Жертва
Глава II. Чрез зеркало во тьму
"Осторожнее с тем, что подбираешь".
По-прежнему тьма.
Оцеллус чувствует под собой холодный мрамор. Она лежит, хотя и не помнит, как на нём оказалась. Воздух крайне свеж и пронзает самое нутро, отчего полированный каменный пол ощущается ещё холоднее, напоминая нимфе о легенде "Дня согревающего очага". Она слегка перекатывается, поджимает под себя копыта и выпрямляется. Смотрит вниз, ног не видно — свет отсутствует полностью.
Тьма не ощущается ни гнетущей, ни удушающей, в ней не кажется, что кто-то на тебя смотрит. Скорее она вызывает ощущение пещеры, древней и давным-давно заброшенной. Ни ветра, ни запахов. Но это не пещера и уж подавно не улей. Оцеллус пробует воздух на вкус. Ничего. Полное отсутствие любви.
Она разворачивается на месте, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Цокот копыт разносится эхом.
Вдали, высоко над головой, она видит один единственный источник света. Что-то тусклое, что рассекает темноту по горизонтали и многократно делится по частям. Окно в потолке? Световой люк? Скорее всего. Значит, сейчас либо ночь, либо комната совсем глубоко под землёй. Надо подобраться поближе, чтобы понять точнее.
На миг проскакивает мысль, что она в заброшенной под гнётом бесконечной зимы "Школе дружбы".
Нимфа вздрагивает, стряхивая с себя это чувство, словно пони под дождём стряхивает капли. Где её друзья? Что случилось с Йоной? Получилось ли у Сэндбара с Галлусом вырваться и помочь ей? Оцеллус чувствует лёгкий укол вины, когда понимает, что не обратила внимания на то, что происходило со Смолдер, ощущала только её огненное дыхание.
Оцеллус закрывает глаза. Чтобы бы ни случилось, где бы они ни были, они точно не здесь. Значит, что бы с ней ни случилось, с друзьями того же самого не произошло. Однако всё равно первое, что она хочет сделать, это позвать их.
— Смолдер? — выкрикивает она. Имя проходится эхом и несколько раз возвращается к ней из темноты.
— Галлус?! Сильверстрим?! — она складывает копыта у рта, будто рупор. — Йона! Сэндбар! Кто-нибудь?!
Эхо. А после тишина.
Она совсем одна.
Спустя нескольких попыток она сдаётся.
Нимфа осматривается. Боли не чувствуется, кажется, ран нет. И к собственному облегчению, она не испытывает ни жажды, ни голода. Если она и потеряла сознание, то совсем ненадолго. Не имея других идей, кроме как пойти хоть куда-нибудь или остаться на месте и умереть, она решает двигаться в направлении тусклого прямоугольника света.
Пол под копытами холодный, ровный и гладкий. Причём холод хоть и неприятный, но напоминает о реальности происходящего. Несмотря на всю неприятность холода, Оцеллус не спешит взлетать, чтобы не потерять полностью чувство пространства. Она жалеет, что не нашла себе какую-нибудь форму с биолюминесценцией. Быть может, кто-то вроде тех рыбок со светящимся шариком на голове? Хотя, с другой стороны, для такой формы отсутствие воды стало бы серьезной проблемой.
Ощущение времени подводит, но нимфа знает, что прошла не очень много, не больше длины школьного спортзала. Вдруг по бокам от неё вспыхнуло голубое пламя, мягко разгоняя тьму, проявляя стены, которые при таком свете кажутся тёмно-васильковыми. Вскоре пары огней, как оказалось, на бра, загораются всё дальше и дальше, демонстрируя весь коридор. На стенах изображён ряд белых полумесяцев, которые постепенно превращались в полноценный круг, после чего процесс менялся на противоположный, в соответствии с фазами луны.
Оцеллус подходит ближе к стене, рассматривая магические факелы, и отмечает, что те реагируют на её присутствие. Они были сделаны из какого-то блестящего металла, который, благодаря занятиям профессора Рэрити, нимфа смогла идентифицировать как лунное серебро. Оцеллус замечает лозу, выползающую из отверстия в стене и поднимающуюся к основанию факела. Растение едва заметно. Присмотревшись, можно увидеть, что у лозы фиолетовые листья и трещины в коре, из которых пробивается еле различимый лавандовый свет.
Световой люк, который она заприметила ранее, находится в обрамлении колонн из кобальтового камня над перекрёстком с коридором, перпендикулярным её собственному. Новый коридор украшен фиолетовым ковром с более тёмными фиолетовыми эмблемами, которые, нимфа, кажется, видела в декоре Кантерлота. Старинные формы обычно ассоциируются с королевской семьёй, ну или с высшим обществом. (Оцеллус мысленно благодарит себя, что уделяла много внимания урокам профессора Рэрити, так как узнаёт в фигурах геральдическую лилию). Так что это? Дворец, замок, или... быть может, Кантерлотская школа?
