даже не взглянул, но зная, что она прислуживает Найтмер Мун…
— Этот Ваш новый гвардеец? — в свою очередь обратила внимание на Файр Сплеша служанка, оглядывая жеребца маслянистым взглядом голубых глаз и словно пытаясь разглядеть всё то, что скрывалось под пышной тканью.
И из её уст “гвардеец” звучало как насмешка. Может быть потому, что одетый в платье жеребец ощущал себя кем угодно, но только не гвардейцем.
— А что, понравился? — спросила Найтмер Мун, откладывая книги в сторону и освобождая место для большой тарелки, в которой переливалась золотистым оттенком жаренная картошка, нарезанная ломтиками. — Могу отдать его тебе, если хочешь.
— Спасибо Вам, но мне и своих гвардейцев хватает, — хохотнула единорожка. — Однако не могу не отметить, что платье ему идёт, хи-хи-хи.
День со второй ночи на третью. Найтмер Мун не изменила своей привычке никогда не спать, но решила принять ванную. И пока самая вредная из аликорнов нежилась в воде, Сплешу приходилось копытами щёлкать семечки — особое поручение Найтмер Мун, которое поддержит сознание гвардейца в тонусе и не позволит ему заснуть. Аликорну хватило цинизма назвать это заботой, но у Сплеша доставало дерзости считать такое задание самым настоящим издевательством. Впрочем, его мысли не мешали ему покорно исполнять это поручение, скрипя зубами от злости. И в тот час Сплеш не знал, чего хочет больше — бросить к Тартару службу, или вытерпеть одну злосчастную неделю, чтобы принести победу в споре Селестии, назло Найтмер Мун. Очень уж он хотел посмотреть на выражение её лица в этом случае.
Облачившись в платье горничной и уже не единожды продемонстрировав себя в нём не одному встречному во дворце пони, Сплеш наивно думал, что уже ничто не заставит его покраснеть от стыда ещё сильнее, но когда Найтмер Мун затащила его в таком обличье в обеденную, на которым присутствовали старшие аликорны… Если бы Сплешу в этот момент предложили отдать небесам душу, то он бы без раздумий согласился, лишь бы избежать такого позора.
Мордочки Селестии и Луны недоумённо вытянулись, когда они увидели новую униформу Сплеша. Сам фестрал в эту минуту залился краской так, что цвет его щёк стал сравним с огненным оттенком его гривы. Лишь Найтмер Мун была довольна собой и её собственное бахвальство, надо полагать, хорошо способствовало аппетиту, с котором она принялась тогда за завтрак.
Старшие Принцессы приободрили Сплеша и весьма красноречиво, не теряя монаршего достоинства, осудили крылорогую стерву, на что та реагировала лишь едкими улыбками. И глядя на её триумфальный оскал фестрал желал лишь одного — увидеть, как он растворится в гримасе горького поражения. Нужно только потерпеть каких-то четыре дня…
— Кого-то отправляют в Тартар на вечные муки, ну а меня туда отправят отдыхать после службы у Найтмер Мун, — горестно вздыхал Сплеш, сидевший у дверей в покои своей госпожи и щёлкая семечки, которых его истязательница набрала для него целое ведро и наказала к полуночи выщелкать не меньше половины. Фестрал не мог позволить себе отдых, несмотря на то, что оный был смертельно необходим.
Увлечённый поручением, Сплеш даже не услышал тяжёлого цокота, с которым к нему подошёл Лон Шейд, левитировавший перед собой коробку и конверт с письмом.
— Гвардеец… — кашлянул единорог, горой возвышаясь над лежащем на полу сородичем
— Добрый вечер, сэр. Вы что-то хотели? — вяло отозвался Файр Сплеш, практически заставив себя подняться, чтобы отдать честь.
— Хм… В мои обязанности не входит доставка писем и посылок стоящим ниже по званию, но зная твой особый случай, — единорог красноречиво глянул на дверь в покои Найтмер Мун. — В общем… Вот, держи, — произнёс жеребец и поставил перед Сплешом ту ношу, с которой он и пришёл к нему.
Фестрал оживился, точно в него вдохнули живительных сил каким-то чудодейственным эликсиром. Он горячо поблагодарил капитана, а когда тот удалился, пегой жеребец принялся торопливо вскрывать конверт. И едва заветное письмо оказалось извлечено наружу, как он погрузился в чтение…
«Наш милый пончек!Какты там в Кантэрлоте? Как твая слушба? Такак ты теперь каралевский гвардеец служы усердна и аберегай Принцес. Я так табой гаржусь.Спасибо тебе за то што отправляешь жалавание но не нада это делать. Аставляй денежки себе и пакупай себе там што нибудь в столице.Нагатовила тебе всего такого што ты любишь и отправила посылкой. Кушай хорошо а то совсем сил не будит и как Принцесс зашишать будишь?Всё ещё учусь правильна писать но палучается неважно. Держать перо зубами и водить им по бумаге трудна но я стараюсь.Любим и цэлуем тебя, пончек. Тваи мама и папа».
