Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят

Глава 52

Несмотря на то, что Сумак был сонным, ему не хотелось спать, и он не знал, как выразить свой протест. Точнее, часть его хотела вздремнуть, но другая его часть беспокоилась о Лемон Хартс и Трикси. Он беспокоился о Понивилле. Он все еще был потрясен всем случившимся.

— Пеббл нужно переодеться, — мягким голосом сказала Марбл. — Она скромная и любит уединение.

— Я уйду. — Сумак сделал несколько шагов к двери и остановился, когда Марбл встала у него на пути. Он посмотрел на нее, не понимая, чего от него хотят. На ее лице была очень мягкая улыбка, а в глазах — доброта.

— Вам не нужно сейчас расставаться. Пеббл на грани паники. Может, ты просто повернешься лицом к углу и крепко закроешь глаза? Ты сможешь это сделать? Ты джентлькольт?

Сглотнув, Сумак кивнул. Он мог это сделать. Он снова повернулся, направился к углу комнаты, уткнулся в него носом, а потом закрыл глаза. Он услышал стук копыт по полу, мягкий шорох ткани, ворчание Пеббл, а затем услышал, как Марбл сказала:

— Окей.

Но он не пошевелился и не открыл глаза. Насколько он знал, Марбл могла говорить с Пеббл, а не с ним, и не было никакого четкого сигнала, что можно открыть глаза и повернуться. Однако закрывать глаза было невыносимо. Он чувствовал это, как будто снова стал годовалым жеребенком, и ему нужно было вздремнуть. С его губ сорвался зевок.

— Сумак, иди в постель.

Повернувшись, он открыл глаза. Пеббл уже лежала на кровати, а рядом с ней стояла Марбл. Он моргнул, чувствуя сонливость и тяжесть в теле. Он плотно поел и выпил немного чая. Оглядев комнату, он увидел, что Бумер обмоталась вокруг кольца на фонаре, и мимоходом подумал о драконьей жадности. У Бумер было очень ценное сокровище.

— Это старая комната моей матери, — сказала Пеббл, когда Сумак пересек комнату. — Теперь это комната для гостей. Иногда здесь останавливаются студенты моего отца, и они спят в этой комнате.

— Ученики? — Сумак встал на край кровати и посмотрел вверх.

— О, Тарниш — профессор прожорливой и ужасной флоры в Университете Балтимар Даунс. Его студенты иногда приезжают сюда, чтобы изучить необычные растения, которые у нас растут. Они помогают на ферме, и большинство из них очень милые. — Марбл помогла Сумаку забраться на кровать, а затем толкнула его, чтобы освободить место для себя.

Кровать заскрипела, когда Марбл опустилась на нее, и Сумак не знал, что делать. Он сидел, не понимая, чего от него хотят. На Пеббл была симпатичная ночная рубашка из фланели, розовая, немного выцветшая и покрытая маленькими желтыми утятами. Марбл опустилась на кровать и притянула Пеббл к себе, а затем похлопала по кровати рядом с собой.

— Иди сюда, ложись, а я тебя укрою.

Не успел Сумак ответить, как его схватила Марбл, обхватив передней ногой. Его дернули, и он был поражен силой Марбл. Пеббл уже свернулась калачиком на груди у Марбл, а ее голова покоилась на другой передней ноге Марбл. Маленькая сонная кобылка издала писклявый зевок. Он прижался к боку Марбл, и тут же на него натянули легкое одеяло, укрыв с головой.

Просто иногда пони нужны были шоры, чтобы помочь им успокоиться.

— Я беспокоюсь о Трикси, — тихим шепотом сказал Сумак из-под одеяла. — Моя мама… и Лемон Хартс. Она не двигалась, когда я видел ее в последний раз.

— Я знаю, это должно быть трудно. — Голос Марбл звучал успокаивающе. — Но здесь ты в безопасности, и ничто не сможет тебе навредить. — Тихая кобыла на мгновение замолчала, а потом начала напевать про себя колыбельную.

