Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят
Глава 1
Понивилль. Деревня пони. Почти идеальное место с почти идеальным голубым небом, и в этом почти идеальном месте был далеко не идеальный жеребенок, которого преследовало длинное, ужасное чудовище, настолько далекое от совершенства, насколько это вообще возможно. Длинное, похожее на лапшу, чудовище скользило к своей жертве, его длинное тело петляло, хвост вилял из стороны в сторону, а широкая, страшная, зубастая ухмылка разделяла его длинную морду. Из губы чудовища торчал один-единственный клык.
— Почему Сумак Эппл... такой серьезный пони! — сказал Дискорд, спустившись к жеребенку. — В то время как другие жеребята веселятся в этот славный день, ты торчишь на кладбище. Пытаешься откопать друга?
Сумак, стоявший у надгробия, бросил на драконикуса раздраженный взгляд. Он приподнял бровь и прочистил горло:
— Мне здесь нравится. Здесь тихо. Здесь много истории. Всё написано на камнях.
— Что это за жеребенок, который приходит на кладбище и выдергивает сорняки в такой прекрасный день? — Дискорд парил в нескольких сантиметрах над надгробием и смотрел вниз на Сумака Эппл. — Я говорю тебе, Сумак, пони будут говорить. Это не нормальное поведение. — Тон Дискорда был дразнящим, и в его словах слышался слабый смех.
— Мне все равно. — Сумак пожал плечами и посмотрел на свою кучу сорняков. — Мне нужно было попрактиковаться в магии, а за этим местом нужно присматривать. Это особое место.
Дискорд покачивал головой вверх-вниз, слушая его, и когда Сумак закончил говорить, Дискорд усилил своё поддразнивание:
— Знаешь, мне кажется, я знаю настоящую причину твоего прихода сюда... — Драконикус увидел, как глаза Сумака сузились, и его ухмылка стала еще шире. — Пеббл Пай. Она сбивает тебя с толку, не так ли?
— Не твоего твоё собачье дело! — Сумак слегка запыхтел, а затем повернулся и встал в позу, храбро бросая вызов Дискорду. — Уходи и оставь меня в покое!
— Сколько неразберихи, — со знанием дела сказал Дискорд, и по мере того, как он говорил, его улыбка исчезала. Драконикус подошел к Сумаку чуть ближе. — Знаешь, Сумак, это моя вина.
Жеребенок вдохнул так сильно, что из его ноздрей раздался слабый свист. Сумак тряхнул головой, пытаясь убрать с глаз пшеничную гриву. Он посмотрел на Дискорда, стиснув челюсти, и, хотя Сумак знал, что поступать так глупо, он почувствовал необходимость спросить, почему.
— Как эта неразбериха может быть твоей виной? — Зеленые глаза Сумака сузились до тонких щелей. Это не только придавало ему более суровый вид, или так казалось Сумаку, но и позволяло видеть немного лучше. Иногда было трудно разглядеть детали.
Потянувшись когтями вверх, Дискорд стал поглаживать подбородок:
— Видишь ли, это было очень давно, ещё до того, как я исправился. Очень давно. Пони, самцы и самки, жили в гармонии и очень, очень любили друг друга. Маленькие жеребята просто обожали маленьких кобылок, и всё в мире было хорошо. Правда, это было довольно мерзко, и я уверен, что ты с этим согласишься.
Сумак отступил на шаг от Дискорда, и по его позвоночнику, словно сороконожка, поползло странное ощущение. Дискорд ему не очень нравился. До сих пор каждая встреча с драконикусом вызывала у него тревогу, беспокойство, и Сумак обнаружил, что после случайных встреч с Дискордом ему трудно заснуть. То, что говорил Дискорд, заставляло его по ночам лежать в постели и думать, а не спать.
— Так что, будучи Духом Дисгармонии, которым я был, я мог бы в какой-то степени саботировать пони в качестве шутки. — Кончиком одного из когтистых пальцев Дискорд почесал подбородок. — Используя свою самую сильную магию, я наложил заклинание, которое сделало невозможным понимание полами друг друга. Кобылы стали полной загадкой для жеребцов. Маленькие кобылки стали для маленьких жеребят такими мерзкими и отвратительными. Жеребцы стали для кобыл непостижимой головной болью. А жеребята... жеребята стали для маленьких кобылок маленькими крошками, улитками и щенячьими хвостиками. Боюсь, с тех пор род пони не стал прежним.
Сумак, с трудом восприняв всё, что было сказано, сделал еще один шаг назад от Дискорда:
— Я не верю тебе. Ты... ты лжёшь. Эпплджек предупреждала меня о тебе!
— Ах, но я оказал тебе услугу, — сказал Дискорд, пренебрежительно махнув львиной лапой.
— Как это — услуга? — писклявым голосом спросил Сумак.
— Великая неизвестность. Тайна всего этого. Сделав кобыл совершенно неизвестными, я сделал их лучше. Теперь их нужно изучить, чтобы оценить. Загадка, которую таит в себе кобыла... вот что делает ее особенной. Это чувство растерянности и желание понять... Я действительно улучшил любовь, я думаю. Так лучше. Знаешь, я должен спросить об этом Кейденс и узнать, что она думает.
Взглянув на Дискорда, Сумак чуть шире раскрыл глаза, и жеребенок покачал головой:
— Даже если ты это сделал, а я не верю, что ты это сделал, ты должен вернуть всё на место. Если ты исправился, как ты говоришь, ты должен исправить то, что сломал. Ты плохой!
Драконикус вздохнул, потянулся хвостом вниз и смахнул грязь с надгробного камня. Его когти разжались, а крылья захлопали, хотя в этом не было никакой необходимости. Подняв голову, Дискорд повернулся и посмотрел на трели птиц вдалеке.
После минутного раздумья Дискорд повернулся к Сумаку и сказал:
— Тебе нравится Пеббл, потому что ты её не понимаешь. Именно это и делает её особенной для тебя. Она самая интересная пони, которую ты когда-либо встречал. Ничто в ней не имеет смысла. Если бы я всё исправил, как ты говоришь, она перестала бы быть тебе интересной. Она перестала бы быть особенной. В данном конкретном случае путаница делает всё ещё слаще, не так ли? Хаос — это как шоколадные чипсы в печенье, маленькие горько-сладкие кусочки, которые делают всё лучше. Все ваши отношения с Пеббл определяются тем, что ты совершенно не понимаешь её. Она — объект изучения, и как таковой, она удерживает твоё внимание.
— Заткнись! — огрызнулся Сумак. — Ты ничего не знаешь! Прекрати морочить мне голову и уходи, Дискорд! — Когда Сумак поднял голову, его грива рассыпалась и закрыла глаза. Он выпятил нижнюю губу и, пытаясь сдуть гриву с глаз, уставился на Дискорда с вызывающим блеском в прикрытых глазах.
— Я знаю, что у Пеббл сейчас проблемы...
— Что? — Гнев Сумака сменился паникой.
— Она в парке, и Олив нашла её. Бедная маленькая Пеббл слишком мила, чтобы сопротивляться. — Дискорд протянул вниз свою львиную лапу и смахнул гриву Сумака с его глаз. — Уверяю тебя, в этой маленькой стычке нет моей вины. Вы, пони, и сами попадаете в неприятности.
— У Пеббл неприятности? — Сумак повернул голову и посмотрел в сторону парка, который находился на некотором расстоянии.
— О, она вот-вот появится. Олив жаждет драки, и сейчас, я думаю, Олив планирует свой подход.
— Надо идти! — крикнул Сумак и бросился бежать.
Когда Сумак убежал, Владыка Хаоса помахал ему на прощание, а затем, не теряя времени, Дискорд принялся сажать все вырванные сорняки обратно в землю, пытаясь восстановить жуткую атмосферу кладбища, которую трудно было поддерживать без сорняков и запустения.
Стуча копытами, Сумак галопом помчался по тропинке, ведущей в парк. Он не мог понять, зачем Пеббл здесь, ведь она ненавидела парк. Ей не нравилось находиться рядом с другими пони. Единственное, что он мог предположить, это то, что, возможно, Пинки Пай заставила Пеббл пойти и поиграть в парке.
Сумак был маленьким, но быстрым. Годы хождения по многочисленным дорогам Эквестрии сделали его тело худощавым мускулистым, и он был гораздо выносливее, чем большинство жеребят его возраста. Он пронесся мимо Бон-Бон, чуть не врезавшись в неё, но не остановился, чтобы извиниться. Он должен был найти Пеббл и Олив.
Олив была, пожалуй, самой плохой пони из всех, кого знал Сумак. Она была больше его, старше на несколько лет, умнее его, и она была ужасной, ужасной пони. Она была большой, злой и зелёной. Она была властной, громкой и ужасной задирой, которой, казалось, всё сходило с копыт. Сумак ненавидел её больше всего на свете.
Обойдя фонтан, он увидел их. Пеббл сидела в траве и пыталась читать книгу, а Олив стояла рядом с Пеббл с жестокой, ужасной улыбкой на лице. Сумак затормозил и, задыхаясь, подошёл к ним.
— Дебилка! — сказала Олив Пеббл. — Такой уродливый оттенок коричневого... Знаешь, что ещё бывает коричневым? Я тебе подскажу... иногда в нём много кукурузы...
— Заткнись! — Сумак заскользил по траве и чуть не упал. Он оскалил зубы на Олив, и почувствовал, как его шея становится всё горячее. У Пеббл были проблемы с реакциями, как и другие пони, она была похожа на свою мать, Мод. Но у Пеббл были чувства, даже если ей было трудно их проявлять, и её можно было обидеть.
— Сумак Эппл... — сказала Олив, повернувшись, чтобы посмотреть на Сумака.
От того, как она произнесла "Эппл", шея Сумака стала ещё горячее. Он глубоко вдохнул и, стараясь казаться как можно больше, уставился на тускло-зелёную кобылку-единорожку с розовой гривой. Он оскалил зубы и попытался вспомнить все уроки Трикси по обращению с неприятными дикими животными.
— Смотри, Пеббл, твой рыцарь в дурацких доспехах пришёл тебя защитить. — Олив издала насмешливое фырканье, покачала головой и рассмеялась. Глядя на Сумака, Олив сказала: — Я как раз говорила твоей подружке-кобылке, что ей не место в школе для одаренных. Ей место в школе для слабоумных...
— Заткнись, Олив! — огрызнулся Сумак. — Заткнись. А не то!..
— Или что? — Насмешливая ухмылка Олив стала шире. — Ты собираешься на меня жаловаться? — спросила Олив детским голосом. — Ты собираешься стать ябедой, Сумак Эппл? Никто не любит ябед.
— Просто уйди и оставь нас в покое! — потребовал Сумак, чувствуя, как дёргается уголок его глаза.
— Знаешь, Сумак, я не могу понять одну вещь в ваших отношениях с Пеббл... Она не твоя сестра, Сумак Эппл. — Олив издала пронзительный, носовой смех и уставилась на Сумака, не решаясь реагировать.
Прошло немного времени, но Сумак начал понимать нанесенное ему оскорбление. Он был молод, но умен, и эта мысль медленно проникала в его мозг, а о последствиях сказанного было больно думать. Он начал понимать, почему Олив произнесла слово "Эппл" с такой насмешкой. Он подумал о Биг Маке и Эпплджек. Он почувствовал, как кровь закипает в его кишках, и ему стало слишком жарко.
— Я слышала, что настоящей причиной ухода мужа Эпплджек было то, что Хидден Роуз и Амброзия Эппл не были его...
— Заткнись! — крикнул Сумак.
— … а на самом деле были Биг Мака. Весь город смеется над этим, Сумак...
Когда Сумак закричал, его голос сорвался, став пронзительным и писклявым. Он не заметил этого и не смутился, потому что был слишком занят тем, что набросился на Олив. Она зашла слишком далеко, и на этот раз он собирался поквитаться с ней, и ему было всё равно, в какие неприятности он попадет.
Сумак так и не добежал до Олив. Что-то схватило его, обездвижив, и он почувствовал, что его оттаскивают. Раздался приглушенный крик — Олив схватил пегас, поднял и унес. Сумак брыкался и сопротивлялся, находясь в состоянии истерики, и издал болезненный крик, глядя, как Олив уносят в безопасное место.
Рядом с Пеббл в его поле зрения появилось розовое пятно, и на мгновение Сумак был уверен, что слышит Пинки Пай, но из-за колотящегося в каждом ухе сердца расслышать что-либо было трудно. Он брыкался и метался, а потом начал всхлипывать, переполненный гневом, эмоциями, — всё, что произошло, доводило его до кипения.
Мир потемнел, когда ему на глаза что-то набросили, а в ушах раздался успокаивающий шепот, который он не мог услышать. Сумак издал истошный вопль, когда его унесли, не давая видеть, и застонал, так как его тело продолжало сводить судорогой.
Трудно быть таким молодым и полным ярости.
Сумак лежал на чём-то мягком, на какой-то подушке. Он почувствовал, как на шею ему положили холодную влажную ткань. Это успокаивало, и холодная влага приятно касалась его разгоряченной кожи. Повязки, закрывавшие глаза, были сняты, и он ослеп от внезапного света, а когда он зажмурился, к его лицу приложили холодную влажную ткань.
Вздрогнув, Сумак почувствовал, что рыдания усиливаются. По дороге туда, где он сейчас находился, он немного выбился из сил, но болезненные спазмы в животе дали ему понять, что слезы ещё не кончились.
На его сопливый нос положили прохладную влажную тряпочку, и он почувствовал, что его мордочка очищается. Кто-то осторожно вытирал слизь. Сумак чувствовал, как рыдания подбираются к горлу, было больно, как будто слишком большие комки пытались проглотить его, пытаясь выбраться из желудка. Боль, слишком сильная, чтобы ее терпеть, только усиливала потребность плакать.
— Сумак, ты в безопасности, — сказал мягкий голос. — Меня зовут Лемон Хартс... Я буду одним из твоих учителей. — Наступила пауза, и Сумак почувствовал, как ткань вокруг его мордочки оттягивается. — Трикси попросила меня помочь тебе, если возникнут проблемы, и вот я здесь. — Ухо Сумака дернулось, когда в него прозвучали тихие слова.
Это было почти невыносимо. Всё тело Сумака пронзила боль, и он почувствовал, что горит. Он свернулся калачиком на том, на чём лежал, и разрыдался, не обращая внимания на то, что расплакался на глазах у незнакомки.
— Ну вот, всё в порядке, Сумак Эппл. Просто дай волю... дай волю всему этому.
Сумак почувствовал, как мокрая ткань на его шее отстраняется, она стала тёплой на его разгорячённой яростью коже, и мгновение спустя он как бы услышал шум воды на фоне собственных рыданий и рёва в собственных ушах. Ткань вернулась к его шее, она была холодной, даже морозной, и это было так приятно.
— Сумак, я уверена, что если бы твоя мама могла быть сейчас здесь, она бы пришла, — успокаивающе произнесла Лемон Хартс, — но ей нужно работать. Ты такой большой и умный жеребенок. Я уверена, что ты всё понимаешь.
Вздрогнув и продолжая всхлипывать, Сумак почувствовал, как что-то коснулось его бока. Его гладили. Это было приятно, и мягкое прикосновение помогло ему расслабиться. Он почувствовал, что с его глаз, которые он держал закрытыми, чтобы избежать внезапного яркого света, стянули ткань, и через несколько мгновений ткань вернули на место. Холод на лице помог унять боль в теле.
— Истерики — это ужасно, не правда ли? Такое ощущение, что тело предает тебя. Так трудно быть таким злым. Просто постарайся дышать, Сумак, и через некоторое время тебе станет легче. Когда тебе станет лучше, я принесу тебе сок, хорошо?
В этот момент Сумак решил, что Лемон Хартс ему нравится. Она была хорошей пони. Ее голос был мягким, успокаивающим, и от него уходила тупая боль в голове. Она всё ещё гладила его. И что самое приятное, она не пыталась пристыдить его за то, что он закатил истерику.
— Я знаю, каково это — быть таким злым и закатывать истерики. Надо мной издевались в школе. — Голос Лемон Хартс немного смягчился, и она продолжила: — Я училась в школе принцессы Селестии для одарённых единорогов. Я была умной, но не настолько. Я была достаточно одарённой, чтобы просунуть копыто в дверь. В обычной школе я могла бы быть одной из самых умных жеребят в классе, но там я чувствовала себя одной из самых глупых жеребят в школе, и меня так часто дразнили.
Икнув, Сумак попытался сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.
— У меня было несколько друзей, которые помогли мне справиться с этим, — сказала Лемон Хартс, продолжая растирать всё ещё подёргивающегося в конвульсиях Сумака. — Но я была очень злой маленькой кобылкой. Мне не требовалось многого, чтобы сорваться, и нашлись очень злые жеребята, которые воспользовались этим. Они знали, что сказать, что сделать, на какие кнопки нажать, чтобы у меня случился срыв и я закатила истерику. Это было очень, очень тяжело для меня.
Прошло некоторое время, но Сумак смог подобрать слова. В горле у него пересохло и саднило, и говорить было трудно:
— Трикси. Она сделала это с тобой, не так ли? — Сумак, не видя, услышал вздох.
— Трикси предупреждала меня, что ты умный, — сказала в ответ Лемон Хартс. — Да, Трикси была одной из моих мучительниц.
— Так почему же ты помогаешь мне? — спросил Сумак.
— Потому что Трикси Луламун принесла мне искренние сердечные извинения. Мы с ней поговорили... мы сделали это в тот день, когда ты ушёл в Свит Эппл Эйкрс. Мы уладили все наши старые разногласия. — Лемон Хартс кашлянула и прочистила горло. — Мне показалось, что она изменилась, когда она заговорила о тебе. Знаешь ли ты, как тебя любят, маленький Сумак Эппл?
Не в силах ответить, Сумак икнул и схватился за живот.
— Трикси, моя бывшая мучительница, была совсем другой пони. Она пыталась исправиться. Вскоре после того, как мы с Трикси помирились, появилась Твайлайт, и мы все очень приятно провели время друг с другом.
Сумак отдёрнул ткань, закрывавшую лицо, и прищурил глаза, готовясь к свету. Через мгновение он понял, что в комнате приглушен свет, а шторы задернуты. Он находился в почти не обставленной гостиной. Здесь было несколько коробок, побитый диван и мало что ещё. Он лежал на подушке на полу, а рядом с ним сидела Лемон Хартс. С места, где он лежал, была видна кухня — кухня и гостиная представляли собой одно большое общее пространство.
Мордочку снова протёрли, на этот раз влажной салфеткой, которой вытирали глаза. Когда сопли были убраны, Лемон Хартс погладила его по щеке и улыбнулась. Сумак, всё ещё чувствовавший себя несчастным, каким-то образом нашёл в себе силы улыбнуться в ответ. Салфетку бросили в раковину.
— Дискорд такой услужливый, — негромко сказала Лемон Хартс. — Он появился и сказал, что в парке вот-вот начнутся неприятности. Приятно осознавать, что он исправился.
Ничего не ответив, Сумак промолчал. Ему не хотелось говорить или делать что-либо, требующее чувств. У него болел живот и всё тело. Он поднял голову и посмотрел на лицо Лемон Хартс. Она была жёлтой, очень солнечной, с голубой гривой, а глаза у неё были цвета малинового сиропа. У неё был добрый взгляд, а в глазах — добродушный блеск.
— Из всего этого можно извлечь урок... Трикси изменилась, и я её простила. Дискорд очень старался искупить свою вину и заслужить наше доверие. — Лемон Хартс сделала небольшую паузу и посмотрела в зелёные глаза Сумака. — И однажды Олив может измениться. Ей понадобится, чтобы кто-то из пони простил её.
Сумак нахмурился, сочтя слова Лемон Хартс слишком кислыми на его вкус. Его мордочка сморщилась, и он откинул голову назад. Уши опустились, и он угрюмо покачал головой. Олив была ужасной пони, и он не хотел её прощать.
Потянувшись, Лемон Хартс погладила Сумака по щеке:
— У тебя такая выразительная, очаровательная мордочка. Я могла бы просто расцеловать тебя в щёчки, но это, наверное, смутит тебя. Может быть, даже до смерти. Разве это не ужасно? Хочешь сока? У меня в хлебнице есть несколько бананово-ореховых кексов. Но молока нет.
Моргая, Сумак осмыслил всё, что было сказано. Его поникшие уши приподнялись, а затем снова прижались к черепу. Почему так много кобыл говорили, что он такой очаровательный и что они хотят его поцеловать? Он не понимал этой потребности целовать то, что "мило". Ему не очень нравилось, когда с ним нянчились, но он был недостаточно велик, чтобы это прекратить. Казалось, всё, что он мог сделать, это терпеть.
— Волнуешься, когда начнется школа? — спросила Лемон Хартс.
Это был очень интересный вопрос. Сумак внимательно обдумал его, отвлекшись от своих предыдущих проблем. Лемон Хартс собиралась стать одним из его учителей. Она ему нравилась, очень нравилась. Пока он лежал и размышлял, с его шеи стянули тряпку и бросили в раковину. Теперь он не чувствовал себя таким горячим и несчастным.
Через несколько долгих минут Сумак кивнул:
— Я немного рад школе.
— А я рада, что ты у меня учишься, — ответила Лемон Хартс, поглаживая одно из ушей Сумака. — Твайлайт наняла меня в качестве учителя. Я никогда раньше не занималась преподаванием. Раньше я занималась организацией мероприятий в Кантерлоте и играла в группе с пони по имени Пеппер Дэнс. Музыкальная карьера не совсем удалась, и было несколько неудачных выступлений в качестве свадебной певицы. Они были настолько плохими, что это повредило моему бизнесу в качестве организатора мероприятий. Так что... я начинаю всё сначала... в Понивилле.
Сумак моргнул и продолжил смотреть в глаза Лемон Хартс.
— О, Боже, Трикси не шутила, когда говорила, что ты тихий и серьёзный тип. Хочешь сока? — Лемон Хартс встала, тряхнула задом, чтобы распушить хвост, и протянула Сумаку одну переднюю ногу.
Потянувшись, Сумак ухватился за переднюю ногу Лемон Хартс своей щеткой, подтянулся и встал рядом с ней:
— Спасибо. — Сумак глубоко вздохнул, ещё раз вздрогнул и постарался не обращать внимания на тупую боль, пронизывающую всё его тело.
Когда он начал идти за Лемон Хартс на кухню, раздался стук в дверь. От испуга мышцы Сумака напряглись настолько сильно, что он взвизгнул. Он повернулся и уставился на дверь.
— Извини, малыш, — сказала Лемон Хартс, направляясь к двери. Через несколько шагов раздался ещё один стук. — Я иду!
Испуганный и встревоженный Сумак начал отступать. Что, если родители Олив были снаружи? Вдруг у него будут неприятности из-за того, что он вышел из себя? Он почувствовал, как его желудок сжался, и на мгновение Сумак был уверен, что его сейчас стошнит. Спрятаться было негде.
Лемон Хартс распахнула дверь и издала радостный визг:
— Твайлайт Спаркл! Заходи! Я только что присматривала за гостем, но могу присмотреть ещё за одним.
— Спасибо, — ответила Твайлайт, входя внутрь. Царственный аликорн улыбнулся Сумаку. — Как раз этого жеребенка я и искала. Насколько я понимаю, в парке произошла ссора? Ты в порядке? Ты выглядишь немного взволнованным. Сумак?
Сумак стоял на месте, его желудок подрагивал, и он смотрел на Твайлайт. Он был покойником и знал это. Твайлайт знала о парке. Она была здесь, поскольку он попал в переделку. Возможно, она пришла, чтобы получить его признание. Сумак сглотнул, почувствовал, что его колени шатаются, и решил, что лучше всего будет просто признаться во всем, что он сделал не так.
Но слова не шли с его губ, у них не было шанса. Вместо этого содержимое его желудка, частично переваренный завтрак решили появиться, и Сумака вырвало на пол, забрызгав и передние ноги.
— Бедняжка очень взвинчен, — сказала Лемон Хартс, вытирая мордочку Сумака горячей тряпочкой. Ей пришлось использовать свою магию, чтобы удержать корчащегося жеребенка, и она посмотрела на Твайлайт. — Он как раз приходил в себя, когда ты пришла. Олив нагрубила ему в парке.
— Я слышала, — ответила Твайлайт, убирая беспорядок на полу. — Сумак, у меня есть кое-что, что, я думаю, поможет тебе почувствовать себя лучше. Как только мы все уладим и приведём тебя в порядок, ты можешь пойти со мной?
— Зачем? — приглушенным голосом спросил Сумак, потирая морду. — С Пеббл всё в порядке?
— Насколько я знаю, Пеббл сейчас с Пинки, а Пинки Пай умеет читать настроение Пеббл, как книгу... так что да, я бы сказала, что Пеббл в порядке, — ответила Твайлайт.
— Извини, что меня стошнило на пол. — Уши Сумака поникли от стыда, когда он заговорил, и он с трудом встретил взгляд Лемон Хартс. Он чувствовал, как дёргается каждый мускул его тела, и чувствовал себя несчастным. Живот болел, во рту было сухо и неприятно. У него было что-то вроде головной боли.
— Сумак, как ты думаешь, ты можешь пойти со мной? Твоя мама будет там... она ждёт нас. — Твайлайт мягко улыбнулась Сумаку. — У меня есть кое-что, что сделает этот плохой день лучше.
— Что? — спросил Сумак, когда Лемон Хартс бросила испачканную тряпочку в раковину.
— Это сюрприз, — ответила Твайлайт. — Эй, давай принесем тебе что-нибудь попить и посмотрим, сможем ли мы улучшить твое самочувствие. Но нам нужно торопиться... времени остаётся всё меньше и меньше.
Кристальный замок принцессы Твайлайт Спаркл возвышался над ним и заставлял Сумака чувствовать себя еще меньше, чем он был. Он придвинулся поближе к Твайлайт, прижавшись к ее задней ноге, и почувствовал очередной приступ тошноты. Ему было нехорошо.
— Ты уверена, что у меня нет проблем? — спросил Сумак.
— Ты не сделал ничего плохого, — ответила Твайлайт. — Что касается Олив, то ей будет сделан выговор. Сумак, у неё большой потенциал, как и у тебя. Она умная, одаренная, способная, ей просто нужно время, чтобы повзрослеть, и у неё есть некоторые проблемы с поведением, над которыми ей нужно поработать.
Сумак ничего не ответил. Он только болезненно хмыкнул.
— Я знаю, что это очень, очень трудно, но ты должен быть терпелив с ней, если можешь. Я знаю, что она может быть ужасной, но ей просто нужен шанс расцвести. — Твайлайт повернула голову и посмотрела на жеребенка, идущего рядом с ее левой задней ногой.
— Сорняки тоже цветут, но умные пони выдергивают их из своих садов, пока они не задушили овощи, — ответил Сумак.
Твайлайт фыркнула, а затем с трудом сглотнула смех, и ее бока вздулись от усилий. Она сделала несколько глубоких вдохов, на мгновение прикусила губу, а затем отвернулась от Сумака и покачала головой.
— Что смешного? — спросил Сумак.
— О, ничего. — Твайлайт продолжала качать головой, ее бока вздымались.
Сумак хотел сказать Твайлайт то, что сказала Олив, но не мог вымолвить и слова. От одной мысли о них ему снова стало плохо. Он на мгновение заколебался, сделал глубокий вдох и выпрямился.
Вместе они поднялись по ступеням, ведущим к массивным двойным дверям замка Твайлайт, который теперь был еще и школой принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят. Когда они подошли к дверям, Сумак поинтересовался, как поживает Трикси. Быть библиотекарем было гораздо легче для ее ног, чем тянуть повозку.
В этот раз Сумак не стал сопротивляться, когда Трикси прижалась к нему. Он сжал ее в ответ, радуясь, что видит ее, и, оказавшись рядом с ней, чуть было снова не расплакался. Он слегка фыркнул, глубоко вдохнул и попытался стать взрослым. Но он не отпустил ее... нет, он прижался к шее Трикси, испытывая тайное удовлетворение от того, что он жеребенок.
— Спайк, как она? — Твайлайт опустилась на пол, когда Спайк внес в комнату корзину, сжимая ручку в когтях.
— Думаю, она готова появиться, — ответил Спайк, одарив Твайлайт радостной улыбкой.
— Сумак Эппл, — начала Твайлайт, — сегодня я привела тебя сюда, чтобы предоставить тебе уникальную возможность.
Сумак, все еще находясь в объятиях Трикси, повернулся и посмотрел на Твайлайт.
— Будучи таким серьезным и ответственным жеребенком, я подумала, что ты идеально подойдёшь. Я подумала, что тебе не помешает друг. — Пока Твайлайт говорила, Спайк откинул одеяло и показал яйцо, лежащее в корзине. — Я подумала, что ты мог бы по достоинству оценить наличие особого друга... особого компаньона.
— Что это? — спросил Сумак.
— Яйцо карликового дракона, — ответила Твайлайт.
Сумак повернул голову и посмотрел на яйцо. Домашнее животное? Нет, не домашнее животное. Спайк не был домашним животным. Спайк был гораздо больше, чем домашнее животное. Глядя на яйцо, Сумак понял, что он еще недостаточно взрослый, чтобы стать родителем. Так кем же ему быть?
— Твайлайт, почему я? — Сумак посмотрел на улыбающегося аликорна, сидящего на полу.
— Потому что Твайлайт подумала, что тебе не помешает особенный друг... Ты не совсем вписываешься в компанию других жеребят твоего возраста, а Твайлайт знает, что это такое, — ответила Трикси, прежде чем Твайлайт успела что-то сказать.
— А кем бы я был для нее? — спросил Сумак.
— Что ты имеешь в виду? — ответила Твайлайт.
— Я слишком молод, чтобы быть родителем. — Сумак покачал головой, не зная, что еще сказать.
— Со временем вы сами определите свои отношения, как это сделали мы со Спайком. — Твайлайт посмотрела на Спайка, улыбнулась, а затем снова повернулась к Сумаку. — Это шанс для твоего настоящего роста и развития, Сумак.
Спайк, сверкая глазами, подбежал к Твайлайт, обхватил ее шею своими короткими передними ногами и обнял. Он так и остался сидеть, прижавшись к ней примерно так же, как Сумак прижимался к Трикси.
— Трикси подумала, что забота о маленьком дракончике может помочь тебе определить свои отношения с ней. Знаешь, разобраться во всем и почувствовать, что такое семья. Думай об этом как об учебном опыте. — Твайлайт перевела взгляд на Трикси и кивнула кобыле, прижимающей к себе Сумака.
Моргнув, Сумак отполз от Трикси и подошел к низкому столику, на котором стояла корзина. Ему послышалось, что внутри яйца что-то происходит. Он навострил уши, услышав маленькие мяукающие писки.
— Как я буду его кормить? — спросил Сумак, подходя к столу. — Разве драконам не нужны драгоценные камни? Мы бедные... Она будет есть то, на что можно купить дом... — Сумак замолчал, глядя на яйцо расширенными, пристальными глазами.
— Ты их получишь, — ответила Твайлайт, — Спайк с нетерпением ждёт возможности поделиться. Для него это тоже важный момент. — Твайлайт потискала прижавшегося к ней дракончика. — Она — карликовый древесный дракон. В основном она ест жуков, мышей, всякую мелочь. Флаттершай сможет рассказать тебе о ней всё.
Яйцо, лежавшее в корзине, слегка покачивалось вперед-назад. Сумак увидел в нём трещину. Завороженный, он подошёл ближе, пока его нос не коснулся яйца. От него пахло тухлыми яйцами и лесным дымом. Ему захотелось чихнуть. Все переживания и стресс, вызванные произошедшими событиями, улетучились, и все мысли о том, что сказала Олив, были забыты. Он сделал глубокий, спокойный вдох и сел, навострив уши.
— У тебя будет очень особенный друг, — сказала Твайлайт, крепко обнимая Спайка. — Мы со Спайком доверяем тебе большую ответственность. Я знаю, что ты нас не подведёшь. Сумак, ты согласен?
Ответа не последовало. Сумак был околдован. Он сидел, прикоснувшись носом к яйцу, и чувствовал мягкое тепло, исходящее от яйца, и это успокаивало его. Ему казалось, что всё в мире правильно. Всё было хорошо, и в глубине души Сумака зажглась слабая искра счастья.
В жизни бывают волшебные моменты, и они не имеют ничего общего с заклинаниями или единорогами. Яйцо двигалось. Твердая скорлупа, похожая на драгоценный камень, светилась слабым светом. Драконье яйцо само по себе было ценным, драгоценным камнем, но это ещё не считая магической ценности яйца для недобросовестных алхимиков и изготовителей зелий.
Яйцо было живым существом, сделанным из какого-то кристаллического драгоценного камня или чего-то в этом роде; Сумак не имел опыта общения ни с чем подобным, за исключением, пожалуй, жеодов. Скорлупа яйца гладко прилегала к мясистой подушечке его носа, словно отполированный гранит.
Этот день начался как любой другой, стал одним из худших в жизни Сумака, а теперь... в этот момент, возможно, это был лучший день в его жизни. Застыв на месте, он уставился на яйцо, почти не отрывая глаз, его маленькие брови сосредоточенно сошлись вместе.
— Как же мне о ней позаботиться? — вздохнул Сумак.
Твайлайт, всё ещё сжимая Спайка, вытерла крылом что-то с глаза. Она посмотрела на Спайка, потом на Трикси, а затем вернулась к Сумаку. В маленьком кабинете, где они сидели, становилось все теплее, и его наполняла дымная атмосфера.
— Кем я буду для неё? Насколько большой она станет? Как мне сделать ее счастливой? Как сделать так, чтобы она меня любила? Как мне сделать то, что правильно для неё? Я пони, а не дракон... Я не понимаю, почему ты выбрала меня. — Уши Сумака наклонились вперед над его мордой. На мордочке появились маленькие морщинки, а глаза сузились. — Мама?
Трикси поперхнулась, эмоции момента захлестнули ее. Сумак не всегда называл ее "мамой" или "мам", чаще он называл ее "Трикси". Она слегка захрипела, и в ее глазах заблестели слезы.
— Сумак?
— Мама, а как это было, когда ты взяла меня к себе? — спросил Сумак.
— Ну, Сумак, как ты знаешь, — ответила Трикси, — мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Но как только я открыла тебе своё сердце, ты стал мне очень дорог. — Трикси потерла глаза передней ногой, переместила вес и вздрогнула, когда колено подкосилось.
— Любовь не знает видов, — негромко сказала Твайлайт. — Тарнишед Типот и Мод Пай знают дракона по имени Горгонзола, а у драконицы Горгонзолы есть кобылка-пегас по имени Грей Оул. Тарниш и Мод спасли Грей Оул от гигантских пауков и вернули её матери.
Уши Сумака дёрнулись, когда яйцо лопнуло. Появилась длинная трещина, и вверх поднялся клубок дыма. Сумак на мгновение откинул голову назад, широко раскрыв глаза, а затем, успокоившись, вновь принялся наблюдать за яйцом, прижавшись к нему носом. Само яйцо было маленьким, не больше гусиного.
— Что это за блестящие штучки на скорлупе? — спросил Сумак.
Прочистив горло, Твайлайт ответила:
— Дракон-мать, прежде чем отложить яйца, съедает много драгоценных камней и минералов. Скорлупа драконьего яйца состоит из смеси драгоценных камней: алмазов, рубинов, сапфиров, изумрудов, аметистов — всего, что мать может найти, чтобы съесть. Маленькие блестящие кусочки — это непереваренные дробленые драгоценные камни, которые мать передает своему потомству. После вылупления дракон съедает свою первую пищу — скорлупу яйца.
Кивнув, Сумак продолжил разглядывать скорлупу:
— Это девочка?
— Да, — ответил Спайк, — Твайлайт немного поколдовала.
— Какого размера она будет? — Сумак поднял одно копыто и приложил мягкую часть стрелки к яичной скорлупе.
— О, когда она вырастет, она будет размером с пони, наверное. Зависит от обстоятельств. Некоторые древесные драконы крупнее, другие меньше. Она совсем другой вид дракона, чем Спайк. — Твайлайт почувствовала, как Спайк выскользнул из ее объятий, и посмотрела, как маленький дракончик пробирается к столу, чтобы сесть с Сумаком.
В яичной скорлупе появилась еще одна трещина, и Сумак прижал уши к черепу, когда из новой трещины повалил дым. Он протянул переднюю ногу, обхватил ею Спайка и притянул дракона, который был примерно такого же размера, как и он сам, чуть ближе, чтобы они могли разделить этот момент.
— Твайлайт?
— Да, Спайк?
— Почему принцесса Селестия забрала мое яйцо и почему тебе пришлось наложить заклинание, чтобы вылупить его? — спросил Спайк.
У Твайлайт открылся рот, и она на мгновение уставилась на Спайка, Сумака и яйцо пустым взглядом:
— Это было сделано для того, чтобы я могла пройти испытание... вступительное испытание... на твоём яйце была связующая печать, Спайк.
— Почему?
— Я не знаю, Спайк, прости... я никогда не задумывалась об этом, — ответила Твайлайт.
Рядом с Сумаком глаза Спайка сузились, и было видно, что маленький дракон сосредоточен. Спайк повернулся, чтобы посмотреть на Сумака, а затем снова сосредоточился на яйце. Маленький дракончик вздохнул, из его носа вырвалась струйка дыма, а крошечные пальчики и когти на мгновение сжались в кулачки.
— Я рад, что ты высидела мое яйцо, Твайлайт. — Спайк прислонился к Сумаку и наблюдал, как в яйце появляется еще одна трещина. — Я счастливый дракон... и она тоже будет счастливым драконом.
— Почему у пони есть драконьи яйца? — спросил Сумак.
— Позже, Сумак, я расскажу тебе историю о том, как это яйцо оказалось в моём распоряжении, — ответила Твайлайт. — А что касается яйца Спайка, то я не знаю.
Уши Сумака растопырились в стороны, он смотрел на яйцо, и в его голове роилось множество вопросов. Ему было интересно, будет ли дракон счастливее с другими драконами. Ему было интересно, будет ли Спайк счастлив с другими драконами. Но, с другой стороны, Спайк вырос с Твайлайт и был счастлив — но, с другой стороны, Спайк был счастлив, потому что вырос с пони. Сумак боролся с мыслями, которые пытался донести до него его мозг. Они были слишком большими, слишком сложными, они выходили за рамки того, на что он был способен.
Дракон мог быть счастлив, когда его воспитывали пони, и, вспоминая предыдущий разговор, казалось, что пони могли быть счастливы, когда их воспитывали драконы. Возможно. Сумак ничего не знал о Грей Оул. Сумак повернулся, чтобы посмотреть на Трикси, кобылу, которая решила стать его матерью. Она усыновила его, официально, и была его матерью во всех смыслах.
Кусок скорлупы отслоился, и наружу высунулась крошечная когтистая кисть. Сумак увидел маленькие пальчики, три из них и большой палец. Он был покрыт липкой слизью, и маленькие пальчики сгибались. Сумак услышал, как Спайк сказал:
— Она просто пробила себе путь наружу.
Сумак кивнул. Маленькая рука была оранжевой, с маленькими коричневыми когтями. Появились новые трещины, и скорлупа раскрылась. Из отверстия хлынули дым и слизь, продолжая нарастать. Через секунду Сумак увидел лицо, изменившее его жизнь.
Голова детеныша высунулась из яйца. Она была маленькой, хрупкой, с щуплой шеей, которая когда-нибудь станет длинной. Её голова по форме напоминала наконечник стрелы. Чешуя была в основном оранжевая, с несколькими жёлтыми чешуйками тут и там, а сразу за любопытными жёлтыми глазами росли два маленьких роговых рожка. Она моргнула, глядя на Сумака, пытаясь очиститься от слизи. Она вытянула одну ногу, переднюю, и Сумаку стало любопытно, что же он видит.
Переднюю лапу соединяла с телом тонкая прозрачная мембрана, почти как у летучей мыши или, может быть, белки-летяги. Она смотрела на него, и в её сверкающих жёлтых глазах сверкало что-то умное. Она кашлянула, выплюнула сгусток слизи, а затем, прежде чем Сумак успел среагировать, вылетела из скорлупы.
Её крошечные коготки щекотали ему лицо, когда она вцепилась в его морду и начала карабкаться. Она была склизкой, скользкой, липкой, и Сумак насквозь пропитался слизью драконьего яйца. Она была маленькой, худенькой, небольшого роста, а её хвост был раза в три длиннее туловища. Подбрюшье было бледно-жёлтого цвета, а от передних лап к задним тянулись тонкие перепонки, очень похожие на белку-летягу.
Она мгновенно вскарабкалась на его лицо и, тихонько вскрикнула, обхватила своим крошечным тельцем его рог, вцепившись маленькими коготками в торчащий на лбу колючий нарост. Её длинный хвост обвился вокруг его правого уха, и Сумак почувствовал, как слизь стекает по его лицу и шее.
В этот момент Сумак рассмеялся от радости. Все прежние неприятности были забыты. Он перевёл взгляд на маленькую ящерицу, прижавшуюся к его рогу, и попытался сосредоточиться на ней, блаженно ухмыляясь.
Сумак едва не испугался прикосновения Трикси, когда почувствовал, что она прижимается к нему. Он даже не заметил, как она подошла. Больше всего на свете ему хотелось разделить с ней этот момент счастья. Спайк тоже... да все пони, в общем. В этот момент Сумак хотел, чтобы каждый пони почувствовал то счастье, которое испытывал он.
Сверкнула вспышка фотоаппарата, и Сумак не сразу понял, что Твайлайт сфотографировала его. Он всё ещё пытался рассмотреть маленького дракончика, прижавшегося к его рогу. Она казалась счастливой, и Сумак решил оставить её там, где она была.
— Как мне её назвать? — спросил Сумак.
— Ну, — ответила Твайлайт с досадой, — я была совсем маленькой, когда назвала Спайка...
— Эй! — Спайк прервал разговор, посмотрев на Твайлайт. Он поднял свой коготь и указал на неё. — У меня потрясающее имя. Спайк — отличное имя для дракона.
— Кому-то из пони понадобится ванна, — сказала Трикси, подталкивая Сумака. — И я подозреваю, что маленькому дракончику тоже понадобится ванна.
— Уф, — проскулил Сумак, опустив уши. Всё было испорчено. Его не волновало, что он был слизким и липким. Всё было не так уж плохо. Однако Сумак был слишком счастлив, чтобы долго дуться. Он сразу же оживился. — Она идеальна.
— Я говорила то же самое о Спайке, — сказала Твайлайт, глядя на него туманными глазами. — Он был таким удивительным... таким маленьким. И он использовал свой хвост в качестве пустышки... это было так мило.
Спайк хмыкнул, закатил глаза и покачал головой. На мгновение он попытался принять суровый вид, но не смог. Он встал с места, где сидел рядом с Сумаком, и вернулся к Твайлайт, чтобы обнять её.
— А как насчёт еды? — спросил Сумак.
— Дай ей немного времени, она только что вылупилась. — Твайлайт обняла Спайка. — Мы сохраним только маленький кусочек её яйца, чтобы у тебя была память. У меня всё ещё есть маленький кусочек яйца Спайка. Это одна из немногих вещей, которые мне действительно дороги... Я никогда не была приверженцем собственности.
— Спасибо тебе, Твайлайт... за всё... Ты подарила мне мать, ты подарила нам дом, а теперь ты подарила мне нового друга. У меня был худший день в жизни, а ты сделала его лучше. — По слизистой щеке Сумака скатилась слеза. — Это очень много для меня значит.
— Не за что, — ответила Твайлайт. — Просто будь добр к ней. Будь хорошим, добрым, сострадательным пони, каким, я знаю, ты можешь быть.
— Я могу это сделать. — Сумак, глядя вверх, почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. Счастливые слезы. Ему не терпелось показать Пеббл. Это заставит её почувствовать себя лучше. А ещё лучше — показать Пеббл немного яичной скорлупы; Пеббл это понравится, даже если она этого не покажет. Повернувшись, он обхватил передними ногами переднюю ногу Трикси и обнял её.
Сумаку не терпелось показать своему другу его новую подругу, и он надеялся, что они смогут подружиться. На мгновение он забеспокоился за Пеббл, надеясь, что с ней всё в порядке. Он прижался к Трикси, а Сумак Эппл закрыл глаза и стал считать свои многочисленные благословения.
Глава 2
Для кого-то домом был маленький милый домик или уютный каменный коттедж, для кого-то — сверкающий кристальный замок, резко выделяющийся на фоне города, в котором он находился. Для Сумака Эппл и Трикси Луламун домом было вардо — повозка, в которой можно жить, дом на колесах. В этой повозке было две кровати, откидывающиеся от стен, место для хранения вещей, куча подушек в одном конце, а на двери красовалась большая яблоня — результат творческих способностей Биг Макинтоша.
Повозка была еще блестящей и новой, только что сделанной. С одной стороны стояла простая уличная кухня, с другой — бочка для воды, а над небольшой зоной отдыха и импровизированной кухней был натянут брезентовый тент.
Трикси Луламун сидела под навесом за небольшим переносным деревянным раскладным столиком и усердно резала картошку. На столе стоял стакан с лимонадом — роскошь, которой она очень дорожила. Теперь у неё было достаточно денег, чтобы купить сахар и свежие лимоны; кислый напиток был достойной привилегией. Нарезая картофель, она не сводила глаз с двух маленьких жеребят и одного маленького дракона, сидевших в траве неподалеку.
Один жеребенок, маленький, с коричневой шёрсткой и фиолетовыми гривой и хвостом, был одет в зеленое платье. Другой жеребенок, только что из ванны, имел кремовую шёрстку и характерную гриву пшеничного цвета. Дракон, которого тоже искупали, был в основном оранжевым с оттенками жёлтого.
Трикси Луламун, нарезающая картошку, была очень счастливой пони.
— Пинки Пай некомпетентна и глупа, — сказала Пеббл, усаживаясь на зад и складывая передние ноги на животе. Она сидела, устремив взгляд на дракона, вцепившегося в рог Сумака.
— Пеббл, не говори так, — ответил Сумак, вздрогнув. Он беспокоился, что Трикси может услышать, а если услышит, то расстроится. Сегодня и без того хватало неприятностей из-за издевательств и купания. На сегодня с Сумака было довольно беспокойств.
— И даже не начинай говорить о моих родителях... они тоже глупые. — После этих слов Пеббл слегка выпятила нижнюю губу — это был максимум эмоций, на который она была способна, и почти предел ее выразительности. Она сделала глубокий вдох и продолжила: — Я не могу поверить, что они бросили меня, чтобы попытаться снова завести лучшего жеребенка.
— Эй, Пеббл, все было не так, и ты это знаешь. — Сумак почувствовал тяжесть, навалившуюся на холку, и ему стало трудно дышать. — Твои родители любят тебя. Тебе просто нужна лучшая школа... Они оставили тебя с Пинки, потому что она — семья.
— Да... Пинки... которая просто идиотка. — Пеббл фыркнула.
— Пинки не идиотка, — сказал Сумак, покачав головой и надеясь, что этот разговор не доставит ему неприятностей.
— О, выйди на улицу и понежься на солнышке. Все жеребята любят солнце. Солнце полезно для тебя. Солнечный ожог? Что значит "солнечный ожог"? О, с тобой все будет в порядке, перестань жаловаться. А теперь иди в парк и веселись". — Голос Пеббл был монотонным ровным гулом, и она делала паузы только для того, чтобы перевести дыхание. — Не беспокойся о задирах, просто не обращай на них внимания, и они уйдут, я обещаю. Ты делаешь из этого большую проблему, чем она есть на самом деле. Может, хватит жаловаться на солнце, никто не любит нытиков...
— Ладно, Пеббл, ты высказала свою точку зрения. — Сумак поднял одно копыто и покачал головой. — Но это не делает ее идиоткой, и ты вроде как подлая, раз так говоришь.
— А она была подлой и глупой, когда отправила меня из дома на страшный дневной свет, где Олив могла прийти и мучить меня. — Пеббл моргнула, покачала головой, а затем вздохнула. — Я не хочу с ней жить. Она ужасная. Она раздражает. Она мне не нравится. Она не уважает моё личное пространство, мою частную жизнь и всё такое.
— Но она твоя семья и она любит тебя. — Голос Сумак был немного писклявым и слегка дрожал. — А семья — это важно. Лучше иметь кого-то, кто любит тебя, даже если он всё испортит, чем никого, кто бы тебя любил. — Пока Сумак говорил, он взглянул на Трикси и, посмотрев в ее сторону, на мгновение вернулся к Пеббл.
— Всё было прекрасно. У меня была мама, у меня был папа, и мы были счастливы большую часть времени, и была ферма камней, а теперь у меня нет ничего из этого. Все исчезло. Мои родители бросили меня... наверное, потому что Пинки Пай была права. Я слишком много жалуюсь, а никто не любит нытиков. — Пеббл замолчала, закрыла глаза и стала неподвижной, как камень.
Сумак на мгновение задумался, но потом понял, что, судя по тому немногому, что он о ней знал, Пеббл была близка к тому, чтобы заплакать. Он прошёлся по траве и прижался к её боку, пытаясь утешить, хотя это было очень странно, и от этого он чувствовал себя мерзко и противно.
Мгновение спустя он почувствовал, как её передние ноги обхватили его за шею и сжали. Он чувствовал ее дыхание, тяжелое, глубокое, неровно входящее и выходящее, она вздрагивала, ее грудь подрагивала. Она плакала, по-своему. Не было ни слёз, ни всхлипываний, ни звуков, ничего, кроме её вздрагивающей груди, что говорило бы о том, что что-то не так.
— Всё будет хорошо, Пеббл, — прошептал Сумак, чувствуя себя немного скрюченным и очень смущённым от того, что Пеббл его обняла. Пони будут говорить и ещё долго будут дразнить Пеббл, что она его подруга-кобылка. Сумак вздохнул с покорностью: Пеббл нуждалась в нём прямо сейчас, и ему оставалось только терпеть издевательства. Отчасти он был рад, что только что принял ванну. Он не хотел вонять рядом с Пеббл по непонятным причинам. Обычно его не беспокоило то, что от него воняло.
Сумак почувствовал, как дракончик, покоившийся на его макушке, зашевелился. Теперь она была сухой, гладкой, кожистой, ее чешуя была гладкой и ровной на ощупь. Она была маленькой и легкой, почти ничего не весила, и ее движения щекотали его. Пеббл прижалась к нему, и он изо всех сил старался не засмеяться.
Маленький детеныш издал трубный визг и спрыгнул с рога Сумака. Он смотрел, как она прыгает, и сердце у него замирало, и было странное чувство тревоги, что она упадёт и поранится. Но она не упала и не ушиблась. Она приземлилась в траву с приглушенным хлюпаньем и помчалась прочь, ее длинный хвост раскачивался из стороны в сторону, казалось, на манер бескостной змеи.
Она была такой крошечной, ее тело было таким тонким и легким. Она появилась на свет из яйца размером с гусиное. Она съела довольно много яйца, и часть его была отложена для того, чтобы она могла съесть его позже. Крошечный кусочек остался у Твайлайт, которая пообещала, что сделает с ним что-то особенное.
Когда Сумак сидел, наблюдая за своим карликовым драконом, Пеббл повернула голову и тоже посмотрела на него, ее передние ноги все еще находились на шее Сумака. Пара жеребят наблюдала, как дракончик бегает кругами по траве.
— Что она делает? — спросил Сумак.
— Понятия не имею, — ответила Пеббл. Кобылка чуть слышно фыркнула, глубоко вздохнула и отпрянула от Сумака. Она остановилась на середине действия, ее копыто все еще оставалось на шее Сумака, она погладила его, а затем убрала копыто, откинувшись на плед.
Маленький детеныш поднял хвост, издал писк, хрюкнул, а затем топнул правой задней лапкой. Издав пронзительный крик, она отползла в сторону, а затем обернулась, сверкнув желтыми глазами. Она оставила после себя в траве маленькие блестящие камушки.
— Она покакала, — сказал Сумак тихим шепотом.
— Похоже на камни. — Пеббл наклонился вперед и попытался рассмотреть все получше.
Поднявшись вверх, детеныш поднял голову, встал на задние лапы, используя хвост для равновесия, надул свою крошечную грудь, вдыхая, а затем с хриплым вскриком выдохнул огонь на собственные экскременты.
Раздался звук, похожий на громкие хлопушки. Каждая маленькая дробинка выскочила и взорвалась с ярким треском, и от каждого взрывного разрыва у Сумака и Пеббл дернулись уши. Пеббл откинула голову назад, глаза ее расширились, и она, не раздумывая, потянулась и схватила Сумака за переднюю ногу. Сжав ее в шетке, она с удивлением смотрела, как детеныш взрывает свои экскременты.
— Она какает петардами! — восторженно воскликнул Сумак. — Ты это видела? Она какает петардами! Всё, что связано с драконами, просто потрясающе!
Детеныш, довольный тем, что его работа выполнена, пробрался по траве к Сумаку, вскарабкался по его ноге, отчего жеребенок захихикал, схватил его за шею, вцепился в гриву и подтянул свое крошечное тело к рогу Сумака — своему любимому месту для отдыха.
— Мой маленький бумер сделал бум-бум! — Сумак корчился от смеха, хвост детеныша все еще щекотал его шею и ухо. Сумак был так занят смехом, что даже не заметил, что Пеббл все еще держит его за переднюю ногу, и не заметил, когда она отстранилась.
— Что взорвалось? — спросила Трикси.
Сумак посмотрел на свою обеспокоенную маму, на его лице все еще играла широкая ухмылка:
— Она покакала и обожгла их своим огнем, и они взорвались! Она сделала бум-бум!
— О. — Через мгновение Трикси начала улыбаться, вспоминая, насколько маленький дракончик был идеальным спутником для жеребенка. Приятно было видеть Сумака улыбающимся и счастливым, он часто бывал слишком серьезным и угрюмым.
— Бумер — хорошее имя для дракона, — негромко сказала Пеббл.
— О, не знаю. — Трикси, все еще улыбаясь, посмотрела на маленького детеныша, который цеплялся за рог Сумака.
— Спайку нравится имя, которое дала ему Твайлайт. — Сумак замолчал, пытаясь рассмотреть свой колючий рог. — А мне нравится Бумер.
Трикси вздохнула, покачала головой и смирилась с мыслью, что теперь у нее есть маленький дракончик по имени Бумер. Она посмотрела на Пеббл, которая уставилась на Сумака, а затем на Сумака, у которого на лице появилось недоверчивое выражение. Она засмеялась, снова покачала головой, а затем развернулась хвостом, чтобы вернуться к нарезке картофеля на ужин.
— Тебе нравится имя, которое я придумала? — спросила Пеббл, когда Трикси уходила.
— Конечно, нравится, — ответил Сумак.
Маленькая кобылка на мгновение замолчала, глядя в глаза Сумаку:
— Спасибо. — Наступила пауза, и она глубоко вздохнула. — Мне стало легче. Сумак, как ты думаешь, ты сможешь поделиться со мной своим драконом?
Маленький жеребенок замер, его скрещенные глаза расцепились, и он посмотрел на Пеббл. Он заглянул в ее блестящие голубые глаза и почувствовал, как по позвоночнику поползли мурашки. Он сглотнул и попытался заставить свой мозг работать, но его органы чувств только что вышли на пятиминутный перерыв.
— Я не хочу ни удерживать ее, ни отнимать у тебя. Она должна быть с тобой. Но она мне нравится... и ты мне нравишься... и я подумала, что, возможно, это то, что мы могли бы сделать вместе. Может быть, мне нужно сосредоточиться на чем-то другом, а не на том, что мои ужасные родители бросили меня. — Пеббл моргнула, подняла переднюю ногу и откинула с лица свою прямую, примятую гриву. — Мы могли бы быть... как... друзья... которые... воспитывали бы ее вместе.
Сумак сглотнул и постарался не паниковать. Пони могли бы болтать об этом. Или споют эту дурацкую песню о том, как они с Пеббл сидели на дереве и дарили друг другу отвратительные поцелуи. С другой стороны, Пеббл было больно, и сейчас ей, наверное, очень нужен был друг. Она была в плохом положении. Ей казалось, что родители ее не любят, и она действительно была сейчас очень несчастным жеребенком. Конечно, он мог бы смириться с небольшим дискомфортом, чтобы она была счастлива, верно?
Он попытался подумать о том, как мог бы поступить Биг Мак. Что бы сказал Биг Мак о том, что два жеребенка объединились, чтобы вместе воспитывать дракона? Сумак не знал. Он даже не мог представить, что Биг Мак попытается дать ему совет по этому поводу. Моргнув, Сумак понял, что ему нужно что-то сказать, и поскорее, иначе он обидит Пеббл. У неё были чувства, и они были важны для него по причинам, которые он не мог понять или объяснить.
— Я думаю, это было бы замечательно, Пеббл, — негромко сказал Сумак. — Наверняка будут моменты, когда я не смогу взять ее с собой. Мне нужен кто-то, кому я могу доверить заботу о ней. Ты — единственная пони, которую я знаю, и которая достаточно умна, чтобы понять, насколько это важно и серьёзно. Я могу тебе доверять.
Пеббл несколько раз моргнула, ее длинные ресницы на мгновение слипались при каждом открытии и закрытии глаз:
— Спасибо, Сумак Эппл.
На мгновение показалось, что Пеббл хочет сказать что-то еще, но она промолчала. Сумак, снова ставший серьёзным и торжественным, посмотрел на кобылку и кивнул ей:
— Твайлайт дала мне ее, чтобы помочь найти друзей. Может быть, если мы оба будем заботиться о ней, то сможем подружиться вместе.
Кобылка ничего не ответила, но уставилась на Сумака. Немного подумав, она кивнула головой в знак согласия. Она подползла поближе к Сумаку, глубоко вздохнула, расслабилась и поудобнее устроилась на траве.
— Хочешь остаться на ужин? — спросил Сумак.
Пеббл кивнула:
— Я не хочу пока возвращаться домой к Пинки Пай. Я не хочу, чтобы она хватала меня, сжимала, обнимала и пыталась заставить меня чувствовать себя лучше. Я не могу сейчас с ней справиться. Мне нужно побыть в тишине, а Пинки Пай не может быть тихой.
Вздохнув, Сумак попытался придумать полезный, осмысленный ответ, но не смог. Ему было жаль Пеббл, но он не знал, как ей помочь. С Пинки Пай иногда было трудно справиться, но розовая пони хотела как лучше. Было ясно, что Пеббл любят, но Сумак не знал, как заставить ее понять это и примириться с этим. Он взглянул на Бумер и увидел, что она уже спит. Малыши-драконы много спали.
Сегодня был самый важный день в жизни Сумака, возможно, самый важный день в его жизни. Он достиг дна своей ярости и взлетел на вершину счастья. У него появился друг, который был ему очень дорог, хотя он и не понимал ее. Ему был преподнесен драгоценный подарок, который, как он знал, изменит его жизнь. Он подумал о том, что Трикси постоянно твердила о его потенциале. Возможно, Бумер поможет раскрыть его потенциал. Бумер уже немного сблизил их с Пеббл. Решив вместе воспитывать дракона, они сблизились по-особому. Сумак не знал, как это определить, но знал, что это нечто особенное, то, чем стоит дорожить.
— Эй, Пебс, — сказал Сумак.
— Не называй меня Пебс, — ответила Пеббл.
— Я просто хотел сказать... — Сумак сглотнул и обнаружил, что у него внезапно пересохло во рту. Он прочистил горло и усилием воли заставил себя произнести остальные слова. — Я просто хотел, чтобы ты знала, что я рядом с тобой. Ты помогла мне, ты спасла меня, и без тебя я бы никогда не поступил в школу и не реализовал свой потенциал, и я очень многим тебе обязан, и я очень рад, что мы друзья, и я всегда буду рядом с тобой, если я тебе понадоблюсь, и я не могу остановиться, потому что сейчас я чувствую себя очень глупо, и мне кажется, что нет способа закончить это, чтобы не выглядеть глупо, и я просто не могу...
Приложив копыто к губам Сумака, Пеббл заставила жеребенка замолчать. Она посмотрела ему в глаза и ровным монотонным тоном произнесла слово:
— Спасибо.
Когда Пеббл отдернула копыто, Сумак облегчённо вздохнул и замолчал.
Глава 3
Зевнув, Сумак понял, что его зажали под одной из ног Трикси. Он чувствовал, как поднимается и опускается ее живот, прижимаясь к его спине. Ему было тепло, очень тепло в постели с его приемной матерью. Он снова зевнул, все еще пытаясь проснуться, и изо всех сил старался не чувствовать себя взбешенным этой ситуацией. Он лег спать в свою постель, но в какой-то момент Трикси схватила его, забрала с собой и затащила в постель.
Одна ее нога была перекинута через его бок, а его голова покоилась на другой передней ноге Трикси. Он открыл затуманенные глаза, огляделся и увидел над ними Бумер. Она висела, держась за хвост, на одной из деревянных стоек, на которых подвешивали лампы.
В вагончике было немного прохладно — напоминание о том, что осень, а затем и зима уже на подходе. В этом вагоне была установлена древняя, изрядно потрепанная печка из старого фургона, которая ничем не могла сдержать зимний холод. Трикси надеялась, что до наступления зимы они успеют перебраться в дом, но Сумак, даже будучи совсем юным, понимал, что дома стоят дорого.
Пока что они жили у реки в лагере, который финансировала Корона.
Сумак слегка поморщился: передняя нога Трикси, перекинутая через его ребра, была тяжелой, и чтобы вырваться, придется приложить немалые усилия. Сумак почувствовал, как Трикси переместилась за его спиной, а затем ее объятия сжались, заставив Сумака замереть.
— Не оставляй меня, — пробормотала Трикси полусонным голосом. — Останься… останься с Трикси. От холода у меня болят суставы, а ты очень теплый.
Снаружи Сумак услышал щебетание птиц. День уже начинался. Жизнь шла своим чередом. Маленький жеребенок испытывал острое чувство возбуждения при мысли о новом дне. У него есть Бумер, которая составит ему компанию, есть планы спасти Пеббл, увезти ее подальше от тети Пинки, и тогда они вместе смогут скоротать день.
— Скоро начнутся занятия в школе… Ты рад? — спросила Трикси.
— Еще несколько дней, — ответил Сумак.
— Твайлайт поручает мне дополнительную работу, чтобы помочь мне… Я буду помощником библиотекаря и помощником учителя. Возможно, мне удастся найти для нас дом, но это будет поздней осенью или ранней зимой. — Трикси зевнула и издала низкий, протяжный стон. — Сегодня ты должен навестить Флаттершай. Запомни это, Сумак. Если у тебя возникнут проблемы или тебе понадобится помощь, иди к Лемон Хартс. Так Сумак, мой любознательный малыш…
— Да? — Сумак ответил, чтобы показать, что он внимателен.
— Постарайся уделить немного времени учебе. Чтобы у тебя появится привычка готовиться к школе. Это облегчит тебе адаптацию. Я беспокоюсь, Сумак, что ты пойдешь в обычную школу. Там гораздо больше порядка, а ты к этому не привык.
Над ними зевнула Бумер, выпустив струйку дыма, а затем пронзительную трель, от которой у них заложило уши. Ее сверкающие желтые глаза сфокусировались на двух пони, прижавшихся друг к другу, и она наблюдала за ними с восторженным вниманием.
Сумак обдумывал все, что только что сказала Трикси. Все казалось довольно простым. Пойти, спасти Пеббл от Пинки Пай, заглянуть в домик Флаттершай, получить урок о карликовых древесных драконах, что, по мнению Сумака, можно считать учебой — в конце концов, он должен был чему-то научиться, — а потом некоторое время заниматься тем, что покажется ему полезным. После полудня ему нужно будет раздобыть обед, что может означать поход в Свит Эппл Эйкрс, он может взять с собой Пеббл, а после обеда попросить Пеббл объяснить ему, как лучше учиться, и скоротать время до обеда.
Он добавил еще одну вещь к своему мысленному плану. Избегать Олив любой ценой. Олив была большой, злой и зеленой.
— Сумак, тебя никто не огорчал по поводу того, кто ты такой? — Трикси спросила тихим, обеспокоенным шепотом.
Ответа не последовало, не сразу. Сумак лежал на кровати в объятиях Трикси, наслаждаясь ощущением тепла, безопасности и комфорта. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и через мгновение ответил:
— Нет. Единственная пони, которая плохо ко мне относится, — это Олив. Большинство пони на самом деле хотят быть добрыми со мной, потому что я жеребенок Флэма. Им жаль меня. Жалко нас.
Сидящая рядом с Сумаком Трикси Луламун испустила огромный вздох материнского облегчения.
— А ещё мне говорят, что я не похож ни на отца, ни на мать. — Сумак съежился в теплых, бархатистых объятиях Трикси. — Пони говорят, что мой отец был болтливым и шумным, а я тихий и серьезный. Моя мать была злой, так мне говорят. На самом деле я мало что о них помню. Я помню, что мой отец пел, кажется. Я не знаю. — Сумак сделал паузу, на мгновение замолчал, а затем спросил: — Что именно произошло?
Трикси прочистила горло, обняла Сумака и, не удовлетворившись этим, притянула его как можно ближе. Она поцеловала его в макушку, прямо за одним из его маленьких дергающихся ушей, а затем попыталась придумать, как лучше ответить.
— Я не знаю всего, что произошло, — начала Трикси, — но я знаю, что Флэм проявил интерес к перевоспитанию. Флэм заключил сделку и выдал своего брата. Флэм получил снисхождение в обмен на то, что дал показания против собственного брата. Я не знаю, что произошло между ними, некоторые говорят, что братья поссорились. После всего случившегося Флэм вел себя как примерный гражданин. Они с Белладонной поселились вместе, и Флэм Эппл, похоже, делал все правильно.
Наступила небольшая пауза, когда Трикси остановилась, чтобы сделать глубокий вдох и продолжить:
— Они приехали в Понивилль, и Флэм открыл бизнес по продаже недвижимости. Что-то вроде "таймшер" или что-то в этом роде. Я не очень понимаю. Но для пони, которые не могли позволить себе хороший дом на пляже, у Флэма был выход. Пони могли поделиться им через эту программу таймшера. Флэм заработал много денег на недвижимости и стал говорить, что любой пони может быстро разбогатеть с помощью его системы инвестиций в недвижимость. Все это казалось законным, по крайней мере, поначалу. У Флэма было несколько сообщников, которые действительно разбогатели. Что-то там было про финансовую пирамиду или что-то в этом роде, я не понимаю, но все деньги уходили наверх, и система обещала, что даже очень бедные пони смогут участвовать в финансировании покупки новых домов и недвижимости, а затем каждый пони получит долю прибыли.
— Так это была афера? — спросил Сумак.
— Да, это была афера, — ответила Трикси, — и Эпплджек все время пыталась сказать пони, что это была афера. Но никто ей не верил. Пока не стало известно, что это действительно было мошенничество. Многих пони в Понивилле обманули. У Флэма были большие неприятности. Целая куча неприятностей. Самые серьезные неприятности. За ним охотились власти, а Флэм, будучи умным пони, ускользал от них. Тогда принцесса Луна послала своих агентов, чтобы найти его.
Сумак тихо и спокойно лежал в объятиях Трикси, ожидая продолжения.
— Сумак, милый, ты должен понять, что от агентов не убежишь. Многие пытались, но ни у кого не получилось. Они не такие, как обычные пони. Они не такие, как мы. Они…
— Бэт-пони? — воскликнул Сумак, стараясь быть полезным.
— Да, Сумак, но ты никогда не должен их так называть. Это пони, породнившиеся с драконами, по крайней мере такие ходят слухи. Они называются Надзирателями… И ко мне приходили два Надзирателя по имени Вормвуд и Граймс. Мы с ними долго беседовали, они меня приструнили, и с тех пор я никогда не делала ничего плохого. — Трикси задрожала так, что затряслась кровать, и крепко сжала Сумака. — Сумак, милый, у тебя будет только одно предупреждение от Надзирателей… Живи хорошо, будь честным и не создавай проблем.
Сумак услышал страх в голосе Трикси, и, по правде говоря, что-то в нем его тоже напугало.
— Хорошо, что ты такой спокойный, серьезный жеребенок, который никогда не создает проблем. — Трикси снова поцеловала Сумака, а потом еще раз. — Мне хочется думать, что я имею к этому отношение. Я очень люблю тебя, Сумак Эппл.
— Я тоже тебя люблю, — тихо прошептал Сумак, чувствуя себя немного смущенным и растерянным.
— Мне пора на работу. Яблоки на завтрак? — Трикси отпустила Сумака, чтобы он мог сползти с кровати.
— Я люблю яблоки! — ответил Сумак бодрым голосом.
— Конечно, любишь, ты же Эппл.
Ранним утром на улицах Понивилля было оживленно. На рынке работали торговцы. Продавцы овощей тянули свои тележки в город. Сумак с легкостью пробирался сквозь поток транспорта. Бумер была обернута вокруг его рога, а по бокам висела пара потрепанных седельных сумок из коричневого холста. Бумер наблюдала за всем вокруг широкими любопытными желтыми глазами, время от времени издавая странные трубные звуки, которые, по мнению Сумака, были похожи на лебединые.
По крайней мере, у Сумака был рожок, который помогал ему преодолевать пробки.
Пробираясь через рыночную площадь и направляясь к Сахарному уголку, Сумак увидел нечто настолько интригующее, что ему пришлось остановиться и присмотреться. Там была пегаска с детенышем грифона. Сумак не знал, зачем пегасу детеныш грифона, но он знал, что в этом есть какая-то история, и ему было слишком любопытно, чтобы продолжать идти дальше. Он посмотрел в сторону Сахарного уголка, где его ждала Пеббл, а затем в ту сторону, где пегас и маленький грифон шли вместе.
Любопытство победило, как всегда у Сумака. Он пробрался сквозь толпу, проскользнув через лес ног, море телег и зазывал, уже расположившихся здесь и торгующих своими товарами.
Приблизившись, Сумак на мгновение приостановился, чтобы попытаться взглянуть не вглядываясь. Ему не хотелось быть грубым, но он никогда раньше не видел грифонов вблизи. А пегас с детенышем грифона? Это было слишком интересно. Сумаку пришлось рискнуть проявить грубость.
Охваченный жгучим любопытством, Сумак прочистил горло, следуя за парой, а затем громко сказал:
— Привет. Меня зовут Сумак Эппл. И я никогда раньше не видел грифонов.
К удивлению Сумака, пегаска остановилась на месте. Он увидел, что она улыбается ему, и почувствовал облегчение. Когда она повернулась, детеныш грифона поднырнул под нее и спрятался в ее ногах, что Сумак часто делал сам с Трикси.
— Такой любопытный, вежливый жеребенок… Смотри, Сильвер Лайн[1], у тебя, кажется, появился поклонник, — сказала пегаска, глядя на Сумака. Пока она говорила, крошечный детеныш грифона ухватился за одну переднюю ногу и прижался к ней. — Меня зовут Глуми Аугуст, а это моя маленькая Сильвер Лайн. Мне очень приятно познакомиться с тобой. А у тебя… у тебя есть дракон!
— Ее зовут Бумер, — сказал Сумак, ничего не говоря о том, как маленький карликовый дракончик получил свое имя. — Здравствуй, Сильвер Лайн.
Застенчивая грифонша прижалась мордочкой к ноге матери, издала пронзительный писк, но больше ничего не ответила.
— Она очень застенчивая. И немного одинока, я думаю, — сказала Сумаку Глуми Аугуст. — У нее не так много друзей. Многие родители думают, что она опасна или что-то в этом роде. А тебе она кажется опасной? Посмотри на бедняжку… А ведь она умная. Она будет учиться в специальной школе Твайлайт.
— Я иду в школу Твайлайт, — сказал Сумак, пытаясь разглядеть Сильвер Лайн, которая издавала слабые звуки "мип-мип" из-за ноги своей матери.
— Я просто отвожу ее к ее нянькам, чтобы пойти на работу. Извини, но мы не можем долго оставаться и разговаривать. Если ты хочешь увидеть другого грифона, познакомься с Рованной. Рованна мало разговаривает, а вот Гарнет Тардж наговорит тебе много интересного. Гарнет — милый пони. Они сидят с Сильвер Лайн. Она не любит оставаться одна, совсем не любит.
Сумак, потрясенный всей этой информацией, просто кивнул в самой вежливой манере, на которую только был способен. Он не знал, что в Понивилле есть грифоны, и какая-то часть его души просто умирала от желания узнать, почему Глуми была матерью грифона.
— Сильвер Лайн, можешь поздороваться? — спросила Глуми.
— Нет, мама. — Маленькая грифонша покачала головой.
— А где бы мне найти Рованну и Гарнета?[2] — Сумак подняла глаза на пегаску.
— О! — Глуми вздохнула. — Глупая я… Прости, у меня облака вместо мозгов. — Темно-серая пегаска подняла голову и смахнула с глаз тускло-фиолетовую гриву. — Они оба живут рядом с Флаттершай в маленьком домике. Они приехали в Понивилль совсем маленькими, Флаттершай дала им работу, и для них построили милый домик, и они самые милые пони… ну, пони и грифон, которых ты только можешь встретить.
Темно-серая пегаска внезапно стала выглядеть испуганной:
— Я опоздаю! Мне нужно идти, прости. Надеюсь, мы еще встретимся, Сумак Эппл. — Кобыла посмотрела вниз на детеныша, спрятавшегося за ее ногами. — Извини, Сильвер, но нам нужно лететь. Мы должны спешить…
— Нет! — Детеныш покачала головой, и ее крошечные крылышки затрепетали.
— Она боится высоты, — рассеянно сказала Глуми. Пегаска подхватила грифончика на передние ноги, обняла его и взлетела, хлопая крыльями. — До свидания, Сумак! Я очень надеюсь, что вы с Сильвер сможете подружиться!
Стоя на месте и глядя вверх, Сумак наблюдал за тем, как Глуми Аугуст улетает, а маленькая Сильвер Лайн воет как сирена, поднимаясь в воздух. Он сразу же решил, что Глуми ему нравится. Она была милой. Она должна была быть милой, ведь она была мамой грифончика, а Сумак полагал, что для того, чтобы делать такие вещи, нужен особый уровень миловидности. Скосив глаза, он посмотрел на карликового дракончика, прижавшегося к его рогу. Так же как и забота об осиротевшем драконе требует особого уровня доброты.
Он подумал, не познакомиться ли ему с Рованной и Гарнетом, если он сегодня навестит Флаттершай. Или, может быть, снова увидит Сильвер Лайн. Это было бы здорово. Сумак посмотрел в ту сторону, куда улетела Глуми, и в этот момент мимо его головы пролетела большая муха.
Бумер высунула изо рта липкий язык. Он врезался в муху, как в несущуюся повозку, и муха, беспомощная, прилипшая к языку Бумер, была втянута в ждущий ее открытый рот. Сумак услышал жужжание крыльев, а затем мягкий хруст съедаемой мухи.
Он стоял, раскрыв рот, в благоговейном ужасе, наблюдая нечто потрясающее.
Язык Бумер казался невероятно длинным, Сумак не знал, насколько длинным, но она только что поймала им муху… или что-то в этом роде. Он не знал, как это работает, и все произошло так быстро, что он не успел ничего разглядеть.
— Это было потрясающе, Бумер, — сказал Сумак удивленным голосом.
Развернувшись, Сумак снова направился в сторону Сахарного уголка, чтобы встретиться с Пеббл и продолжить свой потрясающий день. Ему не терпелось рассказать ей о своем утре, о том, что он встретил грифона с мамой-пегаской и что Бумер умеет делать лассо для жуков с помощью языка.
1 ↑ История Сильвер Лайн. Куда бы не занесло ветром: Глава 9
2 ↑ История Рованы и Гарнета. Сорняк: 73. Там, где течет река
Глава 4
Внутри Сахарного уголка хорошо пахло. Даже слишком. Сумак почувствовал, что у него пересохло во рту, и ему отчаянно захотелось отведать сладких лакомств. Но у него не было ни бита, и он ни за что не собирался выпрашивать халяву. Стоя на месте, Сумак почувствовал острый укол нищеты.
К большому удивлению Сумака, к нему подошла розовая пони. Сумак сделал шаг назад, раздумывая, не броситься ли ему в бегство, но понял, что Пинки Пай гораздо быстрее его. Он также понял, что она выглядит грустной. От осознания этого его мышцы напряглись, и он замер, глядя на опечаленную Пинки Пай, которая действительно представляла собой жалкое зрелище.
— Привет, Сумак. — Пинки Пай присела на пол рядом с маленьким жеребенком. Она перекинула переднюю ногу через холку Сумака и притянула его к себе. Она дружески потискала его, а затем печально вздохнула.
— Привет. — Сумак вздрогнул от своего собственного нервного ответа. Он был слишком визгливым и пронзительным. Он ненавидел звук собственного голоса. Ему было жаль Пинки Пай, но он не знал, как ее утешить. Он действительно не понимал Пинки Пай.
— Пеббл наверху, чистит зубы и расчесывает гриву. — Пинки снова вздохнула. — Я все испортила, Сумак… Я все испортила. Кажется, ничего не получается. Она так похожа на свою мать, но она также не похожа на свою мать. Я могу договориться с Мод. Я могу подбодрить Мод. Я знаю все, что нужно сделать, чтобы Мод была счастлива. Но Пеббл… Я постоянно все порчу, и мне кажется, что она меня ненавидит.
Сумак глубоко вздохнул, не зная, что сказать или сделать:
— Она действительно несчастна…
— Я знаю! — Пинки Пай вздрогнула и притянула Сумака ближе. — Я знаю… это ужасно. Она думает, что родители ее больше не любят, и чувствует, что ее предали, а тут еще я влезла, все испортила и все усугубила, а я просто пыталась вытащить ее из комнаты, чтобы она перестала дуться. По крайней мере, я думаю, что она дуется. Она ведет себя немного похоже на Мод, когда та дуется. Большинство пони не могут определить, когда Мод дуется. Но я могу, и это действительно ужасно, когда она дуется. Мод дулась, когда уезжала из Понивилля, потому что Пеббл сказала, что ненавидит ее и больше не хочет ее видеть.
Бумер подвинулась на роге Сумака и он почувствовал, как ее хвост скользнул по его уху. Его тело дернулось от неожиданной щекотки, но, к его чести, он не засмеялся. Он повернул голову и посмотрел на Пинки, которая сидела рядом с ним. Он сел, приглушенно посапывая, и попытался придумать, что сказать. У него не было большого опыта в утешении грустных пони, только Трикси.
— Я даже попробовала сесть и поговорить с ней как со взрослой, потому что Тарниш именно так и поступает, когда она расстроена, но от этого стало только хуже. Я думаю. На самом деле я не знаю. — Пинки Пай покачала головой, и когда она моргнула, в глазах блеснули слезы.
Когда Сумак сидел и слушал, как Пинки Пай изливает ему свое сердце, он заметил, как она навострила уши. Пинки вскинула голову, фыркнула, смахнула несколько слезинок, откашлялась, а затем на ее лице появилась натянутая улыбка. Сумак понял, что это была фальшивая улыбка, такая, какая бывает у взрослых, когда они не хотят выглядеть грустными или злыми. Такая улыбка могла привести в ярость большинство жеребят, которые умели распознавать фальшь. Умных жеребят. Одаренных жеребят. Таких жеребят, как Пеббл.
— Она идет, — голос Пинки Пай звучал немного встревоженно, и она отпустила Сумака, — просто постарайся быть ее другом, спасибо тебе большое, Сумак Эппл. Я приготовила для вас двоих несколько угощений, которые вы можете взять с собой, и драгоценный камень для Бумер.
Моргнув, Сумак понял, что не рассказал Пинки ни о Бумер, ни о ее имени. Почему-то Пинки ставила его в тупик. Все, что она делала, не поддавалось ни логике, ни объяснению. Ее невозможно было понять. Сумак почувствовал, как по коже поползли мурашки. Ему нравилось все понимать. Ему нравилось, когда все имело смысл. Он скептически относился ко всему, чего не понимал, а Пинки он не понимал, ни в малейшей степени.
На лестнице он увидел Пеббл. На ней было синее платьице с белыми точками в горошек. На ней также была голубая шляпа с белой лентой. По бокам висели хорошо сделанные седельные сумки, соответствующие ее пропорциям. Когда она спускалась по лестнице, он заметил, что она смотрит на все в комнате, кроме Пинки Пай. Наблюдая за этим, Сумак не мог не почувствовать себя еще хуже, чем Пинки. Это должно быть ужасно — быть Пинки.
Пинки исчезла розоватым пятном и умчалась на кухню, а через несколько секунд вернулась, неся в зубах пакет. Она засунула пакет в седельную сумку Сумака, легонько подтолкнула Сумака правой передней ногой, а затем исчезла, оставив после себя аромат пряных, сладких вкусностей.
— Готов идти? — ровным голосом спросила Пеббл.
Сумак кивнул, но ничего не сказал, потому что не хотел, чтобы его голос скрипел.
— Хорошо, мы уходим. — Пеббл обвела взглядом комнату, повернула голову, посмотрела в сторону двери, через которую исчезла Пинки Пай, а затем вернула взгляд к Сумаку. — Привет, Бумер, как дела?
Детеныш ничего не ответил, и Сумак приготовился последовать за Пеббл, когда она повернулась, чтобы выйти за дверь. Он тоже бросил взгляд на дверь, через которую исчезла Пинки. Он знал, что проблема существует, но не представлял, как ее решить. Это была проблема размером со взрослого пони, и от одной мысли о ней Сумак чувствовал себя маленьким, бесполезным и беспомощным.
Когда они с Пеббл шли вместе, Сумак внимательно следил за всем зеленым и злым. Сумак шел опытной походкой бывалого ходока. За свою короткую жизнь он прошел сотни, а может быть, и тысячи километров. Он двигался с плавной, текучей грацией, поворачивая голову из стороны в сторону в поисках опасности, что он делал, когда шел через всю Эквестрию вместе с Трикси.
Как ни хотелось ему полакомиться сладостями из Сахарного уголка, они так и лежали в его маленькой седельной сумке, забытые. Он слишком беспокоился о Пеббл, Пинки Пай и о том, как бы не увидеть что-то злое и зеленое. Домик Флаттершай находился за городом, в нескольких минутах ходьбы от Сахарного Уголка, который стоял почти в самом центре города.
— Сумак Эппл, это ты?
Сумак застыл, опустив три ноги на землю и подняв правое переднее копыто. Он повернул голову в сторону голоса. Он увидел незнакомую ему земную кобылу. Она была блеклого голубого цвета с темно-синей гривой. У нее были голубые глаза цвета озерного льда. Она была очень, очень синей.
— Сумак, кажется, я узнала тебя по описанию, — сказала кобыла с обеспокоенным выражением лица. — Не мог бы ты уделить мне минутку своего времени?
Сумак понял, что к нему прижимается Пеббл. Взрослым можно было доверять — в большинстве случаев. Но этот взрослый знал его имя, а он не знал ее. Он моргнул и уставился на незнакомую кобылу.
— Меня зовут Сапфир Джин, — сказала кобыла, представляясь. На мгновение ее лицо исказилось от беспокойства. — Я — мать Олив… Подожди, прежде чем убегать, пожалуйста, дай мне возможность высказаться!
Сумак расставил ноги, чтобы поскорее убежать. Пеббл рядом с ним фыркнула.
— Я хотела извиниться за Олив… Она очень, очень проблемная… Мы с Вермутом очень стараемся ее исправить. Я понимаю, что она плохо себя вела по отношению к тебе. Я думаю, это Пеббл с тобой. Мне очень жаль. — Кобыла поникла, и ее уши опустились на морду.
Немного расслабившись, Сумак задумался, что еще может сказать кобыла. Он навострил уши и постарался сделать вид, что ему это важно или, по крайней мере, интересно. Он чувствовал, как Бумер ерзает на его макушке.
— Олив очень трудно контролировать. Мы с Вермутом — земные пони… а она — единорог. Она умнее нас и знает это. Она выставляет напоказ, какая она умная. И над нами она тоже издевается. — Сапфир Джин покачала головой. — Мы надеялись, что ее зачисление в школу Твайлайт поможет ей исправиться. Она сделала очень хорошую презентацию о магии… Но я ничего в этом не понимаю.
Второй раз за сегодня Сумак видел кобылу на грани слез и не знал, как ей помочь. Он растерянно моргал, не зная, что сказать. Она говорила с ним очень по-взрослому, возможно, потому что знала, что он умный, а может быть, она привыкла так говорить с Олив, потому что Олив была умной.
— В общем, мне очень обидно, что Олив так плохо с тобой обращается. Я хотела узнать, могу ли я как-то загладить свою вину… То есть… Я не знаю, что я могу сделать, но я хочу извиниться. — Сапфир Джин грустно улыбнулась двум жеребятам.
— Извинения приняты, — сказала Пеббл скучным, ровным монотонным голосом. — Ты, кажется, хорошая кобыла. Мне жаль, что Олив так плохо с тобой обращается.
— Спасибо, — ответила Сапфир Джин, фыркнув. — Другие пони, похоже, не понимают, каково это, когда над тобой издевается твой собственный жеребенок… Они все время говорят нам, чтобы мы опустили копыта. — Голос Сапфир упал до тихого шепота. — Она обладает сильной магией… она нас пугает. Она угрожает нам ужасными вещами, если она не добьется своего. А мы всего лишь земные пони. Мы не знаем, как с ней справиться.
Сумак смотрел, как мимо проходят другие пони, и пытался придумать, что сказать. Использовать свою магию для запугивания или угроз было неправильно. Трикси научила его этому. Он немного знал о Трикси и ее знакомстве с амулетом аликорна, но ничего определенного. Он только знал, что она очень ясно дала понять, что единственным поводом для того, чтобы отшлепать его так, что он не сможет сесть, было использование им своей магии для запугивания или причинения вреда другим.
Идея отшлепать его не очень нравилась Сумаку, поэтому он продолжал вести себя как обычно. Он все равно не очень хорошо владел магией и не любил причинять боль другим. Ему все еще было стыдно за то, что он укусил Трикси. Он вспомнил, как бросился на Олив, и почувствовал, как его охватывает стыд. Он хотел причинить ей боль, находясь в глубинах своей истерики. Он испустил тихий вздох и почувствовал разочарование в себе.
— Сумак, скажи что-нибудь, — прошептала Пеббл, — мне кажется, она ждет, что ты скажешь.
Сумак почувствовал, что у него пересохло во рту. Он не знал, что сказать, и уставился на кобылу, которая была матерью той самой пони, которую Сумак терпеть не мог. Что можно сказать матери пони, которого ты не любишь?
— Сумак немного застенчив и тих, — сказала Пеббл самым извиняющимся тоном, который звучал точно так же, как и все остальное, что она говорила. Как недельная газировка в открытой бутылке.
— Он выглядит очень серьезным жеребенком, — заметила Сапфир, делая шаг вперед. — Твайлайт сказала мне, что вы оба очень одаренные.
— Почему все пони говорят, что я такой серьезный жеребенок? — спросил Сумак, наконец-то сказав хоть что-то.
— Потому что ты такой, — ответила Пеббл. — Мне нужно найти тень. Я чувствую, как солнце палит сквозь мою одежду.
— Нам, наверное, пора идти, — сказал Сумак, радуясь предлогу уйти. — Приятно было познакомиться, Сапфир Джин.
— Спасибо, что дали мне возможность поговорить с вами. — Грустная улыбка Сапфир Джин немного посветлела. — Мне стало немного легче после того, как я извинилась.
Не зная, что еще предпринять, Сумак поднял копыто, помахал, а затем посмотрел, как мать Олив уносится рысью. Он слышал, как она фыркает, и жалел, что не сказал или, может быть, не сделал больше, чтобы ей стало легче. Ему также хотелось, чтобы Пинки Пай почувствовала себя лучше. Очень трудно быть таким маленьким и не знать, что сделать, чтобы исправить ситуацию.
Глава 5
— Ба, Сумак Эппл, такой серьёзный маленький пони, — сказал Дискорд голосом, который почти не мог сдержать слабый, хриплый смех. — И Пеббл Пай. Как поживаешь, Пеббл?
— Дискорд, — ответила Пеббл, поднимая голову. Она очень вежливо кивнула и посмотрела вверх из-под шляпы.
— Почему все пони постоянно так говорят? — спросил Сумак.
— Сумак, Сумак, Сумак… — Дискорд опустил голову и произнес три невнятных слова. — Посмотри на себя. Ты ходишь с таким серьезным лицом. А еще ты бежевый. От копыт до ушей.
— Я не бежевый! — Сумак возмущенно фыркнул, размышляя, действительно ли он бежевый. Его шерсть была бледно-кремового цвета, а грива — светлая.
— Мне нравится бежевый, — спокойно сказала Пеббл, глядя на Сумака. — Серые, коричневые, бежевые. На некоторые цвета просто больно смотреть. Не все должно быть похоже на радугу.
Сумак сел так резко, что Бумер издала обеспокоенный гудок. Сумак наблюдал за тем, как Дискорд вскинул бровь, и жеребенок понял, что драконикус, скорее всего, смеется над этим в глубине души. Он не был бежевым. Он был кремового цвета. Если бы кто-то захотел творчески подойти к вопросу, его можно было бы назвать очень светлым оттенком карамели, если бы у него был правильный художественный взгляд. Его шерсть была такого же цвета, как песок. Ну, какой-то песок. Обычный разумный песок, а не тот причудливый черный песок, который он видел во время своих путешествий.
— Карликовый древесный дракон. — Дискорд опустился на землю, упираясь хвостом и задними лапами в почву. Он погладил свой подбородок. — Давно я таких не видел. Вы становитесь вымирающими.
— Что? — Сумак несколько раз моргнул, пытаясь осмыслить слова Дискорда. — Она в опасности?
— Ну… — Дискорд растянул это слово так, что оно на несколько долгих секунд зависло в воздухе. — Вы, пони, глупые существа. Вы вырубаете леса. Вы строите города и поселения, не заботясь о том, кто или что там живет. А карликовым древесным драконам нужен простор. Им становится все труднее и труднее перемещаться. Их леса продолжают сокращаться. А пони — вообще грубые соседи. Не знаю, как я с этим справляюсь.
Глаза Сумака сузились.
— Карликовые древесные драконы должны либо найти новые леса, либо отказаться от своего образа жизни и научиться жить с пони в цивилизации. Некоторые карликовые драконы уже делают это. В Мэйнхэттене и Филлидельфии есть популяции драконов. — Дискорд поднял лапу и потер подбородок. — Я полагаю, что карликовому дракону, выросшему в окружении пони, будет гораздо легче приспособиться. — Дискорд вытянул лапу, потянулся вниз и ударил Бумер по носу.
В ответ Бумер издала гудок, который эхом разнесся по деревьям и заставил стаю птиц в панике разлететься.
Дискорд хлопнул в ладони:
— Я не смог бы сказать это лучше никакими своими умными словами! — На лице драконикуса появилась маниакальная ухмылка. — Постарайся присмотреть за бежевым. А то он такой скучный и старомодный. Постарайся, чтобы ему было весело.
— Нам пора идти, — сказала Пеббл Дискорду. — Флаттершай ждет нас.
— О, я был там, — ответил Дискорд. — С ней Старлайт Глиммер. Вот еще одна пони, застрявшая в скуке. — Дискорд вздрогнул. — У нее нет чувства юмора. Сумак, я уверен, что вы с ней отлично поладите.
— Из-за папиной магии магия Старлайт пошла вразнос, и она вызвала вспышку кьюти-лихорадки. — Пеббл покачала головой. — У многих пони появились лишние кьютимарки. Это был полный бардак. Это все Твайлайт виновата. Она пыталась изучить его магию и понять, почему она работает так, как работает.
— Пеббл Пай, твой отец — опасен. — Дискорд поднялся во весь рост.
Встав, Сумак посмотрел на Дискорда, затем на Пеббл: в его голове роились миллионы вопросов, ответы на которые он хотел задать. Но маленький любопытный жеребенок ничего не сказал, ничего не спросил. Он просто смотрел на Пеббл и ждал, когда можно будет отправиться в путь. Ему не терпелось уйти. Рядом с Дискордом ему было не по себе.
— Не дразни меня, Дискорд, а то папа тебя обнулит. — В бесстрастной угрозе Пеббла не было ни чувств, ни эмоций, ничего. — Ты знаешь, что произойдет, если он подойдет к тебе. Ты нестабильная магия. Он заставит тебя вести себя хорошо.
Подняв передние конечности, Дискорд сделал двухпалый жест капитуляции:
— Так, так, не надо угроз. Я просто выразил общественное мнение. Не нужно наглеть. — Щелкнув когтями, Дискорд исчез, оставив двух жеребят и одного детеныша карликового дракона сидеть в одиночестве.
Пеббл вздохнула:
— Нам пора идти.
Когда жеребята поднялись на холм, показался домик. Он был немного ветхим, но уютным. Вокруг него располагались небольшие постройки — курятники, сараи, загоны для животных. В тени под деревом лежал большой медведь и, казалось, дремал. Большой орел с перевязанным крылом сидел на деревянном насесте рядом с коршуном, который тоже был перевязан. Сумак заметил, что белые повязки резко выделяются на фоне всего остального. Это был заповедник, и животные здесь не воевали.
Посреди всего этого стояли солнечно-желтый пегас и бледно-фиолетово-розоватая кобыла-единорог. Обе они пытались помочь какому-то собакоподобному существу, или, судя по всему, так это и было, но Сумак с трудом различал детали, как ни прищуривался.
— Похоже, кто-то встретился с дикобразом, — сказала Пеббл, идя рядом с Сумаком, при этом околыш ее шляпы подпрыгивал при каждом шаге.
— Ты видишь это отсюда? — спросил Сумак.
— Не видишь? — спросила Пеббл. — Это не так уж и далеко.
Сумак застонал, но ничего не ответил, так как начал понимать, что с его глазами что-то не так. Он несколько раз моргнул, прищурился и, как ни старался, не мог сфокусироваться на двух кобылах и собакоподобном существе.
— Тебе нужны очки, — сказала Пеббл безразличным монотонным тоном.
— Нет, не нужны, — поспешно ответил Сумак.
— Нет, нужны.
— Нет, не нужны. — Сумак сглотнул и почувствовал нарастающее чувство гнева. — Не могу позволить себе очки. Нам нужен дом до зимы.
Пеббл остановилась, повернула голову и посмотрела на своего собеседника холодным взглядом:
— Тебе нужны очки. Я могу тебе помочь.
— Я не нуждаюсь в помощи…
— Заткнись, — потребовала Пеббл, прервав Сумака. — Я поговорю с Пинки Пай. — Кобылка сделала паузу, моргнула, и ее хвост взметнулся. — Или я могу попросить помощи у тети Октавии и тети Скретчи. — Протянув копыто, Пеббл похлопала Сумака по носу. — Тебе нужно перестать быть таким гордым, Сумак Эппл. Трикси тоже была гордой и убегала, когда другие пони пытались ей помочь.
— Я не понимаю Трикси, — сказал Сумак, когда они с Пеббл возобновили прогулку. — Она принимала все биты, которые могла получить за заботу обо мне, но отказывалась от других видов помощи. Это сбивает с толку. — От копыт Сумака на дороге с каждым шагом поднимались клубы пыли.
Когда жеребята приблизились, их заметили. Бледно-фиолетово-розовая пони подняла копыто и помахала им, а желтый пегас вытянул крыло. Что-то в этом теплом, дружеском приветствии вызвало у Сумака приятное чувство. Приятно, когда тебя приветствуют, когда тебя хотят, когда другие рады тебя видеть. Приятно обживаться, жить на одном месте. Сумак скучал по дороге, но то, что пони рады тебя видеть, с лихвой компенсировало это. Серьезный с виду жеребенок улыбнулся, когда подошел, тронутый теплым приветствием.
— Сумак, это Старлайт Глиммер, — сказала Флаттершай, представляя ее. — Старлайт, это Сумак. — Флаттершай сделала паузу, ее крылья затрепетали, а затем она начала говорить восторженно. — О, посмотрите на него, он такой очаровательный, и такой серьезный с виду жеребенок…
Собакоподобное существо, теперь уже свободное от игл, ускакало, поскуливая.
— Уф… — Сумак прикусил губу, чтобы не нагрубить. Флаттершай уже визжала, подойдя к нему, а Бумер начала издавать трели. Сумак почувствовал, как его обнимают, а затем Пеббл прижалась к нему, когда Флаттершай обняла их обоих.
— Привет, Сумак, — сказала Старлайт теплым, веселым голосом. — Мы с Твайлайт говорили о тебе. Я буду одним из твоих инструкторов, когда начнется учеба. — Старлайт перевела взгляд на Пеббл, и ее улыбка расширилась. — И снова здравствуй, Пеббл. Как поживаешь?
— Брошенная и осиротевшая, — монотонно ответила Пеббл.
— О, это не так уж и плохо, — нежно сказала Пеббл Старлайт. — Ты очень талантливая кобылка. Приходится идти на жертвы. Ты ведь хочешь получить образование, как твоя мама, правда?
Пеббл Пай ничего не ответила. Она отошла от Флаттершай и Сумака, подошла к тенистому месту под деревом и села. Она нахохлилась, сняла шляпу, положила ее на траву и сидела, опустив уши по бокам мордочки.
Флаттершай отпустила Сумака и бросила на Старлайт обеспокоенный взгляд. Сумак заметил это — взгляд, которым обменялись две кобылы, — и взглянул на Пеббл. Он подозревал, что если бы это был любой другой жеребенок, то он бы сейчас плакал.
Но, судя по тому, что Сумак знал о Пеббл, она не была похожа на других жеребят. Она не плакала. Он не знал почему, но его усадили и стали с ним разговаривать. Ему было жаль ее, и он не знал, что делать. Он посмотрел на Флаттершай, и, к его удивлению, желтая пегаска торжественно кивнула ему, а затем сделала жест в сторону Пеббл.
Над головой Сумака пронесся шквал движений: Бумер прыгнула, и ее длинный хвост метнулся за спину. Она приземлилась на рог Старлайт, и испуганная кобыла-единорог издала крик, когда детеныш устроился поудобнее.
Сумак, воспользовавшись случаем, подошел и сел рядом с Пеббл, а потом посмотрел на нее, но не знал, что сказать. Сумак понимал, что Пеббл должно быть нелегко. Она вела себя очень похоже на маленького взрослого в миниатюре, но она была еще жеребенком. Пони, вероятно, ожидали, что она будет вести себя как взрослая, так считал Сумак. Поскольку она не реагировала и не проявляла особых эмоций, совсем как ее мать, жеребенок пришел к выводу, что большинство пони, вероятно, просто делают предположения о том, что чувствует Пеббл, не зная, что она на самом деле чувствует. А поскольку в большинстве случаев Пеббл выглядела нормально, Сумак сделал вывод, что большинство взрослых просто предполагают, что с Пеббл все в порядке.
— Спасибо, — негромко произнесла Пеббл.
— За что? — спросил Сумак.
— За то, что сидишь со мной, — ответила Пеббл.
— О. — Сумак не мог придумать, что еще сказать, и чувствовал себя довольно бесполезным. Он сидел и смотрел, как Флаттершай ластится к Бумер, свернувшейся вокруг рога Старлайт.
— Ты мой единственный друг, Сумак. Больше никто в моем возрасте даже не пытается меня понять или подружиться со мной. Я сложная, а они глупые.
Кивнув, Сумак молча сидел и слушал. У него это хорошо получалось. Он умел слушать и обращать внимание; он поддерживал зрительный контакт и делал все возможное, чтобы показать свою заинтересованность. Трикси говорила ему, что для того, чтобы быть слушателем, нужен особый тип пони: хороших слушателей трудно найти. Если бы он был хорошим слушателем, это сделало бы его особенным. Он даже спросил об этом Биг Мака, и Биг Мак подтвердил все, что Трикси ему сказала. Биг Мак был тихим типом, который умел слушать.
— Прости, я не должна была говорить, что все остальные пони глупые. — Глаза Пеббл слегка сузились, и она покачала головой. — Это делает меня не лучше Олив. Теперь я чувствую себя еще хуже. Я просто не могу ничего сделать правильно. — Пеббл вздохнула и снова покачала головой. — Я злая. Я была злой с тобой, я была злой с Пинки и я была злой с моей мамой. Я ужасная пони.
— У всех бывают плохие дни. — Сумак придвинулся чуть ближе к Пеббл.
— Иногда я не хочу быть умной. Я просто хочу быть счастливой. Я не хочу думать о своей академической карьере. — Пеббл глубоко вздохнула и продолжила: — Иногда я чувствую себя глупой и хочу пойти поиграть с другими жеребятами, но потом я начинаю думать о том, какая я умная, и мне кажется, что я скажу что-то, чего они не поймут, и тогда меня назовут яйцеголовой, и в голове я буду думать обо всем, что пойдет не так, и в конце концов все это закончится, после того, как я обдумаю все эти глупые сценарии, которые могут произойти, я убежу себя, что это просто не стоит того, и тогда я пойду и почитаю что-нибудь, чтобы сделать что-то продуктивное со своим временем.
Сумак моргнул и попытался осмыслить все, что только что сказала Пеббл. Он был умен, но не настолько, и ему было трудно понять все, что только что было сказано в самом длинном предложении, которое он слышал в своей жизни.
— Мне так не хватает внимания, — призналась Пеббл ровным голосом. — Я очень люблю своих маму и папу. Они меня понимают. А мне так хочется их внимания… И я была очень эгоистична с ними. Я люблю их… Я люблю свою мать и люблю своего отца, и когда они оба уделяют мне внимание, все хорошо. Но когда они начинают любить друг друга и смотреть друг другу в глаза, я чувствую себя обделенной и ненавижу их. Я так ненавижу их, потому что они единственные пони, которые понимают меня, а я чувствую себя брошенной и не могу получить от них никакого внимания, когда они смотрят друг на друга и целуются. Я такая несчастная жеребёнка и не знаю, как исправить то, что со мной не так.
Как глубоко, подумал про себя Сумак. Он уже был не в своей тарелке, и ему было трудно следить за тем, что говорит Пеббл. Он чувствовал давление — она изливала ему свое сердце и верила, что он ее выслушает. Он слушал, но не был уверен, что понимает. Он чувствовал, как в его сознание закрадывается страх — страх подвести Пеббл. Она открывала ему свое сердце, а он не знал, что делать.
Посмотрев на Флаттершай и Старлайт, он увидел, что Старлайт что-то шепчет Флаттершай на ухо. Могут ли они слышать все, что говорят? Они были не так далеко. Если они слышат, то, возможно, смогут помочь Пеббл. Если нет, то Сумак не знал, что делать, но понимал, что должен как-то помочь Пеббл. Она была его другом.
— Ты можешь поиграть со мной, — сказал Сумак, надеясь, что его слова не прозвучат глупо. — Ведь я не очень хорошо лажу с другими жеребятами моего возраста, и никто не зовет меня поиграть с ними, и даже мои кузины, Хидден Роуз и Амброзия, хотя я им и нравлюсь, считают меня немного странным.
— Мы не вписываемся в окружение, — ответила Пеббл.
— Я не рос среди других жеребят. — Сумак вздохнул и покачал головой. — Я не понимаю всех правил глупых игр, в которые играют другие, не знаю их песен, путаюсь в таких вещах, как "на базе" и "баш на баш не меняться", и вместо того, чтобы попытаться понять, я просто ухожу и не беспокоюсь.
Глядя в глаза Пеббл, Сумак понял, что что-то изменилось. Что-то стало другим. Он не знал, что именно, но он не боялся смотреть ей в глаза и говорить серьезно. Ему не хотелось отворачиваться. Внутри у него все еще все щемило, но он мог с этим смириться.
— Мы должны пойти и узнать о Бумер. Надеюсь, Бумер не вырастет с мыслью, что мы оба — невыносимые болваны. — Пеббл протянула одно копыто, наклонилась и похлопала Сумака.
Не удержавшись, Сумак захихикал, когда Бумер обвила его рог. Он чувствовал ее маленькие коготки и хвост на своей коже, от чего по позвоночнику пробегали мурашки. Вернувшись на свой привычный насест, она жевала какого-то толстого жука.
— У тебя есть вопросы, Сумак? — спросила Флаттершай.
Сумак навострил уши и попытался придумать вопрос. В любой другой момент у него могло быть миллион вопросов, но сейчас, когда он оказался на месте, его мозг был пуст. Он несколько раз моргнул, и улыбка застыла на его губах, пока Бумер с большим аппетитом жевала свою букашку.
— Карликовые древесные драконы не похожи на других драконов, и на самом деле они не драконы, а виверны. Они очень умны и в основном дружелюбны. В дикой природе они, как известно, помогают пони, попавшим в беду. Некоторые из них в природе разговаривают, другие — нет. — Флаттершай сосредоточилась на Бумер и наблюдала, как детеныш обхватывает хвостом левое ухо Сумака. — Они — естественный враг гигантского прыгающего паука, а большие гигантские пауки, как известно, охотятся на карликовых древесных драконов. Карликовые древесные драконы используют свое пламя, чтобы сжигать паутину и освобождаться от паучьих лап. При удобном случае они поедают и гигантских пауков. Ты можешь подумать, что дракон, даже маленький, не сможет противостоять гигантскому пауку, но ты ошибаешься. Эти огромные пауки разработали специальные клыки, которые пробивают прочную чешую, и особый яд, который парализует драконов. Они сражаются уже очень, очень давно, и у них равные шансы.
— Значит, нам с Трикси больше никогда не придется беспокоиться о пауках в нашем фургончике? — Когда Сумак заговорил, он услышал хихиканье Старлайт Глиммер.
— Нет, Сумак, — ответила Флаттершай, — Бумер будет очень бдительно следить за тем, чтобы всевозможные пауки не приближались к месту ее гнездования. Если она увидит паука, даже милого, безобидного маленького паучка, она выследит его, поймает и съест.
— Здорово! — Сумак не мог сдержать энтузиазма. Имея несколько встреч с довольно крупными и опасными пауками, он был рад, что у него появился союзник в войне против восьминогих мохнатых угроз. Однажды они с Трикси попали в засаду, устроенную гигантскими пауками на дороге, а его самого чуть не загрыз огромный паук с волосатой мордой, прыгающий по земле.
Почти смеясь, Сумак знал, о чем рассказать:
— Бумер какает петардами.
Лицо Флаттершай стало розовым, а Старлайт Глиммер начала хихикать. Сумак, ухмыляясь, посмотрел на Пеббл и понадеялся, что ей стало немного лучше. Она выглядела бодрой и внимательной.
— Да, примерно так, — сказала Старлайт, подменяя очень смущенную и взволнованную Флаттершай. — В помёте драконов всех видов, от больших до маленьких, содержится высокая концентрация нитрата аммония. Есть и другие летучие химические вещества. Драконы наделены удивительной пищеварительной системой, которая работает как алхимический завод. В своих длинных кишках они ферментируют различные химические вещества. Драконьи экскременты — это природный динамит. Драконы сбрасывают свой помет в трещины и расщелины скал, а затем выдыхают в расщелину огонь, чтобы разнести большие куски камня. Затем они перебирают обломки в поисках драгоценных камней или камней с высокой концентрацией руды или минералов. — Старлайт Глиммер на мгновение остановилась, сфокусировав взгляд на Сумаке, и глубоко вздохнула.
— Драконий помет очень, очень ценен. Даже за небольшие кусочки можно выручить хорошую сумму. Алхимики используют его для самых разных целей, но больше всего он полезен фермерам. Если закопать его в землю, то почва станет удобренной, и на ней можно будет выращивать практически все. Предприимчивый молодой жеребенок может собирать драконий помет, складывать его в контейнер, хранить очень бережно и зарабатывать много бит.
— Древесные драконы сбрасывают свои экскременты в гнилое дерево, а затем взрывают старое гнилое дерево, чтобы добраться до всех вкусных личинок жуков и других насекомых в дереве. — Флаттершай покачивала головой, когда говорила, и было видно, что природа является для нее увлекательной темой. — Таким образом они очищают лес от старых мертвых деревьев и освобождают место для роста новых. Древесные драконы помогают ухаживать за лесом и поддерживать его в здоровом состоянии, поэтому мы должны их защищать.
— Дискорд сказал, что они находятся под угрозой исчезновения, — обратилась Пеббл к Флаттершай.
— О, это так. Дикие популяции становятся все меньше и меньше. Им нужно много места, а леса становятся все меньше. — Выражение лица Флаттершай изменилось на грустное, и она покачала головой. — Не все изменения и прогресс идут на пользу. Конечно, это может принести пользу нам, но из-за нашего прогресса страдают другие.
Сумак, сосредоточенный на добыче бит, поднял голову и изогнул бровь:
— Контейнер с драконьим пометом может быть довольно опасным, но его можно продать? — Жеребенок на мгновение пожевал губу и стал размышлять, насколько ценна драконья какашка. Он посмотрел на Старлайт, затем на Флаттершай и, наконец, на Пеббл. Бумер собирается много какать. Сумаку пришло в голову, что Бумер какает битами. Но для того, чтобы какашки выходили наружу, что-то должно было продолжать поступать внутрь. Его улыбка сменилась хмурым взглядом.
— Скоро зима… Как же Бумер будет добывать жучков? — спросил Сумак.
— О, не волнуйся, я занимаюсь разведением жуков, — ответила Флаттершай. — Многим моим пациентам нужно есть, а жуки для них полезны. Особенно моим пернатым друзьям, которые приходят ко мне за помощью.
— И она может есть и другие вещи, верно? — Сумак скосил глаза и посмотрел на свой рог, где сидела Бумер. Она закрыла глаза и, казалось, спала.
— Ну, драконы могут есть все, что угодно, Спайк, несомненно, все ест, но им нужны определенные вещества, чтобы оставаться здоровыми. Если бы Бумер ела только печенье и мороженое, она бы очень, очень сильно заболела. Но да, ее можно кормить практически всем, а древесные драконы любят сладкий вкус фруктов. Возможно, тебе стоит присматривать за ней рядом с яблоками Эпплджек. Она, вероятно, будет пытаться есть до тех пор, пока не лопнет. Драконы по природе своей жадны и будут есть столько, сколько смогут, если дать им такую возможность. Особенно когда они маленькие и не знают ничего другого. Твайлайт рассказывала мне истории о Спайке.
— Смущающие истории, — добавила Старлайт Глиммер.
— Значит, ей понравятся яблоки? — Глаза Сумака снова сфокусировались на Флаттершай.
— О, без сомнения, она полюбит яблоки. — Флаттершай повернула голову, когда дремлющий под деревом медведь издал ворчание. — О, боже, кажется, мне нужно позаботиться о Хьюго. Он скоро проснется. У бедняги был запор. Я сказал ему, чтобы он не ходил на свалку и не ел мусор.
— Не стесняйся, останься еще ненадолго, — предложила Старлайт.
Сумак кивнул и посмотрел на медведя:
— А где Рованна и Гарнет?
— А, те двое? Они сидят с детенышами. Они где-то здесь. — Глаза Старлайт сузились, и она осмотрелась. — Сильвер Лайн — очаровательная маленькая проказница, и она любит куда-нибудь уходить и прятаться. Бедные Рованна и Гарнет иногда с ума сходят, пытаясь ее найти.
Это было достаточно приятное место для отдыха, и Олив, конечно, не стала бы сюда приходить. Сумак посмотрел на Пеббл и заметил, что она наблюдает за цыплятами, расхаживающими по двору. Он посмотрел на спящую Бумер. Да, это место было бы идеальным для того, чтобы провести время.
— Спасибо, что пригласили нас, — сказала Пеббл Флаттершай и Старлайт. — И спасибо за урок о Бумер.
— О, мы еще поговорим, — заметила в ответ Старлайт, — просто чувствуйте себя как дома и осматривайтесь. Только… остерегайтесь Хьюго. Он наверняка вонючий…
Глава 6
— Как это они ее не видят? — заговорщицким шепотом спросил Сумак у своей подруги и незаменимой спутницы Пеббл. Маленький жеребенок покачал головой, моргнул и откусил кусочек яблочного кекса с корицей, чувствуя себя немного растерянным, немного озадаченным и не совсем веря в то, что видит.
Маленькая Сильвер Лайн пряталась у всех на виду среди цыплят. Маленькая грифонша как-то умудрилась встать на передние лапки, тело ее было сложено почти вдвое, задние лапки были подогнуты и спрятаны под крыльями. Хвост был прижат к спине, и только хохолок торчал, создавая видимость хвостовых перьев. Она мотала головой туда-сюда и кудахтала, как курица, каким-то образом ускользая от пристальных взглядов Рованны и Гарнет Тарджа.
— Выходи, выходи, где бы ты ни была, — громко и четко произнесла Гарнет, стоя рядом с Сильвер Лайн, которая в ответ закудахтала.
Все еще не определившись с ситуацией, Сумак решил, что это, должно быть, одна из самых удивительных вещей, которые он когда-либо видел. Маленький грифончик действительно выглядел почти как цыпленок, затерявшийся среди других цыплят. Он откусил еще кусочек кекса и почувствовал, как Пеббл прижалась к нему. Это было немного неприятно, но он не собирался позволять этому испортить момент.
Рованна была гораздо крупнее Сильвер Лайн и довольно интересной. Еще один грифон, живущий среди пони. Рованна казалась нежной, доброй к животным, и Флаттершай, похоже, любила ее. Сумаку было интересно, чем она питается, и вопросов можно было задать миллион.
Что касается Флаттершай и Старлайт Глиммер, то они вдвоем помогали черепахе с треснувшим панцирем, нанося на нее какое-то вонючее, липкое алхимическое средство, которое должно было заклеить трещину и дать черепахе возможность вылечиться. Сумак, продолжая есть свой кекс, подумал, что такая жизнь просто чудесна. Помогать другим, помогать природе, стараться делать добро. Он дожевал последний кусочек и стал слизывать с губ липкие крошки.
Трикси часто спрашивала его, чем он хочет заниматься в жизни, есть ли у него уже какие-то идеи, чем, по его мнению, можно было бы заняться, когда он вырастет. Конечно, Сумак, будучи таким маленьким, не имел ни малейшего представления, но мир, его мир, был полон возможностей. Помощь природе была одной из таких возможностей. Он любил кладбища и умолял Трикси разрешить ему посетить их, когда они жили в дороге. Он видел несколько знаменитых погостов и довольно много обычных мест захоронений.
Ему очень хотелось увидеть кладбище Кантерлота, Некрополь. Там можно было бы прочитать на камнях всякие истории, если повезет, найти смотрителя и расспросить его о местных преданиях, да и уход за кладбищем казался ему увлекательным занятием, если бы он смог этим заняться.
Посмотрев на Пеббл, Сумак спросил у сидящей рядом с ним кобылки:
— Хочешь пойти со мной на кладбище?
Пеббл Пай дважды моргнула:
— Что?
— На кладбище. Там тихо, спокойно, там приятно побывать, там есть всякие интересные камни и красивые тенистые деревья. Там совсем не жутко и нет ничего страшного. Это действительно очень хорошее место. — Сумак с надеждой улыбнулся Пеббл.
— Не знаю… — Пеббл покачала головой и вытерла мордочку передней ногой.
— Это не похоже на парк, в парке шумно, ужасно и полно пони. А на кладбище очень мило, я обещаю. — Сумак почувствовал, как Пеббл прижалась к нему, а потом отстранилась. В то место, где Пеббл была прижата к нему, Сумака обдало прохладным воздухом. — Просто думай, что это тихая комната. Будь уважительна к спящим, и все будет хорошо.
— Хорошо, я пойду с тобой, но если мне станет жутко, мы уйдем. — Пеббл несколько раз быстро моргнула и покачала головой. — Не могу поверить, что я позволила тебе уговорить меня на это. Интересно, что бы сказал мой отец?
Сумак пожал плечами, он не знал. Он бросил последний взгляд на Сильвер Лайн, которая все еще пряталась на виду у всех, как курица. Он улыбнулся, потом посмотрел на спящую Бумер, подумал о том, как много спят маленькие дракончики, а затем схватил свои седельные сумки.
Пора было продолжать свой идеальный день.
Пеббл сидела под большим деревом, дающим огромную тень, и читала книгу, а Сумак поднял голову, чтобы проверить ее. Она выглядела вполне довольной и не казалась слишком пугливой. Когда они только прибыли, она немного протестовала, но сейчас ее это не беспокоило.
Передвигаясь по территории, Сумак очищал надгробия, выдергивал сорняки и продолжал работать. Это позволяло ему упражняться в магии, что было ему необходимо. Стоя у угловой ограды, Сумак опустил в землю яблочное семечко и засыпал его почвой. Он сохранял все попадавшиеся ему семена яблонь и закапывал их при каждом удобном случае в местах, где, по его мнению, должны были расти яблони. Это было его странное увлечение, потребность, действие, которое он совершал, удовлетворяя какое-то желание в глубине себя.
Удовлетворившись тем, что яблочное семечко благополучно упрятано в землю, Сумак перебросил несколько сорняков через старую, немного ржавую кованую ограду, а затем направился к следующей грядке с сорняками.
Он принялся за работу: тянул и тянул, с помощью слабого телекинеза выдергивал сорняки из земли, пытался освободить надгробия, многие из которых заросли нежелательной и непрошенной дикой растительностью. За этим кладбищем не ухаживали уже очень и очень давно.
— Сумак Эппл.
От глубокого баритона Сумак чуть не выпрыгнул из кожи и издал пронзительный, испуганный крик. Он обернулся, его рог засветился зеленым светом в тон его глазам, и он увидел Биг-Мака. Он издал хрип облегчения, а затем сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь остановить колотящееся в груди сердце.
— Ко мне прилетел пегас и сказал, что ты копался на кладбище, Сумак.
— Я немного прибирался и сажал семена яблонь, — ответил Сумак, теперь уже опасаясь, что Биг-Мак может на него рассердиться. Он не хотел, чтобы Биг-Мак сердился на него, это было бы хуже всего. Подвести или как-то иначе разочаровать Биг-Мака было слишком ужасно, чтобы даже думать об этом.
— Посадить семена яблони? Здесь? — Глаза Биг-Мака сузились, и он фыркнул, пожевав длинный стебелек, торчащий из его губ.
— Ну, здесь закопано много Эпплов, а яблонь нет… это неправильно… просто неправильно. — Сумак сел, опустив уши, и испустил тревожный вздох. Он не был уверен, что сейчас чувствует Биг-Мак.
— Хм… — Челюсти Биг-Мака сжались.
Сумак взглянул на Пеббл и издал тоненький, обеспокоенный скулёж. Ему очень не хотелось, чтобы Биг-Мак на него обижался. Он опустил взгляд на свои собственные передние копыта, внезапно почувствовав себя очень, очень маленьким и несчастным. Все четыре его маленьких копытца могли бы уместиться только в одном отпечатке копыта Биг-Мака.
— Подойди-ка сюда, — негромко сказал Сумаку Биг-Мак.
Вскочив на ноги, Сумак тут же направился туда, куда ему было велено. Он пошел за Биг-Маком в другую часть кладбища, поглядывая через плечо на Пеббл, которая продолжала читать. Сумак, чувствуя себя очень неуверенно, задумался о том, в какую беду он попал.
К его удивлению, Биг-Мак присел возле двух стоявших рядом надгробий. Там было несколько сорняков, но камни не выглядели слишком старыми. Трава вокруг них была немного высокой, и Сумак заметил, что на обоих камнях было высечено яблоко.
Моргнув, он смог прочитать два имени на надгробиях. Первое — Макинтош, второе — Клементина. Биг-Мак потянулся и дотронулся до камня с надписью "Клементина". Это было мягкое, нежное прикосновение, и он увидел, как заблестели глаза крупного жеребца.
— Знаешь, я думаю, они были бы рады, если бы у них была яблоня вот здесь, — сказал Биг-Мак, указывая на участок земли между камнями. — Выкопай небольшую ямку и посади ее.
Сумак, как ему и было велено, выкопал своей магией небольшую ямку, достал из седельной сумки яблочное семечко и опустил его в ямку. Как раз в тот момент, когда он собирался затолкать почву обратно в ямку, Биг-Мак удивил его, сделав это сам. Сумак наблюдал, как Биг-Мак надавливает копытом на свежую черную землю, придавливая ее к семечку. Сумак навострил уши и услышал, как Биг-Мак фыркает.
Он посмотрел на надгробия, потом на Мака, потом снова на надгробия. И тут его осенило. Он понял, на что смотрит. Он понял, кто здесь похоронен. Сумак почувствовал себя еще меньше и еще более жеребенком, стоя рядом с Биг-Маком, который теперь фыркал и тяжело дышал, хотя и не прилагал особых физических усилий.
Спотыкаясь, Сумак перебрался поближе к Биг-Маку и обхватил одной из своих передних ног одну из передних ног Биг-Мака. Он прижался к более крупному пони, испытывая сильные эмоции и немного смущенный тем фактом, что более крупный жеребец, образец мужественности для Сумака, сейчас почти плакал. Сумак не знал, что думать и что чувствовать.
— Агась, я скучаю по ним. — Биг Мак сел в траву и притянул Сумака ближе.
Слушая напряженное, тяжелое дыхание Биг-Мака, Сумак решил навести здесь порядок и привести все в надлежащий вид, как бы трудно это ни было и сколько бы труда ни потребовалось. Если уж Биг-Мак смог построить повозку для него и Трикси, то Сумак и подавно справится с тяжелой работой.
Оглянувшись по сторонам, Сумак увидел, что Пеббл приближается, и ободок ее шляпы покачивается при каждом ее шаге. Он почувствовал ровное дыхание Бумер и понял, что дракончик еще спит. На кладбище было тихо, слышались только звуки дыхания.
Пеббл присела в нескольких сантиметрах от Сумака, посмотрела на Биг-Мака, а затем повернула голову, чтобы посмотреть на надгробия. Грудь маленькой кобылки расширилась, она на мгновение задержала дыхание, а затем выпустила его со вздохом. Еще раз повернув голову, она посмотрела на Биг-Мака.
— Я знаю, каково это — скучать по родителям, — сказала Пеббл ровным голосом, лишенным чувств и эмоций.
— Агась. — Биг-Мак кивнул.
— Я не скучаю по родителям, — негромко сказал Сумак, боясь обидеть, — но я их толком и не знал. Я просто знаю, что они ушли от меня. По крайней мере, у меня есть Трикси… и Эпплы.
Кивнув, Биг-Мак осторожно сжал Сумака. Большой рыжий жеребец вздохнул и уставился на два надгробия. Он несколько раз моргнул, пожевал соломинку и, вздохнув, еще раз ласково обнял Сумака.
Сумак и без слов понял, что его любят, ему рады, нуждаются в нем. После стольких лет, проведенных в пути, он вернулся домой. Свит Эппл Эйкрс был домом, Эпплы — семьей, и именно здесь он пустил столь необходимые корни, чтобы расти.
— Скоро начнется школа. Очень скоро. — Голос Биг-Мака был хриплым. — У нас в семье Эппл было несколько единорогов… — Голос Биг-Мака прервался, так как он понял, что чем меньше говорить о других единорогах семьи Эппл, тем лучше. — Сейчас в семье Эппл есть один очень особенный единорог. У нас никогда не было единорогов, которые бы отправлялись в модную школу принцессы Селестии и заставляли нас гордиться собой. Сумак, то, что ты поступил в школу Твайлайт, — большое событие для всех нас, Эпплов. Ты представляешь нас. Мы все болеем за тебя. Нам нужно, чтобы ты показал всему миру, что мы, Эпплы, можем делать все, над чем упорно работаем, в том числе быть умными и использовать магию.
— Я не настолько талантливый в магии. — Сумак покачал головой.
— Может быть, ты еще недостаточно вырос. Неважно. Ты умный… поэтому ты упорно трудишься, чтобы быть умным. Мы, Эпплы, упорно работаем над всем, что делаем. Мы никогда не останавливаемся на полпути. Мы вкладываем всего себя во все, что делаем. Моя сестра, Эпплджек, может, и хвасталась когда-то, что ничему не научилась, но если я когда-нибудь поймаю тебя на том, что ты отлыниваешь от учебы и не учишься, тебе не понравится то, что произойдет дальше. — Голос Биг-Мака был низким, ровным и тихим.
Сумак кивнул, понимая, что Биг-Мак не шутит. Кроме того, он скорее умрет, чем подведет Биг-Мака. Он хотел быть похожим на большого красного жеребца. Биг-Мак был всем, чем должен быть Эппл и, что еще важнее, жеребец. Сумак понимал, что ему предстоит большая работа.
— Я говорил с Твайлайт… и она упомянула что-то об интеллектуальной лени… и если я поймаю тебя за этим занятием, если услышу о том, что ты это делаешь, я сделаю все возможное, чтобы преподать тебе урок трудолюбия, будь то физического или интеллектуального. Все понятно? — Зеленые глаза Биг Мака сфокусировались на Сумаке, и его брови нахмурились.
— Да, сэр, — ответил Сумак голосом более скрипучим, чем дверная петля, нуждающаяся в смазке. Сумак издал обеспокоенный писк, прочистил горло и сделал глубокий вдох. Он поднял глаза на свой образец для подражания и постарался говорить как можно взрослее. — Я не собираюсь тебя подводить. Я докажу, что я хороший Эппл и что я не такой, как мой отец.
Большой красный жеребец кивнул:
— Я уже знаю, что ты нас не подведешь.
— Можете не беспокоиться, — монотонным голосом вмешалась Пеббл, — я буду держать его в узде.
— Что ж, я очень рад это слышать, — ответил Биг-Мак, и слабая, почти грустная улыбка расплылась на его губах, когда он посмотрел на два надгробия. Он вспомнил, как его собственный отец говорил ему о ценности тяжелой работы, честности и отдаче всего себя. Ему хотелось, чтобы отец был здесь и познакомился с Сумаком, а заодно и с его матерью. — Эпплджек готовила мороженое, когда я уходил. Кто хочет есть?
Сумак взглянул на Пеббл, а потом снова на Биг Мака. Путешествие в Свит Эппл Эйкрс показалось ему идеальным. Он кивнул и задумался, какое мороженое приготовила Эпплджек. Он наблюдал за тем, как Биг-Мак встает, и чувствовал себя гораздо меньше в тени крупного жеребца.
Вспомнив слова своего отца, Биг-Мак начал их декламировать, пока они готовились к отбытию:
— Эпплы — прямые, честные, трудолюбивые и верные…
Глава 7
К удивлению Сумака, в мороженом не было ничего, связанного с яблоками. Оно было со вкусом арбуза — простое, сладкое и сливочное лакомство с большими сочными кусочками замороженного арбуза. Он сидел на кухне, изо всех сил стараясь избежать "заморозки мозгов", которая заставила бы выронить ложку из хватки телекинеза и опозориться. Если вы единорог, то ложку ронять нельзя. Плохое владение телекинезом было дурным тоном.
На кухне были задернуты жалюзи, отчего было прохладно и темно. Эпплджек ела почти молча, она выглядела немного уставшей, но улыбалась. Хидден Роуз и Амброзия съели своё мороженое ещё до прихода Сумака и Пеббл и теперь, как и Гренни Смит, наслаждались сиестой. Эппл Блум работала над ветряком, который должен был вырабатывать электричество и питать пресс для сидра, над которым она трудилась.
Это был, без сомнения, идеальный полдень, или был, пока Пеббл не открыла рот.
— Сумаку нужны очки, — сказала она безразличным голосом. — Мне кажется, у него миопия.
— Не надо! — Сумак чуть не уронил ложку, и ему потребовались все его усилия, чтобы удержать ее в левитации. — Неправда! — Он в недоумении уставился на Пеббл, недоумевая, почему она его предала. Ему было стыдно, неловко и, может быть, он даже немного рассердился оттого, что она заговорила об этом. То, что он был яйцеголовым, было и так плохо, но то, что ему нужны были очки, — он не был уверен, что его двоюродные сестры Эппл поймут. У него был странный страх, что его будут сторониться, считая слабым, неполноценным, с неидеальными глазами. Он уже чувствовал себя неполноценным. Он не мог обивать яблони, даже спасая свою жизнь, и вся его неуверенность в себе бурлила внутри него.
Ложка со звоном упала на стол, и Сумак издал болезненный стон, осознав, что теперь он еще и единорог-неудачник. Он опустился на стул, сложил передние ноги на груди и стал дуться. Уронить ложку было почти невыносимо. Он был рад, что Трикси здесь нет. По крайней мере, земные пони не понимали и не осознавали того, что он только что сделал.
— Что это на тебя нашло, Сахарок? — спросила Эпплджек, приподняв одну бровь в изящную дугу. Потянувшись, она ткнула Сумака копытом. — У тебя такой вид, будто ты укусил кислое яблоко. Не будь таким.
Сумак надул нижнюю губу. Теперь ему читали нотации. А ведь до этого момента день был прекрасным. Его уши раздвинулись в стороны, и он избегал смотреть на Эпплджек, не сводя своих зеленых глаз с наполовину съеденной миски арбузного мороженого перед ним. Однако ему удалось бросить короткий взгляд на свою предательницу, которая все еще ела мороженое и не проявляла никаких признаков раскаяния.
Бумер выпустила дымную отрыжку и продолжила дремать на роге Сумака.
— Во сено… очки… почему ты так расстроен, Сумак Эппл? — спросила Эпплджек.
— Потому что он бедный и не хочет просить о помощи. Трикси экономит и копит на дом. Сумак не хочет создавать проблемы. — Пеббл быстро откусила кусочек, проглотила, а затем посмотрела Эпплджек в глаза. — Я собиралась поговорить с Пинки, но подумала, что тебе тоже следует знать. Он не сможет хорошо учиться в школе, если не будет видеть.
— Я прекрасно вижу, — проворчал Сумак, глядя на Пеббл.
— Орехи и жвачка. — Эпплджек смахнула гриву с глаз, моргнула один раз и посмотрела на брата. — Мак?
— Агась?
— Мы ведь сможем это уладить? — спросила Эпплджек, выглядя немного обеспокоенной.
— Агась. — Биг Мак сделал паузу и опустил взгляд на свою миску с мороженым. — Это не будет проблемой.
— Ну, тогда хорошо. Только надо записаться на прием к окулисту и сделать это до начала занятий. — Эпплджек потерла подбородок и задумалась. — Наверняка я смогу прогуляться сегодня. Может быть, нам придется подождать немного, но я думаю, что мы могли бы пойти на прогулку. Первый день в школе должен быть идеальным.
Сумак вздохнул, понимая, что он обречен. Он подумывал о побеге, но понял, что Эпплджек просто заарканит его своим лассо, свяжет и потащит к глазному врачу. Сбежать не представлялось возможным. Он чувствовал, как слезы жгут глаза, и знал, что Олив будет смеяться над ним, что он четырехглазый болван. Очки, скорее всего, будут такими, какие сможет позволить себе Эпплджек, а Сумак опасался, что это будет что-то дешевое, отчего он будет выглядеть еще хуже. Но он не мог просто отказаться от ее помощи или пожаловаться на то, что ему дали очки, — это выставило бы его неблагодарным прохвостом. А неблагодарность — это самое худшее, что может быть на свете. Эпплджек говорила ужасные вещи о неблагодарных паршивцах.
Доведя себя до исступления, Сумак дошел до того, что ему даже не хотелось идти в школу. Он хотел заползти под стол и умереть. Плохо быть бедным, плохо быть униженным Олив, но то, что на нем нарисовано громадное клеймо, прямо на лице, было почти невыносимо.
— Сумак, ты выглядишь расстроенным, — прокомментировала Пеббл.
Сумак был настолько расстроен, что даже не смог ничего ответить. Он просто уставился на Пеббл, в его глазах блестели слезы, которые он с трудом сдерживал, представляя, как его будут преследовать. Он уже почти слышал голос Олив. Он почувствовал, что его шея стала горячей, и ему стало трудно дышать. Он вспомнил, как бросился на Олив, намереваясь устроить ей хорошую взбучку, и теперь, вдобавок ко всему, ему стало стыдно. В данный момент он вел себя как жеребенок, и он знал это.
Но по какой-то причине он не мог заставить себя остановиться. Он уже давно прошел эмоциональную точку невозврата. Это была еще не истерика, но уже срыв, и он был бессилен его предотвратить. Когда потекли первые горячие соленые слезы, Сумак, злясь на себя за то, что не смог удержать все в себе, разрыдался и прикусил губу до крови.
— О, яблочки, — сказала Эпплджек, поднимая Сумака со стула.
Он брыкался и сопротивлялся, не желая утешаться, не желая, чтобы его держали, но Эпплджек была намного, намного сильнее его и к тому же крупнее. Она с легкостью одолела его, притянула к себе и уселась в кресло, обхватив его передними ногами, пока все, что скопилось у него внутри, выплескивалось наружу.
— Просто выпусти все это наружу, Сахарок… Я знаю, что это тяжело, и нет ничего постыдного в том, чтобы просто выпустить все это наружу. Вот так. — Сказав это, Эпплджек погладила Сумака по шее и прижала его лицо к своей шее.
Бумер, проснувшаяся с дымным фырканьем, издала обеспокоенный гудок, затем пронзительную трель, а потом забралась на голову Эпплджек, чтобы устроиться повыше. Она вцепилась в одно из пушистых ушей кобылы, а её маленькие пальчики вцепились в ее гриву, чтобы удержаться.
— О, Мак, он такой же, как ты, когда был жеребенком, — сказала Эпплджек своему брату.
Вздохнув и слегка покраснев, Биг Мак кивнул и отодвинул от себя миску с мороженым:
— Агась. — Большой жеребец снова вздохнул и покачал головой. — Я держал все внутри, пока не осталось места, а потом все выплескивалось наружу в самый неподходящий момент.
— А как ты это делал? — спросила Пеббл, отталкивая от себя пустую тарелку из-под мороженого.
— Я приходил к сестре, и она мне помогала, — ответил Биг-Мак тихим голосом, немного смущаясь. — Она обнимала меня, говорила со мной, шептала мне на ухо, и все становилось лучше. — Моргнув, Биг-Мак посмотрел на свою сестру Эпплджек и увидел, что она шепчет Сумаку на ухо, обнимает его и делает все возможное, чтобы Сумак почувствовал себя лучше.
Биг-Мак почувствовал, что у него начинается очередной приступ насморка. Единственное, что его сдерживало, — это то, как глупо выглядит Эпплджек с драконом, сидящим у нее на голове. Тем не менее, внутри Биг Мака зародилось сильное желание.
Не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями, он потянулся и с ошеломляющей быстротой схватил Пеббл, стащил ее со стула, подхватил на ноги и прижал к себе, словно маленькую куклу.
На лице Пеббл появилось безучастное выражение, когда Биг Мак ласково погладил ее. Она моргнула, вздохнула и смирилась со своей участью. Маленькая кобылка подумала о том, что у нее есть брат или сестра, и после минутного раздумья поняла, что эта идея ей совсем не нравится. Она не хотела идти к брату или сестре, чтобы почувствовать себя лучше, она хотела к маме или к папе. Особенно к отцу. Он всегда знал, что нужно сделать, куда ее поцеловать, когда обнять, он знал все, что нужно сделать и когда это нужно сделать, так же как он знал, что нужно сделать, чтобы помочь ее матери. Обессиленная, Пеббл обмякла в объятиях Биг Мака.
— После того, как ты выплачешься, мы с тобой прогуляемся до города, прогулка поможет тебе почувствовать себя лучше, и посмотрим, что можно сделать, чтобы достать тебе очки. Все будет хорошо, Сумак, я обещаю. Мы, Эппл, заботимся о своих. — Эпплджек крепко сжала Сумака, а затем устроилась поудобнее и стала ждать, пока буря утихнет.
Чувствуя себя более чем пристыженным, Сумак Эппл последовал за доброй оранжевой кобылой, почти не отрываясь от ее ног, когда она рысила впереди. Бумер сидела на шляпе Эпплджек, теперь она была бодра, внимательна и весела. Позади него следовала Пеббл, настроение которой было неизвестно, так как он не мог понять, что она чувствует, судя по ее пустому выражению лица.
Он все еще чувствовал себя угрюмым и неустроенным, но ничего не предпринимал, чтобы протестовать против своей судьбы, смирившись с тем, что ему купят очки, и на этом все закончится. Он смирился с тем, что Олив сделает его жизнь несчастной. Он смирился с тем, что Трикси будет грустить из-за того, что она не может сделать это для него. Он знал, что Трикси тяжело это воспримет. Он надеялся, что она больше не будет плакать во сне, потому что в тесном пространстве вагона ему было невыносимо это слушать.
Но он понимал, что это необходимо. В школе ему нужны были все преимущества. Хорошее зрение было преимуществом. Ему нужно было только выглядеть болваном и усердно заниматься, чтобы все пони могли им гордиться. Если бы его похвалили за хорошие оценки, то все это стоило бы того.
Вздохнув, Сумак увидел огромные очки, торчащие с крыши здания впереди и справа. Здание было небольшим, с большим окном на фасаде, и хотя почти все остальное он видел прекрасно, он понял, что ему трудно разглядеть текст на окне. Он думал, что это нормально, что текст просто трудно прочитать на расстоянии, но, видимо, он ошибался.
Следуя за Эпплджек, Сумак собрал всю свою храбрость, на которую только был способен.
— Ты выглядишь испуганным.
Сумак посмотрел на разговаривающую с ним юную пони. Она сидела в кресле рядом с ним. Она была почти взрослой, серебристо-серого цвета, в очках, и казалась довольно милой. Он взглянул на Эпплджек, которая разговаривала с администратором, а Бумер все еще сидела на ее шляпе.
— Это просто осмотр глаз. Нет причин бояться. Все не так страшно. — Голос кобылки был спокойным, добрым и нежным.
— У него есть и другие причины для беспокойства, — ровным голосом сказала Пеббл.
— О. — Серебристо-серая кобылка понимающе кивнула. — Беспокоишься, что тебя будут дразнить?
Сумак, нахмурившись, кивнул.
— Постарайся не волноваться. Когда кто-то дразнит тебя, это обычно потому, что он не уверен в себе. — Серебристо-серая кобылка вздохнула, моргнула, а затем дружески похлопала Сумака. — Раньше я была очень неуверенной в себе кобылкой… Я слишком много беспокоилась о том, что думают обо мне другие.
Сумак посмотрел на кобылку и увидел, что она выглядит немного грустной.
— Я совершила несколько ошибок. Но я научилась кое-чему важному.
— Чему именно? — спросила Пеббл.
— Никогда не поздно вернуться и все исправить, — ответила взрослая кобылка, улыбаясь. — Не унывай… Я думаю, что очки сделают тебя красивым. Ну, когда-нибудь…
— А почему не сейчас? — спросил Сумак. Он почувствовал, как взрослая кобылка коснулась его щеки, подняла его голову, и он посмотрел ей в глаза.
— Ну, пока что ты слишком милый, чтобы быть красивым. — Кобылка захихикала, и уголки ее глаз весело сморщились, наполнив комнату ожидания радостным смехом.
Уф. Сумак ненавидел быть милым.
— Если маленькая кобылка дразнит тебя, то это, скорее всего, потому, что ты ей нравишься. Мы так делаем, даже если это бессмысленно. Мы такие глупые. — Кобылка, продолжая улыбаться, очень старалась, чтобы Сумак улыбнулся и почувствовал себя лучше.
И правда, Сумаку стало легче.
Дверь открылась, и в приемную просунулась кобыла в розовых очках. Она кашлянула, прочистила горло, а затем сказала:
— Сильвер Спун, тебя сейчас примет доктор. Пожалуйста, пройди со мной.
— Мне пора, Крошка, — сказала кобылка, вставая. — Постарайся не волноваться так сильно. Все будет хорошо, я обещаю.
Не удержавшись, Сумак улыбнулся, чувствуя себя уже немного лучше.
Глава 8
Сидя на мягком кресле, которое было не очень мягким, Эпплджек ждала, пока Сумак сходит к врачу. Бумер вцепилась в ее шляпу, что показалось ей довольно милым, и она не стала возражать. В комнате ожидания было пусто, кроме нее и Пеббл никого не было. Что касается Пеббл, то маленькая кобылка была несчастна. Внешне это никак не проявлялось, но Эпплджек знала.
Наклонившись, она ткнула кобылку в бок, а затем опустила голову ближе к уху Пеббл:
— Знаешь, ты все время хандришь. Это начинает надоедать. — К своему удивлению, Эпплджек увидела, что Пеббл повернулась и посмотрела на нее сузившимися глазами. Шокированная и пораженная реакцией Пеббл, Эпплджек ощутила смутное чувство тревоги. Что-то должно быть очень плохое, чтобы Пеббл, слишком похожая на свою мать, так отреагировала.
— Мои родители бросили меня. Как я должна себя чувствовать? — спросила Пеббл голосом, в котором не было ни эмоций, ни тепла.
— Ты действительно так думаешь? — Изящная бровь Эпплджек приподнялась, и на ее лице появилось недоверчивое выражение. — Ты действительно думаешь, что твои родители бросили тебя? Это так?
Пеббл кивнула.
— Яблочки. — Эпплджек моргнула и покачала головой. — Знаешь, иногда легко забыть, что ты еще жеребенок, но в такие моменты как сейчас, можно получить строгое предупреждение. — Эпплджек поднялась и почесала копытом шею. — Ты такая глупая кобылка.
— Я не такая. — В сухом ответе Пеббл не было ни эмоций, ни чувств.
— Слушай, детка, я тебе сейчас все объясню. Я буду говорить с тобой как со взрослой, потому что ты это ценишь. Давай-ка сразу скажем, что твои родители тебя не бросали…
— Это так, — настаивала Пеббл.
Сделав глубокий вдох, Эпплджек набралась терпения и честности. Она хотела сказать: "Нет", но знала, что это приведет лишь к спору между ними. Нужно было действовать осторожно, деликатно и тактично. Она моргнула, сделала еще один глубокий вдох и напомнила себе, что имеет дело с пони, у которой есть некоторые взрослые манеры, но она все еще маленькая кобылка с нежным, хрупким сердцем.
— Пеббл Пай, твои родители любят тебя и не бросили. Им нужно было побыть друг с другом. Я точно знаю, что они на месяца уезжают на работу и оставляют тебя на ферме камней с бабушкой и дедушкой, и у тебя никогда не было проблем с этим…
— Они хотят заменить меня. Я ужасная жеребёнка. Я злая. Я говорю плохие вещи. Я делаю плохие вещи. Я бы тоже хотела, чтобы меня заменили. — Пеббл обмякла в кресле, и ее уши опустились по бокам морды.
Не сдаваясь, Эпплджек продолжила:
— Пеббл Пай… Твои родители очень, очень любят друг друга. У них такая сильная любовь, и даже спустя столько лет они все еще любят друг друга. Они танцуют друг с другом при каждом удобном случае. У них любовь, как в сказке, и несколько лет назад они решили, что у них достаточно любви, чтобы поделиться ею с другим пони. — Эпплджек прочистила горло. — Появилась ты. Тарниш немного повзрослел, когда ты родилась. Он был так безумно влюблен в тебя. Он хвастался тобой и тем, какая ты идеальная. Он сводил всех пони с ума… он постоянно говорил о тебе и о том, как сильно он тебя любит.
Пеббл моргнула и уставилась на Эпплджек.
— Твоя мама, она не любила показывать свои эмоции, но тем, кто знал ее лучше всех, было очевидно, что она любит тебя. Она немного изменилась после твоего рождения. Больше всех это заметила Пинки. Она сказала, что у твоей матери появилось несколько мягких черт. — Эпплджек покачала головой. — Признаюсь, мне было трудно понять, о чем говорила Пинки, но я верю, что Пинки была права. Твои мать и отец обожали тебя, и ты стала важной частью их сказочного романа. Ты стала их вечным спутником, как назвала это Твайлайт.
Бесстрастная Пеббл ничего не ответила.
— Время от времени взрослым нужно время для себя. Время только для них. Время, чтобы поддерживать романтические отношения. Поддерживать огонь. Им нужно личное время… для поцелуев и всего остального. Ну, знаешь, для того, что ты не хочешь видеть или знать. И именно этим Тарниш и Мод занимаются прямо сейчас, в эту минуту. У них… блин, я не знаю… седьмой… восьмой… может быть, девятый медовый месяц? — Эпплджек потянулась вверх и потерла подбородок, покачав головой. — Я точно не знаю. Они уезжают, чтобы закрутить роман, а когда закончат с делами и на подходе будет пополнение, вернутся в Понивилль и поселятся там на некоторое время. Мод сказала, что планирует обосноваться там больше чем на год…
— Им не нужен еще один жеребенок. У них есть я. — Голос Пеббл был низким и тихим.
— Пеббл… согласись, ты действительно жеребенок… — Слова Эпплджек оборвались, и она почувствовала нарастающее напряжение в груди. Добрая, честная кобыла глубоко вздохнула, на мгновение задержала дыхание и посмотрела в глаза Пеббл. Затем она сказала: — Пеббл, ты должна понять, что мир — это не только ты. Хотя твои родители очень любят тебя и заботятся о твоих нуждах, у них есть свои потребности, желания и стремления. Мод уже несколько лет мечтала о еще одном жеребенке, и они долго ждали этого из-за тебя. Твоя мать отложила свои надежды и мечты, чтобы ты была счастлива…
— Она сделала это ради меня? — Глаза Пеббла слегка расширились, а уши навострились.
— Да, Сахарок, она сделала это для тебя. У нее уже давно был этот зуд, и она откладывала его до тех пор, пока не почувствовала, что время пришло. Знаешь, как это ужасно, когда чего-то очень хочется, но приходится ждать? Как подарки в канун Согревающего Очага… Ты их хочешь, но никакие уговоры не заставят Согревающий Очаг наступить быстрее. — Эпплджек увидела, как Пеббл моргнула, и что-то произошло: на лице жеребенка на мгновение появилось какое-то выражение.
— Она действительно любит меня, — сказала Пеббл тихим шепотом.
— Конечно, любит, глупая кобылка. Иногда мне кажется, что у тебя в голове полно камушков. — Эпплджек глубоко вздохнула и начала надеяться, что все получится. Пеббл, похоже, начала понимать ситуацию. Все, что требовалось, — это честный, прямой подход, что, как знала Эпплджек, у нее хорошо получалось. Иногда для этого требовались добрые слова, как это делала Флаттершай, а иногда приходилось резать правду-матку.
Эпплджек оглядела комнату ожидания, взглянула на часы на стене, посмотрела на журналы и выглянула в окно. Она вздохнула, покачала головой, а затем слегка улыбнулась:
— Твоя мама любит тебя так сильно, что хочет поделиться с тобой особым подарком. Тем, что она сделает сама. Это требует времени, любви и некоторых усилий. Видишь ли, в этом вся суть семьи. Они растут. А когда они растут, любви становится не меньше, а больше. Я знаю об этом не понаслышке, ведь у меня есть Биг Мак и Эппл Блум… а еще есть Гренни Смит, Хидден Роуз и Амброзия. Наша семья сильно увеличилась, но теперь мы любим друг друга еще больше, потому что любви стало больше.
— Значит, меня не заменят? — спросила Пеббл тоненьким голоском.
— Да нет. Я не заменила Биг-Мака. Эппл Блум не заменила меня. Но, признаюсь, некоторое время у меня были проблемы с тем, чтобы быть средним жеребенком. Я должна быть честной в этом. В моей жизни было время, когда я думала, что я невидимка. — Эпплджек одарила Пеббл озорной ухмылкой.
— Когда они ушли, мне казалось, что они покинули меня навсегда. Было так больно. Это было не так, как в другие разы, когда они прощались и оставляли меня на ферме камней. Я больше не чувствовала себя нужной. — Пеббл откинулась на сиденье, пытаясь оказаться чуть ближе к Эпплджек.
Протянув переднюю ногу, Эпплджек обхватила Пеббл за холку и погладила ее по спине. Бедняжке, наверное, нужно было поплакать, но Эпплджек знала, что этого не произойдет. Она испытывала к Пеббл странную смесь жалости и восхищения. Такая жесткая, такая каменная, такая огнеупорная, но в то же время такая хрупкая, такая ранимая. Такое нежное сердце — прямо как у ее матери, Мод.
— Я говорила такие ужасные вещи. Злые вещи. Я была зла и сказала то, чего не должна была говорить. Я думаю, может быть, я убедила себя в том, что я не нужна, чтобы наказать себя. — Уши Пеббл снова поникли, а голова маленькой кобылки опустилась, чтобы она могла смотреть на свои передние копыта.
Вот почему ей нужно учиться в модной школе, подумала Эпплджек.
— Я была невоспитанной. Думаю, я должна извиниться перед многими пони. — Пеббл закрыла глаза и вздохнула. — Спасибо, Эпплджек.
— О, яблочки, не надо об этом. Кто-то должен был сесть и привести тебя в порядок. — Эпплджек улыбнулась, чувствуя себя хорошо в этой ситуации. Может быть, Пеббл теперь сможет взбодриться… ну, что бы ни считалось для Пеббл жизнерадостным. Она ведь не улыбалась и не делала ничего такого, что могло бы показать, что она счастлива.
— Они не сказали, как долго их не будет, — сказала Пеббл Эпплджек. — Наверное, я просто решила, что они уехали навсегда. Я была несчастна. Я и сейчас несчастна.
— Ну, Сахарарок, чтобы завести жеребенка, нужно время и много сил. Иногда на это уходит много времени, иногда это происходит случайно, а иногда жеребенок появляется сразу. Твоя мама когда-нибудь говорила с тобой о том, как ты появилась на свет? — Эпплджек посмотрела на Пеббл, надеясь, что если она сможет разговорить жеребенка, то ей станет легче.
— Они с папой столкнулись с вихрем хаоса. Папа стал силой природы. Мама говорит, что они с папой бились о камни, пока маленький камушек[1] не откололся. — Щеки Пеббл немного потемнели, когда она заговорила. — Так жеребята не рождаются. Она мне соврала. Я прочитала об этом в книге. Моя мать не была честной.
Не удержавшись, Эпплджек рассмеялась:
— Мы рассказывали Блум, что мама сшибла ее прямо с яблони. Мы даже указывали, с какого дерева она упала. Она долго в это верила, и это дерево до сих пор для нее особенное. Она иногда ходит туда, чтобы поговорить с мамой и папой, когда ей что-то не нравится.
Моргая, Пеббл пыталась вникнуть во все сказанное.
Пока Эпплджек думала, что еще сказать, дверь открылась, и из нее вышла ассистентка окулиста. Она улыбнулась, шагнула вперед и позволила двери закрыться за ней. Она подошла, все еще улыбаясь, и кивнула Эпплджек.
— Ну что? — спросила Эпплджек.
— У маленького Сумака довольно сильный астигматизм. Он видит формы, очертания и т.п., но на деталях и буквах ему трудно сосредоточиться. Корректирующие очки помогут решить эту проблему. Сейчас врач заканчивает работу и беседует с Сумаком. После обследования у него какое-то время будут проблемы со зрением, и ему понадобится кто-то из пони, кто будет за ним присматривать.
Эпплджек посмотрела на Пеббл, а затем снова на ассистента врача.
— Благодаря чудесному веку, в котором мы живем, мы можем надеть очки на его мордочку уже сегодня, если вы хотите. Чем раньше он начнет их носить, тем лучше. — Кобыла улыбнулась и замерла, ожидая ответа Эпплджек.
— Я думаю, мы так и сделаем… Могу я посмотреть, какие оправы у вас есть в наличии? — спросила Эпплджек.
— О, конечно… У нас большой выбор и огромный ассортимент на складе, — ответила ассистентка доктора. — Я уверена, что вы найдете то, что вас порадует.
Почти ослепнув, Сумак споткнулся о собственные копыта и налетел на заднюю ногу Эпплджек. Пеббл поймала его и поставила на ноги, прежде чем он успел плюхнуться на пол. Он не помнил, как называется его глазное заболевание, но только что узнал, что его глаза чувствительны к свету. Не удержавшись на ногах, он обхватил передней ногой заднюю ногу Эпплджек и удержался.
Эпплджек рассматривала оправы для очков, и Сумак надеялся, что она выберет что-нибудь хорошее. Он почти ничего не видел — только размытые очертания, смазанные формы и пятна света и тьмы. Он услышал, как она фыркнула, и чуть крепче прижался к ее ноге, когда она сделала несколько шагов.
— Ну, яблочки, — ворчала Эпплджек.
— Что-то не так? — спросила помощник по подгонке.
— Да, действительно, что-то не так, — ответила Эпплджек. — Эти так называемые бюджетные оправы выглядят просто ужасно. Сумак Эппл собирается в модную школу принцессы Твайлайт, и от этого зависит многое… Нет ли у вас чего-нибудь не такого яйцеголового? Я имею в виду, эти очки в роговой оправе… это просто самая безвкусная вещь, которую я когда-либо видела, и я уверена, что Рэрити упала бы в обморок, если бы увидела Сумака в таких очках. А когда она придет в себя, то надерёт мне хвост за то, что я нацепила их ему на лицо. — Эпплджек сделала паузу и наклонила голову, как будто услышала чье-то нытье.
Помощник по подгонке глубоко вздохнула, а затем кивнула, чего Сумак не заметил. Он прижался к ноге Эпплджек и почувствовал, как Пеббл прижалась к его боку. Он навострил уши, когда услышал, как Эпплджек глубоко вздохнула.
— А эти… это просто самые уродливые штуки, которые я когда-либо видела… большие квадратные черные оправы. Это ужасно. Я имею в виду, они действительно ужасны. Такие можно заставить носить жеребенка в наказание. Я не буду так поступать с Сумаком. Неа.
На мгновение Эпплджек стала похожа на Биг Мака, или так показалось Сумаку.
— Ну, у нас есть фирменная серия, вдохновленная Трендерхуфом…
— НИИИЙА.
Прижавшись к ноге Эпплджек, Сумак задумался о том, что же это такое — Трендерхуф.
— У нас также есть коллекция классики. Вечные фасоны, которые никогда не выходят из моды.
— Давайте посмотрим на них.
— Должна предупредить вас, что они сделаны из исключительных материалов и стоят довольно дорого…
— Мне всё равно, — сказала Эпплджек, и в её голосе зазвучало упрямство земной пони.
Сумак услышал, как что-то загрохотало, послышался стук дерева, скрип петель, а затем он услышал, как Эпплджек глубоко вздохнула. Ему стало интересно, что она видит. Он-то уж точно ничего не видел.
— Имейте в виду, что Сумак будет носить линзы, которые немного затемнены и станут еще темнее, когда он окажется на солнечном свете.
— Агась. — Эпплджек двинулась вперед, помня о жеребенке, который держался за ее ногу. — Эти… как насчет этих?
Сумак скривился, думая, не обречен ли он. Он надеялся и молился, чтобы Эпплджек не подарила ему что-нибудь совершенно отвратительное. Он верил в Эпплджек, ее доброту и чуткость земной пони. Он надеялся, что всё будет хорошо.
— Это чайные оттенки, вечный дизайн прошлых лет. Они бывают с черной эмалью, матово-черные, серебряные и золотые. Они идеально подходят для разумного, интеллектуального облика.
— Я хочу увидеть их на его лице, — сказала Эпплджек.
Сумак отпустил ногу Эпплджек и позволил повести себя за собой. Он почувствовал, как помощник прикоснулся к нему, мягко погладил по шее, а затем что-то положил ему на лицо. Очки легли на его морду. Он моргнул, пытаясь увидеть, но смог разглядеть лишь неясное пятно.
— Он красивый.
Сумак замер при звуке голоса Пеббл и почувствовал, как сердце заколотилось у него в горле. Его хвост завилял из стороны в сторону, и он задался вопросом, что заставило Пеббл сказать то, что она только что сказала.
— Агась, а он красивый. Мы, Эпплы, очень симпатичные. И скромные.
Сумак почувствовал, что краснеет, услышав слова Эпплджек. Он надеялся, что они были честны, а не просто сказали то, что сказали, чтобы ему стало легче. Ему хотелось верить. Ему нужно было, чтобы все было хорошо, потому что в данный момент он был слеп и не мог ничего сказать.
— Какой цвет вы бы посоветовали? — спросила Эпплджек.
— Либо черный, либо серебристый… для контраста, — ответила кобыла.
— Пеббл?
— Серебристый. — Голос Пеббл звучал довольно твердо.
— Мы возьмем серебро, — сказала Эпплджек. — Как скоро они будут готовы?
— Час, максимум два. Вы можете вернуться и забрать их. Мы проведем окончательную примерку на Сумаке, и все должно быть просто идеально.
— Хорошо.
Сумак не мог поверить в свою удачу. Пока все было хорошо, но он не знал, как он будет выглядеть. Он почувствовал, как с его лица сдернули оправу, и на мгновение ощутил запах духов кобылы. Она пахла ванилью и клубникой, что было довольно приятно.
— Постарайтесь, чтобы на Сумака до конца дня не попадали прямые солнечные лучи. Доктор сказал, что он очень храбрый жеребенок, а храбрые жеребята заслуживают награды за то, что они такие храбрые.
— Агась, поняла. Эта штука с воздушной струей прямо в глазное яблоко пугает многих жеребят. — В голосе Эпплджек послышался слабый смех. — Я знаю, мне это не понравилось.
— Это было страшно, — признал Сумак. — И глазные капли тоже. Они жгли. — Не успел он договорить, как почувствовал, что Пеббл обнимает его. Он почувствовал себя неловко и зажмурился, когда она прижалась к нему.
— Мне тоже капали жгучие глазные капли… Мне они совсем не нравились, но, по крайней мере, у меня был папа, который помогал мне почувствовать себя лучше. А у тебя не было никого. — Пеббл сжала Сумака так сильно, что жеребенок захрипел.
— Большое спасибо, — сказала Эпплджек помощнику по подгонке.
— О, не стоит благодарности, — ответила кобыла. — В этих очках он будет просто красавцем.
— Да, так и есть. — Эпплджек выдержала долгую паузу, а затем сказала: — Раз уж я здесь, то, наверное, мне следует назначить прием для Хидден Роуз и Амброзии…
1 ↑ Пеббл — камешек :)
Глава 9
Плохо видя, Сумак последовал за своей подругой и верной спутницей Пеббл. К его удивлению, очки стали намного темнее, когда он оказался на улице, и это было хорошо, потому что свет сейчас был немного болезненным.
Эпплджек вела их в Сахарный уголок, где они должны были остаться, пока Трикси не закончит работу, а потом Пеббл проводит его до дома. Эпплджек должна была вернуться в Свит Эппл Эйкрс. Скоро наступит сезон сидра, и все вокруг станет очень оживленным.
Понивилль, похоже, был оживлен, но Сумак не мог видеть, что там происходит. Зато он чувствовал запах, и все пахло хорошо. Сахарный уголок был совсем недалеко, он чувствовал запах попкорна, пьянящий аромат кофе, тонкий запах чая и запах свежеиспеченного хлеба, пронизывающий воздух. У пони была богатая зерном диета; хлеб, булочки и выпечка составляли большую часть их рациона.
Сумак почувствовал, как у него заурчало в животе: день был долгим. Он не все успел сделать из своего списка дел, но ничего страшного. Всегда есть завтрашний день. Он стал думать, не перекусить ли ему, когда он придет в Сахарный Уголок. Ему не нравилось просить о чем-либо, но он не собирался жаловаться, если бы ему досталась бесплатная еда.
Бумер снова свернулась калачиком вокруг его рога, и в данный момент она не спала. Он слышал звуки ее дыхания, чувствовал слабый запах дыма, и иногда она издавала возбужденные трели. В какой-то момент, когда он был у глазного врача, Эпплджек или Пеббл покормили Бумер драгоценным камнем, который ей подарила Пинки Пай.
Сумак рысил вслед за Пеббл и думал о школе. Он думал о Лемон Хартс и радовался, что она будет его учителем. Он думал о том, что будет жить в одном месте, здесь, в Понивилле, — идея, которая все еще казалась ему странной и более чем немного непривычной. Он привык передвигаться, переезжать с места на место, и за свою короткую жизнь он прошел тысячи километров, путешествуя от побережья до побережья, и, вполне вероятно, видел больше Эквестрии, чем большинство взрослых. Сумак беспокоился, что жить здесь и видеть одно и то же изо дня в день будет скучно. Жизнь в дороге позволяла каждый день видеть что-то новое. Новый климат, новая местность, новые города, новые поселки, всегда что-то новое за горизонтом.
Трикси посоветовала ему сосредоточиться на других вещах, таких как поиск друзей, общение с ними, учеба в школе, знакомство с Эпплами и изучение магии. Она заверила его, что он привыкнет, и каждый день будет что-то новое, но искать это должен он сам.
— Сумак…
Жеребенок отвлекся от своих мыслей и чуть не столкнулся с остановившейся Пеббл. Он моргнул, глядя на нее сквозь новые очки, и попытался сфокусировать ее нечеткие, расплывчатые очертания. Он моргал снова и снова, но зрение не прояснялось. Еще нет.
— Сумак, я должна кое-что сделать, но мне нужна твоя помощь, — сказала Пеббл.
— О? — Сумак, продолжая моргать, не понимал, что в своих круглых очках он очень похож на сову, и если бы сейчас он находился в компании любого другого жеребенка, они бы, скорее всего, смеялись над его морганием.
— Это очень личное, частное, и мне будет неловко, но мне очень нужно, чтобы ты был со мной, потому что я слишком боюсь идти и делать это в одиночку. — Голос Пеббл был тихим и ровным, и она взглянула на Эпплджек, которая теперь стояла у двери в Сахарный уголок.
— Знаешь, Пеббл, ты уже большая кобылка и можешь ходить на горшок сама, — сказал Сумак тихим шепотом, без тени смеха в голосе.
Пеббл, чьи коричневые щеки почему-то потемнели и приобрели странный фиолетовый оттенок, уставилась на Сумака широко раскрытыми глазами:
— Нет… — Она покачала головой, почти незаметно скривилась, снова покачала головой, и ее хвост задергался. — Сумак… нет… что не так с маленькими жеребятами? Ничего такого. Мне нужно извиниться перед Пинки Пай, и мне нужно, чтобы ты был со мной.
— Ну, почему ты не сказала этого с самого начала? — спросил Сумак, когда Пеббл начала пятиться к двери. Он последовал за ней, чуть не споткнувшись, и Бумер издала обеспокоенный крик, похожий на лебединый. — Это прозвучало так, как будто ты захотела в туалет или что-то в этом роде.
— Жеребята, — проворчала Пеббл.
— Ну, ты говорила о том, что тебе неловко…
— Эмоциональное смущение… Я даже не знаю, как ты… ух, маленькие жеребята… как ты… почему ты… ух, у тебя, должно быть, яблочное пюре в мозгах. — Пеббл закатила глаза, подходя к двери, за которой стояла Эпплджек. Она разочарованно вздохнула, и ее глаза сузились.
— Может быть. — Сумак предположил, что Пеббл просто подтрунивает над ним. Трудно было сказать, потому что в голосе Пеббл не было ни злости, ни веселья, она просто звучала как… ну, как всегда, как Пеббл. Но она была его другом, так что он просто предположил, что она была забавной, а не злой или антагонистической, когда сказала, что у него яблочное пюре вместо мозгов.
— Вы такие милые вместе, — сказала Эпплджек, притягивая Пеббл к себе для поцелуя. Она прижалась губами к щеке Пеббл, поцеловала кобылку и ласково погладила ее. Потянувшись, она схватила Сумака и притянула его к себе.
Сумак почувствовал, как Эпплджек обняла его, а потом поцеловала в мордочку. Губы почти соприкасались! Он заерзал, предпринимая экстренные маневры уклонения. Он извивался, но Эпплджек была больше и сильнее. Последовал еще один поцелуй, еще более опасно близкий, чем предыдущий, и он услышал хихиканье Эпплджек.
Вспомнив о своих манерах, Сумак сказал то, что должно было быть сказано:
— Спасибо за помощь, Эпплджек. Спасибо за очки.
— О, яблочки, ничего страшного. Это нужно было сделать. Я просто надеюсь, что тебе понравится, как они выглядят. Мне кажется, они тебе идут, и я очень рада, что нашла то, что делает тебя красивым. — Эпплджек еще раз сжала Сумака. — Знаешь, нам нужно купить тебе шляпу или что-нибудь в этом роде. Или, может быть, красивый бант, чтобы украсить твою гриву…
— Эпплджек… — Сумаку захотелось растечься смущенной лужицей. Он взглянул на Пеббл, которую было плохо видно, и подумал, не кажется ли ей это смешным. По крайней мере, когда Эпплджек дразнила его, это не было обидным или злым подтруниванием.
— Шляпы делают пони ответственными, — негромко сказала Эпплджек. — Так говорил мой папа. Шляпа — это то, за чем ты должен следить. Ты должен заботиться о ней. Пони в шляпе можно доверять, потому что шляпа показывает, что они могут за всем следить.
— Но у меня есть Бумер, и ей нравится быть на моем роге. — Сумак посмотрел на Эпплджек, и если бы он хорошенько прищурился, то смог бы разглядеть ее зеленые глаза, смотрящие на него сверху вниз.
— Верно. — Эпплджек вздохнула и покачала головой. — Что ж, нам с Биг Маком придется найти другой способ сделать из тебя ответственного пони, Сумак Эппл. — Эпплджек сделала паузу и причмокнула губами. — Я тут кое-что вспомнила. Ты не первый пони с именем Сумак в нашей семье.
— Не первый? — спросил Сумак, чувствуя себя заинтригованным.
— Неа. — Эпплджек улыбнулась. — Я немного поискала. Был такой Сумак Хертвуд, и он был женат на Кара Кара Оранж. У нас есть двоюродная сестра по имени Холли Хертвуд, которая живет в Мэйнхэттене. Она пожарная и большой герой. Мы пишем друг другу письма. Я пытаюсь связаться со всеми дальними родственниками и кузенами, потому что пытаюсь составить семейное древо Эппл.
— Хм… — Сумак прислонился к Эпплджек, уже не обращая внимания на то, что она пыталась поцеловать его в губы. По какой-то причине, услышав это, Сумак стал лучше относиться к своему имени. Он не чувствовал себя таким уж неуместным. Странно было носить такое имя, как Сумак Эппл.
— Сумак, от того, как ты пойдешь в школу и будешь хорошо учиться, зависит очень многое. Ты очень взрослый жеребенок, поэтому я скажу прямо. Для нас, Эпплов, это очень важно. — Эппл Блум готовится начать посещать университетские занятия в какой-то дистанционной школе здесь, в Понивилле, которая получает материалы из Кантерлота. Мы, Эпплы, уже давно сделали себе имя, но то, что кто-то из пони учится в университете… или то, что у кого-то есть потенциал стать когда-нибудь суперумным волшебником… это действительно большое дело для всех нас. Мы все поддерживаем тебя. Мы хотим, чтобы ты добился успеха, и мы сделаем все, чтобы помочь тебе в этом.
— Спасибо, Эпплджек, — сказал Сумак, чувствуя себя очень маленьким, но в то же время очень любимым. Он не был особо силен в магии, или ему так казалось, но было приятно, что кто-то из пони верил в него.
— Сумак умный, но ему не хватает трудолюбия земного пони, когда он учится. — Пеббл, стоявшая рядом с Сумаком, посмотрела на Эпплджек. — Я сделаю все возможное, чтобы помочь ему.
— Я ценю это, Пеббл, — ответила Эпплджек. — Но ты не будь с ним помягче, слышишь?
— Хорошо. — Пеббл кивнула в знак согласия.
— Мне пора идти, — сказала Эпплджек голосом, полным сожаления. — Я бы хотела зайти поздороваться со всеми пони, но если я это сделаю, то задержусь здесь еще на час. Так что мне лучше уйти. Я люблю тебя, Сумак Эппл. Береги себя и не забывай о своей маме.
— Обязательно, — ответил Сумак, — и еще раз спасибо за очки.
На этот раз, когда Эпплджек поцеловала Сумака, она попала ему прямо в губы.
В Сахарном Уголке не было видно ни Пампкин, ни Паунда. После обеда наступило затишье, и в холле было не так много покупателей. Из-за множества печей внутри было немного тепло, но это было не страшно. Сумак принюхался, когда Пеббл повела его за собой, и последовал за ней через двери из зала для посетителей в жилую зону.
Сумак почувствовал, как на него дует вентилятор, пока он шел по гостиной. Он услышал стук копыт и глубокий вздох Пеббл. Он напрягся, увидев вспышку розового цвета. Наступило страшное мгновение абсолютной тишины, а затем…
— Пеббл… Мне так жаль…
— Нет, тетя Пинки, мне очень жаль…
— Нет, Пебби Какашка, мне еще жальче… Твоя мама хотела, чтобы у нас с тобой были особые отношения, как у нас с ней… Я одна из немногих пони, кто понимает Мод, кто понимает ее, и я очень люблю ее, и я очень люблю тебя, потому что ты — маленькая часть ее, но ты также и не такая, как она, в тебе тоже много Тарниша, и я не приняла это во внимание, — Пинки сделала огромный глубокий вдох, — и я все испортила, потому что просто решила, что мы с тобой поладим, потому что мы с Мод ладим, а Тарниш мне как брат, и мы отлично ладим, и я была такой глупой, потому что сделала эти предположения, но я не подумала о том, что ты — самостоятельная пони и, оглядываясь назад, я вижу все ошибки, которые я совершила, и мне так плохо, и я не знаю, как все исправить, и сейчас я болтаю, потому что я так боюсь и нервничаю, и я полностью пойму, если ты не захочешь остаться со мной, потому что я так все испортила…
— Тетя Пинки, — твердым голосом сказала Пеббл, прервав болтовню тети, — я тоже совершала ошибки. Я очень усложнила тебе жизнь. Я говорила плохие вещи. Я назвала тебя глупой, а этого не следовало делать, потом я говорила с тобой свысока, чтобы принизить тебя, и тоже все испортила.
Сумак, все еще напряженный, думал, что же будет дальше. Он стоял, чувствуя себя неловко, но твердо решив выдержать это. Пеббл нуждалась в нем. Он был ее эмоциональной поддержкой. Он не знал, как именно он ей помогает, но он был нужен здесь, рядом с ней.
— Иногда я бываю глупой. Я бросила школу и стала вечериночной пони. Иногда я так увлекаюсь тем, что считаю правильным, что задеваю чувства других. Я делаю неверные предположения, так же, как я предположила, что мы с тобой поладим, потому что ты похожа на Мод. — Пинки Пай опустилась на пол и опустила уши.
— Иногда я бываю властной, грубой и плохо отношусь к другим, — сказала Пеббл, изливая свое сердце. — Я хочу еще много чего сказать, но не могу, чтобы не показалось, что я хвастаюсь своим умом. — Маленькая кобылка опустилась на землю и села, выглядя побежденной.
— Думаю, мы оба сожалеем, — сказала Пинки Пай.
— Ты назвала меня "Пебби Какашка". Мой папа называет меня так. — Пеббл посмотрела на Пинки широкими, немигающими глазами.
— Ты сердишься? Я не могу понять… — Пинки бросила на Пеббл полный надежды взгляд.
— Нет. — Пеббл придвинулась поближе к тете. — Я не сержусь.
— Ну, это уже начало. Мы натворили дел, Пебби Какашка. — Пинки Пай вздохнула, а затем издала полусерьезное хихиканье, которое прозвучало почти как икота. — Ты знаешь, почему Тарниш так тебя называет?
Сумак услышал, как Пеббл вздохнула.
— Нет.
— Это забавная история. Ты была еще совсем маленькой. Тарниш впервые остался с тобой один на один, без помощи, без других членов семьи, которые могли бы ему подсказать. Он был так горд. Он был уверен, что сделает все просто идеально. — Пинки Пай улыбнулась, вытерла глаза, а затем притянула Пеббл ближе. — Но ты была похожа на свою маму. Ты не плакала, когда была жеребенком. Ты просто сидела себе, тихая, как камень, и из-за этого Тарниш решил, что все в порядке. И он оставил тебя в кроватке, пока занимался своими делами.
— Папа легко отвлекается. Ему не хватает сосредоточенности. — Пеббл прислонилась к тете, радуясь, что находится рядом с Пинки.
— Тарниш потерял счет времени, а ты не издала ни звука. Вернувшись, он застал тебя в довольно серьезном положении. Он все еще пытался привести тебя в порядок, когда Мод, Марбл и Лаймстоун вернулись домой. Он был так смущен. Когда все было убрано и тебя искупали, он назвал тебя своей милой маленькой Пебби Какашкой, и все пони посмеялись над этим.
Не в силах остановиться, Сумак начал хихикать.
— Конечно, смейтесь над моим унижением, — отмахнулась Пеббл.
— Он был так влюблен в тебя… он таскал тебя с собой повсюду, хвастался тобой, показывал тебя, он сводил всех пони с ума. Он хотел показать всем пони, что он создал. Он хвастался, что приготовил идеальный пирог из самых лучших ингредиентов. Доходило до того, что пони, увидев приближающегося Тарниша, вдруг обнаруживали, что у них есть какое-то важное дело или им нужно куда-то идти. В конце концов он успокоился, но на это ушло немало времени.
— Мама говорит, что папа у нас мягкотелый. — Пеббл произнесла эти слова с идеальной ровностью, и можно было не сомневаться, что она унаследовала чувство юмора своей матери.
— Если мы собираемся продолжать разговор, — сказала Пинки Пай, вытирая нос передней ногой, — то нам стоит сделать это за молоком и печеньем. Пошли за мной, печенье должно быть еще теплым…
Глава 10
— Завтра начинается школа, — сказала Трикси, подняв свежее зеленое яблоко и начав нарезать его старым, изношенным разделочным ножом. Она положила ломтики перед собой и улыбнулась жеребенку. — Как твои глаза, Темные стеклышки?
Подняв голову, Сумак посмотрел на Трикси сквозь очки. Теперь она была в идеальном фокусе. Он не знал, что и думать; он всегда считал, что у него нормальное зрение, но теперь все выглядело совсем по-другому. Несколько затемненные линзы создавали впечатление, что на нем солнцезащитные очки, и несколько пони заметили это. Сам того не осознавая, он молча смотрел на свою приемную мать, и у него вылетело из головы, что нужно ответить.
— Не обращай внимания на то, что могут подумать или сказать другие пони, Сумак. По-моему, очки тебе очень идут. — Трикси переложила несколько ломтиков яблока в тарелку Сумака, положила густую овсянку и с гордой улыбкой добавила в нее мед и кусочек масла. Приятно было есть овсянку с добавками. — Ты рад школе?
