Скайрич
63. Просто радуга в темноте
Как ни старался Тарнишед Типот, он не мог придумать ничего хуже, чем застрять. Он… застрял. Из того места, в котором они оказались, не было другого выхода, кроме туннелей метро. Он и его спутники осмотрелись и обнаружили, что все остальные проходы обрушены. Дэринг Ду отметила, что здесь они в относительной безопасности, по крайней мере, от атакующих механоидов, потому что им тоже придется пробираться по кишащим пауками туннелям метро.
Если, конечно, не существует тайного входа и выхода, который они не заметили.
Озадаченный отсутствием вариантов, выбора, Тарниш захотел домой. Ему надоело это место, надоело постоянно быть на грани, в вечном состоянии боя или бегства. Это изматывало его, и он знал это. Это наносило ему какой-то вред, который он не мог понять. У него не было другого выбора, кроме как продолжать, быть разбитым, разрушать свой разум, пока он отчаянно пытался найти какой-нибудь выход из этого места.
Будет ли Мод по-прежнему любить того пони, который вернется домой из этого места?
Конечно, при условии, что возвращение домой каким-то образом возможно.
Это место было почти оазисом безопасности, местом убежища на опасном пути, которым были туннели метро. По правде говоря, они проделали не такой уж большой путь, но чувствовалось, что это именно так. Без солнца, без луны, без дня и ночи время становилось странным, неприятным и искаженным. Ему захотелось спать, так как он уже давно не спал. Но сейчас было не время для сна.
Тоннели метро манили к себе.
С Рейнбоу Дэш было что-то не так, но Тарниш не решался об этом говорить. Она была какой-то странной и совсем не веселой. Ни одной шутки. Ни одного неудержимо веселого междометия. Она даже не улыбалась. При всей ее внимательности и осведомленности, в ней было что-то такое, что наводило на мысль, на намек о депрессии. В ее глазах не было яркого блеска, а движения казались вялыми по сравнению с обычной быстротой.
Хотя Тарниш и принял ванну, сделав все возможное из того, что ему было доступно, он не чувствовал себя чистым. В его тонкой шоколадной шерсти была странная зернистость, которая раздражала и вызывала дискомфорт. Более того, он был напряжен и знал это. Лучший способ справиться со стрессом был ему недоступен, поскольку она находилась за тысячи миль от него. Немного ужина, немного танцев, а потом — занятие. Много-много занятий. До рассвета. Заниматься, заниматься, заниматься.
В данный момент туннель казался пустым. Вдалеке слышались звуки, ужасные, неописуемые звуки эхом разносились по туннелю, но они казались далекими, нереальными. Возможно, пауки усвоили урок. А может быть, они собирали паучью армию. Если это так, то Тарниш надеялся, что он и его спутники достигнут цели и уйдут из туннеля до того, как пауки реорганизуются.
Организованные пауки вызывали у него страх.
— Фламинго… — Голос Рейнбоу Дэш был чуть более грубым, чем обычно, чуть более хриплым. — Что ты помнишь о том, как ты была пегасом?
— Я все еще пегас, — ответила Фламинго, не останавливаясь на месте.
Лицо Рейнбоу исказилось каким-то странным, нечитаемым образом, и она прошла несколько шагов, сохраняя это странное выражение. Затем черты ее лица разгладились, и она спросила:
— Что ты помнишь до того, как стала солдатом?
— О. — Фламинго каким-то образом испустила вздох — впечатляющий подвиг для меча, не имеющего ни легких, ни дыхательной системы. — Я помню, как была розовой. Самой розовой пони во всем округе Вечносвободного. Другие пони были довольно обычными, но я выделялась.
— Хм… — Рейнбоу заинтересованно навострила уши и чуть приподняла голову.
Тарниш молча наблюдал и слушал.
— Там было несколько белых пони, но не слишком много. Много серых и несколько светло-коричневых. Несколько желтых. Большинство из них были довольно скучными. Но я была розовой пони, а принцесса Луна — голубой, и мы выделялись. О небо, как мы выделялись. Я валялась в грязи, чтобы не быть такой розовой. Когда я была кобылкой, меня часто дразнили. Либо я была слишком розовой, либо слишком грязной, и меня дразнили и за то, и за другое.
