Метка Судьбы

Часть 1.

Саванна медленно пробуждалась от ночного сна. Желтая трава блестела капельками утренней росы, земля под ней была холодной и немного влажной. Запоздалые ночные птицы и летучие мыши разлетались по своим дневным убежищам, предвкушая спокойный сытый сон. Стадо антилоп стояло у мелкой прохладной заводи, дежурные антилопы то и дело озирались по сторонам в поисках крокодилов, которые, впрочем, были слишком ленивы, чтобы охотиться так рано. Но в этих местах осторожность никогда не бывает лишней.

Прежде чем над горизонтом показалось Солнце, из странного вида хижины недалеко от реки вышла старая зебра, держа в зубах за шкирку новорождённую кобылку, которая дёргала ногами и пищала изо всех сил. Когда первые лучи восходящего Солнца достигли хижины, кобылка вдруг перестала дёргаться. Она ошеломлённо замерла, уставившись на огромный жёлтый диск, который медленно поднимался над горизонтом, покрытым размытой плёнкой испаряющейся росы. Старуха положила новорождённую в освещённую Солнцем корзину, наполненную мягким сеном, и вдруг обратила внимание на глаза малышки, застыв на несколько мгновений в немом удивлении.

— Вот значит, как… — прошептала она себе под нос и, усмехнувшись, направилась обратно в хижину, где ждали новоиспечённые родители.

— Жеребёнок здоров и крепок, — проскрипела старуха, избегая смотреть в глаза покрытой потом матери — саванна приняла её благосклонно. Сегодня в книге Солнца появится новое имя. Зекора.

Я ничком лежала в колючем густом кустарнике, которым поросло небольшое возвышение над огромным пространством саванны, ровным как стол. Очень далеко над горизонтом, в зыбком мареве нарастающей дневной жары, виднелись Сёстры, две одинаковые как близнецы горы с белоснежными вершинами. Хоть их и можно было разглядеть в ясную погоду, они находились настолько далеко что ни соплеменники, ни заезжие торговцы, ни редкие путешественники — никто не мог сказать можно ли вообще до них добраться, и что там у подножий этих гор, не говоря уже о происхождении названия. Впрочем, обитатели саванны по натуре не очень любят далеко путешествовать, и относятся к Сёстрам скорее как к чему-то вроде редких облачков на небе, или вроде второй Луны.

С моего насеста было отчетливо видно любое движение там, внизу. Недалеко, у небольшой круглой лужи с мутной желтой водой, торчало несколько корявых деревьев, на ветвях которых сидело множество птиц, отдыхавших после длинного перелёта. Под деревьями важно расхаживали трое слонов, то и дело задирающих головы к птицам и, видимо, поносивших их на чем свет стоит. Несмотря на добродушный внешний вид, слоны всегда славились скверным характером. Прямо передо мной на пыльных каменных валунах расположился львиный прайд. Большая часть львов дремала на солнышке в самых разных позах, а маленькие львята, под надзором пары то и дело зевающих львиц, катались в пыли и пытались отгрызть друг другу уши. На дальнем валуне стоял огромный мощный лев с густой гривой, и не спеша разговаривал с еще более огромной и мощной антилопой гну, обладавшей такими широкими рогами, что на них можно было бы разместить небольшую хижину. Разговор этих двоих выглядел напряженным и официальным, в основном, потому что лев стоял перед собеседником на своих ногах, а не лениво валялся на боку, как у них принято. Но это только издалека. Васимба, вожак местных львов вдруг протянул лапу и потрепал своего собеседника за ухо, а Мбала – вожак антилоп, вывернулся и толкнул того в бок краешком закруглённого рога. После этого они рассмеялись и разошлись.

Не знаю, смогла бы я вот так весело разговаривать с тем, кто раз в несколько дней убивает кого-то из моего племени. Пусть даже больного или старого, но всё же соплеменника. Но у их народов были свои взаимоотношения, отточенные столетиями такой жизни. Есть легенды о том, что когда-то, десятки поколений назад, львы строили каменные города, и одинокий курган, нетипичный для наших мест, на котором я сейчас лежала, когда-то был фундаментом одной из львиных крепостей. Правда это или нет — никто уже не знает, потому что нынешние львы не ведут летописей, да и разговоров ни с кем не заводят кроме своих потенциальных жертв, видимо им и без городов неплохо живется, поколение за поколением. Наверное, еще через сотню-другую сезонов, они и полудикую речь-то забудут за ненадобностью, вместе с охотничьими традициями, а значит зебры тоже окажутся в опасности, и нам придётся что-то с этим делать. Но это будет ещё не скоро.

Так, Солнце в зените, пора выходить из своего уютного убежища и идти к Реке. В это время дня, в самый разгар жары, она в некоторых местах мелеет почти до дна и через нее можно переправиться, не опасаясь зубов крокодилов. Противоположный берег Реки был покрыт зарослями низких корявых деревьев, в которых обитали самые отвратительные существа если не во всём мире, то в саванне уж точно. Обезьяны. Эти небольшие злобные твари передвигались по веткам с удивительной прытью, при этом они всегда истошно орали и кидались в любого пришельца плодами, камнями, или даже собственными испражнениями. При любом удобном случае они десятками цепких лап хватали зашедшего на их территорию за гриву, хвост и ноги, и вышвыривали в Реку, прямо в пасти крокодилам. В их заросли никто не ходил по своей воле, но сейчас был особенный случай – я была на Испытании для получения Метки Судьбы.

Метка Судьбы — это особенный знак, который получала каждая зебра, достигнув определенного возраста. Ну, или пыталась получить. Метку на крупе, там, где по никому не известному стечению обстоятельств не было полосок, татуировала старейшина деревни, и это определяло то, чем будет заниматься зебра всю свою жизнь: нянчить малышей, ловить рыбу или бить в барабаны. Но метку нужно было заработать, выполнив Испытание, которое выдавалось старейшиной каждому жеребенку в зависимости от того, чем он хотел бы заниматься. Традиционно предполагалось, что к возрасту в тринадцать сезонов жеребенок уже должен чётко понимать свои предпочтения, а значит он должен быть способен на столь важный самостоятельный выбор. Правда, глядя на своих сверстников, я нисколько не удивлялась тому, что если не у половины из них, то как минимум у трети, выбор жизненного пути был сделан родителями, а не самим жеребенком. Хотя не мне их осуждать, наверняка в старые времена, когда эта традиция еще только зарождалась, вариантов для занятий у зебры было куда меньше, чем сейчас, и у двенадцатилетнего бедолаги не так пухла голова при выборе кем быть: собирателем, нянькой или земледельцем.

Впрочем, никто и нигде не относился к этому ритуалу с пренебрежением и не считал его пережитком прошлого. Испытание было ключевым моментом в жизни молодой зебры, только после получения Метки она становилась полноправным членом племени, поэтому Метку пытались получить все. Ну, или абсолютное большинство. В прошлом году две молодых зебры пропали без вести, не выдержав и сбежав в саванну прямо перед заветным днём, а годом ранее один вернулся спустя месяц совершенно не в себе, не сумев даже объяснить, что с ним случилось на Испытании. Хоть всем и было его безмерно жаль, Метки ему не полагалось, а значит, не полагалось ни дома, ни семьи в нашей деревне, и он должен был стать отшельником. Если жеребенок, достигший нужного возраста, все еще не был уверен в своих силах, то Испытание можно было отложить два раза с промежутком в полгода, но если уж взялся, то вторых попыток не давали.

Так уж вышло, что моя бабушка по отцовской линии была той самой старейшиной, и поэтому, в канун дня объявления кандидатов на Испытание, отец в нарушение всех традиций позволил себе ругаться с ней несколько часов подряд, утверждая, что я еще не готова. Конечно, он ошибался, но кто я такая чтобы спорить с отцом. Мне рассказывали, что пару лет после моего рождения отец холодно ко мне относился, ибо рассчитывал на рождение сына, что почему-то в обществе считается куда более почётным прибавлением в семействе. Как водится, со временем родительские чувства взяли своё, и сейчас он души во мне не чает, благо от жеребцов я почти не отстаю. Безусловно, бег наперегонки, кувырканье в пыли и бои с шестом были важными частями моей жизни, просто потому что мне нравилось видеть счастливую физиономию отца, когда я иногда брала верх в каком-нибудь жеребячьем состязании, но меня всё это мало привлекало. Сколько себя помню – я всегда интересовалась тем, чем занималась старейшина.

Над её странной кособокой хижиной, построенной так чтобы быть похожей на пень гигантского дерева, всегда вился лёгкий пряный дымок, а по округе носились самые разные запахи. Она пропадала там почти всё время, выходя только за тем, чтобы поесть или сходить к Реке. Если кому-то в племени была нужна помощь или совет — они приходили к ней сами, а ингредиенты для зелий приносили две специальные зебры с метками собирательниц, каждая из которых в будущем видела себя на месте старейшины, посему они скрытно ненавидели друг дружку и постоянно устраивали взаимные подлянки. Иногда старейшина выходила из хижины немного не в себе и кричала длинные нечленораздельные фразы на языке предков, или просто стояла у костра, глядя в огонь. Мама говорила, что в эти минуты старейшина общается с духами саванны, и те говорят ей такие вещи, от которых обычная зебра сошла бы с ума.

Зелья и порошки, которые готовит старейшина, могут всё. По крайней мере, не было еще болезней или травм, которые она бы не вылечила своими припарками. Если зебра заболевала чем-то, или кто-то был ранен, старейшина просто выходила из своей хижины с дымящейся чашкой, давала выпить больному, и на следующий день зебра была уже здорова. Ну, если честно, может быть, я и преувеличиваю, иногда больному приходилось лечиться на постельном режиме пару дней, иногда даже неделю, но хворь уходила всегда, без исключений. Другие зебры относились к старейшине с осторожностью и старались не подходить близко к её хижине без надобности, но меня, напротив, тянуло туда, где в воздухе всегда витали странные запахи, и слышался приглушенный говор предков.

Однажды, сезонов пять назад, я даже забралась к ней, когда старейшина ходила к Реке за водой, а её помощницы по непонятной причине застряли где-то далеко в саванне, хотя впоследствии выяснилось, что они просто подрались друг с дружкой, случайно встретившись посреди пустынной дороги. В глубине хижины, там куда не доставал свет Солнца из дверного проёма, было темно, горела всего одна коптящая масляная лампа, да в очаге валялось немного красных недогоревших угольков. Все стены и потолок были увешаны травами, корешками, а в углу висела целая связка сушеных змеиных шкурок. Посреди хижины располагался круглый очаг с огромным глиняным котлом, в котором при желании с комфортом уместилась бы взрослая зебра, а в дальнем углу стоял низенький стол с несколькими книгами, писчими принадлежностями и керосиновой лампой. Я тогда впервые увидела книги и, забавно об этом думать, впервые увидела не то, что настоящую керосиновую лампу, а даже обыкновенный деревянный стол. У нас в племени такая мебель была как-то не в ходу, в основном, потому что подходящего дерева в округе было не сыскать, а редкие торговцы, проплывавшие по Реке на лодках, не привозили на продажу таких громоздких вещей.

Я прокралась мимо пустого котла, стараясь не смотреть в ту сторону, где висели змеиные кожи, и мое внимание привлекла одна из книг на столе – она была раза в полтора толще других, по краям отделана потемневшим от времени золотом, а на обложке оказалось изображено стилизованное Солнце. Не в силах побороть искушение, даже еще не умея тогда читать на языке предков, я потянулась к этой книге, и услышала у себя за спиной кашель бабушки. Несмотря на стоявшую в хижине духоту у меня похолодели ноги.

— Так-так-так… Кто это тут у нас? — проскрипела старейшина, отодвигая в сторону ведро с водой которое только что принесла, — Ну-ка выйди на свет, чтобы я видела будущую лягушку. Или дождевого червяка. Или навозного жука. Не знаю, какое зелье мне первым попадётся.

Я, за мгновение мысленно перебрав все возможности для бегства и не найдя ни одной, понуро вышла на свет, падавший с улицы через открытый дверной проём.

— Зекора, как это я сразу не догадалась, — произнесла старуха, сев и подбоченясь копытами, — то-то ты в последнее время вертелась неподалёку. Пожалуй, перед тем как превратить тебя в улитку, я расскажу обо всем твоему отцу.

— Нет, бабушка, только не рассказывай отцу! — выпалила я, сама не ожидая. Перспектива быть сурово, но справедливо наказанной тогда была куда лучше, чем мысль о том, что отец будет расстроен из-за меня. — Преврати меня в улитку, если хочешь, только не говори ему! Он меня так любит, а я его так подвела! Просто у тебя здесь так интересно, и я...

— Жеребячий интерес это не повод вламываться в священное место без спросу, маленькая Зекора!

— Я прошу прощения, это моя вина. — я старалась очень тщательно выговаривать такие сложные для маленькой меня слова, — Преврати в червя, если хочешь, только не рассказывай отцу. Он очень расстроится…

С этими словами я подошла к бабушке и легла у её ног низко опустив голову, как делают новорожденные в саванне телята в случае опасности. Мысленно я уже была готова к тому, что вот сейчас сверху на меня прольется странно пахнущая жидкость из какого-нибудь пыльного флакона с ближайшей полки, и я вернусь домой к маме уже вприпрыжку, и квакая.

Но вместо этого я услышала над головой хриплый смешок.

— Ох, а ведь всё-таки ты пришла сюда, всё-таки пришла. Знаешь, я за последние месяцы даже начала беспокоиться, думала, что ошибалась, но я слушала Солнце и видела знаки, нет не может оно ошибаться. Но всё-таки я беспокоилась, всё-таки уже восьмой сезон, а у языка предков такие сложные для освоения артикли…

Я ничего толком не поняла из её дальнейшей речи, но, аккуратно подняв голову, увидела, что бабушка смотрит на меня добрыми глазами. Она так никогда ни на кого не смотрела, уж я-то знаю.

Если бы не та спонтанная вылазка, я бы, наверное, стала кем-нибудь из того, что пророчил отец в минуты, когда ему не терпелось обсудить моё будущее. Зекора Укротительница Гиен! Или нет, Великая Защитница Зекора! Не говоря уже о том, что у него в сундуке секретно хранился свиток папируса со здоровенным списком моих потенциальных супругов, охватывающий все поселения в радиусе недели пути отсюда, с какими-то хитрыми пометками и сносками. Судя по самым первым записям, отец завёл этот список спустя три часа после моего рождения. Не скажу, что некоторые тамошние кандидаты не вызвали во мне интереса, но я была еще слишком маленькой чтобы всерьез думать о таких вещах. К тому же я решила пойти по пути старейшины, где с замужеством были большие проблемы, особенно после того, как вредная старуха вскоре объявила о моём выборе жизненного пути во всеуслышанье. Тем самым она не только вогнала отца в глубочайшее уныние, а соплеменников заставила тихо шептаться у меня за спиной, но и навлекла на мой тощий круп ненависть со стороны зебр-травниц, которым теперь точно всю жизнь предстояло быть просто на побегушках.

Накануне дня церемонии, когда я сидела на большом плоском камне у берега Реки и, бормоча под нос проклятия, стирала старухино бельё, покрытое пятнами из дюжины различных источников, краем глаза я заметила отца, шагающего по берегу в мою сторону. Приблизившись и воткнув в песок копьё для ловли рыбы, которым он на моей памяти не пользовался ни разу, отец изобразил удивление.

— О, ничего себе, не ожидал тебя тут встретить! — с наигранной дружелюбностью проговорил он, оглядываясь по сторонам, — А я вот, это… Рыбку решил поймать, матушке твоей-то, того, иголки швейные нужны, костей с рыбки надёргаю, ну и, это…

Я из вежливости молча покивала головой, продолжая щёткой оттирать от ткани нечто похожее на застывший свечной воск, который при соприкосновении с речной водой оставлял на её поверхности жирную радужную плёнку. Постояв немного и покачиваясь из стороны в сторону, отец начал издавать губами звуки на выдохе, которые периодически издают все взрослые жеребцы в минуты раздумий. Наконец, видимо поняв, что его легенда не имеет смысла, он запрыгнул на камень рядом со мной и стал пытаться помогать, отжимая уже постиранные тряпки.

— Пап, не надо, брось, я уже сама почти закончила. — быстро проговорила я, глядя на то, как одна из церемониальных рубашек старейшины от усердия отца начинает расползаться даже не по шву, а где-то посередине. Отец отложил рубашку в сторону и с некоторым удивлением осмотрел свои копыта, будто бы впервые их видел.

— Как-то не рассчитал я… — ответил он, пытаясь снова состроить виноватую улыбку, — матушка твоя ведь обычно занимается. Оно, видимо, сложнее чем кажется, сначала думаешь, что можно просто силы приложить как можно больше, а потом оказывается, что слишком сильно тоже не следует давить…. Зекор, а ты точно решила стать ведьмой?

Внезапный вопрос начисто выбил меня из колеи, потому что за все прошедшие годы отец высказывался о моём выборе лишь раз, в самом начале, когда на семейном ужине я и объявила ему о своем решении. Вопреки моим и маминым опасениям, никакого скандала не получилось, отец просто спросил несколько раз уверена ли я в своем выборе, а затем, закончив трапезу, рано ушел спать. Хоть мы с матерью и тревожились о его состоянии, но на следующий день он вёл себя как ни в чём ни бывало, но только на первый взгляд. В его глазах больше не было тех искорок счастья, когда он видел меня участвующей в каком-то спортивном состязании или занимающейся простыми будничными делами.

Я отложила в сторону щётку, подняла от воды голову и неосознанным движением копыта убрала назад упавшую на глаза гриву, которую по местной расхожей среди подростков традиции перестала стричь и укладывать ровно за полгода до Испытания. При этом я сразу пожалела о своей неосмотрительности, потому что крайне едкое мыло по особому бабушкиному рецепту тут же попало мне в правый глаз и превратило его в пылающий слезящийся кошмар.

— Не ведьмой, а знахаркой, пап! — прошипела я, промывая глаз водой, что не очень-то помогало, — Ты ведь знаешь, что бабушка не терпит, когда к старейшине и её делу обращаются в подобном ключе. Да и мне самой это обидно слышать.

— Хорошо-хорошо, зна-хар-кой. — Он сделал примирительный жест, — Тебе действительно нравится сидеть и тереть эти вонючие травки? Ты разве сами не видишь, что прямо накануне Испытания чужие тряпки стираешь, это как-то неправильно...

— Мы с тобой уже всё обговорили еще тогда, не начинай…

— Тебе ведь даже не обязательно становиться старейшиной, ты ведь можешь стать травницей, они ведь вроде бы делают то же самое, тоже вот это вот всё… Травки, ну, всякие.

Последние слова он произнес уже вполголоса, видимо сам понимая, насколько неубедительно и неуместно это звучит. Я открыла, было, рот чтобы выдать какую-нибудь колкость в ответ на его примитивные представления о моём ремесле, но тоже быстро поняла, что всё это не имеет смысла, мне и самой не хотелось дерзить отцу. Даже несмотря на то, что отношения между нами заметно охладели в последние сезоны, и я была уверена, что он воспринял не иначе как предательством моё решение о выборе жизненного пути, но всё же я по-прежнему любила его даже больше бабушки.

Некоторое время мы сидели молча, глядя на противоположный берег Реки, где по краю обезьяньих зарослей неспешно полз огромный питон. Свесившись с небольшого обрыва на одном кончике хвоста, он попил воды из реки, кивнул заметив нас, и, свернувшись каким-то немыслимым узлом, подтянул своё тело обратно, вскоре снова скрывшись в тени кустарника.

— Пять, — сказал отец вполголоса, безразлично глядя в воду.

— Не, — ответила я, прикидывая в уме длину питона, — думаю шесть или даже восемь.

— Восемь макак даже крокодилу не слопать, — улыбнулся отец, — они же едят всякую пакость, наверняка от них бывает несварение.

— Мы с Имарой как-то нашли на берегу скеле…

— Дочь, ты выросла прекрасной сильной зеброй. — вдруг перебил меня отец, — Ты бы могла стать кем угодно, даже вождём племени в будущем, если у нас снова будут выбирать вождей. Твоей силе и проворству позавидует любой жеребец в округе. А ты травки смешиваешь…

— Я не хочу больше об этом разговаривать, ради Солнца, пап, не надо.

Отец со страдальческим вздохом бросил в воду камешек, затем покосился на меня и протянул копыто, неловко погладил по макушке.

— Ты уже большая, почти с мать выросла. — произнёс он, — Хотя бы она за тебя порадуется. Постарайся завтра.

Я придвинулась ближе и впервые за много сезонов обняла его. Щётка соскользнула с камня и медленно поплыла по течению, распространяя на воде радужные разводы.

Ещё за много месяцев до Церемонии я уже догадывалась какую задачу для меня выдумает старейшина. На самом деле догадываться даже не требовалось, просто потому что старуха постоянно записывала свои мысли на бумагу, оставляя её на столе целыми ворохами, а потом поручая мне делать из этих ворохов пронумерованные подшивки. Однажды она даже сболтнула что собирается писать книгу о своей жизни, но я тогда была еще маленькой и подняла её на смех, за что получила шишку на лбу и задание вычистить до блеска обширное нутро глиняного котла, стоявшего посреди хижины. Правда, прямым текстом в старухиных записях ничего не говорилось, но, немного поразмыслив над некоторыми иносказаниями и метафорами, мне удалось вполне сносно определить суть будущей задачи. Мысль о том, что бабушка оставляла все эти записи у меня на виду не просто так до меня тогда не дошла.

Моим Испытанием был поход на другой берег Реки сильно ниже по течению, глубоко в заросли к обезьянам. Там, на месте давно разрушенного каменного храма, от которого осталось лишь несколько стоящих вертикально грубо отёсанных камней, растет особый мох. Не то чтобы этот мох был какой-то особой редкостью, но его еще нужно было найти, определить степень его роста, отделить от других очень похожих на него растений, и только тогда сорвать, при этом не повредив нежные ризоиды, которыми он крепится к поверхности. В целом это довольно сложно сделать одной, посреди обезьяньих владений, однако при должном уровне подготовки выполнимо. Особенно если участь, что одним из других вариантов, которые рассматривала бабушка значилась ловля крокодила и выдирание у него зубов.

В день церемонии на окраине деревни собралось больше двух дюжин молодых зебр, готовящихся пройти Испытание. Кто-то шёл совсем налегке, у кого-то с собой была только небольшая сумка с едой для короткого перехода к соседнему поселению или к полудиким стадам. А у кого-то ноги подкашивались от тяжести навьюченных на спину копий, завернутых в листья походных рационов, скаток из спальных мешков, и прочих нужных в дальнем путешествии вещей. Эти шли вглубь дикой саванны, добывать себе самые почётные Метки. У меня же на боку болталась только небольшая тыква с водой и сумка травника на груди, к которой была пристёгнута кружка. Идти предстояло не очень долго, поэтому я рассчитывала вернуться уже завтра или послезавтра. Я даже не взяла с собой ничего перекусить, ограничившись небольшим кульком бабушкиного чайного сбора.

Провожать соискателей вышло просто несметное число народу. Никогда не замечала, что в наших краях обитает такое количество зебр, видимо просто потому, что взрослые обычно заняты делами и не слоняются просто так. Хоть я и была свидетельницей подобных церемоний и раньше, ведь они проводились каждые два сезона, но жеребят никогда не пускали в самый центр толпы глазеть на участников. К тому же в этот раз на Испытание выходили не только местные, но и зебры из двух соседних поселений, видимо кто-то из совета племён решил, что это будет хорошо для поддержания дружеских отношений.

Два с ног до головы размалёванных в ритуальный сурик молоденьких жеребца, увлеченно били в барабаны, еще две миловидные зебры, получившие свои Метки два-три сезона назад, нестройно играли на дудочках, что наверняка было задумано для какой-то цели вроде наглядного показа преемственности поколений или вселения в нас уверенности, но на самом деле давало обратный эффект. У большинства соискателей заметно тряслись ноги, а у меня от волнения просился наружу скудный завтрак. Сами же барабанщики и дудочницы находились под непрекращающимся потоком довольно плоских сальных шуточек из толпы, и, хотя шутникам быстро выдавались тумаки от стариков или зебр посерьезнее, это слабо помогало. Сами мы были отделены от толпы растянутой по кругу плетёной из цветных травинок ленточкой и находились в самом центре, выстроившись в два неровных полумесяца. Я буквально шерсткой ощущала, как меня рассматривают десятки, если не сотни глаз одновременно, я впервые была в таком центре всеобщего внимания и не знала куда деть глаза, потому что зажмуриваться или опускать голову запрещалось этикетом Церемонии. Я даже на мгновение позавидовала тем, кто был целиком покрыт походным снаряжением, какая-то зебра из соседнего племени даже натянула на голову треугольную соломенную шляпу с широченными полями и сетчатым окошком напротив глаз, в которых изредка ходят торговцы. Хитрая какая.

Толпа вдруг зашевелилась, послышались ругательства и какая-то возня. Спустя пару минут нескольким жеребцам с помощью ритуальных деревянных шестов удалось распихать зевак в стороны, оформив небольшой коридор, по которому к нам вышла наряженная в церемониальный костюм старейшина со свитой из разных важных шишек со всей округи. Хоть настоящих вождей и перестали выбирать много сезонов назад, в каждом поселении всё равно находились зебры, так или иначе занимающиеся каким-то руководством.

Позади всех, неизменно скучающий и молчаливый, мелкими шажками двигался посол окапи с очками, хитро закреплёнными на его смешных рожках. Длинная шея посла высоко торчала над толпой, а полосатые ноги, совсем как у зебр, как обычно вызывали разного рода перешёптывания. Послы окапи всегда присутствовали на официальных церемониях, но всегда молчали и держались отстранённо, как будто всё происходящее было им если не противно, то как минимум не вызывало никакого интереса. При этом в самих церемониях они никогда не участвовали, и весь смысл их появлений ускользал не только от меня, но и от большинства других зебр. Но их присутствие было традицией, к тому же они не доставляли никому неудобств, сразу после церемоний отплывая по Реке восвояси. Никто не знал куда именно они направлялись и тем более, где жил их народ.