— Да, — ответил Сумак, кивая головой. — Школа Твайлайт уже давно работает. — Сумак смотрел, как перед ним ставят тарелку с овсянкой, и слышал, как Бумер издала тихую трель.
— Да, это так, но теперь это официально. — Трикси протянула Бумер ломтик яблока, который та схватила своими крошечными коготками и принялась пожирать. — Твайлайт начала работать с исключительными учениками, которым требовалось то, чего не было в обычной школе. За эти годы она подобрала несколько учеников. Теперь открывается официальная школа, и ты будешь в ней учиться.
— Но ведь раньше у нее была школа, — сказал Сумак, поднимая ложку. Он запихнул в рот слишком большой кусок, пока Бумер поглощала яблочный ломтик. Он пожевал, но только на мгновение, проглотил пищу во рту, чмокнул губами, поднял ложку и положил еще один кусочек, но не стал есть. — Она уже давно занималась школой. С чего бы это теперь? — Сумак с чавканьем впихнул в себя ложку овсянки и стал наблюдать, как Трикси ест свою.
— Потому что теперь это официально, — ответила Трикси.
— Я не понимаю, — сказал Сумак, набив рот едой.
Трикси пожала плечами, но ничего не сказала, и Бумер с помощью языка стащила с ложки Сумака кусочек яблока, откусив его прежде, чем он успел съесть. Все, что дракончик успевала ухватить, прежде чем Сумак успевал запихнуть это в рот, было в порядке вещей. Наблюдать за тем, как Бумер, повиснув на роге Сумака, ловкими, расчетливыми атаками выхватывает самые вкусные кусочки, было, по меньшей мере, забавно. Сумак, конечно, не возражал.
С трепетом крыльев неподалеку приземлился белый пегас в золотых доспехах. Трикси с грохотом уронила ложку на маленький складной деревянный столик, за которым они с Сумаком завтракали. Неподалеку журчала река.
— Извините, что отвлекаю вас от трапезы, но принцесса Селестия собирается поговорить с вами, — сказал белый пегас в золотых доспехах, склонив голову.
— Я хорошо себя вела, — испуганно пискнула Трикси. Она покачала головой, ее глаза расширились от нарастающего ужаса. — Я вела себя хорошо. Я не создавала никаких проблем. — Сверкнув рогом, Трикси подняла Сумака с места и притянула к себе. — Я так старалась быть хорошей… Почему она пришла?
Не успела Трикси договорить, как раздалось хлопанье крыльев, и над верхушками деревьев опустилась небесная колесница. Встревоженная кобыла издала визг ужаса, еще крепче прижала к себе Сумака и смотрела на приближающееся транспортное средство широкими, полными ужаса глазами.
— Я так старалась быть хорошей, — пробормотала Трикси, когда небесная колесница приземлилась.
Еще больше пегасов заполнили территорию лагеря, где Трикси припарковала свою повозку. Шум крыльев и лязг доспехов наполнили воздух. Птицы на деревьях замолчали, многие улетели.
— Сумак, что-то случилось… Сумак, я так тебя люблю… Я надеюсь, что все уладится, я не знаю, что случилось, но я люблю тебя… Ты должен пойти к Эпплам… — Испуганный лепет Трикси прервался, когда она начала тараторить от страха, дрожа всем телом.
Она была огромной. Сумак только об этом и мог думать. Белый аликорн, подошедший к нему, был огромен. Она возвышалась и над ним, и над Трикси. Она была белой, царственной и красивой. Он почувствовал, что Трикси дрожит от страха. Он тоже дрожал, но при этом был зол. Он не хотел, чтобы у него забрали мать. С воплем он вырвался из тесных объятий Трикси, сделал несколько шагов на негнущихся ногах, а затем встал в дерзком повиновении между принцессой Селестией и своей приемной матерью. Во рту у него пересохло, когда загорелся его рог. Сумак понял, что все королевские гвардейцы, а их было около дюжины, теперь смотрят на него.
Он чуть не обмочился.
— Силы небесные, — сказала принцесса Селестия тихим голосом, — кое-кто необычайно храбр. — Здравствуй, малыш. Я пришла поговорить с твоей мамой, если ты не возражаешь. — Высокая белая аликорна опустила голову как можно ниже, чтобы быть ближе к глазам Сумака.
Сумак попытался что-то сказать, но у него вырвался лишь неловкий писк. Его зубы щелкнули, и рот закрылся. Он уставился вверх, широко раскрыв глаза, стараясь, чтобы его колени не дрожали. Он чувствовал, как его внутренности скручиваются в узлы. Большой белый аликорн был самым страшным существом, которое он когда-либо видел, но, тем не менее, он продолжал стоять, мужественно бросая вызов.
— Сумак Эппл, иди сюда! — Трикси закричала пронзительным голосом. — Пожалуйста, простите его, я не знаю, что на него иногда находит. — Трикси притянула Сумака обратно в свои объятия и поцеловала его в правое ухо, не отрывая взгляда от принцессы Селестии. — Почему вы здесь? Я выполнила свою часть договора и была очень хорошей пони. Пожалуйста, не забирайте меня у Сумака.
— Я и не собиралась этого делать, — ответила принцесса Селестия тихим голосом. — Я приехала сюда по другим причинам.
— Каким? — спросила Трикси, с опаской косясь на Сумака, не зная, видит ли она его в последний раз.
— Я пришла сюда, чтобы попросить у тебя прощения. — Слова принцессы Селестии поразили Трикси, как брошенный камень.
У Трикси открылся рот, и кобыла сидела в ошеломленном молчании, не в силах говорить, не в силах ответить, не в силах осмыслить то, что только что прозвучало из уст принцессы Селестии. Одна передняя нога обхватила туловище Сумака, и Трикси даже не заметила боли, сопровождавшей треск и скрип в суставе.
— Ты была одной из моих учениц, — начала принцесса Селестия, — и, как на многих моих учениц, я возлагала на тебя большие надежды. Я так много работала, чтобы достучаться до тебя. Я теряла сон, пытаясь придумать различные способы помочь тебе. У меня разрывалось сердце, когда я наблюдала за тем, как ты ускользаешь, но я должна была позволить тебе сделать свой собственный выбор… даже если он был плохим. Я старалась подготовить тебя к жизни, как могла. Но в конце концов мне показалось, что я тебя подвела. Ты выбрала очень сложный жизненный путь.
Трикси кивнула, это было все, что она могла сделать, в ответ.
— Я не могу отделаться от ощущения, что если бы я старалась больше, если бы я как-то достучалась до тебя, если бы я как-то установила с тобой связь, все могло бы быть лучше для тебя. Лучше, чем сейчас. — Принцесса Селестия подняла переднюю ногу и сделала жест в сторону повозки, реки и лагеря.
— Я сделала это сама, — сказала Трикси хриплым, ломающимся писком.
Принцесса Селестия кивнула, моргнув, с грустным видом, уголки ее рта изогнулись вниз в гримасе боли:
— Я наблюдаю за тобой уже довольно долгое время. У тебя был очень долгий и трудный путь к выздоровлению. Тебе пришлось пережить немало лишений, пока ты пыталась искупить свою вину. Теперь, когда ты пришла в себя, я пришла сюда, чтобы попросить у тебя прощения.
— Но прощать не за что, — пискнула Трикси.
— Я не согласна. Твой потенциал так и не был раскрыт, и это моя вина. Я должна была сделать больше…
— Нет, — сказала Трикси, прерывая принцессу Селестию и качая головой. — Нет, нет, нет! Я стала той пони, которой являюсь сейчас, благодаря своему опыту. Я сделала плохой выбор. Великая и могущественная Трикси сделала это сама… она стала причиной всей этой душевной боли и печали. Это сделала я! Но я извлекла из этого уроки и стала лучшей пони, пройдя через это. Я узнала все то, для чего была слишком горда, чтобы узнать в вашей школе, или слишком глупа, чтобы обратить на это внимание. Я бы не изменила того, кем я сейчас являюсь. Теперь мне предстоит научить Сумака быть хорошим пони и постараться сделать так, чтобы он не совершал тех ошибок и плохих поступков, которые совершила я.
Губы принцессы Селестии сжались в прямую линию, и она уставилась на трусящую голубую кобылу, которая сжимала в передних ногах маленького кремового жеребенка. Ее уши наклонились вперед, она моргнула, а затем высоко подняла голову.
— Я сделала неправильный выбор, но я его придерживаюсь. Благодаря ему я стала мудрой, я стала образованной, я получила знания, которые приходят только через страдания и трудности. — Трикси потрепала Сумака по шее, и тот смело посмотрел в глаза принцессе Селестии. — Я сама виновата в этом.
— Последний урок всегда самый трудный и сложный. — На лице принцессы Селестии появилось страдальческое выражение. — Трикси Луламун, за твой жизненный опыт, за твою мудрость, за твой личностный рост я зачисляю тебя в число выпускников моей Школы для Одаренных Единорогов. — Над рогом принцессы Селестии появился деревянный футляр со свитком, и она поднесла его к глазам.
— Я только что закончила школу? — Трикси моргнула и выглядела весьма озадаченной.
— Никогда не поздно заняться самосовершенствованием и развитием, — ответила принцесса Селестия. — Для меня это момент личного триумфа. Я не выношу чувства стыда, которое охватывает меня, когда кто-то из моих учеников оступается. Я очень, очень рада и горжусь тем, что вручаю тебе аттестат. — Слегка склонив голову, принцесса Селестия опустила Трикси деревянный футляр со свитком. — Никогда не поздно делать добро. Никогда не поздно все исправить. Помните об этом, вы оба.
Трикси приняла деревянный футляр со свитком, кивнув и растерянно моргнув. Она положила его на стол рядом с тарелкой овсянки, не открывая, и продолжала смотреть на стоящую перед ней аликорна.
— Что касается тебя, — принцесса Селестия перевела взгляд на Сумака, и слабая улыбка заиграла на ее мордочке, — то ты очень храбрый жеребенок. Такой исключительный храбрец. Твайлайт хвастается тобой, ты знаешь. Я бы с удовольствием переманила тебя у нее и пригласила в мою школу.
— У меня здесь есть друг, — напряженно пискнул Сумак. — Пеббл — земная пони. Она не может пойти в твою школу. Я лучше останусь здесь.
— Храбрый и верный. — Намек на улыбку превратился в настоящую ухмылку. — Ты можешь стать прекрасным членом гвардии, Сумак Эппл. Я понимаю, что ты не только умный маленький пони, но и, по словам Твайлайт, обладаешь исключительными навыками в магических искусствах. Неужели я никак не могу заманить тебя к себе, чтобы ты учился у меня? Я могла бы позаботиться о том, чтобы у тебя и твоей преданной матери был приятный и уютный дом в Кантерлоте.
Сумак несколько раз моргнул, пытаясь обуздать свой страх, чтобы собраться с мыслями. Он уставился на Принцессу Солнца широкими любопытными глазами:
— Если бы ты подкупила меня, чтобы я поступил в твою школу, и я согласился, разве это не означало бы, что я не гожусь в гвардейцы? Принимать взятки — плохо, и если я приму взятку сейчас, это будет означать, что я могу принять взятку позже и поставить под угрозу вашу безопасность.
— Вот это да… — Принцесса Селестия вздохнула, удивленно моргая. — Твайлайт пыталась предупредить меня, но я вижу, что не приняла ее слова близко к сердцу. — Селестия, все еще ухмыляясь, опустила голову. — Что ж, Сумак Эппл, я буду с интересом наблюдать за тобой. Теперь я буду ждать от тебя многого, ведь ты храбрый, верный и честный. Я бы очень хотела иметь Эппла в своей королевской гвардии.
Сумак отступил в объятия Трикси и уставился на принцессу Селестию сузившимися глазами, чувствуя страх, но не зная почему. Он полагал, что это как-то связано с тем, что за ним наблюдают и от него чего-то ждут.
— Мне пора идти. Твайлайт ждет меня к чаю. Она будет невыносимо самодовольна после того, как выиграет наше пари. — Принцесса Селестия изогнула бровь. — Поздравляю тебя, Трикси, с твоим достижением… и знай… я жду от тебя только хорошего. Твоя работа только начинается. Я возлагаю на тебя такие большие надежды. Материнство — самая благородная из всех профессий, и я вижу, что у тебя все получается. Не сходи с пути добра.
Трикси сглотнула, попыталась что-то ответить, издала писк, а потом просто кивнула.
— Что касается тебя, Сумак Эппл, держи со мной связь. — Голос принцессы Селестии был одновременно строгим и добрым. Она снова опустила голову, шагнула вперёд и встала почти нос к носу с Сумаком, настолько близко, что могла чувствовать его дыхание. — Бумер просто прелесть… Я прикажу прислать тебе несколько драгоценных камней. Это, конечно, не взятка, но я была бы признательна, если бы ты подумал о том, чтобы стать гвардейцем в качестве своей профессии. — Глаза Селестии заблестели от удовольствия.
— Спасибо, — вздохнул Сумак.
— Да не за что, — ответила принцесса Селестия. — А сейчас мне пора идти…
Глава 11
Улыбаясь, Сумак следовал за Трикси, когда она шла на работу, не желая пока расставаться с ней. Он шел, подпрыгивая на месте, счастливый, довольный жизнью. Конечно, утро было немного пугающим, но все обошлось, и теперь Трикси выглядела гордой и счастливой.
День казался немного ярче, солнце — немного светлее, все вокруг как-то сразу стало лучше. Трикси получила аттестат, она окончила школу. Сумак знал, как это важно, или, по крайней мере, догадывался. Трикси, похоже, очень этим гордилась.
— Трикси?
— Да, Сумак?
Сумак на мгновение задумался над своими словами, прежде чем заговорить, и последовал за своей приемной матерью. Его брови нахмурились, а лицо стало серьезным, хотя на нем все еще оставалось что-то вроде улыбки. Он увидел, что Трикси оглядывается на него, повернув голову так, чтобы видеть его краем глаза.
— Ты собираешься остепениться и выйти замуж? Что мы будем делать?
Ответ Трикси был неожиданным. Она откинула голову назад и засмеялась. Сумак в замешательстве наклонил голову на одну сторону и уставился на приемную мать, сузив один глаз и расширив другой, наклонив вперед уши.
— Сумак, дорогой, у меня уже есть жеребец, который мне нужен в жизни. Конечно, он немного маловат, но он очарователен и прекрасно справляется с задачей согревания моей постели. А еще он хвалит меня за то, как я готовлю. Я вполне довольна тем, как сложилась моя жизнь.
Не зная, что ответить, Сумак просто смотрел вслед Трикси, не зная, как ему относиться к ее словам. Что-то в этом было не так, что-то было не так:
— Но я… но ты… но нам… но мы…
— Многовато "но", Сумак. — Трикси вздохнула, а затем издала приглушенное, сдержанное хихиканье. — Мой маленький жеребенок интересуется "но", я вижу.
Жеребенок замолчал, и он почувствовал, что его щеки стали теплыми, как вишнево-красные угли. Он прибавил шагу, чтобы идти чуть ближе к Трикси, рядом с ней, а не позади нее. Румянец разлился по всему телу: от щек, по шее, по холке и по бокам.
— Сумак, дорогой, я не хочу, чтобы жизнь становилась сложной. Если кто-то проявит интерес, я, возможно, подумаю об этом, но я не собираюсь искать любовь. Мне нужно купить нам дом, что теперь, с моим аттестатом, будет проще. Мне нужно добиться нескольких повышений. Я должна позаботиться о том, чтобы ты был обеспечен всем необходимым, чтобы у тебя были все преимущества, которые я могу тебе дать, чтобы у тебя была хорошая жизнь и чтобы твой талант не пропал даром. У Великой и Могущественной Трикси есть планы, и в эти планы не входят поиски любви.
— Но отец мог бы меня обеспечить, — сказал Сумак голосом, который, как он надеялся, скрывал его смущение.
— Сумак, мой маленький ломтик яблока, это не повод искать жеребца, чтобы с ним поселиться, — ответила Трикси, покачав головой. — Должны быть более веские причины для поисков, например, любовь или желание быть счастливой.
— Ну, это тоже возможно… но — Сумак скривился от только что произнесенного слова; на мгновение он стиснул зубы, его лицо потемнело, а шея стала теплее, когда Трикси захихикала, — все решится само собой.
— Может быть, Сумак, но я довольна тем, как обстоят дела сейчас. У меня есть ты, и этого достаточно. У меня приличная работа, которая скоро станет еще лучше. Нам есть где жить. Я исправляю все, что испортила в своей жизни, по одной ошибке за раз. Пока что все хорошо.
— Хорошо. — Маленький жеребенок подошел к Трикси чуть ближе, идя рядом с ней, но не настолько близко, чтобы оказаться под копытами. Прохладный ветерок приятно касался его шеи, которая слишком сильно нагрелась.
— Когда же вы с Пеббл собираетесь остепениться и обвенчаться? — спросила Трикси совершенно бесстрастно. — Я была бы счастлива. Она очень милая. А эти маленькие платьица, которые она носит… просто прелесть.
То немногое, что Сумак почувствовал от дуновения ветерка на шее, исчезло. Он чуть не споткнулся, и Бумер издала обеспокоенное сонное фырканье, проснувшись наполовину, а затем снова задремала, пока он приходил в себя. Сумак не мог даже сглотнуть слюну, чтобы что-то ответить, во рту было сухо, как в пустыне. Его колени подрагивали. Его кремовая шкура приобрела заметный розовый оттенок от ушей до копыт.
Это было справедливо — как бы ужасно это ни было, но это было справедливо. Сумак только что предложил Трикси выйти замуж и остепениться. Ответная любезность — это справедливо. В будущем Сумаку придется быть более осторожным, когда он будет поднимать эту тему, если он вообще когда-нибудь ее затронет.
Трикси рассмеялась, и Сумак послушно пошел следом, глядя в землю.
Старлайт Глиммер чуть ли не вприпрыжку спускалась по лестнице, ведущей к массивным двустворчатым дверям, служившим входом в замок Твайлайт. Кобыла улыбалась, выглядела счастливой и не обращала внимания на королевских гвардейцев, которые выстроилась вдоль ступеней, пока она спускалась.
— Я слышала, тебя можно поздравить, — сказала Старлайт, приблизившись к ней. — Твайлайт занята с принцессой Селестией. Твайлайт немного нервничает из-за завтрашней школы. Принцесса Селестия помогает ей успокоиться.
— О, боже, — ответила Трикси.
— Что касается тебя, — сказала Старлайт ровным, уверенным голосом, — то ты сегодня не работаешь. Твайлайт дала тебе выходной, чтобы ты провела его с Сумаком. Используй это время с пользой. Повеселитесь. Позаботься о том, чтобы Сумак хорошо провел этот день, чтобы завтра к началу занятий он был в отличной форме.
Трикси кивнула.
— Кроме того, в свете твоего нового аттестата, тебя повысили в должности. Твайлайт хочет видеть тебя в качестве личного научного ассистента, а также помощника учителя. Я буду твоим новым начальником и хочу воспользоваться моментом, чтобы поздравить тебя!
С открытым ртом Трикси застыла на месте. Она смотрела на Старлайт Глиммер расширенными глазами, не в силах ответить. Через мгновение она закрыла рот и только один раз моргнула. Ее ноздри раздулись, и она села. Она притянула Сумака к себе и стала гладить его по шее, не обращая внимания на то, что в этот момент она была теплой.
— Название "научный сотрудник" — это немного не точное название… У Твайлайт есть круг очень близких помощников, которым она доверяет повседневные дела. Мы решаем проблемы, разбираемся с вопросами, решаем сложные социально-политические вопросы и тому подобное. Мы занимаемся повседневной тяжелой работой, связанной с практическим управлением. Мы должны быть искусны во всем. Мы должны быть в курсе местных новостей. Мы должны хорошо разбираться в местных проблемах. Мы должны знать мнения местных жителей. Существует огромное количество информации, которую мы должны потреблять, переваривать, анализировать, а затем представлять Твайлайт, чтобы она могла принимать взвешенные решения. Теперь, когда у тебя есть аттестат, мы с Твайлайт считаем, что ты имеешь право заниматься подобной работой. Как новый стажер, приготовься к тому, что некоторое время ты будешь перегружена работой. Твайлайт считает, что лучший способ подготовить пони к такой работе — это бросить их на глубину и поверить, что они смогут выплыть. Я согласна.
— Я не знаю, что сказать… — Трикси покачала головой и несколько раз моргнула, в ее глазах блеснули слезы.
Старлайт Глиммер улыбнулась:
— Тебе не нужно ничего говорить. Просто иди и отпразднуй с Сумаком. Хорошего дня. — Старлайт сделала шаг ближе, и ее ухмылка расширилась. — Что касается тебя, Сумак, то принцесса Селестия рассказала нам очень забавную историю.
— Правда? — спросил Сумак.
— Да. — Старлайт кивнула.
— Ты думаешь, что она поступила бы умнее, чем пытаться подкупить меня, — сказал Сумак тихим, серьезным голосом. Он поправил очки с помощью телекинеза и наблюдал, как раздуваются щеки Старлайт. Кобыла захихикала, из ее уст вырвалось фырканье, хотя она старательно пыталась его сдержать. Сумак не понимал, что тут смешного. — Просто это кажется непродуктивным, вот и все. — Он почувствовал, как Трикси прижалась к нему, и у него заложило уши, когда она фыркнула. Лицо Старлайт потемнело, и он задумался, что же тут смешного.
— Идите, и приятного вам дня. — Старлайт подняла копыто и жестом показала на город Понивилль вокруг них. Она улыбнулась, потом рассмеялась, а затем посмотрела на Трикси и Сумака. — Увидимся завтра.
Сумак ждал, гадая, что Трикси собирается делать с этим днем. Он был взволнован, счастлив, его переполняла радость, и он не мог перестать улыбаться. Завтра начиналась школа и новая работа Трикси. Похоже, это была важная работа.
— Понимаешь, Сумак, вот почему тебе нужны друзья. Когда случится что-то хорошее, у тебя будет кто-то, с кем ты сможешь поделиться этой радостной новостью. — Трикси стояла, сияя, ее глаза светились счастьем, и в ее шаге появилась пружинка.
Сумак навострил уши от этих слов Трикси и внимательно их обдумал. Бумер выпустила дымный чих, и Сумак почувствовал щекотку в носу, но как-то сумел сдержаться. Он посмотрел на дракониху, сидящую на его роге. Сегодня она казалась немного больше, но, возможно, ему показалось. Она выглядела сонной — она много времени провела в дремоте, что лучше всего удавалось детенышам драконов.
— Интересно, дома ли Лемон Хартс… Я просто обязана рассказать об этом кому-нибудь из пони!
— Трикси… Сумак… я так рада встрече… это как раз те пони, которых я хотела увидеть!
Добродушие Лемон Хартс было заразительным, и Сумак был рад видеть желто-лимонную кобылу. Он подпрыгнул в почти нехарактерном для него приступе счастья, бросился к передним ногам Лемон Хартс и обнял ее, обхватив правой передней ногой. Он почувствовал, как его затягивает в сокрушительные объятия, и наслаждался моментом, а не смущался. Ему нравилась Лемон Хартс.
— Лемон… Я только что закончила школу… Я не думала, что это возможно после стольких лет, но Принцесса Селестия посетила меня, и я только что узнала, что меня повысили в должности, и все просто замечательно!
— Я знаю, — ответила Лемон Хартс.
— Ты знаешь? — Трикси в замешательстве вскинула бровь.
— Принцесса Селестия устроила интервью со мной. Она знала, что я была одной из тех кобылок, с которыми у тебя были проблемы. Она была удивлена, что мы подружились. Я разговаривала с Рейвен, доверенным лицом принцессы Селестии. Мы вместе обедали. — Лемон Хартс отпустила Сумака, подошла к Трикси и крепко обняла ее. — Твайлайт тоже задала мне кучу вопросов. Я догадалась, что что-то случилось. Я так рада за тебя, Трикси!
— Я тоже так рада! — Трикси обхватила шею Лемон Хартс передними ногами и сжала ее изо всех сил. — Я не знаю, что мне сейчас делать… Я не привыкла быть такой счастливой.
Сумак наблюдал, как две кобылы продолжают глупо тискать друг друга. Он все еще ухмылялся, и все было замечательно. Он не знал, как этот день может стать еще лучше. Еще не наступило время обеда, а день уже складывался даже лучше, чем если бы он узнал, что его приняли в школу Твайлайт.
— Трикси, я очень рада, что ты здесь… Я хочу спросить тебя кое о чем. Я собиралась найти тебя сегодня, чтобы мы могли обсудить один важный вопрос. — Лемон Хартс отстранилась от Трикси и села с ней почти нос к носу.
— Что-то случилось? — спросила Трикси, волнуясь.
— Пока нет, — ответила Лемон Хартс, покачав головой и ободряюще улыбнувшись Трикси. — Возможно, я откусила немного больше, чем могла прожевать, когда покупала этот дом. Я могу продолжать вносить платежи, но это будет ужасно напрягать мой бюджет.
— О? — Одна из бровей Трикси приподнялась.
— Трикси, у меня есть свободная спальня. Она не очень большая… вообще-то дом не очень большой, всего две маленькие спальни, уютная комната, которая одновременно является и гостиной, и кухней, а сзади есть небольшой огороженный сад.
— О чем ты говоришь? — спросила Трикси тихим голосом, хриплым от волнения.
— Возможно, было бы неплохо жить с подругой. Вторая спальня наверху. Там немного тесновато и странное помещение из-за угла крыши, но я думаю, что вы с Сумаком могли бы быть там счастливы.
Сумак наблюдал, как Трикси моргнула и на секунду закрыла глаза. Когда она снова открыла их, они были полны слез. Сумак почувствовал, что его глаза запотевают. Он сидел, совершенно ошеломленный, не в силах поверить в свою удачу.
— Мы можем припарковать твою повозку сзади. У маленького Сумака будет свое личное пространство, если оно ему понадобится. Печь нужно починить до зимы, а это будет дорого. Я не знала, что она сломана, когда покупала дом. Дом нуждается в небольшом ремонте, и я не смогу сделать все сама. — Лемон Хартс протянула переднюю ногу и похлопала Трикси по шее. — Что скажешь?
— О, это замечательно… Я не знаю, как тебя благодарить. — У Трикси задрожала нижняя губа, и она без предупреждения заключила Лемон Хартс в очередные крепкие объятия. — Спасибо, спасибо, спасибо!
— Я помогу тебе устроиться, и мы перевезем все сегодня, если хочешь, — сказала Лемон Хартс, прижимаясь к Трикси. — У Сумака будет дом, куда он вернется в первый день учебы… мы все вместе сможем вернуться домой завтра, и это будет замечательно!
— Да, будет! — согласилась Трикси, пискнув от волнения. — Я смогу купать Сумака в нормальной ванне, и все будет замечательно, и он сможет купаться каждый день, и я больше не буду чувствовать себя виноватой за то, что окунала его в холодную речную воду!
— Что? — Сумак в тревоге моргнул. — Что? Нет… — Сумак покачал головой, недоумевая, как это все так быстро обернулось к худшему. Нахмурившись, он вздохнул и начал дуться. Все пошло как-то ужасно не так.
— Больше никаких вонючих жеребят, — сказала Лемон Хартс голосом, не сдерживая хихиканья.
— Я знаю, это будет здорово, — ответила Трикси. — Он такой мягкий и обнимательный после ванны.
Сумак, сидя на крупе, издал возмущенный стон и задумался о том, как он собирается выживать. Это было ужасно. Трикси не только собиралась купать его каждый день, но и расчесывать, и, наверное, использовать мыло с цветочным ароматом, а за это мыло его будут дразнить в школе. Его губы сжались, а рот сложился в прямую линию.
Это был худший день в жизни.
Глава 12
Перевезти все было проще простого: нужно было перетащить повозку на новое место — в данном случае на задний двор Лемон Хартс, где имелась калитка достаточной ширины, чтобы повозка могла проехать. Забор был высокий, из посеревшего дерева, увитый плющом. В углу сада росло дерево, вокруг него в прохладной тени росли травы, была грядка мяты и идеальное место для парковки повозки под свесом крыши, которая закрывала большую часть повозки от дождя и солнца.
В дождь можно было пройти от задней двери к повозке и не промокнуть.
Наверху к помещению пришлось привыкать. Сумак мог описать его только как треугольник. Благодаря углу крыши, образующему стены, комната была высокой в середине и короткой с обеих сторон. Вставать с кровати приходилось осторожно, чтобы не удариться головой. Кроватей не было, единственным спальным местом служили откидные полки фургона с тонким утепленным матрасом, помогающим бороться с холодом. Была одна крошечная ванная комната, которая, как понял Сумак, в будущем станет полем боя. Он не собирался сдаваться без боя.
Он уже видел кухню и гостиную, когда Лемон Хартс забрала его домой, чтобы привести в порядок и привести в чувства. Дом был уютным и показался Сумаку идеальным. По сравнению с повозкой он был просто огромным.
Когда Лемон Хартс и Трикси устроились на потрепанном диване, чтобы передохнуть и похихикать друг с другом, Сумак Эппл спустился по лестнице и попал в темный, жуткий подвал.
При включенном свете в подвале было не очень жутко. В нем было немного паутины, что, возможно, и стало причиной того, что Бумер вдруг проснулась, насторожилась и все осознала. Ярко-желтые глаза маленького детеныша забегали по подвалу в поисках самого ненавистного врага — пауков. Сумаку это показалось забавным.
Он смотрел на печь, которую нужно было починить. Лемон Хартс не знала, что они с Трикси — мастера по починке волшебных и обычных вещей. Сумак вырос, чиня всевозможные вещи, и многому научился у Трикси. Сумак умел чинить все — от часов до арканотехнологических машин для нарезки цукини.
Печь была старой и работала на газе. Скрежеща зубами, он зажег свой рог и услышал, как Бумер издала гудок. Казалось, ее не беспокоит его магия, только иногда она пугается. Оглядевшись по сторонам, Сумак нашел газопровод и, приложив немало усилий, отключил газ ради собственной безопасности. Когда-то давно он помогал Трикси чинить печь, почти такую же, как эта.
С помощью телекинеза он открутил винты, удерживающие на месте пластину доступа. Он снял металлическую пластину, положил ее на пол и посветил рогом в проем. Как он и предполагал, там было грязно, полно паутины и огромных комков пыли. Из последней встречи с подобной печью Сумак понял, насколько привередлив выключатель розжига. Он выключил рубильник, отключив питание печи, и принялся чистить систему зажигания, которая была покрыта пылью, грязью, нечистотами, старыми паутинами и засохшими останками мышей, которых съели пауки. Сумак содрогнулся при мысли о том, что его внутренности могут быть проглочены.
Он ковырял, ковырял и ковырял, пытаясь очистить место воспламенения и понимая, что произошло. Несомненно, Лемон Хартс попыталась включить печь, чтобы проверить, будет ли она работать, система зажигания включилась, накопившаяся грязь привела к короткому замыканию, и теперь предохранитель перегорел. Сумак был уверен, что если все вычистить, заменить предохранитель и повторить попытку, то печь заработает.
А вот вычистить ее было настоящей проблемой. Пауки устроили настоящий беспорядок. Бумер издала раздраженный гудок, пока Сумак пытался разобраться с паутиной. Без предупреждения Бумер выдохнула струю пламени, крошечный, хорошо контролируемый всплеск, который сжег большую часть мусора в отсеке. Бумер вдохнула еще раз, и еще, и еще, маленькие струйки огня сожгли паутину, пыль и грязь.
— Спасибо, Бумер, — негромко сказал Сумак, продолжая работать, его лицо уже почернело от сажи и пепла.
Он увидел электрод зажигания. Это была маленький электрод , выступающий над свечкой. На шпильке было достаточно грязи, чтобы вырастить картофелину. Любая возникающая электрическая дуга просто замыкалась на все вокруг. Сумак принялся за работу по ее очистке, и в этот момент Бумер спрыгнула с рога на пол, охотясь за своими ненавистными врагами.
Когда электрод был очищен, Сумак открыл еще одну панель доступа, расположенную за откидной дверцей. Внутри находились три предохранителя — большие неуклюжие штуки из меди и стекла. Первый предохранитель был черным и оплавленным. Сумак сразу же обнаружил проблему и понял, почему печь больше не работает. Он вытащил предохранитель, а затем стал искать новый, надеясь, что здесь еще есть несколько предохранителей.
Он заметил шкаф под раковиной и подошел к нему. Там было несколько ящиков, тумба и открытая кладовка, заполненная несколькими инструментами, в том числе отверткой, которая подходила для винтов на панели доступа, которую он снял.
Бумер издала маленький, но яростный рев, набросившись на паука размером с помидор черри. Сумак, повернувшийся посмотреть, с ужасом наблюдал, как Бумер несколько раз ударила паука когтями, опалила его огнем, а затем начала отрывать ему ноги. Затем, торжествующе трубя, Бумер принялась заглатывать свою восьминогую трапезу по одной волосатой ноге за раз.
— Фу… — Сумак покачал головой и высунул язык от отвращения, когда Бумер, словно виноградину, вспорола большое волосатое брюшко паука, а затем начала откусывать от него кусочки.
Он заглянул в шкафчик под раковиной и нашел там чистящие средства. Он разочарованно хмыкнул и стал заглядывать в ящики, пока Бумер продолжала наслаждаться едой. В верхнем ящике лежали тряпки и старые полотенца. Во втором ящике лежали инструменты. В третьем ящике лежала коробка с предохранителями — как раз то, что было нужно Сумаку.
Вытащив предохранитель из коробки, он торжествующе поднял его над головой, а затем хихикнул, поняв, что победил и он, и Бумер. Он вставил новый предохранитель, плотно зажал его копытом, щелкнул выключателем электричества, включил газ и, когда все было готово, щелкнул выключателем зажигания, надеясь, что не взорвет себя.
Пока он наблюдал за этим, электрическая дуга воспламенила газ. Голубое пламя вспыхнуло и побежало по газовой трубке, а затем, вздрогнув, печь с шумом заработала. Она немного шумела, множество мелких деталей, несомненно, разболтались, но она работала. Внутреннее пространство наполнилось радужным сиянием, и из старой, потрепанной конструкции стало исходить тепло.
Было достаточно тепло, и печь еще не требовалась, поэтому он нажал кнопку выключения. Печь затихла, вздрогнув и издав металлический стон. Удовлетворенный, Сумак еще немного прибрался в проходе, используя телекинез, чтобы выбить все оставшиеся кусочки мусора. Во время уборки он услышал стук копыт по лестнице.
— Сумак? Сумак, все в порядке?
Голос Лемон Хартс звучал обеспокоенно.
— Сумак, ты сам все починил?
В голосе Трикси звучала нескрываемая гордость, и Сумак засиял.
— Ты починил печь? — Лемон Хартс стояла у подножия лестницы с растерянным видом. — Ремонтный пони сказал, что починка обойдется в сотни бит!
Лемон Хартс немного рассердилась, и Сумак моргнул, поняв, что они с Трикси не брали достаточно денег. Он испуганно хихикнул, когда Бумер взобралась по его ноге, по боку, по шее и снова уселась на его рог.
— Что случилось? — спросила Трикси.
— Система зажигания была грязной, и перегорел предохранитель. Я все прочистил, поставил новый предохранитель, и теперь все работает как надо. В ней было много паутины, пыли и мышиных костей. — Сумак сел на пол и с ухмылкой посмотрел на двух кобыл. — Это было легко исправить. Лемон Хартс, если хочешь, я могу показать тебе, как починить ее самостоятельно, если это случится снова. Наверное, предохранитель перегорел, когда ты пыталась включить ее, чтобы проверить, работает ли она.
Лемон Хартс бросила на Трикси косой взгляд, который задержался на несколько долгих секунд, а затем вернула взгляд на Сумака. Ее глаза сузились, когда она изучала жеребенка, и на мордочке появилось нечто, похожее на улыбку.
— Какой умный жеребенок, — сказала она тихим голосом. — Трикси, это ты научила его этому?
Кивнув, Трикси ответила:
— Так мы зарабатывали на жизнь. Как мастеровые. У него есть природный талант, когда дело касается техники. Он просто знает, как все работает. Ты должна как-нибудь понаблюдать за ним, он просто потрясающий ремонтник.
— Флим и Флэм оба были прирожденными механиками. Они создавали всевозможные автоматизированные и паровые машины. Жаль, что они не ограничились механическими талантами. — Лемон Хартс покачала головой. — А вот маленький Сумак… Сумак, если ты унаследовал природные способности своего отца к механике, то тебя ждет блестящее будущее.
— Правда? — Сумак склонил голову набок.
Лемон Хартс кивнула:
— Да… да, так и будет.
— Трикси предсказывает, что в будущем вас ждет ванна и тщательная чистка… вы оба в грязи и копоти… фу…
— НЕЕЕЕТ!
Это было несправедливо… Сумак только что починил печь, и вот такая благодарность? Бежать было некуда, обе кобылы загородили лестницу, и он ничего не мог сделать. Маленький жеребенок опустился на землю и издал тоскливый вздох покорности.
Почему плохие вещи случаются с хорошими пони? Сумак очень хотел это знать.
Ванна оказалась не такой уж плохой, как он думал, но Сумак никогда бы не признался в этом. Находиться в горячей ванне было гораздо приятнее, чем в холодной воде, купаться в реке и выливать на голову ведро холодной речной воды, чтобы ополоснуться. Конечно, Сумак теперь пах как поле полевых цветов, и это его не слишком радовало.
По крайней мере, на этот раз мыло не попало ему в глаза, и это было замечательно.
Бумер, откинувшаяся на спинку стула, бросила на Трикси обвиняющий взгляд. Ее тоже отмыли в ванне. Она была покрыта маленькими щетинистыми волосками, кусочками пауков, а также была немного в копоти. Бедную Бумер окунули в воду, как и Сумака, и им обоим было очень плохо.
Бумер была явно нежным существом, что вызвало у Сумака любопытство. У нее были когти, острые зубы, она могла дышать огнем, но она не сделала ничего, чтобы причинить кому-то вред или сопротивляться, когда ее купали, хотя могла бы. Она могла бы укусить или даже обжечь Трикси, но не сделала этого. Может, Бумер просто от природы нежная? Покладистая? Она просто хорошо воспитана? Откуда она знает, как себя вести? Очевидно, Бумер была умна. Она не была тупой ящерицей, она была мыслящим, чувствующим существом с формирующейся личностью.
Будучи существом тоже мыслящим и чувствующим, Сумак понимал, что должен быть внимателен к ее потребностям. Расческа, которой расчесывали его гриву, запуталась, и Сумак напрягся всем телом, поморщившись от боли. Он почувствовал, что Трикси на мгновение приостановилась, а затем услышал ее слова:
— Извини.
Сумак подумал, не пришла ли Трикси к такому же выводу, когда он был еще маленьким жеребенком. Пришла ли она к пониманию того, что он тоже был мыслящим, чувствующим существом? Он знал, что ей пришлось пережить некоторые изменения, когда она впервые стала его опекуном. Сумак задумался, достаточно ли он думает о чувствах и потребностях Трикси, или же он плохой жеребенок и не думает о них так часто, как следовало бы.
— Лемон Хартс хочет пойти с нами пообедать. Это будет замечательно — пообедать с таким красивым, чистым жеребенком, — сказала Трикси голосом, который не очень-то старался сдержать ее дразнящий тон. — Думаю, тебе скоро нужно будет подстричь гриву, но не сегодня.
Сумак, которому очень нравилось, что его расчесывают, но он ни за что не признался бы в этом, ерзал на своем стуле, оказывая символическое сопротивление. Бумер по-прежнему выглядела обиженной и смотрела на Трикси широкими, почти немигающими глазами. Сумак подумал, не обиделась ли Бумер на то, что от нее пахнет цветами.
— Я очень горжусь тобой. Ты молодец, малыш. У нас с тобой сегодня очень хороший день, правда? Это замечательно. Иногда пони просто необходим хороший день. Очень легко измотаться и чувствовать себя подавленным. — Трикси опустила голову и поцеловала Сумака в ухо. Она почувствовала, как он вздрогнул от ее прикосновения, и это заставило ее слегка хихикнуть.
Сумак, не удержавшись, улыбнулся, охваченный теплыми и нежными чувствами.
Глава 13
Странно было осознавать, что он хочет быть с Пеббл. Сумак, чувствуя себя не в своей тарелке, размышлял об этом, пока ждал, когда ему принесут обед. Не то чтобы ему хотелось бросить Трикси и Лемон Хартс; нет, ему просто хотелось, чтобы Пеббл была здесь, с ними, за обедом. С помощью телекинеза он поднял аппетитную чесночную палочку и начал откусывать.
Завтра был первый учебный день. Он с нетерпением ждал этого дня, но его не покидало беспокойство. Он знал, что Олив будет учиться в другом классе, она была старше, но вероятность столкнуться с ней была высока. Она была большая, злая и зеленая; одна мысль о ней вызывала у него приступы беспокойства. Сумаку было стыдно даже думать об этом, но как бы он ни старался прогнать эту мысль из головы, она продолжала лезть в голову, как непрошеный гость.
— Очень по-взрослому ты заказал запеченный пирог с портобелло, — сказала Лемон Хартс, обращаясь к Сумаку чопорным, правильным голосом, каким говорят в заведениях высокой кухни. — Большинство жеребят твоего возраста заказали бы блюдо из меню для жеребят и получили бы котлетки из текстурированного растительного белка с макаронами и сыром.
— Фу… — Сумак вздрогнул при упоминании о страшных наггетсах. Он их ненавидел. Однажды он попробовал их в ресторане, где подавали гамбургеры. Они были довольно мерзкими, резиновыми и просто отвратительными. Придя в себя после упоминания Лемон Хартс о наггетсах, он засиял, чувствуя себя очень взрослым и ответственным.
— Сумак может быть авантюрным едоком. Однажды он участвовал в конкурсе по поеданию острых перцев чили. — Трикси посмотрела через стол на своего жеребенка, а затем вернула взгляд на Лемон Хартс. — Он занял четвертое место. Получил ленточку. А также выиграл двадцать бит. Я думаю, он держался только ради бит.
— О боже. — Лемон Хартс, которая смотрела на Трикси, повернулась к Сумаку. — Бедняжка… Не могу себе представить, к каким последствиям это может привести.
— Он просидел в реке несколько часов… — Трикси улыбнулась этому воспоминанию, но больше ничего не сказала. Она потянулась и провела копытом по передней ноге Сумака, нежно погладив его, чтобы показать, что ей не все равно. — Я гордилась им. Он приносил биты. Он мой маленький кормилец.
Сумак почувствовал румянец на щеках и опустился на мягкую скамью. Он почувствовал, как Бумер поправила свое положение, прижавшись к его рогу, и задремала, а он продолжал грызть свою хлебную палочку в ожидании обеда.
— Сумак унаследовал от отца не только способности к механике, — сказала Трикси мягким голосом материнской гордости. — У него есть отцовское чувство шоумена… по крайней мере, иногда он его проявляет. Флэм Эппл был очень умным пони. У него был исключительный интеллект — жаль, что ему не хватило ума понять, что даётся только один шанс все исправить. — Трикси, посерьезнела, вздохнула и покачала головой. — У Сумака есть отцовское умение делать биты. Ты удивишься, Лемон Хартс, но у маленького Сумака просто потрясающее деловое чутье для жеребенка его возраста.
— О, боже, — ответила Лемон Хартс, левитируя хлебную палочку, чтобы погрызть ее.
— Но в нем нет ни капли отцовской жадности. — Трикси бросила на Сумака косой взгляд, а затем уставилась в свой стакан с водой, не сводя с него глаз. — Не хочу хвастаться или строить из себя важную персону, но мне хотелось бы думать, что я имею к этому отношение.
— Ты научила меня быть хорошим жеребенком, — сказал Сумак с полным ртом проглоченных хлебных палочек. И я, наверное, делаю что-то правильно, если Твайлайт доверила мне Бумер. — У Олив точно не оказалось дракона, за которым можно было бы присматривать. — Сумак проглотил еду и нахмурился. Олив нужно было переместить на несколько ступенек ниже.
— Мне все еще нужно поработать над твоими манерами за столом. — Трикси начала хихикать, немного расслабившись, видя и зная, что ее замечание было воспринято хорошо и не было воспринято как самовосхваление. Она потянулась и откинула гриву Сумака с его лица, стараясь не потревожить спящего детеныша, которая, без сомнения, переваривала вкусную паучью пищу и восстанавливалась после купания.
— Могу я сказать что-нибудь достаточно откровенное? — спросила Лемон Хартс у Трикси.
— Конечно, почему бы и нет? — Трикси повернулась к подруге и стала ждать.
— Странно, даже смешно видеть тебя с Сумаком. Когда я вспоминаю, какой ты была в школе, и когда я вижу тебя сейчас, это немного шокирует. — Лемон Хартс мягко улыбнулась Трикси и покачала головой. — Я не держу на тебя зла за прошлое, просто ты изменилась.
Сумак откусил еще кусочек хлеба и уставился на двух кобыл, с которыми сидел за одним столом. Это был взрослый разговор, к которому он относился спокойно, он много времени проводил со взрослыми, но вмешиваться в него было как-то неправильно.
— Я была Олив. — Трикси начала хихикать, но при этом старалась не шуметь, чтобы не мешать другим посетителям ресторана. — О, я была такой ужасной, несчастной маленькой кобылкой. И все пони звали меня…
— Босс Синяя, — сказали обе кобылы вместе, а затем начали хихикать в унисон.
Трикси наклонилась к Лемон Хартс и похлопала подругу по передней ноге:
— Я не знала, что ты окажешься моим другом. Мне жаль, что мы были врагами.
Моргнув, Сумак обдумал все сказанное. Трикси была Олив. Вот это была мысль. Он терпеть не мог Олив, и мысль о том, чтобы дружить с ней, когда он станет старше, пугала его. Какая-то часть его души не хотела, чтобы Олив стала лучше — он не хотел с ней дружить. Он хотел продолжать ее недолюбливать. Чувствуя себя немного пристыженным, Сумак съел последний кусочек хлебной палочки, глядя на свой поднос, в то время как Трикси и Лемон Хартс продолжали хихикать вместе. Это было неправильно, и он знал это.
Вот так хорошие пони становятся плохими…
Он поправил очки, вытер мордочку своей модной салфеткой, затем взглянул на приемную мать и Лемон Хартс. Ему нравилось видеть Трикси счастливой. Она заслуживала счастья. Он начал думать, что жить с Лемон Хартс будет здорово. Это было бы похоже на то, как если бы у него было две мамы, но он старался не думать об этом слишком много. Он мог бы научиться более широкому спектру магии, если бы рядом был второй единорог.
Он знал, что у него есть магический талант, но не знал, насколько. В этом вопросе трудно было доверять взрослым; взрослые хотели подбодрить его, поднять его самооценку, заставить его чувствовать себя лучше, они хотели, чтобы он поверил в себя. Он знал, что его способности выше среднего, по крайней мере, ему так говорили, но он не знал, насколько выше среднего. В глубине души он хотел быть достаточно опытным, чтобы стать волшебником, а не просто единорогом с несколькими заклинаниями. Он хотел быть достаточно умелым, чтобы стать подмастерьем, стать чьим-то учеником. Конечно, он знал, что не настолько волшебен, чтобы стать личным учеником принцессы Твайлайт Спаркл или любой другой принцессы, но он надеялся, что кто-нибудь обратит на него внимание.
Трикси много сделала для его магического образования, она была его учителем, но теперь, когда она стала его матерью… что ж, маленький единорог просто не мог быть учеником своей матери. Никто не будет воспринимать все, что ты делаешь, всерьез. Это был хороший способ стать объектом насмешек. Ему нужен был Мастер или Наставница. Ему нужно было, чтобы его заметили.
А еще ему нужна была кьютимарка — что-нибудь, указывающее на умение владеть магией, было бы просто замечательно.
Сумак разрывался: он беспокоился о своей кьютимарке. Ему хотелось иметь что-то, что показывало бы, что он владеет магией, что его судьба — быть волшебником, но в то же время ему хотелось, чтобы это что-то показывало, что он — Эппл. Это была головоломка. Он навострил уши, когда Лемон Хартс что-то прошептала Трикси, а потом они обе продолжили хихикать, глядя на него. Быть волшебником или быть отмеченным как Эппл? Если бы ему пришлось выбирать… Сумак вздохнул, поняв, что лучше бы он был отмечен как Эппл. Ему придется отказаться от многообещающего будущего в магическом искусстве.
Подняв глаза, он увидел, что к нему приближается официант с подносом, уставленным едой.
Выйдя на яркий солнечный свет, Сумак Эппл подождал, пока глаза адаптируются после долгого пребывания в темном театре. Он услышал, как Бумер протяжно и сонно зевнула, а затем восхитительно фыркнула. Он отошел в сторону, чтобы не загораживать выход, и стоял, моргая за затемненными очками.
Фильм был для взрослых, романтический. В нем было много лишних диалогов, слишком много поцелуев (даже один поцелуй — это слишком много) и слащавый, сопливый конец, в котором благородный пони-гвардеец отказывается от службы в гвардии, чтобы стать отцом, сидящим дома, а кобыла продолжает доминировать в мире бизнеса со своей компанией по производству консервированного чили.
Наверняка будет продолжение: идея неуклюжего отца, сидящего дома (да еще и бывшего гвардейца) с жеребенком, считалась классикой комедии. Он, несомненно, переживет всевозможные ужасные унижения, неудачи и окажется неумелым воспитателем. Потому что жеребцы были идиотами, когда дело касалось ухода за жеребятами. Сумак раздраженно хрюкнул, подумав об этом, и задумался, что скажет по этому поводу Биг-Мак.
По крайней мере, Трикси и Лемон Хартс получили удовольствие. Сумак не собирался высказывать ни малейшего недовольства. Трикси заслужила хороший день, и, несомненно, Биг-Мак одобрил бы столь взрослое отношение Сумака к этому вопросу.
— Знаешь, Сумаку не помешала бы сумка для книг. У меня накопилось много денег… Я бы хотела, чтобы Сумак пошел в школу в свой первый день и не выглядел как оборванец. — Трикси, которая тоже стояла, моргая, пока ее глаза адаптировались к внешнему миру, потянулась и потрепала Сумака по спине. — Ему бы не помешали школьные принадлежности.
— Покупки — это всегда весело, — согласилась Лемон Хартс. — Скоро осень. Я точно знаю, что у Твайлайт запланированы экскурсии в Кантерлот. Там, на высотах, будет холодно.
— Сумаку понадобится одежда. Что-нибудь получше, чем старая рваная одежда из обрезков, которую я постоянно латаю…
— Эй, мне нравится моя курточка. — Сумак повернулся и посмотрел на Трикси. — Она мне нравится, потому что ты постоянно ее чинишь. Ни у кого больше нет такой одежды.
— Сумак, малыш, она тебе уже едва ли подходит. Возможно, она даже не по размеру тебе сейчас. Когда ты надевал ее прошлой весной, ты постоянно рвал ее, когда двигался. Она была слишком тесной. — Трикси сидела и смотрела, как несколько пони выходят из театра. — Ты вырос, Сумак. Ты стал таким большим для своего возраста…
— Мне пять, — возразил Сумак, — и я тощий. Я видел других жеребят, которым пять лет, и они больше меня.
На губах Трикси появилась терпеливая улыбка, и она наклонилась вперед. Она подняла одно копыто, вытянула его и ударила Сумака по носу, отчего тот растерянно заморгал глазами. Суслик неподалеку схватился за грудь, хрюкнул и упал, ошеломленный зрелищем материнского бупа.
— Нам надо пойти в универмаг Джейси Пони, — предложила Лемон Хартс. — У них сейчас распродажа. Мы можем купить Сумаку несколько вещей, Трикси, и тебе тоже купим несколько хороших вещей. Ты заслуживаешь того, чтобы побаловать себя.
— Но я…
— Никаких "но"! — взвизгнула Лемон Хартс, топнув копытом. — Никаких "но", никаких "но", никаких "но"…
— Если только ты не хочешь устроить спектакль! — закончили обе кобылы, продекламировав стишок из их совместных школьных будней. Они обе снова начали хихикать.
Сумак заметил, что они часто хихикают вместе. И они продолжали смотреть друг на друга, весело и радостно. Приятно было видеть Трикси счастливой. Он вздохнул, понимая, что поход в универмаг — дело неизбежное. Они будут таскать его по магазину часами, заставлять примерять вещи и смотреть на то, что они собирались примерить, — он знал это. В конце концов, он подозревал, что от него будет пахнуть цветочными, девчачьими духами. Мир был ужасен, и жизнь была несправедлива, совсем несправедлива.
Это будет ужасно, он просто знал это.
Глава 14
Сгорбившись над завтраком, Сумак думал о предстоящем важном дне. Он хорошо отдохнул: были куплены новые кровати, мягкие, удобные, гораздо лучше тех тонких матрасов, на которых они спали в вагончике. Он был еще чист после вчерашнего. У него были новые сумки, новое пальто, коробка с ручками и карандашами.
Едва он поднес ложку с мюсли к губам, как длинный фиолетовый язык молнией метнулся вниз и выхватил самый большой орешек. Сумак ничего не сказал и никак не отреагировал — он просто снова погрузил ложку в миску. Он немного волновался из-за того, что Бумер будет учиться с ним в школе, но Твайлайт настояла на том, чтобы Бумер взяли с собой в школу.
Когда он снова поднял ложку, вновь последовал фиолетовый всплеск, и гранолу снова умыкнули. На этот раз Сумак захихикал. Его хихиканье вызвало хихиканье Трикси и Лемон Хартс, которые тоже завтракали.
— Она будет похожа на твою надоедливую младшую сестру, — сказала Лемон Хартс Сумаку.
Сумак пожал плечами, на мгновение задумался и зачерпнул еще гранолы:
— Она не надоедливая. — Он покачал головой, а затем поднял голову, пытаясь разглядеть детеныша, сидящего на его роге.
— Как идет сбор какашек? — спросила Трикси.
— У меня есть немного в большой металлической банке из-под кофе. Она уже догадалась не сжигать их. Она ждет, когда я их заберу. — На этот раз Сумаку удалось засунуть ложку в рот, и он с хрустом набросился на немного подмокшую гранолу. Он несколько раз сглотнул и продолжил: — Она и в доме не устраивает беспорядка. Она начинает дергать меня за уши, пытаясь дать понять, что ей нужно сходить. Она умная.
— Конечно, да. Спайк почти так же умен, как Твайлайт, когда он думает о чем-то определенном. Настоящий фокус в том, чтобы заставить Спайка сосредоточиться. Твайлайт считает, что драконы думают иначе, чем пони. Разные мыслительные процессы. — Лемон Хартс положила ложку на стол и подняла свою миску, чтобы выпить оставшееся молоко. — Иной способ мышления.
— А разве мозг — это не просто мозг? — Сумак, в котором проснулось любопытство, откусил еще кусочек, не сводя глаз с Лемон Хартс.
— Другая биология. Разные существа. Пони — углеродные формы жизни, а драконы — серные. Хотя у тех и других есть мозг, они очень разные. Из того немногого, что я знаю, драконы обладают более развитой памятью и способностью к запоминанию. Пони обладают ситуационной осведомленностью и развитым сенсорным восприятием, именно поэтому у нас такие большие глаза для нашего размера. Мы выжили, эволюционировали и приспособились, потому что наша ситуационная осведомленность и сенсорная осведомленность помогали нам выжить и быть бдительными по отношению к хищникам.
— А у больших драконов не было врагов, поэтому их мозг развивался по-другому, — сказал Сумак.
— Верно. — Лемон Хартс выглядела довольной, когда начала пить молоко из своей чашки.
— Поскольку драконы живут так долго, для них стало важно отслеживать все, что они знают и помнят. — Сумак зачерпнул еще гранолы, проглотил ее и задумчиво прожевал.
Лемон Хартс кивнула, продолжая пить, а Трикси просто выглядела гордой и впечатленной. Сумак, чувствуя себя хорошо, с нетерпением ждал начала занятий, но в то же время он боялся, нервничал и опасался. Он знал, что ему предстоит то, что Трикси называла нелегким испытанием. Сумаку предстояло тащить за собой повозку и преодолевать длинный путь. Он был умным, это несомненно, но немного отставал по результатам тестирования. С чтением у него было все в порядке, но другие практические образовательные навыки, такие как арифметика, отсутствовали. С географией у него было все в порядке, а вот навыки письма оставляли желать лучшего.
Поставив чашку на стол, Лемон Хартс сказала:
— Сегодня сокращенный день. Школа закончится в полдень. Так что если у тебя возникнут проблемы, просто перетерпи утро, и все будет в порядке.
— Хорошо, — ответил Сумак, проглотив гранолу, и капнул немного молока на подбородок.
— А что касается завтрашнего дня… — Лемон Хартс сделала небольшую паузу и вытерла лицо, а затем продолжила: — Твайлайт планирует вести занятия немного по-другому. По утрам будет проходить структурированное, традиционное обучение, а после обеда — свободное. Ученикам будет позволено делать все, что им заблагорассудится, в пределах разумного, и поощряться поиск особых талантов, навыков и способностей. Ожидается много новых кьютимарок.
— Сумак еще слишком мал, чтобы беспокоиться об этом. — Трикси одарила Лемон Хартс обеспокоенной улыбкой, а затем посмотрела на Сумака. — Никакого давления, верно, Сумак?
— Э-э… — Сумак не знал, что ответить. Давления было предостаточно.
— Кьютимарки могут появиться в любой момент… их получают годовалые детёныши, жеребята, а иногда пони доживают до зрелого возраста, так и не получив никакую. — Взяв салфетку, Лемон Хартс начала вытирать лицо Сумака.
— Как это происходит? — спросила Трикси, выглядя удивленной.
— О, это случилось с одним моим знакомым пони, — ответила Лемон Хартс Трикси, — его двоюродный брат пошел в гвардию, не зная, чем еще заняться в жизни, и уже через неделю у него была кьютимарка как на шлеме. Он должен был быть в гвардии.
— О. — Трикси несколько раз моргнула и покачала головой. — Я полагаю, есть много вещей, с которыми пони могут не сталкиваться, пока не станут взрослыми. Должно быть, это травматично — не знать, в чем твое предназначение или судьба, когда все окружающие тебя пони знают свою.
Пожав плечами, Лемон Хартс ответила:
— Бывает.
— Нам нужно поторопиться. — Трикси указала копытом на Сумака. — Заканчивай, малыш, нам пора идти.
Замок Твайлайт возвышался над городом, и почему-то сегодня он казался гораздо более устрашающим. Трикси сдержала обещание не смущать его перед одноклассниками, и Сумак был ей за это благодарен. Жеребенок стоял у основания лестницы и смотрел вверх. По лестнице уже поднимались другие ученики, всех размеров и возрастов, но Сумак заметил нескольких пони примерно его возраста. Лемон Хартс стояла рядом с ним, и он почувствовал легкий толчок, побудивший его двигаться.
Пеббл не было видно. С Пеббл все было бы гораздо проще. Сумак не знал, почему, но было бы легче. Он сглотнул, во рту пересохло, и задумался, где же она. Сумак прекрасно чувствовал себя рядом со взрослыми, но по какой-то причине он замирал рядом с жеребятами своего возраста.
Несколько учеников плакали. Это было ужасно, и Сумак не мог придумать ничего более постыдного, чем плакать в первый день занятий. Услышав шум, он повернул голову, не обращая внимания на легкий толчок Лемон Хартс, и увидел, что не все ученики идут тихо и спокойно.
Некоторые сопротивлялись.
Он увидел знакомую пони, Глуми, и бедняжке Глуми пришлось несладко. Кобыле-пегасу приходилось тащить Сильвер Лайн по земле, а маленький детеныш гриффона впивался когтями в землю и умолял маму, прося отпустить ее. Сумак сглотнул и почувствовал еще один толчок в спину, но не отреагировал. Застыв на месте, он так и остался стоять, не желая двигаться.
Ему предстояло оказаться в замке вместе с Олив…
В этот момент Сумак захотел вернуться домой. А еще лучше — отправиться в путь, покинуть Понивилль и никогда не возвращаться. Он стал размышлять, сколько жеребят отказались идти в школу из-за Олив. Наверное, все. Она была настолько плоха. Сумак вздрогнул, а затем издал вопль от шока, когда его потащила за собой Лемон Хартс. Трикси исчезла, несомненно, чтобы отметиться на работе. Сумак выпятил нижнюю губу, когда его потянуло за собой магией Лемон Хартс.
— Мама, не-е-е-ет! — взвыла Сильвер Лайн, которую тоже потащили на верную гибель.
Повиснув на роге Сумака, Бумер издала сонное фырканье, протестуя против всей этой суматохи вокруг нее. Как же дракончик мог заснуть в такой суматохе? Она разочарованно пискнула и свернулась в клубок вокруг рога Сумака, спрятав голову в летных мембранах.
Зная, что его сейчас потащат вверх по лестнице, Сумак решил, что не хочет смущаться и позориться. Поморщившись, он сам поднялся по лестнице и почувствовал, как Лемон Хартс отпустила его. В ушах звучали жалобные причитания Сильвер Лайн, и слышалось ворчание Глуми.
Кому-то предстоял тяжелый первый день в школе.
Войдя в класс, Сумак увидел Пеббл. Он почувствовал, как его охватывает облегчение, и поспешил к тому месту, где она сидела. Он сел рядом с ней и взял подушку, шестиугольную, ярко-желтую и покрытую маленькими синими квадратиками. Ему хотелось обнять Пеббл — настолько он был рад ее видеть, но он сдержался и повел себя прилично.
Там было много жеребят, которых Сумак не знал. Класс был не слишком полон, не очень велик и не похож ни на один другой класс, который Сумак когда-либо видел. Здесь не было парт, но были доска и кафедра.
Дверь в класс открылась, и Глуми втащила Сильвер Лайн в класс. Грифонша молчала, широко раскрыв глаза от ужаса, она застыла от страха и не пыталась сопротивляться. Сумак наблюдал, как Глуми уселась в углу на подушку и притянула детеныша к себе, пытаясь успокоить. Потребность обнять Пеббл, найти утешение становилась все сильнее.
В дверях показалась Твайлайт. На ней были очки для чтения, а грива была собрана в пучок, как у школьницы. Крылом она подтолкнула пугливого жеребёнка-единорога вперёд и в класс.
— Иди, Циннамон, все будет хорошо, — сказала Твайлайт жеребенку.
Жеребенок бросился к двери, и Твайлайт поймала его. Никто не смеялся. Не было даже ни одного хихикания. Только тишина. От напряжения в комнате Сумаку стало трудно дышать. Неглубокое дыхание Сумака как-то резко выделяло все звуки в комнате. Он слышал дыхание своих сокурсников. Шорох сумок с книгами. Он слышал, как скребут по полу копыта бедного жеребенка, которого тащила Твайлайт.
— Иди и посиди с ней, — сказала Твайлайт низким, успокаивающим шепотом, указывая на Глуми. — Она поможет… Глуми очень добрая, когда не устраивает дождь для пони. — Твайлайт криво улыбнулась пегасу в углу, а Глуми похлопала по подушке рядом с ней, придерживая Сильвер Лайн другой передней ногой.
Сумак на мгновение перестал дышать, ожидая, что будет делать бедный жеребенок. Он наблюдал, как Твайлайт еще раз подтолкнула его, а затем Циннамон, пугливый жеребенок, с нарочитой медлительностью направился к Глуми. Сумак втянул воздух и вздохнул с облегчением.
Твайлайт шагнула за дверь и исчезла.
— Здравствуйте, класс, меня зовут Лемон Хартс, и я буду одним из ваших учителей. Я понимаю, что некоторым из вас сейчас нелегко, поэтому мы не будем торопиться, помолчим и справимся с этим вместе. — Лимонно-желтая кобыла улыбнулась своему классу.
Она присела на подушку, образовав почти круг из учеников, и слегка кивнула Глуми в знак поддержки, после чего продолжила:
— Все вы новички в этой программе. Сегодня у нас будет время для вопросов и ответов, и мы не будем беспокоиться о школьных заданиях. У кого-нибудь есть вопросы?
Пеббл подняла копыто.
— Пеббл, ты можешь задать свой вопрос, — сказала Лемон Хартс, приветствуя кобылку.
— Почему я здесь? — спросила Пеббл. — Я не могу ничему научиться в этом классе. Я уже прошла программу начальной школы. Я не понимаю, чего я должна здесь добиться.
— Пеббл, ты здесь не как ученик, а как учитель, — ответила Лемон Хартс.
— Я не понимаю, мисс Хартс. — Пеббл уставилась на своего учителя и ждала.
— Твой друг, Сумак, учился в нетрадиционной школе. Ему нужно помочь наверстать упущенное. Твайлайт хотела, чтобы ты училась, преподавая. Ты поможешь Сумаку наверстать упущенное.
Пеббл мгновение сидела неподвижно, а потом произошло самое ужасное. Случилась самая ужасная, страшная, отвратительная вещь. Она улыбнулась. Но она улыбалась не так, как другие жеребята, нет, ее улыбка была самой ужасной из всех, что Сумак когда-либо видел. Пеббл улыбалась, как крагодил. Уголки ее рта оттянулись, обнажив идеальные квадратные зубы, а глаза Пеббл наполнились странным блеском.
Сумак захныкал и захотел к маме. Ему это совсем не нравилось.
Значит, Пеббл могла проявлять эмоции, могла реагировать, если бы возникла подходящая ситуация. Сумаку захотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко. Сумак вздрогнул, отвернулся от Пеббл и, подняв переднюю ногу, посмотрел на Лемон Хартс.
— Мне нужно в туалет! — воскликнул Сумак и, не дожидаясь разрешения, сорвался с места, стуча копытами по полу. Через несколько мгновений он исчез, оставив после себя комнату, полную недоумевающих и растерянных одноклассников.
Глава 15
День уже казался длиннее, чем должен быть. Минуты, казалось, проползали мимо, больше походя на часы. Казалось, что часы вообще не двигаются на протяжении неестественно долгого времени. Сумак старался выдержать все это, хотя его одноклассникам, казалось, было гораздо легче.
Темпест Дэнсер постоянно рассказывала о том, как ее родители любят играть в грязи. Сумак не знал, что и думать о ней. Пегаска, она была тихой, осторожно ступала на копыта и была немного властной. Не то чтобы все пегасы были властными — нет, только большинство из них.
Флинт был жеребенком-пегасом со странными крыльями, который не умел летать, а Тиндер, единорог, был его братом. У обоих были кьютимарки и нечто, известное как симбиотическая магия. Лемон Хартс рассказала об этом классу и упомянула, как Твайлайт хотела разобраться в странной магии.
Строуберри Хартс (не родственница Лемон Хартс) была тихой, немного застенчивой кобылкой-единорогом. Она была одарена сильной магией и могла создавать струйки ароматного воздуха, который чаще всего оказывался клубничным, наполняя класс восхитительным запахом, за исключением того момента, когда это был запах тухлых яиц. Она все еще училась управлять своей магией. У нее неплохо получалось открывать окна с помощью телекинеза.
В углу притаился Циннамон Файр, который почти ничего не говорил. Маленький жеребенок все время извинялся за то, что он мешает и не дает покоя. Он не отходил далеко от Глуми, которая осталась рядом, чтобы помочь. Увы, бедной Глуми понадобится бригада опытных хирургов, чтобы удалить Сильвер Лайн, которая вцепилась в ее ногу и не хотела отпускать.
Класс был небольшой, но Лемон Хартс обещала, что скоро он станет больше. Прибывали и другие ученики, но пока их не было. Первоклашек в школе Твайлайт было немного, и это облегчало жизнь всем пони. Сумак знал, что ему будет некомфортно, если класс станет больше. Судя по реакции Сильвер Лайн, она была бы в ужасе, если бы учеников было больше.
Следуя за своими товарищами, Сумак с удовольствием осматривал части замка, отведенные под школу. На улице то и дело появлялись другие студенты. Сумак немного нервничал из-за толпы, но пребывание рядом с Пеббл помогало. У нее тоже были проблемы с толпой.
В коридорах висели плакаты с надписями "Дружба — это волшебство" и "Незнакомец — это просто друг, которого ты еще не знаешь". Сумак с трудом смирился с этой мыслью. Опасность незнакомца была, то есть незнакомец мог быть опасен, и надо было быть осторожным, но, похоже, незнакомец мог быть и другом. Что же выбрать? Это казалось противоречивым.
Они осмотрели лаборатории, учебные классы, многочисленные библиотеки, медиа-комнаты, музыкальный зал, зал образцов, солярий и оранжерею. Это было удивительное место; Сумак уже видел то, что хотел бы увидеть снова, например, снежную бурю в помещении и зал образцов, где были представлены всевозможные живые животные, многие из которых не поддавались описанию.
Проходя мимо комнаты с открытой дверью, Сумак увидел внутри целую кучу голубых цветов, все они были под стеклом. Только через мгновение он понял, что перед ним ядовитая шутка. От вида опасных голубых цветов по коже пробежали мурашки.
— Класс, не отставайте, пока мы идем в аудиторию, — обратилась Лемон Хартс к своим ученикам. — Не забывайте держаться вместе, пока мы рассаживаемся.
Вслед за Глуми Сумак вошел в аудиторию, которая, на его взгляд, была слишком переполнена. Он почувствовал приступ паники, но тут к нему прижалась Пеббл. Он знал, что она тоже не любит толпу. Большинство других одноклассников, казалось, не обращали на него внимания, но Глуми пришлось втолкнуть в зал и Циннамон, и Сильвер Лайн.
К счастью, их места оказались в левом заднем углу, и Сумак был этим доволен.
Твайлайт Спаркл двинулась через сцену, а Спайк ковылял за ней, сжимая в лапах микрофон. В зале было темно, только хорошо освещенная сцена. Твайлайт и Спайк стояли на островке света. Сбоку от них стояла улыбающаяся кобыла-единорог, и Сумак узнал в ней Твайлайт Вельвет, мать Твайлайт Спаркл.
Твайлайт Вельвет была милой пони. Однажды она пригласила Сумака на обед и задала ему кучу вопросов: счастлив ли он, хочет ли он чего-нибудь, как он относится к тому, что Трикси — его мать, и даже спросила, был бы он счастливее, если бы у него был брат или сестра. Он подозревал, что это было скорее связано с тем, что она выполняла свою работу, чем с тем, что она была милой, но она была милой.
Пока Сумак сидел и наблюдал за происходящим, на сцене на мгновение появилась Эпплджек, которая вышла из-за кулис и кивнула Твайлайт. Возможно, когда все закончится, он сможет навестить Эпплов, чтобы рассказать им о своем первом дне.
— Мы готовы? — спросила Твайлайт.
— Ага, готовы ли мы уже? — спросил Спайк, и его слова вызвали смех у многих пони в зале. Дракон окинул взглядом толпу и улыбнулся. — Говорю вам, если бы меня здесь не было, ничего бы не было сделано.
— Субъективно это верно, — сказала Твайлайт, кивнув головой в знак согласия.
— Твайлайт, всё в порядке, — сказала Рэрити, высунув голову из-за края сцены, с той же стороны, где за мгновение до этого появилась Эпплджек.
— Добро пожаловать, пони, — сказала Твайлайт рокочущим голосом, который теперь был усилен. Спайк стоял возле ее передних ног и держал микрофон, пока Твайлайт говорила. — Это знаменательный день. Я не думала, что это когда-нибудь станет официальным. Я бы хотела поблагодарить нескольких пони, если вы не возражаете.
Толпа не возражала.
— Прежде всего, я хотела бы поблагодарить принцессу Селестию. Она была и остается моим учителем. Без нее все это было бы невозможно. Она научила меня мечтать, надеяться на необычные вещи, и я надеюсь, что смогу преподать этот урок вам. Если упорно трудиться, то осуществление мечт возможно.
Еще один прожектор сфокусировался на Твайлайт, и сцена вокруг нее как-то сразу стала темнее.
— Я хотела бы поблагодарить своих друзей за то, что они были со мной на каждом шагу. Я бы хотела поблагодарить их всех поименно, но список будет очень, очень длинным, и мы будем здесь весь день. Но все вы знаете, о ком идет речь, и без вас ничего этого не было бы.
— Эпплджек, дорогая, перестань играть со светом! — произнес бесплотный голос.
Зал наполнился звуками смеха, и Твайлайт улыбнулась, глядя на сцену. Спайк, держа микрофон в левой когтистой лапе, прикрыл рот правой. Он хохотал, вихляясь всем телом от безудержного веселья.
— Проклятье, Рэрити, как у нас оказался активный микрофон? Выключи его! У Твайлайт сегодня важный день!
Прожектор изменил цвет, и Твайлайт окутало зеленое сияние.
— Это не выключатель звука! О, из всех худших вещей, которые могут случиться, это самая худшая!
— О, иди и упади в обморок где-нибудь на диване, Рэрс!
С визгом звук затих, и прожектор на Твайлайт снова стал теплым, освещающим ее желто-белым светом. Твайлайт широко улыбалась, а зрители продолжали смеяться.
Даже мама Твайлайт хихикала.
— Вот почему вы просите друзей помочь вам… Одни только воспоминания стоят того, — обратилась Твайлайт к зрителям. Она прочистила горло. — Так, на чем я остановилась… Ах, да, я благодарила пони, которые сделали это возможным. Я бы хотела поблагодарить всех вас за то, что вы здесь. Благодаря вам это стало возможным. Моя школа была бы ничем без учеников. Мы еще маленькие, но мы растем!
Твайлайт выхватила микрофон из рук Спайка и держала его перед собой:
— Я также хочу поблагодарить мою собственную ученицу, Старлайт. Спасибо тебе, Старлайт. Ты так много работала, чтобы сделать это возможным.
Прожектор переместился и осветил пони в зале. Пони, сидевшая в первом ряду, помахала копытом, а затем свет прожектора вернулся к Твайлайт. Повернув голову, Твайлайт посмотрела на свою мать.
— Я бы хотела поблагодарить свою маму… Она мне очень помогла… — Твайлайт замолчала, в ее глазах блестели слезы. — Я бы хотела поблагодарить многих пони поименно, но нет времени. — Твайлайт прочистила горло и улыбнулась. — Итак, без лишних слов, мы посмотрим небольшой фильм, чтобы помочь вам сориентироваться. Как только мы закончим, я думаю, что на сегодня мы освободимся пораньше. Я слышу много сообщений о расшатанных нервах и нервном напряжении в первый день.
Толпа зааплодировала, когда сцена потемнела. Свет прожекторов померк, оставив Твайлайт в темноте, и два тяжелых занавеса из фиолетовой парчи, усыпанные звездами, отдернулись, открывая киноэкран.
С мерцанием ожил проектор, и начался показ фильма.
Сумак смотрел не так много фильмов, но несколько из них все же видел. Ему было трудно следить за тем, что говорят, — в зале было плохо слышно, музыка была слишком громкой, и звуки всех окружающих пони заглушали диалог.
Но за фильмом следить было довольно легко. За Старлайт Глиммер следили с помощью камеры, пока она проходила реабилитацию и добивалась прощения многих пони, которым она причинила боль. Фильм повествовал о том, как она упорно трудилась в Нашгороде, пытаясь загладить свою вину и подружиться с теми, кому она принесла столько зла.
Дружба делает возможным все, даже прощение в трудных обстоятельствах. Несколько раз Старлайт выглядела униженной, что, должно быть, еще больше усугублялось тем, что все было снято на камеру. Она терпела гнев, враждебность, даже ужасные оскорбления, обжигающие слова, сказанные в гневе. Она переносила все это с чувством смирения и согнутой шеей.
Сумак почувствовал, как у него подрагивает грудь, когда увидел, как одна из пони, которую обидела Старлайт, ее обнимает. Он подумал о Трикси и теперь лучше понимал, каково ей приходится. На протяжении всего фильма Твайлайт не отходила от Старлайт, предлагая ей поддержку и делая то, что делают друзья.
Это был мощный урок. Неважно, насколько сильно пони обидели тебя, можно простить их и остаться их другом. Сумак почувствовал, как Пеббл прижалась к нему, и был благодарен ей за близость.
Он наблюдал за тем, как Старлайт, умоляя выключить камеру, устроила на экране настоящий скандал. Она лежала на земле, в пыли и грязи, и рыдала, представляя собой публичное зрелище для всех желающих. Пока Твайлайт сидела с ней и пыталась успокоить, к ней подошел белый земной пони. Он сел и, сказав несколько коротких, напряженных слов, обнял Старлайт и прижал ее к себе. От многочисленных слез Старлайт земля стала немного грязной, и белая шерстка земного пони испачкалась. Но его это не смущало. Он обнимал Старлайт, пока она плакала, гладил ее по спине и шее, пытаясь утешить, а вокруг них проходили другие, казалось, безразличные к ее страданиям.
Сумак наблюдал за всем этим, его глаза иногда слезились, и он изо всех сил старался слушать. Интервью, признания, извинения, Старлайт ведет дневник своей борьбы на пленке, ее долгие разговоры и признания, произносимые в камеру. Другие жители Нашгорода также общались с камерой, рассказывая о своих мыслях, чувствах, а иногда и о своем гневе по поводу поступка Старлайт. Но были и обнадеживающие моменты, счастливые моменты, когда пони подбадривали и делились надеждой на то, что Старлайт может исправиться.
Реабилитировав Старлайт, Твайлайт создала мощное послание о дружбе. Просмотр фильма ошеломил Сумака, он был опустошен, находился в глубоком эмоциональном состоянии, и он был не одинок. Многие его сокурсники плакали. Пони в зале обнимали друг друга. Несомненно, дружеские отношения завязывались или укреплялись, как и было задумано Твайлайт при создании фильма.
Выйдя на яркий солнечный свет, Сумак моргнул, зажмурив глаза, и подождал, пока стекла его темных очков еще немного потемнеют. Пеббл стояла рядом с ним, ее лицо было каменным, но Сумак знал, что она должна была что-то чувствовать, даже если не показывала этого.
Глуми стояла, расправив крылья и выгнув спину. Сильвер Лайн пряталась под ней, прижавшись к ногам Глуми. Темно-серый пегас придвинулся поближе к Сумаку и Пеббл, наблюдая за тем, как мимо проносятся ученики, высыпающие в Понивилль теперь, когда первый учебный день закончился.
— Это было нечто, — негромко сказала Глуми. — Настоящая слезовыжималка. Надеюсь, Твайлайт меня простила.
— Что ты сделала? — спросила Пеббл.
— Когда я отправилась в свое приключение, я попросила Твайлайт прогнать меня. Я натравила на нее облако. — Глуми улыбнулась, и ее взгляд устремился в какую-то несуществующую далекую точку. — Я уверена, что Твайлайт меня простила, но, наверное, мне стоит еще раз убедиться в этом. Придется сделать это, когда она не будет так занята.
— Сумак Эппл. — Эпплджек появилась из ниоткуда и без раздумий набросилась на бедного Сумака, подхватив его на ноги, чтобы обнять и прижать к себе. Не обращая внимания на его корчи и попытки вырваться, Эпплджек уселась на зад, обхватив Сумака передними ногами. — Хорошо прошел первый учебный день? Эпплджек посмотрела на Пеббл:
— Пеббл, надеюсь, ты не будешь возражать, если я прижмусь к твоему красавцу?
Шоколадно-коричневая мордочка кобылки приобрела глубокий фиолетовый оттенок, и она моргнула, глядя на Эпплджек. Пеббл ничего не сказала, но уставилась на нее, ее глаза сузились, и через несколько секунд она прижала уши к голове. Пеббл покачала головой:
— Жеребята — это мерзко, а он вонючий. Он не мой кавалер.
— Ну вот, теперь ты так говоришь, — ответила Эпплджек дразнящим тоном, когда Глуми начала хихикать, — но дай ему время, Пеббл Пай.
— Нет. — Сев на круп, Пеббл сложила передние ноги на бока и вызывающе посмотрела вверх.
Сумак, не сумев освободиться, перестал извиваться, смущенно опустив уши. Он что, вонял? В данный момент он мало что мог сделать, поскольку был зажат в объятиях Эпплджек. Он был голоден, хотел пить, а его эмоции были на взводе от фильма. Он не хотел думать о Пеббл в таком ключе, это было отвратительно. Он все еще привыкал к тому, что она ему просто друг.
— Давайте, вы оба, пойдемте домой и пообедаем. — Эпплджек повернулась и посмотрела на Глуми. — Добрый день, Глуми. Мне бы не помешал лишний дождь, если ты не против. Осенние овощи выглядят немного суховатыми, если ты понимаешь, о чем я.
— Я посмотрю, что можно сделать, Эпплджек, — ответила Глуми. — Покедова, Сумак и Пеббл.
И с этими словами Глуми подхватила Сильвер Лайн и улетела, а маленький детеныш гриффонессы завопил в знак протеста, совсем не радуясь тому, что летит с мамой. Она пронзительно закричала, но при этом помахала на прощание Сумаку, Пеббл и Эпплджек.
Глава 16
Обед состоял из тарелки с бутербродами с яблочным повидлом, приготовленными на свежеиспеченном хлебе. Сумак не мог насытиться ими — он обожал яблочное повидло, считая его одним из самых сладких и вкусных продуктов, которые пони может запихнуть в рот.
На кухне было тускло, прохладно и тихо. У Хидден Роуз и Амброзии был первый учебный день, и они обошлись только половиной дня, как Сумак и Пеббл. Шляпа Эпплджек лежала на столе, ближе к концу, а сама она увлеченно поглощала свои бутерброды.
— Нам с Биг-Маком пора поработать, — сказала Эпплджек, проглотив последний кусочек бутерброда. — Скоро сезон сидра, нужно сделать кое-какие дела, да и насос надо починить…
— Я могу починить насос, — сказал Сумак, обращаясь к Эпплджек.
— Нет. — Глаза Эпплджек сузились. — Нет. — Она покачала головой. — Роуз и Амброзия не проучились и полдня в школе, и ты тоже. Твоя сумка полна учебников, и у тебя полный день покоя. Бабуля Смит уехала к друзьям в город.
Сумак опустился на пол, удрученный, а Бумер начала атаковать его тарелку языком, чтобы полакомиться сладкими, вкусными крошками. Он взглянул на Пеббл, гадая, как она к этому отнесется. Наверное, ей это понравится, потому что она очень странная.
— У меня много работы, — сказала Эпплджек, вытягивая шею и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. — Было весело помогать Твайлайт, но теперь я отстаю. Пеббл Пай, не позволяй Сумаку халтурить. Я уже знаю о договоренности, которая была достигнута. Следи за тем, чтобы он выполнял задания, ведь он единорог, а значит, должен быть непоседливым. — Эпплджек улыбнулась, потянулась и погладила Пеббл.
— Не волнуйтесь, я очень серьезно отношусь к своим обязанностям, — сказала Пеббл ровным тоном, лишенным всяких чувств. — У меня в сумке лежит список моих обязанностей и список книг, которые я должна взять в библиотеке. Я уверена, что какое-то время смогу обойтись без книг.
Услышав слова Пеббл, Сумак опустил уши. Он был обречен. Обречен, обречен, обречен. Обреченности у него было в избытке. Жеребенок вздохнул и смирился со своей участью. Он смотрел, как Бумер длинным фиолетовым языком слизывает с его тарелки яблочное повидло. Когда тарелка была очищена, Бумер принялась вылизывать его лицо своим шершавым, как наждак, языком, а ее дыхание было горячим и дымным. Он не хихикал, ни разу.
— Не унывай, Сумак… все будет не так уж плохо. — Эпплджек надела шляпу, поднялась со стула и встряхнулась. — Знаешь, я сказала Биг-Маку, что пора обедать, а он, дурень, до сих пор не пришел… Пойду-ка я выскажу ему все, что думаю!
И с этими словами Эпплджек ушла.
Сгорбившись над учебником по математике, Сумак пытался понять, на что он смотрит. Это была тарабарщина, все это была тарабарщина. Единственным утешением его страданий была Пеббл. Она была замечательным учителем. Если Трикси была хорошим учителем, по крайней мере, в том, чему она его научила, то Пеббл была лучшим учителем.
Пеббл была терпелива, спокойна, сохраняла хладнокровие, никогда не проявляла признаков разочарования, не повышала голос и, казалось, не беспокоилась о том, что ей приходится объяснять что-то снова и снова, чтобы Сумак мог разгадать это и понять. Что касается Пеббл, то она, похоже, получала удовольствие, но Сумак не мог этого утверждать. Она знала, когда нужно помочь, и, что еще важнее, знала, когда нужно оставить его в покое, чтобы он сам разобрался в ситуации.
Все шло так хорошо, а потом случилась арифметика. Сумак не имел ни малейшего представления об этих вещах. Дроби были для него загадкой. Он никогда не знал о них раньше и не мог понять ничего из учебника, как не мог понять и того, что говорила ему Пеббл.
— Сумак… все очень просто. Представь, что это яблоко…
— Хорошо. — Сумак кивнул, подняв глаза от учебника. Он услышал низкое сонное фырканье возле своего уха, но не обратил на это внимания. — Я понимаю яблоки.
— Сумак, чтобы упростить задачу, представь, что у тебя есть два яблока, и ты разрезаешь их на восемь частей. Каждая часть будет равна одной восьмой. Правильно? — Пеббл наклонила ушки вперед и прижалась к Сумаку, пытаясь донести до него свою мысль.
— Так… два яблока — восемь штук, значит, будет шестнадцать частей.
— Правильно. А теперь представь, что если ты возьмешь пять ломтиков от первого яблока и семь от второго, то сколько у тебя будет яблок? — Пеббл моргнула и стала ждать.
— Хм, двенадцать? — ответил Сумак.
— Нет… это дробь. У тебя есть пять восьмых от одного яблока и семь восьмых от другого. — В блестящих голубых глазах Пеббл не было признаков гнева или разочарования, только решимость. У нее было терпение камня.
— Я ничего не понимаю в этой модной математике, — ворчал Сумак. — Ответ должен быть двенадцать.
— Сумак, если разрезать яблоко пополам, то получится половина яблока. Но если сложить две половинки вместе, то получится одно яблоко, хотя их было две штуки. — Пеббл подождала, пока разумное объяснение дойдет до него.
— Значит… один и один — это не всегда два? — спросил Сумак, сбитый с толку.
— Нет. — Пеббл потянулась и похлопала Сумака по передней ноге. — Ты делаешь успехи.
— Я чувствую себя глупо. — Сумак нахмурился и оттолкнул учебник по математике, отдернув другую переднюю ногу от Пеббл. Она снова стала обидчивой. Она всегда была такой обидчивой. А иногда и хваткой. Она была обидчивой пони.
— Ты не глупый, ты просто необразованный, — сказала Пеббл Сумаку.
Сумак осмелился заставить свой мозг начать работать и попытался понять, что один плюс один не всегда равно двум. Иногда, похоже, это равнялось одному. Его мозг сопротивлялся самому понятию. Но один кусочек яблока и другой кусочек яблока составляли целое яблоко, так что, по его мнению, все зависело от того, какой формы были эти кусочки. Возможно.
— Если у тебя есть семь из восьми кусочков от одного яблока и пять из восьми кусочков от второго яблока, и ты собрал их вместе, чтобы получилось целое яблоко, сколько у тебя будет яблок?
— Что? — Сумак моргнул, а затем его глаза сошлись, когда он замолчал.
Пеббл вздохнул и попробовал еще раз:
— Представь, что у тебя есть одно красное и одно зеленое яблоко. Ты разрезал их оба на восемь частей. Теперь ты берешь пять долек от зеленого яблока и семь долек от красного яблока и складываешь их вместе. Сколько у тебя яблок?
— Я ем дольки, чтобы избежать вопроса…
— Сумак. — Пеббл моргнула. — Пожалуйста, попробуй.
— Ладно, хорошо. — Сумак закатил глаза и попытался подумать о красных и зеленых ломтиках яблока. Он отвлекся и подумал о яблочном пироге. Яблочно-коричневые бетти. Яблочный кекс. Яблочный штрудель. Яблочные шарлотки. Вкуснейшее яблочно-пеньовое желе, любимое лакомство эппллузианцев.
От одной мысли о сладком, пряном вкусе яблочно-пеньового желе у него перехватило дыхание.
— Отлично, у меня в учениках числится слюнявый идиот, — сказала Пеббл. — Жеребчики такие противные.
— Эй! — Сумак облизнул губы и, отстранившись от Пеббл, и старательно сделал вид, что обижен. — Я отвлекся… ладно? Извини. Дай мне минутку, и я попробую еще раз.
На этот раз Сумак сосредоточился и попытался представить в голове два яблока, разрезанных на части. Это было трудно представить. Он немного растерялся, потому что Пеббл назвала его "идиотом", но он, в общем-то, заслужил это. Пеббл хорошо справлялась с ролью учителя, но плохо справлялась с ролью ученика. Это создавало еще более серьезную проблему — если он станет чьим-то учеником, что, если он окажется плохим подмастерьем? Что, если он не сможет уделять внимание урокам магии?
Эта мысль действительно была весьма тревожной. Об этом стоило задуматься. Для пони было важно уделять внимание заданию, которое он выполняет. А тут такая головоломка. Потянувшись вверх, Сумак почесал копытом подбородок, нахмурив брови.
— Я чувствую запах дыма, — сказала Пеббл, и она говорила не о Бумер. Она опустилась на стул и вздохнула, ожидая, пока Сумак обработает свою причудливую яблочную математику. Она посмотрела на Бумер, которая свернулась вокруг рога Сумака и зарылась головой в его гриву. Пеббл, тоже отвлекшаяся, мысленно представила себе, как выросшая Бумер пытается вскарабкаться на рог Сумака и сшибает его.
Это было довольно забавно.
Задняя дверь открылась, и на кухню вошла Эпплджек.
Сумаку нечего было сказать, пока Пеббл объясняла ему его неспособность разобраться в сложной математике. Он молча сидел, пока она объясняла Эпплджек задачу про яблоко. Ему нечего было сказать в свое оправдание, нечем было защищаться, и он знал, что в присутствии Эпплджек лучше не говорить о том, какой он глупый. Она прочитает ему лекцию, а он не хотел, чтобы Эпплджек читала ему лекции.
Или Биг Мак, если уж на то пошло.
Он сидел на стуле, чувствуя, как его прожигают зеленые глаза Эпплджек, которые были зеркальным отражением его собственных. Она выглядела задумчивой. Не злой, не разочарованный, не расстроенный, не обеспокоенный, не какой-то еще, а просто задумчивой. Ему было интересно, о чем она думает.
— Мне кажется, у него проблемы с вниманием, — сказала Пеббл Эпплджек.
— Яблочки, может быть, ему нужно быстро привести себя в порядок, — ответила Эпплджек. Она встала и быстрыми легкими шагами пересекла кухню, подрагивая гривой и хвостом. Она открыла шкаф, сунула голову внутрь и стала рыться там.
— У меня есть то, что нужно, — сказала Эпплджек, выходя с банкой, балансируя ей а мордочке. Банка светилась странным радужным светом. — Мы черпаем это средство, когда работа становится тяжелой. Ничто так не поднимает настроение, как вольт-яблочный джем. Он действует на всех пони, но на нас, Эпплов, почему-то всегда действует особенно.
Эпплджек вернулась к столу, села и открутила банку копытом. Кухня наполнилась запахом озона, отчего Бумер проснулась и чихнула. Эпплджек взяла со стола ложку, воткнула ее в банку и зачерпнула огромную ложку странного яблочного джема цвета радуги.
Затем, без предупреждения, она засунула ложку с джемом в рот Сумаку. На мгновение ничего не произошло, но потом глаза Сумака стали как булавочные уколы. Его рог засветился. Бумер испуганно пискнула, спрыгнула на стол, а затем с поскуливаянием убежала.
Жеребенок вздрогнул, все его тело свело судорогой, а затем он сел на стул, выпрямившись во весь рост. Сумак чмокнул губами и сказал:
— Полтора яблока!
В момент совершенного понимания все стало понятно. Сумак открыл учебник и посмотрел на задачи по математике в главе о дробях. Он читал текст, легко вникая в него, и все понимал. Но просто читать было недостаточно. Нет, он взял свой карандаш, но и этого было недостаточно. Дрожь пробрала его, когда он достал из сумки еще несколько карандашей.
Вооружившись четырьмя карандашами, он принялся за работу, раскладывая бумаги так, чтобы работать с максимальной эффективностью. Его мозг горел от странного понимания, а глаза слезились. Он не замечал ни Эпплджек, ни Пеббл. На одном листе он начал выводить сложение для дробей, складывая все подряд. На другой странице он начертал вычитание дробей. На третьей странице он начал работать над умножением дробей, теперь, прочитав инструкции в книге, он совершенно ясно понимал, что нужно делать. На четвертой странице он работал над делением с дробями.
Его работа была безупречной… Он мог вспомнить каждую задачу для каждой контрольной работы, просмотрев страницы всего один раз. Его карандаши двигались одновременно с жутким постоянством. Математические задачи стали появляться на четырех листах бумаги как по волшебству.
Сумак никогда не задумывался о том, насколько нагружен его телекинез, если он использует сразу четыре карандаша и пишет на четырех листах бумаги. Четыре карандаша даже не напрягали его магические способности. Его тело тряслось и дрожало, когда он рвался к школьным заданиям.
— Пеббл, дорогая…
— Да?
— Я пойду позову Твайлайт Спаркл… Я вернусь, как только смогу, хорошо?
Пеббл кивнула и продолжила смотреть, как Сумак продолжает работать. Она не смела пошевелиться. Ее стул был подвешен высоко в воздухе, как и стол, и почти все остальное на кухне. Она наблюдала, как Эпплджек спрыгнула вниз и легко приземлилась на копыта. Пеббл не любила высоту, ей нравилось, когда копыта не стоят на земле. Такая высота ее пугала. Она могла бы спрыгнуть и вниз, но эта мысль пугала ее. Ей нравилось, когда копыта стоят на чем-то твердом, либо на земле, либо на чем-то, что связано с землей. Она постоянно прыгала вниз с высоких мест, но эти высокие места были хорошо закреплены на земле. В тех редких случаях, когда папа подхватывал ее своей магией, она чуть не писалась от испуга. К счастью, папа был очень любящим и с пониманием относился к ее страхам.
— Эпплджек…
— Да, Пеббл?
— Помоги мне спуститься, пожалуйста… Мне страшно, — сказала Пеббл с нехарактерным хныканьем в голосе. — Мне так страшно, что я не могу пошевелиться. Пожалуйста, спусти меня. Пожалуйста, спусти меня.
Поднявшись на задние ноги, Эпплджек уперлась передними копытами в бока Пеббл, приподняла ее и опустила на пол. Она знала Пеббл очень, очень давно. С самого рождения. И хотя Пеббл была очень похожа на свою мать Мод, у нее бывали моменты, когда она проявляла эмоции, как сейчас, когда Пеббл убегала в ванную.
Сумак все еще был сосредоточен на своей домашке. Эпплджек пригнулась, когда стул пролетел мимо ее головы. Она проскочила под парящим столом, который был сделан из цельного дерева и весил, должно быть, не менее ста килограмм. Сумак парил над ним как перышко. От легкости, с которой он удерживал все, пока делал уроки, у Эпплджек свело поджилки. Сумак и сам парил, сидя на стуле.
Она выскользнула через заднюю дверь и побежала за Твайлайт Спаркл.
Глава 17
Твайлайт Спаркл увидела совсем другую картину, чем та, которую ей описала Эпплджек. Кухня была в полном беспорядке. Вещи были разбиты и разбросаны. Большой стол лежал на боку. Пеббл и Сумак лежали в углу, причем Пеббл держала Сумака в копытах. У жеребенка текли слюни, глаза были пусты. На полу были разбросаны карандаши, бумаги и книги.
Твайлайт двинулась вперед, ее магия поправляла все и восстанавливала сломанные предметы. Рядом с ней двигалась Старлайт Глиммер, а затем с криком Трикси пронеслась мимо и побежала к Сумаку.
— Что случилось? — спросила Трикси, остановившись на полу и чуть не врезавшись в Пеббл и Сумака. Она присела и притянула обоих жеребят к себе, а затем начала обнюхивать Сумак, выражая ужас.
Твайлайт ждала, с большим любопытством наблюдая за всем этим.
— Магия закончилась, и он поглупел, — ответила Пеббл, глядя на Трикси. — Он очень, очень тупой. Я думаю, его IQ опустился ниже комнатной температуры.
Эпплджек, стоявшая в дверях, не двинулась с места, но смотрела, как Твайлайт продолжает наводить порядок на кухне. Ее лицо было прищурено от беспокойства, и она сдвинула шляпу назад на голову:
— Твайлайт, как ты думаешь, что случилось? Он стал таким умным, а теперь посмотри на него.
— Я не знаю. — Твайлайт опустила голову и посмотрела на Сумака. Он смотрел на нее с глупым, ласковым выражением, на его лице была глупая счастливая ухмылка. Его подбородок блестел от слюны.
— Сумак, ты можешь что-нибудь сказать? — спросила Трикси.
На лице Сумака появилось очень растерянное выражение, как у облака, проходящего перед солнцем. Он скривился, повернул голову и посмотрел на мать:
— Хи… Мама. — Его голос звучал… натянуто.
Старлайт Глиммер испуганно вскрикнула, когда Бумер вскарабкалась по ее ноге, поднялась на шею, а затем уселась на ее рог. Детеныш издала обеспокоенный писк и посмотрела на Сумака. Старлайт, не зная, что делать, стояла, скрестив глаза, и смотрела на маленького дракончика, вцепившегося в ее рог.
— Пеббл, ты же была здесь, наблюдая… как ты думаешь, что произошло? — спросила Твайлайт.
Кобылка ответила не сразу. Она, казалось, погрузилась в раздумья, и Трикси погладила ее по боку. На ее бровях появились глубокие борозды, и она притянула Сумака поближе к себе, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Если бы я могла предположить, то сказала бы, что его глупость пропорциональна временному интеллекту, который он приобрел. Яблочный джем подействовал, и теперь он просто слабоумный тупица. — Пеббл моргнула и легонько встряхнула Сумака. — Его IQ резко упал, пока Эпплджек не было дома.
— Эппл? — спросил Сумак тихим, медленным голосом.
— А еще у него теперь есть кьютимарка, — сказала Пеббл Твайлайт, поворачивая Сумака в своих объятиях и показывая Твайлайт его бок.
Посмотрев вниз, Твайлайт увидела очень необычную кьютимарку. На его бедре красовалось яблоко, а вокруг него было девять маленьких молний радужного цвета, разлетавшихся во все стороны. Когда она смотрела на нее, казалось, что радужный узор мерцает и движется. Она моргнула, и узор стал неподвижным. По мере того как она изучала его, он снова начал двигаться, почти колыхаясь, как тепло, поднимающееся от дороги, и это оказывало гипнотическое воздействие. Она покачала головой и отвернулась. Что бы это ни было, это должна быть оптическая иллюзия.
— Сумак, малыш, опомнись, — сказала Трикси, шепча Сумаку на ухо.
Сумак пробормотал в ответ:
— Зеппл снэпл.
— Трикси, я уверена, что это состояние временное и пройдет. — Твайлайт села на пол, подставила копыто под слюнявый подбородок Сумака, подняла его голову и заглянула ему в глаза. Жеребенок страдал какой-то магической умственной отсталостью, но не выглядел пострадавшим. Он улыбался и, кажется, был счастлив.
— Пеббл мягкая! — воскликнул Сумак, обрызгав Твайлайт своими словами.
Поднявшись, Твайлайт вытерла лицо и понимающе кивнула Сумаку:
— Да, Пеббл очень мягкая и уютная. Тебе нравится Пеббл? Она твой друг?
— Пеббл… пушистая! — Сумак навострил уши, демонстрируя свой простодушный энтузиазм.
Твайлайт снова вытерла слюну с лица и улыбнулась Сумаку:
— Да, она такая!
— Твайлайт… сделай что-нибудь, чтобы помочь Сумаку, пожалуйста, — умоляющим голосом сказала Трикси, когда Эпплджек села рядом с ней на пол.
— Я думаю, это пройдет. — Глаза Твайлайт сузились, и она стала задумчивой. — Было бы полезно понять, что происходит. Хотела бы я увидеть Сумака в состоянии повышенного сознания.
— Мы могли бы дать ему еще джема, — ровным голосом предложила Пеббл. — Только маленький глоток. Он снова поумнеет, но потом наступит коллапс. Но я не знаю, хорошая ли это идея.
— Хм… — Твайлайт подняла взгляд и посмотрела в глаза Трикси. Она увидела страх, беспокойство и озабоченность. Уставившись на Трикси, она увидела, что Трикси кивнула. На мгновение Твайлайт восхитилась храбростью Трикси. Чтобы понять это, нужно было пойти на определенный риск. Они имели дело с неизвестной магией.
Твайлайт поняла, что имеет дело с другим единорогом, обладающим уникальной магией, девиантной магией, магией, которую она не понимает. Первым был Тарниш, она встречала и других, и вот теперь — Сумак. Губы Твайлайт сжались в плотную, напряженную линию. Она повернула голову и посмотрела на Старлайт Глиммер, еще одного единорога с девиантной магией, которая выходила далеко за рамки того, что было известно и понятно о тауматургии единорогов.
Навострив уши, Твайлайт задумалась над гипотезой Сумака. Магия единорогов, похоже, развивалась, менялась и приспосабливалась, и, по счастливой случайности, Сумак сам оказался одним из отклонившихся от нормы магов. Ей нужно было увидеть его в действии, нужно было узнать больше, нужно было изучить его.
Когда Твайлайт подняла банку с яблочным джемом, Бумер испуганно пискнула, а затем спрыгнула с рога Старлайт на пол. С испуганным воплем она бросилась прочь, мотая за собой хвостом, и скрылась в гостиной.
— Интересно, что на нее нашло? — спросила Эпплджек.
Твайлайт взяла ложку и подняла ее вместе с банкой. Она погрузила ложку в банку и зачерпнула немного яблочного джема, совсем чуть-чуть на кончике. Она поднесла ложку к носу, понюхала, посмотрела, а затем с шокирующей быстротой сунула ложку Пеббл в рот, не предупреждая.
Кобылка вздрогнула и затряслась. Ее глаза расширились, она сделала глубокий вдох, а затем испустила ужасающий, звонкий, булькающий рык, от которого грива Твайлайт разметалась во все стороны, а Спайк мог бы позавидовать, будь он здесь свидетелем. В ушах зазвенело от этого звука, но Твайлайт отметила, что с Пеббл, похоже, все в порядке, хотя она и немного отрыгнула.
Она снова окунула ложку в банку и протянула ее Трикси. Поколебавшись, Трикси взяла предложенный джем из яблок. Ничего особенного не произошло, если не считать нескольких шальных искр, вылетевших из ее рога. Трикси пожала плечами и чмокнула губами.
Пока что все выглядело прекрасно. Банка с яблочным джемом, похоже, была совершенно нормальной и не оказывала никакого вредного воздействия на тех, кто ее употреблял. Твайлайт без малейших колебаний опустила ложку в банку и попробовала.
Вкуснейший вольт-яблочный джем. Это было всё равно, что выпить чашку кофе или газировку с сахаром. Твайлайт не чувствовала ничего особенного. Это был просто небольшой бодрящий эффект. Твайлайт снова обмакнула ложку, подняла ее и посмотрела на радужный цветной мазок на кончике. Это было почти не волшебно. Она с трудом понимала, как это могло так подействовать на Сумака.
Пожав плечами, Твайлайт просунула ложку между губами Сумака. Из гостиной раздался испуганный приглушенный тревожный гул, а затем мир для Твайлайт стал странным…
Твайлайт Спаркл обнаружила, что снова сильна как четыре аликорна. Она сделала шаг назад, и ее копыто пробило пол на кухне. Она чувствовала нарастающее магическое давление в роге. Она слышала тревожные крики, раздававшиеся вокруг нее. Она была сильна, слишком сильна, и она была опасна.
Вскрикнув от ужаса, Трикси пробила дыру в потолке. Ее рог засверкал с ужасающей силой. Старлайт Глиммер с трудом сдерживала свой магический всплеск и создала вокруг себя щит.
В гостиной Бумер завывала, как тревожный клаксон.
Твайлайт почувствовала источник беспокойства: это был Сумак. Сумак каким-то образом делал это. Он светился. Его глаза пылали яростным интеллектом. Мир вокруг Твайлайт дрогнул, и возникло ощущение землетрясения. В ней снова было четыре аликорна, и в голове промелькнули воспоминания о битве с Тиреком. Она с трудом сдерживала свою магию. Она хотела вырваться наружу. Она стиснула зубы и попыталась сосредоточиться. У нее был опыт борьбы с подобными явлениями. Трикси издала еще один вопль, выпустив очередной заряд, который разнес потолок.
Ей нужно было вытащить Сумака отсюда, пока дом не разрушился. Ей нужно было увести Сумака подальше от остальных. Она обхватила его магией, а затем телепортировалась, стараясь не допустить скачка напряжения. Когда Твайлайт погрузилась в эфир, она почувствовала, что ее контроль над собой ослабевает. Прикосновение к Сумаку с помощью магии было ошибкой…
С громовым треском Твайлайт появилась во фруктовом саду, держа Сумака над головой. В ней было больше магии, чем в четырех аликорнах, и сейчас, если бы Тирек был здесь, она знала, что сможет нанести ему заслуженное поражение, а потом и еще больше. Для Твайлайт каждый шаг был землетрясением, каждый вздох — ураганом, и она даже не хотела представить, что может произойти, если она взмахнет крыльями.
Стиснув зубы, Твайлайт не могла сдержаться. Часть ее магии вырвалась наружу. Вспышка хаотической энергии вырвалась на свободу и ударила в группу яблонь. Сразу же деревья начали расти, изменяться, деформироваться, превращаться в нечто иное. Яблоки стали огромными. Древесина сморщилась. Деревья превратились в гигантов. На ветвях появились новые плоды: вишни, сливы, апельсины, груши, авокадо. Земля содрогалась, когда деревья продолжали свой бурный рост.
Столько силы… Твайлайт чувствовала себя почти пьяной от нее. Ее мозг гудел, как пчелиный улей. Она чувствовала себя умнее, увереннее, ее разум стремился понять ее силу, ее новые способности. Её новый интеллект позволял ей понимать всё происходящее, даже когда её магия грозила разрушить саму ткань реальности вокруг неё.
Твайлайт попробовала сладкий нектар божественности, и он пришелся ей по вкусу.
И тут, к её удивлению, сила исчезла. Ее колени подкосились, и она с трудом встала на ноги. Она чувствовала себя немного слабой, немного неустойчивой и очень голодной. Она не чувствовала себя особенно глупо, но заметила, что в ее мыслях нет той ясности и кажущейся разумности, которая была только что. Она посмотрела на Сумака.
Он сидел в траве и снова выглядел глупо счастливым, на его морде было унылое выражение. Твайлайт в шоке пыталась осознать все, что произошло, и не могла. Она села в траву и потрясла головой, отчего у нее опустились уши. Невероятная сила, которую она только что ощущала, теперь исчезла, и какая-то часть ее души хотела ее вернуть.
Сумак унесся вслед за бабочкой, смеясь, как простодушное дитя.
Твайлайт втянула в себя воздух и попыталась осмыслить все, что только что произошло. Сумак был чем-то вроде нагнетателя — каким-то магическим усилителем, питающимся джемом из вольт-яблок. Твайлайт смотрела на деревья вокруг и наблюдала, как авокадо падает на землю. Она старалась не думать о том, каким мог бы стать Дискорд, если бы попал под воздействие Сумака в состоянии супераккумулятора.
Жизнь усложнялась, пока Твайлайт собиралась с мыслями. Сумак был силен и опасен. Она наблюдала за тем, как он корчится в траве, смеясь с простодушным весельем. Возможно, правильнее было бы сказать, что Сумак мог вызывать в других мощь и опасность. Необходимо было провести испытания. Это было то, что нужно было понять. Твайлайт должна была найти способ понять это, измерить это, найти способ разобраться во всем.
Она понятия не имела, с чем имеет дело. Пока Сумак продолжал скакать, Твайлайт почувствовала, что у нее начинает болеть голова.
Глава 18
Как бы ни было приятно находиться на копытах у Трикси, по непонятным причинам Сумак хотел быть с Биг-Маком. Большой рыжий жеребец сидел в траве и смотрел на новые насаждения во фруктовом саду, широко раскрыв зеленые глаза. Сумаку все еще было трудно соображать, но по большей части он уже пришел в себя. Он вырвался из хватки Трикси и на шатающихся ногах подбежал к Биг-Маку. Он врезался в передние ноги Биг-Мака, а затем вцепился в левую смертельной хваткой.
Биг Мак, конечно, ничего не сказал, Сумак вцепился в него. Сумак, чувствуя вину за свой поступок, бросил извиняющийся взгляд на Трикси. Он увидел, как голубая кобыла, ставшая его приемной матерью, встала, разминая скрипучие колени, подошла к месту, где сидел Биг-Мак, и села. Он был рад, что она не сердится, и сам не знал, почему в данный момент ему хочется быть с Биг-Маком. Он просто чувствовал себя очень растерянным, напуганным и не в своей тарелке.
По какой-то причине Биг-Мак помог ему справиться с этим.
— Твайлайт и Старлайт починили дом, — сказала Эпплджек, подойдя к брату и встав рядом с ним. — Я пойду заберу из школы Хидден Роуз и Амброзию. Биг Мак, присмотри за Маленьким Маком, он выглядит испуганным.
Сумак навострил уши. Малыш Мак? Он моргнул, вспоминая это имя. Биг Мак был Макинтошем, а Сумак не был сортом яблок. В голове у Сумака загудело, когда он попытался перебрать в уме слова, пытаясь уловить связь. Возможно, он был не так уж и здоров, как ему казалось.
— Он выглядит растерянным, лучше за ним присмотреть, — сказала Эпплджек, переходя на рысь. — Мне нужно пойти и забрать моих кобылок из школы. Я вернусь. Может быть. Девчонки, наверное, заговорят мне уши о первом учебном дне.
— Мне жаль, что так получилось с фруктовым садом. — Сумак удвоил свою хватку на ноге Биг Мака.
— Ты этого не делал. — Трикси потянулась и потрепала Сумака по спине.
— Но Твайлайт сделала это, и это из-за меня. — Сумак закрыл глаза и прислонился головой к ноге Биг Мака. Сумак хорошо помнил этот инцидент, причем оба. Он в бешенстве перелистал большую часть учебника по математике, исписав целые страницы математических уравнений. Правда, теперь он не мог вспомнить, как их решать. Потом произошел обвал, и его сознание рухнуло вниз. А потом появилась Твайлайт.
— Я люблю вишню, — сказал Биг-Мак тихим, почти смущенным голосом. — Хороша во фруктовом салате.
Все три пони повернули головы, когда Пеббл приблизилась к ним, и Бумер сидела у нее на спине, вцепившись в ее платье. Бумер выглядела испуганной. Когда Пеббл приблизилась, Бумер перепрыгнула со спины Пеббл на шею Трикси, цепляясь за ее гриву, а затем вскарабкалась на рог Трикси. Она смотрела на Сумака с выражением, которое можно было назвать только неодобрительным.
— Все вернулось на круги своя, — сказала Пеббл, усаживаясь в траву. — Мне кажется, Твайлайт все-таки боится. Она не призналась, когда я ее спросила. Она попросила меня выйти наружу, чтобы они со Старлайт могли поговорить о взрослых вещах. Думаю, Твайлайт нужно обнять.
Услышав это, Сумак захныкал. Ему было совсем не по себе. Он даже не мог понять всего, что происходит, но знал, что это меняет жизнь. У него была яблочная кьютимарка, но в данный момент он не был уверен, что хотел бы ее получить. Возможно, Старлайт сможет ее удалить. Но он не решался сказать об этом вслух. Он слышал всего несколько историй об этом, подслушивая разговоры, и знал, что у него будут большие, большие неприятности, если он расскажет, что подслушивал.
Такие неприятности, что его могут отхлестать по заду, и не в самом приятном, расчудесном смысле. Трикси никогда не шлепала его, у нее не было такой необходимости, но Сумак беспокоился, что если он когда-нибудь переступит черту, она может это сделать. Поэтому он следил за этой чертой и старался никогда ее не переступать.
Чувствуя себя немного хмурым, Сумак слушал, как внизу разговаривают Трикси, Лемон Хартс, Твайлайт Спаркл и Старлайт Глиммер. Теперь, находясь дома и сидя в комнате, которую они с Трикси делили, Сумак разрывался между необходимостью слушать и осознанием того, что он снова подслушивает.
Он почувствовал, что его дергают за ухо, и поднял голову. По крайней мере, Бумер снова решила ему довериться. Он увидел, что ее желтые глаза моргнули, и она издала трель. Сумак снова нетерпеливо дернул ухом. Сумак гадал, когда Твайлайт вернет ему кусочек яичной скорлупы.
— Хочешь поесть? — спросил Сумак. — У меня есть для тебя драгоценный камень.
Бумер ничего не ответила, но ждала. Сумак пересек комнату, подошел к деревянному сундуку, открыл его, перелез через край, чуть не упав внутрь, и достал свою шкатулку с ценностями. Крышка скрипнула, открываясь. Внутри лежала коллекция дорогих Сумаку вещей, в том числе зеленый драгоценный камень. Он поднял его телекинезом, сверкнув рогом, и протянул Бумер, которая взяла его с довольным хныканьем.
Что-то в ее поведении напомнило Сумаку белку, когда она взяла зеленый камень и зажала его в передних когтях. Усевшись на его рог, она начала откусывать кусочки драгоценного камня, и Сумак удивился, как ей удается прокусить что-то настолько твердое. Бумер была жадной обжорой и, похоже, умирала от голода.
— Интересно, что они собираются со мной делать? — сказал Сумак, усаживаясь на деревянный пол. — Бумер, мне страшно.
Детеныш дракона остановился на середине укуса, повернул голову и посмотрел Сумаку в глаза. Она смотрела на его перевернутое лицо и моргала. Он увидел… что-то в ее глазах. Возможно, понимание? Было какое-то чувство, какая-то эмоция. Детеныш выпустил дымную отрыжку, а затем продолжил есть, быстро надкусывая драгоценный камень, а затем хрустя вкусным лакомством.
— Твайлайт считает меня опасным, а Старлайт думает, что другие пони могут попытаться похитить меня. Что мне делать, Бумер? — Сумак наблюдал за тем, как Бумер продолжала есть, зная, что ответа от нее он не дождется, но все равно надеясь на него. — Наверняка похитители жеребят окажутся такими же пони, как мой отец. Он плохой. Я не хочу быть плохим пони и не хочу быть опасным.
Сумак закрыл деревянный сундук и начал вышагивать:
— Они все там, внизу, говорят обо мне и ждут, что я не буду слушать. Они там внизу только об этом и говорят, а я здесь совсем один.
— Я знаю, и это неправильно.
Сумак замер. Он не слышал никого из пони на лестнице. Повернув голову, он почувствовал холодные колючки на шее и посмотрел на Старлайт Глиммер. Она стояла в дверном проеме лестницы, и что-то в ее лице выглядело обеспокоенным.
— Я подумала, что тебе не помешает друг, — сказала Старлайт, сделав один шаг вперед. — У тебя есть удивительный талант, который приносит пользу другим. Что-то уникальное и особенное. А все пони спорят, что с тобой делать. Кто-то должен был подумать о твоих чувствах во время всего этого. Мне очень жаль. — Старлайт села на пол и постучала по деревянным доскам рядом с собой, приглашая Сумака подойти.
Сумак в нерешительности изучал Старлайт, не зная, что ей сказать. Однажды она уже была плохой, очень плохой, настолько плохой, насколько это вообще возможно для пони. Что, если она снова решит стать плохой? Что, если она похитит его и решит делать ужасные вещи? У него не было возможности остановить ее. Он сглотнул и почувствовал, как внутри у него все сжалось. Единственное, что у него оставалось, — это довериться ей и довериться Твайлайт.
Он пересек комнату, не сводя глаз со Старлайт, и сел в метре от нее. Ее глаза казались какими-то… грустными. Казалось, она погрузилась в свои мысли.
— У меня был друг, который проявил удивительный магический талант… и его забрали. — Старлайт вздохнула и покачала головой. — Я использовала это как оправдание своим поступкам, дешевое оправдание… Послушай, я пытаюсь сказать, что я сочувствую тому, через что ты проходишь. Ты, наверное, до смерти боишься, что у тебя отберут Трикси.
Сумак кивнул.
— Страх — опасная вещь, Сумак. Страх затуманивает разум и отравляет мысли, и как пони, которая жила в страхе, я должна сказать, что сейчас я беспокоюсь за тебя. Я знаю, на что может побудить в пони страх. Страх что-то делает с нашим разумом… он заставляет нас делать ужасные вещи, и мы оправдываем это любыми способами, потому что со страхом так трудно справиться.
Сумак, сузив глаза, задумался над словами Старлайт, а затем озвучил свои мысли:
— Ты боишься, что если я буду бояться, то пойду по темному пути?
— Да. — Старлайт кивнула. — Я знаю, что он сделал со мной. Страх — ужасная, ужасная вещь, Сумак, и если поддаться ему, если впасть в отчаяние, то можно натворить такого, чего в обычной жизни ты бы никогда не сделал. — Старлайт опустилась на пол, ее уши поникли. — Ты будешь делать вещи, о которых потом пожалеешь, если у тебя будет второй шанс пожалеть о них.
— А что будет со мной? — спросил Сумак.
— Твайлайт хочет отправить тебя в Кантерлот. Она считает, что там ты будешь в большей безопасности. Королевские сестры-пони охраняют город, и есть гвардия, которая защитит и тебя. Ты будешь ценным помощником для принцесс. — Старлайт вздохнула, моргнула, а затем ее глаза стали печальными.
Сумак увидел, как она глубоко вздохнула, и ее брови нахмурились.
— Я беспокоюсь о том, кто защитит нас от тебя, если мы сделаем это.
Эти слова ударили Сумака как пощечина. Он моргнул, пытаясь осознать их и понять. Его рот открылся, и он покачал головой. Он почувствовал болезненный толчок внутри груди, и сердце заколотилось. Он закрыл глаза и попытался успокоиться.
— Сумак, у тебя есть один очень хороший друг — это Пеббл. Здесь у тебя будет вполне нормальная жизнь, с вполне нормальными пони, в вполне нормальном городе. Даже если все усложнится, чтобы защитить тебя. Я боюсь, что если тебя отправят в Кантерлот, ты станешь бояться. Обижаться. В одиночестве. Я беспокоюсь, что ты будешь чувствовать себя обманутым, потому что у тебя отнимут все. — Старлайт хрипло вдохнула, и ее уши встали прямо. — Сумак, именно из-за таких вещей хорошие пони становятся плохими в худшем смысле этого слова. Я знаю это по собственному опыту. Мне страшно, Сумак, потому что я не хочу, чтобы ты погрузился во тьму, как это сделала я. Когда ты боишься, когда ты злишься, когда ты чувствуешь себя обманутым, становится так легко совершать плохие поступки. Ты делаешь маленькие шаги во тьму, и с каждым шагом это становится все легче и легче. Вскоре ты обнаружишь, что способен на все, причем не в самом хорошем смысле.
Открыв глаза, Сумак немного затуманился от слез, и, когда зрение прояснилось, он понял, что они со Старлайт были не одни. Твайлайт стояла позади Старлайт на лестнице. Он сглотнул, почувствовав страх, так как не смог прочитать выражение лица Твайлайт.
— Полагаю, отправлять его в Кантерлот больше не вариант, — негромко сказала Твайлайт, давая понять о своем присутствии. Ее копыта не издавали ни звука, пока она поднималась по последним ступеням, входила в комнату и садилась рядом со Старлайт.
Сумак видел, что Старлайт плачет, и она отвернула лицо от Твайлайт, пытаясь спрятаться от ее глаз. Он знал, что что-то происходит, но не понимал, это было выше его сил. Он слышал, как Бумер хрустит драгоценным камнем, и наблюдал за тем, как Твайлайт пытается утешить Старлайт.
— Я думаю, что, возможно, мне следовало бы спросить мнение моей ученицы по этому поводу. Похоже, ей есть что сказать. — Твайлайт потянулась и подтолкнула Старлайт.
Фыркнув, Старлайт вытерла нос передней ногой, но не повернулась, чтобы посмотреть на Твайлайт. Сумак, не зная, что делать, что сказать и как реагировать, продолжал сидеть с недоуменным и грустным выражением лица. Он оказался в очень взрослой ситуации, из которой не было выхода. Он не понимал, как гордость может влиять на взрослых. Две кобылы загораживали лестницу, целиком и полностью.
— Трикси внизу с Лемон Хартс, готовит поздний ужин, — сказала Сумаку Твайлайт. — Сумак, я бы хотела услышать, что ты скажешь обо всем этом. Наверняка Старлайт дала тебе много поводов для размышлений, и я надеюсь, что ты прислушался к ней. Старлайт есть что сказать, и она очень хорошо понимает и разбирается в том, почему мы делаем то, что делаем. Есть ли у тебя что сказать, Сумак?
Сумак в замешательстве покачал головой, не зная, как начать отвечать Твайлайт.
Глава 19
— Знаешь, Сумак, тебе не обязательно идти сегодня. Твайлайт уже сказала, что если ты чувствуешь себя неспокойно, то можешь просто остаться сегодня дома. Правда, все в порядке. У тебя вчера был довольно знаменательный день.
— Ты сказала это перед тем, как мы вышли из дома, — сказал Сумак Трикси, когда они оба стояли на лестнице, ведущей в замок Твайлайт. — Я в порядке, правда. Я больше не чувствую себя глупо. И я хочу быть в классе. Я хочу снова чувствовать себя нормально.
— Такой храбрый жеребенок, — ответила Трикси.
— Нет, я не такой. — Глаза Сумака сузились. — Я боюсь оставаться один. Я начну думать и не смогу остановиться, а потом расстроюсь и испугаюсь, и мне почему-то захочется быть с Пеббл, и я… — Сумак замолчал, когда Трикси легонько постучала копытом по его носу. Он поднял на нее глаза и увидел слабую улыбку на ее мордочке.
— Хорошего дня в школе. Мне нужно идти. У меня большая важная встреча, на которую я должна прийти. Школа начинается через полчаса. Ты будешь в порядке? — Трикси отдернула копыто, и ее уши надвинулись на глаза в беспокойстве.
— Это из-за меня, да? — спросил Сумак.
Трикси посмотрела вокруг, налево и направо, а затем, вернувшись к Сумаку, кивнула:
— Да, да. И еще кое-что. Твайлайт очень много работает, чтобы Понивилль был безопасным, спокойным и счастливым. Трикси теперь одна из тех пони, которые помогают все это делать… и Трикси должна идти и делать свою работу.
— Я понимаю. — Сумак присел на ступеньки, ведущие к массивным двустворчатым дверям. — Я, пожалуй, посижу здесь и подожду Пеббл. Иди, не опаздывай.
Остановившись на мгновение, Трикси опустила голову, поцеловала Сумака в щеку, снова остановилась и быстро поцеловала крепко спящую Бумер. Затем Трикси исчезла, с необыкновенной быстротой поднимаясь по лестнице.
Сидя на ступеньках, Сумак наблюдал за проходящими мимо пони. Утро было оживленным временем, многие пони направлялись на рынок, чтобы купить и продать. Над головой пролетали пегасы, выкрикивая друг другу указания. На середину утра была запланирована гроза, которая должна была вызвать дождь и очистить воздух.
Сумак был достаточно умен, чтобы понять, что он попал в затруднительное положение. Настоящая дилемма. Он был в полном бардаке. В яблочном бардаке. Он хотел получить кьютимарку связанную с магией, и он хотел получить кьютимарку, которая обозначала бы его как Эппла. Он получил именно то, что хотел, и теперь обнаружил, что не очень-то рад этому. Трикси однажды предупредила его, что не стоит желать того, чего хочешь, — жизнь имеет забавный способ заставить тебя пожалеть об этом. Она хотела получить сверх меры могущества, а в итоге получила амулет аликорна. Все пошло не очень хорошо.
Возникало миллион вопросов, например, откуда взялась его магия? Сумак знал, что магия исходит от лей-линий, а магия, согласно его собственной гипотезе, является ограниченным ресурсом. В любой момент времени вокруг него и других было только одно количество доступной окружающей магии, и дополнительная магия должна была откуда-то взяться. Дополнительная магия просто так не появляется. Жеребенок боролся с мыслями, лежащими за гранью его понимания.
От размышлений Сумака оторвал вскрик. Он моргнул и огляделся по сторонам через затемненные линзы. Глуми тащила в школу Сильвер Лайн. Добродушная пегаска улыбалась терпеливой материнской улыбкой, таща за собой детеныша, как улыбаются все матери, терпение которых испытывается ежечасно.
— Смотри, Сильвер Лайн, у тебя есть друг… Сумак присмотрит за тобой… малышка, мне нужно идти на работу, там гроза, за которую я отвечаю, — сказала Сильвер Лайн Глуми. — Он будет беречь тебя.
— Он будет? — Голос Сильвер Лайн был немного визгливым и полным страха.
Сумак моргнул. Он будет? Он не помнил, чтобы его о чем-то просили или чтобы он соглашался на такое.
— Да, будет, — сказала Глуми, — я уверена, он не будет возражать.
Сумак не успел ничего сказать или даже отреагировать, как в воздухе возникло какое-то движение, а затем он обнаружил, что его раздавило что-то пушистое и пернатое. Он извивался, пытаясь освободиться, но Сильвер Лайн уже вцепилась в него страшной смертельной хваткой, такой же страшной смертельной хваткой, какой она вцепилась в свою мать. Как будто кто-то скрестил кошку и курицу, а потом сделал их очень-очень ласковыми.
— Спасибо, Сумак… ты спас мне жизнь! — Глуми потянулась вверх и погладила ухо передней ногой, а затем помахала правым крылом. — Она очень ласковая.
— Гаааах! Девочки противные! — Сумак извивался и пытался освободиться, но Сильвер Лайн была гораздо сильнее, чем казалась. Он чувствовал, как она трется об него. Кроме того, детеныш грифонши мурлыкал, что, почему-то, очень раздражало Сумака.
— Ты хорошо пахнешь, — сказала Сильвер Лайн, когда Глуми расправила крылья и улетела. — Как цветы. Жуки любят цветы, а я ем жуков, и поэтому мне нравятся цветы.
— У тебя с Бумер есть что-то общее, — сказал Сумак, пытаясь освободиться от Сильвер Лайн. Тихий голос в глубине его сознания говорил ему, что он поступает нелогично и глупо. Бумер была девушкой и без проблем болталась на его роге. Сумак не прислушался к логике своего разума и напомнил голосу в затылке, что Бумер также какает петардами и просто супер.
Озадаченный безупречной мысленной речью Сумака, голос согласился и замолчал.
— Знаешь, а ты, кажется, нормально себя чувствовала в доме Флаттершай, — сказал Сумак своей не отлучной спутнице, пытаясь освободиться.
— Это безопасное место, — ответила Сильвер Лайн, удвоив хватку и продолжая держаться. — Мама узнала, что у меня есть нечто, называемое тревогой разлуки, и мне нужны безопасные места.
— Я не безопасный пони. — Сумак сдался и зашагал дальше. Когда он это сделал, то обнаружил, что хватка Сильвер Лайн немного ослабла. — Я только что получил свою кьютимарку и не могу говорить об этом, но моя жизнь только что стала опасной.
— Тогда мы должны держаться вместе! — Голос Сильвер Лайн звучал немного взволнованно. — Вместе мы в большей безопасности, чем порознь. У меня есть когти, но я не собираюсь ими пользоваться. Мама сказала, что я не должна слушать Ворми, когда он говорит о том, как хорошо иметь острые когти.
— Ворми? — Сумак повернул голову, чтобы посмотреть Сильвер Лайн в глаза.
— Ворми — это особенный мамин пони, — ответила Сильвер Лайн. — Он безопасный и добрый, и он купил мне когтеточку, обмотанную веревкой, просто чтобы было приятно.
Пытаясь расслабиться, Сумак старался держаться как можно спокойнее, надеясь, что Сильвер Лайн еще немного расслабится. Он подозревал, что если он перестанет пытаться оттащить ее от себя, она может расслабиться настолько, что отпустит его и будет счастлива просто сидеть рядом с ним. Но он не знал, как она поведет себя в классе. Каким-то образом классная комната должна была стать безопасным местом.
— Вы оба очаровательны, — произнес ровный, монотонный голос.
Повернув голову, с пылающими ушами и розовым румянцем на щеках, Сумак посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Он увидел Пеббл, на ней было бледно-зеленое платье, хорошо контрастировавшее с ее шоколадно-коричневой шерстью. Тихий голос в глубине сознания сказал, что Пеббл красива, но Сумак проигнорировал это предположение. Он решил, что больше не разговаривает сам с собой, поскольку тихий голос не мог сказать ничего хорошего. Во рту у него пересохло, и он сглотнул. Он сказал единственное, что смог придумать, чтобы объяснить это Пеббл, даже не понимая, почему он чувствует необходимость объяснять.
— Сильвер Лайн нуждалась в безопасном месте.
— Итак, Сильвер Лайн, как ты маскируешься под цыпленка? — спросила Пеббл.
— Не знаю. — Сильвер Лайн выразительно изобразила замешательство, используя свои крылья.
Сумак заметил, как сквозь толпу пони движется что-то большое, злое и зеленое. Нервный жеребенок облизнул губы, а затем сказал своим спутникам:
— Эй, давайте зайдем внутрь… Олив идет.
Сумак наблюдал, как Тиндер в разочаровании отбросил карандаш, и ему захотелось сделать то же самое. Пеббл ничего не ответила, не показала, что сердится, — она была такой же, как всегда. Пеббл была очень похожа на камешек. Она просто была рядом и не доставляла особых хлопот. Рядом с ним Циннамон Файр с тупым и сонным выражением лица смотрел на свою бумагу, а с другой стороны к его ноге прицепилась когтями Сильвер Лайн.
— Дроби — это сложно, — сказал Тиндер голосом, который звучал довольно ворчливо. Он сдул с глаз свою темно-каштановую гриву и покатал карандаш туда-сюда, используя свою магию.
— Всем пони они даются, кроме нас, — пробормотал Циннамон. — У меня мозг болит.
— Я сейчас так ненавижу своего брата, — сказал Тиндер. — Флинт может идти пососать яйца. Я единорог, я должен быть умным. А он — пегас, и ему положено быть воздушным болваном.
— Тиндер, это совсем некрасиво. — Сухой тон Пеббл был мягким, даже нежным, но уши Тиндера поникли от ее упрека. Пеббл слишком хорошо вжилась в роль учителя. — Земные пони должны быть тупицами. Ты хоть представляешь, насколько умна моя мама?
Уши опущены, глаза широкие и грустные, Тиндеру было очень стыдно за себя. Жеребенок-единорог вздохнул и уперся передними копытами в край круглого стола. Он приблизил свой карандаш, поднял его и снова принялся за работу.
— Знаешь, Пеббл, ты иногда бываешь немного снобом, ты могла бы сойти за единорога. — Пока Сумак говорил, он повернулся, чтобы посмотреть на Пеббл, и когда он это сделал, ему не понравилось то, что он увидел. Ее лицо не выражало ничего, но в ее глазах было что-то такое, что его насторожило. Вздрогнув, он отвернулся, а затем тоже вернулся к своим занятиям.
Наклонившись, Сильвер Лайн, не шевеля клювом, прошептала Сумаку на ухо:
— Сумак, не будь тупицей. Не так надо разговаривать со своей особенной пони.
Сумак резко вдохнул, наполняя легкие с такой силой, что раздался хриплый свист. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, о да, он собирался что-то сказать, он собирался выплеснуть все это, он собирался выложить все начистоту и объяснить Сильвер Лайн, как она ошибалась. Он устремил суровый взгляд на свою собеседницу, готовый дать ей волю и…
— Хватит болтать, — твердо произнесла Лемон Хартс. — Если уж говорить о чем-то, то лучше о дробях.
От досады Сумак подавился словами и сжал губы в плотную линию. Он не решался взглянуть на Пеббл, не в силах заставить себя смотреть на нее. Хуже всего было то, что Сильвер Лайн все еще цеплялась за него. Ему хотелось отдернуть от нее ногу, но он не мог заставить себя сделать это, так как это было бы подло. А если Сумак и собирался быть грубым с кем-то из пони, то это должна была быть Олив, потому что она этого заслуживала.
Не в силах что-либо предпринять, Сумак сидел и тушил в себе гневное разочарование.
Нервничая, вспотев, Сумак вышел в коридор и посмотрел на Старлайт Глиммер. Он увидел, что она улыбается, но это была нервная улыбка. Что-то в ней его настораживало. Когда она начала уходить, он последовал за ней.
Они шли молча, Сумак хотел что-то сказать, но не знал, что. У него было так много вопросов, или он думал, что у него есть вопросы, он задавался ими раньше, но сейчас его мозг не слушался, и он не мог вспомнить ни одного из них. Возможно, отключить тихий голос в глубине сознания было плохой идеей.
После долгой прогулки и нескольких поворотов Старлайт остановилась у двери и толкнула ее. Сумак заглянул за край дверного проема и увидел Твайлайт. Она была в очках для чтения и окружена бумагами, книгами и трубками со свитками. Спайк был занят тем, что что-то писал.
Когда Старлайт подтолкнула его в дверь, Сумак издал испуганный возглас, заставивший Твайлайт оторваться от своей работы. Спайк прекратил писать и опустил перо в чернильницу, стоявшую рядом с бумагой.
— Что со мной будет? — спросил Сумак.
— Ничего, — ответила Твайлайт.
— Ничего? — Сумак наклонил голову набок и уставился на аликорна-директрису в полном недоумении.
— Мы со Старлайт долго, очень долго говорили об этом. — Твайлайт глубоко вздохнула и на мгновение посмотрела на Старлайт, а затем снова на Сумака. — После долгих обсуждений она напомнила мне, что дружба может изменить судьбу страны и даже мира.
— Я не понимаю. — Сумак стоял в замешательстве и чувствовал, как Старлайт перебирает передней ногой по его холке. — Значит, меня оставят здесь, в Понивилле, из-за Пеббл?
— Сумак… Старлайт пыталась изменить будущее, изменив прошлое. Она пыталась помешать моей собственной дружбе. Она напомнила мне об этом вчера вечером. Мы также обсудили, что она чувствовала, потеряв своего единственного друга. После долгих размышлений и тщательного обдумывания я пришла к выводу, что моя ученица Старлайт была права в одном.
— И в чем же? — спросил Сумак, гадая, что скажет Твайлайт.
— Дружба возникает не просто так. — Твайлайт сняла очки и положила их перед собой на книгу. — Если ее нарушить, могут произойти плохие вещи. Но если её лелеять, культивировать, заставлять расти, то такая дружба может повлиять на такое количество жизней, что мы даже не можем осознать, какая рябь пойдёт от неё.
— Рябь? — Не понимая, Сумак развел уши в стороны на голове.
— Это метафора, извини. — Твайлайт бросила на Сумака извиняющийся взгляд. — Если бросить камень в пруд, по нему пойдет рябь. Брось больше камней, и ты получишь еще больше ряби. Все накладывается друг на друга, и эффект ощущается по всему пруду. Все взаимосвязано, и все влияет на все остальное.
Кивнув, Сумак вроде как понял. Он любил пускать камешки по воде. Трикси потратила много времени, чтобы научить его это делать — и с помощью магии, и удерживая камень копытом.
— Вместе мы со Старлайт решили, что стоит рискнуть. Тебе нужны твои друзья, а твоим друзьям нужен ты. — Твайлайт снова подняла очки и водрузила их на нос. — А теперь иди обедать. Сегодня в кафетерии подают рожки с кремом и бутерброды с печеным сыром. Постарайся не волноваться по пустякам.
Сумак кивнул и начал отступать от двери, выскальзывая из-под ноги Старлайт, но его остановила Старлайт Глиммер. Он посмотрел на нее, а она на него, и Сумак увидел, как расширяется ее грудь, когда она делает глубокий вдох.
— Прежде чем ты уйдешь, у меня есть для тебя особое задание, — сказала Старлайт.
— Что? — спросил Сумак, чувствуя себя немного подавленным от мысли, что все это закончится особым заданием.
— Я хочу получить эссе о том, что Пеббл значит для тебя как друг, — ответила Старлайт.
Он почувствовал, что у него затекли ноги, а шея заболела от внезапной мышечной судороги в основании черепа:
— А я должен?
— Да, да, ты должен. — Старлайт улыбнулась и потрепала Сумака по носу. — А теперь иди обедать. Лучше бы это сочинение было на пятьсот слов или больше.
— Но я…
— Не спорь. — Старлайт легонько подтолкнула Сумака.
— Но ты…
— Это похоже на спор. — Старлайт нахмурила брови, когда Твайлайт хихикнула.
— Но это не…
— Справедливо? — спросила Старлайт, прервав Сумака и положив конец его нытью.
— Да! — промурлыкал Сумак в ответ.
— Я выслушаю еще одно сочинение в пятьсот слов о том, как несправедлива твоя жизнь, Сумак Эппл. — Улыбка Старлайт исчезла. — Когда жизнь несправедлива, это должно быть задокументировано и зарегистрировано в соответствующих органах. Мы не хотим, чтобы разгул несправедливости разрушил жизнь какого-нибудь жеребенка, это было бы ужасно.
Понимая, что ведет проигранную битву, Сумак отступил, прежде чем провести остаток своей жизни за написанием сочинений для Старлайт Глиммер. Он нахмурился, отступая назад, и посмотрел на Старлайт. На ее мордочке мелькнул призрак улыбки. Жизнь была несправедлива, совсем несправедлива.
Глава 20
Сумак понятия не имел, чем занять себя после обеда, но знал, что должен найти что-то, пока кто-то не принял решение за него. Он был волен делать практически все, что угодно, но тут было так много всего, что это было непосильно. Здесь были профессии, которым можно было научиться, ремесла, практические навыки, помощники в выполнении домашних заданий, и многое из этого было привлекательным.
Он взглянул на Пеббл, к которой прижималась Сильвер Лайн. Детеныш немного успокоилась, но все еще крепко держалась за Пеббл. Он моргнул. Столько комнат, столько перспективных занятий, столько всего интересного. Только бы не наткнуться на Олив.
С некоторой грустью он осознал, что Пеббл и Сильвер Лайн покидают его. Он смотрел, как Пеббл направляется в класс для выполнения домашних заданий, увлекая за собой Сильвер Лайн, несомненно, для того, чтобы помочь другим с домашним заданием. Потянувшись вверх и почесав ухо, Сумак понял, что Пеббл когда-нибудь станет хорошим или даже отличным учителем. Откуда Твайлайт узнала о таланте Пеббл, для Сумака оставалось загадкой.
— Ошеломлен?
Сумак повернул голову и бросил на обратившуюся к нему пони виноватый взгляд. Он ее не знал. У нее были толстые, тяжелые очки, и у нее были… ну, брови. Но не просто брови, а брови. Сумак кивнул.
— Ты никогда не был частью традиционной академической среды. Трикси учила тебя, пока вы переезжали с места на место. Ты познакомился с фольклором, местной историей и побывал в самых интересных и отдаленных библиотеках Эквестрии. Ты побывал на обоих побережьях, на севере и на юге, и получил такое образование, которое должно быть у большего числа пони.
Наклонив голову, Сумак посмотрел на учительницу, говорившую с ним. Он не знал ее, но она, похоже, знала его. На ней был потертый свитер, покрытый меловой пылью и ворсинками. Она казалась доброй, но в то же время немного рассеянной.
— Подтвержденный гений, обладающий как натуралистическим, так и экзистенциальным интеллектом.
— Я не понимаю, что это значит, — обратился Сумак к странной пони.
— Существует девять типов интеллекта, по крайней мере, так принято считать, причем натуралистический и экзистенциальный — это два признанных типа. Другие включают пространственный, межличностный, кинестетический, внутриличностный, логико-математический, лингвистический и музыкальный.
— Вы так и не назвали мне своего имени, — сказал Сумак, стараясь быть как можно более уважительным. — Я не понимаю, что такое натуралистический или экзистенциальный интеллект.
— Натуралистический интеллект — это понимание природы, например, растений, животных и чувствительность к окружающему миру. Чувствительность к погоде, условиям и местности вокруг вас. Это делает вас опытным путешественником. — Последовала пауза, фырканье, а затем: — А еще меня зовут Мундэнсер. А тебя — Сумак Эппл.
— И экзистен-экзесиц…
— Экзистенциальный? — сказала Мундэнсер, обращаясь к Сумаку.
— Да.
— Это глубокое мышление. Это способность к критическому мышлению, а также к работе с абстракциями. То, что на самом деле является мозголомным и ставит в тупик большинство пони. Зачем мы здесь, каково наше предназначение, если я сделаю это, что произойдет, в чем смысл жизни — все эти вопросы мучают нас с самого начала. — Мундэнсер села, протянула переднюю ногу и притянула Сумака ближе. Она положила переднюю ногу ему на холку, глубоко вздохнула и улыбнулась.
Сумак почувствовал запах кофе, меловой пыли и старой шерсти. Ему захотелось чихнуть:
— Что такое критическое мышление?
— Критическое мышление — это интеллектуальная дисциплина, заключающаяся в том, чтобы разбирать понятия, применять то, что знаешь, анализировать имеющееся, синтезировать имеющееся, оценивать свои наблюдения, опираться на свой опыт: размышления, свои рассуждения, а затем пытаться осмыслить все в целом после того, как ты все воссоздашь.
— Хорошо. — Сумак моргнул. Он ничего не понимал из того, что было сказано. Он чувствовал себя немного виноватым — для пони, который, как предполагалось, должен быть умным, он не имел ни малейшего понятия о том, что Мундэнсер только что сказала. Он знал, что ему нравится уходить куда-нибудь в тихое место и хорошенько подумать, за исключением тех случаев, когда он был расстроен, тогда его мозг начинал работать против него, и он не мог перестать думать, даже когда хотел. Если бы его ударили лопатой по голове, это, пожалуй, имело бы больше смысла, чем все то, что только что сказала Мундэнсер.
— Магические способности у тебя тоже выше среднего, — продолжала Мундэнсер, — а с твоим интеллектом, хотя ты, возможно, и не станешь самым могущественным волшебником, нет никаких сомнений в том, что однажды ты сможешь понять магию так, что большинство пони за это готовы умереть.
— Из-за того, что у меня есть мозг, я и выдвинул свою гипотезу? — спросил Сумак.
Мундэнсер захихикала, все ее тело сотрясалось от смеха:
— Да, малыш, у тебя особый тип мозгов, который даст тебе понимание вещей… удивительное понимание. — Мундэнсер сделала паузу, чтобы успокоиться, фыркнула еще несколько раз и прижалась к Сумаку. — Иногда, Сумак, гораздо важнее понимать, как и почему работает магия, или как действует заклинание, чем уметь его наложить. Уметь использовать магию и уметь понимать магию — это две совершенно разные вещи.
Зевнув, Бумер проснулась, несколько раз моргнула и посмотрела на Мундэнсер. Она наклонила голову в одну сторону, потом в другую, выдохнула немного дыма, свернулась вокруг рога Сумака и снова заснула.
— Могу я дать рекомендацию? — спросила Мундэнсер.
— Конечно, — ответил Сумак.
— Пойди на курсы стрельбы из лука, — сказала Мундэнсер.
— А зачем мне это нужно? — спросил Сумак. Он покачал головой. — Стрельба из лука и спорт — это очень скучно. Я лучше буду читать. Я люблю читать.
— Ах, я понимаю, почему ты так думаешь, но ты ошибаешься. — Мундэнсер еще раз ласково потискала Сумака. — Стрельба из лука даст тебе понимание. Ты сможешь понять причину и следствие. С твоим природным интеллектом ты сможешь наблюдать за такими вещами, как ветер и его влияние на твои стрелы. Ты поймешь, что такое движение, почему все происходит именно так, как происходит. Ты поймешь, что такое движение, что такое тонкие нюансы. Как крошечные движения с помощью магии могут кардинально изменить полет стрелы. Ты сможешь наблюдать, как и почему стрела делает то, что делает, и вносить мельчайшие изменения при каждом натяжении лука. Обучение стрельбе из лука будет способствовать развитию твоих мозговых мышц и научит тебя магической дисциплине.
— Правда? — Сумак смотрел на Мундэнсер широко раскрытыми глазами и был немного похож на сову в своих круглых очках. — А почему бы просто не научиться магии?
— Потому что любой единорог может накладывать основные заклинания, но очень немногие единороги понимают их, как они работают, почему они делают то, что делают, и как использовать их в новых и творческих целях, — ответила Мундэнсер.
— Значит, обучаясь стрельбе из лука, я действительно узнаю больше о магии? — Сумак моргнул, пытаясь понять смысл сказанного.
— Более того, — ответила Мундэнсер, — стрельба из лука научит тебя использовать свой разум и особые виды интеллекта. Поверь мне, как только ты начнешь этим заниматься, многое станет понятным.
— Хорошо, я поверю вам на слово. — Сумак почувствовал, как передняя нога Мундэнсер скользнула по его холке, и она встала. Он посмотрел на нее, изучая ее лицо, и увидел, что она улыбается ему. Он решил, что Мундэнсер ему нравится, все эти свитера и прочее.
— Давай, пойдем. Давай запишем тебя на дневные курсы стрельбы из лука, Сумак Эппл.
Послеполуденное солнце светило ярко, а трава была еще слегка примята после прошедшей грозы. На поле за замком Твайлайт было устроено поле для лучников. На тюках сена были нарисованы мишени. Здесь было несколько учеников, но не очень много. Большинство жеребят, посещающих школу Твайлайт, были похожи на Сумака и считали стрельбу из лука и спорт скучным занятием.
— Меня зовут мистер Твид, и я буду вашим инструктором, — обратился к Сумаку жеребец-единорог. Он повернулся боком и указал на свою кьютимарку — нарисованный лук со светящейся стрелой. — Как видите, у меня есть соответствующая квалификация. Я готовил чемпионов для Эквестрийских игр!
Пока Сумак стоял и смотрел, Мундэнсер ушла, оставив его одного, а сама отправилась присматривать за другими учениками, которые еще не нашли свое занятие.
— Мы только что обсуждали основы безопасности, — сказал Сумаку мистер Твид. — Теперь садись и будь внимателен, мы не хотим, чтобы в кого-нибудь из пони попала шальная стрела. — Мистер Твид улыбнулся и жестом указал на лук. — Сколько из вас уже пользовались таким луком?
Сумак потерял счет времени и не знал, что прошла большая часть дня и что уже пора идти домой. Он еще ни во что не попал, все его стрелы сбились с пути, ни одна из них даже не достигла тюка сена, но он продолжал пытаться. Он получал огромное удовольствие, а напряженная концентрация на задаче позволяла ему очистить разум. Интенсивная концентрация позволила ему сосредоточиться.
— Найдите центр, — сказал мистер Твид своим ученикам. — Если ваша телекинетическая хватка окажется хоть на сантиметр выше или на сантиметр ниже, лук не будет стрелять должным образом. Поэтому найдите свой центр. Сбалансируйте лук. Научитесь держать его ровно. Научитесь крепко держать лук, оттягивая тетиву, чтобы он не шатался. Если лук будет хоть немного колебаться, стрела полетит неточно.
Последовав совету учителя, Сумак закрыл глаза и взял лук за середину. Вместо того чтобы держать его прямо вверх и вниз, он повернул его боком и держал. Когда он открыл глаза, то увидел, что его лук наклонился влево. Он поправил магический захват, и лук наклонился вправо. Он продолжал двигать телекинетический пузырь, с помощью которого держал лук, пока лук не выровнялся, сбалансировавшись на телекинетическом пузыре размером с яблоко.
Он нашел центр и сделал это сам. Он догадался. Держа лук наклонно, он поднял стрелу, прицелился и оттянул тетиву. Лук слегка покачнулся, и Сумак высунул язык, пытаясь выровнять его. Когда лук успокоился, он прицелился и отпустил стрелу, надеясь на лучшее.
Он попал в тюк сена в правом верхнем углу. Жеребенок подпрыгнул на месте, издав торжествующий пронзительный возглас, он был счастлив, он был в экстазе, впервые стрела пролетела достаточно далеко, чтобы даже достичь тюков сена. Теперь у него было расстояние, нужно было только поработать над прицеливанием.
— Очень хорошо, мистер Эппл, — сказал мистер Твид.
Держа лук перед собой, Сумак на мгновение задумался обо всем, чему он научился до сих пор. Он нашел центр лука, сосредоточился на равновесии, а когда пустил стрелу, старался, чтобы все было ровно. Он понял, что его телекинез нуждается в дополнительной практике. Вина была не в луке и не в стреле, а в нем самом. Он поднял лук перед глазами, на уровне глаз, напрягся, чтобы выровнять его, и еще сильнее натянул тетиву. Лук задрожал, и Сумак затаил дыхание, пытаясь компенсировать телекинез.
Он выпустил стрелу, и она устремилась к цели. На мгновение он был уверен, что снова попадет в тюк сена, но ошибся. Стрела пролетела над тюками сена и полетела дальше. Сумак услышал сзади себя свист.
— Впечатляющее расстояние, — сказал Сумаку мистер Твид. — Очень впечатляет. Однако ваша меткость оставляет желать лучшего, мистер Эппл. — Учитель добродушно усмехнулся.
Сумак наклонил лук слишком высоко. Он понял это после того, как потратил минуту на анализ того, что пошло не так. Он направил лук под тем же углом, что и предыдущую стрелу, и она пролетела по воздуху и ударилась о тюк сена, но эта стрела была более сильной, потому что он сильнее натянул тетиву. Он вспомнил слова Мундэнсер о причине и следствии.
— Пора закругляться, — объявил мистер Твид. — Мы встречаемся три раза в неделю. Я сделаю из вас лучников, даже если это убьет меня или я стану похож на дикобраза, клянусь. Я вижу в вас реальный потенциал. Отличная работа.
Сияя, не в силах сдержать своего счастья, Сумак Эппл понял, что нашел предмет, предназначенный именно для него. Он слегка натянул лук, наблюдая за тем, как другие ученики выпускают стрелы, и мысленно поблагодарил Мундэнсер. Откуда она узнала, что ему понравится стрелять из лука, он понятия не имел, но был благодарен ей за то, что она заставила его попробовать. Послеобеденная стрельба из лука будет самым лучшим занятием.
Глава 21
Сумак Эппл, провожая Пеббл домой в Сахарный уголок, думал только о стрельбе из лука. Он думал о том, как можно улучшить свои выстрелы. Он сбалансировал лук, найдя самый центр, но не сделал того же самого с тетивой, чтобы понять, тянет ли он из самой середины. Его мозг горел от новой одержимости, и он пытался придумать творческие решения и новые способы использования своей магии, чтобы помочь ему в его новом стремлении сделать идеальный выстрел.
— Кажется, у меня появился еще один друг, — негромко сказала Пеббл Сумаку, ткнув его в бок, чтобы привлечь его внимание. Она остановилась и подождала, пока Сумак ответит.
— А? — Сумак тоже остановился и постарался засунуть свою растущую манию к стрельбе из лука в самый дальний угол сознания. Пеббл заслуживала его внимания, а Сумак по опыту знал, что ничто не может быть так плохо, как необходимость поговорить с кем-то и отсутствие его внимания.
— Мы с Сильвер Лайн хорошо ладим. Она немного навязчива, но я не думаю, что она может что-то с этим поделать.
— Да. — Сумак кивнул, чтобы показать, что он действительно обратил внимание.
— Сумак?
— Что?
— Мне кажется, мне нравится быть репетитором. Сегодня у меня был очень насыщенный день, и я многому научилась.
— Это здорово, Пеббл.
— Но мне нужна твоя помощь, — сказала Пеббл, опустив взгляд и уставившись на свои передние копыта. — Я застряла и не знаю, что делать.
— Что случилось, Пеббл? — Сумак присел на край дороги, по которой они с Пеббл шли.
— Как мне не быть снобом? — спросила Пеббл, просто выкладывая все начистоту и ничего не скрывая. — Я мало общалась с пони своего возраста и продолжаю это делать, даже не думая об этом. Меня беспокоит, что я делаю это случайно. Сегодня я задела чувства одной пони, и это меня очень, очень беспокоит. Я пыталась извиниться, но она не захотела со мной разговаривать, и тогда я не смогла им помочь. А я хотела им помочь. Я не хотела вести себя как начальница.
Когда Пеббл села рядом с ним, Сумак глубоко вздохнул. Он не знал, что сказать или сделать. Мысли о стрельбе из лука ушли на второй план, его занимала куда более насущная проблема — проблема дружбы. Он понял, что именно этого, вероятно, и хотела Твайлайт Спаркл от Пеббл: осознания своих проблем и попыток их решить. Пеббл была страшно умна, намного, намного умнее его, и у них обоих была одна общая черта. Они оба не ладили с жеребятами своего возраста. Даже стоять в тени Пеббл было страшно, а общаться с кобылкой, которая знала обо всем понемногу, — раздражающе.
— Не знаю, — сказал Сумак, покачав головой. — Я в тупике. Но если тебе станет легче, я думаю, ты отличный учитель. Ты была добра ко мне, и, признаюсь, сначала я испугался, потому что знаю, какой ты бываешь, а потом появилась твоя странная улыбка…
— Я была очень счастлива, и мне было трудно это показать, — сказала Пеббл, прервав Сумака. — Папа говорит, что во мне много от мамы, но есть и от дедушки. У дедушки проблемы с эмоциями, отсюда проблемы у мамы, но после того, как он обзавелся семьей и повзрослел, он стал более открытым. Нам трудно, потому что мы вынуждены многое сдерживать.
— Так сильно сдерживаться? — спросил Сумак, не понимая.
— Мы сильные, — ответила Пеббл, — очень сильные. И мы не можем позволить себе расстроиться или потерять самообладание. Мы не можем позволить себе слишком разволноваться. Мы должны оставаться спокойными и сосредоточенными, потому что мир вокруг нас сделан из стекла, и пони тоже, а стекло бьется.
Выслушав слова Пеббл, Сумак сглотнул. Он не совсем понял, о чем она говорила, но общее представление имел. Он услышал, как Пеббл фыркнула, и присмотрелся. Он не увидел на ее лице никакого понятного ему выражения, но она фыркала и опускала уши.
— Когда я была маленькой, я очень волновалась, когда папа щекотал меня. Я сломала ему кучу ребер. Я не хотела. Но теперь, когда он меня щекочет, он всегда боится и не подпускает к себе. Я вижу это. Мне до сих пор не по себе. Я не понимаю, как моя мама это делает.
— Что делает? — спросил Сумак, не уверенный, хочет ли он знать ответ.
— Не убивает его, — ответила Пеббл.
Уши Сумака опустились, а на бровях появились глубокие борозды. Он наклонился ближе к Пеббл, понимая, что ей больно, даже если она этого не показывает, и хотел сделать что-то, чтобы ей стало легче.
— Как же мне обратиться к другим пони? — Расстроенная кобылка покачала головой и ударила копытом по земле. — Я слишком умная и сильная. Мир слишком хрупок, а другие пони слишком глупы. Это расстраивает, и иногда мне хочется просто выпустить все и начать крушить вещи. Я хочу бушевать, бросать вещи, крушить их и швырять камни, пока вся злость не уйдет.
Ненавидя себя и испытывая отвращение к собственным действиям, Сумак придвинулся к Пеббл, обхватил ее передней ногой за холку и обнял сбоку. Он чувствовал, как ее сердце стучит о ребра — индикатор ее эмоционального состояния. Он почувствовал, как напряглись ее мышцы, и часть его души начала испытывать страх. Пеббл была опасным существом. Пеббл была опасным, страшным существом. И ей нужен был друг. Он с опаской прижался к ней.
Изрыгнув дым, Бумер спрыгнула с головы Сумака и приземлилась на голову Пеббл. Она вцепилась в гриву кобылки, ухватилась за ухо своим длинным хвостом и держалась. Пеббл закатила глаза, пытаясь рассмотреть дракона, сидящего у нее на голове.
— Быть исключительным — это такое бремя, — сказала Пеббл Сумаку. — Приходится сдерживать все. Не только свою силу, но и свой ум, потому что если ты говоришь слишком умно, пони считают тебя снобом, зазнайкой или всезнайкой. Я ненавижу быть такой, какая я есть. Я бы хотела быть просто нормальной. Я ненавижу быть собой.
— Да, но Пеббл, ты не можешь не быть собой. — Сумак наклонился чуть ближе и прижался к Пеббл. — Нравится тебе это или нет, но ты такая, какая есть. Этого не изменить. Лучшее, что ты можешь сделать, это извлечь из этого максимум пользы. Жизнь несправедлива… а Старлайт заставляет меня писать об этом сочинение в пятьсот слов, потому что я сказал, что жизнь несправедлива.
— Это несправедливо, — хрипло сказала Пеббл, демонстрируя слабую реакцию. — Совсем нечестно.
— Я знаю, меня это немного расстраивает, но я ничего не могу сделать.
— Я могу тебе помочь, — обратилась Пеббл к Сумаку. — Я могу помочь тебе быстро написать сочинение из пятисот слов. Это просто. Мои мама и папа дают мне сочинения по пять тысяч слов, чтобы я писала их всякий раз, когда я говорю: "Мне скучно". Я перестала говорить, что мне скучно.
— У меня также есть сочинение на пятьсот слов о том, что ты значишь для меня как друг. — Слова Сумака на мгновение повисли в воздухе, когда Бумер начала устраивать гнездо в гриве Пеббл. — Тоже от Старлайт.
— Я могу помочь и с этим. Мне будет чем заняться и отвлечься от проблем. Я ненавижу скучать. — Пеббл снова посмотрела вверх, на дракончика, устроившегося на ее голове. — Она делает гнездо.
— Да, — согласился Сумак. — Эссе на пять тысяч слов?
— Их количество постоянно увеличивалось, пока они не нашли то, что могло бы занять меня на несколько часов. Бабушка и дедушка тоже давали мне сочинения, если я говорила, что мне скучно, и мои тети, Лаймстоун и Марбл, тоже. Это заговор. Я должна иметь право говорить, что мне скучно, когда мне хочется, без всяких репрессий. Это несправедливо.
— Звучит ужасно. — Сумак отстранился от Пеббл, которая, казалось, чувствовала себя немного лучше. Он согнул переднюю ногу, пошевелил ею, а затем почесал щеку. — Мы жеребята. У нас должны быть права. Но у нас их нет. Несправедливо, что мы получаем неприятности за то, что говорим, что это несправедливо.
Кивнув, Пеббл согласилась:
— Это будет в эссе. У нас должно быть право протестовать против наших проблем. У нас есть чувства, и взрослые должны их уважать. А они удивляются, почему мы не всегда хотим говорить им, что не так. Когда мы говорим, что не так, что они несправедливы или что нам скучно, нас наказывают. А когда мы молчим и ничего не говорим о своем состоянии или самочувствии, они начинают волноваться и требовать объяснений. — Пеббл несколько раз моргнула и покачала головой. — А когда я говорю им, в чем дело, что мне до смерти скучно, меня наказывают, заставляя отвечать на их вопросы. Это вопиюще несправедливо, и взрослые, которые так поступают, заслуживают пинка.
— Да! — Голова Сумака покачивалась вверх-вниз, когда он выражал свой энтузиазм. — А взрослые, которые устраивают ванны, когда их не хотят принимать…
Пеббл с поразительной быстротой зажала Сумаку рот копытом и заставила его замолчать:
— Сумак, это строго необходимо. Другим пони приходится жить рядом с тобой, а ты — вонючий жеребчик. В последнее время ты пахнешь гораздо приятнее. Просто прими ванну и замолчи.
Уязвленный, Сумак уставился на свою спутницу сузившимися глазами, а затем оттолкнул копыто Пеббл от своего рта. Он издал возмущенное мычание, а затем протестующее клекотание. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Пеббл снова зажала ему рот копытом.
— Признай, Сумак, жеребчики просто от природы вонючие. Ничего не поделаешь, придется смириться с этим. — Сказав все, что нужно, Пеббл отдернула копыто и похлопала Сумака по щеке. — Пойдем, сделаем эти эссе. Мы можем перекусить.
— Неужели от меня так плохо пахнет? — спросил Сумак, чувствуя легкое сомнение в себе после того, как Пеббл что-то сказала.
— Не знаю, может быть, я кажусь очень снобистской и заносчивой? — ответила Пеббл вопросом на вопрос.
Подумав над ответом Пеббл, Сумак решил, что нужно сменить тему:
— Мы должны пойти и заняться этими эссе.
— Да, да, стоит, — согласилась Пеббл.
— Хмф, вы оба какие-то хмурые, — сказала Пинки Пай, откладывая тарелку с бутербродами с арахисовым маслом и желе. Потянувшись через стол, она схватила мордочку Сумака и стала растягивать ее во все стороны, как ириску. — Не-а, не получается исправить твою хмурость. — Она тянула и тянула, не проявляя никакой пощады, заставляя Сумака корчить всевозможные смешные рожицы.
Шлепая по передним ногам Пинки своими собственными, Сумак вырвался и отстранился. Он уставился на Пинки Пай сузившимися глазами и выпятил нижнюю губу. Он услышал смех и понял, что Пампкин и Паунд смеются над ним. Это было ужасно, когда старшие жеребята смеялись над тобой, и Сумаку захотелось заползти под стол и умереть.
— Много домашней работы? — спросила Пинки.
— Только несколько коротких сочинений, — ответила Пеббл, сидя и глядя на свою тетю.
— О… эссе… — Пинки кивнула головой и понимающе подмигнула. — Видишь, Пеббл, все те времена, когда ты говорила, что тебе скучно, приносят свои плоды. Ты — мастер сочинений!
Пеббл, нахмурившись, опустилась рядом с Сумаком и уставилась на Пинки. Она взяла бутерброд, не сводя глаз с тети, и начала есть его, обгладывая края. Пеббл ела сначала корочки, а середину иногда игнорировала. Корки были самой лучшей и вкусной частью, по крайней мере, по скромному мнению Пеббл.
Засмеявшись, Пинки Пай откланялась и исчезла через маятниковые двери на кухне, оставив Сумака и Пеббл одних. Бумер слезла со своего гнезда на голове Пеббл, балансируя на ее мордочке, и начала откусывать кусочки от бутерброда Пеббл.
— Фу, драконьи микробы, — сказала Пеббл.
Бумер, проглотив хлеб, обнаружила арахисовое масло. Ее крошечный рот был залеплен, когда она пыталась жевать, и по подбородку потекла струйка виноградного желе. Она чмокала губами, ее хвост мотался из стороны в сторону, а яркие глаза блестели, когда она наслаждалась сладким вкусом бутерброда с арахисовым маслом и желе.
— Драконьи микробы, — сказала Пеббл, глядя на свой бутерброд, который она держала в копытах. Она наблюдала за тем, как Бумер с трудом пытается съесть кусок арахисового масла, попавший ей в рот. — Сумак, как ты думаешь, она сможет это проглотить?
— Некоторым пони нужно молоко! — сказала Пинки Пай, врываясь в дверь. Она опустилась на стол, как розовое пятно, двигаясь как вихрь, и когда всё было сказано и сделано, на столе стояли два больших стакана молока, стеклянный кувшин с молоком и блюдо с печеньем.
Не успели Пеббл и Сумак произнести слова благодарности, как розовое пятно исчезло, скрывшись на кухне. Маятниковые двери качнулись на петлях, свидетельствуя об уходе Пинки.
Бумер спрыгнула с мордочки Пеббл, перебралась на стол, обхватила своим телом стакан молока Пеббл и сунула мордочку в белую жидкость. Она отпила немного, чтобы помочь себе справиться с арахисовым маслом, налипшим на рот.
— Драконьи микробы в моем молоке, — сказала Пеббл, повернувшись к Сумаку. — Твой фамильяр — угроза.
— Мой что? — спросил Сумак.
— Твой фамильяр.
— Я не понимаю, — ответил Сумак.
— Неважно. Сначала мне пришлось иметь дело с вонючим жеребчиком, а теперь еще и с драконьими микробами. Родители отправили меня в Понивилль, и моя жизнь пошла наперекосяк. — Пеббл вздохнула, закатила глаза и продолжила есть свой сэндвич, теперь уже с добавлением драконьих микробов. Она откусывала корочки, обгладывая бутерброд, и смотрела, как Бумер погружает голову в стакан с молоком.
— Жизнь несправедлива, — сказал Сумак своей спутнице. Высказав все, что у него на душе, он тоже принялся поглощать свой бутерброд, откусывая огромные куски, и тут же осекся, когда арахисовое масло прилипло к верхней части его рта. Он сидел на стуле, с открытым ртом, пытаясь освободить языком липкое месиво арахисового масла, демонстрируя всему миру свои усилия, свою доблестную борьбу с монстром арахисового масла, бичом всех жеребят.
Пеббл рядом с ним покачала головой и закатила глаза. Жеребчики.
Глава 22
Вооружившись своими эссе и, как он надеялся, непоколебимым мужеством, Сумак Эппл вернулся в замок Твайлайт, имея на уме две вещи. Первое — встретиться со Старлайт Глиммер, отдать ей эссе и, возможно, придумать что-нибудь остроумное, а второе — найти Трикси, чтобы вместе с ней отправиться домой. Время подходило к вечеру.
Он уверенно, как только мог, зашагал вверх по лестнице, стуча копытами по сверкающей кристаллической поверхности. Бумер уже проснулась, несомненно, наевшись сахара, и он почувствовал, как ее хвост обвился вокруг его уха. По дороге она поймала какого-то летающего жука, что было просто замечательно.
Когда Сумак подошел к огромным двойным дверям, одна из них открылась. Сумак заглянул в темный вход: в тусклом свете виднелись длинные тени. Одинокая фигура вышла наружу. Сумак остановился, увидев Старлайт.
— Сумак Эппл… По правде говоря, я ждала тебя, — сказала Старлайт, обращаясь к Сумаку.
— Я закончил те эссе… в том числе и то, что жизнь несправедлива. — Почувствовав себя смелым, Сумак посмотрел Старлайт в глаза. Но он не стал бросать на нее взгляд, для этого ему не хватало смелости.
— Пеббл помогла тебе.
— Конечно, помогла. Она понимает, как несправедлива жизнь. — Сумак поднял бровь. Он долгое время упражнялся в этом перед зеркалом. Зеркалом Трикси. Именно Трикси научила его этому. Сам того не желая, он выпятил нижнюю губу, глядя на Старлайт.
Кобыла улыбнулась, захлопнула за собой дверь и села на пол. Она похлопала копытом по месту рядом с собой, приглашая Сумака сесть рядом с ней:
— Подойди и сядь со мной, Сумак.
Все еще хмурясь, Сумак сделал то, что ему было сказано. Он сел рядом со Старлайт и почувствовал, как ее передняя нога скользнула по его холке. Она притянула его ближе, он немного посопротивлялся, но потом сдался. Она старалась быть милой, а это уже кое-что значит.
— Пеббл, должно быть, очень особенный друг, — мягким голосом сказала Старлайт Сумаку.
— Это будет разговор об особенном друге? — спросил Сумак.
— Нет.
— Хорошо.
Старлайт тихонько хихикнула и тепло обняла Сумака:
— Во всем этом есть урок, который нужно усвоить. Хочешь узнать, какой? — Старлайт посмотрела на жеребенка рядом с ней.
Бросив на Старлайт взгляд в сторону и вверх, Сумак кивнул.
— В жизни у пони может быть сколько угодно друзей, — начала Старлайт, — но чтобы помочь пони с эссе, нужен совершенно особый друг. Особенно со скучным сочинением. Тебе очень повезло, что у тебя есть такой друг.
Ничего не говоря, Сумак обдумывал слова Старлайт. Он опустил глаза и уставился мордой вниз на свои собственные передние копыта. В словах Старлайт была большая доля правды. Пеббл не должна была помогать ему, но она помогла. От одной мысли об этом у него заныло в горле.
— Жизнь несправедлива, Сумак, но ты это уже знаешь. Возможно, ты знаешь это лучше, чем многие другие. Есть много избалованных, опекаемых жеребят, и их представление о том, что несправедливо, просто смехотворно. Жизнь вообще несправедлива. Вот почему так важно иметь друзей… Когда я давала тебе задания по написанию эссе, я вроде как предполагала, что ты обратишься за помощью к Пеббл. Именно этого я и хотела. Хотя жизнь может быть несправедливой, у нас могут быть друзья, которые могут все исправить. Особые друзья, которые будут рядом с нами во все времена, хорошие и плохие, и даже когда придет время писать скучное школьное эссе. — Старлайт еще раз сжала Сумака.
— Меня смущает Пеббл как друг, — признался Сумак.
— Как это? — спросила Старлайт.
— Ну, во-первых, она кобылка, — ответил Сумак.
— Сумак, когда ты подрастешь, ты обнаружишь, что твое мнение на этот счет изменится. — Старлайт снова захихикала, отчего все ее тело затряслось. — Когда я была маленькой, моим самым лучшим другом на всем белом свете был жеребчик. Конечно, у него были вши, но я ему это простила. Мы и сейчас очень близкие друзья.
— Это неловко и тяжело.
— Почему?
— Не знаю. — Сумак пожал плечами под передней ногой Старлайт. — Просто это так.
— А кобылки тебя смущают? — спросила Старлайт.
— Да. — Сумак кивнул в знак согласия.
Сделав глубокий вдох, Старлайт громко, долго и протяжно выдохнула, показав язык, ее ярко-оранжевый язычок плескался в потоке воздуха.
Сумак, старавшийся оставаться серьезным, издал небольшой, неохотный смешок. После того, как ее язык возвратился обратно, Старлайт присоединилась к смеху Сумака.
Сделав глубокий вдох, Старлайт стала серьезной:
— Однажды ты почувствуешь себя по-другому. Ты увидишь Пеббл по-новому, по-особенному. Или это будет не Пеббл. Это может быть какая-нибудь другая кобылка. Но если ты с Пеббл достаточно близок, у тебя может появиться особенная подруга-кобылка, с которой ты сможешь поговорить о других кобылках. Она может помочь тебе, дать совет, подсказать, что говорить и что делать. Или это может быть не кобылка. Ты можешь обнаружить, что кто-то другой привлекает твое внимание.
— Например, кто? — спросил Сумак.
— Может быть, жеребчик, — ответила Старлайт.
— Хм…
— Ты не испытываешь отвращения, это хорошо. Это говорит о том, что у тебя открытый ум. — Старлайт повернула голову и посмотрела на жеребенка рядом с ней. — Эй, посмотри на себя, какой ты задумчивый. — Она слегка обняла Сумака. — Правда, ты выглядишь немного смущенным, но это ничего. Вот что я тебе скажу…
— Что? — Сумак подняла глаза.
— В следующий раз, когда у тебя будут проблемы со мной, ты получишь один бесплатный абонемент. Но только один. Хорошо?
— Спасибо. — Сумак улыбнулся, теплой искренней улыбкой.
Позади них открылась дверь, и на площадке послышался стук копыт. Сумак почувствовал, как кто-то сел рядом с ним, повернулся, посмотрел вверх и увидел Трикси. Он услышал еще звук копыт и увидел желтую вспышку. Лемон Хартс села по другую сторону от Трикси.
— Готов идти домой, малыш? — Трикси подняла взгляд от Сумака и посмотрела на Старлайт. — Ты забрала свои сочинения?
— Нет, но собираюсь, — ответила Старлайт. — Мы с Сумаком как раз разговаривали.
— Эх, он выглядит довольно счастливым, должно быть, это был хороший разговор. — Трикси снова посмотрела вниз на Сумака. — Привет, Бумер. Ты выглядишь бодрой.
— Она съела кучу арахисового масла. — Сумак поднял голову и посмотрел на детеныша, прижавшегося к его рогу. — Ей было трудно жевать… было забавно наблюдать.
— Правда? — На мордочке Трикси появилась веселая ухмылка, а затем она издала возглас удивления, когда Бумер перепрыгнула с рога Сумака на ее собственный. Она смотрела вверх, почти не отрываясь, пытаясь увидеть, как Бумер начинает устраиваться.
— Мы так и не решили, какое место ты займешь в нашей маленькой семье, Бумер. — Трикси хихикнула, и ее тело затряслось от смеха, когда Бумер устроилась поудобнее. Она посмотрела на Сумака, когда он ткнул ее копытом.
— Пеббл назвала ее моим фамильяром, — сказал Сумак Трикси. — Я этого не понял.
— О, Боже… Ну, я полагаю, что это может быть правдой в самом ограниченном смысле этого слова, но Бумер — она гораздо больше. — Трикси глубоко вздохнула. — Некоторые единороги связываются с определенными животными — кошками, собаками, совами и тому подобными существами, и это особая связь. Она выходит за рамки домашнего животного. У них общие чувства, усиленные ощущения… Связь между ними не до конца понятна, это какая-то первобытная магия, которую нужно изучать. Я полагаю, что это можно рассматривать как разновидность магии дружбы. — Глаза Трикси сузились. — Интересно, как много Твайлайт об этом знает?
— У Твайлайт есть фамильяр, — сказала Старлайт.
— Ее сова. — Лемон Хартс вклинилась в разговор. — А у принцессы Луны есть фамильяр по имени Тиберий. Он опоссум. Связь с ним как с фамильяром что-то сделала, потому что он намного, намного старше, чем любой опоссум имеет право быть, и к тому же намного умнее.
— Если подумать, то Совелий не постарел ни на день с тех пор, как я его знаю, — сказала Старлайт, и ее лицо стало серьезным. — Может ли дракон быть фамильяром? Я… ну… — Она замолчала и покачала головой.
— Фамильяр имеет весомое значение. — Лемон Хартс посмотрела на Бумер. — Может быть, единорог и может создать узы фамильра с драконом, но я думаю, что дракон будет гораздо больше, чем обычный фамильяр.
— Бумер определенно знает, когда начинаются проблемы… она ушла, когда Твайлайт дала Сумаку больше вольт-яблочного джема. — Выражение лица Трикси повторяло выражение лица Старлайт. — Так что же будет, если единорог установит узы фамильяра с драконом? Почему у Твайлайт не сложилась такая связь со Спайком? Или она это сделала, а никто не заметил?