“Тваи мама и папа”... Этих слов было достаточно, чтобы тучи гнетущего настроя, которые последние дни особенно загустели над Файр Сплешом, развеялись. В груди потеплело, а ещё секундой ранее затянутые мутной пеленой глаза словно получили новое зрение… И поддавшись перезвону затрепетавшего весенним колокольчиком сердца, фестрал прижал письмо груди, безмятежно улыбаясь.
Не желая расставаться с весточкой из отчего дома, он вложил письмо в нагрудный карман платья и принялся вскрывать посылку. Нервно и с предвкушением.
— Эх, мама, совсем себя не жалеешь… И меня тоже… Столько я не съем, — вздохнул жеребец и покачал головой, созерцая с особым тщанием и компактностью сложенные блинчики, пирожки и пончики.
Пышность взошедшего пропёкшегося теста, разноцветная посыпка на белой глазури, поджаристая золотистость на свёрнутых треугольниками блинчиках, бьющий в ноздри аромат свежей выпечки, творога… Всё это возбудило бы аппетит даже у такого пони, который был слеп и не чувствовал запахов, что уж говорить о Файр Сплеше? Лишь солдатская сдержанность не позволила ему наброситься на присланные яства прямо здесь, посреди коридора.
Однако как бы не был сдержан фестрал, долго глядеть на угощения он не мог. В последний раз оглядев старательную сервировку посылки, гвардеец приступил к нежданное трапезе, жалея лишь об отсутствии какого-нибудь напитка. Тесто вязло в зубах, так что блинчики и пирожки теперь не казались такими сочными, а творог превратился в сухую кислую массу. Но Сплеш ел с таким аппетитом, с каким никогда не ел солдатскую кормёжку.
Сплеш бы и дальше вкушал материнские угощения, если бы над ним не нависла Найтмер Мун, внезапно вышедшая из своих чертогов.
Предчувствуя очередную, и в этот раз заслуженную, трёпку, жеребец оставил кушанья и поспешил припасть в поклоне к ногам аликорна. И всё это он делал с набитым ртом и раздутыми из-за непережёванных угощений щёками. Подобным жестом он добился лишь презрительного фырканья.
— Какое вопиющее пренебрежение солдатским долгом, Сплеш. Подвергаешь Меня опасности своим халатным отношением к службе и ради чего? Ради какой-то выпечки… — низко зашипела сквозь острые клыки кобылица. — Так… А это у тебя что такое?
К ужасу жеребца, из двух материнских подарков — письма и посылки — первое заинтересовало Найтмер Мун гораздо больше. С замиранием сердца он глядел, как весточка из любимого дома охватывается едким фиолетовым сиянием, поднимается в воздух и разворачивается перед острой мордой кобылицы. И будь на месте Найтмер Мун кто-нибудь другой, то Сплеш определённо защитил бы тайну письма, но стоя в тени высокого аликорна всё, что он мог, так это беспомощно наблюдать за тем, как бирюзовые глаза хладнокровно изучают предназначенные лишь ему одному строчки.
Найтмер Мун делала это молча и без единого оттенка эмоций. Так обычно читают выпуск утренней газеты. И эта беспристрастность пугала Сплеша гораздо сильнее, чем присущие третьему аликорну ядовитые ухмылки и вкрадчивое шипение. Фестрал был готов и к первому, и ко второму, но всё, чего он дождался, так это того, что кобылица расчётливо посмотрела на него поверх бумаги, а затем многозначительно хмыкнув, забрала у него и письмо, и посылку, бросив напоследок:
— Гвардейцам надлежит трапезничать строго по расписанию, Сплеш. В противном случае можно очень быстро потерять форму.
— А я-то думала, почему ты такой неотёсанный, а всё дело в том, что ты из черни…
Эти слова ложились в сердце жеребца раскалёнными углями ненависти и обиды. Он хотел бы избавить себя от этого бремени, очиститься от этих чувств, но Найтмер Мун не забывала подкидывать своему гвардейцу новые угольки жгучих чувств.
— Знаешь, поням из низших сословий на роду написано подчиняться и быть в повелении не только у нас, аликорнов, но и у тех, кто выше вас по происхождению. Однако твой скудный ум даже эту простую истину воспринять не может. Иначе бы того случая в библиотеке бы не было, хе-хе-хе.