— А как же принцесса Луна? — спросила Рейнбоу.
— О, она выходила только ночью, чтобы ее не заметили. Она мне как-то сказала об этом. Мы как-то говорили о том, что нельзя быть не такой, как все. Это было сразу после того, как я получила свой шлем. Принцесса Луна взяла меня под свое крыло, когда я стала солдатом.
— Почему ты вступила в гвардию?
Тарниш тоже хотел знать ответ на этот вопрос. Вообще Фламинго избегала говорить о своем прошлом, и он задавался вопросом, когда же она начнет психовать. Если у нее наступит переломный момент, она убежит в ножны, а это было бы ужасно, учитывая нынешние обстоятельства. И все же, по какой-то причине, Фламинго отвечала на вопросы Рейнбоу Дэш.
— Однажды мой сир подошел ко мне и сказал, что еды не хватает, чтобы прокормить меня, поэтому мне нужно вступить в стражу или выйти замуж. В то время был очень сильный голод. Земля все еще оправлялась от Дискорда и всего остального, что произошло. Погода была совершенно неустойчивой. В один день было лето, а на следующий день — зима, и нас, пегасов, было слишком мало, чтобы бороться с непогодой.
— Я читала о тех временах, — заметила Рейнбоу Дэш.
— У моего отца даже был на примете жеребчик, готовый к женитьбе. Он был примерно моего возраста. Проблема была в том, что он был дразнилкой и дёргал за хвост. Но этот жеребчик, его отец и его мать служили в гвардии, и они были в достатке, и у них была еда. А мой отец все время говорил мне, что если я женюсь, то смогу есть. А я, скажу вам, люблю поесть. И вот я раздумываю, хочу ли я жениться на дразнилке и дёргалке за хвост, и вот я решаю пойти в гвардию. Мой сир и моя мама плакали, а моя мама даже рассердилась на меня и начала кричать на меня и моего сира. Тяжелый день.
Рейнбоу кивнула, и Тарниш задался вопросом, знает ли Фламинго о том, что все это прошлое.
— Я вступила в гвардию и, будучи кобылкой, осталась с принцессой Луной. Это было мило. Она была милой. У меня было много еды. Она не подпускала ко мне старших жеребчиков и жеребцов, и я знала, почему. Она мне объяснила, почему. Там была целая куча молодых кобылок, и она держала нас при себе, и она была нашим командиром. Она заставляла нас маршировать, мы учились строевой подготовке, она учила нас сражаться на земле и в воздухе. Принцесса Луна была как… наша плотина или что-то вроде того.
Пока Фламинго говорила, у Тарниша кровь стыла в жилах: принцесса Луна, как и Найтмер Мун, стала погибелью Фламинго. Но Фламинго, похоже, не знала, что Найтмер Мун и принцесса Луна — одно и то же. Он не собирался указывать на это, и надеялся, что никто другой тоже не станет, потому что, судя по всему, Фламинго действительно любила принцессу Луну.
Ему было интересно, что обо всем этом думает Рейнбоу.
— Принцесса Луна боролась с непогодой. Это было тяжело для нее. Выматывающе тяжело. Она все время говорила мне, что мир сломан и что она пытается его исправить. Но, наверное, не так-то просто исправить сломанный мир. Из-за этого она была угрюмой и иногда плакала, когда что-то шло не так. Ее сестра не очень-то помогала. Наверное, принцесса Селестия была занята другими делами, а может быть, она ужасно владела погодной магией. Принцесса Луна — мы называли ее Командор Луна — очень расстраивалась, потому что все пони спали по ночам и никто не видел, как она тяжело работает.
— Пони называли ее ленивой, потому что она спала целыми днями, когда нужно было работать. Все дворяне называли ее никчемной и слабой. Ее называли слабой сестрой. Я уверена, что это задевало ее чувства. Это ранило мои чувства. Она была добра ко мне и моим боевым сестрам. Пони просто не видели всего того, что она сделала. Что она сделала.