— Больше дюжины сезонов назад, в книге Солнца появились их имена! — начала бабушка свою речь, — Больше дюжины сезонов они постигали законы саванны, и теперь готовы избрать свой жизненный путь! Hivyo basi jua kuangaza juu ya barabara wakati wa mchana, na basi mwezi hautatoa yaowakati wa usiku…

— Ну, собственно, вот и всё, — пробормотала я сама себе, разглядывая пятно на длинном одеянии старейшины, с которым мне вчера так и не удалось справиться. Дальше слушать было бессмысленно. С трудом, но я понимала её речь, только ничего интересного там не содержалось, это была обыкновенная проповедь о Солнце и Луне, их влиянии на жизнь простых зебр и важности различных благодетелей. Я снова отчасти позавидовала окружающим, среди которых не было тех, кто знал язык предков, для них это был просто знакомый набор звуков, который они повторяли как заклинание в случаях если от них требовалось сказать слова для книги Луны над умирающим, или для книги Солнца над новорождённым. В буквальное значение самих фраз никто никогда не вникал, а там, спустя множество поколений и сотни переписываний, была та ещё тарабарщина…

Я, наконец, нашла в толпе отца. Тот сделал страшные глаза и скорчил гримасу, показав жестами: «стой смирно». Я закатила глаза и легонько повернула голову в другую сторону, пользуясь тем, что внимание толпы давно сместилось с нас на старейшину, и, в особенности, на пятно на её одеждах. Повернувшись, я тут же встретилась взглядом с Имарой, моим старым приятелем, который, как оказалось, стоял прямо рядом со мной, а я этого даже не заметила. На самом деле я здорово удивилась, потому что о его приближении всегда можно было узнать заранее по потоку непрекращающейся болтовни, и на время заткнуть его мог лишь хороший обед или, как сейчас выяснилось, строгие правила Церемонии. Он родился на полтора сезона раньше меня, и я частенько подмечала что отец следит за его успехами едва ли не пристальнее чем за моими. Он с самого детства был крупнее и сильнее сверстников, неудивительно что в секретном отцовском списке Имара значился на самых первых строчках. Он заметил мой взгляд, смешно вытаращил глаза и поспешно отвернулся. На спине жеребца я рассмотрела целую массу узелков и сумок, набитых припасами, а на боку висело два коротких копья, видимо для самообороны и одно подлиннее, наверное, рыболовное. В охотничьем или военном снаряжении я никогда не разбиралась.

— Нервничаешь? — спросила я у него краем рта.

— Спрашиваешь… Конечно нервничаю, — шепнул он, глядя в землю, — Мне нужно идти в Каньон и принести хвост пустынного скорпиона. Этой жуткой твари! Одному! На скорпиона и взрослые редко охотятся в одиночку, но больше никто не захотел мне помочь, всем шкура дорога. Гадкие трусы.

— Каньон? В одиночку? Это же пять дней, — прошипела я сквозь зубы, еще не веря, что он решился на такое безумие, — тебя ещё по пути туда гиены сожрут!

— Ну, понимаешь… Я уже пропустил первую попытку из-за той болячки, к тому же я не думал, что буду один…

О, Солнце...

— Только не говори, что рассчитывал на меня.

— Рассчитывал, да... — сказал жеребец и понуро опустил голову. На него тут же зашикали старики из толпы, а сосед, с другой стороны, незаметно ткнул Имару копытом, напомнив, чтобы тот поднял голову повыше.

— Слоновью лепешку тебе на ужин! — снова сквозь зубы процедила я, дождавшись пока неодобрительные взгляды взрослых снова сместятся с нас на бабушку и её пятно, — Вымахал как взрослый, а мозгов меньше, чем у мартышки! Ты же знал, что я буду делать задание старейшины!

— Я думал, что…

— Ты в курсе что можешь погибнуть? Хотя чего это я, ты в одиночку совершенно точно погибнешь. И как только тебя родители отпустили.

— Знал… Зекора, понимаешь…

— Глупый, глупый ты таракан! — поспешно закончила я и отвернулась, потому что почувствовала, как где-то в груди нарастает отвратительное горькое чувство беспомощности перед какой-то внешней силой на которую я не могу повлиять своими знаниями или своей смекалкой. Я, конечно, тоже люблю иногда пощекотать нервы походом в какое-нибудь опасное местечко, но то, что задумал Имара было уже просто безрассудством. Он и меня рассчитывал с собой потащить, подумать только. Наверняка нафантазировал себе многодневное романтическое путешествие, только мы вдвоём и саванна, ох-ах. Забыл правда, что в саванне ты никогда не остаёшься один, за тобой всегда кто-то наблюдает, если не гепард с дерева, или шакал из куста, то на небе всегда будет маячить гриф, который только и ждёт чтобы сдать место твоего ночлега ближайшей шайке гиен в обмен на остатки их будущей трапезы.

— Подойдите ко мне, юные зебры! — донёсся пропитанный официозом голос какого-то незнакомого жеребца, вышедшего в центр круга с оплетённым верёвками кувшином краски на шее. Видимо он был важной шишкой или просто вытянул короткую соломинку на каком-нибудь очень взрослом собрании, не знаю как это у них работает. Участники Испытания выстроились в очередь, после чего жеребец награждал каждого подошедшего пометками о том, что эта зебра проходит Испытание. Это была древняя общеизвестная традиция, и, если участника Испытания зашедшего далеко от дома встретят члены другого племени на своей территории – это не вызовет недоразумений. Ходят слухи что даже некоторые полудикие хищники не трогали зебр с этим знаком, хотя я думаю это враньё, на то они и полудикие чтобы не заботиться о таких далёких от насущного вещах как ритуалы.

После того как на моей голове и шее появились нужные обозначения, я снова попыталась отыскать глазами отца, но на этот раз не смогла: толпа здорово смешалась и зашумела, родители начали напирать, выкрикивать пожелания и последние наставления для своих детей, все старались подойти как можно ближе к ограничительной ленте, кое-кого жеребцам с шестами даже пришлось оттолкнуть обратно. Я ненадолго замешкалась, забыв, что делать дальше, но стоящая тут же старейшина мягко подтолкнула меня к выходу из круга, куда уже направились те, кто был в очереди передо мной. До последнего я ожидала от бабушки какого-нибудь напутственного слова, но она даже лишний раз не задержала на мне взгляда. В округе и так ходили не лучшие слухи о том, что она выбрала себе в протеже какую-то яркоглазую выскочку вместо обученных травниц, и во всём ей потворствует, вот старуха и не хотела лишний раз давать им повод к пересудам.

Двигаясь по своеобразному коридору, ограждённому ленточками, я постепенно покинула теперь уже совершенно смешавшийся и громко галдящий во все голоса центр толпы. Глазеющих зебр вокруг стало попадаться всё меньше и меньше, пока в один момент ленточка не кончилась и я не оказалась на краю деревни. Даже не у дороги, ведущей из неё, а просто у края дикой саванны на отшибе, что явно было намёком на то, что теперь я могла двигаться куда захочу. Повинуясь неосознанному порыву, я обернулась чтобы в последний раз взглянуть на родную деревню, но вместо этого наткнулась взглядом на местного жеребца, охраняющего с шестом выход из этого ритуального коридора. Поймав мой взгляд тот с суровым видом опустил шест поперёк тропинки, из которой я только что вышла, ясно давая понять, что путь назад мне уже заказан. В ответ, опять повинуясь какому-то непонятному порыву, или вымещая накопившееся нервное напряжение, я сморщила нос и сощурила глаза, пронзая этого пижона уничтожающим взглядом. А ведь я его помню, он как-то приходил к старухе за мазью от прыщей… Но ответная реакция жеребца была совсем не такой как я ожидала. Он вдруг тепло улыбнулся и приложил копыто ко лбу, посылая мне уважительный прощальный жест, который был принят у жеребцов в какой-то их компашке. От неожиданности я не нашла ничего лучше, чем неловко кивнуть головой, а затем снова повернулась к саванне.

Теперь я сама по себе.

И я тронулась в путь. Копыта привычно мяли сухую траву, и, уже отойдя довольно далеко от деревни, я вдруг поняла, что так и не видела сегодня маму. Долговязостью и даже немного угловатой жеребцовой комплекцией я пошла в отца, а мама не отличалась какими-то особенными физическими данными, и наверняка не смогла пробиться через толпу вперед к ленточке. Стало так горько, что к горлу снова подступил ком, но я быстро справилась с этим чувством, просто напомнив себе, что я ухожу-то буквально на пару дней.

Пройдя еще несколько дюжин шагов, я остановилась и стала смотреть в сторону деревни, вспомнив что хоть я и была почти в самом конце очереди на выход, за мной всё равно было достаточно тех, кого я еще могла увидеть, и узнать в какую сторону они направились. Однако, простояв минут десять, я так никого и не приметила. Неужели все так быстро разбежались кто куда, и одна я торчу тут посреди пустыря на окраине деревни, словно боюсь сделать лишний шажок от дома? Мгновенно смутившись от мыслей о том, что за мной может кто-то наблюдать, а потом разнести всем слух что Зекора испугалась, я резко повернулась и быстрее зашагала в сторону берега Реки.

Когда деревня полностью скрылась из вида за зарослями какого-то сухого кустарника, который по непонятной причине еще не был пущен на дрова, я позволила себе перевести дух. Заприметив удобный камень с плоской макушкой, я положила на него сумку чтобы в последний раз проверить свои нехитрые пожитки. В этот момент рядом, словно из-под земли, появился запыхавшийся Имара.

— Зекора! Кое-как тебя нашёл, погоди, мне надо тебе кое-что сказать. — выпалил он, подозрительно оглядываясь вокруг. Вообще, участникам Испытания никогда прямо не запрещалось объединяться в пути с теми чьё Испытание состояло в чём-то совершенно другом, конечно при условии, что в самом Испытании никто помогать не будет. Но, негласно, это считалось если не позорным поступком, то как минимум не приветствовалось.

— Тебе вообще-то в другую сторону, — сказала я, подняв бровь и изобразив безразличие, хотя сама лихорадочно думала, как мне быть если он всё же позовёт с собой. Я не могла позволить ему идти одному, но и идти с ним тоже не могла, злосчастный мох может прийти в негодное состояние буквально за половину дня, и если я не успею вернуться с ним…

— Да знаю я, — он вдруг довольно просиял, — я тут уже договорился с парнем из соседней деревни, нам в одну сторону, и он мне поможет в пути. Так что не беспокойся, я не такой беспомощный дурачок каким ты меня представляешь.

Я еле удержалась от того, чтобы не сесть на этот самый камень и облегченно не выдохнуть закрыв глаза, словно древняя старуха.

— Чего тебе тогда от меня надо? — устало проговорила я, закрывая сумку. Всё необходимое было на месте.

— Понимаешь, всё-таки всякое может случиться, и я решил, что давно хотел тебе сказать, что... В общем… Ты мне..

Он затих и покраснел как задница бабуина. Ах, вот оно что. Он явно был именно таким дурачком каким я его представляла.

— Доскажешь, когда вернешься с хвостом скорпиона. Я не собираюсь выслушивать всякий бред от юнца, который еще даже не получил свою Метку. — С как можно более холодным выражением проговорила я, проверяя плотно ли закрыта пробка у тыквы с водой. — Сейчас ты пойдешь и убьешь эту треклятую тварь, а когда вернешься тогда и поговорим. И не вздумай сдохнуть по дороге.

— Постараюсь… — буркнул Имара, переступая с ноги на ногу. Не дождавшись от меня других слов, он повернулся и понуро побрёл прочь.

— Обещаешь? — Проговорила я таким голосом, от которого у жеребцов обычно случаются нервные тики. Не то чтобы я его специально тренировала.

Имара обернулся, посмотрел на меня восторженным взглядом и вдруг заулыбался как идиот.

— Э... эй, ты чего? — только и успела проговорить я перед тем, как этот здоровый детина полез обниматься. Я сумела быстро вывернуться и заодно отвесила ему хороший удар под дых. Не прекращая улыбаться, Имара поудобнее нацепил на себя снаряжение и с, пожалуй, чересчур воодушевлённым видом исчез за ближайшим кустом.

— Вот влипла, — подумала я, — ладно, потом над этим поразмыслю, главное, что одной заботой стало меньше. До заката нужно добраться к кургану и устроиться на ночлег под защитой львиной территории, если я правильно определила их охотничье расписание, то как раз к этому вечеру они будут сыты от мала до велика. О взрослых львах я не беспокоилась, но безмозглый молодняк на пустой желудок всё же мог позариться даже на мою костлявую тушку, хотя бы и в целях охотничьей тренировки.

Подняв сумку с камня, я заметила под ним кое-какую полезную травку. Пока всё шло вполне неплохо.

Подойдя к Реке, я поняла, что не ошиблась в своих расчётах. Был полдень, и Река обмелела почти до дна, мутная вода в ней стояла всего-то на уровне колен. Я уже давно заприметила что антилопы иногда приходят к Реке напиться как раз в это время дня, несмотря на изнуряющую дневную жару. На такой отмели можно было не опасаться большинства крупных хищников, поэтому всё это неудобство вполне имело смысл. Перед тем как войти в воду я еще раз оглянулась вокруг, и задержала взгляд на какой-то огромной вязанке хвороста или перевёрнутой лодке, лежавшей на берегу ниже по течению, которая при внимательном рассмотрении оказалась здоровенным крокодилом, покрытым засохшей тиной и множеством мелких веточек. Он валялся на песке раскинув короткие лапы в стороны и смотрел на меня одним глазом. Его пасть была приоткрыта и в ней хозяйничала целая стайка разных птичек.

— Хей, мелкая! Куда направилась? — послышался его хрипловатый голос. Птички с удивительным проворством успели покинуть закрывающуюся пасть и расселись по гребню крокодила в ожидании пока ему не надоест болтать. Я знала, что крокодилы живут куда дольше не только зебр, но и вообще любых местных обитателей, а значит и речь полудиких освоить при желании они тоже вполне способны. Правда, видимо из-за вытянутой пасти, он выговаривал слова с каким-то странным произношением, как если бы я пыталась разговаривать почти, не смыкая губ.

— Не твое дело! — звонко крикнула я, не спуская с него глаз и прикидывая что в случае чего вполне успею сбежать.

— Ох нельзя так со старшими, — сказал ящер, чуть поворачивая ко мне зубастую голову. Там, где волочилась его массивная нижняя челюсть на песке осталась глубокая борозда, — Я твоего предшественника помню еще вот таким же жеребёнком. Сейчас слезу в воду и отъем тебе ногу на переправе. Хочешь?

— Пф-ф, — демонстративно фыркнула я, состроив презрительную гримасу. Словам о каком-то предшественнике я значения не придала. — да ты же расплылся на солнце как слоновья лепёшка!

— Твоя правда, полежу еще, — ответил крокодил после небольшой паузы, как будто он действительно раздумывал стоит ли лишний раз шевелиться чтобы откусить от меня кусочек, — но вот когда тебя обезьяны из зарослей выкинут за шкирку, тогда поговорим.

— Мечтай-мечтай, болотная ящерица, я еще потопчусь на твоем хвосте! — крикнула я, поспешно выпрыгивая из воды на противоположном берегу, и взбираясь на крутой обрыв. Долго дразнить крокодилов себе дороже, захочешь потом напиться и появятся неплохие шансы угодить к ним в пасть вместо антилопы. Взрослые всегда категорически запрещали общаться с ними, потому что за внешней ленью и медлительностью крокодилы скрывали удивительную силу и кровожадность, рядом с ними слишком легко было потерять бдительность.

Крокодил улыбнулся и закрыл глаз.

Итак, я стояла на другом берегу. Это место, наверное, можно было бы даже назвать лесом, будь деревья повыше, а подлесок погуще. Я знала, как выглядит настоящий лес, пусть и по книгам, и у меня язык не поворачивался назвать здешние заросли ничем иным кроме как просто жалкими зарослями. Впереди проглядывала единственная тропинка, позволяющая пройти дальше, точнее, даже не тропинка, а просто проход в кустарнике, который зарос лианами меньше, чем всё остальное. Я сразу заприметила у прохода несколько сломанных ветвей, что выглядело достаточно подозрительно, ибо обезьяны двигаются только по верхушкам деревьев, а по земле здесь не ходит никто. Впрочем, я быстро забыла об этой детали, сосредоточившись на подготовке к путешествию в это враждебное царство ногоруких.

Я вытащила пробку из тыквы и облила водой те части тела, которые остались сухими после преодоления Реки вброд. Затем извлекла из сумки мешочек с бурым, скверно пахнущим порошком и, пытаясь не дышать лишний раз, постаралась равномерно обсыпаться им с головы до ног, так чтобы порошок надёжно прилип к влажной шерсти. Рецепт этой мерзости я давно вычитала в одной из старухиных книг, хотя изначально он предназначался для того, чтобы отпугивать мух цеце, которые способны буквально закусать до смерти в длинных переходах через пустынные участки саванны. Однако там же была маленькая заметка о том, что обезьяны совершенно не выносят этот запах, поэтому можно хотя бы не опасаться того, что меня внезапно схватят за шкирку и выкинут в Реку. Так или иначе, опасность получить от них по голове чем-нибудь тяжелым всё еще сохранялась, так что нужно глядеть в оба.

Прожарившись некоторое время под палящими лучами Солнца и удостоверившись что порошок надёжно схватился с высохшей шерстью, я несколько раз глубоко вдохнула и сделала первый шаг под тень зарослей. Затем, после небольшой задержки, еще несколько шагов, дойдя до прохода в лианах, и, наконец, полностью скрылась во враждебной тени. Через каждую дюжину шагов я замирала и прислушивалась, ожидая появления макак, однако даже через десять минут пути я их так и не дождалась. Здесь стояла странная, неестественная тишина: где-то далеко за Рекой раздражённо трубил слон, в вышине пронзительно кричал пустынный орёл, обозначая намерение выдрать все перья тому, кто дерзнёт подняться на его высоту, рядом тонко щебетали какие-то безымянные птички. Но то, что должно было произойти еще сто шагов назад — не произошло. Ветки над головой не шевелились и не сгибались под тяжестью прыгающих на них обезьян, никто не кидался в меня камнями, орехами и какашками. Маленькие злобные твари куда-то запропастились.

— Ну, мне же лучше, — подумала я, с интересом оглядываясь по сторонам, — наверное, порошок так на них подействовал. Пожалуй, после возвращения в деревню нужно будет утащить у старухи несколько листов папируса и сделать пару заметок о дополнительных полезных свойствах этого состава.

После длинного и довольно утомительного перехода через паутину из лиан, ориентироваться в которых оказалось гораздо труднее чем я предполагала, передо мной открылась небольшая прогалина, посреди которой торчало заросшее ползучей растительностью нагромождение огромных валунов. Где-то здесь должны были стоять и древние каменные колонны. Я была абсолютно уверена, что это то самое место, видимо, с тех пор, когда здесь в последний раз проходила зебра, колонны уже успели повалиться. Или их свалили намеренно. На низеньком дереве, вцепившемся корявыми корнями в валуны, я заметила покрытый мхом и плесенью охотничий знак из прутьев и палок, обозначающий опасность. Интересно что здесь нужно было охотникам, ведь ничего ценного для племени в этих зарослях не добыть, даже мох за которым я направлялась можно было найти в других более безопасных местах, правда для этого пришлось бы потратить неделю, а то и две.

Вокруг никого не было. Я, крадучись, обошла прогалину кругом, обогнув валуны и приметив что столбы действительно кто-то уронил, зацепив их за вершины верёвками из связанных лиан, которые к этому времени уже частью высохли частью сгнили. Неужели кому-то спустя целые поколения всё еще позарез нужно было разрушать наследие этих бедолаг, давно сгинувших во тьме прошлого? Не успев поразмыслить над этим, я с замиранием сердца заметила то зачем пришла. На фундаменте одного из столбов, прямо в луче Солнца росли маленькие клочки серого мха. Я, словно маленький жеребёнок, начала скакать вокруг него, осматривая со всех сторон, пробуя на вкус пыль с листьев рядом, осторожно нюхая камень, на котором рос заветный мох. Пыль без кислинки, пахнет свежим молоком, жухлых отростков совсем не видно. Еще раз осмотрев все найденные пучки, я выбрала самый подходящий, который должен был дозреть у меня в сумке как раз к моменту возвращения.

Слишком просто. Я сорвала тонкую, но крепкую травинку и аккуратно отделила мох от камня, пользуясь травинкой как ножом, растянув её меж копытами на манер струны. Спустя несколько минут моя добыча была со всей осторожностью завёрнута в несколько слоёв мягких бархатных листьев и отправлена на самое дно сумки между двумя книгами и парой свёртков с составами для лечения травм, без которых в саванну ходить было неразумно. Разместив свёрток, я, не в силах сдержаться, еще раз сунула нос в сумку, сквозь вонь порошка ощутив пряный запах заветного мха, и с глупой самодовольной улыбкой выпрямила голову.

Из тени между валунами на меня смотрели два круглых желтых глаза.

О Солнце, только не это.

Поджав правые ноги, я быстро перекатилась в сторону, вскочила и сразу отпрыгнула как можно дальше от того места, где стояла до этого. Угольно-чёрная тень, состоящая из мышц и когтей, которая за прошедшие два мгновения уже успела пронестись в воздухе мимо меня, мягко приземлилась чуть в стороне и снова припала к земле. Мне хватило еще пары мгновений чтобы оценить ситуацию и получше рассмотреть хищницу. Пантера оказалась совсем небольшой, видимо она была очень молода, и вряд ли так уж давно начала охотиться самостоятельно. Будь она взрослой я бы уже не дышала, взрослые леопарды не промахиваются.

— Тебе не уйти, — послышался её спокойный мягкий голос на полудиком, такой акцент я слышала впервые.

— Я попробую. — выдохнула я и, что есть сил, бросилась бежать, не разбирая дороги, выбрав первый попавшийся просвет в зарослях на краю прогалины.

Пантера метнулась вбок, оттолкнулась от корявого дерева, сбив на землю охотничье предупреждение, а затем длинными прыжками понеслась за мной. Даже сквозь шум крови в ушах я отчетливо слышала, как она настигает меня. Глухие шлепки мягких лап по лесной подстилке и протяжное дыхание пантеры приближались слишком быстро, чересчур быстро чтобы можно было успеть придумать хоть какой-то способ спастись. Даже если бы я попыталась в этот момент собраться с мыслями у меня бы всё равно не вышло, погоня запустила в голове какой-то древний инстинкт, который пропускал в мозг одну-единственную мысль: «беги»‎. И я бежала. Бежала, краешком сознания понимая, что у меня еще могли быть какие-то шансы на длинной прямой дистанции, но в таких переплетениях лиан…

Внезапно кроны деревьев зашевелились, и воздух наполнили скрипучие крики. Треклятые макаки увидели, что опасность им больше не угрожает и повылезали из своих убежищ, где бы они ни находились. Теперь было совершенно ясно почему в зарослях стояла такая необычная тишина, ведь, в отличие от львов или гиен, леопард вполне способен быстро залезть на дерево и прикончить даже такую вертлявую тварь как обезьяна. Поэтому они и молчали, зная о том, что на них охотятся, и тем более увидев, что у охотника появилась более лёгкая и сытная добыча, которую нельзя спугнуть. По земле вокруг меня застучали камни, крупные недозревшие орехи, толстые палки и прочая мелочь, которую могла схватить, затащить на дерево и метнуть обезьянья лапа. Спустя всего пару мгновений я уже получила по хребту довольно болезненный удар брошенной толстой веткой, но внезапная боль, наоборот, подстегнула меня и вывела из нахлынувшего тупого оцепенения. Я обернулась на бегу как раз в тот момент, когда пантера схлопотала в лоб булыжник, оступилась, и по инерции кубарем полетела куда-то в кусты.

Итак, у меня всё-таки есть некоторое время на обдумывание своего положения.

Что было сил я побежала в прежнем направлении, зубами отбросив в сторону бьющую в бок полупустую тыкву с водой, затем изловчилась и расстегнула нагрудную сумку. В ней кроме пары небольших книг, чая и мха лежало то, что было нужно — небольшой папирусный компресс наполненных толчеными травами, предназначенный для лечения переломов. Смесь из десятка ингредиентов начинала действовать если компресс привязать к перелому и полить водой, в сухом же состоянии все составные части были инертными, все кроме одной. С пыльцой жёлтого райграса нельзя было обращаться без многослойной тканевой маски…

Впереди в зарослях показался просвет, вскоре переплетения лиан и корявых корней резко закончились, я выбежала на гладкую каменистую площадку, обрывавшуюся впереди отвесным склоном, под которым медленно несла свои мутные воды Река. Оценив обстановку и решив, что более удобного случая уже не представится, я сунула нос в сумку и зубами вытащила нужный компресс, при этом дрожа от страха умудрилась рассыпать по земле остальное содержимое аптечки. Наконец защитная обёртка полетела в сторону, а я замерла в ожидании преследователя, судорожно пытаясь восстановить дыхание.

Долго её ждать не пришлось. С треском продираясь сквозь сухие ветви, пантера выпрыгнула из зарослей чуть в стороне. Как и я, слегка оторопев от такой резкой смены обстановки, она тут же припала к каменистой земле и уставилась на меня своими круглыми желтыми глазами. Здесь ярко светило Солнце, поэтому пантера уже не выглядела такой страшной чёрной тенью как в полумраке зарослей. На её лбу виднелась свежая рана от камня, но я сразу заметила множество других, более старых шрамов. А ещё она выглядела очень истощённой, сквозь кожу на боках явно проглядывали рёбра. Видимо, охотничья карьера у неё не задалась с самого начала.

— Тебе не уйти, — повторила пантера, на этот раз не так уверенно. Её дыхание было заметно тяжёлым, леопарды обычно не преследуют добычу, мимо которой промахнулись первым прыжком. Они экономят силы и устраивают новую засаду, но эта пантера, видимо, была слишком голодна чтобы ждать следующего удобного случая. Я молчала, до боли в скулах сжимая зубами краешек тонкого папирусного конвертика. Несмотря на продолжавшийся град камней с ближайших деревьев, пантера некоторое время лежала на месте, двигая только головой из стороны в сторону, наверное, таким образом оценивала расстояние. Затем она неуклюже повиляла задом и прыгнула на меня, громко шаркнув по каменистой поверхности когтями задних лап. Я заранее знала каждое свое последующее движение.

Вдох.