Приближаясь, она смотрит сквозь стеклянную крышу во тьму ночного неба. Мгновенно чейнджлинга пробирает озноб, и совсем не из-за холода в здании. Луны не видно, но это и не удивительно, её обычно не из каждого окна высмотришь. Поражает то, насколько чёрным и мёртвым выглядит пространство между звёздами. Ночи принцессы Луны всегда были прекрасны и даже романтичны, это же небо бездушное и пустое. А немногочисленные звёзды кажутся мёртвыми и холодными, точно свет призраков.
Краем глаза нимфа замечает какое-то движение в сумраке смежного коридора.
— Эй! — зовёт она, чувствуя, как в груди сжимается сердце. В ответ лишь тишина.
Нимфа жужжит крыльями, набираясь храбрости. Она студентка "Школы дружбы". Если уроки её чему и научили, так это тому, что лучший способ справиться с незнакомой, пугающей ситуацией — завести друга.
— Привет? — пытается она снова, бросаясь в направлении движения.
Проходя мимо затенённого дверного проёма, Оцеллус слышит что-то внутри. Она резко останавливается, взлетая над фиолетовым ковром, после чего отлетает обратно. Нимфа заглядывает в помещение, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь в темноте.
— Э-эй, есть тут кто?
Оцеллус мысленно возвращается в прошлое, когда она оказалась заперта в подземельях под школой и подвергалась испытаниям Древа Гармонии. Она чувствует то же, что, должно быть, чувствовала Йона. Тревога окутывает её тяжёлым одеялом, возникает ощущение, что она окружена существами, которых не может видеть.
Быть может, эти существа вроде пауков? Боятся её больше, чем она их? Или, из личного опыта, быть может, они очень застенчивы?
— Не бойтесь! — окликает нимфа в четвёртый раз, осторожно приземляясь и заходя в погружённую во тьму комнату. Она с трудом различает очертания стульев, окружающих конец длинного стола. Стол сервирован, бокалы, тарелки и канделябр с высокими свечами. — Меня Оцеллус зовут, и я не желаю никому зла, я просто заблудилась.
Оцеллус нервно подпрыгивает, когда одна из свечей с тихим стуком падает с канделябра.
С негромким скрежещущим звуком упавшая свеча катится по столу. Нимфа зачарованно наблюдает, как едва заметная на фоне огромного стола свечка достигает края и падает.
Тудух.
Оцеллус чувствует, как её глаза расширяются, а крылья начинают биться под элитрой. Тихий голосок в голове, чем-то напоминающий Смолдер, шепчет: о не-е-ет!
Нимфа расправляет крылья, мигом вылетает из комнаты, разворачивается и устремляется обратно к перекрёстку со световым люком.
Оцеллус медленно летит, так низко, что копыта ещё чуть-чуть и коснутся ковра, куда угодно, но подальше от той жуткой комнаты. Она видит что-то прижавшееся к стене впереди и останавливается.
— Эй, привет? — нимфа делает очередную попытку подружиться, медленно продвигаясь вперёд. Приближаясь, она замечает прищуренный голубой глаз, провожающий её взглядом. — Меня Оцеллус зовут, я из "Школы дружбы"...
С негромким "вжух" факел на противоположной стене от скорчившейся фигуры вспыхивает синим пламенем.
Сердце нимфы пропускает удар, мышцы под хитином напрягаются.
Оказалось, фигура не живая, это просто шкаф.
Оцеллус расслабляется, стыдливо краснея за себя. В свете голубого пламени она подходит к мебели и осматривает её. Массивное тёмное дерево украшено готическими гравюрами с изображениями летучих мышей. В центре над дверцами расположился крупный хризоберилл — “кошачий глаз”, который неприятно напоминает глаз Смолдер.
Нимфа разглядывает камень, постоянно ожидая, что тот будет следить за ней взглядом. Профессор Рэрити рассказала однажды, что о хозяине можно многое узнать по его мебели, но, прежде чем делать выводы, нужно смотреть дальше элементарного дизайна. Кульминацией урока стал поход в хижину Зекоры в Вечнодиком лесу.
У Оцеллус нет особых мыслей по поводу этого шкафа, и окажись это контрольной, у неё было бы дурное чувство, что, скорее всего, она бы её не сдала.