— Кто-нибудь еще думает, что Тиберий очень жуткий? Однажды ночью он принес мне свиток от принцессы Луны. Я до сих пор не знаю, как он попал в Понивилль из Кантерлота. А его глаза… его глаза были странными, белыми и как бы светились. — Старлайт вздрогнула и тряхнула головой так сильно, что у нее поникли уши.
— Это жутковато, — согласилась Лемон Хартс, опустив уши. — Но принцесса Луна и сама жутковата. Почему ее фамильяр должен быть другим? То есть, она милая и все такое, но что-то в ней меня пугает. — Она прочистила горло, встряхнулась и повернулась к Сумаку. — Отдай Старлайт эссе. Я хочу вернуться домой и приготовить ужин. Я умираю от голода и хочу вафель.
— Вафли? — Трикси повернулась и посмотрела на Лемон Хартс.
— Я ответственная взрослая, я могу есть все, что захочу. И это включает вафли. С большим количеством взбитых сливок и фруктов. Фрукты полезны для тебя. Это полезно. И мы должны есть их больше. Ты согласна?
Кивнув, и навострив уши во время смеха, Трикси повернулась и посмотрела на Старлайт:
— Нам действительно пора идти…
Недалеко от дома Лемон Хартс Трикси остановилась, заметив Циннамон Файра, одного из одноклассников Сумака. Она повернулась и посмотрела на Лемон Хартс, приподняв бровь, а затем повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на жеребенка. Он сидел на ступеньках какого-то дома и выглядел очень удрученным.
Вспомнив все те случаи, когда ей помогали, Трикси прониклась состраданием. Она поднялась по булыжной дорожке к ступенькам, на которых сидел жеребенок, и тепло улыбнулась.
— Привет… Я тебя знаю, — негромко сказала Трикси.
Стоя рядом с Лемон Хартс, Сумак наблюдал за ней, гадая, в чем дело. Он посмотрел на кобылу рядом с ним, от беспокойства уголки его рта слегка опустились, а затем взглянул туда, где стояла Трикси.
— Что-то случилось? — спросила Трикси.
Жеребенок не ответил, а сидел, переваливаясь с боку на бок, и не решался что-либо сказать. Он смотрел на Трикси большими, испуганными глазами. Трикси сделала еще один шаг, а потом, поджав колени, села в мягкую траву.
— Он забыл оставить ключ, — сказал Циннамон Трикси. — Он иногда бывает занят, я уверен, что он не хотел этого делать.
— Он? — спросила Трикси. — Твой отец, я полагаю?
— Да… его не будет только сегодня… у него дела, о которых он должен позаботиться. Он очень занят. — Циннамон одарил Трикси испуганной, обеспокоенной улыбкой. — Пожалуйста, не говори ему, что я тебе рассказал. Он будет сердиться. Он всегда сердится. Я думаю, что его дела заставляют его злиться.
Нахмурившись, Трикси повернула голову и посмотрела на Лемон Хартс, затем снова повернулась и посмотрела на Циннамона. Тот сидел с очень кислым выражением лица, уши поникли, а хвост мотался по траве позади него.
— Так ты собираешься просто сидеть на ступеньках и ждать? — Трикси наклонилась вперед и навострила уши, а затем под углом опустила глаза. — А как же ужин? А ночлег?
— Ну… я… — Циннамон несколько раз моргнул, затем пожал плечами. Ему больше нечего было сказать, и он сидел молча, широко раскрыв глаза, в которых плескались эмоции. Его уши поникли, а затем морда опустилась, и он уставился на свои собственные передние копыта.
— Ты любишь вафли? — спросила Трикси.
Циннамон поднял глаза от своих копыт:
— О, я не могу… Я не должен уходить с незнакомцами.
— Ну, ты не можешь остаться здесь, — ответила Трикси.
Нервничая, Циннамон начал заикаться:
— Но я… но если он… если он узнает, что я…
— Трикси ни за что не оставит тебя на ночь на ступеньках, и это главное. — Встав, Трикси размяла колено правой задней ноги, затем левой. Хвост ее завилял вокруг ног, и она издала раздраженное поскуливание. — Трикси весь день провела на копытах и устала. Она хочет домой, чтобы ей было удобно. Ты ее задерживаешь.
— Мне жаль…
— Не извиняйся, пойдем со мной домой и съедим вафли.
— Хорошо.
— Мы найдем для тебя место для ночлега, — отозвалась Лемон Хартс. — Это будет здорово… как ночевка… Я разведу костер на заднем дворе, и мы сделаем сэндвичи.
— Там есть фургон, — тихим шепотом предложил Сумак кобыле, стоявшей рядом с ним.
— А также диван, — ответила Лемон Хартс, подталкивая Сумака.
— Я об этом не подумал. — Сумак моргнул и одарил желтую кобылу рядом с собой озорной ухмылкой, которая через несколько секунд исчезла. — А если его отец рассердится?
— Мы разберемся с этим, если это случится. — Лемон Хартс наблюдала за тем, как Трикси спускает Циннамона со ступенек. — Сумак, постарайся не волноваться об этом. Бедный малыш, он выглядит испуганным. Давай просто сосредоточимся на том, чтобы он хорошо провел ночь и ему было удобно, хорошо?
— Хорошо. — Сумак кивнул, затем повернулся и стал наблюдать, как Циннамон идет за Трикси. Наблюдая за происходящим, он не мог не задаться вопросом, есть ли во всем этом какой-то урок дружбы, и если да, то что скажут по этому поводу Твайлайт и Старлайт?
Глава 23
— Тебе понравилась эта ночь? — спросил Сумак у Циннамона, который выглядел довольно расслабленным, сидя рядом с ним на ступеньках замка Твайлайт. Утро было немного прохладнее, чем обычно, или Сумаку так показалось. Осень приближалась, и хотя еще не было холодно, было ясно, что долгое, затянувшееся лето закончилось.
Циннамон кивнул, но ничего не сказал. На его лице появилось что-то похожее на улыбку: он сидел лицом к солнцу, щуря глаза, и слабый ветерок трепал его гриву. Его уши подергивались от каждого звука, который он слышал, когда пони шли по городу на рынок, но он не выглядел таким нервным, как обычно.
— Сегодня среда, — сказал Сумак, пытаясь завязать разговор. — Сегодня утром будут уроки магии, а после обеда — стрельба из лука. Не могу дождаться стрельбы из лука. — Жеребенок улыбнулся и подумал о том, как приятно провести несколько часов, пытаясь освоить новый навык. Вторник, среда и четверг были отличными днями. А вот по понедельникам и пятницам Сумак пока не был уверен. Пятница была хороша тем, что это был последний учебный день на этой неделе, так что все было не так уж плохо, но он не был уверен, что будет делать в пятницу после обеда. Что касается понедельника… кому он нравится? Никому.
Циннамон, который, казалось, с удовольствием грелся на солнце, ничего не ответил.
Похоже, Циннамон был молчуном, и Сумак сдался. Возможно, ему было просто приятно, что есть с кем посидеть, и Сумак позволил себе довольствоваться этим. Циннамону нужен был друг, и маленький Сумак начинал понимать свое предназначение в школе Твайлайт. У исключительных жеребят иногда бывают исключительные проблемы — Сумак знал, что у него они точно есть, — и это было место, чтобы помочь решить эти проблемы. Или что-то в этом роде. Сумаку все еще было неясно, но он пытался понять.
Сгорбившись над партой, Сумак держался в тени, молчал и не отрывал глаз от учебника, опасаясь привлечь внимание Олив. Она сидела в передней части класса, рядом с учителем, и, конечно, была самодовольной всезнайкой. Рядом с ним, Строуберри Хартс тоже склонилась над учебником, пытаясь понять урок.
Циннамон грыз карандаш, погрузившись в раздумья, и то и дело отрывался от книги, попеременно читая и глядя на доску. Тиндер, сидевший между Циннамоном и Сумаком, смотрел на доску тупым, пустым взглядом, ничего не понимая.
Позади Тиндера зеленая кобылка по имени Джентл Мелоди прицелилась пластиковой соломинкой и запустила шарик прямо в нежное ухо Тиндера. Тиндер приглушенно вскрикнул и потянулся вверх, потирая копытом ухо. Учительница, кобыла по имени Мисс Уэзервэйн, повернула голову и окинула весь класс суровым взглядом, поскольку не знала, что происходит, но знала, что случилась неприятность.
Когда учительница отвернулась, чтобы продолжить писать на доске, Джентл Мелоди снова прицелилась, сделала глубокий вдох и выстрелила. На этот раз она попала в другое ухо Тиндера, и не успел Тиндер обернуться, как соломинка исчезла. Она мило улыбнулась жеребенку, который смотрел на нее, потирая оба уха, и захлопала ресницами.
Казалось, Тиндер играл с огнем другого рода, ему пока непонятного, но от этого не менее опасного. Нахмурившись и скривив губы, он повернулся спиной к кобылке, сидевшей позади него, и попытался унять жжение в ушах.
— Итак, класс, кто может назвать мне источник всей магии? — спросила мисс Уэзервэйн.
Моргнув, Сумак оглядел класс. Он знал ответ на этот вопрос. Никто больше, казалось, не поднимал копыт и не делал никаких попыток ответить. Он взглянул на Олив, ожидая, что она ответит, но она была поглощена своим учебником.
Немного поколебавшись, Сумак слегка приподнял левое переднее копыто.
— Чудесно, Сумак, не мог бы ты нас просветить? — Мисс Уэзервэйн широко улыбнулась Сумаку, стоя перед школьной доской.
Чувствуя, что нервничает, он прочистил горло и сказал:
— Магия происходит от лей-линий. Это конечный ресурс, то есть в любой момент времени его можно использовать только в ограниченном количестве. Она поднимается из земли и распространяется по воздуху и воде. Некоторые пересечения лей-линий опасны.
— Правильно. — Мисс Уэзервэйн кивнула Сумаку и оглядела остальных учеников. — А может ли кто-нибудь из пони назвать имена двух пони, которые лучше всех разбираются в лей-линиях и их особенностях?
Никто не поднял копыта. Сумак подозревал, что знает, догадывался, потому что встречал их, но не был на сто процентов уверен, что они действительно самые знающие пони в этом вопросе.
Учительница вздохнула и положила мел на поднос:
— Самыми авторитетными специалистами по лей-линиям являются Тарнишед Типот и Мод Пай. Их упорный труд и исследования произвели революцию в нашей базе знаний и в том, что мы знаем о магии. Мод, в частности, показала нам, что камни действуют как аккумуляторы, накапливая магию и высвобождая ее медленным, устойчивым потоком, что делает ее более безопасной для всех нас, а Тарнишед Типот показал, что некоторые растения, в частности ядовитая шутка, являются природным способом регулирования опасных уровней магии и фильтрации ее, чтобы она была менее опасной для живых существ. Существует огромная, удивительная магическая экосистема, которую мы только сейчас начинаем понимать и ценить, благодаря упорной работе этих двух пони, посвятивших свою жизнь изучению и пониманию этого предмета.
Сумак не мог не задаться вопросом, откуда берется его магия. Работает ли он как аккумулятор? Накапливал ли он магию прямо сейчас, а вольт-яблоки помогали ему высвободить ее? У него были вопросы, большие вопросы, но не такие, которые он мог бы задать на этом уроке.
— Хотя этот класс посвящен изучению магии единорогов, все пони обладают магией. У земных пони и пегасов есть своя особая магия, и они тоже черпают энергию из лей-линий, но не так, как мы. По большей части их магия пассивна, хотя есть и исключения. — Учительница прочистила горло и сфокусировала взгляд на Сумаке. — Ты дружишь с Пеббл Пай… Она обладает необыкновенной способностью заставлять камни говорить. Ты это видел?
Сумак, который действительно видел демонстрацию магии Пеббл, кивнул. Камням нечего было сказать, да и глупые они, в общем-то, были. Камень, с которым разговаривала Пеббл, был настроен довольно враждебно. Это привело к разговору, в котором Пеббл обвинила его в том, что он с ней флиртует, и к признанию Пеббл, что она ненавидит камни.
— А у тебя, — обратилась мисс Уэзервэйн к Тиндеру, — у твоего брата, Флинта, странные крылья, которые мы до сих пор пытаемся понять. Он не может с их помощью летать, но он может создавать огонь.
— А еще есть Пинки Пай, — промурлыкал Сумак, не получив разрешения говорить.
— Да, — ответила мисс Уэзервэйн, а затем сделала небольшую паузу, прежде чем продолжить, — есть Пинки Пай. Она очень необычная, но все сестры Пай проявляют признаки необычной магии. Ферма камней, на которой они выросли, — необычное место, это нексус с внушительным, но не слишком опасным количеством магического излучения.
Посмотрев на учительницу, Олив подняла копыто и стала ждать. Когда мисс Уэзервэйн кивнула, Олив спросила:
— Почему земные пони более устойчивы к опасному фоновому магическому излучению?
— Мы не знаем, — ответила мисс Уэзервэйн, покачав головой и нахмурившись. — Это великая тайна. Ее изучают, и многие считают, что это просто потому, что земные пони от природы более выносливы, чем другие племена. Для других народной мудрости недостаточно, и есть те, кто ищет настоящие ответы. Но пока мы не знаем. Все это лишь предположения.
Не поднимая копыт, Строуберри Хартс сказала:
— Раз пони контролируют окружающую среду, то, похоже, мы можем контролировать и распространение магии. Раз магия поднимается по лей-линиям и просачивается в камни, воду и прочее… — Кобылка сделала паузу, чтобы подумать, и ее мордочка скукожилась. — Пегасы управляют дождем, и мне интересно, задумываются ли пегасы о том, откуда они берут воду. Некоторая вода более волшебна, чем другая, и мне интересно, учитывает ли кто-нибудь из пони это.
Мисс Уэзервэйн поправила очки для чтения и кивнула:
— Вообще-то, учитываем. Эта проблема возникла совсем недавно. После извержения горы Мод несколько лет назад Жуткое ущелье перестало использоваться как место сбора воды, и Фрогги Боттом тоже. Уровень магии в воде нестабилен, даже опасен, и мы все еще пытаемся понять, что произойдет с Фрогги Боттом и окружающей средой. — Под Фрогги Боттом находится один из крупнейших и важнейших водоносных горизонтов Эквестрии. Страшно не знать, как это повлияет на наше будущее.
— Как мы можем это исправить? — спросил Тиндер.
— Мы должны научиться жить с природой и магией, не нарушая ее слишком сильно. Гора Мод — это необычный пример. Мы все больше и больше понимаем, что, хотя мы, пони, оказываем огромное влияние на природу, регулируем погоду и времена года, многое нам неподвластно. Мы — агенты в гораздо более крупной системе, и мы не так сильно контролируем её, как нам кажется. Мы еще многого не понимаем. Мы не знаем, как это исправить, пока не знаем, но попытки понять это предпринимаются. — Мисс Уэзервэйн взглянула на часы и улыбнулась. — Уже почти обед. Я рада, что мы провели эту дискуссию. Мне нравится, когда ученики хотят учиться и задавать вопросы. Перед окончанием занятий у меня есть задание для каждого из вас. Я хочу, чтобы вы придумали один вопрос, хороший вопрос, о магической экологии, и когда мы снова соберемся в этом классе, мы будем по очереди задавать вопросы и обсуждать их. Звучит неплохо?
Большая часть класса кивнула, но было и несколько стонов.
Мисс Уэзервэйн сняла очки, сложила их и положила в деревянный футляр. Она захлопнула крышку и убрала футляр в сумку:
— Занятия окончены. Приятного обеда и продолжайте задавать вопросы об окружающем мире!
— Эй, ты!
Сумак застыл, перепуганный и парализованный страхом. Он сглотнул, а затем огляделся по сторонам, пытаясь понять, нет ли поблизости учителя или кого-нибудь из взрослых. По какой-то причине Олив решила поиздеваться над ним. Он почувствовал, что у него пересохло во рту.
— Вижу, ты наконец-то решил присоединиться к остальным и получить кьютимарку. Молодец, неудачник.
Олив придвинулась к нему, и Сумак поднял голову. Она была намного крупнее его, выше на целую голову, у нее было больше мышц, больше массы, больше объема. Она не была толстой, совсем нет, у нее было все. Мускулы и мозг. Она была сложена как земная пони. Он почувствовал, что ненавидит ее, и вспомнил, как она мучила Пеббл. Он также подумал об ужасных намеках Олив на Эпплджек и Биг Мака.
— Знаешь, для Эпплов ты очень умный. Не хочу этого говорить, неудачник, но сегодня я была впечатлена, — сказала Олив Сумаку.
Сузив глаза, Сумак набирался смелости, пока его гнев утихал. Страх отступал, сменяясь медленно разгорающейся яростью. Он уже подумывал, не устроить ли Олив заслуженную выволочку. Может быть, с вольт-яблочным джемом…
— Я подумала, что раз ты такой умный, то должен помочь мне с домашним заданием. Мои родители ничего не знают о магии, и я уверена, что ты не откажешься сделать за меня домашнее задание…
— Отвали, Олив. — Сумак был весьма удивлен только что сказанными словами. Он почувствовал, что его челюсть сжимается. Он не знал, откуда взялись эти слова, они просто вырвались наружу. Он не мог отделаться от ощущения, что его рот только что предал его.
— Что ты мне сказал, маленький паршивец? — спросила Олив, вторгаясь в личное пространство Сумака.
— Ты такая же глухая, как и уродливая? — ответил Сумак.
Олив поднялась во весь рост и возвысилась над Сумаком. Она смотрела на него сверху вниз, в ее глазах сверкала ярость, которую можно было охарактеризовать как удивленная злость. Она подняла левое переднее копыто, потянулась и сильно толкнула Сумака.
— У тебя умный рот. — Олив еще раз толкнула Сумака, и с ее губ сорвался жестокий смех. — Ты забавный жеребенок, ты знал об этом?
— С твоим внешним видом тебя можно принять за смежного жеребчика, — сказал Сумак, когда вокруг них с Олив стали собираться другие жеребята.
— О, ты забавный, — сказала Олив, снова сильно толкнув Сумака. Удивленное выражение злости исчезло, и теперь была только злость. Ее глаза сузились, а рог разгорелся. — Я кобылка!
— Держу пари, что доктору пришлось дважды, нет, трижды проверить, чтобы убедиться в этом. — Сумак ощутил прилив адреналина и почувствовал дрожь во всем теле. Он задел за живое и знал это. Олив, несомненно, была не уверена в своей внешности, как это обычно бывает у кобыл.
— Ах ты, тощий маленький сопляк, я должна вогнать тебя в пол!
— Не зря же ты единственный жеребенок… Наверняка твои родители были слишком напуганы, чтобы попробовать еще раз!
Уголок ее глаза дернулся, Олив зарычала от ярости, не в силах вымолвить ни одного вразумительного слова. Она схватила Сумака телекинезом, крутанула его, повалила на пол и скрутила передние ноги за спиной. Она начала оказывать жестокое давление, а жеребята, собравшиеся посмотреть, ничего не делали, застыв в страхе.
Олив приложила столько усилий, что в правой передней ноге Сумака что-то хрустнуло, раздался ужасный звук, и он закричал, корчась от боли. Она медленно и уверенно надавливала на него, стиснув зубы, и уголок ее глаза все еще подергивался от ярости.
— Проси пощады, — потребовала Олив суровым голосом.
— Нет! — В голосе Сумак прозвучал болезненный, пронзительный визг.
— Проси пощады, неудачник! — Олив надавила сильнее, и раздался еще один хруст, на этот раз левой передней ноге Сумака. Олив дернула ушами и захихикала от садистского удовольствия, когда Сумак снова закричал.
Сумак, доведенный до слез, был не в состоянии даже говорить. Он был уверен, что в любую минуту его передние ноги могут вырваться из суставов. В глазах поплыли звезды.
— Я должна была сделать это с моим отцом, чтобы он понял, что не может наказывать меня или указывать, что мне делать, — с тихим рычанием сказала Олив на ухо Сумаку, стоя над ним. — Он должен был понять, кто здесь главная… и ты тоже… А теперь скажи "пощади"!
Униженный, Сумак вскрикнул, но даже если бы он хотел что-то сказать, то не смог бы. Боль была слишком сильной. Он корчился, корчился в агонии и понимал, что в любой момент может обмочиться — так сильна была боль.
— Хватит.
Сумак почувствовал, как давление на секунду усилилось, а затем исчезло. Он хныкал, когда его отпустили, и лежал на земле, не в силах пошевелиться и не видя, потому что слезы затуманили его зрение.
— Олив, я хочу, чтобы ты была в моём кабинете, сейчас же. — Голос Твайлайт был холоден и не выражал никаких эмоций. Ни гнева, ничего вообще. Он был холодным и лишенным каких-либо чувств. — Даже не думай бросать мне вызов. А теперь уходи. Ни слова… ни единого слова. Следуй за Старлайт и делай, что тебе говорят.
Взвыв от боли, Сумак свернулся калачиком, или попытался, но ему было трудно пошевелить передними ногами. Это было мучительно — просто пытаться разжаться. Он почувствовал мягкое, нежное прикосновение к себе, а затем его подняли с помощью магии.
— Держись, Сумак, давай отнесем тебя в лазарет, — мягким голосом сказала Твайлайт, притягивая Сумака к себе. — Постарайся не двигаться слишком много. Просто будь спокоен. Все будет хорошо, я обещаю.
Когда Твайлайт уносила его, Сумак, не в силах сдерживаться, выпустил все наружу, и его крик эхом разнесся по коридорам. Пожалуй, враждовать с задирой было плохой идеей. Все его тело горело от боли, стыда и унижения. Ему хотелось домой, и он не был уверен, что сможет после этого встретиться с одноклассниками.
Больше всего на свете ему хотелось, чтобы Трикси утешила его…
Глава 24
— Где Бумер? С Бумер все в порядке? Где она? — Голос Трикси граничил с бешеным беспокойством, и она зашагала на месте рядом с подушкой, на которой лежал Сумак. Она посмотрела на Твайлайт, ее глаза расширились от страха, и повторила. — Где Бумер?
— С Бумер все в порядке, — мягко ответила Твайлайт. — Она с Пеббл. Сумак оставил Бумер с Пеббл, потому что у Пеббл был урок кулинарии, и Сумак надеялся, что у Бумер будет возможность поесть. Все в порядке.
Трикси облегченно вздохнула, но ее почти бешеное беспокойство не утихало. Она уставилась на Твайлайт, и ее широко раскрытые глаза сузились:
— Как ты могла допустить, чтобы это случилось? — Трикси моргнула и покачала головой. — Почему?
Застигнутая врасплох, Твайлайт сделала шаг назад и, не задумываясь, ответила:
— Иногда случается всякое. Ты сама была в таком положении. Вспомни об амулете аликорна, прежде чем говорить что-то еще об Олив.
На мгновение в глазах Трикси промелькнул гнев, но так же внезапно, как и появился, он исчез, сменившись грустью и покорностью. Ее уши поникли, мордочка опустилась, уголки рта изогнулись вниз. Спина сгорбилась, хвост поджался между задними ногами.
— Я не хотела быть недоброй, — извиняющимся голосом сказала Твайлайт, — но я пыталась заставить тебя… знаешь что, не обращай внимания на то, что я пыталась донести до тебя. Возьми выходной, с оплатой. Присмотри за Сумаком. Медсестра сказала, что с ним все будет в порядке, но оба подплечья сильно растянуты. Ему придется несколько дней не вставать на ноги. А теперь, если ты меня извинишь, я должна пойти и разобраться с Олив, раз уж я знаю, что с Сумаком все в порядке.
— Твайлайт…
Услышав свое имя, Твайлайт остановилась в дверях и повернула голову, чтобы посмотреть на Трикси. Она ждала и наблюдала за тем, как на лице Трикси появляются различные выражения. Гнев, благодарность, страх, печаль — их было слишком много, чтобы уследить за ними.
— Спасибо, Твайлайт. — Голос Трикси был хриплым и немного задыхался от эмоций.
— Не стоит благодарности, — ответила Твайлайт, выходя из комнаты.
В ее голове пронеслись воспоминания, которые она не хотела вспоминать, и Трикси притянула Сумака поближе к себе. Ему дали выпить что-то, от чего он немного оцепенел и боль уменьшилась. Он оставался в лазарете под наблюдением. Хотя с Сумаком вроде бы все было в порядке, медсестра хотела убедиться в этом.
— Сумак, нам нужно немного поговорить о том, что ты раздражаешь Олив.
Единственным ответом Сумака был низкий, протяжный стон. Трикси потерлась подбородком о его ухо, надеясь, что ему станет легче, да и ей самой тоже. Она также надеялась дать ему понять, что не сердится и что по-прежнему любит его.
Она прижалась носом к его уху и вдохнула. Она почувствовала, как его ухо дернулось к ее носу, и его запах заполнил ее ноздри. Несмотря на то, что она сопротивлялась, ее мысли вернулись в другое время, когда она была беспомощна, и она подумала о своих спасителях. От этого воспоминания у нее заболела правая нога. Доброта спасла ее, согрела, уберегла. Она подумала о Тарнише и Мод — ласковые мысли и приятные воспоминания.
В лазарете сейчас было пусто. Это была круглая комната, на полу лежали широкие подушки, на которых жеребенок, страдающий животиком или головной болью, мог прилечь. Верхний свет был тусклым, легким для глаз, и в комнате царила атмосфера, располагающая к дремоте.
Сонная атмосфера исчезла, когда в дверь ворвалась высокая змееподобная фигура. Дискорд стоял посреди круглой комнаты, на его лице было редкое выражение беспокойства. Он смотрел на Трикси и Сумака, прищурившись и подергивая ушами. Он потянулся вниз, чтобы схватить Сумака, но Трикси не отпускала его. В замешательстве Дискорд сделал единственное, что мог сделать. Он поднял Трикси и обнял ее и Сумака передними лапами.
— Я пришел, когда услышал, что случилось! — сказал Дискорд маниакальным голосом.
— Дискорд, что ты делаешь? — В голосе Трикси звучало измученное отчаяние.
— Я волновался, — ответил Дискорд немного раздраженно. Он поднялся во весь рост и посмотрел на Трикси, которую бережно обнимал. — Эта Олив — просто угроза! Действительно… они пускают в этот город любую пони… даже заведомых нарушителей спокойствия! Вот дураки!
— Дискорд… — Трикси закатила глаза и еще сильнее вцепилась в Сумака. — Почему ты здесь? Правда?
— Ну, — ответил Дискорд, а затем сделал паузу, чтобы собраться с мыслями и попытаться снова. — У Сумака ужасный, ужасный, нерадивый отец, и, будучи добрым, щедрым, верным, честным, веселым и даже магически исправившимся драконикусом, каким я являюсь, я взял на себя обязанность быть для Сумака примером для подражания. Ему нужен такой пример, ты согласна?
Губы Трикси сжались в прямую линию, и она пристально посмотрела на Дискорда. Через несколько секунд она сказала:
— Да, я согласна, ему нужен хороший пример для подражания…
И она уже собиралась сказать, что у Сумака есть хороший пример для подражания — Биг Мак, но слова так и не успели сорваться с ее губ. Ошеломленная, она вдруг обнаружила себя в жемчужно-белом свадебном платье, Дискорд — в несносном клетчатом смокинге, а Сумак — в довольно симпатичном темно-синем блейзере и темно-фиолетовом галстуке.
— Дискорд! — взвизгнула Трикси. — Что происходит?
— Ты согласилась! — ликующим голосом крикнул Дискорд. — Ты согласилась, что Сумаку нужен хороший пример для подражания, и я более чем готов стать его отцом! То есть, я не люблю тебя, совсем нет, но это неважно, потому что ради него мы будем вместе. Мы будем говорить, что любим друг друга, будем вместе завтракать и ужинать, будем семьей, и у него будет пример для подражания, необходимый ему, чтобы стать тем пони, которым он должен быть. Кто знает, может быть, когда-нибудь мы научимся любить друг друга по-настоящему!
— Дискорд, Великая и Могущественная Трикси не выйдет за тебя замуж. — Она покачала головой и неодобрительно посмотрела на драконикуса, который все еще держал ее на лапах. — Послушай, я просто хочу побыть в тишине со своим сыном, разве я прошу слишком многого?
Опустив голову, Дискорд откинул хвостом высокую шляпу с печными трубами:
— Я сделал это и для тебя… этот твой мозг… он побывал в темных местах, верно? Уверен, это навевает на тебя воспоминания… быть беспомощной… по милости другого… Уверен, тебе больно.
Моргнув, Трикси прижалась к Сумаку, издав смущенный стон. Она дрожала всем телом и смотрела в красно-желтые глаза Дискорда, не понимая, зачем он это делает.
Свадебное платье исчезло, как и смокинг Дискорда, и пиджак Сумака. Трикси снова опустилась на подушку, а Дискорд сидел рядом с ней на полу. Его забота выглядела… искренней. Она не знала, что ответить.
— Мне нравится Сумак… Он мой друг и коллега по хаосу, — сказал Дискорд странным, слащавым голосом. Он протянул когти и ткнул жеребенка в его знак отличия — яблоко с девятью молниями радужного цвета, разлетающимися в разные стороны. — Он один из самых интересных пони, которых я знаю. Я могу с ним разговаривать. Не скучные разговоры. — Моргнув, Дискорд откинул голову назад, и на его лице появилась безумная улыбка. — К тому же, я с нетерпением жду неприятностей, которые он доставит.
Вздохнув, Трикси посмотрела на драконикуса и почувствовала странное родство с ним. Она улыбнулась ему своей самой доброй улыбкой, протянула переднее копыто и коснулась его львиной лапы:
— Дискорд, я польщена тем, что ты готов жениться на мне, чтобы помочь Сумаку. Но почему бы тебе просто не попробовать стать его другом?
— Я ему надоедаю, — ответил Дискорд. — Я решил, что если я буду его отцом, то у меня будет необходимый авторитет, чтобы заставить его слушаться меня.
Прикусив губу, Трикси фыркнула, а потом, совсем не по своей воле, улыбнулась. Она ничего не могла с собой поделать. Логика драконикуса в какой-то мере имела смысл, очень искаженный, тревожный и неприятный.
— Кажется, он немного не в себе, — сказал Дискорд, комментируя состояние Сумака.
— Они заставили его что-то выпить… Он под действием лекарств, — ответила Трикси. На мгновение Трикси пришла в голову забавная мысль о том, что Сумак, наверное, хорошо влияет на Дискорда. Она улыбнулась, но ничего не сказала о своих мыслях. Она решила поднять настроение Дискорду, раз уж он пытался поднять настроение ей. — Знаешь, между тобой и Биг Маком, я думаю, что Сумак в отделе хороших мужских примеров для подражания.
— Может быть… — усмехнулся Дискорд, потирая когти и лапу. — Но как ты думаешь, Биг Мак согласился бы жениться на мне? Он был довольно привлекателен в платье!
Оставшись наедине с Сумаком, Трикси задумалась о своей встрече с Дискордом, о встрече Сумака с Олив и о своей собственной встрече с алмазными собаками. Она думала о Тарнише и Мод, двух пони, к которым ей следовало бы относиться лучше, но она этого не делала. Она до сих пор чувствовала себя виноватой за то, что ускользнула от них, когда они только пытались ей помочь. Гордость — страшная вещь, ужасная вещь, гордость чуть не погубила ее.
И именно в этот момент размышлений дверь лазарета снова открылась. Вошла шоколадно-коричневая кобылка с фиолетовой гривой. На ней было что-то такое, что Трикси не могла понять, что это — плащ или платье. Оно было белым, покрытым свежими пятнами, с темно-синей отделкой на рукавах. На голове у кобылки сидела Бумер, которая выглядела так, словно ее обмакнули в тесто и обваляли в сухарях.
— Привет, Пеббл, — сказала Трикси и похлопала копытом по подушке, приглашая Пеббла подойти.
— Как он? — Пеббл стояла у двери, не шевелясь, и в ее голосе слышалось беспокойство. Оно было слабым, мягким, приглушенным, но уловимым. Ее голубые глаза блестели от беспокойства.
Пеббл напомнила Трикси о Тарнише. Тарниш тоже мог бы стать для Сумака отличным примером для подражания. Она сделала мысленную заметку поговорить с ним, когда он вернется в Понивилль. Пеббл приглушенно стучала копытами, когда шла по толстому ковру по полу к тому месту, где вместе лежали Трикси и Сумак.
Она забралась на подушку, подползла поближе к Сумаку и устроилась рядом с ним. Бумер перебралась к голове Сумака, на мгновение задержалась там, а потом с криком прыгнула на макушку Трикси, обхватила ее рог и затихла, устремив на Сумака свои ярко-желтые глаза.
— Я думаю, с ним все будет в порядке, — сказала Трикси Пеббл, надеясь успокоить кобылку.
— Я так понимаю, что он задирал Олив.
Нахмурившись, Трикси не поддержала Пеббл. Она была разочарована Сумаком в этом вопросе, и он получит строгий разговор. Трикси посмотрела в глаза кобылки и попыталась понять, что Пеббл думает по этому поводу, но ничего не смогла разглядеть.
Пеббл протянула копыто, ткнула Сумака в шею и покачала головой:
— Ты идиот. Она вдвое больше тебя и владеет опасной магией. О чем ты только думал? — Пеббл моргнула и на мгновение стала похожа на свою мать.
— Уууу, — ответил Сумак.
Чтобы подчеркнуть свое недовольство, Пеббл сделала "буп-луп", то есть стала раз за разом тыкать Сумака копытом в нос, хмуро глядя на него. При этом ее рот искажался в раздраженную морщину, а нижняя губа выпячивалась. Как и ее мать, Пеббл была терпелива и целеустремленна. Она могла бы заниматься этим вечно.
Трикси поняла, как важно остепениться. У Сумака теперь были друзья. У нее были друзья. У Сумака были пони и драконикус, которые заботились о нем. И она тоже. Она почувствовала, как в глубине ее груди что-то зажглось и запылало, наполняя ее теплом.
— Как ты думаешь, он усвоил урок? — спросила Трикси, когда буп-луп продолжился.
— Нет. — Пеббл с каменной убежденностью произнесла эти слова, когда ее копыто с метрологической точностью ткнулось в нос Сумака. Маленькая кобылка нахмурила брови и наклонила уши вперед, продолжив.
— Пеббл, не хочешь ли ты пойти со мной домой и помочь мне ухаживать за Сумаком? По дороге домой мы могли бы зайти и спросить у Пинки. Мне бы пригодилась твоя помощь. Я думаю, Сумаку нужен лучший друг.
Пеббл ответила:
— Я могу помочь. Паунд и Пампкин действуют мне на нервы. Было бы здорово убраться от них подальше. Пампкин любит хватать меня, чтобы Паунд меня ударил.
— Это ужасно, — сказала Трикси в тревоге.
— Взрослые говорят, что они просто играют. Я не могу ударить его в ответ. Я бы его сломала…
Глава 25
Это был трудный переход от свободной и причудливой души, которая бродила повсюду, к ответственной, "я все предусмотрела" матери, чья жизнь была наполнена постоянным потоком нескончаемых забот. Для Трикси переходный период еще продолжался. Со стрессом и осложнениями она справлялась бегством, но бежать она не могла. Больше не могла. Если бы она была одна, она могла бы убежать, но теперь она была не одна. Были Сумак и Бумер. Бумер обладала тревожной индивидуальностью и самосознанием — две вещи, которые пугали Трикси, а осознание того, что она несет ответственность за еще одну жизнь, пугало ее до смерти.
Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Тарниш и Мод были здесь. Они бы знали, как исправить вещи. Они бы знали, как все исправить. Они знали бы все, что нужно делать. Но Тарниша и Мод здесь не было. Вместо них Трикси пришлось довольствоваться Пеббл, что, впрочем, успокаивало ее самым необычным образом. Она была странной смесью матери и отца.
Охваченная беспокойством, она посмотрела на Сумака, который облокотился на подушки на диване. Его глаза были стеклянными, но он выглядел немного более вменяемым, чем раньше. Рядом с ним Пеббл читала книгу, а Бумер устроилась на верхушке дивана.
Трикси было трудно даже рассердиться как следует. Ей хотелось рассердиться на Олив, тогда все стало бы проще. Но Олив, какой бы плохой она ни была, была жеребенком, у нее были обеспокоенные, напуганные родители, и при этой мысли Трикси могла думать только о том, как, должно быть, переживают Сапфир Джин и Вермут. Она была уверена, что все это — часть какого-то ужасного плана Твайлайт Спаркл, чтобы заставить ее узнать о бедах окружающих ее пони и привить ей какое-то общественное осознание.
Ее беспокоило то, что ей предстоял суровый разговор с Сумаком о его участии в этом деле. Это было не очень справедливо, но поступать правильно не всегда справедливо. Ей вспомнилось, что Тарниш, а может быть, и Мод однажды сказали об этом. Жизнь была несправедлива… Несправедливо было по отношению к Тарнишу и Мод, что им пришлось подвергать себя опасности, идти в лагерь, полный опасных алмазных собак, и спасать заблудившегося путника, оказавшегося в тяжелом положении, но они сделали это.
К тому же было не совсем справедливо, что путник, которого они спасли, ускользнул ночью, оставив спасателей волноваться за него. Трикси почувствовала болезненный укол вины, настоящее физическое ощущение, и оно прошло прямо через правую переднюю ногу, ногу, которая была полна гангрены и гнили.
Трикси должна была все исправить. Это пугало ее, и она не знала, как начать, но она должна была попытаться. Она посмотрела на Сумака и поняла, что должна сделать это для него. Она была в долгу перед ним. Она должна быть хорошим примером.
Она почувствовала, как другой пони прижался к ее боку, обернулась и увидела Лемон Хартс. Ее глаза цвета малинового варенья отражались в свете ламп, и Трикси смогла разглядеть в них себя. Полюбовавшись мгновение, Трикси почувствовала, как на щеках расцветает тепло, и отвернулась, вернув взгляд к жеребятам, сидящим на диване. Улыбка расплылась по ее мордочке, и она услышала легкое фырканье Лемон Хартс.
— У тебя есть конкуренты, — сказала Лемон Хартс дразнящим голосом.
— Я не понимаю, о чем ты, — ответила Трикси.
— Ты не единственная кобыла в жизни Сумака… У тебя есть конкуренция в виде маленькой шоколадно-коричневой кобылки…
— Это не конкуренция, — покачала головой Трикси, — она… ну, она помощница. Может быть, она сможет помочь ему держать себя в копытах, когда меня не будет рядом.
— Забавный взгляд на это.
— Как это?
— Обычно маленькие кобылки — это кошмар матери. Они существуют для того, чтобы отнять у них драгоценных жеребят и лишить их милой невинности. — Лемон Хартс хихикнула. — Или иногда они крадут дочь. Не мне судить.
Сузив глаза, Трикси покачала головой:
— Маленькие жеребчики также способны украсть невинность. — Трикси наблюдала, как Пеббл протягивает книгу, чтобы Сумак мог посмотреть на картинку. — Однажды Сумак начнет замечать кобылок, и все будет кончено, я полагаю. Наши особые отношения исчезнут, и его сердце будет принадлежать другой.
— Не принимай это так близко к сердцу, — сказала Лемон Хартс Трикси тихим, мягким, шепчущим голосом. — У тебя еще много времени. Он еще милый, маленький и будет обниматься с тобой в кроватке. — Кобыла тихонько захихикала.
— А ведь казалось, что только вчера я его встретила… куда ушли годы? — спросила Трикси.
Когда Трикси стояла и вспоминала те счастливые годы, она услышала громкий стук и звук разбивающегося стекла, от которого у нее поникли уши. Она вскинула голову и стала оглядываться по сторонам, пытаясь заглянуть в окна. Она услышала крики, затем хныканье и еще больше криков. Она осознала слово "хныканье" и поняла, что что-то не так.
— Оставайся с Сумаком! — приказала Трикси Пеббл, направляясь к входной двери.
Трикси двигалась с удивительной быстротой, ее колени подкашивались, и она вздрогнула, когда особенно громко хрустнула ее правая передняя нога. Но это ее не замедлило. Лемон Хартс двинулась за ней, ее рог светился, и именно Лемон Хартс распахнула дверь, чтобы они обе могли выйти наружу и выяснить, в чем дело.
Многие соседи были на улице, и Трикси с трудом пыталась определить источник шума. Она огляделась по сторонам, вверх и вниз по улице, и тут увидела его. Прямо к ней бежал Циннамон Файр с расширенными от ужаса глазами, а за ним, по пятам, бежал его отец. Трикси моргнула. Маленький жеребенок хромал, припадая на левую заднюю ногу. Его нос был в крови. Трикси снова моргнула, а когда открыла глаза, в ушах стоял ужасный грохот.
— Как ты смеешь! — Выплюнув эти слова, она стиснула зубы. Больные колени как-то еще больше усиливали гнев и ярость, мешая сосредоточиться. — Как ты посмел обидеть такого маленького и беспомощного пони! — Прошлое и настоящее начали смешиваться для Трикси, и она почувствовала свои старые обиды, свои травмы. Она чувствовала каждый удар, каждый недобрый подзатыльник от алмазных псов, и от вторжения прошлого в настоящее у нее кружилась голова.
Со стороны соседей раздались новые крики, и Циннамон пробежал мимо Трикси, повизгивая и поскуливая, и эти звуки что-то вызвали в глубине души кобылы, которая переживала неприятный момент, когда ее прошлое настигло ее. Трикси, которая по большей части старалась быть смиренной и раскаявшейся Трикси, вскипела.
Оскалив зубы, навострив уши и сверкая рогом, она превратилась в яростную и свирепую Трикси. Действуя рефлекторно, она вырвала из земли почтовый ящик, выдернула его из земли и с ужасным, но потрясающим звоном обрушила ящик на голову жеребца.
Он упал на землю, не двигаясь, обмякнув и не реагируя.
Не закончив, Трикси подняла почтовый ящик в воздух, и он затрепетал над телом лежащего жеребца. Все ее тело дрожало от ярости, так сильно, что зубы лязгали, хотя она и пыталась их разжать.
— Трикси… все кончено… не делай этого… пожалуйста… будут неприятности, если ты это сделаешь… — В словах Лемон Хартс звучала мольба, она умоляла Трикси одуматься. — Послушай, что бы плохого с тобой ни случилось, он этого не делал. Он сделал что-то ужасное, и он за это заплатит… но тебе нужно отойти подальше.
Почтовый ящик с вмятиной и неправильной формы был отброшен в сторону. Он с грохотом упал на булыжники, пронесся по дороге и остановился, столкнувшись с забором.
— Молодец, — сказала Лемон Хартс Трикси, подхватывая Циннамон. — Нам нужно тебя осмотреть, малыш. Ничего, если я тебе помогу? — Лемон Хартс подняла жеребенка на уровень глаз и начала его осматривать.
— Он сорвался, — сказал Циннамон пронзительным шепотом. — Он потерял самообладание…
Лемон Хартс, застыв и не зная, что делать в данный момент, смотрела на Трикси, которая все еще стояла неподвижно. Ее уши подергивались, рог все еще светился, а в уголках глаз появились яростные тики:
— Трикси… иди в дом… иди в дом и будь с Сумаком…
Взрыв яркого пурпурного света прервал Лемон Хартс, и последовала ослепительная вспышка. Моргнув, Лемон Хартс попыталась прояснить зрение, но ей не нужно было видеть, чтобы понять, кто только что появился. Ее выдал рокочущий голос.
— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? — потребовала Твайлайт через несколько секунд после того, как материализовалась.
Твайлайт смотрела на помятый почтовый ящик, на жеребца, лежащего на улице, на пони, которые выглядели немного испуганными, и на Трикси Луламун, которая не выглядела испуганной. На самом деле, среди множества эмоций, которые, казалось, испытывала Трикси, страха не было ни в одной. Почувствовав серьезную опасность, Твайлайт двинулась в сторону Трикси.
— Эй, ты… ты в порядке? Трикси… ты можешь что-нибудь сказать? — Голос Твайлайт был таким же мягким, тогда как несколько секунд назад — жестким и опасным. Она протянула крыло и погладила Трикси по шее. — Эй… я полагаю, что это сделала ты. Хорошая работа. Теперь все кончено… ты можешь успокоиться…
Пока Твайлайт уговаривала Трикси, ее рог потускнел. Закрыв глаза, Трикси рухнула на Твайлайт, и ее колени подкосились от боли и горя. Твайлайт подхватила ее, подняла и удержала на ногах. Аликорн посмотрела на жеребца, распростертого на дороге, и, оглядевшись по сторонам, увидела, что Лемон Хартс прижимает к себе Циннамона. Твайлайт облегченно вздохнула.
Сегодня был один из таких дней.
— Что произойдет? — спросила Лемон Хартс, когда Твайлайт Спаркл стояла и смотрела вниз на Сумака. — И что нам делать с Циннамоном?
Твайлайт Спаркл подняла голову, затем повернулась лицом к Лемон Хартс:
— Из Кантерлота прибудет Надзиратель. — Пока Твайлайт говорила, Трикси хныкала. — Ты не против оставить его у себя на ночь? Пока мы не решим, что делать? Я знаю, это слишком…
— Я не прошу многого, — сказала Трикси дрожащим, осипшим голосом.
— Я отвезу его в больницу, — сказала Твайлайт, взяв ситуацию под свой контроль. — Нам нужно, чтобы его осмотрели. Лемон Хартс, мне нужно, чтобы ты присмотрела за Трикси. Я волнуюсь. Я прошу тебя об этом в официальном качестве. Ты понимаешь?
— Да, понимаю, — ответила Лемон Хартс, кивнув головой.
Повернув голову, Твайлайт посмотрела Трикси в глаза:
— У тебя нет проблем, так что не волнуйся. Твои усилия по его усмирению достойны похвалы. — Твайлайт слегка приподняла бровь и, казалось, собиралась сказать что-то еще, но не сказала.
— Это был неплохой день. — Монотонный голос Пеббл заставил Твайлайт повернуть голову. — Сначала Олив, теперь вот это. — Маленькая кобылка моргнула, поерзала на своем месте, поправила платье, а затем потянулась, чтобы потрогать Сумака. — Каждый задается вопросом, почему такие вещи происходят и почему не было сделано больше для их предотвращения.
— Потому что мы стараемся верить в хорошее в пони, — ответила Твайлайт с большим терпением. — Потому что мы пытаемся дать им шанс изменить свою жизнь. Это не идеально… и иногда всё идёт не так, как надо… но иногда всё идёт и так, как надо… как у Трикси. Ей дали шанс исправиться, и благодаря этому она оказалась в нужном месте в нужное время, чтобы спасти Циннамона.
— Я не вижу, чтобы Олив спасла кого-нибудь из пони в ближайшее время. — Пеббл сложила передние ноги на бока и окинула Твайлайт непримиримым взглядом. — А Циннамон должен был заплатить за второй шанс своего отца.
— Я первая признаю, что проблемы есть. Я провожу реформы, но на это нужно время, а проводить изменения нелегко. Система сопротивляется изменениям. Многие законы старые, устаревшие, из другого времени, другой эпохи. На каждый большой провал приходится и большой успех, как, например, Старлайт. Сейчас она — мощная сила добра. — Твайлайт снова перевела взгляд на Трикси. — А у Сумака есть мать, которая его любит… Когда система работает, она работает хорошо.
— Но когда она ломается, это происходит очень эффектно. — Пеббл издала разочарованный вздох, обхватила Сумака за шею и притянула его ближе, когда тот издал несколько приглушенных хныкающих звуков протеста. — Почему все должно быть так сложно? Почему никогда не бывает простых ответов? — Маленькая кобылка нахмурилась и опустила уши. — Жизнь несправедлива и сложна.
Твайлайт кивнула:
— Да, Пеббл, да…
Глава 26
Не в силах усидеть на месте, Трикси расхаживала взад-вперед по гостиной, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на Сумака и Пеббл. Лемон Хартс, сидя за кухонным столом, телекинезом удерживала дымящуюся чашку чая с лемонграсс. Левый уголок рта Трикси подергивался, а левое ухо подпрыгивало вверх-вниз в такт ее тикам.
Мягкий, монотонный голос Пеббл, читавшей о Дэринг Ду, успокаивал всех пони в комнате. Сумак наполовину проснулся, наполовину дремал, его веки казались тяжелыми, их трудно было держать открытыми, а Бумер играла с прядями его гривы, проводя по ним своими маленькими пальчиками, как расческой.
— Ее долго не было, — сказала Трикси, ее голос был не более чем тихий шепот. — Надеюсь, с ним все в порядке… Надеюсь, с ним все в порядке… Я так волнуюсь… Я остановила его… Я остановила его…
Отпив глоток чая, Лемон Хартс посмотрела на Трикси поверх чашки с обеспокоенным выражением лица. Пеббл замолчала и смотрела на Трикси. Даже Сумак, как ни был он одурманен, как-то умудрился повернуть голову и посмотреть на расстроенную кобылу, бодро вышагивающую по полу.
— Я не могла остановить то, что случилось со мной… когда я заболела… они продолжали бить меня и говорили, что я ленивая… Я не могла остановить это… я не могла спасти себя… но я сделала это для другого пони… я сделала это… я сделала так, чтобы боль прекратилась… я…
— Трикси, — сказала Лемон Хартс своей подруге, ставя чашку с чаем на стол, — иди ко мне.
Трикси, подойдя к сидящей Лемон Хартс, издала негромкий вой. Она встала рядом с креслом Лемон Хартс и, кажется, удивилась, когда лимонно-желтая кобыла обхватила ее шею передними ногами. Трикси сопротивлялась, пытаясь вырваться, но у Лемон Хартс была хорошая, сильная хватка, и она не собиралась уступать. Через мгновение Трикси сдалась и погрузилась в успокаивающие объятия подруги. Лемон Хартс прильнула губами к уху Трикси и издала тихий звук, заглушающий слабое хныканье Трикси. С треском подкосились колени Трикси, и она села на круп, а ее хвост разметлся по полу.
Лемон Хартс крепко обняла Трикси за шею, притянула голову страдающей кобылы к своему боку, над сердцем, и обняла ее. Лемон Хартс закрыла глаза и, поглаживая шею Трикси от гребня до холки, медленными, томительными движениями, навострив уши.
— Прошло уже пять лет, а ты все еще держишь все это в себе? — щекочущие слова Лемон Хартс шептала в одно бархатное, подрагивающее ушко, наклонив голову вниз. — Ты сегодня молодец… ты не поддалась гневу. Я горжусь тобой. Обиженному легко стать обидчиком.
Повернув голову, Пеббл посмотрела на Сумака, и на ее маленьких бровях появились мириады морщинок. Она казалась сосредоточенной, задумчивой, и после минутного молчаливого созерцания потянулась, чтобы коснуться щеки Сумака.
В этот момент в дверь постучали, раздался тяжелый, гулкий стук.
Отпустив Трикси, Лемон Хартс соскочила со стула, приземлилась на копыта и направилась к двери. Она на мгновение остановилась, с помощью магии расправила гриву, чтобы привести себя в приличный вид, а затем распахнула дверь.
Раздался бессловесный крик Трикси, а затем пронзительный вопль:
— НАДЗИРАТЕЛЬ! — В мгновение ока Трикси сорвалась с места и побежала к двери ванной. Она вошла и захлопнула за собой дверь. Стук копыт по кафелю наполнил комнату.
Внутрь протиснулась высокая, внушительная фигура. На нем не было доспехов, только хорошо сидящий пиджак. Глаза закрывали черные солнцезащитные очки. На голове — несколько потрепанная шляпа-трилби, сидящая под небрежным углом.
— Здравствуйте, — произнес он тихим голосом, — меня зовут Надзиратель Вормвуд. Вы можете называть меня Вормвуд. Я здесь, чтобы узнать больше об этом… инциденте. — В этот момент послышался звук спускаемого унитаза.
— Привет, мистер Вормвуд.
— Просто Вормвуд. — Большой перепончатокрылый пегас усмехнулся, обнажив перламутрово-белые клыки. Он закрыл за собой входную дверь, сделал несколько шагов в комнату и осмотрелся. Он остановился, увидев на диване двух жеребят и детеныша. Вытянув крыло, он зажал трильби между большим когтистым пальцем и центральной костяшкой крыла, а затем склонил шляпу перед Пеббл с легким поклоном. — Еще раз здравствуй, Пеббл.
— Привет, Ворми, — ответила Пеббл. — Напугал сегодня кого-нибудь из пони до смерти?
— Пеббл, дорогая, я не уверена, что это хорошая идея. — Лемон Хартс бросила взгляд на Пеббл, ее глаза умоляли жеребенка, просили вести себя хорошо. Она повернулась к Вормуду и одарила его обеспокоенной улыбкой.
— О, все в порядке. Мы с Пеббл знаем друг друга. Я знаю ее отца и мать. — Большой, грубый пегас вдохнул, и его бока раздулись, как мехи. — А ты случайно не знаешь, как выманить Трикси из ванной?
— Возможно, — ответила Лемон Хартс. — Как Циннамон? А что с его отцом?
— С жеребенком все будет в порядке, ему пришлось вправлять бедро и вставлять его кость обратно в сустав. Что касается отца жеребенка… он под стражей. — Вормвуд покачал головой и издал громогласный, грохочущий вздох.
— Действительно ли так важно поговорить с Трикси? — спросила Лемон Хартс.
Большой громила кивнул:
— С вами обеими. Мне нужно увидеть то, что видели вы. Нам нужно понять намерения. Увидеть его таким, каким его видели другие. Поскольку вы с Трикси принимали в этом непосредственное участие, мне нужно заглянуть в ваши головы.
— Понятно. — Лемон Хартс выглядела немного смущенной.
— Реконструкция места преступления. — Вормвуд посмотрел на дверь ванной. — Трикси… ты была хорошей пони… тебе нечего бояться меня. Ты оставалась на свету, а тем, кто на свету, нечего бояться.
Дверь в ванную открылась, и через секунду оттуда высунулась голова Трикси. Ее глаза были красными и налитыми кровью. По щекам текли слезы. Она дрожала и тряслась, глядя на Вормвуда.
— Выходи, маленькая пони… — Баритон Вормвуда был мягким, успокаивающим и почти гипнотическим. — Ты заплатила за свои поступки и теперь несешь свое наказание. Моя работа не в том, чтобы пугать тебя или наказывать, но я — пастух, чтобы защищать тебя, маленькая. Иди ко мне.
Поморщившись от страха, Трикси вышла из ванной, поджав хвост, опустив уши, и, когда шла, волочила копыта по полу. Она шла, низко опустив голову, с покорной осанкой, а ее позвоночник провисал посередине.
С любопытством Лемон Хартс наблюдала за тем, как надзиратель Вормвуд снимает очки. Его глаза были прищурены, драконьи, совсем не похожие на глаза пони. У нее похолодела кровь, и она задрожала.
— Пойдем, я посмотрю, что произошло… — Голос Вормвуда был гипнотическим, добрым и успокаивающим. Услышав его, Лемон Хартс почувствовала сонливость. Веки отяжелели, а уши стали как будто свинцовыми. Ей захотелось вздремнуть. Она наблюдала, как надзиратель опускает голову, чтобы заглянуть в глаза Трикси. Лемон Хартс ощутила тупое чувство отстраненного беспокойства, когда в глазах Трикси закружились белые огоньки, а ее тело напряглось.
— Все это очень тревожно, — сказал Вормвуд, и его янтарные глаза засветились странным внутренним светом. — Со времени нашей последней встречи ты возмужала, изменилась, приняла свет. Это хорошо. Ты отвергла тьму, но сегодня ты поддалась искушению. Голос другой заставил тебя отступить. Ты очень сильно изменилась.
— Больно, — сказала Трикси странным, дрожащим голосом, когда ее держал в своих объятиях Вормвуд.
— Я знаю, что это так, маленькая. Это как заноза в сознании. — Надзиратель сел на пол, устроился поудобнее и протянул одно крыло. Он обхватил шею Трикси, притянул ее ближе и нежно обнял. — Сейчас я попробую вытащить из тебя ту занозу… вот она… Я смогу смягчить это, сделать лучше. — Он опустил голову, и его нос столкнулся с носом Трикси.
От его прикосновения Трикси разразилась рыданиями, сотрясающими тело, и обхватила его шею передними ногами. Она несколько раз моргнула, странные огоньки исчезли из ее глаз, и она зарылась лицом в лохматую шею Вормвуда.
— Я пастух, чтобы утешать овец, — прошептал Вормвуд. Он нежно сжал Трикси, прижимая ее к себе и обнимая ее тело своими крыльями, пока она плакала. — Через боль и несчастье ты наконец-то поняла, что ты сделала другим, какую боль причинила, и раскаялась.
— Мне так жаль, — причитала Трикси.
— Я знаю, что ты раскаиваешься, я заглянул в твой разум и нашел там честность. — Вормвуд вытянул второе крыло и сделал жест в сторону Лемон Хартс. Словно побуждаемая какой-то невидимой силой, она вышла вперед и тоже оказалась в объятиях Вормвуда.
Когда его глаза встретились с ее глазами, мир вокруг исчез. Она подумала обо всех ужасных вещах, которые совершила в своей жизни, но как существу простому и безусловно доброму думать было не о чем. В детстве она немного привирала, крала конфеты, а однажды незаконно припарковала повозку. Чувствуя свою вину, она слегка ерзала в объятиях Вормвуда. Картинки произошедшего сегодня мелькали в ее голове, как кино на киноэкране. Она видела детали, которые сама не замечала, когда все происходило на самом деле. Она увидела разницу между Трикси и ее соседями.
Все соседи были в ужасе. Некоторые выглядели так, словно хотели помочь, но по широко раскрытым от ужаса глазам было понятно, почему никто не вмешивается. Магия единорога была страшной, и отец Циннамон мог устроить большие разрушения. Лемон Хартс видела все это с совершенной ясностью. Страх, панику и ужас. Пока большинство пони отступали, наблюдая за происходящим, желая помочь, но не в силах справиться с собственным страхом, Трикси бросилась вперед. Лемон Хартс поняла, что ее сдерживал собственный страх.
Именно в этом сонном оцепенении Лемон Хартс поняла, что не все пони одинаковы. Одни сторонятся опасности, другие бесстрашно бегут ей навстречу. Стадо было склонно к бегству, а отдельные особи, по каким-то причинам отделившиеся от стада, стремились к борьбе. Индивидуальность была страшна, и Лемон Хартс это не нравилось, ни капельки. Трикси была намного сильнее ее, даже в своем разбитом, хрупком состоянии.
Моргнув, Лемон Хартс обнаружила, что смотрит на Вормвуда. Ей было трудно понять, что только что произошло. Она чувствовала себя так, словно очнулась в кресле стоматолога: ошарашенная, не в себе и немного дезориентированная. Прикосновения Вормвуда были нежными, успокаивающими, и в его объятиях она чувствовала себя защищенной так, как никогда не чувствовала ни с одним другим жеребцом, да и вообще с пони. Он был стеной из живой плоти, которая защищала ее от всего, от чего угодно, он готов был сражаться и умереть, чтобы сохранить ее в безопасности. Как и Трикси, она обнаружила, что начинает испытывать эмоции, сама не понимая почему, и слезы ровной струйкой потекли по ее щекам.
Я знаю твою тайну, — произнес голос Вормвуда в глубине сознания Лемон Хартс. Будь нежна и осторожна, ведь она еще не исцелилась. У нее есть шрамы, которые ты не можешь увидеть. Дружба и принятие — трудные понятия для нее, поскольку она еще не чувствует себя достойной любви. Ее все еще гложет чувство вины. Будь терпелива с ней.
Лемон Хартс покачала головой, пораженная вторжением в ее мысли. Она повернула голову и посмотрела на Вормвуда. Она вдыхала его запах, он пах сандаловым деревом и чем-то цитрусовым. Она поняла, что прижата к Трикси. Она почувствовала, что Вормвуд отступает, отходит от них, и смотрела, как он встает.
Здоровенный пегас развернулся и направился к дивану, а затем встал перед ним. Он опустил голову:
— Нет, Пеббл, сегодня я никого не напугал до смерти, но день еще не закончился. — Он ухмыльнулся, обнажив клыки, и застонал, когда Пеббл закатила глаза.
— Ты не пугаешь мою маму и меня тоже не пугаешь. — Пеббл уставилась на гораздо более крупного пони, надвинув уши на глаза.
— Только у тех, кто погружается во тьму, есть причины бояться меня, — ответил Вормвуд.
— Если это так, то маме придется поговорить с отцом о его темных делишках.
— Твой отец, как и многие другие, подвержен искушениям. Он замечательно сопротивляется, но он думает об этом. А это уже плохо. Мысли опасны. Мысль ведет к действию. А действие, совершенное однажды, невозможно отменить. Твой отец прав, когда боится меня, как боится и своих темных мыслей. Его страх поможет ему оставаться честным и правдивым.
Моргнув, Пеббл повернула голову, чтобы посмотреть на Сумака. Он был слишком одурманен, чтобы реагировать на что-либо, и смотрел на Вормвуда полуоткрытыми глазами. Однако Пеббл видела страх, он бурлил, как горячий источник.
— Да, в нем есть тьма, — тихо прошептал Вормвуд, обращаясь к Пеббл. — Семена тьмы уже там. Он ходит в тени. Его ярость, гнев, горечь, чувство обиды — все это мучает его. — Вормвуд моргнул своими прищуренными глазами, достал из кармана пиджака очки с круглыми стеклами и надел их. — Один хороший друг может спасти его от тьмы… Это сработало с твоим отцом. Твоя мать — не просто камень, не просто скала… Она — якорь, фундамент. Она — прочное место, где твой отец может выстоять и почувствовать себя в безопасности. Она — его убежище, когда он чувствует, что тьма поглощает его. Тебе следовало бы поучиться у своих родителей, Пеббл Пай.
— Чему учиться? — спросила Пеббл.
Вормвуд издал грозное рычание:
— Со временем ты узнаешь. Самые сильные земные пони могут нести самые тяжелые грузы. У тебя, Пеббл Пай, есть сила твоей матери. Используй ее с умом. — Вормвуд кивнул головой, поправил шляпу и расправил лацканы. — Мне пора идти. Я должен сказать отцу, что он больше никогда не увидит своего сына. Мне предстоит неприятный вечер.
— Вормвуд? — Голос Трикси был слабым, хрипловатым и не более чем шепот.
— Да?
— Спасибо… я серьезно… спасибо.
Склонив голову, Вормвуд ответил:
— Не за что.
Глава 27
Между головой Сумака и его подушкой было что-то комковатое. Только через несколько сонных и растерянных секунд он понял, что это его грива. Сумак провел головой по наволочке, пытаясь разгладить гриву, чтобы избавиться от комков. В этот момент он почувствовал, как две передние ноги схватили его и притянули ближе.
Мгновение спустя раздалось влажное пофыркивание возле уха, а затем поцелуй. Он не возражал. Ему было больно, это была не просто боль, а сонливость и головная боль. Он с трудом вспоминал вчерашний вечер и большую часть вчерашнего дня.
— Я так волновалась за тебя, — сказала Трикси тихим шепотом, и ее губы защекотали ухо Сумака, заставив его дернуться. — Малыш, я знаю, что тебе должно быть больно. Давай я помогу тебе дойти до ванной, потом принесу завтрак, а потом дам тебе обезболивающее… хорошо звучит?
— Хочу пить, — прохрипел Сумак, и ему стало больно говорить. Он и не пытался больше ничего сказать. Во рту было сухо, слишком сухо, так сухо, что казалось, что язык треснет, если он продолжит им шевелить.
— Я знаю… от обезболивающего тебе захочется пить. — Последовал еще один поцелуй, а затем нежное объятие. — Но с тобой все будет в порядке. Пеббл внизу, а Циннамона привезли сюда чуть позже полуночи. Он тоже в полном порядке.
Сумак несколько раз моргнул, и даже глаза его стали сухими. Он чувствовал, как веки скребут по глазным яблокам. Больше всего на свете ему хотелось напиться. Он закашлялся, а потом пожалел, что сделал это, так как в горле мучительно саднило. У него было предчувствие, что утро будет тяжелым.
Сидя за столом, Сумак облокотился на край и уперся передними ногами по обе стороны от своей тарелки. Он уже выпил два стакана яблочного сока и работал над третьим. Он ничего не сказал ни Пеббл, ни Циннамону.
Задняя нога Циннамона была обмотана бинтом и прижата к телу, чтобы сохранить неподвижность. Жеребенок выглядел несчастным, он выглядел таким же несчастным, каким чувствовал себя Сумак, а это было очень плохо. Даже в таком состоянии Сумаку было жаль Циннамона. Он не понимал, что происходит, и с трудом вспоминал вчерашние события.
Сидя на краю стола рядом с Пеббл, Бумер выпрашивала у кобылки еду, и Пеббл дала. Пеббл была единственным жеребенком, который не выглядел жалким комочком, с яркими глазами и кустистым хвостом. На ней все еще была ночная рубашка.
— Почему они так долго не приводили к нам Циннамона? — спросила Пеббл.
Лемон Хартс, подняв глаза от чашки с чаем, ответила на вопрос Пеббл:
— Он некоторое время пролежал в больнице под наблюдением, а потом его навестил милый надзиратель Вормвуд, и они поговорили. — Она посмотрела на жеребенка, сидящего напротив нее за столом. — Сегодня к нему зайдет кто-то из службы жеребят, чтобы проверить его состояние.
— Мне нравится Вормвуд, — сказал Циннамон сонным голосом. — Он был добр ко мне и принес бутылку Селестия~Колы. Он сказал, что это его любимый напиток, и мне он тоже понравился.
Немного приоткрыв глаза — для Трикси это была долгая ночь, — синяя кобыла кивнула головой:
— Мне кажется, я полюбила Вормвуда. Странно, я так боялась его, но прошлой ночью… прошлой ночью он показал мне, как видят меня другие. — Она посмотрела на Сумака, ее глаза были отрешенными, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем она продолжила: — Он дал мне доказательство, которого я так жаждала… нуждалась… что другие думают обо мне как о хорошей пони. Я знаю, это звучит глупо, но я так беспокоюсь о том, как другие видят меня… заметили ли они, что я изменилась. Видят ли они, что я стараюсь делать добро. И он показал мне… он показал мне, что думают другие… они думают, что я хорошая мать, и каким-то образом это делает все лучше.
— Хорошая мать, хороший друг и хорошая кобыла, — сказала Лемон Хартс, поворачивая голову, чтобы посмотреть Трикси в глаза. — Полагаю, время от времени нам всем нужно убеждать себя в собственной доброте.
— Да. — Трикси опустилась на диван — за столом для нее не было места, — подняла чашку и сделала глоток чая за завтраком.
Даже в состоянии сонливости и дезориентации Сумак чувствовал, что в Трикси что-то поменялось. Что-то изменилось. Что-то произошло, но что именно, он не знал. Прошлая ночь прошла как в тумане. Он смутно помнил, что их посетил огромный перепончатокрылый пегас.
С помощью телекинеза он просунул соломинку между губами и продолжил пить. Потягивая яблочный сок, он поднял толстый, липкий кусок блина, разорвал его и протянул Бумер, которая, увидев это, издала радостную трель. Сумак был голоден, но не был уверен, что сможет проглотить что-то тестообразное и липкое, вроде блинов, но ничего не сказал. Он попробует сделать это через некоторое время, когда выпьет побольше.
Схватив кусочек еды в лапу, Бумер широко раскрыла пасть и впихнула в себя весь липкий комок, а затем высунула язык, чтобы облизать пальцы. Когда она проглотила, было видно, как большой комок сползает по ее узкой шее.
Бумер, которая все еще была голодна, широко открыла рот, посмотрела на Сумака самыми грустными глазами, а затем показала пальцем в глотку, при этом ее хвост взметнулся за спиной. Ее пантомима не могла быть более понятной — она была голодна и хотела еще еды. Сумак вознаградил ее, оторвав огромный кусок от своего блина, который дымился на тарелке перед ним.
— Она умничка, — сказала Лемон Хартс, наблюдая за тем, как Бумер ест.
— Не могу дождаться, когда она заговорит. — Пеббл отодвинула свою пустую тарелку и уперлась передними копытами в край стола. — Спасибо.
— Не за что, Пеббл, — ответила Лемон Хартс. — О боже, мне пора на работу. Трикси… удачи в присмотре за малышами. — Сузив глаза, Лемон Хартс лукаво улыбнулась. — Скажи, Трикси… скажи мне… как ты смотришь на то, чтобы присматривать за целым стадом жеребят?
Не зная, что ответить, Трикси пожала плечами, но ничего не сказала в ответ.
Оторвавшись от книги, Трикси уставилась на входную дверь. Кто-то стучал. Она испуганно моргнула и поняла, что время пролетело незаметно, пока она изучала магию. Она поднялась со стула, скрипнув коленями, и поморщилась, когда больная нога подвернулась.
Пеббл посмотрела на диван, где сидели три жеребенка: Сумак, похоже, полуспал, Циннамон бодрствовал, но смотрел на нее стеклянными глазами, а Пеббл читала им обоим тихим монотонным голосом, очень похожим на голос ее матери.
Сверкая рогом, она открыла входную дверь и замерла с открытым ртом, весьма удивленная тем, кого увидела. Трикси сделала шаг назад от двери, освобождая место для гостьи и сказала:
— Здравствуй, Твайлайт Вельвет. Я удивлена увидев тебя здесь.
— Предыдущие начальники проводили слишком много времени за столом. Я пытаюсь это исправить. — Твайлайт Вельвет вошла внутрь, отошла в сторону, а затем повернула голову и посмотрела на Трикси, когда Вормвуд вошел и встал рядом с ней. — Твайлайт просила передать вам, что за сегодня вы получаете зарплату, мисс Луламун.
— О. — Трикси отступила назад, откинула голову и посмотрела на Вормвуда. — Доброе утро, Вормвуд. Что-то мне подсказывает, что ты не выспался.
— Нет. — Вормвуд усмехнулся и поправил свои темные очки.
— Бедняга. — Трикси прищелкнула языком. — Я рада тебя видеть, Вормвуд, не пойми неправильно, но почему ты здесь?
— Он мой стажер, — ответила Твайлайт Вельвет.
— Что? — Трикси дважды перевела взгляд. — Что?
— Надзиратель Вормвуд должен уйти на пенсию всего через несколько недель. — Твайлайт Вельвет усмехнулась. — Он будет работать в службе жеребят в качестве социального работника и искателя жеребят.
— О, Трикси понимает…
Пройдя мимо Трикси, Твайлайт Вельвет направилась к дивану. Она улыбнулась жеребятам — теплой, искренней, любящей улыбкой — и уселась на пол перед ними, пока Пеббл закрывала свою книгу. Она прочистила горло, устроилась поудобнее, а затем посмотрела Циннамону в глаза.
— Хорошо, что с тобой твои друзья, — сказала она ровным, успокаивающим голосом. — У меня для тебя хорошие новости, Циннамон. Я понимаю, что сейчас все страшно, и многое придется пережить в этот переходный период, но все будет хорошо. У тебя есть друзья, есть такие милые пони, как Трикси и Лемон Хартс, которые готовы тебе помочь, и, что самое приятное, у тебя есть член семьи, который присмотрит за тобой.
Жеребенок удивленно моргнул:
— Но мой отец сказал, что моя семья не хочет иметь со мной ничего общего. — Циннамон выглядел смущенным и немного обиженным, когда говорил.
Услышав слова жеребенка, Твайлайт Вельвет сникла.
— Это неправда. Семья твоего отца не хотела иметь с ним ничего общего, но они беспокоились о тебе. Сейчас они не могут приехать сюда и присматривать за тобой, да я и не думаю, что ты хочешь жить с ними, ведь у тебя здесь есть друзья, и ты очень старался, чтобы попасть в школу Твайлайт.
Циннамон кивнул.
— У тебя есть тетя, младшая сестра твоего отца… Она немного молода, но она уже в том возрасте, когда хочется покинуть дом и проложить себе дорогу в этом мире. Она согласилась приехать в Понивилль, жить в доме твоего отца и присматривать за тобой. Она умирает от желания узнать тебя получше.
— Правда? — Глаза Циннамона расширились.
— Правда. — Голова Твайлайт Вельвет покачивалась вверх-вниз. — Ее зовут Кассия, и она сейчас едет на поезде. Она будет здесь поздно вечером. — Старшая кобыла опустила голову, оказавшись на уровне глаз Циннамона. — Циннамон, твой отец не вернется. Я думаю, ты уже знаешь об этом, ведь Вормвуд говорил с тобой вчера вечером. Твой отец болен… он очень, очень болен. Ему стало плохо от алкоголя. Он уедет, чтобы поправиться, но как только он поправится, ему нельзя будет приходить к тебе, пока ты не станешь совершеннолетним. Когда ты станешь взрослым, ты сможешь сделать выбор — видеться с ним, если захочешь, или просто жить дальше. Я знаю, что это будет очень, очень трудно для тебя, но у тебя есть друзья, которые помогут тебе. И у тебя будет Вормвуд, с которым ты сможешь поговорить, если тебе будет нелегко. Он будет жить здесь, в Понивилле.
Перейдя на кухню, Трикси начала готовить чай для своих гостей, наблюдая за тем, как Твайлайт Вельвет общается с Циннамоном. Во всем этом было что-то материнское, и она надеялась, что сможет перенять или научиться чему-то у матери Твайлайт. В конце концов, Твайлайт Вельвет вырастила двух пони, ставших королевскими особами, так что она должна была обладать исключительными материнскими способностями, рассуждала Трикси.
Циннамон, на лице которого появилось что-то вроде улыбки, повернулся и посмотрел на Пеббл:
— У меня есть тетя, которая хочет со мной познакомиться.
— У меня есть тети. Тебе понравится. Это все равно что иметь рядом запасную мать, и они обычно говорят "да", когда твоя мать говорит "нет", потому что они хотят быть твоим другом, а не родителем. — Пеббл повернула голову и посмотрела на Твайлайт Вельвет. Она ничего не сказала, а просто уставилась на кобылу средних лет с необычным выражением на морде.
— Действительно… — Твайлайт Вельвет слегка хихикнула, а затем вернула свое внимание к Циннамон. — А теперь мне нужно, чтобы ты был очень хорошим маленьким жеребенком. Кассия напугана до смерти. Она никогда раньше не жила самостоятельно, это ее первый раз, когда она покидает дом. Она отчаянно хочет доказать всему миру, что она уже выросла. А еще она хочет познакомиться с тобой. Она слышала о тебе только рассказы. Поэтому мне нужно, чтобы ты был самым лучшим жеребенком, каким только можешь быть, чтобы облегчить ей жизнь, пока она адаптируется. Ты сможешь сделать это для меня?
— Да. — Циннамон кивнул, затем повернулся и посмотрел на Вормвуда. — А если ей станет страшно, она сможет обратиться к тебе за помощью?
Большой брутальный пегас кивнул, затем принюхался, когда воздух наполнился душистым ароматом чая. Он улыбнулся, обнажив клыки, прочистил горло, а затем сказал Вормвуд сказал:
— Я буду проверять тебя дважды в неделю. Я буду следить за тем, чтобы ты содержал свою комнату в чистоте. Я слежу за вами, мистер
На лице Циннамона появилось испуганное выражение, и он вздохнул.
— Я бы держала твою комнату в чистоте, — предложила Твайлайт Вельвет. — Совместная уборка комнаты, возможно, поможет Кассии привыкнуть к тому, что она за тобой присматривает. Как думаешь, ты сможешь это сделать?
Повернувшись, чтобы посмотреть на Твайлайт Вельвет, Циннамон кивнул:
— Я могу поддерживать чистоту в своей комнате и мыть посуду тоже могу.
— Хорошо. — Твайлайт Вельвет улыбнулась. — Знаешь, я думаю, что все будет хорошо…
Глава 28
Хуже всего было то, что Сумак не мог ходить самостоятельно. Он не мог перенести вес ни на одну из передних ног, а значит, во всем зависел от других пони, включая походы в туалет, что было очень неудобно. Впрочем, жаловаться на это было бессмысленно. Как он узнал от Старлайт, жизнь несправедлива, но, по крайней мере, ему повезло, что у него были друзья, которые помогали ему преодолевать трудности.
Он чувствовал голод, это был постоянный голод, который не проходил, сколько бы он ни ел. Его чувства были притуплены, он хотел спать, но в то же время чувствовал странную нервозность. Он подозревал, что причиной такого необычного самочувствия является обезболивающее лекарство.
Циннамон дремал — несомненно, на него тоже подействовало обезболивающее, — и маленький жеребенок обслюнявил все передние ноги, на которых покоилась его голова. Трикси сидела в кресле и читала книгу о магии, погрузившись в свои мысли. Пеббл тоже читала, как обычно. Сумаку было не до этого, и он просто смотрел на стену, размышляя о том, что он хотел бы сказать Олив. Оглядываясь назад, он был бы гораздо умнее. У него в запасе было много остроумных слов, язвительных и саркастических колкостей.
Отключившийся мозг Сумака поплыл, и он подумал о Пеббл. Она была милой, от нее приятно пахло, и что-то в ней было… симпатичное. Да, красивое. Пеббл была красива в обычном смысле этого слова, как гвоздика или маргаритка красивы сами по себе, хотя они и не розы. Пеббл носила платья, чтобы защитить чувствительную к солнцу кожу, и что-то в ее платьях нравилось Сумаку. Он подумал, как много приходится стирать из-за того, что она носит платья. Она была приятного шоколадно-коричневого цвета, темный шоколад, темный, темный шоколад, хороший, такой, от которого голова идет кругом, когда с него снимаешь обертку.
Да, действительно, Пеббл выглядела достаточно аппетитно, чтобы ее съесть.
Сумак, испытывая отвращение к самому себе, попытался вытеснить ненужные мысли из своего мозга, так как сильное чувство отвращения заставило его вздрогнуть. Тут же в голову пришла еще одна мысль — он никогда не видел кьютимарку Пеббл. Он знал, что у нее есть кьютимарка, но никогда ее не видел. Она всегда была прикрыта платьем.
На мгновение в его затуманенном мозгу мелькнула мысль попросить Пеббл задрать платье, чтобы он мог рассмотреть ее кьютимарку, но потом он передумал. Он не хотел получить пощечину. Нет, просить кобылку задрать платье, чтобы посмотреть на ее кьютимарку, нужно было потом, когда подрастет. В какой-то момент, он был уверен, что увидит ее кьютимарку, только не знал, когда именно.
Три сильных удара в дверь отвлекли Сумака от его мыслей, и он понял, что все это время смотрел на Пеббл. Он отвернулся, чувствуя себя виноватым, но не зная почему. Он услышал стук копыт по полу и увидел, что Трикси собирается открыть дверь. Когда Сумак попытался навострить уши, одно ухо у него опустилось, а другое осталось на месте.
Когда дверь открылась, Сумак услышал знакомый голос:
— Я не могу задерживаться, я очень занят, но я зашел, чтобы поговорить с Сумаком.
— Хорошо… тебе стоит поговорить с Сумаком, — ответила Трикси, когда в дверь вошел Биг Мак.
Биг Мак был очень, очень большим, а Сумак чувствовал себя очень, очень маленьким. Даже меньше, чем обычно. Когда Биг Мак приблизился, он обнаружил, что не может смотреть в глаза крупному жеребцу. Чувство вины и стыда поглотило его, и ему не понравилось выражение неодобрения, которое он увидел на морде Биг Мака. Опустив уши, он уставился в пол.
— Ты в порядке? — спросил Биг Мак.
Когда он попытался заговорить, у Сумака пересохло в горле, и слова выходили с писком:
— Мне стало лучше.
— До меня дошли слухи о том, что ты сделал, — сказал Биг Мак тихим голосом, почти шепотом. Большой красный пони на мгновение приостановился и стал жевать нижнюю губу, моргая своими зелеными глазами. Похоже, он задумался.
— Быстрее, Сумак, изобрази несчастного, — прошептала Пеббл на ухо Сумаку.
Ему не нужно было выглядеть несчастным. Он и так был несчастен. Он чувствовал это. Стыд и страдание жгли его, и он почувствовал, что глаза его слезятся, когда он уставился в пол. Он чувствовал, что его грудь подрагивает, и от этого болели подплечья. Он не хотел плакать — только не перед Биг Маком. Это только усугубило бы ситуацию. На самом деле, плакать перед Биг Маком было бы хуже всего на свете. Сумак втянул в себя все силы и попытался сдержаться.
— Ты поступил неправильно. — Слова Биг Мака заставили Сумака вздрогнуть. — Ты поступил неправильно, и я думаю, ты это знаешь. Я слышал о том, что ты сделал. Теперь я знаю все об Олив. Она плохая. Но она еще кобылка, а ты не только жеребенок, но и Эппл. Как тебе не стыдно, Сумак Эппл.
Жгучие слезы грозили вырваться наружу, и Сумак зажмурил глаза.
— Твоему поступку нет оправдания. — Голос Биг Мака еще немного смягчился и стал менее громким. — Ты маленький… Я понимаю. Но то, что мы делаем в детстве, закладывает семена того, какими мы вырастем. Неужели ты хочешь, чтобы тебя знали как язвительного умника, который плохо относится к кобылам?
— Нет. — Сумак покачал головой.
— Посмотри мне в глаза и скажи это, — сказал Биг Мак.
Поднять голову и открыть глаза казалось невозможным. Когда он начал открывать глаза, из них выкатилось несколько слезинок, и он тут же зажмурился. Он глубоко, с содроганием вдохнул, облизал языком небо, надеясь хоть немного увлажнить рот, и задумался, как ему это сделать.
Он почувствовал мягкое прикосновение к своей шее и понял, что это Пеббл. Он нашел в себе силы. Открыв глаза, он позволил слезам скатиться по щекам, и после некоторого труда ему удалось поднять глаза на Биг Мака, который смотрел на него сверху вниз. Ему было трудно смотреть в эти зеленые глаза, которые были совсем как его собственные.
— Я поступил неправильно… Мне было приятно обзывать ее и говорить гадости, но это было неправильно.
— Ты сожалеешь? — Глаза Биг Мака сузились, и он слегка опустил голову.
— Да, — ответил Сумак.
— Какой бы ужасной она ни была, она все равно кобылка. — Суровое выражение лица Биг Мака стало немного мягче, но не намного. — Будь хорошим пони, каким, как мы все знаем, ты можешь быть.
— Хорошо.
— Ну, тогда я думаю, что с этим мы разобрались. Больше нечего сказать, и я думаю, что ты уже достаточно наказан. — Биг Мак взглянул на Трикси, ожидая какого-нибудь знака согласия. Когда Трикси кивнула, он продолжил: — Помни, кто ты, Сумак Эппл. Наше имя что-то значит. Твой отец запятнал наше доброе имя. Он протащил его по грязи и выставил нас всех в плохом свете. Ты еще не понимаешь этого, но если ты будешь болтать без умолку, другие пони будут думать, что ты становишься такой же, как твой отец, а ты этого не хочешь. Держи себя в копытах. Делай добро.
— Да, сэр. — Сумаку удалось кивнуть головой. Слезы, стекавшие по щекам, как будто немного ослабили давление, и ему стало легче, хотя ему было неприятно, что он плачет перед Биг Маком. Это было как-то неправильно.
— Эпплджек хотела устроить тебе хорошенькую выволочку, — сказал Биг Мак, обращаясь к Сумаку. — Ей понадобится время, чтобы остыть. Я обещал прийти и строго поговорить с тобой. Она должна почесать свое больное место и успокоиться.
— Я больше не буду этого делать, — пообещал Сумак.
— Хорошо. — Биг Мак полуулыбнулся жеребенку. — Мне пора идти. В следующий раз обращайся с леди как с леди, даже если она себя так не ведет.
— Хорошо. — Сумак фыркнул и забеспокоился о козявках, которые теперь забивали его нос.
— До свидания, Сумак. — Биг Мак повернул голову. — Пеббл, постарайся привести его в порядок, хорошо?
— Я стараюсь, — ответила Пеббл.
— Ну, только не сдавайся. Мне нужно идти. — Сказав все, что нужно, Биг Мак повернулся, направился к двери, склонил голову перед Трикси, махнул хвостом и ушел, насвистывая на ходу.
Трикси закрыла дверь, повернула голову, посмотрела на Сумака и стала прохаживаться по комнате. Дойдя до дивана, она опустила голову, поцеловала его в ухо, а затем уткнулась носом в его затылок.
— Я принесу тебе салфетки, — сказала она.
Погрузившись в свои мысли, Сумак молча размышлял. С Олив будет гораздо сложнее иметь дело, если он не сможет выплеснуть на нее всю свою накопившуюся злобу. Это было неправильно, и он знал это. Выплеснув все это, он почувствовал себя лучше. Трикси уселась с ним на диван, и он вдоволь наплакался.
— Я чувствую себя дураком, — сказал Сумак вслух, поделившись своими ощущениями.
— Признание проблемы — всегда хороший первый шаг, — ответила Пеббл.
Трикси в своем кресле захихикала.
Повернув голову, он уставился на подругу, пытаясь придумать, что сказать, но потом передумал. Высказывания ни к чему не привели. Одно ухо дернулось, когда он сдержал язвительный ответ, который так хотелось выпустить. Он не хотел, чтобы Эпплджек отчитала его или чтобы Биг Мак снова затеял с ним разговор. По правде говоря, из этих двух вариантов он предпочел бы иметь дело с Эпплджек, чем снова столкнуться с разочарованным Биг Маком.
— Я скучаю по своим родителям, — сказала Пеббл, закрывая глаза. — Я скучаю по бабушке и дедушке. По всем. Я бы хотела, чтобы Пинни вернулась в Понивилль.
— Где она? — спросила Трикси.
— Она уехала в Лас-Пегасус на какой-то турнир по боулингу. — Пеббл вздохнула и открыла глаза. — Надеюсь, она выиграет. Так она зарабатывает себе на жизнь. Ей нужно оплачивать счета. Я не понимаю, почему бы ей не найти более стабильную работу.
— Некоторые пони занимаются тем, что им нравится. — Мордочка Трикси скривилась, и кобыла погрузилась в размышления. Она сидела, молча, ее глаза были устремлены куда-то далеко-далеко, и затем, после долгого молчания, она сказала: — Если пони что-то любит или даже хорошо в чем-то разбирается, это не значит, что они добьются успеха или смогут этим зарабатывать на жизнь. Если Пинни может зарабатывать на жизнь боулингом, если она может заниматься тем, что любит, ей очень повезло.
— Наверное, да. — Пеббл посмотрела на Сумака, потом снова на Трикси. — Мои родители любят то, чем занимаются. Думаю, им действительно повезло.
— Да, — ответила Трикси, — им очень повезло.
— А вы когда-нибудь собираетесь остепениться и выйти замуж? — спросила Пеббл, будучи настолько откровенной, насколько это вообще возможно с матерью.
Трикси потрясенно моргнула и уставилась на кобылку, но ничего не ответила. Она сидела в кресле, не сводя глаз с Пеббл, и одно ее ухо дрожало. Она подняла одну переднюю ногу, потянулась вверх и почесала грудь, прямо на передней части бока, и послышался слабый звук копытца, скользящего по шерсти.
— Ты устроилась, — сказала Пеббл Трикси, — остальное будет легко. — Разве не так поступают взрослые, когда вырастают и остепеняются? Женятся?
— Некоторые так и делают. — Трикси ерзала на своем сиденье, переваливаясь с одного края на другой, потом обратно. — Для других брак никогда не входил в их планы. Влюбиться — это сложно. Ну, это бывает. Влюбиться легко, пони делают это постоянно, а вот заставить кого-то полюбить тебя в ответ — это уже сложная задача.
— Моя тетя Пинки никак не остепенится. Она влюблена, и все пони говорят об этом, моя бабушка Клауди постоянно ворчит по этому поводу, но Пинки не остепенится, потому что однажды ей разбили сердце. Я правда не понимаю, что случилось.
Сумак обратил внимание. В кои-то веки Пеббл была в чем-то не уверена. При всей своей кажущейся взрослости, она ничего не могла сказать по этому поводу, никаких умных замечаний, она ничего не знала. Он навострил уши, ожидая, что еще будет сказано.
— Я не понимаю, что такое брак, — сказала Пеббл голосом, в котором слышался намек на эмоции. — Дедушка говорит, что тетя Лаймстоун замужем за своей работой. А она любит свою работу? Она всегда выглядит такой напряженной из-за этого. Иногда она злится, идет и разбивает камни. Не похоже, что это счастливый брак.
— Пеббл, милая, порой, иногда, когда пони говорит что-то вроде "замужем за своей работой", это просто метафора…
— Почему бы не сказать прямо и не покончить с этим? — потребовала Пеббл. — Это глупо.
— Это то, что есть. — Трикси пожала плечами.
— Но почему пони это делают? — спросила Пеббл. — Почему они не могут просто влюбиться или что-то в этом роде и жить вместе? Зачем жениться?
— По налоговым соображениям, — вздохнула Трикси, сама не понимая, в чем тут дело. — Пеббл, я не знаю, почему пони женятся. Они просто женятся. Я не знаю, как вообще возникла эта традиция. Она просто есть. Мы так давно это делаем, что уже забыли, зачем мы это делаем. Это просто что-то, что происходит.
— Но почему на нас так сильно давят, чтобы мы это делали?
— Я полагаю, пони ожидают, что другие пони будут это делать.
— Это не очень хорошая причина для того, чтобы что-то делать.
— Согласна.
Сумак ждал, что еще будет сказано, но, похоже, ничего не последовало. Пеббл молчала, и Трикси тоже. Через несколько минут Трикси взяла свою книгу и начала читать. Еще через несколько минут Пеббл сделала то же самое, нахмурившись.
Скучая и отвлекаясь, Сумак погрузился в размышления, переключаясь на другие темы, например, на то, как выглядит кьютимарка Пеббл и как она может выглядеть без платья. Он закрыл глаза, попытался представить себе это и, не успев осознать, что происходит, погрузился в мирную дремоту.
Глава 29
Когда Сумак проснулся, во рту у него было сухо, а глаза слипались. Он слышал голоса, вокруг него разговаривали пони. Похоже, это были взрослые… и Пеббл. Он зевнул и открыл глаза. Сначала он ничего не мог разглядеть, глаза были полны грязи, и он с трудом пытался снова увидеть.
Разговоры прекратились, и Сумак почувствовал, как что-то вытирает ему лицо и глаза. Салфетка. Несколько салфеток? Он не мог точно сказать. Когда он снова смог видеть, он увидел Трикси, которая улыбалась ему. Он улыбнулся в ответ и пожалел, что у него нет воды. Не успел он сказать, что хочет пить, как между его передних ног оказалась коробка сока с ярко-желтой соломинкой.
— У тебя гость, — сказала Трикси мягким голосом, продолжая улыбаться.
Прежде чем сделать глоток столь необходимого ему сока, Сумак огляделся. Он увидел Пеббл, Циннамона, а затем, к своему ужасу, — Эпплджек. Не дождавшись ответа, который, как он знал, он заслуживал, он просунул соломинку между губами и начал пить.
— Мы выйдем на задний двор, чтобы вы двое могли поговорить, — сказала Трикси, подхватывая Циннамона магией. — Давайте, вы двое. Пойдемте, посидим немного на солнышке.
Сумак смотрел, как они уходят, как они выходят из двери кухни, и был уверен, что его неминуемая гибель приближается. Его мутило, и он с трудом соображал. Эпплджек не выглядела сердитой, но он продолжал думать о том, что сказал Биг Мак.
Он поднял голову от коробки с соком и спросил:
— Ты здесь, чтобы устроить мне выволочку?
Ответ Эпплджек был не таким, как ожидал Сумак. Она захихикала. Одно ухо пыталось встать, но не получалось, а второе ухо просто торчало вбок. Он несколько раз моргнул, и в глазах у него по-прежнему стояла пелена. Он наблюдал, как Эпплджек подошла и села на диван рядом с ним. Он немного посопротивлялся, когда она обняла его, но потом сдался. Она была больше и сильнее. Когда она начала гладить его по спине, он растаял. Он прислонился к ней, теперь чувствуя себя в безопасности.
— Биг Мак сказал, что ты хочешь устроить мне выволочку, — сказал Сумак тихим голосом.
— Сумак… честно говоря, я хотела, — ответила Эпплджек, — но потом я почесала свое больное место и смирилась с этим. Сумак… иногда… как бы это сказать… иногда взрослые говорят то, что не всегда имеют в виду. Они злятся или расстраиваются, и когда они в таком состоянии, они говорят всякую ерунду. Не всегда это серьезно. Иногда они просто выпускают пар, говорят что-то просто для того, чтобы сказать.
Повернув голову, Сумак посмотрел на Эпплджек и подождал.
— Сумак Эппл, иногда взрослые бывают неправы. — Эпплджек вдохнула, задержала дыхание на мгновение, а затем выдохнула все в порыве. Затем она сделала еще один глубокий вдох и продолжила: — Ну вот, я сказала это. Я была честна. Взрослые не всегда правы. Иногда они делают плохие вещи по хорошим причинам. Иногда они делают хорошие вещи по плохим причинам. А иногда… иногда они просто делают что-то не так.
— Вот и я так замечал.
Одна бровь Эпплджек изогнулась дугой при этих словах Сумака:
— Как ты думаешь, ты сделал что-то, что заслуживает выволочки? Скажи честно.
Корчась, как червяк в яблоке, Сумак не хотел отвечать на этот вопрос. Он почувствовал, как Эпплджек ободряюще сжала его. Он решил довериться ей:
— Да. Я разинул рот и знал, что это неправильно, даже когда делал это. Но мне было приятно.
— Когда-то давно нам с Биг Маком пришлось наставлять Эппл Блум на путь истинный. Ей тоже пришлось разбираться с хулиганами. Сильвер Спун и Даймонд Тиарой. Теперь они все друзья. Близкие друзья. Друзья, готовые на все ради друг друга. И ты хочешь знать, почему?
Любопытствуя, Сумак кивнул:
— Почему?
— Потому что Эппл Блум научилась быть лучшей пони и не разевать рот. У нее внутри полно нахальства. И она умна… достаточно умна, чтобы знать, что сказать, чтобы сделать кому-то больно. — Эпплджек сделала паузу и показалось, что она грызет кислое яблоко. — Если бы Эппл Блум продолжала болтать, была бы такой нахальной и язвительной, она могла бы получить удовольствие от того, что урезонила Даймонд Тиару и Сильвер Спун… и ей было бы приятно, когда она это делала, но это было бы за счет той дружбы, которая у них сейчас есть. Блум должна была научиться выбирать дорогу и быть лучшей пони… как и ты.
— Но Олив хуже всех… — Сумак замолчал, когда Эпплджек закрыла ему рот копытом. Разозлившись, он показал язык ее копыту и бросил на нее обиженный взгляд.
— Биг Мак дал тебе совет… мы с ним поговорили. Он сказал мне, что ты плакал и сожалел… Он сказал тебе не драться с Олив, потому что она кобылка. — Эпплджек глубоко вздохнула, покачала головой, а потом сморщила мордочку. — Биг Мак был прав, но не по правильной причине. Сумак, у Биг Мака старомодные понятия. Все очень сложно. Когда папа умер, Биг Маку не к кому было обратиться, не к кому пойти, и он должен был делать то, что правильно. Он бросил школу, чтобы заботиться о ферме, и старался вести себя так, как вел себя Па. Он взял на вооружение все, что, как он помнил, говорил папа о том, как быть хорошим пони, а потом Биг Мак прибил это, как рейки в заборе, прямо и верно, и он следовал этому. Он не отступает от папиного учения, потому что так он чтит его память.
Наступила долгая пауза, и Эпплджек отдернула копыто от рта Сумака.
— Биг Мак — не образованный пони. Да и я, если честно, тоже. Но я немного больше разбираюсь в мире. Я кое-что повидала и побывала в разных местах. И я скажу тебе то же самое. Тебе не стоит ссориться с Олив. Ты не должен разевать рот. И дело не только в том, что она кобылка, а ты жеребчик, хотя это тоже имеет значение, потому что в хороших манерах есть свой смысл. Для этого есть время и место.
Сумак ждал, его ухо, торчавшее вбок, подергивалось.
— Сумак, ты умный малыш. Страшно умный. А вот Эппл Блум, она умнее нас с Биг Маком… Она поступила в университет и собирается устроить себе хорошую жизнь, но для этого ей надо работать. И ей придется много работать для этого. Но ты… ты… ты получишь бесплатный пропуск в жизнь, если правильно разыграешь свои карты. У тебя будет доступ ко всем лучшим школам, ты получишь прекрасное образование, несколько хороших работ, вероятно, будут просто предложены тебе, и тебе придется выбирать, что ты хочешь.
Чтобы показать, что он слушает, Сумак кивнул.
— Но знаешь, как ты можешь все испортить? Длинным языком, вот как. Если у тебя будет репутация нарушителя спокойствия, если ты начнешь говорить так же хитро, как твой отец, пони будут думать о тебе неправильно. Двери возможностей захлопнутся перед твоим носом, а тот бесплатный пропуск, который тебе посчастливилось получить, унесет злой ветер… Ты понимаешь? И мы с Биг Маком очень боимся, что это произойдет. Очень, очень боимся. Биг Мак не спал до поздней ночи, вышагивая по полу из-за тебя. Ты заслуживаешь лучшего, Сумак Эппл.
Прежде чем ответить, Сумак обдумал все, что сказала Эпплджек. Он кое-что понял, и в его нынешнем состоянии было о чем подумать. Он заглянул в ее глаза и увидел в них одновременно беспокойство и доброту. Она по-прежнему гладила его по спине, и он чувствовал, как ее передняя нога ходит взад-вперед по его позвоночнику. Это успокаивало и как-то облегчало боль в предплечьях.
— Я не знал, что еще делать, — сказал Сумак, — она потребовала, чтобы я сделал ее домашнее задание.
— Сумак Эппл, запомни: быть вежливым и не разевать рот — не значит позволять, чтобы тебя обходили стороной. Просто скажи "нет" и уйди, или, по крайней мере, сделай все возможное, чтобы попытаться. На карту поставлено очень многое… Я знаю, что ты еще жеребенок, и я знаю, что думать обо всех этих взрослых вещах тяжело, но у тебя есть будущее, о котором ты должен позаботиться. Это тяжело, это трудно, и я знаю, что это несправедливо, но ты должен. От тебя ждут большего, потому что ты способен на большее.
Ухо Сумака отказалось от борьбы и поникло, присоединившись к другому, прижатому к его лицу. Он почувствовал, что на него навалилась какая-то тяжесть, которая словно вдавливала его тело в диванные подушки, и это была не Эпплджек. Он также почувствовал, что его притягивают ближе к ней, и положил голову ей на шею. Он почувствовал, как её челюсть легла на его голову.
И тут, ни с того ни с сего, сам не понимая и не зная почему, Сумаку захотелось плакать. Этот давящий груз был тяжел для него, он давил на него, становился все тяжелее, и казалось, что он пытается выдавить из него слезы. Он изо всех сил старался сдержать их, но чувствовал, как его жжет. Из носа текли сопли, дышать становилось все труднее. Он вздрогнул и подумал, когда же откроются шлюзы.
— Ты… Я люблю тебя, как будто ты один из моих собственных, — сказала Эпплджек, прижимаясь к нему. — Амброзия и Хидден Роуз — от них одни неприятности, и я не раз говорила, что тоже собираюсь устроить им выволочку, когда была на пределе своих сил. Иногда я выхожу из себя и кричу на них. Но я никогда не переставала их любить.
Покачиваясь, Сумак ухитрился просунуть соломинку из сока между губами. Холодный, сладкий яблочный сок облегчил сухость в горле. Он лежал в объятиях Эпплджек, зажмурив глаза и надеясь не расплакаться, потягивая сок.
Они сидели в тишине, Эпплджек сжимала Сумака, не причиняя ему боли, а Сумак потягивал сок. Эпплджек гладила Сумака по спине и гладила мордочкой его макушку, взъерошивая гриву.
Соломинка выскользнула из губ Сумака, и он наклонил голову так, чтобы получить больше ласки Эпплджек. Ее нежность и доброта успокаивали его боль, заставляли чувствовать себя лучше, но ему все равно казалось, что он сейчас заплачет. Он услышал, как она заворчала, и почувствовал вибрацию, исходящую из глубины ее тела.
— Сумак, нужно усвоить тяжелый урок. Взрослые не идеальны, жизнь несправедлива, и иногда, как бы хорошо мы себя ни вели, мы все равно попадаем в беду. А иногда, что бы мы ни делали, все равно случаются неприятности. — Эпплджек закрыла глаза и вдохнула запах Сумака. — Несмотря ни на что, у тебя есть семья, к которой ты можешь обратиться, когда станет трудно. Мы никогда не перестанем любить тебя.
— Даже если я заслуживаю выволочки? — спросил Сумак.
— Сумак, если бы мне было все равно, я бы не стала так волноваться, говоря что-то подобное. — Эпплджек на мгновение замолчала, а потом добавила: — Я хочу для тебя самого лучшего. Мне жаль, что все так сложно и что ты, наверное, многого не понимаешь.
— Мне было приятно говорить плохие вещи. — Сумак открыл глаза и почувствовал, что из них вытекает несколько слезинок. — Я хотел сделать ей больно, и это был единственный способ, которым я мог это сделать. Я действительно ненавижу ее, правда.
— Она — непутевая кобылка, — сказала Эпплджек Сумаку, дыша ему в ухо, отчего оно вздрагивало и подергивалось. — Когда-нибудь она может измениться, а может, и нет. Но я думаю, что если у нее будет несколько пони, которые будут относиться к ней с добротой и уважением, то у нее будет больше шансов исправиться.
— Но она такая злая…
— Она такая, Сумак… и я видела, как Флаттершай справлялась с некоторыми из самых злых существ в округе, используя доброту. Но это нелегко. Я не знаю, как она это делает, если честно. Я не знаю, смогу ли я сделать то, что делает она. А я — боец.
— Значит, Эппл Блум приходилось иметь дело с задирами, а теперь она с ними дружит. — Сумак с трудом подбирал слова, и все, что ему удалось вымолвить, было: — Как это произошло?
— Даймонд Тиара и Сильвер Спун сделали лучший выбор. В детстве они были маленькими проказницами, любили издеваться над Эппл Блум и ее друзьями. Многие пони до сих пор их ненавидят. Это жестоко по отношению к ним. Я не хочу сказать, что они этого заслуживают, но они сами виноваты. Но они пытаются исправиться, и я очень горжусь Эппл Блум за то, что она их друг. Любая пони может быть другом, когда это легко, но нужна особая сила, чтобы быть другом, когда это трудно.
— С Олив это невозможно.
— Сумак, однажды это может измениться. — Эпплджек нахмурила брови. — Знаешь, она может быть грубой с тобой, потому что ты ей нравишься. Иногда кобылки бывают такими…
— Эпплджек, не дразни!
— Эй, она может быть твоей будущей возлюбленной…
— Эпплджек!
— Просто говорю, что она может быть любовью всей твоей жизни, которая только и ждет, чтобы случиться…
— Не дразни!
— Поэтому ты должен быть с ней милым, даже если она ведет себя как соплячка…
— Не говори так! — сказал Сумак пронзительным, писклявым, умоляющим голосом.
— Ой, не будь таким, — сказала Эпплджек Сумаку.
— Я лучше буду с Пеббл!
Выпалив эти слова, Сумак замер. Он сидел и моргал, ужасаясь предательству своего рта. Ему захотелось заползти под диван и умереть. В этом и заключалась проблема слов: сказав их, уже невозможно от них отказаться.
— Ах-ха-ха! Я так и знала! — Эпплджек закричала. — Ах ты, хитрый жеребенок… Ты ведь с ней ласков, правда?
— Нет!
— А я думаю, что ты…
— Неправда!
— А вот и нет!
— Угх!
Захихикав, Эпплджек сжала Сумака:
— Однажды ты посмотришь на вещи по-другому. Однажды ты сможешь подружиться с Олив. Если ты будешь относиться к ней правильно, она может запомнить тебя как пони, который пытался быть с ней милым, когда она была молодой и трудной. Такой друг может быть полезен.
Моргнув, Сумак окинул Эпплджек угрюмым взглядом.
— Думаю, тебе не помешает немного солнца… Может, выйдем на улицу и посидим с остальными?
Сумак настороженно посмотрел на Эпплджек, ожидая предательства. Он задумался, где же его очки. Он не был уверен, что ему хочется сидеть на солнце, но, если подумать, почувствовать тепло на шерстке, наверное, было бы приятно.
— Ты можешь посидеть с Пеббл, вы такие милые вместе…
— ААААААААААГХ!
Глава 30
Прошло несколько дней, и завтра, в понедельник, или День Луны, Сумак надеялся пойти в школу. Ему все еще было трудно ходить, но он все же передвигался, хотя и немного медленно. Ему было до жути скучно — настолько, что он хотел вернуться в школу.
Циннамон обживался с тетей, и они были частыми гостями, поскольку Кассия не умела готовить, да и вообще ничего не умела делать. Лемон Хартс и Трикси с удовольствием помогали, а Кассия была внимательной слушательницей и хорошо выполняла указания.
За последние несколько дней Сумак разобрал печь и собрал ее обратно устранив скрипы и грохот. Новые резиновые шайбы, уплотнители, тугие винты и хорошо закрученные гайки и болты дали новую жизнь древней конструкции. Но теперь, когда работа была закончена, Сумаку нечем было заняться, нечем отвлечься, нечем занять себя.
Поэтому стук в дверь был весьма приятным событием…
— У нас тут небольшая встреча, — сказал Биг Мак, стоя в дверях и глядя на Трикси. — И вы все приглашены. Я понесу Сумака.
— О. — Трикси несколько раз моргнула, посмотрела на Лемон Хартс, а затем снова на Биг Мака. — Вы уверены, что я не буду мешать? Это что, семейная встреча?
— Ты — мать Сумака, значит, ты — семья. — Биг Мак некоторое время жевал стебелек, торчащий из угла его рта. — И нет, ты не будешь мешать. Мы просто собираемся с друзьями, чтобы немного передохнуть перед тем, как сезон сидра захватит наши жизни.
Прежде чем Трикси успела что-то сказать, Лемон Хартс обратилась к Биг Маку:
— Мы с удовольствием придем. Я думаю, что Сумаку нужно ненадолго выйти из дома. Он сходит с ума.
Ничего не сказав, Биг Мак кивнул.
— Ну, я думаю, мы можем пойти…
— Отлично, Трикси, пойдем, — сказала Лемон Хартс, косо поглядывая на Трикси. — Бери Сумака, и мы сразу же отправимся в путь. Мне нужно быть на улице и что-то делать. Интересно, достаточно ли еще тепло, чтобы купаться…
— Агась.
— Отлично! — Лемон Хартс ударила хвостом по ноге Трикси, чтобы привлечь ее внимание, так как казалось, что Трикси отключилась. Когда это не помогло, и Трикси продолжала стоять и смотреть на нее широко раскрытыми глазами, Лемон Хартс перешла к более прямолинейному подходу и подтолкнула ее. — Давайте пошевеливайтесь, мисс Луламун, хватит мешать делу!
Свит Эппл Эйкрс был идеальным местом для небольшой встречи друзей, как назвал его Биг Мак. Там была Твайлайт, у которой был заслуженный отдых, и она привела с собой Флаттершай. Пришла и Рейнбоу Дэш, надеясь, что сезон сидра наступил пораньше. И, к удивлению и облегчению Сумака, Пеббл была там вместе с Пинки Пай.
Рэрити отсутствовала, потому что, как заметила Эпплджек, "Рэрити была замужем за своей карьерой". Эти слова вызвали некоторое замешательство у Сумака, который ничего не сказал по этому поводу, но продолжал думать и гадать, как и почему кто-то может быть женат на своей работе.
Хидден Роуз и Амброзия Эппл играли со Спайком, пиная мяч туда-сюда, а Пеббл сидела с Сумаком под красно-белым полосатым навесом. Флаттершай ушла проверить летучих мышей во фруктовом саду. Грэнни Смит вместе с Пинки Пай готовила в помещении. Рейнбоу Дэш и Эпплджек увлеченно играли в подкову. Твайлайт пришлось стать судьей для Рейнбоу Дэш и Эпплджек. Лемон Хартс и Трикси сидели под деревом и о чем-то разговаривали, но Сумак не мог разобрать, о чем именно. Бумер рыскала в траве и охотилась за жуками.
В общем, приятно было провести время.
Наслаждаясь дуновением ветерка, Сумак начал чувствовать легкую сонливость. Он зевнул, что вызвало зевоту Пеббл, а затем, пока Пеббл зевала, к ней подошел Биг Мак и сел рядом. Повернув голову, Сумак посмотрел на большого пони, и тут его охватило любопытство.
— Биг Мак, как ты пережил потерю отца?
Большой рыжий жеребец на мгновение выглядел ошеломленным. Он сидел, моргая, выглядел растерянным, не в себе и немного страдающим. Пеббл, почувствовав, что что-то не так, наклонилась, обхватила передними ногами одну из передних ног Биг Мака и прислонилась к нему головой.
— В каком-то смысле я тоже потерял отца, — негромко сказал Сумак, глядя на сидящую Трикси. — Иногда я не знаю, каким я должен быть. Или что я должен делать. Иногда это пугает… Как ты справился с этим?
— Я… — Голос Биг Мака дрогнул, надломился, и он замолчал. Он посмотрел на Пебл, которая цеплялась за его ногу. Он попытался снова. — Я… ну, я… — После очередной неудачи Биг Мак моргнул, покачал головой, и его уши прижались к морде.
— Все в порядке, — сказала Пеббл, поднимая голову. — Плакать — это нормально. Однажды я наступила на папу в деликатном месте, когда он лежал в кровати, и он заплакал.
Биг Мак несколько раз моргнул и удивленно посмотрел на Пеббл, а потом сказал Сумаку:
— Я… я стоял перед зеркалом и пытался повторить все, что говорил мне папа, чтобы запомнить и не забыть. — Большой жеребец замолчал и стал задумчивым. — Все его советы, все его мудрости, все вещи, которые он говорил, правильные и неправильные, я старался запомнить. Я старался, чтобы они запомнились. Я не мог запомнить все… — Голос крупного жеребца прервался и стал дрожать.
— Я действительно мало что помню о своем отце. — Полузакрытые глаза Сумака на мгновение блеснули какими-то внутренними эмоциями, прежде чем он продолжил: — Я только знаю, что он был плохим. Очень плохим. У меня нет даже его слов, а если бы и были, то я сомневаюсь, что он сказал что-то, что стоило бы запоминать. — Сумак наблюдал за приближением Бумер, похоже, она уже закончила охотиться на жуков, и он зажмурился, почувствовав, как она вцепилась когтями в его ногу. Она вскарабкалась по его шее, потрепала гриву и вернулась на свое обычное место, усевшись на его рог. Она ощущалась немного тяжелее, чем обычно, возможно, из-за удачной охоты.
— Сумак… У меня есть кое-что, что ты, возможно, захочешь увидеть, — сказал Биг Мак голосом, который был не более чем скрежещущий шепот. — Кое-что от твоего отца. Это поможет тебе вспомнить его, и, возможно, даст тебе повод для радости.
— Я помогу тебе встать, Сумак, — предложила Пеббл, когда Биг Мак поднялся.
— Иди за мной… Сумак, если тебя нужно нести… — Биг Мак подождал.
Когда Сумак не ответил, Пеббл сделала это за него, кивнув головой. Она смотрела, как Биг Мак спускается вниз, а затем, используя свою силу, взгромоздила Сумака на спину Биг Мака, чтобы его можно было нести туда, куда они направлялись.
Дверь открылась со слабым скрипом. Лучи солнечного света, пробивающиеся сквозь щели в досках, высветили пылинки. От запаха старого сена Сумаку захотелось чихнуть. Он подождал, пока его очки немного посветлеют, чтобы можно было видеть. Внутри старого сарая было темно, и над ним, Биг Маком и Пеббл возвышалась какая-то огромная громада.
Там были трубы… и это была дымовая труба? Это было похоже на локомотив. Часть его была накрыта брезентом. Моргнув, Сумак пожелал, чтобы его глаза поскорее адаптировались. Биг Мак опустился на землю, и Пеббл помогла Сумаку встать. Сумак немного покачивался, но смог сделать несколько шагов вперед, не обращая внимания на боль в подплечьях. Биг Мак встал на ноги и несколько раз размял колени.
— Суперскоростная сидоровыжималка Шесть Тысяч, — негромко сказал Биг Мак. — Ее нашли брошенной в сарае неподалеку от Эппллузы. Многое в ней было разобрано и сдано на металлолом. Ее нашли в ходе расследования. Ее отдали нам, потому что никто больше не знал, что с ней делать.
Широко раскрыв глаза и уже не чувствуя сонливости, Сумак уставился на нее.
— Твой отец был гением. — Биг Мак стоял рядом с устройством и смотрел на него, его глаза перебегали с детали на деталь, а затем он посмотрел на Сумака. — Твой отец был одним из тех пони, которые могли бы изменить мир к лучшему, но вместо этого предпочли поступать плохо и быть плохими. — Подняв голову, он снова посмотрел на старую, потрепанную машину. — Полагаю, она твоя, если хочешь. Разбирая ее на части, ты, возможно, научишься кое-чему. Я не могу разобраться в этом.
— Ты все же мог бы кое-чему научиться у своего отца, — предложила Пеббл в своей собственной полезной манере. — Помимо того, что ты узнаешь, чего не надо делать. — Она посмотрела на причудливую конструкцию и обняла Сумака, когда он прислонился к ней.
Ошеломленный, Сумак не знал, что ответить, что сказать, что сделать, и просто стоял, почти не шевелясь, глядя на обветшалую, ржавеющую старую громадину. Увиденное разожгло его воображение, натолкнуло на идеи, наполнило чувством удивления и любопытства. На фоне полусгнившего дерева и ржавых кусков металла резко выделялись кусочки латуни. Колеса прогнулись и, казалось, грозили развалиться.
Даже Бумер смотрела на старую развалину и издавала недоверчивые щебечущие звуки.
— Сумак, мы с Эпплджек разговаривали. — Биг Мак легонько подтолкнул Сумака, чтобы привлечь его внимание. — Мы хотим, чтобы ты делал добро ради самого добра, а не из-за страха быть наказанным. Если ты будешь хорошо себя вести, если ты не будешь лезть со своим умным языком, я помогу тебе раздобыть инструменты, и мы устроим тебе мастерскую. Ты хорошо помог мне с повозкой Трикси. У тебя есть талант.
Повернув голову, Сумак посмотрел на Биг Мака.
— Ты не должен быть идеальным, ты просто должен делать все, что в твоих силах. Ты ведь будешь достаточно честен, чтобы предупредить меня и Эпплджек, что сделал все, что мог, не так ли? — Лицо Биг Мака было строгим, но добрым.
После некоторого раздумья Сумак кивнул.
— Хорошо. — Биг Мак посмотрел на старую машину с паровым двигателем, покачал головой и фыркнул, отчего пылинки в безумном танце разлетелись по рассеянным лучам солнечного света. — Давайте уйдем отсюда. Обед, наверное, уже готов, а я хочу есть.
Обед был обедом в самом широком смысле этого слова. Были пироги, яблочные брауни, яблочные пирожки, яблочные тарталетки, другие яблочные лакомства, а Пинки Пай приготовила мороженое с конфетти, которое поражало буйством красок и вкусов. Сумак мало что говорил во время еды, он был слишком занят, набивая рот, но Пеббл и Спайк оживленно беседовали о том, правильно ли есть камни, потому что Пеббл может заставить их говорить. Для Сумака это было слишком сложно.
Возможно, потому, что Сумак был таким тихим, Твайлайт, сидевшая рядом с ним, обратила на него свое внимание. Она вытерла мордочку, повернулась, наклонилась и спросила:
— Как дела, Сумак? Как ты держишься? Чувствуешь себя немного лучше?
Наступил момент, когда разговоры за большим столом затихли или совсем стихли. Сумак почувствовал, что остальные смотрят на него, ожидая какого-то ответа, надеясь на какую-то реакцию. Он сглотнул и почувствовал нарастающее чувство нервозности, не желая быть в центре внимания в данный момент.
— У меня все в порядке, — ответил Сумак, надеясь, что его слов будет достаточно, чтобы успокоить Твайлайт. Чтобы избавить себя от дальнейших ответов, он запихнул в рот большую часть яблочно-коричного печенья и принялся жевать. Он надеялся, что Твайлайт не начнет говорить о школе и Олив. Он чувствовал нарастающее беспокойство. Со школой все было в порядке, Сумак мог с этим справиться, но говорить о школе и Олив вместе… ох.
— Кажется, Биг Мак показал тебе кое-что. — Голос Твайлайт был нерешительным, и в нем слышалось легкое беспокойство, которое мог услышать любой внимательный пони. Она повернулась и посмотрела на Биг Мака. — Мы обсуждали, когда лучше показать тебе, но, похоже, Биг Мак сделал это. — На мордочке Твайлайт расплылась теплая улыбка, и она вернула свое внимание к Сумаку. — Сумак, всем пони интересно узнать, унаследовал ли ты талант своего отца. Есть такое понятие, как память предков… У некоторых семей пони есть навыки и знания, которые, кажется, передаются по наследству. Мне, например, очень хотелось бы знать, унаследовал ли ты природные способности твоего отца к механике.
— Потому что природные способности к механике и желание творить добро могут принести пользу обществу, — сказала Лемон Хартс, вклиниваясь в разговор. — Ты починил печь, и это было замечательно, а Биг Мак говорит, что ты очень помог с фургоном.
— И в этом, в общем-то, смысл моей школы. — Улыбка Твайлайт исчезла, и она стала очень серьезной и сосредоточенной. — Как исключительные пони с выдающимися способностями могут принести пользу обществу в целом? Именно поэтому мы делаем упор на интеграцию и дружбу. Если мы все будем ладить, если мы сможем работать вместе, если мы будем сотрудничать, то сможем добиться большего. Если же мы ссоримся, препираемся, боремся, то это создает трения, препятствующие прогрессу. Мы делаем многое, что сдерживает нас всех.
Сумак, продолжая жевать, смотрел на Твайлайт пустым взглядом, не понимая, о чем она говорит. В общих чертах он понимал эту идею, но был уверен, что в ней гораздо больше, чем он понимает.
— Путь вперед и прогресс зависят от того, как заставить исключительных индивидов работать вместе как единое целое, не отнимая и не ограничивая то, что делает их особенными. Особые пони, как правило, немного эксцентричны, и иногда это нарушает динамику стада. Пони, естественно, становятся пугливыми по отношению к тем, кто отличается от них. Мы ничего не можем с этим поделать, это часть нашей психологической основы, но мы можем научиться относиться к этому лучше. По крайней мере, я в это верю, и принцесса Кейденс тоже. — Твайлайт ткнула ложкой в полурастаявшее мороженое и оглядела стол, встречаясь взглядом с каждой пони, которая смотрела на неё.
— Именно поэтому ты пытаешься исправить то, что не так с Олив, не так ли? — Пеббл говорила монотонным голосом своей матери, не выказывая никаких эмоций или чувств. — Не спорю, она необыкновенная и, возможно, может многое предложить обществу, но в своем нынешнем состоянии она вредит всем окружающим ее пони. Найти способ дать ей возможность выразить то, что делает ее особенной, и при этом, чтобы другие чувствовали себя рядом с ней спокойно и уверенно, вероятно, практически невозможно.
— Спасибо за столь проницательное наблюдение, Пеббл, — ответила Твайлайт. — Да… это проблема, я признаю. Она — крайний случай, но крайние случаи не означают, что мы не правы, они лишь означают, что мы имеем дело с исключением, а не со стандартом.
Сумак не мог не заметить, что остальные пони за столом выглядели почти так же растерянно, как и он. Казалось, что Пеббл и Твайлайт говорят на другом языке.
— Мне скучно, — объявила Амброзия с наигранной серьезностью в голосе. — Я лучше пойду на улицу и поиграю, чем буду продолжать есть и слушать это. Скуууууууучно.
— Амброзия Эппл, да помогут мне… Я… — Эпплджек нахмурила брови, глядя на свою дочь. — Ты ужасно испытываешь материнское терпение, маленькая негодница.
— Я знаю, мне все равно, — Амброзия хихикнула и тут же поняла, что никто не смеется. Она зашла слишком далеко, и выражение, появившееся на ее лице, показало это. Она опустилась на стул, смех и улыбка исчезли. — Прости.
— Мне жаль, Твай, — сказала Эпплджек, принося искренние извинения. — Я не знаю, что на нее иногда находит… Просто не знаю.
Твайлайт, сосредоточившись на подруге, улыбнулась и ответила:
— Мне кажется, что у нее честная жилка в километр шириной, и ей нужно научиться лучше ее выражать. Интересно, откуда она это берет?
Закатив глаза, Эпплджек издала мучительный вздох поражения, а затем рассмеялась.
Глава 31
— Отпусти меня, я хочу пройти остаток пути… отпусти меня, отпусти меня!
— Сумак Эппл, ты что, с ума спятил? — Трикси остановилась на месте и уставилась на лестницу, ведущую к массивным двойным дверям. — Сумак, ты едва ходишь, и ты никак не сможешь подняться по этой лестнице…
— Но я не хочу, чтобы остальные видели, как ты меня несешь, — ныл Сумак.
— Трикси понимает, что такое гордость, малыш. Смирись с этим. — Ничего больше не говоря, она поднялась по лестнице и стала пробираться наверх, не обращая внимания на бессловесное нытье Сумака. Он нечасто ныл, поэтому она была склонна оставить этот маленький инцидент без последствий.
На вершине лестницы она сделала паузу, чтобы перевести дух. Правое колено убивало ее. Оно пульсировало собственным сердцебиением. Боль заставила ее остановиться и подумать о Тарнишед Типоте. Ведь именно благодаря ему она до сих пор не потеряла ногу. Она почувствовала сильный прилив благодарности и подумала, хватит ли у нее смелости когда-нибудь поблагодарить его как следует. Ей так много хотелось сказать, но не находилось слов.
Она решила, что в следующий раз, когда увидит его, постарается исправиться. Пора было побороть свою гордость и стать для Сумака примером для подражания. Она больше не была его мастером, а он не был ее учеником. Она была его матерью, а он — ее сыном. Это было серьезным изменением в их отношениях. Она знала, что ему придется найти нового мастера — таков путь единорогов, — и надеялась, что не будет слишком ревнивой и навязчивой.
Может быть, Тарниш был бы не против иметь ученика. Трикси стояла на площадке и думала об этом, а потом пришла в ужас от мысли, что магия усиления Сумака и магия ядовитой шутки Тарниша могут взаимодействовать. Это была самая ужасная идея за всю историю плохих идей.
— Интересно, где Пеббл? — спросила Трикси, размышляя вслух.
— Сильвер Лайн тоже не видно.
Трикси огляделась по сторонам, наблюдая, как другие ученики поднимаются по лестнице. Ей нужно было идти на работу, а Сумаку — на занятия, которые скоро начнутся. Лемон Хартс ушла на работу раньше. Она вздохнула и повернулась лицом к огромным двустворчатым дверям. Пора было вести Сумака в класс. Там он сможет просидеть на одном месте более или менее несколько часов, и, надеюсь, Пеббл или кто-нибудь из пони поможет ему, если понадобится.
Когда Трикси вышла за дверь, Сумак зажмурился. Он не хотел, чтобы одноклассники видели его таким. Когда они вошли в класс, что-то было не так. Сумак заметил большой белый лист бумаги, разрисованный и усыпанный блестками. На нем было написано: "С возвращением!".
Трикси подняла его и опустила на пол.
— С возвращением, Сумак! — Сильвер Лайн сказала это тихим, застенчивым голосом, прижавшись к Пеббл.
Не успел Сумак ответить, как его охватило теплое покалывание магии — он чуть не запаниковал: воспоминание о том, как Олив скрутила его в крендель, было еще свежо, но это просто Строуберри Хартс пыталась помочь. Он постарался расслабиться. Когда он устраивался на своем месте, Сильвер Лайн схватила его и прижалась к нему. Он не возражал. Что-то в ее пушистом пернатом теле успокаивало его, и он чувствовал себя лучше.
— Мне пора, малыш. Хорошего дня. — Трикси махнула копытом и, улыбнувшись, ушла.
Прочистив горло, Лемон Хартс привлекла внимание класса и сказала:
— Итак, рассаживайтесь, располагайтесь и занимайте свои места. Сегодня у нас запланирован особый урок. Мы поговорим о некоторых недавних событиях. — Она посмотрела в угол, где сидел Циннамон, а затем обвела глазами комнату, рассматривая каждого ученика. — Это будет очень серьезный разговор, поэтому я ожидаю, что все вы будете вести себя хорошо и внимательно, понятно?
Как Сумак ни старался, он не мог перестать ерзать. От сказанных слов ему становилось не по себе. Он то и дело поглядывал на Циннамона и чувствовал страшную тоску. Его сокурсники тоже чувствовали себя неловко и не могли усидеть на месте, за исключением Пеббл. Сумак не сомневался, что ей тоже было не по себе, просто она этого не показывала.
— Итак, класс, запомните это, несмотря ни на что, никогда нельзя, чтобы взрослый причинил вам боль. Если кто-то из взрослых в вашей жизни причиняет вам боль, будь то ваш родитель или другой член семьи, вы можете прийти и получить помощь. Обратись ко мне, к Твайлайт или к любому из твоих учителей
Моргнув, Сумак проговорил, даже не успев подумать:
— Эпплджек сказала, что хочет устроить мне выволочку… это неправильно?
В классе воцарилась грозная тишина.
У Лемон Хартс было очень кислое выражение лица. Она смотрела на Сумака, ее малиновые глаза блестели от волнения, и она глубоко вздохнула, пытаясь придумать, что сказать.
— Ну, это очень сложно, я не знаю, что сейчас сказать, — призналась Лемон Хартс. — Бывают случаи, когда приходится прибегать к дисциплинарным мерам, и есть большая разница между любящим наставлением и жестоким обращением. — Лемон Хартс кашлянула, и одно ухо начало нервно подергиваться. — Моя мама шлепала меня щеткой. Это случалось нечасто, и я могу честно сказать, что когда это происходило, я делала что-то очень плохое. Мама не делала мне больно… но это было достаточно обидно, чтобы я долго думала, прежде чем сделать что-то неправильное.
— Но разве это плохо, когда тебя шлепают? — спросил Флинт.
— А как насчет того, когда мой яйцеголовый брат бьет меня? Это жестокое обращение? — Тиндер бросил на брата нервный взгляд и отшатнулся.
— Не смей! — Лемон Хартс сфокусировала свой властный взгляд на Флинте, который собирался ударить своего брата.
— Ай… — Флинт скрестил передние ноги на боках и опустился на сиденье, чтобы как следует надуться. Выпятив нижнюю губу, маленький пегас уставился на своего учителя.
— Я не знаю, что на это ответить, — призналась Лемон Хартс. — Родители имеют право наказывать своих жеребят так, как считают нужным, если это не переходит грань жестокого обращения. Мне очень жаль, класс. Я чувствую, что подвела вас. Я не знаю ответа. Я не знаю, что считать жестоким обращением…
От того, что взрослый был так честен, Сумаку стало легче, и он подумал о словах Эпплджек о том, что взрослые не всегда бывают правы. Лемон Хартс боролась, ее рот открывался, губы двигались, но слова не выходили.
— Я не хочу сказать вам, что иногда вас нужно наказывать, и что вы можете подвергнуться насилию, и страдать молча, при этом не понимая разницы между этими двумя понятиями. С другой стороны, я не уверена, что хочу, чтобы из-за простого шлепка по заду в дело вмешались власти. Если в дело вмешаются власти, это будет иметь вполне реальные последствия для ваших родителей или других взрослых. Если кто-то из вас будет мелочным, то может нанести тяжкий вред своим родителям или близким обвинениями, особенно ложными. Я начинаю сомневаться, стоит ли нам затевать этот разговор… Я не уверена, что имею право рассказывать вам о таких вещах или указывать, что вам делать. Я чувствую себя сейчас очень нервно и неуверенно, класс.
Оглядев своих одноклассников, Строуберри Хартс нашла в себе мужество заговорить:
— Не бойтесь, учитель. Может быть, это правильный разговор. Признать, что ты не знаешь… но я думаю, что говорить об этом все равно важно. — Маленькая кобылка прочистила горло. — То, что сделал отец Циннамона, было плохо… Циннамон очень сильно пострадал, и ему пришлось лечь в больницу. Я думаю, что это жестокое обращение.
— Да, это так, — ответила Лемон Хартс, — но до этого не должно было дойти.
Часы на стене показывали, что сейчас девять сорок пять. Казалось, что до обеда еще целая вечность. Сумак уставился на часы, желая, чтобы время шло быстрее. От этого разговора ему стало не по себе, и это ему совсем не нравилось.
— Однажды мы со старшей сестрой Брайт Хоуп держали моего брата Шторм Блитца и заставляли его пить мыло, потому что хотели проверить, сможет ли он отрыгнуть мыльные пузыри, а когда мама узнала об этом, она отвесила нам с Брайт Хоуп пощечину своими крыльями, и это было очень больно, а Шторм Блитц продолжал рыгать и пукать пузырями, а папа не переставал смеяться, и мама очень рассердилась, а потом начала бить его за то, что он смеется…
— Темпест Дэнсер…
— Да? — Маленькая кобылка-пегас глубоко вдохнула, чтобы прийти в себя после того, как выпалила все эти слова.
— Ты говоришь правду? — спросила Лемон Хартс.
— Да. — Темпест Дэнсер кивнула и посмотрела на свою учительницу невинным взглядом.
— Я… я даже не знаю, что сказать… — Лемон Хартс за своим столом смотрела на кобылку с сузив глаза от недоверия.
— Пузыри были коричневые, пенистые, с блестящими радужными цветами и постоянно вылетали…
— Темпест! — Лемон Хартс вздрогнула. — Ни слова больше!
— Ладно, извините. — Маленькая кобылка опустилась на свое место, и на ее мордочке появилось угрюмое выражение стыда. — И еще от него очень плохо пахло, — добавила она тихим шепотом.
Лемон Хартс в раздражении ударила копытом по столу и закатила глаза, глядя на хихикающих, стонущих и охающих учеников. Некоторое время она смотрела на Темпест Дэнсер, затем выражение ее лица немного смягчилось. Она покачала головой, удивляясь тому, как вообще группа братьев и сестер дожила до взрослого возраста, а затем опустила обе передние ноги на парту.
Цепляясь за рог Сумака, Бумер издала скучающий зевок, а затем выпустила маленький завиток дыма. Сумак, не переставая хихикать, надеялся, что Лемон Хартс не будет на него сердиться. Он должен был вернуться домой и жить с ней. Он изо всех сил старался прекратить хихиканье и вести себя как можно лучше. У жизни с учителем были и недостатки.
— Знаешь, Бумер, я не уверен, что мы узнали сегодня утром. — Пока Сумак говорил, он протягивал детенышу стебель сельдерея. Он чувствовал себя не в своей тарелке, был сбит с толку и не знал, что думать обо всем, что говорилось сегодня утром о жестоком обращении и издевательствах.
Фыркнув, Бумер оттолкнула стебель сельдерея, и ее хвост завилял из стороны в сторону. Она ясно дала понять, что не собирается есть сельдерей. Она постучала когтями по столу и стала ждать чего-нибудь получше.
— Да, я тоже не очень люблю сельдерей. — Сумак, не глядя на Пеббл, переложил овощ на ее поднос. — Тягучие клочки застревают между зубами, и вкус становится неприятным. Фу.
Покачав головой, Бумер издала пронзительный щебет в знак согласия.
Рядом с Сумаком раздался громкий хруст, когда Пеббл начала грызть сельдерей. Он вздохнул, посмотрел на свои морковные палочки, но есть их не захотел. Он любил морковь, сырую морковь, он любил хруст и сладость. Утренняя беседа тяготила его, делала задумчивым и невеселым.
— Жизнь сложна, — сказал Бумер Сумак. — Многие вещи сначала кажутся хорошей идеей, но когда ты действительно задумываешься о них, то… не то чтобы это были плохие идеи, не всегда, но они могут оказаться гораздо сложнее, чем ты ожидал.
Не обращая внимания на Сумака, Бумер посмотрела на маленький квадратик бисквита на его обеденном подносе. Подняв голову, она с надеждой посмотрела на Сумака и указала одним из своих когтей, демонстрируя необычайный уровень интеллекта.
Наблюдая за тем, как Бумер умоляет, Сумак телекинезом поднял бисквитное пирожное, отломил уголок и протянул его Бумер. Маленькая драконица, не теряя времени, впихнула его в рот. Затем она принялась облизывать пальцы и когти, стараясь добраться до последней липкой крошки.
— Сумак, можно тебя на пару слов?
Голос Старлайт Глиммер заставил Сумака подняться и обратить на себя внимание. Он поднял голову и увидел ее: она готовилась сесть за стол напротив него. Она улыбалась, но вид у нее был серьезный. Ему стало интересно, в чем дело, а звук Пеббл, уничтожающей сельдерей, отвлекал внимание.
— Сумак, я хотела поговорить с тобой о том, что произошло, — мягко произнесла Старлайт.
Он поднял на нее взгляд и кивнул, но ничего не сказал.
— После долгих обсуждений мы решили разрешить Олив вернуться в школу, но она будет находиться под постоянным наблюдением. — Старлайт вдохнула, ее туловище расширилось, а затем щеки надулись, и она выпустила все, что держала в себе, в медленном выдохе. — Чтобы облегчить эту задачу, было решено, что Олив станет моей ученицей…
— ЧТО? — писклявый голос Сумака заставил нескольких студентов повернуться и посмотреть в его сторону.
— … чтобы мне было легче следить за ее поведением и корректировать его в случае необходимости. — Уши Старлайт опустились, и она облокотилась на стол. — Прости, если это тебя расстроило, Сумак.
— Как будто ее награждают за то, что она сделала! — огрызнулся Сумак.
— Нет, это не так, — ответила Старлайт, покачав головой. — Я…
— Это совсем не справедливо! — Сумак почти отпихнул от себя поднос, но на пути оказалась Бумер. Он сдержал свой гнев и бросил на Старлайт свирепый взгляд. Ему больше не хотелось говорить. Ему хотелось кричать. Или плакать. Но он не хотел плакать на глазах у своих одноклассников.
— У меня большой опыт работы с гневом и яростью, — сказала Старлайт, пытаясь объяснить. — Я сама была такой. Твайлайт считает, что я могу помочь Олив так, как другие не смогут, потому что я была очень плохой пони.
Не в силах ничего сказать, Сумак нахмурился. Ему хотелось швырнуть в Старлайт чем-нибудь. Он хотел кричать о том, как это несправедливо. Он хотел злиться. Он хотел плакать. Ему так много хотелось сделать… даже выругаться. Очень сильно. Он много путешествовал и знал несколько ярких слов. Такие, от которых рот хотелось вымыть с мылом.
— Я думаю, что Сумак собирался спросить, не может ли он стать твоим учеником, — сказала Пеббл спокойным монотонным тоном.
— Правда? — Старлайт выглядела удивленной.
— Что? Я… Пеббл… как… ты… — Сумак заикался, не в силах сформулировать предложение.
— Возможно, ты еще не осознал этого, Сумак, но я думаю, что ты бы осознал. — Пеббл предложила Бумер последний кусочек бисквита. — Тебе нравится Старлайт.
— Я… я… ты… я… — Сумак сидел, захлебываясь, не в силах ничего сказать.
— Сумак, это правда? Мы друзья? — Выражение лица Старлайт выглядело… отчаянным. — Я знаю здесь много жеребят… но я не думаю, что я с кем-то из них дружу. Я пытаюсь, но мне так трудно достучаться до них… понять их…
— Наверное, да, — сказал Сумак, устремив взгляд на стол и сосредоточившись на своем подносе с обедом.
— Но я же заставляла тебя писать эссе. — Старлайт выглядела смущенной.
— Я не возражал! — огрызнулся Сумак очень растерянным голосом.
— Он кое-чему научился из них. — Пеббл взяла Бумер на копыта и стала прижимать маленького дракончика к своим передним ногам. Она терлась мордочкой о выпуклые бока Бумер, не обращая внимания на гневные выходки Сумака.
— Ну вот, теперь мне еще хуже от этого. — Старлайт начала фыркать. — Я считаю Олив отвратительной соплячкой, но у меня нет выбора в этом вопросе. Есть работа, и она должна быть выполнена.
— Это нечестно по отношению к тебе. — Гнев Сумака исчез, и он поднял голову, чтобы посмотреть на Старлайт. — Это совсем не справедливо.
— Жизнь несправедлива, Сумак, ты, как никто другой из пони, должен это понимать. — Старлайт подняла переднюю ногу и потерла глаза. — Мне жаль, Сумак. Если бы у меня был выбор, я бы с радостью взяла тебя в ученики. Но я должна делать то, что необходимо.
Сумак с мрачным видом кивнул:
— Я понимаю.
— Со мной будет трудно дружить, потому что Олив почти всегда будет со мной.
Сумак почувствовал, как в его горле нарастает комок, и желание заплакать становилось все сильнее. Старлайт и сама была на грани слез, и от этого было не легче. Когда маленький жеребенок сидел, пытаясь держать себя в копытах, его левое ухо дергалось, покачиваясь вверх-вниз.
— Мне все равно, как бы трудно ни было, я найду выход. Разве не так поступают друзья? — Сумак поднял переднюю ногу и энергичным движением протер глаза.
— Ты сделаешь это для меня? Даже когда между нами стоит Олив? — Фырканье Старлайт усилилось, и она одарила Сумака дрожащей улыбкой. Она вытерла нос передней ногой, а затем по ее щекам скатилась одна слезинка. — Трудно подружиться с жеребятами… Я никогда не знаю, о чем говорить, и многие из них меня боятся. Я никогда не думала, что так будет, а Твайлайт сказала, что так и будет, если я буду терпелива и подожду.
— Ты должна постараться подружиться с Олив, даже если она соплячка. — Сумак отвернулся от Старлайт, и его взгляд снова упал на поднос.
— У нас действительно много общего, — ответила Старлайт, покачав головой. — Это будет так тяжело… но если я буду знать, что у меня есть друг, которому не все равно, мне будет легче.
— Ну и ну, дашь жеребенку эссе, и жизнь пошла кувырком, — отшутилась Пеббл.
— Тише, Пеббл, в тебе слишком много сухой маминой язвительности. — Продолжая фыркать, Старлайт улыбнувшись Пеббл. — Ты тоже мой друг? Потому что твоя мама больше всего язвит по отношению к тем, кто ей дорог.
— Конечно, — ответила Пеббл, — я жеребенок своей матери.
Глава 32
Отвлекшись от своих мыслей, Сумак задумался о положении Старлайт. В понедельник у него не было стрельбы из лука, и он просидел весь день, не зная, чем себя занять. Он решил посетить лекцию о дружбе, на которой выступал Спайк, но слушал он ее не очень внимательно, и от этого ему было не по себе. Просто в голове у него было слишком много всего, чтобы уделять этому много внимания, но он старался, потому что Спайк ему нравился.
Теперь он просто ждал, когда Лемон Хартс и Трикси освободятся, чтобы пойти домой. Он устал, у него болели плечи. Тем не менее, он обнаружил, что ему нравится учиться в школе, даже если он не все понимал и с трудом справлялся с дробями.
Он задумался о дороге. Хотя школа ему вполне нравилась, а жить в доме было приятно, он скучал по кочевой жизни. Он поправил очки, подумал о долгих днях, проведенных рядом с Трикси, когда она тянула фургон, и, поразмыслив некоторое время, решил, что так будет лучше. Трикси причиняла себе боль, продолжая тащить фургон. Ему нравилось здесь, ему нравилось иметь друзей. Ему нравилось, что Сильвер Лайн прижимается к нему, или слушать препирательства Флинта и Тиндера, и ему нравилось, что иногда магия Строуберри Хартс шла не так… ужасно не так. Он был рад, что познакомился с Циннамоном. Ему нравилось, что он может разговаривать с Пеббл. Все это теперь имело для него значение, и он не был уверен, что когда-нибудь от этого откажется.
Он сидел в удобном кресле, положив рядом с собой сумку с книгами, и ждал, пытаясь скоротать время. Бумер дремала, что она часто делала, и больше никого вокруг не было. Сумак был один, наедине со своими мыслями. Он думал о том, что взрослые иногда ошибаются, или, может быть, не знают, что делают, или что иногда взрослые плачут, и что они испытывают те же чувства, что и жеребята, но должны быть более ответственными в том, как они с ними справляются. Он думал о том, что жизнь несправедлива — и это совсем не так, — но какой бы несправедливой ни была жизнь, друзья могут сделать ее лучше. Старлайт, казалось, чувствовала себя лучше, зная, что у нее есть друг.
Сумаку пришло в голову, что настоящая магия дружбы — это не способность взрывать чудовищ Элементами Гармонии, а способность смягчать боль от того, что жизнь причиняет тебе боль, когда все не так, или несправедливо, или взрослые совершают ошибки, или происходит насилие, или издевательства. Дружба делала эти вещи терпимыми, и это было совершенно особенное волшебство. Благодаря дружбе Старлайт было легче выполнять работу, которую она не хотела делать. Благодаря дружбе Сумак захотел вернуться в школу, хотя именно здесь над ним издевалась и унижала Олив. Именно дружба заставляла его стремиться стать лучшим пони, потому что мысль о том, что он может подвести своих друзей, беспокоила его на каком-то глубоком фундаментальном уровне, который он не мог понять.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как к нему подошла фиолетовая пони-принцесса…
— Привет… как ты себя чувствуешь? — Твайлайт улыбнулась, теплой, любящей улыбкой, от которой в комнате стало как-то светлее. Это был эффект, который нельзя было объяснить, но его можно было заметить. Она опустила голову и, действуя очень похоже на свою наставницу, заглянула в глаза Сумака, пытаясь разглядеть его сквозь затемненные линзы. — Трикси скоро закончит. У нее есть проект, которым она увлечена. Ей нравится ее работа.
— Это хорошо, — ответил Сумак, не зная, что еще сказать.
— Мы со Старлайт долго разговаривали. — Твайлайт глубоко вздохнула, и ее крылья затрепетали по бокам. — Очень долгий разговор, и он был о тебе, Сумак Эппл. Знаешь, о чем мы говорили?
Он хотел сказать "Олив", но сдержался:
— О дружбе?
— Правильно. — Твайлайт кивнула головой. — Мы говорили о дружбе.
— Тебе было трудно подружиться с жеребятами? — спросил Сумак.
Твайлайт ничего не ответила. Вместо этого она села в кресло рядом с Сумаком, устроилась поудобнее, наклонилась и посмотрела на Бумер. Затем она сказала:
— Да. Жеребята были маленькие… а я была такая большая и взрослая. Или мне так казалось. Мне было трудно. Мне все еще было трудно просто подружиться со взрослыми. Но потом ко мне пришло осознание, которое изменило мою жизнь к лучшему.
— И что же это было? — Сумак посмотрел на Твайлайт с неподдельным интересом в глазах.
— Я подумала о Кейденс… Она была старше… и намного взрослее меня. Она была моей подругой. Она как-то справилась с этим, и я поняла, что тоже могу это сделать. Поэтому я стала наставлять некоторых жеребят, например, Метконосцев. Мы стали друзьями… очень близкими друзьями, и все как-то само собой получилось. До этого момента, когда у меня возникали проблемы, я понимала, что просто слишком стараюсь.
— Не слишком ли старалась Старлайт? — Сумак почувствовал, что этот вопрос необходимо задать.
— Возможно. — Твайлайт тихонько вздохнула, а затем ее взгляд стал блуждать по комнате. Она вернула внимание к Сумаку, глубоко вздохнула и покачала головой. — Старлайт еще так многому предстоит научиться… и так далеко зайти. Ей было очень, очень тяжело. Но каждый друг, которого она находит, делает это немного легче для нее. Такие пони, как ты, помогают ей.
— Пони ее не любят. — Сумак посмотрел на Твайлайт и почувствовал необходимость сказать что-то еще, но не был уверен, что именно. Не имея возможности выразить свои мысли и сказать то, что хотел, он предпочел промолчать.
— Да, есть пони, которые все еще не любят ее, не доверяют ей и не хотят иметь с ней ничего общего. И это причиняет ей боль. Она нажила себе врагов. Она причинила боль многим пони. К сожалению, есть пони, которых я знаю и очень люблю, которые отказываются простить ее, и это причиняет мне боль. Я бы хотела, чтобы некоторые из моих друзей поступили лучше… Но я понимаю, что произошли очень сложные вещи. Я надеюсь, что время и, может быть, несколько мудрых слов от меня смогут все исправить.
— Просто жизнь опять несправедлива, — заметил Сумак.
— Возможно, — ответила Твайлайт. — Кстати, я не забыла о особом кусочке скорлупы Бумер… Прости за долгое ожидание, но оно того стоит, я обещаю.
— Я могу подождать.
— Спасибо, Сумак.
— У Старлайт и Олив в конечном итоге будет много общего, — сказал Сумак, нахмурив брови. — Пони не захотят прощать Олив, если она когда-нибудь придет в себя и станет лучше. Ее будут ненавидеть, и никто не захочет с ней дружить.
— Это мой страх, Сумак… это мой страх. И если это случится, я боюсь, что это только подтолкнет ее обратно в темные, более опасные места. — Твайлайт прочистила горло. — Я надеюсь, что Старлайт и Олив смогут подружиться друг с другом. У них много общего… так много они могли бы обсудить и научиться друг у друга.
— Как ты думаешь, Старлайт может снова забрести в более темные и опасные места?
Твайлайт ответила не сразу. Она сидела, ее глаза метались туда-сюда, левое ухо дергалось вверх-вниз, и раздавался слабый шелест перьев, когда мышцы ее крыльев подрагивали. Рот открылся, но слов не последовало, а затем рот закрылся. После нескольких неудачных попыток ей удалось сказать:
— Она может, Сумак. Может. Я допускаю такую возможность. Я бы солгала, если бы попыталась сказать, что тьма в ней вытеснена. Это не так. Но она хочет выздороветь, она искренне этого хочет. У нее больше шансов поправиться и сделать что-то хорошее, если такие пони, как ты, будут стараться стать ее другом. И у Олив тоже. Я считаю, что иногда неудача отдельного пони является показателем неудачи его окружения — это мнение, которым поделилась со мной принцесса Кейденс.
— Я не понимаю.
— Мы — стадные животные, Сумак… и иногда, как стадные животные, мы сторонимся товарищей по стаду и, возможно, пытаемся вытеснить их из стада, потому что они нам не нравятся или мы не хотим их прощать, и, возможно, только возможно, мы препятствуем их реинтеграции обратно в стадо, настраивая других против них и затаив обиду, которая влияет на мнение других членов стада.
— Это… это… это… это ужасно, — заикался Сумак, пытаясь выразить свои чувства словами и терпя неудачу. — Я никогда не думал об этом… Я бы не хотел так поступать… Это несправедливо, особенно если кто-то из пони действительно старается быть лучше. Это просто подло.
— Вот почему Трикси оставалась в дороге. Она боялась, что ее отвергнут.
Услышав эти слова, Сумак опустился в кресло и задумался над всем сказанным. Он впервые осознал, насколько сложны его чувства к Олив. Если бы он действительно хотел отомстить ей, он мог бы разрушить ее жизнь, если бы она решила все изменить. Он мог бы настроить против нее других. Он мог посеять семена ненависти и недоверия. Он мог использовать сочувствие к тому, что случилось с ним, чтобы заставить других думать, что она не искренна. Он мог заставить других сомневаться в ней. Маленький Сумак, жеребенок, понял это очень по-взрослому, и это заставило его почувствовать себя очень маленьким и неуверенным. Он мог заставить ее страдать, причинить ей боль, продолжать наказывать ее, и это было бы еще больнее, если бы это происходило тогда, когда она искренне хотела исправиться, сделать что-то хорошее, изменить ситуацию.
Сумак надеялся, что он не настолько мелочен.
От одной этой мысли ему становилось не по себе.
Он мог быть не только другом, но и врагом. Он мог сделать жизнь другого пони хуже. Мысль эта была головокружительной, и Сумак не слишком обрадовался этому осознанию. Он боялся, что в минуту гнева может поддаться искушению и заставить ее страдать или причинить боль. Он чувствовал, как подступают слезы, и ненавидел свою эмоциональность. Трудно иногда быть жеребенком.
И тут пришло второе осознание — эта информация, эти знания всегда будут рядом. Он не мог вернуться к тому, что было всего несколько минут назад, до того, как это знание проникло в его мозг. Он застрял с этим сокрушительным осознанием, и оно навсегда останется с ним. Он знал, что будет вечно сомневаться в мотивах другого пони и переживать по этому поводу.
— Уф, мой мозг! Почему он должен быть таким! Ненавижу быть умным! — Не в силах больше сдерживаться, Сумак начал выть, переполняемый всеми бурлящими внутри него эмоциями. — Я ненавижу это! Ненавижу! Я не хочу быть умным! Это отстой! ОТСТОЙ!
Сверкнув рогом, Твайлайт подняла Сумака со стула и усадила его рядом с собой. Она обхватила его крылом, притянула к себе, а затем обхватила передней ногой, чтобы утешить, пока он всхлипывал.
Бумер проснулась, издала тревожную трель и стала дергать Сумака за ухо, пытаясь выразить свое беспокойство. Малышка выглядела взволнованной, она только наполовину проснулась, и было очевидно, что она напугана. Сумак был ее миром, а с ее миром что-то было не так. Ее мир дал течь и задрожал.
Когда поглаживание по ушам не помогло, Бумер ухватилась за гриву Твайлайт, вскарабкалась на шею Твайлайт и уселась на ее рог. Она обеспокоенно посигналила, а затем приняла более оборонительную позу, готовая защищать, если не удастся заставить прекратить утечку. Ее голова покачивалась вверх-вниз, показывая, что она настроена по-боевому. Может, она и маленькая, но по свирепости ничуть не уступала своим сородичам, которые были в сотни раз больше ее.
— Ну и ну, Спаркл, оставишь жеребенка наедине с собой, а ты заставляешь его плакать.
Подняв голову, Твайлайт увидела на лице Трикси подобие улыбки.
— Мой бедный малыш… Он такой эмоциональный… Я иногда волнуюсь.
— Да, у него сейчас такой момент, — сказала Твайлайт, — у нас был очень серьезный разговор.
— А под разговором ты подразумеваешь, что сделала все, чтобы маленький жеребенок заплакал, — ответила Трикси, садясь в кресло, в котором сидел Сумак. — Эй, малыш, что случилось? — Потянувшись, она пощупала Сумака.
Сумак икнул в ответ, но ничего не смог сказать. Он прислонился к Твайлайт, зарылся в нее лицом, а потом продолжил выплескивать все наружу. Слишком больно было пытаться сдерживаться.
Устроившись поудобнее в кресле, Трикси устало вздохнула. Она наклонилась и посмотрела на Твайлайт:
— В том-то и дело, что жеребята протекают. Я поняла это в первый же день с Сумаком. Если один конец не течет, то протекает другой. Оба конца издают шум, некоторые приятный, некоторые не очень.
— Ну, должно быть, в них есть какая-то польза, — ответила Твайлайт, — ведь у пони они постоянно есть.
— О, с ними очень приятно обниматься и они отлично согревают постель. — Трикси тихонько хихикнула.
— Понятно. — Твайлайт погладила Сумака по спине передней ногой, пытаясь успокоить его.
Слышать пустую болтовню взрослых было успокаивающе. Это давало Сумаку понять, что все в основном в порядке. Сумак глубоко вздохнул, а затем продолжил выдыхать, надеясь, что Трикси и Твайлайт продолжат говорить. Это были два голоса, которым он доверял, и он должен был их услышать.
Глава 33
Мысли и новое осознание в голове Сумака были тяжелыми и труднопереносимыми. Он сидел на диване, зная, что ему нужно сделать домашнее задание, но он был слишком отвлечен, чтобы даже попытаться сделать это. В своем сознании Сумак открыл для себя понятие зла. Это были не ужасные монстры, не единороги, использующие темную магию, не гнусные злодеи, стремящиеся к разрушению — нет, ничего этого не было. Зло было чем-то более простым, чем-то более осязаемым и гораздо более распространённым в окружающем мире — отсутствием доброжелательности.
Твайлайт помогла ему понять, что это, возможно, самое опасное зло из всех. У неё даже было слово для его обозначения, на объяснение которого она потратила несколько долгих и неловких минут — равнодушие. Принцесса Дружбы дала ему урок о равнодушии, сказав, что считает его одним из своих главных врагов.
Будучи маленьким непоседой, он предложил ей помочь в борьбе с ним, но сейчас, дома, он понял, что даже не представляет, с чего начать борьбу с подобным явлением. Он чувствовал себя глупо и немного по-дурацки оттого, что вообще что-то сказал. Но он действительно собирался сражаться. Возможно, Твайлайт научит его, что делать, если он подойдет к ней и спросит, как это сделать, каким-нибудь деликатным способом. Он не хотел выглядеть глупо, потому что выглядеть глупо было неловко и невыносимо.
Переведя глаза, он посмотрел на Бумер, которая, казалось, была довольна тем, что висела на его роге и ухаживала за собой. Она собирала когтем крошки и кусочки мусора со своей чешуи, а затем стряхивала их.
— Бумер…
Детеныш приостановила свою процедуру и повернула голову под неестественным углом. Сумак смог заглянуть ей в глаза. Ее маленькие глазки блестели, как он понял, умом.
— Тебе легко, Бумер… ты еще не знаешь разницы между добром и злом. — Сумак заерзал на своем месте и стал изучать лицо Бумер, пока она смотрела на него. — Когда ты это поймешь, мир станет сложным. — Он сделал глубокий вдох и выпустил воздух. — А может, для некоторых пони это и не так. Может быть, они понимают разницу между добром и злом, но им все равно. Может быть, их это не волнует. Может быть, они думают, что те маленькие вещи, которые они делают неправильно, не являются такой уж большой проблемой, и поэтому их это просто не волнует. Но из мелочей складываются большие дела. — Брови Сумака сжались в глубокие извилистые борозды. — Это как есть недозрелые зеленые яблоки, Бумер… Ты можешь съесть одно, и тебе это сойдет с копыт. Ты можешь съесть два, и тебе это сойдет с копыт. Но если ты будешь продолжать есть недозрелые зеленые яблоки…
Жеребенок сделал паузу для драматического эффекта, чему он научился у Трикси.
— Рано или поздно ты получишь брызги зеленого яблока.
Бумер издала трель, распушила хвост, а затем, не теряя времени, вернулась к уходу за собой. Сумак смущенно хмыкнул. Бумер, похоже, не понимала, насколько опасными могут быть брызги зеленого яблока.
— Сумак, будь готов идти, — позвала Трикси. — Мы идем в Понивильский дворец огурцов!
Мордочка Сумака нахмурилась, а одно ухо опустилось:
— Но я не хочу идти… у меня болят ноги…
— Малыш, ты поедешь. Ты поедешь в повозке, так что тебе не придется идти пешком.
Понимая, что спорить бессмысленно, он молча надулся. У него не было настроения идти в Понивилльский дворец огурцов, что бы это ни было. Он хотел остаться дома и хорошенько подумать, а еще лучше — пойти на кладбище, где тихо и спокойно. Но он не думал, что сможет пройти так далеко.
Сам того не осознавая, он выпятил нижнюю губу и надулся:
— Не хочу идти ни в какой Понивилльский дворец огурцов…
Понивильский дворец огурцов, как его называли, находился недалеко от реки. Как следует из названия, здесь продавались всевозможные маринованные продукты. Здесь продавалось все, что можно было замариновать, а также все необходимое для маринования. Когда они подошли к большим, богато украшенным латунью двойным дверям, в воздухе запахло соленым рассолом. Это навело Сумака на мысль об океане. Он неоднократно видел океаны, как на восточном, так и на западном побережье, после того как несколько раз обошел всю Эквестрию вдоль и поперек.
Река опустилась в русло, став всего лишь струйкой после долгого жаркого лета. Сумак, сидя в повозке, наблюдал за течением реки. Лемон Хартс одолжила тележку у кого-то из пони. По сравнению с полноразмерной повозкой она была маленькой, двухколесной, и у нее была скрипучая, надоедливая ось, которую нужно было смазывать. Лемон Хартс тянула тележку, но у нее это не очень хорошо получалось. Ее остановки были внезапными, и она трясла его, а трогаться с места плавно она, похоже, тоже не умела.
— Хм, Трикси Луламун, Лемон Хартс и маленькая шишка на бревне с надутыми губами!
— Привет, Дискорд, — сказала Трикси и начала хихикать.
Повернув голову, Сумак посмотрел в сторону от реки на возвышающегося драконикуса. Он не был уверен, что находится в настроении для розыгрышей Дискорда. В ухмылке Дискорда было что-то такое, что заставило Сумака насторожиться. Высокая змеевидная фигура проплыла мимо Лемон Хартс и Трикси, а затем зависла перед Сумаком.
— Ты выглядишь крайне расстроенным, Сумак Эппл.
Злобная ухмылка Дискорда становилась все шире. Он скрестил лапу и когти, его глаза озорно блестели:
— Думаю, стоит отвлечься… Я никогда не упущу шанс поболтать с кислым Эппл. — Высокая парящая фигура сделала паузу. — Ты очень похож на Эпплджек, когда делаешь такое лицо. Семейное сходство просто поразительно!
Сумак нахмурил брови, и за затемненными очками его глаза сузились. Не помогало и то, что Трикси и Лемон Хартс смеялись. Сумак просто хотел немного тишины, чтобы все обдумать. Так ли уж многого он хотел? Он не хотел быть в Понивильском огуречном дворце, и у него не было настроения терпеть приставания Дискорда.
— Скажи мне, Сумак Эппл, что весит больше… килограмм кирпичей или килограмм перьев? — Дискорд наклонился вперед, став немного ближе к Сумаку, и его уши зашевелились в ожидании ответа.
Прежде чем что-то сказать, Сумак задумался над вопросом, подозревая подвох. И это был подвох:
— Эй… килограмм есть килограмм… килограмм перьев ничем не отличается от килограмма кирпичей. Все пони это знают. — Его уши повернулись вперед.
— Никакой разницы, а? — Дискорд откинулся назад, улегшись на небытие под собой. Он начал поглаживать когтями свой подбородок. — Хорошо, тогда… Сумак, что бы ты предпочел, если бы тебя ударили? Килограммом кирпичей или килограммом перьев?
В голове Сумака помутилось, а рот раскрылся. Ему потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, и тут раздался щелчок, когда его зубы сомкнулись. Бумер издала пронзительную трель и фыркнула на Дискорда.
— Килограмм есть килограмм, Сумак…
— Я бы предпочел, чтобы на меня обрушился килограмм перьев. — Сумак, чувствуя некоторое замешательство, не понимал, к чему клонит Дискорд. Проблемы, терзавшие его разум, ушли от него. Теперь он пытался понять, что происходит.
— Но разницы нет. Килограмм — это килограмм. Почему это должно иметь значение? — Ухмылка Дискорда исчезла.
— Килограмм перьев не причинит такой боли, как килограмм кирпичей, — ответил Сумак.
— Но они оба по килограмму…
— Но перья — это мягкий килограмм, а кирпичи — твердый килограмм. — Сумак сделал глубокий вдох и попытался укрепить свою ментальную защиту от путаницы и хаоса. Все ненужные мысли были отброшены в пользу создания более надежной защиты от Вестника Хаоса. Он даже не обратил внимания на Бумер, которая, покачиваясь на его роге, и издавала визгливые звуки, подзывая Дискорда.
— Значит, не все килограммы одинаковы?
— Н-но… — заикался Сумак, — это не имеет никакого отношения к равенству, а имеет отношение к… к… к… э… э…
— Восприятию? — сказала Трикси, приходя на помощь Сумаку.
— Да! — Сумак кивнул. — Да. — Он снова кивнул. — Да… может быть? — Он моргнул, уже не будучи уверенным. — Удар пуховой подушкой не так уж плох, но удар кирпичом — это больно. Кирпичи твердые…
— Это точно, — сказал Дискорд, прервав Сумака небрежным, пренебрежительным взмахом лапы. — Значит… килограмм кирпичей будет иметь больший эмоциональный вес?
— Я… — рот Сумака дернулся, когда он пытался вымолвить слово, — не знаю! — Его уши прижались к черепу. — Как вообще можно взвесить эмоции? Они неосязаемы…
— А вот тут ты ошибаешься, — сказал Дискорд, снова прерывая его.
— Как? — потребовал Сумак.
— Легко. — Дискорд снова усмехнулся. — Дружба — это магия. А значит, это измеримая, осязаемая сила, которую можно наблюдать и изучать. — Брови Дискорда подпрыгнули вверх-вниз, и он издал смешок. — Так скажи мне, Сумак Эппл… что весит больше… килограмм кирпичей, килограмм перьев или килограмм дружбы?
— Я… не… знаю… — Сумак почувствовал, что начинает потеть.
— Чем бы ты предпочел, чтобы тебя ударили? — Хвост Дискорда взвился и покачался из стороны в сторону. — Когда на тебя обрушилась вся сила дружбы, я могу сказать, что это тяжелая штука… Так что, еще раз спрашиваю, чем бы ты предпочел, чтобы тебя ударили?
Сумак так и не смог ответить. Бумер, видимо, почувствовав беду Сумака, изрыгнула на Дискорда струю пламени, отчего брови старшего драконьего существа загорелись. Дискорд издал обеспокоенный возглас, погладил лапой пламя, а затем одарил Сумака и Бумер недовольным взглядом, пока его брови тлели. Трикси и Лемон Хартс начали дружно хихикать.
— Юная леди, это было грубо! Очень грубо! — Дискорд продолжал похлопывать своими тлеющими бровями, глядя на крошечного детеныша. — Я вижу, ты не уважаешь старшее поколение. Так не побеждают в дебатах! Поджигать оппонента — это грязный прием!
Вскинув хвост, Бумер глубоко вдохнула и угрожающе задергала им, ее щеки надулись, а голова поворачивалась из стороны в сторону. Из ее ноздрей повалил дым. Она зарычала, пытаясь придать себе угрожающий вид.
— Значит, так тому и быть! — Дискорд хмыкнул и, как раз когда Бумер изрыгнула очередную струю пламени, щелкнул когтями и исчез. Однако его голос остался, чтобы сказать последнее слово. — Подумай о килограмме дружбы, Сумак Эппл! Он весит столько же, сколько пять тонн льна!
— Эх, поджигание бровей пошло ему на пользу, — сказала Лемон Хартс, а Трикси рассмеялась.
Целая куча бочек стояла штабелями друг на друге, представляя собой впечатляющее зрелище. Сумак, ноздри которого раздувались от солоноватого запаха, поднял глаза на табличку, висевшую над ними. С минуту он смотрел на вывеску, борясь с желанием чихнуть, а затем спросил:
— Что такое гросс?
— Двенадцать дюжин, сто сорок четыре штуки, — ответила Лемон Хартс, поднимая два небольших бочонка и укладывая их в тележку с Сумаком.
— Нам нужно двести восемьдесят восемь маринованных яиц? — Сумак моргнул и отодвинулся с дороги, переместившись в самый конец тележки.
— Ну, подумай, Сумак… нас в доме живет трое. — Лемон Хартс посмотрела через плечо на Сумака и терпеливо улыбнулась ему. — Если каждый из нас съедает по два маринованных яйца в день, то на сколько дней хватит одного бочонка маринованных яиц?
— Урок математики? Сейчас? После того, как Дискорд только что заморочил мне голову? — В голосе Сумака послышалось хныканье, и он снова начал дуться. Он раздраженно хмыкнул и попытался решить сложную арифметическую задачу в уме.
Трикси ушла, разглядывая банки с маринованной бамией.
— Если каждый из нас съедает по два яйца в день, а нас трое и есть одна бочка маринованных яиц… — Сумак закрыл глаза и попытался представить себе в голове лист бумаги, который помог бы ему разобраться в этом вопросе.
Лемон Хартс ждала.
— Э-э, двадцать четыре дня? — Сумак открыл глаза.
— Очень хорошо. — Лемон Хартс выглядела довольной. — А если мы съедим больше двух яиц или пригласим гостей? Как ты думаешь, надолго ли хватит одной банки маринованных яиц?
У Сумака расширились глаза, и наступило мгновение понимания:
— Меньше месяца.
— Иногда, Сумак, вещи могут казаться очень большими, или что-то может казаться намного больше, чем есть на самом деле, но если присмотреться, если разложить все по полочкам, то иногда оказывается, что то, что мы видим, не такое уж огромное и не такое уж большое, как нам показалось сначала. — Лемон Хартс повернула голову и посмотрела на Трикси.
— Мои представления о мире пошатнулись, — сказал Сумак, обращаясь к Лемон Хартс. — Я сомневаюсь, действительно ли килограмм — это килограмм, а вещи, которые кажутся большими, при ближайшем рассмотрении оказываются недостаточными. Жизнь вдруг стала запутанной.
Лемон Хартс кивнула:
— Да, в жизни много вещей, которые не имеют смысла. — Желтая кобыла посмотрела на Трикси, издала тоскливый вздох, а затем, повернув голову и посмотрев на Сумака, сказала: — Подожди, пока ты станешь старше, Сумак… многие вещи станут намного сложнее и запутаннее.
Пока Сумак сидел с задумчивым выражением лица, Лемон Хартс перевела взгляд на Трикси, которая пробовала маринованную бармию. Уши Лемон Хартс на мгновение опустились, улыбка на секунду стала грустной, но затем уши снова встали, повернувшись вперед, и солнечная улыбка пробилась сквозь грусть, которая, словно туча, набежала на лицо.
Глава 34
Тележка переполнялась, и у Сумака оставалось совсем немного места для себя. Не все здесь было маринованным, некоторые вещи были консервированными. Консервы продавались в стеклянных банках. Может быть, их следует называть бансервами? Сумак не был уверен, но подозревал, что с этим миром что-то не так. Так много названий было перепутано.
Бочки с маринованными яйцами, банки с маринованной бамией, овощи в банках, банки с вареньем и фруктовыми консервами — все это были вещи, которые могут храниться долго, и их было очень много. Глядя на все это, у Сумака возникло странное чувство, что, возможно, что-то не так… а может быть, пони просто любят все планировать заранее.
Впереди стояла огромная стеклянная банка с маринованными кумкватами, в которой среди оранжевых шариков плавали маленькие розовые штучки. Он не был уверен, показалось ли ему это аппетитным или нет. Банка была настолько большой, что Сумак мог бы поместиться в ней сам и даже если закрутить крышку. При мысли о маринованном пони, оставленном в банке навечно, его пробрала дрожь.
Сидя в повозке и дрожа, он понял, что у него есть неплохая идея для рассказа. Мать, потерявшая своего жеребенка, трагическая материнская фигура, которая хотела, чтобы другие маленькие жеребята всегда были в безопасности, в сохранности и счастливы. Поэтому она мариновала их и оставляла в банках, сохраняя навечно. Когда он думал об этом, по его коже пробегали мурашки, и, не в силах больше выносить эти мрачные мысли, он выкинул их из головы. Его позвоночник покалывало, когда он сидел и моргал, напуганный собственной нелепой идеей рассказа.
Или он мог бы написать о продавце огурцов… пони, который продавал маринованных жеребят людоеду… идеально маринованных жеребят, хрустящих и вкусных. Он представил себе, как торговец жует губами и причмокивает, как людоед облизывается… Сумак почувствовал, как тонкие волоски на его спине встали дыбом, и снова заставил себя перестать думать о жутких идеях для книги. Если он будет продолжать в том же духе, то снова начнет видеть дурные сны.
Он повернул голову, чтобы что-то сказать Трикси, но слова так и не прозвучали, потому что в рот попал огурчик. И не просто огурчик… На мгновение Сумак испугался, что проглотит свое лицо. Он корчился и вздрагивал в тележке, во рту было сухо, как песок, а затем он наполнился слюной. Челюсть болела, и он с трудом справлялся с огурцом, который подсунула ему Трикси.
— О, он весь сморщился!
И тут, ужас из ужасов, Трикси, его мать, поцеловала его прямо в губы. Прилюдно. Сраженный наповал, оторвавшись от суперкислого огурца, который грозил взорвать его лицо, Сумак опустился в тележку, его уши горели, а лицо пылало от смущения. Сумак был уверен, что от смущения действительно можно умереть, и он был совершенно уверен, что это произойдет в любую секунду. Пони видели! Он был уверен в этом! Полный контакт губ с губами — худшая вещь на свете, даже хуже, чем купание.
Похрустывая соленым корнишоном, Сумак поглядывал на Трикси, которая тряслась от смеха. Сумак опустил уши, мордочка его сморщилась и скривилась от недовольства, и он изо всех сил старался не смотреть на кобылу, которая вырастила его, защищала и заботилась обо всех его нуждах.
— Он так очарователен, когда так себя ведет… Ты права, Трикси, он действительно похож на старого сварливого жеребца, запертого в теле жеребенка. Посмотри на него! Надо бы ущипнуть его за щечки!
От слов Лемона Хартса уши Сумака запылали таким яростным жаром, что стало больно, очень больно. Он прожевал корнишон, сглотнул, затем, повернув голову, устремил свой сердитый взгляд на Лемон Хартс и хорошенько на нее зыркнул.
— Я никогда не видела такого очаровательного ворчливого лица… от него болит мое лимонное сердечко! Оно меня убивает! — Лемон Хартс начала смеяться так сильно, что тележка затряслась. Стеклянные банки и бочки звенели, а ее хвост вилял от смеха. Она отвернулась, ее бока тряслись. — О мое маленькое лимонное сердце!
— Когда он был еще годовалым, у него был такой угрюмый вид, что он мог отпугнуть даже медведя, — сказала Трикси.
Немного придя в себя, Сумак запротестовал:
— Я не делал этого!
— Еще как! — Бока Трикси вздымались, когда она пыталась вдохнуть, и она захихикала.
Уши Сумака торчали прямо по бокам головы. Даже Бумер, казалось, смеялась над ним. Он покорно вздохнул, ненавидя, что его достоинство бьют, как пиньяту. Он сел в тележку и задумал страшную месть. Он знал, что сделает… съест целую кучу маринованных яиц, а потом станет обниматься… нет, нет, так не пойдет. Для этого нужно обниматься с врагом. Он уперся передними копытами в борт деревянной телеги и стал вариться в собственном соку.
Или мариноваться, в зависимости от обстоятельств.
Дом наполнился сильным запахом рассола. Лемон Хартс и Трикси ходили по кухне, раскладывая вещи по местам. Из Понивильского огуречного дворца домой привезли много еды. В шкафах стало тесно, полки были забиты, а крошечный уголок кладовки заполнен. В холодильнике потребовалось совсем немного места, если вообще что-то потребовалось.
— Вот так… на всякий случай, если наступят тяжелые времена, — сказала Лемон Хартс.
— Тяжелые времена? — спросил Сумак, сидя на диване.
— Да. На всякий случай, если наступят тяжелые времена. Постарайся не волноваться, Сумак. Твайлайт защищает Понивилль. Просто никогда не помешает быть наготове, вот и все.
Что-то в ее словах не понравилось Сумаку. Это звучало так, словно от него скрывали какую-то большую взрослую проблему. Он ненавидел это. Он ненавидел, когда его заставляли чувствовать себя жеребенком. Хотя он и был жеребенком. Он был умным жеребенком и хотел все понять.
— Что это за тяжелые времена? — снова спросил Сумак.
— Сумак, — сказала Лемон Хартс, поднимая апельсин из чаши с фруктами, — ты когда-нибудь слышал, почему апельсины называют плодами дружбы?
— Нет. — Глаза жеребенка сузились за очками. Он знал, когда его хотят отвлечь. Однако ему было любопытно, и он позволил себе отвлечься.
— У апельсинов есть кожура. Земному пони или пегасу довольно сложно очистить апельсин от кожуры. Кожура апельсина очень горькая, и ее трудно очистить ртом. Единороги могут очистить апельсин за несколько секунд.
— Да, мы можем. — Отвлекающий маневр сработал. Сумак размышлял о том, с какой легкостью он может очистить апельсин.
— Как гласит история, однажды пони-пегас и пони-единорог, оба из которых были стражниками, обедали вместе. — Лемон Хартс улыбнулась, и ее уши встали дыбом, внимательные и подрагивающие. — И пони-пегас попросил пони-единорога почистить для него апельсин.
— Понятно…
— И единорог ответил: "Конечно, зачем еще нужны друзья?". И вот он очистил для пегаса апельсин. Похоже, принцесса Селестия услышала об этой истории — несомненно, кто-то из пони рассказал ей о товариществе среди ее стражников, — и она приказала привести к ней пони-пегаса и пони-единорога.
Отвлекающий маневр сработал слишком хорошо. Теперь Сумак был полон любопытства к этой теме. Он любил историю и устные предания. Он слушал с восторженным вниманием, уже не думая о надвигающейся угрозе тяжелых времен.
— Принцесса Селестия была поражена их дружбой. Это было в те времена, когда единство племен было еще в новинку и все мелкие недочеты сглаживались. Единороги все еще были довольно щепетильны в вопросах помощи другим, несмотря на то, что их магия значительно облегчала многие жизненные задачи. Принцесса Селестия была впечатлена тем, что единорог сделал такую обыденную работу для своего друга.
— О… замечательно.
— Она объявила, что апельсины — это фрукт дружбы, и с тех пор эту историю рассказывают. — Лемон Хартс улыбнулась Сумаку. — Итак… Сумак, ты должен обязательно почистить апельсин для Пеббл или любого из твоих друзей, которые не являются единорогами. Для нас это легко, и это действительно не проблема.
— Хорошо. — Сумак кивнул. Это казалось разумным. Он научился лучше применять свой телекинез, очищая апельсины и бананы, когда Трикси могла их себе позволить или получить их в обмен на работу. Лемон Хартс смотрела на него весьма своеобразно.
— Единство сейчас очень важно, — негромко сказала Лемон Хартс. — Мы должны держаться вместе. Мы сильнее всего, когда мы вместе. Нет таких тяжелых времен, которые не смогла бы преодолеть дружба. — Лимонная кобыла улыбнулась. — Эй, Трикси, хочешь держаться за меня?