— Если с Трикси что-то случится… — под одеялом Сумак начал ворочаться, — …кто позаботится обо мне? Куда я пойду? Где я останусь?

— Сумак, — начала говорить Марбл.

— Нет! — Голос Сумака надломился и стал писклявым. — Мне нужно знать эти вещи. Мне так страшно. — Услышав собственное хныканье, он устыдился и вжался лицом в бок Марбл, ища утешения. — Я не могу… не могу представить себе жизнь без нее. — Он вспомнил, как не так давно укусил ее, и его охватило жеребячье чувство вины. Потом, сам того не желая, он погрузился в мысли о Пеббл, и у него возникло внезапное понимание того, каково ей приходится, когда родителей нет рядом. Это было ужасно, и он по-новому оценил ее боль.

Почувствовав легкое прикосновение, он повернул голову и в тусклой темноте под одеялом разглядел Пеббл: она смотрела на него, ее голова покоилась на другой передней ноге Марбл, и она повернулась, чтобы посмотреть на него. Ее копыто упиралось в его морду. Она на секунду отстранилась, а потом ее копыто уперлось ему в нос.

— Буп.

Рядом с ним Марбл глубоко вздохнула, а Сумак просто лежал, не зная, что ответить, и копыто Пеббл упиралось ему в нос. По непонятным причинам ему стало легче. Одно ухо прижалось к натянутому на него одеялу, и Сумак почувствовал, что понемногу успокаивается.

Через несколько драгоценных мгновений Пеббл убрала копыто, прижалась к Марбл, закрыла глаза и затихла. Сумак лежал, охваченный беспокойством, но в то же время испытывая сильную потребность закрыть глаза. Марбл была теплой и очень мягкой.

Сам того не желая, Сумак задремал.

---

Падение. Ему снилось, как он падает. Сумак проснулся от того, что вспотел, немного перегрелся и запаниковал. Марбл и Пеббл крепко спали. С большой осторожностью Сумак выбрался из темноты под одеялом. Он высунул голову и осмотрелся. Навострив уши, он прислушивался к звукам. Словно дождевой червь, он вылез из-под одеяла и приземлился на пол так незаметно, как только мог.

Пеббл и Марбл не проснулись. Хорошо. Он облегченно вздохнул и посмотрел на Бумер. Она смотрела на него. Прежде чем он успел ответить или отреагировать, Бумер подпрыгнула, расставила все четыре ноги вместе с перепонками крыльев и приземлилась на его рог. Она устроилась поудобнее, а затем принялась путать гриву Сумака, дергая и перетягивая, делая ему новую прическу.

Его очки лежали рядом с фонарем на деревянной тумбе. Он смотрел на них, но не мог призвать магию, необходимую для того, чтобы надеть их. Его рог искрился и шипел, но ничего не происходило. В каком-то смысле это успокаивало. Если он не мог колдовать, значит, и другие не смогут — но, несомненно, у земных пони все еще оставалась сила земных пони. Пеббл, разбившая валун, была еще свежа в его памяти. Повернув голову, Сумак почувствовал новую симпатию к Пеббл, а заодно и к Марбл. Но это не помогло ему надеть очки.

Встав на задние ноги, он попытался достать очки копытами. Земные пони должны были как-то это делать. Он был неуклюж и умудрился опрокинуть очки на пол. Он чуть не опрокинул фонарь. Разозлившись, он уперся носом в край шкафа и попытался сдвинуть очки на лицо, но все, что у него получилось, — это ткнуть себя в глаз. Слезы наворачивались на глаза, и он уже готов был расплакаться от досады, когда его спасла Бумер.

Умная маленькая драконица поняла, что Сумак беспомощен, и своими маленькими когтистыми ручками схватила его очки, которые были довольно большими по сравнению с ее маленьким телом, и смогла прикрепить их к лицу Сумака, не ударив его в глаз.

— Спасибо, Бумер, — прошептал Сумак, — ты самая лучшая.