Спокойствие атмосферы нарушается каким-то шорохом, доносящимся сверху. Звук заставляет прянуть ушками и насторожиться. Нимфа начинает пятиться, глядя вверх и стараясь высмотреть источник звука в сумраке потолочного свода.
Тени отражаются от рёбер, которые расходятся от капителей каждой из колонн, пересекаясь в виде паутинного узора на сводах.
Оцеллус медленно оставляет шкаф позади, чтобы ещё раз взглянуть на потолок, в любой момент ожидая, что тени начнут двигаться, стоит ей отвести от них взгляд.
Тени пытаются заверить её, что под потолком ничего нет.
Нимфа прерывисто вздыхает. Её взгляд снова падает на готический шкаф, снова скользит по изображениям летучих мышей и останавливается на дверцах.
В обычной ситуации ей бы даже в голову не пришло рыться в чужих вещах. Но она совсем заблудилась, и любая подсказка, хоть что-нибудь, что поможет ей понять, где она, было бы кстати. Она пытается открыть дверцы. Заперто.
Какое-то внутреннее чувство побуждает чейнджлинга дотянуться до камня. Она осторожно касается его, ощущая холодную полированную поверхность, после чего нажимает.
И вознаграждается приятным щелчком. Дверцы распахиваются.
Она замирает и снова бросает взгляд на сводчатый потолок. Всё ещё пусто. После чего открывает дверцы шкафа и заглядывает внутрь.
Небольшой фонарь смотрит на Оцеллус как на давно потерянного друга. В шкафу больше ничего нет кроме небольшого фонаря, сделанного из чёрного металла. У него есть ручка, маленькая дверца и полукруглая кнопка в основании.
Нимфа вытягивает шею, зажимает ручку в зубах, вытаскивает фонарь и ставит его на буфет, после чего нажимает кнопку.
Фонарь загорается синим пламенем.
Оцеллус направляется к той жутковатой комнате, держа во рту ручку фонаря. Голубое пламя изгоняет тень оттуда, куда свет настенных факелов не дотягивается... или где факелы не горят. Непокорный жар фонаря согревает вопреки окружающему холоду.
С каждым шагом тьма дверного проёма становится всё ближе и ближе. Сердце Оцеллус начинает барабаном колотиться в груди, постепенно ускоряя ритм. Крохотные иголочки страха противно бегают под хитином.
Нимфа доходит до двери и заходит внутрь, как можно выше поднимая небольшой фонарь.
И снова оказывается в обеденном зале с длинным столом и высокими стульями. Тот стул, что во главе стола, скорее даже напоминает трон. На столе по-прежнему стоят пустые тарелки, богато украшенные столовые приборы и кубки из лунного серебра. Три канделябра стоят на равном удалении друг от друга, а их свечи протестующе клонятся в разные стороны, нарушая строгий порядок сервировки. Пара свечей лежит на скатерти, одна на полу.
В каждой из четырёх стен есть дверные проёмы. Самый большой обрамлён рифлёными колоннами. Проём напротив единственный, в котором дверь двойная. Витые решётки из лунного серебра причудливо изгибаются, напоминая виноградные лозы, ползущие по стенам старого замка, и украшены полупрозрачными вставками из хрусталя, множества оттенков синего. Лазурные драгоценные камни, встроенные в решётку, отражают свет фонаря, отчего кажется, будто они светятся.
Краем глаза Оцеллус снова замечает какое-то движение. Она поворачивается и освещает статую какого-то пони с крыльями как у летучей мыши. Нимфа слышит, как где-то неподалёку что-то сдвинулось. Дыхание учащается, она пятится и натыкается на стол.
В зелёной вспышке один из бокалов преображается. Оцеллус, хватая ртом воздух, поворачивается и видит чёрный, изрешечённый дырами панцирь изголодавшегося по любви чейнджлинга. Нимфа чувствует, как страх ледяными иглами парализует конечности. В груди начинает ныть безграничная пустота, и она чувствует, будто проваливается в бездну.
Дрон смотрит на неё сверху вниз, прищурившись, высунув язык и с ненавистью шипя.
"Почему ты так выглядишь?"
Воспоминание о пещерах под школой заполняет разум.
Очередная вспышка зелёного пламени охватывает упавшую свечу, открывая взору второго голодного дрона. Одновременно с этим в столовых приборах отражаются ещё несколько вспышек.
Бежать!
Выскакивая в ближайшую дверь, она раскрывает надкрылья. Сердце стучит где-то в районе горла, угрожая удушить. Ледяные уколы под хитином превратились в настоящую бурю. Пустота в ней обращается бездной.
Оцеллус не обращает внимания, куда она бежит. Важно лишь оказаться как можно дальше.