После минутной паузы Лемон Хартс покраснела как помидор:
— Я имею в виду, держаться вместе со мной! — И еще мгновение она что-то бессвязно лепетала, становясь все краснее и краснее.
Посмотрев на Трикси, Сумак увидел, что ее лицо тоже покраснело. У нее было странное выражение лица. Обе кобылы были взволнованы, и все из-за маленькой оплошности. Кобылы были глупыми созданиями, и Сумак даже не претендовал на то, чтобы понять их.
Темная священная ночь была полна звезд. Сумак мечтал оказаться на кладбище в такую ночь. Там не было темно или жутко, нет, там было тихо, приятно и замечательно. Можно было пропалывать сорняки при свете луны, можно было посидеть и хорошенько подумать, можно было просто побыть в тишине, в которой он так нуждался.
Выглянув в окно, Сумак уставился на луну Луны. Он обнаружил, что ему гораздо больше нравится неяркий свет ночи. Он не щиплет и не напрягает глаза. Он смотрел на мерцание звезд и думал о том, что они так драгоценны. Звезды на небе были похожи на звезды на киноэкране. Они не работали, не трудились, на них только смотрели, ими восхищались, на них смотрели издалека.
Такой жизни Сумак не хотел. Он и сам не знал, чего хотел. Он думал о том, чтобы стать изобретателем, или великим волшебником, или великим волшебником-изобретателем. Он знал, что у него есть все необходимое для этого. Он понимал, что он гораздо более волшебный, чем обычный единорог. Он был похож на Трикси, которая знала головокружительное количество заклинаний, в то время как большинство единорогов довольствовались несколькими.
Его потенциал был подобен ночному небу, бескрайнему и не знающему границ.
От задумчивости его отвлек грохот снаружи. Повернув голову, он увидел, что Трикси так испугалась, что чуть не выронила свой стакан с ледяной водой. Ее глаза сузились и стали суровыми. Опустив стакан на стол, Трикси встала. Последовав ее примеру, Лемон Хартс тоже встала.
Когда две кобылы направились к задней двери, Сумак зашагал следом, его рог светился, готовый поразить все, что затаилось снаружи.
— Не двигайтесь, а то я вызову Твайлайт, — сказала Трикси ровным голосом, как будто речь шла о деле.
— Существует заклинание, которое может вызвать Твайлайт Спаркл? — ответил голос.
— Если это правда, то нам конец, — сказал другой голос.
Было темно, и трудно было разглядеть всех пони. Сумак сел в траву, влажную от ночной росы, чтобы снять напряжение с передних ног. Один из пони пытался помочь другому пони снять с копыта глиняный цветочный горшок.
— Кто вы и что делаете? — потребовала Трикси.
— Мы пытались не попасться на глаза, — ответил один из пони.
— Ты там, за забором, выходи, а то я тебя так отделаю… — Лемон Хартс осеклась, когда из-за забора вышел огромный драконий пегас. Она стояла с открытым ртом.
А рядом с ней Трикси начала отступать назад, говоря:
— Ой… ой, простите… мы бы только чуть-чуть вас зацепили… просто чтобы защититься. Мы не знали, что это работа Надзирателей.
— Тсс? Надзиратель? — Один из пони, земной пони, начал смеяться.
— Тсс, перестань пугать дам. Они хорошо выглядят.
— Прошу прощения? — Смущенная и немного растерянная, Трикси покачала головой, когда Лемон Хартс прижалась к ней. — Кто вы?
— Мы все еще можем вызвать Твайлайт Спаркл, — сказала Лемон Хартс самым угрожающим голосом, на который только была способна, но который совсем не был страшным. Лемон Хартс была слишком милой.
— Держитесь, ребята, у меня получится! — Темный пегас зашагал вперед, на его копыте все еще торчал цветочный горшок. — Я Гослинг, Невероятный Красавчик. — Слова пегаса были несколько невнятными. — Хотспур и Тсс — мои верные королевские гвардейцы… а Севилья… ну, Севилья, он мой приятель!
— И что же вы делаете, бегая в темноте и строя из себя психов? — потребовала Трикси.
Уши пегаса поникли от выговора:
— У меня не было права голоса, мэм.
— Что? — Трикси сделала один очень агрессивный шаг вперед.
— Она милая, когда злится, — сказал другой пегас с тяжелым Бронкским акцентом.
— Заткнись, Хотспур, а то мы из-за тебя превратимся в жаб или еще во что-нибудь! — Гослинг одарил Трикси широкой умоляющей улыбкой.
— А ты заткнись, Ваша Королевская Заноза… обе эти кобылы просто дымятся!
На каменном лице Трикси не было никакого выражения:
— Немедленно объяснитесь, или встретите гнев только что вызванной Твайлайт Спаркл.
Сумаку просто хотелось узнать, что происходит, поэтому он ждал и наблюдал. Это было даже забавно. Пегас с цветочным горшком на копыте был спокойным. Но более взрослый пегас… другой пегас… Сумак был уверен, что если этот пегас еще хоть раз начнет флиртовать с его матерью, то Сумаку придется его приложить.
— Мы заарканили будущего принца по приказу принцессы Луны, — объяснил взрослый пегас. Мы должны были показать ему, как хорошо повеселиться. Устроить холостяцкую вечеринку. В тайне. Как-то так. — Пегас икнул. — В клубы мы не ходили. Так что мы приехали в Понивилль за приключениями!
— Из всех мест, куда вы могли, вы привезли будущего принца сюда, без надлежащей защиты? — У Трикси сжались челюсти.
— У нас есть защита, — ответил земной пони. — У нас есть Тсс.
— Гослинг наступил в цветочный горшок, который кто-то оставил у задней ограды. — Взрослый пегас шагнул вперед. — Эй, дамы, меня зовут Хотспур. И ты, ты хорошо выглядишь.
— Эй, Хотспур, я бы прекратил слащавые разговоры, — обратился Гослинг к своему спутнику, — по-моему, вон тот жеребенок сейчас отвесит тебе за флирт с его мамой. Мамами?
Обе кобылы покраснели в темноте ночи.
— Дамы, прошу прощения, мы немного выпили, — извиняющимся голосом сказал Гослинг. — Честно говоря, мы просто хотели чем-то заняться. Это был стресс из-за всего происходящего. У Хотспура была глупая идея, что если мы будем бродить по окрестностям, то найдем вечеринку, на которую можно завалиться, но здесь, в Понивилле, никто не веселится.
— Нет, большинство из нас — тихие, приличные пони. — Трикси вскинула бровь.
— Леди…
— Мистер, пофлиртуете с моей мамой еще разок, — предупредил Сумак, — еще разок… Я вам покажу.
Хотспур ухмыльнулся, его крылья захлопали по бокам, и он посмотрел на Сумака:
— У тебя есть будущее в гвардии… ты храбрый.
— Мы не можем допустить, чтобы вы бродили по Понивиллю в темноте, — сказала Лемон Хартс четырем жеребцам. Она поджала губы, обдумывая, что делать. — Мы могли бы разжечь костер на заднем дворе и устроить посиделки.
— Эй, это звучит довольно мило, на самом деле. — Гослинг повернулся к Хотспуру. — Тебе лучше вести себя прилично, ты, морда!
— Я люблю мороженое. — Севилья с надеждой посмотрел на него.
— Пофлиртуй с моей мамой, и я засуну тебе в ухо обжигающе горячее пирожное.
Трикси повернулась, чтобы посмотреть на своего жеребенка:
— Сумак…
— Я серьезно, так и будет. — Сумак хмуро посмотрел на взрослого пегаса.
— Эй, у него есть мужество… Мне нравится этот парень. — Крылья Хотспура дернулись по бокам. — Нам бы не помешало побольше таких, как он, в гвардии. — Правильно, парень, не терпи ничьего дерьма! Даже от меня, хе-хе-хе!
— Эй, вы, девчонки, очень милы, что терпите наши выходки. Это очень мило с вашей стороны. — Гослинг склонил голову. — Я позабочусь о том, чтобы вы, милые девушки, получили особые приглашения на свадьбу. На хорошие места. В качестве компенсации за то, что мой друг — который морда, что мы просто забрели на ваш задний двор. И за то, что вы, милые дамы, согласились быть с нами милыми.
— И за то, что не вызвали Твайлайт Спаркл, — добавил Севилья.
Лемон Хартс начала хихикать, и Трикси тоже захихикала.
— Будущий принц — морда…
Развернувшись, Трикси крикнула:
— Сумак, не говори как хулиган!
Примечание автора:
Гослинг?
Глава 35
Когда Пеббл вошла в класс, в ней что-то изменилось. Она выглядела счастливой. Сумак не мог сказать, как и почему она выглядела счастливой, но это было так. Возможно, дело было в том, как она шла, как двигалась, а может, в выражении ее лица. Но несомненно, что-то в ней излучало счастье.
Пока Пеббл пересекала комнату, чтобы сесть с ним, Сумак думал о счастливых моментах. Счастливым временем было приготовление на костре смоков прошлой ночью. Будущий принц и его друзья были симпатичными типами; ну, кроме Хотспура. Сумаку не понравился Хотспур, совсем не понравился. Но Хотспур был солдатом, а Сумак изо всех сил старался уважать солдат, и это не давало ему покоя.
Он почувствовал, как Сильвер Лайн прижалась к нему, когда Пеббл садилась. Казалось, в последнее время Сильвер стало немного лучше, но, возможно, Сумаку показалось. Похоже, она также близко дружила с Циннамоном и помогала жеребенку, когда возникала такая необходимость.
— Ты выглядишь счастливой, — сказал Сумак Пеббл, когда она устроилась поудобнее, и Строуберри Хартс кивнула головой в знак согласия. Значит, это правда, Пеббл была счастлива, и другие тоже могли это видеть.
— Я счастлива, — ответила Пеббл, ее голос был наполнен нехарактерными для нее эмоциями.
— Что происходит? — негромко спросил Сумак.
Повернув голову, Пеббл посмотрела на Сумак, затем подняла голову и посмотрела на Бумер:
— Моя бабушка, Пинни, вернулась домой. Она все это время была с мамой и папой, а не в боулинге, как я думала. — Глаза Пеббл на мгновение сузились. — Похоже, она что-то не договаривает, но я не стала допытываться. Она сказала, что скоро в Понивилль приедут мои мама и папа, а также Октавия и Винил.
— О. — Голова Сумака покачивалась вверх-вниз, а Бумер, прижавшись к его рогу, подражала его движениям.
— Пинни хочет познакомиться с тобой, Сумак. Думаю, она хочет подшутить над нами. — Щеки Пеббл слегка потемнели, а уши обвисли. — Она не может поверить, что у меня появился друг, да еще и жеребчик. Она сказала, что я совершила большой скачок, самый большой скачок, который только может совершить кобылка, и это — иметь своего первого жеребчика в качестве друга. Пинни очень глупая пони, если думает, что я зациклена на гендерных барьерах.
— Что такое гендерный барьер? — спросила Строуберри Хартс.
Тиндер, услышав обсуждение, наклонился и высказал свое мнение:
— Гендерный барьер — это взаимное отвращение, которое все маленькие кобылки и жеребчики испытывают друг к другу. Он не дает нам слишком быстро прикоснуться друг к другу пиписьками и сделать еще больше кобылок и жеребчиков, потому что именно это и происходит, когда вы касаетесь пиписьками.
Флинт, более умный из братьев, прислушался к словам брата и издал стон боли.
Увидев, что все пони уставились на него, Тиндер очень растерянным голосом спросил:
— Что?
— Потрясающе. — Пеббл моргнула. — Просто потрясающе. Кажется, я только что почувствовала, как умирают несколько клеток мозга.
— Я тоже так думаю, — добавила Строуберри Хартс.
После очередного стона Флинт покачал головой:
— Не могу поверить, что ему удалось дважды сказать "пиписьки" и не захихикать.
— Что я сделал не так? — потребовал Тиндер. Смущенный жеребенок-единорог оглядел комнату и посмотрел на своих сверстников.
Закатив глаза, Темпест Дэнсер вздохнула и произнесла одно слово:
— Мальчики.
— Жеребчики довольно противные. — Пеббл взглянула на Сумака, и что-то в ее глазах блеснуло. — Они вонючие, глупые и говорят слово, — кобылка сделала глубокий вдох, словно готовясь к какой-то грандиозной задаче, — …пиписьки. Вот почему маленькие кобылки играют с маленькими кобылками, а маленькие жеребчики — с маленькими жеребчиками.
— За исключением того, что ты играешь с Сумаком. — Тиндер несколько раз моргнул. — Ну, вроде того. На самом деле я никогда не видел, как ты играешь. Но ты проводишь время с Сумаком. — Все еще смущенный жеребенок-единорог пожал плечами и вздохнул. — Теперь, когда я думаю об этом, Сумак очень похож на тебя. Никто из вас не играет. Вы оба такие серьезные и ведете себя как взрослые.
Флинт, потирая голову, словно она у него болела, повернулся и обратился к брату-близнецу:
— Тиндер, очевидно, что они не проводили много времени в окружении других жеребят. Взрослые не играют в пятнашки и не занимаются глупостями. Они не похожи на нас, потому что росли по-другому.
На лице Тиндера появилось выражение сосредоточенности, и он нахмурил брови:
— У нас было не так много других жеребят. Ты отпугивал их своей яйцеголовостью, и из-за тебя меня часто дразнили за то, что у меня есть яйцеголовый брат.
С виноватым видом Флинт кивнул:
— Да, но у нас есть мы. Мы играли друг с другом. Пеббл, наверное, помогала матери и отцу проводить исследования и все такое.
— Помогала, — призналась Пеббл.
Поерзав на своем месте, Флинт отвел взгляд от брата:
— Тиндер, хоть я и дразню тебя за глупость, но ты не такой уж и глупый. Ты тоже вроде как яйцеголовый. Не зря же ты учишься в школе для одаренных.
— Даже если ты говоришь "пипи". — Строуберри Хартс начала хихикать и прикрыла мордочку копытцем. К ее хихиканью присоединились Циннамон и Сильвер Лайн.
— Уровень зрелости в этой комнате резко упал. Резко. — Пеббл закатила глаза, а потом простонала, когда Флинт тоже начал смеяться. Пеббл умудрилась выглядеть разочарованной, когда Сумак начала хихикать.
— Итак, класс, давайте начнем, — сказала Лемон Хартс, стоя в дверях.
Стрельба из лука. Сумак так мечтал вернуться к стрельбе из лука. Он сидел на траве под солнцем и прекрасно проводил время, пока мистер Твид объяснял ему некоторые основы. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз пробовал стрелять из лука. Он с восторгом слушал, как мистер Твид рассказывал о балансе, выдержке и терпении. Хороший лучник ждал своего выстрела.
— А лучший лучник использует магию, чтобы помочь своему выстрелу, — сказал мистер Твид своим ученикам. — Хотя на соревнованиях это считается жульничеством, во время войны и кризиса это необходимо. Я, конечно, имею в виду заклинание прицеливания. Стрелок из лука единорог может мысленно дотянуться до цели, коснуться ее и оставить после себя очаг магии, который будет искать стрела, тоже зачарованная.
Терпеливый старый пони расхаживал вокруг, разглядывая своих учеников:
— Конечно, это заклинание наведения… оно полезно не только для стрельбы из лука. При некотором творческом подходе его можно использовать для облегчения самых разных вещей в жизни. Хорошее прицеливание полезно для самых разных вещей.
— Я могу придумать, как это использовать, — сказал Сумак.
— Вот вы, мистер Эппл? Расскажите. — Мистер Твид замер в ожидании.
— Когда я собираю что-то после разборки, иногда винты могут немного шалить. Их трудно вставить в отверстия, особенно когда не видишь, что делаешь.
— Очень хорошо, мистер Эппл. — Мистер Твид приподнял бровь.
Чувствуя эйфорию от похвалы учителя, Сумак начал немного блуждать мыслями, прикидывая, как еще можно применить заклинание наведения. Швея могла бы использовать его, чтобы убедиться, что ее игла всегда попадает точно в нужное место и делает идеальные стежки. Художник мог бы использовать это заклинание, чтобы убедиться, что он наносит краску точно в нужное место.
— Итак, время для тренировки. Я хочу увидеть стрелы в этих мишенях!
— Время летит как стрела, — негромко сказал себе Сумак, — фрукты летят как банан…
За весь сеанс он не попал ни в одну мишень, но у него уже неплохо получалось попадать в тюки сена. Самым сложным было научиться направлять стрелы по дуге. В целом он был рад своему выступлению и немного разочарован тем, что занятия уже закончились.
Услышав голоса, он повернулся и увидел самую высокую кобылу, которую когда-либо видел, не считая принцессы Селестии. Она была высокой. Очень высокой. Она была долговязой, и было удивительно, как сильно она похожа на Мистера Типота. Рядом с ней маленькая кобылка с трудом поспевала за ее огромными шагами.
Бумер высунула голову из травы и наблюдала за приближающимися пони.
— Сумак, — позвала Пеббл, — это моя бабушка, Пинни Лейн.
— Привет, Сумак, я так много о тебе слышала. — На лице Пинни Лейн появилась широкая зубастая ухмылка. Она замедлила шаг и пригнула голову, склонив длинную шею. На ней было длинное, струящееся платье, почти такое же, как у Пеббл.
Будучи всего пяти лет от роду и совсем маленьким, Сумак был ошеломлен умопомрачительным ростом Пинни. Она была почти с принцессу ростом, худенькая, как существо, состоящее из ног и длинных тощих частей. Сумак и сам был худым, тощим, и, увидев Пинни, он задумался, каким бы он мог быть во взрослом возрасте. Он надеялся, что тоже будет высоким.
— Сумак, скажи что-нибудь. — Пеббл, теперь уже рядом с Сумаком, подтолкнула его закатив глаза.
— О боже, ты просто прелесть! — Голос Пинни Лейн был пронзительным от волнения.
И это помогло. Это вывело Сумака из оцепенения. Он моргнул, взял себя в копыта, и его уши надвинулись на глаза. Он знал, что должен что-то сказать, но что именно? Он решил быть проще:
— Привет.
— Ну что ж, — ответила Пинни, — как поживаешь? — Ее лицо стало строгим и серьезным, и она стояла, глядя на Сумака сверху вниз. После нескольких секунд сохранения видимости она разразилась смехом.
Сумаку потребовалось мгновение, чтобы понять, что Пинни над ним подшучивает и что она очень глупая пони. Он решил, что она ему нравится. Она казалась доброй и милой. А еще она, казалось, ждала новых слов, возможно, даже разговора.
— Пеббл — моя лучшая подруга, — сказал Сумак, не сводя глаз с Пинни. Он никак не мог посмотреть на Пеббл, когда говорил это. Если бы он увидел, как она покраснела, он мог бы начать заикаться и запинаться, а он этого терпеть не мог.
— Так я и слышала. — Пинни уселась в траву и принялась разглаживать платье. Когда Бумер подошла, Пинни с любопытством наблюдала за маленьким детенышем, но не делала никаких движений, чтобы не испугать его. Она взглянула на Сумака. — Я так рада, что у моей Пеббл появился друг. Она так зависит от общества своих родителей, особенно папы…
— Пинни… — хныкнула Пеббл.
— И, конечно же, Тарниш слишком счастлив, чтобы возиться с ней, он избаловал ее, да еще как.
— Это не та идеальная встреча, о которой я мечтала, — отмахнулась Пеббл.
— Это не совсем вина Тарниша, — объяснила Пинни, не обращая внимания на потрясение Пеббл. — Как и некоторые отцы, он влюбился в Пеббл с первой же встречи. Он стал очень заботливым и сварливым. Он вставал в любое время суток, чтобы проверить ее и убедиться, что она дышит. А Пеббл… — Пинни перевела взгляд на внучку.
Пеббл смотрела на мистера Твида, который выдергивал стрелы из тюков сена.
— Маленькая Пеббл безжалостно эксплуатировала своего отца. — Улыбка Пинни стала дразнящей.
— Совсем не та идеальная встреча, о которой я мечтала. — Пеббл не стала оборачиваться и продолжала наблюдать за мистером Твидом.
— Понятно. — Сумак посмотрел на Пеббл, потом на Пинни.
— Пеббл сказала мне, что считает тебя забавным, но мне ты кажешься серьезным жеребенком. — Пока Пинни говорила, Пеббл смущенно вздохнула. — Я также слышала впечатляющую историю о том, как ты противостоял задире… Пеббл говорит, что ты очень храбрый.
— Наверное, да. — Сумак слабо пожал плечами, отчего у него заболели плечи.
— Скажи мне, Сумак, чем бы ты хотел заняться сегодня днем? — Глаза Пинни светились добротой, когда она смотрела на Сумака. — Трикси попросила меня присмотреть за тобой. Она будет занята еще несколько часов. Может, ты хочешь чем-нибудь заняться?
Сумаку пришло в голову только одно желание, и он тут же его высказал:
— Я бы хотел сходить на кладбище!
Пинни выглядела одновременно шокированной и удивленной:
— О.
— Мы можем пойти? — спросила Пеббл.
— Ты хочешь… ты хочешь пойти на кладбище, Пеббл? — Пинни вскинула бровь.
— Сумак любит туда ходить. Там хорошо, спокойно и тихо. — Пеббл повернулась и посмотрела бабушке в глаза.
На лице Пинни читалась неуверенность, и Сумак это видел. Живые, как правило, избегали мертвых, и Сумак не знал, почему. Может быть, это одна из тех вещей, которые он поймет, когда станет старше. Он не знал, что сказать и как оправдать свое поведение. Он почувствовал, что у него пересохло во рту.
— Я не понимаю этого, но вижу, что для вас двоих это важно, — сказала Пинни добрым голосом. — Я надеялась, что смогу сводить вас в боулинг, но мы можем пойти на кладбище. Возможно, немного тишины и размышлений пойдут нам всем на пользу.
Примечание автора:
Рейнбоу: — Они сказали "пиписька!"
Эпплджек: — Очень по-взрослому, Рейнбоу.
Рейнбоу: :)
Тролестия: — Ну а если серьезно, то какая грязь вылетает изо рта жеребят в наши дни.
Глава 36
Кладбище было волшебным местом тишины и спокойствия, которое так необходимо было Сумаку в его жизни. Переход был трудным, он не знал, как об этом говорить, и даже не знал, какие слова подобрать, но, перейдя от бродячей жизни к оседлой жизни в одном месте, он чувствовал себя неустроенным. Он сел в траву и телекинезом выдернул сорняки вокруг надгробий.
Неподалеку Пеббл следила за Бумер, а маленький детеныш бегал вокруг, выискивая жуков, чтобы погрызть их. Сумак наблюдал за ними, наслаждаясь бездельем и тем, что может позволить своим мыслям блуждать.
— Это не то, чего я ожидала, — негромко сказала Пинни Лейн Сумаку. — Есть такие жуткие типы, которые любят ошиваться на кладбищах. Они красятся в черный цвет и ведут себя подавленно. Они стонут о том, как несправедлива жизнь, и тусуются на кладбищах, чтобы быть в теме.
— Я слышал о них, но никогда не встречал, — ответил Сумак. — Трикси приводила меня на кладбища, чтобы приобщить к истории. Иногда камни содержат предупреждения, истории, а иногда просто имеют смысл, я полагаю.
Сумак поднял голову со своего места, щурясь за затемненными очками на позднем полуденном солнце, и, оглядевшись вокруг, заметил, что ни на одной из статуй на кладбище не было голубиных какашек. Он улыбнулся и подумал о Дискорде. Конечно, драконикус постоянно сажал сорняки на место, но, похоже, был по-своему почтителен.
А может, он просто ненавидел голубей.
— Вот тебе, Бумер, — сказала Пеббл детенышу.
Сумак наблюдал, как Пинни повернула голову, чтобы посмотреть. Он увидел что-то в выражении ее лица, какой-то взгляд, который он уже видел раньше, видел на лице Трикси. Увидев это, он почувствовал себя забавно, как-то неловко, словно стал свидетелем чего-то особенного и личного. Он почувствовал, что его щеки стали теплыми.
— Моя мама, Трикси, она делает такое лицо, — тихо прошептал Сумак, обращаясь к Пинни.
— Правда? — На мордочке Пинни расплылась теплая улыбка. — Должно быть, она тебя очень любит. Я как раз думала об одном особенном моменте с Пеббл. — Взрослая кобыла сделала глубокий вдох, вздохнула, и ее уши опустились, прижавшись к морде.
— Что? — спросил Сумак, желая знать.
— О, это неловко и муси-пуси…
— Ничего страшного. — Сумак с надеждой посмотрел вверх.
— Пеббл недавно начала ходить, и наступила та стадия, когда она уже довольно хорошо ходит и больше не спотыкается. Она была независимой маленькой проказницей и не хотела ни от кого помощи, кроме своего папы. Иногда, я думаю, она специально спотыкалась, чтобы он испугался и прибежал. — Глаза Пинни увлажнились. — Как бы то ни было, однажды она подошла ко мне, навострила уши, подошла и обнюхала мою ногу. Потом она закрыла глаза и потерлась мордочкой о мою ногу, и там… там… там было что-то такое в ее маленькой мордочке… как она была счастлива.
— Хах.
— Забавно… но именно в тот момент я поняла, что я ее бабушка, как бы смешно это ни звучало. Конечно, я была рядом, когда она родилась, и помогла Тарнишу сменить несколько подгузников, и провела с ней так много времени… но в тот момент… в тот момент было что-то особенное. Что-то… в осознании того, что я сделала ее счастливой и ей нравится быть рядом со мной. Но это… это нечто большее… больше, чем быть ее бабушкой. — Пинни начала сопеть.
— Что случилось? — спросил Сумак.
— О, старые сожаления. С Тарнишем были совершены ошибки. Случились вещи… о которых я сожалею и все еще хочу вернуться назад и как-то исправить. То, что я упустила. — Пинни продолжала сопеть, и ее улыбка грустно дрожала.
— Значит, став хорошей бабушкой для Пеббл, ты думаешь, что сможешь загладить свою вину перед Тарнишем? — Сумак посмотрел на Пинни и увидел, как у нее дернулось ухо, когда он заговорил. Он увидел реакцию на ее лице: уголки ее рта дернулись, сначала вниз, нахмурившись, потом вверх, снова в улыбку.
— Не для Тарниша, нет. — Пинни взволнованно вздохнула, потом поднялась и вытерла глаза передней ногой. — Нет, для себя. Тарниш простит меня. Он такой добродушный. Никто не виноват, правда. Но мне все равно иногда бывает плохо, и я чувствую потребность загладить свою вину.
Услышав слова Пинни, Сумак почувствовал страшную тесноту в груди. Он подумал о своих собственных родителях. Ему стало интересно, почувствуют ли они когда-нибудь необходимость компенсировать все, что произошло. Скорее всего, нет. На мгновение ему захотелось заплакать, но он отогнал это чувство, подумав о Трикси. Теперь она была его матерью, и она все делала правильно. Конечно, она пыталась уйти от него, но даже тогда она пыталась поступить с ним правильно, просто не понимала, что делает, и ей нужна была помощь, чтобы разобраться во всем.
— Думаешь о каком-то пони, которого любишь? — спросила Пинни знающим голосом.
Кивнув, он ответил:
— О маме.
— Ты спас свою маму, знаешь ли. — Пинни протянула одну длинную мускулистую ногу, положила ее на спину Сумака и притянула его чуть ближе. — Я знала Трикси совсем немного. Тарниш постоянно спасал ее, знаешь ли. Он спас ее от алмазных собак, он нашел ее, когда она была в отчаянии, а потом был тот случай, когда они с Мод спасли ее от разъяренной толпы, которая хотела сжечь ее как ведьму.
— Что? — Глаза Сумака расширились. — Ты шутишь?
— Я говорю серьезно. — Пинни посмотрела на Сумака. — Она отправилась исследовать какие-то старые руины на юге, несомненно, пытаясь найти что-то, что поможет ей стать великой и могущественной…
— Она иногда так делала. — Сумак понимающе кивнул.
— Она впитала в себя целую кучу плохой магии и не знала об этом. Она заболела, бежала из руин и нашла убежище в маленькой фермерской общине. — Пинни нахмурила брови, поднимая старые воспоминания. — Каждый раз, когда она использовала свою магию, появлялись гремлины, лешие и квазиты.
— Все это разновидности импов, — сказал Сумак, припоминая то немногое, что он знал.
— Разъяренная толпа суеверных земных пони набросилась на Трикси, а когда она попыталась защититься, появилось еще больше импов, и вскоре весь город оказался в осаде. Земные пони были убеждены, что если они сожгут бедную Трикси, то разбушевавшаяся армия импов уйдет
— Звучит довольно ужасно. — Пока Сумак говорил, он почувствовал дрожь в позвоночнике. Ему не нравилась эта история. Она была пугающей, причем в худшем смысле этого слова. Он и сам сталкивался с чересчур суеверными земными пони, которые не очень-то заботились о нем и Трикси, потому что они были единорогами.
— Тарниш, который был в этих краях, сражался с монстрами из глубин этих опасных руин, и они с Мод отправились в город, чтобы найти припасы и восстановить силы. С ними была целая компания искателей приключений. Там был Хатико, алмазный пёс, который бродит по земле, исправляя ошибки, Клюква — охотник на монстров, Октавия и Винил Скрэтч, Дэринг Ду была там, чтобы сражаться с монстрами, но ей пришлось уйти и позаботиться о чём-то другом, а Рейнбоу Дэш пошла с ними, надеясь, что произойдёт что-то удивительное.
— Городок, полный пони, которые пытаются сжечь Трикси как ведьму, — это не очень здорово. — На лбу Сумака появилась глубокая складка сосредоточенности. — Это совсем не круто. Так они спасли ее? Она не смогла защитить себя?
— Трикси была больна от плохой магии. Все, что она могла сделать, — это наложить на себя огнеупорное заклинание, но не более того. Она догадалась, что именно ее магия вызывает импов. Тарниш нашел ее связанной в костре, и она была рада его видеть. Октавия хорошенько отругала жителей деревни, Тарниш избавил Трикси от плохой магии, и, к большому облегчению всех пони, у этой истории был счастливый конец.
— Надеюсь, жители получили больше, чем просто лекцию. — Сумак выпятил нижнюю губу, и чем больше он думал об этом, тем больше злился. — Эти пони были придурками.
— Насколько я знаю, принцесса Твайлайт Спаркл отправилась туда и строго поговорила с ними. Насколько я слышала, толку от этого было немного. На них не произвели впечатления аликорны, и они отказались даже признать, что она их принцесса.
Глаза Сумака расширились, и он сидел в ошеломлении. Он моргнул раз, два, потом в третий раз. Он глубоко вдохнул, возмущаясь, а затем начал лопотать, так как не мог сказать ничего связного. Его уши агрессивно торчали вперед, и он замолчал, а лицо исказилось в неприятной гримасе.
— Большой поклонник принцессы, я так понимаю, — заметила Пинни, поглаживая Сумака по спине, пытаясь заставить его успокоиться. — Она была добра к тебе, я знаю. Она старается поступать правильно со всеми пони, но для таких пони, как Трикси и Старлайт, у нее есть особое место в сердце. Она хорошая пони, и мне все равно, что говорят другие пони.
Сумак молчал, размышляя.
— Мы живем в интересные времена, Сумак Эппл. Многие пони не в восторге от принцесс. Были кое-какие неприятности, но я думаю, что они утихнут. Те пони в Кантерлоте знают, что делают, и пони успокаиваются… по большей части. — Пинни сделала небольшую паузу и покачала головой. — Но все же есть растущий раскол, который необходимо осознать. Растет число пони, которые считают, что принцессы нам больше не нужны.
Пинни подняла голову и посмотрела на Пеббл. Маленькая кобылка уединилась в дальнем углу кладбища и, похоже, беседовала со старым, потрепанным непогодой надгробием, а Бумер продолжала копаться в высокой траве.
Когда Сумак поднял голову, его гнев улетучился, когда он увидел, что у Пинни снова такое же выражение лица. Он прислонился к ней и посмотрел на Пеббл, а затем вздохнул. Он думал о Трикси, думал о Пеббл, думал о Лемон Хартс и обо всех пони (и одной грифонше), которые были в его жизни.
— Пеббл — моя лучшая подруга, — промолвил Сумак, чувствуя необходимость рассказать об этом кому-то из пони. — Она — моя первая подруга моего возраста. И я не понимаю ее, иногда она раздражает, иногда надоедает, а иногда… ну, иногда она действительно заносчива, но это не отменяет того факта, что она мой друг, и я не знаю, что бы я делал, если бы ее не было рядом.
Он почувствовал, как Пинни нежно сжала его.
— Иногда я не знаю, как с ней разговаривать… Она умнее меня на порядок, и я боюсь, что она сочтет меня глупым. Или незрелым. Как сегодня на уроке, когда мы говорили о пиписьках. Я смеялся, потому что это было смешно, но Пеббл не смеялась, потому что не считала это смешным и, кажется, была разочарована тем, что я смеялся.
— Говорили о пиписьках? На уроках? Чему вас учат в этой школе? — спросила Пинни, выглядя встревоженной и обеспокоенной.
— Ну, мы говорили о гендерном барьере, и Тиндер сказал, что гендерный барьер… — Жеребенок запнулся, и ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями. — Мы говорили с Пеббл о гендерном барьере, и она затронула эту тему, поэтому мы и говорили об этом, и, в общем, Тиндер сказал, что, по его мнению, гендерный барьер — это чувство отвращения, которое маленькие кобылки и маленькие жеребчики испытывают друг к другу и которое мешает им касаться пиписьками и делать больше жеребят…
— О боже… — Пинни начала фыркать и пыталась сдержаться.
— И Пеббл пожаловалась, что чувствует, как умирают ее мозговые клетки, и что уровень зрелости просто упал, а потом она заговорила о том, что маленькие жеребчики вонючие и глупые, и мы говорим о пиписьках…
Пинни Лейн захныкала и с трудом удержалась от смеха.
— И мне было очень неприятно, когда Пеббл, похоже, разочаровалась в том, что я смеюсь. То есть это было смешно, но она так на меня посмотрела. И мне стало очень стыдно за то, что я ее подвел. Как будто… как будто я подвел ее как друг.
— Не могу поверить, что собираюсь сказать это маленькому жеребчику, которому нравится моя внучка… — Пинни Лейн глубоко вздохнула и попыталась сдержать хихиканье, чтобы продолжить. — Сумак Эппл, тебе нужно продолжать говорить с Пеббл о таких глупостях, как пиписьки. Она слишком серьезна и погружена в свои мысли. Она заперта в своей голове. Так иногда поступает Тарниш… о, он не говорит о пиписьках, но он может быть очень глупым пони, и Пеббл безмерно расстраивается, когда он не хочет быть серьезным…
— Ты хочешь, чтобы я сделал что? — Сумак изумленно моргнул.
— Я хочу, чтобы ты просто был собой и старался не волноваться, если Пеббл разочаруется в тебе. — Пинни вздохнула, и на ее мордочке расплылась широкая улыбка. — Пеббл иногда нужно подтолкнуть и вывести из зоны комфорта, по крайней мере, так говорит Марбл. Марбл знает, ведь она читает все эти книги по психологии.
— Но почему? — спросил Сумак.
— Пеббл должна понять, что мир не всегда соглашается на ее условия и что иногда ей придется иметь дело с вещами, которые ей не нравятся. — Пинни снова вздохнула. — И я думаю, что этот урок лучше всего усваивать с другом, с пони, который поможет ей справиться с этим.
— Я… не понимаю. — Сумак в замешательстве посмотрел на Пеббл, потом на Пинни. — Я бы ей помог?
— Да.
— Ну… хорошо… если ты так говоришь… я думаю, я могу немного подразнить Пеббл… но не слишком сильно… если это для ее же блага. Я подумаю и посмотрю, что можно сделать.
— Сумак, ты самый лучший друг, на которого может рассчитывать такая маленькая кобылка, как Пеббл.
Глава 37
Сидя за столом, Сумак наблюдал, как Трикси и Лемон Хартс нарезают овощи и бросают их в салат. День был долгим, но он не устал. Он чувствовал себя довольно беспокойно, хотя и не тревожно; скорее, после долгого сидения и ничегонеделания ему требовалась активность. Пребывание на кладбище позволило ему проветрить голову, и он стал лучше относиться ко всему.
Бумер, наевшись жуков, дремала, раскинувшись в тарелке с фруктами. Трикси резала огурцы, а Лемон Хартс шинковала красную капусту. Желая быть полезным, он начал чистить горох, за что получил благодарную улыбку от Трикси.
— Сумак, — нерешительно начала Лемон Хартс, — Сумак, Твайлайт придет позже и сможет поговорить с тобой. Ты не в беде, но это будет очень серьезный и взрослый разговор. Так что, пожалуйста, веди себя как можно лучше.
Одна бровь приподнялась. Наблюдательный жеребенок Сумак не мог не заметить, что Лемон Хартс разговаривает с ним как… ну, как будто она его мать. По крайней мере, ему так показалось. Он посмотрел на Трикси, потом на Лемон Хартс. Происходило что-то странное, но он не мог понять, что именно. Что-то странное происходило уже давно.
Бумер фыркнула, перевернулась и свернулась калачиком вокруг апельсина.
Некоторые жеребята не любили есть овощи, но Сумак был не из их числа. Свежие овощи, хорошие свежие овощи, были для него лакомством. Салаты были редкостью, когда они с Трикси были в дороге, но теперь они казались немного более привычными. Теперь все было лучше. У них были хорошие кровати, дом, в котором они жили, и они готовили салат на ужин. Жизнь была просто идеальной.
Все действия прекратились, когда раздался стук во входную дверь. Сумак наблюдал за тем, как Лемон Хартс идет открывать. Трикси отложила нож, которым резала, и вытерла морду передней ногой. Затем она откинула голову назад, чтобы убрать гриву с глаз.
— А то вдруг Твайлайт придет раньше, — сказала Трикси, пытаясь привести себя в порядок.
Когда Лемон Хартс потянула дверь, в ней появился пегас. Он стоял, ухмыляясь, с широко раскрытыми глазами и держал в крыле листок бумаги. Моргнув, Лемон Хартс наколдовала немного бит, протянула пегасу и приняла бумагу.
— Спасибо, — сказала Лемон Хартс, закрывая дверь. Она посмотрела на бумагу, затем подняла глаза на Трикси. — Это тебе, Трикси.
— А? — Трикси двинулась через кухню, ее больная нога затекла и немного поскрипывала. Она взяла бумагу у Лемон Хартс, развернула ее и начала читать. Ее глаза расширились, и через мгновение она в панике подняла голову от газеты. — О нет…
— Что случилось, Трикси? — спросила Лемон Хартс.
Трикси ничего не ответила, она стояла, ошеломленная и в панике. Промолчав целую минуту, она бросила бумагу и поспешила в ванную, по ее щекам текли слезы. Дверь ванной комнаты с грохотом захлопнулась, и через несколько секунд послышались всхлипывания.
— Кто-то умер? — Лемон Хартс посмотрела на Сумака, выражая беспокойство. Затем она посмотрела на листок бумаги. Она подошла к нему и уставилась на него, прикусив губу, как будто не была уверена, стоит ли брать его и смотреть.
— Трикси? — Лемон Хартс оглянулась на дверь ванной.
Фыркнув, Бумер зашевелилась, а потом прижалась к банану.
Подняв бумагу, Лемон Хартс не стала на нее смотреть. Она свернула ее обратно и положила на стол. Она посмотрела на нее, желая узнать, что же там написано, что так расстроило Трикси, но удержалась от этого шага. Она подошла к двери в ванную и стояла там, опустив уши, не зная, что делать.
Сумак не разделял чувство уважения Лемон Хартс к частной жизни Трикси. Он поднял бумагу, развернул ее и начал читать. Это была телеграмма, и он разглядел черточки и точки. Ниже он увидел перевод сообщения.
Трикси, наконец-то ты поселилась в одном месте достаточно долго, чтобы я смогла тебя найти. Я приеду к тебе в гости. Нам нужно поговорить. Данелия Лайон Луламун.
Он не знал, кто это, но фамилия у нее была Луламун. Он заерзал на своем месте, чувствуя нарастающее беспокойство. Он сложил бумагу и положил ее обратно на стол. Он бросил взгляд на дверь ванной комнаты и увидел, что Лемон Хартс выглядит так, словно ей больно.
Сумаку пришло в голову, что Лемон Хартс должна быть очень близкой подругой Трикси, чтобы она выглядела такой обиженной и расстроенной. Близкие друзья. Лучшие подруги. Они оставили в прошлом проблемы своего жеребячьего детства, простили друг друга и теперь были самыми лучшими друзьями. Что-то в этом отозвалось в его сознании, и он вспомнил свой личный урок с Твайлайт о прощении.
— Трикси, пожалуйста, не плачь! — взмолилась Лемон Хартс. — Выйди и поговори со мной. Может быть, я смогу тебе помочь? Дай мне обнять тебя, чтобы тебе стало легче!
Дверь в ванную не открылась. Лемон Хартс стояла, прижавшись щекой и ухом к двери, и выглядела несчастной, а ее грудь подрагивала. Глядя на нее, Сумак понял, что она скоро расплачется. Кобылы были глупыми созданиями: если одна начинала плакать, то чаще всего плакали все. В какой-то момент ему придется написать руководство по выживанию, чтобы жить в доме с двумя такими кобылами. Маленький жеребенок вздохнул и задумался, как Биг Мак мог бы исправить ситуацию.
Он опустился на стул, поморщился от боли, пронзившей его передние ноги и плечи, а затем подошел к Лемон Хартс. Он подошел, ткнулся в нее головой, а потом сел. Она почти сразу же подхватила его, усадила и обхватила передними ногами. Когда Сумака тискали, его посетила необычная и тревожная мысль: а не воняет ли он? Он выкинул эту непрошеную мысль из головы и позволил Лемон Хартс обнять его, пока она сопела.
Повернув голову, он попытался открыть дверь в ванную, но она оказалась заперта. Трикси заперлась. Прищурившись, Сумак высунул язык изо рта, сосредоточившись. Он мысленно потянулся к замку, ощупывая его и прикидывая, как работает запорный механизм. В мгновение ока он разобрался в базовой механике и отпер замок. При этом он понял, что мог бы просто откинуть защелку изнутри. Он потянул дверь на себя и открыл ее.
Трикси, выглядевшая одновременно удивленной и немного расстроенной, сидела на унитазе, слезы текли по ее щекам, и смотрела в открытую дверь. Она вытирала сопливый нос передней ногой. Ее нижняя губа дрожала, когда она смотрела на Сумака и Лемон Хартс.
— Я так горжусь тобой, Сумак, — пробормотала Трикси голосом, в котором слышалась боль. — Ты вскрыл свой первый замок… — Ее грудь затряслась сильнее, и на мордочке Трикси расплылась улыбка. Она соскользнула с унитаза, ее копыта цокали по холодному кафельному полу, и она подошла к тому месту, где сидели Лемон Хартс и Сумак. Она села к ним и почувствовала, как ее схватила Лемон Хартс.
Бедный Сумак оказался зажатым между ними, но он не смел жаловаться. Биг Мак не стал бы жаловаться в такой ситуации, подумал он. Нет, Биг Мак молчал бы и терпел. Сумак не был уверен, что он будет молчать, но он будет терпеть.
— Трикс, я не знаю, стоит ли тебе гордиться им за то, что он вскрыл замок, — дрожащим голосом сказала Лемон Хартс Трикси.
— Глупости, — ответила Трикси, прислонившись к Сумаку и Лемон Хартс. — Мать… мать должна гордиться достижениями своего жеребенка и отмечать их…
— Да, но взлом замков, — сказала Лемон Хартс, настойчиво вмешиваясь.
— Но он же нас объединил, — возразила Трикси, когда по ее щекам пролилось еще несколько слезинок.
Глупые существа. Сумак скривился и постарался не обращать внимания на то, что в помещении, похоже, шел дождь. У него не было намерения вскрывать замок и делать что-то плохое, но он ничего не сказал. Сейчас, похоже, было не время. Кроме того, он был зажат, и, чтобы что-то сказать, нужно было каким-то образом вытащить голову из-под Лемон Хартс и Трикси, а это легче сказать, чем сделать.
— От кого телеграмма, Трикси? — спросила Лемон Хартс.
После долгого молчания Трикси ответила:
— От моей мамы.
Прижав ухо к груди Трикси, он слышал, как бьется ее сердце. Похоже, у него тоже была бабушка. Он поморщился, пытаясь освободиться настолько, чтобы лучше слышать и, возможно, вдохнуть немного воздуха, не пропитанного цветочными духами.
— Вот почему ты гордишься тем, что Сумак взломал замок? — Лемон Хартс чуть отстранилась, чтобы посмотреть Трикси в глаза. — Вы ведь с мамой поссорились, правда?
— Разумеется, да. — Других слов после этого не нашлось.
— Она не одобряла, что ты взламываешь замки?
— Не дразни, Лемон.
— Прости, я просто пытался тебя рассмешить.
Сумак высунул голову и сказал:
— Нам пора заканчивать ужин. Мы можем поговорить, пока едим.
Трикси вымыла раковину, а Лемон Хартс убирала посуду в шкаф, когда раздался стук в дверь. Видя, что они заняты, Сумак встал, чтобы открыть. Он пересек комнату, немного прихрамывая, но вполне уверенно ступая.
Остановившись возле двери, он потянул ее на себя и открыл. Он увидел Твайлайт и Старлайт, стоявших снаружи. Прежде чем Твайлайт успела что-то сказать, Старлайт проскочила мимо нее, подхватила Сумака телекинезом и начала кружить его в воздухе, устраивая ему волшебную поездку пони-пегаса.
— Привет! — сказала Старлайт слишком взволнованным голосом.
Потрясенный буйным приветствием, Сумак кивнул и изо всех сил постарался удержать свой обед. Когда его голова пронеслась мимо Твайлайт, он увидел, что она улыбается. Если Старлайт продолжит трясти его и кружить, он срыгнет… или даже хуже. Он чувствовал сильное давление в другом конце тела.
Так же внезапно, как и началась, поездка пони-пегаса закончилась, и Сумак оказался на полу, с головокружением, и смотрел на Твайлайт. Он несколько раз моргнул, потом помахал ей, так как не был уверен, что можно здороваться, когда сдерживаешь затаившуюся драконью отрыжку.
— Привет, — сказала Твайлайт, закрывая за собой дверь. — Я пришла, чтобы мы все могли поговорить. Есть кое-что очень важное и очень серьезное, о чем мне нужно с тобой поговорить, Сумак Эппл.
Сумак кивнул, все еще чувствуя отрыжку затаившегося дракона.
— Хорошо… Давайте начнем прямо сейчас. Нам нужно многое обсудить! — Твайлайт усмехнулась, когда говорила, и ее крылья затрепетали по бокам. Она подняла голову, огляделась и спросила: — А где Бумер?
— Спит во фруктовой чаше, — ответила Лемон Хартс.
— О. — Твайлайт моргнула. — Она много спит, не так ли?
Сумак, Трикси и Лемон Хартс дружно кивнули.
— Ну, как я и говорила, давайте начнем…
Глядя на Твайлайт Спаркл, Сумак обгладывал край орехового печенья. Старлайт принесла печенье, и, хотя он был сыт после ужина, он съел одно. Старлайт испекла его вместе со Спайком, и он не хотел ранить ее чувства. К тому же печенье было очень вкусным, а кто откажется от бесплатного печенья?
— Сумак, я должна сразу сказать, что хочу попросить тебя сделать кое-что опасное, — сказала Твайлайт, когда ее улыбка исчезла. — Мы с Трикси много говорили. Ты уже попадал в опасные ситуации и хорошо справлялся с ними.
— И хотя ситуация может быть опасной, у Твайлайт есть план, как тебя обезопасить, — сказала Старлайт, набивая рот печеньем. Пока она говорила, она рассыпала крошки печенья повсюду. Она проигнорировала взгляд Твайлайт, приподняв бровь.
— Сумак, мне нужна твоя магия усиления. — Глаза Твайлайт сузились. — Зекора дала мне настойку из вольт-яблок. Она концентрированная, но не такая сильная, как джем. Думаю, с ней будет легче контролировать ситуацию.
— Зачем тебе моя магия? — спросил Сумак.
Твайлайт не ответила, но вместо этого пожевала губу. Она ерзала на своем месте, переваливаясь с одного бока на другой. После некоторого времени раздумий она сказала:
— Сумак, ты не можешь говорить об этом… ни с кем из пони. Даже с Пеббл.
— Хорошо. — Сумак кивнул. — Честное Эппл.
— Сумак, есть место, которое называется Замок Полуночи, и у меня есть план, как туда попасть. — Твайлайт еще немного поерзала, но потом успокоилась. Она глубоко вздохнула, посмотрела на Старлайт, а затем вернула свое внимание к Сумаку. — Около года назад я обнаружила затерянные руины Замка Полуночи. Я занималась гаданием, пытаясь определить местонахождение мощного артефакта. Точнее, нескольких мощных артефактов.
Твайлайт отвернулась, и ее взгляд упал на окно, через которое пробивался последний лучик дневного света:
— Это место, которое не хочет, чтобы его нашли. У него есть могущественные хранители. Мне потребовалась вся моя магия, чтобы пробить магические завесы, защищающие его. Оно существует в лесу с призраками, настолько страшными, что все, кроме самых храбрых, убегут.
— Жутковато, — сказала Старлайт, кивнув головой и сверкнув широко раскрытыми глазами.
— Я собрала группу очень сильных искателей приключений, — продолжила Твайлайт. — Ко мне присоединился Тарниш, но не Мод. Она была занята чем-то другим. Клюкву нашли и завербовали, она сражалась с ледяными троллями на замерзшем севере. Нашли алмазного пса Хатико, который вместе с Дэринг Ду сражался с приспешниками доктора Кабаллерона на далеком юге. Мы помогли ей разобраться с этим, и она смогла присоединиться к нам. Чейнджлинг по имени Вонючка и его спутница, гарпия Селено, были найдены в Мэйнхэттене, они охотились на монстров, живущих глубоко в канализации.
— Фу! — Сумак схватил еще одно ореховое печенье.
— О, Вонючка пахнет хуже, чем что-либо в канализации… но… он милый. — Глаза Старлайт сузились. — Интересно, как он поживает? Мы давно его не видели, Твайлайт.
— Да, давно, — ответила Твайлайт, кивнув головой. Вздохнув, она продолжила: — Мы были опытными искателями приключений. Мы неплохо справились с лесом… Вонючке удалось обхитрить парочку нежити-шамблеров…
— Ты знаешь, что плохо пахнешь, если можешь заставить зомби блевать, — рассеянно прошептала Старлайт. — Никогда не думала, что доживу до того дня, когда некоторые гниющие нежити будут убегать, зажав носы и стеная о том, что что-то плохо пахнет.
Услышав это, Сумак не был уверен, стоит ли ему смеяться или нет.
— Нам пришлось сражаться с целой кучей слизней и студней. — Твайлайт повернула голову и посмотрела на Сумака. — Когда мы наконец добрались до ворот Замка Полуночи, мы подумали, что худшее уже позади. Но это было не так. Лес был лишь разминкой. Мы едва успели пройти через ворота, как начались настоящие бои. Мы прошли мимо первого из стражников и победили его, но затем нам пришлось отступить. Моя магия оказалась недостаточно сильной.
— Так вот зачем я вам нужен, — сказал Сумак, все прекрасно понимая. — Я нужен тебе, чтобы сделать твою магию сильнее.
— Не только мне, — сказала Твайлайт, обращаясь к Сумаку. — Я планирую взять с собой Старлайт и Трикси.
Сумак посмотрел на Трикси, потом снова на Твайлайт:
— Зачем брать Трикси?
— По той же причине я беру Старлайт, — ответила Твайлайт. — У Трикси и Старлайт есть опыт использования магии в бою. Боевой магии. Они обе бывали в таких ситуациях, в которых обычные единороги не бывали. А с тобой они обе станут намного сильнее… надеюсь, вместе мы будем достаточно сильны, чтобы встретиться с хранителями, справиться с ними и достать нужные мне артефакты.
— Зачем они тебе нужны? Что это такое? — Сумак одарил Твайлайт взглядом, полным удивления.
— Сумак, я не знаю, стоит ли мне говорить тебе…
— Твайлайт, если он достаточно ответственен, чтобы помогать тебе, значит, он достаточно ответственен, чтобы знать. Он имеет право знать, во что ввязывается и что поставлено на карту. — Старлайт окинула Твайлайт прищуренным взглядом, а затем посмотрела на Трикси, словно надеясь на поддержку.
Твайлайт вздохнула и опустилась на землю. Вид у нее был изможденный, словно она очень, очень устала и давно не спала. Твайлайт потерла копытом шею, затем кивнула и посмотрела Сумаку в глаза:
— Сумак, давным-давно жил-был некромант по имени Грогар. Он был очень могущественным. Он был настолько ужасным существом, что почти все, что о нем было известно, было уничтожено, просто потому, что он был настолько ужасен.
— Звучит глупо, — сказал Сумак. Он увидел, как Твайлайт кивнула в знак согласия.
— Некоторые очень глупые пони пытались избавиться от самой памяти о нем. Теперь это мешает нашим усилиям. Грогар возродился в виде тени. Его приспешники-гарпии собираются и набираются сил. Он пытается найти древние артефакты, которые помогут ему. Тарниш уничтожил его корону, Венец Хранителя могил. Это очень разозлило старого козла. Грогар пригрозил лично уничтожить Тарниша.
— Кто еще не угрожал лично уничтожить Тарнишед Типота? Это стало практически развлечением для злых существ. У него столько врагов, даже больше, чем у меня, а у меня много… врагов… — Старлайт замолчала, глядя на Твайлайт, приподняв одну бровь. Она провела копытом по морде, словно застегивая молнию.
Твайлайт сделала еще один глубокий вдох и вернула свое внимание к Сумаку:
— Тень Грогара становится больше и опаснее. Он имеет большое влияние, и если он полностью оживет, то станет самой большой угрозой, с которой может столкнуться мир. В Замке Полуночи есть вещи, которые могут ему помочь. Боюсь, что не только у меня есть могущественные искатели приключений, которые работают на меня и помогают мне. Мы не можем допустить, чтобы сокровища Замка Полуночи достались врагу.
— Я сделаю это. — Пока Сумак говорил, он услышал, как Трикси резко вдохнула. Он избегал смотреть на нее, опасаясь, что может увидеть. Он сосредоточился на Твайлайт. — Когда мы пойдем? Как мы туда попадем?
— Ну, чем раньше, тем лучше, — ответила Твайлайт. — Я создала портальный самоцвет в Замок Полуночи, но я не могу использовать его в одиночку… Мне нужно что-то, чтобы усилить мою магическую силу. Он перенесет нас к парадным воротам. Мы сможем избежать ужасного леса, кишащего нежитью.
— И что дальше? — спросил Сумак.
— Ну, мы пойдем дальше в замок, и я сражусь с хранителями, — ответила Твайлайт. — Я провела несколько сеансов гадания, так что у меня есть представление о том, чего ожидать. Если что-то пойдет не так, я смогу активировать портальный камень и в мгновение ока вытащить всех нас оттуда.
— Твайлайт, когда ты планировала отправиться? — Трикси с обеспокоенным выражением лица посмотрела на Твайлайт.
— Ну, я не знаю. — Твайлайт пожала плечами. — Я имею в виду, что ты помогала мне планировать это, так что я не знаю, есть ли у тебя еще планы. Трикси, я бы не смогла сделать это без тебя и Старлайт. Пони, наверное, никогда об этом не узнают, но вы двое, возможно, поможете спасти нас всех.
— А теперь в дело включается Сумак, — сказала Трикси.
— Никто не мог знать, что его магический талант окажется таким полезным. Когда мы начинали, его талант еще даже не проявился. — Старлайт сбавила тон. — Хорошо, что его талант такой, какой есть, потому что Твайлайт собиралась попытаться использовать амулет аликорна, а мне эта идея не нравится.
— Никому не нравится эта идея, — сказала Трикси, обращаясь к Старлайт. — Но иногда нам приходится прибегать к отчаянным мерам, чтобы добиться своего.
— Магия становится все слабее, как и предполагает гипотеза Сумака. — Старлайт тихонько кашлянула и прочистила горло. — Грогар снова отравляет магию, как и в прошлый раз. Если он извратит достаточное ее количество, то все мы ослабнем, а он получит магическую подпитку, необходимую ему для возрождения. — Старлайт повернулась и посмотрела на Сумака. — Сумак, ты еще не знаешь этого, но ты предоставил очень важный кусочек в очень большой головоломке, которая мучает нас уже долгое-долгое время.
— Я подозревала, что Грогар извращает магию, — сказала Твайлайт, предлагая свое объяснение. — Сумак, твоя гипотеза говорит о том, что огромное количество единорогов распределяет доступную магию и делает ее немного разреженной, как слишком мало масла на слишком большом тосте. Однако Грогар извращает магию, перенаправляет ее, затрудняя, а то и делая невозможным ее использование единорогами. Все единороги становятся слабее, а он — сильнее. В какой-то момент чаша весов склонится, магия единорогов станет почти несущественной, и, несомненно, у Грогара будет достаточно магии, чтобы возродить себя. В этот момент мы не сможем дать ему отпор.
В голове Сумака все перевернулось, пока он пытался понять, что говорит Твайлайт.
— Принцесса Селестия обдумала твою гипотезу, Сумак. Она считает, что Грогар все предусмотрел. Если бы он начал снова извращать магию тысячу лет назад, когда магия единорогов была сильна, они бы заметили, когда их магия стала слабой. Поэтому принцесса Селестия считает, что Грогар выжидал время, ожидая, пока население вырастет, а доступная магия истощится и ослабнет, поскольку единорогов стало слишком много. Поскольку та магия, что есть, так слаба, заметить, что ее извращают и выкачивают, гораздо сложнее.
Сумак моргнул, и ему с трудом удавалось держать себя в копытах, но он старался изо всех сил.
— Единороги не могут использовать испорченную магию без того, чтобы их волшебство не пошло вразнос, — сказала Старлайт, — ну, если только ты не Тарниш. Это еще одна причина, по которой Грогар его ненавидит. Тарниш со своей ядовитой шуткой отфильтровывает ужасное загрязнение Грогара, делая магию чистой и снова дружелюбной к единорогам.
— А Грогару нужна испорченная магия, чтобы возродить себя, — добавила Твайлайт. — Ядовитая шутка — его бич… его анафема. Грогар — это яд, а Тарниш — противоядие. — Твайлайт сделала паузу, моргнула и покачала головой. — Мы имеем дело с очень большой головоломкой, и можем видеть лишь несколько кусочков за раз. Твоя гипотеза многое прояснила.
— Это было всего лишь предположение…
— Сумак, все происходит не просто так, — сказала Старлайт. — Ты прислушался к интуиции, и благодаря этому у нас больше шансов отбиться.
— Так когда мы отправляемся? — спросил Сумак.
— Ну, я не знаю, но, надеюсь, скоро…
— Почему не сегодня? — Сумак, моргая, сидел, ожидая ответа или отговорки.
— Мы можем сделать это сегодня вечером? — спросила Твайлайт.
Старлайт пожала плечами и посмотрела на Трикси. Трикси посмотрела на Сумака, потом на Твайлайт, потом на Старлайт, а затем взглянула на Лемон Хартс, которая молчала. Трикси медленно, неохотно кивнула. С одобрения Трикси Старлайт кивнула, и на ее мордочке появилась предвкушающая ухмылка.
Выглядя обеспокоенной, Твайлайт кивнула:
— Ну тогда, думаю, мы должны быть готовы к отбытию через час или два…
Глава 38
Чувство тревоги раздражало Сумака. Он не обращал на это внимания, или старался изо всех сил. Ему и раньше грозила опасность, настоящая опасность, и Трикси уберегла его. Он знал, что с Трикси многое произошло, но не был уверен, что именно. До того как он оказался рядом, она часто попадала в неприятности, и Тарнишед Типот спасал ее чаще, чем она хотела признать, или так казалось.
Но после того как он оказался рядом, Трикси стала грозной волшебницей. Неприятности по-прежнему находили ее, находили их обоих, но Трикси справлялась с ними. Возможно, она избегала смертельной опасности, а возможно, что-то сделало ее более могущественной, но она не раскрывала, что именно. Он знал, что Трикси владеет магией, и она многому его научила. Она научила его не только заклинаниям, но и тому, как и почему. О тонкостях магии. Механике, лежащей в ее основе. Науке, на которой она основана.
Теперь их отношения были запутанными. Она была его матерью, но больше не была его мастером. А он больше не был ее учеником. Согласно традициям единорогов, жеребята-единороги находили себе мастераза пределами своих семей, а родители не брали своих отпрысков в ученики. Мастера должны были быть строги к своим ученикам, а родители могли быть мягкими из чувства любви.
Он слышал, как Твайлайт и Трикси разговаривают, перешептываясь друг с другом. Несомненно, они говорили о взрослых вещах. Сумак старался не слушать, но ничего не мог с собой поделать. Твайлайт говорила о том, что сосредоточит большую часть своей магии на щите вокруг него, отводя излишки магии и облегчая контроль над ней. Трикси имела опыт работы с магическими усилителями и не позволяла своему рогу взорваться, и Трикси давала Твайлайт советы в последнюю минуту.
Старлайт напевала себе под нос, но, похоже, ее это ничуть не беспокоило, и она, улыбаясь, смотрела в окно. Если она и боялась, то умела это скрывать. Сумак на мгновение задумался о заклинаниях, которые он знал, и подумал, помогут ли они в предстоящей схватке. Дубина Кловер Мудрой — магическая атака, при которой она ударяла по чему-то светящейся дубиной из эфирной материи, оставляя после себя болезненные магические осколки, которые держались несколько часов. Трикси гордилась им, когда он выучил это заклинание. Это было слабое атакующее заклинание, но многие взрослые единороги так и не освоили его.
Призматический свет принцессы Платины ослеплял глаза врагов, сбивая их с толку, иногда ослепляя, а иногда заставляя нападать друг на друга, если заклинание было наложено на группу. Это было еще одно низкоуровневое атакующее заклинание, и Сумак не думал, что оно будет очень полезно для тех существ, с которыми им предстоит сражаться.
Небесный огонь — магический огонь, заставляющий противника гореть радужным пламенем. Пламя не причиняло вреда, но сбивало с толку, дезориентировало, а иногда и ослепляло. Кроме того, с помощью этого пламени врагов было гораздо легче поразить в темноте, а опасные противники, обладающие невидимостью, становились видимыми. Сумак решил, что это может пригодиться, если они будут сражаться с призрачной нежитью. Они могли становиться невидимыми, так он слышал.
Трикси не позволила ему выучить ни одного опасного заклинания. Он знал, что она ими владеет. Однажды он видел, как она пустила огненный шар и подожгла целую группу пауков, питающихся пони. Раздался сильный взрыв, и все пауки сгорели. В воздухе стоял запах горелой шерсти, и он чуть не проблевался от этого. Трикси гордилась своим заклинанием огненного шара, которое, по ее словам, было больше, лучше и жгучее, чем все остальные. Трикси была самым жгучим поджигателем на свете.
Ну, может быть. Она не была аликорном. Но у нее было отличное заклинание огненного шара.
Подумав, Сумак решил, что его магический репертуар оставляет желать лучшего: выбирать было не из чего. Ему было уже пять лет… и… и… и… и он должен был быть жеребцом в жизни Трикси и Лемон Хартс. У него были обязанности, обязательства, ему нужно было срочно начать учиться магии. Ему нужен был новый хозяин. Он взглянул на Старлайт и почувствовал укол сожаления. Она ему нравилась, но у нее были другие обязанности. Она должна была исправить Олив, чтобы Олив могла стать лучшей пони. А когда Олив станет лучшей пони, Сумак закончит исправлять ее, как только сумеет. Он не знал, как ему это удастся, но он должен был это сделать. На карту было поставлено очень многое.
Но в его жизни была еще одна особь женского пола, которая нуждалась в нем. Он забрал Бумер из миски с фруктами, где она дремала. Он наблюдал, как она сонно зевает, и держал ее прямо перед своим носом. Он отвечал за нее, Твайлайт доверяла ему, и он должен был проследить за тем, чтобы все было правильно. Он бросил взгляд налево, затем направо, пытаясь понять, не смотрит ли кто-нибудь из пони.
Твайлайт и Трикси все еще разговаривали. Старлайт смотрела в окно. Лемон Хартс стояла рядом с Трикси и выглядела обеспокоенной и грустной. Бедняжка Лемон Хартс не выглядела счастливой. Он еще раз огляделся, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает.
— Я должен пойти и сделать кое-что опасное. Что-то совершенно секретное. Будь добра к Лемон Хартс, хорошо? — Прошептав эти слова, Сумак, который нервничал из-за таких вещей, надулся, наклонил голову и ласково чмокнул Бумер прямо в ее крошечную чешуйчатую головку.
— О БОЖЕ, ЭТО БЫЛО САМОЕ ВОСХИТИТЕЛЬНОЕ, ЧТО КОГДА-ЛИБО СЛУЧАЛОСЬ! — Старлайт пританцовывала, кричала, а ее копыта стучали по полу.
— Как… как ты увидела? — пискнул Сумак, смущенно опустив уши.
— О, у меня есть заклинание, которое дает мне глаза на затылке, — без колебаний ответила Старлайт. — Я увидела, как ты шарил глазами по комнате, и поняла, что что-то случилось. А потом ты ее поцеловал! Это было так очаровательно! — Она взвизгнула и снова попрыгала на копытах. — Твайлайт целует Спайка в тех редких случаях, когда ей удается застать его врасплох и когда она думает, что никто не смотрит.
Твайлайт возмущенно фыркнула, закатив глаза, но ничего не сказала. Рядом с ней Трикси и Лемон Хартс начали хихикать. Старлайт проигнорировала Твайлайт и продолжила восторгаться увиденным, пока Сумак опускал Бумер на стол. Сумак почувствовал, что его щеки горят, а уши словно воспламенились. Опустившись на стол, Бумер еще раз зевнула, но уже с дымком, а затем попыталась стереть поцелуй своими маленькими ручонками с выражением отвращения.
Стараясь выглядеть очень взрослым и серьезным, Сумак обратился к Лемон Хартс:
— Обычно она какает утром и вечером. Ей придется сходить позже. Она даст тебе знать. Пожалуйста, награди ее за то, что она не поджигает свои какашки и не взрывает их.
— Обязательно, — пообещала Лемон Хартс, уголки ее рта дернулись вверх в улыбке, которую она пыталась скрыть.
— Я готов идти, — объявил Сумак, — так что мы можем отправляться в любое время.
Сощурив глаза, Старлайт Глиммер сказала:
— Так очаровательно! Это больно, Твайлайт, это больно! Я хочу собственного жеребенка!
Твайлайт возилась с портальным самоцветом, осматривая его и, несомненно, внося последние коррективы. На столе стояла бутылочка с вольт-яблочной настойкой, в которую сонная Бумер продолжала тыкать когтем. При каждом прикосновении когтя странная жидкость в бутылке пульсировала радужным светом, создавая на стенах и потолке ослепительную иллюминацию.
На открытом пространстве Трикси разминала колени, пытаясь разогнуть больную ногу. Она приняла несколько таблеток, и это обеспокоило Сумака: она принимала таблетки только по необходимости и ненавидела это делать. Оторвав взгляд от Трикси, он посмотрел на Старлайт Глиммер.
— Так ты хочешь завести жеребенка? — спросил он.
— Да, — ответила она, а затем сделала паузу. После минутного колебания она покачала головой. — Нет.
— Так ты хочешь или нет? — Сумак сел на пол и поднял на нее глаза.
— Сумак, на этот вопрос трудно ответить.
— Нет, не трудно. — Сумак нахмурил брови, и на его лбу, чуть ниже рога, появилось несколько морщин. — Либо да, либо нет. У тебя есть особенный пони?
— О, я не знаю, Сумак…
— Опять же, есть или нет?
— Он особенный, и мы друзья, но… но я не знаю, в каких отношениях мы находимся. Он очень много значит для меня. Я ничего ему не сказала, потому что не хочу рисковать нашей дружбой. Но он мне нравится. Он сильный волшебник.
— Сильная магия, да? — Сумак кивнул. — Логично, что тебе понравится такой же пони, как ты.
— Ну, вообще-то нет, — сказала Старлайт со смущенным выражением лица. — Он самый могущественный единорог из всех, кого я знаю, он действительно могущественный волшебник, но он не очень-то владеет магией.
— Что? — Сумак наклонил голову на одну сторону, и одно ухо у него опустилось.
— Он очень могущественный волшебник, но его реальных магических навыков не хватает. — Старлайт, нервничая, облизнула губы, и ее оранжевый язык мелькнул на секунду. — Но он знает о магии больше, чем любой другой пони. По моему собственному мнению, я бы сказала, что они с Твайлайт равны, но Твайлайт может со мной не согласиться. Он знает эзотерические вещи… то, чего не знает обычный волшебник. Он очень хорош в своем деле, и принцесса Кейденс сделала его придворным волшебником.
Сумак понял, что здесь можно извлечь урок. Знание магии и ее использование — две разные вещи, и обе они могут сделать пони хорошим волшебником.
— Я скучаю по нему, Сумак… Я так занята… Я чувствую себя виноватой за то, что не поддерживаю связь, а потом, из-за чувства вины, я не разговариваю с ним, потому что мне так стыдно. А потом мне становится еще хуже от того, что я так долго с ним не разговаривала, и все становится только хуже. — Старлайт повесила голову. — Не попадайся в эту ловушку, Сумак. Это ужасно.
— Может, поговоришь с ним и скажешь, что чувствуешь себя виноватой. Объясни, почему. — Сумак на мгновение задумался над своими словами, а потом добавил: — И извинись. Я обнаружил, что мне почти все сходит с копыт, если я извиняюсь и искренне.
— Хотела бы я, чтобы все было так просто. — Старлайт вздохнула. — Сумак, что-то ужасное таится в тени. Что-то жуткое. Мы все очень заняты, пытаясь бороться с этим по-своему, и он тоже. В Кристальной империи есть записи, которых нет в Эквестрии. Кроме того, у Эквестрии сейчас некоторые проблемы, что делает нас слабыми, и нашим врагам легче использовать нас в своих целях.
— Если мы сильнее вместе, почему ты держишь себя в стороне от пони, который может стать твоим особенным пони? — Сумак открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но слова так и не вырвались. Старлайт схватила его и начала сдавливать. Он почувствовал, как она дрожит, как она прижимается к нему, и понял, что ей больно. Чувствуя себя немного неловко и смущенно, он понял, что Старлайт старается не плакать.
Как бы поступил Биг Мак в такой ситуации? Ну, это казалось очевидным. Сумак сидел и позволял себя обнимать, хотя это было очень неудобно. Он был нужен. Не обращая внимания на легкое раздражение, он смирился с тем, что ему придется поправить очки или даже почистить их. Иногда очки просто мешали. Чем быстрее он с этим смирится, тем лучше.
— Так, пора наводить порядок, — сказала Твайлайт, держа наготове самоцвет портала. — Сумак, я собираюсь дать тебе одну каплю настойки, чтобы зарядить тебя энергией, и посмотрим, что из этого выйдет. Если понадобится больше энергии, я дам тебе вторую каплю. Хорошо?
Старлайт отпустила его, и он кивнул Твайлайт.
— Мы будем путешествовать по лей-линии… портальный самоцвет втянет нас в эфир, и мы отправимся по вуали магии. Я уже делала это раньше, и признаюсь, это немного неприятно. Не больно, просто неприятно. Так что будь готов. — Голубой самоцвет, удерживаемый магией Твайлайт, засиял и начал испускать искры.
Старлайт толкнула плечом Сумака:
— Даже принцесса Селестия не сможет этого сделать. Это новый вид магии, и только Твайлайт способна на такое. Но она права, это не совсем приятно.
— Хорошо, Сумак, — сказала Твайлайт, протягивая ему пипетку, наполненную радужной жидкостью.
Он открыл рот и стал ждать, пока капля не попадет на язык. Когда это произошло, все его тело задрожало, и несколько секунд он бился в конвульсиях. Сумак чувствовал, как дергаются мышцы его лица. Настойка была кислой и электрической. Он почувствовал себя сильнее, умнее, ощутил прилив сил и бодрость. Он чувствовал себя более осведомленным, более бдительным. Он посмотрел на Твайлайт, все тело которой пылало эфирным огнем. Магическая энергия потрескивала в ее крыльях, а из рога вылетали искры. Ее копыта светились мерцающим фиолетовым пламенем, от которого щипало глаза.
— Столько силы, — прорычала Твайлайт, — но на этот раз я лучше ее контролирую. Это похоже на то, как я сражалась с лордом Тиреком. — Она глубоко вдохнула сквозь стиснутые зубы, а затем добавила: — Вторая капля может оказаться чересчур.
— Готовы? — спросила Трикси, когда из ее рога посыпались искры.
— Думаю, да, — ответила Старлайт. Она тоже выплескивала избыток магии из кончика своего рога.
— Держитесь! — воскликнула Твайлайт. — Нам предстоит долгий путь! Держитесь вместе, и я потяну вас за собой!
Вокруг Сумака реальность искривлялась, перекручивалась, а потом лопнула, как мыльный пузырь…
Глава 39
Темнота. Все было окутано тьмой. Свет казался каким-то тонким и слабым. Сумак все еще пытался прийти в себя, его внутренности были взболтаны, как яйца для омлета, и он был почти уверен, что его мозг находится в левом переднем копыте. В этот момент он немного ненавидел Старлайт, поскольку она, казалось, ничуть не пострадала от их путешествия и подпрыгивала, осматриваясь.
Он висел в воздухе, окруженный пурпурного цвета защитным пузырем, который пульсировал и шипел от сильной магии. Твайлайт была напрямую связана с ним магией, и это, похоже, имело двусторонний эффект: Сумак чувствовал, как ее магия струится сквозь него, и благодаря этому он как-то лучше понимал, как работают щитовые заклинания.
Вдалеке что-то издало пронзительный вопль, и Сумак едва не лишился чувств. Все жуткие истории, которые он читал в книгах, не подготовили его к этому так хорошо, как он надеялся. Сейчас он переживал жуткую историю, а в этих книгах случались ужасные вещи, и Трикси иногда беспокоилась, что он их читает. Например, про злобного мстителя, который ходил и выковыривал глазные яблоки из глазниц, потому что его собственные глаза были украдены (его учеником, между прочим!), а потом пони, у которых выковыряли глазные яблоки, вернулись в виде зомби, жаждущих мозгов. Сумаку показалось, что было бы правильнее, если бы у них, как у мстителей, была ненасытная жажда глазных яблок.
— Это страшное место, — сказал Сумак тихим шепотом, опасаясь, что ему вырвут глазные яблоки.
— Это место проклято, — ответила Старлайт без тени страха в голосе. — Здесь было много битв, и теперь все те, кто пал здесь, продолжают сражаться, проклятые продолжать сражаться. Твайлайт говорит, что те, кто погибнет в поисках сокровищ, тоже прокляты и будут вынуждены сражаться вечно…
— Старлайт, заткнись! — Твайлайт огрызнулась на свою помощницу.
— Так точно. — Старлайт замолчала.
Слишком поздно — Сумак уже дрожал от страха. Он слышал крики, звон стали о сталь и взрывной треск магии. Он понял, что слышит звуки давно прошедших битв, отголоски жестокости давних времен. Он не хотел сражаться вечно. Пасть здесь означало встретить ужасную судьбу. Он верил, что Твайлайт знает, что делает.
— Когда мы двинемся вперед, на нас нападут призраки нежити. Они ненавидят нас, потому что мы все еще живые и теплые. У нас со Старлайт есть заклинания против страха, порождаемого нежитью, а Трикси знает отворотное заклинание, которое защитит нас от неземного холода, который они порождают. Сумак, каким бы страшным это ни казалось, я обещаю, что ты в безопасности. — Твайлайт подняла Сумака и посмотрела ему в глаза. — Я серьезно, ты будешь в безопасности. Просто доверься нам, хорошо?
— А их можно убить или уничтожить? — спросил Сумак. Ему стало интересно, откуда Трикси знает, как отменить действие чар, и он решил спросить, но сейчас было не время.
— Нет. — Твайлайт покачала головой. — Их можно уничтожить на короткое время, но они снова восстанут. Такова природа этого места.
— Пора стать великой и могущественной, — вздохнула Трикси, скорее для себя, чем для кого-то еще. — Я делаю это, чтобы дать Сумаку и другим лучшее, светлое будущее, и не для себя… не для собственной славы, а для блага других…
Старлайт тоже собиралась с мыслями. Ее губы шевелились, но Сумак не слышал слов. Бледно-белое пламя затрепетало по телу Старлайт, и она засияла серебряным светом. Пламя перекинулось с нее на Твайлайт, затем пронеслось по магической связи и окружило его щитовой пузырь. Затем пламя перекинулось на Трикси и окружило ее.
Возле головы Трикси возникла светящаяся сфера, похожая на крошечное миниатюрное солнце, и начала вращаться вокруг нее. Она проливала во тьму успокаивающий желто-оранжевый свет, и Сумак почувствовал, как в его костях зарождается тепло, как будто он оказался на улице в солнечный день.
— Как бы я хотела, чтобы Мундэнсер была здесь с Трикси и мной, — прошептала Старлайт Твайлайт, — мы трое — самые могущественные единороги нашего времени… и если бы ты и Сумак были с нами, мы бы разгромили это место…
— Старлайт, сдерживай свою агрессию, она нас погубит. — Глаза Твайлайт сузились, и она уставилась на свою ученицу. — Я оставила Мундэнсер для защиты Понивилля на случай, если кто-то из наших многочисленных врагов решит предпринять попытку в мое отсутствие. Мы здесь не ради битвы, а чтобы забрать некоторые артефакты и защитить других.
— Да, конечно, мой учитель. — Старлайт склонила голову. — Прошу прощения, учитель, у меня был минутный просчет, я не позволю ему повториться.
Сумак был почти околдован этим обменом, он следил за каждым словом, очарованный отношениями между мастером и учеником. Он сам хотел таких отношений, и сейчас, в этот момент, он испытывал острое чувство тоски по ним. Он также обратил внимание на то, что Мундэнсер была могущественна, достаточно могущественна, чтобы Твайлайт доверила ей защиту Понивилля, и отложил этот маленький фрагмент на потом. Теперь его усиленный интеллект позволил его острому уму начать строить схемы и замыслы.
— Начнем, — сказала Твайлайт, открывая гнилую на вид дверь. — Держитесь вместе!
Центральный двор представлял собой жуткое место. Казалось, он менял размеры, пока Сумак смотрел на него: то увеличивался, то уменьшался, и был заполнен всевозможной жуткой нежитью. Спектральная нежить, трупная нежить, скелетная нежить — он видел их всех. Они сражались друг с другом, занимаясь тем, чем занимались, когда вокруг не было живых, но теперь все они объединились, найдя общий язык в своей кипящей ненависти к живой плоти.
Первое заклинание бросила Трикси. Сначала Сумак подумал, что это будет огненный шар, но его потрясла и удивила стена пламени, возникшая перед ней. Стена пламени превратилась в волну пламени, переливающуюся, бурлящую, как жидкость, а затем она устремилась вперед, расплескивая впереди себя огненное цунами. Она была довольно широкой и врезалась в нежить, как набегающий прилив, сжигая их, поджигая и заставляя их гнилые трупы разлетаться на части, как куклы, брошенные на произвол судьбы жеребенком, закатившим истерику.
И какие это были странные трупы! Сумак видел самые разные. Кентавры, пони, грифоны, минотавры, алмазные псы — многие были привлечены сюда, и многие погибли, подарив этому месту то, в чем оно нуждалось, — бессмертных защитников, чтобы охранять тайны, погребенные внутри.
Волна огня разбилась о каменную стену в дальнем конце двора, и путь был почти свободен. Твайлайт двинулась вперед, пока нежить не успела опомниться, и направилась к двери впереди. Она двигалась целеустремленно, словно знала, куда идти. Пока они шли вместе, Старлайт отбила несколько нежитей, подошедших слишком близко, выстрелив в них серебряным лучом, мерцавшим как лунный свет.
Сумак в ужасе смотрел на это: многие из трупов начали приходить в себя, некоторые из них все еще горели, а некоторые начали подниматься. Ему это не нравилось, совсем не нравилось, и даже с заклинанием, защищавшим его от магического страха, он все равно боялся. Он понимал, что заклинание защищает его только от магического страха, а страх, который он испытывает, — это его собственный страх, и единственный способ избавиться от него — перестать быть таким маленьким испуганным жеребенком.
Твайлайт распахнула дверь, и группа поспешила внутрь, а нежить за ними по пятам…
Перед ними расстилался невероятно длинный коридор. Старлайт шла впереди, Твайлайт — за ней с Сумаком на буксире, а Трикси — сзади. Двери за ними не было — она исчезла, как только была закрыта. Над ними нависал высокий каменный потолок, покрытый слизью и лишайниками.
— Думаю, принцесса Луна могла бы использовать это место в нескольких плохих снах, — сказала Твайлайт, осматриваясь. Смотреть было особо не на что, и Твайлайт покачала головой. — Я думала, что мы окажемся в лабиринте, когда прошли через дверь, но вместо этого нас отправили в это место.
— Твайлайт, доверься своим способностям. Если твое заклинание говорит, что за этой дверью находится лабиринт, значит, мы в лабиринте. Нам просто нужно придумать, как пройти этот бесконечный коридор. — Старлайт ударила ногой по стене, а затем принялась изучать каменную конструкцию вокруг себя.
— Кажется, сейчас мы в безопасности. — Сумак тоже осмотрелся. — Мы здесь совсем одни.
— Пока, — ответила Трикси.
— Эй, что это? — Старлайт встала на задние ноги и принялась изучать ржавое железное бра на стене. Она уперлась двумя передними копытами в камень. — От него исходит странный магический фон. — Она коснулась его телекинезом и сказала: — Эй, оно поворачивается!
Что-то пошло не так, потому что, когда Старлайт попыталась повернуть железное бра, оно не сдвинулось с места, зато сдвинулся коридор. Весь коридор стал наклоняться, и вместо того, чтобы простираться перед ними, он превратился в холм, грозящий сбросить их вниз, и он становился все круче и круче, пока…
Под ними не оказалась бездонная яма, а над ними — бесконечная шахта. Группа падала лишь на мгновение: Старлайт левитировала себя с помощью своей магии, а Твайлайт парила на крыльях, удерживая Трикси в левитационном пузыре. Ржавый железный светильник остался неподвижным и по-прежнему указывал в том же направлении.
— Ну, это было здорово, — сказала Старлайт бодрым, веселым голосом, от которого брови Твайлайт совершили впечатляющую гимнастику. — Бра не двигается, а коридор двигается.
— Какое потрясающее наблюдение! — огрызнулась Твайлайт.
— О, Твайлайт, не будь такой ворчуньей…
— Я тебе покажу ворчуна! — Твайлайт скривила губы в недовольном оскале. — Нас чуть не сбросили в бесконечную шахту! Не забывай о том, что ты делаешь и как это может повлиять на других!
— Я уверена, что это иллюзия, — ответила Старлайт, все еще улыбаясь. — Рано или поздно мы бы во что-нибудь бы вляпались. Кроме того, с нами все в порядке. — Без предупреждения Старлайт нырнула вниз и отправилась посмотреть, что предлагает коридор, ставший теперь бездонной ямой.
Сумак заметил, что падать было гораздо легче, чем идти. Позволяя себе падать, Старлайт экономила энергию и берегла силы. Она остановилась далеко под ними, и он с трудом разобрал, что она делает.
— Здесь большое нагромождение иллюзий, кажется, здесь есть дверь, но я не знаю, как ее открыть, — сказала Старлайт снизу. — Жаль, что здесь нет Тарниша, он умеет видеть сквозь иллюзии с помощью своего астрального зрения.
— Если бы Тарниш был здесь, вы бы двое только и делали, что дрались! — Твайлайт с неожиданной быстротой спустилась вниз и присоединилась к Старлайт. — Клянусь, я не могу оставить вас двоих наедине ни на минуту…
— Я ему не нравлюсь, — сказала Старлайт, прерывая Твайлайт, и ее голос превратился в хныканье.
Твайлайт внезапно остановилась, и Сумак почувствовал, как у него свело живот. Он наблюдал, как она начала осматривать стену, трогать ее и изучать камни. Ему стало интересно, почему Тарниш не любит Старлайт, и он решил спросить, но потом решил, что сейчас самое время промолчать. Взрослые выглядели напряженными, и за глупые вопросы его могут отругать.
— Это озадачивает. — Твайлайт нахмурила брови и покачала головой. — Здесь есть иллюзия, но нет двери. Я не понимаю…
— Великая и могучая Трикси покажет тебе! — Развернувшись с помощью магии левитации Твайлайт, Трикси ткнула в стену по ту сторону бездонной шахты, противоположную той, куда смотрели Старлайт и Твайлайт, и ее копыто прошло сквозь камень. — Это заклинание проекции, болтливые олухи! Это же элементарная иллюзия! Ты что, не училась в школе?
— У меня никогда не получалось с иллюзиями, — призналась Твайлайт. — Они никогда не были достаточно реальными. Мне нравится иметь дело с осязаемыми предметами, а не с неправдой и проецируемой ложью.
Пока Твайлайт говорила, Трикси закатила глаза и покачала головой с отвращением. Сумак нагляделся и наслушался, как ведут себя взрослые, и не знал, что и думать. Твайлайт, Старлайт и Трикси были совсем другими пони в этой ситуации, вдали от школы. Если бы они были ученицами, их бы поставили в угол и, возможно, заставили бы писать сочинения о хорошем поведении.
— Иллюрная — самая мощная из всех школ магии. — Трикси вскинула бровь и окинула Твайлайт и Старлайт надменным взглядом.
— Нет. — Старлайт покачала головой. — Разрушение — это то, что нужно.
— Вы обе ошибаетесь! — Твайлайт пролетела между Старлайт и Трикси. — Прорицание — это истинный путь к власти… потому что знание — это сила. Мы должны знать непознанное, если хотим иметь силу.
— Только яйцеголовая может так говорить. — Старлайт закатила глаза и заскулила.
— Мы согласны, Старлайт. — Трикси покачала головой и посмотрела на Твайлайт.
— Кстати, ты должна показать мне, как ты создала эту волну пламени, — сказала Старлайт Трикси. — Это было впечатляюще, очень впечатляюще.
— Хватит! — огрызнулась Твайлайт. — Клянусь, это все равно что пасти кошек! У нас есть работа! Сумак, я дам тебе еще одну каплю настойки, а потом мы пройдем через эту дверь и посмотрим, что за ней.
Сумаку не терпелось увидеть, что находится за дверью…
Глава 40
— Всегда иди направо, — насмешливо пропела Старлайт Глиммер. — Всегда иди направо и следуй за стеной, и она выведет тебя из лабиринта. У меня был опыт общения с лабиринтами, Дискорд заводил меня в один…
— Обычно это работает! — огрызнулась Твайлайт.
Старлайт покачала головой с такой силой, что у нее опустились уши:
— Да, но стены продолжают двигаться…
— Мы не знаем этого наверняка. Мы не смогли собрать эмпирические доказательства! — Твайлайт остановилась на полшага, чтобы взглянуть на свою ученицу.
— Потому что что-то продолжает удалять метки со стен, — сказала Трикси.
Сумак, укутанный в кокон защитной магии, подумал, что взрослым нужен тайм-аут, и подумал, сможет ли он его устроить. В данный момент они были в безопасности, с момента появления в лабиринте на них никто не нападал, а он чувствовал себя скучно и более чем раздраженно. Он решил вмешаться.
— Старлайт? — спросил он.
— Да, в чем дело, Сумак? — ответила она.
— Старлайт, ты говорила, что твой особенный пони — один из самых могущественных волшебников, которых ты знаешь.
— Да, говорила, Сумак.
— Но совсем недавно ты сказала, что ты, Мундэнсер и Трикси — самые могущественные единороги нашего времени.
Уши Старлайт опустились:
— Да, я тоже так говорила.
— Мистер Типот должен быть могущественным единорогом.
Старлайт вдохнула с такой силой, что раздался свист:
— Тарниш — друид. Это совсем другое. К тому же он использует зебровое худу и магию стежков минотавров, то есть Тарниш… ну, он жульничает… — На лице Старлайт застыло глубокое недовольство.
Твайлайт снова начала двигаться, и Сумак устремил свой сосредоточенный взгляд на Старлайт Глиммер:
— Так… твой особенный пони могущественный или нет? Или все, что ты говорила о том, что его познания в магии делают его могущественным, было просто лошадинными яблочками…
— Сумак Эппл! — Трикси повернулась и одарила Сумака неодобрительным взглядом материнской ярости.
Не обращая внимания на Трикси, Сумак ждал, глядя на Старлайт и наблюдая, как она извивается. Она отвернулась от него и уставилась вперед, но Сумак продолжал смотреть на нее, зная, что у нее есть глаза на затылке. Впереди была развилка прохода.
— Я снова слишком увлеклась своей разрушительной силой, — призналась Старлайт запыхавшимся, почти жеребячьим голосом. — Даже если бы Мундэнсер была здесь, вряд ли она смогла бы что-то сделать. Она, конечно, сильная, но никогда не использует больше энергии, чем нужно для выполнения задачи. Она все время следит за сохранением энергии. Мы с Трикси знаем много разрушительной магии, и мне приятно выпускать ее наружу. Пони, которого я хотела бы заполучить в качестве своего особенного… — она сделала паузу, прежде чем продолжить, — и пони вроде Тарниша, они тоже могущественны. И мне не следовало говорить то, что я сказала. Мои извинения, Сумак.
— Думаю, ты должна мне эссе, — тихим голосом сказал Сумак.
У Старлайт отвисла челюсть, и она повернула голову, чтобы посмотреть на жеребенка.
— Что? — Она изумленно моргнула.
— Я тоже так думаю, — согласилась Твайлайт. — Двух тысяч слов должно хватить.
— Ты делаешь это только потому, что мы поссорились! — Обвинение Старлайт прозвучало как жалобное хныканье.
— Может быть. — Твайлайт усмехнулась. — Как насчет того, чтобы написать эссе на две тысячи слов о том, почему неправильно взращивать в себе комплекс превосходства и как неосторожные слова могут стать пагубным сигналом для ученика. — Пока она говорила, она хихикала.
— Твайлайт, ты тоже должна мне эссе. — Сумак замялся, опасаясь репрессий или возмездия, а затем добавил: — Мастер не должен злорадствовать над несчастьем своего ученика. Что это за послание? Это урок, который ты хочешь мне преподать?
Когда Твайлайт начала ворчать, Трикси сказала:
— Твайлайт, я же говорила тебе, что он умный. Разве я не предупреждала тебя, что если ты оступишься, он тебя за это прищучит?
— Предупреждала, — пробормотала Твайлайт, глядя через плечо на Сумака, которого она несла за спиной. — Ладно, мы со Старлайт будем работать над эссе на две тысячи слов вместе. — Когда она говорила, ее уши поникли, а хвост позорно обвис.
— Мы уже несколько раз прошли всю длину Понивилля. Я знаю, что мы должны были проходить по одним и тем же местам снова и снова, даже если что-то удаляет наши следы. Нам нужно придумать что-то другое, иначе мы будем делать это вечно. — Трикси прокашлялась и прочистила горло. — Нога держится хорошо, лучше, чем я думала.
— У меня есть идея. — Твайлайт остановилась и стояла, моргая. — Я собираюсь посмотреть, смогу ли я проникнуть в элементальный мир теней… Луна научила меня нескольким заклинаниям… Если я смогу, то этих стен здесь не будет, и я смогу увидеть, что на самом деле вокруг меня. Возможно, это поможет мне лучше понять, что здесь происходит, или как сбежать.
— У меня была увлекательная беседа с принцессой Луной о магии теней… она предположила, что магия теней — это магия земных пони, и именно с ее помощью земные пони совершают “прогулку”. — Старлайт повернула голову и посмотрела на ржавое, осыпающееся железное бра на стене.
— Что такое “прогулка”? — спросил Сумак.
— Это то, как Пинки Пай может зайти за дерево и через секунду выскочить из шкафа, — ответила Трикси.
— То есть, как телепортируются единороги? — Сумак посмотрел на свою маму.
— Похоже, но метод совсем другой. Мы, единороги, используем эфир вокруг себя и подчиняем его своей воле. — Трикси глубоко вздохнула. — У земных пони и пегасов магия по большей части пассивная. Во время “прогулки” земной пони может зайти за что-то и появиться в другом месте.
— Подождите, я попробую, — сказала Твайлайт, закрывая глаза. — Поехали!
Что-то пошло ужасно не так. Твайлайт на мгновение потускнела, став чуть менее реальной, а потом снова стала твердой. Вокруг них стены таяли, как свечной воск, искажались и рушились. Сумак почувствовал, как сердце заколотилось в его груди. Вдалеке раздался грохот, который ничуть не улучшил его самочувствие.
Стены превратились в ил и потекли сквозь трещины в полу, исчезая и показывая, что они находятся в комнате. Сумак не знал, насколько она велика, так как не было видно дальних стен, но он разглядел один угол недалеко от них и неровный потолок над головой.
Пол задрожал, послышались тяжелые удары. Что-то приближалось, и Сумак напрягся. Раздался еще один грохот, и Трикси испустила тревожный крик, а Старлайт начала приводить в действие свой рог. Тем временем Твайлайт пыталась прийти в себя после перехода в мир теней, она выглядела растерянной, дезориентированной и немного ошеломленной.
Когда Сумак увидел, что именно грохочет, он закричал с такой силой, что его голос надломился. К ним приближался массивный голем, топая на двух огромных ногах. Он был двуногим и не имел никаких реальных черт, ни лица, ни пальцев, только две большие руки, заканчивающиеся тупыми кусками. Старлайт Глиммер повернула голову, наставила рог и выстрелила.
Но ничего не произошло.
Магическое огненное копье просто исчезло, ударившись о голема.
Старлайт попробовала еще раз, на этот раз выпустив трескучий поток молний, но эффект был тот же. Он исчез, оставив голема невредимым. Старлайт, могущественный практик магии, не имея теперь возможности защититься, закричала.
Трикси засветилась, исчезла и появилась в другом месте с яркой вспышкой света. Вокруг нее возник мерцающий пузырь щита, и она воздержалась от магических атак, зная, что это будет пустой тратой энергии.
— Это нуль-голем! — вскричала Твайлайт. — Мы не можем сражаться с ним с помощью магии!
— Нам нужен очень сильный земной пони, чтобы забить его до смерти! — крикнула Старлайт, отступая назад и опуская уши. Без магии Старлайт была никем, и она это знала.
— Подождите, я же теперь земная пони! — Из боков Твайлайт взметнулись крылья. — Трикси! Старлайт! Возьмите Сумака и держитесь как можно дальше! Нуль-голем пробьет ваши щиты!
Сумак оказался поднят магией Трикси, и его оттащили от Твайлайт, которая поднялась в воздух. Комната была довольно большой, достаточно большой, чтобы в ней можно было летать, и достаточно большой для высоких стен лабиринта. Оказавшись в воздухе, Твайлайт пронеслась вокруг безликой головы голема, пытаясь отвлечь его.
Голем сверкал металлическим блеском, и Сумак догадалась, что он сделан из железа. Железо двигалось так, словно было жидкостью — настолько была сильна магия. В ужасе, почти парализованный страхом, Сумак успел восхититься удивительной конструкцией, когда он бросился на Твайлайт.
— Я чувствую себя сильнее и быстрее, чем обычно… Наверное, я никогда не обращала внимания на свои физические данные, — сказала Твайлайт, уворачиваясь от руки голема. Выпрямив задние ноги, она ударила голема ногой в голову, отчего на ней появились трещины.
Трещины, которые не заживали и не закрывались сами собой.
— Я никогда не сражалась с чем-то невосприимчивым к магии! — воскликнула Старлайт, придвигаясь к Трикси. — Мне это не нравится, совсем не нравится… Я бессильна без магии! Мне не нравится это чувство! Я… я… я боюсь!
Твайлайт летала кругами вокруг головы голема, нанося удары и пинки. Аликорн наносила удары с удивительной силой, от которых появлялись трещины и расколы. Ужасный монстр получал повреждения. Она успела ударить ногой по руке, оттолкнувшись задними копытами, и нанесла скользящий удар, оставивший длинную вилокобразную трещину в районе плеча.
— Не позволяй ему причинить боль Сумаку… Я не могу уберечь его… Я не могу уберечь его! Я не могу уберечь своего друга! Он один из немногих пони, которым я нравлюсь! Что же мне делать? — Старлайт стояла, дрожа, рядом с Трикси, ее глаза были широкими от ужаса и влажными от слез. — Я никогда раньше не была беспомощной! Что же мне делать?
Взмахнув передними ногами, Твайлайт обрушила на голема шквал ударов, обрушив на него всю мощь своей силы земного пони. От каждого удара металлический голем звенел, как колокол, а от головы существа, по шее и туловищу пошла череда трещин.
Покачиваясь в воздухе, Сумак маневрировал и обхватил передними ногами шею Старлайт, пытаясь успокоить ее, пока Твайлайт колотила голема, уворачиваясь от его неуклюжих атак. Обе кобылы сгрудились в углу, беспомощные, полностью полагаясь на Твайлайт, которая должна была защитить их и победить этого ужасного врага.
Большая часть головы существа раскрошилась и отвалилась, хрупкое железо разлетелось на куски. Твайлайт продолжала неустанно атаковать, сосредоточившись на поврежденных местах. Звук ее копыт, ударяющих по голему, вызывал почти оглушительное эхо, разносившееся по комнате.
Но Твайлайт была слишком увлечена. Когда она продолжала наступать, голем зацепил ее, нанеся фатальный удар. Существо рассыпалось, а его рука врезалась в спину Твайлайт и отправила ее в полет. Она с мокрым шлепком врезалась в стену, отскочила и упала на пол. Голем рухнул на пол.
Старлайт, теперь уже в истерике, испустила испуганный вопль.
Сумак с трудом смотрел на Твайлайт, так как от ее вида ему хотелось плакать. Она не двигалась, а Трикси сидела на полу рядом с ней. Правая задняя нога Твайлайт была вывернута и торчала под неестественным углом чуть ниже плюсны. Он чувствовал, что его уши подергиваются от каждого болезненного крика Твайлайт.
Он вцепился в ногу Старлайт и не знал, что делать. Никто из них не знал. Старлайт, бессильная в этой ситуации, рыдала, и он тоже. Сумак хотел домой, он ненавидел это место, ему было страшно, и он хотел быть дома, в постели с Трикси, с одеялом на голове.
— Твайлайт, я знаю заклинание, которое поможет… Это заклинание вправления костей, и оно оставляет после себя временный бандаж вокруг кости, который продержится несколько часов. — Трикси погладила Твайлайт по шее, пытаясь ее успокоить. — Этого хватит, пока мы не доставим тебя в больницу.
— Где ты научилась такому заклинанию? — спросила Твайлайт, зажмурив глаза и пытаясь перестать всхлипывать.
— У Тарниша, — ответила Трикси, — это одна из немногих частей единорожьей магии, которой он владеет. Он живет такой опасной жизнью, что, я уверена, у него было много практики.
Кивнув, Твайлайт подавила всхлип:
— Сделай это.
— Твайлайт, это больно… это ничем не поможет притупить боль. Это плохо, Твайлайт, очень плохо. — Трикси еще немного потерла шею Твайлайт, и ее рог начал светиться. Она повернулась к Старлайт, кивнула, а затем вернула свое внимание к Твайлайт.
Сумак с ужасом в глазах наблюдал за тем, как раздробленная нога Твайлайт начала дергаться и подволакиваться. Он увидел, как Твайлайт открыла рот и начала колотить по полу двумя передними копытами. Он ничего не слышал и, почувствовав, как Старлайт сжимает его, понял, что она блокирует звук. Она спасала его от ужасного звука. В этот момент она стала для него больше, чем подруга, он полюбил ее, полюбил так же, как Трикси.
Бугристая и неправильной формы нога Твайлайт затрещала, когда два раздробленных конца кости пытались состыковаться друг с другом, как два кусочка головоломки. Сумак не мог спокойно смотреть на это. Он повернулся и прижался лицом к шее Старлайт, отчего очки врезались в его щеки и брови.
Замок Полуночи был худшим местом в мире, и он хотел домой…
Глава 41
Твайлайт Спаркл задыхалась от боли, а Сумак Эппл был в ужасе. Ему хотелось домой, но он ничего не говорил. Он понимал, что здесь происходит что-то важное, что-то большое, и он был частью этого. Вокруг ноги Твайлайт образовалась светящаяся магическая перевязь, зафиксировавшая сломанную кость на месте. Она стояла на трех ногах, слегка покачиваясь, и Старлайт изо всех сил старалась поддержать свою учительницу и лучшую подругу.
Маленький жеребенок понимал, что ситуация плачевная и может стать еще хуже.
Дрожа, он прислонился к Трикси, которая отдыхала после наложения сложного заклинания, и посмотрел на останки нуль- голема. Это был страшный враг, и, понаблюдав за битвой, Сумак стал по-новому ценить и пегасов, и земных пони. Здесь можно было извлечь урок: в жизни есть нечто большее, чем магия. Твайлайт была на высоте, когда вспомнила, что она — три пони в одном лице. Он сделал мысленную заметку, чтобы выразить Пеббл свою признательность за то, что она его друг. Он мог бы почистить для нее апельсины в знак дружбы.
— Твайлайт, ты можешь идти дальше? — тихим шепотом спросила Старлайт.
— Конечно, — ответила Твайлайт, ее голос звучал напряженно, — это всего лишь перелом ноги. Моя магия все еще работает. Мы все еще можем сделать то, что задумали. Мне просто… мне нужно время, чтобы собраться с силами, вот и все.
— Да, мы должны делать то, что лучше для других, даже ценой себя. — Старлайт склонила голову перед Твайлайт, а затем кивнула. — Я помню свои уроки и думаю о них с любовью. С великой силой связаны большие обязательства по ее использованию на благо других.
— Похоже, ты говоришь это ради Сумака, — заметила Трикси, тепло обняв дрожащего жеребенка. — И кстати, Твайлайт, я жду от тебя за это вознаграждения.
К удивлению Сумака, Твайлайт начала смеяться — болезненным, натянутым смехом.
— Держу пари, это было сказано ради Сумака, — сказала Старлайт Трикси. Она посмотрела Сумаку в глаза. — Всегда проси оплату за вредность, когда работа становится опасной, Сумак.
— Нам пора двигаться. — Твайлайт передвигалась на трех ногах, стараясь удержать равновесие, и несколько раз взмахнула крыльями, чтобы не упасть, когда ее шатало. — Лабиринт был всего лишь искусной иллюзией…
— И очень сильной, — сказала Старлайт, прерывая ее. — Вон там есть арка. Я не могу разглядеть, что за ней, потому что там темно. Думаю, это выход. Мы должны исследовать его, а потом решить, что делать дальше.
За аркой было две лестницы: одна поднималась вверх, другая опускалась вниз. Лестница, ведущая вверх, заканчивалась запечатанной дверью, покрытой инеем, и что-то в этой двери было жутковато-страшноватое. Сумак надеялся, что они не выберут запечатанную дверь. Лестница, ведущая вниз, имела открытую дверь, и Сумак догадался, что нуль-голем пришел оттуда, поднялся по лестнице и напал на них. Путь вниз был не так страшен, как запечатанная дверь, покрытая инеем.
Твайлайт, ведущая их на трех ногах, выбрала путь вниз, к большому облегчению Сумака. Пройдя через открытую дверь, они оказались в подземелье. По обе стороны длинного коридора виднелись камеры, а на полу соседних камер Сумак увидел кости. Одна из камер была пуста, дверь приоткрыта, и Сумак почувствовал, как по позвоночнику пробежали мурашки, когда он подумал о том, что его запрут в камере, пока он не умрет от голода и не станет одним из постоянных гостей этого ужасного замка ужасов.
— Голем, должно быть, служил тюремщиком, — сказала Старлайт, заглядывая в одну из камер. — Если что-то было достаточно сильным, чтобы хитростью выбраться из лабиринта, голема посылали за ним, подчиняли и тащили сюда, в это место.
— Это не хитрость, — пробормотала Твайлайт себе под нос, — это просто разумное применение магии, чтобы обойти меры безопасности, установленные в лабиринте.
Они вчетвером продолжали двигаться, вместе продвигаясь по длинному коридору. Он поворачивал под острым углом, и дальше по коридору располагались более просторные камеры, предназначенные для более крупных существ. В камерах лежали всевозможные кости: старые, пыльные и, к ужасу Сумака, свежие, на которых еще оставались клочья мяса и кожи.
Он задался вопросом, сколько искателей сокровищ побывало в этом месте и погибло здесь. В глубине души он задавался вопросом, не умрет ли здесь и он. Он ничего не сказал, решив быть храбрым, и напомнил себе, что это важно. Если быть настолько напуганным, что вот-вот обмочится, — это часть роли героя, то он это выдержит.
Длинный коридор закончился массивными двойными дверями. Сумак начал испытывать странное чувство — не страх, а ползучий ужас. Внезапно двери на лестнице, покрытые инеем, показались ему хорошей идеей, и он страстно захотел вернуться к ним.
— Мне нужно в туалет! — воскликнул Сумак, не заботясь о том, что ему может быть стыдно.
— Ты можешь сходить в угол, — ответила Трикси мягким, сочувственным и материнским голосом. — Мы не будем смотреть, и я приглушу звук.
Твайлайт, посмотрев на двойные двери, кивнула:
— После того как ты закончишь, мы продолжим движение…
Двойные двери открылись, и за ними оказался естественный подземный грот. Вдоль стен тянулись светящиеся грибы, слышались звуки капающей воды. Здесь ужасно пахло чем-то гнилым и нечистым. Сумаку это не понравилось, ни капельки.
— Мод бы понравилось это место, — рассеянно произнесла Твайлайт, ковыляя на трех ногах.
Старлайт двинулась вперед, обойдя Твайлайт и взяв инициативу в свои копыта. Она шла с высоко поднятой головой, ее рог пылал, а бдительные глаза метались из стороны в сторону. Твайлайт шла следом, неся Сумака в защитном пузыре. Трикси шла позади, слегка прихрамывая на больную ногу, и тоже наблюдала за всем вокруг.
На другой стороне грота обнаружились три отверстия, и, заглянув в них, Сумак увидел кости. Много костей. Это была костница. Он и раньше видел костницы, и они никогда его не беспокоили, но эта его беспокоила. Это было место, полное ужасов, призраков и нежити. Меньше всего ему хотелось оказаться в месте, где покоятся мертвые.
Не в силах сдержать себя, Сумак издал хныканье.
В обширных катакомбах под Замком Полуночи было три прохода, и все они были полны костей. Кости заполняли выдолбленные в стенах ниши. Можно было увидеть декоративную мозаику из черепов. Три пути, три дверных проема, и ни один из них не казался хорошей идеей.
— Многовато костей, — сказала Старлайт безразличным голосом. — Если кто-нибудь из вас начнет двигаться, клянусь, я раздроблю их все до единой…
— Старлайт! — огрызнулась Твайлайт. — Сейчас не время для шуток!
Ничего не сказав, Старлайт высунула язык и подразнила Твайлайт. Проигнорировав ее раздраженное ворчание, она направилась в центральный проход, тот, что был украшен мозаикой из черепов. Кости как-то странно поблескивали в свете ее рога. Сумак не был доволен таким поворотом событий, совсем нет, и он был так напуган, что даже не смог посмеяться над тем, что Старлайт высунула язык в жеребячьем порыве неповиновения.
При обычных обстоятельствах Сумак был бы в восторге от пребывания в катакомбах, он бывал в некоторых из них и хотел побывать в знаменитых катакомбах Кантерлота. Но катакомбы, эти катакомбы, они не были интересными. Или аккуратными. Или захватывающими.
— Некоторые из них — человеческие кости, — прошептала Твайлайт, — интересно, правда ли это…
— Что правда? — спросила Старлайт, настороженно оглядываясь в поисках опасности.
— Я нашла старую книгу… очень старую книгу. На ней были заклинания, сохраняющие ее в целости и сохранности… — Твайлайт посмотрела на странный череп и покачала головой. — В книге говорилось о древней ведьме по имени Хидия. Она была человеком, ужасной ведьмой, поистине ужасным существом.
— Значит… люди, как за зеркалом? — Старлайт повернула голову и посмотрела через плечо на Твайлайт.
— Да, — ответила Твайлайт. — Хидия была ужасной ведьмой, и в книге говорилось, что она узнала о способе перехода между мирами. Она отправлялась в другой мир и находила там детей, непослушных, ужасных, непочтительных детей, и заманивала их обещаниями тортов, конфет, сладких угощений и волшебной страны, где нет взрослых, которые могли бы указывать им, что делать. В книге говорится, что она привела их сюда, в этот мир, и держала в качестве рабов. Она использовала свою магию, чтобы околдовать их и заставить выполнять ее приказы.
— Фу. — Старлайт с отвращением покачала головой и продолжила. — Хвала небесам, она ушла.
— Э-э, Старлайт… — Твайлайт прочистила горло. — Это вопрос, который вызывает некоторые споры. Некоторые ученые предполагают, что она все еще здесь… ее нынешняя сущность вызывает споры, но говорят, что она все еще рядом, и некоторые считают, что она работает над воскрешением Сами-Знаете-Кого.
— Это довольно отвратительно. — Голос Трикси был холодным и незнакомым. — Даже невоспитанные жеребята не заслуживают того, чтобы их крали у родителей и держали в рабстве. — Пока она говорила, Трикси смотрела на незнакомый череп. В ее глазах блеснули гнев и печаль, а за стуком копыт по камню послышался скрежет зубов.
— Эти кости так хорошо сохранились, — сказала Старлайт, проходя мимо.
Не успела Старлайт договорить, как хорошо сохранившиеся кости зашумели, а затем зашевелились. Из дыр в стенах раздался грохот, кости посыпались на пол, а затем начали собираться в бесформенные фигуры. Кости грифонов смешались с человеческими, кости кентавров — с костями минотавров, кости пони — с костями алмазных собак, и все смешалось в неописуемые комбинации.
— НЕТ! — Старлайт выпустила луч разрушения, и из ее рога вырвался пучок серебристого света. Он ударил по скелету, и тот разлетелся на части, а кости заблестели и засверкали от ее магии. — НЕТ! — Она выстрелила еще раз, и еще, и еще. — НЕТ!
Первые кости, в которые она выстрелила, уже двигались и собирались вновь. Она продолжала стрелять по всему, что оказывалось слишком близко, и при этом старалась продвигаться вперед. Твайлайт ковыляла за ней, и Трикси тоже включилась в бой. Она пустила в ход мощные импульсы телекинетической силы, которые раздробили кости.
— НЕТ! — Старлайт нацелила свой рог и выстрелила в скелет, который был настолько беспорядочным, что это не поддавалось описанию. Интенсивная магическая энергия потрескивала по всей комнате вокруг нее. — Хватит с меня костяных болванов, и прошлого раза, когда мы с Твайлайт вместе отправились на поиски приключений! Я не потерплю таких, как вы!
— Ты все еще злишься из-за этого? — спросила Твайлайт, удвоив усилия по созданию щита вокруг Сумака.
— Ты хотела изучить магию оживления и использовала меня как приманку! — крикнула Старлайт, прокладывая путь вперед. — Ну же, Старлайт, все будет хорошо! Ну же, Старлайт, это всего лишь несколько костей! Это поможет углубить знания, Старлайт!
— Старлайт, похоже, у тебя все еще косточка застря…
— Трикси! Не начинай! — закричала Твайлайт.
— Твайлайт хотела, чтобы я разделила их, чтобы она могла изучать их без магического вмешательства или влияния! — Сосредоточив свой гнев, Старлайт превратила несочетаемый скелет в груду костей, а затем пнула эту груду, разбрасывая ее, пока она шла вперед. — Я до сих пор помню, как костяной палец минотавра угодил мне в ухо, когда он схватил меня и попытался расчленить!
Сумак, окруженный тем, что можно было назвать лишь хаосом, не знал, смеяться ему или плакать. В целом кости не казались очень опасными, но все равно было жутко. Кости не должны двигаться, и он боялся, что всю оставшуюся жизнь будет оглядываться через плечо, когда окажется на кладбище или в катакомбах.
— Но мы так много узнали! — сказала Твайлайт, ковыляя вслед за Старлайт.
— Они пытались засунуть свои костлявые пальцы в различные мои отверстия и очистить меня, как апельсин! — Старлайт ударила скелет, который подошел слишком близко, а затем подхватила Твайлайт, так как та двигалась слишком медленно. Она опустила Твайлайт на спину, а затем продолжила взрывать скелетов, которые продолжали оживать.
Очистить её, как апельсин? Прям пища для кошмаров! Сумак содрогнулся и задумался, когда же это появится в его страшных снах. Заметив скелет, который находился слишком близко, Сумак телекинетическим импульсом снес ему череп с плеч.
Скелет, оставшийся без головы, стоял, держась за обрубок шеи двумя непарными руками и топая двумя разномастными ногами по каменному полу. Трикси добила его мощным импульсом магии, впечатав в стену, а затем открыла огонь по другим целям.
— Эй! — крикнула Старлайт. — Впереди яркий свет и какая-то большая странная статуя! Кажется, я вижу выход из этого места!
Вздрогнув, Сумак прицелился в другой скелет и разнес ему голову. Ему хотелось домой, хотелось покинуть это место и отправиться куда-нибудь, где нет скелетов. Он хотел оказаться в постели, с Трикси, и чтобы она применила то заклинание, которое знала, чтобы подушка оставалась прохладной всю ночь, потому что прохладная подушка приятно прижималась к его щеке. Он хотел укрыться теплыми одеялами в прохладной комнате, потому что вдыхать прохладный или даже зябкий воздух, зарывшись в теплые одеяла, было лучше всего на свете.
Он хотел оказаться дома…
Глава 42
Скелеты мародеров не подходили к свету, потому что если бы они это сделали, то он зажег бы их сверкающим серебристым пламенем, которое заставило бы их убежать. Свет исходил от богато украшенного латунного фонаря, а сам фонарь держала высокая внушительная статуя, которая в одной руке держала фонарь, а в другой — меч.
— Это человек, — сказала Твайлайт, когда группа сгрудилась вокруг статуи.
Рядом со статуей стоял пони-пегас, вставший на задние ноги и принявший героическую позу. Сама статуя была одета в броню, похожую на пластинчатую броню, которая была сделана по форме человеческого тела. На голове статуи был шлем в форме головы единорога с длинным спиральным рогом. Статуя была покрыта лишайником и слизью, но все еще находилась в хорошем состоянии. Латунный фонарь, который она держала, казался нетронутым временем.
Несколько скелетов попытались подойти, но тут же убежали, когда свет обжег их. Старлайт сделала несколько выстрелов им вслед. Все три туннеля катакомб вели к этому месту, и она заглянула во все три дверных проема, пока Твайлайт отдыхала.
— Здесь есть табличка, — сказала Трикси, счищая копытом паутину.
Твайлайт, не обращая внимания на нежить, опустила голову, чтобы взглянуть, и опустила Сумака на землю рядом с собой. Она посмотрела на надпись, прищурив глаза, и после минутной попытки прочесть ее покачала головой. Сумак тоже посмотрел на странные буквы, но не смог их прочесть.
Раздался треск, когда Старлайт поджарила скелет, застывший за границей света. Она немного посмеялась, а затем возобновила наблюдение, чтобы обезопасить остальных. Тем временем Твайлайт сотворила очки, которые надела на мордочку и поправила, чтобы лучше видеть.
Прочистив горло, она прочитала надпись:
— Меган и Файрфлай, лучшие подруги до самого конца. Весь известный мир будет скорбеть об их кончине. — Твайлайт подняла голову и посмотрела на статую Меган, а затем на Файрфлай. Она издала тихий печальный вздох, когда Старлайт поразила еще одного затаившегося призрака. — Я должна спросить у принцессы Селестии, что она знает об этом.
— Знаешь, Твайлайт, я наткнулась на разбитую статую, похожую на эту. — Трикси посмотрела на Старлайт, которая побуждала скелетов выйти на свет, чтобы немного поиграть. — Я не знала, кто это. Она находится в руинах посреди Раздробленного леса.
— Я помню, как путешествовал через Раздробленный лес. — Сумак отвернулся от любопытных статуй и посмотрел на мать. — Я хотел посмотреть на эти руины, а ты мне запретила. Ты сказала, что там водятся привидения.
— Так и есть, — признала Трикси, — и я должна была уберечь тебя. Эти руины опасны, но сам лес в основном безвреден.
Прищурившись сквозь очки, Твайлайт кивнула:
— Старлайт, нам с тобой нужно запланировать визит в Раздробленный лес, чтобы я могла сравнить две статуи и посмотреть, есть ли между ними сходство. — Затем она сделала паузу, а через секунду добавила: — А еще мы должны посмотреть, нельзя ли как-то сделать Раздробленный лес немного безопаснее.
Сумак, который никогда раньше не видел ничего подобного статуе Меган, уставился на нее. Она была высокой, гораздо выше пони, и в своих доспехах выглядела внушительно, даже если ее статуя была покрыта грязью. Он откинулся на круп, поднялся и положил копыто на ее бронированное колено. К его удивлению, камень оказался теплым, как будто он побывал на солнце.
Очки Твайлайт исчезли, рассыпавшись блестящей пылью.
— Я не вижу другого выхода из этого места, — сказала Трикси, осматривая три входа. — Только туннели, ведущие обратно в катакомбы. Мы попали в безвыходное место. — Почувствовав собственный каламбур, она фыркнула и издала усталый смешок. — Ха, безвыходное место.
Статуя стала еще теплее, и Сумак отдернул копыто. Он почувствовал вокруг себя странное покалывание магии, которое прогнало холод в воздухе, а затем, когда он увидел, вокруг латунного фонаря закружился вихрь радужного света. Они были уже не одни в комнате, к ним присоединились две новые фигуры.
Одна из них была призрачным пегасом, а другая — высоким, внушительным человеком. Сумак не испытывал страха, скорее наоборот. Он почувствовал облегчение, увидев их. Он услышал, как Твайлайт вздохнула, а Старлайт пробормотала что-то о заклинании, говорящем с духом, но он не уловил всего, что она сказала. Он был слишком очарован тем, что увидел.
Высокая человеческая фигура — Меган, как ее называли, — сделала несколько шагов, опустилась на колени, протянула руку с пальцами — и тут Сумак почувствовал мягкое прикосновение к своему носу. Его тело наполнилось странным теплом и силой. Пегаска Файрфлай улыбнулась ему, ее глаза были яркими и веселыми, хотя она давно умерла.
Меган встала, протянула руку и указала на латунный фонарь, который держала ее статуя. Она жестом указала на Сумака, потом на фонарь, а затем на него. Было ясно, что она хочет, чтобы он взял фонарь. Снова опустившись на колени, она протянула руку, положила ее на голову Сумака и потрепала его гриву. Отстранившись, она потрепала его за ухо, а потом исчезла. Растворилась. Ее и Файрфлай больше не было.
— Возьми его, Сумак, — прошептала Твайлайт, ее глаза расширились и пылали любопытством.
С помощью телекинеза он выхватил фонарь из рук статуи. Фонарь вырвался с легкостью, ему даже не пришлось напрягаться, словно древние каменные пальцы ослабили хватку и отпустили его. Фонарь пылал яростным светом, а теперь, под воздействием магии Сумака, от него исходило еще и тепло. Он словно стоял рядом с пылающим огнем, и холод в воздухе исчез.
Он поднес фонарь Меган к глазам, наслаждаясь его теплом. Казалось, что теперь на него светит солнце, и он больше не боялся. Сумак присмотрелся к фонарю, обращая внимание на множество мелких деталей, и увидел, что он трехсторонний. На одной стороне был изображен силуэт земного пони, на другой — пегаса, а на третьей — единорога. От трех пони исходил свет, источник которого находился внутри фонаря.
Раздался страшный звук, звук скрежета камня о камень, и статуя начала сдвигаться, открывая скрытую под ней лестницу. Твайлайт посмотрела вниз, как статуя отползает в сторону, а затем отпрыгнула в сторону, когда несколько пауков размером с обеденную тарелку скрылись в этом месте.
— Мы уже близко, — сказала Твайлайт остальным, — мы совсем близко. Я чувствую, что мы близки к одному из предметов, которые мы ищем. Мы должны спуститься по лестнице. Я не уверена, что там внизу, но, похоже, это путь вперед. — Она подняла голову и посмотрела на Сумака. — Ты своим светом разгонишь тьму, Сумак. Фонарь, несомненно, был дан тебе не просто так. Он не относится к тем сокровищам, за которыми мы пришли, но это явно мощный артефакт. Будь ответственен с ним.
Сумак торжественно кивнул Твайлайт.
С потайной лестницы, ведущей вниз, доносился неприятный запах. Трикси присоединилась к Твайлайт и стала смотреть вниз, пытаясь разглядеть темноту. Как ни старались Трикси и Твайлайт, свет рога не мог пронзить черноту, и Сумак понял, для чего нужен фонарь. Он давал свет и тепло там, куда не проникал никакой другой свет.
— Я поставлю несколько барьеров, чтобы у нас было время убежать, — сказала Старлайт остальным. — Интересно, закроет ли статуя проход после того, как мы спустимся? Интересно, что там внизу…
— О, без сомнения, всякие неприятности, — ошарашила Трикси.
— Ну разве ты не лучик солнца и надежды, — ответила Старлайт.
— Попробуй как-нибудь залезть в глубокую темную дыру с Тарнишем и Мод. — Твайлайт вздрогнула, и все ее тело затряслось. — Они начнут рассказывать страшные истории обо всех глубоких темных дырах, в которых они побывали.
— Ах, но они идут туда вместе, и это довольно романтично, — сказала Старлайт, прерывая Твайлайт. — Знаешь, Твайлайт, мы должны пригласить Санбёрста отправиться с нами в одну из наших экспедиций! Если мы сможем обеспечить безопасность Сумака, то сможем обеспечить безопасность и его, а он, возможно, оценит возможность изучить что-то интересное вблизи…
— Я не буду третьим лишним на твоём свидании, — ворчала Твайлайт, хлопая хвостом.
— Трикси, неси Твайлайт вниз по лестнице, а я запечатаю эти входы чарами. — Старлайт посмотрела на Сумака, потом на Твайлайт, а затем на Трикси. — Я отлучусь только на минуту, мне нужно убедиться, что за нами не следят. Скелетные мертвецы не представляют большой угрозы, но нам не нужно, чтобы они следовали за нами и создавали проблемы, если нам придется сражаться с большой угрозой.
Лестница была узкой и коварной. Ноги Трикси были не самыми устойчивыми, и колени скрипели, когда она спускалась вниз, удерживая Твайлайт и Сумака. Лестница была круглой, и каждая ступенька представляла собой тонкий узкий треугольник, что делало ее еще более опасной. Снизу доносилось мерзкое зловоние, и только фонарь, который Сумак держал высоко, разгонял темноту.
— Эй? — сказала Трикси, спускаясь вниз, и в ее голосе слышалась нервозность. — Эй? Я вооружена суперзаряженным аликорном и моим сыном… поверьте, вам все это не к чему. Великая и могущественная Трикси не в настроении, чтобы с ней связывались… У меня болит колено, и я хочу чаю, а от этого я становлюсь раздражительной. Тебе бы не понравилась Великая и Могущественная Трикси, если бы она была ворчливой.
Лестница закончилась и превратилась в проход, уходящий под углом вниз. Трикси сделала несколько нерешительных шагов, остановилась, попыталась вглядеться в черноту впереди, а потом решила, что это хорошее место, чтобы подождать Старлайт Глиммер. Она опустила Твайлайт, которая стояла на трех ногах, и немного передохнула, разминая больное колено, чтобы размять сустав.
— Этот фонарь обладает мощной защитной магией, — сказала Твайлайт Сумаку тихим, шепотом с придыханием. — Я никогда не видела ничего подобного. Он сдерживает тьму и холод. Без него мы бы ослепли и замерзли.
— Я больше не боюсь. — Сумак посмотрел Твайлайт в глаза. — Мне было очень страшно. Стыдно признаться, но мне было страшно, и я хотел вернуться домой. Но теперь мне лучше. Я могу идти дальше.
— Сумак, тебе не должно быть стыдно за то, что ты испугался. Даже мне бывает страшно, и Старлайт тоже, хотя она никогда в этом не признается. — Твайлайт ободряюще улыбнулась Сумаку. — К тому же ты храбрый жеребенок. Трикси рассказывала мне о том, как ты стоял между ней и принцессой Селестией, когда принцесса пришла навестить вас. — Твайлайт сделала паузу и глубоко вздохнула, а затем продолжила: — То, что ты чувствуешь, — это магический страх. У меня есть заклинания для защиты от него, мощные заклинания, но частичка магического страха будет проникать внутрь. Ты должен быть очень храбрым жеребенком, раз так хорошо с ним справился.
Услышав эти слова, Сумак почувствовал себя лучше, и часть его стыда улетучилась.
На ступенях послышался стук копыт, и Старлайт с ворчанием стала спускаться по темным и коварным ступеням. Должно быть, она немного споткнулась, потому что раздался стук, а потом и вовсе пропал звук. Старлайт выплыла на свет, поддерживаемая собственной магией.
— Эта лестница не соответствует нормам! — прошипела она срывающимся голосом. — Пони может упасть и сломать себе шею или ногу!
— Хм, возможно, в этом и есть смысл, Старлайт, — ответила Твайлайт.
Старлайт остановилась, всё ещё вися в воздухе, и принюхалась. Она вздрогнула, скорчила гримасу и высунула язык:
— Фу! Воняет хуже, чем Рейнбоу Дэш после того, как выпьет один из этих протеиновых и сывороточных коктейлей, которые, как она настаивает, нужны ей для тренировок!
Твайлайт не ответила, не сразу, но через мгновение кивнула головой:
— Да, это очень неприятно. Иногда мне кажется, что она пьет их только для того, чтобы посмеяться над последствиями.
Услышав все это, Сумак не смог удержаться и начал хихикать, пока группа собиралась в путь.
Проход был затянут полузамерзшей слизью. Трикси пришлось остановиться и наложить на копыта полезное заклинание сцепления, и Старлайт сделала то же самое. То и дело в потолке над проходом появлялись отверстия — несомненно, шахты, которые сбрасывали сюда, в черные глубины, какую-нибудь бедную, несчастную душу.
Здесь не было ни костей, ни тел, вообще ничего. Что бы ни упало сюда, оно должно было уйти вниз, в самые черные глубины этого ужасного места, где нет света. Пока они шли, Твайлайт рассказала им о Замке Полуночи, поведав, что он был местом и добра, и зла. Здесь проходило много битв, и замок много раз менял хозяев. Теперь старый жуткий замок был сам себе хозяином, и никто не владел им. Замок Полуночи жил своей собственной жизнью, притягивая к себе самых лучших и храбрых, тех, кто выжил в окружающих его лесах, а затем забирая их тем или иным ужасным способом.
Замок Полуночи был монстром, пожирающим всех, кто приходил за его секретами.
Не подозревая об этом, Твайлайт и остальные приблизились к самому страшному из обитателей Замка Полуночи… к источнику тьмы и холода в черных глубинах. Фонарь был одновременно и благословением, и проклятием. Он избавлял от страха и холода, отгонял тьму, но и не давал спутникам почувствовать ужасное зло, к которому они приближались с каждым шагом.
Глава 43
На мгновение Сумак почувствовал беспокойство, когда проглотил еще настойку вольт-яблок. Он посмотрел в глаза Твайлайт и увидел там боль, страх и беспокойство. Это, несомненно, тяготило ее. Он почувствовал, как в животе у него слегка заурчало, и пожалел, что у него нет ничего съестного. Ему тоже приходилось нелегко: вся эта пассивная магия, которую он творил, истощала его.
Но он не смел жаловаться. Сейчас было не время для нытья и жалоб. У Твайлайт была сломана нога, а у него всего-навсего булькало в животе. Нет, не стоило поднимать эту тему. Если Твайлайт могла страдать, то и он мог. Правда, ему стало интересно, что в этой ситуации мог бы сделать Биг Мак, и думающая часть его мозга была рада отвлечься.
— Мы уже близко, — сказала Твайлайт, — такое ощущение, что мы на самом пороге. Мы уже давно близки… с тех пор, как нашли статую Меган и Файрфлай. Я думаю, то, что мы ищем, находится за этой дверью. — Говоря это, она повернула голову и посмотрела на железные двери без ржавчины, которые преграждали им путь. — Сумак, ты чувствуешь это?
Сумак кивнул. Он и вправду чувствовал. За дверью таилось нечто ужасное. Он не боялся, но все шесть его чувств реагировали на то, что находится за дверью. За то время, что он уже довольно долго был привязан к Твайлайт, его понимание магии выходило за рамки его уровня понимания. Он лучше понимал заклинания щита, страха, его мозг горел от новых знаний. Но больше всего росло его магическое чутье. Он с трудом справлялся с новой глубинной силой. Как и любое другое его чувство, его легко было перегрузить, например, сильным горьким вкусом или отвратительной, разъедающей глаза вонью.
— Без этого фонаря мы бы ни за что не прошли так далеко, — сказала Старлайт остальным. — Я не уверена, что Твайлайт сможет развеять порождаемый страх. Что бы ни лежало за гранью, оно могущественно.
— Нам придется с ним сражаться? — спросил Сумак.
— Скорее всего, — ответила Старлайт голосом, в котором не было ни беспокойства, ни тревоги.
Если Старлайт не беспокоилась, то, по мнению Сумака, и он не должен был беспокоиться, но сказать мозгу, чтобы он перестал волноваться, было непросто. Разум был склонен беспокоиться даже тогда, когда ему говорили не беспокоиться. Он посмотрел на дверь, потом на свой фонарь. От теплого света фонаря ему стало легче. Это было все равно что носить с собой солнечный свет.
Все будет хорошо.
Замок Полуночи может быть наполнен тьмой, но Сумак принес с собой день. Отвлекшись, он принялся изучать фонарь, пока остальные готовились. На нем было несколько декоративных латунных ручек, выключатель и крышка, которая задвигалась на место. Ему было интересно, что делают эти ручки, его переполняло любопытство, но сейчас было не время для экспериментов. Фонарь должен был светить, а он не хотел ничего испортить или заставить его потемнеть.
— Думаешь, дверь откроется? — спросила Трикси тихим шепотом.
— Конечно, откроется, — мягким голосом ответила Твайлайт. — Что бы ни лежало за дверью, оно хочет, чтобы мы пришли. Думаю, сейчас, после стольких лет, нас уже ждут.
— Это совсем не жутко. — Трикси фыркнула, а затем пригладила свою гриву.
— Ну что ж, зайдем туда и объявим всем желающим, что у нас за дело. — Старлайт встряхнулась, а затем смахнула паутину со своих плеч. Она махнула хвостом, пытаясь избавиться от пыли и грязи этого места, а затем посмотрела на Сумака. — Не волнуйся, Сумак, мы профессионалы.
— Профессионалы чего? — с невинным видом спросил Сумак.
— В том, чтобы делать то, что мы делаем, — ответила Старлайт, подмигнув. — Пошли.
Двери открылись без усилия, и древние петли, которые почему-то не проржавели, издали стонущий скрип, от которого у Сумака заложило уши. Дверь громко, слишком громко, возвещала об их присутствии. Он понял, что немного ненавидит эту дверь. Не слишком ли многого он просит, чтобы приспешники зла провели здесь элементарную профилактику?
Это попахивало ленью, которую Сумак ненавидел. Что-то в этом беспокоило его на каком-то глубоком, фундаментальном уровне, и он полагал, что это потому, что он был Эппл. Правильным Эпплом. Он старался не думать об отце, но в мозгу шумело, и мысли неслись вскачь.
Именно по этой причине добро торжествовало: они производили базовое техническое обслуживание и поддерживали все в рабочем состоянии. Он поднял фонарь и попытался вглядеться в темноту. Свет фонаря закончился довольно резко, и впереди была лишь непроглядная тьма.
Старлайт шла впереди, ее рог пылал, заряженный и готовый к работе. Трикси следовала за ней, неся Твайлайт на своей волшебной привязи. Твайлайт, зарядившись, создала вокруг Сумака защитный пузырь и понесла его. Магическая связь, соединяющая их, потрескивала.
В сознание Сумака пришло новое понимание, глубокое понимание заклинаний щита. Сам не зная и не понимая, как он это делает, он почувствовал, как его магия начинает действовать и соединяется с магией Твайлайт — новый странный симбиоз. Пурпурный пузырь щита Твайлайт изменился, зашипел и затрещал от переизбытка арканной энергии и приобрел форму яблока. Вольт-яблока. Радужный свет замерцал сквозь щит, и по его поверхности пробежали разряды статического электричества.
Почему-то Сумак знал, что он не способен создать такой щит, что это просто его магия взаимодействует с магией Твайлайт. В его мозгу уже зашевелились мысли о том, что произойдет, если его магия соединится с магией других, и какие новые эффекты заклинаний могут получиться в результате. В этом и заключалось его предназначение — улучшать других, усиливать их и делать лучше. Врожденное понимание магии Твайлайт проникало в его мозг по мере укрепления связи с ней, и их магия смешивалась. Это тоже было частью его магии: усиливая других, он получал часть их понимания магии. Его обострившийся интеллект начал думать о возможностях, которые могут из этого получиться.
И Твайлайт, благодаря своему врожденному пониманию магии, знала, что это такое и какова его цель.
Колдовство.
Не колдовство в том смысле, в каком оно стало известно, — магия или практика магии, а колдовство. Тот, кто творил впечатляющую, могущественную магию, но делал это без обучения, тот, кто впитывал знания о магии от окружающих.
Его мысли были прерваны, когда тьма вокруг них отступила, и вокруг вспыхнул тошнотворный зеленый свет от колдовского огня. Моргнув, Сумак не был готов к тому, что увидел, и испустил пронзительный вопль, который еще несколько недель будет вызывать у него чувство неловкости.
Перед ними стоял ужасающий скелетный дракон, его тело горело болезненным зеленым пламенем. Спектральные кандалы сковывали дракона, прикрепляя все четыре лапы к земле. Вокруг него валялось несчетное количество костей.
Не теряя времени, дракон раскрыл пасть и выдохнул. Сумак был уверен, что сейчас узнает, каково быть гренкой. К его удивлению, воздух стал не горячим, а холодным. Даже при свете фонаря он стал совершенно ледяным. Сумак почувствовал, как дыхание ледяного дракона с треском ударилось о щит вокруг него.
Щит, который теперь окружал и всех остальных. Три кобылы стояли, прижавшись друг к другу, а вокруг них полыхало ледяное голубое пламя, высасывая тепло из воздуха. Заряженный вольт-яблоками щит держался — Сумак каким-то образом знал, что он не просто блокирует враждебную магию, а поглощает ее, но это продлится недолго. Он чувствовал, что устает, это истощало его ужасным образом.
Когда пламя утихло, рог Старлайт запылал эфирным огнем, и она начала плести заклинания, мощные заклинания, Сумак чувствовал их, ощущал их, она черпала и из него, и он обнаружил, что его разум подстраивается под ее понимание. Там, где Твайлайт была утонченной, а ее магия — изящной, Старлайт была грубой силой. Твайлайт подталкивала пони, чтобы он споткнулся, а Старлайт била по морде.
Она выпустила заряд, и яростная вспышка серебристого света обрушилась на скелетного дракона. Сумак понял, какая магия сейчас действует, — магия разрушения, — и получил некоторое представление о ее природе, поскольку она вступала в конфликт с некромантическими энергиями. Эти две магии были разными сторонами одной медали, и Сумак получил некоторое смутное представление о том, как они работают. Когда магия разрушения сталкивалась с некромантической магией, это было все равно что пытаться скрепить два магнита и столкнуться с невидимыми силами, которые отталкивали их друг от друга.
Сколько капель дала ему Твайлайт? Он не мог вспомнить.
Несколько костей крыла дракона были вырваны, и он издал рев. Старлайт уже готовила новую атаку, а Трикси плела какое-то сложное заклинание. Сумак настроился на него, Трикси черпала из него силы, и в его голове проплывали сложные для понимания понятия. Трикси собиралась сотворить заклинание, которое снизит магическую сопротивляемость дракона-нежити и сделает его уязвимым для атак Старлайт.
Вся пещера задрожала, и земля под ними затряслась. Тогда-то Сумак и увидел их: трупную нежить. Они были липкими, кое-как сохранившимися, и начали ковылять прямо к нему, чтобы защитить своего хозяина-дракона. В эти мрачные, черные глубины падали существа всех видов, умирали и становились приспешниками ужасного зла, которым был Замок Полуночи.
Трикси, произнеся заклинание понижения сопротивляемости, выпустила несколько волн пламени, которые воспламенили липких зомби и испепелили их, одновременно оттеснив назад. В ужасе Сумак попытался закрыть глаза, но не смог отвести взгляд. Он пожелал чтобы фонарь светился ярче, чтобы оттеснить нежить, и, к его удивлению, фонарь откликнулся.
Яркий свет вспыхнул с трех сторон. Пегас, земной пони и единорог в форме пучка света полыхнули в трех разных направлениях, образуя очертания на стенах. Эти очертания ожили, превратившись в существа, излучающие свет и тепло. Единорог начал выпускать копья света из своего рога, земной пони перешел в движение, брыкаясь, а пегас поднялся в воздух и засиял как солнце. Он летал кругами вокруг головы дракона, преследуя страшное неживое чудовище.
Дракон, разъярившись, изверг из себя струю некромантического холодного огня. Он попал в летающего пегаса, сотворенного из света, и тот взорвался сильным жаром. Взрыв свалил с ног (или копыт, как посмотерть) нескольких липких нежитей, но и дракон-нежить тоже получил урон.
Пегас исчез, но его спутники продолжали сражаться.
Старлайт выпустила еще один луч разрушения, на этот раз поразив дракона в грудную клетку. Кости разлетелись в пыль, а левая передняя лапа дракона была оторвана взрывом. Она сосредоточилась на драконе, пока Трикси расправлялась с приспешниками. Сумак был удивлен тем, как хорошо они работают вместе. Здесь было мастерство, и наблюдать за этим было очень увлекательно.
Дракон снова выдохнул, на этот раз целясь в земного пони из света. Леденящее пламя ударило в светящееся существо, и снова раздался мощный взрыв, когда две магические противоположности уравновесили друг друга. Сила взрыва оказалась слишком велика для усиленного щита Сумака, и блестящие радужные полосы, которыми было пронизано заклинание щита Твайлайт, исчезли.
Тем временем Твайлайт, казалось, еще больше усилилась благодаря магическому поглощению. Хотя усиление заклинания Сумака могло исчезнуть, ее собственный щит казался сильнее, чем когда-либо. Твайлайт светилась, наполненная огромным потоком магии, полученным ею в результате взрыва. Ее глаза горели белым сиянием, а по перьям струились струйки чистой тауматургической энергии. Даже ее копыта излучали мерцающие волны магии, которые искривляли воздух вокруг них, словно жар, поднимающийся от камня в летний день.
Если бы Твайлайт не была так сосредоточена на защите, не было бы сомнений, что она могла бы уничтожить скелетного дракона одним взрывом. Она была спокойна, сосредоточена, следила за дыханием, никогда не сомневалась и не колебалась в своей вере в то, что сможет уберечь других.
— По крайней мере, это не драколич, — сказала Старлайт, выпуская очередное заклинание.
Теперь у дракона-нежити были серьезные проблемы. С каждым выстрелом Старлайт от него отваливались большие куски. Одна из призрачных оков исчезла, когда нога была оторвана. Старлайт, заметив это, сосредоточилась на ногах. Единорог из света взорвался, обрушившись на орду нежити. В результате взрыва многие зомби были уничтожены, а Трикси обрушила огонь на оставшихся выживших.
Сумак не знал, что такое драколич, и не хотел узнавать.
Один из взрывов Старлайт попал в позвоночник дракона-нежити, и раздался взрыв хаотической магической энергии. Все задрожало, и трупная нежить взорвалась, извергая повсюду гниль и грязь. Дракон начал рассыпаться, и последние призрачные оковы, удерживающие его на месте, исчезли. Эфирный огонь потрескивал, шипел и выл. Вслед за этим Сумак ослеп.
Моргнув, Сумак попытался сфокусировать зрение. Света было слишком много. Он прищурился и смог разглядеть пещеру вокруг себя. Здесь больше не было ни зомби, ни дракона, но что-то было. На возвышенной каменной платформе, где были закреплены спектральные оковы, стоял светящийся спектральный пони.
Судя по всему, земной пони.
— Спасибо, — мягким голосом произнесла спектральная форма. — Ты освободил меня… Не знаю, как ты это сделал, но ты это сделал. Я думала, что останусь такой навсегда.
Сумак навострил уши. Что-то было в этом голосе, он звенел в его ушах. Он звал его, как ничто другое, и он не знал, почему. Он продолжал моргать, пытаясь прояснить зрение, и попытался сфокусироваться на призрачной пони. Она была… оранжевой, и в ней было что-то знакомое.
— Ты была драконом? — озадаченно спросила Старлайт.
— Я вижу, у тебя есть фонарь Меган, — сказала призрачная оранжевая земная пони. — Она обещала, что спасет меня, когда Хидия схватила меня. Я потеряла надежду, когда прошли годы.
— Что случилось? — спросила Старлайт.
Земной пони-призрак зевнул:
— Я так хочу спать… и я становлюсь глупой, когда хочу спать. Мне так не хватало быть глупой пони. — Она снова зевнула, чмокнула губами, а потом добавила: — Я знала, что Меган и Файрфлай найдут способ спасти меня.
А потом она исчезла. Когда она исчезла, Сумак заметил ее кьютимарку. Пять яблок. Он почувствовал давящую тяжесть в груди, и в этот момент ему больше всего на свете захотелось разреветься. Эта пони, кем бы она ни была, была Эппл. Его дальняя родственница. И ей выпала ужасная судьба.
— Она была драконом? Как? Я не понимаю. — Старлайт, растерявшись, стояла и качала головой, глядя на кучку пепла, которая всего несколько минут назад была драконом и армией зомби.
— У нас гости.
Пока Твайлайт говорила, в пещере склепа появилась новая фигура. Повернувшись, Сумак увидела ее. Какое-то двуногое кошачье существо. Она не выглядела живой. Она была отвратительной, гниющей, виднелись кости, шерсть свалялась. Но она не была липкой, нет, она была высохшей, как вяленый абрикос.
— Я чувствую, что должна поблагодарить тебя за уничтожение нуль-голема, — сказала тварь, стоя с протянутыми перед ней скелетными когтями. — И за избавление от хранителя. Это значительно облегчит мою задачу.
— Катрина, — произнесла Твайлайт голосом, полным презрения. — Я удивлена, что вижу тебя. Я слышала, что Тарниш, Мод, Дэринг Ду и Клюква стерли тебя в пыль.
Неживое кошачье существо шипело и плевалось:
— Они уничтожили только одну филактерию. У меня есть другие.
— Понятно, — ответила Твайлайт, — что ж, придется это исправить. Я обязательно сообщу им об этом.
— Когда я заберу Радугу Тьмы для своего хозяина, они поймут, что ошибаются. — Когти Катрины засверкали, а гнилой хвост завилял из стороны в сторону. Рваные ошметки на ее теле отвалились, обнажив еще больше больной, иссушенной плоти.
— Почему ты ему помогаешь? — спросила Трикси. — Что ты надеешься получить?
— Он обещал сделать меня снова красивой… Он гораздо могущественнее меня, и когда он воскреснет, я снова стану самым прекрасным созданием на всей земле.
— Леди, — сказал Сумак спокойным тоном, — не существует ни одной известной магической силы, которая могла бы снова сделать вас прекрасной. Это гиблое дело.
На мгновение в комнате стало слышно, как падает булавка. Наступила самая страшная тишина, убийственная тишина. Гнилые глаза Катрины сузились и устремились на Сумака, а ее когти напряглись. Затем она издала бессловесный рык и атаковала.
Мощная магия разрывала щиты Твайлайт, и Сумак испугался, что они не выдержат. Из когтей Катрины полетели черные молнии, а вокруг нее полыхнула страшная аура фиолетового света. Старлайт выпустила разрушительный заряд, но он ничего не дал.
— ТЫ УМРЕШЬ! — прокричала Катрина, ее голос ломался от боли и ярости.
Черная молния что-то делала со щитами Твайлайт, и Сумак чувствовал, как они слабеют. Твайлайт напряглась, чтобы удержать их. Трикси тоже подняла щит, а затем начала работать над другим заклинанием. Старлайт продолжала выпускать пучки серебряного света, но ее атаки не достигали цели.
— Мы должны уходить, — напряженным голосом сказала Твайлайт.
— НЕТ! — взвизгнула Старлайт. — Мы так близко! Если мы уйдем сейчас, она получит артефакт!
— Я обещала беречь Сумака. — Голос Твайлайт был абсолютно спокоен. — Если мы останемся, он будет в опасности…
— Но мы можем забрать его, если ты используешь свою магию для борьбы! — крикнула Старлайт.
— Если я буду использовать свою магию для борьбы, я не смогу уберечь Сумака. — Твайлайт глубоко вздохнула, и на ее лице появилось страдальческое выражение, когда еще одна черная молния пронзила ее щиты. — Старлайт, твой друг в очень большой опасности.
— Ты права. — Старлайт несколько раз моргнула, и в ее глазах заблестели слезы. Она прекратила свои атаки и подняла светящийся барьер, чтобы сдержать черную молнию Катрины.
Когда Старлайт и Трикси укрепили щит, Твайлайт достала из седельной сумки портальный самоцвет, чтобы активировать его. Катрина рычала от ярости и разочарования, плевалась и ругалась. Из одной ее руки вырвалась черная молния, а из другой — голубое пламя, от которого щитовое заклинание зашипело и затрещало.
Сумак надеялся, что щиты выдержат. Он чувствовал, как они слабеют. Как он ни старался, ему не удавалось заставить щит вольт-яблока снова проявиться. Он зажмурил глаза, не зная, что может произойти дальше. И снова его язык привел его к неприятностям, а заодно и его друзей.
— Я ВЫСЛЕЖУ ТЕБЯ И УБЬЮ, МАЛЕНЬКИЙ СОПЛЯК!
Как только Катрина заговорила, Сумак почувствовал, что реальность вокруг него искажается, когда активируется портальный самоцвет…
Глава 44
Вокруг него возникла гостиная Лемон Хартс, и Сумак почувствовал, что его желудок делает сальто-мортале. Он услышал крик и, когда его зрение померкло, увидел, что Лемон Хартс несется прямо на него. Он приготовился к удару, но его не последовало. Вместо этого она налетела на Трикси и вцепилась в нее. Трикси, все еще не оправившись от путешествия, сидела с широко раскрытыми глазами, растерянно глядя на прижавшуюся к ней лимонно-желтую кобылу.
Твайлайт, выглядевшая ошарашенной, пошатывалась на трех ногах, на ее лице было страдальческое выражение. Рядом с ней стояла Старлайт, выглядевшая обеспокоенной, сердитой и, возможно, немного грустной, но сказать точно было трудно. Сумак сел и попытался заставить свою голову перестать кружиться. Он умирал от голода — Твайлайт много вытянула из него за время обратного пути. Он устал, проголодался и очень хотел пить. Обезвоживание.
— Я думала, что потеряла тебя, — пробормотала Лемон Хартс, — я думала, что потеряла своего самого лучшего друга.
Как раз когда Сумак собирался что-то сказать, Твайлайт опередила его.
— Мы все еще близки к артефакту… как? — Твайлайт тряхнула головой, пытаясь прояснить ситуацию, затем повернулась и посмотрела на фонарь. — Конечно! Как я могла быть такой глупой! Сумак! Могу я взглянуть на твой фонарь?
Не видя причин для отказа, он кивнул. Он наблюдал, как Твайлайт подняла фонарь с пола и поднесла его к лицу. Света уже не было, фонарь потемнел. Старлайт подошла и встала рядом с Твайлайт, с любопытством глядя на нее, пока Лемон Хартс продолжала выжимать начинку из Трикси, которая была слишком усталой, чтобы протестовать.
— Что у нас тут? — спросила Твайлайт, расстегивая несколько защелок, удерживающих нижнюю часть фонаря на месте. Нижняя часть фонаря отделилась от верхней, обнажив основание и кронштейн. В кронштейне находилось то, что казалось половинкой подвески, но она была сломана. Шарнир, похоже, был оторван, оставив после себя зазубрины и обломки какого-то металла.
Твайлайт широко раскрыла глаза, глядя на основание фонаря. Под кронштейном вокруг центрального стержня, служившего основанием кронштейна, был обмотан кусок черной бечевки. При взгляде на бечевку Сумак почувствовал тошноту. Боясь, что в его нынешнем состоянии ему не понадобится много, чтобы переступить через край, он отвернулся от отвратительной, вызывающей желудочный спазм бечевки.
— Сломанный медальон и какая-то нитка, — ворчала Старлайт.
— Нет, — прошептала в ответ Твайлайт, — нет, это одна половина Радуги Света и ниточка Радуги Тьмы.
Рог Старлайт засверкал:
— Эта ниточка…
— Не трогай ее! — огрызнулась Твайлайт. — Ты не должна ее трогать! — Она покачала головой и посмотрела на Старлайт. Чтобы уберечь его, Твайлайт поспешно собрала фонарь и прикрепила нижнюю часть к верхней. — Это умное творение, использующее то, что осталось от Радуги Света, чтобы держать в узде эту часть Радуги Тьмы. Если вы их тронете, последствия могут быть катастрофическими.
— Ну тогда… — Старлайт с упреком отпрянула от Твайлайт. — Хватай фонарь и пошли. Нам нужно доставить тебя в больницу.
— Нет. — В единственном слове Твайлайт прозвучала серьезность правила. — Нет, я не буду красть фонарь Сумака. — Она поставила фонарь на пол и посмотрела на Сумака. — Сумак, я доверила тебе Бумер и не разочаровалась. Меган дала тебе этот фонарь не просто так, так что он останется с тобой. Будь осторожен.
Сумак кивнул, и, когда он попытался что-то сказать, у него вырвался зевок.
Сузив глаза, Твайлайт на мгновение опустила взгляд на фонарь, а затем посмотрела на Лемон Хартс и Трикси, все еще обнимавшихся так, как могут обниматься только самые лучшие друзья. Ну, во всяком случае, Лемон Хартс, а Трикси просто сидела с пустым взглядом, не зная, что делать и почему желто-лимонная кобыла все еще сжимает ее, потираясь щекой о ее шею, по крайней мере, так казалось Твайлайт.
— Она беспокоилась о тебе, Трикси, — мягким голосом сказала Твайлайт. — Друзья так поступают. — Она прочистила горло. — Я доверяю вам обеим, что Сумак будет в безопасности, а если он будет в безопасности, то и фонарь будет в безопасности. Однако нам придется усилить игру… Этой ночью у Сумака появился сильный враг…
Как раз в тот момент, когда Твайлайт заговорила, в парадную дверь ворвалась Пинки Пай в ливне конфетти, держа передними копытами торт над головой. Твайлайт ничуть не удивилась, Старлайт издала стон, а Сумак просто сидел и плавил мозги при виде Пинки Пай, несущейся к нему с высоко поднятым тортом.
— Сумак Эппл! У тебя появилась немезида! Заклятый враг! Тот, кто ненавидит тебя больше всего на свете! — Пинки Пай пронеслась по гостиной, подпрыгивая на каждом шагу, и поставила торт на пол перед Сумаком. — Это очень важный момент в твоей жизни, Сумак Эппл!
— Я не понимаю, что происходит. — Сумак посмотрел на Пинки, и его мордочка сморщилась от смущения.
— Ну, я завела традицию еще тогда, когда Тарниш обзавелся первым заклятым врагом, своей заклятой немезидой, а потом Мод обзавелась одним, а вскоре после этого Лаймстоун — другим, а я — третьим, и эти моменты кажутся очень важными, как день рождения или годовщина, так что я стала отмечать это событие! — Пинки Пай сделала паузу, откинула голову назад и посмотрела в потолок. — Знаешь, я никогда не знала, что существуют злые геологи. Заклятая врагиня Мод — не очень-то милая пони. Вовсе нет. Я с ней встречалась, и она настоящая заноза в шее! И скучная. Они с Мод смотрят друг на друга и делают забавные вещи со своими бровями.
Наклонив голову, Сумак посмотрел на торт. Розовая глазурь была соблазнительной. Он умирал от голода. В большинстве случаев Сумак был внимательным, воспитанным и хорошо себя вел. Однако все это было отброшено, когда он погрузил мордочку в торт и принялся пожирать его. Это был праздничный торт, с яркими крошками внутри и восхитительной, приторно-розовой глазурью. Проголодавшись, он съел торт и пожалел, что у него нет стакана молока.
— Катрина — хитрый и опасный враг, — продолжала Твайлайт, — она одержима собственной красотой. Она тщеславна до такой степени, что это слабость. — Она сделала паузу, вздохнула и стала смотреть, как Сумак поглощает торт. — А еще она всесильный полулич, и, если честно, я не думаю, что смогла бы ее победить. Нам пришлось бы уничтожить ее филактерию, чтобы расправиться с ней, а я сомневаюсь, что она была с ней. Скорее всего, она бы уничтожила нас.
— Итак, я предполагаю, что она пришла в замок, добралась до лабиринта, попыталась схитрить, была схвачена нуль-големом-тюремщиком и брошена в одну из тех камер, в которых, несомненно, было нуль-железо, чтобы держать сильных магических заключенных на месте. — Старлайт, используя свою магию, стащила с торта Сумака немного глазури и съела ее. Она облизала губы, посмотрела на Твайлайт и добавила: — Она могла бы остаться запертой на веки вечные, если бы мы не пришли.
— Кое-кому нужно молоко! — Пинки Пай бросилась к холодильнику, подергивая хвостом.
— Я… не подумала об этом, то есть я не подумала о том, как сложно уничтожить полулича, — призналась Старлайт, склонив голову. — Прости меня. Я снова позволила своей агрессии взять верх. Ты права, Твайлайт. Она бы измотала нас, а потом забрала то, что хотела, но только после того, как сделала бы с Сумаком ужасные вещи из-за того, что он сказал.
— Что такое полулич? — спросил Сумак с набитым ртом. Он чмокал губами и слизывал глазурь с носа, когда Пинки Пай поставила стакан молока на пол рядом с ним.
— Не бери в голову, что такое полулич! — Трикси ответила очень твёрдым голосом, пытаясь высвободиться от Лемон Хартс, которая всё ещё выжимала из неё всю начинку. — Лемон Хартс, перестань говорить мне, какая я храбрая, и отпусти меня! Великой и могущественной Трикси очень нужно посетить комнату маленьких кобылок!
— Твайлайт, нам нужно отвезти тебя в больницу, а потом я устрою тебе вечеринку "Я снова сломала ногу!". — Пинки Пай, несмотря на веселые глаза, выглядела обеспокоенной. Повернув голову, она наблюдала за тем, как Трикси, освободившись из объятий Лемон Хартс, направилась в туалет.
Когда дверь закрылась, Пинки повернулась к Твайлайт и спросила тихим шепотом:
— Она ведь никогда раньше не была влюблена, правда?
Бросив взгляд на дверь ванной, Твайлайт покачала головой, но ничего не сказала. Она посмотрела на Лемон Хартс, потом на Пинки, которая выглядела необычайно задумчивой. Затем она посмотрела на Старлайт, которая, не обращая внимания, изучала фонарь.
— Неужели это так очевидно? — спросила Лемон Хартс.
Пинки и Твайлайт кивнули.
— Это просто небольшая влюбленность, вот и все. — Голос Лемон Хартс был не более чем вздох.
— Нам пора идти, — сказала Пинки Пай, подталкивая Твайлайт. — Скажи "доброе утро"…
— Доброе утро? — Твайлайт вскинула бровь.
— Сейчас около пяти утра, глупышка! — Пинки Пай высунула язык и подразнила. — Еще слишком рано, чтобы говорить "спокойной ночи"!
Голова Сумака была полна ила. Он барахтался в пропасти, существовавшей между сном и бодрствованием, и ему было трудно преодолеть этот рубеж. Все его тело болело, а разум сопротивлялся выходу из царства сновидений. Ему снились приятные, чудесные сны, но он с трудом вспоминал, что это были за сны.
Запах готовящейся еды привлек его к переходу через пропасть, он открыл глаза и принюхался. Он лежал в своей постели, один, и рот его был словно набит песком. Глаза были залеплены козявками, а в животе ощущалась тупая боль. Мозг протестовал против всех этих усилий, и ему было трудно даже думать.
Одеяло откинулось, и Сумак повернул голову. Он увидел Трикси, обрадовался ей и улыбнулся сонной, хотя и немного одурманенной улыбкой. Он протянул передние ноги, чтобы обнять ее, и затаился в ожидании. Долго ждать ему не пришлось. Он получил желанные объятия, нежно прижался к ней и поцеловал. Он почувствовал, как его поднимают с кровати и держат на весу.
— Малыш, у тебя отвратительное лицо.
— Отвратительное. — Сумак кивнул.
— Я собираюсь бросить тебя в ванну.
— Хорошо. — Сумак одарил мать простодушной улыбкой.
— Обидно. Я надеялась, что ты отоспишься от этой дурацкой фазы. По крайней мере, это облегчит процесс купания. — Трикси тихонько вздохнула и улыбнулась Сумаку. — Я просто сидела здесь и смотрела, как ты спишь, пока Лемон Хартс готовила обед.
— Обед? — Сумак с надеждой посмотрел на Трикси.
— Тыквенные равиоли и глазированная морковь.
— Ммм…
Трикси фыркнула, затем ее ноздри затрепетали:
— Надо будет постирать. Постельное белье пахнет мертвечиной. И от тебя тоже. Уф. Последний час я оттирала с себя вонь Замка Полуночи, а теперь чувствую ее на тебе, малыш.
— Вонь. — Сумак несколько раз моргнул, а потом хихикнул. — Вонючка.
— Мне невыносимо видеть тебя таким, малыш, меня беспокоит, что мы так поступили с тобой.
Сидя на стуле, Сумак тупым, пустым взглядом наблюдал за тем, как Бумер бегает по столу. Он был чист, пах цветами, и Трикси подстригла ему гриву. Это было приятно. Он был чист и свеж, от него приятно пахло, и все было замечательно.
Его голова тоже была почти пустой.
Бумер ударила по пухлой фиолетовой виноградине, отчего та покатилась по столу, и та поспешила за ней. Она набросилась на нее, разжала когти и принялась терзать бедную виноградину, разрывая ее нежную, тонкую мякоть, чтобы выпить ее сок. Вокруг виноградины образовалась постоянно растущая фиолетово-синяя лужа, пока Бумер, убедившись, что ее добыча мертва, протыкала ее когтями, когда кусала.
— Древесные драконы — это подвид виверн, — сказала Лемон Хартс, убирая посуду с обеда. — А эта — дикая охотница. Посмотрите, как она набросилась на бедный виноград.
— У него не было ни единого шанса, — сказала Трикси, поднимая чашку с чаем. — Сумак? Ты в порядке?
— Виноград! — Сумак смотрел, как Бумер глотает кровь, э-э, сок своей жертвы.
Когда Лемон Хартс убрала последнюю посуду, она поставила перед Сумаком огромную чашу с мороженым, а затем вытерла его лицо чистой тряпкой, пытаясь оттереть липкую морковную глазурь. Пока она это делала, Трикси с несчастным выражением лица смотрела на свою чашку с чаем.
— Он даже не корчится и не сопротивляется, — сказала Трикси тихим шепотом. — Ненавижу это.
— Ты хочешь, чтобы он плохо себя вел? — изумленно спросил Лемон Хартс.
— Да! — Трикси поставила чашку с чаем, и чай выплеснулся на стол. — Сумак в лучшем состоянии, когда он сопротивляется. Он лучше всего проявляет себя, когда ставит все под сомнение и требует объяснений! Я хочу, чтобы он боролся, сражался, рассуждал, чтобы он думал и оспаривал все, чему я его учу… и мне невыносимо видеть его таким.
Ничуть не обеспокоенный вспышкой Трикси, Сумак поднял ложку и принялся есть мороженое, пока его мама ворчала рядом с ним. Когда подошла Бумер, он протянул свою ложку и предложил ей мороженое, хотя от молочных продуктов у драконьих детенышей были ужасные газы. Последствия были недоступны для его нынешнего психического состояния, и он не обращал на них внимания.
— Я подстригла ему гриву, а он даже глазом не моргнул. — Трикси облокотилась на стол и горестно вздохнула.
— Ты хочешь, чтобы Сумак сопротивлялся? — спросила Лемон Хартс.
— Да, — пробормотала Трикси, — я воспитывала его в духе самостоятельности и независимости. Я воспитывала его как бойца. Даже несмотря на головную боль. — Подняв глаза, она увидела, как Лемон Хартс села обратно за стол.
Лемон Хартс прочистила горло, вежливо прокашлялась и сказала:
— Значит, вы воспитала его таким же, как ты…
Глава 45
Сумак, немного придя в себя, сидел на полу посреди гостиной, уткнувшись носом в книгу. Читать и сосредотачиваться было все еще трудновато, но с некоторым усилием он мог это делать. Книга называлась простым словом "Воображение!" и представляла собой учебник по теории магии, написанный для маленьких единорогов-новичков, которые однажды станут волшебниками.
Рядом с ним спала Бумер, раскинувшись на спине на маленькой квадратной подушке. Ее тонкое, легкое туловище поднималось и опускалось при каждом вздохе, а хвост подергивался, когда она грезила. Все снова стало казаться нормальным не только в его голове, но и в его жизни. Конечно, он отправился в гости в зловещий замок и стал свидетелем сражения с армией нежити, нажив себе заклятого врага, но теперь он был дома. Дом Лемон Хартс был домом. Фургон был припаркован на заднем дворе. Наверху у него была своя кровать. Он был счастлив здесь, и это был дом.
На кухне Лемон Хартс и Трикси собирали вертикальный огород, который умещался в окне. В нем планировалось выращивать травы и небольшие овощи, такие как редис и огурцы, до самой зимы. Сумак слышал, как они обе говорили о нехватке разных вещей, и слышал, как они упоминали, что для многих эта зима будет голодной.
Его это не слишком беспокоило. Они с Трикси пережили худые времена. Все его жеребячье детство было сплошными худыми временами. Он привык есть много корнеплодов и простую пищу. Для него мало что изменится, но он предполагал, что другим, привыкшим к более приятным вещам, придется нелегко.
Спокойствие прервал стук в дверь. Лемон Хартс подняла голову, и Трикси тоже. Сумак тоже повернулся, чтобы посмотреть на дверь, и закрыл книгу. Лемон Хартс поспешила к двери и распахнула ее.
К удивлению Сумака, в дверях стояла Мундэнсер. Она кивнула Лемон Хартс, ничего не сказав, и вошла внутрь. В выражении лица Мундэнсер было что-то такое, что заставило Сумак почувствовать легкое беспокойство. Он смотрел на нее, она — на него, и никто ничего не говорил, вплоть до того момента, когда стало неловко.
— Чай с лемонграссом, — сказала Мундэнсер Лемон Хартс, нарушив молчание.
— Сию минуту, босс! — По команде Мундэнсер Лемон Хартс бросилась готовить чай, ее копыта стучали по полу, а пушистый хвост развевался за спиной, когда она бросила обеспокоенный взгляд на Трикси.
— Сумак Эппл, меня прислала Твайлайт. — Мундэнсер сделала несколько шагов в комнату, пока не оказалась рядом с Сумаком, а затем села на пол рядом с ним. Она взглянула на Бумер, поправила очки, а затем сосредоточила все свое внимание на Сумаке. — Нам нужно кое-что понять, и Твайлайт хочет убедиться, что с тобой все в порядке после событий прошлой ночи.
— Я в порядке. Просто немного болит голова, вот и все. — Сумак, увидев, как Мундэнсер поправляет очки, почувствовал необходимость поправить свои, что и сделал. При этом он наблюдал, как Мундэнсер нахмурила брови. Она выглядела обеспокоенной, и он не знал, как ее успокоить. Он начал подозревать, что его собираются прощупать, потому что Мундэнсер в данный момент больше походила на любопытного доктора.
— Как Твайлайт? — спросила Трикси.
— Она в порядке, — грубовато ответила Мундэнсер. Она вернула свое внимание к Сумаку и прочистила горло. — Сумак, Твайлайт попросила меня использовать заклинание легкого гипноза, чтобы помочь тебе все вспомнить и во всем разобраться. Она поделилась с тобой некоторыми знаниями благодаря твоей магии, и она подозревает, что ты тоже воспользовался некоторыми из ее знаний.
— Думаю, да, — признался Сумак.
— Есть ли у меня разрешение использовать магию, чтобы помочь тебе вспомнить? — спросила Мундэнсер.
На мгновение взглянув на Трикси, чтобы узнать, как она реагирует, Сумак поднял глаза на Мундэнсер и кивнул:
— Конечно, я не против.
— Это очень легкое заклинание. Оно избавит тебя от путаницы и рассеянности. Оно сделает твои мысли ясными, и все нужные слова сами придут к тебе на уста без всяких усилий. Это прорицательское заклинание, обеспечивающее ясность ума. У него нет побочных эффектов или затяжных последствий. — Мундэнсер подняла копыто и начала счищать с кофты ворсинки и лиловые волоски. — Есть вопросы?
— Нет. — Сумак ждал, не зная, чего ожидать. Он услышал, как на кухне течет вода.
— Хорошо. Начнем. Когда я закончу заклинание, я произнесу слова "печенье гориллы", и ты впадешь в состояние совершенной ясности, Сумак Эппл. Понятно?
Чувствуя некоторое волнение от всего этого, Сумак кивнул. Ему было интересно, что такое печенье гориллы. В коробке с цирковыми крекерами не было горилл. Его мозг, который теперь функционировал, начал думать о том, каким может быть печенье с гориллами, как оно может выглядеть и даже каково оно на вкус.
Рог Мундэнсер засверкал и залил гостиную ярким светом:
— Печенье гориллы.
В голове Сумака сразу же все померкло. Все мысли о печенье гориллы исчезли, все его любопытство было приостановлено, и он оказался в идеальном состоянии сосредоточенности. Он пристально посмотрел в глаза Мундэнсер и заметил, что ее очки грязные, в пятнах, но его это ничуть не отвлекло.
— Прежде всего, Сумак. Твайлайт знает, что ты черпал из ее знаний. Знаешь ли ты, кто ты? Понимаешь ли ты свою магию и ее назначение? Знаешь ли ты имя для того, кто ты есть? — Мундэнсер снова посмотрела в ярко-зеленые глаза Сумака.
— Колдун, — ответил Сумак тихим голосом.
— Хм… — Мундэнсер достала из сумки блокнот и начала что-то записывать потрепанным карандашом, видавшим лучшие времена. — Правильно. — Она слегка наклонилась к жеребенку, чтобы оказаться с ним почти нос к носу. — Известных колдунов не было уже около четырехсот лет, Сумак. Каждый из них немного отличается от другого, но эффект один и тот же. Они наделяют силой тех, кто их окружает, и получают при этом магические знания. Твой колдовской дар срабатывает от вольт-яблок.
— Да. — Сумак кивнул.
— Прошлой ночью ты получил неплохое образование. Несомненно, у тебя в голове крутятся разные мысли. — Голос Мундэнсер был полон беспокойства. — Твайлайт, Старлайт и я беспокоимся о том, что могло остаться после того, как Катрина воспользовалась твоей силой.
Мыслить было легко, Сумаку не пришлось копаться в глубинах своего разума, чтобы ответить:
— Катрина использовала заклинание цепной молнии, питаемое темной магией, а также заклинание дезинтеграции. Она черпала энергию из меня. Тогда я этого не понимал, но теперь понимаю. Она была сильной, слишком сильной, и то, что я был там с Твайлайт и остальными, подвергало опасности всех пони.
— Ну, это вопрос спорный, — сказала Мундэнсер несколько пренебрежительным тоном. — Если бы тебя там не было, миссия закончилась бы грандиозным провалом. Для Катрины использование твоей силы было неожиданностью, а Твайлайт не ожидала, что враги, находящиеся в непосредственной близости, тоже смогут воспользоваться твоим даром. — Мундэнсер сделала паузу, а затем спросила: — Ты понимаешь природу темной магии?
— Она подпитывается яростью, ненавистью, плохими вещами. Катрина сосредоточилась на всех своих плохих чувствах и ненависти ко мне, чтобы перегрузить свои заклинания темной магией. — Сумак на мгновение задумался, пожевал губу, а затем продолжил: — Моя встреча с Катриной оставила в моем сознании кучу темных вещей. Они мне не нравятся.
Уши Мундэнсер опустились:
— Этого я и боялась, и Твайлайт тоже. — Сузив глаза, она подняла переднее копыто и принялась чесать подбородок. — Сумак, я одна из немногих пони, которым разрешено изучать темную магию и проклятия, чтобы мы могли лучше их понять. Я пытаюсь создать основную группу заклинаний, которые можно использовать для самозащиты от приворотов, проклятий и темной магии. Работа идет медленно.
— И ты хочешь, чтобы я тебе помог. — Сумак не отвел взгляда.
— Всего час в день — это все, о чем я прошу…
— У меня занятия по стрельбе из лука во второй половине дня во вторник, среду и четверг.
— Конечно. — Мундэнсер улыбнулась. — Мы будем заниматься в час перед обедом. А теперь, чтобы все было предельно ясно, мы с тобой не будем заниматься темной магией. Мы будем использовать свое воображение, чтобы проверить, можем ли мы создавать контрзаклинания, контрпривороты и контрпроклятия.
— Хорошо. — Мозг Сумака подавил волнение и отвлекся.
— По понедельникам и пятницам мы будем использовать вольт-яблочную настойку, чтобы ты мог подключиться к моей магии и, соответственно, к моему магическому пониманию, а я — к твоему. Но только по понедельникам и пятницам, мы не хотим, чтобы ты облажался на стрельбе из лука.
Сумак посмотрел на Трикси и увидел что-то на ее лице. Может, это гордость? Возможно. Он был слишком сосредоточен на Мундэнсер, чтобы думать об этом слишком много. Он поднял глаза на Мундэнсер и увидел на ее лице доброту.
— Сумак?
— Да?
— Что ты помнишь о цепной молнии? — спросил Мундэнсер.
— Все, — ответил Сумак. Почувствовав необходимость сказать что-то еще, слова сами собой выскочили у него на языке и были готовы. — Я понимаю, как это делается, как это протекает, но я не понимаю, как это работает, только то, что это работает.
Голова Мундэнсер покачивалась вверх-вниз, уши мотались:
— Да, так работают колдуны, насколько я понимаю. Они могут имитировать то, что нужно для того, чтобы заклинание сработало, даже если не до конца понимают механику заклинания. У Твайлайт есть задатки колдовства, и если она наблюдает за тем, как накладывается заклинание, то может довольно быстро понять его, как, например, заклинание Рэрити по поиску драгоценных камней, но Твайлайт — не настоящий колдун. Это просто один из аспектов таланта к магии.
Лемон Хартс поставила блюдце и чашку с чаем рядом с Мундэнсер, а затем ушла.
— Сумак, ты можешь показать мне заклинание молнии? — спросила Мундэнсер. — Без аспекта темной магии, конечно.
— Это опасно. — Глаза Сумака сузились. — Я могу навредить тебе или другим.
— О, ты не можешь причинить мне вред. — Мундэнсер усмехнулась. — Поверь, я пришла подготовленной. Покажи мне, Сумак. Всего лишь небольшая демонстрация. Просто немного молний, конечно, ты можешь это сделать даже без настойки.
Подняв голову, Сумак понял, что сможет. Его разум был ясен, и знание о том, как посылать потоки трещащих молний, сформировалось в его сознании как приятный, чудесный дневной сон. Он закрыл глаза и сосредоточился на мыслях, пока они складывались в заклинание. Он притянул к себе эфир и почувствовал, как заряжается арканной энергией. Открыв глаза, он увидел, что вокруг него и Мундэнсер образовался светящийся пузырь. Наполнившись силой, он почувствовал, что его грива встала дыбом, а в хвосте потрескивает статическое электричество.
В то время как из его рога вырвались первые потоки электрической дуги, из рога Мундэнсер вылетела мощная магия отмены. Заклинания столкнулись с огромной энергией, раздался почти оглушительный треск, вызванный горением эфирного огня, а затем произошло самое чудесное.
Молнии Сумака превратились в бабочек, которые закружились вокруг него и Мундэнсер. Молния с шипением угасла, а из рога Сумака вылетело несколько искр. Его грива превратилась в ужасающий беспорядок, который торчал во все стороны. Из кончика рога поднимались маленькие завитки дыма. Хотя его магия впечатляла, он был в восторге от способностей Мундэнсер. Она превращала трещащую электрическую смерть в бабочек, одна из которых лопнула, как мыльный пузырь, когда он наблюдал за ней.
— У меня есть способности к контрзаклинаниям, — негромко сказала Мундэнсер, обращаясь к Сумаку. — Похоже, это мой дар. Я не могу сказать точно. Я не знаю, в чем мой истинный талант, но мы с Твайлайт согласны, что он связан с магией.
Защитная магическая сфера растаяла, и Сумак глубоко вздохнул. Он сразу же понял смысл сказанного. Время, проведенное с Мундэнсер, даст ему потрясающие знания о контрзаклинаниях. Ему предоставлялась возможность всей жизни.
— Сейчас, Сумак, я произнесу волшебные слова еще раз, и когда я это сделаю, заклинание будет снято, и ты снова станешь обычным жеребенком.
Услышав эти слова, Сумак кивнул в ответ.
— Печенье гориллы…
Глава 46
Сумак чувствовал на себе взгляды одноклассников, когда садился на свое место. Он знал, что не должен ничего говорить, но чувствовал, что обязан им что-то объяснить. Он моргнул, не зная, что делать, а затем повернулся и посмотрел на Пеббл, которая пристально смотрела на него. Он увидел, как она наклонилась к нему, и приготовился к допросу.