Издав слабую трель, Бумер потянулась вниз и ласково потрепала Сумака по загривку. Стараясь не стучать копытами по деревянному полу, Сумак крался к двери. Он знал заклинание, чтобы сделать копыта тихими, это было трудно, но он мог его наложить… иногда. Трикси научила его скрытности — иногда лучший способ справиться с чудовищами — это убежать от них и не сражаться. Жизнь обманывает, и иногда приходится обманывать в ответ. Трикси ясно дала ему это понять, но затем она также установила правила, когда можно обманывать, а когда нет.

Потребовалось некоторое усилие, но он открыл дверь. Ванная комната находилась по соседству с этой, и он направился именно туда. После этого он не знал, что будет делать, но возвращаться в постель ему не хотелось. Теперь он проснулся, к добру это или к несчастью. Может быть, если ему повезет, Клауди снова покормит его.

---

Настороженно, делая осторожные, крошечные жеребячьи шажки, Сумак пробирался по коридору. Он не был уверен, что ему можно было вставать с постели после сна. Прижавшись к стене, он, как маленькая кошка, крался по коридору в сторону гостиной. Дойдя до гостиной, он остановился, высунул голову из-за угла и осмотрелся.

В кресле сидел самый ворчливый, самый раздражительный, самый хмурый жеребец, какого Сумак когда-либо видел. А еще у него были самые большие, самые кустистые, самые жеребцовые бакенбарды, которые Сумак когда-либо видел. Сглотнув, Сумак замер на месте, не зная, что сказать. Старый ворчливый жеребец смотрел прямо на него. Его глаза были твердыми, как гранит.

— Сынок…

— Сэр? — Сумак в панике попытался вспомнить все хорошие манеры, которым его пыталась научить Трикси. Он не обратил на это должного внимания. Он увидел, как старый жеребец приподнял бровь, и Сумак почувствовал, как сердце подскочило к горлу. Старый пони был страшным.

— Сынок, у тебя на голове ящерица.

Моргая, застыв на месте, травмированный этим днем, Сумак почувствовал, что его мозг отключился. Не в силах разобраться в ситуации, он стоял, прислонившись к стене, и смотрел из-за угла на старого пони, который сидел в кресле. Как он ни старался, он не мог придумать, что сказать в ответ. Он даже не смог поправить старого жеребца, сказав, что Бумер — карликовый древесный дракон, разновидность виверны, а не ящерица.

— Клауди… Клауди! — Старый пони откинул голову назад. — Клауди, нужна еще одна сарсапарилла!

— Умерь пыть, Игнеус! — раздался голос из кухни.

— Не в этом доме. — Игнеус снова поднял взгляд на Сумака. — Иди сюда и присядь, сынок. — Он указал на диван. — Меня зовут Игнеус. Ты можешь называть меня Игнеус. Иди сюда, сынок, и не стесняйся.

Голос старого пони был суровым. Он припоминал, что Трикси рассказывала ему какие-то истории об Игнеусе, но не мог вспомнить ничего особенного, кроме того, что Игнеус был злым. Немного испугавшись, Сумак поспешил через комнату и забрался на диван, где Игнеус велел ему сидеть. Меньше всего ему хотелось, чтобы старый ворчливый жеребец расстроился из-за него.

Когда Сумак устроился поудобнее, в комнату вошла Клауди с открытой бутылкой сарсапариллы на носу. Сумак залюбовался манерами земной пони. Дойдя до маленького столика рядом с кушеткой, на которой он сидел, Клауди сняла бутылочку с носа, держа ее в щетке, и поставила на стол, поверх кружевной салфетки.

— Спасибо, — сказал Сумак, стараясь говорить как можно вежливее, помня о том, каким ворчливым выглядел Игнеус. Стеклянная бутылка была запотевшей, и из горлышка поднимались маленькие струйки почти замерзшего пара.