Нет, он не даст ей повода довольствоваться тем эффектом, который она рассчитывала вызвать насмешками. Ни выражением лица, ни хмурым взглядом, ни раздражённым скрежетом зубов.
— И я даже знаю, почему так получилось… Все мозги остались у твоей матери, и пока ты зрел в её утробе, тебе досталась лишь их малая часть, хи-хи-хи.
Удовлетворяя таким образом свою внутреннюю егозу, она рассчитывала, что приблизит Сплеша к решению уйти из гвардии, но разгоревшаяся в нём злоба лишь закаляла его мстительность.
Четвёртая и пятая ночи… Срок окончания спора стал настолько близок, что Сплешу даже казалось, будто он собственными копытами сможет перемотать те часы, которые отделяют Селестию от победы. Даже периодически забиравшие сознание пегого летуна обмороки не омрачали его стремления утереть нос Найтмер Мун. Он ожидал, что по мере приближения своего поражения, та начнёт особенно лютовать, но… та была беззаботнее жеребёнка и предавалась своим повседневным делам, как бы между делом не забывая поддразнивать гвардейца.
— Сплеш, а сколько будет два плюс два умножить на два? — спросила как-то она, не отрываясь от чтения книги, одно лишь название которой «Чары высшего порядка» вселяло страх в Файр Сплеша, который был бесконечно далёк от магических наук.
— Эм… Восе… Нет, шесть! — рефлекторно ответил фестрал, стоя, наклонив тяжёлую голову на бок и чуть ли не подметая гривой пол библиотеки.
— Ха, неправильно, восемь! Совсем у тебя башка дырявая, даже считать не умеешь! — победоносно заключила Найтмер Мун, точно доказала какую-то теорию пред лицом всего научного сообщества.
— Тогда восемь. Вы — аликорн, и Вам виднее, каков будет правильный ответ…
— Пфф… Правду, Сплеш, нужно отстаивать даже перед теми, кто выше тебя по положению! Что ты за безвольный слабак, а?
— Сложно не согласиться, — поддакнул жеребец, с вымученным видом оперевшись о книжную полку и глядя на чёрную кобылицу из под собравшихся под глазами мешков, которыми он уже мог укрываться, как одеялами.
«Наглая, высокомерная, мерзкая… Ты совсем не похожа на ту, кто пришёл ко мне во сне, когда я был жеребёнком. Пусть я совершил ошибку, вступив в гвардию, пусть я угодил на службу не к тому аликорну, но я дождусь окончания спора просто для того, чтобы позлорадствовать над тобой», — расчёсывал свою злопамятность Файр Сплеш, точно незаживающую болячку. И до такой степени он был этим увлечён, что не сразу обратил внимания на вошедшую служанку.
— Картошечка, госпожа!
Помимо воли, но бежево-коричневая кобыла обретала всё больший интерес в глазах Файр Сплеша. Какой у неё знак отличия? Как её зовут? И если первую тайну всегда надёжно хранил подол платье, то вторую… Что же, видимо её звали Ты, если исходить из того, как к ней обращалась Найтмер Мун.
— Что-то ты долго. У меня уже желудок начал сам себе переварить от голода. Давай её уже сюда! — распорядилась младшая из крылорогих пони, небрежно отодвинув книгу на край стола.
— Вашему аппетиту можно только позавидовать, — улыбнулась в ответ кобыла, ставя перед госпожой серебрянный поднос с кушаньями. — Повстречала младшего сына Вайт Лилии.
— Кого? — вопросительно изогнула бровь кобылица, зарываясь мордой в картошку, от которой поднимался пар.
— Ну она одна из кухарок, служащих при дворе. Ну и так как она работает на Их Высочества, то согласно указу живёт она в замке, вместе со своими жеребятами. Вернее, с одним жеребёнком, — увлечённо начала рассказывать горничная, позволив себе присесть за стол рядом с Найтмер Мун. — Я повстречала его как раз, когда шла к Вам. Он был весь в слезах ну и я не смогла заставить себя пройти мимо.
— Дай угадаю… — протянула вреднейшая из аликорнов после того, как с усилием проглотила несколько ломтиков картошки. — Другие жеребята задразнили его пустобоким, а он в слёзы, в истерику… да? — спросила Найтмер Мун и совсем не по-королевски облизнула блестящую от жира морду.