— Не говори ни слова, — негромко сказала Пеббл. — Я не знаю, что случилось, но тетя Пинки поговорила со мной. Ты должен хранить секрет. — Наклонив голову, Пеббл посмотрела вверх. — Привет, Бумер.
Бросив боковой взгляд, Сумак увидел Лемон Хартс. Она наблюдала за ним, возможно, ожидая, что он предпримет. Мышцы на его шее напряглись, а стрелки вспотели. Он не ожидал, что давление окажется таким сильным. Он оказался в неловкой ситуации, скрывая что-то от своих друзей. Как он мог объяснить свое отсутствие?
— Успокойся, сделай глубокий вдох и подумай о чем-нибудь другом, — посоветовала Пеббл.
Послушавшись совета Пеббл, Сумак глубоко вздохнул, скрестил глаза и посмотрел на Бумер. Детеныш, казалось, была рада вернуться в школу, но выглядела сонной. На ее узком теле виднелась выпуклость от завтрака.
— Итак, класс, слушайте. Разделитесь на группы. Теперь вы знаете распорядок дня. Приступайте к учебе… — Лемон Хартс тепло улыбнулась классу и подождала, пока ученики подчинятся. — Пеббл, твоя группа сегодня должна сосредоточиться на математике, нам еще нужно подтянуть их.
Нахмурив брови, Сумак хмыкнул. Он побывал в Замке Полуночи, столкнулся с ужасами внутри, увидел армию нежити и наблюдал за битвой с драконом-нежитью, который на самом деле была пони. Теперь он вернулся к своему самому ненавистному врагу — дробям. Столкнувшись с разочарованием от математики, вызывающей головную боль, Сумак решил, что лучше ему снова встретиться с ужасом Замка Полуночи.
Пока его товарищи по учебной группе собирались вокруг, Сумак размышлял, сделает ли он это снова. Если бы Твайлайт попросила его отправиться с ней в экспедицию в какое-нибудь забытое, пыльное место, сделал бы он это снова? Его собственный ответ удивил его. Наверное. Он взглянул на Пеббл и подумал, в какие приключения она могла отправиться со своими родителями. Если бы только он мог поговорить с ней об этом, поделиться идеями, обменяться информацией, он мог бы понять, что чувствовать, что делать, как ко всему относиться.
Но он вынужден был молчать.
Неся бремя доверия, Сумак открыл учебник математики и приготовился к битве со своим самым ненавистным, самым презренным врагом. На самом деле все было не лучше и не хуже, чем в Замке Полуночи, главное — набраться терпения и переждать. Со временем он понял, что разберется с этим и все будет хорошо.
Однако между этим временем и тем временем придется немало повыдергивать гриву.
В личном кабинете Мундэнсер было тесновато и сильно пахло. Сумак принюхался и попытался разобраться в запахах, проникающих в его ноздри. Здесь была плесень или что-то похожее на нее, экзотические ингредиенты для алхимии, он уловил запах кошачьего корма, и было кое-что похуже, гораздо похуже. Глаза Сумака забегали по сторонам, пытаясь найти источник вони.
В корзине, накрытой подушкой и одеялом, Сумак увидел то, что принял за свернувшуюся калачиком кошку. Но когда Мундэнсер приблизилась, существо зашевелилось. Черно-белое, оно зевнуло и расправило крылья. Сумак с отвращением отпрянул, увидев, что это за существо — крылатый скунс. Он отступил назад, и его спина ударилась о дверь.
— Не обращайте внимания на Флаттеркап, она безобидная, — сказала Мундэнсер, когда ее питомец потерся о ее ноги. — Привет, Флаттеркап! Ты скучала по мамочке? Кто мамина маленькая вонючка… ты!
Это был всего лишь час из его дня… час, проведенный в маленьком, тесном кабинете с Мундэнсер и Флаттеркап. Всего лишь час. Если постараться, он сможет выдержать. Сумак сглотнул, попытался задержать дыхание, но потом понял всю тщетность этой затеи. Вместо этого он глубоко вдохнул, заполняя ноздри. Он едва не задыхался.
Мундэнсер уселась в большое, немного потертое кресло с мягкой обивкой, а Флаттеркап устроилась рядом с ней. Крылатый скунс начал расправлять крылья и тереться о Мундэнсер своим пушистым хвостом. Крылья скунса были оперены и напоминали крылья ворона или вороны.
— Присаживайся, Сумак, — сказала Мундэнсер, жестом указывая на стул.
Повинуясь приказу, он сел в кресло. Оно было с низкой спинкой, широкое и, похоже, испачкано каким-то красным желе. Судя по всему, пятно появилось недавно, так как оно все еще было немного липким. Однако кресло было удобным, а его подлокотники были как раз такой высоты, чтобы растянуться, откинуть голову и устроиться поудобнее, что Сумак не делал.
Но он поддался искушению.
Погладив своего скунса, Мундэнсер улыбнулась и спросила:
— У тебя есть вопросы, Сумак?
Кивнув, Сумак ответил:
— Что такое Радуга Тьмы?
Поджав губы, Мундэнсер подняла голову, убрала с лица несколько прядей, поправила очки, а затем погладила Флаттеркап по голове. На лице Мундэнсер появилось задумчивое, созерцательное выражение, а одно ухо дернулось, когда она обдумывала, как ответить на вопрос Сумака.
— Это древний артефакт… небольшой узелок, содержащий элементальную тьму. Некоторые говорят, что это врата в элементальный план тьмы, но это неизвестно и неясно. Известно лишь то, что известно не так уж много. Все ее силы и возможности остаются загадкой, но кое-что она может — превращать пони в драконов. Некоторые даже говорят, что Радуга Тьмы — это истоки драконьего рода в этом мире.
Помолчав, Сумак решил, что сейчас самое время помолчать, послушать и уделить внимание.
— Драконы послушны хозяину Радуги Тьмы и будут делать все, что он скажет. — Густые брови Мундэнсер нахмурились. — Радуга Тьмы может быть использована для создания непобедимой армии, и в этом ее опасность. Земные пони становятся земными драконами, пегасы — летающими драконами, а единороги… единороги становятся драконами, искусными в разрушительной магии. Никто не знает, что происходит с аликорнами, но у меня есть гипотеза.
Звучало это довольно скверно. Сумак задумался над последствиями. Армия драконов, обрушившаяся на такой город, как Понивилль, и атаковавшая его, казалась очень плохой вещью. Или какой-нибудь ужасный злодей, высвобождающий Радугу Тьмы на такой город, как Мэйнхэттен, где живут миллионы пони. Мгновенно возникнет армия драконов. Маленький жеребенок почувствовал, как по позвоночнику поползли холодные мурашки страха, и задрожал. Затем он подумал о чем-то гораздо худшем.
— Мундэнсер?
— Да, Сумак?
— У меня есть одна идея, и она меня немного пугает. У меня есть вопрос.
— Спрашивай, Сумак.
— Что, если Радугу Тьмы использовать на подменышах?
Мундэнсер закрыла глаза, вздохнула и опустилась в кресло:
— Я задавала этот же вопрос Твайлайт. — Она открыла глаза и посмотрела на Сумака. — Получится ли у тебя дракон, который может выглядеть как угодно… Твайлайт была очень встревожена.
Сумак кивнул, маленькому жеребенку было трудно дышать в его нынешнем состоянии, а мозг дразнил его всевозможными ужасными идеями. Но как бы плохо это ни было, он должен был знать:
— Мундэнсер? Какова твоя гипотеза относительно аликорнов? Что с ними происходит?
— Я считаю, что они становятся чем-то вроде драконикуса, — ответила Мундэнсер тихим шепотом. — Конечно, я не могу этого доказать. Это всего лишь идея, Сумак. Я могу ошибаться. — Она почесала краем копыта за ушами Флаттеркап, и взгляд Мундэнсер наполовину сфокусировался на книжной полке.
— Значит, Радуга Тьмы берет то, чем являются пони и что они умеют делать, и превращает это в дракона. — Сумак дал этой мысли осмыслиться и посмотрел на Бумер, которая свернулась вокруг его рога. — Если драконы происходят от пони, может ли быть наоборот? Что, если какая-то магия превратит дракона в пони?
— Твайлайт сейчас изучает эту возможность. Это один из наших многочисленных проектов. Именно поэтому Твайлайт содержит целую армию ученых, изучающих непонятную магию. — Мундэнсер прокашлялась, прочистила горло, снова прокашлялась, а затем выковыряла волосатый клочок ворса, подержала его в своей магии и рассмотрела. — Хмф, — хмыкнула она, отбрасывая его в сторону.
— Значит ли это, что драконы исчезнут? — спросил Сумак.
— Мы не знаем, — призналась Мундэнсер. — Может быть, некоторые из них, если они соответствуют определенному архетипу. Некоторые из крылатых драконов могли бы стать пегасами и так далее. Несомненно, это очень встревожило бы драконов, поэтому Твайлайт и пытается успокоить Владычицу драконов Эмбер.
— Значит, это сложно.
— Очень даже.
Сумак не знал, что ответить, но понимал, что влип по уши:
— Мундэнсер?
— Да, любопытный?
— Насчет Трикси, моей матери… какова ее роль во всем этом? — спросил Сумак, не зная, получит ли он ответ.
— Трикси — источник преданий. Она знает всевозможные непонятные предметы, места, события, важные вещи. Ее путешествия позволили ей впитать энциклопедические знания обскуры. Она — ходячая книга, кладезь информации. У нее также есть опыт работы с артефактами зла, что весьма полезно. Официально она входит в городскую администрацию, но неофициально работает на меня, в мастерской.
— О. — Сумак заерзал на своем месте, теперь у него появилось еще больше вопросов. Его осенила идея, и он посмотрел в глаза Мундэнсер. У него появилась возможность. Он уже был учеником Мундэнсер. Он почувствовал, что у него пересохло во рту, и глубоко вздохнул, готовясь к тяжелому вопросу.
— Мундэнсер…
— Да, Сумак?
— Раз уж я уже стал твоим учеником, может, ты станешь моим Мастером?
К ужасу и замешательству Сумака, прошло несколько долгих секунд. Секунды превратились в целую минуту, в чем он был уверен. Мундэнсер просто сидела и молчала, а в голове Сумака нарастал страх отказа. Тишина казалась удушающей.
— Я бы с радостью согласилась, Сумак, — ответила Мундэнсер, прерывая тягостное, неловкое молчание, — но я не могу уделить тебе столько внимания, сколько ты заслуживаешь. Я — начальник отдела разработок. У меня и так слишком много обязанностей. Это все, что я могу сделать, чтобы выкроить для тебя один час в день, в то время как ты заслуживаешь гораздо большего.
— Я понимаю. — Сумак почувствовал острый укол отказа, но как-то смирился с этим. — Я благодарен за тот час, что у нас есть вместе.
— Сумак, из тебя выйдет прекрасный ученик. — Голос Мундэнсер был торжественным, серьезным и нежным. — Ты сделаешь кого-то из пони невероятно гордым и счастливым. Не падай духом только потому, что мне пришлось отказать. Ты достоин… но я не могу быть тем, кто станет твоим Мастером. Полагаю, теперь, когда Трикси стала твоей матерью, это очень сложно для тебя.
— Немного, — признал Сумак.
— Отношения меняются и меняются со временем. В жизни мало что остается неизменным. — Мундэнсер подняла Флаттеркап и взяла ее на ноги, прижав ее передней ногой. Она прижалась к питомцу мордочкой, и ее глаза были грустными, когда она смотрела на Сумака. — Есть еще вопросы, прежде чем мы начнем сегодняшний урок?
В этот момент Сумак ненавидел обстоятельства. Мундэнсер задавала те же вопросы, что и он. У них были одни и те же мысли. У них были схожие реакции. Глядя на Мундэнсер в ее кресле, он видел, кем мог бы стать, повзрослев. Он видел пони, удивительно похожую на него самого, как будто все идеально подходило друг другу, но обстоятельства не позволили этому случиться. Внутри него поднялось горькое чувство разочарования, и Сумак пожалел, что не знает, как выразить то, что чувствует.
Горечь переросла в гнев, и разум Сумака напомнил ему об одном ужасном факте: жизнь несправедлива. Он не злился на Мундэнсер, понял он, он просто злился. На ситуацию? Возможно. А может, он злился на то, что жизнь несправедлива. Он подумал об эссе, которое написал для Старлайт Глиммер, и тут его посетила необычная реакция. Он почувствовал себя лучше. Произошло что-то похожее на осознание — он понял, что это эссе стало поворотным моментом в его жизни. Старлайт помогла ему немного повзрослеть. Она оказала ему услугу.
— Вопросов больше нет, — сказал Сумак Мундэнсер, — я готов начать.
— Хорошо, — ответила Мундэнсер, — на нашем первом уроке я подробно расскажу, что такое порча, проклятия и темная магия. А ты, как очень надежный жеребенок, не проболтаешься об этом ни одному из своих друзей, товарищей или одноклассников.
— Честное слово Эпплов. — Сумак сел в кресло и постарался выглядеть как можно взрослее.
— Очень хорошо, мой ученик…
Глава 47
Теперь в его стрельбе из лука чувствовалось нетерпение, сильная потребность сделать все правильно, чтобы лучше защитить других. Взглянув на свою мишень, он увидел, что многие стрелы попали в тюк сена, но только одна попала в цель. Она находилась там, у самого края, выходя за пределы внешнего круга. Одно удачное попадание сегодня… значит, завтра нужно будет сделать два. Некоторые из его одноклассников делали это лучше, чем он, но его это не беспокоило. Сумак отмахнулся от этого и списал все на отсутствие у него кьютимарки лучника. Ему придется совершенствоваться, как это делает Эппл, — упорно и много работать.
Таков был его подход к жизни. Магия? Тяжелая работа. Стрельба из лука? Упорный труд. Все можно улучшить упорным трудом. Из того немногого, что Сумак знал о своем отце, Флэме, он понял, что тот старался идти легким путем. Он избегал тяжелой работы. Его отец избегал усилий. И из-за этого Флэм больше не был свободным пони. Сумак чувствовал, что научился на ошибках своего отца.
Оглядевшись по сторонам, он увидел, что его инструктор, мистер Твид, разговаривает с кобылкой, которая выглядела так, будто ей нужна была ободряющая речь. Сумак улыбнулся: он и сам себя подбодрил. Он чувствовал себя очень хорошо… в общем, во всем. Правда, сегодня утром Мундэнсер сказала ему, что не может быть его Мастером, но это не страшно. Все было хорошо. Он найдет себе Мастера, нужно только немного потрудиться, и тогда все будет так же замечательно, как у Рейнбоу Дэш.
— Сумак Эппл…
Голос был глубоким и рокочущим. Сосредоточившись, Сумак уронил лук в траву. На его лице расплылась улыбка, а когда он обернулся, его хвост чуть ли не вилял от счастья. Его больные подплечья были забыты, когда он повернулся.
— Привет, Биг-Мак, я просто… э-э-э… занимался трудной работой.
Прищурившись, Биг-Мак осмотрел тюк сена на расстоянии многих метров, а затем посмотрел вниз на Сумака:
— Агась. — Большой рыжий жеребец опустился на зад, усевшись в траву, и выглядел спокойным и расслабленным. Он удовлетворенно вздохнул и сказал: — Я хотел поговорить с тобой.
— Что? — Сумак тоже уселся в траву, его маленькое личико выражало нетерпение. Он даже не заметил, как подошел мистер Твид и забрал лук. Он смотрел на образец для подражания с выражением абсолютного обожания в глазах и преклонения.
— Где Бумер? — спросил Биг-Мак.
— С Пеббл, на ее уроке кулинарии, — ответил Сумак.
— Понятно. — Биг-Мак устроился поудобнее, радуясь возможности понежиться в траве и немного расслабиться. — Я не знаю, что случилось, и не хочу знать, что случилось, но я знаю, что ты помог Твайлайт.
— Правда. — Сумак кивнул и почувствовал, как внутри него растет чувство гордости.
— Что ж, хорошая работа. — Биг-Мак глубоко вздохнул и, казалось, с трудом подбирал нужные слова. Ветерок развевал его гриву по лицу, и он улучил момент, чтобы поправить свой неизменный деревянный хомут. — Эпплджек была ключевой частью многих успехов Твайлайт. У нас, Эпплов, есть то, чего не хватает большинству пони, — здравый смысл. Здравый смысл пони. Когда Твайлайт и ее друзья отправляются на поиски приключений, именно Эпплджек берет с собой здравый смысл. Она — надежная и верная.
— О? — Сумак наклонилась вперед, ловя каждое замечательное слово.
— Да, и мне хотелось бы думать, что все мы, Эпплы, можем служить Твайлайт в этом качестве, включая тебя. — Биг-Мак опустил голову и заглянул в зеленые глаза Сумака. — Со временем Твайлайт будет обращаться к тебе все чаще и чаще. Хорошо, что она может обратиться к нам, Эпплам, когда ей нужно, чтобы работа была сделана правильно. И я очень горжусь тем, что она может обратиться к тебе, Сумак Эппл.
Сумак кивнул, а затем яростным движением потер лицо, пытаясь заставить глаза перестать слезиться. В воздухе висела пыль, она мешала ему смотреть и заставляла сопеть. Он хотел, чтобы это прошло.
— Ты молодец. Мне пора. У меня сейчас много дел, но мы с Эпплджек хотим, чтобы ты знал, что мы гордимся тобой. — Биг-Мак поднялся, отряхнулся, а затем встал, когда встал и Сумак. Он подтолкнул маленького жеребенка одним большим копытом. — Работай усердно, будь благонадежным и верным.
— Агась. — Сумак кивнул.
— Будь добр к кобылам, и они будут очень добры к тебе. — Брови Биг-Мака поднялись, пока он говорил, а затем опустились. Он выглядел так, словно собирался сказать что-то еще, но не сказал.
— Агась. — Сумак снова кивнул.
Глаза Биг-Мака сузились, когда он опустил голову, а когда он заговорил снова, его голос был почти шепотом:
— И если случится беда, и кто-то попытается навредить твоим друзьям, и ситуация будет выглядеть очень плохо…
— Да? — Сумак поднял глаза на Биг-Мака, гадая, что сейчас будет сказано.
— Ты избиваешь его. Превращаешь в яблочное пюре. Это путь семьи Эппл.
— Хорошо! — Сумак был само воплощение юношеского энтузиазма.
— И, Сумак…
— Да?
— Насчет кобылиц…
— Хм? — Уши Сумака потемнели, и он покраснел.
— Если у тебя когда-нибудь возникнут… ну, знаешь… вопросы, ты можешь прийти ко мне. Знаешь, потому что разговор с Трикси может быть… ну, разговор с твоей мамой о таких вещах может быть неприятным. И ты не захочешь говорить об этом с Грэнни Смит, поверь мне. Она тебе все расскажет. Странные вещи.
Старший жеребец и жеребенок стояли в неловком молчании, не в силах взглянуть друг на друга. Биг-Мак смотрел в небо, и Сумаку показалось, что трава там очень интересная. Биг-Мак выглядел немного краснее обычного.
— Эпплджек сказала, что свернет мне шею, если я не поговорю с тобой об этом, так что мы поговорили, и мне пора идти. — Биг-Мак еще раз подтолкнул Сумака. — Будь умницей.
— Хорошо поговорили, — ответил Сумак, его голос был писклявым. — Отличный разговор.
И с этим Биг-Мак, выглядевший очень смущенным, ушел, оставив после себя Сумака Эппл, выглядевшего очень смущенным. Сумак, который даже не смотрел, как уходит Биг-Мак, сосредоточился на траве и всех интересных вещах, которые можно было найти, если быть достаточно внимательным. Сумак, конечно, очень старался быть внимательным.
Сидя в траве и наслаждаясь прохладным ветерком, Сумак наблюдал за приближением Пеббл. Пора было дождаться Трикси и Лемон Хартс. Он был в восторге от себя, от жизни, он был на седьмом небе от счастья. Маленький жеребенок чувствовал себя реализованным. Он с интересом наблюдал, как платье Пеббл развевается на ветру. Он никогда не замечал этого раньше, но коричневый цвет может быть очень красивым. Конечно, он был приземленным и простым, но многие хорошие вещи в жизни были именно коричневыми.
Когда Пеббл села рядом с ним, Сумак спросил:
— Знаешь, Пеббл, я никогда не видел твоей кьютимарки.
Пеббл замерла, ее глаза расширились, и она напряглась. Кончик одного уха дрожал. Она не повернулась, чтобы посмотреть на Сумака, а просто сидела, неглубоко дыша, и Бумер дергала ее за гриву, гадая, в чем дело.
— Хочешь увидеть меня без платья? — спросила Пеббл испуганным, скребущимся шепотом.
— Ну, я… нет, я просто хотел…
— Ты хочешь увидеть меня голой? — Этот вопрос был не более чем паническим придыханием Пеббл, которое казалось рваным и быстрым.
— НЕТ! — Сумак отшатнулся и затряс головой, его щеки пылали. — Нет, нет! Ничего подобного, мне просто было любопытно, что у тебя за кьютимарка, вот и все. Прости… давай просто притворимся, что этого не было.
Пеббл кивнула, но не посмотрела на Сумака. Она сгорбилась в траве и не отреагировала, когда Бумер перепрыгнула с ее головы на рог Сумака:
— Это кусок камня. Серый. Гладкий. Моя мама говорит, что я обломок ее камня. Наверное, так и есть.
— Знаешь, я голый. — Сумак не был уверен, что побудило его заявить об очевидном, но он это сделал. Он слышал дыхание Пеббл. Бумер обнимала его рог, и жизнь, которая всего несколько мгновений назад была идеальной, теперь была запутанной и странной. Он только что узнал о своей подруге нечто сокровенное, и это очень смущало его.
— Одежда усугубляет проблему. — Голос Пеббл был мягким, но ровным. — Это решение, которое усугубляет проблему. — Маленькая кобылка выпятила губу и покачала головой, отчего ее фиолетовая грива рассыпалась по лицу, обрамляя его. — Я обгораю за считанные секунды, потому что у меня тонкая шерсть. Она очень тонкая и шелковистая. Но носить платья… — ее голос прервался, и она ткнула копытом в траву. — Платья стирают еще больше моей шерсти и делают ее местами очень тонкой.
— О. — Не зная, что еще сказать, Сумак посмотрел в сторону замка Твайлайт.
— Постоянное ношение платьев и одежды привело к тому, что я стала чувствовать себя голой. Это пугает меня. Мне это не нравится. Мне не нравится сама мысль об этом. Мне не нравится мысль о том, что я буду голой, а другие пони увидят то, что прикрывают мои платья.
В голове у Сумака что-то происходило, но это было слишком сложно, чтобы выразить словами. Пеббл сделала что-то, что сделало ее другой, и теперь, когда она была другой, если она пыталась быть обычной, то чувствовала себя не в своей тарелке. Это заставляло ее чувствовать себя уязвимой и незащищенной. Повернув голову, он посмотрел на подругу и подумал, не сказать ли ей, что она странная. Но он решил не делать этого, так как она и так была расстроена.
— Мой папа сказал, что моя кьютимарка может быть моим личным делом, если я этого хочу, и я не обязана показывать ее никому из пони, если не хочу. Он сказал, что я имею право не показывать её, если это делает меня счастливой. Он сказал, что это мое тело и мои правила. — Пеббл зашевелилась, заерзала на траве и, помня о своем платье, перебралась туда, где лежал Сумак. Вздохнув, она прильнула к нему и села, прижавшись к его боку.
Сумак, к которому прижалась Пеббл, повернулся и посмотрел на нее, удивленный таким поведением. Она была теплой, даже слишком, он наслаждался прохладой дня, но не оттолкнул ее. Он полагал, что может смириться с тем, что с одной стороны ему слишком тепло. Принюхавшись, он обнаружил, что Пеббл пахнет сладко и пряно. Он закрыл глаза и вдохнул, наслаждаясь ощущением.
— Папа почерпнул много забавных идей от моей тети Октавии. Марбл говорит, что Октавия сделала его более понимающим, но я не знаю, что это значит. Я не знаю, что он осознает. Я еще не поняла. И я не хочу спрашивать, потому что не хочу выглядеть глупо. Тетушка Марбл также говорит, что мой папа вырос в изоляции и что он был пустым сосудом, готовым к наполнению идеями. А еще она говорит, что моему папе повезло, что он нашел хороших друзей, которые наполнили его хорошими идеями.
Эти слова заставили Сумака задуматься. Был ли он сосудом, готовым наполниться идеями?
— Я еще даже не разобралась со своей семьей, а они уже пытаются все изменить. Я ненавижу это. Я так ненавижу это, и это так расстраивает. Я хочу, чтобы мой папа оставался таким, какой он есть, и моя мама, я хочу, чтобы она оставалась такой, какая она есть, и я не хочу, чтобы что-то менялось, но все меняется, и я бы хотела, чтобы мы все были гораздо больше похожи на камни.
Сумак моргнул, пораженный внезапной вспышкой Пеббл, и Бумер тоже.
— Я хочу, чтобы мой папа любил меня, а мама — меня, и я хочу быть там, где я была, между ними, где я счастлива! — Дыхание Пеббл стало тяжелее, а голос — более надрывным. — Мы были счастливы вместе! Все было прекрасно. Я спала прямо между ними, и мне казалось, что все в мире хорошо. — Она слегка захрипела, и в ее ярких голубых глазах появилась влага. — Но потом они стали выгонять меня. Сказали, что им нужно побыть одним, как взрослым. Им нужна своя кровать без меня. Они отослали меня. Они выгнали меня. И когда у меня появится младший брат или младшая сестра, я буду знать, что моя замена будет спать с ними в одной кровати. Между ними. Там, где раньше была я!
К большому удивлению Сумака, Пеббл расплакалась. Он не знал, что делать. Смущенный, немного напуганный и надеющийся, что не сделает еще хуже, он провел передней ногой по ее холке. Он почувствовал боль в плечевом суставе, но не обратил на нее внимания.
— Я их ненавижу! — закричала Пеббл, ее голос становился все громче и громче. — Я их ненавижу! — Она оторвалась от Сумака, отпихнула его в сторону. Когда он упал в траву, она поднялась на копыта и зашагала прочь.
— Пеббл, подожди, куда ты идешь? — спросил Сумак.
— Я делаю то же, что и моя тетя Пинки… отправляюсь в путь, — ответила Пеббл, ее голос был писклявым и хриплым от ярости.
Не зная, что делать, Сумак чувствовал себя растерянным. Он не знал, как правильно поступить в этой ситуации. Его подруга нуждалась в нем, но она убегала, и у него было чувство, что она поступает неправильно. Она была расстроена, и ей нужно было время, чтобы успокоиться. Он знал, что ей нужна помощь, но в данный момент не мог идти, потому что не хотел бросать ее.
— Подожди, я пойду с тобой. — Немного прихрамывая, он последовал за ней и почувствовал облегчение, когда она не отказалась. Он знал все об опасностях дороги и решил, что сможет обеспечить безопасность Пеббл, по крайней мере пока она не успокоится и он не сможет ее образумить. Он мог все исправить.
Давление стало слишком сильным, и Пеббл изверглась, как вулкан. Она нуждалась в нем, и Сумак знал это. Он надеялся, что мать не убьет его, так как очень надеялся увидеть, как выглядит кьютимарка Пеббл в один прекрасный день.
Глава 48
Идя за Пеббл, Сумак не обращал внимания на свои больные подплечья. Она была встревожена, расстроена, и он не знал, что делать. Спотыкаясь, он начал собирать все воедино, по крайней мере, насколько мог. В основном Пеббл была очень взрослой и серьезной, она говорила "мама" и "папа". Но раньше она говорила "мамочка" и "папочка".
Его осенило, что это были подсказки, индикаторы настоящего настроения Пеббл. Когда она была спокойна или хотя бы контролировала себя, она вела себя очень по-взрослому, была очень чопорной и правильной. Но когда ее что-то беспокоило, как сейчас, она… ох, что это было? Сумак попытался вспомнить подходящее слово, пока думал об этом. После нескольких мгновений раздумий его мозг выдал следующее предложение.
Личина?
Да, именно так. Когда Пеббл испытывала эмоции или ее что-то беспокоило, ее мастерски наложенная личина начинала давать трещины. Это были тревожные признаки того, что вулкан готовится выпустить пар… или извергнуться, как это уже произошло. А главное, Пеббл была еще жеребенком, со всеми страхами, неуверенностью в себе и всеми проблемами, которые только могут быть у маленького жеребенка.
Он вспомнил множество разговоров с Пеббл и попытался вспомнить, когда ее речь менялась, но сейчас, как ни старался, не смог вспомнить ни одного случая. Чувствуя беспокойство, он испугался, боясь, что делает что-то, за что его могут наказать.
— Пеббл…
Никакого ответа.
— Пеббл, — повторил он.
По-прежнему никакого ответа.
— Пеббл, пожалуйста, помедленнее. Это очень больно.
Услышав эти слова, Пеббл остановилась с так резко, что Сумак ударился о ее спину, отскочил и упал. Жеребенок лежал на земле, задыхаясь от боли, и его зеленые глаза блестели от страха. Пеббл повернулась и посмотрела в сторону Понивилля, которого больше не было видно. Они шли уже больше часа, углубившись в Белохвостый лес.
— Нам понадобится лагерь, — сказала Пеббл голосом, полным спокойствия. Она была похожа на себя прежнюю, монотонную. — Я не знаю, что делать с ужином, прости.
Бумер, которая не выглядела довольной этой ситуацией, издала обеспокоенное, дымное шипение.
— Нужно выбрать открытое место, например поляну, — предложил Сумак.
— Почему? — Пеббл повернула голову и посмотрела на Сумака. — Деревья защищают.
— Мне нравится смотреть на звезды. Если я не могу поужинать, то хотя бы могу посмотреть на звезды.
Глаза Пеббл сузились, но она ничего не ответила, не сразу. Она постояла, задумавшись, и через несколько секунд кивнула:
— Это кажется разумным. Отвлечься — это хорошо. После того как ты немного отдохнешь, мы продолжим путь, пока не найдем подходящую поляну с хорошим видом на небо.
— Мы должны идти дальше? — ныл Сумак.
— Мы уже взяли на себя обязательство. Возвращаться назад сейчас было бы неловко, и нас бы наказали. — Уши Пеббл опустились. — Я уже достаточно большая, чтобы позаботиться о себе. Все будет хорошо.
Все еще хныча, Сумак задумался, не совершил ли он проступок, за который могут отшлепать. А еще хуже — кто? Трикси могла бы отхлестать его щеткой, и если бы она держала ее ногой и это было бы не так страшно, но если бы она использовала магию… ой! А вот Эпплджек может вмешаться… или Биг Мак. Задыхаясь, Сумак вспотел, лежа на земле и страшась своего ближайшего будущего.
Без сомнения, ему предстояло стать Бесплотным Жеребчиком, трагической фигурой, жеребенком, которому отбили задницу, оставив его без нее. От одной мысли об этом ему хотелось плакать. Или, что еще хуже, его могут вытащить на середину города, и Трикси с Эпплджек будут продавать пони билеты, чтобы те пришли и отхлестали его по заду. Он представил себе, как образуется очень длинная очередь, петляющая вокруг зданий и домов, и Эпплджек с Трикси станут очень богатыми. Биг-Мак мог бы даже превратить это в выездное шоу: возить его с собой, собирать биты, продавать билеты и приглашать пони прийти и похлестать мерзкого жеребенка. Вот оно, Бесплотное Чудо! Мысленно он представил себе Биг-Мака в очень модной шляпе и содрогнулся.
Разве может пони получить кьютимарку за шлепки? Сумак даже не знал, у кого спросить об этом. Аликорн-принцесса Шлепков была слишком страшной мыслью, и он испуганно заскулил, не в силах справиться с тем, куда завело его воображение.
— Давай, Сумак, обопрись на меня, и я помогу тебе…
Уже стемнело. Сумак, сидя на большом плоском камне, наблюдал, как Пеббл разбивает лагерь. Устраивать было особо нечего. Палатки не было, ужина не было, но костер скоро будет. Пеббл подошла к большому валуну, наполовину зарытому в землю, постояла немного, осматривая его, а потом встала на задние ноги.
Сумак недоумевал, что она делает. Она просто стояла и смотрела на камень, не двигаясь, и на ее мордочке было очень сонное выражение. Но вот сонное выражение исчезло, сменившись гневом, который немного утих и превратился в ярость. На Пеббл было страшно смотреть. Она дрожала, мышцы ее дрожали, а красивое лицо исказилось в неприятное выражение.
— ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИАААААААААГХ! — Пеббл издала свой суперстрашный крик, врезавшись правым передним копытом в полупогребенный валун. От удара раздался страшный треск, и он разлетелся на полдюжины кусков камня. Все еще разъяренная, она стала пинать раздробленные куски к месту, где хотела развести костер, и образовала из них кольцо, вбивая их в землю.
За всю свою жизнь Сумак не мог припомнить, чтобы когда-либо испытывал больший ужас. Замок Полуночи бледнел по сравнению с этим. Он испытал тихий ужас, когда понял, что случится, если Пеббл выйдет из себя и подерётся с Олив. Земные пони, ну, некоторые земные пони, были страшными. По-настоящему страшными. Пеббл, если она разозлится, может ударить Олив и отправить ее на Луну. Или ударить Олив и превратить ее в единорожью сальсу. Или Олив станет тапенадой?
Он решил, что если когда-нибудь попросит ее показать свою кьютимарку, то будет очень, очень вежлив и будет вести себя как можно лучше. Не похоже, что быть превращенным в единорожью сальсу было бы очень приятно. Вовсе нет. Он даже представить себе не мог, каково это. У него не было ни малейшего желания превращаться в Сумак Эпплсоус.
— Я должна относиться ко всему миру так, будто он сделан из сахарных леденцов, — мягко произнесла Пеббл. — И я, и моя мама. Весь мир — это большое хрупкое место, и я должна держать все в себе. Но иногда я чувствую, что срываюсь. Я не знаю, как моя мама делает то, что делает. Я не понимаю, как она все держит в себе. Я не понимаю, как она сдерживает ярость, которая рядом! — Голос кобылки стал громче.
— Хм…
— Иногда мне просто хочется выпустить все это наружу.
Сумаку потребовалось приложить немало усилий, чтобы не обмочиться. Его гиперактивное воображение показало ему Пеббл, разрушающую Понивилль. Он думал обо всем, что сказала Пеббл, о том, что она ему рассказала, и о том, что он видел в своем воображении благодаря своей гиперактивной фантазии.
— Просто выпусти все на волю и ничего не сдерживай… — Пеббл хрустнула передними мослами, и уголок ее рта дернулся. — Моя мама может ударить по камню с такой силой, что выделяется достаточно тепла, чтобы превратить место удара в жидкое состояние.
Дрожа, Сумак ждал, когда все закончится. Пеббл, похоже, снова начала извергаться. Он надеялся, что и это пройдет.
— Моя мама может двигаться с такой скоростью и силой, что вызывает сонолюминесценцию. Она может генерировать температуру, которую нужно измерять в кельвинах. Каким-то образом она просто держит все в себе, и я не знаю, как ей это удается. У нее есть ярость, но она никогда ее не показывает.
— Может, она хотела оставить после себя мир, в котором ты будешь расти? — Сумак вздрогнул и понадеялся, что Пеббл не направит свою вспышку гнева на него.
Пеббл ничего не ответила, не сказала ни слова, она сгорбилась над местом для костра, и на ее лице появилась сосредоточенная хмурая гримаса. Мышцы на ее челюсти сжались. На секунду все ее тело задрожало, а потом она затихла. Мягким, тихим голосом она сказала:
— Надо развести костер.
— Хорошо. — Это было то, что он мог сделать. Он разжег немало костров. Сумак сосредоточился на несколько секунд, его рог засветился, а затем из кучи дров вырвалось пламя. Выждав, он наблюдал, как пламя мерцает, разрастается и начинает пожирать предложенное ему топливо. Он видел, как пламя отражается в глазах Пеббл. Выглядела она страшновато.
— Я не знаю, откуда берется ярость. Она просто есть. — Голос Пеббл был мягким, почти робким. — Она там, в глубине моего сознания, и иногда я просто зацикливаюсь на чем-то. Иногда я зацикливаюсь на том, с чем, как мне кажется, у меня все в порядке, но это не так.
— Все в порядке, Пеббл, я думаю, это случается с каждым из нас. Просто у большинства из нас нет суперсилы земных пони. — Сумак прочистил горло и протянул переднюю ногу. — Иди сюда и сядь со мной.
Пеббл с невозмутимым выражением лица согласилась. Она подошла и села на камень вместе с Сумаком, а затем прислонилась к нему. Она вздохнула, закрыла глаза и начала глубоко дышать. Сумак сидел, его сердце колотилось в груди, рядом с кобылкой, которая могла превратить его в единорожью сальсу или яблочное пюре, в зависимости от обстоятельств.
— Меня дразнили на уроках кулинарии. — Монотонное признание Пеббл прозвучало достаточно громко, чтобы его можно было расслышать за треском костра. — Они дразнили меня и смеялись надо мной. Почему такие глупые слова должны причинять столько боли? Почему я позволяю им беспокоить меня? Почему меня волнует их мнение? Я не понимаю… неужели я настолько слаба и глупа? Какой-то умственный… калека? Почему так трудно игнорировать это?
— Пеббл, я вовсе не считаю тебя глупой.
— Я хочу, чтобы все стало как прежде. Я хочу снова спать между своими родителями. Я хочу, чтобы все вернулось в то время, когда я была счастлива, а с яростью было легче справиться. — Пеббл заерзала на месте и несколько раз фыркнула.
— Ты не можешь оставаться маленькой вечно. — Голос Сумака был почти шепотом. — Когда-нибудь ты должна повзрослеть. Мир жесток. Мир небезопасен. Тебе будет больно. Вещи будут причинять тебе боль. И весь этот гнев придется как-то держать в себе.
— Я знаю, — ответила Пеббл, ее голос стал почти плаксивым, — я знаю, знаю, но мне трудно с этим справиться. Я не хочу, чтобы все менялось. Я даже не знаю, хочу ли я быть здесь… Единственное, что заставляло меня оставаться здесь до сих пор, — это ты.
Склонив голову, Сумак пожелал, чтобы дым от костра не дул ему в лицо. От него слезились глаза, было трудно дышать, а из носа текло. Это было ужасно, и он не знал, как с этим справиться.
— Ты мне очень нравишься, Сумак.
Дым был невыносим, и Сумак боролся с ним. Теперь в его поле зрения было два огня, и дым как-то удвоился, и ему было очень, очень трудно быть большим, сильным жеребенком, в котором нуждалась Пеббл. Он закашлялся и почувствовал в горле резиновую, комковатую консистенцию большой слизистой козявки. Он ничего не мог сделать. Он должен был сидеть здесь, застряв, с козявкой в горле. Он не мог просто выковырять ее или выдавить, пока сидел здесь с Пеббл. Он чувствовал, как его пазухи стекают в глотку, и это вызывало тошноту.
— Ты мне так нравишься, что я ревную, когда ты с другими пони… или с Сильвер Лайн.
Вспотев, Сумак задумался о последствиях признания Пеббл.
— Ты сидишь и слушаешь, и ты действительно слушаешь, потому что по твоему лицу я вижу, что ты слушаешь и думаешь, и я могу говорить с тобой и рассказывать тебе что-то, и ярость внутри немного утихает. Это приятно. Она затихает… но никогда не проходит.
— Я… ну, ты… мы… мы… — Сумак перестал заикаться, почувствовав, как что-то мягкое, влажное и бархатистое прижалось к его щеке, чуть ниже очков, — что? — Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он понял, что Пеббл только что поцеловала его в щеку. Он почувствовал, как его мозг превратился в слизь, а затем она потекла по его шее, оставляя в животе забавное теплое ощущение.
— Я очень рада, что мне удалось это увидеть! — Пинки Пай ворвалась и села рядом с Пеббл и Сумаком. — Я принесла зефир. Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
Пеббл не ответила, и в свете костра ее лицо приобрело очень, очень темный оттенок коричневого. Она корчилась, но не смотрела на свою тетю Пинки. Вместо этого она вытерла немного грязи со своего платья и сделала вид, что Пинки здесь нет.
— Твайлайт кружит над головой и ждет, когда я подам ей сигнал. — Пинки слегка наклонилась и поставила мешок с зефиром на землю. — Какой-то умный пони развел костер посреди поляны, где ищущие пегасы могли бы увидеть…
— Сумак… ты… — Пеббл ударила себя по лицу копытом, когда поняла, что ее перехитрили.
— Мы подумали, что дадим вам время побыть друзьями и во всем разобраться, — объяснила Пинки бодрым, веселым голосом. — Я слушала вас довольно долго. Пеббл, мне жаль, что тебя дразнили, но убегать — это не выход.
— Я знаю, — ответила Пеббл, опустив уши.
— У меня проблемы? — спросил Сумак, все еще пытаясь прийти в себя и восстановить свой разжиженный мозг.
— Это Трикси велела нам искать костер. Она верила, что ты будешь благоразумным, когда мы поняли, что вы сбежали вместе. Она дома, ждет тебя. Она не видела смысла идти за тобой, потому что у нее болит нога, а она знает, что ты умеешь позаботиться о себе в случае необходимости. Она очень гордилась этим. Она хвасталась этим. — Улыбаясь, Пинки Пай взяла мешочек с зефиром и разорвала его зубами.
— И что теперь будет? — спросила Пеббл.
— Ну, — ответила Пинки Пай, выплюнув кусочек пластика от разорванного мешка с зефиром, — я подам Твайлайт сигнал, и тогда у нас будет жаренный зефир. Я ожидаю небольшой лекции от Твайлайт, но, вероятно, ничего серьезного.
— Звучит не так уж плохо. — Пеббл опустилась на землю и избегала смотреть на Пинки, ее лицо все еще было гораздо темнее коричневого, чем обычно. Она открыла рот, готовая сказать что-то еще, но Пеббл не успела вымолвить ни слова, как Пинки вмешалась.
— Когда дразнят, это больно. — Лицо Пинки стало необычайно серьезным. — Это очень больно. Мне жаль, что так получилось, Пеббл. Теперь мне даже обидно, что ты не пришла ко мне. Я так стараюсь, Пеббл, я очень хочу быть твоим другом.
— Мне очень жаль. — Лицо Пеббл поникло.
— Все в порядке. — Пинки Пай улыбнулась своей племяннице, а затем помахала рукой в небо. — Пока мы здесь вместе, может, ты поговоришь со мной и расскажешь обо всем, что случилось. Вплоть до того поцелуя. — Пинки Пай подмигнула Пеббл. — Только подожди, пока я расскажу твоим родителям!
Изо рта Пеббл вырвался странный приглушенный звук, и ее лицо стало такого же оттенка, как чашка черного кофе, оставленная в темной комнате. Она немного пофыркала, поерзала, а потом поднялась с места, где сидела рядом с Сумаком. Ничего не говоря, она бросилась на свою тетю Пинки и обхватила передними ногами шею розовой пони. Она прижалась и издала вздрагивающий всхлип облегчения.
Через секунду Твайлайт приземлилась на три ноги, и Сумак испустил вздох облегчения.
Глава 49
Радуясь возвращению домой, Сумак открыл входную дверь, слыша за спиной хлопанье крыльев. Твайлайт подбросила его до дома, неся на копытах и говоря с ним о разных вещах. Когда дверь открылась, он облизнул свою липкую мордочку. Он все еще был голоден, очень сильно, и зефир только раззадорил его аппетит.
Стоя в дверях, он увидел Трикси и Лемон Хартс на диване. Ни одна из них не встала, но обе смотрели на него. Обе улыбались. Трикси похлопала по дивану, по месту между ней и Лемон Хартс, и Сумак почувствовал, как его захлестывает облегчение.
— Малыш… иди сюда. Посиди со мной. — Трикси продолжала поглаживать место на диване рядом с собой. — У тебя было хорошее приключение?
Услышав вопрос, Сумак кивнул. Он почувствовал, как Бумер покачивается на его роге. Она съела слишком много зефира и теперь находилась в состоянии комы. Казалось, она с трудом держится на ногах, и это было ненормально. Он закрыл за собой дверь, улыбнулся и, прихрамывая, подошел к дивану.
Ему не пришлось подниматься, Трикси подняла его и усадила рядом с собой. Чувствуя ласку, но не чрезмерную, он сидел и ждал, когда Трикси сделает шаг, зная, что рано или поздно она выжмет из него всю душу. Было очевидно, что она находится в одном из таких настроений.
— Надеюсь, я не слишком тебя встревожил, — сказал Сумак Трикси, его голос был мягким. — Пеббл очень нужен был друг. Я знал, что было неправильно идти с ней, но я чувствовал, что было бы еще более неправильно отпустить ее одну. Твайлайт говорила со мной по дороге домой о том, что нужно выбирать между двумя проступками…
— Малыш, иногда это случается. — Голос Трикси был спокоен и полон понимания.
— Мне удалось обмануть Пеббл, заставив ее развести костер на открытом месте. — На его лице появилось выражение вины. — Мне немного неловко обманывать ее. Она моя подруга… и… э-э… — Сумак замялся, не зная, что сказать дальше, — я ей очень нравлюсь. Я ей очень нравлюсь.
— О. — Лемон Хартс тихонько хихикнула.
— Пеббл не такая взрослая, как ей хочется, чтобы о ней думали окружающие.
— Наконец-то ты понял это, а Сумак? — Трикси наклонилась к нему. — И как сильно ты ей нравишься?
— Джентлькольт никогда не скажет…
— Она тебя поцеловала! — Лемон Хартс издала визг и подпрыгнула на диване.
— Я этого не говорил! — пискнул Сумак, его голос дрогнул от смущения.
— Если она тебя поцеловала, значит, ты что-то сделал, чтобы заслужить это. — Трикси издала довольный, но усталый вздох. — И это твое личное дело, если тебя действительно поцеловали. Я не буду делать это неловким. Ты заслужил перерыв.
— Пеббл дразнили. Это ее беспокоило. Это причиняло ей боль. Это злило ее. — Пока Сумак говорил, он осознал, что его собираются обнимать. Трикси сделала свой ход. Она обхватила его передними ногами и притянула ближе. Он не стал сопротивляться. В конце концов, она просто дала ему передохнуть и избавила от безжалостной порции дразнилок.
— Мы узнали о том, что ее дразнили. — Лемон Хартс перестала подпрыгивать и выглядела грустной. — Мы пытались собрать все воедино. Трикси настаивала, что ты слишком благоразумен, чтобы убегать без веской причины. — Пока Лемон Хартс говорила, она сняла Бумер с рога Сумака, левитируя коматозного дракончика, которую она взяла на передние ноги и обняла. — Ух ты, она толстая.
— Она ела зефир. — Сумак слегка хихикнул, когда губы Трикси пощекотали его ухо. Секунду спустя он почувствовал, как она его целует, и это вызвало у него щекочущие теплые мурашки. Закрыв глаза, Сумак вдыхал запах Трикси, когда она одаривала его своими ласками. Она пахла жевательной резинкой, грозой, чернилами, старыми книгами и меловой пылью. Для Сумака она пахла счастьем, и он был счастлив, оказавшись дома.
— Малыш, я так тебя люблю, — приглушенным шепотом сказала Трикси, уткнувшись в ухо Сумака и заставив его дернуться. — Все, что я делаю, я делаю для того, чтобы у тебя было хорошее будущее. Я спасаю мир для тебя, Сумак.
Не открывая глаз, он снова вдохнул.
— Сегодня на работе Твайлайт спросила меня, хочу ли я стать аликорном… Вот о таких вещах мы говорим на работе. О всякой ерунде.
— И что ты ей ответила? — спросил Сумак, чувствуя одновременно голод и сонливость.
— Я сказал ей, что меня вполне устраивает быть той пони, которой я являюсь. Мне не нужно быть аликорном. Я сказала ей, что ты — мои крылья, Сумак, и что ты уже вознес меня в прекрасные места. Ты сделал меня лучшей пони.
От меловой пыли в шерсти Трикси у Сумака заслезились глаза и он захрипел. Дурацкая меловая пыль. Похоже, на Лемон Хартс она тоже подействовала — Сумак слышал, как она фыркает. В ухе раздалось фырканье, заставившее его вздрогнуть, и он понял, что меловая пыль поразила и Трикси. Глупая, глупая меловая пыль. Он схватил Трикси за ногу и прижался к ней, сбив очки. Ему было все равно. Их можно будет поправить позже.
— Малыш, ты в долгу передо мной за спасение этого мира. — Голос Трикси, пострадавший от меловой пыли, звучал хрипло и натянуто. — Я достигла той стадии материнства, когда мне снятся сны о замечательных жеребятах. Твайлайт Вельвет говорит мне, что это совершенно естественно. Она сказала, что надеяться и мечтать — это хорошо и что я должна стремиться к этому.
— Нет, нет. — Сумак открыл глаза.
— О, не стоит торопиться. Дай ему время. — Трикси ободряюще обняла Сумака. Она издала хриплый смешок, а затем еще раз поцеловала Сумака в ухо. Почувствовав, что одних объятий недостаточно, она приподняла его и стала сжимать передними ногами, прижимая к себе.
Сумак не оказал никакого сопротивления.
— Первое место, которое мы проверили, — сказала Лемон Хартс, прижимая к себе Бумер, — было кладбище. Признаться, было немного странно искать на кладбище двух пропавших жеребят. Когда тебя там не оказалось, я начала паниковать, но Трикси была спокойна, и никто из нас не мог понять, почему она так спокойна, и я начала волноваться, и Твайлайт немного встревожилась, а Трикси была спокойна как удав.
— Сумак, что ты делаешь, если плохой пони или что-то ужасное пытается тебя схватить? — спросила Трикси.
— Я убегаю, — ответил Сумак.
— А что ты делаешь, если не можешь убежать? — Голос Трикси был тихим, спокойным шепотом.
Откашлявшись, Сумак прочистил горло, прежде чем ответить:
— Я поджигаю их или подбираю что-нибудь и бью их этим по лицу. Может быть, воткну что-нибудь им в глаза.
— Верно. — Трикси закрыла глаза и прижалась мордочкой к уху Сумака.
— Это ужасно. — Лемон Хартс покачала головой, ее глаза были широкими и испуганными. — Это ужасно… Я даже не могу… Я… ух. — Она закрыла глаза, ее уши поникли, и она прижалась к Бумер, словно надеясь на утешение. — Я не выношу насилия. Я не жестокая пони. Я даже не могу смириться с мыслью, что использую свою магию, чтобы причинить кому-то боль.
— Мне причиняли боль другие… — Трикси крепко сжала Сумака. — Но давай не будем об этом. Все, что мне остается сказать, — это то, что я вырастила Сумака, чтобы он сам о себе заботился. Поэтому я могу оставить его одного и быть уверенной, что он в безопасности. Он умный жеребенок. Он хитрый. И он быстрый.
— Каждая мама думает, что их жеребенок быстрый. — Сумак извивался в объятиях Трикси, поворачиваясь всем телом, и нашел удобное положение, чтобы положить голову ей на шею. Он прижался к ней, теперь уже скорее сонный, чем голодный. Ее грудь была мягкой, теплой и такой приятной для объятий. Он зевнул и не стал ничего предпринимать, чтобы сдержать зевоту.
— Я часто об этом задумывалась. — Лемон Хартс придвинулась поближе к Трикси на диване. — Я имею в виду, ему пять лет. И его отпустили побродить по Понивиллю. Я задумалась об этом, и мне пришло в голову, что большинство матерей были бы в ужасе.
— Я не большинство матерей, — огрызнулась Трикси.
— Нет, ты довольно милая для матери-одиночки.
Глаза Сумака широко раскрылись при этих словах Лемон Хартс, и все его тело напряглось.
— Лемон, мы же говорили об этом!
— Ой! — Лемон Хартс издала обеспокоенный писк и в ужасе замерла.
— О чем говорили? — спросил Сумак.
— Не бери в голову, — ответила Трикси.
— Пеббл поцеловала меня в щеку и сказала, что я ей нравлюсь. Я ей очень нравлюсь.
— Малыш, ты не умеешь играть честно.
— Ты учила меня не играть честно. Ты говорила, что игра в жизни подтасована. Ты говорила, что жульничать можно, лишь бы никто не пострадал.
— Малыш, ты раскрываешь некоторые наши секреты…
— И что с того? — Сумак почувствовал, что его мать затихла.
— Я не готова к этому, — прошептала Трикси.
Наступил долгий напряженный момент, сопровождаемый неловким молчанием. Сумак лежал, прижавшись к передним ногам матери, его голова по-прежнему покоилась на ее шее. Он чувствовал, как ее сердце бьется о его щеку и ухо. Он чувствовал, как она дрожит. Он чувствовал жар в ее больном колене, оно было гораздо горячее, чем остальная часть ноги.
— Мне так жаль, я сорвалась. — Лемон Хартс зажмурила глаза и отвернулась.
— Что случилось? — Глаза Сумака были уже полузакрыты, и он ждал, гадая, заговорит ли Трикси. Что-то случилось. Он не совсем понимал, что именно, но это было связано с флиртом Лемон Хартс и его матери.
— Как и Пеббл, Лемон Хартс призналась, что я ей нравлюсь
— Ну ага. — Сумак продолжал ждать.
— Сумак, Лемон нравятся другие кобылы. Ты это понимаешь? Тебя это беспокоит? Тебе от этого не по себе?
— Почему мне должно быть неприятно? — Пока Сумак говорил, он услышал вздох Лемон Хартс, и ему показалось, что в этом вздохе прозвучало облегчение.
— Я не знала, как ты это воспримешь, и не хотела, чтобы ты оказался в ситуации, когда тебе будет некомфортно. Мы с Лемон… мы обе хотим, чтобы ты был счастлив. — Трикси взглянула на кобылу, сидящую на диване рядом с ней.
— А как насчет твоего счастья? — Сумак потерся мордой об основание горла Трикси и почувствовал, как она глубоко вдохнула. Приподняв переднюю ногу — подплечье болело и горело, — он погладил маму по шее.
— Я не знаю, чего хочу, — призналась Трикси. Я еще никогда по-настоящему не любила. — Великая и могучая Трикси жила с Великим и могучим одиночеством. Единственный пони, к которому я испытывала хотя бы отдаленное влечение, — это Тарнишед Типот, и то только потому, что он спас меня.
— Снова и снова, — услужливо произнесла Лемон Хартс щебечущим голосом.
Приподняв бровь, Трикси посмотрела на лимонно-желтую кобылу рядом с собой:
— Да. Снова и снова.
— Он такой милый.
— Еще какой. — В голосе Трикси звучал сарказм. — Всегда бегает, спасает пони, заходит в темные, опасные места и спасает слабых и глупых…
— Эй, будьте повежливее, мисс Луламун, а не то! — Лемон Хартс выпятила нижнюю губу и одарила Трикси суровым взглядом неодобрения. — Не знаю, я не нахожу его таким уж привлекательным, но Мод, конечно, симпатичная в своем сдержанном виде
— Фу. — Трикси закатила глаза. — В любом случае, Сумак, я еще не определилась, что мне нравится, и не хотела ввязываться в отношения и создавать беспорядок, который может осложнить тебе жизнь. В смысле, что, если ничего не получится? Что, если я не люблю кобыл? Что, если все пойдет не так, и мы с Лемон не будем счастливы, а если не будем счастливы, то где мы с тобой будем жить… мы здесь гости, и я не хотела все усложнять.
— Но что, если вы счастливы? — Сумак не понимал, что тут сложного.
— Но я…
— Но что? — Выжидая, Сумак хотел узнать, что скажет на это его мать.
— Я же говорила тебе, мисс Луламун. Разве я не пыталась тебе сказать? — В голосе Лемон Хартс звучали дразнящие нотки. — Он просто лапочка. Ты не для того его растила, чтобы он был осуждающим болваном.
— Лемон, у меня никогда не было возможности поговорить с Сумаком о… ну, ты понимаешь.
— О том, как быть геем? — Лемон Хартс придвинулась чуть ближе к Трикси.
— Нет… просто… о физической стороне любви вообще и о том, какой сложной она может быть.
— Ну, теперь у тебя есть шанс начать диалог об этом. Ты можешь поговорить с ним об этом, пока я пойду и приготовлю ему хороший ужин, прежде чем он совсем уснет. — Лемон Хартс улыбнулась, а затем, прежде чем Трикси успела отреагировать или возразить, смелая лимонная кобыла наклонилась и быстро чмокнула Трикси в щеку.
Сумак услышал, как заколотилось сердце его матери, и почувствовал, как она прижалась к его лицу.
— Я не знаю, как об этом говорить. Я никогда не была влюблена. Кроме Тарниша, меня никогда не привлекали другие пони. Я не знаю, что мне нравится и чем я интересуюсь. Слишком долго я была Великой и Могущественной Трикси, и я принесла большую часть себя в жертву на алтарь самосовершенствования.
— Тебе нравится желтый цвет? — Сумак почувствовал, как все тело Трикси стало теплым, а шея — горячей. Мгновение спустя она вспотела. Он почувствовал, как она дрожит, и на секунду забеспокоился, что она может его уронить. — Хорошие новости, Лемон Хартс, кажется, ей нравится желтый цвет.
— Ура? — Лемон Хартс вскочила на копыта, чтобы пойти готовить ужин, и понесла Бумер в своей магической хватке. — Просто подумай, как хорошо было бы иметь двух мам, Сумак. Разве это не здорово? Я могла бы печь тебе печенье и учить тебя всему, что касается однополых отношений, чтобы ты мог стать более понимающим пони. Ты мог бы заставить Трикси гордиться тобой. Разве это не здорово? — Улыбаясь, Лемон Хартс уложила Бумер в чашу с фруктами, которая стала для нее идеальной кроватью.
— Да, было бы здорово.
Трикси опустила ушки и погрузилась в хандру, продолжая обнимать Сумака:
— Горе мне, мой собственный сын пошел против меня, поддавшись чарам желтой лимонной…
Глава 50
Сегодня утром Лемон Хартс была в прекрасном настроении, и Сумак знал, почему. Действительно, если пони действительно нравится, то это обычно приводит к хорошему настроению. Он тоже был в прекрасном настроении. Ему нравилась Пеббл. Очень. Даже если ему было неловко от этого и трудно это выразить. Пеббл была чем-то большим, чем его лучший друг, но он не был уверен, чем именно.
— Сумак, Пеббл, вам обоим пришла особая почта, — сказала Лемон Хартс, левитируя над ними два ярко-розовых конверта. Она подпрыгивала на своем месте за столом, выглядя вполне довольной собой, и напевала, улыбаясь очень счастливой улыбкой.
С помощью телекинеза Сумак принял конверт, гадая, что в нем может быть. Он был очень, очень розовым, розовым как Пинки Пай, розовым как пони на вечеринке, розовым как совершенство, благоухающим, от его запаха кружилась голова и хотелось хихикать. На нем было написано его имя плавными, петляющими буквами и стояла сургучная печать. У Пеббл было точно такое же. Облизав губы, он огляделся по сторонам и понял, что занятия еще не начались. Несколько учеников еще не пришли. Сильвер Лайн и Циннамон Файр смотрели на него с любопытством, несомненно, желая узнать, что это за письмо.
Он не стал ломать печать — она была слишком красивой, — а с помощью телекинеза отделил верхний край конверта из плотной бумаги, соблюдая максимальную осторожность. Облако духов защекотало ему нос. Это был сладкий запах, похожий на запах роз, но было и что-то еще. Что-то… удивительное, и Сумак не мог описать это, но этот запах навсегда ассоциировался у молодого жеребенка с любовью и романтикой.
Сгорбившись, он достал бумагу, сосредоточенно дергая одним ухом, и Бумер, обхватив его рог, сопела, выпуская маленькие клубочки дыма. Бумага была плотной, цвета слоновой кости, в ее тонкие волокна были впрессованы маленькие частички блесток. Развернув ее, он увидел роскошные, шелковистые на вид черные чернила, самые лучшие чернила, о которых они с Трикси мечтали, когда вместе оказывались в каком-нибудь магазине. Чернила, которые они никогда не покупали, так как были слишком бедны.
Дорогой Сумак Эппл, сын Трикси Луламун, — прочитал Сумак. Он моргнул.
Поздравляю, Сумак Эппл! Ты познал радости нежной романтики и своей первой любви. У тебя есть особенная пони! Это важный шаг в твоем становлении как молодого жеребенка и особенный период в твоей жизни. Я отправила тебе это письмо как приглашение в Подготовительную Школу Академии Кристальной Империи, мою школу для одаренных жеребят, чтобы ты мог лучше изучить романтические искусства. Поэзия, живопись, музыка, кондитерское и кулинарное искусство, драма, театр — у нас есть все понемногу. Здесь мы празднуем любовь и жизнь, и мы будем рады, если вы с Пеббл присоединитесь к нам!
Прищурившись, Сумак почувствовал, что его лицо стало теплым, и удивился, откуда принцесса Кейденс знает об этом. Он взглянул на Пеббл и увидел, что ее лицо снова приобрело темно-коричневый оттенок. Он постарался сделать вид, что все в порядке, и в последний раз взглянул на письмо.
С большой любовью, принцесса Ми Аморе Каденза.
Откуда она знает? Пеббл не была его особенной пони. Неужели? Они нравились друг другу. Вот и все. Она чмокнула его в щеку. Нет, это была какая-то ошибка, какая-то шутка, розыгрыш. Он обманул Пеббл, обманул ее и затеял длинную игру, как его научила Трикси, а ведь нельзя обманывать особенную пони. Он засунул письмо обратно в конверт, а затем спрятал конверт в сумку для книг. Принцесса Кейденс была… она была… Принцесса Кейденс была пронырливой пони! И она тоже строила предположения!
Принцесса Кейденс… она была назойливой.
Уставившись прямо перед собой, Сумак избегал смотреть на своих одноклассников. Он не хотел смотреть на их любопытные лица, не хотел провоцировать вопросы и разговоры, он хотел, чтобы урок начался и он не хотел больше думать об этом. Пеббл не была его особенной пони. Это было нелепо. Они были просто друзьями. Близкие друзья. Близкие друзья, которые нравились друг другу. Близкие друзья, между которыми теперь был поцелуй.
Глядя на Лемон Хартс, он понял, что она и его мать, Трикси, тоже были подругами. Близкие друзья. Близкие друзья, которые нравились друг другу. Близкие друзья, между которыми теперь был поцелуй. Жеребенок застонал и понял, что больше не может даже смотреть на Лемон Хартс. Она была слишком счастлива. От всех этих мыслей у него разболелся мозг, а ведь школа еще даже не началась.
Ему хотелось поднять переднюю ногу и спросить, можно ли ему пойти домой, можно отпроситься, но мозг был занят. На самом деле это ничем не отличалось от просьбы выйти из-за стола, и у Сумака не было никакого желания заниматься интеллектуальным обжорством. Сегодня уже было достаточно размышлений, и теперь настало время откланяться.
Размышления Сумака прервал звон колокольчика. Он был довольно громким, не обратить на него внимания было невозможно, и Лемон Хартс выглядела весьма встревоженной. Она несколько раз испуганно моргнула, а затем Сумак увидел ее реакцию. Она вскочила со стула и направилась к двери, а затем, повернув голову, остановилась в дверном проеме.
— Никому не двигаться, — сказала она твердым голосом, — все вы должны ждать здесь, и скоро придет кто-то из пони, чтобы дать вам дальнейшие инструкции.
А потом она исчезла. Она шагнула в дверь, и Лемон Хартс закрыла ее за собой. Звонок продолжал звенеть, и класс наполнился ропотом тихих, обеспокоенных голосов. Сильвер Лайн схватилась за свой хвост. Строуберри Хартс должно быть испугалась, потому что в комнате теперь неприятно пахло.
За дверью в коридоре послышался стук копыт. Сумак огляделся, не понимая, что происходит, и тут раздался очень громкий звук — бум. Бум никогда не был приятным звуком. От этого звука весь класс подпрыгнул, а некоторые вскрикнули от жеребячьего ужаса, и Сумак в том числе.
Дверь распахнулась, и в класс вошла Мундэнсер, выглядевшая растрепанной и злой. Твайлайт шла прямо за ней, ковыляя на трех ногах. На её сломанной ноге красовался ярко-розовый гипс, покрытый сотнями подписей. Твайлайт оттолкнула Мундэнсер крылом и посмотрела на Сумака.
— Мы должны доставить тебя в безопасное место, Сумак. — Твайлайт сказала это не очень спокойным голосом.
— Я иду. — Пеббл вскочила со своего места и в мгновение ока оказалась рядом с Сумаком.
— Хорошая идея. — Голос Мундэнсер был грубым. — Вы оба, шевелитесь, сейчас же. Нет времени на объяснения. — Кобыла сделала паузу, а затем посмотрела на остальных членов класса. — Остальные будут в безопасности здесь. Не волнуйтесь, скоро кто-нибудь из пони соберет вас и отведет в центральный холл.
Сумак даже не успел ничего сказать, как его рывком подняла со стула магия Твайлайт. Он едва успел схватить свою сумку с книгами. И он, и Пеббл были завернуты в один очень впечатляющий на вид щитовой пузырь.
Раздался еще один громкий взрыв, от которого замок Твайлайт содрогнулся. Пока Сумака выносили за дверь, пришли другие учителя, чтобы заняться его одноклассниками. Он помахал им на прощание, не понимая, что происходит, и размышляя, может ли он как-то помочь в этой кризисной ситуации.
— Она уже должна была вернуться, — огрызнулась Твайлайт. — Где Трикси и Лемон Хартс? Они обе — опытные телепортеры. Я тщательно проверяла их на случай чрезвычайных ситуаций, подобных этой. — Аликорн нервно взмахнула крыльями и посмотрела на Мундэнсер.
Рог Мундэнсер на мгновение засветился, и она нахмурилась:
— Я не могу телепортироваться.
— Ну и дела. — Голос Твайлайт был мягким и содержал нотки страха. — Пойдем, Мундэнсер, мы должны пойти и достать фонарь.
— Твайлайт, это тактически опасно. Они наверняка будут пытаться заполучить фонарь. Они попытаются заполучить Сумака, если он там присутствует. Это плохая идея с ужасными статистическими шансами…
— Мне все равно! — огрызнулась Твайлайт.
Сумак понятия не имел, что происходит.
— Очень хорошо. Пойдем и раздобудем фонарь.
В страхе Сумак наблюдал, как Мундэнсер расправляет крылья и превращается в аликорна. Он потрясенно замер на месте, а затем Твайлайт распахнула большие двойные двери своего замка. Снаружи открылось ужасное зрелище, заставившее его разинуть рот. Кругом был огонь, дым, все горело, слышались крики.
Твайлайт поднялась в воздух, взмахнув крыльями, и Мундэнсер последовала за ней. Под и над ними царил хаос. Небо было заполнено какими-то ужасными козлоголовыми птицами и похожими на них существами, у которых были птичьи тела, но собачьи головы. Они нападали на Понивилль. Целая армия нападала на Понивилль. Перед замком Твайлайт Сумак мельком увидел Старлайт Глиммер и Олив. Они защищали группу пони, пытавшихся добраться до замка в поисках спасения.
— Мы должны их спасти! — крикнул Сумак, указывая на группу пони, спасающихся от ужасов в небе. Он боялся, что Старлайт и Олив может оказаться недостаточно, хотя Олив была очень злой. Маленькая, крошечная часть его души надеялась, что с Олив все будет в порядке. Она была телекинетическим монстром. Он надеялся, что она сможет о себе позаботиться.
— Приоритеты, — ответила Твайлайт и больше ничего не сказала.
Гнев пересилил страх Сумака, и что-то глубоко внутри него закипело. Мундэнсер и Твайлайт взрывали все, что подходило слишком близко. Он беспокоился за Трикси и Лемон Хартс. Он волновался за своих товарищей по классу. Сумак переживал за Понивилль. Это был его дом. И он ничего не мог поделать с тем, что происходило.
Его магия проявилась как реакция на этот кризис, хотя он этого и сам не подозревал. Его особое заклинание, уникальное для единорога, не очень приятное заклинание — Вольт-яблочное Острословие. Его магия и раньше появлялась у него в трудные времена, но сейчас она нахлынула на него с новой силой и вырвалась из его рта громким, ясным голосом.
— ЭЙ! СКОЛЬКО ВИДОВ ВЫРОДКОВ БЫЛО ВЫВЕДЕНО ДО ТВОЕГО ПОЯВЛЕНИЯ?
Птицы с козлиными головами и птицы с собачьими головами в непосредственной близости прекратили свое нападение на пони внизу, и десятки и десятки голов повернулись, чтобы посмотреть на Сумака. В каждом из глаз читалась ярость, Вольт-яблочное Острословие вызывало в слушателях чувство абсолютной ярости.
— Твайлайт, беда! — предупредила Мундэнсер.
— ДЕРЖУ ПАРИ, КОГДА ТЫ РОДИЛАСЬ, ДОКТОР ДАЛ ТВОЕЙ МАМЕ ПОЩЕЧИНУ! Я ЗНАЮ, Я БЫ ТАК И СДЕЛАЛ!
— Сумак Эппл! — огрызнулась Пеббл, — Это просто невежливо!
Всю стаю монстров в округе охватили приступы апоплексической ярости, и каждый из них двинулся на перехват Твайлайт, чтобы добраться до Сумака. По выражению их лиц было ясно, что они намерены разорвать Сумака на куски и, возможно, даже сожрать его.
Дальше все стало еще хуже. Внутри Сумака забурлило что-то очень неприятное, а затем с его губ нескончаемым потоком полились самые ужасные слова, которые только может сказать пони. Сумак слышал самые мерзкие ругательства, слова, превосходящие его воображение, и не мог заставить их прекратиться. Пеббл рядом с ним разрыдалась и зажала уши передними копытами в тщетной попытке спастись от реки грязных ругательств, извергающихся изо рта Сумака, словно из открытой канализационной трубы, извергающей содержимое, слишком мерзкое, чтобы его описать.
Очки Мундэнсер запотевали от слов Сумака, что мешало видеть. Рот Твайлайт был открыт, а сама она приобрела новый оттенок фиолетового, настолько невозможный и невероятный, что его полную фиолетовость могли видеть только креветки-богомолы и существа, способные видеть в широком спектре света.
И каким-то образом изо рта Сумака вырвалось еще больше помоев, поскольку он испытал всплеск магии, вызванный стрессом и яростью. Вокруг него собралась разъяренная толпа, оскалив когти и зубы, и бросилась на Твайлайт, которая подняла щит. Очнувшаяся Бумер заткнула пальцами уши и зажмурила глаза, чтобы отразить словесную атаку.
Разъяренные, козлоголовые птичьи монстры развернулись и выставили перед Твайлайт свои зады. Как будто этой омерзительной картины было недостаточно, они залпом выстрелили яйцами, и когда эти яйца столкнулись со щитом Твайлайт, они взорвались со страшной силой, породив пламя и сернистый смрад. Это был мерзкий поступок, совершенный самым мерзким из всех врагов.
Гарпия, древний враг пони.
— ЭЙ, ТЫ, ГРЯЗНАЯ ПТИЧКА! ДЕРЖУ ПАРИ, ТЫ ОЩИПАЛА СВОЮ МАТЬ!
Одна гарпия, доведенная до запредельной ярости, до фантастического безумия, повернулась к одной из своих сестер и напала. Через несколько мгновений заразительная ярость берсерка перекинулась на других, и вот уже вся толпа нападает друг на друга — и гарпии, и рапторианцы, птицеголовые существа с собачьими головами.
Воздушная драка превратилась в абсолютный жестокий хаос, которому мог бы позавидовать даже сам Владыка Хаоса, если бы он присутствовал при этом, но они с Флаттершай были в гостях у Трихаггер. Гарпии и рапторианцы набросились друг на друга, и Твайлайт удалось вырваться из бешеной суматохи, которую устроил Сумак Эппл с помощью своего Вольт-яблочного Острословия. Она оставила позади воздушный бой, наполненный мерзкими взрывами, воплями боли и огнем. Очень много огня.
— ПОКА, УБЛЮДКИ, УВИДИМСЯ ПОЗЖЕ!
Когда Твайлайт пронеслась над окраинами Понивилля, Сумак увидел дом, в котором жил. Здесь все еще продолжалась битва. Он прищурился сквозь дым: несколько домов горели, а внизу, окруженная со всех сторон, стояла его мама. Увидев ее, он испустил тревожный крик и понадеялся, что Твайлайт отправится ее спасать. Трикси было очень плохо, и она стояла над телом Лемон Хартс, которая лежала на земле и не двигалась.
Сумак мог только плакать. Его магия — то немногое, что у него было, — была израсходована во время всплеска. Он чувствовал себя слабым, и вся надежда просто вытекла из его тела при этом ужасном зрелище. Лемон совсем не двигалась. Вспыхнуло зеленое пламя, и Сумак увидел чейнджлингов. Он никогда не видел их раньше, но по описанию знал, что это такое.
Внизу Трикси творила удивительную магию, и она была очень сильной. С помощью телекинеза она подняла фургон, а затем впечаталала ее в группу чейнджлингов, сбив их с ног. Она отстаивала свои позиции, защищая упавшую Лемон Хартс. Из дыма и руин появилась Кассия, тетя и опекун Циннамона. Она начала поджигать рой, круживший над ее головой.
К облегчению Сумака, Мундэнсер отделилась, чтобы помочь Трикси, обеспечив столь необходимую поддержку с воздуха. Тем временем Твайлайт зависла над крышей дома. С помощью своей магии она проделала дыру в крыше, открыв спальню на чердаке. Фонарь был найден, и, не говоря ни слова, Твайлайт скрылась.
Она с огромной скоростью взлетела вверх. Пеббл закричала, и Сумак вспомнил, что она не любит, когда ее поднимают в воздух, так что все это должно было быть для нее ужасно. Твайлайт набирала высоту с удивительной скоростью, хлопая крыльями и оставляя позади опасности внизу. Сумак смотрел, как его мать становится все меньше и меньше. Он издал задыхающийся всхлип и понадеялся, что она в безопасности.
Твайлайт пробилась сквозь облака, поднимаясь все выше, и теперь Сумак мог видеть весь Понивилль. Он выглядел крошечным. Часть его была в огне. Замок Твайлайт был в осаде. Все под ними становилось все меньше и меньше, детали было все труднее разглядеть. Воздух здесь был разреженным, и если вы не пегас, то дышать было трудно.
Когда Твайлайт внезапно остановилась, Сумак огляделся, пытаясь понять причину. Он услышал треск, а затем шипение. Из облаков над ними спустилась группа собакоголовых птичьих монстров.
— Как и было предсказано, — сказал один из них, направляя на Твайлайт какую-то палочку или жезл.
Воздух наполнился сверкающим световым шоу. Твайлайт подняла щит, но через несколько секунд после его появления он лопнул, как мыльный пузырь, от одного из лучей ярко-красного света, вырвавшегося из странных жезлов, которые были у некоторых птицеголовых монстров. Сумак и Пеббл все еще находились в телекинезе Твайлайт, но уже не были защищены. Твайлайт ударила одного из них молнией, ничем не сдерживая себя, и птицеголовый монстр просто исчез. Несколько перьев начали падать на землю, которая была далеко-далеко внизу. Она уклонялась от летящих взрывов, пытаясь поднять щиты, но как только она их создавала, они снова рассеивались.
Издав яростный крик, Твайлайт выпустила еще одно заклинание и каким-то образом успела создать щитовой пузырь вокруг Пеббл и Сумака, как раз в тот момент, когда один из нападавших выстрелил из своего жезла. Два магических заклинания со взрывной силой столкнулись в метре от лица Твайлайт. Раздался оглушительный грохот, когда заклинания взорвались. Щитовой пузырь вокруг Пеббл и Сумака лопнул. Исчезло и телекинетическое поле Твайлайт.
К ужасу Сумака, земля устремилась ему навстречу. Он посмотрел на обмякшую Твайлайт — она тоже падала, но медленнее, потому что ее крылья создавали определенную тягу. Он посмотрел на Пеббл и увидел ужас в ее глазах, но лишь едва заметно, так как его собственные глаза слезились от ветра. Все нападавшие тоже потеряли сознание от взрыва.
На сколько километров ниже находилась земля? Сумак не знал. Бумер вцепилась в рог и испуганно кричала. Он посмотрел на Твайлайт и крикнул:
— Очнись!
Но Твайлайт не отвечала. Ее лицо было обожжено и почернело. Не зная, что еще предпринять, Сумак протянул Пеббл переднюю ногу, а затем схватил ее своим слабым телекинезом. Его магия истощилась во время вспышки. Он притянул ее к себе, прижав к себе, и сжал ее копыто. Он видел, как слезы срываются с ее щек и летят вверх по ветру, как растерянные капли дождя.
— Я не думал, что все так закончится, — сказал Сумак.
Пеббл ничего не ответила.
— У нас осталось не так много времени. — Сумак, глаза которого затуманились от ветра и слез, вглядывался в лицо Пеббл, стараясь запечатлеть в памяти как можно больше ее черт. — Пеббл Пай, будешь ли ты моей особенной пони? — Он ободряюще сжал ее копыто, держа его в своей шетке.
К его облегчению, она кивнула.
— Как ты думаешь, будет больно? — спросил Сумак.
Пеббл покачала головой:
— Если и будет, то недолго. Мы слишком высоко, Сумак. Физика будет жестока к нам.
Ее слова не обнадеживали. Сумак хотел закричать, но это нарушило бы последние драгоценные мгновения, которые у него были:
— Пеббл, ты самая странная кобылка из всех, кого я знаю. Ты мой лучший друг. Если все должно закончиться именно так, я рад, что я с тобой.
Земля становилась все ближе, и внизу можно было разглядеть детали.
— Сумак Эппл, у тебя грязный рот.
Сумак кивнул, хлопая ушами на ветру. Это точно. Он еще раз сжал копыто Пеббл. Он не хотел, чтобы все так закончилось, но жизнь была несправедлива. Теперь он мог видеть пони на улицах внизу, они выглядели совсем крошечными. У него оставалось не так много времени, и Пеббл должна была знать, насколько она для него особенная. Пора было сделать самое взрослое, самое взрослое, что он мог сделать, пока не разбился вдребезги о землю внизу.
Прищурившись, он притянул Пеббл ближе и каким-то образом умудрился впиться своими губами в ее губы. Они соприкоснулись лишь на мгновение, но этого было достаточно. Он поцеловал кобылку, а теперь ему предстояло умереть. Он был полон решимости встретить свой конец так храбро, как только мог, а это было не так уж много. Он принялся причитать.
— Меня только что поцеловал ночной горшок. Мне нужно почистить зубы. — Пеббл тоже заплакала, и все ее тело дрожало. — Сумак, это не очень больно, если мы вообще что-нибудь почувствуем. Просто будь храбрым.
— Мне очень жаль, Бумер. Я не знаю, сможешь ли ты спастись. — Сумак опустил глаза и посмотрел на детеныша, прижавшегося к его рогу. — Возможно, ты сможешь спланировать и совершить безопасную посадку, если прыгнешь сейчас.
Но Бумер не прыгнула. Она удвоила хватку и закрыла глаза.
Земля была уже близко. Сумак решил, что у него остались считанные секунды. Собрав все, что осталось от его мужества, он сделал последнее усилие, чтобы поцеловать Пеббл, притянув ее ближе. Поцелуй не состоялся. Что-то врезалось в Сумака с такой силой, что он едва не лишился сознания. В его внутренностях возникло сосущее ощущение, когда его рывком подняло вверх против силы тяжести. Он услышал ошеломленный возглас Пеббл.
Все вокруг превратилось в путаницу и мешанину, когда мозги Сумака зашатались под действием противоречивых гравитационных сил, которым внезапно подверглось его тело. На какое-то время он потерял сознание, а когда пришел в себя, его прижимала к себе хромая фиолетовая пони. Он заставил свои конечности работать, но чувствовал себя слишком тяжелым. Ему захотелось обнять Твайлайт, и он закричал от облегчения.
— Я САМАЯ ПОТРЯСНАЯ ПОНИ НА СВЕТЕ!
Сбитый с толку, Сумак пытался разобраться в ситуации. На секунду он был уверен, что снова потеряет сознание. Он боялся, что в любую секунду все его внутренности вылетят из задней части тела. Внутри он чувствовал необычную и новую боль, которую никогда не испытывал раньше, но ему было все равно — он был жив.
Он был жив, а сильная небесно-голубая передняя нога сжимала его ребра с такой силой, что он боялся, что они сломаются. Но его это не волновало. Сумак был жив. С трудом сориентировавшись, он увидел под собой землю. Она была близко, очень близко, и прежде чем он успел сообразить, что происходит, его вырвали из объятий спасителя.
Моргнув, он обнаружил, что находится рядом с другой синей пони, которая рыдала. Он тут же обхватил ее шею передними ногами и прижал к себе. Он никогда не был так счастлив, когда его обнимала мама. Мир вокруг него продолжал погружаться в хаос, но Сумаку было все равно. Не зная, как еще выразить свою привязанность или благодарность за то, что он еще жив, он начал целовать шею матери.
— Не знаю, как ты это сделала, Рейнбоу Дэш.
— Да это было просто. Просто я такая классная. У нас проблемы, Муни.
— Да, это точно. Твайлайт, ты меня слышишь?
К большому облегчению Сумака, он услышал голос Твайлайт. Он был приглушенным, слабым, но она была жива и говорила. Вроде того. Он прижался к шее Трикси, но отдернул голову, чтобы попытаться взглянуть на Твайлайт — ему нужно было убедиться, что с ней все в порядке.
— Никогда… не сталкивалась… с подобной магией. — Твайлайт потерла голову. — Что-то вроде разрушителя щитов. Какая-то антимагия. Я не знаю.
— Что нам теперь делать, Твайлайт? — спросила Мундэнсер.
— План С, — ответила Твайлайт.
Когда Твайлайт заговорила, Сумак почувствовал, что его оттаскивают от шеи Трикси. Он сопротивлялся, не желая отпускать ее, но Трикси просто отстранила его. Он повернул голову и заглянул ей в глаза. Одно ухо было… ох, его тошнило, когда он смотрел на него, но он смотрел. Он почувствовал, как ее нос коснулся его носа, и сердце заколотилось с такой силой, что стало больно.
— Сумак Эппл, я люблю тебя, — сказала Трикси хриплым голосом.
— Я люблю тебя, — ответил Сумак.
— Тебе нужно идти…
— Что? Нет! Позволь мне остаться! Я могу помочь! Дай мне немного вольт-яблочного джема или еще чего-нибудь!
— Сумак, пожалуйста, не усложняй мне жизнь, — умоляюще произнесла Трикси.
— НЕТ! — Сумак почувствовал, что его отрывают. Он боролся, брыкался и сопротивлялся магии, которая держала его. Он издал бессловесный вопль неповиновения, но не сводил глаз с Трикси. — Мама, нет, пожалуйста, позволь мне остаться и помочь!
Произошла вспышка магии, когда Мундэнсер вытащила из свитера портальный драгоценный самоцвет. Что-то рядом взорвалось, и Рейнбоу Дэш испуганно вскрикнула. Сумак продолжал смотреть на маму, но его беспокоила и волновала Лемон Хартс. Где она была? Все ли с ней в порядке? Жива ли она? Он хотел спросить, но его горло перехватило, и он с трудом подавил рыдания.
Фонарь впихнули в его передние ноги, и он ухватился за него, прижимая к себе. Он почувствовал, как Пеббл врезалась в него. В своей панике взрослые не были так мягки, как могли бы быть при обычных обстоятельствах. Вокруг них раздавались крики и вопли. Воздух наполнился густым дымом. Он почувствовал, как передние ноги Пеббл сомкнулись на его шее.
Рог Твайлайт теперь яростно сверкал, а портальный самоцвет начал сиять.
— Сумак Эппл, ты мой сын, и я люблю тебя. Никогда не забывай об этом. Будь храбрым, Сумак.
Услышав эти слова, Сумак начал было протестовать, но что-то его дернуло. Он силился заговорить, но слова не шли. Пеббл обхватила его еще крепче, и он услышал ее хныканье. Все еще держа фонарь в одной передней ноге, он потянулся другой, надеясь в последний раз прикоснуться к матери и боясь, что больше никогда ее не увидит.
Но она была недосягаема, и он почувствовал, как магия портального самоцвета тянет его за собой. Он издал истошный крик, вопль протеста, но это было бесполезно. Мир вокруг него уже начал меркнуть. Он почувствовал сдавливающее ощущение по всему телу, и Бумер испуганно взвыла.
— Сумак… Я так тебя люблю…
А потом голос пропал, и Сумак был унесен прочь.
Глава 51
Прошло несколько мгновений, прежде чем зрение Сумака прояснилось, но когда оно прояснилось, Сумак обнаружил, что смотрит на огромную фиолетовую тыкву размером с дом. Вдобавок ко всему остальному, что только что произошло, это было уже слишком. Он просто сидел, прижимая к себе фонарь, и смотрел на огромную фиолетовую тыкву широкими, почти немигающими глазами. Пеббл по-прежнему прижималась к его шее, а Бумер была на своем месте.
— Я дома, — негромко сказала Пеббл, и ее слова не привлекли внимания Сумака.
Кроме тыквы, здесь были и другие гигантские овощи, несколько больших камней, множество маленьких камней, а земля, в которой сидел Сумак, была мелкой, крупной и зернистой. Неподалеку находилась большая грядка с ядовитой шуткой. Пустой взгляд Сумака упал на голубые цветы, и маленький жеребенок ничего не сказал, просто сидя на земле.
— Я дома, и мы в безопасности, — сказала Пеббл Сумаку.
Сумак не чувствовал себя в безопасности. Нет, он только что упал с неба на несколько километров, а его матери нигде не было видно. Да и вообще никого не было. Он и Пеббл были одни. Он попытался вспомнить все, что должен был делать в трудную минуту, но с трудом вспомнил список инструкций Трикси.
— Тетя Муб-Муб!
На секунду Сумаку показалось, что Пеббл собирается отпустить его, но она этого не сделала. Наоборот, она сделала все наоборот. Она удвоила хватку и сжала его так сильно, что он в одно мгновение увидел двух приближающихся пони. Пони выглядела обеспокоенной, испуганной, и она поспешила к нему.
— Пеббл… Пеббл… о… о боже… должно быть, дела плохи, раз тебя отправили сюда… о нет.
Теперь, скорее растерявшись, чем испугавшись, Сумак спросил:
— Где я и кто ты?
Кобыла не остановилась. Она подошла, плюхнулась на странную землю, и тут же Сумак обнаружил, что его вместе с Пеббл сжимают в объятиях. Бумер чихнула от странной пыли, а затем издала обеспокоенный вопль. Сумаку очень захотелось заорать самому, ведь Бумер, похоже, знала, как справиться с этой ситуацией.
— Меня зовут Марбл, — начала кобыла, и я тетя Пеббл — Муб-Муб. Это ферма камней семьи Пай и исследовательский центр. — Кобыла говорила мягким, спокойным голосом, который вполне успокаивал, а ее общее настроение было как раз тем, что нужно двум испуганным жеребятам.
— Нам нужно выпить по чашке чая, — продолжала она, — чтобы ядовитая шутка не беспокоила вас. Именно благодаря ей здесь все растет.
— А большая фиолетовая тыква? — спросил Сумак.
— О, мы привезли золу с горы Мод. Она очень волшебная. Мы выращиваем здесь еду, алхимические ингредиенты, а Лаймстоун, когда у нее появляется немного свободного времени, пробует делать гончарные изделия из этого пепла. — Пока Марбл говорила, Пеббл терлась мордочкой о переднюю ногу тети.
— Мы в безопасности? — Сумак повернул голову, чтобы посмотреть на Марбл.
— О, это самое безопасное место в Эквестрии, — без колебаний ответила Марбл. — Ты поймешь, что твоя магия здесь не работает. Магия вообще здесь не работает, и нам это нравится. Что касается безопасности, то нас защищают растения. Они выполняют волю Тарниша. У нас есть игольчатые кактусы, удушающие лианы и довольно много плотоядных растений, которые могут быть немного раздражительными. Но не волнуйтесь, вы будете в безопасности. — Марбл глубоко вздохнула, обнюхала Пеббл, а затем спросила: — Ну что, Пеббл, ты нас представишь?
— Ой. Упс. — Пеббл снова начала говорить как обычно. — Это Сумак Эппл. Он мой лучший друг.
— Привет, Сумак Эппл, я очень рада с тобой познакомиться.
— Привет.
— А это Бумер.
— О, она очаровательна. Мне было интересно познакомиться с ней.
Мягкий звук ласкового и теплого голоса Марбл произвел на Сумака неизгладимое впечатление. Его сердце больше не билось о ребра. Стало немного легче дышать. Ему хотелось пить, во рту пересохло, и голова начинала болеть. Но он был в безопасности, и голос Марбл убаюкивал его. Но в мозгу все еще царила путаница, и ему хотелось к маме. Ему хотелось плакать и кричать об этом, где-то там была истерика, но у него не оставалось сил, чтобы ее устроить.
— У Сумака был всплеск магии, и ему нужна помощь, — сказала Пеббл очень спокойным голосом. — А еще у него грязный рот.
— О… о… о, Боже, мы не можем этого допустить. Не позволяй Клауди поймать тебя на ругательствах. — Марбл в последний раз сжала Пеббл и Сумака, а затем отпустила их. — Давайте, вы оба, пойдемте в дом. Идите за мной.
К удивлению Сумака, Пеббл забрала у него фонарь. Она взяла в зубы латунное кольцо на верхушке, отошла и стояла в ожидании, держа фонарь в зубах. Он встал на копыта, чуть не потерял равновесие, и от падения его удержала Марбл, которая подперла его бок передней ногой. По его щеке скатилась слеза, и он пожалел, что не находится снова в Понивилле.
На кухне было тепло и сладко пахло. Сумак сидел на стуле и старался не шевелиться, пока кобыла по имени Клауди Кварц ластилась к нему. Она была нежной, но в то же время обеспокоенной, проверяла его глаза, осматривала на предмет ран, и от всего, что она делала, Сумаку становилось легче, даже если это его немного раздражало.
— Где Игги? — спросила Пеббл.
— Игнеус ушел с Соннером. Они скоро вернутся. — Клауди отстранилась от Сумака и снова принялась осматривать Пеббл. Осмотрев Пеббл, она сказала Сумаку: — Попей, жеребенок, ты обезвожен. Твои мозги, несомненно, набекрень.
— Мой телекинез не работает, — ныл Сумак.
Клауди закатила глаза и покачала головой:
— Пользуйся копытами, как все мы, или, если копыта слишком трясутся, просто прихлебывай чай из чашки. Я не возражаю. Я понимаю.
Чувствуя, что его немного беспокоит полное отсутствие магии, Сумак сделал то, что ему сказали, склонил голову и стал прихлебывать чай из своей чашки. Чай был подслащен медом, и в нем было много молока, поэтому он был теплым. К его удивлению, чай оказался очень вкусным и совсем не таким, каким он ожидал увидеть чай из ядовитой шутки. Немного расслабившись, он отхлебнул еще чая, пока Бумер наблюдала за происходящим.
— Мы чуть не умерли. — Пеббл посмотрела в глаза своей бабушке. — Мы были на высоте нескольких километров в небе, когда на нас напали, а потом мы упали вниз. Падать было очень долго. У нас было время поговорить об этом и наговорить всякого. Нас спасла Рейнбоу Дэш. — Когда Пеббл закончила говорить, она схватила кусок твердой помадки и запихнула его в рот целиком.
Ноги Клауди на мгновение дрогнули, а затем, слегка вспотев, Клауди, спотыкаясь, подошла к стулу и села. Старая кобыла посмотрела на Марбл, тихонько заскулила, а потом покачала головой. Без предупреждения Клауди наклонилась и поцеловала Пеббл, а затем села в кресло и попыталась прийти в себя — глаза у нее слезились. Она прикрыла рот копытом, чтобы скрыть свое выражение от жеребят за столом, а потом просто сидела и смотрела на внучку.
— Такая милая маленькая ящерица, — сказала Марбл.
Повернувшись и встав на стол, Бумер надулась так сильно, как только могла, а затем издала дымное фырканье, уставившись на Марбл. Ее хвост забил из стороны в сторону, и она втянула в себя еще больше воздуха, пытаясь стать большим устрашающим драконом.
— Марбл, мне кажется, ты обидела огнедышащую чаквеллу, — заметила Клауди.
— О, я не хотела. — Марбл покачала головой, взяла несколько виноградин из миски с фруктами в центре стола, рядом с фонарем, и подтолкнула их к Бумер в качестве мирного подношения. Марбл улыбнулась — мягкой улыбкой, если таковая вообще возможна, — и стала наблюдать, как Бумер поедает виноградину.
В центре кухонного стола, между миской с фруктами и тарелкой с пирогом, стоял фонарь, и, попивая чай, Сумак взглянул на него. Он доставил немало хлопот. Молодой жеребенок полагал, что оно того стоило, но ему было трудно воспринимать все происходящее. Все в его жизни сейчас было наперекосяк, и все из-за фонаря.
Нет, не только его жизнь, но и жизнь всех пони. Пострадал весь Понивилль. Одурманенный мозг Сумака с трудом справлялся с осознанием, пристроившимся где-то на самом краю его мыслей. Это было выше его сил. Он принимал в этом лишь небольшое участие, поскольку был… был… ну, в общем, был фонарщиком, если не сказать более подходящим словом.
— Сумак? — спросила Пеббл.
Отвлекшись, Сумак не ответил.
— Сумак Эппл, мы все еще особенные пони? — Голос Пеббл звучал робко, обеспокоенно и застенчиво. В такие моменты она была очень похожа на свою тетю Муб-Муб.
Оторвавшись от своих мыслей, Сумак посмотрел на Пеббл, потрясенный и удивленный:
— Зачем ты вообще спрашиваешь?
— Ну, потому что мы падали, и нам обоим казалось, что мы умрем, и я подумала, может, мы просто пытались утешить друг друга и…
— Ничего не изменилось. — Сумак опустился на землю, и он был уверен, что увидел на мордочке Клауди что-то похожее на улыбку. Его маленькие брови нахмурились, и он избегал смотреть на Клауди. Марбл тоже, поскольку она покраснела и не пыталась скрыть улыбку.
Сидящая за столом Пеббл испустила тихий вздох облегчения. Ее лицо приобрело кофейно-коричневый оттенок, когда она съела еще один кусок твердой помадки, и она тоже избегала смотреть на бабушку и тетю. Она сидела и жевала, становясь все коричневее и коричневее, как оставленный в духовке торт или, в данном случае, пирог.
Чувствуя себя немного лучше, хотя и немного неловко, Сумак придвинул к себе тарелку с пирогом. Он не знал, что это за пирог, да ему было и все равно. Это был фиолетовый, очень фиолетовый пирог. В нем было что-то вроде фиолетового пюре. Он подумал о фиолетовой тыкве снаружи и посмотрел на свою порцию. Вилкой он пользоваться не умел, да и вилки для него на столе не было, так что это не имело значения, поэтому он просто откусил кусочек.
Это было довольно вкусно. И Сумак, наверное, наслаждался бы им еще больше, не будь он в таком жалком состоянии. Однако его тело требовало еды, оно кричало о ней, и он набросился на пирог с жадностью. Пока он ел, Клауди отрезала еще один кусок пирога и положила его на его тарелку. Нож для пирога она воткнула обратно в пирог, а потом села и посмотрела на Сумака, приподняв бровь.
— Особенные пони, а…
— Мама, не дразни, — сказала Марбл таким твердым голосом, какой только могла применить застенчивая пони по отношению к собственной матери. Марбл наклонилась и с надеждой посмотрела на мать грустными, проникновенными глазами. Край глаза Марбл чуть дрогнул, а уголки рта дернулись вниз.
— Я не собиралась их дразнить, — сказала Клауди, отворачиваясь от Марбл. — Я просто… просто не знаю, куда уходит время, вот и все. Сначала Мод привезла Тарниша домой, а потом… потом вы с Соннером сбежали, и не думай, что я хоть на миг забыла об этом, моя маленькая кобылка…
— Мы не хотели поднимать шум и суматоху. — Марбл отступила от матери.
Покачав головой, Клауди вздохнула:
— Пеббл родилась… все казалось идеальным. Пеббл пошла в школу… Я не была этому рада, но я знала, что так будет лучше для Пеббл. А теперь… теперь… — Клауди замолчала и на мгновение поправила очки, подергав за висящую на них витиеватую цепочку. — Пеббл возвращается из школы с особенным пони, и что-то пытается ее убить.
— Это моя вина. — Сумак поднял голову от пирога, облизал губы и посмотрел на Клауди. — Это я во всем виноват.
— Как это ты виноват? — одновременно спросили Пеббл и Клауди.
— Я нажил себе заклятого врага. — Сумак заерзал на своем стуле и обнаружил, что больше не может смотреть на остальных, поэтому он уставился на свой фиолетовый пирог и облизал свои фиолетовые губы. — Я ляпнул лишнего, и это привело к неприятностям, как и говорила Эпплджек. Я разозлил Катрину. Я заставил ее ненавидеть меня. Пинки Пай даже устроила вечеринку в честь того, что у меня появился заклятый враг. Пинки Пай сказала, что Катрина ненавидит меня больше всего на свете. Так что это моя вина. Мы с Пеббл чуть не погибли, на Понивилль напали, и это все моя вина.
За столом надолго воцарилось молчание, а Клауди просто сидела и смотрела на Сумака. По меньшей мере дюжина различных выражений за несколько секунд заставила ее лицо исказиться странным образом. В конце концов Клауди протянув передние ноги, она выхватила Сумака из кресла и прижала маленького жеребенка к себе.
В объятиях доброй незнакомки Сумак нашел утешение. К своему ужасу, он обнаружил, что снова скуксился, а потом и вовсе расплакался. Он почувствовал, как с его лица снимают очки, и услышал, как они опускаются на стол с мягким звуком металла по дереву.
— У Тарниша тоже появился заклятый враг. — Голос Марбл был тихим, почти шепотом. — Именно поэтому наша ферма стала такой, какая она есть. У Тарниша появился могущественный враг, который поклялся, что если он не сможет достать Тарниша, то достанет жеребят Тарниша и его потомков, и он поклялся, что потомство Тарниша никогда не будет знать покоя.
— Ага. — Пеббл облокотилась на стол и уперлась подбородком в край. Ее губы были испачканы помадкой, а на носу красовался крошечный кусочек арахиса.
— Кто? — спросил Сумак, позволяя Клауди обнимать себя. С ним нянчились, но он не возражал. Хотя он никогда бы в этом не признался, ему это было необходимо.
— Неважно, кто. — Клауди сжала Сумака. — Ты уже достаточно настрадался. Просто знай, что сейчас ты в безопасности, и это главное. Теперь, когда я немного подержу тебя на копытах, ты доешь пирог, попьешь еще немного, а потом я думаю, что и тебе, и Пеббл нужно вздремнуть. И мне распущенные губы тоже не нужны.
Чувствуя себя в тепле, безопасности и защищенности, Сумак был не в том настроении, чтобы распускать губы. Вздремнуть было приятно, но он боялся, что не сможет уснуть. Он слишком беспокоился о Трикси и Лемон Хартс. Клауди поглаживала его по шее, приглаживая непокорную гриву, и от этого ему становилось легче.
Оставленный без защиты полусъеденный пирог Сумака был честной добычей. Бумер сделала шаг к необычному фиолетовому пирогу. Крошечная огнедышащая чуквелла подходила все ближе и ближе, ее когти были наготове, чтобы схватить свою фиолетовую добычу.
— Может, ты вздремнешь со мной? — спросила Пеббл у Марбл. — Мне нужна моя тетя Муб-Муб.
Глава 52
Несмотря на то, что Сумак был сонным, ему не хотелось спать, и он не знал, как выразить свой протест. Точнее, часть его хотела вздремнуть, но другая его часть беспокоилась о Лемон Хартс и Трикси. Он беспокоился о Понивилле. Он все еще был потрясен всем случившимся.
— Пеббл нужно переодеться, — мягким голосом сказала Марбл. — Она скромная и любит уединение.
— Я уйду. — Сумак сделал несколько шагов к двери и остановился, когда Марбл встала у него на пути. Он посмотрел на нее, не понимая, чего от него хотят. На ее лице была очень мягкая улыбка, а в глазах — доброта.
— Вам не нужно сейчас расставаться. Пеббл на грани паники. Может, ты просто повернешься лицом к углу и крепко закроешь глаза? Ты сможешь это сделать? Ты джентлькольт?
Сглотнув, Сумак кивнул. Он мог это сделать. Он снова повернулся, направился к углу комнаты, уткнулся в него носом, а потом закрыл глаза. Он услышал стук копыт по полу, мягкий шорох ткани, ворчание Пеббл, а затем услышал, как Марбл сказала:
— Окей.
Но он не пошевелился и не открыл глаза. Насколько он знал, Марбл могла говорить с Пеббл, а не с ним, и не было никакого четкого сигнала, что можно открыть глаза и повернуться. Однако закрывать глаза было невыносимо. Он чувствовал это, как будто снова стал годовалым жеребенком, и ему нужно было вздремнуть. С его губ сорвался зевок.
— Сумак, иди в постель.
Повернувшись, он открыл глаза. Пеббл уже лежала на кровати, а рядом с ней стояла Марбл. Он моргнул, чувствуя сонливость и тяжесть в теле. Он плотно поел и выпил немного чая. Оглядев комнату, он увидел, что Бумер обмоталась вокруг кольца на фонаре, и мимоходом подумал о драконьей жадности. У Бумер было очень ценное сокровище.
— Это старая комната моей матери, — сказала Пеббл, когда Сумак пересек комнату. — Теперь это комната для гостей. Иногда здесь останавливаются студенты моего отца, и они спят в этой комнате.
— Ученики? — Сумак встал на край кровати и посмотрел вверх.
— О, Тарниш — профессор прожорливой и ужасной флоры в Университете Балтимар Даунс. Его студенты иногда приезжают сюда, чтобы изучить необычные растения, которые у нас растут. Они помогают на ферме, и большинство из них очень милые. — Марбл помогла Сумаку забраться на кровать, а затем толкнула его, чтобы освободить место для себя.
Кровать заскрипела, когда Марбл опустилась на нее, и Сумак не знал, что делать. Он сидел, не понимая, чего от него хотят. На Пеббл была симпатичная ночная рубашка из фланели, розовая, немного выцветшая и покрытая маленькими желтыми утятами. Марбл опустилась на кровать и притянула Пеббл к себе, а затем похлопала по кровати рядом с собой.
— Иди сюда, ложись, а я тебя укрою.
Не успел Сумак ответить, как его схватила Марбл, обхватив передней ногой. Его дернули, и он был поражен силой Марбл. Пеббл уже свернулась калачиком на груди у Марбл, а ее голова покоилась на другой передней ноге Марбл. Маленькая сонная кобылка издала писклявый зевок. Он прижался к боку Марбл, и тут же на него натянули легкое одеяло, укрыв с головой.
Просто иногда пони нужны были шоры, чтобы помочь им успокоиться.
— Я беспокоюсь о Трикси, — тихим шепотом сказал Сумак из-под одеяла. — Моя мама… и Лемон Хартс. Она не двигалась, когда я видел ее в последний раз.
— Я знаю, это должно быть трудно. — Голос Марбл звучал успокаивающе. — Но здесь ты в безопасности, и ничто не сможет тебе навредить. — Тихая кобыла на мгновение замолчала, а потом начала напевать про себя колыбельную.
— Если с Трикси что-то случится… — под одеялом Сумак начал ворочаться, — …кто позаботится обо мне? Куда я пойду? Где я останусь?
— Сумак, — начала говорить Марбл.
— Нет! — Голос Сумака надломился и стал писклявым. — Мне нужно знать эти вещи. Мне так страшно. — Услышав собственное хныканье, он устыдился и вжался лицом в бок Марбл, ища утешения. — Я не могу… не могу представить себе жизнь без нее. — Он вспомнил, как не так давно укусил ее, и его охватило жеребячье чувство вины. Потом, сам того не желая, он погрузился в мысли о Пеббл, и у него возникло внезапное понимание того, каково ей приходится, когда родителей нет рядом. Это было ужасно, и он по-новому оценил ее боль.
Почувствовав легкое прикосновение, он повернул голову и в тусклой темноте под одеялом разглядел Пеббл: она смотрела на него, ее голова покоилась на другой передней ноге Марбл, и она повернулась, чтобы посмотреть на него. Ее копыто упиралось в его морду. Она на секунду отстранилась, а потом ее копыто уперлось ему в нос.
— Буп.
Рядом с ним Марбл глубоко вздохнула, а Сумак просто лежал, не зная, что ответить, и копыто Пеббл упиралось ему в нос. По непонятным причинам ему стало легче. Одно ухо прижалось к натянутому на него одеялу, и Сумак почувствовал, что понемногу успокаивается.
Через несколько драгоценных мгновений Пеббл убрала копыто, прижалась к Марбл, закрыла глаза и затихла. Сумак лежал, охваченный беспокойством, но в то же время испытывая сильную потребность закрыть глаза. Марбл была теплой и очень мягкой.
Сам того не желая, Сумак задремал.
Падение. Ему снилось, как он падает. Сумак проснулся от того, что вспотел, немного перегрелся и запаниковал. Марбл и Пеббл крепко спали. С большой осторожностью Сумак выбрался из темноты под одеялом. Он высунул голову и осмотрелся. Навострив уши, он прислушивался к звукам. Словно дождевой червь, он вылез из-под одеяла и приземлился на пол так незаметно, как только мог.
Пеббл и Марбл не проснулись. Хорошо. Он облегченно вздохнул и посмотрел на Бумер. Она смотрела на него. Прежде чем он успел ответить или отреагировать, Бумер подпрыгнула, расставила все четыре ноги вместе с перепонками крыльев и приземлилась на его рог. Она устроилась поудобнее, а затем принялась путать гриву Сумака, дергая и перетягивая, делая ему новую прическу.
Его очки лежали рядом с фонарем на деревянной тумбе. Он смотрел на них, но не мог призвать магию, необходимую для того, чтобы надеть их. Его рог искрился и шипел, но ничего не происходило. В каком-то смысле это успокаивало. Если он не мог колдовать, значит, и другие не смогут — но, несомненно, у земных пони все еще оставалась сила земных пони. Пеббл, разбившая валун, была еще свежа в его памяти. Повернув голову, Сумак почувствовал новую симпатию к Пеббл, а заодно и к Марбл. Но это не помогло ему надеть очки.
Встав на задние ноги, он попытался достать очки копытами. Земные пони должны были как-то это делать. Он был неуклюж и умудрился опрокинуть очки на пол. Он чуть не опрокинул фонарь. Разозлившись, он уперся носом в край шкафа и попытался сдвинуть очки на лицо, но все, что у него получилось, — это ткнуть себя в глаз. Слезы наворачивались на глаза, и он уже готов был расплакаться от досады, когда его спасла Бумер.
Умная маленькая драконица поняла, что Сумак беспомощен, и своими маленькими когтистыми ручками схватила его очки, которые были довольно большими по сравнению с ее маленьким телом, и смогла прикрепить их к лицу Сумака, не ударив его в глаз.
— Спасибо, Бумер, — прошептал Сумак, — ты самая лучшая.
Издав слабую трель, Бумер потянулась вниз и ласково потрепала Сумака по загривку. Стараясь не стучать копытами по деревянному полу, Сумак крался к двери. Он знал заклинание, чтобы сделать копыта тихими, это было трудно, но он мог его наложить… иногда. Трикси научила его скрытности — иногда лучший способ справиться с чудовищами — это убежать от них и не сражаться. Жизнь обманывает, и иногда приходится обманывать в ответ. Трикси ясно дала ему это понять, но затем она также установила правила, когда можно обманывать, а когда нет.
Потребовалось некоторое усилие, но он открыл дверь. Ванная комната находилась по соседству с этой, и он направился именно туда. После этого он не знал, что будет делать, но возвращаться в постель ему не хотелось. Теперь он проснулся, к добру это или к несчастью. Может быть, если ему повезет, Клауди снова покормит его.
Настороженно, делая осторожные, крошечные жеребячьи шажки, Сумак пробирался по коридору. Он не был уверен, что ему можно было вставать с постели после сна. Прижавшись к стене, он, как маленькая кошка, крался по коридору в сторону гостиной. Дойдя до гостиной, он остановился, высунул голову из-за угла и осмотрелся.
В кресле сидел самый ворчливый, самый раздражительный, самый хмурый жеребец, какого Сумак когда-либо видел. А еще у него были самые большие, самые кустистые, самые жеребцовые бакенбарды, которые Сумак когда-либо видел. Сглотнув, Сумак замер на месте, не зная, что сказать. Старый ворчливый жеребец смотрел прямо на него. Его глаза были твердыми, как гранит.
— Сынок…
— Сэр? — Сумак в панике попытался вспомнить все хорошие манеры, которым его пыталась научить Трикси. Он не обратил на это должного внимания. Он увидел, как старый жеребец приподнял бровь, и Сумак почувствовал, как сердце подскочило к горлу. Старый пони был страшным.
— Сынок, у тебя на голове ящерица.
Моргая, застыв на месте, травмированный этим днем, Сумак почувствовал, что его мозг отключился. Не в силах разобраться в ситуации, он стоял, прислонившись к стене, и смотрел из-за угла на старого пони, который сидел в кресле. Как он ни старался, он не мог придумать, что сказать в ответ. Он даже не смог поправить старого жеребца, сказав, что Бумер — карликовый древесный дракон, разновидность виверны, а не ящерица.
— Клауди… Клауди! — Старый пони откинул голову назад. — Клауди, нужна еще одна сарсапарилла!
— Умерь пыть, Игнеус! — раздался голос из кухни.
— Не в этом доме. — Игнеус снова поднял взгляд на Сумака. — Иди сюда и присядь, сынок. — Он указал на диван. — Меня зовут Игнеус. Ты можешь называть меня Игнеус. Иди сюда, сынок, и не стесняйся.
Голос старого пони был суровым. Он припоминал, что Трикси рассказывала ему какие-то истории об Игнеусе, но не мог вспомнить ничего особенного, кроме того, что Игнеус был злым. Немного испугавшись, Сумак поспешил через комнату и забрался на диван, где Игнеус велел ему сидеть. Меньше всего ему хотелось, чтобы старый ворчливый жеребец расстроился из-за него.
Когда Сумак устроился поудобнее, в комнату вошла Клауди с открытой бутылкой сарсапариллы на носу. Сумак залюбовался манерами земной пони. Дойдя до маленького столика рядом с кушеткой, на которой он сидел, Клауди сняла бутылочку с носа, держа ее в щетке, и поставила на стол, поверх кружевной салфетки.
— Спасибо, — сказал Сумак, стараясь говорить как можно вежливее, помня о том, каким ворчливым выглядел Игнеус. Стеклянная бутылка была запотевшей, и из горлышка поднимались маленькие струйки почти замерзшего пара.
Повернувшись, Клауди встретилась взглядом с мужем и сузила глаза:
— Игнеус, если ты будешь дразнить этого бедного жеребенка тем, что он — особенный пони Пеббл, да помогут мне принцессы, я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты на мне женился. Пожалеешь, говорю тебе!
— Отлично, Клауди, избавь нас от всего этого удовольствия. — Голос Игнеуса был хриплым и грубым.
Сумак понял, что здесь была любовь, но любовь эта была запутанной, грубой и беспорядочной. Она не имела для него особого смысла, но он мог оценить ее по достоинству. Потянувшись, он смог ухватить бутылку в щетку. Подняв ее, он сделал глоток и вздрогнул: такой сарсапариллы он еще никогда не пробовал. Это было мощно. Он почувствовал легкое головокружение.
Клауди ушла, взмахнув хвостом и задрав нос кверху. Сумак, удерживая свою бутылку, смотрел ей вслед, слушая хихиканье Игнеуса. Когда Клауди ушла на кухню, он обратил свое внимание на Игнеуса, ворчливого и сварливого земного пони. Зажав свою бутылку, он держал ее поближе и следил за каждым движением Игнеуса.
— Логично, что лучшим другом Пеббл будет единорог. Она ведь берет пример со своей матери. Честно говоря, было время, когда я не одобрял подобное, но после того, как я увидел, как Тарниш сделал Мод счастливой, должен сказать, что я рад, что Пеббл обладает материнской чуткостью. — Игнеус откинулся в кресле и устроился поудобнее.
Сумак, широко раскрыв глаза, уставился на Игнеуса, но ничего не сказал. Он отпил еще из бутылки сарсапариллы и вздрогнул. Это было вкусно, но мощно. В ней был намек на лекарственный привкус, по крайней мере такой, который ассоциировался у Сумака с медициной.
— Пеббл любит своего папу, он единорог, и, если честно… я тоже люблю ее папу. Тарниш мне как сын. — Игнеус устремил на Сумака свой суровый, непреклонный взгляд. — Просто чтобы ты знал: ты в безопасности, сынок, и можешь немного расслабиться. Система безопасности на этой ферме уже много раз проверялась и была признана вполне эффективной. Что касается нас с тобой, то я уже поделился с тобой своим запасом сарсапариллы, а я так поступаю далеко не с каждым пони.
Сумак наблюдал за тем, как старый пони пьет, и пытался придумать, что сказать. Он не знал, что общего между ним и Игнеусом. Это был пони, который не нравился его матери? Может, мать ошиблась — конечно, Игнеус был немного грубоват, но Сумак решил, что он ему нравится.
Сам того не подозревая, Сумак открыл для себя еще один пример для подражания.
— Итак, сынок, расскажи мне о своей ящерице.
— Ее зовут Бумер, — ответил Сумак, немного расслабившись. — Она дракон.
— Драконы — это просто большие ящерицы. — Игнеус сузил глаза и посмотрел на Бумер. — Она домашнее животное?
— Нет, сэр, она не домашнее животное. — Сумак почувствовал себя увлеченным, и все его заботы улетучились из головы. — Она как… ну, она как… она как член семьи. Как моя младшая сестра. Я должен кормить ее, ухаживать за ней, заботиться о ней, и я должен быть по-настоящему ответственным. Мы с Пеббл оба заботимся о ней. Вместе.
— Жеребенок твоего возраста… быть ответственным за все это… хм… — Губы Игнеуса сжались в прямую линию. — Немногие жеребята, которых я знаю, могли бы быть настолько ответственными за своих младших сестер, хотя должны были бы. Жеребята в наши дни — ленивые и ни на что не годные создания. Испорченные маленькие проказники, все они. Я надеюсь, что у Мод будет жеребенок, и его можно будет правильно воспитать. Я бы с удовольствием приложил к этому копыто. Если повезет, этот жеребенок будет похож на Тарниша.
Это был комплимент? Сумак не знал. Он отпил из своей бутылки и стал следить за лицом Игнеуса, пытаясь прочесть его выражение. Прочистив горло, Сумак сказал:
— Сэр, Трикси, э-э-э, моя мать, она воспитывала меня ответственным.
— Неужели она это сделала? — Голос Игнеуса звучал еще более грубо, чем обычно. — Зови меня Игнеус, сынок. — Старый ворчливый пони опрокинул бутылку и сделал долгий глоток. Проглотив, он прищурился на Сумака. — Приятно, что есть кто-то, с кем я могу выпить. Тарниш в отъезде, а Соннер… ну, Соннер сбежал и лишил меня возможности увидеть, как моя дочь выходит замуж.
— Он гнилой! — крикнула Клауди из кухни. — Такой гнилой!
— Мод вышла замуж в Понивилле. — Игнеус говорил немного грустно. — Марбл была слишком застенчива, чтобы поднимать шум, и не хотела, чтобы пони возились с ней и организовывали свадьбу. Она сбежала и попросила доктора Хеджа связать ее с Соннером.
— Ты должен простить его, — посоветовал Сумак, чувствуя, что ему немного страшно говорить такие вещи.
— Да, простил, простил, — ответил Игнеус. — Но я еще не сказал ему об этом. Я хочу, чтобы он еще немного потомился…
— Еще немного! — крикнула Клауди из кухни.
Кивнув, Игнеус фыркнул и отпил. На морде Игнеуса появилось что-то похожее на улыбку, и он посмотрел на Сумака:
— Ты не похож на халтурщика или неудачника, сынок.
— Я стараюсь не быть таким. — Сумак чувствовал себя немного неловко, поскольку его голос был гораздо более писклявым, чем ему хотелось бы. Он почувствовал, что расслабился, даже несмотря на все проблемы, которые были у него на уме. Ему нравился Игнеус. Старый жеребец ему очень нравился. — Где сейчас Соннер?
— Он с отцом. — Игнеус несколько раз моргнул. — Соннер помогает отцу в погребальном деле. Наверное, он станет гробовщиком, как и его отец.
— Гробовщик? — спросил Сумак, заинтригованный.
— Гробовщик — это особый вид фермера, сынок, — ответил Игнеус. — Он сажает мертвых. Ну, иногда сажает. Иногда пони кремируют. Однако гробовщик — это нечто большее, чем это, он… ну… — Старый жеребец поднял голову и почесал подбородок. — Они также помогают семьям проститься с любимыми. Они помогают семье в период скорби и облегчают все. Они все сглаживают, чтобы семья могла скорбеть и не беспокоиться обо всех сложностях.
У Сумака был момент, когда он был совершенно ошеломлен. Прошло несколько секунд, прежде чем его мозг успокоился настолько, чтобы что-то сказать:
— Похоже, это меня заинтересует.
— Сынок? — Игнеус изогнул бровь.
— Я люблю кладбища, это мое счастливое место. — Сумак запаниковал, думая, не сказал ли он что-то не то, и заглянул в глаза Игнеуса, пытаясь найти признаки недовольства. Старый пони смотрел на него, прищурив оба глаза, и на его морде появились морщины.
— Сынок, это достойное дело… почетное дело. — Игнеус поднял свою бутылку в знак уважения. — Если тебе действительно интересно, то тем лучше для тебя. Недостаточно пони для такой работы. Для этого нужны пони особого сорта. — Старый ворчливый жеребец кивнул Сумаку. — Если кладбища делают тебя счастливым, это прекрасно, и пусть никто не говорит тебе обратного. Мы все должны проводить время среди камней, вспоминая тех, кто был до нас.
Сумак был ошеломлен искренней поддержкой Игнеуса. Неприятности в его голове немного отступили, и он почувствовал себя лучше. Казалось, что Игнеус ему нравится, и он понял, что Игнеус ему нравится. Старый жеребец не показался Сумаку тем пони, который говорит приятные вещи ради того, чтобы их сказать. Добрые слова нужно было заслужить.
Из кухни донесся голос Клауди:
— Ужин скоро будет готов!
Глава 53
Сумак Эппл не думал, что ночь может быть такой длинной. Он совсем не выспался, ему постоянно снились страшные сны о падении, и Пеббл они тоже снились. Это была ужасная ночь, и рассвет обещал быть ужасным. Половина неба была темно-синей, как принцесса Луна, а другая половина — розово-розовой, золотой, ярко-оранжевой и всех цветов рассвета.
Хуже того, Сумак знал, что его испортили. Он дулся, куксился и, возможно, был немного болтлив. Он ломался под давлением, он был одиноким яблоком, застрявшим в сидровыжималке, — в любой момент давление окажется слишком сильным, и все его соки выльются наружу. Ведь именно это и происходит с яблоками, когда их давишь.
Мысли текли медленно, неровно, как будто он думал с запинкой.
Здесь было на что посмотреть. Гигантские фиолетовые тыквы, гигантские овощи, капуста размером с телегу, морковь размером с бревно, и все это благодаря волшебному пеплу из какого-то вулкана и нейтрализующей силе ядовитой шутки. Он был единорогом без магии, застрявшим на ферме с гигантскими овощами. Он чувствовал нарастающее раздражение, а вместе с ним и потребность поворчать.
Увидев приближающееся нечто, Сумак чуть не лишился рассудка. Приближались два существа. Оба высокие, оба ходят на задних лапах, оба одеты в разноцветную одежду. Моргнув, Сумак наклонил голову набок и уставился на приближающуюся пару. Это были…
— Долгоухий! Кабуки![1] Как я рада вас видеть! — Клауди чуть ли не прыгала от счастья и была бодра для своего преклонного возраста. — Что-нибудь слышно? Какое-нибудь сообщение? Какие-нибудь новости?
— Твайлайт говорила с нами через зеркало Минори, — сказал один из алмазных псов, самец. — Новостей мало, но я поделюсь тем, что знаю из зеркальной сети. Из Кантерлота прибыло подкрепление. Будущий принц Гослинг возглавил отряд под названием "Бронкс Брюйзерс", и они приняли на себя основную тяжесть вытеснения врага из Понивилля. Они понесли большие потери. — Алмазный пес на мгновение приостановился, склонил голову и сжал лапы перед грудью.
— И? — Игнеус присоединился к Клауди и встал рядом с ней.
— Спартанцы Спаркл — смогли перегруппироваться и отыграться. Многие из тяжелых ударных войск принцессы Луны спустились вниз, чтобы подкрепить Гослинга и его Бронкс Брюйзерс. К полудню на поле вышла сама принцесса Селестия вместе со своими Бессмертными Соларами. Они оттеснили врага на юг и продолжают преследовать его с целью уничтожить или изгнать из Эквестрии.
— Зеркальная сеть? — Сумак начал чувствовать небольшую надежду.
— Здесь она не сработает, — сурово произнес Игнеус. — Слишком много магических помех. Полное отсутствие управляемой магии — вот что обеспечивает нам безопасность. Нам пришлось пойти на некоторые жертвы.
— Что значит жертвы? — Сумак оглядел взрослых и двух алмазных собак.
— Это означает ранения или смерть, — сказал алмазный пес с белым лицом.
Чувствуя злость и грусть, Сумак уставилась в землю, не зная, что сказать или сделать. Неужели Лемон Хартс погибла? Он почувствовал мягкое прикосновение к подбородку и обнаружил, что его голова приподнята. Он заглянул в глаза белолицего с черным алмазного пса.
— Меня зовут Кабуки. Твайлайт попросила меня проследить, чтобы ты получил уроки стрельбы из лука. Смотри, я принесла свой лук. — Она указала большим пальцем на лук и стрелы, которые висели у нее на спине. — Это мой брат, Долгоухий.
— Моя магия не работает, поэтому я не могу использовать лук. — Сумак почувствовал растущее чувство обиды из-за отсутствия у него магии. Он также начал задаваться вопросом, как Твайлайт отправила его сюда, если магия не работает. С другой стороны, она послала его сюда, и его путешествие здесь закончилось, возможно, магия была не нужна, возможно, он остановился, потому что здесь не было магии. От одной мысли об этом у него заболела голова.
— Тогда мы отвезем тебя туда, где твоя магия работает. — Алмазный пес Долгоухий заговорил с усмешкой, и на его морде появилась улыбка.
— Не знаю, разумно ли это. — Клауди сделал шаг вперед.
— Фонарь должен оставаться здесь, где его не смогут обнаружить. Сумак пойдет с нами. Пеббл может пойти с нами, если захочет.
— Пеббл сейчас в ванной, с Бумер. — Лицо Игнеуса сморщилось от беспокойства.
— Мне очень жаль, но у нас очень жесткие инструкции — проводить время с Сумаком и следить за тем, чтобы он получал уроки стрельбы из лука. — Кабуки склонила голову, а затем добавила: — Прости меня, Мудрейший, я бы никогда не стала дерзить и нарочно проявлять неуважение к старшим.
— Это так. — Все еще выглядя обеспокоенным, Игнеус склонил голову перед Кабуки, а затем еще раз перед Долгоухим. — Хорошо, у вас есть несколько часов. Будьте помягче с жеребенком, он прошел через тяжелое испытание и плохо спал. Я серьезно. — Игнеус сузил глаза. — Я знаю, какие вы двое. Этот ваш… кодекс бусидо. Сумак не рос в месте, где полно кричащих, прыгающих во все стороны ниндзя с мечами наперевес. Он не из тех, кто занимается боевыми искусствами.
— Мудрейший, мы должны быть самураями, а не ниндзя. — Долгоухий поднял голову и разгладил уши, которые были перевязаны ленточкой и свисали вниз за голову.
— Ниндзя? Как в комиксах? — Естественное любопытство Сумака взяло верх.
Кабуки испустила долгий вздох и покачала головой:
— Мы не хитроумные ниндзя. Мы должны стать самураями, защитниками нашего клана, когда станем достаточно взрослыми. Мой брат до сих пор не заслужил нормального меча.
— О, конечно, смущай меня, сестра.
— Ты облегчаешь задачу, брат.
— Вы оба! — огрызнулась Клауди. — Не заставляйте меня снова ставить вас обоих в угол!
— Пришло время изящно отступить. — Кабуки сделала шаг назад, ее взгляд остановился на Клауди. — Мне нужно давать уроки стрельбы из лука, и я не хочу, чтобы меня привязывали к плугу и тренировали силу земных пони.
— Мудрейший и мудрейшая сказали свое слово. — Долгоухий протянул лапу и, прежде чем Сумак успел запротестовать, подхватил жеребенка, а затем отступил, следуя примеру сестры. — Первый урок, Сумак Эппл… всегда знай, когда нужно изящно отступить. Это битва, которую невозможно выиграть. Мы столкнулись с непреодолимыми препятствиями. Аликорны сами не смогли бы выиграть эту битву.
Слишком растерянный, чтобы что-то сказать, Сумак позволил увлечь себя.
Как бы Сумак ни любил стрельбу из лука, сердце его не лежало к этому. Он сидел и смотрел на тюки сена, разложенные на фермерском поле. Его магия снова заработала, как будто ничего и не было. Кабуки стояла неподалеку, ее длинные стройные лапы были сложены на груди, а белые уши покачивались на легком ветру.
Вдалеке Долгоухий совершал сложные движения железным мечом, тускло поблескивавшим в утреннем свете. Сумак повернулся и некоторое время наблюдал за ним. Алмазный пес совершал одну и ту же серию движений, снова и снова, никогда не нарушая привычного распорядка.
— Я не могу, — ныл Сумак. — Я просто не могу. Я слишком расстроен.
— Сейчас самое время. — Кабуки сгорбилась и разгладила свою пеструю лоскутную тунику. — Если расстройство мешает тебе заниматься стрельбой из лука, то к чему это приведет? Как ты будешь защищать других? Как ты спасешь Пеббл?
Сумак, почти разъяренный, сидел, шевеля губами и отплевываясь в ответ. Он даже не мог подобрать слов для вразумительного ответа. Он зажмурил глаза и попытался успокоиться. Где-то в нем таилась истерика, и Сумак боялся этого.
— Ты должен быть готов поднять свой лук в любом настроении — счастливом, печальном или сердитом. Не позволяй слезам затуманить твое зрение. Не позволяй гневу испортить твою цель. Ты должен стремиться к равновесию и контролировать свой гнев, чтобы не вызвать еще одну беду своим поганым, язвительным языком. — Протянув лапу, Кабуки похлопала жеребенка по шее.
На секунду Сумак почувствовал искушение показать Кабуки, на что способен его рот.
— Хорошо, гнев — это хорошо. — Кабуки протянула лапу и отвесила Сумаку легкий, безболезненный шлепок по щеке. — Гнев — это дар. Гнев — это не положительная и не отрицательная эмоция. Гнев — это первичная эмоция. Гнев дает мотивацию, и от того, что мы делаем с этой мотивацией, зависит, станет ли наш гнев положительным или отрицательным.
Сумак моргнул.
— Гнев и ярость могли привести моего брата на опасный и темный путь, но сейчас его гнев сдерживается желанием творить добро. Гнев, вызванный его воспоминаниями, дает ему стимул к самосовершенствованию, когда борьба трудна, а то и невозможна. Гнев побуждает его исправлять ситуацию. Гнев — это такая же движущая сила, как и любое другое искусство, его нужно направлять, давать ему направление и позволять течь контролируемым, творческим путем. При правильном использовании гнев может стать силой добра.
Кабуки подняла Сумака на копыта и развернула его к тюкам сена с мишенями на них:
— У тебя проблемы с темпераментом, Сумак Эппл, и они проявились в виде реки пошлости. Тебе следует держать свои слова при себе, иначе тебе придется их съесть.
Все это было уже слишком. Сумаку захотелось броситься на землю и устроить припадок. Он был вне себя от ярости. Его тело дрожало от ярости, а лицо было слишком горячим. Они пришли в его дом, в его школу, напали на него, на его мать, на его друзей. Они даже напали на Олив, и он был очень расстроен этим. Во рту у него пересохло, и Сумак почувствовал, как дернулся уголок его глаза. Истерика надвигалась как гром.
Кабуки протянула ему свой лук, и Сумак посмотрел на него, не зная, что делать дальше. В нем кипела ярость, и ему снова захотелось заплакать, но он не хотел делать этого при посторонних. Внутри его шеи горела россыпь углей. Из кончика его рога поднималась крошечная струйка иссиня-черного дыма.
— Гнев — это дар, — прошептала Кабуки ему на ухо, а затем ее лапа шлепнула его по заду.
Шлепок был не столько болезненным, сколько напугавшим его. Это было не больно, но еще больше разъярило его. Раздувая маленькие ноздри, он выхватил лук, наложил стрелу, отступил назад и выстрелил. Он промахнулся. Повторив процесс, он выстрелил еще раз и снова промахнулся. На этот раз он не попал даже в тюк сена.
И снова Кабуки прошептал ему на ухо:
— Гнев — это дар. Он дает нам мужество смотреть в лицо несправедливости мира. Я знаю твой гнев, Сумак Эппл.
На этот раз, когда Сумак снова натянул лук, по его тетиве и стреле пробежали искры молний. Оскалив зубы, он выстрелил. Раздался громовой раскат, от которого он едва не оглох, а его грива встала дыбом. Стрела полетела точно, пропитанная всей яростью Сумака. Она ударилась о край деревянной мишени, как раз за пределами внешнего нарисованного круга.
Зарычав, он выпустил еще одну стрелу, отступил назад, обрел равновесие и снова выстрелил. На этот раз стрела попала во внешнее нарисованное кольцо. Стрела задымилась, и в воздухе запахло озоном. Кровь стучала в ушах и пульсировала в шее. Он чувствовал, как она растекается по телу. Скрежеща зубами, он приготовил еще одну стрелу и подумал: гнев — это дар.
К его удивлению, стрела попала в центральную окружность. Кругов на листе было пять, и он попал в средний. Его ярость исчезла. Его гнев испарился. Он стоял и смотрел на него с открытым ртом, а лук Кабуки все еще держался в его телекинезе. Это был его лучший выстрел в жизни. Чувство выполненного долга сменилось кипящей яростью.
— Еще раз! — потребовала Кабуки и еще раз ударила жеребенка по крупу.
Отработанным, плавным движением Сумак наложил стрелу, отступил назад, прицелился и отпустил. Стрела слегка покачивалась, вылетая из лука, и ее древко двигалось, как волны на воде. Только тогда Сумак понял, насколько тяжел лук Кабуки и как много усилий требуется, чтобы оттянуть стрелу. Он коснулся стрелы своей магией, пока она летела, выравнивая ее, ослабляя колебания, и, не отрывая взгляда от стрелы, направил ее к цели.
Она снова вонзилась в среднее кольцо, ниже и левее того места, куда вонзилась предыдущая стрела. Шок и изумление ошеломили мозг Сумака. Лук выпал из его телекинетической хватки, но Кабуки успела схватить его прежде, чем он упал на землю. Улыбаясь, она присела на траву рядом с Сумаком.
— Вот как надо защищать других. Отбросив слезы, ты собираешь свой гнев. Посмотри, Сумак Эппл, что ты сделал со своим гневом. Если бы это были гарпии, ты бы их поразил, я думаю.
— Что ты знаешь о гарпиях? — спросил Сумак.
Улыбка Кабуки стала хмурой:
— Мерзкие твари. Отродья. Неестественные.
— То же самое можно сказать о любых монстрах. — Сумак сел в траву и начал делать глубокие вдохи, чтобы успокоиться.
— Гарпии — неестественные существа. Для их вида не существует самцов. Давным-давно Грогар Некромант научился использовать Радугу Тьмы. Он украл яйца феникса и поместил их в черный мешок, который и был Радугой Тьмы. Тьма внутри мешка извратила яйца, сделала их неправильными. Из этих испорченных яиц вылупились гарпии. Огонь феникса превратился во взрывоопасные яйца, которыми гарпии стреляют из своего зада. То, что когда-то было чистым и прекрасным, стало грязным и непристойным.
Сумак слишком хорошо помнил взрывоопасные яйца. Он содрогнулся. Каким-то образом Твайлайт уберегла его и Пеббл от смертоносного шквала взрывных тухлых яиц, выпущенных из задниц гарпий.
— В Понивилле было ужасно много гарпий, — сказал Сумак, его голос стал мягким и почти спокойным. Он задумался о последствиях. Если гарпии не рождаются, то это значит… Эта мысль пробрала его до костей, и он задрожал. Плечи немного болели, и его трясло от того, что он чуть не устроил истерику.
— Идем, Сумак Эппл. За каждую стрелу, попавшую в цель, я отвечу на один твой вопрос. Посмотрим, сможем ли мы заставить тебя сосредоточиться. — Кабуки протянула лапу, положила ее на шею Сумака и разгладила его гриву. — Я заставлю тебя заслужить свои ответы.
— Хорошо, — ответил Сумак, кивнув Кабуки. — Но если я попаду в яблочко, меня ждет куча бонусов…
1 ↑ История Кабуки и Долгоухого: Venenum Iocus: 58. Так серьезно и далее.
Глава 54
Задняя дверь закрылась за Сумаком, и он оказался на кухне. Долгоухий и Кабуки разбежались по окрестностям, опасаясь, что их поймают и отправят работать. Что касается самого Сумака, то он был в хорошем расположении духа. В общем, он чувствовал себя вполне сносно. Он устал, его мучила жажда, он был голоден, но настроение у него было вполне приличное, даже несмотря на все происходящее.
— Ты вернулся домой воином? — спросила Пеббл.
В ответ Сумак лишь слабо пожал плечами, затем подошел к кухонному столу и сел. Он устал немного больше, чем думал, и ему было приятно сесть и облокотиться на край стола. Перед ним лежали угощения, коробки, пакеты, почтовые наклейки — всего было больше, чем он мог принять и осмыслить.
— Где же Бумер? — Сумак огляделся, но не нашел ее.
Пеббл подняла переднюю ногу и указала вверх. Откинув голову назад, Сумак посмотрел вверх и увидел всевозможные засушенные растения, свисающие с толстых балок, поддерживающих потолок. На деревянном колышке, на котором висела коллекция нанизанных луковиц чеснока, он увидел крепко спящую Бумер. Она делала свою часть работы, Бумер, оберегала чеснок.
Каждый пони должен был вносить свою лепту.
— Попал в яблочко? — Пеббл навострила уши, ожидая ответа.
— Нет. — Сумак ответил бодро. — Но меня это устраивает. Кабуки заставила меня сосредоточиться, и я все время попадал в цель, но никогда не попадал в яблочко. Она научила меня, что гнев — это дар.
— Нет, не так. — Пеббл покачала головой, и бабушка, стоявшая у плиты, с любопытством хмыкнула. — Гнев — это разрушительная сила, которую я должна сдерживать любой ценой.
Клауди, отошедшая от плиты, принесла чашку с чаем на блюдце, зажатом в зубах. Она поставила ее перед Сумаком, ласково похлопала его, а затем вернулась к своей работе. Пони нуждались в лакомствах, а эти лакомства сами себя не готовили.
— Неправильно, Пеббл. Ярость — это разрушительная сила, и она возникает, когда гнев и потенциал оставляют на произвол судьбы.
— Что? — Пеббл сидела, моргая глазами, и складывала передние копыта на стол перед собой.
— Кабуки говорит, что гнев не бывает правильным или неправильным. Он не хороший и не плохой. Это… это… — Сумак силился вспомнить, чему его учили. — Пер-что-то?
— Первичное? — Клауди выключила конфорку на плите и накрыла кастрюлю крышкой.
— Точно! — Сумак подпрыгнул на своем стуле. — Первичная эмоция. Гнев — это первичная эмоция. Он отличается от ярости, которая является вторичной эмоцией. Первичные эмоции не бывают положительными или отрицательными, они существуют для того, чтобы служить основой для других эмоций и чувств. Гнев нужно использовать и сделать его хорошим, иначе он превратится в ярость.
— Ты мне больше всего нравишься, когда ты умный. — Лицо Пеббл приобрело несколько более темный оттенок коричневого.
— Кабуки отчитала меня по полной программе. Я не знаю, что думать. Так много из того, чему меня учили, было неправильным. И я чувствую неправильность. Когда она говорила, это было как… как будто открываешь окно и чувствуешь приятный ветерок. Все имело смысл. Я знал, что то, что она говорит, правда, но не знаю, откуда я это знал. — Сумак нахмурил брови и продолжил: — Сейчас я чувствую себя намного лучше, правда. Я все еще расстроен, но я разбираюсь с этим. Я волнуюсь, но справляюсь с этим. Кабуки сказала мне быть благодарным за то, что у меня есть сейчас в любой ситуации, и мы говорили об этом, и у меня есть все вы, и я был так зол и обеспокоен, что не принял это во внимание, и мне очень, очень жаль. Я был настолько погружен в свои дурные мысли, что чуть не упустил возможность завести новых друзей. Мне очень жаль.
— Этот мир становится все более запутанным, — тихо пробормотала Клауди. — Как будто Мод все время рядом. Страшно умные пятилетние дети. — Она издала слабое хныканье, отвернулась от плиты и оглядела жеребят, сидящих за столом. — Все прощено. Сейчас трудные времена для всех пони.
Кивнув, Сумак отпил чаю, опустив в него мордочку и отхлебнув немного. Он видел, как Пеббл ерзала на своем месте, и в выражении ее лица было что-то… страдание? Сумак не был уверен, но что-то было не так. Выплюнет ли Пеббл это или ему придется вытягивать это из нее?
Слов не находилось. Пеббл взяла шарик голубого попкорна, покрытый ирисками, и принялась его поглощать. Сумак никогда раньше не видел голубого попкорна, но этот не выглядел подкрашенным. Он был голубым. Он также никогда не видел фиолетовую тыкву.
— Фу.
— Что не так, Марбл? — спросила Клауди.
Стоя в дверях, Марбл сморщила нос:
— Вонючий жеребенок.
Чай капал с морды Сумака, когда он поднял голову от чашки. Он заметил, что все пони смотрят на него. Наступил неловкий момент осознания, и он увидел, как Пеббл кивнула. От него воняло? Он принимал ванну за день до вторжения… а сейчас… два дня назад?
— Я помою вас, мистер. — Голос Марбл был мягким, нежным, но в то же время опасным, как будто она осмеливалась бросить ему вызов. — Я собираюсь снова сделать вас милым и пушистым, так что помогите мне.
— Я буду сотрудничать. — Сумак сгорбился над чаем и бросил на Пеббл кислый взгляд.
— Ну, Марбл определенно стала более напористой. — Клауди отошла от плиты и стала рассматривать несколько лакомств, остывающих на столе. — Похоже, те курсы с Айрон Уиллом ей здорово помогли.
— Это было забавно. — На лице Пеббл, держащей шарик попкорна, появилось нечто, почти напоминающее улыбку.
— Что было забавно? — спросил Сумак.
— Айрон Уилл принял мою маму за тихоню, потому что она была тихой и мало говорила. — Пеббл улыбнулась, и это было действительно тревожное зрелище. Ее глаза блестели, и не в хорошем смысле. Одно ухо дернулось, а затем она откусила кусочек попкорна.
— Что случилось? — Сумак обнаружил, что хочет знать.
— О, мы не говорим об этом. Случились плохие вещи. Айрон Уилл научился спокойной напористости. Я научилась говорить громче и быть более напористой, когда пыталась заставить Мод и Лаймстоун остановиться. — Лицо Марбл потемнело, и она на мгновение покраснела. — Мне приходилось повышать голос. Я стала неуправляемой.
— Она схватила микрофон и кричала так громко, что пони на несколько дней оглохли.
— Пеббл, как ты могла? — Марбл выглядела преданной.
— Я неделю ничего не слышала. — Пеббл откусила еще кусочек попкорна и сидела, глядя на тетю. Проглотив, она продолжила: — Прошел еще месяц, прежде чем у меня перестало звенеть в ушах, а мой отец целую луну ходил и кричал.
— И Игнеус тоже, — добавила Клауди. — Я была умницей. Я осталась дома. Есть что-то, что говорит о том, что кобыла должна сидеть дома, на своей кухне, где ей самое место…
— Мама, это сексизм, — запротестовала Марбл, — и это не очень хорошая идея для Пеббл или Сумака.
— Нет, если кобыла хочет остаться на своей кухне, где она главная и ведет свои дела. — Клауди сузила глаза, глядя на дочь. — Сами принцессы не бросили бы мне вызов на моей кухне. Это моя территория.
Сумак, пытаясь осмыслить все это, пришел к одному выводу: Пай были глупыми пони. Они были большим стадом глупых пони. Он подумал о Трикси, о Лемон Хартс, а потом о милом, тихом домике, где они все жили. Тихом.
— Если бы Сумак велел мне оставаться на кухне, думаю, я бы с этим смирилась, — сказала Пеббл между укусами. — Мне нравится готовить. Просто хотелось бы, чтобы у меня это получалось лучше. Меня за это дразнят.
— Видишь? — Клауди указала копытом на внучку, и Марбл возмущенно фыркнула. Клауди, возможно, поняв, что Пеббл расстроена, повернулась и посмотрела на маленькую кобылку. — Пеббл, дорогая, у тебя нет кьютимарки, связанной с готовкой. Если ты хочешь хорошо готовить, тебе придется пройти сложный путь и много трудиться. Я прекрасно справляюсь, и мой бизнес процветает.
— Я не хочу говорить кому-либо из пони, чтобы он оставался на кухне. — Сбитый с толку, Сумак недоумевал, во что он ввязался. Неудивительно, что Пеббл была такой странной. Вся эта семья… Он не знал, как все это воспринять. Эти пони были выше его понимания. Дискорд был бы здесь как дома.
— Пеббл, ты не можешь просто позволить Сумаку говорить тебе, что делать. — Марбл покачала головой.
— Почему нет? — потребовала Пеббл. — Я говорю ему, что делать. Справедливость есть справедливость.
Надув щеки, Марбл сдержала гневную отповедь, а потом просто стояла, подергивая ушами. Через мгновение Марбл проговорила:
— Мама, это ты во всем виновата. Вы с папой оба командуете друг другом и притворяетесь, что вы такие грубые и все такое, а Пеббл теперь думает, что это нормальное поведение для любящей пары.
Вскинув бровь, Клауди ответила:
— Конечно, это так.
— Мама, нет, это не так! — Марбл топнула копытом, а затем в приступе почти жеребячьего неповиновения скосила глаза, высунула язык и подразнилась.
Испугавшись, Сумак заглянул в глаза Пеббл и на одну страшную секунду увидел свое собственное будущее. Возможно, связываться с кобылками семьи Пай было плохой идеей, и, возможно, об этом следовало бы предупреждать. В мире было много разумных семей с тихими, разумными кобылками. Но ни одна из них не была Пеббл.
— Марбл Пай, я посажу тебя к себе на колени…
— И отшлепаешь меня? — Глаза Марбл расширились. — Это тоже неправильно.
— Все мои жеребята стали прекрасными примерами и достойными гражданами, и всех их отшлепали, включая тебя, Марбл. Расскажи мне, откуда у тебя взялось чувство добра и зла.
— Однажды бабушка отшлепала и моего папу. Я была маленькой и не помню этого. — Пеббл доела свой шарик попкорна и вытерла мордочку.
Клауди с пылающими от ярости глазами покачала головой:
— Тарниш начал идти по неправильному пути. К нему приходили Надзиратели. Принцессы читали нотации, обе. Что-то нужно было сделать… что-то должно было наставить его на путь истинный… что-то должно было заставить его следовать дорогой честных земных пони.
— Бабушка отлупила его большой деревянной ложкой, и он стал послушным.
Сумак начал опасаться за свой собственный зад. На этой кухне было много деревянных ложек. Больших. По-настоящему больших. Они были повсюду. Металлические ложки тоже. И шпатели. Лопаточек было много. Кухня представляла собой целый арсенал приспособлений для шлепанья. Его взгляд упал на большую хлебную доску, с помощью которой буханки вставляли и вынимали из духовки.
— Обе принцессы наблюдали за этим со склоненными головами. — Марбл погрузилась в воспоминания и полузакрыла глаза. — Принцесса Луна назвала это вмешательством, а принцесса Селестия сказала, что если пони не боится распоряжений аликорнов, то он должен бояться хотя бы своей матери.
Что это за запутанный мир? — подумал про себя Сумак.
— Тарниш продолжает идти по прямому и узкому пути. — Клауди водрузила очки на нос и поправила их. — Он никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах больше не собьется с него. Я люблю своего сына и не допущу, чтобы он сгинул во тьме.
— Это был очень эмоциональный день, — прошептала Марбл.
Повернувшись, Клауди встала лицом к своей плите и больше ничего не сказала, только послышалось сопение. Ошеломленный Сумак сидел молча, а Пеббл разглядывала очередной шарик попкорна. Он не знал, что думать, что говорить и что вообще чувствовать по поводу всего, что только что услышал.
— Я так люблю своего сына. — Клауди, все еще сопя, выключила плиту и сняла сковороду с еще теплой конфорки. — Он совершил ошибку и…
— И для тебя было лучше наказать его, чем отдать куда-то, чтобы с ним разобрались другими способами, — сказала Марбл, избавив мать от лишних слов. — Давай, Сумак, допивай чай. Тебе нужно принять ванну.
Сумак и сам не знал, как эта череда событий привела его к этому моменту.
Вода в ванной была горячей, но не слишком. Сумак лежал в ванне, которая была вполне достаточной для того, чтобы он мог в ней плавать, — массивной старой ванне из кованого железа, покрытой желто-белой эмалью. Щетка двигалась вверх-вниз по его спине, и это успокаивало. Наклонившись, Сумак уперся подбородком в прохладный край ванны.
В ванну было налито какое-то масло, и от пара, поднимавшегося от воды, немного щипало глаза. Он слегка повернулся, когда щетка заскребла по его ребрам. Щетка была с жесткой щетиной, и когда Марбл начинала, она причиняла ему боль, но сейчас щетина немного размягчилась в воде, и это было приятно.
— Что сделал Тарниш? Что случилось? — Он услышал стон Марбл и забеспокоился, что, возможно, расстроил ее.
Щетка продолжала чистить, двигаясь длинными быстрыми движениями, от которых вода в ванне взбивалась и становилась еще более пенистой. Марбл с практической легкостью держала рукоятку в своей щетке. Сумак был поражен тем, как хорошо она управляется с щеткой, насколько ловким был ее захват. Щетка переместилась ближе к его шее и стала наносить более короткие, более контролируемые движения.
— Тарниш… совершил ошибку. И это все, что я могу сказать.
— Его нужно было наказать? — спросил Сумак.
— Да. — Голос Марбл был тихим, придыхательным шепотом. — Он совершил нечто такое, что требовало наказания. Мы все очень боялись за него и его будущее. Обсуждались варианты, некоторые из них были неприятными. Даже Тарниш согласился, что ему придется столкнуться с последствиями своего поступка.
— Значит… Клауди отшлепала его?
Марбл издала болезненный вздох:
— Игнеус сказал, что если кто-то и должен наказать Тарниша, то это должен быть тот, кто его любит. Сумак… это сложно. Когда ты наказываешь кого-то из пони, речь идет не о боли, не о том, чтобы заставить их страдать, а о том, чтобы они больше никогда не захотели совершить то, за что их наказали.
Закрыв глаза и положив подбородок на край ванны, Сумак ответил:
— Я не уверен, что понимаю.
— Наказание — это такой травматический опыт, который заставляет тебя не желать повторения этой травмы, поэтому ты избегаешь делать то, что ее вызвало. — Марбл занялась другой стороной шеи Сумака.
— Значит, шлепки его исправили? — Сумак не был уверен, что понимает.
— Нет, — ответила Марбл.
— Тогда что же?
— Клауди должна была его наказать. — Голос Марбл превратился в тихий писк. — Думаю, дело было не в наказании, а в том, что у Клауди было разбито сердце. Ей пришлось страдать самым ужасным образом. Ей пришлось взвалить на свои плечи бремя наказания Тарниша. Она должна была страдать, а Тарниш — наблюдать за тем, что это с ней делает. Это было ужасно. Она плакала несколько дней и не выходила из своей комнаты. Она не могла работать. Как мать, она должна была сделать что-то ужасное со своим сыном, но она спасла его.
— Я не понимаю.
— Тарниш должен был взять на себя часть страданий, пропорциональную тому, что он сделал не так. И он поступил неправильно. Нужно было четко дать понять, что то, что он сделал, — это не нормально и не будет терпимо. Чтобы наказать его, обсуждалось множество действительно ужасных вещей. Плохие вещи. Ужасные вещи. Вещи, которые заставили плакать всех пони, включая принцессу Селестию.
Сумак подумал о Трикси и о том, как она попала в беду. Она тоже переступила эту черту.
— В конце концов, Клауди отшлепала его и решила, что это адекватное наказание. Тарниш понял, как его поступки могут повлиять на других, особенно на тех, кто его любил. Полагаю, что все сложилось к лучшему, даже если я с этим не согласна.
— Когда я поступаю неправильно, Трикси иногда смотрит на меня так. Как будто она очень разочарована мной. Это ужасно. Когда она была моим мастером, а я — ее учеником, она так делала, когда я плохо выполнял уроки. — Сумак почувствовал, как мышцы его живота напряглись при этом воспоминании. — Иногда она поступала еще хуже. Она спрашивала себя: "Что я сделала не так?" — и это было самое ужасное, что когда-либо происходило.
— Мммм… хммм… Я знаю, как это бывает. — Марбл кивнула и продолжила скрести.
— Правильно и неправильно — это так сложно. Мир такой сложный. Я не могу в нем разобраться. — Уши Сумака поникли, и он повернул голову так, что его щека уперлась в прохладный край ванны. — Трикси научила меня причинять как можно меньше вреда, чтобы сохранить себе жизнь. Другие пони говорят мне другие вещи. Правильно — это правильно, а неправильно — это неправильно. Но бывают моменты, когда все идет наперекосяк, как, например, когда мне пришлось выручать Пеббл. Я хотел ей помочь. Она убегала, и это было глупо. Она вела себя глупо и совершала глупые поступки. И это было неправильно с моей стороны — обманывать свою лучшую подругу, но я должен был это сделать. Твайлайт долго рассказывала мне о том, как выбирать, что делать неправильно, и теперь всё бессмысленно.
— Обычные пони не слишком мучаются с правильным и неправильным, — негромко сказала Марбл, продолжая скрести. — Они делают простой выбор и живут с простыми последствиями. — Марбл взяла кувшин, стоявший возле ванны, опустила его в воду и вылила ее на голову Сумака. — Однако этой семье приходится бороться с необычными проблемами, связанными с правильным и неправильным. Мы боролись, и мы сражались, и мы много плакали, и мы смеялись вместе… но… но борьба изменила наше мышление. Изменила то, кем мы являемся как пони. Наверное, это началось с Пинки Пай, которая стала Элементом Смеха. Мод и Тарниш стали рейнджерами и много кем еще. Лаймстоун открывала бизнес за бизнесом, но не находила удовлетворения ни в чем, пока не начала работать с Трихаггер. Что касается меня, то я не высовывалась из книг по психологии и старалась не дать нам всем развалиться.
Услышав слова Марбл, Сумак забеспокоился о Трикси.
— Что касается Пеббл, то ее пытались убить. Это было частью решения отправить ее в Понивилль, чтобы она была с Твайлайт. У нас на ферме были случаи нападения. Плохие вещи случались с нами, потому что мы старались поступать правильно. Неприятности приходят к тем, кто поступает правильно, Сумак Эппл. Это ужасно, но это правда. — Марбл плеснула немного шампуня в гриву Сумака, а затем поскребла его голову щеткой.
Сумак зажмурил глаза, чтобы в них не попала пена.
— Бедная маленькая Пеббл. Она не такая, как другие жеребята. В ней много от матери. Что еще больше усложняет ситуацию, я думаю, что Пеббл отталкивает других, даже не подозревая об этом, потому что знает, что она — мишень и что ей угрожает опасность. Думаю, это подсознательное действие с ее стороны.
— Если бы я мог, я бы защитил ее, но я маленький, и меня нужно защищать.
— И я полагаю, что иногда это тебя злит — быть таким маленьким и беспомощным.
— Да, — честно ответил Сумак.
— Сумак, я тоже беспомощна, если тебе от этого легче.
— Но… но… но ты же взрослая… — Не удержавшись, Сумак зевнул.
Марбл издала мягкий, грустный смешок:
— Давным-давно, еще до того, как у нас появилась та защита, что есть сейчас, на нашу ферму напали. У нас были враги. Случилось много плохого, Сумак, и я застыла. У меня случился срыв. Лаймстоун истекала кровью, повсюду летали заклинания, а я ничего не могла сделать. Я просто легла на землю, свернулась калачиком и начала плакать. Отцу пришлось меня спасать… Он пришел с киркой и… ну, неважно, что он сделал. — Кобыла взволнованно вздохнула. — Я хочу сказать, что нет ничего постыдного в том, чтобы быть беспомощным и нуждаться в том, чтобы тебя спасали другие. Хорошо, когда есть друзья и семья — они тебя спасут. И ты не должен чувствовать себя виноватым или стыдиться этого. Я помогаю своей семье другими способами. Я — липкая карамельная глазурь, которая держит все наши орехи вместе.
Когда Сумак ничего не ответил, Марбл легонько потрепала жеребенка щеткой, но обнаружила, что тот крепко спит.
Глава 55
Сон. Страшный сон о падении. Сумак боялся, что этот страшный сон станет регулярным, когда сидел в кровати. В комнате было слишком тепло, слишком душно. Нужно было открыть окно. Протирая сонные глаза, жеребенок понял, какой он пушистый. Что с ним сделала Марбл? Его довели до совершенства! Он чувствовал роскошную шелковистость своей шерстки на своей коже.
Его очки лежали на шкафу, рядом с фонарем, и, прищурившись, он смог разглядеть их, но Бумер не было видно. Надеть их было непросто. До появления очков он не помнил, чтобы его глаза были настолько проблемными, но, возможно, дело в перспективе. Теперь ему не нужно было напрягаться, чтобы сфокусироваться на чем-то, он мог просто видеть в очках.
С Трикси и Лемон Хартс все в порядке? Сумак хотел бы знать ответ. От одной мысли об этом ему хотелось плакать. Не желая пачкать лицо, он соскользнул с кровати и принялся за трудную задачу — надеть очки. Это было хорошее место для него, и он был намерен извлечь из своего пребывания здесь максимум пользы.
Переступив порог гостиной, Сумак остановился. Игнеус читал газету. Клауди сидела на диване и пила чай. Марбл и Пеббл не было видно. Он стоял, наполовину войдя, наполовину выйдя из прихожей, моргая и оглядывая взрослых.
— Привет, соня, — сказал Игнеус, не поднимая глаз от своей газеты. — У нас много новостей, но нет новостей о твоей маме.
Клауди поставила чашку на блюдце, стоявшее на деревянном столике, соскользнула с дивана и направилась на кухню. Сумак, вместо того чтобы сесть на диван, уселся на солнечный участок пола перед окном. Из кухни послышалось шипение, и через минуту вернулась Клауди с бутылкой содовой, но не сарсапариллы.
Когда она поставила ее на пол перед ним, он увидел, что это бутылка Селестии~Колы. Клауди вернулась на свое место на диване, села и улыбнулась. Испытывая жажду, Сумак сделал глоток, а затем, и все еще держа бутылку, посмотрел на Игнеуса.
— Что нового? — спросил Сумак.
— У нашего будущего принца какие-то неприятности, — ответил Игнеус.
— О? — Это было интригующе.
— Он не должен был покидать Кантерлот, но все равно покинул…
— О, это просто принцессы умничают.
— Что, Клауди? — Газета Игнеуса скомкалась, когда он посмотрел поверх нее на свою жену.
— Психология жеребенка. — Клауди держала чашку с чаем между копыт. — Очевидно, принцессы хотели, чтобы у нашего будущего принца была возможность стать героем. Поэтому они велели ему оставаться в Кантерлоте и никуда не уезжать. Естественно, будучи вспыльчивым жеребенком, он поступил с точностью до наоборот. Он собирает верную армию из своих товарищей-мэйнхэттенцев, спускается с горы и получает ценный опыт лидерства.
— Кобылы в этой семье, — ворчал Игнеус.
— Я познакомился с Гослингом. Мы вместе жарили зефир. Он был милым. — Сумак немного повернулся, чтобы солнце лучше освещало его спину. — Он был в Понивилле и пробирался через наш двор.
— Значит, ты встретил его не случайно, — сказала Клауди. — С ним был один из тех больших ночных пегасов?
— Его зовут Тсс. — Голова Сумака покачивалась вверх-вниз.
— Принцессы, все они, — неугомонные. Они во все вмешиваются. Они страшно умны и мало что оставляют на волю случая. Они хеджируют свои ставки, и нет никаких сомнений, что Гослинг должен был встретиться с тобой.
Пока Клауди говорила, Сумак думал о своем письме от принцессы Кейденс. Каким-то образом она знала. Она знала, что они с Пеббл будут особенными пони. Каким-то образом принцесса Кейденс узнала об этом раньше, чем он. У него закралось подозрение, что письма были не о поцелуе, который они с Пеббл разделили накануне, и не о том, что они друг другу понравились, — нет, принцесса Кейденс каким-то образом знала будущее.
— Большие страшные ночные пегасы выполняют поручения принцессы Луны, хотя некоторые из них подчиняются принцессе Селестии. Если Гослинг встретил тебя, то это потому, что ты — актив, жеребенок.
— Актив? — спросил Сумак.
— Клауди… — Голос Игнеуса был тверд.
— Рано или поздно он все равно узнает, — сказала Клауди. — "Актив". Пони, представляющий интерес. Когда принцесса Твайлайт Спаркл решила, что наша ферма — подходящее место для эвакуации жеребят в экстренном случае, она послала нескольких своих агентов, чтобы те провели с нами долгую беседу. Есть несколько "активов", которые могут оказаться здесь. Мун Роуз из Кантерлота. Халцедон из Кристальной империи. Ну и ты, конечно, и Пеббл, потому что она умеет общаться с камнями.
Сумак нахмурил брови, крепко сжал в щетке бутылку и отпил.
— Ты заслуживаешь правды, Сумак. — Голос Клауди стал мягким и обнадеживающим. — Насколько я понимаю, ты не самый волшебный маленький единорог, но ты — колдун. Ты делаешь других волшебными, и это делает тебя активом. За активами присматривают, и для их помощи создана сеть преданных Короне защитников.
Услышав все это, Сумак почувствовал себя лучше. Он отпил еще. Разговаривать с камнями оказалось гораздо более важным талантом, чем он предполагал, и его любопытство к Пеббл возросло. Подняв голову, он увидел, что Игнеус смотрит на свою жену, прищурив один суровый глаз. Здесь царило напряжение: Клауди сделала что-то, что вызвало недовольство Игнеуса, и Сумак не был уверен, что произойдет дальше.
— Кобылы в этой семье. — Игнеус фыркнул. — Я правильно сделал, что женился на тебе, Клауди Кварц. Мне нравится одна кобыла, которая слишком умна для своего блага, и в итоге я получаю целый дом таких кобыл на свою беду. У жизни есть забавный способ дать пони именно то, что они заслуживают.
— А еще я до смерти красива. — Наклонившись, Клауди подмигнула мужу.
— Но ты так и не подарила мне жеребчика, как я и просил. — Игнеус покачал головой и снова скрылся за газетой.
Довольная улыбка Клауди потускнела и стала хмурой. Она смотрела на мужа сквозь газету, глубоко нахмурив брови и сморщив уголки глаз. Ее ноздри раздувались, а уголки рта подергивались:
— Игнеус, ты просто хам.
— Хам с четырьмя дочерьми, — сухо ответил старый жеребец.
Разве так должны были вести себя женатые пони? Сумак наблюдал за происходящим, немного волнуясь, не понимая, что шутка, а что серьезно. Он отпил из бокала и стал ждать, что будет дальше.
— Две мои дочери, которых я с такой любовью сотворила вместе с тобой, я бы добавила, принесли тебе домой двух прекрасных сыновей, которых ты очень любишь.
Газета Игнеуса опустилась, как занавес:
— Я хочу такого же, как этот. Маленького. Жеребенка, которого я смогу обучить своим замашкам, и тогда мы будем вдвоем требовать, чтобы ты принесла нам что-нибудь с твоей кухни.
— О, вы, сэр, невозможны. — Клауди откинула голову и закатила глаза.
— Мы остались с двумя сыновьями. — Игнеус снова поднял свою бумагу. — У нас никогда не будет еще одного.
— И почему ты так говоришь, Игнеус?
— После того, как у тебя случился припадок, когда Марбл сбежала, на Лаймстоун и Пинки слишком сильно давят, требуя идеальной свадьбы. Лаймстоун слишком умна, чтобы приближаться к этой бомбе замедленного действия, а Пинки… ну, Пинки Пай есть Пинки Пай. С моей маленькой Пинки Пай мало что можно сделать.
— У Мод была официальная регистрация в Понивилле, и моя драгоценная маленькая Марбл сбежала, как влюбленная кобылка, к доктору Хеджу. Это было сразу после того, как Лаймстоун вернулась домой с тем щенком[1].
— Мне нравился этот щенок, — заметил Игнеус, устраиваясь поудобнее, чтобы почитать газету.
Жесткое выражение лица Клауди смягчилось, и на ее мордочке появилось что-то похожее на улыбку.
— Конечно, мы все еще можем обзавестись последним сыном, — сказал Игнеус тихим, скребущимся шепотом. — Интересно, что Трикси возьмет в обмен…
— Игнеус!
К своему собственному удивлению, Сумак расхохотался.
— Подумай об этом, Клауди, предложи достаточно этой своей помадки, и он может стать нашим.
— Игнеус…
— Или, что еще лучше, мы можем пойти к принцессе Селестии и подать прошение о браке по соглашению…
Что?!
— Игнеус!
— Законы все еще в силе, можно ими воспользоваться. Кто-то должен это сделать. — Старый жеребец хихикнул из-за своей бумаги. — Наконец-то ты получишь ту свадьбу, о которой мечтала, а королевская гвардия вмешается, если кто-то из участников попытается уклониться.
Сумак сделал глоток содовой, а Клауди посмотрела на мужа. Игнеус… ну, Игнеус был… тут уж ничего не поделаешь, Игнеус был пони, которого следовало остерегаться и быть осторожным. Игнеус был затейником. Сумак даже представить себе не мог, как Трикси может отреагировать на такое. Чем больше он об этом думал, тем больше это его беспокоило. Он не знал, как отреагирует Трикси. Трикси научила его искусству заключения сделок. Умению вести беседу. Она даже научила его "Уловке мошенника" — гладким словам и выражениям, которые заставляют пони согласиться на сделку. Умный пони согласился бы на эту сделку и был бы рад. Умный пони поймет, насколько выгодную сделку он заключает. Ты ведь умный пони, не так ли?
Гиперактивное воображение Сумака начало брать верх. В его мозгу возникали всевозможные ужасные образы: его продадут на ферму камней, он больше никогда не будет обладать магией и всегда будет рисковать проткнуть себе глаз, когда надевает очки. Это было ужасно, просто ужасно.
— О, смотри, Игнеус, кажется, он думает о браке по соглашению с Пеббл.
Сумак покраснел так сильно, что его очки запотели, а во рту пересохло. Он почувствовал, как сжимаются его члены и напрягаются мышцы спины, когда двое взрослых начали смеяться. Он тоже попытался рассмеяться, но во рту было слишком сухо, и получился лишь писк. Подняв свою бутылку, он сделал глоток Селестии~Колы и настороженно посмотрел на Клауди. Она была так же плоха, как и Игнеус.
Момент веселья был прерван раскатом грома. Сумак чуть не выпрыгнул из кожи, а его гиперактивное воображение в панике убежало от него. Он чуть не выронил и свою бутылку, но в последнюю секунду успел перехватить ее.
И Игнеус, и Клауди посмотрели друг на друга и сказали:
— Посетители.
— Посетители? — переспросил Сумак, теперь уже испуганный и встревоженный.
— Сиди спокойно, жеребенок, — приказал Игнеус твердым, жестким голосом. — Это был портальный самоцвет, и ты произвел такой же звук, когда прибыл, так что это должен быть кто-то из пони, посланных Твайлайт.
Услышав эти слова, сердце Сумака подскочило к горлу. Клауди отставила чашку с чаем и поднялась с дивана, навострив уши и пытаясь прислушаться. Сумаку было трудно усидеть на месте. Что, если украли портальный самоцвет? Что, если Игнеус ошибся? Клауди удалилась на кухню, и на один нелепый миг Сумак подумал, не берет ли она ложку, чтобы отбиваться от непрошеных гостей.
Он услышал снаружи визг и понял, что это Пеббл. Боясь выронить бутылку, Сумак положил ее и попытался удержаться от дрожи. Он услышал, как открылась задняя дверь и послышались голоса: Клауди и Марбл разговаривали, но он не мог разобрать, о чем идет речь.
— Мне нужен мой сын…
Сумак слишком хорошо знал этот голос. Его желудок забурчал, и он чуть не выблевал газировку, которую пил. Его парализовало, и он не мог пошевелиться. По полу слышался стук копыт, и Сумак почувствовал, как из уголков его глаз потекли слезы.
Увидев ее, Сумак облегченно вздохнул. Она стояла в дверях на кухню, одно ухо было перевязано, а на глазу была повязка. Ее немного обожгло, она сильно хромала на больную ногу, но она была жива, и все было замечательно.
— Малыш… Мне так жаль…
Пока Трикси говорила, Лемон Хартс, пошатываясь, подошла к Трикси и прислонилась к ней.
— Малыш, я надеюсь, ты сможешь меня простить… Это было самое трудное, что я когда-либо делала. — Голос Трикси звучал придушенно. — Мне пришлось выбирать между тобой и выполнением своей работы. Я должна была довериться другим, чтобы обеспечить твою безопасность… и это убило меня. Мне так жаль.
Хромая, Трикси с мучительной медлительностью двинулась к Сумаку. Лемон Хартс, оставшись без Трикси, прислонилась к дверному косяку. Гостиная была наполнена запахом огня, дыма и жженой шерсти.
— Твой глаз… — Сумак выдохнул эти слова, но все еще не мог пошевелиться.
— Яйцо гарпии взорвалось слишком близко к моему лицу. Я ослепла. Но со мной все будет в порядке.
— Мама…
— Малыш… — Трикси с глухим стоном опустилась на пол и подхватила Сумака своей здоровой передней ногой. — Мне так плохо… Мне пришлось отослать тебя. Я чуть не увильнула от своих обязанностей, чтобы пойти с тобой. Это разбило мне сердце.
— Трикси Луламун…
— Что, Игнеус? — огрызнулась Трикси. — Неужели сейчас, в этот самый момент? Тебе что, обязательно нужно докопаться?
Сумак, обхвативший передними ногами шею Трикси, услышал в словах матери враждебность. Он чувствовал, как она дрожит, как колотится ее сердце. Она злилась. Он еще крепче сжал ее шею и понадеялся, что все обойдется без неприятностей.
— Мисс Луламун, я сказал о вас много плохого. Ужасные вещи.
— Конечно, — ответила Трикси, еще крепче прижимая к себе Сумака, — а теперь ты собираешься сказать обо мне еще несколько, причем в присутствии моего сына? Хочешь довести эту пакость до ума, Игнеус?
— Я беру назад все свои ужасные слова и прошу у вас прощения. Мера родителей — в их жеребятах, и вы, мисс Луламун, вырастили прекрасного сына. Я буду гордиться, если назову его своим.
Сумак почувствовал, как его мать вздрогнула, а затем услышал всхлип. Ее объятия сжались, и она начала плакать. Он закрыл глаза, по его щекам потекли слезы, а потом он почувствовал, как к нему прижалось еще одно теплое тело. Когда он открыл глаза, то увидел желтый цвет.
— Это самое приятное, что обо мне когда-либо говорили, — всхлипывая, сказала Трикси, — и это сказал пони, который, как я думала, ненавидит меня больше всех.
Зажатый между двумя кобылами, Сумак чувствовал, как слезы капают ему на макушку. Лемон Хартс прижалась к нему, от нее пахло катастрофой, но ему было все равно. Она была жива, и ему нужно было услышать ее голос.
— Ты в порядке, Лемон? — Сумак сумел произнести эти слова, задыхаясь.
— Я приняла оглушающее заклинание чейнджлинга прямо на свой попец, — ответила Лемон Хартс, и ее слова прозвучали невнятно. — Я упала и ударилась головой. У меня было сотрясение мозга. Трикси спасла меня. Трикси спасла многих пони. — Лимонно-желтая кобыла фыркнула, откашлялась и прочистила горло. — Как только я оказалась в безопасности, Трикси возглавила атаку, чтобы помочь воздушной поддержке Гослинга. Она поцеловала меня на прощание, и это был последний раз, когда я видела ее в течение довольно долгого времени. Это было гораздо хуже, чем вторжение в Кантерлот. Это было ужасно. Я так боялась за вас обоих.
Покачиваясь, он отпустил шею Трикси, и Сумак повернулся так, чтобы обнять Лемон Хартс. Боль от неизвестности закончилась, наконец-то закончилась. Его семья, какой бы она ни была, была в порядке.
— У нас мало времени, — сказала Трикси тихим голосом. — Мы должны успеть на поезд. Он пронесется через Рок-Хейвен и не остановится. На поезде подкрепление, и я собираюсь телепортировать нас всех на поезд, чтобы он мог продолжать движение.
— Ты собираешься телепортировать нас на движущийся поезд? — спросил Сумак.
— Ага. — Трикси обхватила Лемон Хартс передней ногой и сжала, зажав Сумака между ними. — Понивилль в безопасности, ну, в достаточной безопасности. На юге еще много боев, но мы побеждаем. Планы Твайлайт и принцессы Луны сработали. Мы их разгромили.
— Планирование — это все хорошо, — сказал Игнеус тихим, торжественным голосом, — но войну ведут солдаты. Отдавайте должное, мисс Луламун.
— Полагаю, теперь я солдат. — Голос Трикси был не более чем шепот. — Я одна из Спартанцев Спаркл, и я кое-что изменила.
— Я тоже Спартанец, и у меня сотрясение мозга. — Слабо хихикнув, Лемон Хартс сумела обхватить шею Трикси одной из своих передних ног и устоять на ногах. — Я лучше справляюсь с гражданской службой и управлением.
— Нам нужно двигаться. — Голос Трикси был властным. — До вокзала будет долго идти, а я медлительная…
— Я тебя подвезу, — предложил Игнеус. — Я доставлю тебя туда в кратчайшие сроки.
— Спасибо, Игнеус. — Трикси слегка фыркнула. — Пеббл, твой отец будет в том поезде, и твоя мама тоже. Насколько я знаю, Октавия и Винил Скрэтч тоже поедут на поезде. Винил наконец-то достаточно окрепла, чтобы путешествовать.
— Что случилось? — спросила Пеббл.
Трикси издала тихий стон:
— Наверное, мне не стоило этого говорить.
— Что случилось?
— Тот небольшой конфликт, который произошел на Мэйнхэттене некоторое время назад, когда мистер Маринер пытался потопить нацию, Винил была там, когда все произошло. Ты все узнаешь, я уверена. Постарайся не волноваться, Пеббл.
— Что случилось? — На этот раз в голосе Пеббл прозвучали нотки гнева.
— Я не знаю, — ответила Трикси. — Но я знаю, что с ней все в порядке и что она едет в поезде.
— Пеббл Пай, не будь грубой. — В голосе Игнеуса звучали отеческие нотки. — Нам нужно отвезти вас всех на вокзал. Давайте, все вы, двигайтесь. У каждого из нас своя роль, и я должен доставить вас на вокзал. Пойдемте. Убедитесь, что вы все захватили, и не забудьте фонарь.
— Игнеус…
— Да, мисс Луламун?
— Спасибо, Игнеус, и тебе того же, Клауди.
— Ба, я слишком стар, чтобы сражаться, но я могу понянчить жеребенка. — Голос Игнеуса был еще более суровым, чем обычно. — Это была вовсе не работа. Ты вырастила прекрасного сына. А теперь все прощайтесь, у нас нет времени терять время.
1 ↑ о событиях Venenum Iocus: 29. Нежелательный урок
Глава 56
Повозка раскачивалась из стороны в сторону, пока ее тянул по пыльной дороге Игнеус. Трикси, у которой в данный момент был только один глаз, не сводила его с неба и ни на секунду не переставала смотреть по сторонам, не желая отвлекаться на Сумака. Лемон Хартс прислонилась к мешку с зерном, прислоненному к изголовью повозки. Ее лимонный цвет лица слегка позеленел, когда повозка загрохотала по изрытой колеями дороге.
Бумер, проснувшись, сидела на голове у Пеббл и, следуя примеру Трикси, наблюдала за небом, ее острые глаза сверкали в остатках солнечного света. Пеббл снова стала Пеббл, по крайней мере на данный момент, и читала книгу о квантовой запутанности, которую Сумак по ошибке попросил объяснить Пеббл. От слов, которые извергались изо рта Пеббл, у него заболел мозг, и он почувствовал себя глупо.
Оглядевшись по сторонам, Сумак заметил высокие фигуры по обочинам дороги, в полях, бегущие рядом с повозкой. У одних были луки, у других — мечи, у третьих — копья, у четвертых — топоры. Алмазные псы. Сумак понимал, что это друзья, а не враги, и обеспечивали им дополнительную защиту.
И все это ради какого-то фонаря. На самом деле все сводилось к фонарю. Маленький черный кусочек шнурка в нем позволял управлять неостановимой армией, способной уничтожить весь мир, а вместе с ним, возможно, и единственное средство остановить ее. Сумак держал фонарь в своей магии, изучая его, пытаясь понять. Совершенно случайно он обнаружил защелки, которые позволяли перемещать пластины с пони. Пластину земного пони, пластину пегаса и пластину единорога можно было переместить на одну сторону фонаря, обращенную вперед, и форма всех трех пони вместе образовывала аликорна — величественный силуэт аликорна в царственной, властной позе.
