Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят
Глава 107
Оказаться в одиночестве было почти облегчением. Был поздний вечер, ближе к ужину, чем к обеду, и Сумак остался в комнате один, не считая Бумер, которая прижималась к плюшевой игрушке принцессы Кейденс. Настало время вернуться к тому, на чем он остановился в прошлый раз, — попытка разгадать секрет полета, достойная цель, если таковая вообще существовала. С момента последней попытки прошло уже несколько дней, но побыть в одиночестве удавалось редко.
С помощью телекинеза он приподнял ковер, глубоко вздохнул и шагнул вперед. Забраться так высоко было легко. Он мог левитировать ковер, а затем встать на него — действие, которое все еще не имело смысла, ему до сих пор было непонятно, как такое могло произойти. Теперь он был немного лучше подготовлен: у него было заклинание, которое закрепляло его копыта на ковре и не давало ему поскользнуться.
Это было сложное заклинание для любого единорога, тем более для пятилетнего жеребенка. После нескольких попыток Сумак понял, что ему нужна помощь. Он сошел с ковра, опустил его на пол и начал обдумывать, как бы половчее справиться с рисками. В какие неприятности он готов ввязаться? На самом деле весьма немалые. Мысленно потянувшись, он решил попробовать немного поколдовать.
Единорог не должен был красть вещи с помощью волшебства, но вольт-яблочная настойка, которую Твайлайт хранила неподалеку, должна была быть для него, верно? Он чувствовал это, ощущал это, он хотел этого. Он испытывал сильную потребность в большем интеллекте, в более сильной магии, ему нужно было больше силы. Высунув язык, он попытался протащить бутылочку с настойкой через эфир к себе, чтобы выпить ее.
Это оказалось сложнее, чем он думал, и он начал думать, не предвидела ли Твайлайт, что он попытается достать бутылку. Разочарованный, он тянул все сильнее и сильнее, и вот с треском появился стеклянный сосуд. Сумак подержал его в своей магии, а потом вздохнул. Внутри не было вкусной, восхитительной настойки, нет, там был лишь свернутый листок бумаги.
Откупорив стеклянную бутылочку, Сумак вынул бумажку, развернул ее и прочел:
Не знаю, как ты умудрился прочитать это, но тебе лучше поверить, что у нас будет долгий разговор на эту тему. Кроме того, твоя мама хочет, чтобы ты знал, что она гордится тобой, но это не отменяет того факта, что я собираюсь превратить тебя в жабу или, возможно, в горностая. Твоя любящая тетя, Твайлайт.
Сжавшись, почти в панике, Сумак свернул записку, сунул ее в стеклянную бутылку, вставил пробку, а затем попытался с помощью реверсивного заклинания вернуть ее на прежнее место. Через несколько секунд записка исчезла, но он не был уверен, куда она делась. Придется обратиться к словарю или энциклопедии, поскольку он не знал, что такое горностай. Наверное, это что-то такое, что Флаттершай с удовольствием затискала бы до смерти.
Вздохнув, жеребенок выложил все, что накипело.
Пока что он был сам по себе. Вернувшись к ковру, он сосредоточился на своих копытах, стараясь сделать их цепкими. Почувствовался запах озона, ощущение слишком сильного давления, почти мгновенная головная боль, а затем он ощутил, как магия течет по его копытам, которые теперь прилипли к полу, как магниты к металлу.
Когда он снова левитировал ковер, в основании его рога возникла крошечная боль, но он справился. Иногда магия причиняет небольшую боль, но пока кровь из носа не шла, он был в порядке. Ухватившись за ковер, он сделал шаг вперед и тут же опустился, когда ковер опустился на пол. Разочарованный, жеребенок сделал единственное, что мог сделать в этой ситуации.
— О фффффффффффффффррррууууууууукккккккккккккттттт!
Приоткрыв один глаз, Бумер уставилась на Сумака, а воздух вокруг него завибрировал от его почти ругательств.
Итак, ковер не левитировал, не сопротивлялся гравитации, когда он пытался встать на него, используя заклинание, чтобы сделать копыта цепкими. Он просто опустился на пол, разрушив его мечты о полете. Сумак знал, что такое эффект аннулирования и интерференции. Некоторые заклинания отменяли действие друг друга по разным причинам, например из-за гармонического резонанса или поляризации тауматона, о чем он знал, но не понимал. Магические интерференции — сложная проблема, и единороги делали карьеру, пытаясь разобраться в ней.