— Так и есть, госпожа моя, — бесцветно вздохнула в ответ кобыла. — Чтобы затравить пустобоких малышей, даже повода не нужно. Особенно в подготовительных классах для поступления в Школу для одарённых единорогов… Ну, я посидела с ним немного, успокоила…
— Пфф… Когда уже эти никчёмные пони поймут, что знак отличия — это последняя вещь, о которой стоит беспокоиться.
— Ну пони же считают, что знак отличия определяет жизнь и делает особенным.
— Ущербные создания. Когда они уже все поймут, что это пони определяют свой знак отличия, а не наоборот. Пони выбирают свою судьбу, а не отметины на их задницах. Я что, единственная, кто это понимает?
Уже который час меркнущее сознание жеребца вдруг озарилось вспышкой новых мыслей, которые заставили его сомневаться в выведенном недавно тезисе, вновь поднимая уже казалось бы закрытый вопрос…
«Нет, с этими непонятками пора уже кончать. Я не могу ждать той ночи, когда ответы на мои вопросы сами лягут мне в копыта. Нужно попытаться самому заполучить их… Просто спрошу у Найтмер Мун, посещает ли она пони в их снах, или нет», — решил Сплеш, которого от воплощения своей задумки удерживало присутствие в библиотеке служанки. А ещё вкрадчивый шёпот неуверенности.
А оно того стоит? Зная, какой у Найтмер Мун характер, она может так ответить, что я ещё об этом пожалею.
Сумерки… Пока они беззвучно ступали по небосводу, тени скорой ночи становились всё гуще и гуще. Дневная Эквестрия засыпала, но просыпалась та, что бодрствовала только при воздетой на небосклон луне. И в это время, пока одни пони королевства только готовились к свиданию со сном, а другая ещё не отошла от него, Файр Сплеш и решил поговорить с Найтмер Мун.
Палитра заката почти утекла за горизонт, а грядущая ночь вскоре должна была закончить вить над Эквестрией свою агатовую вуаль. В это время в замке сменялся караул и несшие вахту при свете дня гвардейцы уходили на отдых, а множественные слуги завершали свои дела и готовились ко сну. А Найтмер Мун в такое время либо зачитывалась, либо тренировалось на полигоне, либо… Да всё что угодно. Её досуг зависел исключительно от настроения. И в этот вечер она предпочла посвятить себя живописи.
Младшая из аликорнов рисовала в своей потайной беседке, на свежем воздухе. Говорила, что он и близость к живой природе способствуют вдохновению. И это было смешно слышать, потому что сколько помнил Сплеш, Найтмер Мун так и не продемонстрировала свой талант. Она могла часами стоять, вооружившись палитрой и кистью, но холст неизменно оставляла чистым. Конечно, у гвардейца это вызывало ряд вопросов, но вот их он точно бы не озвучил в отличии от тех, которые уже были заготовлены уже который год…
— Вы позволите задать Вам один вопрос?
— Ты уже задал один вопрос.
— Тогда прошу прощения за неточность и исправляюсь… Могу я понадоедать Вам своими вопросами?
— Ммм… Звучит настолько честно и настолько нагло, что у меня возникает весьма двойственное желание и выслушать тебя, и отхлестать розгами, — поведала Найтмер Мун, но отняла свой взор от холста и перевела его на Сплеша. — Спрашивай и посмотрим, что ты заслужишь.
— Вы умеете повелевать снами?
— Чего? — Найтмер Мун нахмурилась, застигнутая врасплох. — Может, про луну ещё спросишь? Её я случайно не двигаю?
— Я спрашиваю не просто так, — нашёл в себе силы раздражённо щёлкнуть зубами фестрал и тёмная аликорница, уловив перемену в его интонации, встрепенула ушами. — Когда-то давно, мне довелось увидеть во сне одного аликорна, который очень сильно повлиял на меня и мою жизнь, — фестрал выдержал паузу, ожидая, что Найтмер Мун бросится в ответ хлёстким высказыванием, но та выжидающе молчала. — Не знак отличия определяет пони, а пони определяет свой знак отличия. Так мне сказал этот аликорн. И я запомнил эти слова на всю жизнь, они мне очень помогли. Я и раньше хотел спросить, но не решался. Не был в себе уверен. Однако я обязан был это сделать.
Вновь Сплеш подумал, что Найтмер Мун бросится в словесную атаку после его слов, и вновь ошибся. Ответом ему было молчание, холодное и сковывающее, как лёд на речных водах в холодную зиму. Однако оный начал стремительно таять и верным знаком к тому было то, как нервно Найтмер Мун начала шарить глазами по округе, крутить кисточку перед собой и покусывать губу. И видя такие нехарактерные перемены в поведении аликорна, фестрал решил, что если и наглеть со своими расспросами, то только сейчас:
— Это ведь Вы повелеваете снами, верно?