Повернувшись, Клауди встретилась взглядом с мужем и сузила глаза:

— Игнеус, если ты будешь дразнить этого бедного жеребенка тем, что он — особенный пони Пеббл, да помогут мне принцессы, я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты на мне женился. Пожалеешь, говорю тебе!

— Отлично, Клауди, избавь нас от всего этого удовольствия. — Голос Игнеуса был хриплым и грубым.

Сумак понял, что здесь была любовь, но любовь эта была запутанной, грубой и беспорядочной. Она не имела для него особого смысла, но он мог оценить ее по достоинству. Потянувшись, он смог ухватить бутылку в щетку. Подняв ее, он сделал глоток и вздрогнул: такой сарсапариллы он еще никогда не пробовал. Это было мощно. Он почувствовал легкое головокружение.

Клауди ушла, взмахнув хвостом и задрав нос кверху. Сумак, удерживая свою бутылку, смотрел ей вслед, слушая хихиканье Игнеуса. Когда Клауди ушла на кухню, он обратил свое внимание на Игнеуса, ворчливого и сварливого земного пони. Зажав свою бутылку, он держал ее поближе и следил за каждым движением Игнеуса.

— Логично, что лучшим другом Пеббл будет единорог. Она ведь берет пример со своей матери. Честно говоря, было время, когда я не одобрял подобное, но после того, как я увидел, как Тарниш сделал Мод счастливой, должен сказать, что я рад, что Пеббл обладает материнской чуткостью. — Игнеус откинулся в кресле и устроился поудобнее.

Сумак, широко раскрыв глаза, уставился на Игнеуса, но ничего не сказал. Он отпил еще из бутылки сарсапариллы и вздрогнул. Это было вкусно, но мощно. В ней был намек на лекарственный привкус, по крайней мере такой, который ассоциировался у Сумака с медициной.

— Пеббл любит своего папу, он единорог, и, если честно… я тоже люблю ее папу. Тарниш мне как сын. — Игнеус устремил на Сумака свой суровый, непреклонный взгляд. — Просто чтобы ты знал: ты в безопасности, сынок, и можешь немного расслабиться. Система безопасности на этой ферме уже много раз проверялась и была признана вполне эффективной. Что касается нас с тобой, то я уже поделился с тобой своим запасом сарсапариллы, а я так поступаю далеко не с каждым пони.

Сумак наблюдал за тем, как старый пони пьет, и пытался придумать, что сказать. Он не знал, что общего между ним и Игнеусом. Это был пони, который не нравился его матери? Может, мать ошиблась — конечно, Игнеус был немного грубоват, но Сумак решил, что он ему нравится.

Сам того не подозревая, Сумак открыл для себя еще один пример для подражания.

— Итак, сынок, расскажи мне о своей ящерице.

— Ее зовут Бумер, — ответил Сумак, немного расслабившись. — Она дракон.

— Драконы — это просто большие ящерицы. — Игнеус сузил глаза и посмотрел на Бумер. — Она домашнее животное?

— Нет, сэр, она не домашнее животное. — Сумак почувствовал себя увлеченным, и все его заботы улетучились из головы. — Она как… ну, она как… она как член семьи. Как моя младшая сестра. Я должен кормить ее, ухаживать за ней, заботиться о ней, и я должен быть по-настоящему ответственным. Мы с Пеббл оба заботимся о ней. Вместе.

— Жеребенок твоего возраста… быть ответственным за все это… хм… — Губы Игнеуса сжались в прямую линию. — Немногие жеребята, которых я знаю, могли бы быть настолько ответственными за своих младших сестер, хотя должны были бы. Жеребята в наши дни — ленивые и ни на что не годные создания. Испорченные маленькие проказники, все они. Я надеюсь, что у Мод будет жеребенок, и его можно будет правильно воспитать. Я бы с удовольствием приложил к этому копыто. Если повезет, этот жеребенок будет похож на Тарниша.

Это был комплимент? Сумак не знал. Он отпил из своей бутылки и стал следить за лицом Игнеуса, пытаясь прочесть его выражение. Прочистив горло, Сумак сказал:

— Сэр, Трикси, э-э-э, моя мать, она воспитывала меня ответственным.

