Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы

Глава 11

Один камешек за другим, ряд за рядом тщательных, скрупулезных, кропотливых усилий. Таков был путь к совершенству. Сумак, несомненно, мог наклеить целую кучу маленьких камешков за один раз, но тогда могли появиться пробелы, изъяны, скопления крошечных фрагментов одного цвета. Это был тот случай, когда терпение будет вознаграждено.

— Так много зависит от одного доброго поступка, — рассеянно сказала Октавия, глядя в сторону Тарниша. Ей очень нравилось наблюдать, как он играет с Мегарой и Бумер.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Пеббл, пока Сумак прикреплял еще один крошечный камень к скворечнику.

— Пеббл, дорогая, все твое счастье — из-за одного доброго поступка. — Октавия повернулась и улыбнулась Пеббл, а затем обратила свое внимание на трудолюбивого жеребенка, стремящегося к совершенству. — Давным-давно жил-был молодой жеребенок, который находился на пороге взрослой жизни. Он совершил несколько ошибок, как это обычно бывает у жеребят. Да… ошибки были совершены… так или иначе, с этим жеребенком случилось нечто поистине ужасное, но что именно — не столь важно.

Октавия сделала паузу, глубоко вздохнула и продолжила:

— Важно то, что жеребенка спасла одна очень милая кобыла. Она была немного старше, немного мудрее, немного более настороженно относилась к окружающему миру. Когда она спасла его, некоторые могут сказать, что она спасла себя. Она обрела счастье, которого, возможно, не знала бы в ином случае. Она забрала его домой, чтобы он мог привести себя в порядок.

Когда Октавия сделала небольшую паузу, Пеббл посмотрела на отца. Скворечник, над которым он работал вместе с Мегарой и Бумер, был закончен. Кобылка моргнула раз, два, а на третий вернула свое внимание к Октавии, которая как раз собиралась начать говорить снова. Пеббл вздохнула, в чем-то довольная, а Сумак продолжил свой кропотливый труд.

— В плодородной почве этот жеребенок расцвел и стал самим собой, тем жеребенком, которым он должен был стать. С некоторыми правильными и достойными примерами для подражания этот жеребенок изменился и окреп на путях добра. После нескольких приключений, а их на самом деле было немало, он спас своенравную кобылу. Само по себе это не кажется чем-то особенным, но это так. Он спас заблудшую кобылу, обеспечив ей жизнь, и благодаря одному бескорыстному доброму поступку эта кобыла смогла совершить свой собственный добрый поступок. Она спасла и приютила маленького любопытного жеребенка.

Сумак сделал паузу, чтобы посмотреть на Октавию.

— Спасти жеребенка оказалось недостаточно, и эта своенравная кобыла поняла, что должна спастись сама. Так она и сделала, или попыталась сделать это. Она приложила немало усилий, и со временем и стараниями у нее получилось довольно замечательно. — Октавия улыбнулась, потянулась и потрепала Пеббл по носу. — Вот так добрые дела могут стать причиной хороших поступков. Потому что Мод поступила правильно; потому что она была хорошей пони; ты существуешь, Пеббл, и, более того, существует Сумак. Так много зависит от одного доброго поступка, и все великие дела, которые вы делаете вместе, возвращаются к тому моменту, когда Мод решила поступить правильно как пони.

— Я никогда об этом не думала, — призналась Пеббл, пока Сумак продолжал заниматься своим делом.

— Потому что Мод поступила правильно, потому что она поступила нравственно, мы с Винил познали счастье, о котором я и не подозревала. — Улыбка Октавии исчезла, и она сидела, покачивая головой. — Мы вчетвером вместе совершили несколько добрых дел, а что касается Тарниша и Винил, то они вдвоем… — ее слова оборвались, и она стала совсем мрачной.

— Мам? — Пеббл произнесла единственный слог мягко, и он прозвучал немного неуместно, когда она его произнесла.

— Прости, мне нужно время. — Октавия сглотнула и принялась растирать передние копыта, выглядя при этом расстроенной и страдающей. — Я просто вспоминаю тот день, когда мы с Мод получили известие о смерти Винил и Тарниша. Была зима, как и сейчас, и ты была совсем маленькой, Пеббл. Ты родилась совсем недавно. Принцесса Селестия приехала на ферму камней с целым отрядом солдат. Она была убита горем. — Потянувшись вверх, Октавия вытерла глаза, а затем, опустив переднюю ногу, вернулась к растиранию передних копыт.