— Да, такое иногда случается, — сказала Рейнбоу Дэш, шагая вперед в ногу со своими спутниками. — Пони просто не видят всего того удивительного, что делает моя подруга Флаттершай. Она очень тихая, Флаттершай. Она не хвастается всеми хорошими делами… как я. Если есть больное животное или больной пони, Флаттершай всегда готова помочь им. Знаете, иногда мне кажется, что она более предана, чем я.
— Принцесса Луна — Элемент Верности.
Задумчивый Тарниш не стал поправлять Фламинго. Рядом с ним раздался слабый, тихий вздох Дэринг Ду. Что касается Винил, то она молчала, но он знал, что она прислушивается к каждому сказанному слову. Винил, похоже, была не в духе, но он не знал, в каком именно. Когда у них будет возможность отдохнуть, он должен будет провести с ней некоторое время и попытаться заставить ее говорить. Общаться. Ему нужно было знать, что с ней все в порядке.
— Я тоже Элемент Верности, — сказала Рейнбоу Дэш Фламинго.
— Ха, — хмыкнул в ответ парящий летающий меч.
Тарниш напрягся, опасаясь, что Рейнбоу скажет что-то еще, но тут же услышал ее слова:
— Иногда я не чувствую себя очень верной. Я имею в виду, что у меня есть сомнения.
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Иногда я беспокоюсь, что я не достаточно храбрая, чтобы быть Элементом Розовости. Я боюсь темноты. И пауков. Козлов-колдунов. Змей? Я не люблю змей. То, как они двигаются. Фу. Я боюсь сверчков. Мне не нравится их звук. И уховерток. Гадость. Гадость! Видишь, сколько всего, а я почему-то остаюсь Элементом Розовости. Знаешь, почему?
— Почему? — с теплой искренностью спросила Рейнбоу.
— Потому что, несмотря ни на что, я никогда не перестану быть розовой. Темнота не сможет отпугнуть от меня розовый цвет. Я просто такая, какая я есть. Я рождена, чтобы быть Элементом Розовости. Я розовая внутри и снаружи. Чтобы быть Элементом Верности, нужно быть верным. Это то, каким ты рождена. Это то, чем ты являешься. То, из чего ты сделана.
— Спасибо, правда. Это действительно полезно. Я серьезно. Это как раз то, что мне нужно было сейчас услышать. Ты самая лучшая, Фламинго.
— Я самая розовая, — ответил розовый меч.
— А я самая верная. — В шаг Рейнбоу вернулась развязность, хвост слегка приподнялся, и она довольно подпрыгивала на месте.
Все, что на мгновение сломалось в Рейнбоу Дэш, теперь казалось немного лучше. Однако Тарниш все еще чувствовал себя разбитым. Скайрич избивал его. Изматывал его. Гнев брал верх, и он не был уверен, что детские стишки помогут ему сдержать ярость. Что-то должно было измениться. Он радовался за Рейнбоу Дэш, испытывал облегчение и надеялся, что она обрела свою потрясность.
Ведь сейчас, как никогда, ему нужен был потрясающий друг.
Когда Тарниш увидел впереди платформу станции метро, он чуть не заплакал от облегчения. Пауки всегда были позади и впереди, просто вне поля зрения — восьминогие ужасы, притаившиеся в темноте и ждущие подходящего момента, чтобы нанести удар. Но сейчас у них была платформа. Судя по всему, здесь произошел бой, причем не так давно. Трупы, похоже, были в основном обглоданы, и от них почти ничего не осталось.
Эта станция была не похожа на другие. Стальной пол блестел в слабом свете, а дальняя стена больше напоминала крепость, чем станцию метро. Дверь была сорвана с петель, и Тарниш подумал, не сделала ли это Твайлайт, когда проделала этот путь. На ней не было слоев пыли, как на всем остальном.