Тишину нарушает мерное жужжание крыльев дронов позади неё. Впереди время от времени вспыхивают голубые огоньки, очерчивая окружающее пространство и позволяя не врезаться в стены, пока Оцеллус удирает от преследования изголодавшихся по любви чейнджлингов.
Нимфа резко огибает угол и вжимается в щель между каменной кладкой и колонной. Она хочет обратиться в камень, но боится, что зеленая вспышка выдаст её укрытие.
Она слышит, как гул преследователей становится ближе. Громче. Совсем близко.
И они пролетают мимо. Оцеллус замирает, слыша, как жужжание изменяется. Один из дронов останавливается и заглядывает в проход. Она чувствует, как его пристальный взгляд скользит по ней.
После чего преследователь разворачивается и улетает.
Нимфа нервно выдыхает и сползает по стенке. Её копыта касаются пола, слегка утопая в прохладном ковре, она чувствует, как дрожат её ноги. Оцеллус делает один судорожный вдох за другим. Каждый нерв в теле напряжён, будто она только что билась с роем твиттермитов.
Она сосредотачивается, стараясь выровнять дыхание. Хочет сесть и помедитировать, пока тело и разум не придут в норму, но не осмеливается оставаться на одном месте долго.
Всё ощущалось неправильным, ужасно неправильным. Но нимфа точно знает от какой участи она только что сбежала. Ни один из чейнджлингов её улья никогда не забудет.
Клац.
Оцеллус подскакивает, её взгляд прикован к двери в дальнем конце комнаты, в которой она прячется. Вдруг дверь резко распахивается.
На мгновение нимфа обретает надежду. Быть может, это кто-то из её потерявшихся друзей? Как бы хорошо было увидеть, как Смолдер заходит в дверь, ярко-оранжевый цвет чешуи так ярко бы контрастировал с гнетущей синевой вокруг...
Воодушевление мигом разбивается о холодную действительность, когда через дверь проходит дрон со странными седельными сумками на спине, сразу за крыльями. Он замирает, и его глаза расширяются при виде нарушителя. Воздух между ними словно заледенел.
Оцеллус разворачивается и бежит обратно тем же путём, каким пришла. Огибая колонну, она видит, как дрон перепрыгивает через диван и устремляется за ней.
Мышцы крыльев нимфы уже горят. Её сердце бьётся так быстро, что она боится, как бы оно не разорвалось. Мысль о том, что в процессе бегства она может наткнуться на тот патруль, от которого только что скрылась, посылает по телу мерзкую волну страха. Она просто не может продолжать слепо убегать.
Оцеллус ныряет в ближайшую комнату с открытой дверью. На осмотр комнаты есть не больше мгновения, она берёт вазу с шифоньера и прячется прямо у входа. Она прислушивается к нарастающему стрёкоту крыльев дрона, он совсем близко.
Нимфа разбивает вазу о лицо преследующего её чейнджлинга, когда тот влетает в комнату.
Удар сбивает дрона на землю. Он растягивается на мраморном полу, и при падении из сумки на спине выкатываются два шара, каждый размером примерно с апельсин, из мягко светящегося зеленоватого вещества. Глаза преследователя расширяются, и он резко взмывает в воздух, полностью забыв про Оцеллус, и покидает помещение так быстро, как только позволяют его крылья.
Нимфа мигом понимает ситуацию и прячется за шифоньером. Ей с первого взгляда понятно, из чего сделаны эти шары.
Один из них останавливается посреди коридора, второй продолжает катиться, пока не ударяется о угол в основании колонны.
ШЛЮРП!
Комнату освещают гротескные брызги светящейся зелёной жижи. Капли стучат по высокому буфету напротив Оцеллус, стекают по его поверхности и быстро застывают.
Нимфа смотрит на жижу, на миг позабыв о сбежавшем чейнджлинге.
Да. Именно то, о чём она и подумала.
Адреналин, бурлящий в теле, помогает справиться с ужасом и собраться с мыслями. Она чувствует, что в вскоре её накроет паническая атака уровня принцессы Твайлайт. Но сейчас Оцеллус мысленно возвращается к последним мгновениям существования своего изголодавшегося по любви улья.
Старлайт Глиммер выглядывает из-за камня, её взгляд ищет хоть какой-нибудь путь к спасению. Хоть какую-то надежду. Её взгляд натыкается на Торакса, обездвиженного и приклеенного к полу королевским желе. Что-то привлекает внимание единорожки, его крылья...
"А что, если есть другой путь?"
Оцеллус прижимает копыто к сердцу, сквозь хитин чувствуя, как сильно оно колотится в груди. Она опускает ногу и медленно поднимается с пола.