Когда три пластины соединились вместе, другие пластины, казалось, возникли, чтобы заполнить открытые промежутки, где раньше находились пластины с фигурками пони, задерживая свет и позволяя ему проникать только через силуэт аликорна. Преобразованный фонарь в данный момент не горел, возможно, потому, что знал, что в нем нет необходимости.
Прищурившись, Сумак заглянул внутрь и через отверстие в форме аликорна попытался рассмотреть Радугу Света, закрепленную в сердцевине фонаря. Однако фонарь был заполнен тенями, что затрудняло обзор. Видение было затуманено, и Сумак вскоре расстроился. Он прижал морду к фонарю и попытался заглянуть внутрь.
На мгновение его озарила вспышка света, от которой он чуть не выронил фонарь. Почти ослепнув, он сидел и моргал, пытаясь снова прозреть. Ему пришлось прищуриться, чтобы хоть что-то разглядеть, и, насколько он мог судить, никто, похоже, не заметил вспышки фонаря. Окружающий мир выглядел странно: странные цвета, мерцающие пятна света…
И еще была Пеббл.
Пеббл выглядела немного странно.
Нет, Пеббл выглядела очень странно.
Во-первых, ее было две. Маленькая Пеббл и Большая Пеббл. Большая из двух Пеббл была призрачной, окутанной пламенем. У нее также был рог и большие, мощные крылья по бокам. Ее лицо было суровым, торжественным и серьезным. А еще, по крайней мере в глазах Сумака, она была довольно красивой.
Остальные выглядели по-прежнему. Трикси была Трикси, Лемон Хартс была Лемон Хартс, Игнеус был Игнеусом, а вот Пеббл было двое. Он посмотрел на себя и вокруг себя и не увидел ничего необычного. Его не было двое.
Затем, когда он моргнул, зрение Сумака прояснилось, и призрачный образ второй Пеббл исчез, оставив после себя маленькую Пеббл, которая ему нравилась. Что показал ему фонарь? Было ли это будущее? Одно из возможных будущих? Судьба Пеббл? Почти сразу же Сумак начал испытывать беспокойство. Если это было будущее Пеббл, ее судьба, то какую роль в этом играл он? А может, и нет. Он был выше среднего, он это понимал, но его затмевали другие, например Олив. Даже Строуберри Хартс, его одноклассница, проявляла больше магических способностей, чем он.
Однако фонарь прояснил одну вещь.
Пеббл была особенной… а он — нет.
Он не знал, как к этому относиться. Отложив фонарь, Сумак посмотрел на Трикси, которая с интересом наблюдала за небом. Во время его видения, что бы это ни было, Трикси тоже была всего лишь пони. Но Трикси также была героем. Бойцом. Пони, которая поступала правильно. А еще она была его матерью. Поразмыслив несколько мгновений, Сумак понял, что это не меняет его планов. Он все еще может стать могущественным волшебником благодаря упорному труду и стараниям, и он может быть счастлив, будучи выше среднего или даже исключительным.
Как бы то ни было, он не был одним из избранных, даже если он был "активом".
Теперь, похоже, была очередь Лемон Хартс наблюдать за небом. Они с Игнеусом взяли на себя обязанность наблюдать за небом, как только добрались до вокзала, и Трикси теперь держала свой глаз закрытым. Судя по всему, она была глубоко сосредоточена, и Сумак понял, что она настраивается на сложное заклинание. Ему было любопытно, почему нет вольт-яблочной настойки, ведь магическая подпитка, несомненно, облегчила бы задачу.
Что касается самого Сумака, то он вносил свою лепту в поддержание чистоты неба. Если поблизости появлялись большие черные мухи — из тех, что любят кусать поньскую плоть, — он пускал в них молнию, чтобы они не кусали его мать и не мешали ей сосредоточиться. Некоторым, более крупным и злобным мухам, требовалось два и более разрядов, и Сумак уже неплохо целился, хотя никогда бы не похвастался этим. Трикси говорила ему, что хвастаться неправильно и что она будет очень разочарована, если он станет хвастуном.
— Приятно иметь личный прибор для уничтожения насекомых, — заметила Пеббл. — Ненавижу укусы слепней.
Ворча, Игнеус подогнул одну из задних ног, но не отрывал взгляда от неба. Сумак, который был хорошо знаком с подобным поведением благодаря Трикси, подумал, что с Игнеусом сделала целая жизнь тяжелой работы. Трикси была не так уж стара, но годы издевательств и тягания фургона разрушили ее тело. Игнеус был еще довольно бодр и хорошо передвигался, а Трикси… что ж, наверное, и к лучшему, что Трикси остепенилась и перестала таскать их фургон из города в город.
— Поезд идет. Прощайтесь. — Трикси не открывала глаз, пока она говорила.
Игнеус, все еще глядя вверх, сказал:
— Пеббл Пай, будь хорошей пони.
— Если это меня устроит, — монотонно ответила Пеббл.
— Вот моя кобылка. — Голос Игнеуса был немного грубее, чем обычно. — Сумак Эппл, через несколько недель ты получишь документы на брак по соглашению.
Щеки Сумака запылали, и он повернул голову, чтобы посмотреть на Игнеуса. Он беспокоился, что у матери нарушится концентрация. Ей нужно было сосредоточиться. Переведя взгляд на Пеббл, Сумак увидел, что она стала гораздо темнее шоколадно-коричневого и ерзает на месте.
— Бумер, будь хорошей маленькой ящерицей. — Игнеус глубоко вздохнул. — Что касается вас, мисс Луламун, то я желаю вам всего наилучшего. Мисс Хартс, похоже, настоящая подстрекательница.
Моргнув, Лемон Хартс издала пьяное хихиканье.
И тут Сумак увидел его — поезд. Он увидел его вдалеке. У этого поезда не было ни пряничной ливреи, как у многих эквестрийских поездов, ни гладкого стиля Кристальной империи, который так любили Шайнинг Армор и Кейденс. Нет, этот поезд был страшным. Он был тускло-серым, почти черным. Он был не очень длинным, и не похоже, что в нем есть окна, только узкие щели по бокам.
Что это за штука?
Когда он приблизился, Сумак увидел, что в поезде есть еще что-то, что сильно его напугало. Скрипучим голосом он заметил:
— Это не пати пушка.
Игнеус, который щурился и прикрывал глаза копытом, чтобы лучше видеть, кивнул:
— Это турельная пушка. Должно быть, дела плохи, если принцесса Селестия позволила снова их увидеть. Прошли годы с тех пор, как я видел их в последний раз.
— Ты видел ее раньше? — спросил Сумак.
— В музее. — Игнеус покачал головой и издал усталый вздох. — Ружья, танки, ракеты, пушки — все это часть нашего прошлого. Похоже, теперь они будут и в нашем будущем.
Сумак нахмурился, ему было неприятно думать об этом.
— Должно быть, дела совсем плохи, если мы вытащили их из хранилища. — Игнеус покачал головой, а затем повернулся и посмотрел на Сумака. — Сынок, ты будешь расти в интересные времена. Вы с Пеббл держитесь вместе, слышишь? Вы сможете оберегать друг друга. Земные пони и единороги были хорошими партнерами в трудные времена.
— Да, сэр. — Сумак торжественно кивнул Игнеусу.
Поезд громыхал по рельсам, страшный на вид и пугающий. Локомотив имел клиновидную форму и был покрыт тяжелой броней. Не было ни дымовой трубы, ни слабого места, дым валил из решеток по бокам, делая его похожим на улыбающуюся морду дракона. Вагоны не имели окон и были не прямоугольными, а скорее цилиндрическими.
Сумак понял, почему поезд не может остановиться. Он был слишком тяжелым. Он был похож на перегруженный вагон, и если бы поезд остановился, ему потребовалась бы целая вечность, чтобы снова начать движение. Поезд проносился мимо деревни, извергая черный дым, и Сумак чувствовал его приближение. Все вокруг грохотало, когда чудовище приближалось.
— Все пони вокруг меня, — скомандовала Трикси. — Подходите ближе. Я чувствую сигнал, на который должна навестись.
— Прощай, Игнеус, — сказал Сумак, спеша к матери.
— Прощай, сын, — ответил Игнеус.
— Прощай, Ворчун. — Пеббл помахала дедушке ногой.
С верхушки головы Пеббл помахала Бумер. Лемон Хартс чуть не упала, но смогла приблизиться к Трикси. С помощью телекинеза Сумак попытался поддержать ее, но Лемон Хартс оказалась слишком тяжелой для него. Немного покачиваясь, Лемон Хартс успела помахать Игнеусу на прощание, как раз в тот момент, когда рог Трикси начал светиться.
— Пришлите еще помадки, — сказала Пеббл очень спокойным голосом, когда магия Трикси начала потрескивать. — Передайте тете Муб-Муб, что я ее люблю.
Сумак не успел услышать ответ Игнеуса. Раздалось громкое шипение, за которым последовал раскат грома. Его грива встала дыбом, и он почувствовал, как статическое электричество пробежало по его сверхкондиционнированной и сверхпушистой шерсти. В ушах возникло почти болезненное давление, а зрение помутилось.
Мир вокруг него взорвался светом…
Сумак шлепнулся на твердый металлический пол с такой силой, что у него клацнули зубы. Было немного больно, ну, может быть, даже больше, чем немного, но он почему-то не закричал. Он упал и столкнулся с Лемон Хартс, которая упала и приземлилась на него сверху, придавив его. Вокруг раздавались приглушенные стоны и мычание, а потом он услышал голос Пеббл.
— Папочка!
Не видя, Сумак слышал топот копыт по тяжелому металлу. Раздался грохот, радостный смех, а затем вопли, которые самым ужасным образом отразились от металлического пола и стен.
— Пебби Какашка, прости, я забыл, что ты не любишь, когда тебя поднимают!
Борясь, Сумак пытался выбраться из-под Лемон Хартс. Он извивался и брыкался, но Лемон еще не успела прийти в себя. Не имея другого выхода, он немного повысил голос:
— Мы упали… мы упали с большой высоты… Твайлайт пострадала, мы были в нескольких километрах в небе и упали. — Пока он говорил, он слышал, как Пеббл всхлипывает, и понял, что она снова превратилась из нормальной в несчастную.
— Мне очень жаль… Я не знал…
Мощным рывком Сумак был выдернут из-под Лемон Хартс. Он сел и огляделся, сделав несколько глубоких вдохов. Здесь было много пони, очень много. Он увидел Тарниша, которого знал, и Мод, которую тоже знал. Были и две кобылы, которых он не знал, но мог догадаться, кто они. Одну звали Октавия, и Сумак прослушал несколько ее записей. Другая должна была быть Винил Скрэтч. Пеббл была полностью поглощена своей семьей.
Твайлайт Вельвет стояла рядом, и Сумак понял, что именно она вызволила его. Рядом с ней стоял темно-синий жеребец с доброй улыбкой. Пока он сидел, пытаясь рассмотреть окружающую обстановку, Твайлайт Вельвет начала его осматривать, и он ничем не мог ей помешать, пока она его проверяла.
На некотором расстоянии от себя Сумак увидел еще больше знакомых лиц. Гослинг смотрел в узкую щель, служившую окном. Там же сидел огромный лунный пегас по имени Тсс. Севилья сидел рядом с Хотспуром, и все эти четверо были облачены в доспехи, но это были не обычные золотые доспехи, нет. Эти доспехи были тяжелее, толще и выглядели изрядно потрепанными, словно недавно побывали в переделках.
— Сумак, ты в порядке? — мягким голосом спросила Твайлайт Вельвет. — Ты немного помят.
— Я в порядке, — ответил Сумак, — А Лемон в порядке?
Твайлайт Вельвет покачала головой:
— Не думаю, что она…
Как только старшая кобыла заговорила, Лемон Хартс стошнило. Сумак повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть это. Трикси стояла рядом с ней, держа Лемон Хартс за шею, и с помощью своей магии убирала гриву бедной Лемон с ее лица, пока та блевала.
— Думаю, телепортация и качка поезда — это слишком для бедняжки. — Твайлайт Вельвет поцокала языком, а затем начала рыться в сумках с помощью своей магии, словно что-то искала.
— Ты здесь, чтобы защитить активы? — спросил Сумак. Он увидел, как морщится лицо Твайлайт Вельвет, как хмурится ее мордочка.
— Я здесь, чтобы защитить двух жеребят, которые мне очень дороги, — ответила кобыла средних лет. — Все жеребята дороги мне, поэтому я и выступаю за реформу. Но да, ты — актив, как бы больно мне ни было это признавать.
Повернув голову, Сумак посмотрел на Тсс-а:
— Принцесса Луна заставила тебя обманом убедить Гослинга встретиться со мной?
Гослинг сразу же отреагировал. Он повернулся, чтобы посмотреть на своего друга, и спросил:
— Это что такое?
Тсс, верный своему имени, не ответил.
— Эй, ты что, скрываешь от меня, Тсс? — Гослинг протянул ногу и подтолкнул гораздо более крупного пегаса. — Что здесь происходит?
Тсс с обеспокоенным видом покачал головой.
— Не лги мне, Тсс!
— Гослинг, сядь и помолчи. — Хотспур схватил Гослинга за шею и дернул его назад. — Это был я, ясно? Я организовал встречу в Понивилле. Ты должен был встретиться с Сумаком и узнать его получше, чтобы он доверился тебе в трудную минуту.
— Принцессы, они жуткие. — Глаза Гослинга сузились. — Вечно эти уловки и манипуляции… угх!
— Достаточно, все вы, — скомандовала Твайлайт Вельвет, и все четыре пони, к которым она обратилась, отсалютовали. Она повернулась и снова обратилась к Сумаку. — Если что-то пойдет не так, Сумак, ты и твой фонарь пойдете с Хотспуром и Гослингом. Пеббл пойдет с Тсс-ом. Никаких споров, никаких жалоб и никаких отказов идти.
Сумак кивнул. Твайлайт Вельвет говорила серьезно.
— Остальные останутся в поезде и проследят, чтобы вы двое благополучно добрались до места. — Твайлайт Вельвет посмотрела на Лемон Хартс, которая все еще блевала, и протянула Трикси маленькую стеклянную бутылочку. — Это поможет от укачивания и тошноты. По две капли в каждое ухо.
Кивнув, Трикси приняла бутылочку и принялась за работу, пытаясь привести Лемон Хартс в порядок. Сумак, который не знал, что чувствовать, говорить или делать, сидел на полу и пытался разобраться в происходящем. Он смотрел на Пеббл, которую обнимали оба ее родителя, и мечтал, чтобы кто-нибудь обнял его. От кислого запаха рвоты он сморщил нос.
— Сумак, иди сюда и садись с нами, — сказал Севилья, похлопывая по жесткой металлической скамье рядом с собой. — Возьми с собой фонарь и дракона.
Повернув голову, Сумак посмотрел на Твайлайт Вельвет, гадая, все ли в порядке. Она слабо кивнула, и, когда она это сделала, он схватил фонарь и понял, что Бумер уже сидит у него на голове. Он потерял ее из виду во время суматохи.
Дорога домой предстояла долгая.
Примечание автора:
Долгий путь домой.
Глава 57
Сумак сидел на жесткой скамье, прислонившись спиной к стене, а рядом с ним сидел Севилья. Напротив него сидели Твайлайт Вельвет и ее муж. Найт Лайт казался довольно милым. Трикси сидела на полу с Лемон Хартс, которую все еще тошнило. Вокруг Пеббл сгрудилась вся ее семья. Сумак опустил взгляд на свой фонарь, уже не уверенный в своих чувствах к нему, а затем посмотрел на Твайлайт Вельвет, которая разгадывала кроссворд.
— Миссис Вельвет? — спросил Сумак.
— Да? — ответила она, сидя за своим кроссвордом. — Говори немного громче, дорогой, здесь очень шумно.
— Госпожа Вельвет, вы знаете что-нибудь о судьбе? — Сумак наблюдал за тем, как кроссворд опускается от лица миссис Вельвет.
— Вообще-то, немного. — Твайлайт Вельвет убрала кроссворд и сунула его в сумку. Она убрала карандаш, чуть наклонилась вперед на скамейке и посмотрела Сумаку в глаза. — Что ты хочешь узнать?
— Есть ли у нас выбор в чем-либо? — Пока Сумак говорил, он заметил, что Гослинг смотрит на него. И Севилья тоже. Он почувствовал, что нервничает, когда на него смотрят все эти глаза, и начал думать, не ведет ли он себя глупо. Он посмотрел в лицо миссис Вельвет и увидел, что на ее лбу образовались глубокие морщины, отчего она выглядела очень, очень серьезной.
— Сумак Эппл, — начала она, — чтобы скоротать время, я расскажу тебе одну историю. — Твайлайт Вельвет просунула переднюю ногу через переднюю ногу своего мужа и притянула его ближе. — Давным-давно жила-была маленькая кобылка с магическим даром, и она была, без сомнения, самой умной кобылкой во всем Кантерлоте.
Сумак кивнул и понял, что это должна быть Твайлайт.
— У этой маленькой кобылки был талант к магии. И не просто к магии, а к впечатляющей магии. Такая магия, которая может изменить мир. На нее оказывалось большое давление, чтобы она стала самой лучшей пони, какой только могла быть. Видите ли, у неё была могущественная судьба. У нее были звезды, понимаете, все сводилось к звездам, и она узнала об этом совершенно случайно, а может быть, потому, что судьба указала ей верное направление. Видите ли, звезды помогут сбежать тому, кто так долго был в заточении…
Навострив уши, Сумак слушал, заинтригованный.
— С самого начала стало ясно, что она — избранная. — Твайлайт Вельвет издала тихий вздох и прислонилась к своему мужу. — Будучи такой умной кобылкой, она догадалась об этом. Великую загадку, великую тайну она поняла и знала.
Твайлайт всегда была умницей, подумал про себя Сумак.
— Но у этой маленькой кобылки… у нее были другие планы. К тому времени, когда ей было примерно столько же лет, сколько тебе, ее сердце принадлежало другому. Тогда она этого не знала, но была очень, очень привязана к своему лучшему другу. Они были неразлучны. И принцесса Селестия потратила столько времени, чтобы разлучить их, когда они подросли. О, она заставала их целующимися в библиотеке, или целующимися в астрономической башне, или целующимися под лестницей.
Что? Мордочка Сумака сморщилась, когда он попытался понять смысл сказанного.
— В конце концов, эта маленькая кобылка выросла настолько, что поняла: ей предстоит сделать выбор. Она могла стать избранной, которую ждал весь мир… или следовать своим мечтам. И как раз такие мечты у нее были. Возможно, для кого-то это были простые мечты, но это были ее мечты, и она придавала им большое значение.
Понемногу Сумак начал понимать, что речь идет не о Твайлайт Спаркл, а скорее о Твайлайт Вельвет. С того места, где он сидел, были видны звезды ее кьютимарки. Он взглянул на Найт Лайт и увидел приятную улыбку на лице взрослого жеребца.
— Эта кобылка оттолкнула судьбу и пошла за тем, чего хотела. Она выбрала любовь, она решила создать семью, она выбрала дом и очаг, потому что, а почему бы и нет? А судьба, подобно текущей реке, продолжала свое течение. Казалось, она никуда не торопится. Эта кобылка стала кобылой, у нее родился сын, подающий большие надежды, и он тоже был со звездами. Было много разговоров о том, что он тоже может быть тем самым. Но тут родилась маленькая кобылка. И она была настоящей занозой в загривке.
Сумак захихикал и обнаружил, что не может сдержать смех, который вырвался наружу.
— Она превратила своих родителей в комнатные растения. Она устроила настоящий беспорядок на вступительном экзамене. Но она была той самой. Она решила принять магию целиком и полностью, не отвлекаясь ни на что другое. И судьба вознаградила ее за это. Все частички встали на свои места. — Твайлайт Вельвет улыбнулась доброй улыбкой и подтолкнула своего мужа. — Теперь у тебя может быть важная судьба, а может и не быть, но в конце концов это неважно. Ты должен встретить судьбу в середине пути. Ты должен захотеть этого. В самом начале я довольно хорошо представляла, чего хочу, и придерживалась этого. Я хотела провести свою жизнь с моим лучшим другом, Найт Лайтом. Судьба внесла несколько корректив и двинулась дальше.
— Если я задам тебе несколько вопросов, ты дашь мне честные ответы? — спросил Сумак, обдумывая все, что только что сказала Вельвет.
— Если бы я решила дать тебе ответ, то он был бы честным, — ответила Твайлайт Вельвет.
— Принцесса Селестия уже давно наблюдает за мной
— Это не вопрос.
— Но она наблюдала. А потом я получил свою кьютимарку и стал колдуном. У меня есть сила, чтобы делать других могущественными. — Сумак прочистил горло. — Что принцесса Селестия хочет от меня? Почему я стал активом? Чего от меня ждут?
Лицо Твайлайт Вельвет сморщилось, а ее уши надвинулись на глаза. Некоторое время она сидела, глядя на Сумака, и сжимала переднюю ногу мужа:
— Принцесса Селестия очень хотела бы, чтобы ты пошел в гвардию. Я знаю, что она обсуждала, насколько могущественнее могли бы стать ее Бессмертные Солары, если бы среди них был колдун. Она придумала множество способов использовать твой уникальный и могущественный дар.
В глазах Сумака сверкнуло проницательное лукавство:
— И что же Твайлайт хочет от меня?
— Со временем Твайлайт надеется, что ты научишься достаточно, чтобы стать протеже Мундэнсер и превратиться в могущественного сотрудника ее секретного отдела, о котором, как я знаю, ты осведомлен. — Твайлайт Вельвет на мгновение посмотрела на своего мужа, а затем добавила: — Твоя судьба открыта, ты можешь сделать все, что угодно. Ты можешь достичь величия.
— А как же принцесса Кейденс, эта пронырливая особа? — Пока Сумак говорил, он услышал, как Гослинг хихикает.
— Малыш, ты даже не представляешь, — проворчал Гослинг.
— Принцесса Кейденс хочет, чтобы ты помог ей распространить магию любви. Она считает, что ты сможешь значительно усилить силу Кристального сердца и всех, кто с ним связан.
— Значит, принцесса Селестия хочет, чтобы я воевал, Твайлайт — чтобы заниматься наукой, а принцесса Кейденс…
— Пронырливая, — добавил Гослинг.
— … хочет меня, чтобы распространять любовь. — Сумак опустил голову и уставился в пол. — Разве имеет значение, чего я хочу?
— Конечно имеет, малыш. — Севилья наклонился и подтолкнул Сумака. — У меня есть кьютимарка по выжимке сока. Это пресс для апельсинов. Но я выбрал кое-что другое. Поскольку я колоссальный идиот, я почему-то решил стать репортером, и теперь все пытаются меня убить. Я просто еще один апельсин, который нужно выжать.
— И из него получается отличный стакан свежевыжатого сока. — Гослинг ударил друга по броне, и раздался звук, похожий на звон колокола. — Я просто хочу выглядеть красиво и просто позволяю жизни идти своим ходом.
— Сумак Эппл, чего ты хочешь? — спросила Твайлайт Вельвет. Она подняла копыто и прочистила горло, прежде чем Сумак успел ответить. — Обычно большинство пятилетних жеребят не воспринимают этот вопрос всерьез, ведь пятилетние жеребята обычно взбалмошны и полны будничных мечтаний, но ты, ты не обычный пятилетний жеребенок.
Польщенный, Сумак почувствовал, как его щеки потеплели, а уголки рта задрались вверх, а в уголках глаз образовались маленькие морщинки:
— Мне нравятся кладбища, и я хочу стать гробовщиком. — Сумак заерзал на своем месте, чувствуя себя неловко. Он думал о Пеббл и ее книге о квантовой запутанности. Он был выше среднего, но не исключительным, не таким, как она. — Возможно, я захочу немного повозиться и починить что-нибудь. Не знаю. Я знаю, что я умею хорошо говорить, и хотя Трикси многому меня научила, думаю, многое я получил от своего отца, Флэма. Я подумал, что такой собеседник может помочь пони почувствовать себя лучше, если они скорбят. Мне не нужно быть плутом или махинатором.
— По-моему, это очень благородные устремления, — сказал Найт Лайт, кивнув головой.
— Если ты работаешь в своем счастливом месте, то это не такая уж заноза в загривке, — сказал Севилья, а рядом с Севильей кивнул Гослинг.
— Что это говорит обо мне, если мое счастливое место — поле боя? — Хотспур снял шлем и положил его на скамью рядом с собой. — Я обеспечиваю безопасность других. Я подставляю свое тело под удар, чтобы им не пришлось этого делать.
— У каждого пони есть место, где ему место. Некоторые сами выбирают место, где они счастливы. Другим его навязывают, но со временем они учатся быть там счастливыми. — Твайлайт Вельвет улыбнулась и еще раз сжала переднюю ногу своего мужа. — Сумак, без сомнения, ты мог бы научиться быть счастливым в гвардии, или стать ученым вместе с Твайлайт, или служить одним из многочисленных социальных работников Кейденс. У тебя есть способности, необходимые для того, чтобы любой из этих вариантов стал для тебя реальностью. Но, но… у тебя также есть возможность выбрать самому. Не у всех пони есть такая возможность, но у тебя она есть.
Для Сумака слова Твайлайт Вельвет были утешением. С помощью своей магии он снял Бумер с рога, а затем обнял ее передними ногами. Он обнял ее, а потом просто сидел, прижавшись к ней, прислонившись подбородком к ее голове. Он чувствовал себя намного лучше… в общем, во всем. Твайлайт Вельвет о чем-то разговаривала с Гослингом, но он не обращал внимания на слова, так как был погружен в собственные мысли.
Бумер зевнула, и Сумак сделал то же самое. Поезд раскачивался взад-вперед, из стороны в сторону, покачиваясь то в одну, то в другую сторону. И хотя он находил это довольно успокаивающим, бедняжка Лемон Хартс испытывала совсем другие ощущения. Он начал было задаваться вопросом, зачем она с ним поехала, но потом спохватился. Он уже знал, зачем она пришла. Семья держится вместе. Или друзья, в зависимости от обстоятельств. Лежать на холодном металлическом полу и блевать было, пожалуй, лучше, чем лежать на больничной койке, переживая и гадая, все ли в порядке с теми, кто тебе дорог. Он мысленно пометил, что должен быть очень мил с Лемон и дать ей понять, что ему не все равно.
Подняв глаза, но не голову, он посмотрел на Твайлайт Вельвет. Она могла быть той самой. Она могла быть похожа на Твайлайт Спаркл, ее дочь. Твайлайт Вельвет могла бы уже стать аликорном, могущественной принцессой, усердно работающей над будущим Эквестрии. Но она решила стать матерью. Он подумал об Клауди и ее кухне. Никто не заставлял Клауди идти на кухню, это был ее выбор, и она нашла там счастье. Эти кобылы сделали свой выбор.
Здесь можно было извлечь урок, и урок этот был значимым. Он мог стать фонарщиком, мог стать колдуном, мог стать активом, но он все еще мог выбрать быть обычным. От этого ему стало легче. Повернув голову, он взглянул на Пеббл и задумался о том, какое будущее ждет ее и что она может выбрать. Возможно, ее ждет величие… или, как Твайлайт Вельвет, она может выбрать что-то другое — Пеббл может стать поваром, пекарем, кем-то вроде своей бабушки, Клауди. И величие Пеббл, каким бы оно ни было, может передаться ее жеребятам.
В глубине сознания Сумака прозвучала мысль о жеребятах. Он решил, что должен допустить такую возможность. Он посмотрел на Найт Лайта, потом снова на Твайлайт Вельвет. Перед лицом могущественной судьбы, перед возможностью стать Элементом Магии, Твайлайт Вельвет выбрала… любовь.
Это заставило его вспомнить о принцессе Кейденс. Может быть, любовь — это более великая судьба? Высшее призвание? В его голове зашевелились очень серьезные мысли. Твайлайт Вельвет могла стать Элементом Магии, но если бы она стала им, существовали ли бы Твайлайт Спаркл и Шайнинг Армор? Он немного подумал об этом, а потом вспомнил об Элементах Гармонии. Ни один из них, похоже, не был особенно благословен любовью. Насколько он знал, только Эпплджек вышла замуж, да и то неудачно. Их обязанности и жизнь не давали им покоя.
Эта мысль причиняла ему боль. Если бы Твайлайт Вельвет подчинилась судьбе, если бы она решила ответить на зов, возможно, в мире не было бы Шайнинг Армора и Твайлайт Спаркл. Нет, Твайлайт Вельвет ждала, она выбрала любовь, она выбрала любить и тратить все это время на поцелуи с Найт Лайтом — и любовь вознаградила ее. У нее родились два жеребенка, и оба они изменили мир.
Сумак вспомнил свой разговор с Мундэнсер о том, каким умом он обладает, но не мог вспомнить, что она сказала, только то, что он одарен пониманием. Ему нужно было еще раз спросить ее об этом. Когда он видел ее в последний раз, она превратилась в аликорна. Была ли она теперь принцессой? Принцессой чего? Почему-то на ум пришли скунсы. Скунсы и старые заплесневелые свитера.
В пять лет мир был очень запутанным.
Сумак как раз собирался задать еще несколько вопросов, когда дверь машинного отделения с грохотом распахнулась. Из нее выскочил единорог в тяжелых доспехах, и Сумак почувствовал, как у него похолодела кровь. Он сжал Бумер и испугался, что все сейчас пойдет вверх ногами.
— На подходе. Враг обнаружен, — доложил единорог.
— Сколько их? — спросила Твайлайт Вельвет.
— Мы не знаем, — ответил единорог, покачав головой. — Больше сотни.
Найт Лайт вздохнул и ударился головой о стену позади себя:
— Мы не ожидали, что их будет так много. Наши планы эвакуации были рассчитаны на гораздо меньшее число. Где они могли здесь прятаться?
— Возможно, это был еще один дальний телепорт, как в Понивилле. — Единорог замер, словно ожидая дальнейших указаний.
— Будем действовать по наитию. — Голос Твайлайт Вельвет был холодным и спокойным. — Посмотрим, сможем ли мы немного поубавить их численность с помощью турели на вершине поезда. Тарниш, если случится худшее, вызови бурю. Поезд должен пережить ее, а вот наши враги — нет.
— Конечно, госпожа Вельвет.
Твайлайт Вельвет повысила голос до более властного тона:
— Всем пони приготовиться… мы прибываем.
Глава 58
Когда первое из яиц гарпии взорвалось у бортов поезда, Сумак едва не лишился рассудка от страха. Защитные барьеры захлопнулись над щелями, служившими окнами. Через несколько секунд начался настоящий шквал, и звук был оглушительным. Стены вагона, состоящие из стальных листов толщиной в несколько сантиметров, вмялись и прогнулись от взрывов.
Сумака оттащили от стен, сдернули со скамьи и бросили на пол. К своему удивлению, он оказался в объятиях Гослинга — Гослинг был совершенно спокоен, учитывая сложившуюся ситуацию. Металл его доспехов был прохладным и приятным на ощупь. Во время движения поезда Сумак почувствовал, как что-то холодное и твердое прижалось к его голове.
Шлем Гослинга был слишком велик для него, и в нем не было отверстия для рога. Нет, подождите, было. Сумак почувствовал, как металл подался и образовал отверстие. Когда шлем улегся на его голове, он уменьшился, став идеально подходящим по размеру. Прижимая к себе Бумер, Сумак посмотрел на пони, который отдал свой шлем.
— Малыш, нас ждет безумная поездка, — с улыбкой сказал Гослинг. — Мне не везет с поездами. Мне нужно перестать на них ездить. Стоит пустить в поезд одного пегаса из глубинки, и вдруг вся страна разваливается на части!
Поезд раскачивался из стороны в сторону еще сильнее, чем обычно. На стенах появились ямочки и вмятины. Еще больше яиц взорвалось и подняло страшный грохот. Услышав испуганные хныканья, Сумак оглянулся и увидел, что Октавия прижала копыта к ушам. Он хотел подойти к Пеббл, но она была погребена под своими родителями. Опасаясь за свою жизнь, он прижался к Гослингу и пожелал, чтобы обстрел яйцами гарпий прекратился.
— Я послал Селестии сообщение с просьбой о помощи! — крикнул Тарниш. — Она сказала держаться, помощь придет! Нам просто нужно продержаться!
Весь поезд вздрогнул, и Сумак услышал звук "рат-а-тат-тат". Он был даже громче, чем взрывы яиц гарпии. Этот звук превратился в бесконечное механическое стрекотание, и весь поезд заскрипел от усталости металла. Шума было так много, что у Сумака зазвенело в ушах, наполненных невидимыми колокольчиками, звон которых не ослабевал.
— Садись в поезд с Гослингом, сказала принцесса Луна! — крикнул Севилья, хватая Гослинга и не выпуская его. — Все будет хорошо, — пообещала принцесса Луна, — все будет хорошо! В этот раз все будет по-другому! Тебе не о чем беспокоиться!
— Ну, пока что мы еще не умерли, — прокричал Гослинг в ответ на взрывной шум.
— Я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СЯДУ С ТОБОЙ В ПОЕЗД! — Севилья покачал головой, его глаза были стеклянными от страха. — Я даже не могу фотографировать! Мы не хотим, чтобы лицо Сумака было слишком известным!
Выглядя очень спокойной, Твайлайт Вельвет развернула кусочек твердой ириски и положила его в рот. Она достала кроссворд, карандаш и принялась за работу, ища скрытые слова, которые нужно обвести.
— Миссис Вельвет, как вы можете быть такой спокойной? — спросил Севилья, крича, чтобы его услышали на фоне детонирующих яиц гарпии, которые врезались в поезд.
— Принцесса Селестия послала помощь, — ответила Твайлайт Вельвет. — Пони должны доверять своим принцессам. А теперь, Севилья, будь умницей и подай хороший пример Сумаку.
Весь мир сошел с ума. Сумак почувствовал, как Бумер прижалась к нему, она тоже была напугана, и ее маленькие острые коготки впились в его плоть. Несомненно, когда все закончится, у него будет несколько царапин, ссадин и рваных ран. Она ничего не могла с этим поделать, и Сумак не мог заставить себя сердиться на нее.
— Найт Лайт, дорогой, а твоя защита от телепортации держится? — спросила Твайлайт Вельвет голосом, в котором звучала уверенность.
Темно-синий жеребец кивнул. Он сел на пол рядом с женой и выглядел таким же спокойным, как и она. Сумак не мог понять, почему некоторые пони так спокойны, например Гослинг, Твайлайт Вельвет и Найт Лайт. Звук "рат-а-тат-тат" продолжался, но теперь казался каким-то приглушенным, все казалось приглушенным, как будто его заглушили. Звон в ушах Сумака стал громче.
— Теле-чего? — спросил Гослинг.
— Телепортационная защита, — ответил Найт Лайт бодрым голосом. — Все, кто попытается телепортироваться в поезд, окажутся в пылающей топке локомотива. Интересно, может ли поезд идти на гарпиях и чейнджлингах?
Впервые в жизни Сумак оказался в положении, когда ему не хотелось задавать вопросы. Он взглянул на Трикси и Лемон Хартс. Обе цеплялись друг за друга, а Лемон все еще исторгала из себя кишки — все, что от них осталось. Ему стало жаль ее, ведь ей было так плохо, как раз сейчас. Когда все закончится, если он останется в живых, он будет у нее на подхвате.
В вагон вошел пегас в тяжелой пластинчатой броне, остановился и сказал:
— Над головой только что появился дракон!
— Помощь прибыла, — объявила Твайлайт Вельвет спокойным, сдержанным голосом.
— Драконы не могут телепортироваться! — Крылья солдата подергивались у его бронированных боков.
— Конечно, могут. — Твайлайт Вельвет подняла глаза от кроссворда и прищелкнула языком. — Если принцесса Селестия захочет телепортировать вас, вы телепортируетесь. Она может переместить солнце, просто подумав об этом, и она может телепортировать дракона весом в триста сорок тысяч килограмм, если того потребует ситуация. Вот почему она — принцесса Селестия, та, что сидит на вершине, и та, что обладает Великим и Пылающим Великолепием. А теперь иди и успокойся, и будь благодарен, что твоя принцесса прислала помощь.
Солдат кивнул, облизал губы и скрылся за дверью.
— Я собираюсь поцеловать немного этого Великого и Пылающего Великолепия…
— Гослинг, дорогой, будь хорошим жеребенком и не говори так при жеребятах.
— Да, миссис Вельвет, виноват.
Раздался ужасный рев, который был громче, чем нескончаемое "рат-а-тат-тат" и взрывное клацанье яиц гарпии. Рев был таким громким, что у Сумака заложило уши, и это было очень больно. Он уже собирался что-то сказать, когда рог Твайлайт Вельвет засверкал, а затем все звуки были заглушены.
Раздался еще один рев, а затем все вокруг накалилось. Поезд резко дернулся, и к какофонии звуков присоединился скрип металла. В вагоне было как в духовке, и становилось все жарче. Сумак испустил панический крик, когда увидел, что потолок над ним начал дрожать.
— О боже, вряд ли Горгонзола знает, что ее пламя делает с поездом. — Твайлайт Вельвет убрала книгу и карандаш. Её рог засветился, а затем отовсюду сразу раздался её голос. — НЕМЕДЛЕННО ПРИМИТЕ ЭКСТРЕННЫЕ МЕРЫ! ЗАЩИТНЫЕ ЗАКЛИНАНИЯ И ОХЛАЖДАЮЩИЕ ЗАКЛИНАНИЯ! ПРИЛОЖИТЕ ВСЕ, ЧТО У ВАС ЕСТЬ, ИНАЧЕ ЭТОТ ПОЕЗД РАСПЛАВИТСЯ, КАК МАСЛО НА СПИНЕ СЕЛЕСТИИ!
— Помогите мне! Кто-нибудь, пожалуйста, помогите Лемон, чтобы я могла сделать то, что нужно!
Севилья откликнулся на просьбу Трикси и, пошатываясь, подошел к Трикси и Лемон Хартс. Он опустился на пол и обнял Лемон, пока Трикси вставала. Немного покачиваясь на больной ноге, Трикси присоединилась к Найт Лайту и Твайлайт Вельвет, которые уже были вместе. Винил Скрэтч выбралась из кучи пони, под которой она была погребена, и тоже направилась к остальным.
Лемон Хартс попыталась подняться, чтобы помочь, но Севилья потянул ее обратно вниз.
Четыре могущественных единорога собрались вместе, стоя в середине вагона лицом друг к другу. Рог Твайлайт Вельвет засверкал с неистовой силой, и весь вагон наполнился мощным гулом, от которого у Сумака завибрировали зубы в челюсти. Внутри вагона начинало холодать, лед полз по стенам и потолку. Рог Найт Лайта загудел, и мощное заклинание щита охватило вагон, подталкивая его вверх, где потолок начал прогибаться и таять.
Трикси и Винил добавили свою магию в общую массу, а затем четыре единорога просто стояли, не шевелясь, с закрытыми глазами, погрузившись в глубокую концентрацию. Даже несмотря на мощную магию, здесь все равно было жарко. Лед таял и испарялся, а на его месте образовывался новый. Сумак видел, как от стен исходят волны тепла.
— Малыш, все будет хорошо, — ободряюще произнес Гослинг. — Знаешь, почему?
— Почему? — спросил Сумак, благодарный за то, что его отвлекли. Голос Гослинга был приглушен, но он смог разобрать его.
— Потому что я красивый, — ответил Гослинг самоуверенным голосом, когда Хотспур застонал.
— Не понимаю, как красота нас спасет. — Сумак сузил глаза и покачал головой. Он поднял голову и увидел, как Тсс закатывает глаза.
— Ну, видишь ли, я красивый, и принцесса Селестия хочет родить от меня красивых жеребят. Я — актив. Ей нужны самые красивые жеребята, и кто может ее в этом винить? Я так хорошо выгляжу, что она послала своего друга-дракона спасти меня. — Гослинг утешительно обнял маленького жеребенка, которого держал в копытах.
Сумак закатил свои зеленые глаза так сильно, что чуть не потянул мышцу. Гослинг ему нравился, но пегас был немного самовлюблен. Сумак посмотрел на пегаса, державшего его, и тут понял, как рискует Гослинг, не надевая шлем. Ему нечем было защитить голову, лицо, внешность. Если бы случилось что-то плохое, Гослинг был бы уязвим.
Гослинг, симпатичный пегас, поставил на кон свою внешность. Его прекрасные черты лица были под угрозой. Хотя Сумак не понимал всего этого — сейчас происходило слишком много событий, чтобы хорошенько подумать, — он осознавал, что в его пегасе-защитнике есть нечто большее, чем просто хорошая внешность. Конечно, так и должно было быть. Принцесса Селестия не стала бы выходить замуж за пони только из-за его внешности, верно?
Потолок продолжал дрожать и прогибаться. Поезд накренился так сильно, что на мгновение Сумак был уверен, что он сойдет с рельсов. Он так сильно накренился на одну сторону, что Сумак начал скользить по гладкому металлическому полу. В тот момент, когда он был уверен, что поезд упадет, что-то врезалось в него и вернуло его на рельсы. В момент удара в вагоне раздалось несколько криков, и Сумак был среди кричащих.
Моргая, потея, почти промокнув, Сумак понял, что взрывная бомбардировка поезда прекратилась. Он все еще слышал взрывы снаружи, но зажигательные яйца гарпий, насколько он мог судить, больше не попадали в поезд. Пот заливал глаза и щипал их. Он больше не был чистым, ухоженным и суперпушистым.
— Помолись со мной, Сумак…
— Что? — Сумак скорчился в объятиях Гослинга, сбитый с толку.
— Это дела первых племен. — Хотспур наклонился и обхватил Гослинга передней ногой. — Просто будь уважителен и соглашайся, Сумак.
— Хорошо. — Сумак просто сидел и не знал, что делать. Он жарился, потел, готовился в железной печи, а его обнимал красивая пегас, который хотел помолиться. Что ж, наверное, это не повредит. Что ему терять?
— Закрой глаза, — прошептал Гослинг, и каким-то образом его услышали за ужасным грохотом.
Сумак закрыл глаза и почувствовал, как Хотспур прижался к нему. Он был в безопасности в крепости, построенной из прекрасных боевых пегасов, в лучших доспехах, на которые только мог рассчитывать солдат. Четыре единорога сдерживали гнев драконьего огня.
— О Возлюбленные Аликорны, — начал Гослинг негромким голосом, — услышьте мою молитву. Сегодня, как и во многие другие дни, нам грозила смерть, но вы вмешались. Вы услышали наши крики о помощи и послали надежного защитника. И вновь вы сохранили нас, и вновь мы обязаны доказать, что достойны вас.
Странное чувство полного спокойствия охватило Сумака. Уже не имело значения, что поезд может расплавиться или что снаружи идет ожесточенная битва. Голос Гослинга успокаивал, так успокаивал, что Сумаку почти захотелось спать.
— Мы даже представить себе не можем, сколько всего вы делаете для того, чтобы все мы были в безопасности. Вы любите всех нас и желаете нам процветания. Спасибо вам, о Милостивые Аликорны, за то, что сохранили своих верных и преданных защитников и дали нам еще один драгоценный день, чтобы служить вам и защищать то, что вам дорого. До последнего вздоха я буду служить вам. Солнце и Луна хранят нас, Дружба направляет нас, и пусть Любовь освятит нас.
Когда Гослинг замолчал, Сумак закрыл глаза и глубоко вздохнул. Ему стало легче, но он не мог сказать или объяснить, почему. Весь страх покинул его, ужас исчез. Для Сумака это был совершенно новый опыт, и в этом присутствовала какая-то странная магия, которую он мог почувствовать, но не мог объяснить.
Открыв глаза, Сумак сказал:
— Я чувствую себя странно.
— Да, малыш, мне тоже было странно, когда Гослинг сделал это в первый раз. Первые племена поклонялись аликорнам. Я начинаю думать, что они знали что-то такое, чего не знали остальные. — Доспехи Хотспура скрипнули, когда он обнял Гослинга. — Может, они были правы.
— Драконьего огня больше нет, — с облегчением в голосе сказала Твайлайт Вельвет.
— Мы очистились в огне и признаны достойными, — прошептал Гослинг, еще раз сжимая Сумака. — Теперь все будет хорошо, малыш.
По какой-то причине Сумак поверил словам Гослинга. Все будет хорошо.
Глава 59
Наконец-то Сумак почувствовал, что поезд замедляет ход. Все закончилось, наконец-то закончилось. Голова была тяжелой — на нем все еще был шлем Гослинга, но от усталости тело словно налилось свинцом. Рядом с ним на полу лежала Лемон Хартс, ее уже не тошнило, но она была несчастна. Вздохнув, он прислонился к Трикси и сказал единственное, что пришло ему на ум.
— Хорошо бы вернуться домой.
Когда он заговорил, то почувствовал, как Трикси напряглась. Сумак повернул голову и посмотрел на нее. Ее забинтованное лицо сморщилось, когда она посмотрела на него. Сумак почувствовал нарастающую тяжесть в сердце и навострил уши, ожидая, что скажет Трикси, а его сердце заныло внутри, в кишках. Он уже догадывался, что произошло.
— Дом исчез, — сказала Трикси, ее голос дрогнул. — Это… это… была большая битва сразу после того, как мы тебя отослали… гарпии обстреляли его.
— О… — Сумак был слишком утомлен, чтобы сказать что-то еще.
— Приезжай и оставайся с нами. — Слова Тарниша были одновременно громкими и добрыми. — Это если наш дом еще стоит. Мы, то есть мы четверо, только что купили дом на севере Понивилля…
— Нет, Тарниш.
— Трикси Луламун, хоть раз ты позволишь мне спасти тебя без лишней головной боли и хлопот? Я потратил изрядную часть своей взрослой жизни, пытаясь стать твоим другом, а ты продолжаешь от меня отмахиваться. — Голос Тарниша звучал более чем раздраженно.
Испустив болезненный стон, Трикси закрыла глаз и покачала головой:
— Тарниш, все не так просто… С нами все будет в порядке. Твайлайт выделила нам комнату в замке, пока для нас не построят новый дом.
— Похоже, ты еще и потеряла свой новый фургон, — с болью в голосе прошептал Тарниш.
— Да, Тарниш, он сгорел дотла, как и все остальное.
— Мне жаль. — Тарниш покачал головой. — Пожалуйста… пожалуйста, приходи и останься с нами. Ты мне нравишься, Трикси, и я просто хочу быть твоим другом.
— Трикси находит тебя привлекательным. — Лемон Хартс говорила невнятно.
— Лемон Хартс! — пискнула Трикси. — Как ты могла?
— Сотрясение мозга? — Лемон изогнулась еще сильнее и издала болезненный стон.
Тарниш хихикнул, и звук отозвался эхом в бронированном вагоне поезда:
— Трикси, это не мешает нам быть друзьями. Друзья могут находить друг друга привлекательными. Мы с Мод давно перешли этот мост с Октавией и Винил. Мы были честны друг с другом и сказали друг другу о своих чувствах. Наша дружба выжила.
— Нет, Тарниш, я не могу навязываться. У нас все будет хорошо. — Трикси приоткрыла глаз, ее голова свесилась вниз от усталости. Звук ее судорожных глотательных движений был слышен по всему вагону, и она сделала это несколько раз. Ее грудь слегка подрагивала, но она как-то сохраняла самообладание.
— Я всегда хотел быть только твоим другом, — сказал Тарниш. — Мы с тобой не такие уж разные. Мы оказались на дороге, и у нас так много общего. Трикси, почему ты не можешь просто позволить кому-нибудь помочь тебе?
— Я позволила Лемон Хартс помочь мне. — Трикси покачала головой и обняла Сумака.
Чувствуя себя раздираемым, Сумак не знал, что сказать. Ему хотелось остаться с Тарнишем, но он не решался ничего сказать. Трикси и так было нелегко, и он не хотел усугублять ситуацию. Пеббл странно на него посмотрела. Повернув голову, он посмотрел на Твайлайт Вельвет, но та, казалось, отдыхала и молчала. Трикси, его мать, все еще сохраняла некоторую гордость, и Сумак, даже в своем юном возрасте, понимал, что это нехорошая гордость. Он снова обратился к Пеббл, молча умоляя ее о помощи.
— Тарниш, я ценю твое предложение, правда, — начала Трикси, — но я думаю, что нам с Лемон Хартс будет хорошо какое-то время в замке Твайлайт. Мы обе там работаем, а Сумак ходит в школу. В этих стенах я буду чувствовать себя в большей безопасности.
— Я понимаю. — Тарниш торжественно кивнул головой. — Но на зимних каникулах ты будешь жить у меня, как гостья. Никаких оправданий. Я тоже могу помочь тебе почувствовать себя в безопасности, просто дай мне шанс.
— Тарниш, я…
— Трикси Луламун, возьми с собой Лемон Хартс и Сумака и приходи к нам в постель. — Октавия улыбнулась. — Это причудливая троттингемская традиция.
— Хорошо, я согласна. — Трикси обхватила Сумака и прижала его к себе. — Мы приедем и останемся с вами на зимних каникулах. Надеюсь, к тому времени все успокоится. — Подняв голову, она оглядела Тарниша и окружающих его пони. — Итак, я полагаю, вы устраиваетесь на время в Понивилле?
— Мод на некоторое время устроилась преподавателем к Твайлайт. Октавия тоже. Винил все еще нужно время, чтобы восстановиться. — Тарниш оглядел окружавших его кобыл, и Мод с Октавией кивнули головами. — В Мэйнхэттене Октавии сделали ЭКО… а мы с Мод… ну, она ждет жеребенка. Мы купили этот дом, потому что нам нужно было где-то остановиться на год.
Задыхаясь, Трикси закрыла рот копытом. Она пристально посмотрела на Тарниша, потом на Мод. Сумак сделал то же самое, но потом перевел взгляд на Пеббл, которая, казалось, никак не отреагировала.
— Кроме того, что моя семья и те, кого я люблю, должны чувствовать себя комфортно, мне нужно было место поближе к Вечносвободному. Университет Балтимар Даунс попросил меня провести обследование и изучить флору, которая там водится. Три Хаггер любезно профинансировала проект, а Лаймстоун будет работать моим связным. Вообще-то, мне все еще нужны помощники для исследований. Вечносвободный — страшное место, и пока никто не согласился со мной работать.
— Весной приедет Дэринг Ду, и вокруг старого замка королевских сестер-пони будут проводиться большие раскопки. — Октавия протянула ногу и погладила Пеббл по ушам. Раздался громкий скрип, и Октавия притянула Пеббл ближе к себе. — Кажется, мы останавливаемся.
Поезд сильно тряхнуло, и Сумак опрокинулся бы на спину, если бы Трикси не держала его. Металлический визг стал громче, и весь поезд содрогнулся. В нос Сумака ударил запах раскаленного металла, который соперничал с острым запахом пота и вонью засохшей рвоты.
— Я в ударе, парень, — сказал Гослинг, почесывая копытом шею. — Похоже, ты тоже. Не хочу тебя огорчать, но твоя вахта только начинается. Когда ты вернешься домой, когда у тебя будет комната, которую ты назовешь домом, у тебя будут две прекрасные кобылы, за которыми нужно будет присматривать. Думаю, с желтой все будет в порядке, но ей нужен будет присмотр, и некто вроде тебя. Что касается голубой…
— Гослинг, будь осторожен, голубая опасна, — предупредила Твайлайт Вельвет.
— Голубой понадобится много объятий и кто-то, кто скажет ей, какая она замечательная мама. — Гослинг разгладил свою потную, слипшуюся гриву и покачал головой. — У тебя есть обязательства, малыш. Нам, жеребцам с хорошей внешностью, не до отдыха.
Посмотрев Гослингу в глаза, Сумак торжественно и серьезно кивнул пегасу. В его объятиях Бумер скорчилась, издала судорожный, приглушенный писк и затихла. Может, Гослинг и звучал немного глупо, но Сумак воспринял его слова со всей серьезностью. Пусть он и жеребенок, но он был главным мужчиной в жизни Трикси и Лемон Хартс. Пришло время сделать шаг вперед.
— Я хочу выбраться из этой консервной банки. — Хотспур потянулся, ударил Гослинга по спине, и раздался шумный лязг. — А я хочу уйти от тебя, потому что ты воняешь, ты, морда, фу, фу, фу, фу.
— Эй, умное перо. — Потянувшись, Гослинг подхватил Хотспура под прямые ноги и потрепал его по шлемовидной голове.
— Зачем ты… гусиный мозг, принцесс-целовальщик! — Хотспур подтолкнул своего друга, и Гослинг отскочил от Тсс-а и врезался в Хотспура, который снова ударил его. — Да я должен ударить тебя в твой целующийся с принцессами рот!
Раздраженный Тсс протянул одно крыло и ударил Хотспура по морде.
— Молодец, двуличный! — Хотспур поднял свое бронированное копыто и угрожающе потряс им перед Тсс-ом. — Почему я должен…
Не в силах сдержаться, Сумак захихикал и почувствовал, как его мать затряслась от беззвучного смеха. Со стороны Тарниша послышался еще один смех — мягкий, культурный, явно тротингемский по происхождению и немного гнусавый.
— О, пожалуйста, только не это. — Найт Лайт закатил глаза. — Может, вы четверо хоть раз будете вести себя нормально? В последний раз, когда это случилось, вы втянули в это бедную принцессу Селестию, и она в итоге надавала вам всем пощечин. Да еще и пирогом за обедом кидались, черт побери!
— Мы не нормальные пони, мы идиоты, — бодрым голосом ответил Севилья.
— Я не идиот, тупица! — Хотспур подошел к Севилье и ударил его бронированным копытом по затылку в шлеме.
— Эй, это трайбализм! — Севилья потянулся и, используя силу земного пони, нанес ответный удар. Он ударил Хотспура с такой силой, что голова Хотспура в шлеме врезалась в незащищенную и безшлемную голову Гослинга. При ударе раздался пустой звук, и Гослинг издал очень похожий на гусиный гомон крик праведного негодования.
— Паршивые тупицы! Вы разнесли мне мозговую коробку, вы, мудаки! — Гослинг поднял крыло и начал его расправлять, но Твайлайт Вельвет, прочистив горло, остановила его.
— Если ты высунешь свое перышко, чтобы сделать неприличный жест перед этими жеребятами, я его вырву. — Она снова прочистила горло. — А теперь, пожалуйста, ведите себя хорошо. Вы все так хорошо себя вели, пока не наступила эта полоса незрелости.
— Я разберусь с вашими рожами позже. — Гослинг окинул друзей мрачным взглядом, а его нижняя губа выпятилась в недовольстве. Через несколько секунд его мрачный взгляд исчез, и Гослинг начал смеяться, смех огромными раскатами эха разносился по вагону.
Сумак улыбнулся. Это были герои, в которых Эквестрия нуждалась и которых заслуживала.
С гримасой отвращения Твайлайт Вельвет покачала головой, глядя на дверь, которая никак не хотела открываться. Она немного расплавилась и приобрела неправильную форму, поэтому не поддавалась. Она тихонько заскулила от досады, отошла в сторону и сказала:
— Тсс, будь любезен, открой мне ее, пожалуйста. Она упрямится, а у меня не хватает терпения разбираться с упрямцами.
Тсс подошел к двери, поднял одно переднее копыто и хорошенько ударил по ней. Она затрещала, но не открылась. Здоровенный лунный пегас издал рев, снова поднял переднее копыто, и на этот раз он вложил в него силу. Дверь толщиной в несколько сантиметров, сделанная из закаленной стали, не выдержала яростных ударов драконьего пегаса.
Она была сорвана с петель и упала в грязь снаружи. Будучи джентельпони, он отошел в сторону и позволил Твайлайт Вельвет выйти из вагона. Он даже склонил голову, когда она уходила, и был вознагражден благодарной улыбкой. Это было все, что требовалось Тсс-у, ведь он был простым пони с простыми потребностями.
— Спасибо, Тсс, ты такой милый… если бы только у тебя были друзья получше. — Опустившись на землю, Твайлайт Вельвет подмигнула.
Сойдя с поезда, Сумак посмотрел вверх и увидел звезды. Он сделал еще несколько шагов, чтобы не мешать, а потом замер, все еще глядя вверх. Он был благодарен за то, что видит звезды. Услышав металлический лязг, Сумак поискал его источник и увидел нечто такое, от чего у него перехватило дыхание. Широко раскрыв глаза, он уставился на принцессу Селестию.
На ней были тяжелые черные доспехи, очень похожие на те, в которые были облачены солдаты в поезде. Она была большой и устрашающей, а рядом с ней в воздухе парил массивный молот. Наконечник молота был размером с бочку, и, глядя на него, Сумак чувствовал себя очень, очень маленьким. Что касается самой принцессы Селестии, то она больше не выглядела тонкой и хрупкой, ее доспехи делали ее массивной, громоздкой и опасной.
Маленького жеребенка охватило чувство благоговения. Он пал ниц перед бронированным аликорном и закрыл глаза. Вцепившись в рог, Бумер испустила гудок. Сумак, не шевелясь, пытался придумать, что сказать принцессе Селестии, которая стояла, возвышаясь над ним, и смотрела на него сверху вниз. Она больше не была для него просто принцессой, она была бронированной богиней, которая отвечала на молитвы и посылала помощь тем, кто в ней нуждался.
— Хватит с меня этих доспехов! — крикнул Гослинг, топая прочь.
Дезориентированный и растерянный, Сумак поднял голову. Большая часть Понивилля лежала в руинах. Принцесса Селестия все еще стояла перед ним, выглядя великолепно. Гослинг срывал и стаскивал с себя доспехи, ругаясь и бормоча все это время. Подняв глаза на Селестию, он увидел, что она смотрит на Гослинга.
Раздался всплеск — Гослинг бросился в ближайший пруд. Пегас на мгновение погрузился в воду, а затем вынырнул из воды. Он запрокинул голову назад, его намокшая грива откинулась с головы, и тысячи капель воды сверкнули в лунном свете, как бриллианты. Сумак слышал, как вокруг него раздались вздохи, в том числе и от самой принцессы Селестии.
— Только кобыла может быть только такой лесбиянкой, — сказала Лемон Хартс приглушенным, невнятным голосом.
— Лемон! — Голос Трикси звучал смущенно.
— Мисс Луламун, посмотрите на это. Нет ничего плохого в том, чтобы посмотреть. Хабба-хабба!
— Лемон…
— У меня контузия, так что у меня есть повод вести себя странно. Он симпатичный, мисс Луламун, как и ты симпатичная.
— Ты думаешь, я красивая?
Сумак не понимал, в чем дело и почему все пони теперь смотрят на Гослинга, который плавал в пруду, похожий на гадкого утенка. Он посмотрел на поезд и увидел, что большая его часть оплавилась. Его части покосились и потеряли форму. Серый металл почернел и покрылся копотью.
Повернув голову, он увидел дракона. Огромный, как замок, дракон приземлился в безопасном месте на достаточном расстоянии от него. Увидев дракона, Сумак почувствовал себя крошечным, словно букашка. Пока большинство пони глазели на Гослинга и раздували из мухи слона, Сумак смотрел на дракона, который спас его от гарпий.
— Добро пожаловать домой, Сумак Эппл. Я очень рада, что ты в безопасности, и очень счастлива тебя видеть. — Голос принцессы Селестии излучал солнечное тепло. — Вон там Горгонзола, она моя близкая подруга. Мы вместе пьем чай.
Как такое вообще возможно? Повернув голову, он изумленно уставился на Селестию. Выбросив из головы все свои путаные мысли, Сумак сузил глаза и уставился на принцессу Селестию.
— Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? Пожалуйста?
— О. — Принцесса выглядела удивленной. — Вопросы?
— Пожалуйста?
— Очень хорошо, Сумак Эппл, Фонарщик. Задавайте мне свои вопросы.
Осмелев, Сумак обратился к своему монарху:
— Это ты бросила пирог за ужином?
Глава 60
— Ну, в то время, — ответила Селестия, — Найт Лайт вел себя как дурачок. — Принцесса улыбнулась, и это было похоже на то, как солнце сияет в полночь. Ее рог на мгновение сверкнул, и вокруг нее и Сумака возник барьер. Все еще сияя, она кивнула Сумаку и подмигнула.
— Ты… ты дразнишь меня.
— Возможно.
Сумак, следуя совету Трикси, приготовился к новым вопросам. Всегда начинай с чего-нибудь глупого или бессмысленного, чтобы обезоружить пони, а потом переходи к сложному. Пони, особенно пятилетний, может вывести другого пони из душевного равновесия правильными вопросами. Сумак хотел получить ответы. Все пони, включая его маму, смотрели на Гослинга, когда он плескался в пруду.
— Мы молились тебе, и я почувствовал себя странно. Почему? — Сумак уставился на своего монарха снизу вверх, его глаза моргали за грязными очками. Прижавшись к рогу, Бумер зевнула. Сумак заставил свой мозг успокоиться и собраться с мыслями, чтобы задать правильные вопросы и не выглядеть глупо. Он ненавидел выглядеть глупо.
— О дорогой… — Принцесса Селестия покачала головой. — В последнее время это происходит все чаще и чаще, и, кажется, это связано с Гослингом. Приношу свои самые искренние извинения, Сумак, но боюсь, что у меня нет ответа на вопрос, что происходит. Для меня это загадка.
Прищурившись, Сумак попытался понять, не солгала ли ему принцесса. Она казалась честной, но судить было трудно. Он не хотел сразу обвинять ее во лжи, но ему отчаянно хотелось узнать правду. Момент молитвы изменил его жизнь, и он хотел разобраться в этом.
— Честное слово Эпплов? — спросил Сумак, прибегая к самой священной клятве, которую он знал.
— О! — Селестия выглядела испуганной. Она сдернула с головы шлем, и он упал рядом с ней, возле молота. — О, ты зашел туда, да? — Фыркнув, она опустила голову вниз, пока ее губы не коснулись уха Сумака, которое дернулось и затрепетало, когда она дышала на него. Сделав глубокий вдох, она прошептала: — Я тоже Эппл. Честное слово Эпплов.
У Сумака открылся рот, ноги подкосились, когда он посмотрел на свою принцессу. Она не лгала. Его мозг заработал в режиме тревоги, пытаясь понять, как это работает и что делать с этим новым знанием:
— Ты… ты моя бабушка?
Подняв голову, Селестия встала во весь рост. Она посмотрела налево, потом направо, словно проверяя, кто мог быть рядом, а затем вернула свое внимание к Сумаку. Она снова опустила голову и продолжала движение, вплоть до того момента, когда ее нос столкнулся с носом Сумака.
— Буп! — Шепот Селестии был немного театральным. — Я обожаю тискать своих далеких праправнучат.
— Ты что, опять дразнишь меня? — спросил Сумак благоговейным, шепчущим голосом.
— О, много-много раз я вносила свой вклад в родословную Эпплов, — ответила Селестия, ее мордочка была всего в нескольких сантиметрах от мордочки Сумака. — Их связь с солнцем позволяет им выращивать самые лучшие яблоки, и они тоже получают немного моей силы. — Селестия издала почти жеребячье хихиканье и покачала головой. — Но это не те вопросы, которые ты хотел мне задать, Сумак Эппл. Мне кажется, ты пытаешься меня обезоружить. Трикси хорошо тебя научила.
Покраснев, Сумак отвернулся и посмотрел на землю, так как его очки снова запотевали. Он чувствовал себя немного обманутым, но сдаваться не собирался. У него был один очень важный вопрос, который он должен был задать. Набравшись смелости, он поднял голову и посмотрел принцессе Селестии прямо в глаза.
— Что ты знаешь о судьбе?
— Тебя разбудил фонарь.
— Откуда ты знаешь? — Сбитый с толку, Сумак пытался разобраться в происходящем, и у него появился проблеск понимания, что он влип по уши. Вопрос оставался открытым, и он не знал, будет ли Селестия дразнить его и уходить от ответа, или же она скажет ему, но так, что он ничего не поймет.
— Я почувствовала пульсацию в астральных сферах, и она была направлена на тебя. На какое-то время ты обрел второе зрение. Ты видел мир так, как вижу его я. — Протянув крыло, Селестия коснулась щеки Сумака. — То, что ты увидел, обеспокоило тебя, да? Наполнило тебя вопросами?
— Да, — признал Сумак.
— Ты увидел слишком маленькую картинку, — Селестия снова коснулась своим носом щеки Сумака, — … не понимая, что именно ты видишь. Это опасно, Сумак Эппл. Оно может исказить и извратить взгляды того, кто не готов воспринять увиденное. Ты поранился, даже не осознавая, и я полагаю, что мне придется попытаться залатать твою рану.
— Я поранился? — Сумак не понимал, совсем не понимал.
— Твое восприятие навсегда изменилось, и не в лучшую сторону. Со временем это может замедлить твое развитие. — Голос Селестии был любящим, нежным и добрым. — Ты увидел то, что не был готов увидеть, не зная контекста. Теперь твои представления об обычном и необычном изменились навсегда.
— Я увидел Пеббл как аликорна.
— Я знаю.
— Ты знаешь?
— Конечно, знаю.
— Так что же это значит? Что такое судьба?
— Судьба — это семя… яблочное семечко. При правильных условиях оно вырастает и превращается в нечто великолепное. Не каждое посаженное семечко вырастает, но некоторые вырастают. Многие. Но некоторые вырастают и становятся чем-то особенным.
— Как вольт-яблоня? — спросил Сумак, пытаясь понять. — Они отличаются от яблонь.
— Для наших целей это подходит, — ответила Селестия, нахмурив брови. — Может быть.
— Продолжай, — взмолился Сумак.
— Судьба — забавная и сложная штука, но все сводится к тому, чтобы реализовать свой потенциал. Весь. Позволь мне показать тебе кое-что, Сумак Эппл, но ты никогда не должен говорить об этом.
— Честное слово Эпплов!
— Да, Сумак, Честное слово Эпплов. Обратись к древней магии, которую я привила твоему роду, ибо эта магия исходит от меня… Когда-то я была Элементом Честности, ты знаешь. А теперь сделай глубокий вдох…
Сделав то, что ему было велено, он втянул воздух, подождал и моргнул глазами. Рог Селестии коснулся его рога, при этом Бумер приподняла ногу, чтобы Селестия могла соприкоснуться с ним. Он почувствовал искру, и Бумер вздрогнула, так как тоже ощутила магию. За его глазами на мгновение вспыхнула боль, почти как от мороженого. Он пришел в себя и снова моргнул…
И мир стал совсем другим. Он почувствовал, что его голову поворачивает какая-то посторонняя сила, и обнаружил, что смотрит на Пеббл. И снова он увидел Пеббл аликорна, а также обычную Пеббл, но еще он увидел Мод. У нее тоже был аспект аликорна. У Октавии тоже был двойник-аликорн.
Мир приобрел четкие очертания, и Сумак увидел вокруг себя множество пони, которые были скрытыми аликорнами. У Гослинга был аспект аликорна. Они были и у незнакомых Сумаку пони, и у пегасов, и у земных пони, и у единорогов. У Мистера Кэйка, который тянул за собой повозку, тоже был такой аспект. Мир был полон скрытых аликорнов, возможно, только и ждущих своего часа. Сумак ничего этого не понимал. Его глаза нашли Твайлайт Вельвет, и, конечно, она тоже была аликорном.
Самой необычной из всех была Трикси, у которой не было крыльев, когда он смотрел на нее в этот день. Он уставился на мать, чувствуя себя ошеломленным и растерянным. Что происходит? Почему она изменилась? Что изменило ее? Почему она стала другой? Миллион вопросов роился в его голове и грозил захлестнуть его.
— В поезде у Трикси случилось пробуждение. Она начала верить. Она знала, что у нее есть потенциал, но во время поездки на поезде домой она начала верить всерьез. — Селестия прикоснулась губами к уху Сумака, и оно затрепетало от ее прикосновения.
Сумак впитывал все, пытаясь понять, как он теперь видит мир. Его мать изменилась, а это значит, что… он мог измениться. У него еще не было собственного аспекта аликорна, но позже он сможет. Эта мысль ошеломила его.
Пока он пытался осмыслить увиденное, его взгляд упал на Тарниша. Сумак не слишком хорошо знал Тарниша, но он знал, что Тарниш — герой. Тарниш был храбрым, Сумак слышал рассказы. Конечно, Тарниш попадал в неприятности, но ведь неприятности не мешают пони иметь потенциал, не так ли?
— Твои мысли очень тревожны, — прошептала Селестия. — Они меня беспокоят. Для столь юного возраста у тебя такое глубокое понимание окружающего мира. Нет, Тарниша не сдерживает то что он попал в беду. Нет… Беда Тарниша в его самоуверенности, которая сделана из стекла. Она сдерживает его больше, чем что-либо другое. Мистер Чайничек может быть очень, очень храбрым для других, но когда дело доходит до него самого, он легко поддается страху.
— Октавия… что делает ее такой особенной? — спросил Сумак, меняя тему и чувствуя себя так, словно вторгся во что-то очень личное, касающееся Тарниша.
— Вдохновение. — Селестия выдохнула это слово. — Она не уклоняется ни от чего. Хорошее, плохое, удовольствие, страдание — она принимает все это и позволяет каждой фиброй своего существа испытать это. Она принимает эти переживания, переваривает их и делает их прекрасными. Именно из этого и рождается ее музыка. Более того, она вдохновляет других. Многие находят себя и свой потенциал благодаря ее музыке. Многие приходят к пониманию того, кто и что они есть, слушая музыку, которую она создает. Кроме того, вдохновение Октавии спасло жизни очень многим.
— Спасло их жизни? — Сумак моргнул и наклонил голову, глядя на Октавию, которая, похоже, в данный момент утешала Пеббл.
— Многие, многие самоубийства были предотвращены благодаря ее музыке. Она даже не подозревает. Но многие нашли в ней вдохновение, чтобы продолжать жить после трагических, болезненных событий. Октавия приняла свое вдохновение и тем самым изменила жизнь окружающих. Недостаточно просто принять то, что делает тебя особенным, ради себя.
— А что Пеббл? — спросил Сумак.
— Сумак, хотя я знаю, что ты никогда бы не нарушил своего обещания молчать об этом, она — твой друг. А среди друзей секреты имеют обыкновение ускользать. Мне жаль, малыш, но Пеббл должна остаться для тебя тайной. — Взмахнув крылом, Селестия погладила Сумака по щеке. — Но я скажу тебе одно: она раскрыла свой потенциал в тот день, когда встретила тебя. Ты пробудил в ней все самое лучшее, Сумак Эппл, а это, пожалуй, самый лучший поступок, который может совершить лучший друг для другого.
У Сумака заслезились глаза, и он не был уверен, что ему снова хочется плакать. Он и так уже слишком много плакал и сегодня, и вчера:
— А как же Мод?
— Мод — это Скала. — Селестия кивнула головой. — Она — скала для многих, в первую очередь для Тарниша, а также для ее друзей, семьи и близких ей пони. Она осознала свой потенциал и приняла его. Он определяет ее существование, и она знает, кто и что она такое. И если ты позволишь ей, она станет Скалой и для тебя. Твоя жизнь значительно улучшится, если ты дашь ей шанс стать твоим другом.
— Их так много. — Сумак чувствовал себя очень маленьким и крошечным, глядя на мир вокруг себя теперь уже открытыми глазами. — Их так много. Мистер Кэйк… он… Я даже не могу представить, что это может быть, но это должно быть что-то замечательное. В каждом из нас есть… в каждом из нас есть это величие… и… и… я думаю… мы просто… должны… верить в себя?
— Отчасти так оно и есть, Сумак Эппл. Думаю, ты уже достаточно насмотрелся. Готова поспорить, что ты очень устал и тебе уже давно пора спать…
— Нет, я не хочу спать! — Настроение Сумака изменилось, и он впал в истерику. — Плохие сны… падение… нет… нет… я не хочу спать!
Грустно вздохнув, Селестия прижалась губами к уху Сумака и поцеловала его:
— Маленький Сумак, пока ты цепляешься за этот страх, ты будешь сдерживаться. Он затормозит твой рост и не даст тебе стать тем, кем ты должен быть.
— Но я упал! Я не виноват! Земля устремилась на встречу, и все было просто… — Слова Сумака оборвались. Он покачал головой. — Я не хочу больше об этом сновидеть.
— Сумак Эппл… Я задам тебе один вопрос… Что толку в крыльях для тех, кто боится летать?
— Но Пеббл реализовала свой потенциал, и она боится оторваться от земли! — Эмоции Сумака снова захлестнули его, и на этот раз вместо печали он почувствовал ярость. — Это несправедливо! Это несправедливо! — Он зажмурил глаза и попытался сдержать поток слез, которые, как он знал, вот-вот хлынут.
Стыдясь, с горящей шеей и бурлящими внутренностями, Сумак не мог сдержаться. Все выплеснулось наружу, и он издал жеребячий вопль агонии. Когда он рухнул внутрь себя и зарыдал, то почувствовал, что его поднимает магия, которая, словно теплый солнечный свет, прилила к его телу. Переполненный горечью, кипящий от ярости, Сумак зарыдал и выпустил все наружу.
Глава 61
Эссе на десять тысяч слов о том, что у него грязный рот, казалось немного чрезмерным, но Сумак ничего не мог с этим поделать. Он рассеянно царапал тусклым карандашом, не в силах уследить за тем, сколько слов у него уже есть. Может быть, всего несколько сотен, но он знал, что начал ужасно. Принцесса Твайлайт Спаркл, правительница Понивилля, пригрозила вымыть ему рот специальным мылом со вкусом какашек, сделанным специально для любителей гадостей. Насколько хуже может стать его жизнь?
Разочарованный и не находя слов, чтобы продолжить, Сумак отбросил карандаш и отпихнул от себя бумагу. В замке Твайлайт не было подземелья, нет, в нем было крыло для задержанных. Нахмурившись, он посмотрел на доску, где уже сто раз написал слова:
— Я мерзкий жеребенок с грязным ртом и не умею решать дроби.
В отделении для задержанных не было окон, только огромные классы с огромными досками и верхним светом, который обжигал глаза. Это был несчастный опыт. Мало того, что его задержали, так еще и пришлось носить черную повязку на ноге с надписью "Обитатель изолятора" ярко-красным шрифтом, чтобы все видели.
Дверь со скрипом открылась, и Сумак поднял голову. Возможно, директриса Твайлайт и проявит к нему милосердие, но он сомневался в этом. Он совершил непростительный грех — использовал магические проклятия. Сглаз, проклятия, наговоры — все это плохо и запрещено. Конечно, Сумак использовал магические проклятия в виде бранных слов, тем самым наложив непростительное заклятие, и весь Понивилль был тому свидетелем. Проклятия создаются намеренно, Сумак знал это, он был способным учеником, и его грязный язык был не просто проклятием, он использовал проклятые слова, темную магию, пропущенную через его рот и высвобожденную на его врагов.
Появились два пегаса в доспехах, и Сумак узнал их обоих. Хотспур и будущий принц Гослинг стояли прямо перед дверью, оба смотрели на него, и Сумак попытался проглотить сухой комок в горле. Стражники Твайлайт выглядели страшновато и были вооружены деревянными палками. Палочками.
— Сумак Эппл, ты прогулял сочинение, пойдем с нами, — приказал Хотспур.
Испугавшись, Сумак сделал то, что ему сказали. Он выскользнул из-под стола, спустился на пол и, волоча копыта, подошел к паре пегасов. Они отошли в сторону, и оба вытянули крылья, указывая на дверь. Сумак направился к двери, но в этот момент почувствовал, как палка опустилась прямо на его зад, больно ударив.
— $#@&! — Все вокруг Сумака задымилось от прозвучавшего в его устах восклицания, включая уши гвардейцев, конвоировавших его на встречу своей судьбе. Как раз в тот момент, когда он собирался извиниться, палка приземлилась снова, располосовав место, по которому прошел первый удар. — @$$!
Скуля, Сумак попытался не дать страшным ругательным словам вырваться из его уст. Повернув голову, он увидел, что кончики ушей Гослинга горят, как две горящие свечи, а комнату наполняет вонь горелых волос. Понимая, что его задняя часть находится в смертельной опасности, Сумак Эппл зашевелился, не желая получить еще один удар. Он поспешил в дверь и прикусил язык, чтобы не дать магии вырваться наружу.
Бронированные копыта Хотспура звенели по кафельному полу, как погребальные колокола, а его голос был голосом обреченности:
— Сумак Эппл, ты сам навлек на себя эту ужасную участь. Да смилуется Селестия над твоей душой…
У Сумака Эппла были горячие сдобные булочки. На его плоти появились жгучие рубцы, а в его бугристом, теперь уже однобоком заду горел огонь Тартара. Он шел по коридору с низко опущенной головой, то и дело получая очередной удар по заду от Хотспура или Гослинга. Впереди открылись две двойные двери, и Сумак смог заглянуть в главный зал.
Казалось, все пони, которых он знал, были там и ждали его. Он стоял в дверях, не шевелясь, а потом вскрикнул, почувствовав, как палка добавила свежую рану на его спине, которая теперь была пухлее, чем овсянка Трикси. Хныча, Сумак продолжал идти вперед, испытывая стыд и не желая встречаться взглядом с теми, кого он разочаровал.
Впереди его ждала Пеббл. На ней было красивое белое платье и корона из маргариток. Она тоже выглядела разочарованной, и Сумак мог лишь секунду смотреть ей в глаза, прежде чем вынужден был отвести взгляд. Когда он шел к алтарю, Клауди обрушила огромную деревянную ложку прямо на его кьютимарку с вольт-яблоком. Он отпрыгнул в сторону, его нижняя губа затряслась, и он издал пронзительный крик боли.
— Сумак Эппл, ты использовал темную магию! — Принцесса Селестия стояла на возвышении, где ждала Пеббл. — Ты сознательно использовал проклятия, сфокусировав темную магию в слова силы, и высвободил вонючее зло в эфир Понивилля! Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Сделав глубокий вдох, Сумак приготовилась извиниться. Или, как сказала бы Эпплджек, яблочно извиняться. Он стоял у подножия лестницы, глядя на всемогущую принцессу, которая, похоже, была на него немного сердита. Он сглотнул, опасаясь за свою жизнь и свой зад. Луна провела тысячу лет на Луне. Дискорд провел тысячу лет в виде статуи. Сумак даже представить себе не мог, какое наказание может соответствовать его преступлению.
Неподалеку принцесса Луна выглядела очень встревоженной и держала лодочное весло. Все пони, которых он знал, принесли что-нибудь, чем его можно отшлепать. Лопатки, доски, лодочные весла, ложки, шпатели… Сумак вздрогнул, моргнул и посмотрел на принцессу Селестию. Он облизнул губы, посмотрел на Пеббл, а затем снова на принцессу. Твайлайт стояла рядом с Селестией и сжимала большую черную книгу, озаглавленную "УНИЧТОЖЕНИЕ".
Твайлайт открыла рот, но из него вырвалось только одно слово, и какое же это было ужасное слово:
— &@@&%!
Все присутствующие вздрогнули от такого вульгарного, предосудительного высказывания. Трикси и Лемон Хартс разочарованно зашипели и покачали головами. Игнеус поднял вверх свою кирку. По его спине раздался жгучий удар, и Сумак увидел, что это Клауди в очередной раз отхлестала его по заднице. Рядом с ним Тарнишед Типот потирал свои булочки и сочувственно морщился.
— Ну, принцесса Селестия, что будем делать с маленьким колдуном? — спросила Мундэнсер.
— Брак по соглашению, — ответила принцесса Селестия. — Приведите приговоренного сюда.
Не успел Сумак запротестовать, как ему в рот засунули удила и надели на голову уздечку с повязками. Он почувствовал несколько мучительных ударов по спине, которая теперь была горячей, как солнце. Его потянули вперед, вверх по лестнице, навстречу скучающей невесте. Во рту у него был ужасный металлический, немного мыльный привкус.
Когда его заставили встать рядом с Пеббл, на него обрушилось еще одно унижение. Пеббл достала из ниоткуда большую деревянную ложку и, не говоря ни слова, обрушила ее на его булочки с такой силой, что Сумак едва не перекусил удила у себя во рту.
— Атепферб моволожжены, — сказала Селестия голосом, который был очень странным для ушей Сумака. — Женибфа — это то, что сбфижает нас, дфвое. Атепферб моволожжены — это благословенная муфа, это фон, фотобый стал фоноб…
Наступила пауза, пока монарх с дефектом речи делал глубокий вдох.
— … и фы, дфы фы, фубут фавва… фы бы фвое фы фув…
— Может, пропустим конец и сразу перейдем к веслам? — потребовала Грэнни Смит. — Мне так хочется немного пошлепать! Это секрет того, как я остаюсь такой молодой и бодрой! Я луплю Эппл Блум, когда она наглеет! — Старая зеленая кобыла разразилась безудержным смехом.
— Пвебббле? — Принцесса Селестия посмотрела вниз на шоколадно-коричневую кобылку, одетую в красивое белое свадебное платье.
— Прости, но он мне не нужен. — Весь большой зал затаил дыхание, когда Пеббл покачала головой. — У него грязный рот. Я не выйду замуж за принца Дерьмового Языка Грозного. — Закатив глаза, Пеббл оттолкнула Сумака, чтобы он отошел от нее. — Я не буду целовать лорда Губы Отхожее Место.
От сильного толчка Сумак упал, а потом повалился прямо сквозь пол. Он снова был в небе, на высоте многих километров, а Понивилль был городом крошечных муравьев далеко под ним. Падая навстречу своей погибели, он понял, что брак по соглашению и порка были предпочтительнее его нынешней участи. Арест был желанным наказанием.
Его светящиеся красные булочки горели как второе солнце, соперничая с миазмами раскаленной плазмы самой Селестии. Взмахнув ногами, Сумак рухнул на землю, крича сквозь зубочистку, которая все еще была у него во рту, и желая, чтобы его снова посадили под арест. Он сожалел о том, что отлынивал от работы над эссе, очень сожалел, и хотел бы вернуть все назад.
Моргнув, Сумак проснулся, зажатый между двумя кобылами. Его булки были в порядке, а вот голова — нет. Он попытался вспомнить все, что произошло, а потом пожалел, что вообще ничего не помнит. Он устроил истерику на глазах у принцессы Селестии, его унесли, а потом он устроил еще одну истерику, когда его бросили в ванну вместе с Трикси и Лемон Хартс. У жеребенка остались лишь смутные, полубессознательные воспоминания о том, как он пинался и кричал, когда они его мыли.
После ванны, в новой комнате, которую они делили, Сумак снова вышел из себя, когда Трикси потянула его к себе на кровать. В этой тесной комнатке было всего две кровати, и Лемон Хартс, после минутного робкого колебания, забралась в кровать к нему и Трикси, а потом попыталась успокоить его. Сумак не помнил, как заснул, только Лемон Хартс что-то бормотала ему, гладила по ушам и шептала, чтобы он успокоился.
Сумак осмотрел свое окружение. Трикси и Лемон лежали почти нос к носу, а он оказался между ними, запутавшись в ногах. Он никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах не признался бы в этом, но это было приятно. Словно пушистый зеленый листочек, высунувшийся из борозды огорода, Сумак выскочил между двумя кобылами и, двигаясь так осторожно, как только мог, пустился в бегство.
Соскользнув с края кровати, он приземлился на пол и осмотрелся, используя для освещения свой рог. В данный момент Бумер обвилась вокруг рога Лемон, и она крепко спала. Его фонарь лежал на маленьком деревянном столике рядом с кроватью. Рядом с ним лежал защитный шлем Гослинга, который все еще был впору Сумаку. Почти не шумя, Сумак направился к двери — ему нужно было выбраться из этой душной комнаты, чтобы подышать свежим воздухом.
У Твайлайт Спаркл был большой замок, и его интерьер менялся в зависимости от необходимости. Поскольку большая часть Понивилля была разрушена, замок Твайлайт превратился в убежище для переселенцев, образовав множество комнат, ванных и мест для собраний. Сумак оказался в мини-кухне, где также была небольшая столовая. Он был не один в этот ранний утренний час перед рассветом — в столовой он обнаружил Старлайт Глиммер и Олив.
— Привет! — Сумак стоял в прихожей, не зная, как реагировать на появление Олив. Она смотрела на него усталыми глазами, и Сумак перевел взгляд на Старлайт, словно надеясь получить от нее какое-то подкрепление. — Я видел тебя во время битвы, перед самым побегом.
— Да. — Олив заерзала на своем месте, и ее уши откинулись назад. Большая, злая и зеленая кобылка посмотрела на Старлайт, потом на Сумака. — У нас с мастером из-за этого большие неприятности.
— У вас неприятности? — спросил Сумак.
— Ну, — ответила Олив, — у Старлайт неприятности, но я решила разделить с ней ее наказание. — Пока Олив говорила, Старлайт кивнула. — Она попала в беду, потому что позволила мне пойти с ней навстречу опасности. И хотя все закончилось хорошо и я помогла изменить ситуацию в бою, она все равно в беде.
— Ага. — Губы Старлайт издали чмокающий звук, чтобы подчеркнуть ее единственное слово.
— Я заставила ожить сотню пар ножниц, а потом отправилась за крыльями гарпий, — похвасталась Олив совершенно будничным голосом, как будто объявляла время. — Наконец-то у меня появился шанс довести свой телекинез до предела, и никто не стал меня сдерживать. Это было здорово. — Олив вздрогнула, когда произнесла последнее слово.
— Это хорошо. — Сумак не знал, что еще сказать.
— Сумак…
Услышав свое имя и странные нотки в голосе Олив, маленький жеребенок посмотрел на пони, которую когда-то считал своим врагом. Она выглядела обеспокоенной, даже испуганной, и корчилась, словно сидела на раскаленном угле. Старлайт, наклонившись вперед, выглядела встревоженной.
— Сумак, я хотела попросить прощения.
— Я прощаю тебя.
Смутившись, Олив несколько раз моргнула, потом покачала головой:
— Вот так просто: "Я прощаю тебя"? Я не понимаю. Разве ты не собираешься заставить меня потрудиться ради этого? Разве ты не ненавидишь меня? Разве ты не злишься?
Пожав плечами, Сумак повторил про себя:
— Я прощаю тебя.
— Почему? Я причинила тебе боль! Я говорила мерзкие, оскорбительные вещи! Я была грубой и властной!
Кивнув, Сумак ответил:
— Да. Так и было.
— Я не понимаю. Это уловка? — Глаза Олив сузились.
— Я же говорила тебе, Олив. Разве я тебе не говорила?
Сосредоточившись на Сумаке, Олив проигнорировала свою наставницу:
— Я тебя не понимаю.
— Я тоже тебя не понимаю, но это не мешает мне простить тебя.
— Но почему? Я была ужасна… Я хочу, чтобы ты меня ненавидел! Так мне будет проще! Я хочу, чтобы ты…
— Олив, хватит, — приказала Старлайт голосом, не оставляющим места для споров.
Надувшись и насупившись, Олив подняла на своего учителя и наставника злобный взгляд. В глазах кобылки блеснули слезы, а уши задрожали, и нижняя губа затряслась. Ее грудь то поднималось, то опускалось, но Олив не разрыдалась, а как-то сдержалась.
Все еще не придя в себя, Сумак сел в кресло напротив Олив. Ему нужно было больше спать, он проспал всего несколько часов, и не мог вспомнить, когда в последний раз спал полноценным сном, он довольствовался короткими дремотами. Он наблюдал за тем, как Олив ведет молчаливое состязание в силе воли со Старлайт Глиммер.
Когда Олив отвернулась, Старлайт вздохнула и сказала:
— Олив, я думаю, если ты очень постараешься, Сумак разрешит тебе стать его другом. Это принесет тебе много пользы. Ты слышишь меня?
— Да, мастер, я вас слышу. — Олив склонила голову, затем повернулась лицом к Сумаку. — Я не могу обещать, что буду очень хорошим другом. Я все еще пытаюсь разобраться во всем. Я совершила несколько ошибок, и мне очень жаль.
— Я могу быть твоим другом, но только при одном условии. — Когда Сумак заговорил, он увидел, как Старлайт обеспокоенно подняла бровь, но он проигнорировал ее и продолжил. — Старлайт — мой друг. Она мне нравится. Ты уважаешь ее и хорошо к ней относишься. Пока так будет, мы с тобой будем друзьями. — Сумак на мгновение задумался, а потом добавил: — Я хотел, чтобы Старлайт стала моим мастером, но ей пришлось постараться, чтобы разобраться с тобой. Так что веди себя хорошо.
Олив, опустив уши и выглядя очень смущенной, кивнула:
— Я не могу обещать, что буду, но могу обещать, что постараюсь.
— Тогда я не могу обещать, что буду твоим другом, но могу пообещать, что постараюсь. — Сумак сумел изобразить на своей мордочке что-то похожее на улыбку. Он услышал нерешительный смешок Олив и немного расслабился. — Если ты будешь очень стараться, я даже смогу поговорить с Пеббл о том, чтобы она была с тобой поласковее.
Покраснев и навострив уши, Олив искренне улыбнулась:
— Мне бы этого хотелось…
Глава 62
Сумак Эппл смотрел на Понивилль, пока рассвет продолжил свой величественный, грандиозный восход. Южная половина города была повреждена, северная — цела. Захватчики пришли с юга, поэтому увиденное имело для Сумака смысл. Он сидел на ступенях замка Твайлайт и пытался собрать все воедино, чувствуя, что его собственная жизнь рушится.
Дракон Горгонзола летала над головой, перевозя с места на место древесину, камень и другие припасы. Принцесса Селестия, все еще в доспехах, переходила с места на место, собирая дома. С помощью своей магии она поднимала целые бревна, доски, брусья, гвозди, каменные блоки, раствор и другие предметы, а затем спрессовывала все в основной каркас дома, который могли достроить другие.
Сумак знал, слушая других, что принцесса Луна все еще на юге, ведет ожесточенную битву, оттесняя остатки врага. Каждый пони вносил свою лепту. Он видел Севилью, который фотографировал принцессу Селестию, Твайлайт Вельвет и Найт Лайт помогали в строительстве, используя магию, чтобы быстро справиться с монументальными задачами, и он был почти уверен, что видел Гослинга, летающего кругами вокруг Горгонзолы. Олив и Старлайт Глиммер переходили с места на место, перебирая и разбирая завалы. Олив действительно была телекинетическим монстром, и Сумак видел неоспоримое доказательство этого, пока она работала. Она с легкостью поднимала вещи, для поднятия которых потребовалось бы несколько взрослых единорогов, работающих вместе.
Олив выглядела счастливой — по крайней мере, она улыбалась во время работы.
Пятилетнему Сумаку велели не лезть на рожон и не маячить под копытами. Поэтому он сидел на лестнице и смотрел на мир, пытаясь понять, во что превратилась его жизнь и жизнь других пони. Он жалел, что у него нет пони, с которым можно поговорить. Лемон Хартс отдыхала, и Трикси тоже. Маленький жеребенок вздрогнул, вспомнив, как он видел лицо своей матери без повязки перед тем, как его бросили в ванну. Ни ресниц, ни шерсти, и повсюду волдыри, включая веко. Глаз Трикси был заклеен, чтобы веко могло зажить. Она заверила его, что зрение вернется.
— Ты выглядишь грустным, и это меня огорчает.
Пинки Пай действительно выглядела огорченной. Сумак повернул голову, чтобы посмотреть на нее, когда она села рядом с ним. Пинки была немного испачкана, ее грива казалась немного поникшей, а сама она выглядела уставшей. По крайней мере, в ее голубых глазах все еще мерцала какая-то огромная внутренняя радость. Сумак прислонился к ней и был благодарен, что рядом есть кто-то из пони.
— Где Бумер? — спросила Пинки.
— Она не хочет уходить от Лемон. Она немного шипела и усиленно втягивала воздух, чтобы казаться большой и страшной.
— Да, похоже на то. Драконы очень преданы тем, кого называют семьей. Я знаю, что если у меня возникнут проблемы, я всегда могу рассчитывать на Спайка. Он мне как троюродный брат, или вроде того. Его немного потрепали во время битвы, но он в порядке. — Пинки Пай надулась и покачала головой. — Эти гарпии — злюки. Они заставили меня зарядить мою праздничную пушку и принять участие в боевой стрельбе.
— Что? Что случилось?
— Это, — ответила Пинки Пай, указывая на полуразрушенное здание. — Моя импровизированная взрывчатка, которую я приготовила на кухне Кейков, сработала гораздо лучше, чем я думала. Сливки для кофе очень легко воспламеняются, и гарпии тоже.
У Сумака пересохло во рту, и он просто сидел, не зная, что ответить.
— Эти рапторианцы тоже не очень-то милые, — добавила Пинки, постукивая копытом по подбородку. Она сидела, продолжая постукивать копытом, и, медленно повернув голову, посмотрела на Сумака. — В тебе нуждается кое-кто из пони, Сумак.
— Я никуда не могу пойти, — сказал Сумак.
— О, я уже попросила разрешения. Трикси сказала, что я могу взять тебя с собой куда угодно, лишь бы это было безопасно. — Пинки Пай потянулась и перекинула переднюю ногу через холку Сумака. — Пеббл говорит, что у нее есть план, как сделать так, чтобы тебе стало лучше.
Теперь Сумак занервничал. Он наблюдал, как принцесса Селестия при помощи магии собирает еще один дом, создавая каркас и основные стены. Когда она спала в последний раз? Он чувствовал себя измотанным и сам нуждался во сне. Но он не собирался снова ложиться спать. Нет. Сны были отвратительными. Может, он возьмет в привычку пить кофе? Пинки прижалась к нему — от нее слегка пахло дымом и глазурью, — и Сумак был счастлив прижаться к ней головой.
Жеребенок не стал протестовать, когда Пинки Пай взяла его на копыта и усадила к себе на спину. Он опустился на место, и Пинки Пай встала на ступеньки. Наклонившись вперед, он обнял ее за шею и уперся подбородком в ее кудрявую голову. В Пинки Пай было что-то такое. Конечно, бывало, что она действовала ему на нервы, пугала его или выводила из себя, но такие моменты, как этот, компенсировали это.
— Ты так много сделал для Пеббл и даже не знаешь об этом. Ты был ей настоящим, истинным другом, Сумак. И теперь она хочет сделать для тебя что-то приятное. Она рассказала мне об этом, и хотя я не все понимаю, мне кажется, у нее есть хорошая идея. — Пинки Пай спустилась по лестнице, не забывая о своем пассажире. Когда она оказалась на ровной площадке, то пустилась ровным шагом и сказала: — Лучшие друзья могут изменить мир, Сумак, ты никогда, никогда не должен забывать об этом.
— Я сделаю все возможное…
— Никогда не забывай об этом!
— Хорошо, — ответил Сумак, чувствуя себя уже не равным, а послушным.
Дом на окраине северной части города выглядел немного обветшалым. А еще он был уродлив, но Сумак не осмелилась ничего сказать. Середина дома была каменной, как у маленького замка, а потом от него отходила куча крыльев и башня. Башня была короткой, приземистой, деревянной, с покосившейся крышей из дранки. Казалось, что сильный ветер снесет большую ее часть, за исключением каменного блока.
Передние ворота валялись на земле, и Пинки перешагнула через них, стараясь не споткнуться. Она подошла к парадным дверям, открыла их, вошла внутрь, и Сумак обнаружил, что они оказались в крошечной прихожей с еще большим количеством дверей впереди. Он никогда не видел такого входа. Пинки протиснулась во вторую дверь, и в лицо Сумаку ударил аромат кофе и чая. Готовился завтрак.
Пинки прошла через гостиную без мебели и еще одну пустую комнату. Затем был длинный коридор, выложенный из камня, который открывался в небольшое, но аккуратное фойе, ведущее в оранжерею, сделанную в основном из кусочков битого стекла. В фойе сидела Пеббл, которая выглядела немного сонной.
— Привет, Сумак, — оживилась Пеббл.
Соскользнув со спины Пинки, Сумак упал на каменный пол и загремел копытами. Пока он восстанавливал равновесие, Пинки Пай унеслась прочь, насвистывая себе под нос. На мгновение он посмотрел ей вслед, а потом обратил внимание на Пеббл, к которой подсел поближе. Хотя он этого не сказал, да и не сказал бы, он был рад ее видеть.
— Дом требует ремонта, но мне здесь нравится. Нам также нужна мебель. И крыша в некоторых местах. И окна. Оранжерея тоже не слишком привлекательна. — Пеббл вздохнула от нахлынувшей тоски. — Прошлой ночью я плохо спала. Я постоянно просыпалась от плохих снов. Через некоторое время я просто сдалась, отправилась в приятное место и хорошенько подумала. И у меня появилась хорошая идея.
— И что же? — спросил Сумак.
— Винил Скрэтч, — ответила Пеббл.
— Что?
— Винил нездорова. С ней случилось что-то очень плохое, а мне никто не сказал. Я немного сержусь, но я слишком рада, что остальные пони вернулись, чтобы так сильно злиться из-за этого. — Пеббл опустилась на пол и снова вздохнула. — Винил была в Мэйнхэттене, когда случилась беда. Она участвовала в сражении, и на них с принцессой Луной бросили большое высокое здание. Принцесса Луна спасла мою тетю Винил, но у нее все равно была сломана спина, и ее парализовало…
— Это ужасно! — воскликнул Сумак.
Пеббл кивнула:
— К счастью, в Обществе Присутствие Духа есть несколько целителей, и пришлось работать всем вместе, но они подняли Винил на ноги. Она уже не такая, как раньше, и я беспокоюсь. Винил должна быть счастливой, шаловливой и надоедливой, а сейчас она ничего из этого не представляет. Я думаю, ей больно, но она мне не говорит. Но у меня есть хитрый план.
— Какой? — Сумак навострил уши, задавая свой вопрос.
— Думаю, я знаю, как снова сделать Винил счастливой и как помочь моему лучшему другу в том, чего я не понимаю, но я знаю, что это важно для тебя как для единорога. — Пеббл наклонилась, положила мордочку в нескольких сантиметрах от Сумака, вздернула брови и сказала: — Ты попросишь Винил стать твоим мастером.
— Что? — Сумак уже не знал, что сказать, и знал это.
— Винил немая, но она может общаться. Ты просто должен быть внимательным. Если ты не будешь внимателен, она начнет раздражаться и добьется твоего внимания тяжелым способом. Она очень чувствительна к тому, что ее не слушают. — Пеббл нахмурила брови и отстранилась от Сумака. — Это сработает отлично. Я буду проводить с тобой больше времени, у тебя будет мастер, Винил будет счастливее, и, что еще важнее, Винил сможет обеспечить твою безопасность.
Нахмурив брови, Сумак обдумывала многословную речь Пеббл.
— Тебе понравилась ферма моих бабушки и дедушки? — спросила Пеббл.
— Да. — Сумак кивнул, все еще обдумывая слова Пеббл. Он посмотрел на Пеббл и заметил небольшой завиток в ее волосах, и, хотя он никогда, ни при каких обстоятельствах не сказал бы этого вслух, ему показалось, что она выглядит довольно мило. Даже симпатично. Пеббл, возможно, и была обычной коричневой, но Сумак, как заметил Дискорд, был бежевым.
— Ты собираешься меня поцеловать или что-то в этом роде?
— Что? — Сумак отпрянула от Пеббл. — Нет!
— Ну, ты же смотрел мне в глаза…
— Нет, я не смотрел, я смотрел на твои кудрявые локоны. — Сумак Эппл сидел и краснел как яблоко. Он никак не мог объяснить, чем занимался. Пеббл сидела, моргая глазами, и почему-то Сумаку показалось, что она выглядит уязвимой, но он не мог сказать почему.
— Тебе нравится мой локон? — Пеббл слегка наклонилась вперед. — У тети Пинки, когда она счастлива, грива вьется. И у моей мамы, когда она счастлива, грива вьется. И когда я уговорила Пинки сходить за тобой и привести тебя ко мне, Пинки сказала, что у меня появился маленький завиток и вежливо попросился остаться. Она очень глупая пони. — Лицо Пеббл приобрело несколько более тёмный оттенок коричневого. — Пинки мучила и щекотала меня и добилась от меня признания, что ты делаешь меня счастливой.
Левое ухо Сумака дернулось, как и его левое веко:
— Подожди, ты боишься щекотки?
— Еще как! — Пеббл в доли секунды оказалась на копытах и окинула Сумака настороженным взглядом. — Держи себя в рамках, Сумак Эппл. Никаких щекоток.
— Оу. — Уголок рта Сумака дернулся, и ему потребовалось усилие, чтобы не улыбнуться. — Знаешь, Пеббл, мы не такие, как другие жеребята. Мы не играем. Мы не носимся по округе. Мы не ведем себя глупо.
— И мы от этого лучше, — отрезала Пеббл.
— Но мы должны играть. Мы должны нарушить правила и побегать в помещении. — Он увидел, как Пеббл напряглась, когда он заговорил. — Мы должны играть с друзьями и щекотать…
— Нет, в этом нет необходимости. — Пеббл покачала головой и бросила на Сумака очень строгий взгляд.
— Нас чуть не убили. Мы чуть не погибли. Кто знает, может, что-то снова попытается нас убить, и я думаю, мне будет неловко, если я хотя бы не попытаюсь поиграть с тобой. — Пока он говорил, то видел, как раздуваются ноздри Пеббл.
Когда его рог вспыхнул, Пеббл издала поразительный звук. Она не засмеялась.
— Ииии…
Когда Сумак пощекотал ее по ребрам, звук изменился по тону и громкости.
— … ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!
Пеббл сорвалась с места, как пушистое коричневое пушечное ядро в ярко-желтом платье, а Сумак помчался за ней, слегка прихрамывая на больные передние ноги. Пеббл этого не знала, но ее грива начала виться, когда ее копыта зацокали по каменному полу.
Впервые за все время их отношений они вели себя соответственно своему возрасту.
Глава 63
Когда Пеббл дошла до кухни, отец схватил ее за переднюю ногу и заключил в свои объятия, как мешок с картошкой. На мгновение она отстранилась, сопротивляясь, возможно, от смущения перед Сумаком, но потом сдалась и прильнула головой к шее отца. Сумак просто стоял на шатающихся передних ногах, оглядываясь по сторонам и воспринимая все происходящее.
Пинки Пай сидела с Пинни Лейн, и обе они разгадывали кроссворд. Октавия, сидя на подушке на полу, держала между копыт чашку чая. Винил лежала на боку, подперев голову подушкой, и раскинулась на солнечном участке перед окном. Мод с интересом изучала каменный пол. Сумак почему-то чувствовал себя не в своей тарелке, и сам не знал почему.
Подняв голову, Мод спросила:
— Эй, Сумак, хочешь совет по поводу отношений?
— Хм… — ответил Сумак, — Конечно? Наверное… может быть?
Мод, не обращая внимания, убедила Сумака, что все в порядке:
— Сумак, это относится к любому виду отношений, так что не нервничай. — Мод повернулась, чтобы посмотреть на Пеббл и Тарниша, а затем снова сосредоточилась на Сумаке. — Настоящий фокус в том, чтобы отношения работали, заключается в том, чтобы понять, как побудить другого пони дать тебе то, что ты от него хочешь, не меняя при этом его сущности. Кто и что он собой представляет — это и есть причина, по которой ты вообще начал отношения. — Октавия сказала, что для пятилетнего ребенка это тяжеловато, но Пеббл это поняла, так что, думаю, и ты сможешь.
Сумак понял, что это был общий совет по отношениям и касался не только Пеббл. Он сел, его мозг гудел, и задумался над тем, что сказала Мод. Каскад мыслей заполнил его разум, и на мгновение он забыл, зачем они с Пеббл пришли на кухню.
— В этой компании друзей и семьи мы ничего не замалчиваем, — сказала Октавия, ее губы находились на расстоянии чуть больше сантиметра от чашки с чаем. — Мы все — кучка чертовых интеллектуалов, и большинство из нас, включая Пеббл, становятся откровенно ворчливыми, если говорят друг с другом свысока или произносят что-то грубое.
Сумак не знал, что значит "грубость", но мог догадаться. Из духовки доносился чудесный запах. Мод вернулась к изучению пола, а Сумак стал внимательно осматривать старинную кухню. Без сомнения, Бумер могла бы найти здесь пиршество из пауков. В глубине души он обдумывал идею, которую подкинула ему Пеббл. На плите что-то забурлило, и в животе у Сумака заурчало.
— Я слышал, ты пострадала, — обратился Сумак к Винил, пытаясь сломать лед и не зная, как разговаривать с немой пони. — Что случилось?
— О, на Винил упало здание. Большое здание. Принцесса Луна приняла на себя весь удар… это было очень плохо, Сумак. — Октавия посмотрела на жеребенка через край своей чашки. — У Винил была сломана спина, как раз над передними ногами. Она чуть не умерла.
— И теперь тебе стало лучше? — спросил Сумак. — Вылечилась?
— Ну, — начала Октавия, — целители спасли ей жизнь, но лучше ей не стало. Она могла подергивать ногами, но не могла на них стоять. Она вообще их не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала.
Нахмурив брови, Сумак попыталась собрать все воедино:
— И как же ты теперь двигаешься?
— Тарниш. — Октавия вздохнула, ее чашка задрожала, и она чуть не расплескала чай. — Тарниш, его кукла и магические стежки. Он никогда не мог заставить их работать раньше вместе, но он заставил их работать на Винил. Каждый день ей становится немного лучше, но это происходит медленно.
Повернув голову, Сумак посмотрел на Тарниша, который все еще держал Пеббл в копытах.
— Я практикую зебровое худу и другие виды магии, например магию стежков минотавров. Раньше я никак не мог заставить их работать вместе. Я столько раз пытался. До сих пор не знаю, как мне это удалось. Намерение, наверное, или сила воли. Я этого не понимаю, и зебры тоже. — Передние ноги Тарниша чуть плотнее обхватили Пеббл. — Я люблю Винил… То есть как друга. Как очень близкого и дорогого друга. И видеть ее такой, как сейчас… это чуть не убило меня.
Со скрипом мела по грифельной доске Винил что-то написала и протянула всем на обозрение. Мне стало лучше. Грифельная доска упала на пол и с лязгом отлетела в сторону. Винил вздохнула и бросила проникновенный, эмоциональный взгляд в сторону Тарниша.
— Я подумал, что, возможно, мне придется вместе с Дэринг Ду снова посетить тот целебный источник в глубине ужасных джунглей. Последняя наша поездка чуть не убила нас обоих и Рейнбоу Дэш. У Ахуизотля была эта дурацкая палочка, которая с одного конца стреляла лучами уменьшения, а с другого — лучами увеличения… эх, не самое приятное было путешествие.
Сумак, широко раскрыв глаза, уставился на Тарниша с открытым ртом.
— Быстро, кто-нибудь закройте Сумаку рот, пока он не съел жука. Здесь повсюду пауки. — Когда никто ничего не сделал, Мод встала, подошла к месту, где сидел Сумак, схватила его, а потом потянула к себе. Она села и притянула жеребенка к себе, убедившись, что его рот закрыт.
Теперь, держа Сумака в копытах, Мод просто сидела, сжимая его и глядя на бесчисленные трещины в каменном полу кухни. Сумак, который при других обстоятельствах попытался бы вырваться, не делал никаких попыток. Ему было приятно, что его обнимают, и что-то в этом было такое, что заставляло его чувствовать себя лучше.
— Я бы хотела завести жеребенка, — рассеянно произнесла Октавия, — и если повезет, я его заведу.
Слова Октавии не привлекли внимания Сумака, который думал о пауках, Ахуизотле и всякой вкуснятине с ароматом корицы, которая пеклась в духовке. Он даже не думал о вопросе, который должен был задать Винил. Сумак не мог придумать более безопасного места, чем Мод, сидя с ней на ее подушке.
— Это будет похоже на рождение близнецов, — сказала Пинни, обводя что-то карандашом. Подняв голову, единорожка посмотрела на Пинки Пай. — У тебя уже появилось Пинки чувство?
— Не-а! — бодро ответила Пинни.
— Гадство. — Пинни раздраженно хмыкнула и продолжила искать новые слова по кругу.
Мысли Сумака не сразу обратились к другим вещам — Трикси, Лемон Хартс и Мундэнсер, которая теперь была аликорном. Сидя в объятиях Мод, Сумак испытывал легкое помешательство из-за того, что у пони вдруг выросли крылья. Пока его мозг размышлял над этим вопросом, Сумак понял, что полет был бы отличным навыком. Старлайт Глиммер могла самолевитировать — она умела летать. Она летала, находясь под воздействием его колдовского усиления, а значит, где-то в глубине его сознания было понимание, как это делается. Может быть? Он не знал наверняка.
Не разбиться насмерть — вот что было главным в его списке приоритетов.
Переглянувшись с Пеббл, Сумак понял, что это также входит в список ее приоритетов, и у них появилось что-то общее. Его левое ухо дернулось, когда Тарниш что-то прошептал Пеббл на ухо. Он попытался расслышать это, не желая этого делать, и увидел, как ее ухо подернулось от слов отца. Лицо Пеббл потемнело, и она издала тихий визг. Сумак наблюдал, как она оттолкнула лицо отца от своего уха, и на ее лице появилось странное выражение.
— Отец, нет, я не буду переезжать в Кристальную Империю вместе с Сумаком, чтобы учиться в школе.
— Почему? — спросил Тарниш. — Это было бы безопасно. Ну, безопаснее. Там иногда встречаются йети, ледяные тролли, ледяные орки и прочие твари, но по большей части там нет гарпий. Я знаю, что ты можешь забить ледяного орка до смерти, Пебби Какашка.
— Нет. — Пеббл сложила передние ноги на груди и стала очень похожа на свою мать. Она смотрела на отца полузакрытыми глазами, а ее рот сжался в тонкую морщинистую линию. Чтобы еще больше прояснить ситуацию, она покачала головой, выражая свои чувства по этому поводу. — И не пытайся меня очаровать, я тебя раскусила. Мы с мамой знаем о твои уловки.
— Это несправедливо, — возразил Тарниш.
Жизнь несправедлива, подумал про себя Сумак.
— Мы с Тарнишем обсуждаем твои хитрости, — спокойно заметила Мод. — Ты наш маленький комочек шоколадной тирании, но не волнуйся, мы тебя любим. Мы думаем, что ты перерастешь свою ревность к тому, что мы вместе.
Пеббл повернула голову и посмотрела на мать, широко раскрыв глаза и раздувая ноздри. Несколько мгновений кобылка оставалась в шоке, затем ее глаза сузились, и она продолжала смотреть на мать, сложив передние ноги на груди, пока отец держал ее. Она глубоко вздохнула, ее грудь расширилась, а затем она выпустила все это наружу, громко надув губы.
— Мод, я не уверен в этом…
— Тарниш, нам было велено встретиться с проблемой и вынести ее на всеобщее обозрение. — Мод ободряюще сжала Сумака, а затем добавила: — Пеббл не может продолжать быть маленьким диктатором, управляющим нашими жизнями. Нам не нужно спрашивать у нее разрешения на те или иные поступки. Ты мучился из-за нашего решения завести жеребенка, не спросив прямого согласия Пеббл. Это нездорово.
— Я должна иметь право голоса в таких делах. Они меня касаются. — Голос Пеббл был тихим и сердитым.
— Ты имеешь право высказывать свое мнение, — сказала Октавия мягким голосом, — но ты жеребенок. Ты не главная, прости. И ты довела своего отца до нервного срыва, играя на его хрупкой уверенности.
— Я не хотела этого делать. — Пеббл посмотрела на Октавию, потом на отца.
— Не знаю, — прошептал Тарниш, — какая-то часть меня думает, что ты это сделала.
— Если я и сделала это, то не специально, — ответила Пеббл тихим шепотом.
— Я могу это принять. — Склонив голову, Тарниш поцеловал Пеббл в нос. — А что касается того, что вы с Сумаком — особенные пони, я имею право голоса? Никто не спрашивал моего мнения по этому вопросу. Мне кажется, я должен высказаться. Вы не спросили меня, прежде чем сделать это. Тебя вообще волнуют мои чувства? Кто-то должен был спросить меня, что я чувствую.
Пеббл зафыркала, поняв, что натворила, и, подняв копыто, потрепала отца по носу:
— Так, ощущения ужасные. Это то, что я делала с тобой и мамой?
Тарниш кивнул, но ничего не сказал.
— Вот дерьмо, это ужасное ощущение…
— ПЕББЛ! — Пинни, Пинки Пай и Октавия сказали все вместе.
— Замолчите, у меня сейчас момент внутреннего пробуждения и самореализации, а ваши крики мешают мне разобраться в своих чувствах. — Пеббл закрыла глаза и уткнулась лицом в шею отца. Пеббл начала слегка подрагивать, как будто вот-вот расплачется.
— Дерьмо — не такое уж плохое слово. — Смущаясь и опасаясь расправы, Сумак оглядел комнату. — Трикси постоянно говорит его, обычно чтобы не произносить слова похуже. Прочистив горло и набравшись смелости, жеребенок поднял голову и навострил уши. — Я знаю разницу… Я сказал несколько плохих слов. Очень плохие слова, и у меня изо рта вырвалась магия, и я заставил гарпий взбеситься и пытаться убить всех пони и друг друга, и целая куча их пыталась убить меня из-за того, что я сказал. Я так ругался, что обидел гарпию. Что это говорит обо мне?
На кухне воцарилась ошеломленная тишина, которая длилась, казалось, очень долго. Тишину прервало хриплое дыхание, и, повернув голову, Сумак увидел, что Винил зажмурила глаза. Она поджимала бока, и слышалось слабое хриплое дыхание. Ее задние ноги слабо подрагивали, а мышцы живота вздрагивали.
— Она смеется, — вздохнула Октавия. — Вот дерьмо, я так рада, что услышала этот звук!
— Да, это звук смеха Винил. Сумак может быть забавным маленьким парнем, обычно когда пытается быть серьезным. — Пинки Пай оторвалась от кроссворда, который она делила с Пинни, пронеслась через всю комнату и плюхнулась на подушку Винил. Пинки начала обнимать единорога-альбиноса и сжимать ее, прижимая к себе, пока та смеялась.
Подняв переднюю ногу, Винил прижалась к Пинки, и всем, кто видел ее, было очевидно, что ей больно. Смех причинял ей боль. Сумак, мозг которого подсказывал ему, что у него есть возможность, выскользнул из нежных объятий Мод и подошел к Винил. Он сел рядом с Пинки и Винил, а затем посмотрел Винил в глаза с того места, где сидел, примерно в нескольких сантиметрах от ее головы.
Прочистив горло, Сумак набрался храбрости:
— Винил Скрэтч, ты будешь моим мастером?
Смех резко оборвался. Октавия вздохнула, а Тарниш — еще раз. Пинки повернула голову и уставилась на Сумака. Пинни отложила карандаш. Пока Сумак сидел и ждал ответа, что-то звякнуло.
— Булочки с корицей готовы! — крикнула Пинки Пай, вскакивая с пола. — Ух ты! Горячие и липкие булочки с корицей! Теперь пришло время полить булочки глазурью!
Глава 64
Страдая от потных стрелок, Сумак сидел и ждал, осознавая, что почти все присутствующие пони смотрят на него, за исключением Пинки Пай, которая достала булочки с корицей из духовки и теперь обмахивала их газетой, чтобы они немного остыли. Винил просто смотрела на него. Он не очень хорошо ее знал и верил Пеббл, что это хорошая идея.
— Я не знаю, хорошая ли это идея, — сказала Октавия тихим голосом, полным беспокойства. — Винил, это большая ответственность… Это не то, с чем можно просто поиграть, а потом бросить, когда надоест.
С сердитым и раздраженным видом Винил подняла мел и начала писать на полу, похоже, ее грифельная доска была недостаточно велика. Ее ноздри раздувались, когда она писала, а обе передние ноги слабо подрагивали. Сумак был вынужден убраться с дороги, чтобы дать ей достаточно места для письма.
Ты должна передо мной извиниться! Ты считаешь, что я достаточно ответственна, чтобы стать родителем, потому что этого хотела ТЫ, а я не решалась согласиться, но позволила тебе уговорить меня, потому что это сделало тебя счастливой. Но быть ментором? Быть учителем? Быть мастером? Гордая традиция единорогов? Я недостаточно ответственна для этого? Ты можешь засунуть себе…
Комната наполнилась неловким напряжением, и Сумак почувствовал себя виноватым в том, что все так вышло. Он посмотрел на Октавию, которая сгорбилась и выглядела очень пристыженной. Пинни Лейн сжала губы в плотную складку то ли от гнева, то ли от раздражения. Тарниш держал Пеббл в копытах, и вид у него был слегка ошеломленный. На лице Мод не было читаемого выражения. Пинки все еще обмахивала веером свои булочки, чтобы охладить их.
Сумак, чьи эмоции в последнее время немного выходили из-под контроля, почувствовал, как на глаза навернулись слезы. В этот момент, прямо сейчас, он не хотел больше находиться здесь. Не обращая внимания на тупую боль в подплечьях, он встал и направился к двери, пока Пеббл говорила отцу что-то, чего он не мог расслышать. Маленький жеребенок не успел дойти до двери в кухню, как что-то схватило его за хвост и потащило назад, заставив копыта заскрежетать по грубому каменному полу.
К своему удивлению, он оказался на подушке Винил, и она пыталась его обнять. Ее движения были медленными, дергаными и болезненными. Она все еще смотрела на Октавию яростным взглядом, и Сумак позволил себя обнять, опасаясь, что попытка сопротивляться Винил может как-то навредить ей. Она казалась хрупкой, и это пугало его.
— Я все испортила, — призналась Октавия, склонив голову.
— Это точно, — согласилась Мод.
— Я не обдумала свои слова и теперь оказалась в очень неприятной ситуации. — Голос Октавии дрожал, и она не могла встретиться взглядом ни с кем из окружающих. — Мне хочется оправдаться за свой поступок, но когда я думаю об этом, то понимаю, как оскорбительно это может прозвучать. Поэтому мне ничего не остается, как извиниться.
Пока Сумак сидел с Винил, слова на полу исчезли в облаке меловой пыли.
— Я приношу свои самые смиренные извинения. — Октавия подняла голову и посмотрела на Винил. — Я все испортила. Ты имеешь полное право сейчас на меня обижаться. Хуже того, я испортила этот момент и для Сумака, и я была не права, поступая так. Я не знаю, что на меня нашло.
Мел Винил снова начал выводить слова на полу. В прошлом я бывала безответственной. Я начинала что-то и мне это надоедало. Я признаю это. Например, мое хобби — модели поездов. Или строительство кораблей в бутылках. Или желание стать механиком паровозов, когда я перегорела к музыке. Но ты мне никогда не надоедала.
Смахнув слезы, Октавия кивнула, а затем вытерла глаза передней ногой.
Я принимаю твои извинения, но ты в долгу передо мной. Мы обсудим мои условия позже, когда останемся одни. Винил Скрэтч с трудом приподнялась на подушке и поморщилась от боли. Она написала еще больше слов на полу, не заботясь о красоте. Что касается тебя, Сумак, то я с нетерпением жду, когда сделаю твою жизнь несчастной.
— Правда? — Сумак не знал, что чувствовать, но то, что он встревожен, было хорошим началом.
Винил кивнула и страдальчески улыбнулась.
Сумак уже собирался сказать что-то еще, как раздался стук. Он замолчал и сидел вместе с Винил, пока Мод вставала, чтобы открыть дверь. Винил что-то делала с его гривой, но он не возражал. Похоже, она укладывала ее в ирокез, что, несомненно, должно было взволновать Трикси. В другой комнате раздавались слабые голоса, но Сумак не мог их разобрать. Октавия пыталась привести себя в порядок, и тут раздался звук цокающих копыт.
Секундой позже оранжевое пятно пронеслось по кухне, и несколько потрепанный Стетсон упал на каменный пол, подняв облако меловой пыли. Сумак не успел даже среагировать, как Эпплджек схватила его и вырвала из объятий Винил. На мгновение Сумак был уверен, что его сейчас раздавит слишком эмоциональная земная пони, но потом был удивлен ее мягкостью.
— Я так испугалась! — Эпплджек закрыла глаза и начала плакать внутри, но несколько слезинок все же вырвались наружу. — Рейнбоу все время хвастается, какая она классная и как она тебя спасла. В кои-то веки у меня не хватает духу сказать ей, чтобы она заткнулась и перестала хвастаться.
— Я чуть не стал яблочным пюре, — прошептал Сумак, когда Эпплджек сжала его.
— Не говори так! — В голосе Эпплджек звучали злость и страх одновременно.
— С Биг Маком все в порядке? А как насчет Хидден Роуз и Амброзии? Как Грэнни Смит?
— Мы все в порядке. — Эпплджек слегка фыркнула и провела передней ногой по позвоночнику Сумака. — Грэнни Смит присматривает за моими девочками, а Биг Мак помогает убираться. Я тоже собиралась, но потом узнала, что ты здесь, и мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке, своими глазами.
— Привет, Эпплджек, хочешь остаться на завтрак? Овсянка с яблочной корицей и булочки с корицей! — Пинки Пай, все еще обмахивала горячие, исходящие паром булочки, повернула голову и посмотрела на Эпплджек. Насмешливым шепотом и взмахнув бровями, Пинки Пай сказала Эпплджек: — У кого-то есть особенный пони!
— Что сказать? — Эпплджек перестала фыркать, и её блестящие зелёные глаза расширились. Медленным движением ее голова наклонилась вниз, и она посмотрела прямо в глаза Сумаку. Она несколько раз моргнула, а затем спросила: — И что ты хочешь сказать по этому поводу, кузен?
— Когда мы с Пеббл падали навстречу своей смерти, я спросил ее, не хочет ли она стать моей особенной пони. — Голос Сумака был тихим, трудноразличимым шепотом. Когда Эпплджек прижалась к его носу, он добавил: — Я нашел себе разумную земную пони.
— Ну, я не знаю насчет разумности. — По лицу Эпплджек расползлась облегченная ухмылка, отчего ее щеки выпятились до самых глаз. Повернув голову, Эпплджек посмотрела на Пеббл, которая прятала лицо на шее отца. Через мгновение она вернула свое внимание к Сумаку, и их носы снова столкнулись. Эпплджек хихикнула и радостно потискала Сумака. — Я не могу остаться надолго. Слишком много работы. Я нужна Понивиллю. Я сообщу Маку и остальным, что с тобой все в порядке и что у тебя есть особенный пони.
Сумак издал стон, когда Эпплджек отпустила его.
— Пинки, я бы с удовольствием осталась на завтрак, но у нас слишком много работы. Сейчас осень, по ночам холодает, и наступает сезон сидра. У меня просто не хватает часов в сутках. — Эпплджек взяла свою шляпу, вытерла с нее пыль и водрузила обратно на голову. — Берегите его, слышите?
— Мы сделаем все возможное, — ответила Мод, — но кто убережет его от Пеббл? Она просто угроза.
— Мне пора. — Эпплджек, смеясь, фыркая и крутя головой по сторонам, вышла из кухни и отправилась на работу. — До свидания и с возвращением в Понивилль. Следите за порядком!
И с этими словами Эпплджек ушла.
В животе Сумака образовалась заметная выпуклость, и он понял, что съел слишком много. Его мордочка была липкой, и он был слишком сыт, чтобы заботиться об этом. Даже дышать было трудно. Пеббл съела еще больше, но ее мать, Мод, в ярости уничтожила свой завтрак и теперь оглядывалась в поисках новой еды.
— Счета за продукты будут просто астрономическими с двумя голодными и беременными земными пони, — пробормотала Пинни Лейн, вытирая мордочку.
— А мне хочется тыквы, — безэмоционально сказала Мод.
— В виде пирога? — спросил Тарниш.
— Нет, просто тыкву. — Мод несколько раз моргнула, а затем посмотрела на все еще недоеденную еду мужа. Она облизала губы, а потом просто сидела с голодным видом.
Хорошо, что у Пинки Пай в духовке готовились еще булочки, подумал Сумак. Слишком сытый и переполненный, он с трудом справлялся с общественными моментами, связанными с приемом пищи. У них с Трикси была очень маленькая семья, и он чувствовал себя не в своей тарелке в такие моменты, как эти, или во время еды с Эпплами.
Чувствуя себя неловко, Сумак подумал обо всей еде, купленной в Понивильском дворце огурцов. Теперь ее не было. Фургон, его книги, то немногое, что у него было, теперь исчезло. Это должно было быть счастливое время, а он чувствовал себя виноватым за то, что грустил и был подавлен. Он изо всех сил старался скрыть это и просто смотрел в пол, пытаясь держать все это в себе.
— Эй, что случилось? — спросила Пеббл, садясь рядом с Сумаком.
— Ничего. — Сумак не поднял головы и не посмотрел на Пеббл.
— Не будь таким. — Голос Пеббл был мягким и содержал лишь намек на эмоции.
Осознав, что снова оказался в центре внимания, Сумак поерзал на своем месте, а затем несколько раз моргнул. Его очки были грязными и нуждались в чистке. Казалось, что шлюзы могут открыться в любой момент, и Сумак не был уверен, начнет ли он плакать или устроит истерику. Пока же чудовище, природа которого была неизвестна, затаилось.
— Все пропало, — сказал Сумак тихим голосом. — Все сгорело. У меня и так было немного, но теперь все пропало. Фургон, наш дом, мои книги, коллекция надписей на надгробиях — все сгорело. Мы с Биг Маком построили этот фургон.
— Нет… нет… нет… я не хочу больше плакать! — Без предупреждения Пинки Пай сорвалась с места, оставив после себя слабый розовый контур, который продержался долю секунды, а затем рассеялся. Она исчезла за пределами слышимости, чтобы разобраться с собой наедине.
— Думаю, кое-кому из пони нужна мама. — Мод, мордочка которой все еще была липкой от остатков булочки с корицей Тарниша, посмотрела на Сумака и Пеббл.
— Я отведу его домой, — предложила Октавия.
Винил постучала копытом по груди, чтобы показать, что она тоже идет.
— Я подготовлю маленькую двухколесную тележку, чтобы отвезти Винил. — Пинни оглядела кухню и, грустно вздохнув, добавила: — Как бы мне ни хотелось провести время с вами, я нужна своей общине. Моя магия может пригодиться.
— Понивилль продолжает разрушаться. — Тарниш посмотрел на Мод, которая уткнулась лицом в его миску с овсянкой. Мягким, любящим прикосновением он погладил ее по шее. — Я говорю это, зная, что сам виноват в том, что все разрушается.
— Несколько раз, — сказала Октавия с некоторым сарказмом.
— Случайно. — Тарниш поднял копыто и сделал пренебрежительный жест в сторону Октавии. — И в одном из этих случаев виновата Пинки, она уронила бокал с пуншем. Надеюсь, с ней все в порядке. Кто-то из нас должен ее проведать.
— В свое время, — ответила Мод с набитым ртом. — Если мы сделаем это сейчас, она закричит, чтобы мы убирались. Она немного угрюма.
Подняв брови, Октавия кивнула:
— Мы все немного угрюмые.
— Да, но все вместе мы угрюмые. — Пинни вздохнула и встала, чтобы подготовить тележку. Она вышла из кухни, ее длинные худые ноги двигались короткими шажками.
— Я иду с тобой. — Пеббл даже не стала спрашивать разрешения, а просто заявила о своих желаниях. — Я беспокоюсь о тебе, Сумак. Не пойми меня неправильно, но ты выглядишь еще более угрюмым, чем обычно, и это понятно. Я не знаю, как тебе помочь, но я могу быть с тобой.
— Спасибо, Пеббл.
— Спасибо, что назвал меня разумной земной пони, Сумак.
— Не упоминай об этом. — Сумак подкрепил свои слова измученным зевком, стараясь не опустить голову. Спать, даже дремать, было ужасной идеей. Он не знал, что может присниться ему в следующий раз, и не хотел этого знать.
— Я тоже пойду. Мне нужно поговорить с принцессой Селестией, и я думаю, что ей нужно поговорить со мной. — Тарниш снова похлопал Мод по шее, пока она вылизывала его миску с овсянкой. — К тому же мне нужно сказать спасибо Горгонзоле. Интересно, есть ли поблизости Грей Оул?
Глава 65
Сидя в маленькой двухколесной тележке, зажатой между Винил Скрэтч и Пеббл, Сумак Эппл наблюдал за тем, как пони Понивилля наводят порядок. Для него это был определяющий момент в его юной жизни. Он видел, как враг появился из ниоткуда, напал на город, в котором он жил, сжег и разрушил по меньшей мере половину города до основания, и вот теперь пони, живущие здесь, собрались вместе, чтобы помочь друг другу.
Что-то в этом вызывало в сердце юного Сумака чувство гордости. Это делало его сильнее, это заставляло его расти. Хотя нападение до сих пор было для него довольно деморализующим, наблюдение за тем, как пони Понивилля объединяются, подбодрило его нежный дух и вернуло в сердце пламенную отвагу.
Винил сидела на куче подушек, чтобы защитить свое тело от ударов и толчков двухколесной тележки. Октавия тянула тележку с осторожностью, не желая на скорости налететь на кочки, колеи и мусор на дороге, что, в свою очередь, могло причинить вред Винил. Рядом с Октавией замедленной походкой шел Тарниш, чтобы не вырваться вперед. Сумак не мог не заметить, что Октавия обращала внимание на дорогу, а Тарниш — на небо.
Неподалеку группа пегасов поднимала тяжелую деревянную балку и переносила ее на место. Как только она оказалась на месте, группа земных пони, вооруженных молотками, начала вбивать деревянные колышки, закрепляя балку на конструкции. На земле кобылка-единорог, которую Сумак не знал, левитировала деревянные колышки для земных пони. Для Сумака это было потрясающее проявление единства, сплоченности.
Подняв копыто, Сумак помахал повозке, проезжавшей в другом направлении, — повозке, запряженной пони, которого Сумак знал как Мистера Рича. Повозка была нагружена каменными блоками, деревянными балками и мешками с цементом. Для Сумака дом теперь был местом, а не остановкой в пути. Дом был постоянным местом, которое не менялось. Домом был Понивилль.
Впереди, рядом с недавно построенным зданием, возвышалась принцесса Селестия, и Сумак наблюдал, как Тарниш свернул в сторону, чтобы поговорить с ней.
Большой белый аликорн выглядел усталым, в этом не было никаких сомнений. На ней все еще были доспехи, и те части тела, которые были видны, были грязными. Но она все равно выглядела царственно, даже покрытая копотью и грязью, с матовой от пота шерстью. Сумак с трудом выдержал ее взгляд, ведь в последний раз, когда они разговаривали, он закатил истерику.
— Мистер Чайничек. — Селестия немного отвлеклась от своих дел и уделила Тарнишу все свое внимание. — И как вы поживаете в это прекрасное утро?
Тарниш, который был довольно высок, чтобы смотреть на Селестию глаза в глаза, поднялся во весь рост:
— Беспокоюсь о тебе и думаю, что тебе нужен отдых. Вы в порядке, принцесса?
— Зови меня Селестией, если хочешь.
— Ну, ты продолжаешь называть меня Мистер Чайничек.
— Ну, ты похож на мистера Чайничка. Ты не можешь винить меня за то, что я называю все так, как вижу.
В этот момент Сумак понял, что принцесса Селестия и Тарниш были очень глупыми пони.
— Винил Скрэтч взяла себе ученика, — сказал Тарниш, стараясь быть собеседником. — Он сидит рядом с ней в повозке. Думаю, у нас у всех большие проблемы. — Высокий шоколадно-коричневый жеребец начал хихикать, но, увидев, что Селестия не смеется, перешел к нервному смеху.
На самом деле Селестия выглядела весьма обеспокоенной, и это заставило Сумака насторожиться.
— Я так понимаю, ты не одобряешь. — Тарниш, казалось, изучал лицо Селестии, ища хоть какой-то признак эмоций. Навострив уши, Тарниш принял более агрессивную позу и шагнул ближе к Селестии. — Если ты не одобряешь, просто скажи об этом прямо.
— Я никогда не говорила, что не одобряю. — Селестия, чье лицо превратилось в пассивную маску, стояла на своем и не отступала от Тарниша, который теперь стоял всего в нескольких сантиметрах от нее.
— Скажи мне, ты винишь Винил за то, что я сделал?
Сумак услышала резкий вдох и от Октавии, и от Винил.
— Нет, Тарниш, я виню тебя за то, что ты сделал. — Селестия оставалась бесстрастной.
— А я не уверен. — Тарниш навострил уши и сузил глаза. — Знаешь, иногда я думаю, что это так. А еще мне кажется, что Твайлайт тоже ее винит. Почему ты не можешь просто поговорить со мной и быть со мной честной? Почему бы просто не сказать мне правду? После всего, что я для тебя сделал… после всего, что мы пережили вместе, ты все еще не можешь быть со мной откровенным.
К все большему беспокойству Сумака, к нему уже подходили стражники, и он чувствовал, как напряжение в позвоночнике давит на него и заставляет чувствовать себя слабее. После того как Сумак стал свидетелем мощных моментов единения, он не хотел, чтобы два старых друга начали ссориться.
— Иногда я не понимаю тебя, принцесса. Почему ты не можешь говорить прямо? Почему ты не можешь просто высказать свое мнение? Просто выплесни его! У всех нас есть свое мнение, и у тебя тоже! Слушай, я понимаю, правда понимаю… У Винил совсем другой подход к магии, и то, что она делает, считается выходящим за рамки безопасного, приемлемого чародейства. Я был там, когда проходили лекции. И я действительно думаю, что ты винишь Винил в том, что я сделал!
— Тарниш…
— Что сделал Тарниш? — спросил Сумак, прерывая принцессу Селестию, и его голос прозвучал достаточно громко, чтобы быть услышанным над разгорающимся спором. Маленький жеребенок слишком хорошо понимал, как близко сейчас находятся гвардейцы.
— Я сделал что-то плохое, что-то злое, — ответил Тарниш, опустив уши и сделав шаг назад от Селестии. — Я совершил ошибку, которую вряд ли когда-нибудь переживу.
— Я так не думаю. — Голос Селестии был ровным и безэмоциональным.
Сумак, смутившись, почувствовал, что Винил прислонилась к нему, и он поддержал ее с помощью Пеббл.
Тарниш неуверенно посмотрел на Селестию, и его уши опустились еще больше. Он сделал еще один шаг назад, потом еще. Он остановился, столкнувшись с Октавией. Гвардейцы ничего не делали, чтобы успокоиться или расслабиться, и напряжение оставалось высоким. Сумак понял, что принцессы не могут устраивать ссоры, как обычные пони, и в дело вступили гвардейцы.
— Тарниш, ты совершил ошибку, когда тебя одолело желание творить добро. Я знаю тебя и знаю твое сердце. У тебя были самые лучшие намерения, и от этого все случившееся стало еще более трагичным. Ты принял решение, которого не должен был принимать, и взял проблему в свои копыта, чего делать не следовало. Однако ты позволил тьме, живущей в твоем сердце, повлиять на твои суждения. Ты совершил ошибку, которую невозможно исправить. Хуже того, ты совершил эту ошибку после того, как тебя предупредили, что ты идешь по темному и опасному пути.
Вздохнув, Селестия покачала головой:
— Я не виню Винил. Я не согласна с подходом Винил к магии, он меня беспокоит, и, признаться, иногда меня немного пугает то, насколько могущественной она стала, используя свой… как бы это сказать, уникальный подход к магии. Но, несмотря на то, что я не согласна с ее методами, я верю, что она поступит правильно, ведь до сих пор она не давала мне повода не доверять ей. Если уж на то пошло, то Винил следует отдать должное за то, что она не дала тебе погрузиться во тьму еще глубже, чем ты это сделал. В конце концов, именно она остановила тебя.
Протянув крыло, Селестия на мгновение коснулась Тарниша, а затем вытерла набежавшую слезу:
— Мистер Типот, ты все еще мой друг, и я снова доверяю тебе. Ты заплатил за свою ошибку и теперь живешь с искренним желанием стать лучше. Ты знаешь, как опасны благие намерения и что непреодолимое желание сделать добро может сделать с твоим рассудком, когда к нему примешивается гнев и разочарование. Я не думаю, что ты когда-нибудь снова отступишь от света. И я верю в Винил, что она будет держать тебя на верном пути, даже если ее методы магии весьма своеобразны.
Хотя все это выглядело мило, и ссора, казалось, была исчерпана, Сумак все еще не знал, что сделал Тарниш. Раздосадованный, он подумал, не сказать ли что-нибудь, но решил, что не хочет портить момент. Ему было интересно, что именно в магических методах Винил беспокоит принцессу Селестию и Твайлайт Спаркл.
— Поздравляю, Сумак Эппл, ты снова оказался в компании достойного мастера. Сначала Трикси Луламун, а теперь Винил Скрэтч, и оба они когда-то были моими учениками. — Принцесса Селестия обошла Тарниша и подошла к повозке. Опустив голову, она коснулась Винил носом, мягко и нежно, а затем замерла, глядя на Винил. — Скажи мне, Винил, как ты себя чувствуешь? Тебе становится лучше? Я предполагаю, что это ты сделала Сумаку ирокез. Ты знаешь, что его мать сделает с ним? Или с тобой, если уж на то пошло?
Из уст Винил, наклонившейся вперед и прижавшей свою мордочку к мордочке Селестии, раздался почти беззвучный, хриплый смех. С почти старушечьей медлительностью единорог-альбинос подняла передние ноги вверх, а затем, с небольшой помощью аликорна, обхватила ими шею Селестии.
Обняв Винил за шею, Селестия прошептала:
— Мне нужно, чтобы ты сделала Сумака сильным. Впереди трудные времена. Все будет только хуже. Боюсь, эта попытка была только началом. Береги его, Винил, так же, как ты берегла других, близких и дорогих моему сердцу пони.
Когда Селестия отстранилась, Винил кивнула. Через мгновение Селестия обернулась и, прежде чем Тарниш успел отреагировать, заключила его в объятия из крыльев, отчего он почти исчез из виду за грязными, покрытыми копотью перьями. Ошеломленный, возможно, даже испуганный, Тарниш замер, но Селестия лишь пересилила его, притянув ближе. После долгого объятия она нежно поцеловала его в щеку, а затем отстранилась.
— Спасибо, Селестия. — Уши Тарниша были прижаты к черепу.
— Не думайте ни о чем, мистер Типот, — ответила Селестия.
Поразмыслив несколько секунд, Сумак подумал, не является ли это уроком дружбы. Прошлые обиды, даже если они были прощены, казалось, оставались в памяти, и единственным способом справиться с ними было снова вытащить их наружу, какими бы болезненными они ни были. Ему было о чем подумать, и он взглянул на Пеббл, которая молчала рядом с ним.
Сумак хотел быть с матерью.
— Октавия, отправляйся дальше без меня, — сказал Тарниш мягким голосом, — нам еще многое нужно обсудить…
Закрыв глаза, Сумак прислонился головой к Трикси, радуясь тому, что видит ее и чувствует, как она прижимается к нему. Бумер все еще цеплялась за рог Лемон Хартс и теперь издавала радостные трели. Октавия старалась устроить Винил поудобнее, подперев ее подушками и обеспечив поддержку позвоночнику Винил. Из Пеббл получился очень полезный клин, который также помогал поддерживать Винил.
— Итак, мой сын попросил тебя стать его мастером, — приглушенным шепотом сказала Трикси, подтягивая Сумака поближе. Она сфокусировала на Винил свой единственный здоровый глаз и после нескольких секунд пристального взгляда кивнула. — Я одобряю. Думаю, ему будет чему у тебя поучиться.
Винил кивнула.
— Это важный момент для любого маленького единорога, — сказала Трикси счастливо-печальным голосом. — Ну, для тех из нас, кто хочет ответить на зов величия. Мы отходим от родителей и находим другого, который будет наставлять нас на путь волшебства. Мы делаем это с незапамятных времен. Из этих уз рождается величие, как, например, Стар Свирл Бородатый и Клевер Мудрая.
— Или Великая и Могучая Трикси и ее ученик Сумак Эппл. — Октавия, присев рядом с Винил, улыбнулась.
— Я стала его мамой. — Голос Трикси звучал испуганно и немного пискляво. — Это принесло новые трудности и новые отношения между нами. Я благодарна за то, что у нас есть то, что есть. Теперь я могу испытывать это удивительное чувство гордости, которое так переполняет меня… и я рада, что Сумак нашел другого мастера. Знаешь, какое-то время я беспокоилась, что могу быть ревнивой или мелочной.
Трикси была теплой, мягкой, пушистой и пахла цветочным мылом. Сумак зевнул и поборол желание заснуть. Он не хотел спать, зная, что его ждут плохие сны. Как он ни старался, ему не удавалось удержаться от того, чтобы не кивнуть головой. Звуки, которые издавала Бумер, напевая свою глупую песенку, успокаивали, и все в мире становилось на свои места.
— Теперь у всех нас есть общая цель, — сказала Трикси, — и она заключается в том, чтобы обезопасить Сумака. Дело не только в фонаре, он нужен Катрине, и он нужен ей живым. Твайлайт… допросила нескольких пленников и многое узнала. В каком-то смысле я горжусь тем, что он так основательно вывел из себя нашего врага.
Полупроснувшись, Сумак хихикнул.
— Тише ты! — Трикси потискала Сумака, а затем посмотрела на Винил. — Возможно, лучшее, чему ты можешь его научить, — это вести себя тихо. Твайлайт говорит, что его магические оскорбления могут привести к катастрофе. Их нужно контролировать.
— Разве я использовал темную магию? — спросил Сумак. Ответа не последовало, только тишина. Сумак почувствовал, как участилось дыхание Трикси, и прижался к ней, ощущая бархатистое прикосновение ее шерсти к своей. — Ведь так, правда? Мне приснился сон об этом. Меня наказали за то, что у меня был грязный рот и я использовал темную магию.
— Словесный понос, — безэмоционально сказала Пеббл, отворачиваясь.
— Никто не собирается наказывать тебя, Сумак. — Голос Трикси был ровным, спокойным и обнадеживающим. — Темная магия случается. Твайлайт могла бы рассказать тебе забавную историю о том, как ее подруга Рэрити использовала темную магию. Но с твоими магическими оскорблениями ты должен быть очень, очень осторожен в том, что ты говоришь, как ты это говоришь и что ты чувствуешь, когда эти слова вылетают из твоего рта.
— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещал Сумак.
— Это все, чего мы от тебя требуем, — ответила Трикси, прижимаясь к Сумаку. — Ну, Винил, надеюсь, ты готова к разговору. Нам нужно многое обсудить, и есть вещи, которые ты должна знать…
Глава 66
С помощью магии Сумак поправил свои огромные защитные очки, которые закрывали его обычные очки. Последние несколько дней после возвращения в Понивилль были немного странными, но наличие друзей и семьи делало ситуацию терпимой. Все вокруг было безумным, хаотичным, но, несмотря на нападения, единственное, о чем могли говорить все пони, — это свадьба принцессы Селестии и принцессы Луны, которая должна была состояться точно по расписанию. Всего этого было слишком много, и Сумак был рад отвлечься, например, прямо сейчас.
Его мама, Трикси, строила ракету. Не фейерверк, хотя она и была похожа на него, нет, она делала ракету с зарядом взрывчатки и мощным взрывным устройством. В данный момент она смешивала калийную селитру, немного аммиачной селитры, немного серы, немного древесного угля, немного оксида меди, немного хлорида стронция, немного кальциевой селитры, а затем смесь магния, алюминия и титана, что-то вроде того, что Сумак не мог точно вспомнить.
— Мам, где ты научилась это делать? — спросил Сумак. Теперь уже не казалось странным называть Трикси "мам".
— В школе принцессы Селестии для одаренных единорогов, — ответила Трикси, отмеряя немного блестящей пудры, пока Твайлайт Спаркл наблюдала за ней. — Я научилась устраивать шоу. Частью этого были фейерверки… как магические, созданные с помощью заклинаний, так и взрывные, сделанные из химических и алхимических ингредиентов. — Трикси наклонилась, посмотрела на Твайлайт, а затем на стол. — Куда я положила эти измельченные драконьи экскременты?
— Сюда. — Твайлайт пододвинула к Трикси стеклянную мензурку.
— Значит, тебя научили пользоваться взрывчаткой? Еще жеребенком? — Сумак наблюдал за тем, как его мать подмешивает в смесь несколько измельченных экскрементов Бумер. — Но… но… это так опасно. — Жеребенок покачал головой, а затем посмотрел на Твайлайт, размышляя о том, сможет ли он узнать о взрывчатке.
— А теперь — запал для снаряда. — Трикси, нахмурившись, начала собирать свою ракету. Она не была завернута в бумагу, как фейерверк, а находилась в тонкой металлической трубке. Хитрая кобыла работала очень уверенно, у ней ничего не тряслось и не дрожало, и она была удивительно спокойна для того, чтобы сидеть в непосредственной близости от взрывчатки, способной уничтожить ее.
Твайлайт была не так спокойна и начала отходить, когда Трикси закончила работу. Она сотворила беруши, которые вставила в уши Сумака, а затем сотворила еще одну пару для себя. Затем Твайлайт перепрыгнула через кучу мешков с песком, приземлилась на три ноги и села рядом с Сумаком.
Напевая про себя, Трикси установила свою свежесделанную ракету на пусковую установку и направила ее на цель — гигантскую кучу обломков и мусора, которые когда-то были зданиями:
— Разойдись! — крикнула Трикси, заставив нескольких прохожих и свидетелей разбежаться. — Луламун Большой Вышибала, Марк I. — Еще больше пони поспешили прочь, а единороги поблизости начали поднимать щитовые заклинания, которые сейчас было очень популярно изучать.
Никогда не помешает быть готовым. Сумак надел на голову защитный шлем Гослинга и посмотрел на Лемон Хартс, которая сидела довольно далеко от него. Он помахал ей и Бумер, а затем переключил свое внимание на происходящий запуск. Рядом с ним Твайлайт подняла щит и спряталась за мешками с песком, насколько это было возможно. Трикси отошла от пусковой установки и тоже укрылась за мешками с песком. Твайлайт приоткрыла щиты ровно настолько, чтобы Трикси смогла проскользнуть внутрь.
— Разойдись! — снова крикнула Трикси.
— Отойдите! Мы занимаемся наукой! — предупредила Твайлайт всех пони, оказавшихся в поле зрения. — Потенциально опасной для жизни наукой!
Еще несколько душ потеряли мужество и воспользовались возможностью отойти подальше. Многие пони прятались за садовыми оградами, за мешками с песком, за всем, что можно было использовать в качестве укрытия. Сумак гадал, насколько все будет плохо. В воздухе висело напряжение, а в ноздрях стоял запах тухлых яиц.
— Сейчас рванет! — крикнула Трикси, а затем зажгла фитиль своей магией.
Раздалось короткое шипение, треск, вспышка пламени, а затем взрывной бум, за которым последовал еще больший взрывной бум, потрясший весь Понивилль до основания, когда он превратился в огромное грибовидное облако. Все произошло с такой быстротой, что Сумак не успел уследить за всем, что только что произошло. Все, что он мог делать, как и окружающие его пони, — это смотреть на грибовидное облако, наблюдая за тем, как клубится дым и огонь.
Когда дым и огонь начали рассеиваться, Сумак увидел, что груда обломков исчезла. Камень, дерево, куски зданий, куски кованого железа — все это исчезло. В земле остался лишь кратер, почерневший, выжженный, и, глядя на него, Сумак ужаснулся. Слабым, дрожащим голосом он спросил:
— Куда делась груда обломков?
— Она исчезла, Сумак, — ответила Твайлайт с изумленным выражением лица, — она исчезла. — Великая и могущественная Трикси заставила груду обломков исчезнуть. Больше мы ее не увидим. Никогда. — Повернувшись к Трикси, Твайлайт добавила: — Тот первый бум — это ракета преодолела звуковой барьер. Очень впечатляюще, мисс Луламун.
— Это была не самая лучшая моя работа. — Нахмурившись, Трикси покачала головой. — Я так давно этим не занималась. Эта работа разочаровывает. Твайлайт, я обещаю, что могу сделать лучше, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Это была просто разминка.
— Трикси, я не уверена, что хочу, чтобы у тебя получилось лучше, — прошептала Твайлайт в ответ, дрожа всем телом. — Этого было достаточно, мисс Луламун.
— Если у меня будет достаточно времени, я могу наложить на нее заклинание, которое заставит ее преследовать свою цель. Это полезно при координации фейерверков, когда нужно, чтобы несколько фейерверков взорвались в непосредственной близости, чтобы произвести эффект. Я могу заставить их гнаться за гарпией точно так же, как за другой ракетой. — Трикси сняла защитные очки, немного откашлялась от пыли, а затем потерла больное колено. — Я не пытаюсь хвастаться или кичиться, но принцесса Селестия несколько раз упоминала, что у меня есть талант к пиротехнике. Видели бы вы мои дымовые шашки.
— Знаешь что, Трикси? — Твайлайт посмотрела Трикси прямо в ее здоровый глаз. — Это не хвастовство, вовсе нет. С этого момента ты будешь больше работать с Мундэнсер, я думаю. У меня не хватит нервов на эту работу.
Мундэнсер. Сумак ничего не сказал, но ему стало интересно, куда делись ее крылья. Он видел, как она стала аликорном, но теперь она снова была обычным единорогом. Спрашивать об этом было слишком неловко, поэтому Сумак просто старался делать вид, что ничего не произошло. Так было лучше.
С изрядной долей любопытства Сумак наблюдал за пегасом-курьером, приземлившимся рядом с Твайлайт. После небольшой магической проверки — нельзя быть слишком осторожным, когда рядом есть чейнджлинги-изгои, — курьер отдал Твайлайт посылку и улетел, направляясь обратно в Кантерлот. Больше всего на свете Сумак хотел побывать в Кантерлоте, но не для того, чтобы увидеть свадьбу принцесс, хотя и это было бы неплохо, нет, он хотел посетить кладбище и катакомбы.
Зевнув, Сумак понял, что ему нужно вздремнуть, но он не был настроен спать. Нет, ему не нужен был сон. Его не покидали мысли о том, что он может упасть и разбиться насмерть или быть отшлепанным до полусмерти. Конечно, взрослые уверяли его, что его не отшлепают, но кто вообще может доверять взрослым? Они меняли свое мнение по прихоти и делали то, что было "хорошо для тебя", по первому зову.
Немного осмотревшись, Сумак решил посмотреть, как Олив и Старлайт подметают лестницу в замке Твайлайт. Они обе все еще были в беде, но по ним трудно было судить, ведь сейчас они вместе смеялись, подметая. Он подумал о Винил, своем собственном мастере. Она сильно отличалась от Старлайт… и Старлайт ей не нравилась. Сумак понимал, что Старлайт все испортила, но ему хотелось, чтобы пони были немного снисходительнее.
Ему стало интересно, что может делать Винил.
— Сумак, эй, Сумак!
Голос Твайлайт оторвал его от размышлений, и он увидел, как она приближается, неся в телекинетическом пузыре пакет. Она улыбалась, была счастлива и хромала на трех ногах, причем одна задняя нога все еще была в гипсе. Не в силах остановиться, Сумак думал о Замке Полуночи и о том маленьком приключении, с которого начались все эти неприятности.
Раздался хлопок, и в магической хватке Твайлайт появился конверт.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказала Твайлайт, подходя к нему. Она протянула пакет, завернутый в коричневую бумагу. — При обычных обстоятельствах я бы попросила Пинки Пай или Рэрити обернуть это для тебя, но сейчас все пони очень заняты.
Моргнув, Сумак задумался, что это может быть за пакет.
— Где Бумер? Она должна быть здесь… Эй! Лемон Хартс! Мисс Хартс! Иди сюда! — Твайлайт повернула голову и увидела, как Лемон Хартс подходит к ней, покачиваясь, в несколько нетрезвой манере. — Трикси, ты тоже! Иди сюда, быстро!
— Первым делом, Сумак. — Твайлайт протянула конверт, который она наколдовала. — Два эссе. Оба по две тысячи слов. Первое — от Старлайт, оно о бушующих комплексах превосходства и о том, как несколько неосторожных слов могут послужить неверным сигналом для ученика. Второе эссе, кстати, фантастически написанное, обратите внимание на формат и структуру, — о том, как учитель не должен злорадствовать по поводу неудач ученика. Нам со Старлайт было весело писать их вместе. Мы много смеялись, и в целом это был очень приятный опыт.
Не зная, что ответить, Сумак принял конверт, но вскрывать его не стал. Он прочтет их позже. Кивнув в знак благодарности, он убрал эссе в сумку, пока Твайлайт укладывала между ними пакет побольше. Навострив уши, Сумак слушал, как Твайлайт ворчит, садясь. Хотя Сумаку было трудно выразить свои мысли и чувства, он был очень, очень благодарен, что Твайлайт жива. Долгое падение выбило его из колеи, и маленький жеребенок не знал, как поговорить с Твайлайт о том, что им пришлось пережить, но он хотел, очень хотел.
— Уф, Трикси рада отдохнуть от восстановительных работ, — сказала она, садясь. — Устанавливать окна — это скучно, но приятно проводить время с Лемон.
— Заделывать окна гораздо приятнее, чем быть контуженной. — Лемон Хартс села на землю, несколько раз моргнула, а затем сфокусировала взгляд на Сумаке. — Трикси, в какой-то момент нам нужно…
— Я знаю, Лемон, но не сейчас. — Трикси положила копыто на Лемон Хартс, чтобы успокоить раскачивающуюся кобылу, а затем придвинулась чуть ближе. — Мы поговорим об этом позже. Может быть, сегодня вечером, за ужином или еще где-нибудь.
— Ладно, хватит терять время, открывай, Сумак. — Твайлайт с радостным видом подтолкнула пакет поближе к Сумаку.
Сумаку стало любопытно, о чем Трикси и Лемон Хартс хотят с ним поговорить. Он схватил пакет и с помощью телекинеза начал разрывать коричневую бумагу, покрывавшую его, обнаруживая под ней коричневый картон. Разорвав бумагу, он принялся за работу, отрывая ленту, которой была запечатана картонная коробка. Наклонив голову, он открыл верхние створки и обнаружил серый наполнитель, который вытащил и положил на землю.
Между наполнителем он обнаружил что-то тяжелое, сделанное из латуни и дерева. Сконцентрировавшись, он вытащил его и поднял. Это было похоже на картинную раму — витрину, и он смотрел на нее не с той стороны. Осторожно, чтобы не уронить, он перевернул ее и обнаружил, что передняя часть стеклянная.
Внутри было несколько кусочков яичной скорлупы, которые он сразу же узнал. От волнения у него начали слезиться глаза, и он с трудом разобрал слова на латунной табличке. Задыхаясь, он произнес слова, читая их мутными, слезящимися глазами:
— Сумак Эппл и Бумер, лучшие друзья навеки.
Смутившись, он опустил витрину на груду бумаги, снял очки, а затем вытер глаза передней ногой, так как его грудь начала подрагивать. Смущенный, он не хотел плакать на глазах у всех пони, но в последнее время его эмоции были настолько запредельными. Сжав глаза, он пытался держать все в себе. Он думал только о том, что если бы этот подарок пришел на несколько дней раньше, он мог бы сгореть вместе с остальным его имуществом, которого было не так уж много.
— Прости, что так долго, — сказала Твайлайт немного хриплым голосом, переполненным эмоциями. — Но я чувствовала, что все должно быть идеально. В Кантерлоте есть пони, который очень, очень хорош в своем деле. Похоже, я должна сказать ему большое спасибо.
— Это великолепно. — Лемон Хартс издала вздох, когда Бумер спрыгнула с ее рога.
Маленький дракончик приземлилась рядом со стопкой бумаги и витриной, в которой лежали кусочки ее яйца. Наклонив голову, она положила одну крошечную когтистую лапку на стекло, но не сделала ничего, чтобы поцарапать или повредить его. Ее длинный хвост покачивался из стороны в сторону, а некоторые гребни начали вставать дыбом, пока она рассматривала кусочки скорлупы по другую сторону стекла.
Открыв глаза, Сумак увидел реакцию Бумер, которая вызвала у него потоки слез. Он больше не мог сдерживаться. Сумак знал, что любит ее так, как не может объяснить, и думал о царапинах и порезах, полученных в поезде. Иногда любовь причиняет боль. Он и сейчас чувствовал жгучее напоминание об этом.
Мягко постучав по стеклу, Бумер произнесла свое первое слово:
— Бум?
Твайлайт, вздохнув и наклонившись вперед, восторженно кивнула:
— Да, Бумер, вот откуда ты родом! Это твое яйцо! Хотела бы я, чтобы Спайк был здесь, чтобы увидел это!
— Она заговорила! — Лемон Хартс схватила Трикси и притянула голубую кобылу ближе. — Она что-то сказала! Она может говорить!
— Конечно, она умеет говорить! Трикси растит и умных жеребят, и умных драконов! Разве можно было сомневаться в моих материнских способностях, как среди млекопитающих, так и среди рептилий?
— Бум? — Бумер снова постучала по стеклу, но не забыла про когти.
Сумак, уже охваченный эмоциями и плачем, не мог ничего сделать, чтобы воспринять этот момент. Он сидел в грязи, ошеломленный и потрясенный тем, что его крошечная спутница произнесла свое самое первое слово, которое, как оказалось, было ее именем. Это было неудивительно: она слышала его достаточно часто, и Пеббл постоянно повторяла его, когда ухаживала за детенышем.
— Бум-бум? — Бумер плавным рывком подбросила себя и приземлилась на рог Сумака. Она вцепилась в него когтями и обвила длинным хвостом его ухо. — Бум. Бум-бум-бум, бум-бум. — Склонив голову набок, она спросила — Бум?
Это была такая мелочь, но от нее Сумак стало легче на душе.
Глава 67
На ужин был сытный ячмень, утопленный в коричневой подливе. В небольшой столовой набилось несколько пони, но Сумак, Лемон Хартс и Трикси заняли небольшой столик в углу. Было тихо, что странно. Сумак ожидал, что от нескольких пони, собравшихся в маленьком уютном помещении, будет гораздо больше шума, но этого не произошло. Немного поразмыслив, он решил, что все так получилось, потому что пони, должно быть, устали.
Что-то случилось, в этом Сумак был уверен. Трикси и Лемон Хартс избегали его вопросов. Его заинтриговало то, что не произошло раньше, и замечание матери, что это будет обсуждаться за ужином. Усевшись как можно выше на своем сиденье, Сумак смог заглянуть через край своей миски. Ячмень, кусочки сельдерея, ломтики моркови, что-то еще, чего он не узнал, и вонь чеснока. Понюхав несколько раз, он понял, что ему нравится этот запах.
— Бум? — спросила Бумер, тоже заглядывая в миску.
— Нет, Бумер, не бум, — ответил Сумак.
— Не бум. — Бумер потребовалось время, чтобы обдумать это развитие событий, эту новую линию рассуждений о том, что есть бум и не бум. Цепляясь за рог Сумака, Бумер бесконечно крутила головой по сторонам и смотрела на Лемон Хартс. — Не бум, — объявила она очень серьезным голосом.
— Ух, Бумер, твоя голова закручена, и ты смотришь на меня вверх ногами… это так жутко! — Лемон Хартс вздрогнула, закрыла глаза, затем открыла их, покачав головой.
Бумер еще немного покрутила головой, сделав полный оборот на триста шестьдесят градусов, а затем еще немного, наклонив голову на одну сторону. Моргнув, она спросила:
— Не бум?
— Ооо! Прекрати! У меня мурашки по коже! — Лемон Хартс отвернулась, а затем обняла себя, пытаясь справиться с отвращением. — Это неестественно!
Не заботясь о неестественности, Бумер повернула голову в нужном направлении, заглянула в миску Сумака, а затем несколько раз моргнула, нацеливаясь на добычу. Через секунду ее длинный язык высунулся, и она поймала кусочек ячменя, который проглотила, как букашку.
Сумак не обратил на это внимания. Ему все еще хотелось узнать, о чем молчат его мать и Лемон Хартс. Вооружившись ложкой, он принялся есть свой ужин, но не обращал внимания на то, что ест. Что-то не так — интуиция подсказывала ему это, — и он хотел получить ответы.
— Завтра мы садимся на поезд и едем в Кантерлот, — объявила Трикси, помешивая ужин в своей миске. — Мне сообщили, что принц Гослинг уже договорился о месте, где мы остановимся. Завтра у нас будет хороший день, мы будем делать все, что угодно, а послезавтра станем гостями на свадьбе.
— О, и Пеббл присоединится к нам завтра в поезде, вместе с Винил и Октавией, — добавила Лемон Хартс. — Не знаю, что там с Тарнишем и Мод, но они присоединятся к нам в Кантерлоте. Их добавили в состав гвардейцев. Может, они проходят инструктаж или что-то в этом роде? — Лемон в замешательстве склонилась над своей миской, подняла ложку, а затем уставилась на нее пустым взглядом.
— Если во время свадьбы будут происходить какие-то безобразия, мне будет жаль того, кто это сделает. — Трикси несколько раз дунула на свою дымящуюся миску, моргнула и покачала головой. — Чейнджлинги, гарпии, рапторианцы, эти глупые шмели — все они не сравнятся с гвардейцами.
— Кстати, об опасности… — Лемон Хартс еще немного наклонилась вперед. — Думаю, Сумак почувствует себя в большей безопасности, если мы скажем ему…
— Лемон. — Трикси опустила ложку в свою миску и оставила ее там.
Сумак почувствовал напряжение, но есть не перестал. Он был слишком голоден, и если он не будет есть, Бумер все съест. Она выхватывала кусочки из каждой его ложки. Он взглянул на Лемон, потом на Трикси. Обе кобылы смотрели друг на друга и, казалось, соревновались в силе воли.
— Мисс Луламун, вы не можете уклониться от ответа. — Лемон Хартс говорила тихим шепотом, чтобы не привлекать внимания окружающих. Меньше всего ей хотелось устраивать сцену во время ужина. — Это нечестно по отношению к Сумаку… в любой момент может что-то случиться.
Вздохнув, Трикси кивнула в знак поражения:
— Ты права, Лемон. — Трикси откинулась в кресле, повернула голову, чтобы прямо посмотреть на Сумака, а затем сказала: — Сумак Эппл, в связи с недавним конфликтом мне пришлось принять очень трудное решение, и я думаю, пришло время поговорить об этом.
— Вы с Лемон собираетесь пожениться? — спросил Сумак, приподняв одну бровь. — Если да, то это совершенно нормально. — Жеребенок уставился в измученное лицо матери и увидел, как она стала темно-пурпурного оттенка, что сделало ее похожей на Твайлайт Спаркл.
— Нет, — пискнула Трикси, — мы не женимся. Мы… э-э-э… ну… э-э-э… — Взволнованная кобыла положила конец своему заиканию, замолчав.
— А почему бы и нет? — спросил Сумак.
— Что значит "почему бы и нет"? Лемон Хартс потянулась и коснулась Сумак копытом.
— Именно то, что я только что сказал. — Сумак посмотрел на Лемон, которая все еще держала копыто. — Ты облевала ее всю во время поездки на поезде, а вы все еще друзья, к тому же последние несколько ночей вы оба спали в одной постели. Разве не так поступают женатые пони? Вы даже ванны принимаете вместе… и, кстати, я больше не полезу в ванну с вами двумя. Для меня это странно, и мне это не нравится.
Теперь настала очередь Лемон Хартс яростно покраснеть. Яркий розовый цвет смешался с желтым и стал оранжевым. Она отдернула копыто, издала писклявый звук, а потом просто сидела молча, не в силах опровергнуть неприступную крепость жеребячьей логики Сумака. Лемон попыталась посмотреть на Трикси, но это было большой ошибкой. Когда их взгляды встретились, Лемон издала пронзительный писк и отвернулась.
Сумак продолжал уплетать свой ужин, который уже почти исчез.
— Сумак, в случае моей безвременной кончины тебе понадобится опекун, — сказала Трикси нерешительным, немного заторможенным голосом. Казалось, она зависела от каждого слова, и уголки ее рта подергивались, когда она говорила. Она навострила уши и наклонилась чуть ближе к Сумаку. — Тебе нужен родитель. Мне было очень тяжело справляться с этим, и я бы не справилась без помощи Лемон.
— О. — Сумак сглотнул, хотя его рот в этот момент был пуст. Он почувствовал комок, как будто пища поднималась обратно, и ему совсем не нравилось думать об этом. — Понятно. — Аппетит пропал, и он позволил Бумер доесть то, что осталось в его тарелке.
— Если со мной что-то случится… — Голос Трикси прервался, и она не смогла продолжить.
Лемон Хартс, набравшись смелости, подхватила то, на чем остановилась Трикси:
— Если с Трикси что-то случится, я стану твоим временным опекуном. — Лимонно-желтая кобыла сделала паузу, прочистила горло и одарила Сумак храброй, но дрожащей улыбкой, при этом глаза ее затуманились. — Я буду частично опекать тебя… Эпплджек и Биг-Мак тоже будут частично опекать тебя. У тебя будет немного времени, чтобы принять решение, с кем ты хочешь остаться, и никто не будет расстраиваться или злиться на тебя, когда ты примешь решение. Мы все просто хотим, чтобы для тебя было лучше, и хотим, чтобы ты был счастлив.
— Как я могу принять такое решение? — Сумак почувствовал, что контроль над собой ослабевает, и это ему не понравилось. — Заставлять меня выбирать между пони, которых я люблю… Мне это совсем не нравится…
— Сумак, было поставлено условие, что тебе не придется выбирать, если ты этого не хочешь, — сказала Лемон, прервав слова Сумака несколькими успокаивающими фразами от себя. Опекунство может быть разделено, и мы можем проводить с тобой время по очереди. — Это Биг-Мак сказал, что так будет лучше. Эпплджек считала, что решение должно быть принято за тебя, если ты не можешь принять решение, но Биг Мак с этим не согласился.
Успокоенный, Сумак замолчал, но ему не стало легче. Он сидел и смотрел, не обращая внимания на Бумер, которая соскользнула с рога и уселась на край тарелки, чтобы выпить подливку, оставшуюся на дне тарелки. Сложив передние ноги, он уперся ими в стол, а затем просто сидел, ошеломленный и не реагирующий на происходящее.
— Ты очень дорог мне, Сумак, — ранимым шепотом призналась Лемон Хартс. — Вы с Трикси оба очень, очень дороги мне. Даже если Трикси не лесбиянка, я никогда не отпущу ее как подругу, потому что буду держаться за нее и поддерживать любым способом… и тебя тоже.
— Пришлось немного поумолять и поуговаривать. — Трикси взяла ложку и принялась помешивать содержимое своей миски. — Твайлайт вмешалась и сделала это возможным… Я не замужем за Лемон, но Эпплджек и Биг Мак имеют прямые кровные связи. Мы все пришли к соглашению, потому что хотим для тебя самого лучшего.
Кивнув, Сумак смог сказать:
— Я ценю это. — Однако он не знал, что еще сказать, и снова погрузился в молчание, пытаясь осмыслить, что для него значит Лемон Хартс. Мысль о том, что он может потерять Трикси, вызвала у него тошноту. Сумак понял, что в этой крошечной столовой, расположенной рядом с кухней, слишком тепло. Ему нужен был воздух, и немедленно.
— Сумак, ты выглядишь так, будто тебе нехорошо. — Трикси, наблюдательная мать, подтолкнула Сумака копытом. — Иди и подыши воздухом, Сумак. Но не уходи слишком далеко. Будь осторожен. Когда мы с Лемон закончим, мы придем за тобой и, возможно, сможем провести время вместе.
— Хорошо…
Оставшись один в комнате, которую он делил с Трикси и Лемон Хартс, Сумак сделал глубокий, успокаивающий вдох. Ему не слишком нравилась мысль о том, что он может потерять свою мать. На мгновение он почувствовал укол вины при мысли о том, что укусил ее, когда она пыталась уйти. Почувствовав жжение слез, он заставил себя думать о чем-то другом.
Его взгляд остановился на фонаре, стоявшем на маленьком столике между двумя кроватями. Радуясь возможности отвлечься, он подошел, забрался на кровать, сел и поднял древний артефакт в своей магии. Преисполненный праздного любопытства, он снова принялся передвигать пластины, возвращая их на прежние места, пока у него не появились земной пони, пегас и единорог. Он изучил контуры, обращенные в каждую сторону. Под единорогом был маленький треугольник, направленный вверх. Немного повозившись, Сумак нашел способ повернуть основание фонаря, и, к его удивлению, треугольник можно было повернуть так, чтобы он указывал на каждое из различных племен, изображенных на фонаре.
Очарованный, он повернул треугольник, который, как он догадался, был чем-то вроде индикатора, к силуэту земного пони. Он щелкнул, но ничего не произошло. Сумак повозился с несколькими ручками, но больше ничего не обнаружил. Прищурившись, он заглянул в отверстие в форме земного пони и попытался заглянуть внутрь фонаря.
Ничего.
В его фонаре была настройка для земных пони, но он не знал, что она делает. Может, он работает только для земных пони? Ему нужна была Пеббл, чтобы помочь ему в экспериментах. Поднеся фонарь к лицу и продолжая заглядывать внутрь, он прикоснулся носом к задвижке, закрывающей панель с изображением земного пони.
Произошла яркая вспышка света, как в фотоаппарате, а затем магия Сумака исчезла. Фонарь упал на кровать и несколько раз подпрыгнул, пока Сумак пытался понять, что случилось с его магией. Его рог, казалось, ничего не делал. Забеспокоившись, он спрыгнул с кровати — или попытался это сделать, — чтобы пойти за помощью. Его прыжок перенес его через всю комнату к стене. Подняв передние ноги, он не дал своему лицу врезаться в стену, от которой отскочил. С криком он упал на другую кровать и приземлился на нее. В панике он попытался перевернуться, но его задняя нога ударилась о стену, и он полетел.
Он слетел с кровати, ударился затылком о деревянный стол между кроватями, а затем с грохотом упал на пол. Он уже чувствовал, как прямо за ушами у него растет шишка с гусиное яйцо, превращая его в двурога. Застонав, Сумак постарался лежать очень спокойно, обдумывая свое положение. Через несколько секунд он понял, что у него нет магии, и он слишком силен. Слишком силен. Он был просто джаггернаутом силы.
Каждое движение было грубым и чрезмерным.
Так вот каково это — быть земным пони. Он удивлялся, как Пеббл еще не разрушила мир. Двигаться было слишком рискованно, и Сумак почувствовал, как что-то мокрое и липкое проникает в его гриву. Боясь пошевелиться, Сумак сделал единственное, что мог сделать жеребенок в его ситуации, столкнувшись с подобным кризисом.
Он стал звать свою мать и умолять о помощи.
Примечание автора:
Есть еще режим пегаса и режим аликорна…
Глава 68
— Мундэнсер, у тебя есть фонарь? — Голос Твайлайт Спаркл был холодным, спокойным и собранным. Она сидела на плюшевой, набитой подушке, а её гипс теперь был покрыт коллекцией разноцветных ленточек.
— Конечно, — ответила Мундэнсер, удерживая фонарь, когда вошла в комнату.
— Замечательно. — Твайлайт выхватила фонарь прямо из магии Мундэнсер, а затем сосредоточила все свое внимание на Сумаке. — Как ты себя чувствуешь, Сумак? Эффект прошел? Вернулась ли к тебе магия? Замечаешь ли ты какие-нибудь другие побочные эффекты?
Сумак на мгновение сосредоточился на себе. Он почувствовал щекотание магии в своем роге, который он зажег. Он снова обладал магией, и это было хорошо. Осторожно, чтобы не полететь через всю комнату, он пошевелил ногами. Суперсилы, похоже, больше не было. Сделав еще несколько пробных взмахов, он посмотрел на Твайлайт.
— Кажется, все в порядке, — доложил Сумак. Когда он говорил, то услышал вздох облегчения от Трикси и Лемон Хартс. Отлично. Теперь их было двое. В его мозгу уже закладывалась основа для того, чтобы считать Лемон Хартс своей матерью.
— Пора заняться внеплановыми исследованиями. Спайк, будь готов делать заметки! — Твайлайт начала осматривать фонарь с нетерпеливой, хотя и несколько бессистемной ухмылкой на лице. — А еще мне нужен чай. Пожалуйста, "Небесная слава", мед, кусочек кристаллизованного имбиря и немного густых сливок.
Заметно покачиваясь, Лемон Хартс отправилась готовить чай для своей начальницы.
— Итак, Твайлайт, что ты задумала? — спросила Мундэнсер.
Удерживая фонарь, Твайлайт направила его на Мундэнсер:
— Замри и не двигайся. Кажется, я собираюсь опробовать пегасью настройку! — Твайлайт высунула язык и с помощью своей магии потянула защелку.
Не успела Мундэнсер запротестовать, как фонарь вспыхнул, и Мундэнсер испуганно вздохнула, когда на ее боках появились крылья. В панике Мундэнсер начала хлопать крыльями и бегать по небольшому кругу.
— Твайлайт! Это совсем не похоже на заклинание крыльев! Это совсем другое ощущение! У меня нет магии! Ощущение воздуха на крыльях очень странное! — Мундэнсер остановилась и уставилась на Твайлайт. Через несколько секунд лицо Мундэнсер потемнело, а очки немного запотели.
— Мундэнсер, что случилось? — спросила Твайлайт.
— Я не могу сказать, — ответила Мундэнсер, — мне неловко.
— Все равно скажи… для науки. — Твайлайт ободряюще улыбнулась своей подопечной.
— Твои крылья очень красивые, и я нахожу их привлекательными, но не могу понять, почему! — воскликнула Мундэнсер. Пока она говорила, ее собственные хлопающие крылья расправились и стали жесткими. — О мои звезды! Что со мной происходит! Мои крылья не двигаются! Неужели пегасы должны проходить через это каждый день? Только увидишь красивую пару крыльев, и тут такое? Это невыносимо! Неудивительно, что Рейнбоу Дэш ведет себя так безмозгло!
Хихикая, Спайк записывал каждое слово, сказанное Мундэнсер, — для науки.