Когда он сошел с ковра, тот снова взлетел. Сумак мог делать только разумные предположения, и он догадался, что заклинание сцепления, наложенное на его копыта, перешло на ковер, прикрепив его к полу, чтобы он не поскользнулся на ковре, не упал и не разбился вдребезги. Нахмурившись, жеребенок уставился на левитирующий ковер и пожалел, что не разбирается в тонкостях магии.
И все же это был своего рода успех. У него не было шишек на черепе, и ему не нужно было накладывать скобы или швы. С другой стороны, если Твайлайт обнаружит пропавшую бутылочку с настойкой, а она ее обнаружит, ведь она же Твайлайт Спаркл, в конце концов, Сумак понимал, что может узнать, что такое горностай, и процесс ему не понравится. Он был уверен, что сможет уговорить Твайлайт простить его, ведь теперь она вроде как его тетя.
Он навострил уши, услышав щелчок, который раздался от двери, открывшейся без стука, и Твинклшайн просунула голову внутрь:
— Что делаешь? — спросила она, стоя в дверях.
— Н-н-ничего, — заикаясь, ответил Сумак.
Глаза Твинклшайн сузились:
— Ого, да ты совсем плох в этом деле. Хочешь, я выйду, закрою дверь, вернусь, и тогда мы попробуем еще раз?
— Может быть? — Сумак посмотрела на кобылу, застигнутый врасплох и озадаченный.
— Давай проясним одну вещь, Сумак, — сказала Твинклшайн тихим, опасным шепотом. — Если ты собираешься затеять что-то нехорошее, а ты явно затеваешь нехорошее, то в моих интересах убедиться, что ты знаешь, что делаешь, и постараться сделать это получше…
— Что? — Сумак заскулил, сбитый с толку.
— Твайлайт хочет, чтобы я защищала тебя. — Твинклшайн фыркнула. — Хотя я не против, я бы предпочла, чтобы ты мог защитить себя сам. Теперь я чувствую здесь запах озона, а судя по твоему невнятному ответу, ты явно практиковал опасную магию. Так что прекращай играть и пошли. Хватай Бумер, у нас будет урок, маленький яблочный бесенок.
Уставившись вверх, как и многие другие пони вокруг, Сумак наблюдал за падающим снегом. Это была не зимняя буря, принесенная пегасами, нет, это была дикая метель, которая только что закончилась. Погода была слишком теплой, чтобы удержаться, зато падающий снег был красивым, хотя и немного тревожным. Сумак слышал вокруг себя много-много бормотаний и восклицаний, связанных со словом "виндиго".
Незапланированная снежная буря принесла в Понивилль панику и удивление.
Сумак не был похож на окружающих его пони, так как не паниковал. Выросший в дороге, в диких краях, он привык к дикой погоде. Неистовые бури были обычной опасностью. Он точно думал, что погибнет в лесном пожаре, вызванном дикой бурей. Неистовый снег не так уж сильно отличался от неистового дождя, ветра или града.
Хотя он ничего не говорил, Сумак находил уровень паники окружающих его пони смешным. Неужели эти пони никогда не ходили по дорогам? Неужели они никогда не выезжали за пределы Понивилля? Разве они не осмеливались выходить в неприветливый мир? Услышав имя Дискорда, он фыркнул, почувствовав злость, и повернулся, чтобы посмотреть на Твинклшайн, которая смотрела в небо.
— Меня это пугает, — призналась Твинклшайн тихим шепотом Сумаку, — и я не знаю почему.
— Это просто дикая буря. — Сумак сел на мертвую коричневую траву, а Бумер, свесившись с рога, смахивала падающие хлопья. — Они часто случаются вдали от городов. К ним привыкаешь.
— Не думаю, что я когда-нибудь смогу к ним привыкнуть, — призналась Твинклшайн, покачав головой. — Я выросла в Кантерлоте. Конечно, у нас бывают ветра и холода, но погода там регулируемая. И в Понивилле тоже. — Кобыла задрожала, хотя на самом деле было не настолько холодно, чтобы это произошло. — Потенциально разрушительные силы нужно регулировать, держать в узде, а с непокорными элементами нужно бороться, чтобы мы, маленькие пони, не погибли. Это как тот сильный шторм, который несколько лет назад пронесся над западным побережьем, и принцессе Луне пришлось отправиться на борьбу с ним.