— Даже если и повелеваю, то что с того? Ты теперь собрался и во снах за мной таскаться, что ли?
Жеребец сделал беззвучный, но весьма глубокий, вдох, пытаясь совладать с нервным напряжением. Слова, которые он уже не один год держал в себе, дождались того мгновения, в которое их следовало произнести. Однако теперь они упорно цеплялись за горло, не желая обличаться в звук. И лишь вспомнив все те годы и усилия, которые Файр Сплеш вложил для того, чтобы этот момент настал, он заставил себя произнести:
— Я хочу поблагодарить Вас за то, что Вы посетили меня во сне, когда я был жеребёнком, и помогли мне обрести свой знак отличия. Я узнал, в чём мой талант, но куда его применить и нужен ли он мне, я выбирал сам. И я решил посвятить себя служению Вам. Вы помогли мне обрести себя и свой путь в жизни, — произнес Сплеш и припал к земле в поклоне, которым он попытался выразить те крохи уважения и почтения, что ещё остались в его сердце.
— Умеешь же ты спустить свою жизнь в выгребную яму, — вздохнула Найтмер Мун с таким видом, точно ей сказали такую глупость, которую не брякнет даже маленький жеребёнок. — Посвятить себя той, кто будет жить вечно… Я переживу не только тебя, но ещё и твоих детей, и внуков. Стоит ли отдавать свою жизнь той, для кого все годы твоей жизни подобны мимолётному дню?
— Таков был мой выбор… — только и смог изречь в ответ Сплеш, чувствовавший, как последнии почтительные чувства к Найтмер Мун рассыпаются пеплом горького поражения.
— И он был не самый умный, Сплеш. Я советую тебе уже поскорее одуматься и отказаться от мысли прислуживать мне. Займись лучше своей жизнью и сделай что-нибудь стоящее, вместо того чтобы тратить своё время на бессмертного аликорна. У тебя, в отличии от меня, времени не так уж много, — посоветовала кобылица и отвернулась к пустому холсту.
Сплеш очень боялся, что по итогу этого разговора Найтмер Мун морально пережуёт его и сплюнет, как она всегда это делала, но… То что это не случилось принесло пегому летуну небывалое облегчение. Точно с высказанными словами он сбросил с себя тяжёлую ношу, что долгие годы лежала у него на сердце.
На какие-то секунды сонливость оставила фестрала, а сам он поднялся с земли с необычайной лёгкостью. После всего пережитого он не знал, что хотел услышать от Найтмер Мун, но после сказанного он уже не мог на неё злиться, как и она больше не могла подтрунивать над ним.
Впервые на глазах фестрала Найтмер Мун показала иную свою сторону, которую ему прежде не доводилось видеть. И которая поставила перед Сплешем новый вопрос — какая она на самом деле? И пока фестрал задавался им, кисть в магическом захвате аликорна пришла в движение, начиная оставлять на холсте первые мазки.
Наступила ночь и по коридорам замка заходили ночные пони, тут и там сверкая кошачьими глазами. Найтмер Мун же заперлась в своей комнате и, судя по всему, не намеревалась выходить. А Файр Сплешу только и оставалось, что сидеть под дверью и стеречь её покой, не зная, чего от неё ожидать. После разговора в саду она не проронила ни слова.
— Могу я войти? — застала врасплох гвардейца Ты, стоя перед ним с парочкой подносов, носимых на спине, и нетерпеливо помахивая каштановым хвостом. — Завтрак. Для тебя и для госпожи.
— Да, конечно, — посторонился жеребец и перед ним сию же секунду встала тарелка с кашей и чашка чая. — Мы сколько видимся, столько и не знакомы, кстати…
— Любопытный нюанс, верно? — улыбнулась единорожка. — Хаус Мейр. А ты — Файр Сплеш.
— Я ещё не забыл, как меня зовут, спасибо.
— Язычок у тебя острый, но лучше при общении с госпожой лишний раз им не размахивать. Есть риск самому на него напороться, — беззлобно ответила единорожка и со стуком вошла в комнату к Найтмер Мун.
— И чего она магию не использует? — озадачился Файр Сплеш. А ведь и правда, сколько раз он видел Хаус Мейр, они никогда не колдовала.
И только фестрал вознамерился приступить к еде, как скрывшаяся за дверью единорожка вдруг вернулась обратно.
— Госпожа сказала, что не голодна и ты можешь поесть её блюдо.
— Дай угадаю… Опять жаренная картошка с луком?