— Ооо… зацените мой размах крыльев… впечатляет! — Залюбовавшись собственными крыльями, Мундэнсер издала волчий вой и зашаркала копытами. — По какой-то причине мне хочется найти водоем, начать купаться, а потом привлечь к себе внимание, чтобы все пони могли наблюдать за мной. Твайлайт, со мной что-то не так!
— Как познавательно… — Твайлайт фыркнула, а затем хихикнула. — Фонарь — она захихикала еще сильнее, и ей пришлось бороться, чтобы сохранить самообладание — … сделал с тобой то же самое, что и с Сумаком. Физическое изменение, которое преувеличивает черты выбранного племени. Это очень увлекательно. Заклинание крыльев, если оно похоже на трансформацию земного пони Сумака, бесполезно для полетов, потому что оно развеется минут через десять.
— Тогда в чем смысл? — спросила Трикси.
Все еще хихикая, Твайлайт ответила:
— Это очевидно. Фонарь хочет рассказать другим о том, каково это — быть пони определенного племени. Сумак испытал силу земной пони экстра-класса, а Мундэнсер узнала, каково это — быть Рейнбоу Дэш.
— Но почему? — Трикси наклонила голову набок и одарила Твайлайт своим лучшим недоуменным выражением лица.
Твайлайт пожала плечами:
— Перспектива?
Сумак, у которого болела голова, понял шутку Твайлайт и застонал. У него была перспектива. Если бы у него была хотя бы часть той силы, что была у Пеббл… ну, он не знал, как ей это удается. Как она не уничтожала все, к чему прикасалась? Как ей удавалось обнимать его и не убивать? Или других пони, если уж на то пошло? И как она чихнула, не оставив после себя разрушенный дом или немыслимое количество трупов? По мере того как он думал об этих вещах, возникали новые вопросы… например…
Как земные пони пукают?
Сокращение мышц желудка и последующий выброс воздуха могли вызвать ураганные ветры, если их не контролировать. Сумак, даже с его гиперактивным воображением, с трудом пытался понять смысл своего нового мировоззрения. Пеббл приходилось жить очень, очень напряженно, сдерживая все, что она делала.
Сумак поклялся стать лучшим другом и больше поддерживать Пеббл, пока она не взорвалась. Однажды она просто взорвется от того, что все сдерживала. Она взорвется, как одна из ракет Трикси, и все, что от нее останется, — это ее копыта и, возможно, обрывки платья. И тогда ему будет грустно и одиноко.
— Твайлайт, какая-то часть меня ненавидит тебя за то, что у тебя крылья больше, чем у меня. Я не могу понять почему, но я чувствую обиду… это нелогично и глупо! — Мундэнсер выглядела немного расстроенной, складывая крылья по бокам, теперь она достаточно расслабилась, чтобы сделать это. — А еще меня ужасно беспокоит то, что я красивая, быстрая и ловкая.
Спайку, похоже, было трудно писать, и с каждым приступом смеха из его рта вырывался дымок. Если бы он фыркнул слишком сильно или, что еще хуже, закашлялся, то мог бы поджечь свои записи. Мундэнсер не облегчала ему задачу, и Твайлайт тоже. Борьба была настоящей и бесконечной.
Удерживая кружку, настолько большую, что это было комично, Лемон Хартс вернулась. От кружки, которую она держала над головой, пахло имбирем и чаем "Небесная слава". С передними ногами у Лемон Хартс вроде бы все было в порядке, но задние немного не синхронизировались с передними, из-за чего она шла немного по диагонали, приближаясь к Твайлайт.
— Немного чая для вас, босс. — Каким-то образом Лемон Хартс не пролила ни капли, передавая огромную кружку Твайлайт. — Знаете, босс… на жестянке чая "Небесная слава" есть предупреждение, что пони с возбудимым характером не должны его пить…
— На что ты намекаешь, Лемон? — Твайлайт вскинула бровь и раздула ноздри.
— О, ничего, Босс, совсем ничего… просто не берите в голову. Думаю, это говорит мое сотрясение мозга. — Улыбаясь, Лемон Хартс отступила назад, ее задние ноги все еще двигались не синхронно с передними. — Глупая Лемон, она ударилась головой и теперь говорит безумные вещи… безумные.
Не удержавшись, Спайк разразился хохотом, выдохнул струю пламени и поджег свои записи. Они мгновенно сгорели дотла, а затем исчезли, отправленные принцессе Селестии. Каждое сказанное слово, каждое замечание, каждое его собственное ехидное замечание, включая ехидное замечание о принце Гослинге и внутренней борьбе пегаса за то, чтобы быть красивым, быстрым и проворным.
Спайк хмыкнул, осознав, что его угораздило вляпаться.
Далеко-далеко, в Кантерлоте, принцесса Селестия, готовившаяся к свадьбе, была немало удивлена неожиданной доставкой. Она поймала письмо, прежде чем оно упало на пол, поднесла его к глазам, прочитала, а затем начала хихикать, глядя на петляющие каракули Спайка. Не в силах сдержаться, большая белая кобыла захохотала.
Оторвавшись от бумаг, Гослинг спросил:
— Что смешного?
Ухмыльнувшись, Селестия ответила:
— Вот, почему бы тебе не прочитать это и не узнать, принц Павлин?
Мундэнсер, теперь уже без крыльев, казалось, приходила в себя после пережитого. Лемон Хартс отправили за чашкой чая, которую Мундэнсер теперь потягивала, собираясь с мыслями по поводу вновь обретенной перспективы. Кобыла была тихой, спокойной и, возможно, немного не в себе.
Спайк с озабоченным видом сидел в углу и заново записывал то, что смог вспомнить из своих записей. Благодаря отличной памяти Спайку удалось вспомнить почти все, но он пропустил свои собственные комичные замечания. Рядом со Спайком свернулась калачиком Бумер, которая впала в коматозное состояние и теперь не реагировала на происходящее.
С Сумаком по большей части все было в порядке. Он немного повредил затылок, но это было не страшно. В его гриве образовался струп, и он знал, что Трикси потом попытается его вычесать. Он не ждал этого, совсем не ждал. Тихий и теперь довольно спокойный, он наблюдал, как Твайлайт изучает фонарь, потягивая чай.
Внезапная смена перспективы — от единорога до земного пони — немного потрясла Сумака. Он не сомневался, что Мундэнсер испытывает нечто подобное. Одно дело — иметь крылья, но совсем другое — стать кем-то другим, чужим и странным. Несмотря на то что Сумак был еще очень молод, теперь он понимал, что это изменит его жизнь.
Фонарь осветил его, как сказала бы Твайлайт, и он задумался, каково это — быть аликорном. Теперь у него был способ узнать это, но он не думал, что готов к такому опыту, ведь он все еще был слишком потрясен тем, что стал земным пони. Фонарь, конечно, пролил свет на эту тему, и этот урок Сумак не скоро забудет. На самом деле Сумак начал думать, что этот урок нужно выучить всем пони в школе Твайлайт.
Размышляя о свадьбах, браке и любви, Сумак спросил:
— Твайлайт, ты когда-нибудь была влюблена?
Твайлайт ответила не сразу. Она сидела, держа огромную кружку чая телекинезом, и смотрела на Сумака полузакрытыми глазами, одно ухо у нее подергивалось. Она вздохнула, отчего оба уха слегка дрогнули, а затем, помедлив еще немного, ответила:
— Да, Сумак, я была влюблена.
— Кажется, его нет рядом. — Сумак надеялся, что его замечание не расстроит Твайлайт. Почему-то он подумал о Пеббл, потом о Лемон Хартс и Трикси. Размышления заставили его почувствовать себя мрачным. Почувствовав беспокойство, он добавил: — Я не хочу быть занудой, если я…
Твайлайт протяжно вздохнула, и с ее губ сорвался нечленораздельный звук:
— Сумак, не всякая любовь срабатывает. Иногда судьба… судьба… как бы ты ее ни называл, подбрасывает тебе любовь всей твоей жизни в виде школьного приятеля, и все как бы становится на свои места. Твой лучший друг становится любовью всей твоей жизни, и все становится идеально.
— Что случилось? — спросил Сумак, прекрасно понимая, что затронул опасную, возможно, даже болезненную тему.
— Сумак, иногда… иногда любовь не имеет ничего общего с судьбой. — Твайлайт сделала глоток чая, вздрогнула, а затем ее уши опустились, как и уголки рта. — Иногда любовь — это просто чувство. Влюбленность. Очень болезненная влюблённость. Ты чувствуешь что-то к кому-то, но он не отвечает на твои чувства.
— Прости, Твайлайт, я не хотел причинить тебе боль. — Сумак надеялся, что его извинения сгладят ситуацию. Это были жеребячьи надежды всех жеребчиков и кобылок, которые каким-то образом причинили боль взрослым, а потом чувствовали себя виноватыми за это.
— О, я стала лучше относиться к этому. Я даже научилась радоваться за эту пони, которую любила. Я выросла. Я повзрослела. Я перестала быть эгоисткой и, потому что любила их, хотела для них лучшего. Я хотела, чтобы они были счастливы. Поэтому я отпустила их. — Твайлайт еще раз вздохнула, но больше никто в комнате ничего не сказал.
— Держу пари, это было тяжело, — негромко сказал Сумак, уже жалея, что не заговорил об этом.
— Да, — призналась Твайлайт. — Этот пони, к которому я питала большую привязанность, вступил в брак с другим пони. Какое-то время мне было горько, я даже злилась, но теперь мое сердце зажило. Я любила этого пони так сильно, что готова была позволить своей любви остыть и превратиться в очень теплую дружбу, лишь бы продолжать быть с ним. Я считаю это одним из самых важных уроков дружбы. Честно говоря, теперь, когда я думаю об этом, я вижу, что весь этот опыт сделал меня лучшей пони, лучшей принцессой и лучшим другом.
Повернув голову, Сумак посмотрел на Трикси и Лемон Хартс. Он надеялся, что, что бы ни случилось между ними, они останутся друзьями, несмотря ни на что. Ему очень нравилось называть Лемон Хартс "мамой", хотя он никогда бы в этом не признался. Но если бы они с Трикси отдалились друг от друга, это было бы больно. Слишком больно.
Возможно, именно по этой причине Эпплджек сказала то, что сказала, подумал он.
— А что насчет тебя, Сумак? Думаешь, ты влюблен? — Твайлайт мягко улыбнулась Сумаку, и в ее голосе не было и намека на поддразнивание.
— Понятия не имею, — ответил Сумак без малейшего колебания. — Все, что я знаю… Пеббл — моя лучшая подруга, и я стал лучшим пони благодаря тому, что встретил ее. Ради нее я готов на все. Я все время думаю о том, как мы с ней упали… и не могу отделаться от чувства, что у нас было недостаточно времени вместе. Это делает каждый момент, проведенный вместе, гораздо более важным.
Пока Сумак говорил, он услышал сопение Лемон и Трикси, и это заставило его почувствовать себя неловко. По шее у него забегали колючки, уши подергивались, а щеки стали теплыми.
— Как и ты, Твайлайт, я думаю, что этот опыт сделал меня лучшим пони…
Примечание автора:
Троллестия: — О, смотрите, почта!
Глава 69
Сумак не мог не заметить, что между ним и Винил есть некоторые сходства, самое заметное из которых заключалось в том, что они оба носили темные очки, причем по схожим причинам. Она была тихой, хотя и не по своей воле, а он был тихим, потому что любил слушать и обращать внимание на окружающий мир. Он с нетерпением ждал поездки на поезде и знакомства с Винил.
Пеббл была одета во что-то явно осеннее. На ней было приглушенно-оранжевое платье с темно-коричневой отделкой, совпадающей с цветом ее шерсти. Длинная часть ее фиолетовой гривы была стянута в причудливую косу, которая плотно прилегала к шее. Что-то в ее облике привлекло внимание Сумака, и он не мог не смотреть на нее, украдкой бросая взгляды, когда был уверен, что она не обращает на него внимания.
Невозможно было не нервничать перед поездкой на поезде, ведь последняя поездка была, мягко говоря, захватывающей. Сумак прекрасно понимал, что его подстерегает вполне реальная опасность — угроза, а также осознавал, что Пеббл выросла в условиях именно такой опасности, в которой он сейчас оказался. Она продержалась до пяти, и это было уже неплохо, но его это не утешало.
Зевнув, Сумак почувствовал себя усталым и немного раздраженным: он плохо спал, и его все еще мучили сны о падениях. Не обошлось и без снов о шлепках, что его очень беспокоило, поскольку он размышлял о своем поведении в последнее время и пришел к выводу, что не так уж много сделал, чтобы заслужить шлепки. Прошлой ночью он высунул язык и дразнил Лемон, но он был почти уверен, что это не заслуживает шлепка.
Лемон Хартс схватила его язык своей магией и не отпускала довольно долго, к большому удовольствию Трикси. Сумак не считал это таким уж забавным, но что он мог знать? Ему было пять лет, а он не мог понять и половины того, что взрослые считают смешным.
— Малыш, ты какой-то рассеянный. — Трикси протянула копыто и ткнула Сумака в ребра. — Быстро объясни мне разницу между химией и алхимией… Раз, два, три, вперед!
Получив задание в виде блиц-викторины, Сумак освободил свой разум от всех сложных размышлений и сосредоточился на вопросе Трикси. Он выудил нужные факты, прочистил горло и ответил:
— Химические реакции обыденны и не имеют магического значения. Примером может служить смешивание пищевой соды и уксуса — происходит безобидная реакция, которая приводит к шипению. — Он глубоко вздохнул, надвинул очки на нос и продолжил: — Алхимические реакции — это магические реакции, например, когда вы смешиваете орехи скунса, листья свистульника и листья конского уха, которые под воздействием электрического тока превращаются в мощный зловонный эликсир, вызывающий тошноту и рвоту.
— Погоди, это ты его научила? — Октавия недоверчиво посмотрела на Трикси, и ее бровь выгнулась в беспокойстве, а уши подались вперед.
— Конечно, научила, — ответила Трикси, не колеблясь ни секунды. — Ему стало интересно узнать об алхимии и химии, ведь какой жеребенок не хочет узнать побольше о том, как вызвать большую вонь?
— Я еще не очень много знаю. — Сумак опустил уши, когда Октавия обратила на него свой очень серьезный взгляд. — Я просто знаю некоторые основы, которые мне нужно знать, и это поможет мне получить фору в школе.
— Винил Скрэтч… не смей. — Сузив глаза, Октавия устремила суровый взгляд на единорога рядом с ней. Когда Винил не обратила на нее внимания, Октавия несколько раз ткнула подругу. — Я серьезно. Мы не хотим, чтобы произошел еще один инцидент, подобный предыдущему, с участием чего-то невероятно вонючего.
— Скунсовый кактус, — сказала Пеббл Сумаку ровным, безэмоциональным тоном, — Октавия сказала, что мы никогда не должны говорить об этом, но она сама обычно поднимает эту тему.
— Скунсовый кактус? — спросил Сумак, не обращая внимания на Октавию, которая теперь закатывала глаза от слов Пеббл.
— Мой отец и Винил работали над созданием трансмутации растений новых видов, и они модифицировали игольчатый кактус, чтобы у него появились железы скунса. — Октавия вошла в лабораторию в самый неподходящий момент и напугала моего отца, и он уронил чашку с чаем. Моя мама пробежала сквозь каменную стену, чтобы укрыться от вони, и врезалась в дедушку, который тоже почувствовал сильный запах. Это было ужасно.
— О, смотрите, вот и поезд! — объявила Лемон Хартс бодрым, жизнерадостным голосом.
Забившись в кресло с Винил, Сумак осмотрел вагон. Это был несколько более приятный вагон, чем стандартный пригородный вагон с деревянными скамейками. Широкие мягкие сиденья были удобными и складывались почти в кровать, чтобы пони мог устроиться поудобнее. На окнах были жалюзи, чтобы защитить от солнца, если это было необходимо. В маленькой кабинке, рассчитанной на четверых, все разместились и уединились, что Сумак очень ценил.
Без предупреждения перед лицом Сумака появилась грифельная доска. Любишь ли ты музыку?
Немного подумав, он кивнул:
— Музыка мне нравится, но я мало что о ней знаю. В дороге с Трикси я слушал много песен у костров. — Винил поджала губы, и ему стало интересно, о чем она думает. После некоторой борьбы с ней Сумак почувствовал, как ее передняя нога скользнула вокруг него, и наблюдал, как она стирает слова.
Тебе нравятся конфеты "Посмеешь ли"?
Сумак сделал паузу, чувствуя себя немного неловко и смущенно. Он посмотрел на Трикси, которая разговаривала с Лемон, а потом, скорчившись в кресле, уставился на свои собственные передние копыта:
— У меня никогда их не было. Мы были слишком бедны. Одна коробка стоила столько, что мы с Трикси могли прожить на эти деньги несколько месяцев… кажется. Не знаю, я никогда не спрашивал, потому что ей было неприятно, когда она не могла что-то купить. — Он почувствовал, как нога, перекинутая через его холку, слабо сжалась.
Услышав треск, Сумак поднял голову и увидел, что Винил держит коробку с конфетами и трясет их. Моргая от ужаса, он уставился на красочную картонную коробку, наполненную самыми ужасными конфетами на свете — по крайней мере, так гласила надпись на коробке ярко-красными буквами.
Я люблю эти штуки, но есть их в одиночку совсем не весело. Октавия не хочет есть их со мной. Винил на мгновение посерьезнела, изучая лицо Сумака, а потом тепло улыбнулась ему. Я осмелюсь предложить тебе съесть одну.
Сумак навострил уши и уселся на свое место, уставившись на грифельную доску Винил и коробку конфет. Он слышал о них истории, некоторые страшные, некоторые забавные, и ему всегда хотелось их попробовать. В них всегда было что-то неприятное, некоторые из них были с ужасным вкусом, обычно с двумя и более, а иногда у них были побочные эффекты. Вы можете получить действительно вкусную конфету, но при этом она может окрасить шерсть в какой-нибудь неприятный цвет.
Сумак почувствовал укол страха, когда Винил открыла коробку. Невозможно было понять, что именно ты получишь. Когда картонная упаковка была разорвана, Пеббл подняла взгляд на коробку, и Октавия тоже. Оранжевый язык Пеббл высунулся и облизал губы.
— О нет, — простонала Октавия.
С помощью своей магии Винил достала конфету и протянула ее Сумаку. Конфета была фиолетовой и оранжевой, но цвета были обманчивы. Они не были индикатором вкуса или побочного эффекта, по крайней мере, из того немногого, что он о них знал. Он давно мечтал об этом моменте, как и многие жеребята. Волнуясь и немного робея, он выхватил конфету из магии Винил и поднес ее к мордочке. Она пахла сладко и совсем не угрожающе.
— Посмеешь ли, — сухо заметила Пеббл. — Сделай это, ты, большой пугливый жеребенок.
Теперь и Трикси, и Лемон смотрели на него с любопытством и широко раскрытыми глазами.
Потея, Сумак изучал конфету, от которой исходила заметная магическая аура. Все пони смотрели на него, ожидая, и давление было велико. Худшая часть конфет Посмеешь ли — не знать, что сейчас произойдет. Он облизал губы, которые казались слишком сухими, и положил конфету в рот.
Сначала ничего не произошло. Она была сладкой, довольно вкусной, и Сумаку она понравилась. Он уже начал подумывать, не повезло ли ему и не попалась ли одна из хороших, но тут вкус начал меняться, и Сумак едва не проглотил собственную морду. Эта конфета была со вкусом жгучего перца и черной лакрицы — мерзкое и ужасающее сочетание.
— БЛАРГХ! — Тело Сумака яростно задрожало, и он с трудом перевел дыхание. Жгучий перец его ничуть не смущал, он любил остренькое, но перец, смешанный с черной лакрицей, был коктейлем, замешанным в Тартаре. Во рту конфета медленно таяла, и он не решался ее выплюнуть, так как она была слишком дорогой. Не имея другого выхода, он был вынужден ждать и терпеть кондитерскую пытку.
Все еще держа коробку в своей магии, Винил протянула ее Пеббл и потрясла. Из коробки выплыла одна из конфет, зеленая и розовая. Пеббл открыла рот, подождала, и Винил бросила конфету ей на язык.
Через секунду Пеббл сделала очень странное лицо. Протянув передние ноги, она схватила Октавию за переднюю ногу и яростно обняла ее:
— О, это так плохо… Я думаю, это манго и зубная паста.
— Ничего страшного, — сказал Сумак, снова содрогаясь от отвращения, — у меня — жгучий перец и черная лакрица.
— Фу! Это просто отвратительно! — Октавия подтянула Пеббл поближе и с любовью обняла кобылку. — Ты сама навлекла это на себя, Пеббл, теперь покончи с этим.
Лемон Хартс с отвращением наклонила голову набок и уставилась на коробку сомнительных конфет:
— Когда я училась в школе, Твинклшайн и Мундэнсер согласились съесть по одной такой конфете. Твинкл… она все время пукала, и звук был похож на звон колокольчиков. Мундэнсер, в свою очередь, была магически честна около часа и не могла ничего сдержать. Это было странно. Твайлайт выудила из нее информацию, чтобы лучше понять магическую теорию.
— Это очень в духе Твайлайт, — заметила Трикси, — она могла бы выведать все секреты Мундэнсер, но вместо этого она взялась за ее энциклопедические знания.
— О, я вытянула из Муни несколько секретов. — На мордочке Лемон Хартс появилась злая ухмылка. — Ну, то, что школьные кобылки считают секретами.
Подтолкнув Лемон копытом, Трикси сказала:
— Я осмелюсь предложить тебе съесть одну из этих конфет.
Ухмылка на лице Лемон Хартс исчезла и сменилась паническим выражением. Она повернулась к Трикси и чуть не столкнулась с ней носами:
— Я сделаю это, только если ты согласишься.
Теперь Сумак увидел панику на лице матери. Отвлекшись, он совершил ужасную ошибку. Он с хрустом раскусил твердую конфету, чтобы доесть ее до конца. Вкус, сочившийся из мерзкой конфеты, не поддавался никакому описанию: это была самая настоящая черная лакрица, да еще и с привкусом перца. Слезы катились по его щекам, он еще несколько раз хрустнул конфетой, а затем проглотил ее, жалея о каждой секунде.
Будучи ужасной пони, Винил протянула коробку Трикси и Лемон Хартс. Она встряхнула ее, рассыпав конфеты, и подождала, пока обе кобылы поднимут головы. Лемон Хартс посмотрела на Трикси, а Трикси — на Лемон Хартс. На морде Лемон Хартс появилась слабая морщинка, а ее уши наклонились вперед.
— По-моему, мисс Луламун — трусиха.
— А вот и нет! — Трикси достала из красочной картонной коробки конфету и стала ждать, пока Лемон Хартс достанет свое издевательское лакомство. Когда Лемон Хартс приготовила свою конфету, Трикси отправила ее в рот, и Лемон Хартс сделала то же самое.
— ААААААААААААААААААААААААААА! — завизжала Лемон Хартс. — Уф, кажется, у меня вкус рыбьих голов… фууу! Рыбьи головы и лимонный творог! НЕЕЕЕТ!
— Мой вкус просто замечательный. — Трикси чмокнула губами и улыбнулась. — Он немного кисловат, думаю, это терпкая вишня. — Выглядя очень самодовольной, Трикси высунула язык, намереваясь поддразнить Лемон.
И тут Сумак заметил, что что-то не так. Язык его матери был черновато-зеленым, высохшим и покрытым кучей корчащихся личинок. Он чуть не задохнулся, а рядом с ним задыхалась Пеббл, да и Октавия тоже. Но бедная Лемон вскрикнула.
— ЯЗЫК ЗОМБИ! ФУ!
Единственный здоровый глаз Трикси смотрел на ее мордочку, которая скривилась, и она изучала свой язык. Примерно через пять секунд Трикси издала бессловесный крик, а затем схватила Лемон Хартс, ища утешения у своей лимонной спутницы. Лемон Хартс отпрянула от Трикси и попыталась отогнать от себя угрозу в виде языка зомби.
Винил хрипела от беззвучного смеха над хаосом, который она устроила.
— Твоя очередь, — сказал Сумак Винил, стараясь не думать об ужасном зомби-языке своей матери. Он пристально посмотрел на Винил и поднял бровь, пока Лемон Хартс продолжала визжать от ужаса.
Пожав плечами, Винил совершенно бесстрастно отправила конфету в рот. Она несколько раз чмокнула губами, улыбнулась, а затем с самодовольным видом стала сосать твердую конфету. Ощутив острое чувство разочарования, Сумак понял, что Винил повезло. Похоже, ей досталась одна из хороших конфет. Но ведь и Трикси тоже. Возможно, симптомы просто еще не проявились.
Пока Сумак ждал, что произойдет, он услышал кряканье, как будто в их купе появилась стая уток. Навострив уши, он замер и попытался понять, что происходит. Снова послышалось кряканье, и Винил выглядела немного встревоженной. Сиденье, на котором он сидел, вибрировало от каждого кряканья, и Сумаку потребовалось несколько мгновений, чтобы собрать все воедино.
В воздухе витала мерзкая вонь, которая ударила Сумаку в лицо. Снова раздалось кряканье, сиденье, на котором он сидел вместе с Винил, завибрировало, и запах стал еще сильнее. Скривив губы от отвращения, он сполз с сиденья, перелез через подлокотник и сел вместе с Пеббл и Октавией. Он едва не упал на пол, но Октавия и Пеббл схватили его и притянули к себе, так как снова послышалось кряканье стаи уток.
Глядя на растерянное лицо Октавии, Сумак сказал:
— Винил Скрэтч пукает утками!
Глава 70
Выйдя из поезда, Сумак увидел на платформе множество гвардейцев. Его передние ноги немного одеревенели, но ему стало лучше, и он убрался с дороги, чтобы другие могли выйти из вагона. Трикси переместилась и накрыла его, переступив через него и встав над ним. Выглядывая из-под ее передних ног, он любовался видом. Из-за приближающейся свадьбы гвардейцы были повсюду.
И Сумак оказался в центре всего этого. Осознание того, что часть этих гвардейцев была здесь ради него, нервировало его. Трикси и Твайлайт рассказали ему о том, что на свадьбе будет много гостей, а толпы — это опасность. Пока Сумак стоял и озирался, стена из брони расступилась и показался Гослинг.
Улыбаясь, Сумак был рад его видеть, поэтому он поднял копыто и помахал им.
— Нас ждет карета, чтобы отвезти нас туда, куда мы направляемся, — сказал Гослинг, оглядываясь по сторонам. — Напряжение сейчас достаточно велико, поэтому вы должны простить меня за резкость. Нам нужно немедленно увести всех вас с платформы и посадить в карету.
Навострив уши, Сумак услышал кряканье уток. Похоже, Гослинг тоже услышал, и пегас огляделся по сторонам, приподняв одну бровь. Когда утки снова крякнули, Сумак поднял голову и увидел, что Гослинг смотрит на него сверху вниз, а на морде Гослинга прячется намек на улыбку.
— О, я понял… кто-то должен поддразнить меня из-за моей кьютимарки. Ну и ладно. — Пока Гослинг говорил, Трикси и Сумак начали смеяться. — Правильно, подтрунивайте над резиновой уточкой. — Как по команде, раздалось еще одно кряканье, и Гослинг закатил глаза.
— Прошу прощения, — начала Октавия, — но моя спутница страдает от некоторых необычных магических побочных эффектов. — Она посмотрела на Гослинга, затем на Винил, а потом снова на Гослинга. — Мои извинения.
— Итак… как крякает немая пони? — спросил Гослинг, одарив Винил недоверчивым взглядом, смешанным с сомнением в поднятой брови.
В ответ раздалось одинокое кряканье, затем Винил сделала слабую попытку поднять хвост и издала какофонию кряканья, которая звучала так, будто из ее задницы вылетела целая стая уток. Лемон Хартс одолел смех, который она попыталась проглотить, но он вырвался в виде фыркающих хихикающих гримас, немного напоминающих поросячьи, но без вони и хрюканья.
— Эх, единороги. — Не обращая внимания на это, Гослинг отступил от группы и сделал жест. — Давайте, садитесь в карету и не забудьте опустить окно, чтобы утки могли сбежать. — Он взмахнул крыльями, издав нерешительный смешок. — Дамы, после вас.
Карета раскачивалась из стороны в сторону, проезжая по мощеным улицам Кантерлота. Снаружи до Сумака доносился стук тяжелых копыт гвардейцев и свист сильного ветра. Похоже, в Кантерлоте было неспокойно, и ветер нес в себе нотки магии. Сумак подозревал, что с ветром что-то не так, но спрашивать не стал.
Куда интереснее ветра был единорог, которого Гослинг представил по имени Фокс Попули — пони, которого Винил Скрэтч уже знала, и они обменялись объятиями. По большей части Фокс был похож на лисицу, с оранжевой шерстью с оттенками белого. Но больше всего внимание Сумака привлекло то, что у него были сабли. Яркие, блестящие сабли, одна короткая, другая длинная.
— Мы думали поместить вас в дом лорда-мэра, но Луна настаивала, что это плохая идея, хотя Селестия сказала, что все будет в порядке. Я принял сторону Луны в этом вопросе, так как очень доверяю ее интуиции. — Гослинг сделал небольшую паузу и потер крылом подбородок. — Похоже, я прекратил этот спор до того, как он разгорелся, — рассеянно пробормотал он про себя.
Покачав головой, он вернулся к вопросу в копытах.
— Фокс — член Lucerna Perpetuum, — сказал Гослинг мягким голосом, — как некоторые из вас уже знают. — Гослинг поднял голову и устремил взгляд на Винил Скрэтч. — Вы уж простите меня, я только сейчас начинаю узнавать обо всех этих тайных обществах. Как бы то ни было, Фокс предложил оставить вас в качестве гостей в своей штаб-квартире здесь, в Кантерлоте.
— Что такое… Люцер… э-э-э… — Сумак, не в силах повторить слова, надеялась, что кто-нибудь из пони объяснит, что происходит.
Прочистив горло, Октавия подняла копыто. Она подождала мгновение, глядя на Винил, а затем объяснила:
— Lucerna Perpetuum — это древний орден, призванный поддерживать свет в Эквестрии. Название означает "нескончаемая свеча" или что-то в этом роде, а их символом является горящая свеча. Многих их членов можно найти в библиотеках, архивах и местах, где хранятся знания. Они повсюду, и многие пони разработали безумные теории заговора о них. Большинство из этих теорий были созданы самим орденом.
— Эй! — Трикси повернула голову и посмотрела на Октавию. — Старая библиотека Понивилля, где жила Твайлайт… у нее на двери была горящая свеча.
— Да, была, — тихим шепотом ответил Фокс. — Это было одно из наших мест. Мы опечалены его потерей. — На морде хитрого жеребца появилась ухмылка, а его глаза окинули пассажиров кареты. — Несколько лет назад мы заключили союз с новым орденом друидов… точнее, с агентам Селены и их герольдом. — Его взгляд на мгновение остановился на Винил Скрэтч, а затем он посмотрел прямо на Сумака. — Мы были очень удивлены, когда узнали, что она взяла себе ученика.
Сумак повернулся, чтобы посмотреть на Винил, и обнаружил, что она смотрит прямо на него, отчего ему стало не по себе. У него возникло ощущение, что он вляпался во что-то непостижимое и теперь ему придется многое наверстывать. Немного поразмыслив, Сумак пришел к любопытному выводу, что за ним наблюдают: откуда еще Фокс мог знать, что Винил взяла его в ученики.
— Простите меня, две прекрасные дамы, — обратился Фокс к Лемон Хартс и Трикси хитрым, скользким голосом, — но я боюсь, что вы обе скоро будете приняты в наш орден. Вы уже слишком много знаете, и теперь мы заинтересованы в том, чтобы помочь вам.
— А что насчет меня? — спросил Сумак.
— В какой-то момент нам нужно будет обсудить твое будущее, — ответил Фокс. — Твой хозяин — Вестник Селены, что ставит тебя в необычное положение, и мы бы очень хотели знать… — Фокс замолчал, когда Винил подняла копыто, и он на мгновение уставился на нее. — Ах, я должен попросить прощения… Я увлекся. Я не хотел начинать расспросы так скоро. — Откинувшись на спинку кресла, Фокс захихикал.
— Слишком много тайных обществ, — пробормотал Гослинг.
— Я выросла в тайном обществе, и оно обеспечило мне безопасность. — Пронзительный взгляд Пеббл устремился на Гослинга. — Это конкретное тайное общество — основа Эквестрии, и тебе лучше не говорить о нем ничего плохого. Я до сих пор жива благодаря им. Я существую, потому что они защитили меня.
— Эй! Эй… Прости, что затронул эту тему. — Гослинг протянул крыло, пытаясь успокоить Пеббл. — Просто мне не по себе, вот и все. К тому же очень, очень странно знать, что два популярных музыканта живут тайной жизнью в тайных обществах. Это множественное число. Общества.
— Если тьма придет и поглотит землю, она заберет с собой искусство… Искусство — это сама суть свободного самовыражения. Это язык души. Искусство, музыка, все то, что делает общество по-настоящему великим, — все это будет первым, что исчезнет, если погаснет свет в нашем великом обществе. Искусство, музыка, свобода слова — все это маяки надежды. Они питают эквестрийский дух… нет, не только нас, а всех нас. Гослинг… ты же вроде бы культурный тип, скажи мне, насколько более жалким было бы твое существование в центре города без музеев, без театра, без мюзиклов и пьес? — Глаза Октавии сузились, и она ждала ответа.
Сумак, который внимательно следил за принцессой Селестией, знал, что талант Октавии — вдохновение, и он чувствовал это прямо сейчас. Ее слова впились в его сознание, как тонна кирпичей, и его мозг пытался понять все, что она сказала, и как это относится к нему.
— Возможно, я бы не стал таким, каким стал, — ответил Гослинг тихим шепотом, — и я бы точно не был там, где я сейчас.
— Одна горящая свеча может быть использована для того, чтобы зажечь другие свечи, — сказал Фокс, приподняв одну белую бровь. — И пока горит одна свеча, мы будем существовать… мы выживем. Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.
Отвлекшись, Сумак удалился в свое собственное пространство, чтобы обдумать все сказанное. Он прислонился к Трикси и задумался о том, как все перевернулось с тех пор, как он побывал в Замке Полуночи. Это было мрачное место. После того как он побывал там и нашел фонарь, все стало совсем мрачным.
Возможно, настало время зажечь свет.
Откинув голову назад, Сумак посмотрел на восьмиугольную башню. Она была довольно большой, но не самой высокой в Кантерлоте. Камень был приглушенного серого оттенка с черными и блестящими вкраплениями. Окна, если их можно было так назвать, представляли собой узкие щели в форме замочной скважины. На вершине башни возвышалась медная крыша, которая уже давно позеленела.
— Здесь вам будет безопасно и комфортно, — обратился Гослинг ко всем собравшимся пони.
Трикси, повернувшись лицом к Гослингу, прочистила горло и устремила на него свой невредимый глаз:
— Если можно, я скажу вам пару слов.
— Конечно. — Гослинг склонил голову в хорошо отработанной учтивой манере.
— У Трикси есть подозрение, что здесь происходит что-то еще. — Ноздри Трикси раздулись, глаза сузились, а уши агрессивно надвинулись на лицо. — Мне кажется странным, что Сумак и Пеббл должны быть вместе любой ценой. Вообще, все в этом соглашении мне не нравится. Я не против того, чтобы принять все, что запланировано, но я требую знать, что происходит на самом деле.
Гослинг поднялся во весь рост, его глаза сузились от обвинений Трикси. Он взглянул на Фокса, тот кивнул, и тогда Гослинг вернул свое внимание к Трикси. Сумак, почувствовав напряжение, придвинулся ближе к матери и прижался к ее ноге, нуждаясь в том, чтобы почувствовать ее, нуждаясь в ее молчаливом заверении, что он в безопасности.
— Это больше, чем свадьба, — признал Гослинг и бросил взгляд на Винил, после чего вновь переключил свое внимание на Трикси и продолжил. Он глубоко вздохнул и посмотрел Трикси в глаза. — Свадьба и, соответственно, Сумак и Пеббл — это приманка. Многие из гостей — не обычные светские львы. Я сам только что узнал об этом и не знаю всего, что происходит. Никто не знает всех подробностей происходящего, по крайней мере, я так думаю. Информация была разделена. Я знаю, что Винил знает, по крайней мере, мне сказали, что она знает довольно много, поскольку кое-что из этого было ее планом.
Подло. Сумак посмотрел на своего мастера и ощутил новое чувство благодарности.
— У Тарниша есть странное астральное зрение второго плана, с помощью которого он может видеть душу пони. Принцесса Селестия надеется, что огромная толпа привлечет наших врагов, и Тарниш сможет их заметить. Если же на свадьбе будут нарушители… мы будем к ним готовы. — Уши Гослинга прижались к черепу, и он бросил на Трикси извиняющийся взгляд. — Мы сделали все возможное, чтобы Сумак оставался в безопасности.
Трикси посмотрела на Пеббл, которая подняла на нее глаза, а затем на Октавию и Винил. Она ничего не сказала, но некоторое время изучала их, а затем посмотрела на Гослинга. Через несколько секунд она снова посмотрела на Пеббл и вздохнула.
— Привыкаешь, — отпарировала Пеббл. — Я даже не пытаюсь спрашивать. Я просто предполагаю, что все нормально и хорошо. Так я становлюсь счастливее.
— Полагаю, тебе виднее. — Трикси наклонила голову и посмотрела на Сумака, который выглядывал из-под ее передних ног. — Малыш, мы влипли… как ты себя чувствуешь?
— Э-э, я чувствую себя прекрасно, — сказал Сумак, солгав сквозь зубы. Он сразу же почувствовал себя виноватым и ощутил, как у него сводит мышцы живота. Но он должен был быть храбрым и предоставить матери меньше поводов для беспокойства. Чувство вины вызвало физическую боль — он только что солгал, и, по его мнению, это было достойно шлепка.
— Ты храбрец, — прошептала Трикси. — Как насчет того, чтобы сходить на кладбище, о котором ты мне твердишь уже много лет?
— С удовольствием. — Сумак с трудом встретил взгляд матери.
— Я хочу пойти. — Пеббл переместилась чуть ближе к тому месту, где стояли Сумак и Трикси.
— Мы устроимся здесь, пообедаем, а потом пойдем на кладбище, хотя я не уверен, зачем жеребенку это нужно. — Октавия встала над Пеббл, и ее глаза забегали по сторонам, ища любой признак опасности, которая может таиться.
— Вокруг вас будут охранники, но вы даже не будете знать, что они там есть. — Гослинг указал жестом на Фокса. — Он будет с вами. Если возникнут проблемы, вы должны будете следовать его указаниям. Понятно? — Гослинг посмотрел на Пеббл и Сумака.
Сумак кивнул, Пеббл сделала то же самое.
— Я умираю от голода, — обратилась Лемон Хартс к Фоксу, — что у нас на обед?
Примечание автора:
Все любопытнее и любопытнее…
Глава 71
Внутри башня была просто роскошной, и Сумак никогда не видел ничего подобного. Стены были обшиты темным деревом, которое сверкало почти как зеркало. Он мог видеть собственное отражение в полу. На стенах висели латунные светильники, в которых мерцали огоньки, и стоял восхитительный запах, переполнявший его чувства.
У основания лестницы стоял темно-синий жеребец и приветствовал их. Он показался Сумаку знакомым, но маленький жеребенок не мог вспомнить, когда именно он видел или встречал единорога средних лет. Он остановился и уставился на высокого, царственно выглядящего жеребца-единорога. Трикси натолкнулась на него: из-за того, что у нее был только один глаз, восприятие глубины было затруднено, но она не споткнулась.
— Добро пожаловать, уважаемые посетители, меня зовут Найт Лайт, и я надеюсь, что вам понравится здесь находиться. — Респектабельный единорог средних лет склонил голову и одарил группу красивой улыбкой. — Вы должны простить меня, поскольку я не смогу остаться надолго. Сейчас напряженные времена… Эквестрийство и сохранение жизни требуют огромного количества времени.
Фокс, который теперь стоял рядом с Сумаком, склонил голову, а затем повернулся, чтобы оглядеть остальных. Он улыбнулся, подмигнул одним глазом, а затем лукаво кивнул Трикси и Лемон Хартс:
— Я всегда немного нервничаю, когда появляется мой босс, чтобы убедиться, что все идеально.
— Мне знакомо это чувство, — ответила Лемон Хартс. Она несколько раз моргнула, посмотрела на Найт Лайта, потом снова на Фокса. — Я работаю школьной учительницей и не слишком беспокоюсь о том, что могу что-то испортить, но когда кто-нибудь из моих начальников просит меня принести чашку чая, меня всегда охватывает ужас. Что, если я подам плохую чашку чая? Это было бы ужасно… по ночам мне снятся плохие сны.
— О, полагаю, я с удовольствием выпью ваш чай, — сказал Фокс голосом гладким и вкрадчивым, как шелк, трущийся о сам себя.
— Еще раз пофлиртуй с моей матерью, — тихим шепотом сказал Сумак, сузив глаза, — Только посмей.
— Сумак! — Трикси мягко ударила Сумака передней ногой по хребту, что было скорее предупреждающим толчком, чем чем-то еще.
— Что? — Сузив глаза, Сумак повернулся лицом к Трикси, но при этом посмотрел на Фокса, не желая отводить взгляд от хитрого единорога.
— Мои извинения, за бесстыдный флирт, но я ничего не имел в виду. — Фокс склонил голову и одарил Сумака харизматичной улыбкой.
— А я милый, маленький и пушистый… это не помешает мне вырывать у тебя зубы один за другим.
— Сумак! — Трикси топнула копытом по полу. — Что ради зеленых пастбищ Селестии на тебя нашло? Мне что, нужно найти угол, чтобы поставить тебя в него? Это на тебя совсем не похоже! — Уголок не забинтованного глаза Трикси начал подергиваться, а хвост завилял вокруг задних ног.
Нахмурившись и раздражаясь от недосыпания, Сумак выпятил нижнюю губу и снова повернулся лицом к Трикси:
— Ты с Лемон вместе. Я не позволю, чтобы кто-то другой пришел и все испортил.
— Я думаю… — несколькими плавными шагами Найт Лайт вышел вперед и встал рядом с Сумаком, — что один маленький жеребенок нуждается в обеде. Боже, мой маленький Шайнинг Армор так оберегал свою мать, но когда он был голоден или раздражен, это проявлялось в виде откровенной агрессии. — Нахмурив брови, Найт Лайт взглянул на Фокса. — Будь внимательнее к своим словам, Фокс, иначе, я думаю, этот жеребенок попытается оттяпать у тебя кусочек. Лисий хвост — великолепный трофей.
— Трикси смущена и растеряна.
— Я не думаю, что Сумак сделал что-то плохое, — сказала Пеббл, шагнув вперед.
— Пеббл, дорогая, не вмешивайся. — Октавия тоже шагнула вперед и встала рядом с Пеббл. — Дорогая, пожалуйста, веди себя хорошо.
— Нет. — Пеббл подняла на Октавию свой каменный взгляд, а ее уши наклонились вперед. — Я не буду просто стоять здесь и позволять Сумаку попасть в неприятности, когда он не сделал ничего плохого. Фокс вел себя как гад…
— Пеббл! — Мордочка Октавии сморщилась. — Что на тебя нашло?
Найт Лайт откашлялся, и его выражение лица стало строгим, но мягким:
— Я предлагаю оставить все как есть, пока эмоции и напряжение не взяли верх. Фокс сказал что-то невпопад, и этот благовоспитанный молодой жеребенок встал на защиту чести кобыл, о которых он обязан заботиться.
— Никогда еще не было такого, чтобы джентельпони вставал на защиту моей чести. — Лемон Хартс начала краснеть, а ее копыта зацокали по полу. — Спасибо, Сумак. — Пока она говорила, Трикси закатила глаза и издала прерывистый вздох, который Лемон Хартс проигнорировала. Отойдя от Трикси, Лемон Хартс подошла к Сумаку, наклонила шею и поцеловала Сумака в ухо. Чуть приподняв голову, она прошептала: — В следующий раз обойдись без угроз физической расправы, пожалуйста, и все будет просто замечательно.
Несколько раз моргнув, Сумак неохотно кивнул головой и согласился:
— Ладно.
— Хорошо. Теперь, когда драма закончилась, мы можем подняться наверх и пообедать. — Улыбаясь, Найт Лайт жестом указал на лестницу. — Сначала дамы… мы бы не хотели снова расстраивать молодого мистера Сумака…
Уставившись на недоеденную еду, Сумак почувствовал, что ему слишком жарко. Затылок был горячим, пылающим, а лицо словно держали над огнем. Он чувствовал давление слез между глазами и носом, отчего ему становилось не по себе и муторно. Он с трудом мог насладиться своим тыквенным карри с нутом и рисом, который ему нравился, но был слишком расстроен, чтобы есть.
Потребность хорошенько поплакать вылилась в сильную дрожь, от которой у него застучали зубы и он чуть не прикусил язык. Мало того что слезы требовали выхода, Сумак еще и сдерживал зевоту. Он понимал, что и так находится на тонком льду, и не хотел больше делать ничего такого, что могло бы поставить под угрозу его поездку на кладбище.
— Итак, позвольте спросить, зачем молодому жеребенку идти на кладбище? — Фокс склонился над своей тарелкой и сосредоточил внимание на Сумаке, надеясь вовлечь жеребенка в добродушную беседу.
Прищурившись на Фокса, Сумак ничего не ответил.
Устало вздохнув, Трикси попыталась спасти ситуацию:
— У меня не самая лучшая репутация во многих местах. Многие города и деревни были не слишком рады меня видеть. Таких пони, как я, прогоняют из города, но никто не прогоняет пони с кладбища. Мы с ним укрывались там… мы отдыхали. Это было наше безопасное место, потому что оно находилось достаточно близко к городу, чтобы опасности дикой природы по большей части оставались в стороне.
— Потрясающе, — ответил Фокс.
— Сумак начал делать оттиски с надгробий, а именно с тех, которые рассказывали какую-то историю. У него была целая коллекция, — Трикси сделала паузу, и ее грудь сжалась, как будто она икала, — у него их было так много, и они были ему так дороги… мы потеряли их во время пожара.
На глазах у Сумака выступили слезы, и он испугался, что дамба в любой момент может прорваться, раз уж появилась течь. Он подумал о своей потерянной коллекции, но не хотел об этом думать. Он снова уставился в свою тарелку, жалея и желая остаться в одиночестве, чтобы спокойно поплакать.
— Это бессмысленная трагедия. — Слова Фокса прозвучали искренне и печально. — Найт Лайт, у нас есть избыток трубок для свитков, огнеупорных и защищенных от стихий. Конечно, мы могли бы выделить несколько штук, верно?
— О нет, я не могу принять…
— Простите, мисс Луламун, — сказал Найт Лайт мягким, нежным голосом, подняв копыто, чтобы заставить ее замолчать. — У нас их сотни, и они заполняют наши шкафы. Мы используем их для перевозки наших депеш. Нескольких из них с лихвой хватило бы для хранения внушительной коллекции оттисков для Сумака. Хобби, сохраняющее историю, следует поощрять.
Выпятив нижнюю губу, Сумак обратил свой горестный взор на Трикси и обрушил на нее все, что у него было:
— Пожалуйста? Я знаю, что вел себя плохо и не заслужил этого, но, пожалуйста? Пожалуйста?
— Сейчас, мисс Луламун, я бы очень хотел примириться с вами. Я обидел юношу своими неосторожными словами и хотел бы загладить свою вину перед ним. — Фокс склонил голову и сложил передние копыта вместе перед собой. — Кроме того, Найт Лайт прав… сохранение истории — исключительное хобби, и его следует поощрять.
— Хорошо, — ответила Трикси и отвернулась от Сумака, так как ей было невыносимо смотреть на его грустную мордочку. — Сумак примет ваше предложение о мире и будет вести себя хорошо без дальнейших инцидентов. По крайней мере, лучше.
Опустившись в кресло, Сумак почти исчез под краем стола. Бумер, которой очень хотелось спать, воспользовалась этой возможностью, чтобы сползти с его рога и заползти на стол. Зевнув, полусонная, она принялась исследовать тыкву с карри, которая была примерно такой же оранжевой, как и она сама. Наклонившись над тарелкой Сумака, она принялась обнюхивать еду, чтобы понять, есть ли там что-то, что может ей понравиться.
— Я скучаю по маленькому дракончику, — заметил Найт Лайт, наблюдая за Бумер. — Столько любопытства. И они могут быть такими умными. Какое-то время Спайк учился быстрее Твайлайт. Ее очень раздражало, как легко он запоминал целые книги. Ей приходилось очень много работать, чтобы не отставать от него. Могу честно сказать, что Твайлайт училась лучше, потому что рядом с ней был Спайк.
— Хм… — Трикси повернула голову и бросила задумчивый взгляд на Сумака, который все еще сидел в своем стуле с несчастным видом.
Сняв очки, Сумак потер глаза передней ногой, затем, не удовлетворившись этим, потер их снова. Он снова надел очки, немного приподнялся и стал наблюдать, как Бумер выковыривает из карри горох. Его шея и лицо словно поджаривались на открытом огне, а давление в носовых пазухах стало невыносимым.
— Извините… — Октавия вытерла рот салфеткой, улыбнулась и отодвинула свое кресло от стола. Она отошла от стола, подошла к месту, где сидел Сумак, и, не говоря ни слова, потянула его за переднюю ногу со стула, отчего он опустился на пол. Передней ногой она поддержала его и не дала упасть.
Затем, все так же молча, она потащила его прочь от стола и к лестнице.
— Иногда быть интровертом просто невыносимо, — сказала Октавия, вытирая лицо Сумака прохладной влажной тряпкой, которую она достала из шкафчика.
Деревянная крышка сиденья унитаза была прохладной и довольно уютно прилегала к спине Сумака. Он закрыл глаза, пока Октавия вытирала его лицо и утирала слезы, текущие по щекам, — щеки горели от смущения и стыда за то, что он оказался в таком неловком положении. Было странно находиться в роскошной ванной комнате с незнакомой пони. Ванная — это личное место, где происходят личные вещи.
— Иногда все накапливается, и тебе нужно хорошенько выплакаться, но так неловко пытаться выйти из социальной ситуации, потому что ты не хочешь привлекать к себе внимание. Это только усугубляет проблему, и ты остаешься несчастным.
Жеребенок удивился, как это Октавия поняла, что именно он чувствует.
— Винил, она экстраверт, но она очень внимательна к моим нуждам. Она умна. Когда она видит, что мне тяжело или что я перегружена, она устраивает сцену или делает что-то совершенно глупое, чтобы я могла сбежать, не привлекая к себе внимания. А теперь сморкайся.
Почувствовав, что к его носу прижата ткань, Сумак несколько раз высморкался. Ткань отдернули, и он почувствовал, как горячая мокрая тряпка протирает ему нос. Открыв глаза, он посмотрел на Октавию, которая сидела перед ним на полу. После нескольких секунд задумчивого размышления он решил, что Октавия ему нравится, и он считает ее милой пони.
— Вы с Пеббл можете быть интровертами вместе. На самом деле, я подозреваю, что мы втроем отлично поладим. Мы можем быть все вместе и наслаждаться тишиной. — Она сделала паузу, сделала несколько последних вытираний, а затем продолжила: — Итак, мы собираемся пойти и хорошо провести время сегодня днем, а ты постарайся немного вымотаться, если сможешь, потому что я думаю, что тебе нужно вздремнуть. Ты согласен?
Сумак кивнул, но ему не хотелось ничего говорить.
— Очень хорошо. Посиди здесь несколько минут и возьми себя в копыта. Я посижу здесь с тобой. На самом деле я чувствую, что мне тоже нужно немного времени, поскольку у меня было ужасное беспокойство, потому что мне казалось, что я устроила сцену, когда вытащила тебя из столовой. Это было очень напряженно, и я все время беспокоилась о том, что обо мне подумают другие.
Протянув левую переднюю ногу, он положил копыто на шею Октавии, а затем просто сел на крышку унитаза, затих и был благодарен за эту передышку.
— Когда ты решишь, что готов, просто дай мне знать, и мы вернемся к остальным. Никакого давления. Потрать столько времени, сколько тебе нужно, и не волнуйся, что я буду проявлять нетерпение. Я понимаю, и мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь сделал это для меня, когда я была маленькой.
— Спасибо, — проворчал Сумак.
Глава 72
Некоторые считали кладбище Кантерлота и его катакомбы жутким местом, но Сумак не относился к их числу. В шумном, суетливом городе это место было островком спокойствия и тишины. Оно находилось на самом нижнем уровне Кантерлота, ниже жилых кварталов, прижавшись к самому пику Кантерхорн. Катакомбы были вырыты в горах, и в них имелись гостеприимно распахнутые ворота, манящие посетителей зайти и исследовать их.
Поскольку завтра должна была состояться свадьба века, кладбище было последним местом, где кто-либо из пони хотел оказаться, и это вполне устраивало Сумака. Его не смущало, что место было пустынным. Пройдя через ворота, он вместе с Пеббл бродил вдоль надгробий, выискивая что-нибудь интересное. Здесь были могилы в земле и надземные склепы, каждый из которых образовывал свой собственный маленький город со зданиями и кварталами.
Вскоре он нашел то, что искал, — надгробие, испещренное надписями. Именно в таких местах он учился читать и оттачивал свое мастерство до нынешнего уровня. Усевшись в траву, он устроился поудобнее и принялся за чтение, а Пеббл уселась рядом с ним.
Капитан Респлендент Валур был отцом восьмерых детей, вырастившим пять прекрасных жеребцов и трех отличных кобыл, которые служили в гвардии, как и их отец. Двое из его сыновей и одна из дочерей встретили свой конец раньше него. Он пережил и свою жену, тоже служившую в гвардии, и звали ее Либерти Спаркс. Моргнув, Сумак вникла в происходящее. Крошечный башмачок под именем Реcплендента Валура указывал на то, что он земной пони, а крошечный символ рога под именем Либерти Спаркс — на то, что она единорог. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил ее могилу рядом с могилой ее мужа, вернее, он нашел памятный знак, свидетельствующий о том, что тело хоронить не пришлось.
Торжественно кивнув, он признал принесенные жертвы и достал лист бумаги и угольный стержень. Подняв их в воздух, он с помощью магии очистил надгробие от мха, птичьего помета и налипшей грязи. Чистый камень лучше натирается. Положив бумагу на надгробие, он закрепил ее магией и начал растирать углем. Вскоре у него получился прекрасный оттиск, который он свернул и засунул в огнеупорный тубус для свитков.
Это была первая вещь из его новой коллекции, которой он очень дорожил.
Вздохнув, он убрал несколько сорняков вокруг надгробия, а затем улыбнулся, чувствуя удовлетворение от проделанной работы. У него появился кусочек истории, надгробие стало выглядеть немного лучше, а территория вокруг него — немного опрятнее. Он оглянулся, чтобы посмотреть, чем занимаются взрослые, и прищурился в их сторону. Винил сидела на краю одеяла под зонтиком, а рядом с ней — Октавия. Трикси и Лемон Хартс распаковывали свои сумки, доставая книги и другие вещи. Единороги приносили с собой цивилизацию, куда бы они ни отправлялись, так говорили Сумаку.
Фокс вместе с другими стражниками рыскал по краю кладбища.
Повернувшись, Сумак увидел Пеббл, которая, казалось, была очарована надгробиями, и после минутного разглядывания она повернулась к нему лицом. Сумак все еще был немного раздражен, чувствовал себя не в своей тарелке, испытывал страх, неуверенность и усталость, но, взглянув в глаза Пеббл, он почувствовал себя лучше.
— Спасибо, Пеббл.
— За что?
— За то, что познакомила меня с Октавией и Винил.
— О. — Пеббл медленно моргнула. — Октавия долго говорила со мной об этом. Она сказала, что для развития моего характера полезно так вдумчиво думать о нуждах и желаниях других пони, а потом пытаться понять, как сделать так, чтобы им было хорошо. Признаюсь, я эгоистка и слишком сосредоточена на себе и своих желаниях.
Сумак растерянно моргнул, не зная, что ответить. Иногда Пеббл говорила такие вещи, которые не укладывались у него в голове, как сейчас. Она была странной, но она ему нравилась. Теплые мурашки пробежали по шее, а уши встали дыбом, когда он осознал, что смотрит в глаза Пеббл.
Подхватив свое снаряжение, Сумак двинулся дальше, на поиски другого надгробия. Далеко идти не пришлось, и Пеббл оказалась прямо за ним. Навострив уши, он услышал смех, доносившийся с мест, где сидели взрослые, и услышал, как Лемон Хартс упомянула Бумер. Маленький дракончик съел слишком много карри и теперь находился в пищевой коме, пока переваривал плоды своего чревоугодия.
Пока он бродил туда-сюда, он думал о том, как Найт Лайт объяснил, что постоянное поедание и последующая дремота Бумер способствуют развитию ее мозга. Скоро, как и у Спайка, у нее будет взрыв интеллекта, и она будет испытывать терпение всех окружающих пони, задавая миллион вопросов обо всем на свете.
Вздохнув, он опустился перед многообещающим надгробием. Оно было большим, хорошо украшенным и испещренным словами. Здесь покоится Стабби Тейлвинд, похороненный по частям. Далее следовал список травм и потерь, которые Стабби понес во время службы в страже. Ухо, глаз, второе ухо, правая передняя нога, левое крыло, а после всего этого его разорвал пополам алмазный пес, когда он защищал поселение фермеров. Напевая про себя, Сумак привел в порядок надгробие Стабби, с помощью телекинеза счищая мох, лишайник и грязь. Он достал свежий лист бумаги, прижал его к камню, закрепил магией и, используя уголь, сделал набросок, запечатлев историю Стабби на бумаге. Такой пони, как Стабби, заслуживал того, чтобы о нем помнили.
— Ой, — заметила Пеббл очень серьезно. — У Стабби была тяжелая жизнь.
— Да, но я не думаю, что он когда-нибудь сдавался. Он умер на службе, а это значит, что, потеряв ногу, крыло и другие части тела, он все равно остался в гвардии. — С величайшей осторожностью Сумак свернул оттиск и засунул его в тубус со свитками.
— Некоторые пони просто не знают, когда нужно остановиться. — Через мгновение Пеббл добавила: — Я хотела сказать комплимент. Я бы никогда не стала пренебрежительно относиться к Стабби или таким пони, как он. Не после того, через что прошел мой отец. Он не солдат, но он сражается за доброе дело.
— Трикси — член Спартанцев Спаркл… Я даже не понимаю, что это значит, но я горжусь ею. — Сумак начал осматриваться в поисках других перспективных надгробий. — Мне кажется, я не гожусь в герои. Я слишком эмоционален и слишком переживаю по любому поводу.
— Мне кажется, ты себя недооцениваешь, — ответила Пеббл. — Эмоции можно контролировать. С ними можно справиться. Но я думаю, что я последняя пони, которой стоит об этом говорить, потому что у меня проблемы с характером. Я не знаю, кем хочу быть. Мне нравится готовить, но мне также нравится преподавать. Я имею в виду, мне действительно нравится преподавать. Это приносит удовлетворение.
— Забавно… У меня есть кое-что общее с Лемон. Она тоже не создана для того, чтобы быть героем. В каком-то смысле мне от этого легче. Не знаю. — Сумак пожал плечами и продолжил разглядывать окрестности, пока на него светило теплое осеннее солнце.
— Тебе пять лет, — заметила Пеббл. — Многое может случиться, пока ты растешь. Дай себе время и не обманывай себя. — Протянув копыто, она ткнула Сумака в спину. — Если приключения и героизм тебе не по душе, это тоже хорошо. Просто не занижай себе цену.
— Что это вообще значит? — спросил Сумак.
Немного подумав, Пеббл пожала плечами:
— Понятия не имею. Но Октавия, моя мать и мой отец говорят это друг другу и мне. Чаще всего это говорит мой отец, когда у него случается один из моментов.
— Забавно, Пеббл, думать о том, что у твоего отца проблемы. Ведь он должен быть великим храбрым героем. Великий искатель приключений. Он отправляется в путь и совершает удивительные вещи вместе с Дэринг Ду. — Сумак снова посмотрел в глаза Пеббл и почувствовал, что его шея снова стала теплой, но не от гнева. Ему показалось, что Пеббл выглядит мягкой, и он захотел прикоснуться к ней.
— Я тоже не знаю, что с этим делать. — Пеббл несколько раз моргнула, а затем отвернулась от Сумака, так как ее щеки слегка потемнели. Потянувшись передней ногой, она потерла мордочку боковой стороной щетки, а затем снова опустила копыто на землю. — Мой отец, судя по словам мамы, действительно не думает о себе, поэтому мы должны заботиться о нем. На днях она долго беседовала со мной. Я больше не могу пользоваться его неуверенностью в себе, даже ненамеренно. Я еще не все поняла.
— Я думаю, у Трикси есть проблемы с уверенностью в себе, но я также думаю, что она становится лучше. — Повернув голову, Сумак посмотрел на мать, наблюдая, как она смеется вместе с Лемон. Ему было приятно видеть, как они смеются вместе. Он хотел, чтобы они обе были счастливы, и он хотел быть счастлив вместе с ними. — Пеббл, я не помню, как это — иметь рядом и мать, и отца. Мне все труднее и труднее вспоминать Флэма и Белладонну, моих родителей. С каждым днем мои воспоминания о них все больше тускнеют. Я не уверен, но мне кажется, что я снова хочу иметь семью.
Пеббл ничего не ответила, только сидела и смотрела на взрослых вместе с Сумаком.
Пока карета грохотала по мощеным улицам Кантерлота, Винил Скретч достала свою изрядно потрепанную грифельную доску, на которой оранжевым мелом написала несколько слов. Она поднесла ее к лицу Фокса и издала несколько беззвучных ворчаний, чтобы подчеркнуть свою настоятельную необходимость.
Нам нужно заехать в магазин игрушек.
Подняв бровь, Фокс некоторое время изучал немую кобылу, а затем перевел взгляд на Пеббл и Сумака. Через несколько секунд он открыл боковое окно, высунул голову наружу и что-то сказал стражникам о том, что нужно заехать в магазин игрушек. Затем он вернул голову внутрь, закрыл окно и улыбнулся Винил, но не кокетливо.
— Винил, почему именно магазин игрушек? Разве ты не можешь купить вещи для своих шалостей в другое время? — Октавия подтолкнула Винил коленом, и ее мордочка озабоченно сморщилась. Повернувшись лицом к Фоксу, который сидел напротив нее, она негромко сказала: — Прости, Фокс, иногда она впадает в определенное настроение, и ее просто невозможно переубедить. Наверное, ей нужен чихательный порошок, пастилки для пукания или еще больше сумасшедших конфет.
Протянув одно копыто и двигаясь как старая кобыла, Винил чмокнула Октавию в нос. Затем она подняла свою грифельную доску, на которой было написано следующее. Позже ты наденешь клоунский нос и радужный парик с галстуком-бабочкой в горошек.
— Винил… — Октавия закатила глаза и покачала головой, понимая, что ругать подругу бесполезно. Ее щеки потемнели, а потом она прошептала: — Я оставила это в Понивилле.
Вот почему мы должны заехать в магазин игрушек, — написала Винил на грифельной доске, скрипя мелом.
Карета наполнилась звуками щебетания Октавии, и к ней присоединилась Лемон. Сумак, чувствуя себя неловко, даже не хотел думать о том, что происходит, ерзал на своем сиденье и изо всех сил старался не смотреть на Пеббл. Лучше было не думать об этом.
Первое, что увидел Сумак, войдя в магазин игрушек, — паровоз, из которого вырывались черные клубы копоти. Он застыл в дверях и не двигался. Лимон легонько подтолкнула его с дороги и разблокировала вход. Теперь он стоял возле двери и просто смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Он не часто бывал в магазинах игрушек, так как крайняя бедность не позволяла устраивать в игрушечных лавках праздник потребительства.
Трудно было все охватить взглядом. Сумак просто стоял в оцепенении, не в силах пошевелиться. Его внимание было приковано к кукле Твайлайт Спаркл, которая мочилась сама, если дать ей бутылочку. Он стоял и моргал, не зная, как к этому отнестись. Принцесса Твайлайт Спаркл, на коробке было ясно написано, что она принцесса, у нее даже была корона и все такое, пьет из бутылочки и мочится. Сумак был в полной растерянности и не знал, что сказать Принцессе Пи-Пи Твайлайт Спаркл.
Эй, иди и выбери себе плюшку, чтобы лучше спать. Перед его лицом появилась грифельная доска Винил, и Сумак несколько раз моргнул, вглядываясь в нее и читая написанные на ней слова. Он не знал, как на это реагировать. Ему не нужна была плюшка. Жеребчики не играли с куклами. Нахмурив брови, Сумак сделал шаг назад от грифельной доски.
— Нет, не думаю, что она мне нужна. Я не какой-нибудь маленький жеребенок. Я не трусишка.
Слова на грифельной доске Винил были стерты и заменены следующими. Мне нужно выбить из тебя дурь?
Потрясенный, Сумак поднял глаза от этих слов и вгляделся в лицо Винил. Он не мог видеть сквозь темные очки, и ему было трудно понять, шутит она или говорит серьезно:
— Что?
Торопливо были нацарапаны новые слова. Я серьезно, я достану тебя, когда ты меньше всего будешь этого ожидать. Большая подушка прямо в лоб должна выбить из тебя всю дурь. Вот только не знаю, что делать с остальным.
Сузив глаза, Сумак уставился на мелкий шрифт, выведенный на маленькой грифельной доске. Что-то подсказывало ему, что это не пустая угроза, что Винил подождет, пока он ослабит бдительность, и тогда она его уничтожит. Она была коварна, и он видел слишком много доказательств этого. Теперь, подняв голову, он обдумал свое положение и подумал о том, что, возможно, ему придется отшутиться, чтобы выпутаться из этой ситуации. Но… он не был маленьким жеребенком, и ему не нужны были плюшки.
— Она сделает это, Сумак. Она выбьет из тебя всю дурь. Однажды она сделала это со мной. С тех пор я не туплю. — Выражение лица Пеббл было нечитаемым, а ее пустой взгляд — пронзительным. — Однажды она и папу достала. Она устроила в доме торнадо из подушек, и он не смог от него убежать. Она его поймала. Но папа не понял, что к чему, и продолжает глупить время от времени.
Октавия захихикала, а Сумак стоял и молчал, не зная, что сказать.
Выбирай плюшку, мой ученик, или встретишь мой гнев. Винил подняла грифель, и ее рот превратился в тонкую, плотно сжатую линию. Единорог-альбинос нависла над Сумаком, угрожая ему, и ждала, когда он выполнит ее указания. Чтобы заставить его двигаться, она стерла слова на грифельной доске, а затем нарисовала подушку, врезающуюся в пони с рогом на голове. Из головы единорога вылетел большой кусок с зазубринами и надписью "глупость", а затем Винил нарисовала грозовую тучу с молниями, из которой сыпался дождь подушек.
— Мне нужно найти комнату для кобылок! — Лемон Хартс, хохоча, как ненормальная, пронеслась через магазин игрушек, расталкивая других пони, пока направлялась к задней части.
— Хорошо, я сделаю это, — сказал Сумак, беспокоясь о том, что его мозг может вывихнуться и вылететь из уха. Он огляделся по сторонам и заметил витрину с плюшевыми принцессами. Здесь были также медведи, зайчики, плюшевые сельскохозяйственные животные и даже плюшевые монстры. Но его внимание привлекли плюшевые принцессы.
Удрученный, с опущенными ушами и обвисшим хвостом, он подошел к витрине с принцессами, чтобы получше рассмотреть ее. Ему было всего пять лет, но он не нуждался в плюшке для сна, не нуждался в ночнике и не боялся темноты, потому что у него был рог, который мог излучать свет. Высоко подняв голову, он смог зацепиться подбородком за край деревянной корзины, где были свалены плюшевые принцессы.
Он заметил Селестию с растрепанной гривой и царственной улыбкой на мордочке. Увидев ее, он вспомнил о настоящей принцессе Селестии. Она хотела, чтобы он вступил в гвардию, чтобы ее солдаты стали сильнее. Мысль об этом заставила его задуматься, и он уставился на пришитую улыбку Селестии. Теперь в ней было что-то угрожающее, и от взгляда на нее у него по спине побежали мурашки. В игрушке было что-то странное, что его пугало. Возможно, дело было в глазах-пуговицах.
Может, лучше медведя?
Плюшки Твайлайт Спаркл, похоже, пользовались популярностью, так как в корзине их оставалось очень мало. Твайлайт ему нравилась, но он не был уверен, что хочет с ней спать. Кроме того, если он снова попадет в беду, а это было вполне вероятно, учитывая его настроение, ему придется писать эссе, а это невозможно, если за ним будет наблюдать плюшка Твайлайт Спаркл.
Он перевёл косой, обвиняющий взгляд на плюшку Луны, подозревая, что именно она навевает ему дурные сны, связанные с падениями и горячими иcполосованными булками. Рассеянно дернув ушами, он потер копытом заднюю часть тела, думая о Грэнни Смит и ее желании выпороть его. Нет, он не хотел видеть в своей постели Луну-плюшку, так как она, несомненно, все испортит.
Оставалась… Принцесса Пронырливая. Его взгляд упал на плюшку Кейденс, которая смотрела на него сверху. Только у Кейденс не было никаких зловещих мотивов, связанных с ним, самое худшее, что она делала, — это шпионила за ним. Повернув голову, он посмотрел на Трикси, потом снова на Кейденс. Он очень хотел, чтобы Трикси нашла свою любовь и была счастлива. Да, Кейденс была принцессой-покровительницей особенных пони, и Сумака это вполне устраивало.
— Давай, Сумак, делай выбор. Я не позволю Винил дразнить тебя, и мы все поддержим твой выбор принцессы. — Октавия придвинулась поближе к Сумаку и подождала, пока он сделает выбор.
— Твайлайт Спаркл — хороший выбор, — сказала Трикси, — но тот факт, что она мой босс, может повлиять на мое решение.
— Принцесса Луна знает, что такое вспыльчивость. — Слова Пеббл были несколько загадочными, и она не стала уточнять. Встав на задние ноги, Пеббл достала плюшевую Луну, зажала ее в правой передней ноге, а левой погладила гриву Луны. — Я чувствую себя глупо и неуместно, прося игрушку, но можно мне?
— Конечно, Пеббл, — мягким голосом ответила Октавия. — Думаю, нам всем будет легче, если ты иногда будешь вести себя как жеребенок.
Чувствуя себя более чем неловко, Сумак взял розовую пони-принцессу из корзины. По крайней мере, темно-синий был мужским цветом. По его шее пробежала сильная щекотка, и он вздрогнул, едва не уронив Кейденс обратно в корзину.
Отлично, теперь нам точно нужно держать его подальше от Пеббл. Винил подняла свою грифельную доску и затряслась от беззвучного смеха.
— Винил, прекрати! — потребовала Октавия. — Посмотри на него, ему очень неловко.
Фыркнув от досады, Винил устремила свой пристальный взгляд на Октавию. Между ними произошел некий молчаливый обмен мнениями, о котором Сумак знал, но не понимал, о чем идет речь. Винил вытерла грифельную доску и ткнула Октавию в нос кусочком оранжевого мела, оставив пыльную кляксу.
Затем, торопясь, она начертала на грифельной доске несколько слов, которые протянула Сумаку. Ты сделал прекрасный выбор, не переживай. Не забывай, что я глупая пони. А теперь давай, помоги мне купить товары для розыгрышей на свадьбу.
— Винил… — ныла Октавия, — … обязательно быть такой ужасной?
Глава 73
— Малыш, ты хорошо провел день? — Трикси наклонилась над кроватью, где лежал Сумак, и поцеловала его в ухо. Ее губы задержались там на мгновение, пока она вдыхала его запах, и она дорожила теми несколькими драгоценными секундами, которые у нее были, чтобы сблизиться с ним.
— Да.
Улыбаясь, она натянула одеяло на тело Сумака:
— Постарайся немного поспать. Думаю, сон пойдет тебе на пользу. Очень мило, что Винил подарила тебе мягкую куклу Кейденс.
Когда Трикси произнесла эти слова, на щеках Сумака появился румянец. Он ничего не ответил, а просто лежал, положив голову на подушку. Кровать была мягкой, наверное, самой приятной из всех, в которых он когда-либо лежал, а подушка напоминала облако. Он представил, что именно так чувствуют себя дремлющие пони-пегасы.
— Прости, я не должна была говорить "куколка", наверное. — Трикси прислонилась к кровати, подняла переднюю ногу Сумака с помощью своей магии, а затем сунула Кейденс в его объятия. Она опустила его ногу, а затем подоткнула одеяла вокруг него.
— Что случилось между тобой и твоей матерью? — спросил Сумак, пытаясь сдержать зевок.
Раздув ноздри, Трикси села на пол рядом с кроватью и уставилась на стену. Ее рот открылся, как будто она собиралась заговорить, но ничего не вышло. Через несколько секунд она закрыла рот, покачала головой, и ее уши опустились. Глубоко вздохнув, она попыталась снова и смогла сказать следующее:
— Мы перестали разговаривать. Между нами и так все было натянуто, и я бросила школу. Из-за этого возникло много проблем между мной, ею и ее отцом, моим дедом. Фамилия Луламун имеет гордую и богатую историю. Моя мать родила меня вне брака, и это стало причиной напряженных отношений между ней и ее отцом. Она жила и дышала ради его одобрения, надеясь вновь обрести его благосклонность… — Голос Трикси прервался, и она продолжала смотреть на стену.
— Но что случилось? — спросил Сумак.
— Жалкая и никчемная Трикси бросила школу. — Трикси закрыла свой здоровый глаз, протянула переднюю ногу и ухватилась за ногу Сумака. — Так он меня называл. Каждый день я слышала это от него. Я была неудачницей моей матери. Я погубила доброе имя "Луламун". А когда я бросила школу, Капер Луламун сошел с ума. Они с матерью поссорились, и я решила уехать. Я отправилась в путь и не оглядывалась назад. Мать нанимала агентов, которые пытались поймать меня, чтобы вернуть домой. В конце концов это прекратилось, и она отказалась от меня.
— Значит, в дороге ты пытался стать великой и могущественной? — Сумак посмотрел в лицо матери и увидел боль. Он видел, как она открыла глаза, повернула голову и посмотрела на него. Уголки ее рта подергивались, а одно ухо слегка подрагивало.
— Я не хотела быть жалкой и никчемной. У меня был план, как стать Великой и Могущественной Трикси, а потом я собиралась вернуться домой, выломать его дверь и показать ему, на что я способна. Я заставлю его заплатить за каждый раз, когда он называл меня "жалкой и никчемной Трикси". Капер Луламун — один из самых могущественных волшебников нашей эпохи, и я хотела сокрушить его на дуэли. Но все изменилось. Теперь мне просто все равно.
— Что же заставило все измениться? — спросил Сумак.
— Ты, — ответила Трикси приглушенным шепотом. — Ты заставил все это исчезнуть.
— Я думаю, ты стала великой и могущественной. — Сумак посмотрел на кобылу, которую он называл своей матерью. — Так насколько же могущественен Капер?
— Капер — один из немногих единорогов, способных замедлять время… но сейчас не стоит обсуждать это. Тебе нужно поспать, и я знаю о твоей тактике избегать дремоты. — Она отдернула копыто от Сумака, освобождая его ногу, а затем слегка похлопала его по носу. — Ты, вероятно, скоро познакомишься с моей матерью, но я сомневаюсь, что Капер будет иметь к нам какое-то отношение. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы ты с ним не встречался. Он ужасный пони, и если он скажет тебе что-то плохое — что ж, старый план мести может снова ожить, и это будет ужасно.
Случилось самое страшное: раздался зевок, и Сумак был поражен его свирепостью. Он был настолько неожиданным и сильным, что у него заложило уши. На него упала тень матери, и он почувствовал, как она целует его в нос. Вдохнув, он почувствовал ее запах: от нее пахло цветочным мылом, чаем и слабым ароматом мяты.
— Если ты не можешь заснуть, я дам тебе немного чая, который может тебе помочь. Мы хотим, чтобы ты хорошо отдохнул к завтрашней свадьбе. — Трикси отстранилась от Сумака и улыбнулась. — Малыш, я люблю тебя.
— Мама, я тоже тебя люблю…
Вздрогнув, Сумак проснулся, держа в копытах плюшку Кейденс. Он не мог вспомнить, видел ли он сон или нет. От сильного чувства жажды у него пересохло во рту, а в желудке появилась пустая боль. Его тело было скованным, слишком скованным, и было больно двигаться. Но он все же пошевелился, так как к этому его побудило сильное желание.
Ему нужно было в туалет.
Использовав магию, он включил лампу рядом с кроватью, и та наполнила крошечную комнату светом, прогоняя темноту. После нескольких попыток он надел очки. Не обращая ни на кого внимания, он взял Кейденс, сжал ее напоследок, а затем положил на подушку. Он не знал, помогла ли она ему лучше заснуть, но благодарность никогда не помешает.
Сев в постели, он огляделся. Его комната по форме была здорово похожа на пирог, а кровать стояла у самой широкой стены. Выглянув в узкую щель окна, он увидел, что снаружи темно. Как долго он спал? Он соскочил с кровати и чуть не упал лицом вниз. Ворча, он заставил свое одеревеневшее тело вести себя прилично и, обретя равновесие, зашагал к двери.
Сумак приостановился и посмотрел на настенные часы с кукушкой. Было чуть больше четырех утра. Его уложили спать около четырех часов дня. Он несколько раз моргнул, глядя на часы, а потом повернул голову и посмотрел на двух других единорогов в столовой.
— Доброе утро, — сказал Фокс приглушенным и усталым голосом.
— Доброе утро, — ответил Сумак. Пока он говорил, он увидел Винил, которая махала ему копытом.
— Винил проснулась из-за боли в спине. Я проснулся из-за тревожных снов о задувании свечей. Скажи мне, Сумак, что привело тебя сюда в этот безрадостный утренний час? — Фокс посмотрел на Сумака, приподняв одну белую бровь.
— Я уже выспался. — Сумак стоял у подножия лестницы, моргая и изучая Фокса.
— Что ж, тогда я заявляю, что каким-то образом не понял очевидного. — Фокс сделал копытом приглашающий жест, приглашая Сумака сесть с ними. — Проходите сюда и садитесь с нами. У нас есть чай и печенье, которые помогут нам скоротать эти последние темные часы.
В этот момент Сумак решил, что ошибался насчет Фокса. Фокс ему нравился. Чмокнув губами, Сумак подошел к столу, достал высокий стул, забрался на него и облокотился о витиеватый край стола. Пока он устраивался, ему налили стакан сока, положили на тарелку печенье, которое Фокс назвал бисквитом, и Винил налила ему чаю.
Чувствуя, что может умереть от жажды, он выпил сок первым. Подняв короткий стакан, он глотнул и обнаружил, что это ананасовый сок. Это не был вкусный, освежающий яблочный сок, но он вполне мог подойти. Когда стакан опустел, он поставил его на место, и, взяв себе печенье, Фокс снова наполнил стакан соком.
— Странное печенье, — сказал Сумак, рассматривая его. Понюхав его, он решил, что пахнет оно хорошо, но ничего особенного в нем не понял.
— Рецепт родом из далекой Виндии. Это печенье нанхатай. Это что-то вроде сдобного хлеба, но с пряностями. — Фокс откинулся в кресле и кивнул Сумаку. — Я привез рецепт с собой, когда путешествовал там.
С любопытством Сумак обратил внимание на любопытного единорога:
— Каково там, в Виндии?
— Умирает, — невозмутимо ответил Фокс, — все умирает.
— Что? Почему? — Сумак снова поднял свой стакан с соком.
— Война. — Фокс поставил копыта на стол и устремил на Сумака свой напряженный, пронзительный взгляд. — Скажите, молодой господин Сумак, понимаете ли вы, насколько ценны земные пони?
— Мой лучший друг — земная пони. — Когда Сумак отвечал, он заметил, что Винил наблюдает за ним, и это почему-то заставило его занервничать. Были основания подозревать, что его изучают.
— В Виндии две фракции алмазных псов начали воевать из-за вопроса веры и религии. Слоны оказались на стороне одной из них, и все пошло кувырком. Многие пони стали покидать субконтинент и уходить в другие, более мирные места, такие как острова Гриттиш и Эквестрия. Из-за недостатка земных пони земля начала местами умирать, богатые земли превратилась в пыль, и угроза голода стала очень, очень реальной. Принцесса Селестия отправила меня туда, чтобы я расследовал это явление.
— Погодите, значит, если вокруг нет земных пони, земля начинает умирать? — Сумак поставил свой стакан с соком и чуть не выплеснул его на стол. Он уставился на Фокса, пока его мозг пытался обработать эту информацию.
— Тебя это шокирует, Сумак? — Уши Фокса, оранжевые снаружи, но белые внутри, наклонились вперед над его мордой. — Ты жил только в Эквестрии и не заметил богатства и изобилия, которые есть у нас. Гриффонстоун — это пустошь… Их нескончаемые стычки и периодическое хищничество по отношению к пони вытеснили наш род с их земли. Земля умерла без копыт земных пони, способных ее питать. Дожди идут редко, а погода становится хаотичной без пегасов, которые управляют облаками. В каждом месте, откуда нас, эквестрийцев, изгоняют, земля начинает умирать.
Для Сумака это было ошеломляющим откровением.
— Lucerna Perpetuum уже давно изучает этот феномен. — Фокс переглянулся с Винил, а затем вернул свое внимание к Сумаку. — У нас есть теории и догадки, почему это происходит. Мир не всегда был таким. Это явление началось после эпохи виндиго, когда большая часть мира замерзла. Что-то изменилось, но мы не знаем, что, как и почему. Поэтому я и отправился в Виндию, чтобы изучить этот феномен.
Очарованный до крайности, Сумак запихнул в рот целое печенье и принялся жевать.
Мел Винил заскрипел, когда она написала несколько слов на своей грифельной доске, а когда закончила, протянула ее Сумаку, чтобы тот прочитал.
Тарниш и его друиды отчаянно пытаются найти способ обратить все вспять. Я тоже. Это затрагивает всех нас. Все живое связано между собой так, как мы еще не понимаем.
— Мир во всем мире — это не просто мечта, это необходимость, — негромко сказал Фокс, пока Сумак жевал свое печенье. — Земные пони должны иметь возможность мирно и безопасно бродить по земле, не подвергаясь нападкам и не опасаясь хищников. Другие королевства только сейчас начинают замечать и признавать эту проблему, например Грифонстоун.
Проглотив свое печенье, Сумак спросил:
— Могу ли я помочь? Могу ли я присоединиться? Я хочу внести свою лепту.
Ухмыльнувшись, Винил кивнула, она выглядела очень довольной тем, что сказал Сумак.
— Вот почему существует школа Твайлайт Спаркл. — Фокс налил себе еще немного чая, добавил немного меда, а затем положил ломтик засахаренного лимона. — Это эвристическое исследование дружбы и гармонии. Все тонкости и нюансы. Дружба — это не только магия, но и выживание. Видишь ли, Сумак, Твайлайт Спаркл взяла на себя труд выяснить, почему это происходит и как обратить ситуацию вспять. Дружба необходима для гармоничного сосуществования. А такие ученики, как ты, представляют наше светлое и славное будущее.
Не в силах ничего толком ответить, Сумак снова засунул в рот целое печенье и принялся жевать. Ходя в школу, он спасал мир. Пойти в школу было легко. Все, что ему нужно было делать, — это просто приходить в школу, и он выполнял свою часть работы. Но этого было недостаточно, и он хотел принимать более активное участие во всем.
Чувствуя себя лучше почти во всем, Сумак с нетерпением ждал возможности стать учеником Винил.
Глава 74
Снаружи кареты Сумак услышал шум. Они немного замедлили ход и теперь стояли в плотном потоке транспорта недалеко от замка. В основном Сумак был спокоен и ни о чем не беспокоился. Он чувствовал себя лучше после хорошего сна и был готов к событиям того дня, который наверняка будет долгим.
Однако в нем еще оставалось чувство волнения: Сумак был приведен к присяге в качестве члена тайного общества на церемонии, которая казалась очень взрослой. Они с Винил надели объемные черные плащи и, используя свою магию в унисон, держали горящую свечу, чтобы зажечь другую, — символический акт поддержания света. Его плащ был немного великоват, и он чуть не споткнулся о него, но ничего страшного. После церемонии ему дали небольшой тонкий блокнот с различными заклинаниями, чтобы он мог попрактиковаться.
Он узнал, что волшебник, владеющий световыми заклинаниями, называется "аврорамант".
Пока было слишком рано говорить о том, в какой магии он может быть хорош, но у него было подозрение, что она будет сфокусирована на молниях. Его кьютимарка — яблоко с молнией — имел девять маленьких молний, расходящихся вокруг него. Электричество было полезным талантом, ведь с его помощью можно было приводить в действие всевозможные фантастические устройства, уничтожать слепней и заряжать батареи до рабочего состояния.
Когда карета замедлила ход, Сумак понял, что он и остальные могут застрять здесь надолго. Он посмотрел на Фокса, оценил его сабли и подумал, не задать ли вопрос, чтобы завязать разговор и скоротать время. Прочистив горло, Сумак отбросил минутное чувство неловкости за то, что собирается задать вопрос.
— А что это за сабли? — Сумак спросил голосом, в котором было заметно лишь минимальное колебание.
Брови Фокса нахмурились, а на лбу под рогом появились глубокие морщины. Наклонив голову, он повернулся лицом к Сумаку, похлопал копытом по рукояти своей сабли, а затем ответил:
— Есть враги, которые сопротивляются магии. Ужасные враги. — Пока Фокс говорил, Октавия подняла ногу и принялась растирать горло. Его глаза на мгновение остановились на ней, и на его лице появилось мимолетное выражение озабоченности, прежде чем он вернул свое внимание к Сумаку. — Есть враги, которые будут сопротивляться твоим заклинаниям, даже игнорировать их, и твой телекинез не сможет их захватить. Попытки оттолкнуть их от тебя окажутся тщетными, и они будут продолжать наступать.
Вздрогнув, Винил кивнула, но, разумеется, ничего не сказала.
Сумак подумал о големе, с которым Твайлайт сражалась в Замке Полуночи. Меч мог бы помочь, но Сумак задался вопросом, насколько острым должен быть меч, чтобы разрубить голема. В глубине души он еще больше проникся пониманием уроков стрельбы из лука. Волшебник должен быть практичным.
— Сабли также полезны для сохранения магической энергии, — добавил Фокс. — Для того чтобы поднять саблю, требуется минимальный ее расход, и при необходимости я могу махать ею часами. И я так и делаю. Заклинания утомляют меня немного быстрее, чем мне хотелось бы, поэтому я придерживаюсь сдержанного стиля боя.
— Сабля кажется разумным выбором, — заметила Лемон Хартс, — но я не думаю, что когда-нибудь смогу ей воспользоваться.
— Когда я была кобылкой, я наблюдала за показательными выступлениями бойцов с посохами. Единороги тренировались использовать посохи как оружие, а не как магические фокусирующие устройства. Они были смертоносны и свирепы. Я была впечатлена. Мой дедушка, Капер, не был впечатлен и сказал, что необходимость в оружии — это глупость. Единорог выживал за счет смекалки и магии. — Вздохнув, Трикси еще немного покосилась на Лемон и покачала головой. — Если бы у меня была сабля или какое-нибудь практичное оружие, я, возможно, не попала бы в такие переделки, в которых оказалась. Лучше бы я не увлекалась романтическими представлениями о выживании с помощью смекалки и магии. Это глупо.
— Действительно. — Брови Фокса расслабились, а глубокие морщины на лбу исчезли.
Карета покачнулась, а затем и вовсе остановилась. Фокс открыл окно, высунул голову наружу и огляделся. Сумак, пребывавший в довольно спокойном настроении, не проявлял беспокойства. Он повернулся к Пеббл, улыбнулся ей, а потом посмотрел на Бумер, которая обхватила его рог. Маленький дракончик проснулся, наверное, на треть, или так считал Сумак. Она казалась слишком сонной, чтобы проснуться наполовину. Фокс накормил ее на завтрак осколком сапфира.
— У вас двоих, — начал Фокс, жестом указывая на Сумак и Пеббл, — будут свои места на балконе. Я так понимаю, что оттуда открывается прекрасный вид, и вам придется делить пространство с камерой. — После долгих обсуждений мистер Типот поставил копыто и потребовал, чтобы вас обоих держали подальше от толпы.
— Мой папа меня любит.
— Я тоже не люблю толпы, — сказал Сумак. — Я помню тот наш ужин. Твоя мама сказала, что ей пришлось тащить тебя на своей ноге.
Пеббл несколько долгих секунд смотрела на Сумака, а потом ответила:
— И твоей, насколько я помню, тоже.
— Не язвите, вы двое, иначе мы заставим вас поцеловаться и помириться. — Потянувшись, Трикси ласково погладила Пеббл и подмигнула Сумаку.
Пеббл уставилась на Трикси, пытаясь оценить ее ужасную, страшную, отвратительную, ни на что не годную угрозу. Через несколько секунд она моргнула раз, два, а на третий раз ее глаза сузились, и она поняла, что угроза реальна. Трикси Луламун была у руля, и угроза была реальной. У Пеббл не было иного выхода, кроме как вести себя прилично.
— Она так похожа на своего отца, когда он оценивает угрозу, — рассеянно и скучающе заметила Октавия. — Иногда, клянусь, можно увидеть, как в голове Тарниша вращаются шестеренки. Довольно забавно, на самом деле. За исключением тех случаев, когда это не так. "Эй, это хорошая идея — отправиться в кишащее гидрами болото Фрогги Боттом". — Октавия подняла переднюю ногу и помахала ею в призывном жесте, словно подбадривая группу.
Винил кивнула и вздрогнула.
Когда карета снова начала двигаться, раздался скрип задней оси, и она покатилась со скоростью улитки. Если так пойдет и дальше, то они опоздают на свадьбу примерно на неделю, так полагал Сумак. Впрочем, он не возражал, ведь в карете ему было хорошо. Когда стало ясно, что никакой истории о Фрогги Боттом не будет, Сумак тихонько вздохнул. По крайней мере, история может помочь скоротать время и, возможно, окажется увлекательной.
— У меня есть вопрос о Lucerna Perpetuum. — Сумак повернул голову и посмотрел Фоксу в глаза, пока карета грохотала по булыжникам.
Ничего не сказав, Фокс кивнул.
— Я знаю, что свет должен быть гореть, но что именно мы делаем? — спросил Сумак. Пока он говорил, он на мгновение поправил очки, которые немного съехали на нос.
Постучав белым копытом по подбородку, Фокс прищурил глаза, обдумывая вопрос Сумака. Одно ухо приподнялось, другое опустилось, и на мордочке лисоподобного пони на короткую секунду мелькнуло выражение хитрости, пока в его голове крутился подходящий ответ на вопрос Сумака.
— Стоит упасть одному пони, и все могут упасть, как домино. Так много жизней взаимосвязано. Порой достаточно одного неудачного дня, чтобы все пони развалились. — Фокс сделал паузу, подумал ещё немного, а затем продолжил: — Стоит одному пони погрузиться во тьму, и тьма становится сильнее. Тьма приходит и забирает другого. Мы пытаемся вернуть пони, мы пытаемся дать им надежду… мы заставляем тьму поработать, чтобы забрать хотя бы одну жизнь. Вы позволяете Тьме претендовать только на одну жизнь, а затем, как неблагодарный зверь, которому оказали гостеприимство, она приходит, чтобы потребовать еще одну, потому что одной никогда не бывает достаточно.
— Значит, мы помогаем другим? — Задавая свой вопрос, Сумак почувствовал, как Лемон Хартс притянула его ближе к себе. — Что мы делаем?
— Как одного черного дня может быть достаточно, чтобы уничтожить пони, так и одного доброго поступка может быть достаточно, чтобы спасти их. — Фокс откинулся в кресле и еще раз постучал копытом по подбородку. — Никогда не знаешь, когда пони может провалиться сквозь трещины. Такой простой поступок, как угостить пони, которому не повезло, сэндвичем, может убедить их, что другим не все равно. Это может стать тем самым поступком, который переломит ужасный день, который прошел кошмарно неудачно. Поднимая упавших, мы поддерживаем свет. Мы пытаемся вдохновить других быть лучше, делать лучше, быть милосердными, быть добрыми, быть воплощением Элементов Гармонии.
Лемон Хартс, обнимая Сумака, сказала:
— Щедрость, доброта, честность, верность, смех…
— И магия, — закончила Трикси.
— Грогар предпочитает другие черты. Обман, жестокость, вероломство, отчаяние и жадность… — Фокс несколько раз моргнул, покачал головой и взглянул на Винил, прежде чем закончить: — Твайлайт нашла магию в дружбе. Грогар тоже нашел особую магию в апатии.
— А как насчет ненависти? — спросила Лемон.
— Ненависть подразумевает, что ты заботишься о ком-то или о чем-то настолько, чтобы испытывать к ним эмоции, — ответил Фокс. — Апатия или же равнодушие означает, что вам вообще нет до них никакого дела, что гораздо, гораздо хуже.
— Поэтому мы боремся с апатией, когда пони просто перестают заботиться. — Сумак прижался поближе к Лемон Хартс и был рад, что она так близко. — Плохой день или что-то, что их действительно ранит, может заставить их перестать заботиться о чем-то. Я это чувствую.
— Для нас, эквестрийцев, равнодушие гораздо, гораздо хуже, чем многие думают, — сказала Октавия мягким и успокаивающим, почти шелковистым голосом. — Оно означает, что наша стадная структура разрушена. Наши инстинкты, наши мотивы, те самые вещи, которые движут нами и вдохновляют нас, если мы поддаемся апатии, это значит, что мы потеряли то самое, что делает нас эквинными, самую суть нашего существа. В одной из книг Твайлайт рассказывает о том, как Дискорд довел ее до апатии и разбил ей сердце, когда она подумала, что потеряла своих друзей.
Пеббл, которая слушала, вздохнула, затем повернулась к Трикси, немного подвинулась и прижалась к ее боку. Она ничего не сказала, но на ее лице появилось смутное обеспокоенное выражение, словно, быть может, она пережила какое-то неожиданное самоосознание.
— Итак, школа Твайлайт изучает дружбу, она помогает разобраться с тем, что держит нас вместе, например, с теми вещами, которые составляют Элементы Гармонии. Твайлайт… — Сумак напрягся, пытаясь разобраться с концепцией, которая была ему немного не по зубам. — Твайлайт… она… — Не в силах выразить свои мысли словами, он сдался и замолчал.
Этот разговор дал Сумаку много пищи для размышлений.
В замке царила суета и спешка, и Сумак боялся, что на него могут наступить или пнуть. Он проскользнул под Трикси, спрятался среди ее ног и сделал так, что Трикси не могла двигаться с какой-либо скоростью. Когда его схватили с помощью магии, он издал вопль, когда его подняли, а затем он оказался на спине Трикси.
По крайней мере, ему не грозила опасность, что на него наступят.
Повсюду были гвардейцы, целые кучи, и среди них Сумак разглядел Тарниша и Мод. На Мод были доспехи, и она представляла собой совершенно устрашающую фигуру, заключенную в какой-то странный оранжевый металл.
— На маме стальные доспехи кентавра, — заметила Пеббл с напускной уверенностью. — Я была с ней, когда она нашла их в руинах. И Октавия тоже. — Подняв копыто, Пеббл помахала родителям, пока группа продолжала спешить прочь.
— На мне они сидели не очень хорошо, не то что на ней, — сказала Октавия, когда они лавировали через море тел. — Они ужасно жмут мне в самых неподходящих местах. Мод очень, очень повезло, что ей они подошли, потому что эту броню не переделать.
— В случае проблем им придется несладко. — Сумак немного расслабился и прижался к спине Трикси, наблюдая за тем, как группа гвардейцев-пони марширует вместе, как единое целое, в идеальном шаге. Зрелище было впечатляющим, и на краткий миг Сумак задумался о том, чтобы вступить в гвардию. Однако его отвлекло оружие, которое они несли, притороченное к их спинам. — Эй, мама, эти копья выглядят необычно.
— Малыш, это не копья, — ответила Трикси. — Это винтовки со штыками. Королевских Мушкетеров снова призвали на службу.
— Но это не мушкеты. — Фокс усмехнулся и помахал проходящим мимо солдатам. — Нет ничего лучше зорких пегасов и грифонов, чтобы не подпустить захватчиков на безопасное расстояние. Ex Ignis Amicitiae!
Один из стражников, молодой пегас, не вооруженный винтовкой, взмахнул крылом в знак приветствия Фоксу, кивнул и ответил:
— Ex Ignis Amicitiae!
Сумак, ослепленный военным зрелищем, сидел на спине у матери и просто воспринимал все это. Он понятия не имел, что только что было сказано, и был слишком ошеломлен, чтобы спрашивать. Его мир менялся, и он не мог в нем разобраться. Турельная пушка на поезде удивила его, но теперь, увидев блестящие, сверкающие винтовки, пристегнутые к спинам пегасов, он увидел доказательство того, насколько сильно изменился мир.
Старое выражение "быстрый как пуля" всегда было для Сумака просто фразой, и он никогда не видел, как стреляют пулями. Он даже никогда не видел оружия. Теперь мир, в котором он вырос, был страшным, неизвестным, странным, незнакомым.
Казалось, сегодня сюрпризам не будет конца: он увидел принцессу Твайлайт Спаркл и принцессу Кейденс. На них не было пышных платьев принцесс, нет, на обеих были черные, устрашающие доспехи, которые Сумак видел во время поездки на поезде и которые носила принцесса Селестия в Понивилле. Теперь в принцессе Кейденс не было ничего изящного или красивого. Она была громадной и мощной силой аликорна. Ее черные доспехи и розовая шерсть, которую можно было разглядеть, представляли собой ужасающее сочетание. Еще любопытнее было то, что нога Твайлайт, похоже, больше не была сломана, и Сумак очень хотел узнать, как и почему.
Если на свадьбу придут незваные гости, их ждут большие неприятности и страдания.
Сумак жалел их.
Глава 75
Принцесса Кейденс была довольно крупной — гораздо крупнее, чем Сумак ожидал, — и видеть ее перед собой во плоти было удивительно. Она возвышалась над ним, даже несмотря на то, что он был на спине матери, а ее устрашающие черные доспехи не могли не вызвать у Сумака чувства легкого ужаса. Он сглотнул, моргнул, а потом просто сел и уставился на нее.
— Привет, Сумак. Ты получил мое приглашение? — На лице Кейденс сияла прекрасная улыбка, от которой морщились уголки ее глаз. Ее округлые щеки прижались к шлему, и было видно, как вокруг ее рога порхают блестящие искорки.
— Я спал с тобой прошлой ночью. — Через несколько секунд после произнесения этих слов Сумак понял, что оплошал. Его лицо превратилось в вулкан, готовый извергнуться, а шея пылала, как вышедший из-под контроля лесной пожар, когда во рту пересохло. С его губ сорвался писк, который могли услышать только алмазные собаки, а горло сжалось. Вероятно, его крик услышали все лунные пегасы поблизости, и он ожидал, что они появятся в любую секунду.
Когда Твайлайт начала хихикать, Кейденс ответила:
— Ну, я очень надеюсь, что я была мягкой и тискательной. Я помогла тебе лучше заснуть? Твайлайт сказала мне, что твой сон был неспокоен. Я беспокоюсь. Как ты думаешь, может быть, тебе нужно пройти курс терапии? Ты пережил серьезную травму.
— Я справляюсь, — пискнул Сумак, и его голос звучал так, словно он втянул в себя воздушный шар с гелием. — Если мне понадобится помощь, я попрошу. Спасибо за приглашение, но я хочу остаться на месте.
Разочарование Кейденс было настоящим и искренним. Она стояла с высоко поднятой головой, моргая, и ее улыбка исчезла:
— Оставайся в безопасности, Сумак Эппл. У нас с Твайлайт много дел. Мы с тобой еще поговорим, но позже.
— Хорошо. — Сумак почувствовал себя немного виноватым за то, что заставил принцессу выглядеть такой разочарованной. — Это сложно, принцесса Кейденс… Мне очень жаль. Я не могу приехать на север без своей лучшей подруги Пеббл… и я не хочу оставлять Трикси и Лемон. Я только сейчас начинаю чувствовать, что у меня есть семья…
— Я понимаю. — Кейденс прищелкнула языком и мягким прикосновением крыла заставила Сумака замолчать, закрыв ему рот своими перышками. — Тебе не нужно сожалеть и извиняться. Все, что тебе нужно, — это быть счастливым, потому что ты особенный и заслуживаешь этого.
— Знаешь, Кейденс, мне кажется, ты поставила перед собой задачу сказать каждому жеребенку, что он особенный, — сказала Твайлайт, придвигаясь ближе. — Я помню, как ты говорила это мне.
— Да, — ответила Кейденс, — так и есть. — Протянув крыло, она коснулась и Пеббл. — Ты тоже особенная. Береги Сумака, Пеббл. Думаю, сделав это, ты усвоишь тот же урок, что и твоя мать.
— Что это за урок? — спросила Пеббл, сидя на спине Октавии.
— Я думаю, ты поймешь это, когда придет время. — К Кейденс вернулась ее прекрасная улыбка, и она засияла, глядя на Пеббл. — Открытие — само по себе урок.
— Если у тебя будет возможность поговорить с моей мамой, передай ей, что я ее люблю. — Пеббл моргнула и посмотрела на Кейденс пронзительным взглядом. — И отцу тоже.
— Я так и сделаю, — пообещала Кейденс.
Балкончик был совсем крошечным — укромный выступ, предназначенный для принцесс, чтобы они могли смотреть вниз на большой зал и не быть поглощенными толпой. Сумаку не потребовалось много времени, чтобы понять, что с балкона открывается потрясающий вид на все происходящее. Сидящие зрители будут наблюдать за свадьбой с хвоста, а он — с головы.
Пони и другие зрители все еще рассаживались. Присутствовали несколько небольших драконов, несколько алмазных собак, несколько минотавров, целая стая грифонов, одна мантикора, которая очень встревожила Сумака, и множество других существ. Вторгшимся на свадьбу грозила опасность быть съеденными, хотя он сомневался, что принцессы позволят гостям съесть захватчиков. Но его воображение было гиперактивным и отказывалось слушать разум, поэтому ему были предложены восхитительные мысленные образы.
С опаской он заглянул за перила и почувствовал легкое головокружение. Так, заглядывать через перила было плохой идеей. Он был не так уж высоко, но от взгляда вниз у него точно закружилась голова. Он отступил от перил, забрался в мягкое кресло и устроился поудобнее. Кресло было самым лучшим из всех, что когда-либо существовали, и он чувствовал себя королем.
Чувствовать себя королем было довольно приятно, поэтому он наклонился, подтолкнул Пеббл и тихим шепотом сказал ей:
— Ты можешь быть моей королевой. — Увы, он не подумал о том, что его слова могут быть вырваны из контекста, ведь он не сказал Пеббл, что чувствует себя королем.
Пеббл восприняла это как следует — она окрасилась в темный, темный оттенок фиолетово-коричневого, а затем скорчилась на своем месте, не желая даже смотреть на Сумака. Сияя, Сумак старался выглядеть как можно более царственно, глядя на нескольких пони, уже сидящих в зале. Рядом с ним Трикси и Лемон Хартс начали хихикать. Рядом с Пеббл Октавия и Винил обменялись взглядом и улыбкой.
С помощью своей магии Винил открыла сумки, которые принесла Октавия, и достала свою собственную камеру, которую она установила и сфокусировала на помосте внизу. Черная, серебристая и гладкая камера была кинокамерой и практически лучшей камерой, которую только можно было купить.
— Хорошо быть королем, — объявил Сумак, вникая в суть происходящего.
— Король не очень хорошо защищен, — сказала Трикси, поднимая Сумака с кресла.
Жеребенок испустил тревожный крик, опасаясь, что сейчас произойдет что-то ужасное, и, конечно, что-то ужасное действительно произошло. Он почувствовал, как мордочка Трикси прижалась к его шее, отчего по позвоночнику побежали мурашки, а потом он почувствовал, как она вдохнула через нос. О нет.
От этого громкого урчания в горле ему захотелось отпрыгнуть в сторону, но тут он вспомнил, что находится на балконе. Прыгнуть — значит перелететь через перила, а это было бы плохо. Она подловила его еще дважды, и Сумак был бессилен что-либо с этим поделать. Преданный, обманутый, Сумак позволил Трикси удерживать его, делая при этом кислое лицо в знак протеста.
Бумер, не обращая внимания на суматоху, перепрыгнула на рог Лемон Хартс, свернулась калачиком и затихла. Она зевнула один раз, несколько раз моргнула, а потом, вздохнув, закрыла глаза и снова заснула. Ее маленький животик все еще был вздутым от слишком плотного (для нее) завтрака.
Смеясь, Трикси усадила Сумака на место, убрала его гриву с глаз, а затем ласково похлопала его по холке. Он как раз собирался что-то сказать, когда дверь за его спиной открылась и на балкон вышел Фокс.
— Мои извинения, но я должен на время одолжить Октавию и Винил, — извиняющимся голосом сказал Фокс. — Все в порядке, так что не волнуйтесь, но есть небольшое музыкальное происшествие.
Винил с раздраженным видом указала жестом на камеру, которую только что закончила настраивать, а затем уставилась на Фокса, который отшатнулся от раздраженного взгляда Винил. Она несколько раз фыркнула, а затем сделала очень грубый жест копытом, заставивший Октавию вздрогнуть. Наблюдательный Сумак отложил жест копытом в свою ментальную картотеку, решив извлечь его позже, в другое время.
— Нам нужен виолончелист, — объяснил Фокс, — видимо, жеребец, который должен был играть, съел вчера на вечеринке какой-то прокисший шпинатный соус. Сейчас он никак не может играть. Кроме того, у нас возникли серьезные проблемы с электричеством в звуковой системе, и нам нужен опытный звукорежиссер, чтобы устранить некоторые проблемы с сибилянтами, а также реверберацией и искажениями.
— У меня возникает искушение просто сказать "нет" и посмотреть, что из этого выйдет, — раздраженно сказала Октавия.
— Сегодня особенный день принцессы Селестии и принцессы Луны. — Пеббл обратила свой холодный взгляд на Октавию. — Их свадьбу могут разгромить монстры. Им и так есть о чем беспокоиться. Дай им передохнуть.
— Ладно! — Октавия заскулила и разочарованно хмыкнула. Она склонила голову, поцеловала Пеббл, а затем повернулась лицом к Фоксу. — Прокисший шпинат, говоришь? Какой ужас!
Сидя в кресле, Пеббл посмотрела на Сумака и почувствовала нервозность, когда взглянула на него. Глядя на него, она почему-то всегда немного нервничала и чувствовала, как подрагивают ее мышцы — подрагивают так, что другие не замечают, потому что она их сдерживает. Если бы она не сдерживала их, подергивания могли бы перерасти в толчки, и это было бы замечено. Это было бы невозможно игнорировать. Казалось, с каждым днем она становилась все сильнее, и сдерживаться было все труднее.
Одной ее части хотелось плакать, но она не знала почему, а другой — кричать. Тревога и эмоции захлестнули ее разум, затуманили восприятие и оставили в груди ощущение сдавленности. Зная, что Сумак выслушает ее, она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова, которые она хотела произнести, эрудированные, хорошо сказанные, содержательные слова, так и не прозвучали. Ее жеребячье тело предало ее, и она просто выкрикнула несколько слов, которые заставили ее содрогнуться, даже когда она их произнесла.
— Я ненавижу брак, а свадьбы — это глупость.
Она тут же пожалела о своей внезапной вспышке, но ничего не могла с собой поделать. Сгорбившись в кресле, она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, а в носовых пазухах появляется тупая боль. Больше всего на свете ей хотелось взять слова обратно, но было уже слишком поздно. Уставившись в пол, она не осмеливалась посмотреть на Сумака, Трикси или Лемон Хартс. Глубоко внутри что-то болело, но она не могла понять, что тому причиной — душевная или физическая боль.
— Пеббл Пай, что с тобой…
— Мам, не надо. — В словах Сумака было удивительно много авторитета для пятилетнего жеребенка. — Пеббл, тебя что-то беспокоит? Ты ведь знаешь, что можешь поговорить со мной, правда? Ведь мы друзья, а друзья разговаривают. Как мы делали это у костра.
— Мисс Луламун, может, пусть Сумак посмотрит, что он может сделать, — предложила Лемон Хартс.
Пеббл, чувствуя себя пристыженной и обиженной, не могла заставить себя посмотреть на друга. Ее пробрала дрожь, и она прижала передние ноги к туловищу. Она зажмурилась, но в самообъятиях не было никакого утешения. Давление в черепе усилилось, и она поняла, что если так будет продолжаться, то у нее снова начнется мигрень — тогда ей нужно будет пойти в темное место и лечь.
— Пеббл? — Голос Сумака прозвучал для Пеббл обеспокоенно.
— Брак — это глупость, и я не вижу в нем смысла, — пролепетала Пеббл, в очередной раз уличив себя в жеребячьих замашках. Острая ненависть к себе накатила на нее как волна, и она еще крепче сжала себя в объятиях, да так, что у нее заболели ребра. — Почему пони вообще об этом беспокоятся?
— Потому что это традиция. — Голос Трикси был теперь мягким, но Пеббл это не утешило. — Это просто то, что делают пони. Они женятся и заводят семью.
— Это не очень хорошая причина. — В голосе Пеббл почти слышалось жалобное хныканье, но она знала по опыту, что другие услышат только ровное безразличие. Ей хотелось закричать, она думала об этом, но сдержалась. Она должна была сдержаться. — Это просто глупо. Если бы куча пони прыгнула с моста из-за традиции, ты бы так поступила? Традиции — это не повод что-то делать. Это просто глупое давление со стороны окружающих, чтобы заставить тебя соответствовать.
— Пеббл, что тебя на самом деле беспокоит? — спросил Сумак.
— Все! — Теперь голос Пеббл стал немного громче, она чувствовала и слышала его. — Я даже не могу разобраться в собственной семье. У Октавии будет жеребенок, и он от моего отца. Это неправильно… все неправильно. Они не женаты, и это меня беспокоит. Я не могу понять, кто мы такие. Я боюсь и переживаю, что что-то случится, и они перестанут дружить, и Октавия уйдет, и мой отец потеряет одного из своих жеребят, и это раздавит его, и ему будет больно, и я потеряю свою младшую сестру или брата, кем бы он ни оказался.
Когда Пеббл сделала несколько глубоких, тяжелых вдохов, она услышала чей-то вздох, но не была уверена, кого именно. Она закрыла глаза, стиснула зубы и покачала головой из стороны в сторону.
— Они даже не посоветовались со мной и не спросили, что я об этом думаю. Они не подумали о том, что это может испортить мою жизнь. Никто не потрудился спросить, что я думаю. И я ненавижу их за тот беспорядок, который они устроили, и я ненавижу их за то, что я запуталась, и я ненавижу их за то, что теперь я чувствую себя глупо и не могу ничего понять.
С трудом сдерживаясь, она почувствовала, как Сумак забирается в кресло рядом с ней. Ворча, она сопротивлялась его объятиям и отстранилась. Его прикосновения, его ласки — сейчас все это было слишком запутанным, но она помнила о своей силе и не делала ничего, что могло бы случайно причинить ему боль. Когда внутри нее закипала ярость, она снова заскрипела зубами, отчего раздался ужасающий звук — это откололись кусочки эмали. Ей снова придется идти к стоматологу, и она чувствовала, как во рту раздается жуткий стук сколотых зубов. Каждое прикосновение, каждый удар одного зуба о другой, каждый новый скол и отслоение пронзали ее болью и вызывали ноющие мурашки по позвоночнику.
— Я не хочу, чтобы Октавия или Винил уезжали, и я не могу знать, останутся ли они вместе… Я не знаю, семья мы или нет. Я ненавижу не знать, и иногда мне хочется, чтобы они ссорились и ненавидели друг друга, а все пони просто ушли и покончили с этим, чтобы я перестала об этом беспокоиться.
Она почувствовала, как одна из передних ног Сумака обвилась вокруг ее бедер, и, помня о том, как болят и нежны его подплечья, не стала двигаться или дергаться, боясь причинить ему боль. Его прикосновения приносили успокоение, и это очень смущало ее. Ее нынешнее эмоциональное состояние не могло справиться с перегрузкой, и, к своему стыду и смущению, она начала плакать.
Это было ужасно, даже хуже, чем скрежетать обломанными зубами.
— Я хочу, чтобы они остались вместе, но не могу вынести незнания, — ныла Пеббл, ощущая, как сжимается ее горло. — И мне не нравится, что брак нужен для того, чтобы показать свою привязанность… Я просто хочу, чтобы они остались вместе, чтобы мы могли быть семьей, и мне бы хотелось, чтобы брак не был нужен для того, чтобы все держалось вместе.
Почувствовав, что Сумак тянет ее за собой, она сдалась и позволила притянуть себя к нему. От напряжения ее тело стало неподвижным, как статуя. В этот момент Пеббл ощутила нечто вроде пробуждения женственности, явно женское чувство, неоспоримое ощущение женственности, когда Сумак обнял ее, а она прильнула к нему. Что-то в этом было обнадеживающее, успокаивающее — и потому она ненавидела это, это смущало ее и казалось слабостью. В этот момент она также немного ненавидела и обижалась на Сумака, поскольку чувствовала, что он посягнул на ее незыблемую независимость. Еще большее отвращение к себе она испытала, осознав, что ей нравится, когда ее обнимают, и что в этот момент она нуждается в нем, что вызвало у нее отвращение. Ее переполняли чувства отвращения и стыда, которые мучили ее и потрясали до глубины души.
Но это не помешало ей обнять его, что она и сделала, прижавшись к нему так крепко, как только посмела, и не отпускала. Он дышал ей в ухо, что щекотало и еще больше возбуждало ее. Закрыв глаза, она закрыла свет и погрузилась в непроглядную тьму. Прижимая к себе Сумака, она замедлила дыхание и применила все известные ей приемы, чтобы успокоиться.
— Ненавижу брак, — пробормотала Пеббл и замолчала.
Глава 76
Сумак молча держал Пеббл, пока Лемон вытирала ей лицо несколькими влажными салфетками, принесенными стражником. Это было неловко, странно, и тело Пеббла было слишком теплым по сравнению с его собственным, отчего ему было не по себе. Ему хотелось снова оказаться в прохладе и свежести, ему становилось слишком жарко, но он не решался отпустить ее. Некоторые вещи нужно просто перетерпеть, подумал он, даже если они горячие, заставляют болеть и без того больные подплечья и причиняют неудобства. Это было, пожалуй, самое неприятное в близости с другим пони: легко перегреться, а от такого тепла Сумак становился раздражительным и расстроенным.
Внизу большой зал заполнялся. На многочисленных скамьях сидели гости. Пони-пегасы устраивались поудобнее на сводчатых стропилах над головой. Сумак подумал, сколько среди них гвардейцев, только не в доспехах. Кроме того, на стропилах было очень необычное зрелище: там находились чейнджлинг и гарпия. Сумак не знал, кто они такие, и задавался вопросом, зачем они там. Было очевидно, что они гости, но ему хотелось узнать, как они оказались в гостях и почему.
Среди присутствующих было удивительно много драконов, причем драконы были примерно такого же размера, как Бумер, когда она подрастет. Почти с пони. Он потискал Пеббл и задумался, какой могла бы быть взрослая Бумер. Некоторые из драконов выглядели свирепо: у них были зубы, шипы и когти.
Среди царившего внизу хаоса Сумак увидел бегающего Спайка, и маленький дракончик показался ему безумным. Он не знал, что делает Спайк, но, несомненно, что-то важное, ведь у Спайка в руках была доска для записей и ручка. Помощник номер один Твайлайт Спаркл сорвался с места и исчез из виду, скрывшись за дверью.
Оглянувшись, он увидел Винил Скрэтч, которая шла по стене медленными, шаркающими шагами, следуя за какими-то проводами. Все еще прижимая к себе Пеббл, он слегка наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть ее, ведь не каждый день увидишь пони, идущую по стене так, будто это самая обычная вещь на свете. Он почувствовал, как Пеббл вздрогнула, а затем начала отстраняться от него. Часть его почувствовала облегчение, ведь теперь он мог остыть и обрести собственное пространство, но он чувствовал себя виноватым за это.
— Сколько еще? — спросила Пеббл.
— Твои предположения так же хороши, как и мои, — ответила Трикси.
— Эй, я вижу Твинклшайн и Минуэтт. — Лемон Хартс убрала немного сопливые влажные салфетки и принюхалась. — Интересно, как поживает Твинклвонкл…
— Твинклвонкл? — Сумак повернул голову, чтобы посмотреть на Лемон Хартс, и уголки его рта дернулись вверх, когда он издал маленький смешок, подавляя смех.
— О, — ответила Лемон Хартс, — на уроке химии с ней произошел несчастный случай, связанный с триметиламином. Она воняла, как гниющая рыба, около месяца. Глаза слезились. — Голова лимонно-желтой кобылы покачивалась вверх-вниз, когда она вспоминала это, а ее ноздри сузились, и мордочка сморщилась. — Ей было дано задание — вывести вонь магией, но у нее ничего не получалось. Но ей все же удалось как-то усугубить вонь. Она и Твайлайт попробовали, и хо-хо, это было ужасно.
— Я помню это. — Трикси улыбнулась, вспоминая свои школьные годы. — Наступала зима, и нам приходилось держать окна открытыми. Все пони замерзли.
— Тяжелые испытания закаляют характер, — сказала Лемон Хартс, сделав очень серьезное лицо. — Это завуалированное благословение. Однажды ты оглянешься на этот период своей жизни и поблагодаришь за то, что он случился. — Лемон Хартс вздохнула, улыбнулась и подтолкнула Трикси. — Школа была просто буйством.
— Это больше похоже на катастрофу. — Пеббл немного фыркнула, но голос ее был более похож на ее обычный. Посмотрев вниз, она увидела свое измятое платье, вздохнула, попыталась разгладить его, но потом сдалась. Она опустилась в кресло и прислонилась к боку Сумака, так как места для них двоих было вполне достаточно.
Двойные двери в большой зал широко распахнулись, и в зал хлынул поток гостей. Сумак наблюдал за ними, навострив уши, и не сводил глаз с Винил, стоявшей на стене. В воздухе витал аромат фантастической еды, и он понял, что проголодался. Казалось, что-то происходит, но это был не тот важный момент, которого ждал он и другие.
— Я голоден, — сказал Сумак Трикси.
— Мы поедим позже, — ответила Трикси.
— Но сейчас я голоден. — Сумаку снова стало слишком тепло, Пеббл прижалась к нему, и теперь все его части вспотели. Он подумал, не начнет ли от него вонять. — Я позавтракал слишком рано, еще до восхода солнца, а сейчас, должно быть, уже ближе к полудню. Я сейчас умру.
Закатив глаза, Трикси покачала головой и фыркнула.
— Если я умру, это будет полностью твоя вина, и пони будут называть тебя плохой матерью. — На губах Сумак появилось нечто, похожее на улыбку. — Я засохну и превращусь в пони-сливу. Эй, Пеббл, у меня ребра торчат?
— Да, — мрачно ответила Пеббл. — Но это потому, что ты тощий маленький стручок, а не потому, что ты голодаешь.
— Ой, эй, это было некрасиво. — Сумак изо всех сил старался выглядеть раненным, как можно более грустным и жалким. Почувствовав, что вспотел еще больше, он отстранился от Пеббл — теперь у него была на то веская причина — и задумался, сколько нытья ему удастся выжать из себя, прежде чем он попадет в настоящую беду. Он был голоден и рассудил, что где-то должна быть еда.
Гости сотнями вливались в большой зал и заполняли скамьи. Пони-пегасы взлетели на богато украшенные стропила. Винил что-то делала с распределительной коробкой. А у Сумака, проголодавшегося, вспотевшего и желавшего побольше места для отдыха, возникла ужасная идея. Охваченный любопытным игривым чувством, он наклонил голову ближе к Пеббл и прильнул губами к ее уху.
— Я голоден настолько, что готов прибегнуть к коннибализму, а ты выглядишь так, будто состоишь из помадки.
Пеббл издала пронзительный визг и с удивительной быстротой зашевелилась. Она вскарабкалась на мягкую подставку кресла, спрыгнула с самой высокой точки, сделала кульбит и с грохотом приземлилась на несколько стульев выше. Повернув голову, она уставилась на Сумака и потрясла копытом. Трикси и Лемон Хартс захихикали, причем Лемон прислонилась к Трикси.
— Я вижу Троттингем, я вижу Фэнси, я вижу трусы Пеббл.
— Сумак Эппл! — Трикси, разинув рот, смотрела на Сумака с выражением шока, благоговения и веселья.
Теперь Пеббл сидела одна, опустившись в кресло, и ее лицо приобрело оттенок кофе, который подают черным без сливок:
— Ты ничего не видел. — Передними копытами она снова принялась разглаживать свое помятое платье, не сводя глаз с Сумака.
— Они в горошек, — прошептал Сумак.
Глаза Пеббл сузились до размеров почти бумажной щели, но она ничего не сказала.
Не обращая внимания на пронзительный взгляд Пеббл, Сумак повернулся и посмотрел на мать:
— Я умираю от голода…
Казалось, что-то должно было произойти, потому что Сумак слышал музыку. В животе у него раздавалось свирепое рычание, и он знал, что Трикси слышит это, потому что она смотрела на него каждый раз, когда это происходило. Голод, его голод, нельзя было отрицать. Толпа внизу роптала — тысячи приглушенных голосов говорили все одновременно, — и в большом зале становилось все теплее.
— Мама, я умираю с голоду. Если так пойдет и дальше, я буду вынужден съесть Пеббл.
— Сумак, прекрати… просто… прекрати. — Трикси пыталась сдержать улыбку. — Ты не понимаешь, что говоришь…
— Пеббл с каждой секундой все больше и больше напоминает большой кусок шоколада.
— Миип!
— Ооо, Принц Шайнинг Армор выглядит потрясающе, и Принц Блюблад тоже. — Лемон Хартс наклонилась вперед в своем кресле и выглянула через перила балкона. Через несколько мгновений она подвинула стул вперед, ближе к перилам, чтобы лучше видеть. — В газетах пишут о том, что Шайнинг Армор должен стать аликорном за его заслуги перед Эквестрией. Об этом идут большие дебаты. Я думаю, ему стоит это сделать.
— Если бы только служба давала пони право на получение награды, то Тарниша давно следовало бы сделать аликорном, — ответила Трикси, тоже подвинув стул вперед, чтобы лучше видеть. — Это должно быть что-то экстраординарное, иначе возвышение потеряет смысл.
— Да, но Шайнинг Армор всю свою жизнь посвятил служению нашей нации. — Лемон Хартс перегнулась через перила и наблюдала, как Шайнинг Армор занимает место на помосте. — Если кто-то из пони и заслуживает этого, то это он.
— Если мы будем считать, что он заслужил, то как насчет матери Твайлайт? Или ее отца? Или Тарниша, если уж на то пошло? Твайлайт Вельвет все перевернула. Найт Лайт, ну, мы оба знаем о Найт Лайте. А Тарниш восстановил древний друидический орден. — Трикси оперлась передними ногами на перила и посмотрела на пони внизу. Принц Блюблад в смокинге выглядел нарядно, и она задержала на нем взгляд. — Как только мы переходим к заслугам, мы начинаем спускаться по скользкой дорожке, где можно утверждать, что заслужить это может практически любой пони.
— Может, ты и права, но Шайнинг Армор определенно заслуживает этого, — ответила Лемон Хартс, соглашаясь с мнением Трикси.
Трикси кивнула:
— Согласна, заслуживает.
Сумак, который слушал все, понял, что только что произошел какой-то спор, но в этом споре не было ни злости, ни обиды, и обе стороны казались довольными друг другом, когда все закончилось. Любопытствуя, он обдумывал сказанное и пытался понять, что он думает по этому поводу. В целом его впечатлил цивилизованный спор между Трикси и Лемон Хартс. Он надеялся, что сможет последовать их примеру, и взглянул на Пеббл, которая теперь перебиралась через сиденья, чтобы подойти к нему поближе.
Она уселась в кресло рядом с ним и настороженно посмотрела на него. Он улыбнулся ей, а затем вернулся к наблюдению за тем, как разворачиваются события внизу. Он думал об аспектах аликорна, о скрытом потенциале аликорна, который есть у многих пони, и размышлял о том, каким мог бы быть мир, если бы каждый пони, в котором есть аспект аликорна, стал аликорном.
Несомненно, мир стал бы совсем другим.
Из боковой двери справа вышла принцесса Селестия, одетая в приглушенное розовое платье, украшенное всеми цветами рассвета. В зале раздались возгласы, а когда Сумак попытался разглядеть ее получше, камера Винил была окружена блестящим сиянием, а затем включилась. Слева вышла принцесса Луна, на ней было приглушенное фиолетовое платье, которое дополняло платье принцессы Селестии, а платье принцессы Луны было отделано всеми цветами заката.
С принцессой Селестией шла большая белая земная кобыла с кьютимаркой в виде подсолнуха, а с принцессой Луной — большая темно-синяя земная кобыла. Все четыре пони могли бы быть сестрами, так сильно они все были похожи. К помосту подошел пожилой зеленый земной пони, покрытый шрамами, и поклонился обеим сестрам.
— Чести, ты пришел, чтобы выдать нас замуж в день нашей свадьбы?
Сумак, навострив уши, напрягся, чтобы прислушаться к разговору, происходившему прямо под ним.
— Нет, — ответил старый жеребец, — я пришел повеселиться и надеюсь, что виновники торжества скоро уйдут. Я принес угощения для вечеринки.
Глядя вниз с балкона, Сумак изо всех сил старался разглядеть кьютимарку старого пони. Она почти напоминала динамитную шашку, но он не мог быть уверен. Что за пони получил динамитную шашку в качестве кьютимарки, и что нужно сделать, чтобы обнаружить, что его особый талант — взрывчатка? Повернув голову, он на секунду посмотрел на Трикси, а потом снова на старого жеребца, которого принцесса Селестия назвала "Чести".
Сумак надеялся, что свадьба поторопится. Он умирал от голода и предвкушения. Тут раздалось мягкое прикосновение, и он понял, что Пеббл взяла его шетку в свою. Он сжал ее и повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она все еще слегка краснела и выглядела немного взволнованной.
Как раз когда Сумак повернулся, чтобы еще раз взглянуть на сестер королевских пони, в зал вошел Гослинг…
Глава 77
Гослинг был одет в свой военный дублет, украшенный символами его звания, лаврами и наградами. Сумак понятия не имел, что все это значит, но знал, что все это блестит и выглядит красиво. А еще он знал, что, если бы Бумер дали шанс, она наверняка съела бы большую часть в качестве закуски. Сразу за Гослингом шли рыжевато-красный пегас Хотспур и огромный драконий пони по прозвищу Тсс. Увидев их, Сумак почувствовал волнение и откинулся в кресле.
Ему хотелось узнать, как они сделали смокинг достаточно большим, чтобы вместить Тсс-а.
С пегасами в большом зале происходило что-то необычное. У многих из них, похоже, были проблемы с крыльями. На скамьях, на стропилах, повсюду пегасы слегка вздрагивали, а потом у многих из них одно за другим крылья оттопыривались и становились прямыми. Сумак с любопытством наблюдал за происходящим, но не понимал, что происходит. Кобылы, жеребцы — у всех была эта диковинная проблема с крыльями, и, похоже, она распространялась от пегаса к пегасу, как заразная болезнь.
— Красавчик, эй красавчик… этот лимончик нужно хорошенько отжать…
— Лемон, тише! — Трикси, покраснев до сиреневого оттенка, бросила на Лемон Хартс косой взгляд. — Клянусь, тебе следует сменить имя на Лимонная Цедра. Ты просто хочешь, чтобы тебя потискали, правда, Лемон?
— Ты предлагаешь? — спросила Лемон Хартс, захихикав. Без всякого предупреждения она обхватила передними ногами шею Трикси, притянула ее к себе и поцеловала в щеку. Отстранившись, она прошептала: — Я самый сочный цитрусовый фрукт на свете, и не забывай об этом.
Сумак ерзал на своем месте, чувствуя себя слишком тепло и неловко. Его уши словно горели, а когда он взглянул на Пеббл, то обнаружил, что она смотрит на него с любопытством. Прочистив горло, Сумак собрался с духом, чтобы что-то сказать, и посмотрел на Трикси:
— Мне кажется, сотрясение мозга Лемон действует на нее.
— Нет, не действует, — призналась Лемон, — я говорила это, чтобы мне не мешали вести себя как глупой пони. Я уже несколько дней в полном порядке. Мне просто нравится вести себя глупо, и я хотела найти оправдание. В последнее время все пони такие зажатые и серьёзные. Это очень тяготит.
Сумак пришел к выводу, что Лемон была одновременно хитрой и коварной. Сузив глаза за округлыми линзами, он решил, что должен присматривать за ней, как и за Винил. В глубине души молодой Сумак начал подозревать, что все кобылы и кобылки коварны.
— Лемон, ты ужасна, — сказала Трикси, настороженно глядя на сидящую рядом с ней кобылу.
Внизу гремела музыка, когда Гослинг пробирался к алтарю. С красным лицом, горящими ушами и пылающими щеками Сумак не обращал внимания на Лемон и Трикси и сосредоточился на происходящем внизу. Из-за музыки и рева толпы Сумак почти ничего не слышал, но видел, что о чем-то говорят. Твайлайт Вельвет и Найт Лайт стояли с принцем Блюбладом, который стоял на краю помоста.
В первом ряду, сидя на краю прохода, рыдала в копыто белоснежная пегаска. Сумаку стало жаль ее, и сердце его отозвалось, хотя он и не знал, кто она такая. Видеть эмоции других оказывало на него сильное воздействие, и он подумал, не связано ли это с интроверсией, о чем говорила с ним Октавия.
Музыка нарастала, и Сумак, который находился ближе к стропилам, где стояли колонки, подумал, что, пожалуй, это слишком громко. Со своего места он даже не мог разглядеть оркестр — он находился в нише, отходящей от большого зала. Пеббл схватила его за переднюю ногу и сжала. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, а затем опустил голову и посмотрел на свою щетку, которая была зажата в щетке Пеббл.
Подняв голову, он понял, что Пеббл все еще расстроена. Трудно было сказать, но у него было ощущение, что что-то не так. Несомненно, она все еще расстроена из-за свадьбы. Ее хватка была крепкой, и Сумак, которому нравилось личное пространство, хотел было отдернуть копыто, но не стал. Если понадобится, он сможет вытерпеть немного страданий.
Старый зеленый земной пони по имени "Чести", у которого кьютимарка была похожа на динамитную шашку, теперь обхватил передней ногой шею Гослинга, и они, похоже, разговаривали, пока принцесса Луна смеялась. На голове Луны красовалась корона из белых роз, резко выделявшаяся на фоне ее темно-синей шерсти. Сумак не знал, когда на ее голове появилась корона из роз. У принцессы Селестии тоже была корона из роз, но ее розы были темно-темно-синего цвета, почти такого же, как шерсть принцессы Луны.
— … Возможно, я сделаю тебя принцем Понивилля…
Сумак не смог разобрать, кто это сказал, но реакция принцессы Твайлайт была незамедлительной, и Сумак услышал, как она сказала:
— Понивилль мой, иди и получи свое собственное поместье! — Снизу раздался смех, и Сумак почувствовал, как Пеббл крепче вцепилась в его ногу.
— А что, если что-то или кто-то из пони сорвет свадьбу? — спросила Пеббл.
Повернув голову, Сумак посмотрел Пеббл в глаза.
— Она беременна моим братом или сестрой. Что, если что-то случится? После всех этих переживаний, стрессов и волнений, связанных с моим братом или сестрой, я не думаю, что смогу смириться с мыслью о том, что что-то случится. Я тут с ума схожу и, кажется, теряю рассудок.
Сумаку потребовалось время, чтобы собрать воедино все сказанное Пеббл, поскольку казалось, что она прямо говорит о своих мыслях. Разумеется, она имела в виду свою мать и говорила то, что у нее на уме, не объясняя ему важных моментов. С Пеббл нужно было быть внимательным.
— Мы не должны быть здесь. Я, ты, мы не должны быть здесь. Не должно быть ни моей матери, ни Октавии. Как мне уберечь своих братьев и сестер? Как мне уберечь тебя? — Пеббл сунула правое копыто в рот и принялась грызть его с таким ожесточением, что отгрызла куски, а другой передней ногой удвоила хватку Сумака.
Похоже, ничего нельзя было поделать, и в конце концов ему стало жарко, потно и неудобно. Он притянул Пеббл к себе, ухватив ее за переднюю ногу, и она перелезла через подлокотник кресла, чтобы оказаться рядом с ним. Он видел, что она дрожит, и притянул ее к себе, чтобы успокоить. Казалось, все ее стоическое спокойствие покинуло ее, и Сумак не знал, что делать.
Пеббл отдернула свое обгрызенное копыто с грубыми краями:
— Как мне уберечь тебя? Как мне удержать тебя при себе? Что мне делать, если ты уйдешь или что-то случится? Что, если я не смогу тебя уберечь? Что, если мы перестанем быть друзьями? Что, если мы поссоримся? Как нам остаться вместе? Как вообще пони держатся вместе? Какие обещания или гарантии есть у каждого из нас? Я не могу смириться с мыслью, что тебя не будет рядом. Я не хочу, чтобы Октавия или Винил уезжали. Как мы можем остаться все вместе…
— Пеббл! — Сумак сильно дернул Пеббл за переднюю ногу, за которую все еще держался, и почувствовал, как колющая боль пронзила его подплечье. Он прикусил губу, чтобы не закричать, вырвал свою ногу из ее хватки и обхватил ее передними ногами. При этом его кресло придвинулось ближе к перилам балкона, где сидели Трикси и Лемон Хартс.
Передние ноги Пеббл сомкнулись вокруг его тела с нежностью медвежьего капкана. Теперь ему было не только жарко и потно, но и трудно дышать. Но Пеббл затихла и больше не грызла копыто, и он счел это победой. Не зная, что еще предпринять, он обнял свою лучшую подругу и понадеялся, что она сама разберется.
— Я беспокоюсь, дорогая сестра, может, тебе нужно отойти и немного прийти в себя? Может, нам нужно отложить свадьбу?
Сумак напряг уши и с трудом разобрал, что было сказано.
— Свадьбу? Хаха! — Смех принцессы Луны перекрыл удушающий ропот собравшейся толпы. — Мы рассматриваем это не как свадьбу, а как церемонию дружбы! Мы обещаем всю жизнь быть вместе с нашим лучшим другом, и в этом нет ничего страшного! Вообще не с чего! Хахахаха! Ура! -Уррр!
С того места, где он сидел, Сумак мог видеть, как принцесса Селестия искоса поглядывает на сестру. Церемония дружбы? Принцесса Луна казалась немного не в себе — она выглядела какой-то дерганной и нервной. Похоже, Пеббл была не единственной, кто переживал из-за свадьбы. Пеббл дышала на него, было жарко, влажно, и он изо всех сил старался не обращать на это внимания, чтобы не раздражаться. Он должен был терпеть это, чтобы быть хорошим другом для Пеббл, потому что сейчас ей нужен был хороший друг, а хорошие друзья не раздражаются, когда на них дышат.
— Гослинг — наш лучший друг и самый надежный доверенный агент. Для мужа этого более чем достаточно. — Принцесса Луна пошаталась на месте, посмотрела на сестру, а затем перебралась поближе к Гослингу. Вытянув крыло, она положила его на спину Гослинга и стала ждать.
Сумак был уверен, что с принцессой Луной что-то случилось, так же как и с Пеббл. Оба они были встревожены, и, похоже, оба полагались на своего друга, чтобы тот помог им пережить эти трудные времена. Маленький жеребенок посмотрел на Твайлайт, чье улыбающееся лицо было обрамлено шлемом. Он все еще хотел знать, почему ее нога больше не сломана.
— Знаешь, Селестия, это кажется уместным, ведь это ты поженила нас с Кейденс.
— Одно из моих самых сокровенных воспоминаний, Шайнинг Армор.
Вновь открылись шлюзы, и Пеббл начала плакать прямо в ухо Сумака. Голодный, горячий и теперь еще более раздраженный, Сумак думал, сколько еще он сможет выдержать. Он чувствовал себя раздраженным, усталым, а задние ноги сводило судорогой от долгого сидения на одном месте. Ему не хотелось это признавать, но свадьба была просто отвратительной.
— Это так прекрасно, — всхлипывала Пеббл на ухо Сумаку, прижимаясь к нему так сильно, что его глаза выпучились, а с губ сорвался свистящий хрип. — Они два лучших друга, обещающие всегда оставаться вместе.
Что-то в том, как Пеббл произнесла слово "всегда", заставило Сумака занервничать.
Снизу донесся голос Шайнинг Армора:
— А ты, Гослинг, сын Слит, берешь обеих этих кобыл под свою опеку и охрану?
Сумак навострил уши, пытаясь расслышать ответ сквозь плач Пеббл. Через несколько секунд он услышал, как Гослинг сказал:
— Да, беру. — Бедный Гослинг звучал нервно и испуганно. Сумак мог слышать, как дрожит его голос, и это было неловко, когда такое случалось.
— Тогда я, Шайнинг Армор, Император Кристальной Империи, Принц Эквестрии и Лорд-Протектор Северных Пределов, скрепляю вас вместе. Пусть ничто не разорвет этот союз, который я благословил, чтобы не ощутить на себе гнев Кристальной Империи. По традиции этот завет скрепляется поцелуем, и вы можете сделать это сейчас.
Когда Сумак пытался наблюдать за поцелуями, он почувствовал, как мокрый сопливый нос Пеббл уперся в пушистое место чуть ниже его уха. Он сидел и моргал, медленно осознавая, что его только что поцеловали. Рев толпы был оглушительным, и от него болели уши. Ничего не было слышно, но Сумак смог разглядеть, что на голову Гослинга возлагают корону.
Переполненный, перевозбужденный, Сумак прижался к Пеббл так же сильно, как она к нему. Он видел, как коронуют нового принца, и впервые за долгое время у королевских пони-сестер появился муж, что, по мнению всех взрослых, свидетельствовало о налаживании отношений между ними. Сам Сумак не знал, как к этому относиться, но взрослые раздували из мухи слона.
Все в этом моменте казалось триумфальным: эмоции, музыка, рев толпы… Теперь Сумак понимал, почему состоялась свадьба. Если он чувствовал это, если его собственный дух возвышался, значит, так должно быть и у всех остальных пони. Семена патриотизма проросли в сердце Сумака и пустили нежные ростки в его душе. Переполненный чувствами, он обхватил Пеббл ногами и, прижавшись к уголку ее рта, поцеловал, и этот поцелуй длился несколько секунд.
Отстранившись, он увидел, что Лемон Хартс делает то же самое, отстранившись после быстрого поцелуя Трикси. Сердце у него заколотилось, когда он повернул голову и посмотрел Пеббл в глаза. Он почувствовал, что у него наворачиваются слезы, и это было странно, потому что он был счастлив. Он больше не возражал против горячего, потного, влажного и мокрого прикосновения Пеббл к нему.
— Что бы ни случилось, я обещаю, что мы останемся друзьями, — сказал ей Сумак, повысив голос, чтобы его было слышно сквозь шум толпы. — Если мы поссоримся или поспорим, то извинимся и все исправим. Лучшие друзья… навсегда.
Улыбаясь, со слезами на щеках, Пеббл кивнула, открыла рот, чтобы что-то сказать, а потом, резко вдохнув, чихнула прямо Сумаку в лицо…
Глава 78
Пока Трикси оттирала его лицо, Сумак не мог отделаться от мысли, что девочки — это просто немного противно. Он чувствовал себя оправданным в этих мыслях после того, как пережил выстрел в лицо из сопливой пушки Пеббл. Выстрел соплями. Это было все равно что измазать лицо липким, клейким, тягучим сыром из пиццы. При мысли об этом Сумак содрогнулся от отвращения.
— Так вот каково это — быть родителем? — Лемон Хартс, оттиравшая лицо Пеббл, переглянулась с Трикси. — Подумать только… пони специально рожают жеребят. Я не уверена, что это разумно…
— Лемон… — Единственное слово Трикси прозвучало как прерывистый вздох, и она закатила глаза.
— Но козявки, мисс Луламун, козявки. Козявки повсюду. — Лемон Хартс сделала жест передней ногой, чтобы подчеркнуть "везде". Когда Сумак начала хихикать, Лемон Хартс улыбнулась. — Я умираю от голода. Интересно, что будет на шведском столе. Интересно, какой будет маленькая частная вечеринка. Я пони, и мне нравится быть рядом с другими пони, но такая большая толпа меня пугает, а в последнее время я немного нервная, и внезапные громкие звуки меня пугают.
Закрыв глаза, теперь, когда Лемон закончила болтать, Пеббл начала говорить, и она тоже просто выложила все, что было у нее на уме:
— Я не такая, как моя мама. Я притворялась, что похожа на маму, потому что так мне казалось правильным, и пони, похоже, ожидали этого от меня. Я просто держала все в себе, потому что так было правильно, но теперь, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову, я не могу больше держать все в себе, и мне кажется, что я не похожа на свою мать, по крайней мере недостаточно, но я думаю, что я могу быть больше похожа на своего дедушку Игнеуса, но я не знаю, и мне кажется, что я больше не знаю, кто я такая. У меня постоянно происходят эти вспышки, и мне это не нравится. Я больше нравилась себе, когда была маленькой версией своей матери.
Ошеломленная Лемон Хартс сидела, моргая, и машинально отнимая влажную салфетку от лица Пеббл. Лемон Хартс, как мягкая сердцем и мудрая, наклонилась поближе к Пеббл и спросила:
— Что плохого в том, чтобы просто быть собой? Почему ты не можешь быть просто Пеббл?
— Потому что, — прошептала Пеббл и больше ничего не стала уточнять.
— Это не слишком веская причина. — Глаза Лемон сузились, и она подошла к Пеббл так близко, что их носы соприкоснулись. Лемон подняла одну переднюю ногу и обхватила ею маленькую кобылку, сидевшую на стойке в уборной, — ее уши наклонились вперед. — Знаешь, Пеббл, ты можешь говорить со мной обо всем. Обо всем. Думаю, можно с уверенностью сказать, что сейчас мы достаточно близки, чтобы быть как семья.
— Я… — Голос Пеббл прервался, и она издала писк. Она сглотнула, а затем попыталась снова. — Я боготворю свою мать и хочу быть такой же, как она. Я потратила каждую минуту своей короткой жизни на то, чтобы быть похожей на нее, потому что мне казалось, что это правильно. Я похожа на нее… Во мне есть вся эта сила, ярость и ум, и я не знаю, как с этим справиться, а она знает, поэтому я думала, что если буду делать все то же, что и она, то все само собой уладится и все будет хорошо.
— Но это больше не работает, не так ли? — Глаза Лемон заблестели от эмоций, и она ободряюще полуобняла Пеббл.
— С тех пор как я встретила Сумака, мне хотелось быть ещё… — призналась Пеббл, а потом закрыла глаза. Она опустила голову, немного похныкала, а потом замолчала и затихла.
Сумак, выслушав все, задумался над словами принцессы Селестии о том, что Пеббл нашла свой аспект аликорна, когда встретила его. Теперь это имело смысл: у Пеббл было какое-то внутреннее пробуждение, и теперь у нее возникли проблемы. Также стало гораздо понятнее, почему Пинки Пай было трудно читать Пеббл, по крайней мере, для Сумака это имело смысл. Пеббл пыталась быть пони, которой она не была, и это, несомненно, сбивало с толку все чувства Пинки.
Он обдумал все, что сказала Пинки Пай, и все это осталось в его голове в виде беспорядочного, запутанного клубка. "Я все испортила, Сумак… Я все испортила. Кажется, ничего не получается. Она так похожа на свою мать, но в то же время она и не похожа на нее. Я могу справиться с Мод. Я могу подбодрить Мод. Я знаю все, что нужно сделать, чтобы Мод была счастлива. Но Пеббл… Я постоянно все порчу, и мне кажется, она меня ненавидит". Сумак, чей интеллект был направлен на обдумывание таких вещей, в этот момент понял, что пошло не так.
Если бы Пеббл вела себя как Пеббл, то Пинки Пай, скорее всего, смогла бы ее успокоить и привести в порядок. Вместо этого Пеббл вела себя как ее мать, а Пинки сделала все, что должна была сделать, чтобы Мод почувствовала себя лучше. Для Сумака это осознание было ошеломляющим, и он был просто ошарашен собственной способностью рассуждать.
— Пеббл, я не думаю, что ты похожа на Игнеуса или на свою мать. — Голос Трикси был мягким, теплым голосом матери. — Думаю, у тебя с ними есть общие черты, но ты — это ты. Поверь мне, если ты попытаешься стать кем-то, кем ты не являешься, ты будешь очень несчастна и одинока.
— Как ты нашла себя? — спросила Пеббл, открывая глаза и глядя на Трикси.
Сузив глаза, Трикси посмотрела на Сумака, который был погружен в раздумья:
— Мне помогла Твайлайт. Думаю, мне помогли многие пони. Против меня был заговор. Сумак… ну, потребности Сумака стали важнее моих собственных, и все, чем я не была, как бы растворилось в воздухе. Я должна была следить за тем, чтобы он был сыт, чтобы он был в безопасности и чтобы я могла его обеспечить. Полагаю, я разобралась в себе сама, пока шла по многочисленным дорогам Эквестрии. Тащить фургон — значит, иметь много времени для размышлений.
— Ладно, хватит хандрить. — Лемон Хартс высоко подняла голову, и ее уши встали дыбом. — Мы собираемся веселиться… тихо и спокойно. Вечеринка будет уважительной. И мы пообедаем. Много еды. Потому что будет шведский стол, а это значит, что мы сможем съесть столько, сколько сможем. Итак, кто со мной?
— Я! — выпалил Сумак достаточно громко, чтобы Трикси повернула к нему уши.
— Наверное, я, — спокойно ответила Пеббл.
— Полагаю, так и будет. — Лемон подняла бровь, заметив отсутствие энтузиазма у Пеббл. — И еще, мисс Луламун, я ожидаю по крайней мере один танец. Медленный. Никаких лапаний!
Толпа была вполне приемлемой для Сумака, но он все равно немного колебался. В этом маленьком, более уединенном месте было несколько гвардейцев. Он оглядел комнату и увидел несколько знакомых пони, например Рэрити, которая приветствовала его и Трикси, когда он пришел в школу Твайлайт в поисках входа. Флаттершай тоже была здесь, и выглядела она довольно нервной.
— Хочешь присесть? Я принесу тебе тарелку. — Трикси посмотрела на Сумака и стала ждать ответа. — Я вижу наш столик вон там, в углу. Давай, присаживайся. — Копытом она легонько подтолкнула Сумака в спину.
Сумак, довольный планом, направился к столу, а Пеббл — прямо за ним. Он пробрался сквозь толпу и направился в красивый угол. Углы — это хорошо. Углы позволяли держать толпу в узде. Углы — это здорово. Большой грифон отступил с дороги, и Сумак смог пробраться к столу. Оказавшись в углу, он уселся на плюшевую подушку и улыбнулся Пеббл, которая села рядом с ним.
— Я встречала этого чейнджлинга и эту гарпию[1], — тихим шепотом сказала Пеббл, указывая на другой угол. — Я была годовалым жеребенком. Папа придумал зелье из ядовитых шуток, чтобы помочь ему справиться с проблемой вони. Оно не всегда срабатывает. Но когда оно действует, он пахнет розами.
— Кто они? — спросил Сумак.
— Вонючка и… чокнутая, никак не могу вспомнить ее имя. Она милая. Они оба папины друзья, и однажды, когда я была маленькой, они были моими няньками. Мы жили в нашей квартире в Мэнхэттене, и моя мама с папой пошли танцевать. Вонючка и его подруга-гарпия присматривали за мной. Она читала мне сказки, а Вонючка пытался приготовить ужин. У него не очень хорошо получалось, но я все равно ела, потому что он чувствительный. Не нужно многого, чтобы ранить его чувства.
— О. — Прищурившись, Сумак изучал эту пару, не зная, что о них сказать. У чейнджлингов были чувства. В этом был смысл — у живых существ есть чувства, но Сумак всегда слышал, что о чейнджлингах говорят в плохом смысле. Они были врагами, в конце концов. За исключением тех случаев, когда это было не так. Он не знал, что думать об этом и что чувствовать, поэтому молчал и размышлял.
— Как ты думаешь, что-то меняется, когда ты женишься? — спросила Пеббл. Она посмотрела на Сумака с любопытным блеском в глазах. — Чувствуешь ли ты себя по-другому? Есть ли заметные перемены? Когда два пони — особые пони, это не кажется чем-то особенным, это просто дружба, какой бы она ни была. Если между пони ничего не меняется, если нет никаких особых чувств, если вы по-прежнему чувствуете себя друзьями, то зачем тогда беспокоиться о браке?
Молчание показалось единственным подходящим ответом, и Сумак сгорбился над столом, упираясь передними ногами в край белой скатерти. Он решил, что Пеббл размышляет вслух и что его мнение не требуется. Сон о том, как его заставили жениться на Пеббл, и ее отказ от него были еще свежи в его памяти.
— Просто глупо брать совершенно хорошую дружбу и усложнять ее браком — МИИП!
Пеббл боялась щекотки в области ребер, сразу за передними ногами, и Сумак знал это по опыту. Достаточно было лишь слегка прикоснуться к ней магией в нужном месте, чтобы вызвать реакцию. Он сидел на подушке и наблюдал, как Пеббл сжимается, обнимает себя и пытается избавиться от щекотки. После еще нескольких щекоток он смирился и вздохнул. Он был голоден.
— Это нехорошо, Сумак Эппл. — Пеббл фыркнула и сделала пренебрежительный жест копытом. — Тебе нужно вести себя соответственно своему возрасту.
— Я только что это сделал, — ответил Сумак, — и могу сделать это снова.
— Ты ужасен.
— Я знаю.
Щеки Пеббл потемнели.
Когда перед ним поставили тарелку, Сумак ахнул. Она была доверху набита всевозможной едой, но Сумак проигнорировал большую ее часть и устремил свой взгляд на главное. На самое важное. Трикси принесла ему все необходимое для самой потрясающей трапезы в мире. Когда она села рядом с ним, Сумак благодарно улыбнулся ей.
— Давай, Сумак, займись тем, чем занимаешься. Я уверена, что Лемон и Пеббл с удовольствием на это посмотрят.
Не теряя времени, Сумак принялся за работу. У него были ломтики толстого хлеба с корочкой, кусочки масла, немного бледно-белого сыра и маленький бумажный стаканчик, полный радужных посыпок. Все в жизни было прекрасно, замечательно и хорошо. Подняв два ломтя хлеба, он намазал несколько кусочков масла с обеих сторон, что было непросто, но ему удалось сделать это без последствий. Он положил один ломтик сыра на ломтик хлеба, намазанный маслом, посыпал сыр радужными посыпками, сверху положил еще один ломтик сыра, зажав посыпки в середине, а затем добавил верхний ломтик хлеба, намазанный маслом.
Прищурившись, сосредоточенно высунув язык из уголка рта, Сумак вызвал обжигающий жар. Намазанный маслом хлеб начал подрумяниваться, а сыр — плавиться, издавая чудесный запах. За считанные мгновения магия Сумака превратила хлеб и сыр в жареный сыр, но не просто жареный сыр.
Радужный жареный сыр.
Он разорвал бутерброд пополам, обнаружив, что расплавленные радужные посыпки превратили сыр в нечто буйноцветное. Как раз в тот момент, когда он собирался откусить кусочек, Пеббл чмокнула губами, и Сумак почувствовал, как ее глаза впиваются в его душу.
— Выглядит неплохо, — заметила Пеббл, пристально глядя на Сумака.
Моргнув, Сумак не понял, что только что произошло, но в нем чувствовалось какое-то странное принуждение. Смущенный и немного озадаченный, он бросил две половинки своего радужного жареного сыра на тарелку Пеббл, вздохнул и стал собирать ингредиенты, чтобы сделать еще один. Пока он это делал, Лемон Хартс перегнулась вперед через край стола.
— Я тоже хочу, — сказала она Сумаку очень прямолинейным тоном. — Это самая удивительная вещь на свете. Я думаю, что ты заслуживаешь того, чтобы стать аликорном бутербродов с сыром на гриле.
Покраснев, Сумак принялась за работу, готовя Лемон радужный сыр на гриле.
Глава 79
На протяжении всего веселья Сумак не мог не задаваться вопросом, где же Дискорд. Похоже, Владыку Хаоса не пригласили на свадьбу, и что еще интереснее, Владыка Хаоса не сорвал свадьбу. Судя по тому, что Сумак знал о Дискорде, он был склонен к подобным поступкам. Лемон Хартс и Трикси танцевали вместе, и, глядя на них, Сумак краснел. Это также отвлекло его от мыслей об отсутствии Дискорда.
— Привет, вы двое, — сказала Октавия, опускаясь на стул рядом с Сумаком.
Повернув голову, он увидел, что Октавия выглядит потной и растрепанной, но счастливой. Он улыбнулся ей, а затем снова повернулся, чтобы посмотреть на Трикси и Лемон. Без сомнения, он съел слишком много и теперь хотел вздремнуть. Может быть. Или просто прилечь в тихом месте.
— Они выглядят такими счастливыми вместе, — заметил Сумак, глядя на танцующих Трикси и Лемон Хартс. — Надеюсь, они поженятся и будут жить долго и счастливо.
— Сумак… дорогой… — Голос Октавии звучал нерешительно.
— Да? — Сам не зная почему, Сумак забеспокоился и посмотрел на Октавию, которая выглядела так, словно сидела на раскаленных углях. Когда она не встретила его взгляда, чувство беспокойства удвоилось.
— Сумак, милый, я бы не стала тебя обнадеживать, — прошептала Октавия тихим, болезненным и напряженным голосом.
— Почему? — Сумак повернулся на своем месте и почувствовал на спине легкое, ободряющее прикосновение копыта Пеббл.
— Это очень деликатный вопрос, и я не знаю, что сказать. — Глаза Октавии сузились, а грудь расширилась, когда она сделала глубокий вдох. — Сумак, дорогой, пони, которые являются геями… ну, у большинства из нас есть это чувство — мы можем определить, когда другой пони гей или нет. Мое довольно хорошее, уж точно лучше, чем у Винил, и Винил думает, что это потому, что я земная пони, а у нас более тонкие чувства… — Ее слова оборвались, и она обратила свое внимание на пару на танцполе.
— Разве Лемон не знает? — спросил Сумак, его слова были не более чем вздохом.
— Сумак, когда ты сильно влюблен или увлечен, ты не обращаешь внимания на свои чувства. Со мной такое случалось. Это случилось с Винил. Ты так искренне хочешь, чтобы все получилось, и пойдешь на все, чтобы это произошло. — На мордочке Октавии расплылась горько-сладкая улыбка. — Когда я была маленькой, я удивила одну из своих лучших подруг поцелуем. Она не любила такие вещи, и, к счастью, мы остались друзьями. Она была очень понимающей. Но я убедила себя, что она — любовь всей моей жизни.
— Понятно. — Сумак вздохнул, облокотился на стол и прислонил голову к жесткому краю. — Может, предупредить их? Сказать им? Разве мы не должны им сказать?
— Нет, — ответила Октавия после продолжительного молчания. — Нет, Трикси должна выяснить, кто и что она такое. Лемон Хартс кажется мне необычайно доброй пони. Я почти уверена, что их дружба переживет это… может быть, даже станет крепче от этого. Просто будь рядом с ними обеими, Сумак. Поддерживай и будь добрым, но ничего не говори. Просто будь собой.
— А что, если все пойдет не так? — Уши Сумака прижались к морде. — Мне нравится Лемон. Что, если она перестанет быть подругой моей мамы? Что, если она перестанет меня любить?
— Я могу ошибаться, — сказала Октавия, пытаясь хоть немного утешить его. — Может, она просто еще не вышла из своей скорлупы. Возможно, она еще придет в себя, если ей дать достаточно времени. Все может измениться.
Левое ухо Сумака дернулось, и он вздохнул. Он оценил попытки Октавии поднять ему настроение, и на самом деле ему стало легче. Любовь, влечение, привлекательность — он не понимал этих вещей. Когда он прикасался к Пеббл или они сталкивались носами, он не слышал щебетания птиц или чего-то еще, что, по словам пони, они чувствовали или слышали. Пеббл была, по сути, его лучшим другом, и его эмоциональное восприятие не позволяло ему чувствовать что-то большее, чем это.
Он, конечно, не понимал серьезных сложностей любви, например, того, что ты гей. Дружба с геем, казалось, была сложной, потому что ты мог нравиться другу, а тот в свою очередь мог нравиться тебе чуть больше. Дружба — это сложное и опасное место, куда можно заглянуть, — так было и с Пеббл, которой, похоже, было нелегко разобраться в окружающем ее мире. Сумаку было жаль ее, и он понятия не имел, как сделать это приятное для нее, да и для себя тоже. Ему хотелось, чтобы у него были ответы, понимание.
— Где Винил? — спросил Сумак.
— Ее затащили в комнату с принцессами и кучей других важных пони, — ответила Октавия. — Мод и Тарниш тоже. Но не меня. Я просто играю на виолончели. — На мордочке Октавии расплылась веселая улыбка, а глаза, почти скрытые под тяжелой челкой, заблестели от удовольствия, когда кончик оранжевого языка высунулся из-под губ.
— Все пони выглядят такими счастливыми, — заметила Пеббл. — Была большая битва, и Понивилль подвергся нападению. Случилась большая беда. Винил пострадала. Но все пони кажутся такими счастливыми. Это не имеет смысла.
— Да, были неприятности, было несколько крупных сражений, и не только в Понивилле, один очень богатый промышленник пытался свалить монархию, закатив истерику… Это были действительно тревожные времена, Пеббл. Но именно поэтому пони радуются и празднуют. Монархия, наше правительство, Корона, она устойчива и торжествует. Бедняки начинают надеяться, что теперь, когда корпоративные интересы разрываются на части, для них все станет лучше. Изменения происходят, изменения к лучшему. Целая куча обычных героев сражается за то, чтобы удержать Эквестрию вместе.
— Как ты и Винил? — Пеббл уставилась на Октавию широкими любопытными глазами.
— В основном Винил — в самых трудных местах, — ответила Октавия. — Она была там, в гуще событий, когда все рухнуло на Мэйнхэттене. Это было ужасно. Я умоляла ее уехать из города… но она не захотела. В результате на нее обрушилась высотка. И на принцессу Луну тоже.
— Как принцесса Луна не пострадала? — спросил Сумак.
Октавия несколько раз моргнула:
— Аликорны очень крепкие. Такие аликорны, как принцесса Луна, почти неуязвимы.
— Принц Гослинг… он ведь поможет добиться новых перемен, правда? — Пеббл, по-прежнему любопытная и с яркими глазами, теперь сосредоточила все свое внимание на Октавии.
— Принц Гослинг, принцесса Твайлайт Спаркл и принцесса Кейденс возглавляют правительственную реформу. Я не знаю плана, но принцесса Селестия и принцесса Луна поручили им сделать все лучше.
Октавия собиралась сказать еще что-то, но остановилась, когда к столу подошла группа гвардейцев. Она подняла на них глаза и смахнула с лица потную гриву, ожидая, что они скажут. На танцполе Трикси и Лемон Хартс также были прерваны гвардейцами. Сумак начал беспокоиться, что что-то случилось.
— Вы нужны все сразу, — сказал один из гвардейцев, единорог. — У нас есть инструкции, чтобы привести вас в комнату с картами.
— Вот беда, — пробормотала Октавия.
Сумак не знал, что должно произойти, но был уверен, что сейчас узнает. Он был сыт, устал и немного раздражен. Он надулся, сел и стащил со стола коматозного дракончика, уснувшего в куче булочек. Раздалось дымное фырканье протеста, и она с полным животом забилась в левитационном поле Сумака.
Картографическая комната оказалась именно такой, как и предполагалось, — это была комната с гигантской картой Эквестрии на полу, мозаикой, составленной из миллионов крошечных разноцветных кусочков. Сумак был в полном восторге от нее и стоял на краю западного берега Эквестрии, пытаясь охватить взглядом все вокруг. В комнате было полно пони, которых Сумак не знал, но также было много пони, которых он знал.
Здесь были Тарниш, Мод, принцессы, все они, несколько принцев, Найт Лайт и Твайлайт Вельвет стояли рядом с Твайлайт Спаркл, а Винил пересекала комнату, чтобы подойти к месту, где стоял Сумак. Винил выглядела немного раздраженной, и Сумак задался вопросом, что заставило его мастера перейти.
— Совет Кантерлота собрался, — сказала принцесса Селестия мягким голосом, который, тем не менее, каким-то образом разносился по большой комнате. — Мы собрались, чтобы обсудить фонарь.
— Знаешь, — заметила Лемон Хартс, высоко подняв голову, — большинство пони празднуют свадьбу как раз после того, как она состоялась.
— Лемон, тише, я не думаю, что мы входим в этот совет. — Трикси легонько пнула Лемон по ноге, а затем ударила всем телом.
— Никто не заставит замолчать сочную Лемон!
— Эм, она выпила слишком много игристого сидра… Простите. — Трикси окинула комнату извиняющимся взглядом.
Принцесса Луна и принц Гослинг негромко захихикали — им показалась забавной вспышка Лемон Хартс. Этот смешок перешел на других и превратился в хихиканье, затем самообладание принцессы Селестии пошатнулось, и она тоже начала хихикать. Веселье и радость свадьбы перетекли в совет, и Сумак немного расслабился. Возможно, все будет не так уж плохо.
— Когда жизнь преподносит тебе Лимон, — шепнул принц Гослинг принцессе Луне, и в ответ раздалось еще большее хихиканье.
— Твайлайт Спаркл поможет Лимон, — ответила принцесса Луна принцу Гослингу.
Услышав каламбур принцессы Луны, Твайлайт перестала смеяться и ударила копытом по лицу. Стоявшая неподалеку принцесса Селестия усилила озорной взгляд, и в ее улыбке показались квадратные белые зубы. Принцесса Кейденс скривилась и издала стон, покачав головой, а затем бросила презрительный взгляд на своего мужа, принца Шайнинг Армора, когда тот начал хихикать в самой жеребячьей манере.
— Невероятно, — пробормотал принц Блюблад. — Меня окружают жеребята.
— О, заткнись, Блюблад. — Рейвен вскинула бровь и сделала шаг к принцу Блюбладу.
Принцесса Кейденс с неожиданной внезапностью оторвалась от остальных, пересекла комнату и подошла к Сумаку, стоявшему на западном берегу Эквестрии. Она все еще улыбалась, но глаза ее были серьезны и строги. Когда она приблизилась, ее уши наклонились вперед, а затем она опустила голову.
— Прости меня, я отвлеклась и не заметила раньше, но тебе больно. — В голосе принцессы Кейденс не было и тени сомнения, когда она встала рядом с Сумаком и посмотрела на него сверху вниз. Она глубоко вздохнула, и ее рог излучил теплое розовое сияние, которое отразилось в глазах всех присутствующих пони. — Позволь мне исцелить тебя, — она подняла взгляд и посмотрела на Трикси, — … и тебя тоже.
— Кейденс, дорогая, будь осторожна, это тебя изматывает…
— Тетушка… — Глаза принцессы Кейденс метнулись к Селестии, которая заговорила. — Я вылечила ногу Твайлайт и была в полном порядке.
— Шайнинг, иди к ней, — приказала принцесса Селестия, и принц Шайнинг Армор, как послушный малый, поспешил к своей жене, готовый подхватить ее, если она упадет в обморок.
— Что будет? — спросил Сумак, когда Трикси обняла его сзади. Он почувствовал, как одна передняя нога обхватила его, защищая. — Будет больно?
— Нет. — Принцесса Кейденс покачала головой. — Сейчас не время для страха или сомнений, а время для любви. Чтобы все получилось, мне нужно, чтобы ты сосредоточился на любви, Сумак Эппл. И ты тоже, Трикси Луламун. Вы оба подумайте о своей любви. Друг к другу, к другим пони в вашей жизни, пусть она заполнит ваш разум.
— Ты можешь исцелить Винил? — спросил Сумак, не думая о себе в данный момент.
— Я сделала такую попытку, — ответила принцесса Кейденс. — Я смогла немного помочь, облегчить ее боль, но я все еще учусь этой магии, которая для меня в новинку. Если кто и сможет исцелить Винил, так это Тарниш, ведь его любовь к ней сильнее всего. Ему нужно только поверить в себя. Его магический потенциал только сейчас полностью раскрывается. Он способен на гораздо большее, чем считает возможным.
Там, где он стоял, Тарнишед Типот шаркнул копытами, слегка фыркнул и отвернулся. Мод столкнулась с ним своим бронированным телом, а затем подняла на него глаза и посмотрела на него сонным взглядом из-под открытого козырька своего шлема. Отвлекшись на это, Сумак вернул свое внимание к стоящему перед ним розовому аликорну.
— Не волнуйся, Сумак. Она исцелила меня, и я стал просто прекрасен, — сказал принц Гослинг, пытаясь успокоить.
— Хорошо. — Сумак кивнул и почувствовал, как Трикси прижалась к нему. На ее лице отразилось выражение напряженной сосредоточенности, и он замолчал, не желая мешать ей. Магия требовала сосредоточенности, и, будучи единорогом, он знал это. Магия аликорнов, вероятно, требовала гораздо большего внимания. Вспомнив, что он тоже должен был сосредоточиться, он начал думать о теплых пушистых чувствах, которые он испытывал, когда Трикси обнимала его.
Мир стал казаться каким-то необычным, и Сумак почувствовал легкое головокружение. В корне его рога ощущалось давление, но оно не было неприятным. Он почувствовал, как дернулась нога Трикси, а затем возникло любопытное ощущение легкости. Раздался глубокий гул, заставивший пол вибрировать, и зрение Сумака помутилось, когда он почувствовал сильное тепло в подплечьях.
— Мне нужно больше магии, — пробормотала Кейденс, — больше любви.
— Все, что я могу дать, и даже больше, — прошептал в ответ Шайнинг Армор.
Произошла вспышка розового цвета, а затем Сумак ослеп. Синие, белые и фиолетовые пятна заплясали в его глазах, а потом все стало розовым. Это было все, что он мог видеть. Ощущения гравитации больше не было, и он почувствовал, что парит над полом, что вызвало у него панику.
— Ах, вот она, материнская любовь. — Голос принцессы Кейденс, переставший быть тихим шелестом, зазвенел, как колокол. — Прочь, боль и страдания! Бегите от моих подданных!
Мир вокруг Сумака превратился в розовый взрыв, и он никак не мог понять, что происходит. Боль в подплечьях исчезла, сменившись сильным теплом и восхитительным напряжением, которое он испытывал, когда его тело решало, что ему нужна хорошая пробежка. Как раз в тот момент, когда это ощущение достигло своего пика, Сумак почувствовал, как Трикси снова схватила его и прижала к себе.
Сумак не мог не заметить, что хватка ее передних ног была сильнее…
Глава 80
Боль, по большей части, прошла. Сумак не был уверен, что ему по-прежнему больно или что он страдает от воспоминаний о боли. Он сделал несколько шагов и вскоре вернулся к своей прежней походке — длинному шагу, который он выработал, следуя за Трикси по всей Эквестрии. Для жеребенка он двигался с поразительной быстротой и скоростью. Пройдя по кругу, он попробовал пробный прыжок, ему понравилось то, что он почувствовал, и он проскакал еще немного.
— Кейденс? — спросила принцесса Селестия обеспокоенным голосом.
— Я в порядке, — ответила принцесса Кейденс. — Мисс Луламун?
— Намного лучше. — В голосе Трикси звучали благоговение и недоверие. — В больной ноге еще есть небольшая тяжесть, но она не невыносима. Трикси не знает, что и думать о такой магии.
Сумак заметил, что пони смотрят на него, поэтому успокоился, перестал пронзительно скакать и использовать свои "комнатные манеры". Трикси все еще проверяла свои ноги, и Сумак заметил, что Кейденс смотрит на него с любопытством, поэтому он снова поднял на нее глаза, стараясь быть вежливым и уделяя ей внимание.
— Кажется, это не повлияло на твое зрение, — несколько рассеянно сказала принцесса Кейденс, нахмурив брови. — Я до сих пор не знаю, как работает эта магия и почему она делает то, что делает.
— Это нужно изучить в другое время. — Принцесса Луна подняла голову, прочистила горло и добавила: — Фонарь — это насущная проблема, и ее следует обсудить, пока мы все вместе. Необходим консенсус и единое мнение. Что нам делать с артефактом?
Поняв, что дело принимает серьезный оборот, Сумак подошел к Трикси, сел и обхватил ее уже исцеленную переднюю ногу. Он почувствовал, как Пеббл прижалась к нему, и, бросив боковой взгляд налево, на мгновение увидел ее, а затем перевел глаза на принцессу Луну и принцессу Селестию. Мышцы его спины подергивались от нервозности, но он не боялся. По крайней мере, он не был слишком напуган. Краем глаза он заметил, как принц Гослинг подался вперед.
— Я совершенно ничего не знаю о магических артефактах. — Принц Гослинг вытянул одно крыло, потянулся, а затем начал тереть подбородок нижней костяшкой центральной части крыла. — У меня нет мнения по поводу фонаря, но я беспокоюсь за Сумака. Я не поддержу ни один шаг, идущий вразрез с его желаниями. Пусть он еще жеребенок, но он потенциальный будущий слуга короны. Я не сделаю ничего, что могло бы поставить под угрозу наше взаимовыгодное положение. Я поддерживаю его мнение и его чувства.
— Я согласна с Гослингом. — Твайлайт сделала шаг вперед и оглядела комнату. Доспехи, в которые она была облачена, лязгали при каждом ее движении, а глаза казались еще больше, когда ее лицо обрамлял шлем. — Сумак оказался вовлечен в недавние события. Ему явно предстоит сыграть свою роль, и судьба взывает к нему. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя бессильным и беспомощным, поэтому и отдала ему на хранение фонарь.
— Из-за недостатка знаний у меня нет своего мнения, — сказал принц Блюблад. — Мне очень интересно, что скажет по этому поводу наш штатный разрушитель артефактов, Тарнишед Типот.
Когда все внимание зала обратилось на него, Тарниш сделал шаг назад и прочистил горло. Было очевидно, что ему не нравится быть в центре внимания. Над его бровями появилась глубокая складка, и он покачал головой, задумавшись. Он поднял копыто в знак того, что собирается что-то сказать, но ему нужно еще немного времени, чтобы собраться с мыслями.
— У меня тоже нет своего мнения, — сказал он наконец. — Если вам нужно, чтобы я разрубил фонарь пополам с помощью Фламинго, я это сделаю. Я отнесу его в Рощу друидов и нейтрализую любую враждебную магию, которая может вырваться из нити Радуги Тьмы.
— Мы должны быть более решительными…
— Мисс Йерлинг, спокойно, если можно. — Принцесса Селестия кивком головы указала на говорившую пегаску.
Поправив очки, пегая кобыла кисло усмехнулась принцессе Селестии, раздула ноздри, а затем начала оглядывать комнату, словно ища поддержки. Она глубоко вздохнула, а затем продолжила:
— Мы должны сделать безопасную ставку. Мы даже можем пойти на компромисс, если это устроит всех пони. Отдадим жеребенку фрагмент Радуги Света, но уничтожим ниточку Радуги Тьмы.
— Я согласен с мисс Годлинг, — сказал Найт Лайт, выходя вперед. — У нас есть шанс уничтожить могущественный артефакт зла, нечто, способное погасить свет во всем известном мире. Мы должны покончить с этим сейчас, и тогда все мы сможем лучше отдыхать по ночам.
Твайлайт Вельвет, которая выглядела немного раздраженной своим мужем, издала фырканье отвращения:
— Это нужно изучить! Возможно, из этого всё же выйдет что-то хорошее! Мы не должны быть поспешными и торопливыми!
— Добро не может происходить от зла! — Найт Лайт повернулся и сурово посмотрел на жену.
— Ты не знаешь этого наверняка! — огрызнулась Твайлайт Вельвет. — Я требую эмпирических доказательств, подтверждающих твое утверждение!
— Хорошо, тогда я отказываюсь от своего заявления, но не от своей позиции по этому вопросу. — Найт Лайт откинул голову назад, а затем окинул жену угрюмым взглядом. — Этот артефакт слишком долго досаждал нашему роду, и теперь у нас есть средства, чтобы избавиться от него. Тарнишед Типот может безопасно уничтожать артефакты без последствий для жизни. Он не бессмертен. У нас есть возможность уничтожить его, поглотить и перенастроить его враждебную магию и освободить мир от его злого присутствия.
— Ты прав, — неохотно признала Твайлайт Вельвет. — В случае смерти Тарниша у нас больше не будет безопасного способа избавиться от злого артефакта. Разрезав его, мы высвободим все виды разрушительной магии.
Прочистив горло, принцесса Луна сделала замечание:
— Я, принцесса Луна, еще раз повторяю, что хочу, чтобы Тарнишед Типот получил возможность продлить свою жизнь, ведь он — уникальное достояние…
— Нет! Я не хочу жить дольше и вполне счастлив быть единорогом! — Тарниш начал отступать от принцессы Луны и покачал головой.
— Ты — незаменимая ценность для Империи! — Принцесса Луна обратила свой строгий взгляд на Тарниша. — Речь идет не о том, чего бы ты хотел, а о том, что лучше для других и во имя общего блага! У тебя есть обязательства перед своими собратьями!
— Тарниш сам выбирает, каким бы глупым и дурацким он ни был…
— О, вы можете убраться подальше, мисс Йерлинг! — Глаза Тарниша сузились, а губы скривились в злобной усмешке. — Без меня и моего выбора вас бы здесь даже не было, чтобы высказывать свое мнение!