Сам не зная почему, Сумак начал чувствовать себя довольно изолированно — он чувствовал себя отдельно, обособленно, ему казалось, что между ним и Твинклшайн теперь пропасть, и он ненавидел эту пропасть, потому что Твинклшайн ему нравилась. Она была напугана, напугана, как жеребенок боится темноты, но она была Тяжеловесом, крутым убийцей, средневековым единорогом, и как Тяжеловес, крутой убийца, средневековый единорог, она должна была быть бесстрашной защитницей.
— Это будет конец для всех нас, Роуз!
Сумак навострил уши.
— Беги! Беги! В дом, Лили!
— Быстрее, Дейзи!
Звук цокающих и лязгающих копыт заполнил уши Сумака, когда паника охватила стадо. По какой-то причине снежинки были не менее страшны, чем нападение гарпий, и Сумак отчасти понимал почему. Он хрюкнул, когда Твинклшайн схватила его и начала сжимать. По крайней мере, она не убегала, но ей было страшно, очень страшно. Пропасть расширялась, и вместе с ней приходило понимание того, что он не такой, как все, он отличается от стада, и это было нечто большее, чем просто интроверсия, — ошеломляющее новое понимание жизни и бытия, которое дала ему Октавия.
И не только он — нет, конечно, и Трикси тоже. Они были странниками, бродягами, они ходили по дорогам Эквестрии, они жили вне общества; только сейчас Сумак начал понимать глубокую разницу и последствия этой разницы — он никогда не будет нормальным. Он цеплялся за ногу Твинклшайн, не понимая, зачем ему нужно цепляться за нее, но пропасть, которая теперь стояла между ними, казалось, невозможно было преодолеть.
Даже когда он держался за ее ногу, сжимая ее, он чувствовал себя отрезанным от нее, отдельным, другим. Паникующие пони Понивилля боялись, что снег может стать их погибелью, но для Сумака он стал его погибелью, и теперь он столкнулся с экзистенциальным кризисом, который ему было трудно осознать. В его голове проносились всевозможные мысли, миллион вопросов, например, почему Трикси так трудно найти и полюбить кого-то.
Это знание разрасталось в его голове, расцветая, как нежеланный, горький цветок, ужасный сорняк, выросший в его расцветающем саду самосознания и идеологии. Он подумал об Эпплджек и ее неудачном браке. Жеребенок вздрогнул, представив себе огромное, неизвестное и потенциально несчастливое будущее. Все Элементы Гармонии вышли за пределы стада, и хотя у них были друзья, ни у кого из них не было того, что можно было бы назвать "нормальной жизнью".
— Мне страшно, Твинклшайн, — прошептал Сумак.
— Из-за снега? — ответила Твинклшайн, ее голос захрипел и застрял в горле.
— Нет. Только не из-за снега. — Когда перед ним встала сложная задача — попытаться выразить свои мысли и чувства словами, — мозг Сумака затрещал, а потом и вовсе отключился. Холод, который он ощущал, был не от дикой зимней погоды и каким-то образом сумел проскользнуть мимо теплых, бархатно-гладких объятий Твинклшайн.
— Бедный малыш, я спасу тебя. — К Твинклшайн вернулась храбрость, подстегиваемая чувством долга. — Давай забудем этот урок и вместо этого пойдем пить какао.
Сумак перевел взгляд на пушистую снежинку, приземлившуюся ему на нос. Она почти сразу же растаяла, и маленький жеребенок прислушался к звукам эвакуации Понивилльского рынка. Он почувствовал, как Твинклшайн приподняла его, а затем он оказался у нее на спине. Она пустилась торопливой рысью, и Сумак мог сказать, что она сдерживает панический бег. Даже сейчас она цеплялась за свое достоинство, она была одним из благородных единорогов Кантерлота, у нее была гордость, но она была на грани того, чтобы потерять ее.
Такова была жизнь в Понивилле. Одной снежинки или заглянувшей в гости зебры было достаточно, чтобы перепугать стадо. Глубоко вздохнув, Сумак зарылся лицом в розовую шелковистую гриву Твинклшайн и вздохнул, не в восторге от этого вновь обретенного чувства изоляции. Быть может, это часть того, что заставило Трикси бродить по дорогам?
Он не знал, но хотел поговорить с ней об этом. Может быть, позже, за ужином.