Все здесь было каким-то неправильным. В воздухе витала какая-то странная магия, что-то странное и тревожное. Платформа была пустынна, без признаков жизни. Здесь можно было найти только мертвецов. Тарниш ступил на стальную платформу, что было легко сделать благодаря его длинным ногам, а затем протянул переднюю ногу, чтобы помочь Винил подтянуться, в то время как два его спутника — пони-пегаса — вскочили наверх.
К его удивлению, Винил обняла его, а затем прижалась к нему, обхватив передними ногами его шею. Он замер, не понимая ни ее намерений, ни того, что что-то не так. Через несколько долгих секунд он обхватил ее одной передней ногой за спину и прижал к себе, чувствуя себя при этом неловко. Она слегка вздрогнула — нет, она вовсе не вздрогнула, она плакала.
Она беззвучно всхлипывала, издавая небольшие вздохи, которые трудно было расслышать из-за крови, бьющейся в ушах. С помощью магии он приподнял ее, перекинул через себя и уложил на спину. Ее хватка на его шее удвоилась, и Тарниш, уже чувствуя себя изможденным, совершенно определенно ощутил дополнительный вес прямо в своих уставших коленях. Он чувствовал, как она фыркает и пыхтит у него на шее, и от этого по позвоночнику пробегали мурашки.
Дэринг Ду пристально смотрела на него, не понимая, почему.
— Что? — спросил он, надеясь, что она прояснит ситуацию.
— Посмотри на себя, — ответила она. — Разве ты не сильный?
— Сейчас я не чувствую себя сильным, — признался он. — По правде говоря, мне кажется, что я в любую минуту могу отключиться. Я устал. Та ванна не помогла. Я не чувствую себя чистым, ни в малейшей степени. Все зудит. Я скучаю по Мод. Я хочу быть дома. Сейчас я делаю все возможное, чтобы держать себя в копытах, потому что не знаю, что будет со всеми нами, если я этого не сделаю. Мне кажется, что я не очень хорошо справляюсь с этой задачей, и если быть до конца честным, Дэринг, то ты лучше меня держишься.
— Нет, — Дэринг кивнула головой из стороны в сторону, — нет, я имела в виду, что разве ты не сильный. Ты стоишь здесь с Винил на спине, со всем ее снаряжением, со всем твоим снаряжением и с немалой частью нашего снаряжения. Хотя, это может объяснить, почему ты чувствуешь такую усталость. Честно говоря, я не понимаю, как ты сейчас стоишь.
— О. — Смутившись, Тарниш попытался не съежиться, но не смог. Он выдал слишком много. Слишком многое раскрыл. Выставил напоказ все свои слабости. Прикусив губу, он отвернулся.
— Все в порядке, Большой Парень. Эй… эй! Не отворачивайся от нас, мы твои друзья. — Рейнбоу переместилась так, чтобы Тарниш мог ее видеть, и продолжала двигаться, пока он пытался отвернуться. — Прекрати это. Нам всем сейчас нелегко. Будет еще тяжелее, если мы начнем отворачиваться друг от друга. Здесь нет ничего зазорного.
Закрыв глаза, он застыл на месте, не зная, что делать.
— Давайте пойдем наверх. Я не знаю, что там наверху, но все лучше, чем этот туннель. Темнота угнетает. Кроме того, мне кажется, что пауки приближаются. Я готова поспорить, что станция метро хотя бы в некоторой степени безопасна, но опять же, если дверь взорвана… — Ее слова перешли в болезненный стон неуверенности.
— Ну, по крайней мере, ты пыталась успокоить, и за это…
— Помолчи, Рейнбоу Дэш.
— Но я собиралась сказать тебе, спасибо.
— Это совершенно излишне.
Вернув себе бодрость, Рейнбоу Дэш направилась к двери, лежавшей на полу. Она остановилась на мгновение, чтобы изучить ее, несколько раз взмахнула хвостом и, повернув голову, изучила дверной проем. Смелая пегаска с радужной гривой стояла, надув бока, и вызывающе смотрела в гнетущую темноту.
Она и впрямь была радугой в темноте.
— Там наверху есть свет, — сказала она остальным. — Идем.