Пеббл молча смотрела на отца, потом перевела взгляд на Сумака.

— Никогда не осознаешь, что у тебя есть, пока не лишишься этого, — продолжала Октавия. — Какое-то время казалось, что нам с Мод придется справляться с этим в одиночку, только друг с другом. Тогда я поняла, что мы должны оставаться вместе, несмотря ни на что. И снова все возвращается к тому единственному моменту доброты, к одному доброму поступку. Так много зависит от одного доброго поступка.

Все скворечники были закончены и стояли в ряд. Сумак, глядя на них, не мог отделаться от мысли, что один из них не похож на другой. К его удивлению, его фаворитом оказался не его собственный, а Пинки Пай и Трикси. Пинки Пай хотела пряничный домик, а Трикси — скворечник, похожий на вардо, цыганскую повозку. Компромисс дал потрясающие результаты. Деревянные катушки были разрезаны пополам, чтобы сделать колеса для повозки, и дерево было немного изменено, чтобы придать ему более похожий на повозку вид. Пинки раскрасила его так, что он стал похож на пряник, и получился очень реалистичным и настоящим.

Каменный домик, который он сделал вместе с Пеббл и Октавией, по его мнению, был неплох. Для Сумака опыт, полученный при его строительстве, был важнее скворечника. Он был доволен тем, что у него получилось, потому что считал его совершенным.

Твинклшайн и Лемон Хартс сделали свой скворечник очень похожим на дома Понивилля и даже "позаимствовали" идею превратить веревочные пряди в солому. Он не был причудливым, но выглядел уютно, и две кобылы, казалось, были довольны своими усилиями по созданию совместного дома. Они тратили меньше времени на строительство и больше на болтовню друг с другом за чаем. Для них это было одним из способов общения.

Дом Мод и Винил был не столько домом, сколько крошечным замком, с башнями, укреплениями и зубцами. Деревянные блоки были добавлены, покрашены, и в целом получился могучий дом-крепость. Сумак понял, что это естественный результат объединения интересов двух кобыл. Винил была инженером, а Мод любила камень. Это был компромисс, который устраивал обеих.

Но была и тот, что не был похож на другие. Скворечник Мегары был… страшным. Тарниш придал ему форму, чтобы он больше походил на голову его дочери, а затем раскрасил, чтобы он как можно больше походил на Мегару. Отверстие скворечника представляло собой пасть Мегары с нарисованными зубами, а ее нарисованные глаза были скрещены, чтобы она могла наблюдать, как птицы залетают внутрь. Это был скворечник из ночных кошмаров, и Сумак с ужасом думал о птицах, которые могли бы сделать его своим домом весной.

Бумер, казалось, гордилась тем, что внесла свой вклад.

— Это было очень весело, Тарниш, спасибо. — Твинклшайн благодарно кивнула хозяину, а затем взглянула на Лемон Хартс. — Спасибо, что создала для меня дом, Лемон. — При этих словах обе кобылы захихикали, обмениваясь друг с другом любящими взглядами.

— Эй, не надо об этом. — На роге Тарниша сидел крошечный древесный дракончик, а на его длинной шее примостилось могучее мантикорское отродье. Бумер дремала, а Мегара выглядела так, словно в любой момент могла задремать. — Итак, что мы будем делать в обед?

— Есть пирог^[1], — отрезала Мод, чем вызвала несколько смешков.

— О, это хорошая идея, — пискнула Пинки, подпрыгивая на месте. — Я приготовила несколько пирожков на завтрак, а на обед могу сделать несколько пирогов и… о, подождите, ТЫ СНОВА ЭТО СКАЗАЛА! — Став ещё более тёмно-розовой, Пинки Пай повернулась, чтобы посмотреть на сестру. — Ну вот, я чувствую себя глупо. — Опустив уши, Пинки Пай нервно и смущенно хихикнула.

Сидя в удобном кресле, Трикси моргала и подергивала одним ухом, в такт открывающимся и закрывающимся глазам. Лемон Хартс и Твинклшайн все еще хихикали над своей шуткой, и от этого было еще смешнее. Сумак не совсем понимал, что происходит, но знал, что что-то смешное. Октавия и Винил смотрели друг на друга, Винил вздергивала брови, а Октавия краснела.

— Я бы не отказался съесть немного пирога, — сказал Сумак, не подозревая о скрытом смысле своих слов и не понимая, что поджигает спичку в комнате, переполненной динамитом. Бедный жеребенок, сам того не понимая, ввязался в коварный замысел Мод, и реакция на его слова последовала незамедлительно.