Одна из многих способностей королевы чейнджлингов, это выделение зелёного желе, которое очень быстро застывает, превращаясь в устойчивую к магии смолу для консервации. Большие порции применяются, чтобы завернуть добычу в кокон, а небольшие, ну, к примеру, чтобы приковать к полу замаскировавшегося драконэквуса.
Обычному дрону создать его не под силу. А это значит, что здесь королева. И точно не Кризалис, ведь она всё ещё заключена в камень вместе с Тиреком и Кози Глоу. Более того, Кризалис даже не предполагала использовать желе как оружие и уж подавно ни за что бы не доверила его дронам. А эти шары, чьё зелёное свечение было остаточной магией королевы, хранили в себе крайне большое количество желе, свежего и очень плотно упакованного. Не самое стабильное сочетание.
Нимфа выходит из-за шифоньера и осторожно облетает застывающие лужи, попутно уворачиваясь от капель зелёной жижи, капающей с потолка и застывающей в форме сталактитов, поднимает оставшийся шар, заляпанный остатками своего собрата, после чего достаёт из своих седельных сумок бирюзовый бархатный мешочек с золотым шнурком.
— Прости, Сэндбар, — шепчет Оцеллус, после чего вытряхивает из мешочка дайсы, которые земнопони подарил ей в канун "Дня согревающего очага", и аккуратно помещает на их место шар с желе королевы чейнджлингов.
Даже головокружение от страха и смятения не заставляют разум покинуть Оцеллус. Она прекрасно понимает, что нечто подобное ещё может ей здесь пригодиться.
Она сгребает дайсы и скидывает в седельную сумку. Ну, кроме коричнево-зелёного четырёхгранника. Потому что дайс ненавидит Оцеллус и вполне себе заслуживает быть оставленным в жутком дворце, посреди неизвестно где, за то, что предал в прошлое воскресенье.
Нимфа показывает язык тетраэдру. Адреналин схлынул, это, конечно, дурацкий поступок, но он помогает Оцеллус почувствовать себя получше.
Она дрожит.
"Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет, быть не может!"
Оцеллус забилась в тёмный угол между шифоньером и стеной. Адреналин испарился, а вместе с ним и барьер между ней и всем ужасом происходящего. Она вцепилась в седельные сумки и прижимает их к груди, стараясь дышать как можно тише.
"Я только что ударила чейнджлинга! И он хотел УБИТЬ меня!"
Сердце громко стучит в груди, будто барабан, зовущий на войну, предвещающий кому-то неминуемую гибель. С другой стороны, сердце ещё бьётся, а значит, она всё же жива. Нимфа зажмуривается, желая, чтобы всё исчезло, что сейчас она откроет глаза обратно и окажется в своей уютной комнатке в общежитии. Ну или в катакомбах, на худой конец. Но, открыв глаза, она видит лишь тёмную, чуждую комнату. Ей приходится сдержать крик разочарования.
Она в ловушке. Повсюду "злые" чейнджлинги. Целый улей изголодавшихся по любви чейнджлингов, с королевой.
Оцеллус постоянно бросает взгляд на свои ноги, проверяя, не вернулись ли дыры, и чтобы убедиться, что она ещё не утратила цвет. В последний раз, когда она видела изголодавшихся по любви чейнджлингов, это было в катакомбах под школой, но они были не настоящими, это была проверка "Древа Гармонии". Оно даже превратило её в Кризалис!
Нимфа ещё раз бросает взгляд на ноги. Цвет в темноте различить трудно, но чёрными они не выглядят. Дыр нет. И она... и она не Кризалис.
Оцеллус задумалась, смысл тут был. Голодные дроны ей не подчинялись, они были агрессивны, крайне агрессивны. Они считали её не королевой улья, а вторженцем.
Нимфа чувствует себя слабой, одновременно хрупкой и тяжёлой, почти неспособной двигаться. Но и оставаться здесь нельзя. Если она в улье королевы чейнджлингов, то первостепенной задачей будет выбраться.
Она заставляет себя подняться на копыта. Ноги всё ещё еле держат. Оцеллус дрожит.
"Надо бежать!"
Нимфа цепляет седельные сумки.
"Бежать!"
Всё что угодно может быть чейнджлингом. Она не видела, чтобы кто-то из местных принимал форму живого существа, похоже, эти дроны предпочитали предметы и мебель...
Оцеллус бросает нервный взгляд на шифоньер. Но она пробыла здесь достаточно долго... Она зажмуривается, собираясь с духом... ну или по крайней мере старается перенаправить страх на действия.
Она открывает глаза и бежит!
"БЕЖАТЬ!"