— В этот раз ещё есть острая закуска! — многозначительно поведала Хаус Мейр, ставя кушанье перед гвардейцем. — Тебе повезло, будешь сегодня есть как аликорн.
— И такой жест выглядит так, будто Найтмер Мун просто бросает мне объедки со стола, — сказал Сплеш, с сомнением поглядывая на картошку, тарелку с закуской из овощей, лежащие на блюдце головки зелёного лука, какой-то тёмно-коричневый напиток и — какая роскошь! — маленькую чашечку соли. В Битвин-Ривере за такую горсточку можно было целый дом купить…
— Не говори про неё так, — вдруг понизила тон кобыла, недовольно прицокнув. — Характер у неё, зачастую, не самый приятный, но у неё есть и хорошая сторона.
— Которую ждать, как солнечного затмения.
— Да, госпожа не любит разыгрывать из себя само дружелюбие и любезничать с теми, до кого ей дела нет. И в этом её преимущество, ты так не думаешь?
— Скажи это гвардейцам, которых она изжила со службы.
— Не всем пони дано найти общий язык друг с другом. Уж ты-то должен это понимать, — улыбнулась на вопросительный взгляд фестрала служанка. — Я же слышу и вижу, о чём говорят пони. И парочка твоих сослуживцев отзывалась о тебе не слишком… лестно. Ну как сказать, парочка… А уж как ты обделил вниманием «принцесс» на посвятах — об этом кто только не говорил, хе-хе.
— Мне то что?
— Вот видишь, я как раз об этом. Ты похож на Найтмер Мун в этом плане. Только если ты не можешь позволить затевать конфликты с другими пони, то Найтмер Мун молчать не будет — сразу выскажет, что думает, и пошлёт куда подальше. И с тобой случилось то же самое, что и со всем другими пони, верно? Однако ты остался подле неё. Почему?
— А ты? — резко перешёл в наступление фестрал, недружелюбно блеснув глазами. — Сама-то почему ей прислуживаешь?
Хаус Мейр помолчала несколько секунд, что-то для себя решая, но затем изрекла:
— В Найтмер Мун есть одна прелесть, какой нету у других — она всегда готова протянуть копыто тем, кого отвергло или игнорирует большинство.
— Её доброты на всех не хватает, да?
— Сказано весьма точно, — потеплевшим голосом согласилась единорожка. — Чтобы Найтмер Мун расщедрилась на доброту — это должен быть исключительный случай. Но ты лучше начинай уже есть, а то остынет.
— Подожди. Что вот это такое? — Сплеш недоверчиво указал на чашку с незнакомым напитком.
— Кофе. Его завозят в Эквестрию из Седельной Аравии. Попробуй. Найтмер Мун он нравится даже больше, чем чай, — сказала на прощание Хаус Мейр и отправилась восвояси.
Проводив фигуристый круп единорожки взглядом, Файр Сплеш принялся за еду. Кофе оказался горьким и крепким на вкус, что было непривычно жеребцу. Однако именно оно помогло ему продержаться до рассвета — времени, в которой условленный срок спор Селестии и Найтмер Мун подойдёт к концу.
Минуты и часы в едином потоке проносились мимо Файр Сплеша, который,стоя на посту, чувствовал себя камнем, застывшем в безвременьи. И лишь подхватываемые и уносимые течением времени мысли и чувства жеребца напоминали ему о том, что это не так. Оставаться ли на службе у Найтмер Мун? Стоит ли хранить верность бредовой мечте, рождённой в жеребячью пору, в которую маленькие пони отличаются особой ветренностью помыслов и идеалов?
Отправляя одни переживания и думы вслед за другими, Сплеш не заметил, как подкрался конец ночи, и не расслышал, как по коридорам дворца разнёсся цокот, оповещающий о визите внезапных гостей, которыми оказались Принцессы Селестии и Луна.
— Ну вот, прошу! Минула целая неделя, а Файр Сплеш всё ещё несёт гвардейскую службу, — триумфально возвестила Селестия, озаряя украшенный рассветными тенями коридор широкой улыбкой. — Как ты, мой маленький пони? Найтмер Мун не сильно тебя извела? — быстро сменила эмоциональный окрас Селестия и заговорила с ласковой, поистине материнской заботой.
Сплеш не нашёл в себе сил ответить как подобает перед лицом монархини, так что он лишь отрицательно помотал головой и пробурчал: «Никак нет, Ваше Высочество».
— Хм… А вот нам кажется, что пара дней в лазарете тебе точно не повредят, — озабоченно продекламировала Луна, вышагивающая в тени своей более рослой сестры и оглядывая гвардейца взглядом бывалого лекаря. — Налицо все признаки истощения. Сколько ты спал за последнюю неделю?