Не говоря уже о разрушительных последствиях, которые обычно бывают в комнате, полной динамита.

С мощным фырканьем Пинки Пай засунула копыто в рот и прикусила его, при этом все ее тело затряслось. Глаза Мод чуть расширились, но эффект был настолько мизерным, что большинство пони не смогли бы его заметить. Покраснев, Лемон Хартс стала оранжевой, превратившись в другой вид цитрусовых, и прижалась к Твинклшайн, сдерживая смех, который вместо этого вырвался наружу в виде слез. Из глаз Лемон Хартс, теперь уже Апельсин Хартс, вытекал драгоценный сок, и она явно была цитрусом, нуждающимся в выжимке.

— Это снова инцидент за ужином, — проворчала Мод, в то время как ее муж плюхнулся на пол, а Мегара зарычала, в то время как ее отец завыл. — Мне нужно быть осторожнее в выражениях. Я могла бы стать Элементом Смеха…

Пеббл, сверкнув глазами, покачала головой:

— Это смешно, потому что это имеет двойной смысл, верно? — Она стала очень темного коричневого цвета и с каждой секундой становилась все темнее, как пережаренное кофейное зерно. И тут Пеббл сломалась: она издала визг, закрыла лицо передними ногами и свернулась калачиком на полу, при этом визжа, как перевозбужденный чайник — эту черту она, несомненно, унаследовала от своего отца, Типота.

Одной передней ногой Пинки Пай прижималась к сестре, а копыто другой грызла, пытаясь сдержать смех. Из ее глаз текли слезы, и, похоже, ей было трудно дышать. Трикси смотрела на нее отстраненно, уголки ее рта подергивались и тянулись вверх, а ухо продолжало покачиваться вверх-вниз.

— Мне нравится есть пироги Пеббл, — сказал Сумак, не понимая, что в этом смешного. — Она прилагает много усилий, чтобы придать пирогу презентабельный вид. Ее пирог всегда безупречен, и мне всегда немного жаль, что я его испортил и сделал грязным. — Сумак покраснел, не понимая, почему, и продолжил: — Однажды пирог Пеббл был сырой и немного противный, но я все равно его съел, потому что она еще только осваивалась, и я не хотел, чтобы ей было стыдно за то что она подала мне сырой и неряшливый пирог. Лемон Хартс сказала мне никогда не позволять кобылкам чувствовать себя пристыженными.

Вздрогнув, Пинки потеряла способность дышать и упала на пол, завывая от смеха и сжимая живот копытами, одно из которых было в слюне. Она хрипела и кашляла между приступами смеха, а Мод с видимым безразличием смотрела на свою корчащуюся, почти задыхающуюся сестру.

Без предупреждения Трикси взорвалась:

— ХАХАХАХАХ, Великая и Могущественная Трикси испытывает неловкий смех и получает от этого огромное удовольствие! — Рокочущий голос Трикси полностью заглушил визг Пеббл. — Позже Великая и Могущественная Трикси пожалеет об этом, а пока — ХАХАХАХАХАХ!

— Со мной сейчас произойдет несчастный случай! — задыхаясь, крикнула Октавия, хватаясь за бока. — Дурацкая беременность!

Рог Винил вспыхнул, а потом она и Октавия исчезли, несомненно, они удалились в ванную. Сумак смотрел на царящий вокруг хаос, моргал, качал головой и думал, почему взрослые такие странные. Без всякого предупреждения Лемон Хартс исчезла, и Сумак подумал, не ушла ли она тоже в туалет.

Пока ее отец катался по полу, Мегара била его хвост своей широкой лапой, но свои выдвижные бритвы она держала при себе. Бумер, раздосадованная тем, что ее насест неустойчив, метнулась по полу, взбежала по ножке стола, перелезла через стол и нырнула внутрь птичьего домика, чтобы спокойно вздремнуть.

С криком Пеббл поднялась на копыта и выбежала из комнаты, хихикая, плача и распушив хвост. Сумак подумал, не бежит ли она тоже в поисках ванной. Он все еще не понимал, что тут смешного, и не знал, что думать о том, что Мод теперь смотрит на него.

— Что смешного? — спросил Сумак, и когда он заговорил, ноздри Мод раздулись.

Бока Мод поднимались и опускались самым необычным образом, отчего ее платье слегка вздрагивало:

— Когда-нибудь, Сумак, когда ты станешь старше, ты будешь вспоминать этот день… и смеяться.