Нимфа крадётся, осторожно заглядывая в обеденный зал, где она выронила фонарь. Она чувствует одновременно и облегчение и небольшое уныние, поскольку вся её паническая беготня привела практически к тому месту откуда всё началось.
Оцеллус не уверена, что вернулась тем же путём, которым бежала. Последний час она провела, сливаясь с тенями и двигаясь как можно бесшумнее. И наконец направилась к единственному источнику света, что не был настенным светильником, вот он, её верный фонарь. Посреди перевёрнутых стульев и беспорядка его мерцающий крохотный огонёк словно прощает за то, что она его бросила.
Итак, обеденная зала.
Это место просто кишело чейнджлингами, здание изначально точно не предполагалось использовать как улей. И в отличие от "подземелий" в "Ограх и Темницах", нимфа знала, что настоящие строения — ни разу не лабиринты. Ну, исключая редкие случаи, вроде зеркального зала.
Столовая, значит. Подразумевается, что рядом кухня, а кухня означает дверь наружу.
Оцеллус прижимается к полу и крадётся дальше. Половина столовых приборов исчезла, а те, что остались, были разбросаны по столу из-за пробежавших по нему чейнджлингов. Кубки перевёрнуты, на полу валяется столовое серебро и осколки разбитой тарелки.
Нимфа оглядывается по сторонам, пока ползёт к фонарю, его голубой свет выдаёт Оцеллус в сумраке, делая её лёгкой добычей. Ей кажется, что за ней погнались все чейнджлинги до единого, но она также знает, что они могли оставить здесь дрона для наблюдения. Всё ещё замаскированного, на страже.
Оцеллус открывает рот и осторожно прикусывает ручку фонаря. Её взгляд мечется между тенями.
Нимфа расправляет крылья и вылетает из комнаты, прежде чем кто-нибудь смог бы на неё наброситься.
Никого. Засады нет. Никакого движения в комнате, откуда она только что выпорхнула. Ни звука.
Никаких чейнджлингов.
Безопасность.
Оцеллус смотрит на огромные, толстые магические цепи, что сходятся на светящемся замке. Она выдаёт совсем не характерное для себя ругательство. Такое, что она бы никогда не произнесла вслух, будь тут хоть кто-нибудь ещё.
Нимфа вернулась в столовую в поисках кухни. Найти её оказалось не сложно, причудливые двери вели в небольшую комнатку, заполненную сервировочными тележками из лунного серебра и вытянутыми настенными шкафчиками. За комнаткой была и кухня, двери которой были сорваны с петель. Когда Оцеллус начинает осматриваться, её надежды рушатся.
Сейчас она медленно поворачивается по кругу, оглядывая помещение, чтобы точно ничего не пропустить.
Кухня залита болезненно-зелёным светом. Повсюду коконы чейнджлингов. На полу, на столешницах, на чугунных плитах. Зелёные капсулы, достаточно крупные, чтобы в них уместился пойманный пони, свисают с потолка и заполонили проем в смежную комнату. И во всех них нет ничего, кроме королевского желе.
С другой стороны кухни кладовая заполнена ещё большим количеством коконов, внутри которых законсервированные образцы растений со светящимися голубыми плодами. Когда нимфа увидела их в первый раз, похожие на виноградные лозы растения вызвали у неё чувство дежавю.. И сейчас она понимает, почему. Фигурные решётки на дверях, инструктированные голубыми камнями, как раз в виде этих растений.
Ничего похожего на настоящую еду, за исключением этих инопланетных консервов, не нашлось.
Продолжая поворачиваться, Оцеллус замечает набор из трёх ониксовых подставок, установленных между стойками на видном месте. Рядом с ними на столе лежит раскрытая книга. Нимфа подозревает, что это сборник рецептов, но уверенности нет. Написана книга на старопоньском.
Оцеллус завершает круг и вновь оказывается мордочкой к большой узкой двери. На ней выгравированы сложные узоры в виде крыльев летучих мышей и глаз. Если догадки нимфы и её понимание архитектуры верны, то дверь должна вести наружу.
На двери мерцает магическая печать, дополненная цепями и замком. Она уже видела подобную магию, когда канцлер Нейсей запер “Школу Дружбы”. Очень похоже, но вместо замочной скважины здесь лишь углубление в форме диска, окружённого шипами. Очевидно для открытия замка понадобится особенный ключ.
Поняв, что ломиться в эту дверь смысла нет, и надеясь, что с другими дверьми повезёт больше, Оцеллус возвращается в обеденную залу и направляется в противоположную сторону по коридору, из которого пришла.