— Неужели она это сделала? — Голос Игнеуса звучал еще более грубо, чем обычно. — Зови меня Игнеус, сынок. — Старый ворчливый пони опрокинул бутылку и сделал долгий глоток. Проглотив, он прищурился на Сумака. — Приятно, что есть кто-то, с кем я могу выпить. Тарниш в отъезде, а Соннер… ну, Соннер сбежал и лишил меня возможности увидеть, как моя дочь выходит замуж.

— Он гнилой! — крикнула Клауди из кухни. — Такой гнилой!

— Мод вышла замуж в Понивилле. — Игнеус говорил немного грустно. — Марбл была слишком застенчива, чтобы поднимать шум, и не хотела, чтобы пони возились с ней и организовывали свадьбу. Она сбежала и попросила доктора Хеджа связать ее с Соннером.

— Ты должен простить его, — посоветовал Сумак, чувствуя, что ему немного страшно говорить такие вещи.

— Да, простил, простил, — ответил Игнеус. — Но я еще не сказал ему об этом. Я хочу, чтобы он еще немного потомился…

— Еще немного! — крикнула Клауди из кухни.

Кивнув, Игнеус фыркнул и отпил. На морде Игнеуса появилось что-то похожее на улыбку, и он посмотрел на Сумака:

— Ты не похож на халтурщика или неудачника, сынок.

— Я стараюсь не быть таким. — Сумак чувствовал себя немного неловко, поскольку его голос был гораздо более писклявым, чем ему хотелось бы. Он почувствовал, что расслабился, даже несмотря на все проблемы, которые были у него на уме. Ему нравился Игнеус. Старый жеребец ему очень нравился. — Где сейчас Соннер?

— Он с отцом. — Игнеус несколько раз моргнул. — Соннер помогает отцу в погребальном деле. Наверное, он станет гробовщиком, как и его отец.

— Гробовщик? — спросил Сумак, заинтригованный.

— Гробовщик — это особый вид фермера, сынок, — ответил Игнеус. — Он сажает мертвых. Ну, иногда сажает. Иногда пони кремируют. Однако гробовщик — это нечто большее, чем это, он… ну… — Старый жеребец поднял голову и почесал подбородок. — Они также помогают семьям проститься с любимыми. Они помогают семье в период скорби и облегчают все. Они все сглаживают, чтобы семья могла скорбеть и не беспокоиться обо всех сложностях.

У Сумака был момент, когда он был совершенно ошеломлен. Прошло несколько секунд, прежде чем его мозг успокоился настолько, чтобы что-то сказать:

— Похоже, это меня заинтересует.

— Сынок? — Игнеус изогнул бровь.

— Я люблю кладбища, это мое счастливое место. — Сумак запаниковал, думая, не сказал ли он что-то не то, и заглянул в глаза Игнеуса, пытаясь найти признаки недовольства. Старый пони смотрел на него, прищурив оба глаза, и на его морде появились морщины.

— Сынок, это достойное дело… почетное дело. — Игнеус поднял свою бутылку в знак уважения. — Если тебе действительно интересно, то тем лучше для тебя. Недостаточно пони для такой работы. Для этого нужны пони особого сорта. — Старый ворчливый жеребец кивнул Сумаку. — Если кладбища делают тебя счастливым, это прекрасно, и пусть никто не говорит тебе обратного. Мы все должны проводить время среди камней, вспоминая тех, кто был до нас.

Сумак был ошеломлен искренней поддержкой Игнеуса. Неприятности в его голове немного отступили, и он почувствовал себя лучше. Казалось, что Игнеус ему нравится, и он понял, что Игнеус ему нравится. Старый жеребец не показался Сумаку тем пони, который говорит приятные вещи ради того, чтобы их сказать. Добрые слова нужно было заслужить.

Из кухни донесся голос Клауди:

— Ужин скоро будет готов!