Зажмуриваюсь и задерживаю дыхание. Приседаю на передние коленки. Делаю резкое движение головой отчего конвертик легко рвётся, высыпая лёгкий летучий порошок вперёд и вверх. Пригибаюсь к земле и делаю перекат навстречу пантере. В наших играх, когда на меня нёсся Имара, это всегда срабатывало, хотя никакого порошка тогда, конечно, не было…

Протяжно выдыхаю, мотая головой чтобы ни крупицы пыльцы не попало мне в нос, затем открываю глаза. В них тут же бьет ослепительный свет Солнца, отнимая у меня несколько мгновений до тех пор, пока глаза к нему не привыкнут. Только окончательно разлепив глаза и успокоившись я позволила себе осмотреться.

Пантера топталась на месте, фыркала и тёрла передними лапами глаза и морду. Сработало.

— Ч... что ты сделала? Я ничего не вижу! Я... не могу дышать! Что ты сделала? ! — кричала она, забавно чихая, пятясь и вертясь на месте словно телёнок, застрявший головой в ведре с молоком.

Конечно, я промолчала, ведь она могла снова броситься, целясь примерно туда, где слышала голос. С такими бритвенно-острыми когтями ей даже не требовалось сгребать меня в охапку, достаточно было просто хорошенько зацепить, с такой раной далеко бы я не ушла. Припарки из сумки могли бы помочь, но я случайно рассыпала их, когда доставала нужную, и сейчас одного брошенного туда взгляда хватило чтобы мысленно с ними попрощаться: обезьяны молниеносно всё растащили. К тому же они и не думали оставить нас в покое и ограничиваться разорением моих потерянных запасов, ближайшие деревья уже ломились от собравшихся на них визжащих тварей, которые метко метали в меня и пантеру всё что были способны добросить.

Нужно было уходить отсюда.

Я развернулась и побежала по каменистой площадке вдоль опушки, надеясь найти какой-нибудь пологий склон чтобы выбраться в большую саванну, подальше от этого места. К сожалению, мне всё еще не везло: вскоре я упёрлась в совершенно непролазные сухие кусты, покрытые настолько твёрдыми и длинными шипами что из них можно было бы смастерить какие-нибудь инструменты вроде швейных иголок. В голове даже успела родиться мысль о том, что надо бы запомнить это место и навести на него наших собирателей, ведь делать иголки из шипов с куста куда приятнее чем ловить и потрошить для этого рыбу. Какой-то крупный недозревший орех, метко запущенный подоспевшей обезьяной, хлёстко ударил меня в шею, и я мысленно обругала себя за промедление. По сути, у меня не осталось выбора кроме как попробовать пройти мимо пантеры в надежде что противоположная сторона этой плоской каменной западни окажется достаточно пологой чтобы можно было спуститься вниз к Реке.

Вернувшись на место нашей короткой схватки, я увидела, что моя преследовательница неподвижно лежит ничком, закрыв лапами глаза. Периодически она громко не то фыркала, не то чихала, но раздражение от пыльцы райграса проходит очень медленно, вполне возможно, что не пройдёт и до вечера. Вокруг пантеры валялось множество камней и прочего мусора, и обезьяны не отказывали себе в удовольствии кидать ещё. Я начала осторожно обходить кошку со стороны обрыва, непроизвольно стараясь держаться подальше от деревьев и сидящих на них обезьян. В мою глупую полосатую башку слишком поздно пришла мысль что это решение в итоге стоило пантере жизни.

— Ты… Я тебя чую. — с искренней ненавистью прошипела хищница, — Я... Я знаю где ты, подлая!

С этими словами она нетвёрдо поднялась на ноги, содрогаясь под ударами обезьяньих камней, и повернулась примерно в мою сторону, снова готовясь к прыжку. Только в этот момент до меня дошло что прямо за моей спиной уходит вниз отвесный обрыв. Если она прыгнет…

— Стой! — крикнула я, в глубине души уже понимая, что ничего не изменить, — Здесь опасно, ты погибнешь!

— Тебе не обмануть меня больше, коварная тварь! — прохрипела пантера и прыгнула. В последний раз.

Мне даже не пришлось уклоняться, она промахнулась на добрый десяток шагов в сторону. Я услышала судорожное шарканье когтей о камень, и успела заметить только длинный чёрный хвост, исчезающий за обрывом.

Часть 2.

Крики обезьян разом затихли. Вряд ли на них снизошел какой-то внезапный коллективный приступ сострадания, скорее они смекнули что хищник им больше не угрожает, а по моему жалкому виду было совершенно ясно что свой урок я усвоила и возвращаться на их территорию точно не планирую. Я выглянула вниз, осторожными шажками приблизившись к самому краю обрыва, рыхлые стенки которого опасно осыпались под копытами, порождая где-то внизу маленькие лавины из песка, веточек и камешков. Отсюда, с высоты, лежащая пантера была хорошо заметна на фоне узкой полоски песчаного берега Реки, с обеих сторон ограниченного подступающими к воде крутыми склонами.

Еще раз осмотрев склон, я поняла, что он на самом деле не такой уж и отвесный как мне показалось на первый взгляд. Это ведь не скалы, а просто низкий песчаный холм, от которого текущая Река за много поколений ежесезонных разливов отрезала кусок сбоку. Из склона торчали сухие корни деревьев, а чуть в стороне я даже заметила узкую тропинку ленточкой, вьющуюся до самого подножия, видимо здесь периодически ходят к воде какие-то местные обитатели, интересно только каким образом им удалось договориться с обезьянами.

Теперь мне следовало бы идти туда куда я планировала и поскорее покинуть это злосчастное место. До вечера успеть найти подходящий брод для переправы через Реку, а потом уже двигаться вверх по течению пока не достигну знакомых краёв, на которых уже смогу сориентироваться для путешествия к дому. Но вместо этого копыта сами понесли меня к спуску на тропинку, и я побежала по ней вниз, сосредоточенно глядя под ноги и изо всех сил стараясь не оступиться. Не знаю, что на меня нашло, до этого я не видела еще ничьей смерти.

Подойдя ближе к пантере, я заметила, что от склона по песку за ней тянулся след из крови, и… Я не стала туда смотреть. Этот кошмар, случившийся с ней при падении, не казался ничем удивительным, ведь весь склон был утыкан обломками булыжников и торчащими сухими корнями деревьев, почти каждый из которых был твёрдым и острым словно копьё. Такую страшную рану можно было бы вылечить, окажись мы сейчас каким-то волшебным образом в хижине у старейшины, но здесь, среди царства сухих листьев, успевших уже налететь мух и мутных вод Реки… А там, где были мутные воды Реки — были и крокодилы.

Небольшой всплеск где-то в зарослях высокой травы у другого берега я всё же ухитрилась заметить, но никак не могла ожидать что завидевший нас, и спустившийся в воду крокодил успеет переплыть широкую Реку под водой настолько быстро. Мне нечего было и думать пытаться оттащить пантеру куда-то подальше, да и укрыть её здесь было просто негде. Крокодил появился из воды сразу весь, он даже не пытался скрываться и выслеживать добычу держа над поверхностью только глаза и ноздри, как это было у них заведено. Вместо этого он широко зевнул, громко хлопнув длинной пастью, и, неспеша, выполз к нам на берег.

Я схватила зубами какую-то сухую ветку и встала между ним и пантерой. Некоторое время крокодил продолжал ползти к нам с прежней скоростью, но спустя несколько мгновений всё же остановился. Все действия до этого он выполнял бездумно, я бы не удивилась если бы по пути сюда он всё еще дремал с открытыми глазами. Сейчас же в обычную процедуру поедания падали вмешалась какая-то неожиданная третья сторона, и это заставило его мозги заработать чуть ли не впервые за вечер. Ящер некоторое время тупо переводил взгляд с меня на пантеру и обратно, видимо силясь понять какая между нами может быть связь. Сам он размерами сильно уступал тому старому крокодилу, которого я встретила по пути сюда, наверное, раза этак в три-четыре. Но даже такой невыдающийся крокодильчик был вполне способен перекусить меня пополам.

— Не подходи. — громко произнесла я, выплюнув, наконец, бесполезную корявую палку, которую сама не поняла зачем схватила. Наверное, решила, что так лучше смогу показать свои намерения.

Крокодил остался стоять, по-прежнему тупо разглядывая нас, затем занёс лапу и снова пополз в нашу сторону. Если он дикий тогда у меня большие проблемы. Хотя наверняка нет, просто еще не совсем очухался от полуденной дрёмы.

— Только попробуй подползти сюда, личинка ящерицы! — крикнула я, топнув передними копытами и подняв два небольших облачка пыли. Со стороны это наверняка выглядело комично, но на этот раз мой крик всё же возымел эффект.

— Ты больная что ли? — утробно проговорил ящер, — Никто не смеет стоять между крокодилом и его добычей. Тебе надо еще подрасти, ты пока в добычу не годишься. Уходи, иначе станешь ею досрочно.

— Добывалка еще не выросла, коряга плавучая!

— Ну, ты сама напросилась, — вздохнул крокодил с каким-то карикатурным сожалением в голосе, — для лишней порции в моём пузе место всегда найдётся.

— А ну цыц. – послышался знакомый голос, и из воды появилась огромная голова старого крокодила. На этот раз на нём не было никакой высохшей тины и тем более никакого плавучего мусора. Гроздья весело щебечущих птичек, некогда придававшие ему беззаботный вид, не покрывали его пасть полную отлично ухоженных зубов. Каждая чешуйка на морде сияла в лучах Солнце и была пригнана друг к дружке словно искусно сделанная броня. Он мог бы проглотить меня за раз целиком, он даже взрослого зебру-жеребца мог бы проглотить целиком. Вместо этого он посмотрел на пантеру, повернулся к своему сородичу и сказал:

— Проваливай.

— Старик, так дела не делаются, — удивленно ответил тот, — я раньше тебя пришёл.

— Повторять не буду.

Первый крокодил нехотя развернулся и пополз обратно к воде, бросая на старика подозрительные взгляды. Вскоре ему надоело плестись, и он вдруг сорвался с места, с большой скоростью побежал к воде так, словно пытался кого-то там застигнуть. Ну или произвести на старика впечатление своей молодецкой удалью. Плюхнувшись в Реку всем корпусом, он некоторое время плыл прямо, извиваясь на воде словно змея, а затем нырнул и исчез в глубине.

— Ты или слишком храбрая, или слишком глупая, — проговорил старый крокодил, рассматривая меня своим глазом, — а может быть и то и другое. Эта добыча всё равно его добыча, но я кое-что знаю о ваших нравах поэтому даю тебе срок до заката. Тогда этот парень вернётся, и лучше бы тебе на тот момент быть подальше. И не пытайся утащить падаль с берега.

С этими словами крокодил нырнул вслед за своим сородичем, абсолютно бесшумно, оставив на воде подозрительно маленькое волнение для своих огромных размеров. Старый опытный убийца.

Пантера всё ещё слабо шевелилась, и пыталась отползти подальше от воды, видимо, поняв, что рядом крокодилы. Я подошла вплотную, и тут же пожалела об этом: когтистая лапа молнией просвистела прямо у меня перед носом. Хоть я и отпрянула в сторону, больше опасаться было нечего – последние остатки сил уже покидали смертельно раненного хищника, она вскоре бросила попытки ползти и теперь просто лежала на боку, тяжело дыша и пытаясь рассмотреть меня всё еще слезящимися глазами.

— Не подходи! Еще один шаг, и я выпущу тебе кишки! – громко прошептала она. Я посмотрела на её собственные внутренности, тянувшиеся за ней по пыли. Какая ирония.

— Как тебя зовут? — спросила я, медленно обходя пантеру вокруг.

— А тебе-то какое дело? — ответила та, пытаясь проследить за мной взглядом.

— Скажи мне!

— Я… Я не знаю. Не помню... —сказала кошка, и, поморщившись, уронила голову на песок.

— Ты не помнишь своего имени?

— Да, не помню! Что ты ко мне привязалась? ! Дай мне подохнуть спокой…но… — рявкнула пантера и резко замолчала, переводя дыхание. Речь ей давалась всё труднее, и я всё еще никак не могла понять откуда у неё такой акцент. Как-то раз я слышала, как говорит один из местных леопардов, он говорил по-другому. А если она не из наших краёв, как она тут оказалась в таком состоянии?

— Тогда я назову тебя Муеуси Пака. Чёрная Кошка на языке предков.

— Дурацки звучит, — ответила Муеуси спустя пару мгновений, словно распробовав своё имя на языке.

— Ну, зато теперь у тебя есть имя, которое будет написано в книгу Луны.

Я еще раз обошла её вокруг, на этот раз нарочно приблизившись совсем вплотную чтобы удостовериться в том что она не копит силы для последнего удара, но предосторожности были лишними, она уже не двигалась. Я села рядом с Муеуси, осторожно прикоснулась к ней копытом и закрыла глаза.

— Mwezi Baridi. Roho ya wawindaji huyu humaliza safari yake wakati wa mchana na huanza usiku. Ongeza jina lake Paka Mweusi kwenye kitabu na utakuwa naye kwenye mikono yako. — проговорила я, постаравшись тщательно выговаривать слова. Закончив читать ритуальную песнь Луны, я взяла из сумки плетёный кошелёк с маленькими прессованными таблетками, который по счастливой случайности лежал отдельно от остальной аптечки. Я хорошо разжевала одну таблетку, сразу почувствовав как холодеет и отнимается язык, затем положила получившуюся кашицу пантере в рот. Та тут же попыталась выплюнуть всё это, но я навалилась и копытами держала её до тех пор, пока Муеуси всё не проглотила.

— Что ты делаешь? Что это за... — зашептала она и слабо задвигала ногами.

— Это снимет боль, — ответила я, — ненадолго, но достаточно.

Пантера перестала дёргаться и, через некоторое время, задышала ровнее. Еще раз оглядевшись вокруг, я поняла, что больше ничего не могу для неё сделать. Сев рядом, я закрыла глаза и стала медитировать, тихий плеск воды и равномерное уханье какой-то птицы в зарослях неплохо способствовали этому. Я пыталась отогнать от себя гадкие мысли о вине за смерть этой несчастной, и заодно припомнить всё ли возможное я сделала для неё сейчас, или, может быть, я что-то забыла. Но я не забыла ничего.

— Что ты там бормотала недавно? — спросила Муеуси, так и не раскрывая глаз.

— Это просьба к Луне, для того чтобы она услышала твоё имя и записала его в свою книгу. Её сложно дословно перевести, там говорится о том, что дух охотника, твой дух то есть, заканчивает свой путь днём и начинает ночью. Ну то есть в её владениях.

— Мне нравится ночью, — сказала пантера, — ночью на меня никто не смотрел.

— Откуда ты здесь взялась? — спросила я, уже решив, что ошиблась и у кошки осталось достаточно сил чтобы поговорить еще немного, но Муеуси снова замолчала.

— Холодно… — тихо прошептала она спустя какое-то время.

Я подвинулась к ней и легла рядом, постаравшись не прижаться к открытой ране. Её пушистая шерсть, даже густо покрытая пылью, оказалась удивительно мягкой. На мой бок опустилась чёрная лапа, и пустила когти прямо в рёбра, пусть неглубоко, но чтобы стерпеть боль мне пришлось стиснуть зубы и зажмуриться.

— Наконец-то я поймала хоть кого-то… Так хочется… Есть. — прошептала пантера через какое-то время и сделала последний выдох.

Там, куда ты отправишься, будет много еды.

Мне вовсе не хотелось оставлять тело этой незадачливой хищницы крокодилу, но сделать что-либо по этому поводу было не в моих силах, я и так задержалась здесь слишком надолго, куда дольше чем того требовал здравый смысл. День давно подходил к концу, и запланированный поиск будущего места для переправы уже не был таким безопасным. До сумерек я успела забраться по тропинке обратно на каменное плато, а проходя мимо того места, где произошла вся история с пантерой я с удивлением заметила, что в округе не осталось ни одного брошенного обезьянами предмета, за прошедшие часы они спустились и подобрали всё что бросили. Видимо для того, чтобы использовать в следующий раз на следующем бродяге, который рискнёт пробраться в их владения, вот же расчетливые твари.

Как только я прошла на другой конец площадки, и увидела, что она действительно плавно спускается в долину к Реке, я поняла, что мои запоздалые предположения не были ошибочными. Если бы я выбрала это направление с самого начала, Муеуси сейчас, скорее всего, была бы жива. За короткое время медитации я так и не смогла разложить этот факт по полочкам, мысль о том что я стала причиной чьей-то смерти, пусть и косвенно, была для меня слишком новой и шокирующей, поэтому я отложила её в дальний угол сознания чтобы потом, уже дома, обсудить её со старейшиной. Она всегда знает, что сказать о подобных вещах.

Где-то прямо над головой с громкими криками пронеслась птица, и до меня вдруг дошло что такие птичьи крики обычно слышатся уже после захода Солнца. О чём я думаю вообще! ? Ночь уже на носу, а я посреди саванны без убежища! Да меня наверняка уже заприметил какой-нибудь шакал и сейчас крадётся где-то рядом чтобы дождаться пока меня сморит сон и перекусить мне шею. Нет уж, дудки, нужно срочно найти здесь место для ночлега и поскорее развести костёр. Но «здесь» ночевать было просто негде: слишком близко к Реке я подойти не могла, оттуда наверняка достанут крокодилы, чьё внимание за прошедший день я привлекла слишком сильно. Если наоборот подойти ближе к зарослям – проклятые обезьяны покоя не дадут.

Я села на торчащую у берега выбеленную Солнцем корягу и принялась обдумывать своё положение, на всякий случай поглядывая то на воду, то за спину — на заросли. Западная часть неба уже полностью окрасилась в багровые тона, большие стаи дневных птиц потянулись к местам своего ночлега, чёрными точками выделяясь на фоне стремительно темнеющего неба. Где-то не очень далеко послышался протяжный львиный рык, каким вожак созывает львиц на охоту. Плохо. Очень плохо.

— Проблемы?

От неожиданности я подпрыгнула на месте, потеряв равновесие кувыркнулась через корягу и упала на спину. Треклятый старый крокодил смотрел на меня из воды своим глазом, и я готова была поспорить, что под водой он улыбается во всю свою зубастую пасть. Стоило задуматься и отвлечься, он уже был тут как тут.

— Нет никаких проблем! Во имя Солнца, зачем так пугать? Я чуть дух не испустила! — причитала я, неловко поднимаясь на ноги и заодно прикидывая варианты маршрутов для бегства.

— Ой, ну уж извини, — ответил крокодил, снова бесшумно подняв голову над водой, — ты тут сидела в такой монументальной позе, что грех было не попробовать.

— Чего тебе вообще нужно от меня? Проголодался? У вас, крокодилов, так принято — разговаривать с добычей по душам?

— Да нужна ты мне больно. Костлявая вон какая. А у меня под корягой на дне еще целая антилопа припрятана, на неделю хватит. Что до общения, на Реке вообще не принято разговаривать, нам это неудобно. Вот когда пустынного встретишь, хотя вряд ли, вот тогда поймешь, что значит болтливый крокодил. Они от одиночества с катушек съезжают.

— Это конечно всё крайне интересно, но ты уж потрудись озвучить цель своего неожиданного визита. — я снова села на корягу уже почти полностью смирившись с мыслью о том, что теперь-то меня точно сожрут.

— Можешь ночевать здесь, мы тебя не тронем. Тебя вообще никто здесь этой ночью не тронет, а на тебя уже много кандидатов зубы точат, поверь на слово. И не строй такую мученическую физиономию, другого выбора у тебя все равно нет. К тому же у меня к тебе дело.

— Какое дело? — устало проговорила я, попытавшись избавиться от «мученической физиономии». Не получилось.

— По твоей части. У меня есть молодой родственник, хороший парень, подавал надежды, но больно уж любопытный. Позавчера поймал и съел какую-то незнакомую рыбу, а тем же вечером ослеп. Слепому в нашем деле долго не протянуть, сама понимаешь. Поможешь ему своей магией – переночуешь в безопасности.

Я постаралась не думать, откуда этот полудикий узнал о моих навыках, но стоило признаться, что старый ящер был прав, другого выбора всё равно не было. К тому же в голове, откуда ни возьмись, появилась тщеславная мысль, которую так и не удалось прогнать: ведь для меня впервые представляется шанс опробовать на практике зелья собственного приготовления. Старуха, конечно, часто поручала мне варить и смешивать всякое во время обучения, но ничего из плодов моего труда так и не было применено на практике.

— Хорошо. Тащи сюда своего мальца, — ответила я, постаравшись не придавать голосу излишне восторженного энтузиазма, — и не забудь где-нибудь найти такую же рыбу, это очень важно.

Крокодил мигнул глазом и без ответа скрылся под водой, а я встала с коряги, сняла с себя сумку и попрыгала на месте, прогоняя навалившееся дремотное состояние, всё-таки день выдался длиннющим и переполненным событиями. На берегу валялось множество сухих палок, я развела из них небольшой костёр, натащила сухой соломы для постели и начала приготовления.

«Книга о таинственных чудодейственных зелиях, микстурах, припарках и тёртых порошках, силою которых исцеляются болезни, баланс жидкостей телесных восстанавливается и особливо надёжно призывается вспомоществование владык чарующих сил природы этой и той стороны», фолиант второй, часть пятая, синяя закладка. Рецепт я знала наизусть, как и всю книгу, которая была написана настолько странным наречием что я частенько получала по уху от старейшины, когда не могла подавить смешок при чтении. Однако, несмотря на солидный возраст и устаревшее издание, ни один из тамошних рецептов нельзя было назвать неэффективным.

Котелка с собой у меня не имелось, поэтому готовить лекарство пришлось в глиняной кружке, которую я прихватила с собой чтобы выпить чаю на привале, если бы позволил случай. В такой примитивной обстановке невозможно было провести нормальную деликвацию микстуры, но в моём случае всё это можно было заменить обычной ректификацией раствора, для мышечной массы существа размером с крокодила это было не столь важно. Обойдя свою стоянку по кругу, я без труда нашла всё что было нужно для базовой микстуры, остальное должен был доставить сам крокодил. Кроме того, прямо за корягой я набрела на островок со свежей зелёной травкой и не отказала себе в удовольствии немного пощипать её. Я ведь так и не взяла с собой ничего перекусить, в надежде вернуться до того, как серьезно проголодаюсь.

Солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, сильно размытое зыбким маревом, поднимающимся над остывающей землёй. Сёстры не были видны из моего маленького лагеря, что меня немного расстроило, потому что их вид почему-то здорово успокаивал, напоминая о том, что дом где-то рядом. Из зарослей над головой с тонким еле слышным писком начали вылетать первые летучие мыши, а над саванной всё чаще разносились львиные рыки. Будущим утром многие сообщества гну и ориксов недосчитаются своих стариков, больных, или просто не очень расторопных сородичей… Стало довольно прохладно, я придвинулась поближе к костру и обработала пережёванной обезболивающей таблеткой раны от когтей пантеры на боку. Больше заниматься было нечем, и я села медитировать. Когда ночь бархатным пологом опустилась на саванну и Луна взошла над своими владениями, а моя микстура выкипела необходимые два раза, крокодил вернулся.

— Всё готово? – спросил он, наполовину вылезая на берег. Песок под его лапами проминался так что в этих ямах можно было деревья сажать.

— Да. Мелкого привёл? — спросила я с как можно более невозмутимым видом, маскируя то что на самом деле меня здорово потряхивало, не то от подсознательного страха соседства с хищниками после заката, не то от предвкушения первой работы.

— Здесь он, — сказал крокодил, и на берег медленно выполз его родственник.

«Мелким» эту самоходную гору чешуи и костяных наростов можно было назвать только относительно своего дедушки. Размерами крокодильчик был заметно крупнее того, которому достались останки пантеры.

— Дымом пахнет… Что дальше, дед? – спросил тот глубоким шепелявым басом, отчего я невольно улыбнулась.

— Лежи смирно, сейчас тебе помогут. Делай всё, что скажет эта зебра.

— Зебра? Какая зебра? — выпалил крокодил, слепо шаря головой вокруг, при этом он чуть не сшиб меня с ног.

— Спокойно лежи и слушай. И прекращай дёргаться, иначе твои глаза так больше ничего и не увидят.

Я бочком подошла к крокодилу, всерьёз готовясь отпрыгнуть в сторону в случае, если какое-нибудь его движение покажется мне подозрительным, опасливо протянула копыто и подняла ему одно веко. Глаз оказался полностью белым, словно варёное яйцо. Что-ж, всё как я и думала.

— Рыбу притащили? — деловито спросила я, с облегчением отходя подальше от опасного пациента.

— Да, вот, — сказал больной крокодил, наклонил голову и из его пасти выпала половина большой зубастой рыбины, с крупной чешуёй окрашенной в яркие радужные цвета. Я взяла с неё несколько чешуек, а остатки от рыбы длинной палкой спихнула обратно в воду. Вонь от неё стояла невыносимая.

— Ещё мне нужен твой зуб, повезло тебе, что ты крокодил. Для лекарства как раз нужен крокодилий.

— Ну, там слева вроде один шатался, — сказал крокодил и широко открыл пасть, а я невольно отшатнулась. Стоять рядом с таким частоколом было, по меньшей мере, неприятно, одно движение его головы, и он мог сцапать меня почти целиком. Я нашла шатающийся зуб и со второй попытки выбила его камнем. Крокодил дёрнулся и с громким хлопком закрыл пасть в копыте от моего носа.

Укоризненно посмотрев на деда, который явно получал удовольствие от зрелища, я провела цементацию зуба вместе с рыбьими чешуйками между двух плоских камней, и добавила получившийся порошок в микстуру. Затем, как бы невзначай, отвернулась от этих двоих и незаметно плюнула в кружку. Нет, это не было каким-то подлым актом вымещения обиды, просто для микстуры нужна была капелька жидкости насыщенной естественной органикой, а я как раз недавно поела, и моя слюна вполне подходила для рецептуры.

Ну, теперь-то всё было готово.

— Действует не сразу, завтра к утру зрение частично вернётся, — напутственно сказала я, выливая микстуру из кружки прямо в глотку крокодила. – Видеть, как раньше сможешь только через неделю, но ты молодой и здоровый, протянешь без проблем. И не ешь больше ничего цветного и непонятного, но это тебе уже опытные сородичи объяснят, в вашей диете я ничего не смыслю.

— Спасибо, госпожа зебра, – пробурчал крокодил и сполз в воду.