— Я единственный, кто служит в гвардии Найтмер Мун, так что я не мог позволить себе сон.
— Неужто аномальная бодрость Найтмер Мун заразна? — заинтересовано нахмурилась Селестия. — Если да, то мне следует больше времени проводить с ней. Может я тогда её тоже подхвачу?
— Да, кстати, как у неё это получается? Я ни разу не видел, чтобы она спала.
— Это способность Найтмер Мун долгое время обходиться без сна, — перехватила эстафету разговора Луна, — недели, месяцы… год… Сколько она сочтёт нужным. А теперь, Файр Сплеш, позволишь ли ты нам войти в её покои?
— Или она повелела тебе стеречь её опочивальню даже от нас? — съехидничала Селестия.
А ведь и правда… Если бы Найтмер Мун повелела, то пришлось бы отстаивать вход в её покои перед ликами Принцесс. Однако такого приказа не было, так что Сплеш посторонился и сёстры-аликорны вошли внутрь. А следом за ними вошёл и вымученный гвардеец, которого жестом пригласила Селестия.
Входи он в покои вреднейшей из аликорнов ещё вчерашним днём, то его непременно преследовало бы такое чувство, какое испытывают жеребята, которые по недоразумению вошли в логово огнедышащего дракона. Однако сейчас Сплеш чувствовал себя святотатцем, копыто которого ступило на землю некой святыни, в которую ему ступать не следовало.
— Когда я в последний раз видела, как наша Нуна спит? — задалась вопросом Селестия, в то время как Сплешу от вида дрыхнущей Найтмер Мун стало откровенно дурно. Войти в её маленькую обитель, да в ту минуту, когда она предаётся редкому сну…
— Когда она спит, она кажется такой безобидной, — почти умилительно вздохнула Селестия.
— У Нуны очень чуткая и нежная натура, просто она старается этого не показывать, — хмыкнула в ответ Луна, в то время как Найтмер Мун задёргала ушками, услышав знакомые голоса, после чего открыла глаза.
— Что за парад уродов в моей спальне? — хмуро прохрапела кобылица, переводя сонный взгляд с одной понячьей морды на другую. — И почему ты принимаешь в нём участие? — спросила Найтмер Мун и посмотрела на Луну.
— Говорю уже в который раз — хамство тебя обезображивает, — ответила Луна, нехорошо нахмурившись. — Но воспитательную беседу я придержу для другого раза. Селестия хочет тебе кое-что сказать, — деланно оповестила Луна и направилась к шкафу с книгами, принявшись по-хозяйски перебирать содержимое.
— Итак… — ласково возвестила Селестия, перетягивая на себя внимание лежащей на постеле кобылицы, — Минула целая неделя, а Файр Сплеш всё ещё на своём посту.
— И что, ты пришла это исправить? — снисходительно улыбнувшаяся Селестия хотела что-то ответить, но Найтмер Мун её опередила: — Не выйдет, этот бестолочь теперь под моим покровительством.
Слова Найтмер Мун сбили с ног и Селестию, и Луну, и Сплеша… И пока удивлённо хлопали глазами, Найтмер Мун, звучно зевнув, при помощи магии подняла в воздух свиток пергамента и развернула его, так что Селестия со Сплешем могли насладиться тем, что было на нём написано.
Указ о “Звёздной гвардии”
от 13 дня 8 месяца 258 года П.З.В.
Нашей волею Мы, Найтмер Мун, Первая Королева Эквестрии,повелеваем образовать под нашим полным покровительством “Звёздную гвардию” — особый род войск, чей удел служить защитой Нашему Королевскому Высочеству от недоброжелателей и всяческого рода грозящих Нашей жизни козням и напастей. Возвещаем, что влияние Корон Селестии и Луны на них не распространяется и всякий пони, входящий в Звёздную гвардию, освобожден от подчинения и ответственности перед Её Солнцежопостью и Её Лунным Высочеством, подчиняясь лишь Нашему Величеству, которое в организации Звёздной гвардии имеет неоспоримый и неснимаемый не иначе, как по собственному желанию, ранг Главнокомандующего.
И только Сплеш с Селестией успели прочитать свежеиспечённый документ до подписи в нижнем углу пергамента, как Найтмер Мун сменила его ещё одним листом бумаги, на котором было написанно:
Положение о Звёздной гвардии I
от 13 дня 8 месяца 258 года П.З.В.