— Вы ужасный грубиян! — огрызнулась мисс Йерлинг. — Мы вразумляем наших врагов или пытаемся их перехитрить. Мы пытаемся возвыситься над ними… но ты… ты… — она содрогнулась от отвращения, — … ты зарезал Ахуизотля, а потом пытался скормить его его же собственным крокодилам!
— Он это заслужил! — прорычал Тарниш, выпрямляясь во весь свой внушительный рост и окидывая взглядом гораздо более мелкую пегаску, одетую в нескладный клош.
— Должно быть профессиональное уважение и вежливость, даже с нашими оппонентами! — Мисс Йерлинг сняла очки и бросила на Тарниша свирепый взгляд, обещающий телесные повреждения, причем в большом количестве.
— Тарниш был очень вежлив, когда зарезал Ахуизотля. — От бесстрастного междометия Мод в комнате воцарилась тишина. — И он извинился за то, что скормил Ахуизотля его собственным крокодилам, даже когда делал это. Это выполняет обязательство по хорошему поведению между профессиональными противниками. — Она повернулась лицом к мужу. — Однако использовать против него его же электрических угрей было довольно жестоко. Я все еще очень разочарована тобой.
Обидевшись, мисс Йерлинг фыркнула, надела очки и отвернулась.
— Ну что ты, Мод, не надо так, — прошептал Тарниш. — Кроме того, ты вроде как предложила угрей…
— Я пошутила, — ровным голосом ответила Мод. — Это должно было быть очевидно.
— Откуда мне было знать? — Тарниш изогнул одну бровь и пристально посмотрел Мод в глаза. — С тобой иногда бывает очень трудно понять. Я не могу отвечать за оскорбления, причиняемые электрическими угрями.
Моргнув, Сумак задумался, чем же занимаются авантюристы, покидая дом. Тем более, что в этом случае он не хотел становиться искателем приключений. Правила казались сложными и… электрические угри? Он навострил уши, когда услышал, как принцесса Селестия прочистила горло.
— Нам нужно вернуться к текущему вопросу. — Взгляд принцессы Селестии был скорее материнским. — Больше никаких жеребячьих выпадов с вашей стороны, или я отправлю вас обоих в детский сад дружбы.
— Это она начала! — огрызнулся Тарниш.
— Детский сад дружбы! — повторила принцесса Селестия, на этот раз повысив голос. — Мне надоели ваши препирательства! Я попрошу Твайлайт поставить вас обоих в угол с колпаками!
Взмахнув крыльями, чтобы привлечь внимание, Твайлайт вышла в центр комнаты, хмуро глядя на Тарниша и Мисс Йерлинг:
— Сумак, каково твое мнение по этому вопросу?
— Почему это важно, что я думаю? — ответил Сумак. — Я жеребенок. Вы взрослые пони.
— Сумак, тебя коснулся фонарь. — Принцесса Селестия встала рядом с Твайлайт, которая стояла над Кантерлотом на карте на полу. — Он изменил тебя… открыл твои глаза. Он дал тебе понимание.
— Но это может сделать любой пони, который будет с ним возиться. — Сумак, чувствуя себя очень маленьким и неуверенным, прижался к Трикси. — Я не просил, чтобы это случилось. Просто так получилось. Я отправился в Замок Полуночи, а потом все пошло наперекосяк.
— Враг впал в отчаяние, — сказал Сумаку принц Блюблад. — Тарниш уничтожил его корону. Это все усложнило. Твайлайт нашла несколько колоколов, которые мы все еще исследуем. Сейчас мы спешим захватить все артефакты, которые могут им пригодиться, и самый важный из них — Радуга Тьмы. С ее помощью он сможет создавать огромные армии приспешников, которые будут целиком и полностью преданы ему и его прихотям.
От страха нижняя губа Сумака слегка выпятилась, когда он задумался над словами принца Блюблада. Крошечный кусочек веревочки, найденный в его фонаре, мог покончить с миром. В сочетании с Радугой Света этот кусочек нити дал ему понимание и проницательность.
— Твайлайт следует позволить изучить фонарь. — Сумак посмотрел на Твайлайт, затем на принцессу Селестию, а потом обвел взглядом комнату. — Я не знаю многого о добре или зле, но я знаю, что фонарь показал мне вещи, которые сделали меня лучше. — Пока Сумак говорил, принц Гослинг пересек комнату и встал рядом с тем местом, где Сумак сидел со своей мамой Трикси.
Сузив глаза, Гослинг фыркнул, а затем сказал:
— Мы должны уважать его желания. По этому вопросу есть некоторые разногласия, и это нормально, каждый пони имеет право на собственное мнение. Я не знаю ни черта о фонаре, но я знаю, что нужно уважать чужие чувства и мнения. Я не хочу, чтобы Сумак вырос и возненавидел меня. У нас и так достаточно пони, обиженных на Корону.
— Я согласен с Гослингом. — Принц Блюблад обвел взглядом комнату, и его брови нахмурились. — Мне кажется, что наше будущее зависит от этого момента. — Пожевав несколько секунд губу, принц добавил: — Кроме того, больше не нужно относиться к Тарнишу как к активу, а не как к пони. Это беспокоит меня на каком-то фундаментальном уровне, и мне это не нравится.
Принцесса Луна, ничего не сказав, закатила глаза и фыркнула.
Повернувшись к немой единорожке, принцесса Селестия спросила Винил:
— Конечно, тебе есть что сказать по этому поводу. Он твой ученик, и поэтому я хотела бы узнать твое мнение. — Повернув голову, принцесса Селестия посмотрела на Трикси. — И ваше мнение тоже, мисс Луламун.
— Давай, мама. — Повернув голову, Сумак посмотрел на подбородок матери, который находился над ним. Он почувствовал, как Трикси съежилась, а ее передняя нога крепко обхватила его. — Подай мне хороший пример и будь честной, — прошептал он.
Оказавшись на виду, Трикси опустила уши и широко раскрыла глаза. Послышался низкий носовой вой, затем уши Трикси поднялись, повернулись вперед и надвинулись на морду. Морщинки беспокойства в уголках ее глаз стали более выраженными, а брови пересекла глубокая складка. Моргнув несколько раз, она открыла рот, чтобы заговорить, и облизала губы, чтобы подготовиться.
— Трикси считает, что нить Радуги Тьмы должна быть уничтожена. — Слова кобылы были не более чем бормотанием. — Трикси помнит, что сделал с ней Амулет Аликорна. Зло имеет тенденцию проявляться в желаемых формах.
Закрыв глаза, Сумак обхватил передними ногами переднюю ногу Трикси, которая обнимала его. Он потерся о ее щеку и поблагодарил за то, что она сказала то, что сказала. Иногда нужно иметь мужество, чтобы сказать то, что чувствуешь. Через мгновение он открыл глаза и увидел, что Лемон Хартс смотрит на него со странным блеском в малиновом цвете радужки.
— Зло иногда приходит так, что ты оправдываешь его применение, — продолжала Трикси, — и я бы остерегалась любых чувств необходимости.
В полной тишине Лемон Хартс обвила передней ногой шею Трикси, и обе кобылы тепло обнялись, пока Сумак размышлял над словами матери. Сохранить фонарь действительно было необходимо, и сейчас впервые Сумак боялся, по-настоящему боялся. В словах Трикси был какой-то неоспоримый смысл. Трикси была пони, которая могла знать больше всех о подобных вещах.
Взяв в руки грифельную доску, Винил несколько раз сверкнула рогом, чтобы привлечь внимание всех пони. Мнения разделились. Пока это не стало чем-то неприятным, может быть, нам стоит вернуться к вечеринке?
Закрыв глаза, принцесса Селестия кивнула головой, поскольку, похоже, консенсуса не будет, по крайней мере, сегодня.
Глава 81
Зевнув, Сумак понял, что до конца вечеринки еще далеко. Он последовал за Трикси и Лемон, шаркая, пока они возвращались в маленькую, более уединенную комнату. В голове у него шумело, в голове роились мысли, и больше всего на свете ему хотелось оказаться в тихом месте, чтобы хорошенько подумать. Пеббл, находившаяся рядом с ним, странно улыбалась, и это его немного нервировало. Ему нравилось видеть ее счастливой, но ей нужно было немного попрактиковаться, чтобы показать это.
— Мисс Йерлинг — Дэринг Ду, — сказала Пеббл, когда они шли вместе.
— Что? — Сумак повернул голову, чтобы посмотреть на свою счастливую спутницу, пока они шли. — Что? Нет… Мисс Йерлинг была в очках. А Дэринг Ду носит один из этих странных… э-э-э…
— Пробковых шлемов. — Пеббл проигнорировала слова Сумака и продолжила: — Я знаю, что это не похоже на правду, но они с папой — хорошие друзья, и вместе с Рейнбоу Дэш они много занимались возвращением важных и опасных артефактов. В романах "Дэринг Ду" Рейнбоу Дэш — это королевский агент Крэш, а папа — королевский агент Какао.
— Что?
— Правда.
Сумаку было трудно это понять. Он не так хорошо разбирался в романах о Дэринг Ду, как ему хотелось бы, но кое-что знал. Королевский агент Крэш была известной шпионкой, которую никто не мог поймать, скользкой пони, и ее быстрое мышление всегда спасало их в последнюю минуту. Королевский агент Какао был осторожным, идеальной парой для Дэринг Ду и Крэш. Он всегда пил чай, который был необходим ему для лечения хронического заболевания — ужасного кашля, угрожающего жизни. Когда дело доходило до неприятностей, Какао не допускал никаких глупостей и носил с собой хлыст, чтобы усмирять диких обитателей джунглей.
— Мне нужно читать больше романов о Дэринг Ду, — заметил Сумак.
— Одолжи у меня, — предложила Пеббл.
Держа Бумер за передние лапки, Сумак наблюдал, как Трикси, Лемон Хартс, Октавия и Винил по очереди танцуют вместе. Ему ничуть не было скучно, ведь у него было много дел, чтобы занять свои мысли. Бумер уже наполовину проснулась и, казалось, довольствовалась тем, что наблюдала за пони. Если на свадьбу собираются напасть, то, по мнению Сумака, им лучше поторопиться, так как ему казалось, что все идет к концу.
А может, ему просто показалось. Ему нужно было вздремнуть, хотя он и не хотел этого признавать.
Еще раз зевнув, он повернулся, чтобы посмотреть на Вонючку, который демонстрировал магию чейнджлингов. С зеленой вспышкой Вонючка превратился во всевозможные предметы, в том числе в лежащую на полу столовую вилку. После еще одной вспышки чейнджлинг превратился в стакан для питья. Это зрелище было одновременно и познавательным, и пугающим, ведь чейнджлинги могли оказаться буквально где угодно, скрываясь под любым обликом.
Как раз в тот момент, когда он собирался снова зевнуть, Сумак уловил какой-то запах, и не только он. Вокруг него другие пони принюхивались, пока аромат роз исчезал и сменялся чем-то другим… чем-то… плохим. Когда-то Сумак стоял возле бумажной фабрики, и если это было довольно плохо, то это было еще хуже.
— ГАХ! ЗАПАХ! — закричала кобыла, выбегая из комнаты со слезящимися глазами и носом.
— Я не чувствую ничего плохого, — громко сказала гарпия, спутница Вонючки.
— Простите, кажется, мое зелье иссякло! — крикнул Вонючка, пытаясь успокоить толпу.
К ужасу Сумака, Бумер пускала слюни. Длинная тонкая лента слюны свисала вниз, и маленький дракончик с интересом принюхивался к дурно пахнущему воздуху. Для жеребенка запах становился все хуже, набирая силу и интенсивность. Вонь была живым существом, мощной злобной силой, которую Сумак чувствовал, пытающейся проникнуть в его ноздри. Его магическое чувство покалывало с неистовой силой, и корень рога казался холодным и полным пульсирующих крошечных сердец. Рядом с ним Пеббл стонала и хваталась за лицо.
— Держись! — крикнула кобыла. — Я разберусь!
— Спаси нас, Твинклшайн! — закричала Лемон Хартс.
Высоко подняв голову, Твинклшайн начала плести свое заклинание — заклинание, изгоняющее вонь. На секунду показалось, что вонь утихла, и в воздух вернулся аромат роз, но это было лишь на секунду, а затем вонь вернулась с поистине кошмарной силой. Выжившие в тесном помещении пытались добраться до двери, пока тошнота не перешла в нечто иное. Вонь стояла нестерпимая, и Сумак был уверен, что его лицо плавится.
— Так держать, Твинклвонкл! — Вокруг головы Лемон Хартс появился светящийся пузырь малинового цвета, защищающий ее от вони, бьющей в ноздри.
Рядом с Лемон Хартс Трикси задыхалась и высовывала язык, а Октавия и Винил поспешно покидали комнату.
— АААААА! АААААААААААА! АААААААААААААА! От меня теперь исходит этот запах! УБЕРИТЕ ЭТО! УБЕРИТЕ ЭТО! — Твинклшайн бегала по кругу, а над ее головой летала гарпия.
— Селено, иди и найди Тарниша! — крикнул Вонючка.
— Но ты так хорошо пахнешь! — ответила Селено, кружась над головой. — К тому же, какая разница, что думают другие? Мнение ведь относительно, верно?
— Великая и могущественная Трикси — угблх, бла… — вот-вот извергнет из себя великую и могущественную!
— Я ничего не чувствую, — объявила Лемон Хартс, пребывая с волшебным пузыре на голове. — Не могу поверить, что это заклинание сработало. Это потрясающе! Иногда, будучи единорогом, я сама себя удивляю. Думаете, именно поэтому Твайлайт наняла меня? Это очень впечатляет! Я потрясающе справляюсь с кризисом! Вау, этот прилив уверенности в себе просто великолепена!
Сумак посмотрела на Пеббл, которая выглядела не лучшим образом. На самом деле Пеббл выглядела так же, как и он, а Сумак чувствовал себя совсем не хорошо. Он опустил Бумер на стол и попытался остановить кружащуюся голову. У Пеббл был рвотный рефлекс, и Сумак понимал, что они оба попали в беду, настоящую беду, но в данный момент ему было немного лучше, чем ей.
Пришло время стать героем.
Теперь, когда у Сумака были четыре здоровые ноги, он стал похож на себя прежнего. С помощью магии он взвалил Пеббл на спину, но обнаружил, что она гораздо тяжелее, чем он предполагал. Пеббл весила целую тонну, но инстинкт выживания подсказывал ему, что о весе Пеббл нельзя говорить ни слова. К инстинктам выживания нужно прислушиваться, если хочешь жить. С помощью магии он стащил Бумер со стола и на подгибающихся ногах понесся к двери.
Как раз в тот момент, когда он собирался выскользнуть за дверь, Сумак был вынужден остановиться, так как в дверном проеме появилась принцесса Луна. Она стояла, принюхиваясь, раздувая ноздри, и уголок ее глаза испуганно подергивался. Сумак посмотрел на величественную Принцессу Ночи и понял, почему пони ее боятся. Она была холодной, строгой и обладала ужасной, удивительной красотой. Когда она вскинула бровь, ему захотелось броситься на землю и начать унижаться.
— Götterdämmerung[1], — прошептала принцесса Луна. — Dieser Gestank…[2]
В страхе, не понимая, что только что сказала принцесса Луна, Сумак спросил:
— Ты пришла спасти нас?
— Ja, mein Fohlen[3]. — Луна высоко подняла голову, и ее рог вспыхнул ярким светом индиго, а затем она, расправив крылья, вошла в комнату. Она переместилась в центр комнаты, а затем наложила заклинание.
Сумак почувствовал, что его магическое чувство почти сошло с ума. В глазах появилось странное, почти болезненное давление, а затем запах исчез, изгнанный мощной магией аликорна. Он стоял в благоговейном ужасе от того, чему только что стал свидетелем, и чувствовал, как Пеббл прижимается к его спине. Моргнув, он увидел, как принцесса Луна подошла к Вонючке.
— Ты здоров, мой подданный? — Принцесса Луна опустила голову и посмотрела Вонючке в глаза. — Похоже, требуется еще одна порция оборотного снадобья.
— Они никогда не работают так, как надо, — смущенно ответил Вонючка принцессе Луне.
— Такова природа ядовитой шутки. — Принцесса Луна протянула крыло и коснулась им гораздо меньшего размером чейнджлинга, а затем, повернув голову, оглядела комнату. — Мы благодарим всех присутствующих за вежливость и доброту. Я благодарю вас.
Повернувшись, принцесса Луна направилась к двери, а затем остановилась, чтобы еще раз взглянуть на Сумака. Пеббл сползла со спины Сумака и встала рядом с ним, пока Ночная принцесса внимательно разглядывала жеребенка. Бумер, прижавшись к рогу Сумака, подняла голову, чтобы получше рассмотреть принцессу Луну.
— Дракон. — Глаза принцессы Луны сузились, и она получше рассмотрела Бумер. — Нам было бы очень приятно, жеребенок, если бы ты подождал здесь до Нашего возвращения. Моего возвращения. Я хочу кое-что сделать.
— Хорошо. — Сумак кивнул, и при этом голова Бумер покачивалась вверх-вниз.
— Мы уйдем ненадолго. — Принцесса Луна склонила голову, а затем бодрой рысью вышла из комнаты, оставив за собой группу ошеломленных свидетелей и зрителей.
До ушей Сумака донесся рокот голосов: пони в комнате начали переговариваться. Он взглянул на пришедшую в себя Пеббл, затем осмотрелся, но не двинулся с места. Для всего, что только что произошло, должно быть какое-то слово, но Сумак не знал, какое. Будь у него словарный запас получше, он мог бы сказать, что все произошедшее было сюрреалистичным. Такова опасность жизни в мире, наполненном магией.
— Я больше не воняю, — объявила Твинклшайн всем, кто мог ее услышать.
Мозг Сумака уже перебирал в памяти все, что произошло, и большая часть его внимания была направлена на осознание того, что его магическое чувство становится все сильнее. Это был знак того, что он взрослеет и что его магия становится сильнее, или он так думал. В его мыслях проплывали воспоминания о его обучении, о том, что у пони есть шесть основных чувств, а у отдельных пони иногда бывает необычное восприятие, или дополнительные чувства, такие как чувство Пинки, чувство земного пони, чувство пегаса и специализированное чувство единорога.
С этими мыслями пришло осознание того, почему принцесса Кейденс и принцесса Луна редко используют магию — атака на его чувства была просто ошеломляющей. Заклинание принцессы Луны почти выбило из колеи его мозг и заставило сойти с ума его магическое чувство. Это причинило ему физическую боль. Принцесса Луна обладала огромной силой, и Сумак не мог не сравнивать ее с теми временами, когда Твайлайт использовала свою магию.
Жеребенок пришел к выводу, что Твайлайт предстоит пройти еще долгий путь, прежде чем она сравнится с принцессой Луной или принцессой Селестией по уровню магической мощи. Его мозг — полезный орган — вызвал в памяти исцеляющее заклинание принцессы Кейденс. Оно ошеломило его, но не причинило боли. Однако принцесса любви, несомненно, была сильна.
Если он действительно хотел познать перспективы аликорна, не знать границ, он знал, что у него есть способ. Фонарь. Сила земного пони была тревожной, даже расстраивающей. Узнав, как Пеббл приходится сталкиваться с миром, он открыл свои глаза. Но быть аликорном — иметь силу земного пони и всю магию единорога, да еще и больше… не говоря уже о силе пегаса, которую Сумак не мог даже постичь.
Пони-пегасы были для Сумака совсем незнакомы. По крайней мере, земные пони, как и единороги, жили на земле. В этом было что-то общее. Общий взгляд на вещи. Моргнув, он посмотрел, как Трикси и Лемон Хартс танцуют вместе. В какой-то момент вернулись Октавия и Винил, и оба они выглядели потными и грязными.
Почему они так вспотели? Может, в других комнатах было жарко, Сумак не знал.
Повернув голову, чтобы осмотреться, Сумак очень удивился и вскрикнул, увидев стоящую рядом с ним принцессу Селестию. Он был настолько погружен в свои мысли, что не заметил ее. Каким-то образом большой аликорн подкрался к нему. А еще у нее на роге сидела птица, большая ярко-оранжевая птица.
— Севилья, у тебя ведь есть один из этих моментальных фотоаппаратов, не так ли? — спросила принцесса Селестия.
Желто-оранжевый земной пони кивнул и поправил крепление на шее, прикрепив камеру к скобе. Сумак, широко раскрыв глаза и недоумевая, смотрел на принцессу Луну. Что-то ужасное прилипло к ее рогу, оно выглядело старым, древним, и Сумак не мог не подумать, что, что бы это ни было, когда-то давно оно превратилось в лича.
— О, кажется, свет мешает моему драгоценному Тибблзу, — сказала принцесса Луна своей сестре.
Повиснув на роге Луны, иссохший, кожистый опоссум зевнул, потянулся и снова уснул. Сумак почувствовал, как Бумер сдвинулась с места, и дракончик приняла позу, поняв, что находится в прекрасной компании. Сумак не мог отделаться от мысли, что принцессы выглядят немного глупо со своими питомцами на рогах, и, как следствие, ему стало интересно, каким его видят другие пони.
— Филомена, как ты думаешь, нам стоит создать клуб? — Принцесса Селестия спросила феникса, сидящего на ее роге.
Феникс распушился, издал писк, а затем начал тереться мордочкой о кончик рога принцессы Селестии, воркуя. У принцессы был очень длинный рог, и у Филомены было много места для передвижения. Для сравнения, рог Сумака был так себе, хотя ему говорили, что для его возраста он довольно длинный.
Каждый жеребенок хотел услышать, что его рог длиннее, чем обычно для его возраста.
— Эй, что здесь происходит? — Твинклшайн, чье заклинание избавления от вони провалилось самым впечатляющим образом, стояла всего в нескольких метрах от них и смотрела на королевских сестер широкими любопытными глазами.
— Мы — те пони, чьи рога стали местом обитания, — ответила принцесса Селестия. — А теперь, Сумак, подойди поближе, чтобы мы могли поместить тебя в кадр. Ты довольно… короткий.
Из ноздрей Сумака вырвалось возмущенное фырканье, он сузил глаза и прищурился, глядя на гораздо более крупную принцессу:
— Мне пять, — запротестовал он, — а весной будет шесть. Я не коротышка, я просто маленький!
— Ты исправляешься, дорогая сестра. — В глазах принцессы Луны появилось веселое озорство. Она нетерпеливо шаркала копытами, а Тибблз, как она называла своего питомца, раскачивался у нее на роге, как маятник. Наблюдательная пони, принцесса Луна заметила, что у нее появился поклонница в лице Пеббл, и окинула маленькую земную кобылку холодным взглядом.
В то время как Сумак хмурился на принцессу Селестию за ее выходку в обществе, Пеббл выражала куда более благоговейное отношение к принцессе Луне. Вдалеке, на танцплощадке, Октавия осторожными, продуманными движениями кружила Винил в красивом, хотя и немного потном двуногом вальсе. Пони, которые были внимательны, могли заметить, что задние копыта Винил никогда не касались пола, и Октавия несла ее каждый шаг в танце.
— Подойди ко мне, Сумак, и позволь мне поставить тебя на стол. — С помощью своей магии принцесса Селестия подняла маленького жеребенка с пола и усадила его на стол рядом с собой. — А теперь встань прямо. Вот так. Шея вытянута, голова поднята, а твои короткие маленькие ножки должны быть прямыми. Выгляди живчиком.
— Ооо, посмотри, как он хмурится, дорогая сестра. — Голос принцессы Луны был дразнящим. — Если бы только все наши гвардейцы были такими свирепыми.
Опустив голову, принцесса Селестия приложила мордочку к уху Сумака:
— Наслаждайся этим временем своей жизни, пока ты маленький, пока ты невысокий. Это драгоценное время для тебя, и оно закончится слишком быстро. Все маленькие жеребчики, все маленькие кобылки в трудную минуту бегут прятаться под матерью. Жеребята делают это, не задумываясь, бегут и укрываются в своем безопасном месте. Но однажды… однажды… — она сделала драматическую паузу и покачала головой, — однажды они прячутся под матерью и обнаруживают, что больше не вписываются туда.
Сумак нахмурился, когда принцесса Селестия обезоружила его. На его лице появилось пустое выражение, и Сумак повернул голову, чтобы посмотреть на Трикси. Он вспомнил все те времена, когда он забирался под нее в поисках убежища. Когда ему было страшно. Захотелось укрыться от ледяного дождя. В те моменты, когда существовала реальная опасность. Однажды его безопасное место больше не будет рядом с ним, и от этой мысли у него в голове закрутились колесики.
Ему пришло в голову, что принцесса Селестия только что преподала ему столь необходимый урок.
Кончик носа принцессы Селестии пощекотал ухо Сумака и заставил его дернуться:
— Когда-нибудь у тебя появятся свои малыши… и когда они будут искать укрытия под тобой, ты вспомнишь об этом дне, об этом времени, об этом моменте и поблагодаришь за то время, что было у тебя, когда ты был маленьким. Ты будешь благодарен за то, что в твоей жизни есть Трикси, потому что, скажем прямо, Флэм и Белладонна не были идеальными родителями. Ты оглянешься назад, и, даже несмотря на все беды и невзгоды, ты увидишь, что это было самое счастливое время в твоей жизни, и с новой перспективой ты будешь дорожить безопасностью своих собственных жеребят и будешь благодарен за то, что стал их укрытием.
— Это… это… э-э… э-э… об этом надо много думать, — почти неслышным шепотом пробормотал Сумак. Он думал о Трикси и гадал, сколько времени у него осталось. Маленький, крошечный голосок в глубине его сознания подсказывал, что нужно сделать так, чтобы каждый момент имел значение. А еще он был в восторге от того, что принцесса Селестия одними лишь словами обнажила его душу.
— А теперь давайте сделаем снимок. — Принцесса Селестия повернулась лицом к камере, в то время как Филомена покачивалась вверх-вниз на ее роге.
Сестры встали вплотную друг к другу, и старшая сестра положила крыло на спину младшей. Сумак, стоявший на столе, переместился чуть ближе, а затем встал как можно прямее и выше. Он присутствовал телом, но его разум был занят мыслями о том, сколько еще жеребячьего времени ему осталось. Каждая драгоценная секунда имела значение, и он намеревался использовать ее по максимуму. Когда фотография будет сделана, он собирался пригласить Пеббл потанцевать с ним, хотя ничего не знал о танцах.
— Тибблз, проснись и хотя бы попытайся выглядеть как живой. — На мгновение глаза принцессы Луны скрестились, когда она посмотрела на сумчатого, висящего на ее роге. Через несколько секунд, когда стало казаться, что Тиберий не может потрудиться выглядеть живым, Ночная принцесса разочарованно фыркнула.
— Готовы, — мягким голосом произнес Севилья, — спокойно… и произнесите "чих-пых-пых".
Как раз в тот момент, когда Сумак начал смеяться, Севилья сделал снимок.
1 ↑ конец света, нем.
2 ↑ этот запах, нем
3 ↑ да, мой жеребенок, нем.
Глава 82
Сумак Эппл, не отрывая взгляда зеленых глаз из-под очков чайного цвета, изучал фотографию, на которой были запечатлены он сам, сестры, детеныш дракона, феникс и то, что, несомненно, было неживым опоссумом. Как он ни старался, он не мог сдержать своих чувств, которые грозили захлестнуть его. Фыркнув, он поднял глаза на принцессу Селестию и некоторое время наблюдал за тем, как Филомена прихорашивается, сидя на роге белого аликорна.
— А что, если это фото сгорит? — спросил Сумак тихим голосом, в котором слышалась робкая дрожь.
На мгновение принцесса Селестия застыла на месте, и единственной ее частью, которая двигалась, были немигающие глаза. Казалось, она не дышит, даже ее струящаяся неземная грива и хвост почти не шевелятся, а Филомена на своем роге приостановилась на середине движения перьев, чтобы взглянуть на Сумака широкими птичьими глазами.
— Я не знаю, хочу ли я что-то хранить, если не могу как-то уберечь это. — Сумак, все еще стоя на краю стола, сел. — Простите, я не хотел показаться неблагодарным. Но все равно спасибо.
— Смириться с потерей бывает очень трудно. — Слова принцессы Селестии были мягкими и какими-то материнскими. — Если что-то случится, приходи ко мне, и я позабочусь о том, чтобы у тебя была замена фотографии из Королевского архива. Этот снимок нужен, чтобы переждать, пока Севилья не сможет проявить свои фотографии, а потом я пришлю тебе один в огнеупорной рамке.
— Спасибо. — Сумак немного пофыркал, пока не почувствовал, что сопли прошли, а потом засиял, глядя на царственного аликорна, возвышавшегося над его миниатюрной фигурой. — Спасибо, что не заставляешь меня чувствовать себя плаксой. — Уши жеребенка встали дыбом, и Бумер потянулась, чтобы взять одно из них и игриво пощипать.
Опустив голову, принцесса Селестия обвела глазами комнату, а затем нежно поцеловала Сумака в щеку. Отстранившись, она сказала тихим шепотом:
— Думаю, моя работа здесь закончена. Тебе следует пригласить Пеббл на танец. У меня есть другие гости, которых я должна развлечь.
Покраснев, с горящими ушами, он кивнул, и Сумак посмотрел на своего монарха, чувствуя неистовую любовь к ней. Он поднял одно маленькое копытце, протянул его и помахал принцессе Селестии, когда та удалилась. Хотя ему не хотелось быть солдатом, в его груди горел маленький, крошечный огонек — пламя преданности принцессе аликорнов, которая была так добра к нему.
Когда сестры собрались уходить, Сумак хотел сказать последнее слово:
— Принцесса Луна… спасибо, что обратили на меня внимание и дали почувствовать себя особенным. Когда ты такого размера, как я, легко почувствовать, что тебя игнорируют и забывают.
Сделав паузу, принцесса Луна обернулась и посмотрела на Сумака. Вскоре стало очевидно, что Принцесса Ночи не знает, что сказать в ответ. Повернувшись, она теперь стояла лицом к Сумаку, широко раскрыв один глаз и полуприкрыв другой, пока ее уши совершали различные ловкие упражнения. Не в силах ответить словами, она протянула одно крыло и погладила Сумака по щеке.
Затем, молча развернувшись, принцесса Луна приготовилась уходить.
Подняв пластиковый стаканчик в форме широкомордой золотой рыбки, хвост которой был сложен в виде своеобразной ручки, Сумак сделал долгий глоток ярко-красно-оранжевого пунша. Он зачмокал губами, облизнул их и отпил еще немного. Ощущение было одновременно забавным и странным, когда он прижимался губами к рыбьим губам, пусть даже и поддельным пластиковым. С каждым выпитым глоточком он целовал рыбу, пытаясь набраться храбрости.
Сумак не умел танцевать. Это было проблемой. Это была большая проблема, из тех, что могут поставить в тупик пятилетнего жеребенка. Он с опаской наблюдал, как Лемон Хартс ведет Трикси по танцполу в медленном и осторожном степ-танце, пытаясь научиться всему, что мог, через наблюдение. Ему хотелось, чтобы Винил и Октавия продолжали танцевать, но Винил требовался отдых, и она выглядела так, словно ей было очень больно. Сумаку было жаль ее, но он ничего не мог поделать.
Вздохнув, он сосредоточил свое внимание на Пеббл, отчего у него пересохло во рту. Он выпил еще, но это мало помогло, а сердце внутри груди выстукивало веселую румбу, пытаясь забраться в горло. Он нервничал, потел, его стрелки были мокрыми и липкими… неужели это и есть влечение? Если так, то ему это не нравилось, ни капельки.
Сделав еще один глоток пунша, Сумак попытался обдумать, как поступить в этой ситуации. Отца рядом не было, так что он не мог понять, как с этим справиться. Лучшими примерами для него были Лемон Хартс и Трикси, и он не знал, как Биг Мак мог бы поступить в этой ситуации. Все было непросто, и нужно было найти правильный подход.
Для Сумака, который мог быть смелым до откровенной агрессии, он решил использовать прямой подход.
— Пеббл. — Сумак протянул переднюю ногу и сделал приглашающий жест.
— Да, Сумак? — Пеббл повернула голову и посмотрела на своего друга и компаньона.
— Иди сюда. Ты будешь танцевать со мной. — На мгновение Сумак был почти уверен, что проглотит свой язык, который теперь высох, как абрикос, оставленный на солнце. Он ненавидел абрикосы, которые были почти так же плохи, как груши. Ни одно уважающий себя Эппл никогда бы не попался на том, что ест груши.
— Миип! — Лицо Пеббл стало темно-шоколадно-коричневым, и она застыла на месте.
Вытянув переднюю ногу, Сумак трижды стукнул копытом по столу, чтобы дать понять Пеббл, что он намерен заняться делом. Самцы должны были брать на себя ответственность, верно? Правда, Лемон Хартс взяла на себя ответственность и заставила Трикси танцевать. Может, это самка должна была командовать? Он не знал. Подняв телекинезом свой стакан с пуншем, он сделал последний глоток, чтобы смочить пересохший язык.
Поставив стакан с пуншем, он соскользнул со стула на пол и подошел к сидящей Пеббл. Подтянувшись передней ногой, он обхватил ее за загривок и потянул с места, не обращая внимания на ее протестующие писки. Когда она опустилась на пол рядом с ним, он дал понять, что намерен заняться делом.
— Пеббл, у меня есть магия щекотки, и я знаю, как ею пользоваться. А теперь потанцуй со мной.
— Миип!
Шагая на трех ногах с Пеббл на буксире, Сумак направился к танцполу, чувствуя, что его может вырвать в любой момент. Он потискал ее бока и получил еще одно "Миип!" за свои старания. На краю танцплощадки, где кружились взрослые, он остановился и посмотрел на Пеббл.
— Я не умею танцевать, — признался Сумак, поняв, что в его плане есть серьезный изъян. Некоторые из танцев, которые он видел, выглядели сложными, запутанными, а некоторые, похоже, требовали больших усилий. Раздался полувздох-полувсхлип, и Сумак вспомнил услышанное однажды выражение: — Потихоньку, помаленьку. — Он не знал, что оно означает, но, похоже, подходило для тех случаев, в которых он оказался.
Не успел он ничего сказать, как Пеббл взвилась в воздух и приняла двуногую позу, и Сумак оказался схвачен. Державшая его кобылка была сильной, достаточно сильной, чтобы раздавить его. Он шатался на задних ногах, и ему казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Пеббл обнимала его, и их животы соприкасались. Для Сумака это было странно.
— Я получаю уроки танцев с тех пор, как мне исполнился год, — непринужденно заметила Пеббл. — Это семейная традиция Пай. Все мои тети и мама танцуют. Бабушка очень настаивала, чтобы я следовала этой традиции.
Пеббл притянула Сумака к себе, обхватив одной передней ногой его середину, а другой удвоила хватку вокруг его щетки:
— Следуй моему примеру и будь осторожен.
Затем, без предупреждения, Пеббл швырнула Сумака на пол. Цепляясь за рог, Бумер издала неловкий вопль протеста, но потом, восстановив равновесие, немного успокоилась. Ходить на двух ногах было очень странно, но он справился. Он чувствовал, как сердце Пеббл бьется о его ребра, и задавался вопросом, чувствует ли она то же самое.
Спотыкаясь, он ошибся и посмотрел в голубые глаза Пеббл. В этот момент он на секунду застыл, и Пеббл пришлось тащить его на себе. Он что-то почувствовал, что-то глубокое и сильное, как в первый раз, когда ему удалось произнести несложное заклинание, а затем испытал пьянящий прилив сил, вызванный осознанием того, что он единорог и владеет магией.
В ее гриве было чуть больше завитков, чем обычно, гораздо больше, а на щеках появился темно-шоколадный румянец. Дышать вдруг стало совсем трудно, и Сумак не был уверен, что причиной тому Пеббл, сжимающая его. Он вспотел, нервничал, а его живот делал сальто-мортале, пока задние ноги пытались удержать равновесие.
Заглянув ей в глаза, Сумак обнаружил, что на него наложено какое-то заклятие, какое-то страшное заклятие, и он не мог отвести взгляд. Пеббл двигалась с плавной грацией, которую Сумак не оценил, так как был еще слишком молод и спотыкался, пытаясь угнаться за ней. Ее платье развевалось и крутилось вокруг его ног, щекоча его, дразня и отвлекая.
— Перестань быть таким жестким, — сказала Пеббл, плотно прижимаясь передней ногой к позвоночнику Сумака. — Теки, как вода, и ты обретешь равновесие. Двигайся вместе со мной.
— Хорошо. — Сумак попытался немного расслабиться, но это было трудно. — Как взрослые учат жеребенка танцевать? Разница в размерах…
— Это сложно. — Пеббл двинулся назад, вправо, вперед, влево, а затем снова назад. — Тебе нужен партнер. У моей матери были сестры, но я — единственный жеребенок. Я много времени провела, танцуя в одиночестве перед зеркалом, но у меня никогда не было партнера, который подходил бы мне по размеру.
— Я у тебя первый? — спросил Сумак и увидел, что от его слов Пеббл покраснела еще сильнее. Мало того, он почувствовал, как его собственные щеки самопроизвольно вспыхивают и загораются. Несомненно, прямо сейчас на его лице можно было поджарить зефир, и он был рад, что Бумер была огнеупорной.
— Ты у меня первый, — призналась Пеббл довольно писклявым голосом. — Я танцевала с отцом, но он большой и просто кружит меня по комнате. Он слишком высокий.
Помня о своих задних копытах, Сумак маневрировал вокруг, стараясь повторять шаги Пеббл, не глядя вниз, что оказалось гораздо сложнее, чем он себе представлял. Платья Пеббл скрывали секрет: Пеббл была довольно толстой и коренастой — возможно, даже пухлой. Он потискал ее и обнаружил, что в районе ребер у нее есть замечательная подушечка. Она была теплой, мягкой, и мозг Сумака на мгновение пробудился, когда он понял, что ему нравится ее пухлая, манящая мягкость.
Поскольку Пеббл была мягкой и тискательной, Сумак стал немного стесняться своего тела — он был худым, может быть, слишком худым, и костлявым. Из того немногого, что он помнил о своем отце, Флэм был высоким и худым, и у него были усы. Искреннее чувство беспокойства закралось в его сознание, и он подумал, не слишком ли он худощав.
— Я слишком худой? — прошептал он.
— Ничего страшного, главное — побольше помадки, — ответила Пеббл, тоже шепотом. — Ты вырос в бедности, Сумак, и в этом нет ничего постыдного. Но это не беда, ты мне нравишься таким, какой ты есть.
— Спасибо, Пеббл.
— Ты думаешь, я толстая? — спросила Пеббл задыхающимся, испуганным шепотом. — Меня иногда дразнят за это… Я все время волнуюсь, а когда я волнуюсь, я больше ем. Нахождение рядом с моей тетей Пинки совсем не помогает.
— Приятно, когда тебя можно потискать, — ответил Сумак, крепче сжимая Пеббл в объятиях. — Ты мне нравишься такой, какая ты есть.
— Ты честен. — Пеббл несколько раз моргнула, вдохнула, вздрогнув, а затем прижала уши к голове. — Ты мне очень, очень нравишься.
— Пеббл, ты мне тоже нравишься… — Слова Сумака оборвались, и он глубоко вдохнул. — Ты мне очень нравишься.
Глава 83
И вот, после многих часов празднования, еды, питья и танцев, веселье подошло к концу, по крайней мере для двух уставших маленьких жеребят и одного маленького дракона. Один измученный жеребчик, одна уставшая кобылка и один коматозный дракончик сидели в одном мягком кресле и, когда день перешел в вечер, и крепко спали вместе.
Рядом с ними стояли земная кобыла с печальной улыбкой, единорожка-альбинос с кривой ухмылкой, одна желтая кобыла лимонного цвета, которая была до смешного счастлива, и одна синяя кобыла-единорожка, которая опиралась на лимонную. Все четверо выглядели изможденными, измученными, а кобыла-альбинос выглядела особенно плохо.
Пошатываясь, все четыре кобылы отправились усаживаться за соседний стол, оставив двух жеребят и одного дракона дремать вместе. Когда все четверо устроились поудобнее, усевшись на свои места, а некоторые прислонившись к столу, к столу подошла перламутровая кобыла с широкой улыбкой, от которой у нее порозовели щеки.
— Хаюшки, — обратилась она к группе, приблизившись. — Не возражаете, если я присяду?
— Присаживайся, Твинклшайн, — ответила Лемон Хартс, приглашающе махнув копытом. — Как поживаешь? Как твоя личная жизнь?
Когда она села, улыбка Твинклшайн стала несколько обеспокоенной:
— Слушай, я знаю, что мои любовные неурядицы являются предметом бурного обсуждения в нашей маленькой группе… Лемон, ты собиралась дразнить меня? Потому что мне так показалось.
— Нет. — Лемон Хартс покачала головой, моргнула и посмотрела Твинклшайн в глаза. — Я заговорила об этом только потому, что сама немного влюблена, и мне просто хотелось иметь повод поговорить об этом, вот и все.
Вздохнув, Твинклшайн кивнула своей старой подруге, а затем ответила:
— Ну, я узнала, почему все мои отношения были неудачными. — Она сделала паузу, затем покачала головой. — Нет, нет, неудачные — это не то. Скорее, они взорвались у меня перед носом. Я узнала, почему все пошло не так.
— И почему же? — спросила Октавия, с озабоченным видом наблюдая, как Винил левитирует чашки с пуншем для всех и ставит их на стол.
— Я прошла небольшую терапию у одного из специалистов принцессы Кейденс. — Твинклшайн выглядела нерешительной и оглядывала стол, встречаясь взглядом с каждой из присутствующих кобыл. — Мне все еще трудно говорить об этом, но я лесбиянка, и я очень запуталась в этом. Я запуталась, я действительно запуталась, я слишком много времени уделяла тому, чтобы слушать маму и папу о продолжении нашей крепкой семейной линии, и я продолжала рассматривать свои отношения как средство достижения цели, чтобы выйти замуж, продолжить род и сделать своих родителей счастливыми, потому что я чувствую себя такой зажатой и обязанной.
— О боже, — вздохнула Октавия. Она подняла правую переднюю ногу и принялась потирать висок, делая копытом маленькие круги-разминания.
— И похоже, что я продолжаю разрушать свои отношения, чтобы спасти себя. — Твинклшайн опустилась на стул, чмокнула губами, а затем подняла чашку с пуншем, которую Винил поставила перед ней. — В наши дни так мало единорогов с реальной силой. В моей семье сохранилась сильная родословная. Принцесса Селестия может похвастаться тем, что многие из нас служат ей в качестве гвардейцев. Мы одна из немногих семей, в которых еще сохранилась настоящая магическая сила, а мои родители постоянно читают мне лекции о моем "долге перед Эквестрией", а моя мама постоянно говорит мне просто расслабиться и думать об Эквестрии, и о боже… иногда они бывают ужасны.
— О, я знаю все об этом. — Трикси подняла свой бокал с пуншем. — Быть Луламуном нелегко. Это все магия, магия и магия, и так многого ждут от… — Вздохнув, Трикси замолчала и некоторое время покачала головой, а потом добавила: — Знаешь, я ненавижу говорить об этом.
— Да… Не хочу показаться плаксой, но пони действительно не знают, каково это для нас. — Твинклшайн посмотрела в глаза Трикси, и между ними произошел какой-то глубокий, осмысленный, невысказанный обмен мнениями. Через несколько секунд Твинклшайн отвернулась, и ее взгляд остановился на скатерти. — Ты изменилась, Трикси. Я помню тебя в школе. Я терпеть тебя не могла, потому что ты издевалась над Лемон Хартс.
Услышав эти слова, Трикси вздрогнула и тоже уставилась на стол, ее взгляд остановился на чашке с пуншем, которую она взяла между передними копытами. Лемон Хартс, наклонившись, потрепала Трикси по холке, а затем Лемон посмотрела на одну из своих самых старых подруг со школьных времен.
— Но все прощено, потому что теперь, похоже, ты делаешь ее счастливой, а Лемон Хартс из всех пони заслуживает счастья. — Твинклшайн тихонько хихикнула и добавила: — Наконец-то она взяла под контроль свои истерики.
— Теперь, когда ты поняла, что ты лесбиянка, что дальше? — спросила Лемон Хартс, ее глаза цвета малины вспыхнули любопытством.
Закатив глаза, Твинклшайн сжала губы и издала прерывистый звук при выдохе. Она постучала передними копытами по краю стола, огляделась по сторонам, а затем посмотрела Лемон Хартс в глаза:
— Я натворила слишком много бед здесь, в Кантерлоте. Я даже не могу пройти по улице, не заглянув в глаза пони, чье сердце я разбила. Это все усложняет. Оставаться с родителями невозможно, потому что они не перестают на меня давить. Твайлайт предложила мне работу в Понивилле, так что… думаю, я соглашусь. Мне нравится Понивилль, и время, которое я там проводила, всегда было приятным.
— Приятно, когда почти вся старая банда в сборе. — Лемон Хартс глубоко вдохнула, на некоторое время задержала дыхание, а затем медленно и спокойно выдохнула. — Твинклвонкл…
Твинклшайн фыркнула.
— … Ты всегда была нашим главным нападающим, хотя теперь, когда Муни выросла и немного подучилась, она стала довольно страшной, — глаза Лемон Хартс сузились. — Неважно… ты нам нужна. Все гораздо опаснее, чем ты думаешь, Твинклшайн. Нам нужно, чтобы банда снова была вместе.
— Вы все дразнили меня и называли "средневековым единорогом". Назовите мне хоть одну причину, по которой я должна вам помочь. — Твинклшайн захихикала и, сложив передние ноги на бока, посмотрела на Лемон Хартс поверх своей чашки с пуншем.
Повернувшись, чтобы посмотреть на Трикси, Лемон Хартс наклонилась к ней и тихим голосом сказала:
— Однажды Твинкл принесла на урок фехтования двусторонний боевой топор и вызвала на дуэль нашего учителя, мистера Карбункула. Она и впрямь какая-то средневековая.
Вздохнув, Трикси посмотрела на Сумака, который крепко спал в кресле вместе с Пеббл. На ее мордочке расплылась усталая улыбка, и она задержала на нем взгляд, прежде чем бросить косой взгляд на Лемон Хартс. На секунду показалось, что Трикси собирается что-то сказать своей спутнице, но в последний момент она передумала. Иногда молчание говорило больше, чем слова.
— Иногда я задаюсь вопросом, что с нами случилось, — сказала Твинклшайн.
— Что ты имеешь в виду, Твинкл? — спросил Лемон Хартс.
— Раньше мы были так близки… неразлучны. Потом мы отдалились друг от друга. Потом на какое-то время снова сошлись. А теперь мы снова отдалились друг от друга. Я скучаю… по тому, как все было. Теперь все кажется таким беспорядочным. Мы живем в разных местах. У нас есть карьера… Лира Хартстрингс даже не может рассказать о своей новой работе, кроме как сказать, что она работает на Корону и что все, что она делает, теперь совершенно секретно. Минуэтт работает челюстно-лицевым хирургом и всегда на связи. Как выживает дружба, когда друзья отдаляются друг от друга?
Счастливый блеск исчез из глаз Лемон Хартс, и она сидела в своем кресле, выглядя немного подавленной. Ее веки опустились, а уши поникли, уголки рта опустились под действием неистовой силы эмоционального притяжения. Она подняла чашку с пуншем, сделала глоток и после нескольких секунд напряженных раздумий заерзала на своем месте, пожимая плечами:
— Твайлайт смогла помириться с Муни, и мы все смогли снова быть вместе. Мы можем сделать это снова. Мы выросли, Твинкл, перестали быть школьными кобылками и столкнулись с реальной жизнью. Не всем из нас достались богатые родители, а Кантерлот — очень дорогой город для жизни.
Нахмурившись, Твинклшайн фыркнула.
Сидя за столом, Винил откинулась на спинку кресла, нахмурившись в предвкушении боли, но, устроившись поудобнее на мягкой спинке, она издала вздох облегчения. Спинка сиденья была прямой, высокой и с хорошей амортизацией, что ей как раз и было нужно. Она подняла чашку с пуншем, отпила и снова удовлетворенно вздохнула.
— Твинкл, мы с Трикси скоро купим дом… наш вроде как разрушили. Приезжай и поживи у нас немного. Будет весело. — В голосе Лемон Хартс прозвучала нехарактерная серьезность, а ее счастливое настроение словно вышло за пределы кофе. — Мы все можем дружить и заниматься глупыми кобыльими делами. Мы можем полировать друг другу копыта, хихикать и сплетничать. Ты можешь снова стать нашим главным нападающим и помочь нам сохранить Сумака в безопасности. — Трикси тоже умеет драться, а я нет, и я боюсь, что не смогу уберечь Сумака от беды. Я недолго продержалась в бою.
Приподняв бровь, Трикси бросила на Лемон Хартс косой взгляд.
— Я подумаю об этом, — ответила Твинклшайн.
— Знаешь, Лемон, — Октавия подняла копыто к подбородку, сидя и глядя на Лемон, глаза ее сузились, а на лице появилось задумчивое выражение, — я всегда склонна считать себя самой бесполезной пони в стычках. Тарниш, Мод, Винил и я вместе заходили в опасные места. Случались очень плохие вещи. Со временем, справившись с некоторыми реальными разочарованиями, я поняла свое место в нашей маленькой группе. Тарниш, Мод и Винил умеют драться, и у них это неплохо получается… скорее даже отлично… но когда драка закончена, когда насилие позади, вот тогда-то я и блистаю. Тарниш обычно нервничает, Мод не выглядит так, но она тоже не в себе, а Винил… ну, последний бой Винил был очень скверным. Ты можешь видеть, в каком она состоянии. Лемон, дорогая… я пытаюсь сказать, что сильным бойцам нужен сильный любящий, когда бой закончен.
Глаза Лемон Хартс мерцали, а затем она кивнула в знак согласия со словами Октавии. Рядом с Октавией Винил протянула переднюю ногу и взяла Октавию за щетку. Трикси, увидев этот жест, скопировала его: она взяла Лемон за щетку и сжала лимонно-желтую кобылу.
— Это… очень серьезно, да? — Твинклшайн, ставшая серьезной, наклонилась вперед и уперлась передними ногами в край стола.
— Катрина хочет убить Сумака, и ей поручено вернуть фонарь. Именно она телепортировала целую армию на окраину Понивилля. Возможно, она даже наберётся смелости и сама придёт в Понивилль. — Глаза Трикси сузились до опасных щелей. — Если она придет, мы будем к этому готовы. У Понивилля есть защитники.
Повернув голову, Твинклшайн посмотрела на двух жеребят, которые крепко спали в мягком кресле. Вокруг них мерцало слабое, почти невидимое магическое поле — простое заклинание блокировки звука, наложенное Лемон Хартс. Несколько долгих секунд она смотрела на них, а затем отпила из своей чашки с пуншем. Поставив чашку на место, она взглянула на Лемон Хартс и сказала:
— Знаете что, я согласна. У тебя есть мой топор. Это семейная реликвия.
— Спасибо, — одновременно сказали Лемон Хартс и Трикси.
Твинклшайн посмотрела на свой бокал, на секунду сосредоточилась, ее рог засветился, и в бокале появился один кубик льда из пунша. Отвлекшись, она прищурилась, глядя в свой стакан, и вздохнула:
— Это похоже на школу… когда мы были старше… когда окончание школы казалось возможным после стольких лет учебы. Ты помнишь те дни, Лемон?
— Я помню много всяких сплетен, — ответила Лемон.
Твинклшайн начала чертить копытом круг на белой скатерти:
— Ну, я помню те времена… разговоры о вампирах повсюду… темные тени оживают… дикие места между городами становятся ужасными. Нападения монстров достигли своего апогея. Происходили все эти похищения, и пони постоянно говорили о том, что чейнджлинги повсюду.
— Теперь, когда ты об этом говоришь, мне кажется, что все очень похоже. — Лемон Хартс опустошила свою чашку с пуншем и поставила ее на стол. Подняв салфетку с держателя в центре стола, она сложила ее в виде лебедя и положила рядом со своей чашкой. — Мы собирались создать компанию искателей приключений. Пойти и заколоть вампира. Найти чейнджлингов. Мы были молоды и имели такие большие планы.
— А что случилось с нашими планами? — спросила Твинклшайн.
— Твайлайт отправили в Понивилль, — ответила Лемон. — Принцесса Селестия разгромила нашу маленькую счастливую группировку. Муни стала затворницей. Минуэтт воплотила в жизнь свой план стать миллионером к сорока годам. Лира присоединилась к группе, которая пела о мире и свободной любви, и я думаю, что она подхватила вшей после неудачной любви. Я поступила разумно и решила перестраховаться, потому что вампиры пугают меня до смерти. Ты отложила свой топор и попыталась найти пони, с которой можно было бы остепениться, чтобы выйти замуж.
— Ха. — С удрученным видом Твинклшайн опустила подбородок на оба передних копыта и подперла голову локтями о стол. — Взросление не было добрым, ни в малейшей степени.
— Спартанцы Спаркл — это все о том, как обычный единорог может изменить жизнь к лучшему. Один единорог может показаться не таким уж большим, но нас — легион. Наш род когда-то двигал солнце, о чем так часто напоминает нам Твайлайт. Мы должны выйти из своих башен, библиотек и пыльных учебных заведений, чтобы вновь защитить мир. — Трикси вскинула бровь, а ее уши повернулись вперед. — Сумак — мой сын, и я подарю ему лучший мир, чем был у меня.
Перламутрово-белая кобыла кивнула в знак согласия:
— Мне не нужна причина для борьбы, только повод!
Глава 84
Когда ты несчастен, жизнь кажется замедленной и каждый день тянется вечно. Когда же ты счастлив, все становится наоборот: дни пролетают как в тумане. Сумак был счастлив, очень счастлив. В нем вновь появилось ощущение хорошего настроения, это заразное чувство, которое, казалось, передавалось от пони к пони, прокладывая себе путь через весь табун. Симптомами этого были сияющие улыбки, яркие глаза и навостренные уши.
В ранние утренние часы, когда все было спокойно и тихо, когда пони еще спали, когда замок Твайлайт еще не проснулся, Сумак пробирался по коридорам и добирался до маленькой кухоньки и столовой, где и завтракал. Он двигался скрытно и бесшумно, ведь у него была сверхсекретная миссия, которую он не хотел прерывать. В его стучащем сердце единорога был план, идея, потребность в безрассудных экспериментах.
Начать день с приключений — всегда отличный способ.
На кухне было темно и пустынно, что не могло не радовать юного Сумака, у которого были такие грандиозные планы. Освещая себе путь только рогом, он передвигался по кухне, вольный делать все, что ему заблагорассудится, и, как единорогу, кухня была ему по плечу. Ничто не было недоступно, ничто не было запрещено, все принадлежало ему. Быть единорогом было просто потрясающе, ведь магия позволяла доставать самые вкусные вещи с самых высоких полок.
Подняв голову, Сумак высунул оранжевый язык из уголка рта, сосредоточившись на многочисленных пакетиках с картофельными чипсами. Потребовалось несколько попыток, но он нашел то, что искал: чипсы с солью и уксусом с восхитительным вкусом эстрагона и укропа. Что такое эстрагон? Он не знал, но знал, что укроп идет на соленья. Он левитировал вниз пакет, проверил кухню, чтобы убедиться, что он один, и подумал о кобылах в своей жизни.
Трикси и Лемон Хартс составляли основу его нынешнего существования, и он не мог представить, что их не будет рядом. Биг-Мак сказал ему, чтобы он дорожил ими обеими, и Сумак принял этот совет близко к сердцу. Октавия была восстановительницей его часто нарушаемого спокойствия, она умела отгонять надвигающиеся истерики до того, как они случались, и была его главным учителем "интроверсии", то есть умения понимать, что происходит и почему, прежде чем это станет большой проблемой.
Теперь Винил Скрэтч учила его секретам вселенной и тому, как быть "холодным индивидуумом", как она это называла. Пока что большая часть его уроков за последнюю неделю сводилась к перетаскиванию старых пластинок из ее старого дома в новый, а затем к упорядочиванию ее музыкальной коллекции. Ученики должны с чего-то начинать, подумал Сумак.
И вот появилась Твинклшайн, также известная как Твинклвонкл. Ее заклинания трансмутации были склонны к провалам, но ее способность зачаровывать и знание продвинутой магии приводили Сумака в оцепенение. За последнюю неделю Твинклшайн и Трикси успели обсудить все основные магические теоремы, и именно он извлек наибольшую пользу из их часто жарких (но дружеских) перепалок. Сумак начал осознавать, как много магии понимает Трикси.
Держа пакет с чипсами наперевес, Сумак рассматривал свой трофей. Он все еще не знал, что такое эстрагон, но он должен был стать частью сбалансированного завтрака. Почувствовав себя совсем взрослым, он взял миску, которую, как он знал, придется вымыть, ложку, которую, если уж на то пошло, тоже лучше вымыть, а потом отправился за молоком.
Он собирался ответить на самый важный вопрос во всей известной вселенной, на вопрос, который не давал ему покоя, и это был не вопрос "О чем думала Пеббл?". На этот вопрос не было ответа, и Сумак смирился с этим, как и советовал Биг-Мак. О некоторых вещах жеребчику лучше не знать. Некоторые тайны должны оставаться непостижимыми. Кобылы и, соответственно, кобылки были одной из таких вещей.
Остановившись, Сумак огляделся по сторонам, чтобы проверить, не обнаружили ли его. Он уже оттачивал свои инстинкты, чтобы заниматься наукой тайно. Некоторые науки были безрассудными, пугающими, и лучше держать их при себе, пока не получишь результат, чтобы какой-нибудь тупоголовый и несмышленый болван не назвал тебя сумасшедшим. Ничто так не убивает научное настроение, как то, что какой-то непросвещенный болван называет вас сумасбродом и читает тебе нотации. Найти ванную, найти чулан, найти пустую комнату, чтобы можно было улизнуть и позаниматься наукой минут пять, пока тебя не обнаружат и неизменно остановят, пока кто-нибудь не пострадал или что-нибудь не взорвалось.
Научные взрывы были лучшей частью науки; вещи должны были взрываться, так можно было понять, что с наукой покончено, по крайней мере на данный момент. Взрывы — это результат. Не всегда самый желанный, но у науки должен быть какой-то кульминационный момент, иначе время, потраченное на науку, не окупится.
Когда он поставил молоко на стол, раздался тихий стук, от которого у Сумака заложило уши. Его глаза метались по сторонам, словно он ожидал, что его в любой момент поймают и прочтут нотацию за безрассудные эксперименты с завтраком. Разорвав пакет с чипсами, он высыпал их содержимое в миску, еще раз оглядел кухоньку-столовую и глубоко вздохнул.
Запах соленого уксуса ворвался в его ноздри, заставив их разгореться.
В бледно-зеленом свете, исходившем из его рога, глаза Сумака за хорошо отполированными стеклами очков излучали маниакальный блеск. Он стоял на пороге великого открытия, которое изменит завтрак, каким его знал весь мир. Картофельные хлопья с хрустящей корочкой. Он забрался на стул, сгорбился над столом, вооружился ложкой и налил немного цельного молока в миску с картофельными чипсами.
Он немного помешал содержимое миски — хлопья были хороши только тогда, когда все как следует пропиталось молоком. Существовало некое неизвестное соотношение, которое он еще не выяснил, некое "сладкое пятно", которое должно быть у каши, чтобы она была вкусной. Пока он помешивал, в миске происходила любопытная реакция. Молоко становилось гуще, тягучее. Все любопытнее и любопытнее. Теперь молоко в миске напоминало по консистенции соус. Очаровательно.
Аромат уксуса был сильным, и от него разило горечью.
Трепеща, Сумак был взволнован, почти слишком взволнован, чтобы мыслить ясно. Раздался хруст, когда он вонзил ложку в миску. С большой осторожностью он зачерпнул ложкой картофельные чипсы и густое, почти клейкое молоко. Держа ложку в своей магии, он присматривался к первому кусочку.
С безрассудством, свойственным молодости, он широко открыл рот и засунул ложку между губами. Раздался хруст, и Сумак проглотил то, что у него было во рту. Он пожевал еще немного, и тут, к его ужасу, его круглые, похожие на штыри зубы разгрызли комок свернувшегося молока. Жеребенок задыхался.
Наука предала его!
Вкус во рту был совсем не таким, как он ожидал, он прилип к внутренней стороне щек, к своду рта, пропитал язык, пробрался в горло, каким-то образом ощущался в носу, а из глаз потекли слезы. К своему ужасу, он прожевал несколько раз, а затем проглотил.
Это было не совсем то, чего он ожидал. Он зачерпнул еще одну ложку, понюхал ее и попытался понять, почему его хлопья превратились в остатки какой-то обиженной и разгневанной старшей сущности из пустоты. С мазохизмом, известным только очень любопытным и интеллектуально тупым, жеребенок-единорог Сумак Эппл снова попробовал хрустящие хлопья из картофеля с солью и уксусом.
Это было почему-то хуже, чем первый раз.
С его губ сорвалось слабое поскуливание, пока он жевал, пытаясь осознать ужас, творящийся у него во рту. Маленькие упругие комочки молока хлюпали и протискивались между зубами. До Сумака дошло, что уксус и молоко не сочетаются, совсем не сочетаются, это было явное нарушение естественного порядка, и теперь Сумак боялся, что Тарнишед Типот может преследовать его за создание какой-то мерзкой природной гадости.
Каким-то образом ему удалось сглотнуть, и при этом он вздрогнул.
Над головой зажегся свет, и Сумак очень испугался. Он издал вопль и прищурился, чтобы глаза привыкли к неожиданному свету. Кто-то еще проснулся, и он напрягся, пытаясь разглядеть, кто это. Кто-то еще был с ним на кухне. Все его мышцы напряглись от паники, и он опустил ложку в осадок от своего неудачного эксперимента.
— Сумак Эппл…
Раздался голос еще одной кобылы в его жизни — Старлайт Глиммер. Вздрогнув, он опустил уши, когда она приблизилась к столу, принюхиваясь. Она подходила все ближе и ближе, пересекала комнату с такой медлительностью, словно знала, что застала его за чем-то ужасным, вроде разграбления могил. Она тяжело дышала, каждый вдох был предвестником смерти.
— Сумак Эппл… что ты наделал? Фу!
Из его желудка вырвалась небольшая отрыжка, когда он пытался понять, что делать с газами, вызванными разлагающимся свернувшимся молоком и частично разжеванными картофельными чипсами с солью и уксусом. Вместе с отрыжкой пришел ужасный, ужасный вкус и еще более ужасный запах, приторная вонь, застрявшая в носовых пазухах. Старлайт Глиммер стояла в метре от него, вскинув бровь, и смотрела на него.
— О аликорны, молоко уже свернулось? — спросила Старлайт.
Сумак открыл рот, чтобы ответить, но из него вырвалась лишь свирепая драконья отрыжка, от которой миска и ложка задребезжали на столе. Вместе с отрыжкой вырвалась отвратительная вонь, а во рту Сумака усилился кислый, мерзкий вкус. Все его тело содрогнулось, и у него потекли слюни, хотя во рту словно пересохло, а язык сморщился, как старая кожа. Глаза слезились, и Сумак корчился от дискомфорта, чувствуя, как его нижние части сжимаются в предвкушении того, что будет дальше.
— Сумак, скажи что-нибудь… Я волнуюсь! Ты умираешь? Если ты умрешь, Твайлайт убьет меня!
Когда Сумак попытался ответить, свернувшееся содержимое его желудка вырвалось наверх, выплеснулось горячим, кислым гейзером и забрызгало лицо, шею и грудь Старлайт Глиммер. Все его тело отпрянуло от рвотных позывов, отчего очки соскочили с мордочки и с грохотом упали в миску с хлопьями из кошмарного питания, разбрызгав содержимое миски по всему столу.
Сумаку предстояло усвоить ценный урок науки: на каждое действие есть равная и противоположная реакция. Бока Старлайт Глиммер заходили ходуном, а глаза закатились. Сумак собрался с силами, закрыл глаза и приготовился к неизбежным последствиям неправильного научного завтрака.
Свернувшись в жалкий клубок, Сумак ждал, когда пройдет дрожь, и надеялся, что его не ждет новый приступ сухого голода. В лазарете пахло лекарствами, в воздухе витал запах дезинфицирующего средства, но его было недостаточно, чтобы перебить вонь свернувшегося, испорченного молока в ноздрях Сумака. Он все еще был немного влажным после душа, и испаряющаяся влага с его шерсти оставляла ощущение прохлады, что было замечательно.
Маленький жеребенок чувствовал себя пустым, полым внутри, и он не сомневался, что Старлайт Глиммер, которая лежала в кровати всего в нескольких метрах от него, тоже чувствует то же самое. Услышав с ее стороны слабый стон, он проклял собственную глупость и задался вопросом, как дружба может пережить обмен рвотными позывами. Несомненно, Твайлайт захочет задать вопросы.
— Сумак, правда, о чем ты думал? — Трикси спросила сонным, наполовину проснувшимся голосом.
Жеребенок только и мог, что отрыгивать и надеяться, что новых приступов не будет. Когда его рот наполнился слюной, тело сжалось от отвращения. Он почувствовал, как ему поднимают голову и прижимают к морде холодную металлическую ванночку, когда по телу пробежала первая сухая волна. Слюна и желчь вытекали из уголка рта Сумака, пока его желудок пытался очиститься от мерзкого завтрака.
Поглаживая шею сына, Трикси Луламун вздохнула:
— Такой храбрый, любопытный жеребенок. Я горжусь тобой, малыш, даже если все вышло не так. Вот так, наберись сил и дай вырваться наружу.
От успокаивающего звука голоса Трикси стало немного легче, но сухие позывы были невыносимы. Сумак закрыл глаза, наблюдая, как все больше слюны и желчи вытекает наружу, и гадал, когда же это закончится. Научился ли он чему-нибудь? Конечно, научился. Когда проявятся последствия его неверных решений, он знал, что мать будет рядом.
И от этого все пошло на лад.
Глава 85
Жеребята были выносливы — у них была поразительная скорость восстановления, — но даже по обычным жеребячьим меркам Сумак выделялся. Он был еще молод, но уже несколько раз прошел всю Эквестрию. Он был суровым и готовым к жизни бойцом, которого закалила жизнь в пути. Если не считать болей в животе, он был в полном порядке после своего утреннего приключения.
Его внимание было приковано к трем кобылам, которые обсуждали его. Мундэнсер, которая должна была вместе с ним изучать защитную магию, Винил Скретч, его мастер, и Твинклшайн, которая проявляла большой интерес к его обучению. Оказалось, что Твинклшайн станет новым инструктором по поединкам и будет преподавать фехтование в дополнение к магическим занятиям с учениками школы.
Он не совсем понимал, что происходит, — слушал лишь наполовину, — но, судя по всему, шли какие-то дебаты. Винил выглядела расстроенной, так как на ее грифельной доске можно было одновременно написать только несколько слов. Мундэнсер слушала и ждала, когда Винил выскажет свои мысли, по крайней мере, так казалось.
Скучая и не желая продолжать сидеть на одном месте и ничего не делать, Сумак принял смелое решение. Немного прикинув свои шансы, он решил ускользнуть. Он сполз со стула, бросил последний взгляд на троицу кобыл, обсуждавших то, что они обсуждали, и воспользовался возможностью улизнуть, не высовываясь и не привлекая к себе внимания.
Это было почти слишком просто.
В то время как другие жеребята, улизнув, могли бы поиграть, Сумак намеревался заняться учебой, и, когда он закрывал за собой дверь, у него уже что-то было на уме. Он оглядел комнату, где теперь жили он, Трикси и Лемон Хартс. Принцесса Кейденс стояла на его кровати, и ее грива была немного растрепана. Ее нужно было расчесать. На прикроватной тумбочке стояла картинка с изображением трех глупых пони, у которых на рогах сидели их питомцы. Это был ценный сувенир на память.
Сумак не думал, что у него могут возникнуть проблемы. Школа была еще не открыта, но и не закрыта, даже спустя столько времени. Занятия продолжались, но многие ученики отсутствовали, уехав в другие места на время реконструкции. Это было переходное время, и Сумак хотел, чтобы все вернулось на круги своя. Ему нравилось, когда у него был привычный распорядок дня, за исключением тех случаев, когда его не было.
Глубоко вздохнув, Сумак приступил к делу — тому самому делу, которое он тайно практиковал последние несколько дней. Он попытался очистить свой разум от беспорядка, упорядочить мысли и сосредоточиться. На какое-то время его взгляд задержался на фонаре. Скоро Твайлайт предстояло провести целую кучу испытаний, а ему предстояло быть наблюдателем.
Но это было отвлекающим маневром.
Напрягая ментальные мышцы, он окутал кровать телекинетическим пузырем, напрягся и поднял ее. Кровать поднялась на десять сантиметра от пола, и он почувствовал, как все его тело напряглось, а в местах соединения ног с телом выступили бисеринки пота. Он не был Олив, но поднять целую кровать было очень даже неплохо. Он опустил ее на пол, отдохнул, а затем снова поднял кровать и подержал ее в воздухе, пытаясь разогреться для того, что он действительно собирался сделать.
Кровать опустилась с тяжелым стуком, и жеребенок вздрогнул, опасаясь, что кто-нибудь из пони может прийти и выяснить, что за звук донесся. Это было не самое лучшее укрытие, и если бы кто-то захотел найти его, то в первую очередь пришел бы сюда. На задворках сознания мелькнула мысль о Бумер: маленький дракончик был с Пеббл на одном из ее кулинарных уроков. То, что Бумер была рядом, придавало Пеббл уверенности и помогало ей справляться со стрессом, когда в классе были жеребята, которые постоянно задирали ее, хотя не должны были этого делать.
Тревожась, он думал о Старлайт Глиммер. Она была причиной того, что он был здесь и делал то, что делал. Закрыв глаза, он окутал свое тело телекинетическим пузырем, а затем попытался подняться с пола. Он напрягся, сбитый с толку, немного рассерженный, и попытался поднять себя в воздух. Это не имело смысла: он мог с относительной легкостью поднять кровать, но попытка поднять собственное тело с пола казалась невозможной.
Возможно, ему был нужен вольт-яблочный джем, или вольт-яблочная настойка, или просто целое свежее вольт-яблоко. На днях он поднял с пола Лемон Хартс, так что он знал, что может поднять пони, так почему же он не может поднять себя? Всё это не имело смысла. Почему он не может поднять с пола свои собственные копыта?
Немного разозлившись, он направил часть своего телекинеза на пол и попытался толкнуть себя вверх, прочь от планеты, но какая-то страшная, ужасная, неведомая сила удерживала его копыта на ковре под ним. Как Старлайт Глиммер это удавалось? Его раздражение и досада росли, пока не достигли предела.
— Помадка, — пробормотал он, когда его телекинез иссяк.
Может, дело в ковре? Он отошел от ковра, мысленно потянулся и поднял ковер с пола. Ковер казался обычным, мирским, и его магическое чувство ничего не обнаружило. Коврик, светящийся ярким зеленым светом, теперь находился примерно в десяти сантиметрах от пола. По своей логике Сумак решил проверить, сможет ли он на него наступить, чтобы понаблюдать за тем, что произойдет.
Подняв правое переднее копыто, он прижал его к краю ковра, который от его телекинеза стал жестким, как доска. Он был неподатлив, как камень. К его удивлению и шоку, то, на что он наступил, оказалось прочным и устойчивым, как ступенька. Не веря своим ощущениям, он еще немного надавил на копыто и попытался надавить. Ковер не сдвинулся с места.
Это, мягко говоря, сбивало с толку. Придя к выводу, что он не так уж хорошо понимает магию, как ему казалось, он вскарабкался на ковер, который остался висеть в воздухе примерно в десяти сантиметрах над полом. Почему? подумал он про себя. Как? Теперь он парил, висел в воздухе, стоя на ковре, удерживаемом его телекинезом. Когда он пытался поднять собственное тело, то терпел неудачу столько раз, что и не сосчитать, но сейчас он прямо-таки пренебрегал гравитацией.
Для Сумака такое развитие событий было неожиданным.
Итак, он не мог поднять себя с пола, но мог поднять с пола ковер и встать на него. Он заставил ковер немного приподняться, и тот поднялся, причем с поразительной легкостью. Теперь он находился на высоте не менее метра от поверхности. Он облизал губы и попытался разобраться в ситуации. Сможет ли он заставить ковер летать, находясь на нем?
Был только один способ узнать это. Он заставил ковер двигаться вперед, к стене в другом конце комнаты. Коврик сделал то, что он хотел: он вылетел из-под него с ослепительной скоростью, и Сумак кувыркнулся с заднего конца ковра, когда тот полетел к стене. Опрокинувшись на пол с высоты около метра, Сумак с мясистым стуком приземлился на затылок.
— Сын пожирателя бисквитов! — выругался он, когда перед глазами замелькали звезды. Он корчился на полу, пинаясь всеми четырьмя ногами, когда ослепительная боль пронзила его по позвоночнику. Он чувствовал, как что-то мокрое и липкое пробирается сквозь его гриву на затылке. Очухавшись, он с трудом попытался сесть, поэтому позволил себе еще немного полежать на полу.
Скрежеща зубами от злости, расстроенный жеребенок пытался подобрать слова, чтобы выразить свой дискомфорт. Его зеленые глаза пылали яростью, даже когда они остекленели от боли:
— О… хлюпающий… сочный… смачный пук аликорна! — Он потер затылок, а потом, с трудом поднявшись, смог сесть, хотя зрение то пропадало, то расфокусировалось.
Бросив злобный взгляд на предавший его ковер, он понял, что ему нужно идти за помощью.
Во второй раз за день Сумак снова оказался в лазарете. Угрюмый, он старался не обращать внимания на пульсирующий череп и колющие ощущения в шее. Обезболивающее только начало действовать, а местный анестетик вызвал онемение в том месте, где медсестра сшила его скальп.
— Итак, ты говоришь, что поскользнулся на ковре, — недоверчиво произнесла Мундэнсер. Она стояла рядом с кроватью, на которой сидел Сумак, и выглядела немного раздраженной, но больше обеспокоенной, чем чем-либо еще.
Сдерживая желание выйти из себя, Сумак кивнул, но ничего не сказал. Разговор стал бы для него погибелью. Если он скажет, что пытается понять, как летать, они могут запретить ему это делать, и на этом все закончится. А врать он тоже не хотел, ведь он был Эппл. Поэтому единственным выходом было сказать как можно меньше.
— Я знаю, что ты чего-то не договариваешь, и у меня есть способ заставить тебя говорить. — Глаза Твинклшайн угрожающе сузились, она отпихнула Мундэнсер в сторону и подошла к кровати. — Не смей мне лгать. У меня есть способы узнать.
Стоявшая в метре от него Винил кивнула с раздраженным видом.
— Я двигал ковер и споткнулся. — Это было технически правильно, в лучшем смысле этого слова, и фактически верно. Пока что он оставался Честным Эппл и не совершил ни одного наказуемого проступка, за который можно было бы отшлепать, или он так надеялся. — Мне стало скучно, потому что вы трое стояли и болтали, а не учили меня. — Его резкие слова вызвали суровый взгляд всех трех присутствующих кобыл, и он подумал, не зашел ли он слишком далеко. Попытка переложить вину с себя на других не совсем удалась.
— У тебя на затылке рана длиной в пять сантиметров и шесть скоб. — Мундэнсер бросила на Сумака обвиняющий взгляд сквозь толстые линзы как от бутылок с газировкой. — Если не считать необычайного невезения, это не травма, полученная при спотыкании о ковер.
Молчание было союзником Сумака. Он сложил передние ноги на туловище и застыл в каменном молчании. Мундэнсер строила предположения о том, что произошло, и он не чувствовал необходимости ее поправлять. Он собирался позволить ей строить любые предположения. Сокрытие подробностей было ему на пользу.
Винил раздраженно вздохнула и шагнула вперед. Она сняла очки, прищурилась в ярком свете лазарета и бросила на Сумака такой взгляд, какой может бросить только немой мастер-единорог, раздраженный своим учеником. Сумаку это не понравилось, ни капельки, и он скорчился на кровати. Это было ужасно, и он чувствовал себя виноватым.
Спустя долгие как показалось часы Винил сдалась. Она подняла грифельную доску и начала писать на ней ярко-розовым мелом. Несколько раз она скрипнула, нацарапав множество мелких слов: Ладно, ты победил, крутой парень. Раз уж ты такой крутой, то получишь урок магии. С головной болью.
Нахмурившись, Сумак смирился со своей участью. Голова ужасно болела, но это было лучше, чем пытаться объяснить, что произошло. Винил, скорее всего, отнесется к нему мягко, он на это рассчитывал, так что он спрятал свою раздраженную хмурость и постарался выглядеть немного добродушнее, пока Твинклшайн продолжала на него пялиться.
— Можно мне сначала что-нибудь выпить? — спросил Сумак.
Винил кивнула, очистила свою грифельную доску и начала писать новые слова, которые, закончив, протянула ему. И, может быть, немного перекусить. Не волнуйся, я буду нежной.
Сумак облегченно вздохнул, выпустив глубокий вздох, о котором и не подозревал. Конечно, Винил будет нежной, она была его мастером, и он должен был ей доверять. Он наблюдал, как она записывает новые слова.
Наш урок будет посвящен концентрации, когда ты отвлекаешься или испытываешь боль.
Моргнув, Сумак обнаружил, что ему нравится, как это звучит. Похоже, это был хороший урок. Винил было больно, и он еще не видел, чтобы ее магия затухала. Он посмотрел на Твинклшайн, которая немного расслабилась, а затем на Мундэнсер, которая выглядела обеспокоенной.
— Я не знаю, что произошло, — негромко сказала Мундэнсер Сумаку, — и полагаю, ты не собираешься выкладывать все начистоту. В будущем… постарайся быть осторожнее, хорошо? Мы расстроены только потому, что заботимся о тебе, верно, Твинклшайн?
Поставленная на место, Твинклшайн опустила уши:
— Верно.
— Я был неосторожен, — признал Сумак и услышал, как все три присутствующие кобылы вздохнули. — Обещаю, что в будущем постараюсь быть осторожнее.
Твинклшайн, все еще немного недовольная, кивнула:
— Я буду контролировать выполнение этого обещания, Сумак. — Она глубоко вздохнула, а затем, понизив громкость голоса, добавила: — А позже я, наверное, просто обниму тебя. Ты напугал меня, и мне это не нравится. Я новичок во всем этом, и я схожу с ума здесь.
— Мне жаль. — Сумак потер шею и опустил взгляд на покрывало, чувствуя себя более чем пристыженным.
— Да уж, лучше бы ты так и сделал, — ответила Твинклшайн. — Пойдем отсюда, от запаха антисептика мне хочется чихать…
Глава 86
— У тебя был довольно насыщенный приключениями день, Сумак. — Услышав эти слова, Сумак перевел взгляд с матери на свою тарелку, а Бумер издала удивленный гудок, когда его голова переместилась. Озабоченный жеребенок не знал, имеют ли эти слова двойной смысл, может быть, он облажался или она разочарована им.
— Как твоя голова? — спросила Лемон Хартс.
— Не очень болит, — ответил Сумак. Сумак заерзал на своем сиденье: пора было перевести стрелки от себя, пока Трикси или Лемон не захотели узнать, что произошло. Если бы ему пришлось повторять весь этот рассказ, они могли бы выпытать у него все секреты. — Так чем ты сегодня занималась? Я был в лазарете, мне зашивали голову, а тебя там не было.
— Я не могу об этом говорить. — Глаза Трикси сузились, а голова наклонилась вправо. — Ты коварный маленький мошенник… Ты просто пытался переключить мое внимание и застать меня врасплох. Теперь я знаю, что раньше ты замышлял недоброе.
Сглотнув, Сумак понял, что облажался. Он уставился на свое картофельное пюре и сливочно-перечную подливу к нему. Рядом с картофельным пюре лежал стейк из пшеничного "мяса", кусок сейтана. Текстурированная пшеничная клейковина. Многим пони она нравится, но Сумак был не из их числа. От ощущения этого мяса во рту его бросало в дрожь.
— Я не собираюсь читать тебе нотации, — обратилась Трикси к Сумаку голосом, в котором слышалась усмешка, — но я хочу сказать, чтобы ты был осторожнее. Несомненно, ты пытался немного поэкспериментировать. Я думаю, что это было заклинание оживления ковра, а потом ковер надрал твою пушистую маленькую задницу, когда ты не смог его контролировать. Это должно быть неловко, так что я просто оставлю все как есть.
Вскинув бровь, Сумак окинул мать взглядом. Это не было ложью, не совсем, совсем нет, он просто позволял ей верить в то, во что она хотела верить, и не собирался разубеждать ее в обратном. Он не мог помешать ей сделать собственные выводы. Направив уши к лицу, он напустил на себя убедительную харизму и был вознагражден фырканьем.
— Твое маленькое личико говорит мне все, что я хочу знать. — Трикси протянула вилку и направила ее на Сумака. — Я знаю, что маленькие жеребята любят экспериментировать наедине, но я опускаю копыто. Больше никаких оживляющих заклинаний без присутствия взрослого. Понятно?
Угрюмое выражение лица Сумака усилилось.
— Понятно? — Вилка Трикси проткнула воздух в направлении Сумака.
Позволив ушам опуститься в смиренной и покорной манере, Сумак кивнул:
— Я торжественно клянусь, что не буду практиковать заклинания оживления без присутствия взрослых. — Он опустился в кресло и постарался не чувствовать себя виноватым. Он не лгал, и ему хотелось верить, что это не слишком нечестно. Трикси пришла к собственным выводам, так что это была ее вина. Он был невиновен. Не было смысла заниматься самоедством.
— Я была примерно в его возрасте, когда у меня сорвалось заклинание оживления. — Лемон Хартс моргнула своими малиновыми глазами, глядя на Сумака, а затем повернулась к Трикси. — Я пыталась заколдовать свою книгу, чтобы она переворачивала страницы, когда я их читаю, но мое заклинание промахнулось и заколдовало стол. Он бегал за мной по комнате и все время пинал меня по моему очаровательному маленькому заду.
— Хм, думаю, я бы хотела увидеть это…
— Трикси! — Лемон Хартс угрожающе помахала ложкой с картофельным пюре. — Я была травмирована! Мне было больно! Это было очень стыдно!
— Такова жизнь взрослеющего единорога.
Трикси, Лемон Хартс и Сумак повернулись лицом к новому голосу, вторгшемуся в их разговор. Лемон Хартс выглядела озадаченной, Сумак — растерянной, а бедная Трикси — испуганной при виде собственной матери, которая теперь стояла у края стола. Напряжение в воздухе стало таким густым, что его можно было резать ножом.
— Язык проглотила, Трикси?
— Мама… — Трикси сжалась в комочек. — Я знала, что ты придешь, но все равно не ожидала тебя увидеть.
Золотисто-оранжевая кобыла с аристократическим видом повернулась и устремила свой взор на Сумака. Она уставилась на него, выгнув бровь дугой, а уши развернула так, что они оказались обращены вперед. Сумак уставился в ответ, но сделал это совершенно бесстрашно, так как не был уверен, что ему нравится эта странная кобыла, оценивающая его.
— Лемон, Сумак, это леди Данделия Лайон Луламун…
— О, зовите меня просто Денди Лайон. Мне никогда не нравилось это имя, слишком уж оно многозначительное. — Она сделала шаг к Сумаку, но остановилась, когда Трикси напряглась. Напряжение становилось все сильнее, когда мать и дочь сцепились в поединке, причем Данделия Лайон Луламун использовала свой огромный рост, чтобы превозмочь Трикси. — Я требую знать, что здесь происходит.
— Послушайте, леди Луламун, вы не в своей башне! — Трикси выплюнула слова с заметным ядом. — Ты здесь не главная, и я не позволю тебе морочить голову моему сыну.
— Сын? — Старшая Луламун моргнула, и ее улыбка исчезла. — О, значит, слухи правдивы. О мой…
— О, заткнись! — Трикси в мгновение ока поднялась со своего места и, сделав несколько шагов, оказалась прямо перед лицом матери. — Даже не начинай говорить о чувстве вины или стыда! Думаю, ты будешь удивлена тем, на что я сейчас способна!
— Трикси, успокойся, — пренебрежительно сказала Данделия своей дочери. — Я пришла сюда, чтобы помириться, а не создавать проблемы.
— Ну, для пони, желающей заключить мир, ты ведешь себя так, будто у тебя черепно-ректальная инверсия. — Лемон Хартс уставилась на мать Трикси каменным, мертвым взглядом. — Я знаю тебя всего несколько минут, но ты мне уже не очень-то нравишься.
— Хорошо, тогда позвольте мне попробовать еще раз. — Надменность в голосе Данделии уменьшилась, но не исчезла совсем. Однако в ее глазах появилась настоятельная просьба, выдающая ее самоуверенное поведение. — Я все еще собираю по кусочкам все, что произошло, и пришла, чтобы все исправить. Пожалуйста, дайте мне шанс?
— С чего бы это? — огрызнулась Трикси, ткнув мать копытом в грудь.
— Потому что я совершила несколько ошибок, и я это знаю. Я хочу их исправить. — Данделия стойко выдержала натиск дочери. — Потому что я хочу познакомиться со своим внуком…
— Конские яблоки! — Оскалив зубы, Трикси снова ткнула копытом в грудь матери.
Оглядев столовую, Лемон Хартс заметила, что все взгляды теперь устремлены на них:
— Может, нам стоит уединиться, чтобы разобраться с этим?
— Они всего лишь простолюдины, пусть пялятся на своих господ. — Данделия закатила глаза и фыркнула. — Они явно не разбираются в этом. Пустые взгляды — признак плохой родословной.
— Говорить не ртом, а задницей — это признак плохого воспитания или просто неудачная мутация? — спросил Сумак.
Уши у Данделии Лайон Луламун дернулись и она зыркнула на Сумака, а жеребенок не стал отворачиваться от язвительного взгляда старшей Луламун. Оттолкнув мать, Трикси встала между Сумаком и Данделией, и ее рог теперь светился яростным светом.
— Просто дай мне повод, — прорычала Трикси.
— Хватит! — властный голос Твайлайт эхом разнесся по кухне и столовой. — Достаточно! — Твайлайт вышла вперед, ее глаза были обеспокоенными и испуганными. — Леди Луламун, Трикси достаточно опасна, но вы не готовы к тому, что сделает с вами Сумак, если разозлится. В моем доме вы будете следить за своим языком, или вам грозит изгнание.
Покорившись, леди Луламун склонила голову и подчинилась власти Твайлайт. В конце концов, пони должны уважать своих правителей.
— А теперь все вы пойдете в тихое, уединенное место и разберетесь в своих разногласиях. Трикси, ты дашь своей матери шанс все исправить. Леди Луламун, вы будете уважать свою дочь, или, да поможет мне судьба, я изгоню вас из Понивилля и его окрестностей. — Твайлайт устремила на Сумака прищуренный взгляд и сделала шаг вперед. — Ты… ты будешь контролировать свой рот, прежде чем произойдет инцидент. Меньше всего кому-либо нужно, чтобы такая могущественная пони, как леди Луламун, взбесилась в переполненном замке.
— Прости, Твайлайт. — Сумак склонил голову и уставился на недоеденную пшеничную клейковину, благодарный за то, что ему не придется ее есть.
— Я заставлю тебя замолчать, если понадобится. — Агрессивная поза Твайлайт немного ослабла, но ее взгляд по-прежнему был устремлен на Сумака. — Пожалуйста, пойми, я хочу, чтобы ты был в безопасности, Сумак, а ты еще не научился контролировать свою магию.
— Я понимаю. — Сумак кивнул Твайлайт в знак признательности.
— А теперь пойдемте со мной, и я провожу вас туда, где вы сможете уладить свои разногласия. — Твайлайт сделала жест крылом, и ее свирепое выражение лица смягчилось. — Оставьте свою посуду, я о ней позабочусь. Лемон Хартс, я хочу, чтобы ты тоже пошла, чтобы Трикси и Сумак могли получить поддержку. Сдерживай Сумака, Лемон. Сделай это приоритетом.
— Да, босс, я поняла. Не дать взорвать замок.
Твайлайт покачала крылом в сторону входа:
— А теперь вперед!
Как только Твайлайт закрыла дверь, Трикси окинула мать критическим взглядом. Спокойствие старшей Луламун исчезло, и она выглядела потрясенной. Сумак, усаженный Лемон Хартс на короткий диванчик, не сводил глаз с золотисто-оранжевой кобылы с подсолнухом. Лемон Хартс, как и подобает послушной кобыле, уселась на диван вместе с Сумаком.
— Я знаю все твои фокусы, — сказала Трикси своей матери шипящим от злости голосом. — Лемон, Сумак, следи за ее глазами, они меняют цвет в зависимости от ее настроения.
— Я признаю, что, возможно, совершила ошибку. — Данделия сделала шаг назад, и ее уши опустились в более покорное положение. — Было сделано много ошибок. Вот почему я здесь. Я поступила неправильно по отношению к тебе, моя дочь.
— Это просто уловка, чтобы заставить меня вернуться домой! — Трикси, дрожа, не сводила взгляда с матери и не теряла бдительности. — Это все просто хитрая уловка, чтобы заставить меня вернуться домой, чтобы у Капера был кто-то еще, кроме тебя, над кем можно издеваться и говорить свысока!
— Беатрикс Лайон Луламун, — сказала Данделия, шокировав дочь и заставив ее замолчать, назвав ее полным именем, — Капер мертв. Поэтому я здесь. Я пытаюсь все исправить.
— Капер мертв? — Трикси растеряла весь свой пыл и начала отступать от матери, опасаясь любых ее попыток обнять ее. Она покачала головой в недоумении. — Нет, это уловка, ложь… Ты просто хочешь, чтобы я вернулась домой и он был бы там, живой, и ждал меня… нет… нет… нет! — Трикси топнула копытом по полу, и выражение ее лица стало свирепым.
— Арктура Капелла Лайон Луламуна больше нет. — Лицо Данделии стало мрачным и торжественным. — Трикси, я не стану тебе лгать. Мне нужно, чтобы ты вернулась в Луламун Холлоу. Капер ушел, его запечатали в семейном склепе…
— Нет! — Глаза Трикси стали стеклянными от слез, и она ударилась крупом о стену, когда ей не хватило места, чтобы продолжать отступать. — Нет, ты лжешь! Тебе легко врать!
— Трикси, я не думаю, что она лжет…
— Заткнись, Лемон! Ты не знаешь, на что она способна!
— Трикси, — голос Лемон Хартс был успокаивающим, — Я не думаю, что она стала бы лгать тебе о чем-то подобном.
— Почему мне нужно возвращаться домой? — потребовала Трикси, смаргивая слезы.
Данделия прочистила горло, высоко подняла голову, а затем ясным, смелым голосом ответила:
— Капер наблюдал за тобой долгое время. Он наблюдал за тобой в дороге. Я понятия не имела, что он это делал, прошу тебя, поверь мне, когда я говорю тебе это. Я хотела бы знать, ведь я потратила столько времени на беспокойство, но он скрывал это от меня.
— Я тебе не верю! — пронзительным голосом воскликнула Трикси.
— У Капера в какой-то момент изменилось мнение… он даже не сказал мне об этом. Он продолжал стыдить меня за то, что я сделала, не проходило и дня, чтобы он не воспользовался возможностью напомнить мне о позоре, который я навлекла на нашу семью своим поступком…
— И все же ты осталась! Я ушла! Ты могла уйти! — Трикси оскалила зубы и снова топнула копытом.
— Трикси, дай мне закончить, — умоляла Данделия. — У Капера изменилось мнение, о чем он мне так и не сказал. В какой-то момент, не знаю когда, он признал тебя одной из своих законных наследниц и даровал тебе все титулы, звания и привилегии, подобающие пони благородного происхождения. Трикси, Луламун Холлоу теперь наша, и нам нужно решить, что делать с вотчиной, когда Капера больше нет.
Трикси открыла рот, чтобы ответить, но слов не последовало. Она стояла, покачиваясь, с открытым ртом и смотрела на мать с шоком и недоверием. Охваченная эмоциональной тяжестью ситуации, Трикси, урожденная Беатрикс Лайон Луламун, сделала то, что должен был сделать любой единорог благородного происхождения.
Она упала в обморок.
Глава 87
⇺Твайлайт Спаркл и возвращение в Луламун Холлоу⇻
На лице Денди Лайон читалось искреннее материнское беспокойство. Лемон Хартс, который поначалу встала на пути старшей Луламун, теперь отошла в сторону, чтобы позволить матери Трикси подойти поближе и присмотреть за дочерью, но Сумак по-прежнему держался настороженно, даже агрессивно. Сидя на роге Сумака, полусонная и раздраженная дракониха одарила Данделию злобным взглядом.
— Мы встретились не при самых лучших обстоятельствах, — сказала Данделия Сумаку, поднимая с пола обмякшее тело Трикси. — Я не так представляла себе эту встречу, совсем не так. Я хотела, чтобы мы были счастливы теперь, когда старый злобный тиран мертв.
— Тиран? — Лемон выглядела растерянной, даже озадаченной.
— Послушайте, — глубоко вздохнула старшая Луламун, сделав паузу, прежде чем продолжить, — я люблю своего отца, но он был страшным пони. Ужасным пони. Я не могла просто бросить его, он был моим отцом. А после его инсульта… — Данделия замолчала, ее грудь тяжело вздымалась, и она опустила Трикси на мягкий диван с хорошей обивкой. — Я не могу оправдать свой поступок, но Трикси ожидала, что я буду выбирать между ней и отцом, а я просто не могла этого сделать. Она сбежала.
— Уверена, это сложно, — ответила Лемон Хартс голосом, в котором слышались и сочувствие, и понимание.
— Ты даже не представляешь. — Данделия выглядела испуганной, по-настоящему испуганной, а ее глаза из светло-зеленых превратились в бледно-серые. — Во всем этом виновата я. Я заварила эту кашу и не знаю, как ее исправить. — На лице Данделии появилось выражение искреннего сожаления. — Малышка, я подвела тебя.
— Хм? — Сумак, навострив уши, уставился на мать Трикси.
— Малышка… Я уже очень, очень давно не называла ее так. Это… это, — грудь Данделии начала вздрагивать, пока она говорила, — … это развеселило бы ее после того, как у Капера случился один из его приступов.
Сумак, которого Трикси называла "Малыш", ничего не сказал и молчал.
— Все всплывет наружу. Будет скандал. Не знаю, как мой отец узнал, но он узнал. Он был очень могущественным, насколько это возможно для единорогов. Я была дурой, когда думала, что смогу что-то от него скрыть. — Приподняв переднюю ногу, Данделия погладила шею дочери. — А бедняжка Трикси будет страдать больше всех. Я бы хотела спасти ее от того, что, как я знаю, должно произойти.
Покачав головой, Лемон Хартс подтолкнула старшую Луламун:
— Что происходит?
— Секреты не остаются погребенными, — ответила Данделия, повернувшись и посмотрев на Лемон Хартс.
— Я уже общалась с принцессой Селестией незадолго до того, как пришла сюда. — Данделия закрыла глаза, покачала головой и сделала глубокий вдох. Выпустив его, она сказала: — Я не могла сказать Твайлайт, прежде чем пришла к вам, я пыталась, но не смогла. — Мать Трикси наклонила голову и царственно посмотрела на Сумака. — Ты ведь ее сын, не так ли? Я пыталась узнать о тебе хоть немного, но ко мне приходили пони и предупреждали, что не стоит продолжать задавать вопросы. Я чувствую твою силу, малыш.
— Трикси удочерила Сумака, так что не вздумай ничего надумывать. — Голос Лемон Хартс был добрым, но твердым и непреклонным. — И нет, прежде чем ты что-то скажешь, нет, я тебе не доверяю, но ради Трикси я буду с тобой вежлива. — Лемон поднялась во весь рост, но все равно была на целую голову ниже Данделии. — И вообще, кем вы являетесь, пони, и почему у вас такое самодовольное отношение?
— Ты хочешь сказать, что не знаешь? — У Данделии открылся рот, и она в недоумении покачала головой. — Неужели наша семья настолько опустилась? Неужели мы унаследовали проклятие принцессы Луны, чтобы быть забытыми?
— А при чем здесь принцесса Луна? — спросил Сумак.
— Мы, Луламуны, — сыновья и дочери принца Поллукса, сына принцессы Луны. Мы — его признанные наследники и дети Лунного Дома. Дом Луламунов принадлежит к Двору Лайон. Мы не просто дворяне, мы — королевская семья.
— Члены королевской семьи которые живут в повозке, и у них больное колено, — заметил Сумак. — Но я думаю, принцесса Кейденс вылечила колено. И мы больше не живем в повозке. Я не уверен, но не думаю, что для Трикси это имело большое значение.
— Это сложно. — Данделия вздохнула. — Трикси не была признана официальной наследницей. Это все моя вина, и теперь, когда Капер ушел, пришло время как-то исправить ситуацию. Но я не знаю, как все исправить, и скоро все станет очень, очень сложно.
Как раз в тот момент, когда Данделия произнесла слово "сложно", дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Твайлайт Спаркл, выглядевшая более чем просто немного взбешенной. Она стояла прямо перед дверью, широко раскрыв глаза и подёргивая ушами. Она смотрела на Данделию и Трикси, потерявшую сознание на диване.
— Почему я только что получила от принцессы Селестии официальную повестку в Суд Лайон? — спросила Твайлайт, когда уголок ее глаза начал подрагивать. — Прямо сейчас все поставлено на уши, мне нужно столько всего запланировать и столько всего сделать, и как будто мне и так мало стресса, я получаю официальную повестку в Суд Лайон. Почему? Что это за политические маневры?
Данделия, которая была выше Твайлайт, стояла в царственной позе, но ничего не говорила.
— Мне нужны ответы! — рявкнула Твайлайт.
— Со временем ты их получишь, — ответила Данделия. — Мы должны отправиться в Луламун Холлоу. Она находится к северу от Кантерхорна, в тени великого города Кантерлота, в месте, навсегда оставшемся в тени. — Она сделала паузу, а затем слегка улыбнулась. — Туда не ходят поезда. У Капера был шанс провести железную дорогу в лощину, но он упорно отказывался. Он терпеть не мог поезда.
— Вечно в тени? — Сумак прижался к ногам Лемон и покачал головой. — Звучит жутковато.
— Кантерхорн закрывает большую часть солнечного света в Луламун Холлоу. В полдень, когда солнце находится над головой и светит с юга, Кантерхорн делает Луламун Холлоу почти таким же темным, как ночью.
— О. — Сумак моргнул. Похоже, все не так уж плохо.
— Нам не понадобится много времени, чтобы оказаться там, у меня уже готов портальный самоцвет, а прыжок на двести километров — это пустяк. — Твайлайт нетерпеливо топнула копытом. — Трикси просто придется очнуться в другом месте. Мы уходим. Сейчас же.
— Твайлайт… Босс… может, мы…
— Сейчас!
— Правильно, Босс! — Лемон Хартс надула грудь и сурово посмотрела на Данделию. — Прежде чем вы даже подумаете командовать мной, мисс Высокая и Могущественная, принцесса Твайлайт платит мне зарплату, и я поклялась ей в верности. Я не ваша служанка!
— Мне нужно забрать Спайка, прежде чем мы отправимся. Будь готова, я скоро вернусь, и тогда мы сможем разобраться с этим. — Твайлайт разочарованно хмыкнула, а затем исчезла во вспышке пурпурного света.
Сумак, вернувшийся к своему обычному спокойному состоянию, посмотрел на Данделию:
— Итак, вы моя бабушка и у вас есть коллекция деревянных ложек?
— Ложек? — Данделия выглядела смущенной и покачала головой. Ее губы сжались в смущенную и немного раздраженную гримасу. Она несколько раз моргнула, а потом ответила: — Да, жеребенок, я твоя бабушка. Если хочешь, можешь называть меня Гранди Лайон. — Сморщенные губы кобылы разгладились в кривой, самодовольной улыбке, когда Лемон Хартс застонала от услышанного. — Ты готов к путешествию, малютка?
Больше всего на свете Сумак ненавидел путешествия с помощью портального самоцвета. Короткие расстояния были не так уж плохи, но все равно очень неприятны. Давление в ушах было болезненным, и он зевнул, пытаясь прочистить уши. Когда зрение прояснилось, он увидел россыпь сияющих голубых цветов, освещавших ночь.
Вокруг него царило волшебство. Мимо его головы проплыла летучая рыба, вокруг которой держался водяной пузырь. Моргая, он смотрел, как она направляется к ближайшему пруду. Он никогда раньше не видел летающую рыбу, которая бы несла с собой воду. Над головой пронеслись летучие мыши, поражая насекомых молниями. У жеребенка открылся рот, и он сидел молча, потрясенный.
Вдали возвышалась белая башня из слоновой кости со светящимися окнами, и от одного взгляда на нее магическое чувство Сумака затрепетало самым тревожным образом. Все здесь было пропитано магией, вплоть до странной голубой травы, на которой сидел Сумак. Мимо проплыла еще одна летучая рыба, и ее водяной пузырь отразил множество источников света вокруг.
— Это место, — вздохнула Твайлайт, пораженная увиденным.
— Добро пожаловать в мой скромный дом! — Данделия склонила голову, встряхнулась, а затем, казалось, пришла в норму, не затронутая путешествием портального самоцвета. Она ткнула Сумака копытом и сказала: — Можешь покормить своего дракона фамильяра хрустальными яблоками, которые растут на дереве рядом с комнатой слуг, вон там.
Сумак был слишком ошеломлен, чтобы ответить.
— Мама… папа… почему вы здесь? — спросила Твайлайт, увидев приближающихся двух очень знакомых пони. Только она собралась сказать что-то еще, как хлопанье крыльев заставило ее замолчать, и она замерла, глядя на приземлившуюся принцессу Луну.
— Твай, что здесь делают мама и папа? — спросил Спайк.
— Я не знаю, Спайк, я просто не знаю.
Лемон Хартс, быстро пришедшая в себя, была единственной, кто додумался поприветствовать принцессу Луну. Она поднялась, немного покачиваясь, и помахала царственной Принцессе Ночи:
— Здрасте, принцесса. Разве вы не наслаждаетесь своим медовым месяцем?
— О, Мы наслаждались им с большим удовольствием, но Мы получили вызов из Суда Лайон и были призваны выступить в качестве Королевского Магистрата. — Принцесса Луна сложила крылья, повернулась и посмотрела Данделии в глаза. — Нам сказали, что Мы — самые старые из выживших членов этой семьи. Что здесь происходит и зачем Нас вызвали, моя далекая дочь?
— Мы — сыновья и дочери принца Поллукса, вашего сына, — ответила Данделия мягким голосом. — Мы — признанные наследники, наша родословная ведет к вам. Я прошу у вас прощения, моя Матрона, поскольку в юности я совершила глупую ошибку, которая привела всех нас сюда, в это место, к этому моменту, и мой отец, Арктур Капелла Лайон Луламун, разоблачил мое предательство.
— Луламун. — Принцесса Луна пробормотала это слово, и ее уши затрепетали и дернулись.
— Когда-то был Лунамун, но во время гражданской войны, в которой мы остались верны принцессе Селестии, нам пришлось скрываться. Многие из нас были храбрыми и не хотели особо прятаться. — Данделия склонила свою гордую голову, когда принцесса Луна уставилась на нее. — Мы поплатились за свою храбрость: многих из нас выследили и убили. Очень немногие из нас выжили. Теперь нас совсем мало. На самом деле мы с дочерью — последние. Других законных наследников нет.
На лице принцессы Луны появилось страдальческое выражение, когда Найт Лайт и Твайлайт Вельвет присоединились к своей дочери. Все трое уселись на траву, и Твайлайт притянула Спайка к себе, чтобы обнять его в этот торжественный момент. Лемон Хартс прижалась к Трикси, которая только сейчас начала приходить в себя.
— Признайся в своих грехах, моя далекая дочь, — приказала принцесса Луна.
Данделия рухнула, как пораженный жеребенок, и распростерлась на траве перед принцессой Луной:
— Я была маленькой злой кобылкой, которая пыталась обмануть своего отца. Я лгала, а потом усугубляла свою ложь еще большей ложью. Я попросила свою дорогую подругу хранить тайну, которую она никогда не должна была хранить. Моя дочь пострадала за мое злодеяние, а теперь мои действия привели нас всех сюда, в Луламун Холлоу.
— Что происходит? — спросила Трикси, пытаясь сориентироваться.
— Мы подозреваем, что необходимо более подробное признание. — Принцесса Луна потянулась и подтолкнула серебряным копытцем кобылу, стоящую перед ней. — Вставай, Мы гордимся и не унижаемся. — Голос синего аликорна был почти холодным и не выражал никаких эмоций. Сейчас, пожалуй, лучше пойти в дом и выпить чаю. — Мисс Луламун-младшая выглядит дезориентированной.
— Данделия… — Из глаз Твайлайт Вельвет потекли слезы. — Как твой друг, я бы хотела, чтобы ты помнила, что я умоляла тебя просто честно рассказать об этом. Я была рядом с тобой тогда, и я буду рядом с тобой сейчас.
— Я тоже с тобой, — добавил Найт Лайт, — как и тогда, старый друг. Мы справимся с этим вместе.
— Что происходит? — потребовала Твайлайт.
Принцесса Луна, ее лицо было строгим и серьезным, ответила:
— Мы подозреваем, что скоро узнаем…
Глава 88
Для Сумака башня была чудесным местом, он обожал смотреть на жеребячий дом своей матери. Здесь не было ни одной лестницы: единороги должны были переходить с места на место при помощи телепортации. Для тех, кто этого не умел, как многие слуги, под дырами в потолке лежали магические ковры, которые подбрасывали пони вверх мощным порывом воздуха, что Сумаку совсем не нравилось. Чтобы спуститься вниз, нужно было прыгать через дыру в полу и надеяться, что ковер тебя поймает.
Внутри башня тоже была огромной, гораздо больше, чем должна быть. Для Сумака она была непомерно велика. Его магическое чувство было настолько перегружено, что ему было трудно сосредоточиться на всем вокруг. Выросший в повозке, он был шокирован тем, как хорошо живут единороги, и пришел к выводу, что Твайлайт, должно быть, жила в достатке, потому что ничто из этого не казалось новым ни ей, ни ее родителям, если уж на то пошло.
Ему хотелось, чтобы Пеббл была с ним, но он знал, что она будет нервничать, путешествуя с этажа на этаж, — Сумак понятия не имел, сколько здесь этажей. Хотя Пеббл, возможно, и не понравится полет на воздушном лифте, Сумак знал, что здесь есть много вещей, которые ей понравятся. Маленький жеребенок почти сразу понял, что с его магическими способностями выше среднего все эти чудеса доступны ему, стоит ему только захотеть. Перед ним открылся совершенно новый мир, о существовании которого он даже не подозревал. Он путешествовал по всей Эквестрии, но никогда не видел ничего подобного.
Сумаку вдруг стало очень интересно, как Твайлайт воспитывалась в Кантерлоте. И Твинклшайн. Ошеломленный, переполненный удивлением, маленький жеребенок осознал, что он единорог, и ему до смерти хотелось узнать больше. Ему нужно было знать больше. И что самое удивительное, он уже начинал чувствовать себя здесь как дома, даже несмотря на то, что шок от первого знакомства с этим местом еще не прошел.
— Добро пожаловать в мой скромный дом, — обратилась Данделия к каждому пони. — Мы потеряли большую часть нашего состояния после гражданской войны, а то немногое, что у нас осталось, — Капер очень, очень настаивал на том, чтобы о пони, живущих в нашем поместье, хорошо заботились и ухаживали. Капер, несмотря на все свои недостатки, был порядочным пони, который считал, что самые бедные жители вотчины говорят о ней больше всего.
Это было бедно? Сумак огляделся вокруг, обращая внимание на каждые часы, серебряные и золотые подсвечники, картины на стенах, мебель — богатства было немерено. Его магическое чутье, как ни странно, обнаружило на мебели множество ремонтных заклинаний. Узнав от Биг-Мака, в каком плачевном состоянии была старая повозка, Сумак приучил себя наблюдать за такими вещами. Маленький жеребенок уже заметил, что здесь все не так, как кажется.
Данделия с поникшими ушами попыталась улыбнуться, но не смогла. На ее мордочке появилось кислое выражение, и она покачала головой:
— Капер был тираном, но благосклонным, по крайней мере, по отношению к пони, живущим в его владениях. А вот к своей собственной семье…
Когда Данделия замолчала, Трикси подхватила слова матери:
— Он обращался со своей семьей хуже, чем с грязью. Жалкая и Никчемная Трикси вернулась домой.
Разозлившись, Сумак ударил мать по ноге, прямо в костлявое место чуть выше копытца:
— Не говори так!
— Ой! — Трикси отпрянула от жеребенка, стоявшего рядом с ней, и с испугом посмотрела вниз. — Больно! Легкий удар не так уж и страшен, но этот был на славу! — Она потерла больную ногу другой, здоровой ногой.
— Прости. — Уши Сумака опустились, и он принял более извиняющуюся позу. — Просто… не говори так, ладно? Мне это не нравится. Это злит меня, а я не хочу устраивать истерику. Октавия говорит, что мне нужно выпустить пар, пока он не перерос во взрыв. — Погрустнев и чувствуя себя виноватым, Сумак опустил голову и уставился на причудливые узоры, вытканные на ковре.
Издав пронзительный писк, Сумак почувствовал, как его заключают в яростные объятия. Трикси сидела на полу рядом с ним и выжимала из него все соки, прижимаясь щекой к его шее. Он сопротивлялся недолго, но, поняв, что ситуация безнадежна, обмяк и просто позволил этому случиться, хотя за ним наблюдало слишком много пони.
Объятия, хоть и были приятными, стали довольно неловкими, когда к ним присоединилась мать Трикси, Данделия. Сумак почувствовал, как Трикси напряглась, застыла и стала неподвижной. Он оказался между ними и забеспокоился за мать: похоже, она не очень хорошо это восприняла. От страха и опасений он тоже напрягся и застыл.
— Я назвала тебя Беатрикс, потому что на старом языке это имя означает "та, кто делает счастливой". Ты сделала меня счастливой. Я так любила тебя… ты была мне очень дорога, и мне так жаль, что все сложилось так, как сложилось. — Голос Данделии несколько раз срывался, пока она говорила. — Я надеюсь, что со временем ты простишь меня.
Как будто других пони в комнате вокруг них не существовало, Трикси спросила:
— Что заставило Капера передумать?
— Все, что волновало Капера, — это хорошее происхождение и родословная, — пробормотала Данделия тихим, трудноразличимым голосом. — Он узнал, кто твой отец, но я не уверена, что именно это заставило его изменить свое мнение. Он стал проявлять к тебе повышенный интерес по мере приближения к своему концу.
Грубым толчком копыта Трикси отправила мать в полет, и Данделия перевернулась на спину, превратившись в недостойную кучу с болтающимися ногами. Схватив Сумака за одну переднюю ногу, Трикси поднялась и на трех ногах стала отступать к тому месту, где стояла Лемон Хартс. Ее губы скривились в оскале, и, обнажив зубы, она закричала:
— Лгунья! Ты всегда была такой лгуньей! Я выучила заклинание обнаружения правды! А когда оно не помогало, я научилась накладывать заклинания необнаружения и поняла, что ты защищаешься от моей магии! И я знала, что ты лжешь, потому что тебе есть что скрывать! ТЫ ВСЕ ВРЕМЯ ЗНАЛА, КТО МОЙ ОТЕЦ!
Рог Трикси вспыхнул, и по комнате пронесся заряд обжигающей энергии. Как бы ни была она быстра, Твайлайт оказалась еще быстрее. Сверкнув магией, она свела на нет зажигательный заряд Трикси и превратила его в безвредный дождь искр. Она отошла от родителей и встала между Трикси и ее матерью, приняв повелительную позу с высоко поднятой головой.
— Трикси, пожалуйста, как твой друг, я прошу тебя не делать глупостей… это заклинание могло быть смертельным. Неужели ты хочешь, чтобы Сумак видел, как ты калечишь или даже убиваешь собственную мать? — Твайлайт сделала шаг к Трикси и протянула копыто. — Я знаю, что тебе больно, и знаю, что это тяжело, но что бы они с Капером ни сделали с тобой, это не стоит того, чтобы выбрасывать собственную жизнь. Подумай о Сумаке и о том, что он для тебя значит.
— Да! — вскричала Трикси. — Я думаю о Сумаке! Я не хочу, чтобы она вцепилась в него и манипулировала им с помощью своих душещипательных историй и рассказов о горе! Я защищаю его от ее лжи!
Поднявшись на копыта, Данделия издала стон, а затем сказала:
— Я заслужила это, и да, я солгала. Мне нужно было защитить свой секрет.
Принцесса Луна, сверкая глазами, стояла возле высоких водяных часов в полной тишине.
— Что бы здесь ни было, я не уверена, что оно того стоит. — Лемон Хартс прижалась к боку Трикси. — Трикси, милая, если ты хочешь уйти, просто скажи, и мы как-нибудь это устроим.
— Такова цена секретов и предательства. — Наконец-то сказав что-то, принцесса Луна сузила глаза и продолжила изучать разворачивающиеся события. — Данделия, моя далекая дочь, Мы уверены, что ты использовала магию, чтобы не допустить Нас в свои сны. Почему же Мы до сих пор не знаем этих ужасных тайн?
Обнадеженная, Трикси испустила торжествующий вопль, выкрикнув одно слово:
— ЛГУНЬЯ!
Найт Лайт, двигаясь вперед, чтобы встать рядом со своей дочерью Твайлайт, покачал головой и с грустным видом остановился рядом с ней:
— Не думаю, что дело дойдёт до чая или даже стола. Данделия, это должно прозвучать сейчас, потому что если ты этого не сделаешь, то это сделаю я.
— Найт, дорогой, у тебя ужасный характер, когда ты эмоционален. — Твайлайт Вельвет подошла к мужу с обеспокоенным видом. — У тебя на лбу уже выступила вена, а глаза налились кровью. Я могу быть объективной в этом кризисе.
Глядя на Твайлайт Вельвет, Сумак увидел, что она очень похожа на Твайлайт Спаркл.
Отступив к дивану, Данделия села, достала носовой платок и принялась вытирать лицо, когда слезы, которые она больше не могла сдерживать, начали падать. Она несколько раз моргнула, её глаза, ставшие от настроения ярко-пунцовыми, стекленели от боли и слёз. Она жестом указала копытом на Твайлайт Вельвет, закрыла глаза и стала ждать, что произойдет самое худшее.
— Данделия была моей школьной подругой, — начала Твайлайт Вельвет. — Почти с самого первого дня. Она знала мои секреты. Она была моей соседкой по комнате. Когда нам было тоскливо и одиноко, мы спали в одной кровати. Мы быстро подружились.
Твайлайт, механически медленно поворачивая голову, смотрела на мать широко раскрытыми глазами, пока та продолжала говорить.
— Найт Лайт — также был моим лучшим другом, и мы втроем составляли замечательное трио. Мы были неразлучны. Мы росли вместе. Данделия знала, что я влюблена в Найти, даже раньше, чем я сама это поняла. Она развивалась быстрее меня. Когда мы втроем достигли определенного возраста, у нас все сложилось. Мы немного экспериментировали, но это было невинно.
С страдальческим выражением лица Найт Лайт повернулся и посмотрел на Данделию, которая с закрытыми глазами плакала в платок. Ничего не сказав, он подошёл к ней и сел рядом, а Твайлайт замерла в шоке.
— Данделия довольно рано поняла, что она асексуальна, — сказала Твайлайт Вельвет тихим голосом, в котором бурлили мокрота и эмоции. — Это стало для неё шоком, ведь на ней лежала ответственность за рождение наследников рода Луламун. Это сломило ее… она пыталась покончить с собой… выпила яд. Найт Лайт нашел ее и, благодаря своей сообразительности и знанию алхимии, изготовил противоядие, а затем заставил ее выпить его. Он закапал его ей в нос, и она некоторое время была очень зла на него. Мы никому ничего не сказали, и это была первая из наших многочисленных неправд. — Твайлайт Вельвет опустила голову, по ее щеке скатилась слеза и упала на пол.
— Принцесса Селестия заподозрила, что что-то случилось, — объяснил Найт Лайт, — но мы заверили ее, что все в порядке. Мы солгали ей в лицо.
Сумак, прижавшись к ноге матери, сидел в ошеломленном молчании.
— Потом Данделия узнала, что Капер подал прошение о браке по соглашению. — Твайлайт Вельвет покачала головой, и ее уши поникли. — Это привело к попытке самоубийства номер два. Позже их было больше, и каждый раз Данделию спасали либо я, либо Найти.
— Мы по очереди присматривали за ней, — добавил Найт Лайт.
Твайлайт Спаркл села с приглушенным "ВУМП!".
— Со временем врать стало легче, — признала Твайлайт Вельвет. — Для всех нас. В конце концов, я придумала план. Я отправилась в Понивилль, зашла на фермерский склад и купила набор для осеменения скота. Я привезла его в Кантерлот и рассказала о своей идее Данделии. К моему удивлению, она была не против. Это… это… это сделало ее счастливой. Больше всего она обрадовалась. — Немного заикаясь, Твайлайт Вельвет начала пофыркивать.
Потянувшись, Найт Лайт заключил Данделию в теплые, любящие объятия, и та разрыдалась.
— Мы втроём сбежали и заключили договор. Мы решили, что ради всеобщего блага придется солгать, чтобы Данделия была счастлива. Мы были молоды и идеалистичны, так что это казалось хорошей идеей. Заключив договор, мы собрали материал, необходимый для оплодотворения, и приняли осознанное решение, что поступаем правильно. Первая попытка не удалась, вторая тоже, и старая поговорка о том, что на третий раз получится, совсем не верна. Найт Лайту пришлось немного поработать с алхимией, и с пятой попытки мы добились успеха. Мы узнали об этом через несколько недель.
Твайлайт Спаркл, слишком ошеломлённая, чтобы как-то иначе реагировать на происходящее, тихонько заскулила.
Её мать, Твайлайт Вельвет, продолжила свою исповедь:
— Мы были счастливы. У нас был общий жеребёнок. Нам было хорошо, и суицидальные порывы Данделии просто исчезли. Она была счастлива как никогда за последние годы. Однако нам нужно было подготовиться, а это означало, что нам придется проникнуть в секцию продвинутой магии в библиотеке. Мы должны были выучить сложные заклинания, чтобы защитить наш секрет. Такого пони, как Капер, просто так не обманешь — он был практически аликорном в теле единорога. Капер был способен зажигать звезды, и мы трое думали, что сможем его перехитрить.
— Похоже, он нас раскусил, — заметил Найт Лайт, обнимая Данделию.
Моргнув, Твайлайт Велвет покачала головой, и на глазах у нее выступили слезы:
— Мы придумали с Данделией очень убедительную историю, мы репетировали разговоры, отрабатывали магию друг на друге, мы неделями готовились к тому, чтобы она могла рассказать отцу, что в школе провела небольшой эксперимент с несколькими жеребцами и что она не знает, кто отец.
— Мы думали, что уже все продумали. — Найт Лайт вздохнул, и уголки его рта опустились. — Оглядываясь назад, можно сказать, что мы были довольно глупы. Все пошло не так. Капер был в ярости оттого, что у Данделии родился внебрачный жеребенок… он должен был радоваться, что у него есть наследник, но этого не произошло.
— И Трикси страдала. — Твайлайт Вельвет со страдальческим выражением лица заглянула в глаза Трикси. — Мы хотели сказать тебе. Мы столько раз хотели рассказать тебе. Мы замышляли, планировали и старались сделать для тебя всё, что могли. Я никогда не переставала беспокоиться о тебе… иногда мне кажется, что я тоже твоя мать, ведь я была рядом и помогала создать тебя. Мы так любили друг друга, и ты появилась благодаря этому.
— Мы стали теми пони, которыми являемся сегодня, благодаря тому, что столько всего задумывали и планировали, лишь бы Данделия была счастлива. Все, что мы делали, было ради дружбы. Мы не знали, что все зайдет так далеко и так неправильно, и за это нам очень жаль. — Найт Лайт склонил голову, закрыл глаза и прижал к себе Данделию.
— Я не знаю, что сказать, — прошептала Трикси.
Твайлайт, взмахнув крыльями, бросилась на Трикси, чтобы схватить ничего не подозревающую кобылу:
— У меня есть сестра! — крикнула Твайлайт, взлетая в воздух. — Все это время мы были сестрами! Мы ссорились из-за соперничества братьев и сестер!
Секунду спустя взбудораженная аликорна врезалась в свою сестру и повалила ее на землю…
Глава 89
— Сводная сестра. — Трикси извивалась в нетерпеливых объятиях Твайлайт и сумела вызволить Сумака, которому хватило ума ускакать прочь. — Наполовину!
— Ты не наполовину! — ответила Твайлайт.
— Но я, похоже, твоя сводная сестра.
— Я не делаю ничего наполовину. — Твайлайт удвоила усилия, чтобы притянуть Трикси ближе.
— Уходи! Мое пространство! Сейчас же!
— Нет!
— Уф, теперь ты еще более вредная!
Твайлайт, обиженная тем, что ее назвали врединой, сделала единственное, что она могла сделать со своей непокорной сестрой. Она схватила Трикси за загривок, показала язык, а затем принялась осыпать Трикси Великим и Мощным Шабуршением головы копытом, не обращая внимания на ошарашенные взгляды остальных пони в комнате.
— Прекрати! Я — старшая сестра! Это значит, что я главная! Я старше!
— ССЛСН![1] — Твайлайт закрыла глаза, прекратила свои неустанные подначки и снова притянула Трикси к себе. С удовольствием согласившись, Твайлайт обвила Трикси своими крыльями.
Сев на пол, Твайлайт Вельвет покачала головой, несколько раз моргнула, смахнула сопли с носа и стала наблюдать, как Твайлайт продолжает доминировать над Трикси, заставляя ее подчиниться:
— Не такой реакции я ожидала. Честно говоря, я не знаю, чего я ожидала.
— Имейте в виду, соперничество между сестрами может быть драматичным и напряженным. — Слова принцессы Луны обрушились на комнату, как падающая наковальня, и принесли с собой разрушительный взрыв тишины. Принцесса Ночи стояла с торжественным и обеспокоенным видом, словно опасаясь, к чему может привести это откровение. Она обвела взглядом комнату, обратив особое внимание на Найт Лайта, Твайлайт Вельвет и Данделию. — Несомненно, ваши поступки подтолкнули вас к тому, чтобы стать теми пони, которыми вы являетесь сегодня, но этот слой за слоем нечестности беспокоит Нас. Это раны, и быстро они не заживут.
Данделия, лицо которой было мокрым от слез и соплей, попыталась привести себя в порядок своим промокшим носовым платком, но не смогла. Сверкнув магией, она убрала его и вызвала другой, новый и свежий. Вытирая лицо, она поделилась тем, что было у нее на уме:
— Остается еще вопрос с завещанием, и есть некоторые документы, которые откроются только Трикси. Есть кое-что и для тебя, Найт Лайт.
Выглядя усталым, Найт Лайт вздохнул:
— Может, это подождет до утра?
Данделия кивнула и ответила:
— Конечно.
Спайк, с опаской оглядевшись по сторонам, подошел к месту, где сидели Твайлайт и Трикси, и опустился рядом с Твайлайт. Он придвинулся ближе, потом еще ближе и, схватив Твайлайт, притянул к себе и сел рядом с двумя кобылами. Закрыв глаза, он прислонил голову к боку Твайлайт, а затем испустил дымный вздох удовлетворения, вырвавшийся из его носа, отчего Трикси чихнула.
— Ачиапппчихааа!
— Ты чихаешь, как дурочка, — заметила Твайлайт.
Трикси промолчала, глядя на старшую сестру так, как может смотреть только старшая сестра.
— Мы вернемся утром. — Прежде чем кто-либо из пони успел возразить, принцесса Луна просто исчезла и растворилась в облаке сверкающих бесплотных частиц, которые опускались на пол, как падающие, кружащиеся снежинки. Говорят, что принцесса Селестия умела входить, но именно принцесса Луна умела выходить.
В комнате воцарилась тишина и мрачность.
Сидя на кровати, пахнущей старьем и затхлостью, Сумак пытался успокоиться. Это был бурный вечер, а теперь еще и бурное время для сна. У него не было своей принцессы Кейденс, и, хотя ему было стыдно говорить об этом вслух, он боялся, что без нее ему будут сниться кошмары. Как ни странно, она помогала.
Дверь во роскошную комнату открылась без стука, и Данделия просунула голову в комнату:
— Я просто хотела пожелать спокойной ночи. — Не дождавшись ответа, она сделала несколько осторожных шагов в комнату, посмотрела на дочь, а затем на внука с грустным, тоскливым выражением лица.
Подтолкнув мать копытом, Сумак прошептал:
— Знаешь, она прошла через много трудностей, чтобы родить тебя. Ты должна дать ей шанс все исправить.
— Сумак…
— Приятно ли тебе, когда кто-то использует твое прошлое против тебя? — спросил Сумак.
— Сумак, это не так просто…
— Ну, а разве нет? — Сумак ждал ответа.
Повесив голову, Трикси приглушенно призналась:
— Нет.
Рискнув, Данделия прошла в комнату, забралась на край кровати и села:
— У нас в Луламун Холлоу есть яблоки. Здесь выращивают сумеречные яблоки, и они такие же хлопотные. Капер их обожал.
— Сумеречные яблоки? — спросил Сумак.
— Они лучше всего растут в темноте, — ответила Данделия, устраиваясь поудобнее. — Они темно-фиолетовые, индиговые или темно-синие, и если пони съедает одно яблоко, то оно позволяет им видеть в темноте. Луламун Холлоу — единственное место в Эквестрии, где растут эти яблоки.
Почему-то Сумак подумал о Пеббл и ее неприязни к солнечному свету. Она слишком легко обгорает, и он понял, что это было бы прекрасным местом для нее — жить в тени могучего Кантерхорна. Ему тоже не нравился солнечный свет из-за его астигматизма. Улегшись на подушку, Бумер зевнула во сне, а затем свернулась калачиком в новой позе.
Пронзительный вой разорвал ночь, и Сумак испуганно вскрикнул, прижавшись к ноге матери. Трикси прижала его к себе, погладила по шее, и, прижавшись к ней, он услышал слова Данделии:
— Это просто лунные волки приветствуют восход луны, если ты пробудешь здесь достаточно долго, то привыкнешь к ним. Они — стражи этого места и защищают пони. Они довольно дружелюбны, но днем они не более чем бесплотные фантомы, если ты их увидишь.
— Я их помню, — сказала Трикси, закрывая глаза и предаваясь воспоминаниям. — Я помню, как играла с ними в пятнашки. Когда они были рядом, я чувствовала себя в такой безопасности, будто ничто на свете не могло причинить мне вреда. Мне так не хватало этого чувства безопасности.
— Когда Капер был жеребенком, он некоторое время жил со стаей, даже спал в их норах. Они были его щенками, и он их очень любил. — Данделия вздохнула с тоской и покачала головой. — Он был ужасным, жалким пони, и все же я почему-то скучаю по нему.
— Мама… — Голос Трикси был тихим шепотом, а в глазах блестели слезы. — Я была не права, когда требовала, чтобы ты выбирала между нами. Теперь я это понимаю. Чего бы это ни стоило, я сожалею.
— Я тоже. — Данделия опустилась на кровать и удобно устроилась в позе "пони-буханки". — Он был моим отцом. Несмотря на все его недостатки, он был моим отцом. Он был ужасным, ужасным пони, жестоким, бессердечным тираном, но он был моим отцом. Я хотела убежать с тобой, правда, хотела, но он был всем, что у меня осталось от матери.
— Жаль, что я не могу с ней познакомиться. — У Трикси, державшей Сумака, слеза скатилась по переносице к кончику носа.
— Она была его троюродной сестрой и люто ненавидела его. — Глаза Данделии остекленели. — Но она была по-своему верной и преданной. Она понимала ценность фамилии Луламун и подарила ему наследника.
Чувствуя себя немного не в своей тарелке, Сумак постарался не думать о том, что они двоюродные родственники. Вместо этого он спросил:
— А что с ней случилось?
— Она страдала гемофилией, — ответила Данделия слабым, тихим шепотом. — Чуть не умерла, родив меня. У нее было немало серьезных осложнений. А когда я объявила, что беременна, она не смогла вынести позора.
Трикси, у которой задрожала нижняя губа, посмотрела в потускневшие голубые глаза матери:
— Капер винил тебя, не так ли?
Закрыв глаза, Данделия кивнула, но промолчала.
Сумак не был уверен в том, что происходит и что случилось, но пытался собрать все кусочки воедино. После нескольких минут напряженных размышлений ему не понравилась картина, которая складывалась в головоломку:
— Знаешь, мне кажется, что Капер хотел сделать так, чтобы вы двое ненавидели друг друга и стыдились друг друга. Звучит не очень красиво. Зачем ему нужно, чтобы мать и дочь ненавидели друг друга?
Все еще закрыв глаза, Данделия ответила:
— Чтобы наказать меня. Во всяком случае, я так думаю.
— Так почему же ты осталась с ним? — спросил Сумак.
— Сумак, это сложно, — ответила Трикси.
— Это так ужасно… — Сумак покачал головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Он был так ужасен, и теперь вы обе ненавидите друг друга, чего он, наверное, и хотел. Он уже мертв, но все еще заставляет вас обоих делать то, что он хочет. Он умер, а теперь мы здесь, и вы с Трикси ссоритесь и ненавидите друг друга.
Сумак надеялся, что если Капер смог разлучить их, то, возможно, сможет и соединить. Это не выглядело неправильным, но и не казалось честным. Это было похоже на то, за что Эпплджек могла бы его отчитать и, возможно, даже долго обсуждать за яблочно-коричневыми бетти. Слезы, которые были настоящими, он не стал сдерживать и позволил им упасть, надеясь, что они сблизят Трикси и ее мать.
Жеребенку было интересно, что делает Лемон. В последний раз он видел ее, когда она подавала чай Твайлайт Вельвет, Твайлайт Спаркл и Найт Лайту. Он чуть не ударился головой, когда его перебрасывало с этажа на этаж, потому что испугался и переместился, когда ветер поднял его.
— Он действительно очень хорош в своем деле, — сказала Данделия Трикси. — Полагаю, ты имеешь к этому отношение.
— Да, — ответила Трикси, а потом закашлялась, чтобы выпустить мокроту из горла. — Твайлайт говорит, что серебряный язык достался ему от отца, и мне поручено следить за тем, чтобы он использовал его во благо. Почти каждое слово, которое он произносит, имеет магическую силу.
У Сумака горели щеки, но ему нечего было сказать в свое оправдание.
— Маленький нахальный жеребенок с волшебным серебряным языком, воспитанный Луламун, — резюмировала Данделия. — Не уверена, что мир к этому готов. И тебе разрешили оставить его у себя?
— Меня обманули! — Трикси сжала Сумака и посмотрела вниз на жеребенка, которого называла своим. — Я думала, что это была моя блестящая идея, но оказалось, что меня разыграли. Это все была уловка, чтобы помочь мне исправиться, сделать меня честной и порядочной.
— Очаровательно. — Открыв глаза, Данделия посмотрела на Сумака и изучила его. — Магия харизмы, развитый интеллект, подпитываемый, несомненно, магией, да еще и колдун. Любая из этих вещей полезна, но иметь такую мощную комбинацию… Сумак, ты очень удачливый жеребенок.
Не понимая всего сказанного, Сумак просто сидел и смотрел на свою бабушку сквозь затемненные линзы очков. Он не мог отделаться от ощущения, что его оценивают, и не был уверен, что ему нравится, как Данделия смотрит на него. В ее глазах был необычный блеск, который он мог описать только как "голодный".
— Твайлайт уверена, что его интеллект связан с магией. Он знает то, чего не должен знать. Он обладает сверхъестественным интеллектом и имеет прямую связь с эфиром. Твайлайт подозревает, что он смог выдвинуть собственную гипотезу о состоянии магии благодаря своей связи с магией. — Трикси притянула Сумака поближе и окинула мать знающим взглядом. — Он волен принимать собственные решения, мама. Я хочу, чтобы это было очень, очень ясно. Если мне хоть на мгновение покажется, что ты пытаешься повлиять на него или направить в нужное тебе русло, нашему маленькому перемирию, каким бы милым оно ни было, придет конец.
В этот момент Сумак понял, что вляпался по уши и что он был глуп, думая, что сможет как-то манипулировать этими двумя кобылами. Трикси сжимала его так сильно, что было почти больно, и в его мозгу пронеслась мысль, что его мать была напугана и одновременно пыталась защитить его. Действительно ли ему нужна защита от Данделии?
Может быть.
— Хорошо, я сдаюсь. — Данделия покорно вздохнула. — Я не хочу, чтобы мой единственный внук ненавидел меня. Честно говоря, я бы хотела, чтобы мы стали семьей, если бы такое было возможно. Я постараюсь быть как можно более честной с вами обоими.
— Что ты думаешь, Сумак? Она честна? — Трикси чуть ослабила объятия, и Сумак смог сделать столь необходимый глубокий вдох.
— Что-то в ней вызывает у меня подозрения, — ответил Сумак, будучи честным с самим собой.
— Если быть до конца честной и откровенной, — сказала Данделия Сумаку сухим, ровным голосом, — я подумала о том, насколько полезным для интересов Луламун ты мог бы быть в качестве политического деятеля. При должном образовании и обучении ты мог бы взять Кантерлот штурмом. Мир мог бы стать твоим.
— Мне не нужен мир. — Сумак обхватил передними ногами левую переднюю ногу Трикси и посмотрел на бабушку, уже не уверенный, что она ему нравится. Что-то в ее поведении не давало ему покоя — то, как непринужденно она только что сказала, что именно ей от него нужно.
— Это не ради моих эгоистических интересов, — фыркнула Данделия. — Просто последние несколько десятилетий Найт Лайт, Твайлайт Вельвет и я все вместе строили заговоры, чтобы сделать мир лучше… Мы многому научились за время совместной учебы в школе…
1 ↑ Cводная сестра лучшая сестра навсегда
Глава 90
На кухне было темно, но не пустынно. Сумак вгляделся в темноту, пытаясь разглядеть, кто там находится, и увидел высокую крылатую фигуру. Это сузило круг поиска. Он моргнул, испытывая жажду и легкую дезориентацию после ночного кошмара. Как выяснилось, плюшка принцессы Кейденс оказалась куда нужнее, чем он думал.
Он медленно подошел к Твайлайт, его глаза остановились на ней, и он увидел, что она наблюдает за ним. В его сознании затаилось ощущение собственной неловкости, но он не мог сказать, почему он так думает. Не было смысла спрашивать, не спит ли Твайлайт, ведь ответ был очевиден. А вот как и почему — это было то, что стоило выяснить, и Сумак был уверен, что сможет ее разговорить. И не для того, чтобы удовлетворить собственное любопытство, — нет, Твайлайт выглядела обеспокоенной, и он хотел ей помочь. Это был бескорыстный, альтруистический поступок с его стороны.
— Ты не выглядишь счастливой, — заметил Сумак, забираясь на стул с высокой спинкой и устраиваясь за столом. С помощью своей магии он достал стакан воды, который охладил и поставил перед собой.
— Ты не выглядишь сонным, — ответила Твайлайт, в ответ констатируя очевидное.
— Принцесса Твайлайт Саркаскл. — Сумак поднял свой стакан с водой и отпил, пока Твайлайт издавала неохотные смешки. Опустив стакан, он изучал Твайлайт так же, как и любую другую пони, и не скрывал этого, поскольку Твайлайт, казалось, тоже присматривалась к нему. По какой-то причине, когда он смотрел на Твайлайт, ему на ум приходило одно слово, и это слово было смятение. Дэринг Ду была вне себя от горя, когда обнаружила разграбленные руины, и она была в смятении. В книге довольно хорошо описано, что такое смятение. Затем Дэринг Ду, агент короны Крэш и агент короны Какао выследили виновных, и в тот день пострадало много-много подкопытных. Он отпил еще, и Твайлайт сделала то же самое.
— Ты выглядела очень счастливой, — прошептал Сумак, и его слова каким-то образом заполнили полумрак кухни и столовой. — Ты даже дразнила мою маму и смеялась. Ты была такой же нечестной, как и твои родители?
— А что еще мне оставалось делать? — спросила Твайлайт, бросив на Сумака несколько быстрых сердитых взглядов. Суровость на ее лице немного ослабла, и она добавила: — Я делала то, что делала, ради своих родителей. Я вела себя как принцесса… более или менее. Я приняла ситуацию с изяществом и апломбом, а все свои чувства держала в себе. В тот момент я не могла обвинить отца в измене матери, потому что все было не так, но эта мысль не выходила у меня из головы. Конечно, я могла бы взорваться прямо там и тогда, и все пони приняли бы это, но я знаю, что все присутствовавшие обиделись бы на меня за это позже. Я — принцесса Твайлайт Спаркл, и от меня требуется определенный уровень приличия. Звезды, я была счастлива, когда Луна наконец ушла и я снова смогла дышать.
— Я знаю, что ты чувствуешь. — Сумак, набравшись смелости, посмотрел Твайлайт прямо в глаза.
— Откуда ты можешь знать, что я чувствую? — потребовала Твайлайт.
Сузив глаза, Сумак сдержал гневный ответ, зная, что его колкости несут в себе магию. Твайлайт была расстроена, но не собой. Глубоко вздохнув, Сумак сдержал гнев:
— Потому что я знаю, каково это, когда все пони ждут от тебя чего-то. Я едва успел примириться с собственным талантом, с собственной кьютимаркой, едва успел узнать о ней и о том, что она делает, а все пони уже ждут от меня чего-то. Пони все время пытаются вмешаться в мою судьбу.
Уши Твайлайт опустились.
— Даже ты. — Сумак уперся обоими передними копытами в край стола. — Я впервые встречаю свою бабушку, и даже несмотря на все остальное, все обиды и неприятности, она рассказывает о том, как я мог бы сделать карьеру политика. Ты хочешь, чтобы я стал исследовательской батареей. Принцесса Селестия хочет, чтобы я стал военной машиной. Я не знаю, чего хочет принцесса Луна, но я знаю, что она чего-то хочет, и я уверен, что скоро узнаю об этом. Дискорд хочет, чтобы я вызывал хаос. Даже Эпплджек и Биг-Мак хотят от меня чего-то… Я должен поддерживать репутацию Эппл и бороться с позором моего отца… и всё это — ОТСТОЙ!
От силы слов Сумак Твайлайт откинула голову назад.
— Так что да, я понимаю, каково это — держать все в себе и не устраивать истерик, даже когда очень хочется, — закончил Сумак. Подняв свой бокал, он отпил. Глаза Сумака приобрели яростный, полусонный блеск, а уши прижались к черепу. — Думаю, у тебя все гораздо проще. Мне приходится беспокоиться о том, что меня накажут, если я расстрою не тех пони. Мне снятся кошмары о том, как я падаю и меня шлепают. У меня только что был один. Мне приходится держать все это в себе, сдерживать, и я даже не могу пожаловаться на свое положение без того, чтобы кто-нибудь из взрослых не прочитал мне нотацию и не сказал, что мне нужно вести себя хорошо. Я даже не могу выпустить пар! Тебе же позволено делать все, что ты хочешь, даже если ты вышла из себя, тебе не нужно беспокоиться о том, что тебя отшлепают или поставят в угол.
— Это будет нелегко. — Твайлайт, обводя глазами комнату, попыталась перевести разговор в сторону от гнева. — Я должна как-то примириться со всем этим, не ранив чувств Трикси. Я должна сделать так, чтобы она чувствовала себя любимой, желанной и принятой, потому что именно этого от меня ждут. К тому же, — коварные глаза Твайлайт теперь устремлены на Сумака — Трикси действительно дорогая, близкая подруга, и я никогда бы не захотела причинить ей боль намеренно. Я не могу просто оттолкнуть ее от себя, пока пытаюсь разобраться во всем этом. Теперь я чувствую себя обязанной держать ее ближе к себе, чем когда-либо. Я даже не могу представить, что это с ней делает.
— Она будет делать вид, что все в порядке, — ответил Сумак, — а потом плакать, думая, что никто не смотрит. Но… сейчас это сложнее, потому что мы не в дороге, и она не может оторваться от меня и всех остальных пони на достаточную дистанцию. Иногда я находил ее плачущей, когда она думала, что осталась одна. Меня это всегда смущало, потому что я не знал, что делать и как это исправить. Мне было неприятно это видеть.
— Никто не хочет видеть, как плачет их мать. — Твайлайт сгорбилась и опустила взгляд на стол.
— И поэтому ты обнимала мою маму и делала все мило, чтобы твоя мама не плакала и не чувствовала себя плохо.
— Ага. — Твайлайт испустила тяжкий вздох. — Твайлайт — послушная дочь, которая оправдывает ожидания своей матери. Твайлайт, послушная сестра, которой пришлось просто согласиться на свадьбу брата после того, как ей сообщили об этом в последнюю минуту. Твайлайт, на которую всегда сваливается какая-нибудь чрезвычайная ситуация, и от которой ждут, что она будет вести себя определенным образом, не жалуясь, и всегда вести себя изящно и с достоинством. Твайлайт, которая иногда чувствует, когда что-то не так, и даже с моим рекордом по предчувствию неприятностей, получает нотации за то, что раздувает из мухи слона, находит бурю в чашке чая и делает горы из кротовых холмиков.
Сумак, не понимавший всего сказанного, все же понял, что Твайлайт горько переживает из-за этого.
— Я не могу отделаться от ощущения, что об этой ситуации можно сказать гораздо больше, — пробормотала Твайлайт, сузив глаза, — Но я не думаю, что вся правда выйдет наружу. Поэтому я просто принимаю все как есть, независимо от того, нравится мне это или нет. Завтра, утром, я буду улыбаться за завтраком и притворяться, что все замечательно. Я буду Твайлайт, которую все ждут от меня. Это будет трудно только поначалу, но если я буду делать это достаточно долго, то это станет привычным делом. В этом весь фокус, Сумак. Именно так ты выживаешь, когда другие возлагают на тебя большие надежды.
— А что насчет твоих ожиданий от меня? — Сумак опустился в кресло. — Если я последую твоему совету, ты поймешь, что я специально веду тебя за собой и говорю тебе то, что ты хочешь услышать.
— Знаешь что, Сумак, чего ты хочешь? — вкрадчиво спросила Твайлайт. — В каком направлении ты хочешь направить свою жизнь?
У Сумака не нашлось ни язвительного ответа, ни юношеского сарказма, ни гневных реплик. Все, что было отброшено, осталась только честность:
— Думаю, я хотел бы узнать больше о том, как стать гробовщиком. Я бы хотел узнать о погребальных науках.
Закрыв глаза, Твайлайт испустила долгий вздох:
— Видишь ли, Сумак, — сказала она, открывая глаза, — когда ты говоришь что-то подобное, мне поручено отвлечь тебя от таких тривиальных вариантов. У меня есть длинный сложный список инструкций, касающихся тебя, и когда ты придешь к такому интересу, как погребальные науки, я должна вдохновенно рассказать тебе о высшем благе… о том, что ты обязан использовать свой собственный талант в максимально возможной степени. Я должна произнести длинную вдохновляющую речь о том, как ты ценен, как ты значим и как некоторые интересы просто выбрасывают твой замечательный талант на ветер. Я должна потакать твоему эго. Моя задача — сделать так, чтобы ты достиг вершины своих возможностей, а потом убедить тебя, что ты сам этого хотел.
Сумак молчал, но оценил честность Твайлайт.
— И все, о чем я могу думать каждый раз, когда смотрю на этот ужасный список того, как изменить твои приоритеты, — это о том, как я хотела вырасти и стать библиотекарем в Кантерлоте. — Твайлайт сидела, моргая, и выглядела подавленной. — Но ни одна ученица принцессы Селестии никогда не становится библиотекарем в Кантерлоте. Не-а. Но я была близка к этому. Одно время я была библиотекарем Понивилля, и я была счастлива.
Осознав, что он был посвящен в сожаления Твайлайт, Сумак вдруг почувствовал себя очень маленьким и неуверенным. У принцесс были сожаления размером с принцессу, и он не мог себе представить, как можно жить под таким бременем.
Глаза Твайлайт сузились, и теперь ее голос приобрел низкое рычание, когда она заговорила:
— Знаешь что, Сумак, если ты хочешь узнать больше о том, как стать гробовщиком и постичь погребальные науки, я собираюсь это сделать. К чертям последствия.
Потрясенный, обеспокоенный, даже испуганный внезапной переменой в поведении Твайлайт, Сумак заерзал на своем месте:
— Почему? Зачем тебе это делать? Разве это не приведет к тому, что ты поссоришься с другими принцессами?
— Ага. — Твайлайт сидела с оттопыренной нижней губой. — Но это неважно. Важно то, что ты настолько умен, что понимаешь, что тебя обижают, а у меня проблемы с совестью из-за этого предмета.
В глубине его сознания роились мысли, и Сумак понимал, что нужно как-то ответить. Твайлайт сама за него переживала. Она пыталась быть его другом, рискуя своим положением среди других друзей и единомышленников. Ему было трудно осознать все это, понять масштаб происходящего, но он знал, что у Твайлайт скоро будут неприятности. Большие неприятности.
— Твайлайт…
— Да, Сумак?
— Если тебе когда-нибудь понадобятся мои колдовские способности, я буду рад помочь. Будет справедливо, если мы поможем друг другу. Это очень много значит для меня. Я даже не знаю, стану ли я в итоге заниматься именно этим, но я хочу получить шанс научиться. Мне нравится, что у меня есть такая возможность. Кто знает, может, мне покажется, что это очень скучно, и я захочу когда-нибудь стать героем.
Снаружи завыли волки.
— Когда остальные проснутся, а они скоро проснутся, нам придется продолжать делать вид, что все нормально, Сумак. Мне придется притворяться, что все хорошо и что мне все нравится, а тебе придется притворяться, что тебя устраивает то, что все пони хотят воспользоваться тобой. Мне бы хотелось, чтобы у нас обоих все было лучше, но лучшее, что я могу сделать, — это подсунуть тебе несколько книг. Пока что лучше всего продолжать вести себя так, будто у тебя нет в жизни никаких серьезных интересов или целей. Если мы сможем дать другим понять, что ты все еще открыт для исполнения их желаний, нам обоим будет легче.
— Я понимаю, Твайлайт.
— И это меня беспокоит, — шепотом призналась Твайлайт. — Думаю, именно поэтому я чувствую себя такой виноватой. Ты все понимаешь, но тебе приходится жить с этим. Так же, как и мне.
— Твайлайт?
— Да?
— У меня есть вопрос. Сложный вопрос, который я давно хотел задать.
— Валяй. — Твайлайт начала думать, что сложный вопрос — это как раз то, что ей сейчас нужно.
— Старлайт Глиммер может забирать кьютимарки, оставляя пони невзрачными и ничем не примечательными. Ты наложила заклинание и заставила кьютимарки всех твоих друзей поменяться местами. — Сумак глубоко вздохнул и серьезно обдумал свои следующие слова, прежде чем произнести их. Он почувствовал, что его стрелки вспотели.
— Мы знаем, что кьютимарками можно манипулировать. — Сумак сидел, моргая, и размышлял о том, что пришло ему в голову, о своей следующей ужасающей гипотезе. — Доказательства манипуляций с кьютимарками сейчас довольно легко увидеть. Мы знаем, что это существует. Итак, Твайлайт, что произойдет, если появится пони, который сможет формировать судьбу, используя магию, чтобы дать пони кьютимарку и таким образом взять под контроль пони и их будущее?
У Твайлайт открылся рот.
— Если кьютимарки можно менять или отбирать, значит, судьбу можно менять, верно? — Сумак постучал копытами по краю стола и уставился на свой стакан с водой. — Что, если кто-то из пони догадается об этом и начнет манипулировать будущим? Сможем ли мы вообще понять, что происходит? После того как я расспросил кучу пони о судьбе, я начал думать обо всем этом, и это не дает мне покоя. Я думаю об этом, когда лежу в постели и не могу заснуть.
— Сумак, я даже не знаю, что сказать…
Глава 91
Испытывая глубокое чувство утраты и сожаления, Сумак думал обо всем, что погибло в огне. Особенно болезненной потерей стали дневники его матери, которые были для него главным средством узнать о ней. Теперь, если он хотел что-то узнать, ему приходилось спрашивать у нее. На востоке виднелся слабый намек на солнечный свет, но горы и холмы заслоняли большую его часть. То немногое, что пробивалось сквозь них, заслоняли многочисленные деревья, оставляя все вокруг в тени.
Ранними утрами здесь было холодно — приближалась зима, но все деревья находились в своих собственных защитных биомах и были укрыты мощной магией. Здесь все было волшебным. Сумак навострил уши, услышав, как Бумер хрустит хрустальным яблоком, и обрадовался, что она счастлива.
Летучая рыба проплыла по воздуху, неся с собой пузырек воды, который, пролетая над ним, капал и поливал растения в саду. Сумаку говорили, что Капер и Данделия создают новую жизнь, как художник создает новые картины, и Сумак видел, как их безрассудные эксперименты отразились на флоре и фауне вокруг него.
Дрожа, Сумак наблюдал, как сова-хамелеон устроилась на ветке, чтобы лечь спать после долгой ночи. Он не знал, есть ли у совы другое название, он даже не был уверен, что это такое, но сова меняла цвета, чтобы слиться с окружающей средой. Перья ее переливались магией, почти как у чейнджлингов, догадался Сумак.
— Яблоко?
Услышав, как Бумер произносит новое слово, Сумак забыл обо всем вокруг, сосредоточившись на своем крошечной спутнице. Наблюдая, ожидая, что Бумер в любую секунду разразится целыми предложениями, Сумак был охвачен счастьем, которое прогнало тьму в его сознании.
— Яблоко…
— Да, Бумер, яблоко. Ааах, держи.
— Эппл Бумер. — Моргая желтыми глазами, Бумер встала на задние лапки, размяла передние, а затем указала на себя одним вытянутым крошечным пальчиком. — Бумер Эппл?
Прошло несколько секунд, но Сумак понял, что она нечаянно услышала "Бумер Эппл", когда он сказал "Бумер, яблоко". Однако он не видел смысла поправлять ее. Она могла бы быть Бумер Эппл, если бы захотела.
— Эппл Бумер. — Бумер выглядела озадаченной, пытаясь составить новое предложение. — Эппл Бумер. Бум Эппл. Бум бум бабабум?
— Эппл Бумер. — Сумак протянул копыто и дотронулся до Бумер. Отведя копыто назад, он потрогал себя. — Сумак Эппл.
— Суу-мак. — Бумер моргнула и взяла паузу, чтобы обработать новую информацию. Ее рептилоидные глаза продемонстрировали острый ум, когда она уставилась на Сумака. — Су-мак. Су-мак. Буу-мак?
— Сумак. — Сумак постучал копытом по груди.
Крошечная драконица подражала движениям Сумака:
— Буу-мак?
— Нет. — Сумак покачал головой. — Бумер.
— Суу. — Бумер моргнула, снова обрабатывая этот звук, а затем сказала: — Буу. — Она выглядела смущенной, разделив слова на части, и загибала свои крошечные пальчики. — Мер. Мак.
— Интересно, был ли я таким?
Сумак оглянулся, чтобы посмотреть на незваного гостя, а Бумер, выронив остатки хрустального яблока, унеслась вскачь по траве. Сумак увидел Спайка, стоявшего в нескольких метрах от него, и Бумер, обрадованная появлением еще одного дракона, стала подпрыгивать вокруг него, распушив при этом свои гребни.
— Я могу вспомнить почти все, что когда-либо происходило, — в этом преимущество драконьей памяти, — но мне трудно вспомнить, когда я был совсем маленьким. — Спайк сел в траву, и к нему подбежала его поклонница, которая носилась вокруг Спайка и вызывала у него хихиканье.
— Спайк, кто ты для Твайлайт? — спросил Сумак.
— Что ты имеешь в виду? — Спайк, устав от щекотки, притянул Бумер к себе и заключил извивающегося детеныша в нежные объятия.
— Ты назвал ее родителей "мамой и папой", и мне стало интересно, — ответил Сумак. — Ты ее брат?
Лицо Спайка исказилось, а глаза сузились. Он посмотрел на свернувшуюся калачиком Бумер, а потом застыл на месте, уставившись на него и ничего не говоря. Сумак с интересом наблюдал за происходящим, а Бумер с крошечным зевком начала засыпать, съев слишком много и измотав себя.
— Это непросто. — Голос Спайка был дымчатым драконьим шепотом, чуть более шипящим, чем обычно. — С тех пор как мы с Эмбер стали друзьями по переписке, я узнал немного больше о драконах. У драконов есть для этого слово, а у пони — нет. Я не знаю, что это за слово, потому что его нельзя записать, его нужно прокричать. — Спайк посмотрел на Сумака и несколько раз моргнул. — Но если бы я знал это слово и мог его произнести, я бы пошел и проревел его, чтобы все пони узнали.
— И ты даже не можешь попытаться выразить это словами? — спросил Сумак.
— Это не слово, это целая серия понятий. — Спайк выглядел озадаченным, и ему было заметно, что он испытывает трудности. — У драконов большие выводки. Ну, некоторые. Откладывается много яиц, и все вылупившиеся детеныши технически являются братьями и сестрами, но в таком большом выводке, когда они появляются, у некоторых из них возникает особая связь, которая… ну… вроде как получается семья в семье, но это нечто большее, по крайней мере, так объяснила Эмбер. Между братьями и сестрами драконов существует много конкуренции и соперничества, и как вид, большинство из нас — придурки. Эти особые узы помогают нам выжить во взрослой жизни. — С обеспокоенным видом Спайк покачал головой. — Самая большая опасность, которая подстерегает драконов в детстве, — это мы сами. Только сильные выживают. Мы с Твайлайт вместе — мы сильные. Мы прикрываем друг друга. У меня есть мощные инстинкты, которые заставляют меня защищать ее. Это сложно. У меня нет желания съесть ее как брата или сестру. Быть драконом сложно.
Это было сложно. Сумак не рассмеялся, не пошутил и не сказал ничего язвительного. Спайк только что обнажил свою душу, и Сумак не собирался портить этот момент. Не зная, что ответить, Сумак сделал единственное, что посчитал нужным.
— Спасибо, Спайк.
— Не стоит благодарности, — ответил Спайк, — и спасибо, что не осуждаешь меня за это. С предыдущей пони с которой я пытался поговорить об этом… ничего хорошего не вышло. Она закричала и упала в обморок.
Это показалось Сумаку довольно грубым, и ему это не понравилось. Мышцы на его затылке напряглись, а уши встали, чтобы прислушаться — звуки, которые издавала Бумер во время сна, всегда интриговали его, — и он наблюдал, как Спайк обнимает меньшего дракона. По действиям Спайка было видно, что он заботится о Бумер и ее благополучии. Сумаку очень хотелось задать один вопрос, но он не хотел ранить чувства Спайка, и, возможно, ему лучше было бы не знать ответа.
Драконы, как и пони, — нечто большее, чем сумма их инстинктов.
Дрожа, Сумак сидел у камина после слишком долгого пребывания на улице. В Понивилле было немного теплее, потому что на него светило солнце, но в Луламун Холлоу уже чувствовалось, что наступила зима. Пока он сидел, стиснув зубы, Данделия накинула на него одеяло. Оно было тяжелым, немного грубым и уже согревало.
Наполовину проснувшись, Бумер забралась прямо в камин и теперь крепко спала.
Аромат пряного сидра, сладкого какао и запах завтрака наполнили комнату. Пони собирались группами, и в основном было тихо. Сумак не мог не заметить, что Твайлайт улыбается и смеется. Он также не мог не заметить, что она, похоже, унаследовала от своих родителей какой-то природный дар обманывать, или, возможно, они знали, что происходит, и тоже поддались на уловку. Сумак уже не мог отличить правду от истины.
— Итак, — сказал Сумак, глядя Данделии прямо в глаза. Он чувствовал, как на него накатывает одно из его настроений, и он был просто крошечной, малюсенькой частичкой конфронтации. Его беспокоило, что Твайлайт была несчастна. — Как я вписываюсь во все это? Что будет со мной?
— Что ты имеешь в виду? — спросила Данделия.
— Я сын своей матери, но она меня не рожала. Что будет со мной после того, как все это уляжется? — Сумак почувствовал глубокое удовлетворение, когда Данделия начала ерзать, и заметил, что все взгляды в комнате теперь устремлены на него и его обмен репликами с бабушкой. Он слышал, как чашки стучат по блюдцам, как дрожит магия.
— Ну, ты… кхм… усыновлен, поэтому мы не можем считать тебя членом семьи. Луламун Холлоу — для Луламунов. Ты, конечно, можешь жить здесь, если захочешь, когда подрастешь, но если тебе интересно, сможешь ли ты стать наследником, то мне очень, очень жаль, но тебе придется научиться жить с разочарованием.
Маятник качнулся, и в очередной раз Сумак не слишком любил свою бабушку. В ее голосе, манерах, да и во всем ее поведении было что-то надменное. И все же она старалась быть с ним доброй. Когда она была добра, то казалась искренней. Сумак чувствовал себя растерянным и немного рассерженным.
— И именно поэтому я уйду при первой же возможности. — Голос Трикси был едким и истекал желчью. — Как только завещание будет прочитано и все решится, я уйду отсюда, даже если мне придется идти домой в Понивилль пешком, и я возьму с собой Сумака.
— Я пыталась быть дипломатичной…
— ТЫ НЕ ОЧЕНЬ-ТО И СТАРАЛАСЬ! — Оскалив зубы, Трикси бросила яростный взгляд на свою мать.
— Денди Лайон, в твоих словах есть жестокое послевкусье. — Слова Твайлайт Вельвет прорезали напряжение, как нож, и Данделия вздрогнула, услышав их. — Я уже много раз говорила, что ты никогда не задумываешься о том, как говоришь с другими. Как твой друг, я знаю, что у тебя хорошие намерения, но слишком часто твои слова небрежны.
— Черта, которую я, несомненно, передала своей дочери.
Что-то в словах бабушки заставило Сумака закипеть. Его затылок стал таким горячим, что на нем можно было жарить картошку, а жар в ушах был настолько болезненным, что на глаза навернулись слезы. Потянувшись телекинезом, он схватил чашку какао, в считанные секунды раскалил ее до обжигающего состояния, а затем со всей силы, на которую была способна его ярость, обрушил ее на голову Данделии.
И снова Твайлайт предотвратила катастрофу. Чашка остановилась, застыв на месте, всего в сантиметре или даже меньше от лица Данделии. Оба её фиолетовых глаза скрестились, когда она уставилась на чашку и её обжигающее, исходящее паром содержимое. Пока она сидела, потрясенная, Трикси успела обнять Сумака, опасаясь расправы со стороны матери.
Раздался треск, и Трикси исчезла.
Принцесса Луна окинула комнату свирепым взглядом, и в ее глазах сверкнул сдерживаемый гнев. Уголок ее левого глаза подергивался, а левое ухо покачивалось в такт движениям глаз. Мышцы на шее взбугрились, а крылья затрепетали по бокам. Когда она открыла рот, все пони в комнате вздрогнули, ожидая, что она начнет кричать.
— Мы не можем оставить тебя одну надолго, не так ли? — тихо прошептала принцесса Луна. Тихий шепот принцессы Луны почему-то был еще страшнее, чем ее крик. Разочарование и гнев заставили ее глаза сверкать почти по-матерински. — Ты, — она указала на Данделию, — Мы очень недовольны тобой, и слова будут сказаны позже. Ты заслужила лекцию от своей Матроны.
Как побитый жеребенок, Данделия попятилась от сурового взгляда принцессы Луны.
— Мы считаем, что Твайлайт поступила глупо, спасая тебя. Возможно, ошпаренная морда научит тебя столь необходимому смирению.
— Мне жаль…
— Заткнись! — Слова принцессы Луны несли в себе непреодолимую силу магии, и рот Данделии продолжал двигаться, но слова не выходили. — Мы провели большую часть вчерашней ночи — нашей славной, чудесной ночи, добавим Мы, — в недрах королевского архива, и Мы потрясены действиями Арктура, нашего далекого сына. Чего бы хорошего он ни добился, какую бы стабильность, какое бы славное будущее ни обеспечил этой вотчине, все это запятнано его действиями, его мерзкими, отталкивающими, отвратительными поступками! Его любовь к шлюхам и горничным уничтожила последние остатки королевского достоинства в этой семье.
Покачав головой, принцесса Луна добавила:
— Единственным твоим искупительным качеством кажется твоя непоколебимая преданность моей сестре.
Пристыженная, Данделия повесила голову.
— Мы пойдем и заберем госпожу Луламун из ее покоев, чтобы завещание было прочитано и чтобы мы могли покинуть это место. Мы чувствуем себя оскверненными за то, что стояли в этой башне, где творилось столько мерзости. Мы желаем уйти.
Уши опустились, рты безвольно отвисли, и Твайлайт Вельвет, и Найт Лайт смотрели на Данделию со страдальческим выражением лица…
Глава 92
С осторожной нерешительностью Твайлайт подкралась к принцессе Луне, которая стояла и смотрела на дверь комнаты, в которой спал Сумак. Трикси заперлась внутри, и принцесса Луна пыталась осторожно вытянуть ее, но Трикси не поддавалась, и Принцесса Ночи теряла терпение.
Прочистив горло, Твайлайт попыталась увлажнить рот, чтобы говорить. Ее нынешнее эмоциональное состояние осложняло ситуацию, она испытывала целый водоворот эмоций, некоторые из которых не могла определить. Больше всего на свете ей хотелось злиться, но она не могла понять, на кого именно. Твайлайт нужны были друзья, но их здесь не было.
Зато у нее была сестра, но Твайлайт не знала, как к этому относиться.
— Луна… если можно, я хочу поговорить с тобой… принцесса с принцессой.
Царственно вздернув бровь, Луна повернула голову к Твайлайт. В ее взгляде не было ни надменности, ни высокомерия, ни чего бы то ни было, но она посмотрела в глаза Твайлайт, чтобы признать ее. Со спокойным терпением Луна ждала, пока Твайлайт сообразит, что именно она хотела сказать.
— Иди и подготовься к оглашению завещания и всему, что с этим связано, — сказала Твайлайт, надеясь, что ее слова прозвучали как совет, а не приказ. Больше всего на свете требовалось спокойствие. — Иногда, Луна, ты можешь быть немного властной, даже если не хочешь этого, и я думаю, что Трикси нуждается в спокойном утешении… от сестры.
Сдержанно кивнув в ответ, Луна ответила:
— Мы согласны. Иногда Мы усугубляем ситуацию своей властной натурой. Возможно, Вы сможете сделать то, что Мы не можем.
Потрясенная и немного удивленная, Твайлайт не могла не прокомментировать изменения, которые она заметила в Луне:
— Ты кажешься немного…
— Спокойнее? — спросила Луна.
— Да. — Твайлайт кивнула. — И твоя речь…
— Мы сейчас ближе к сестре, чем были с момента возвращения. Мы начинаем чувствовать единство, которое считали утраченным. Гослинг сделал многое, чтобы сблизить Нас. — Снова склонив голову, Луна отошла в сторону и жестом крыла указала на дверь. — Мы желаем тебе удачи, Твайлайт.
Моргнув, Твайлайт задумалась над ответом, который не был ответом. Она некоторое время смотрела на Луну, пока аликорн отступала, а затем, улыбнувшись, Луна нырнула в дыру в полу. Твайлайт потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что, даже несмотря на нынешний кризис, Луна сейчас испытывает неподдельное счастье.
И от этого становилось только лучше.
Подняв копыто, Твайлайт постучала в дверь.
— Уходите.
— Трикси, мы можем поговорить?
— Нет.
— Мы можем поговорить как сестра с сестрой?
После долгого ожидания:
— …Нет.
— Может ли младшая сестра прийти и поговорить со своей старшей сестрой?
Снова долгая пауза:
— Нет. Сумак рассказал мне, что ты чувствуешь на самом деле.
Смутившись, Твайлайт стояла за дверью и произносила ужасные ругательства, за которые, наверное, ругали бы других пони. Конечно, Сумак не стал бы хранить секреты от своей матери, и Твайлайт ценила его преданность, но в то же время возмущалась его честностью. Через несколько минут она напомнила себе, что злится на ситуацию, а не на Сумака.
— Трикси, пожалуйста…
— У меня в копытах бутылочка с настойкой вольт-яблок. Откроется дверь, и кто-то из пони получит по морде.
Отступив от двери, Твайлайт понадеялась, что Трикси блефует. После использования Амулета Аликорна Трикси контролировала сильную магию гораздо лучше, чем большинство пони. Прошло несколько секунд раздумий, но Твайлайт поняла, что зашла в тупик. Она не собиралась ссориться с Трикси, не сейчас, а с учетом недавнего откровения — никогда.
Настало время для другого подхода:
— Сумак, могу я войти?
Ответа не последовало, и Твайлайт не услышала, что по ту сторону двери кто-то разговаривает, но она была уверена, что разговор идет. Ничего не оставалось делать, и Твайлайт стала ждать, борясь с нарастающим чувством нетерпения. Она думала о спокойном и невозмутимом поведении Луны, и если Луна смогла это сделать, то, по мнению Твайлайт, сможет и она.
— Что ты надеешься получить, войдя сюда? — спросил Сумак через дверь.
Твайлайт нахмурила брови, гадая, был ли его ответ срежиссирован или Сумак придумал его сам. Она не могла сказать. Он был умным, с I.Q., повышенным с помощью магии, как и Пеббл, и многие другие ее ученики. Отвлекшись, Твайлайт принялась рассуждать о том, сам ли Сумак придумал свой вопрос.
— Я не могу сделать все лучше, — сказала Твайлайт, почему-то подумав об Эпплджек. Честность, без сомнения, была ее лучшим подходом. — И сгладить ситуацию, наверное, тоже не смогу. Но я очень волнуюсь за вас обоих, мне страшно, и я хочу знать, что с вами все в порядке.
— Она говорит правду. — Слабый голос Сумака доносился из-за двери.
— Ну, конечно, я говорю правду. — Твайлайт не могла не почувствовать себя немного оскорбленной.
— Я только что научила Сумака заклинанию inventite veritatem[1]. Он быстро учится. Сомневаюсь, что кто-то из пони станет ему снова врать, без его ведома. — Голос Трикси звучал ровно и измученно, а еще казалось, что она плакала.
От двери раздался щелчок, и Твайлайт, опустив взгляд, уставилась на дверную ручку. Прежде чем открыть дверь, Твайлайт на мгновение остановилась и открыла рот, чтобы сказать:
— Это довольно сложное заклинание. Я впечатлена, что Сумак смог его выучить.
Немного искренней лести никому не повредит, подумала Твайлайт, открывая дверь.
Захлопнув за собой дверь, Твайлайт посмотрела на двух пони и одного дракона, сгрудившихся на кровати. Ее мысли были заняты Лемон Хартс и всеми переживаниями Лемон. Через несколько секунд ее взгляд остановился на бутылочке с настойкой вольт-яблок, хранившейся в надежном магическом пузырьке рядом с головой Трикси. Он оставался там всего секунду, достаточно долго, чтобы Твайлайт успела его разглядеть, а потом исчез.
— Трикси, я очень надеюсь, что ты не станешь наказывать Сумака за то, что он сделал.
— Я не собираюсь этого делать, — ответила Трикси. — Я сказала ему, что горжусь им.
От этих слов у Твайлайт пересохло на языке. Хотя она надеялась, что Трикси не стала наказывать Сумака за минутную вспышку гнева, она не ожидала, что Трикси будет им гордиться. В памяти Твайлайт всплыли воспоминания о разговорах в прошлом, и она вспомнила, что Трикси уже делала это раньше, что она гордилась Сумаком практически за все, что он делал, и после нескольких секунд размышлений Твайлайт поняла, почему.
Трикси была хорошей матерью, такой, какой хотела видеть ее она сама. Для Твайлайт это было потрясающим открытием, и она стала по-новому ценить Трикси. Маленький голосок в глубине сознания Твайлайт подсказывал, что молчание становится неловким и что ей нужно что-то сказать, пока тишина не превратилась в несокрушимую силу подавления.
— Трикси, я действительно благодарна тебе за то, что ты моя подруга, и мне просто нужно немного времени, чтобы смириться с тем, что ты моя сестра, — сказала Твайлайт, чувствуя себя неловко из-за своих слов.
— Правда, — дружно сказали Сумак и Трикси.
И теперь Твайлайт поняла, почему.
— На самом деле это ничего не меняет. — Твайлайт скривилась и нашла на стене интересную картину. — Я отношусь ко всем своим близким друзьям как к сестрам… или братьям, я полагаю. Мы все вместе смеялись и плакали, радовались и страдали. Честно говоря, я не вижу в них ничего, кроме сестер… или братьев, в зависимости от обстоятельств.
— Правда, — в один голос сказали Сумак и Трикси.
— Я бы хотела, чтобы вы двое прекратили это делать, это очень жутко. — Твайлайт вернула внимание к паре и вместо того, чтобы рассердиться, постаралась проявить сочувствие. Трикси пережила ужасную жизнь, а Сумак слишком хорошо знал, что каждый пони чего-то от него хочет. — Послушайте, сейчас я ничего не выиграю от того, что солгу кому-то из вас, я слишком дорожу вашей дружбой и слишком боюсь потерять ее. Я боюсь, что все это изменит наши отношения в худшую сторону.
И Трикси, и Сумак снова сказали друг другу:
— Правда.
Твайлайт раздраженно надула щеки, а ее уши опустились к лицу. Она должна была как-то разобраться с этим:
— Ладно, хорошо, продолжайте делать то, что делаете, но держите это при себе. Сумак, я была честна с тобой сегодня утром, и это должно что-то значить. — Она чувствовала на себе пристальный взгляд Сумака, ожидая его ответа.
— Так и есть. Именно поэтому я попросил маму впустить тебя и дать тебе шанс… как ее сестре. Она не хотела пускать тебя, и я заключил с ней сделку.
Его слова почему-то прозвучали как пощечина, но Твайлайт не могла сказать, почему. Она сдержала гневную отповедь, недоумевая, откуда она взялась и почему уже готова. Она сделала глубокий, успокаивающий вдох, как учила ее Кейденс. Немного успокоившись, Твайлайт напомнила себе, зачем она здесь.
— Чтение завещания, — начала Твайлайт, — произойдет скоро. Данделия вынуждена была замолчать. Принцесса Луна постаралась создать безопасное пространство для вас двоих. Как Матрона Дома Луламун и Суда Лайон, принцесса Луна планирует предложить Сумаку компенсацию за оскорбления и плохое обращение, которым он подвергался, будучи гостем в Доме Луламун. Она обеспокоена и оскорблена поведением Данделии.
— Ты говоришь слишком похоже на принцессу, но, по крайней мере, говоришь правду. — Потянувшись, Трикси похлопала по кровати. — Присаживайся с нами. Сумак приложил немало усилий, чтобы убедить меня впустить его тетю, чтобы она могла высказаться.
Эти слова подействовали на Твайлайт, как нежная ласка на летящий шлакоблок.
Теперь она чувствовала себя еще хуже из-за того, что сделала, и из-за своих манипуляций с Сумаком. Она моргнула, чтобы унять жжение в глазах, и смахнула лишнюю влагу, которую теперь ощущала. Волоча копыта по полу, она пересекла маленькую комнату, вскочила на кровать и устроилась в позе "пони-буханки", в которой накануне лежала Данделия.
— Не знаю, как я отношусь к тому, что Данделия стала моей бабушкой, но я все же хочу дать ей шанс, потому что я понял, как важно прощать пони, — Сумак сделал паузу и посмотрел Твайлайт прямо в глаза в той бесстрашной манере, на которую способны только жеребята, — и хотя мне потребуется много времени, чтобы разобраться со всем этим, но в этой зловонной ситуации есть свой плюс — у меня есть ты, как моя тетя. Вроде того.
Все еще смаргивая слезы, Твайлайт кивнула.
Фыркнув, Трикси вытерла глаза передней ногой:
— Полагаю, из этого вышло что-то хорошее. Я стала лучше понимать, что для меня значит Сумак. Думаю, я также немного лучше понимаю свою мать, но это трудно. Я не хочу выбирать между собственной матерью и сыном, а сейчас я чувствую, что меня разрывают на части.
— Я даже представить себе не могу, что ты чувствуешь, — сказала Твайлайт и подождала, пока Трикси и Сумак скажут: "Правда". Через несколько секунд такого заявления не последовало, и Твайлайт смогла немного расслабиться.
— Даже если я ненавижу ее, какая-то часть меня все еще любит ее, — призналась Трикси, — но я думаю, что мое собственное прощение и мой долгий путь к искуплению заставили меня сочувствовать. Может быть, совсем чуть-чуть. — Фыркнув, Трикси прижала к себе Сумака. — И все же, если бы дело дошло до этого и мне пришлось выбирать, я бы выбрала Сумака. Это будет нелегко, и, если быть до конца честной, я знаю, что это разобьет мне сердце.
— Так ты дашь своей матери шанс искупить вину? — спросила Твайлайт.
— Она может сделать это на расстоянии, — ответила Трикси, и в ее хрипловатом голосе зазвучала свирепость. — Это будет на моих условиях, по моим правилам, и я буду здесь главной. Если она захочет прощения, то сможет выполнить мои разумные требования и заслужить его, как и я.
— Это кажется справедливым. — Твайлайт вытерла глаза и откинула крыло на бок, стараясь не зацепиться перьями за кровать. — Ты прошла долгий путь, Трикси.
— Я знаю. — Трикси смиренно признала это.
— Давай сделаем все, что нужно, потому что я хочу домой. — Сумак опустил взгляд на одеяло, на котором сидел. — Я скучаю по Пеббл и Октавии. Они помогают мне успокоиться. Я хочу заниматься магией с Винил и учиться в школе. Я просто хочу, чтобы все стало как раньше.
— Я тоже, Сумак, я тоже. — Твайлайт вздохнула и посмотрела на Трикси. — Давай пойдем и покончим с этим. Я прикрою тебя и всегда буду прикрывать.
— Правда, — сказали вместе Сумак и Трикси.
1 ↑ Откройте для себя правду, лат.