Ушки нимфы дёргаются от шороха. У неё слегка перехватывает дыхание. Скорее всего, просто огромное здание слегка осело, предполагая, конечно, что звук ей вообще не почудился и она не пугает сейчас саму себя. А ещё этот мог быть звук падения чейнджлинга на пол после превращения в какой-нибудь неодушевлённый предмет. Например, непримечательный кубок, свечу или...
"Ну всё, хватит, а то я так и правда начну слышать то, чего нет, если уже не начала".
Оцеллус прячется за одной из колонн с каннелюрами из тёмного камня в коридоре. Основание под тором имеет форму колокола и расширяется настолько, что идеально подходит для укрытия. Она задерживается на миг, чтобы отметить узоры, выгравированные на основании, в которых преобладают лунные мотивы. Далеко не первое изображение луны, которое нимфа видит за последнее время.
Оцеллус вспоминает Домик на дереве. Луна пыталась открыть зеркальный портал для их похода. Это сюда их пыталась отправить принцесса ночи? Неужели как-то получилось так, что она всё же попала куда нужно, но совершенно одна? Значило ли это, что Луна знает, где её искать?
Значило ли это, что помощь уже на подходе?
Сердце нимфы наполняется надеждой. Но рациональная часть разума напоминает не давать себе ложных надежд. Если Луна и знает, где оказалась Оцеллус, и ещё не дала о себе знать, то она может прийти, когда будет уже слишком поздно. Так что нельзя просто спрятаться и ждать. Нужна еда и вода. И нужно оказаться как можно дальше от враждебного улья.
Пока она прячется, ждёт, когда угроза исчезнет, её мысли возвращаются обратно к дронам этого улья. Она не видела, чтобы они принимали форму живых существ. Но это не было чем-то необычным. Что дроны королевы Кризалис, что чейнджлинги короля Торакса, и те и другие предпочитали проводить время в своей естественной форме. Особенно в привычной и безопасной среде улья.
Способность чейнджлингов менять форму изначально развились для охоты, маскировки и кормёжки. Сейчас, конечно, её улей использует смену формы более вольно, и Оцеллус кажется, что она в этом вольнее других. Возможно, даже слишком. Как она однажды спросила у на тот момент советницы Старлайт, если она просыпается в разных формах, значит ли это, что её "настоящая" форма не такая уж и настоящая?
Нимфа мысленно возвращается к сегодняшнему дню. Насколько всё плохо, если она начала превращаться даже во время бодрствования? Как часто до этого она неосознанно меняла форму? Её друзья ведь заметили бы и сказали ей, верно? Хотя Смолдер могла и не сказать, так как могла предположить, что Оцеллус превращается специально. Да и кто бы мог подумать, что чейнджлинг не может контролировать свои превращения?
Местные чейнджлинги, похоже, явно предпочитали форму каких-то случайных на первый взгляд предметов окружения. Оцеллус казалось это странным. Сама она, конечно, добавила в свой репертуар камень, но этот выбор, вне всяких сомнений, был вдохновлён королём Тораксом. В остальном все её формы были различными живыми существами. И она не могла вспомнить ни одного чейнджлинга из своего улья, для кого подобное так же не было бы правдой.
Первым предположением нимфы было то, что, возможно, в окружающей среде не так много существ для подражания? Вокруг пустыня? Или, учитывая холод, промороженный север, где живые существа крайне редки? Быть может, где-то относительно рядом с Якякистаном или с Кристальной Империей?
Поведение чейнджлингов тоже было странным, но по другой причине. Зачем они вообще маскируются? В собственном улье нет необходимости маскироваться, если только... если только они не ждут незваных гостей.
Оцеллус замирает.
Чейнджлинги их ждали!
То, что произошло в Домике на дереве... то, что она здесь... всё это не было случайностью!
Чейнджлинги приготовились. Следовательно, именно местная королева ответственна за то, что случилось с зеркальным порталом. Но было ли это сделано, чтобы насильно переместить её сюда? Или королева, наоборот, не хотела дать Луне попасть сюда, но что-то пошло не так? Ну, или по крайней мере частично пошло не так.
Последнее казалось наиболее вероятным. Местные чейнджлинги попрятались и были настороже. Если королева насильно переместила Оцеллус сюда, то почему тогда её сразу не взяли в плен? И даже стражу не выставили.
Если только... если только королева не хотела переместить её в какое-то конкретное место, но что-то пошло не так? Неужели здесь где-то есть уютная темница или кокон, в котором как раз не хватает одной преобразившейся нимфы?
Оцеллус замирает. Слишком много вопросов. Пока она не узнает больше, гадать можно бесконечно, так и не узнав наверняка.
Как давно она уже прячется за этой колонной, размышляя? Предполагая, что от угрозы исходил звук... если вообще звук был... Кажется, угроза, если и была, то миновала.