«Госпожа»? Вот уж не ожидала. У меня что, такой взрослый голос?

Я лежала на соломе у потрескивающего костра и читала одну из двух небольших книг, которые взяла с собой из дома. В книге говорилось о северных лесных растениях и их свойствах, в основном они сопоставлялись с местными для того, чтобы можно было без труда найти аналог для рецепта. «Лес», судя по всему, вообще был удивительным местом. Огромные деревья, закрывающие своими кронами Солнце, великое множество разных растений и грибов на такой маленькой площади, не говоря уже обо всякой живности… Редкие проезжие странники иногда рассказывали истории о густых джунглях где-то сильно южнее нашей саванны, но там было настолько опасно что даже полудикие не решались селиться в тех местах, да и климат там совсем не ахти. Нет, северные леса в своей строгости казались мне гораздо притягательнее, в немалой степени, потому что там не водились обезьяны. Не то чтобы я рассчитывала когда-нибудь увидеть такие места своими глазами, но я всё равно внимательно изучала книгу, потому что уже наизусть знала всю местную флору, а новые знания никогда не бывают лишними.

Где-то в зарослях над берегом назойливо стрекотали ночные насекомые, пытавшиеся найти себе пропитание и при этом спастись от сновавших туда-сюда летучих мышей. В чистом звёздном небе, словно огромный крокодилий глаз без зрачка, висела яркая белая Луна. Узор из тёмных пятен на ней напоминал голову единорога. Я много раз спрашивала у взрослых о том, что означает этот узор, но никто мне ничего внятного ответить не смог, даже бабушка.

Старый крокодил валялся, закрыв глаза, на том же самом месте, куда выполз несколько часов назад. За всё это время он ни разу не пошевелился и не издал ни звука, видимо уснул. Дочитав очередную главу, я с удовольствием ощутила приятный пряный запах: мой чай на костре только что закипел. Палочкой я аккуратно выудила немного подкоптившуюся кружку из горячих углей и ненадолго оставила её в сторонке на холодном песке. Когда кружка остыла настолько что её можно было взять в копыта, я еще раз втянула полную грудь потрясающего аромата, и чуть-чуть отпила. Превосходный бабушкин сбор из разных трав был как всегда великолепен, она бы могла стать богатейшей зеброй во всей округе продавая этот чай проезжим торговцам, но категорически отказывалась это делать. Тем не менее, слухи о чудесных напитках всё равно распространились гораздо дальше, чем ей хотелось, особенно, потому что другие старейшины, хоть и не уступали ей в мастерстве врачевания, готовить такого чая не умели, и поэтому завидовали. Нет, я не знала об их зависти наверняка, но догадывалась, потому что сама завидовала просто люто, и постоянно пыталась как-то повторить хоть какой-нибудь из этих рецептов. Пока безуспешно, но у меня еще целая жизнь впереди.

Я сделала еще один долгий глоток, мысли сразу прояснились, и мир вокруг обрёл приятную резкость.

— Красивая сегодня ночь, да?

Я поперхнулась и уронила кружку прямо в костёр, который зашипел и начал распространять неприятный запах. Крокодил лежал, раскрыв один глаз, и улыбался краем пасти. Конечно же он не спал, а несколько часов подряд лежал неподвижно, выжидая удобного момента чтобы напугать меня. Видимо, время для него течёт в каком-то совсем другом темпе.

Что ж, я опять попалась. Было не столько обидно за потерю бдительности, сколько жаль разлитую кружку чая, ведь у меня с собой была всего одна порция. Я не брала его слишком много, для такой короткой вылазки это было ни к чему, к тому же пить его чаще чем раз в сутки было... Неразумно. По многим причинам.

— Благодарен за помощь сородичу.

Мне искренне захотелось запустить в старого хищника раскалённым углём, но я подавила в себе это желание, тяжело вздохнула и взяла в зубы длинную палочку.

— Тебе тоже спасибо… — неразборчиво процедила я, выковыривая пустую кружку из костра.

— И все-таки, зачем ты устроила всё это представление там, на берегу?

— Какое тебе вообще до этого дело?

— Ни один здешний обитатель в здравом уме не будет заботиться о том, кто его только что чуть не сожрал, не говоря уже о защите его тушки от падальщиков. Если бы я не следил за ситуацией, то для тебя дело бы закончилось очень печально, надеюсь ты это отчётливо понимаешь, несмотря на свой возраст.

— Значит я и правда больная. Не знаю, мне просто вдруг показалось, что я должна это сделать, ведь у неё нет никого кто бы сказал Луне об её имени, у неё и имени то не было. Я бы могла сказать, что любая жизнь достойна сострадания, как учила меня старейшина, но ведь на самом деле всё куда запутаннее… Я бы сделала тоже самое для тебя. Возможно. Хотя, после последней твоей выходки, я уже не так уверена.

— Твой предшественник так же говорил.

И снова «мой предшественник».

— О ком ты вообще болтаешь? Что за предшественник? Ты говоришь о том, что кто-то и до меня выполнял похожее Испытание в этих местах? Ну это неудивительно, зебры живут здесь много поколений, а ритуал, скорее всего, существует еще дольше.

— Ничего ты ещё не знаешь, — улыбнулся крокодил, — когда-нибудь, конечно, до тебя дойдёт, если протянешь достаточно долго. Но не сегодня.

— Давай без менторских замашек, ладно? Я и сама в курсе что маловато знаю о жизни чтобы судить обо всём на свете, даже с тобой спорить не буду, потому что ты слишком старый и хитрый, — я пошла к воде чтобы прополоскать кружку, — но я пытаюсь учиться. Поэтому я была бы признательна за объяснение о каком таком предшественнике ты говорил. Если его не последует, то я иду спать.

— Давно это было. — начал крокодил, выдержав длинную паузу, — Ну, сама понимаешь. Я тогда был не больше этого любопытного юнца которому ты помогла. Валялся, значит, недалеко отсюда на берегу у заводи. Только что неплохую антилопу сцапал на водопое, под корягу секретную на дне спрятал, а оттуда уже полежавшую достал, на третий-четвёртый день самое…

— Давай без таких подробностей, ладно? — взмолилась я, стараясь не думать о том сколько раз сама переправлялась через Реку в похожих местах, и о том какой ужас, наверное, испытала жертва перед смертью.

— Ты не сердись на старика, я эту историю только своим рассказывал. Ну так вот, лежу я сытый, довольный, нежусь на солнышке, решил чуть-чуть покемарить. И тут на меня наступил слон.

Я хрюкнула и покатилась от хохота.

— А вот ничего смешного. Я-то сам понимаю, что не заметить слона очень сложно, но я тогда его как-то проглядел. Собратья, конечно, решили меня не предупреждать, а просто смылись чтобы поглазеть со стороны что будет дальше. Мне повезло, что слону не было никакого дела лично до меня, он просто пришёл на заводь водой обливаться, а на меня наступил ради потехи, сама же знаешь какой у них характер. В итоге после такой шуточки у меня перестали двигаться задние ноги. Я даже плавать почти не мог, так бы и загнулся, наверное. Если бы не твой предшественник.

Я навострила уши.

— Лежу я, значит, на берегу, — продолжил крокодил, — Неделю нормально не ел, злющий, голодный лежу. Уже помирать собрался, честное слово. Тут ко мне вдруг подходит Он, посмотрел на меня со всех сторон и спрашивает: «Как тебя зовут? ». Я хотел его за ногу цапнуть, но сил уже совсем не было даже чтобы послать его подальше. А этот продолжает: «Тогда я назову тебя Мамба». Ну дурацки же звучит. Потом он сунул мне под нос какую-то едкую гадость, от которой я отключился.

Проснулся я уже здоровым, даже здоровее чем раньше. Такой же злой и голодный, но ноги работали как надо, так что я сразу поймал себе обед. Много следующих сезонов этот тип ходил мимо моей территории в заросли к обезьянам, а как меня видел – останавливался и начинал болтать обо всякой чепухе. Я ему даже зубов несколько отдал, и пообещал оказать услугу.

— Какую услугу? — спросила я, пытаясь припомнить были ли в округе жеребцы-старейшины. На моей памяти такого не было никогда, в нашей деревне уж точно. — И вообще, как ты тогда, при первой встрече, понял кто я такая? Ведь по мне нельзя сказать зачем я явилась.

— Ничего ты ещё не знаешь. — выдохнул крокодил, и больше не сказал ни слова.

Проснулась я от того, что Солнце светило прямо в глаза. Луна и звёзды! Я проспала половину дня! Будь я где-нибудь посреди саванны, от меня бы давно и костей не осталось. Правда, на этот раз я находилась в безопасности, потому что у костра, свернувшись вокруг него полумесяцем, валялся старый крокодил, к которому никто в здравом уме приближаться бы не рискнул. Никто кроме глупой зебры, которая наскоро забросала прогоревший костёр песком, потянулась, и начала осматривать место, где её застигла ночь.

Хорошенько повертев головой, я поняла, что оказалась не так уж и далеко от места своей вчерашней переправы, да оно и не требовалось, потому что совсем рядом я рассмотрела точно такую же удобную отмель, которая только-только начала покрываться водой после полудня.

Собрав свои нехитрые пожитки, я заглянула в сумку и с удовлетворением посмотрела на свёрток из бархатных листьев, успевших уже слегка пожелтеть. Внутри был уложен заветный клочок серого мха, цель своего Испытания я выполнила, теперь нужно было быстрее возвращаться домой. Вполне может статься, что у меня получится вернуться самой первой и получить причитающиеся почести, хотя я и не была уверена полагались ли за такое достижение хоть какие-то награды кроме очевидных подозрений в жульничестве.

Я аккуратно переступила через кончик толстого крокодильего хвоста, с улыбкой поборов жеребячье искушение потоптаться на нём и тем самым исполнить вчерашнюю угрозу. Быстро перебежав через тёплую как парное молоко Реку, я скинула сумку на большой камень и подогнула ноги, погрузившись по шею в мутную воду. Хоть мой собственный нос и успел уже привыкнуть к отвратительному запаху средства от обезьян которым я всё еще была покрыта, но возвращаться в таком виде домой мне точно не хотелось. Наконец, выбравшись на противоположный берег, я оглянулась на лежащего крокодила и крикнула: «До свидания, Большой Мамба! ». Крокодил испуганно вскочил, повернул ко мне голову и впервые уставился обоими глазами.

— Еще увидимся, девочка, — проворчал он и пополз в воду. — как же вы всё-таки похожи…

Мне предстояло пройти мимо прежней стоянки на кургане, и при этом лишний раз не намозолить глаза львам, которые сейчас, после ночной трапезы, должны быть максимально ленивы и безразличны ко всему окружающему. А к вечеру я уже должна быть дома. Ух, сколько вопросов я задам бабушке! Она никогда не говорила, что в позапрошлом поколении наш старейшина был жеребцом, я даже припоминаю что в её записях натыкалась на что-то вроде летописи, в которой предыдущие старейшины всегда оказывались кобылами. Задумавшись об этом, я вышла на протоптанную тропинку и чуть не наступила на огромное перо древесного орла. Этих птиц нельзя было назвать редкими, какой-нибудь из них обязательно маячил в вышине, высматривая мелкую добычу, но свои великолепные перья они теряли нечасто, а в таком идеальном состоянии и того реже. Порадовавшись удаче, я аккуратно сунула перо в сумку, намереваясь подарить его старухе и выпросить взамен что-нибудь полезное, например латунную чернильницу с крышкой. Высокая сухая трава по обочинам вскоре начала раздаваться в стороны, превращая извилистую тропку в широкую утоптанную дорогу, которая так и шептала о том, что пора было размять мышцы. Вдохнув полные лёгкие тёплого воздуха, я пустилась по ней в лёгкий галоп, ещё издали приметив тот самый львиный курган, на который мне нужно будет свернуть.

Однако, вскоре мне пришлось остановиться. На обочине дороги из земли торчало копьё, хорошее копьё, с кованым наконечником, украшенное цветными ленточками и резьбой. Такими копьями пользуются везде, и в нашей деревне тоже, но кто мог оставить его здесь? Ведь подобные вещи не раскидывают просто так. Я привстала на задние ноги и поискала владельца, но не услышала ничего кроме обычных звуков саванны и не увидела ничего кроме сплошного моря высоченной жёлтой травы. Коротко хмыкнув, я выдернула копьё из земли и сунула под ремень сумки. Когда принесу его к своим, потерявшему здорово попадёт, а еще он останется мне должен, что не может не радовать. Пройдя ещё немного в размышлениях о том, что я впервые нахожусь в большой саванне с настоящим оружием, прямо посреди дороги я наткнулась на то, что заставило сердце тревожно забиться. Там лежала чья-то седельная сумка, застёжка была разорвана, содержимое сумки валялось прямо в пыли: несколько перевязанных верёвочкой лепёшек, деревянная фляжка, ещё какие-то мелочи нужные в пути... Внезапно из травы послышался громкий приближающийся шорох, и я замерла на месте, что бы там ни было, прятаться было поздно. Сердце начинало биться всё сильнее и сильнее: что, если там лев? Их логово совсем рядом, ночная охота могла быть неудачной, и они вполне могли отправить молодняк прошерстить окрестности на предмет перекуса. Пустоголовые подростки, опьянённые охотой, могут и позабыть о неписанном правиле, согласно которому не стоит лишний раз нападать на зебр. Вот откуда брошенное копьё и разорванная сумка! Здесь уже сцапали кого-то, и вернулись за десертом! Но вместе с этой догадкой пришла и другая. Если это лев – то для меня всё кончено. Львы не охотятся поодиночке.

Но, в момент, когда от выброса адреналина у меня почти заложило уши, из густой травы появился не лев, а Имара. Он буквально вывалился на дорогу и тут же уставился на меня широко раскрытыми глазами. При нем не было ничего из снаряжения, вместо этого всё его тело покрывали царапины и ушибы, а на шее болтался обрывок какой-то верёвки.

— Имара! — воскликнула я, пожалуй, чересчур громко, — Ну напугал ты меня! Ты что тут делаешь, что случилось? На тебя напал…

— Зе... Зекора? – перебил меня Имара не своим от страха голосом, одновременно пытаясь перевести дух, — Беги! Я уведу их в другую сторону!

С этими словами он, заметно прихрамывая, перебежал дорогу и бросился в траву на другой её стороне.

— Кого «их»? Имара! Да подожди же ты! — крикнула я и побежала следом.

Я много думала потом, об этом своём решении побежать за ним, вместо того чтобы послушаться и бежать в другую сторону. Наверное, это, всё-таки, была глупость.

Долгое время я видела лишь его чёрно-белый хвост, мелькавший в просветах впереди, но вскоре высокая жёлтая трава кончилась, и мы выбежали на открытую саванну, почти до горизонта покрытую густой зелёной травой, коротко ощипанной прошедшими здесь накануне кочующими ориксами. Имара остановился в нерешительности, мотая головой то в одну, то в другую сторону.

— Имара! Да стой же ты! — кричала я с раздражением. Высокая сухая трава здорово исколола мне бока во время бега, к тому же где-то там, в её гуще, я потеряла найденное недавно копьё, — Кто тебя преследует?

— О Солнце, ты бежала за мной! ? — выпалил жеребец с болью в голосе, и сокрушенно мотнул головой, — Я же говорил тебе уходить в другую сторону! Я же говорил!

Сказав это, он обернулся и, щурясь, стал всматриваться куда-то вверх.

— Глупая, глупая Зекора, — с горечью прошептал он через несколько секунд. — Ты меня не послушала, ты никогда меня не слушаешь… Теперь бежать бесполезно, они тебя видели.

— Да о ком ты говоришь-то? Объясни, наконец!

Я подумала, он собирается меня ударить. Имара протянул копыта и силой повернул мою голову туда, где высоко в небе болталось маленькое пятнышко. Сперва мне показалось что это просто большая птица типа грифа, но грифы не летают так быстро, и у них не такие большие тела и короткие крылья. Это был пегас.

— Думаешь, почему в мою хижину не только никто не заходит, но большинство даже опасается проходить мимо? — старейшина усмехнулась, — Потому что они боятся, маленькая Зекора. Боятся непонятного, боятся меня, хотя я, если подумать, не давала им поводов. Это обычный страх обычных зебр перед необычными вещами. Они думают, что я могу всё, могу превратить их в лягушек, или вызвать дождь, или засуху, сказав лишь слово на языке предков и бросив что-то в костёр. Да что там, ты и сама лишь недавно думала также. Но, на самом деле, моё… Наше ремесло не даёт безграничных возможностей. Пойдём, покажу кое-что.

Старуха подвела меня к столу, на котором лежали книги. Она сняла колбу с керосиновой лампы, строго покосившись с намёком чтобы я не вздумала тянуть к колбе копыта, подожгла фитиль от чадящей масляной лампадки и поставила колбу обратно. Глубокие тени вокруг тут же отступили, а комната наполнилась лёгким запахом сгоревшего керосина. Старейшина разместила на столе одну из книг и начала что-то в ней искать.

— Так... сейчас. А, вот, смотри.

Она раскрыла книгу на изображении каких-то странных существ. Они были похожи на зебр, но вместо полосок они щеголяли разноцветными телами и не менее разноцветными глазами, а разноцветные длинные гривы были уложены самыми разными способами. У нас-то гривы всегда коротко стригут и укладывают торчком, чтобы не мешали, и глаза у всех зебр, кроме меня, чёрные как смоль. А эти существа смотрелись смешно и странно.

— Это пони, моя дорогая, земные пони если точнее. Они живут очень далеко, за саванной, морем и другими странами, на другом континенте. Они очень похожи на нас, зебр. Только живут в больших поселениях, и их жизнь гораздо менее опасна, чем наша. Даже Метки свои они получают естественным путём, без Испытания. И не спрашивай кто решает, что будет изображено на Метке, когда она появится, этого никто не знает. Если хочешь, можешь потом сама почитать. В них нет ничего особенного, но смотри кто живёт рядом с ними.

Бабушка перевернула несколько страниц, и показала мне следующую картинку: на ней были тоже пони, только с маленькими птичьими крыльями на спинах. Смотрелось еще нелепее и смешнее.

— А это пегасы, — продолжала старейшина, — благодаря своим крыльям они могут летать по небу. И не только летать, они могут ходить по облакам, строить на них дома, и делать все, что им вздумается. Они могут вызвать дождь, просто согнав нужные облака в кучу над нужным местом. Это великий дар и огромные возможности. Никакая микстура и никакая трава не сможет дать нам с тобой того же, что могут они с рождения.

Бабушка опять перевернула несколько страниц. На этот раз на картинке были пони без крыльев, но у каждой из них был короткий витой рог посреди лба.

— Единороги. У них нет крыльев, но они в них и не нуждаются. Представь: им достаточно просто захотеть и произойдет что угодно: у них появятся крылья, или они смогут дышать под водой, или превратить камень в еду. То, для чего нам с тобой нужно будет собрать ингредиенты, правильно приготовить нигредо, и молиться Солнцу чтобы всё прошло как надо, то они могут сделать, просто подумав об этом. Видишь вон там банку с сушеными ягодами на верхней полке? — я утвердительно кивнула, внутренне сжавшись от того, что старуха может потянуться за банкой и тогда мне здорово попадёт, ведь в банке давно не хватало половины ягод, потому что я их съела. — Так вот, чтобы её достать мне пришлось бы подставить лестницу и забираться туда, рискуя свалиться и свернуть шею. А единорогу достаточно просто захотеть, и банка прилетит к нему сама.

— Ух ты-ы… — выдохнула я с притворным удивлением, больше порадовавшись тому, что тайна банки не будет раскрыта, по крайней мере в ближайшее время.

— Да, неплохо им живётся, на самом деле. Но не думай, что они всемогущи. Тамошняя жизнь легка и беззаботна, эта жизнь сделала их ленивыми и праздными. Большинство единорогов никогда не пользуются своим даром ни для чего кроме письма, света или переноса еды прямо в рот. При всех их чудесных врождённых способностях, у тебя есть то что, при должном усердии, позволит получить преимущество в любой ситуации.

Я с недоверием посмотрела на старейшину. Она подняла копыто и постучала по моей макушке.

— Это твои знания и твой ум, маленькая Зекора.

10.

Пегас сделал над нами круг, потом завис на месте и оглушительно свистнул, почти сразу откуда-то со стороны дороги послышался ответный свист. Пока я стояла, раскрыв рот, и рассматривала пегаса, Имара поднял с земли камень и швырнул в него. Пегас с лёгкостью увернулся и взлетел чуть выше. Его шерсть была синего цвета, короткая грива, скрытая под широкополой шляпой, выглядела скорее седой, чем серой, а на боку болталась короткая дубинка. В копытах он держал верёвку, непрестанно то наматывая её на копыто то снова разматывая. Он делал это скорее механически, потому что его прищуренные глаза пристально смотрели на меня.

— Бежим! – рявкнул Имара и развернулся прочь, но не проделал и десятка шагов как вскрикнул от боли, сильно захромал и остановился. Я, наконец, опомнилась от невиданного зрелища и подбежала к нему.

— Кажется, добегался я, — прошипел он сквозь зубы, — они мне по коленке вдарили, думал на трёх оторвусь, но нет, уже не получается.

— Сейчас помогу, — быстро сказала я и сунула копыто в сумку, ведь где-то у меня еще оставалась последняя таблетка болеутоляющего. Как назло, я трясущимся от испуга копытом никак не могла её нащупать, даже встреча с пантерой не испугала меня настолько сильно.

— Оставь меня! Беги пока не поздно, или они поймают нас обоих. — процедил Имара, отталкивая меня ногой.

В это время из травы выбежали еще трое пони, без крыльев или рогов, земные. Пегас спикировал к ним и начал что-то быстро говорить, указывая копытом в нашу сторону, как мне показалось прямо на меня. Все трое из одежды носили только разномастные шляпы с полями, но у всех троих были и пояса с верёвками и дубинками, такие же как у пегаса. Один из пони сплюнул и вышел вперёд.

— Так-так-так, — протянул он, уставившись на меня. — эй, Стинки, подойди-ка сюда.

— Вы меня звали, босс? – ответил второй пони, с комичной поспешностью подскочивший к первому.

— Посмотри на эту мелкую. Ничего не замечаешь?

— Она классно выглядит, босс.

Пони закатил глаза.

— Послал же тебя Дискорд на мою голову… Смотри внимательнее.

— Ээ-э… — Стинки нахмурился, безуспешно пытаясь определить в чём здесь подвох, — Она ростом почти с вас, а у нее еще нет кьютимарки, вы это имели ввиду?

— У них не бывает кьютимарок, придурок!

— Извините, босс…

— Шаклз, что ты там встал, иди сюда. Что ты видишь?

К ним приблизился третий пони, до этого стоявший на месте и внимательно следивший за округой. Ему хватило всего одного короткого взгляда, он недобро улыбнулся и почему-то покосился на пегаса.

— Я вижу, что нам сегодня повезло, мистер Роуп, — сказал он, — У этой малышки бирюзовые глаза.

— Ну хоть у кого-то здесь мозги варят, — выдохнул мистер Роуп. Хоть и с заметным акцентом, но все они говорили на нашем языке. Раньше я слышала его только от других зебр, и в этот момент, среди бешеного потока панических мыслей, в голове промелькнула одна, задающаяся вопросом как вообще так вышло. Может быть, наоборот, это мы говорим на их языке?

— Беги, Зекора! — крикнул Имара.

Я непроизвольно покачнулась от порыва невесть откуда взявшегося ветра, рядом послышался глухой удар. Запоздало оглянувшись, я поняла, что пегас молниеносно спикировал мимо меня, и прямо в полёте ударил Имару дубинкой так быстро и точно, что тот мешком свалился без сознания там же где стоял.

— Стой смирно, девочка. Мы же не хотим, чтобы ты, как и твой дружок, что-нибудь себе повредила, — сказал мистер Роуп и подал знак головой своим подручным. Те заученными движениями сняли с поясов верёвки и двинулись ко мне. Я быстро сунула нос в сумку и, не спуская с них глаз, наугад достала первый попавшийся предмет. К тому времени в сумке не оставалось уже ничего кроме книг, орлиного пера, свёртка с мхом и конвертика с остатками вонючего порошка. Я должна была об этом помнить, но в той ситуации мозги полностью отказались мне подчиняться, я рефлекторно начала просто повторять то же самое, что делала при встрече с пантерой. Я знала, что это не сработает второй раз, что у меня нет припарки от переломов с пыльцой райграса, что их здесь четверо против меня одной, но подсознание требовало хоть каких-то ответных действий, и я позволила ему взять контроль.

Когда один из них подошел достаточно близко и, высунув от старания язык, попытался накинуть на меня веревку, я отскочила и рывком высыпала содержимое конвертика прямо ему в морду. Не обращая внимания на результат, я развернулась и со всех копыт бросилась прочь. Но мне не удалось убежать далеко, через сотню шагов я почувствовала, как на шее затянулась петля, чтобы не задохнуться мне на полном скаку пришлось повернуть в сторону. Петля затянулась еще сильнее, я остановилась и попыталась её снять, но поняла, что уже не достаю до земли передними копытами. Пегас висел прямо надо мной и затягивал удавку на моей шее, не давая сделать ни одного шага. При этом он мне что-то тихо говорил, но мне было не до того, я начала задыхаться.

Вскоре подбежали и остальные. Стинки, в которого я высыпала порошок, выглядел нисколько не пострадавшим, что было неудивительно. Мистер Роуп спокойным шагом подошел последним. Проходя мимо Стинки, он поморщился и сплюнул, даже немного отшатнувшись в сторону.

— Она обсыпала меня какой-то вонючей дрянью, босс! — пожаловался Стинки, обтрясая свою шляпу.

— Не тряси на меня эту гадость! И вообще отойди подальше. Ты воняешь хуже слоновьего дерьма, — сказал мистер Роуп и подошел вплотную ко мне.

— Ну на что ты рассчитывала, а? — проговорил он, изобразив на физиономии приторное участие, — Хотя можешь не отвечать. Вы всегда пытаетесь сбежать, даже если ситуация безнадёжна, к этому я уже привык, но привычка не даёт мне понимания. Ведь если бы ты не дёргалась, то всё бы прошло без вот этого вот безобразия с удавками.