Нашей волею Мы, Найтмер Мун, Первая Королева Эквестрии и Главнокомандующая Звёздной гвардии, повелеваем, что зачисление пони в Звёздную гвардию происходит лично с Нашего одобрения и без соблюдения каких бы то ни было церемониальных процедур. Минимальные требования, по которым кандидат может быть отобран для зачисления в Звёздную гвардию:Личный выбор и зачисление Нашим Королевским Величеством Согласие кандидатов для поступления на службу не требуется.
Не успел Сплеш осмыслить всё нелепость прочитанного, как Найтмер Мун представила его и Селестии вниманию ещё один документ, от содержания которого фестрал был готов провалиться сквозь землю и упасть в самую бездну Тартара — единственное место, свободное от безумия Найтмер Мун.
Приказ о зачислении в Звёздную гвардию
от 13 дня 8 месяца 258 года П.З.В.
Нашей волею Мы, Найтмер Мун, Первая Королева Эквестрии и Главнокомандующая Звёздной гвардии, повелеваем зачислить фестрала Файр Сплеша на пожизненную службу в Звёздную гвардию, от которой он может быть освобождён только с Нашего прямого волеизъявления.
Сплеш понимал, что стал участником какого-то безумного балагана, но если прежде он думал, что его организатором выступает одна Селестия, то сейчас он увидел, как сильно ошибался. Однако сама Солнечная принцесса, видимо, так не считала. Иначе бы она не хранила монолитное спокойствие. Лишь какие-то несколько секунд она растерянно похлопала ресницами, но затем, величественно приосанившись, изрекла:
— Что же, отрадно видеть, что ты решила одуматься и внять моим советам. Однако указы нужно будет… подредактировать. К тому моменту, когда мы с Луной коронуем тебя Эквестрию, мы успеем все вместе пересмотреть твои первые указы и придать им более… презентабельный вид.
Сплеш считал себя обязанным сказать хоть что-то, но целая неделя на ногах, невыносимая усталость и неоднозначные впечатления от прочитанных указов лишили его не только дара речи, но и способности думать.
— У тебя хорошая мина при плохой игре, Селестия. Неудивительно, что тебе не даётся выступление в театре, — хмыкнула Найтмер Мун. — В Моих указах будет писано то, что захочу Я. В Мою гвардию будут вступать те пони, каких выберу Я, а не ты. Твоё слово ничего не будет значит.
— Это само собой, ведь ты в конце концов станешь полноправной Принцессой и тебе нужна своя сфера влияния, — согласилась Селестия под шелест бумаг, за изучения содержимого которых взялась Луна. — И я рада, что ты начала её постепенно формировать.
— Только не надо разыгрывать из себя саму доброжелательность. Это выглядит ещё более жалко, чем если бы ты принялась скакать тут как ужаленная, истеряя из проигранного спора, — хмыкнула Найтмер Мун, подминая под себя подушку и устраиваясь на ней с таким видом, будто ей сейчас дадут потешное театральное представление.
— Спор? Ты серьёзно думаешь, что я так сильно надеялась на победу в нём? Я уповала на то, что ты хотя бы из вредности решишься на создание собственной гвардии. И вот пожалуйста, — Селестия махнула крылом в сторону Сплеша. — Пусть в твоём распоряжении всего лишь один преданный гвардеец, но даже один гвардеец — это уже какая-никакая, но гвардия. А когда в неё вхож один пони, войдёт и сотня остальных, это лишь вопрос времени.
— Даже если это и случится, то только с Моего позволения, а теперь — бери копыта в зубы и вали из Моей спальни. Я спать хочу. А ты, — Найтмер Мун выразительно зыркнула на Сплеша, — иди и отоспись. Твоя вымученная рожа оскорбляет Моё чувство прекрасного.
— Что же, тогда не буду раздражать твой сон, — снисходительно уступила Селестия, не роняя с лица милейшую улыбку. — Пойдёмте.
— Я задержусь, — вдруг изъявила Луна, — мне нужно кое о чём поговорить с Нуной.
Вместе с Солнечной кобылицей Сплеш покинул покои Найтмер Мун. И только гвардеец оказался за порогом опочивальни, как старшая из пони ласково поглядела на него и одобрительно промолвила:
— Я восхищаюсь твоей выдержкой, Файр Сплеш. Многих пони сломила Найтмер Мун, но ты… У тебя просто феноменальное терпение, достойное твоей госпожи. Отдохни как следует, силы тебе пригодятся.
— Так точно, Ваше Высочество, — ответил поклоном фестрал и Селестия поспешила удалиться, в каком-то особенно затейливом ритме цокая копытами. И под этот аккомпанемент в голове Сплеша крутилась лишь один вопрос: “Кто кого переиграл в этой подспудной игре?”