Оцеллус встаёт и медленно обходит колонну, осматриваясь.
Прихожая. Факелы. Колонны. Ковёр. По одной из сторон тянутся длинные арочные окна, все сплошь в витражах, через которых совсем не видно, что находится снаружи. Ну что ж, по крайней мере теперь она знает, что с этой стороны внешняя стена. Нимфа замечает несколько предметов мебели...
Сердце Оцеллус подскакивает, когда она узнаёт вычурную вешалку для прихожей. Нимфа испытывает бесконечную благодарность профессору Рэрити за кучу уроков про дизайн в высшем обществе, включая самый изысканный и провокационный декор. (А Галлус ещё говорил, что эти уроки "ни в жисть не пригодятся!"). У вешалки было зеркало, отделение для хранение небольших вещиц и крючки для шляп, плащей и шарфов. Но что более важно для Оцеллус, так это то, что они, как правило, располагались неподалёку от выхода.
Нимфа довольно улыбается, обходя колонну и устремляясь к знакомому предмету готической мебели.
И её улыбка увядает, чем ближе она подходит к вешалке, знакомый страх стискивает сердце. Она замедляется, складывает крылья и мягко приземляется на ковёр. К тому времени, как она почти дошла, она напрочь забывает о предполагаемом выходе. Все её мысли сосредоточены на одном — на зеркале. Ей нужно увидеть.
Оцеллус опускает фонарь. Кажется, что его голубое пламя предупреждающе мерцает.
Овальное зеркало расположилось довольно-таки высоко, окружённое богатыми гравюрами с изображениями аликорнов. У нимфы на миг возникает чувство, что они кружат друг за другом, как на флаге Эквестрии, но на деле она не сильно вглядывается в великолепную работу по дереву. Ей приходится забраться немного повыше, чтобы заглянуть в зеркало. Коридор, отражающийся в зеркале, тёмен, будто даже темнее, чем есть на самом деле. И он становится всё темнее и темнее по мере приближения нимфы.
Оцеллус вытягивает шею и смотрит в зеркало, желая... нуждаясь в том, чтобы увидеть. Ей кажется, что в ответ на неё посмотрит лицо Кризалис, худощавой, с чёрным панцирем, склизкой гривой и зелёными глазами-щёлочками, заполненными чистой злобой. Но высокая тёмная фигура, глядящая из зеркала прищуренными глазами, принадлежит не чейнджлингу. Нимфа вскрикивает и отскакивает от зеркала, падая с приступочки. Она ударяется спиной о ковёр и слышит голос:
— Оцеллус?
Парализующий ужас испаряется, когда нимфа узнаёт его. Шоры страха и тревоги спадают, позволяя лучше рассмотреть фигуру в зеркале. Оцеллус тяжело дышит, а сердце в груди старается вырваться наружу. В ответ она смогла выдавить из себя лишь писк. У неё что сейчас, сердечный приступ?
Нет... нет... всё хорошо. Она... она просто...
— Л-Луна?
При долгожданном виде знакомого лица сердце нимфы, вне всяких сомнений, наполнилось бы радостью, да вот если бы только оно не пыталось вырваться из груди и сесть на ближайший поезд до горы Арис. Оцеллус делает очень глубокий вдох и крайне нервный выдох.
Из зеркала ей отвечает принцесса ночи:
— Благодарение небесам, ты в порядке, как хорошо, что я нашла...
Отражение Луны в зеркале исчезает, оставляя лишь безбрежный океан теней. Оцеллус снова охватывает тревога, мигом приходит мысль, что принцессы в зеркале могло и не быть и ей снова видится и слышится всякое. Вот только галлюцинаций не хватало! И, прежде чем мысли снежным комом перерастают в лавину ужаса, Луна появляется вновь.
— Оцеллус, моя связь с зеркалом не...
И снова исчезает. По иронии, нимфа чувствует, что исчезновение передаёт суть невысказанных слов принцессы гораздо лучше, чем сами эти слова. Дыхание нимфы понемногу начинает выравниваться, она ложится на ковёр, надеясь, что Луна снова появится. Она чувствует прилив облегчения и радости, когда тёмношёрстная кобыла появляется в третий раз.
— ...зеркало в тронном зале гораздо сильнее! Поспеши туда! — настаивает принцесса. Её глаза широко раскрыты, а в голосе слышны нотки паники, которые сводят на нет всё ранее испытанное облегчение Оцеллус. — Внутри безопасно, чары защитят от...
И снова принцесса ночи исчезает. И на сей раз не возвращается. Тёмный безбрежный океан теней тает, и теперь зеркало отражает лишь коридор, во всём его освещённом пламенем факелов великолепии.