Я прыгнула на месте, развернулась и ударила Роупа копытом прямо в челюсть. Верёвка на шее мгновенно затянулась настолько что я почти потеряла возможность вдохнуть. Инстинктивно я балансировала на кончиках задних копыт и косилась на Роупа. Тот выплюнул выбитый зуб и улыбнулся, обнажив сплошь покрытые красным зубы.

— Неплохо, девочка — процедил он, сплюнув кровь на землю, — Луп! Заканчивай.

На миг я почувствовала, как веревка на шее ослабла, но еще через мгновение у меня в глазах внезапно потемнело, и мир перестал существовать.

11.

Мне снился сон, в котором я, не спеша, шла по саванне со старой сумкой для сбора трав. Вокруг торжествовала жизнь во всём её многообразии, и все вокруг приветствовали меня. Все, от слона до маленькой летучей мыши. Даже когда я перешла через Реку к зарослям, обезьяны не орали, а почтительно кивали головами, когда я проходила мимо.

Очнулась я лёжа на боку с мешком на голове, рот был стянут верёвкой так, чтобы я не могла говорить. В ушах шумело, а малейшее движение головой отдавало ужасной болью в затылке. Ноги, судя по всему, тоже были крепко стянуты, и я их почти не чувствовала. Я постаралась не думать о том, что будет, если я захочу в туалет. Вместо этого я замерла и начала прислушиваться к окружающим звукам и запахам, правда с запахами была проблема: различить что-либо через оглушительную вонь мешка, надетого мне на голову, было невозможно. По треску поленьев я поняла, что где-то рядом горит костёр. Сосредоточившись, мне удалось немного избавиться от головной боли, и я услышала звуки речи моих похитителей, изредка перемежающиеся кашлем и короткими смешками. С другой стороны, доносились дребезжащие звуки какого-то музыкального инструмента.

Полежав еще немного, я почувствовала, что у меня по лицу что-то ползает, и это что-то пытается заползти мне в нос. Я дёрнулась и громко чихнула, а голоса у костра сразу затихли.

— Эй, Луп, проверь как там наша малышка. — послышался голос Роупа.

Послышались приближающиеся шаги, и пегас сдёрнул мешок с моей головы. Я с облегчением вдохнула полные лёгкие прохладного ночного воздуха, после вонючего мешка это было просто прекрасно. В небе, за жиденькими кронами акаций, висела немного прикрытая облаками Луна. Я лежала на краю маленького лагеря, расположенного в незнакомом мне месте, мистер Роуп и Шаклз сидели у костра и курили трубку, передавая её по очереди друг другу. На заметном расстоянии от них сидел Стинки и понуро чистил шляпу, бросая в сторону Роупа обиженные взгляды.

— Орать не будешь? — устало спросил пегас, усаживаясь передо мной. Я помотала головой.

— Тогда я сниму верёвку. Но если вздумаешь орать или кусаться, то пеняй на себя.

В копыте у пегаса вдруг оказался коротенький клинок, тускло блеснувший в свете костра. Пегас наклонился и аккуратно разрезал верёвку, которую я тут же выплюнула и принялась разминать челюсть. Во рту пересохло настолько что вместо языка я ощущала большую мохнатую гусеницу, но пегас, похоже, был в курсе моих неудобств. Он сразу достал бурдюк с водой, вытащил пробку и дал мне попить. Вода оказалась сильно протухшей, но, сквозь отвращение, я всё равно пила столько сколько получилось, подсознательно понимая, что другой возможности напиться в ближайшее время может и не выпасть. После того как Лупу с трудом удалось забрать из моих стиснутых зубов мех с остатками воды, пегас снова отошел, сел спиной к дереву и взял в копыта блестящую металлическую коробочку, которую я сперва приняла за табакерку. Когда он приложил её к губам, я поняла, что это и был тот музыкальный инструмент, издающий пронзительные дребезжащие звуки, от которых у меня ныли зубы и чесалось в затылке.

Я исподтишка постаралась рассмотреть пегаса поподробнее. На его спине действительно торчали маленькие тщедушные крылья, совсем не похожие на большие крылья птиц. Интересно, как они позволяли ему летать, да еще с такой скоростью? Или это тоже, своего рода, магия? Наверняка так и есть. Потом я обратила внимание на его Метку в виде трёх капель воды. С первого взгляда стало понятно, что она не была сделана кем-то посторонним, никому не под силу нанести подобное изображение так чтобы оно выглядело настолько естественно. Разве что с помощью магии, о которой я ничего не знала. Пегас заметил, что я на него пялюсь и усмехнулся, видимо для него было не в новинку такое внимание в наших краях.

Вскоре Стинки надоело чистить шляпу, он отбросил её в сторону, встал и пошел к куче вещей, наваленной в сторонке под низеньким тканевым навесом. Через какое-то время он вернулся на своё место… С моей сумкой! Я попыталась крикнуть, но из горла вырвался только еле слышный хрип. Тем временем пони открыл сумку и высыпал всё ее содержимое на землю, затем поочерёдно стал осматривать лежавшие предметы и бросать их в костёр. Несколько бумажных пакетиков с инертными травами… Разбитая кружка для чая… Всякие травки и корешки, которые я насобирала по пути… С таким трудом добытый серый мох отправился туда же. Когда очередь дошла до книг, Стинки выдрал у одной из них страницу, свернул её в трубочку и пожевал кончик, прикидывая можно ли пустить бумагу на самокрутки. Видимо вкус ему не понравился, потому что пони скривился, выплюнул трубочку и книги тоже полетели в огонь. В копытах Стинки осталось только огромное орлиное перо, уже сломанное пополам. Недолго думая, он вставил перо в гриву, вскочил с места, и, под нестройные смешки друзей, стал прыгать вокруг костра, издавая всякие звуки, которые, по его мнению, должен был издавать какой-нибудь шаман.

Пегас был единственным кого представление нисколько не заинтересовало. Я бессильно закрыла глаза, опустив голову на прохладную траву. Бабушкины бесценные книги, моё Испытание, всё пропало.

— Не переживай, — послышался голос Лупа, — там, куда ты отправишься, точнее, куда тебя отправят, всё это тебе не понадобится.

Куда же я отправлюсь? Куда меня отправят? Во что я вообще влипла? Что стало с Имарой? На эти вопросы ответа не было. Оставалось только надеяться, что мои похитители ослабят бдительность, и мне удастся как-то сбежать. Или на то, что меня всё-таки отпустят, и я найду дорогу домой. Или…

— Так, Стинки, достаточно! – услышала я раздраженный голос мистера Роупа, — Посмеялись и хватит. От тебя и так воняет за тридцать шагов, а ты еще распрыгался тут.

— Эта девка обсыпала меня какой-то вонючей гадостью, не отчищается никак.

— Ну так иди к реке и окунись в воду, болван!

— Босс, сейчас же ночь. Я боюсь.

Роуп тяжко вздохнул.

— Луп! Заканчивай дудеть в свою гармошку и проводи Стинки к реке. Он «боится» мыться один.

— Окей, босс, – вздохнул пегас, поднялся на ноги и взлетел, подняв облачко пыли, — пошли Стинки, нам в ту сторону.

Стинки выбросил перо в костёр, подхватил шляпу и поспешно скрылся в темноте вслед за Лупом. Роуп с Шаклзом о чём-то тихо разговаривали, продолжая передавать друг другу трубку и изредка кашляя.

Мне было холодно лежать на одном боку, я попыталась перевернуться, но со связанными ногами у меня это, конечно же, не вышло. Стоило бы попросить что-нибудь тёплое, но мне не хотелось лишний раз обращать на себя внимание тех двоих. Вместо этого я зубами начала потихоньку ослаблять узлы на верёвках.

Прошло совсем немного времени, и у меня даже получилось развязать один узел, как вдруг вдалеке послышались неразборчивые крики, а через какое-то время пегас свалился с неба прямо посреди лагеря.

— Луп! Что ты… Где Стинки? – закричал вскочивший на ноги мистер Роуп.

— Его сожрал крокодил! – выпалил Луп и стал жадно пить из чужого бурдюка с водой.

— Какой, к Дискорду, крокодил?

— Самый огромный грёбаный крокодил, какого я когда-либо видел! Размером с фургон. Стинки вошёл в воду, я и глазом не успел моргнуть, как появилась эта громадина и слопала его вместе со шляпой.

— Он всё еще там?

— Ага, как же. Исчез так же быстро, как и появился. Босс, надо поскорее сваливать из этих земель. Вчера Лейм, сегодня Стинки. Что-то неладное творится.

— Успокойся Луп, не разводи панику, от тебя я её жду в последнюю очередь. — рассудительно проговорил Роуп, толкая копытом в бок пегаса, — Ты же не в первый раз в саванне. Завтра к вечеру пересечёмся с остальными и двинем в город. Получим оплату и сможем, наконец, расслабиться. Сходим в кое-какое заведение, а? Стинки, конечно, жаль, он был хоть и дурачок, но это был наш дурачок, да и его долю снаряги придётся распределить между нами… С другой стороны, — Роуп выразительно посмотрел на Лупа, — и его доля оплаты тоже достанется нам. Теперь всем спать, завтра длинный путь. И, Шаклз, проверь-ка нашу малышку. Что-то она много дёргается.

Пони подошёл, укоризненно посмотрел на развязанный узел и затянул его заново, после чего на моей голове снова оказался злосчастный мешок. Ну что ж, хотя бы Большой Мамба получил сегодня отличный ужин.

12.

Я не знаю сколько времени прошло, наверное, целый день. И весь этот день я провела либо болтаясь в воздухе, когда меня за связанные конечности тащил пегас, либо тряслась на спине у Шаклза, который не испытывал видимых неудобств от подобной ноши, даже в его дыхании не проскакивали тяжёлые нотки. Сколько же у этих земных пони силы и выносливости? За всё время путешествия никто из пони не сказал ни одного лишнего слова, они просто упрямо двигались в неизвестном мне направлении. Мне так и не разрешили идти самостоятельно, как и не соизволили снять с головы мешок. К вони я давно привыкла, но недостаток воздуха начинал доканывать. Чтобы не рехнуться от наваливающейся тошнотной дремоты я мысленно перебирала отрывки из разных книг, мычала под нос песни на языке предков и просто строила воздушные замки.

К этому времени я уже должна была вернуться с Испытания, к закату наши начнут беспокоиться, а дня через три сочтут меня погибшей. Возможно, даже будут искать, только толку-то... Когда меня единственный раз за день поставили на ноги и стреножили с приказом сходить в кусты, ковыляя туда я совершенно не узнала окрестностей, не нашла никакого знакомого ориентира. Только Сёстры неизменно торчали над горизонтом, но даже они казались отсюда какими-то особенно блеклыми и нереальными. Значит мы удаляемся от них, значит двигаемся на север… Это знание немного придало мне уверенности, если я сумею сбежать в ближайшее время, горы будут отличным ориентиром, и я вряд ли потеряюсь даже на незнакомой местности.

Я глубоко вздохнула, и начала напевать про себя простую детскую песенку про глупого слона и умную зебру, которая обманом заставила слона таскать огромные камни до тех пор, пока тот не признал, что был не прав, хотя на самом-то деле он был прав. В детстве мне очень нравилась эта песенка за свой незамысловатый сюжет, но сейчас, от скуки поразмыслив над ней, я поняла, что ничего хорошего в таком сюжете нет. Если бы со слонами удалось договориться, они бы действительно могли помочь нам во многих вещах… Например, с помощью слона можно было бы запросто построить мост через Реку и переправляться на другой берег, когда захочется. Окончательно оформить в голове преимущества такого моста мне не довелось, потому что сквозь мешок я услышала какой-то окрик и меня грубо спихнули на землю.

Вокруг мгновенно стало очень шумно, как будто десяток пони стояли и молчали, а потом одновременно начали говорить, смеяться и приветствовать друг друга.

— Смотри-ка, группа Роупа вернулась! Старина! А мы уж думали ты, наконец-то, угодил кому-нибудь в пасть! — послышался жизнерадостный голос.

— Да нет, мне ещё рано. А вот Стинки с Леймом не повезло.

— Стинки погиб? Ну, этого следовало ожидать... А с Леймом-то что? Вроде был смышлёный малый.

— Змея.

— Вот как… Ну, тут пегас не поможет. А что-то улов совсем не густой. Кто у тебя там?

— Не твоё дело, братишка.

— Злой ты, Роуп. Сколько тебя знаю, ни одного доброго слова не слышал из твоей поганой глотки. — несмотря на такие упрёки, тон его собеседника оставался дружелюбным, — Кстати, помнишь того седого пони, который никого к фургону своему не подпускал? Так оказалось, что у него там леопард сидел, или пантера, представляешь? И где он его только достал? Фургон нашли на дороге в порт, а в полу дыра прогрызена. Старик сам фургон тянул, да там в упряжи и остался. Такое зрелище было, я чуть не блеванул, а я всякого повидал. Сколько раз ему говорили, чтобы он не связывался с хищниками, а старый дурак не слушал.

— Вместе со Стинки, Леймом и стариком, получается, что в этот заход мы потеряли пятерых. — прервал его Роуп, — Правильно Луп брякнул, что-то неладное творится. Верблюды прислали что-нибудь?

— Прислали подарочек, только век бы я таких подарочков не видал.

Послышалось какое-то шуршание, а затем резкий звук разрываемой в ярости бумаги.

— В два раза! ?

— Ну не совсем в два, чуть больше чем в полтора, но всё равно...

— Такую пошлину мы не потянем, мы и так заходим уже слишком далеко, во всех смыслах. Они ведь должны понимать, разве они не понимают?

— Кто ж им в башку заглянет, наверное, у них там всё просчитано, не будут же они лишаться такого… Эй, а чего это у тебя зуба то нету, а?

— Отстал бы ты, я устал как пёс. Лучше помоги Шаклзу.

На этом разговор закончился. Рядом со мной кто-то потоптался, видимо рассматривая, а вскоре меня снова подняли и потащили, на этот раз совсем недалеко. После того как кто-то сильный поставил меня на ноги, я почувствовала, как верёвки на них ослабли, и одновременно с этим с головы пропал ненавистный мешок. Яркий свет тут же ударил в глаза, но я постаралась не зажмуриваться надолго, через силу разлепила веки и, сквозь резь в глазах, огляделась. Вокруг сновали пони, множество пони. Оживлённый лагерь с кучей палаток, костров, каких-то навесов и даже с маленькой походной кузницей, был устроен на каком-то голом холме. Здесь было так мало растительности что я немного оторопела, но взгляд, брошенный в противоположную сторону всё прояснил: лагерь был устроен у подножия огромного бархана. Место, где мы стояли всё еще было покрыто серой пылью и мелкими камешками, здесь росли чахлые кустики и кое-где пробивались пучки жухлой травы. Но чем выше я поднимала взгляд по песчаному склону, тем чище становилась его поверхность от кустов и камней, а вершина бархана сияла в лучах Солнца ярко-жёлтым стерильным песком. Такой песок бывает только в пустыне, значит мы находились на самой границе саванны. Карты наших территорий, хранящиеся у старейшины, обрывались как раз примерно здесь.

Недалеко я заметила Роупа, который о чём-то спорил с двумя другими пони, то и дело кивая на меня через плечо, но мой взгляд на них долго не задержался. Меня привлекло другое: на окраине лагеря стояло две крытых повозки с большими колёсами и металлическими решётчатыми дверями и окнами. И за этими решётками в повозках были заперты другие зебры, судя по размерам повозок в каждую поместилась бы дюжина взрослых. Они не подходили близко к решеткам и поэтому казались какими-то потусторонними тенями, особенно на фоне ярко сияющего песка и снующих туда-сюда разноцветных пони.

Я оглянулась ещё раз. Шаклз, который меня развязал, стоял недалеко и не смотрел в мою сторону. В мою сторону вообще никто не смотрел. Это был шанс. Стоит только скрыться за ближайшей палаткой, там растёт кустарник, по нему я… Не тратя времени на рефлексию, я быстро выпутала ноги из ослабленных верёвок и побежала. Точнее, мне казалось, что я побежала. На деле же у меня получилось сделать несколько неуверенных скачков перед тем, как рухнуть мордой в пыль. Наверное, я была сейчас похожа на новорожденную антилопу, ноги как будто вообще забыли, как происходит ходьба, слишком уж долго я валялась связанной.

— Тебе кто-то разрешал дёргаться, а? — услышала я голос прямо под ухом. Отвратительного вида пони с облезлой шкурой переступил через меня, и, не разворачиваясь, с оттяжкой лягнул под живот. У меня тут же напрочь перехватило дыхание, пони обошёл меня с другой стороны и снова пнул задней ногой, даже не глядя в мою сторону, он держался с таким видом, будто одновременно с нанесением ударов раздумывает чего бы ему перекусить на ужин. Я сжалась в комок, пытаясь защититься, но от этого было мало толку.

— Ты не шевелишься. Ты не смотришь. Ты не дышишь, пока тебе не прикажут, полосатая! – шипел этот пони сквозь зубы, сопровождая каждую фразу хорошим пинком.

— Отошел от неё! – услышала я чей-то голос, в котором спустя удар сердца опознала голос Лупа. Спустя мгновение пегас приземлился рядом со мной.

— Да? С чего бы?

— Ты портишь нам товар.

— Порчу? — проговорил облезлый пони с почти искренним удивлением, — Я делаю его лучше. Полосатым всегда нужно указывать их место, иначе когда-нибудь они накинут твою же верёвку тебе на горло. Вечерком ещё поработаю над ней в своей палатке, и завтра товар будет в самый раз.

— Если ты её еще раз тронешь, я вечерком так поработаю над твой рожей, что завтра тебя родная мать не узнает. Хотя она тебя и сейчас не признала бы.

— Да? А ты уверен в своих силах, молокосос? – процедил облезлый, и демонстративно, будто смакуя момент, сунул ногу за пояс. На его копыте оказалась какая-то железяка навроде большой уродливой подковы.

Вокруг начала собираться заинтересованная толпа, из которой доносились выкрики и улюлюкание. Запаршивевший земной пони и пегас Луп, который уже вытащил из-за пояса свой короткий нож, стояли по разные стороны от меня, внимательно глядя друг на друга. А я просто валялась посреди этого цирка, как загнанная газель, которую матёрая наглая гиена пытается отбить у молодого гепарда.

Облезлый скалил жёлтые зубы и постоянно облизывался. Луп, в свою очередь, просто стоял и смотрел на своего противника, немного расправив крылья. Сквозь толпу протиснулся Роуп с двумя своими собеседниками, быстро оценил обстановку и направился к нам. Крики сразу стихли, и болельщики начали поспешно расходиться, представление завершилось не начавшись.

— Чего это тут происходит? – громко рявкнул один из спутников Роупа, — Вам недостаточно пятерых трупов, так вы еще и друг друга резать начинаете?

— Он портил наш товар, – меланхолично сказал Луп, чей ножик мгновенно куда-то испарился.

— Чалк! Что я тебе говорил насчет такого, а? Ещё раз – и мы с тобой прощаемся. Говорил?

— Девчонка пыталась сбежать, вот я её и проучил, — ответил паршивый пони, поигрывая на копыте своим оружием, — сами знаете, что было бы, если бы она сбежала. Сами чуть не упустили товар, а на меня бочку катите. И вообще этот молокосос первый начал.

— Может он еще твой совочек отнял? Или погремушечку?

— Этот молокосос выпустил бы тебе кишки, если бы мы не вмешались, — процедил Роуп, и добавил, — Ты собрался драться с пегасом, кретин? Ладно, всё, замяли. Луп, сунь девчонку к остальным, и иди отдыхать, завтра у тебя тяжёлый день. И передай Шаклзу чтобы зашел ко мне, поболтаю с ним насчет оставления товара без присмотра. А ты, Чалк, с нами в последний раз. Советую тебе устроиться надзирателем на каменоломню, там твои таланты очень пригодятся.

Я повозилась в пыли и, далеко не с первой попытки, поднялась на ноги. Обретя равновесие, я замерла и сосредоточилась на дыхании, при каждом вдохе грудь пронзала острая боль, а во рту ощущался привкус железа. Скорее всего, этот Чалк сломал мне пару рёбер.

— Чего глаза так таращишь, сильно он тебя помял? Идти сможешь? — тихо спросил Луп когда все разошлись. Я не ответила, всё еще прислушиваясь к внутренним ощущениям чтобы понять смогу ли я вообще нормально существовать без посторонней помощи. Пегас ещё некоторое время постоял рядом, старательно изображая безразличие, хотя его быстрые взгляды в мою сторону были полны беспокойства.

— Идти можешь? – снова спросил Луп. Я посмотрела на него и кивнула. — Тогда давай за мной и не вздумай дёргаться. Даже если сбежишь, в чём я теперь сомневаюсь, с нами кроме меня еще есть пегасы, а вокруг пустыня, где каждую мышь видно за милю. И лучше бы тебе не знать, что с тобой сделают, когда найдут, вряд ли я смогу тебя защитить еще раз.

Мы подошли к ближайшей повозке, которая, слава Солнцу, была полупустой, но от неё всё равно несло так, что слезились глаза, заключённых явно не выпускали в туалет или помыться. Когда Луп начал открывать замок на двери, немногочисленные сидевшие внутри зебры отползли в противоположную часть фургона и сбились в плотную кучу. От этого зрелища у меня сжалось сердце. Взрослые, сильные зебры дрожали как маленькие жеребята и прикрывали копытами головы, добрых пегасов явно на всех не хватало.

— Спасибо… — прохрипела я, когда Луп начал закрывать решетчатую дверь, затолкнув меня внутрь. Это было первое слово, которое я сказала вслух за последние два дня.

— Не обольщайся, — ответил пегас, снова напустив на себя безразличный вид. Он коротко свистнул, привлекая внимание пони, охранявшего клетки, и бросил тому связку ключей. – Я за тобой присматриваю не потому, что такой добренький. Я забочусь о сохранности товара, за тебя не заплатят много, если ты будешь беззубая, порченная или покалеченная. Так что считай, что тебе просто повезло родиться такой, какая ты есть.

— Зекора, — я поморщилась, пытаясь вдохнуть глубже, — меня зовут Зекора.

— А меня это не волнует, — бросил пегас и быстро пошёл прочь.

— Что с Имарой? – громко прохрипела я ему вдогонку, собрав все оставшиеся силы.

— С кем?

— Он был… — я судорожно вдохнула, — Со мной.

— А, этот. — Луп вдруг изменился в лице, осознав о ком идёт речь. Я готова была поклясться, что на несколько мгновений он стал похож на кого-то другого, но лишь на несколько мгновений. — Он сломал ногу. Мы бы не вынесли вас двоих, а отпускать его было нельзя, поэтому босс поручил Стинки позаботиться о нём.

— Что значит позабо… — я не стала заканчивать вопрос, всё и без того было ясно.

Часть 3.

13.

Я зажмурилась и сжала зубы так, что они начали болеть.

«Любое живое существо достойно сострадания», да, бабуль? Тогда мне нужно сказать, что эти цветастые пони и пегасы совсем не живы, они умерли тогда, когда решили делать то, что делают, и лишились права на сострадание. По крайней мере от меня.

Я заканчивала вполголоса читать песнь Луны для Имары, когда позади раздался шорох. А, мои соседи, я уже и забыла о них. Правда, обернувшись, я никого не увидела, в заднюю часть фургона свет из двери и двух узких окошек не попадал, а все заключённые сбились в кучу как раз там. Я даже не могла определить сколько их.

— Здравствуйте, — сказала я в темноту, силясь не закашляться. Клетка тут же вздрогнула от громкого удара, и с улицы донёсся окрик охранника: «Эй, молчать там! ». Из темноты вырвалось несколько испуганных вздохов, но мне никто так и не ответил. Эти зебры, пожалуй, живы не больше, чем их надзиратели.

Я долго не могла лечь без того, чтобы грудь не разрывала ужасная боль. Если бы мои вещи не обратились в пепел, я уже давно была бы цела, или, по крайней мере, не чувствовала бы этой адской боли при каждом движении. Приняв, наконец, более-менее удобную позу в углу повозки, я попыталась расслабиться и медитировать. Медитация поможет отвлечься и не сойти с ума от боли и страха за своё будущее, а если я сумею сохранить трезвость рассудка, то и справиться с грядущим будет куда проще. Дыхание получалось только поверхностным, при каждом глубоком вдохе боль от сломанных ребер давала о себе знать с новой силой. Из-за этого я никак не могла мысленно ухватить ту невидимую нить, которая уводит мой разум в мир спокойствия и всепонимания. В этих бесплодных попытках внушить себе что всё лучше, чем кажется я и провела остаток дня.

С приближением ночи лагерь постепенно затихал. Нашего охранника сменил другой, решетчатую дверь фургона закрыли грязной тканевой занавеской, отчего всё внутри окончательно погрузилось в непроглядный мрак. Хотелось есть, но ещё больше хотелось пить. Зебры в другом конце повозки начали понемногу шевелиться и еле слышно перешёптываться. Я попыталась снова поговорить с ними, но при любом моём слове они затихали и переставали двигаться. Да что с ними такое-то? Вскоре, несмотря на страх, боль и жажду, я почувствовала, как погружаюсь в сон.

Сон был странным. До этого такие яркие и запоминающиеся сны мне снились только однажды, когда я нечаянно уронила в очаг мешочек с какой-то бабушкиной травой, и надышалась получившимся дымом, но в последние дни я видела их больше, чем за всё прошедшую жизнь.

Мне снился лес, но это был странный лес, он казался одновременно идеальным и неправильным. Огромные, в несколько обхватов, стволы деревьев, закрывающих своими кронами солнце, которое пробивалось вниз только отдельными редкими лучиками. Сочная зелёная трава под копытами. Цветы невообразимой красоты, название которых я даже не могла припомнить. Пение неведомых птиц в ветвях, и какие-то маленькие забавные зверушки, прыгающие с ветки на ветку. И среди всего этого великолепия – очень странные животные. Огромные, размером с гору, прозрачные медведи. Какие-то невообразимые помеси гигантских скорпионов, львов, и Луна знает, чего ещё. Гигантская змея со странной головой, извивающаяся в быстрых водах лесной реки. Но все эти пугающие твари жили своей жизнью, растили потомство, охотились ради пропитания, мирно спали и смотрели на звёзды. И, несмотря на их пугающий внешний вид, я почувствовала, что всё это хорошо.

Солнце… Такое тёплое. Оно проникало сквозь закрытые веки ярко-красными разводами, под его лучами я забыла даже о жажде и боли. Я сладко зевнула и начала переворачиваться на другой бок чтобы не упустить ни одного лучика, как вдруг сверху обрушился поток оглушительно холодной воды. От неожиданности я вскочила, поскользнулась и снова упала, прямо на больной бок. Если бы в лёгких было достаточно воздуха, я бы закричала от боли, но вместо этого я затравленно закрыла голову копытами и постаралась лишний раз не дышать. Вслед за первым последовал и второй поток воды, и третий, и четвертый, и Луна знает сколько ещё. О меня запнулась другая зебра, метавшаяся по клетке, ещё одна наступила мне на ногу, и еще кто-то на хвост. Внезапно потоки воды прекратились, и над всем этим хаосом послышались громкие разговоры. С трудом разлепив глаза и убрав с них мокрую гриву я увидела, что крыши нашей клетки больше не было, а над нами, на фоне ярко-голубого неба, висели и перешучивались три пегаса с большими вёдрами.

И тут я поняла, что впервые вижу своих соседей по клетке. О Солнце, они выглядели так, будто попали в бочку с камнями, спущенную со склона. Одна из них лежала рядом со мной, прямо в грязи, зебра судорожно дышала, широко раскрыв чёрные глаза. Бедняги подумали, что их собираются утопить.

— Всё, хватит с них, закрывай коробочку, — донеслось сверху. Два пегаса спустились к нашей клетке, потянули за какие-то цепочки, и двустворчатая крыша закрылась как огромный сундук. Зебры, тут же опять забились в свой угол, а я подползла к решетчатой двери и выглянула наружу.

Лагерь был уже свёрнут. Палатки убраны, недалеко парочка зевающих пони с помощью лопат закапывала последний костёр. Рядом послышалась ругань и шарканье копыт о твёрдую землю: пятеро земных пони с трудом толкали вторую повозку полную зебр к центру лагеря. Интересно, как они собираются везти её на дальнее расстояние, если даже впятером толком не могут сдвинуть с места? Может у них где-то есть тягловые быки?

Но вместо быков в повозку впряглась парочка пегасов. Пока они, помогая друг другу, затягивали на себе сбрую, пятеро земнопони ловко вскарабкались на крышу повозки и тоже начали привязываться специальными кожаными ремешками. Что за нелепость? Два пегаса? Неужели они настолько… Эта мысль застряла у меня в голове, потому что через секунду пегасы взмахнули крыльями, подняв облако пыли, повозка легко оторвалась от земли, развернулась и улетела. От изумления я раскрыла рот. Вслед за повозкой с зебрами последовала парочка более мелких тарантасов, нагруженных перевязанным верёвками походным барахлом, а вскоре настала очередь и нашей телеги. Она заскрипела и закачалась, когда на крышу стали взбираться пони.

— Погнали! – послышалось снаружи, пол подо мной дрогнул, и земля стремительно провалилась куда-то вниз. У меня перехватило дыхание, я начала шарить копытами, инстинктивно пытаясь схватиться за что-нибудь, но пол был гладким и мокрым. Единственным, за что можно было хоть как-то ухватиться, были прутья решётки на двери, но когда я подползла к ней ближе то почувствовала головокружение. Мы летели не очень высоко, примерно в рост трёх деревьев от земли, но мы летели. Повозка тихо поскрипывала и покачивалась с боку набок, в прутьях решётки свистел ветер, а под нами быстро проплывала медленно превращающаяся в пустыню саванна. Разбегались в стороны газели, желто-зелёными пятнами росла трава, не желая уступать стерильному песку, а вскоре мы проплыли над двумя невесть как забравшимися в эти края слонами, один из которых высоко задрал в нашу сторону хобот, что на их языке жестов означало очень обидное ругательство.

— Ух, люблю я это дело! – крикнул какой-то пони с крыши, и остальные поддержали его одобрительными возгласами. Вскоре сидевшие сверху увлеклись каким-то разговором, а я, немного привстав, посмотрела в узкое окошко в передней стенке повозки. Хоть окно и было маленьким как блюдечко, через него я всё равно рассмотрела знакомую синюю шерсть и серую гриву Лупа, второй запряженный пегас был незнакомым. Они тянули огромную повозку, легонько и размеренно помахивая крыльями, остальных взлетевших телег я так и не увидела рядом. В этом был смысл, огромная стая летящих по небу повозок привлекла бы куда больше нежелательного внимания чем если бы они летели по-отдельности. Расскажи мне кто-нибудь еще неделю назад о том, что видел летающую телегу, я бы посмеялась над ним и предложила взять у старейшины противоядие от грибов.

Внезапно я отшатнулась, когда в окошке показалась морда Шаклза. Оказывается, впереди была устроена специальная скамейка, на которой сидели Шаклз слева от окошка, и Роуп справа.

— Ты что-то замышляешь, мелюзга? – спросил пони слева, просовывая копыто между прутьями решётки и пытаясь оттолкнуть меня.

— Да оставь ты её, пусть пялится, — крикнул Луп вывернув шею. — Первый полёт, как-никак. Не укусит же она тебя за задницу.

— Меня это нервирует. У неё такой взгляд, будто она насквозь видит. Еще и глазища эти странные.

— Расслабься, дырку взглядом она в тебе не провертит, — хохотнул Луп, — Да, Зекора?

— Вы уже успели подружиться, как я погляжу. Может ты решил её себе оставить да уйти на покой, а? Тебя что, тянет на таких? Или просто на молоденьких?

— Заткнулся бы ты, и валил к ребятам наверх. Они там карты затеяли, упустишь свой куш.

Шаклз спохватился, отстегнул привязные ремешки, и ловко вскарабкался на крышу. Я ещё некоторое время проторчала у окошка, до тех пор, пока могла терпеть нарастающую боль в рёбрах, но никто снаружи больше не сказал ни слова.

На второй день мы уже летели над сплошной пустыней, дюны простирались так далеко, насколько хватало глаз, воздух, постепенно, становился всё более сухим и горячим, и я всё острее чувствовала жажду. На коротком ночном привале среди голых камней нам не дали ни капли воды.

— Не смотри вперёд, песчинка в глаз попадёт, можешь зрение потерять, – неожиданно сказал Луп. Я, как обычно, торчала у переднего окошка, силясь разглядеть местность впереди, или хотя бы подслушать разговоры пони и выяснить куда мы летим. Сначала я не поняла, что он обращается ко мне, но вряд ли он стал бы бросать такие фамильярные советы своему боссу. Я заметила, что сам пегас, как и его сородич, давно надели огромные круглые очки.

— А куда мы летим? – поморщившись от боли, крикнула я, заставив пони наверху сначала замолчать, а потом разразиться потоком каких-то не то шуток, не то подколок, ни одну из которых я так и не разобрала.

— Да не ори ты так, я тебя прекрасно слышу, — процедил Луп, — далеко летим. Утром миновали вашу столицу, к вечеру будем в Дромедоре.

— Какую «нашу столицу»?

— Ну, вашу столицу.

— У нас есть столица?

— У любой страны должна быть столица.

— Страна? Какая страна?

Луп издал какой-то крякающий звук, видимо он заменял ему смех.

— Да, правда, что-то я не подумал, что ты из совсем дикой местности. Вообще-то, окажись ты на любой части суши, ты всегда будешь на территории какой-нибудь страны. И твоя саванна – не исключение.

— А как называется наша… Страна?

Луп опять крякнул. Я прильнула к окошку, стараясь вытащить из пегаса как можно больше информации, пока на него всё еще действовал приступ болтливости. Правда, вскоре в глаз действительно залетела крупная песчинка, и я потратила немало сил чтобы выморгать её, не прикасаясь к глазам грязными копытами.

— Ты не поверишь! Зебрика она называется, единственный город — это огромная вонючая деревня, полная тощих грязных зебр, живущих в таких же грязных лачугах. А посреди всего этого дерьма торчит богатый королевский дворец, где живут такие же зебры, только жирные и холёные. И, поверь, тем, кто во дворце абсолютно плевать на таких как ты, они продают собственный народ за гроши, у мистера Роупа есть бумага с королевской печатью, где говорится, что мы действуем с высочайшего позволения. Хотя, если подумать, народу-то на них тоже плевать. Вот так и устроен мир, детка. Живёшь себе, живёшь, травку жуёшь, а потом оказывается, что ты жуёшь травку, которая растёт на земле, которая кому-то принадлежит. Вам еще повезло, что не заставляют платить подати и десятины, как верблюдов. Уж этим-то бедолагам точно не позавидуешь, поверь. Кстати, мы к ним и летим, в Дромедор. Больше походит на огромный рынок, чем на город, хотя ты и сама увидишь.

— А зачем нас туда везут?

— Ох, ну и вопросы ты задаёшь. Спроси еще «почему солнышко встаёт».

Я, было, хотела сказать про Солнце, но поняла, что это был сарказм.

— Тебя продадут, девочка. Как и всех тех, кого мы с собой везем. За деньги продадут. — проговорил пегас, и я с удивлением уловила в его голосе нотку грусти, — Тебе еще повезло с внешностью, вряд ли попадёшь на каменоломни. А вот все остальные твои соседи, скорее всего, туда и угодят. Что происходит на каменоломнях я тебе не буду рассказывать, даже не проси.

— А что с моей внешностью?

— Ну как что. Ты в зеркало смотрелась когда-нибудь? — он осёкся и добавил неуверенно, — У вас ведь есть зеркала? В любом случае, ещё и глаза у тебя немного… Нестандартные. В общем, всё по высшему разряду. За тебя отвалят кучу монет, скорее всего даже больше, чем за все эти мешки с костями, что сидят с тобой в клетке.

Роуп дёрнулся и забормотал под нос ругательства, складывая копыта на груди и поудобнее устраиваясь на сидении. Видимо наша болтовня, наконец, его разбудила.

— А вот сколько за тебя отвалят, и куда ты попадёшь, это уже моя забота. — проворчал он, всё еще сонным голосом, — Так что веди себя смирно и не выкидывай фокусов, иначе я могу нечаянно продать тебя на какую-нибудь плантацию, где ты загнёшься через год от малярии. Теперь заткнулись оба.

Малярии? От неё кто-то умирает? Она же лечится трехдневным курсом простейшего отвара из… Хотя… Что мне об этом думать. Опустившись на пол, уже порядком покрытый налетевшим песком, я начала переваривать всё услышанное. В общем-то, все эти открытия беспокоили куда меньше, чем увеличивающееся расстояние до дома, скорее всего родители уже потеряли надежду увидеть меня живой, а у родственников Имары ещё есть примерно неделя до того, как горе переступит порог их хижин. Я посмотрела на свой бок и рассеянно пригладила копытом шерсть на том месте, где уже должна была быть Метка. Точно, Испытание я провалила, хоть это и мало от меня зависело, но факт остаётся фактом, мне больше нет места в нашей деревне. По всему следовало что сейчас нужно было зареветь, но что-то меня удерживало. Наверное, подсознательная боязнь потерять еще хоть каплю влаги.

В море песка внизу всё чаще стали попадаться отдельные лачуги, срастающиеся постепенно в крупные скопления, а навстречу несколько раз пролетели такие же фургоны как наш, только пустые. Некоторое время мы летели вдоль какой-то узкой штуки, прямой как стрела и уходящей далеко за горизонт, но в какой-то момент странная штука просто закончилась посреди пустыни. Там, где это произошло на песок были свалены целые кучи разных стройматериалов, уже начавших тонуть в наползающих кочующих дюнах.

— Смотри-ка, — ткнул вниз копытом второй пегас, обращаясь к Роупу. Имени его я так и не узнала, — сколько денег угрохали, и в итоге забросили.

— Как только Дромедор инвестиции перекрыл, так и забросили, — устало ответил земной пони, тоже глядя вниз и придерживая шляпу одним копытом, — какой смысл верблюдам платить за железную дорогу если Зебрика им может предложить только один товар, а они и так его через нас получают даже больше, чем требуется.

Вскоре отдельные островки поселений слились в огромное море из низеньких домов, пальм и пыльных дорог, раскинувшееся везде куда хватало взгляда. На узеньких улочках кипела жизнь, всё было в движении, и больше всего с высоты походило на разворошённый гигантский муравейник. Я впервые видела так много всего подряд в одном месте, взгляд даже не мог толком задержаться на чём-то, как будто я пыталась рассмотреть одну конкретную складочку на покрытой рябью поверхности воды. Повозка начала снижаться, городские постройки замелькали совсем близко от решетчатой двери, которая как-то сразу перестала казаться мне настолько крепкой как раньше. Я отползла от неё, повинуясь подсознательному страху вывалиться наружу. Пегасы сняли свои защитные очки и начали напряжённо обмениваться короткими фразами, видимо координировались для того, чтобы не разбить тяжеленную повозку о какую-нибудь торчащую пальму и приземлиться куда нужно. Ждать пришлось недолго: ощутимый толчок снизу и радостные возгласы пони с крыши возвестили о том, что путешествие закончено.

— Всё, приехали, — сказал Роуп и впервые за всё время заглянул в переднее окошко, пошарив глазами по доставленной добыче, — сейчас откроем дверь, всем кроме мелкой сидеть на месте, мелкая на выход. Только не надо лишних движений, если не можешь или не захочешь идти своими ногами, я подыщу того, кто тебя понесёт.

Я, не спеша, поднялась на ноги, подошла к двери и уставилась в одну точку, своим видом показывая, что могу идти сама. Роуп хмыкнул и, с кряхтением, спрыгнул со своей скамьи.

14.

Первым, что я увидела, когда сошла на твёрдую землю, были четыре длинные ноги с узловатыми коленями, чтобы рассмотреть их владельца мне пришлось высоко задрать голову. В свою очередь, верблюд, стоящий передо мной, склонил ко мне свою губастую физиономию, скривился и метко плюнул в стоящую неподалёку медную плевательницу, которая издала мелодичный звук на манер колокола.

— Это что, всё? – промямлил он гнусавым голосом, указывая на меня раздвоенным копытом. Я видела верблюдов и раньше, иногда они проходили по Реке на узких длинных судёнышках с косыми парусами, привозя с собой разные полезные товары типа ярких цветных тканей, ароматных специй или металлических инструментов, но я никогда не подходила к ним настолько близко, и даже не подозревала о том, что у них раздвоенные копыта, такие же как у окапи. Интересно.

— «Это» я беру с собой. — ответил Роуп, ловко стреноживая меня верёвкой, — Твой товар в клетке, о ценах договоришься с Шаклзом.

Верблюд опять уставился на меня, на этот раз с куда большим интересом, затем снова мастерски плюнул в плевательницу и медленно, покачивая горбом, поплёлся к клетке, откуда другие пони уже выводили моих бывших попутчиков.

— Сейчас ты будешь следовать за мной неотступно, как хвостик. — Роуп снял с пояса ещё один моток верёвки, парой движений превратил его в петлю и хотел, было, накинуть её мне на шею, но в последний момент передумал, — Идти придётся через густую толпу, можешь вертеть башкой, но не вздумай останавливаться, и, тем более, пытаться улизнуть. Я мог бы затянуть петлю на твоей шее и тащить тебя за верёвку как домашний скот, и я бы сделал это с любым другим товаром. Но Луп что-то в тебе нашёл, хоть и не говорил об этом напрямую, я впервые вижу, как он настолько сильно привязался к кому-то из товара. Не знаю, что между вами случилось или чем ты его зацепила, может он действительно по молоденьким, но его ты больше не увидишь, это уже свершившийся факт. С другой стороны, этот засранец для меня как брат, поэтому я тоже дам тебе возможность идти добровольно.

Я пошарила взглядом вокруг, знакомого пегаса действительно уже не было ни рядом с повозками, ни в воздухе над толпой. Роуп приглашающе мотнул головой и направился прямо в хаотично движущуюся разномастную толпу. Верёвка, всё еще собранная в ловчую петлю, демонстративно болталась на его поясе. Я бросила быстрый взгляд на ноги, стянутые настолько искусно, что и думать нечего было пытаться снять всё это без острого ножа. Сзади донеслись громкие голоса: Шаклз спорил с верблюдом, торгуясь за оставшихся зебр из повозки, а мне стало настолько гадко от происходящего что я мелкими шажками пошла за Роупом, лишь бы оказаться подальше от этих бедняг и их участи.

Со всех сторон посыпались толчки, пронзительные крики на незнакомых языках, и такое обилие терпких и пряных запахов, что закружилась голова. Мы прошли мимо высокого помоста, на котором стоял пузатый верблюд в смешной красной шапочке, похожей на ведро с кисточкой, и оглушительно орал что-то в толпу. За его спиной в ряд была построена дюжина зебр, все стреноженные и связанные, пустым взглядом уставившиеся в землю. Роуп громко окрикнул меня, когда я замешкалась, пытаясь рассмотреть их Метки. Один из верблюдов, до этого торчавший с краю толпы и слушавший своего сородича на помосте, обернулся на окрик Роупа, и вдруг заметил меня. Его глаза округлились, он толкнул закутанного с ног до головы в ткани соседа и подскочил к Роупу, тут же затараторив на неизвестном мне наречии и тыча копытом то в меня, то в огромный кошель с деньгами, который услужливо держал второй верблюд. Роуп стоял с невозмутимым видом, повторяя какие-то два слова на гнусавом языке, а когда понял, что верблюды и не собираются отставать то поймал мой взгляд и снова мотнул головой. Когда я проходила мимо этих двоих то с удивлением поняла, что верблюд с кошельком оказался верблюдицей. Все верблюдицы в толпе были закутаны в одежды, а верблюды носили только головные уборы в виде красных круглых шапочек либо в виде огромных сложных конструкций из длинных кусков ткани, свёрнутых кольцами вокруг головы.

Нам всего-то нужно было пройти три квартала, но на это крошечное расстояние пришлось потратить уйму времени. Роупа постоянно тормошили с предложениями купить меня, на что он отвечал неизменными двумя словами на верблюжьем языке. Изредка кто-нибудь тянул копыта уже ко мне, и тогда пони мгновенно оказывался рядом, проталкивая меня вперёд и бросая вокруг взгляды, недвусмысленно показывающие, что шутить с ним не стоит. Вскоре мы свернули на узкую улочку похожую на сырое ущелье, укрытую непривычной тишиной после галдящей рыночной толпы. Улочку нельзя было назвать уютной, она была сильно замусорена, залита помоями, и ночью здесь явно появляться не следовало, но Роуп уверенно шагал по ней вперёд, пока не упёрся в большие, окованные крест-накрест ворота. В одних этих воротах было больше железа чем во всей нашей деревне.

Пони даже не пришлось стучаться, хотя для этого на створках был устроен специальный молоточек в виде согнутой в колене ноги с раздвоенным копытом. Одна из створок приоткрылась и оттуда вышел поджарый верблюд с огромным кривым кинжалом на горбу, Роуп недолго поговорил с ним на гнусавом местном наречии, после чего верблюд раскрыл створку ворот до конца, пропуская нас в неожиданно опрятный и просторный тенистый дворик. Здесь мне даже понравилось: уличный гам был совсем не слышен, посреди дворика тихо журчал маленький фонтан, в котором купались какие-то пёстрые птички, отовсюду свисала лоза с цветами, которую мне сразу захотелось сорвать и спрятать в сумку. Я с трудом подавила вздох, из таких цветов можно сварить чай с очень интересными свойствами…

Привратник, с удивительным для такой огромной туши проворством, скрылся в тёмной арке, оставив нас стоять в ожидании. Вид заметно растерявшего всю браваду Роупа, нервно переступающего с ноги на ногу, здорово меня удивил, хотя к тому времени мне было слишком трудно думать о чём-либо кроме прохладной воды в фонтанчике прямо передо мной. Стоять пришлось довольно долго, и я уже почти решилась подобраться поближе к фонтану, как из темноты арки вернулся привратник в сопровождении другого верблюда.

То, что это была какая-то большая шишка, можно было понять с первого взгляда: всё его обширное бочкообразное тело было покрыто драгоценными камнями и золотом, к тому же у него был не один горб, как у всех встреченных мной верблюдов до этого, а два. В шаге перед ним красивая низкорослая зебра, одетая в дорогущую прозрачную ткань, с удивительной ловкостью несла на голове огромное блюдо с ягодами и фруктами, при виде которого мой желудок отлип от спины и начал подавать признаки жизни.

Роуп снял шляпу, поклонился верблюду, и копытом заставил поклониться меня тоже. Тот ответил коротким кивком, при котором его золото отчётливо звякнуло, и длинным языком слизнул с блюда гроздь винограда, принявшись шумно пережёвывать её. Капли его слюны летели прямо на спину зебре, но она не шевелилась, глядя прямо перед собой и чуть вниз.

— Вы вернулись раньше, чем я ожидал, — сказал верблюд, закончив жевать и растягивая слова с сильной примесью гнусавого акцента.

— Почтенный визирь, у нас возникли непредвиденные трудности. — ответил ему Роуп, — Саванна как будто взбунтовалась. За неделю от хищников мы потеряли пятерых, наткнулись на упорное сопротивление одного из племён, а, как вам известно, высочайший королевский патент Зеверы не позволяет нам брать с собой оружие. Так что мы, к сожалению, вынуждены были вернуться лишь с половинной добычей.

Верблюд скривился, пожевал губами и оглушительно плюнул через весь двор в темноту арки, откуда послышался звон плевательницы. «Как они это делают? », — пронеслось у меня в голове.

— Пожалуй, мне стоило прислушаться к словам этого вашего ненормального… Чалка, или как его там. Ты стал слишком мягок, — прогнусавил верблюд и собрался уходить прочь. Роуп шумно сглотнул.

— Всемогущий Нгамиа, может быть, этот подарок загладит мою вину? — пони подтолкнул меня вперёд.

— У меня достаточно рабынь, Роуп, — ответил верблюд, не поворачиваясь, — продай её на рынке, за неё дадут хорошую цену, тебе хватит на отъезд домой.

— Но это не обычная зебра. Я слышал, вы искали особенный товар. Думаю, она – то, что вам нужно.

На этот раз верблюд повернулся обратно и стал меня рассматривать, в отличие от остальных своих сородичей не наклоняя головы. Когда наши взгляды встретились, в его глазах мелькнула тень интереса.

— Хм-м, — протянул он, и слизнул два больших апельсина разом. У подноса резко сместился центр тяжести, но зебра ловко удержала его на голове.

— Хм-м… — повторил верблюд, и мелкими размеренными шажками пошёл прочь. Я готова поклясться, что в этот момент слышала, как по лбу Роупа стекают капельки пота, — Пятьсот за неё, и ты остаешься главным в своей шайке. Но второй раз я такого не потерплю, заруби на носу.

— Пятьсот? Но это же… — Роуп осёкся, видя, что какие-либо возражения уже не принимаются. Прежде чем Нгамиа снова скрылся в тени арки, рядом с нами откуда-то появилась верблюдица с огромным кошельком, из которого быстро, и не издав ни звука, отсчитала нужную сумму прямо в шляпу Роупа, а затем исчезла за какой-то из многочисленных дверей так же быстро, как и появилась. Привратник выпустил пони сквозь ворота обратно на улочку и вышел за ним, а я, неожиданно, осталась одна.

15.

На улице кто-то громко ругался, а, может быть, наоборот, рассказывал смешную историю, верблюжий язык казался мне просто набором резких неприятных звуков. Из-за фонтана плавными шагами вышел потрясающей красоты павлин, разогнал всех купавшихся птичек громким криком и замер, распустив свой огромный хвост. Но, мне не было никакого дела до красоты павлина, мои мысли всё это время занимал фонтан, полный холодной чистой воды.

— Не пей из таких мест, ты больше не в саванне.

От неожиданности у меня похолодели ноги. Голос принадлежал зебре, которая всё это время неподвижно стояла за ажурной цветочной лозой на другом конце двора. С ног до головы она оказалась покрыта золотыми кольцами и серьгами, не говоря уже об одеянии до пола, сплетённом из золотых бляшек, а её голову полностью закрывала полупрозрачная лёгкая ткань. Как она умудрялась стоять там абсолютно неподвижно, чтобы не звенеть всеми этими украшениями, осталось для меня загадкой.

Зебра, медленно подошла, или, скорее, подплыла ко мне, и приподняла ткань со своей головы. Оказалась она очень недурна собой, чересчур длинная грива была уложена безупречно, но очень уж странно и непрактично. Возрастом она была, наверное, ровесницей моей матери, но выглядела гораздо, гораздо более ухоженной, без выцветшей на лице шерсти и без мешков под глазами, которые остаются от постоянных переживаний. Рассмотрев меня в упор, зебра поманила за собой, подошла к одной из деревянных дверей, ведущих с дворика, и постучала. В двери открылось маленькое окошко, как раз на уровне глаз, после чего отворилась и сама дверь, из которой появились ещё две зебры, одетые хоть и богато, но далеко не так вычурно, как первая. Срезав с ног верёвки с помощью больших портняжных ножниц, они потащили меня по длинным тёмным коридорам, пахнущим специями и ароматическими маслами. На несколько мгновений я даже вспомнила дом старейшины, хотя там пахло не настолько приятно, в основном из-за сжигаемого керосина и большого очага, который частенько топили вещами, чей запах было трудно назвать благоухающим.

Моё путешествие по внутренностям этого огромного дома закончилось в большой комнате с колоннами, поддерживающими потолок, и с бассейном посередине. Всё свободное пространство комнаты оказалось наполнено подушками, низенькими столиками и зажжёнными курильницами. Одна из зебр поднесла мне медный кувшин с водой, который я тут же осушила. Другая, ловко балансируя, принесла на голове блюдо с фруктами и поставила передо мной.

— Ешь. — коротко сказала старшая зебра. Дважды просить меня нужды не было.

Пока я за обе щеки уплетала тающие на языке фрукты, зебры-служанки помогли старшей снять с себя тяжёлую золотую попону. На зебре осталась только лёгкая ткань, закрывающая голову, сияющие золотые серьги и тяжелые с виду кольца на ногах. Сладко потянувшись, она легла на подушки и втянула ноздрями дым из дымящейся курильницы под боком.

— Итак, откуда ты? — спросила она мягким, но не терпящим неповиновения голосом.

— Из саванны. Меня зовут Зекора.

— Я в курсе, что не из выгребной ямы. Как называется твоё племя?

— Макабила.

— Не слышала. — Зебра на миг опустила глаза, в которых мелькнуло разочарование. — Что-то вид у тебя не очень. Тебя били? Или…

— Посмотрела бы я на вас после трёх дней в грязной клетке. И, да, мне здорово намяли бока. — ответила я и сунула в рот очередную гроздь винограда. Сломанные рёбра по-прежнему нестерпимо болели, но за прошедшие дни я худо-бедно научилась справляться с этим. Правда, меня сильно беспокоило вероятное воспаление, но возможности приготовить себе лекарство всё равно не было.

— Я провела в клетках пять лет, девочка. И будь вежливее, от этого теперь зависит твоя жизнь, учти. — сказала зебра, шепнула на ухо служанке, и та убежала куда-то.

— Извините, — сказала я, выплюнула на поднос косточку от последнего абрикоса, и начала деловито осматриваться по сторонам в поисках добавки. Только сейчас, оглядев комнату, я поняла, что кроме двух служанок и этой зебры здесь был еще кто-то: в углу на подушках неподвижно сидела ещё одна фигура, настолько густо замотанная в различные одежды, что я даже не смогла определить кобыла это или жеребец.

Главная зебра медленно и обворожительно улыбнулась, глядя на меня, а из коридора послышалась возня.

— Я счетовод, а не врач, сколько раз вам повторять это? Кто-нибудь даст мне, наконец, заниматься моей работой, а не показывать фокусы? Куда, сюда что ли? – послышалось за дверью, и через секунду в комнату, в сопровождении служанки, ввалился пожилой пони выцветшего жёлтого цвета, с короткой седой бородой. Точнее, пожилой единорог.

— Ох, г-госпожа Узури… — пролепетал он, поклонившись, когда увидел зебру на подушках. Та в какой-то момент успела ловким движением накинуть на голову свою тканевую вуаль.

— Эту девушку, кажется, немного помяли в пути. Подлатайте её, — сказала Узури, кивнув в мою сторону.

— Я и сама могу себя подлатать, дайте мне только…

— Ты не говоришь, пока к тебе не обратятся, девочка, — перебила меня зебра, — Как я учила до этого?

— Быть вежливее…

— Чудно. Мистер Олдлиф, приступайте.

Единорог тяжко вздохнул, подошел ко мне, и его рог засветился красивым синим светом. Я впервые видела единорога, и не знала, что их рога так потрясающе светятся. Кряхтя и вздыхая, Олдлиф обошел вокруг, при этом меня окутало необычное ощущение, будто я по шею стою в течении воды, направленном от его рога.

— Ясненько… — ворчал он себе под нос, — всё воспалено, сломаны три ребра, кое-какие внутренние травмы, да ещё и шрамы от когтей на боку. Как ты на ногах стоишь, не понимаю. А сейчас терпи, будет больно.

Я не успела понять, что он имел ввиду под терпением, но после этих слов его рог засветился сильнее, и тут меня как будто калёным железом обожгли, только изнутри. Ноги подкосились, я закричала и упала набок. Боль накатывала волнами, после каждой волны хотелось разбить голову о твердый каменный пол, мне ещё ни разу в жизни не было настолько плохо. Не знаю сколько я смогла выдержать, в глазах поплыли разноцветные круги, и сознание покинуло меня.

Пришла в себя я, будучи наполовину погруженной в прохладную воду бассейна. Рядом сидели две зебры-служанки, одна из них аккуратно массировала мою спину, а другая расчёсывала гриву, нанося на гребешок какой-то приятно пахнущий лосьон. Так расслабленно я не чувствовала себя, наверное, с объятий матери. Вдохнув полную грудь воздуха, я с удивлением обнаружила, что больше ничего не болит, то есть вообще. Внутри, в районе рёбер, еще немного чувствовался жар от магии единорога, но в остальном я была как новенькая.

— …так точно кого-нибудь убью однажды. Я же говорил вам, госпожа, я не врач, и заклинаний обезболивания не знаю...

— Ты всегда так говоришь после каждого раза, и ещё никого не убил.

— А вот когда убью, уже поздно будет. Вж-жик, и голову с шеи долой. А из рога дудочку сделают. Я видел такие дудочки у местных!

— Не сделают. Ты, возможно, единственный учёный единорог в стране, не говоря уже о городе. Нгамиа тебя ценит больше, чем всех остальных своих подхалимов вместе взятых. Я не пытаюсь намекать что ты подхалим, не подумай лишнего.

— Стар я уже для такого. Если бы заранее знал, что простое этнографическое путешествие выльется вот в это вот…

— Ты еще нас всех переживёшь, не прибедняйся. И не горюй о прошлых выборах, ты же сам меня учил на этот счёт.

— Я могу идти? У меня еще много дел.

— Да, конечно. Вечером отправлю пару служанок размять твои косточки.

— Ох, а вот на этом спасибо, добрая госпожа.

Я открыла глаза и повернулась туда, откуда доносился этот диалог. Олдлиф как раз отвешивал Узури неловкий поклон, а та с улыбкой коротко кивнула в ответ. Мой взгляд задержался на боку пони, где был изображен свиток бумаги.

— Вы ведь единорог? И вы умеете колдовать, да?

Единорог покосился на Узури, которая лишь вскинула брови в недоумении.

— Да, я единорог, как ты заметила. И, да, я умею кое-что из магии, — сказал Олдлиф и забавно приосанился. — Тебя, ээ-э… Что-то интересует?

— Покажите мне!

— Ээ-э… — он растерянно оглянулся на Узури, как будто ища у неё поддержки, — Я даже не знаю… Что именно тебе показать?

— Телепи… Телекинез!

— Не думал, что ещё хоть раз в жизни услышу это слово…

Рог единорога засветился, и со столика в углу комнаты, окруженные синим сиянием, взлетели уголёк и лист папируса, который раньше служил обёрткой для большого куска мыла. Единорог поднёс лист ближе к себе, и, щурясь, начал на нём что-то рисовать, уголёк плясал над листком как пчела. Спустя минуту единорог довольно хмыкнул и отправил пергамент в полёт ко мне. На рисунке была очень красиво изображена зебра со смешной рожицей, расслабленно лежащая на краю бассейна, а за её спиной из воды, раскрыв пасть и раскинув в стороны передние лапы, выглядывал крокодил, явно намеревающийся перекусить. Служанки по обе стороны от меня приглушенно захихикали.

— Довольна? – спросил единорог, ухмыляясь.

— Это… Это потрясающе, — ответила я, пораженная до глубины души. Старуха всегда намекала что единороги не умеют ничего дельного. А тут всего за минуту – и такое…

— Ну вот и хорошо, — сказал Олдлиф и засобирался на выход.

— Подождите! – окликнула я его. Я подобралась к ближайшей курильнице, зубами выудила из неё сгоревшую ароматическую палочку и быстро нацарапала на папирусе рецепт обугленным кончиком, — Одна часть сушёного пустырника, одна часть ивовой коры, но можно заменить любым другим салицином, две части соцветий Зулу и два грамма каменной соли. Цементировать, добавить дистиллят, ректифицировать три раза в латунной посуде, выдержать неделю в холоде и пропитать таблетки из любой сухой прессованной травы. Очень хорошее обезболивающее, одной штуки всегда достаточно. Чтобы вы никого не убили... В следующий раз… А вот тут я написала еще сноску, если вот в это добавить цветы, которые растут у вас во дворе, то получится вкусный чай... Вы лечите очень больно, а эти травы легко найти, вот я и подумала…

— Ты… Умеешь писать? — Единорог смотрел на меня как на привидение, — Спасибо, я обязательно попробую это… Ээ-э… Приготовить, — сказал он, сворачивая папирус в трубочку, потом коротко кивнул Узури и быстро ушел, бросив на меня последний испуганный взгляд.

Узури стянула с себя вуаль и со вздохом откинулась на подушки, а служанки с тревогой переглянулись. Проведя немного времени в неподвижности, Госпожа встала и грациозно вошла в бассейн.

— Так ты ученица старейшины… — выдохнула она, закрыв глаза.

— Я мало что успела выучить… Меня схватили, когда я делала Испытание Метки Судьбы.

— Понятно… — Узури вдруг открыла глаза, — В каком смысле «делала Испытание»‎?

— В прямом. Я возвращалась после Испытания с добытым мхом для старейшины, и тут, уже рядом с домом…

— Сколько сезонов ты под Солнцем?

— Тринадцать.

Узури с недоверием и какой-то злостью в глазах уставилась на меня, служанки разом убрали от меня копыта, словно я вдруг стала такой хрупкой что могла разбиться от одного прикосновения. Повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь плеском воды, циркулирующей в бассейне с помощью какого-то скрытого механизма.

— Госпожа, — тихо проговорила служанка совершенно бесцветным голосом, — почему они взяли её? Ведь по условиям…

— Видимо, пока мы тут нежимся, условия изменились, и теперь хватают даже детей.

— Госпожа, — на этот раз другая служанка начала говорить, её голос был ещё более тихим и невыразительным, на грани громкого шёпота, — Я слышала, как Хозяин делал распоряжения касательно новой рабыни. Хозяин хочет использовать её в ближайшее время.

— Что я тебе говорила насчёт подслушиваний? Хочешь в холодной оказаться?

— Госпожа, я прошу прощения, но… В. Ближайшее. Время.

— Замолчите, сейчас же! — процедила Узури сквозь зубы, испугав обеих служанок неожиданной вспышкой гнева, — Хозяин, рано или поздно, использует то, что ему захочется, он владеет всем. Половиной города, нами, Кваггой, Олдлифом, а теперь и этой девочкой.

— «Кваггой»? — пронеслось у меня в голове.

— Мы все его инструменты и вещи, у каждой вещи и у каждого инструмента своё применение, — продолжила Узури, будто бы пытаясь убедить в чём-то саму себя, — и глупо считать, что он приобрёл Зекору без… Намерений… Видит Солнце, если он задумает что-то страшное, я приложу все усилия чтобы отклонить его внимание. И вы мне поможете, вы слышите меня хорошо?

Обе служанки синхронно кивнули, не ответив, и снова принялись колдовать надо мной своими копытцами.

— Знаешь, моя старшая сестра тоже была старейшиной в нашей деревне, — вдруг тихо промолвила Узури, как будто предыдущего диалога вовсе не происходило, — Её все ужасно боялись. Силой никого нельзя было заставить подойти к хижине. По вечерам мы уходили в саванну, смотреть на Звёзды, она рассказывала о них сказки. И о Солнце с Луной. Много сказок… Я уже и не помню ни одной. У нас была большая деревня, но я долго не могла найти мужа, когда пришёл срок, потому что от меня всегда пахло травами. Привыкла жить одна, ходить везде одна, одну меня и схватили…

— Но почему вы не бежали? Вы ведь давно здесь, неужели не было ни шанса? — задала я давно мучавший меня вопрос. Узури грустно улыбнулась, а служанки заметно снизили темп своей работы надо мной, видимо задумавшись о чём-то наболевшем.

— Бежать… Да, у всех первое время в мыслях только побег. У кого-то эта мысль даже сохраняется многие годы, и в конце концов губит их. Это тщетно, девочка моя. Мы все попали в жернова древней и хорошо отлаженной машины. Тебя привёз пегас, ведь так? Ты видела, где ты сейчас находишься? Дромедор со всех сторон окружен смертельно опасной пустыней. Пешком её могут пересечь только верблюды, а по воздуху только пегасы, или эти полульвы-полуптицы, не знаю, как их называют. Но ни те, ни другие, ни за какие деньги не будут тебе помогать, по здешним законам за помощь беглым положена смертная казнь. Даже если ты ускользнешь от охраны и попробуешь затеряться в городе, ты не сможешь выжить. Здесь зебры пребывают только в качестве рабов, а рабам запрещено передвигаться без хозяев. И, да, совсем забыла показать тебе главное…

С этими словами Узури встала из воды и повернулась ко мне боком, поднимая копытом ткань своего лёгкого одеяния. На месте, где обычно находится Метка, у неё чернело большое клеймо в виде витиеватого символа, полностью закрывающее Метку. Меня невольно передёрнуло.

— Покажите ей, — приказала Узури, и служанки последовали её примеру, показывая мне такие же ужасные шрамы на своих боках, сделанные прямо поверх их Меток.

— Видишь? Как только будут закончены все формальности, тебя ждёт то же самое. Правда ты пустобокая, и тебе будет легче перенести клеймение, ведь им не нужно будет перекрывать твою Метку своим знаком. Я уговорю Хозяина изготовить и заверить у халифа новое клеймо, очень маленькое, раз уж теперь они хватают детей…

Я решила промолчать, от слов сейчас не было никакого толку. Узури, видимо, приняла мое молчание за смирение со своей участью, и продолжила.

— Но посмотри на всё это с другой стороны. Тебе ведь несказанно повезло. Только одна из пятидесяти зебр попадает в служанки или наложницы. Остальные идут прямиком в шахты и каменоломни, и гибнут за пару-тройку лет тяжелейшей работы, а то и того меньше. Ты же будешь жить, не зная нужды. По крайней мере, пока твоя красота не увянет, но это еще очень, очень не скоро. Не факт что в саванне ты имела бы больше шансов дожить до такого возраста, — говорила она быстро, вкрадчивым голосом, — просто смирись и терпи. Первое время будет тяжело, но потом ты поймешь всю свою выгоду. Вот посмотри даже на меня, я вторая по значимости фигура здесь после Нгамии, даром что несвободна. И всего этого я добилась со временем, просто выжидая и показывая свои лучшие стороны. А ты, с такими данными, сможешь добиться всего еще быстрее… Просто смирись, и…

Вместо того чтобы дальше слушать эти заученные увещевания я просто закрыла глаза и расслабилась, подставляя спину и шею под ловкие копыта служанок. Явно я была не первой зеброй, которая проходила через эту «Госпожу». Всю жизнь провести в этих стенах? Нет уж, лучше пусть меня прибьют где-нибудь на улице, но зато под открытым небом и под ликом Солнца, а не в этих давящих коридорах и комнатах, пропахших поколениями страданий и неволи. Клеймо? Пусть только попробуют, и я откушу себе язык. Я тут же попробовала сильно прикусить язык, примериваясь к возможности такого исхода. Это оказалось куда больнее чем я думала, мне вдруг стало настолько страшно от всех вероятных перспектив борьбы за свою честь, которыми я сама себя накрутила, что пришлось ненадолго притвориться спящей чтобы помедитировать и не впасть в истерику.

Когда служанки закончили свои дела и насухо растёрли нас с Узури мягкими полотенцами, Госпожа отвела меня в небольшую комнатку без окон, соседнюю с большой залой. С полумраком здесь безуспешно боролся всего один масляный светильник, а вся её обстановка состояла из огромной кровати, покрытой множеством подушек, да маленького столика с фруктами и кувшином воды. Пол, стены и даже потолок покрывало такое количество ковров что я невольно задумалась сколько же времени и труда заняла бы у одной зебры попытка избавиться от пыли в подобном помещении. Впрочем, ковры настолько хорошо глушили все посторонние звуки что стоя посреди комнаты я буквально слышала как легонько шуршит высыхающая после бассейна шерсть на ушах.

— Отдыхай здесь, тебя никто не потревожит.

Узури посмотрела на меня с тёплой и, как мне теперь показалось, немного фальшивой улыбкой, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Послышался лязг засова и хруст ключа в небольшом замке.

— Не волнуйся, это просто на всякий случай, — пояснила она свои действия, — Если что-то понадобится, то крикни.

Когда мягкое шуршание её копыт перестало отдаваться в пустом коридоре, я повернулась, подошла к столику и положила в рот большой абрикос, а потом ещё один. Воспользоваться своим положением, да?.. Ну-ну. В углу у двери стояла вездесущая верблюжья плевательница и я попыталась доплюнуть до неё косточкой с пары шагов. Мимо. Верблюды способны отправить плевок точно в горлышко этой штуки, даже если она стоит на другом конце двора.

Влезть на кровать получилось только с третьего раза, настолько она была огромной и мягкой. Повозившись на болоте из подушек и тюфяков несколько минут, я поняла, что не смогу здесь спать. Вместо этого я зубами стащила несколько тонких подушек на пол и улеглась на них так чтобы между мной и дверью оказалась кровать. Покатавшись с боку на бок, и насладившись отсутствием боли от каждого движения, преследовавшей меня последние несколько дней, я свернулась калачиком и мгновенно заснула. Сны в эту ночь ко мне не приходили.

Весь следующий день, за исключением короткого скудного завтрака, прошёл за созерцанием одной из стен комнаты с бассейном. Мне нужно было стоять смирно, пока долговязый и пахнущий канифолью верблюд в ведрообразной шапочке с кисточкой кропотливо занимался закреплением на моём теле золотых украшений. Поначалу я испугалась, что из меня хотят сделать подобие Узури, звенящее при каждом шаге, но Госпожа уверила меня что подобные регалии нужно заслужить годами тяжелой службы, и она не сомневается, что вскоре и я смогу достичь соответствующего статуса чтобы позволить себе намекнуть Хозяину о том, что простеньких украшений недостаточно. Я не стала её поправлять, и пытаться объяснить, что я имела ввиду прямо противоположное, она ведь сама учила меня не раскрывать рта лишний раз. В итоге оказалось, что на данный момент моё положение позволяет получить лишь большие золотые серьги и несколько золотых же браслетов на ногу и шею. Мне было более чем неловко в таком убранстве, ведь в нашем племени украшения могли носить только замужние зебры.

Прямо передо мной висел простенький гобелен, с двумя белыми журавлями, садящимися на камышовый пруд. За целый день я изучила каждую ниточку этой противной тряпки. Чуть сбоку, почти на границе зрения, стену пересекала маленькая трещина. То и дело, туда бегали крупные муравьи, стаскивая в своё логово разные нужные предметы типа травинок или маленьких кусочков еды. Трое муравьёв пытались поднять по стене маленького жука, отчаянно дрыгавшего лапками в воздухе, но жук постоянно падал, а эти трое постоянно спускались и тащили его наверх снова и снова. И каждый раз жук умудрялся вывернуться и свалиться обратно вниз, пытаясь уползти.

Я мысленно болела за жука.

— Готово, – прогнусавил верблюд, когда солнечные лучи, проходящие в узкие вертикальные окна, уже успели окраситься в закатный оранжевый цвет. Он ловко собрал свои тонкие инструменты и в тысячный раз метко плюнул в плевательницу, звук которой был для меня уже не меньшей пыткой, чем неподвижность.

— Повернись, – сказала Узури, и я впервые за день сделала шаг в сторону, еле передвинув затёкшие ноги. Украшения, выглядевшие довольно массивными, оказались пустотелыми и удивительно лёгкими для своего размера, даже серьги почти не оттягивали уши. Правда те браслеты, что были на шее, немного затрудняли движения. Узури подплыла, как всегда, с ног до головы закутанная в золотые одежды.

— Хорошая работа, как всегда, — удовлетворённо отметила она, несколькими быстрыми движениями повертев кольца на моей ноге и не увидев на украшениях ни царапины и ни следа пайки.

— Великий Нгамиа щедро платит, госпожа. За такие деньги мы всегда делаем лучшее, — ответил верблюд текучим раболепным голосом.

— Визирь всегда получает лучшее, и деньги здесь не причём. Можете идти, с вами расплатятся как обычно.

Верблюд удалился, а я подошла к высокому мутному зеркалу в углу комнаты и оглядела себя. Выглядело непрактично, но снять все эти побрякушки я не смогла бы при всём желании, они были запаяны прямо на мне, словно кандалы.

— Ну, как тебе? – услышала я голос Узури позади, и увидела в зеркале её отражение, скидывающее лишние одежды. Интересно, здесь действительно кроме Нгамии и служанок и правда никогда не видел её лица?

— Nitaziondoa mara tu nitakapopata zana inayofaa, — ответила я, что означало «Я избавлюсь от этих штук, как только найду нужный инструмент», но, увидев, как Госпожа нахмурилась, быстро добавила: «Не думала, что увижу себя в таком виде еще лет десять».

— Украшения в нашем случае необходимы даже обладательницам природной красоты. Здесь стоит вопрос не красоты, но статуса. Представительности. Хозяин должен видеть, что перед ним не грязная дикая рабыня, а прекрасный ухоженный цветок, который может сорвать только он.

Подобное сравнение со срываемым цветком мне почему-то совсем не понравилось.

— Теперь ты пойдёшь отдыхать, но сначала услышь и очень хорошо запомни кое-что: забудь язык предков, ты больше не старейшина, читать книги и произносить песни тебе не придётся. Это может навлечь на тебя гнев Хозяина или кого-нибудь из его гостей, они не любят, когда рабы делают что-то непонятное. А сейчас иди, отдыхай, и не тяготись одиночеством, с остальным гаремом ты сможешь познакомиться недели через две. Там много хороших зебр. Твоё обучение начнём завтра, — добавила Узури и хлопнула копытами. Тут же в дверях появилась служанка, готовая снова отвести меня в тёмную комнату.

— Госпожа Узури, — проговорила я, постаравшись чтобы голос сквозил покорностью, — могу я задать вопрос?

— Задавай, — улыбнулась зебра и её глаза засветились радостью, ей нравилось, что я так быстро переняла безопасные повадки рабыни.

— Вы упомянули «нечто непонятное», и я вспомнила что вчера вы сказали о квагге, могу ли я смиренно поинтересоваться, что вы имели ввиду?

— О, действительно? — Узури поджала рот, — Не стоило бы забивать тебе голову, но, думаю, вас нужно познакомить, просто чтобы ты поняла, чего стоит самоуверенность в нашем положе…

Госпожа указала копытом в угол помещения и осеклась, когда поняла, что там никого нет. Я догадалась что речь идёт о той таинственной фигуре, закутанной в ворох разных одежд, она сидела на месте весь вчерашний день, и сегодня, когда я входила в комнату, она тоже была там.

— Странно, — медленно проговорила зебра, опуская копыто, — она ведь должна была сидеть здесь, как и всегда. Готова поклясться, что, когда уходил златокузнец она ещё была на месте. Не знаю, как ей удаётся вот так проваливаться сквозь землю, но, надеюсь она не выдумала никакого бунтарства, на этот раз могут наказать и меня тоже.

— Квагга это её имя, добрая госпожа?

— Нет, её имени мы не знаем, мы называем её кваггой, потому что она ею и является. Хозяину её преподнесли в дар при дворе халифа, сезона четыре назад, за всё это время она не произнесла ни звука, думаю она немая, но немота не мешает ей регулярно пытаться сбежать отсюда. Будь она обычной зеброй, её бы за такое поведение давно отдали на рудники, но для Хозяина она ценный трофей, поэтому всем приходится мириться с её поведением. — Узури ткнула в меня копытом, — А для тебя её пример должен быть образцом того, как не стоит себя вести.

Я смиренно поклонилась, стараясь подражать медлительной грации Госпожи, а затем отправилась в свою комнату. Они уверены, что у них тут живая квагга? Что за чушь. Мне казалось, что местные более чем хорошо разбираются в разного рода мошенничестве и подлогах, они не должны были попасться на подобную подделку, как бы хорошо она ни была выполнена. Но, видимо, я сильно переоценила их здравомыслие и эрудицию. Даже жеребята знают, что квагги вымерли множество поколений назад, их всех уничтожили во время какой-то очередной глупой войны.

Знакомая комната снова встретила обволакивающей тишиной и манящим запахом спелых фруктов. Служанка, сопровождавшая меня, перед уходом задержалась и аккуратно оставила на столик маленький стеклянный пузырёк удивительно тонкой работы.

— Украшения будут очень натирать, особенно первое время. В пузырьке мазь, она поможет, — быстро проговорила она очень тихим голосом. Им явно не часто приходится разговаривать.

Я поблагодарила её, и уже раскрыла рот чтобы спросить, как её зовут, но зебра виновато улыбнулась и проворно вышла, не забыв запереть дверь на засов снаружи. На всякий случай.

Часть 4.

16.

Я повертела в копытах пузырёк, понюхала и попробовала кончиком языка его содержимое, определив, что мазь сварена просто отвратительно, и старейшина наверняка дала бы мне затрещину за такую халтуру. Но, кое-какие действующие вещества в ней, всё-таки, содержались, а значит она не была полностью бесполезной. Куда больше самой мази меня заинтересовал стеклянный пузырёк с крышкой, выполненный настолько искусно что я невольно залюбовалась. После кособоких глиняных недоразумений, какими были заставлены все свободные поверхности в хижине старухи, этот сосуд смотрелся как ювелирное изделие. Я поднесла пузырёк к глазам чтобы рассмотреть, как свет от масляной лампадки переливается в гранёной крышечке, и вдруг поняла, что кроме меня в комнате находился ещё кто-то. Посетитель скрывался в тени как раз за висящим светильником.

— Эм… Пожалуйста, выйдите на свет, — нервно проговорила я, уже готовясь закричать и забарабанить в дверь. Эта тень могла скрывать кого угодно, там бы даже небольшой слон поместился, поэтому ситуация была так себе. Если пришелец имел недвусмысленные намерения, то защититься в комнате было совершенно нечем, и скрыться куда-то тоже возможности не было. Я успела подумать, что эта комната, во всей своей невероятной мягкости, наверняка предназначена для подобных посещений.

Из темноты послышалось несколько коротких покашливаний, а затем в свет лампы медленно вышел большой свёрток из тканей, в котором я узнала зебру, по скудоумию считаемую местными кваггой. Ткани, скрывающие её голову, немного распустились, и я увидела небольшие карие глаза этой зебры, неимоверно длинную, спутанную гриву, а шерсть с чёрными полосками на её голове была такого цвета будто хозяйку долго валяли в пыли и забыли помыть. Зебра избегала смотреть в глаза, её взгляд бесцельно шарил по комнате, изредка останавливаясь на запертой двери за моей спиной.

— Usifanye kelele, — проговорила моя гостья настолько тихо, что я не сразу поняла, что она произносит какие-то слова, а не снова покашливает. И только потом до меня дошло что эти слова сказаны на языке предков. Она сказала «не шуми».

— Хорошо, я не буду шуметь, — ответила я так тихо как смогла. Зебра раздражённо посмотрела на меня.

— Sielewi lugha hii! — прошипела она, — Ongea lugha ya kawaida!

Это означало что она не понимает мой язык, и требует, чтобы я отвечала ей на языке предков. Ох, это будет тяжело. Язык предков я начала изучать сразу, как только старейшина решила со мной возиться, но он настолько сильно отличался от нашей обычной речи, и тем более от крайне интуитивного полудикого, что освоить его за прошедшее время я так до конца и не смогла. Худо-бедно я читала его в виде письма, могла составлять ритуальные песни и короткие фразы, если было время на то, чтобы вспомнить нужные слова, но, чтобы напрямую вступать на нём в диалог… Я не помню, когда я краснела в последний раз, но прямо сейчас с ужасом почувствовала, как кончики ушей начинают пылать от стыда за моё скудоумие.

— Плохо говорить на этот, — пролепетала я, пытаясь не сломать язык, и непроизвольно прижала уши, краснея еще больше, — я знать его мало слов.

Зебра вдруг улыбнулась, глядя в сторону, отчего улыбка получилась крайне застенчивой на вид, но манера речи моей гостьи нисколько не позволяла назвать её стеснительной. Она просто избегала смотреть в глаза, видимо у неё были на то свои причины. А потом я заметила, что во рту у моей собеседницы не хватает зубов, и потеряла она их отнюдь не из-за возраста. Видимо, это одно из последствий её постоянного неповиновения местным порядкам.

— Я сама очень давно не разговаривала, — ответила зебра, неопределённо мотнув головой, будто отгоняла невидимую муху, — много сезонов. Услышала тебя там, где колонны, сначала не поверила ушам, потом поверила. Пришла к тебе, потому что ты можешь говорить.

— Узури сказала ты плохой образец. Для моего поведения.

— Эта зебра учит как выживать здесь, она пыталась учить меня, но я не знаю ваш язык, и не хочу узнавать, противно. Они считают меня опасной, меня это устраивает, мне это нравится. Сидела там, ждала возможности.

— Но как, — я запнулась, пытаясь припомнить нужное слово, — почему обманулись верблюды и зебры? Они ведь умны.

— Я не поняла тебя, — ответила гостья, — какой обман ты имеешь ввиду?

— Они верить ты квагга! — я широко улыбнулась, — они сильно верить в это. Почему, то есть как ты обмануть?

Я так и продолжила глупо улыбаться, ожидая как эта зебра расскажет мне способ как можно облапошить местных и получить возможность совершить дерзкий побег, наплевав на последствия кроме побоев. Я всё еще продолжала улыбаться, когда моя гостья втянула голову в своё тряпичное облачение как улитка в панцирь и выползла из него откуда-то сбоку, показавшись в свете лампадки без всей этой одежды. Я улыбалась, но улыбка уже начала деревенеть, потому что здесь, в одной комнате со мной, стояла настоящая степная зебра, настоящая квагга.

— Вот, — проговорила она, снова глядя в сторону, — я не обман.

Это действительно был не обман. Всё еще не веря глазам, я начала разглядывать кваггу так пристально, что она забеспокоилась и снова начала делать странные движения головой, видимо они позволяли ей контролировать нервозность. Её телосложение было куда более хрупким чем у зебр, полоски покрывали только голову и часть груди, всё остальное тело было одноцветным, названия этому цвету я подобрать не смогла, сейчас я бы назвала его землистым. Грива по рисунку прядей не отличалась от моей, разве что светлые полоски были темнее, а хвост не содержал светлых прядей вовсе. Метки у неё не было.

Но если окрас ещё можно было подделать каким-нибудь способом, пусть я и не знала каким, одну деталь подделать было невозможно: у квагги был подшёрсток. Для меня, привыкшей к жиденькой тонкой шёрстке на собственных боках, это зрелище было невероятным, как будто какая-то зебра завернулась в шкуру полудикой антилопы.

— Такая шерсть. Линяет. Неудобно? — проговорила я бездумно, и сразу догадалась что задала самый глупый и неуместный вопрос из всех какие можно было задать. Хуже него можно было озвучить только вопрос про то способны ли прокусить подобную шерсть мухи цеце.

— Линяет, — ответила квагга, мотнув головой после небольшой паузы, — Неудобно, нужно вычёсывать щётками два раза, самой тяжело, если сама, ходишь как осенний шакал.

— Извиняюсь, но в этих одеждах и в этой шерсти очень жарко. Зачем в одежде?

— Там, где я жила, до этого богатого верблюда, там я сидела в середине клетки в середине двора, как редкость. Всегда свет, везде смотрят. Туалет смотрят. Здесь смотрит только верблюд, когда захочет, редко хочет, остальным не важно. Мне в одеждах хорошо, жару потерплю.

— Как тебя зовут? Почему ты редкость? Откуда ты? — вопросы посыпались из меня как батат из корзины, но квагга снова бросила в мою сторону короткой раздражённый взгляд.

— Я не буду тебе говорить, зебра. Ты хорошая зебра, я не буду тебе говорить. Я пришла сюда чтобы ты говорила.

— Я скажу. — выдохнула я, постаравшись собраться с мыслями. Вряд ли кто-то заглянет сюда до утра, а значит времени поболтать у нас ещё полно. Подумаешь, не высплюсь ночку, бывало и хуже.

— Скажи зебра, далеко ли отсюда трава?

— Я не понимаю.

— Далеко ли отсюда саванна? Ты ведь из саванны?

— Да, всю жизнь прожила, тринадцать сезонов, а тебе сколько? Ты тоже попалась до Испытания?

— Не я говорю, ты говоришь. Говоришь, что рядом с твоим домом.

— Мне трудно сказать. Есть Река, она бывает широкая, бывает узкая. Есть курган, там живут львы, много львов. Рядом с Рекой есть… — когда я упомянула Реку квагга оживилась.

— Кто плывёт по Реке?

— Верблюд продавец плывёт редко, в лодке дау, быстрый. — начала я перечислять всё подряд, бродя кругами по комнате, — Зебра путешественник плывёт. Больше никто.

— Верблюды, зебры, и всё? — надежды в её голосе почти не осталось.

— Полудиких много, тебе не интересно. Окапи приходят на торжес…

— Стой! — она вдруг с удивительным проворством подскочила ко мне и села на пути, — Ты говоришь, окапи?

— Да, окапи, всегда молчат.

Она таинственно заулыбалась своей беззубой улыбкой, всё еще бросая недобрые взгляды то в одну сторону, то в другую, отчего всё выглядело так будто квагга задумала какую-то пакость. Смотрелось крайне подозрительно, уверена, что Узури имела ввиду как раз подобное, когда наказывала не вести себя подобным образом. Неожиданно квагга приблизилась ко мне, провела своей щекой по моей щеке и чмокнула меня за ухом. Я попятилась на пару шагов и села, прижав уши и полностью оторопев от произошедшего. Когда степная зебра увидела мою реакцию, на её лице снова отразилось злое раздражённое выражение, но, на этот раз, она злилась скорее на себя.

— Прости, — проговорила она немного дрожащим голосом, — я знаю, что у вас не принято, у нас так сильно благодарят. Я не знаю, как благодарят у вас, я не учу обычаи. Ты сказала для меня важную вещь, я забылась. От меня, наверное, плохо пахнет.

— Не страшно, — я снова поднялась на ноги и постаралась придать своей физиономии беззаботное выражение, — пахнет нормально. Если ты говорить обычаи, значит есть твой дом, где-то живёт много степных зебр?

— Я не буду тебе говорить, зебра. — снова повторила она заученную фразу, — Ты хорошая зебра, я не буду тебе говорить. Я пришла сюда чтобы ты говорила.

— Ты сказала, что узнала нужное! — я немного повысила голос, не сумев скрыть раздражение, — Ты являешься ко мне, пугаешь меня, заставляешь язык предков, выпрашиваешь про бесполезных окапи, сама ничего не говоришь! Должна понять, кваггу считали умершей ещё старики стариков, от квагги только картинки в древней книге! Должна понять, что зебра имеет право спрашивать.

— Окапи не бесполезный, — тихо прошептала квагга, — туда, куда приходят окапи, приходят перемены.

Я закатила глаза, постаравшись унять негодование. Мои надежды на целую ночь конструктивного диалога с представителем давно исчезнувшей цивилизации стремительно улетучивались.

— Скажи мне, там, где ты жила, ты видела Сестёр? — спросила степная зебра, дождавшись пока я заскучаю, сидя на одном месте и дуясь.

— На юг от нас. Очень далеко, никто не был. — ответила я без особого энтузиазма.

— Жаль, там очень хорошо, не жарко, там, где Сёстры. — Квагга мельком встретилась со мной глазами, видимо попытавшись выглядеть дружелюбнее, но быстро бросила эту затею. Она начала говорить быстро, будто кто-то мог в любой момент ворваться в комнату и прервать её, — Я на десять сезонов старше тебя, у меня нет Метки, потому что ни у кого из нас нет Меток, мы от них отказались очень давно, когда перестали быть степными зебрами. Озеро невозможно обойти, нельзя пересечь под парусом или на вёслах, путники не видят нас. Прости, пожалуйста не считай меня плохой, но я не буду больше тебе говорить. Сохранять неизвестность — это важно.

С этими словами она отошла к лампе и, отработанным движением, снова заползла под своё передвижное текстильное буйство.

— Ответь хотя бы, почему язык предков.

— Для нас это не язык предков, — донёсся приглушённый голос, — для вас это язык предков. Раньше на нём говорили все, сейчас остались только мы и книги.

— Как ты отсюда покинешь? — я скривилась, поняв, что сказала неправильно, — Как ты отсюда выйдешь?

— Подожду утра. Я умею ждать. Сейчас я очень устала, четыре сезона не говорила.

— Мы можем поговорить ещё о чём-то. — закинула я удочку в последний раз, но квагга лишь пошуршала тканью своего одеяния и затихла.

Я некоторое время тоже сидела неподвижно, ожидая от гостьи каких-нибудь действий, но по плотному тканевому кокону было совершенно непонятно что собирается делать квагга, и не спит ли она вообще прямо сейчас. Тяжко вздохнув, что должно было послужить ещё одним жирным намёком на моё разочарование, я снова, как и в прошлую ночь, стянула с кровати несколько подушек и устроилась на них спать.

И тут квагга запела. Сначала совсем тихо, потом погромче, так что я хорошо слышала каждое слово даже сквозь её одеяние. Она безобразно фальшивила, её голос постоянно срывался, но я слушала эту песню открыв рот от изумления, потому что раньше никогда не слышала таких песен на языке предков. Любые наши со старухой короткие ритуальные напевы казались какими-то грубыми выкриками по сравнению с безупречным слогом и текучим мотивом песни квагги. Я даже не слишком расстроилась от того, что не понимаю большую часть слов и выражений, видимо они были слишком устаревшими, либо наоборот появились уже после того, как язык предков превратился в ритуальный шифр, который понимали и передавали из уст в уста только племенные старейшины.

В песне говорилось о храброй зебре, которая ползёт то ли по пещере то ли по склону горы, намереваясь увидеть своими глазами Луну на небе, но до наступления утра ей не удаётся задуманное, и она возвращается восвояси, чтобы на следующую ночь снова повторить попытку.

Когда на следующее утро меня разбудил громкий стук в дверь, квагги в комнате уже не было.

17.

— Входите! — крикнула я, не понимая зачем вообще нужно стучать в дверь, которая закрыта снаружи на засов. Послышался знакомый хруст ключа в небольшом замке, и дверях возникла одна из служанок, знаками показывая, что мне нужно срочно идти за ней.

В одной из боковых комнат уже торчала вторая зебра, которая тут же начала укладывать мою гриву с помощью знакомого гребешка и ароматических масел. Её подруга, тем временем, достала откуда-то целую коллекцию разных щёток и принялась быстро расчёсывать мне шерсть, делая на ней небольшие узоры в виде завитков из шерстинок. Я хотела, было, сказать, что и сама могу позаботиться о своей личной гигиене, но служанки одновременно шикнули на меня и приложили копыта ко рту.

Спустя полчаса интенсивных приготовлений, меня, прибранную и благоухающую каким-то приторным ароматом, буквально втолкнули в зал с бассейном, где я оказалась прямо перед развалившимся на подушках Нгамией. Тот одним копытом обнимал незнакомую мне зебру, а другим держал во рту мундштук гигантского дымящегося кальяна. Краем глаза я заметила кваггу, которая сидела на своём обычном месте в уголке, верблюд не обращал на неё никакого внимания. Пока я торчала, не шелохнувшись, под изучающим взглядом верблюда, решая стоит сначала поприветствовать его или поклониться, в комнату вошла запыхавшаяся Узури. Бросив на меня быстрый оценивающий взгляд и просчитав обстановку, она плавно поклонилась Нгамии, и грациозно опустилась на подушки подле него. Вслед за Госпожой поклонилась и я, постаравшись скопировать её движения. Видимо, у меня всё получилось, потому что верблюд одобрительно хмыкнул и еле заметно кивнул головой.

Между Узури и её хозяином завязался какой-то тихий разговор, начавшийся с обмена любезностями, но быстро перетекший в откровенный спор. Точнее спорила только Узури, а верблюд, в ответ на её реплики, либо меланхолично поднимал бровь, либо искусно выпускал в воздух колечки дыма, любуясь как они расплываются на воде бассейна или под потолком.

— …мне дадут её подготовить, как обычно, великий Нгамиа. — постепенно Госпожа начала выходить из себя и повышать голос, так что даже с другого конца залы я уже могла разобрать о чём она говорит, — Она ведь ещё ребенок, и ничего не знает и тем более не умеет, ваш друг может быть огорчен. Сейчас она подобна нераскрывшемуся цветку, дайте мне даже не месяц, неделю, и я сделаю из неё такой товар, какой сам халиф захочет видеть у себя в гареме. Всего неделю, господин.

Нгамиа вдруг скривился и плюнул прямо в бассейн.

— Покупатель прибыл сегодня утром. Он проделал долгий путь, и я не собираюсь заставлять его ждать, — твёрдо сказал он, поднимаясь с подушек и грубо отталкивая бедную зебру, которую до этого обнимал. Я ещё раз отметила про себя, какие же эти верблюды огромные, когда он, покачиваясь, подошел ко мне. Нгамиа поднял мою голову за подбородок вверх, заставив взглянуть в свои серые глаза.

— И правда, нераскрывшийся цветок… Пожалуй, я бы даже мог оставить тебя здесь, — протянул он, склоняя голову и рассматривая меня, — но клиент слишком важен. Ты достаточно над ней поработала, Узури, я не зря доверяю тебе. Своему пленителю эта девчонка сразу выбила зуб, а сейчас ничего, стоит смирно, и на ней даже не видны побои. Это хорошо.

— Господин, она…

— Довольно! Не забывай своё место, зебра. Через полчаса она должна быть готова.

С этими словами Нгамиа развернулся и вышел. Зебра, бывшая с ним, семенила следом. Когда дверь захлопнулась, я подошла к Узури и спросила о произошедшем.

— Помолчи секунду, — ответила она, поморщившись и приложив копыто ко лбу. Потом быстро встала, деловито обошла меня вокруг, и кивнула служанкам. Те уже держали наготове какие-то свёртки, которые оказались мешковатой, очень свободной одеждой предназначенной скрывать всё кроме глаз. Пока зебры заворачивали меня в это тряпьё, словно в подарочную упаковку, Узури стояла у бассейна, напряженно глядя в воду.

— Всё пошло не так, как я планировала, — быстро проговорила она, не поворачиваясь, — Хозяин решил перепродать тебя. И я не знаю кому. Это очень плохо, ты можешь попасть в плохой дом, ты можешь попасть во дворец, ты можешь… Слушай меня внимательно, если это будет верблюд, то никогда не… — она в сердцах топнула ногой, отчего её золотые украшения жалобно звякнули, — О, Солнце, я не могу рассказать тебе обо всём этом сразу! Ладно, послушай, просто делай то, что тебе говорят. Не перечь, не спрашивай, не смотри в глаза, пока к тебе не обратятся. Помни о вежливости, это просто, это поможет тебе выжить. И ни в коем случае не пытайся бежать, я заклинаю тебя, Зекора, не надо.

В дверь настойчиво постучали. Узури в последний раз взглянула на меня, быстро накинула на голову вуаль и выбежала из комнаты, растолкав двоих пытавшихся войти верблюдов-охранников со знакомыми мне огромными кинжалами на горбах. Служанки, видя, что верблюды суют свои физиономии в комнату с бассейном, сразу же громко зашикали на них, прогоняя из комнаты и знаками показывая, что тем следует ждать в коридоре. Одна из зебр пошла за ними, наверное, для того чтобы проконтролировать не будут ли они соваться куда не следует, а другая в последний раз проверила застёжки на моей одежде и поклонилась, грустно улыбнувшись мне напоследок. Перед тем как выйти, я бросила последний взгляд на блюдо с фруктами, а затем на сидящую в уголке кваггу. Вполне возможно, ни её, ни фруктов, я больше не увижу.

Под конвоем верблюдов я вышла во двор с фонтаном, где по-прежнему прохаживался павлин, а у дальних ворот по-прежнему торчал здоровенный привратник. Однако, кое-что всё-таки изменилось: я с удовлетворением заметила, что в одном месте не хватает целой ветки цветочной лозы, аккуратно срезанной чем-то острым. Надеюсь, этот единорог приготовит всё правильно. Я сделала несколько шагов в сторону привратника, но резкий окрик моего конвоира показал, что мне предстоит покинуть этот дом не там, где я в него вошла. Оказалось, что со двора есть и другой выход, широкие парадные ворота, ведущие не в грязный вонючий переулок, а прямо на главную улицу, как раз туда куда приземлилась летающая повозка, на которой меня привезли. Сегодня на том месте не было никаких повозок, вместо этого там торчал шатёр с красочной вывеской, изображающей зебру со светящимися жёлтыми глазами, склонившуюся над огромным стеклянным шаром.

Прямо у ворот на земле лежал тесный паланкин с кабинкой, по обе стороны от которого, потупив глаза, топтались два рослых жеребца-зебры в огромных кожаных ошейниках и со знакомыми клеймами Нгамии поверх их Меток. Один из верблюдов распахнул узкую дверцу кабинки, а другой подтолкнул меня внутрь. Как только дверца захлопнулась, носилки плавно взмыли в воздух, поднимаемые зебрами, и быстро поплыли, подобно лодке, прямо сквозь рыночную толпу. Впереди бежали двое верблюдов, которые эту толпу бесцеремонно распихивали в стороны, истошно крича и раздавая плевки направо и налево. Внутри носилок было душновато, я попыталась высунуться из окошка, но тут же получила от кого-то по носу.

Вскоре шум рынка начал сходить на нет, я попыталась сквозь тканевое окно различить окружающую местность, но видела лишь смутные силуэты проплывавших мимо домов, торговых лавок, огромных развалов с глиняными горшками, мешками специй, коврами и прочим подобным товаром. И, конечно, бесчисленное множество верблюдов.

Прошел, наверное, целый час такого пути. От качки и духоты мне стало откровенно дурно, хоть и не настолько сильно как при путешествии на спине у того пони. Несмотря на жажду и дурноту меня начала одолевать дрёма, но носилки неожиданно остановились, дверца распахнулась и один из верблюдов энергичными жестами приказал мне вылезать.

Я оглянулась вокруг и рассудила, что мы находились на самой окраине города. Улица была настолько широкой что больше походила на загородную дорогу, но даже здесь обочины изобиловали множеством небольших торговых лотков со всевозможными мелочами. Правда, Солнце приближалось к зениту, и у лотков уже никого не было. В это время дня все горожане, у кого есть возможность, расползаются по тенистым закоулкам и спят, развлекают себя пустой болтовнёй, либо пьют из миниатюрных чашечек обожаемый всеми местными напиток под названием кофе, от одного запаха которого меня выворачивало наизнанку. Однако, когда носильщики утащили паланкин в сторону, я поняла, что не заметила слона посреди деревни.

С противоположной стороны улицы, отделённый от неё высоким каменным забором, стоял большой двухэтажный дом, разительно отличавшийся от всех виденных мной ранее. Он не был слеплен из обожжённой на солнце глины с соломой, как большинство строений в этом городе, и не был таким округлым и покрытым толстым слоем ровной белой извести, как усадьба Нгамии. Он был построен целиком из крайне дефицитного в этих местах дерева, с чёткими прямыми очертаниями, прямой двускатной крышей и огромными застеклёнными окнами. Перед домом был разбит сад с коротко подстриженной зелёной травой и низкими кустами, выполнявшими роль изгородей. Сад? В пустыне? ! Всё это настолько контрастировало с остальным городом, что казалось, будто этот дом просто свалился с неба.

Сопровождавшие меня верблюды, видимо, тоже были здесь впервые. Пройдя через внешние ворота, они некоторое время пялились на необычный дом как на чудо природы, но, к их чести, быстро взяли себя в копыта. Встав по обе стороны, они подтолкнули меня на посыпанную белоснежным гравием дорожку, ведущую через сад к дому.

Внезапно я заметила какое-то странное существо. Оно вприпрыжку бежало мне наперерез, преследуя с сачком в зубах большого пустынного жука. Тяжеловесно жужжащее насекомое пролетело прямо перед моим носом, а его преследователь запнулся о низкую декоративную изгородь из подстриженных кустов и рухнул носом в гравий, пробороздив в нём порядочную канаву. Я, наконец, догадалась, что это существо было жеребёнком пони. Ростом ниже меня на голову, с короткими ножками и казавшейся огромной головой с огромными же глазами. И эти глаза, с бусинками слезинок в уголках, сейчас уставились снизу вверх прямо на меня. Жеребёнок вскочил, вытер глаза и принялся меня разглядывать.

— Тебе не жарко во всей этой одежде? — произнёс он писклявым срывающимся голоском.

Мои конвоиры, судя по всему, не были готовы к такому, и замерли на месте с глазами, выражающими ужас. Только я открыла рот, чтобы ответить, как из дверей дома появилась взрослая пони ярко-голубого цвета с пышной гривой и со всех ног бросилась к жерёбенку. Вслед за ней вышел большой единорог в узком чёрно-белом одеянии и ожидающе замер. Верблюды при виде его спохватились и снова толкнули меня в сторону дома.

— Мам, зачем она так одета? – спросил жеребенок у подбежавшей пони, когда мы их миновали.

— Чтобы никто её не видел, — ответила она. — И вообще, что я тебе говорила о приставании к незнакомцам? Ты посмотри на себя, опять нос расквасил! Марш в ванную, и сегодня останешься без десерта!

— Ну ма-ам! – жалобно протянул жеребенок, но громкий шлепок по крупу не оставил ему шансов на оправдание.

Пони в чёрно-белом костюме неспешно провёл нас внутрь дома. Комнаты были непривычно тесными из-за большого количества диванов, стульев, маленьких столиков, и других предметов мебели, в изобилии расставленных по всему дому. Стен было почти не видно за картинами, гобеленами и еще Луна знает чем. Причём дом был изначально построен именно для пони: верблюды, кое-как пролазили в низкие двери. Мы прошли через весь первый этаж дома насквозь и оказались не небольшом заднем дворе, огороженном тем же высоким каменным забором.

Посреди двора, в тени изящной полукруглой беседки, сидел Нгамиа в компании синего единорога в белом костюме, с коротко постриженной гривой и очками на носу. На ровной открытой площадке с газоном, трава на котором была настолько зелёной что казалась ненастоящей, торчала маленькая одноосная повозка, запряженная скучающим пегасом. Так вот как этот верблюд добрался сюда гораздо раньше нас… Только не понимаю, что мешало взять меня с собой, а не пытать духотой в этих носилках.

В магическом поле единорога болтались листки белоснежной бумаги, с одного из которых он вслух зачитывал какой-то отрывок.

— «Господин посол полагает что достопочтенный визирь окажет содействие в продвижении нашей смиренной воли. Господин посол благодарит достопочтенного визиря за традиционно конструктивную позицию…», так, бла-бла, дипломатические расшаркивания… А, вот, оно: «Господин посол интересуется, известно ли достопочтенному визирю, где в данный момент находятся четыре паровоза типа один-три-ноль модели «Дейзи Райдер», доставленные в великий Дромедор из Эквестрии в прошлом году. Господин посол желает напомнить, что строительство железной дороги было остановлено эдиктом халифата номер…»

— Так им эти железяки нужны, — перебил единорога Нгамиа, — они уже год как в порту ржавеют, на кой они им? Представь, окапи на паровозе! Вот потеха была бы, я бы даже посмотрел.

— Слушай дальше: «Господин посол восхищается осведомлённостью визиря и интересуется возможностью заключения взаимовыгодного договора с халифатом, согласно которому четыре паровоза типа один-три-ноль модели «Дейзи Райдер», включая всю сопутствующую оснастку и имеющиеся запасные детали, перейдут в собственность Посольства. Господин посол желает напомнить достопочтенному визирю что он ещё ни разу не был огорчён платежеспособностью Посольства. Все накладные расходы, помимо стоимости самих машин, будут оплачены вдвое, драгоценными камнями. »

— Да уж, халифату очень дорого стоила авантюра с закупкой этих железок, — протянул верблюд, глубоко затянувшись дымом из кальяна.

— И ещё дороже обошлась их доставка. — рассеянно проговорил единорог, продолжая внимательно осматривать листы бумаги, висящие в воздухе, — Если ты беспокоишься о моём мнении, то не бери в голову, машины переданы в безусловную собственность Дромедора, и перепродажа их третьим лицам не запрещается.

— Мёд для ушей моих, — расплылся в довольной улыбке Нгамиа, — сегодня же поручу столоначальникам утрясти все формальности, а распоряжения железнодорожному ведомству отдам лично. Мне не терпится полюбоваться на физиономии этих дармоедов, когда они узнают, что в их ведении остался только игрушечный заводной паровозик халифского сынка.

Я и не думала, что этот верблюд может быть таким разговорчивым и даже дружелюбным. Он открыто смеялся, шутя толкал единорога копытом в бок, и настойчиво предлагал мундштук кальяна, но пони всегда отказывался. Дождавшись окончания разговора, конвоиры поставили меня прямо перед беседкой, а сами вытянулись по стойке смирно по обе стороны от двери.

— Кстати, вот и твой товар, — Нгамиа отложил мундштук и поднялся с подушек.

— Ну, показывай. Любопытно, ради чего я проделал весь этот путь, — сказал единорог.

Верблюд подошел и мастерским движением снизу вверх, которое он отрабатывал сотни, если не тысячи раз, сгрёб с меня всю одежду разом, оставив только легко звякнувшие украшения. Единорог поправил очки и удивлённо поднял брови.

— Это…Зебра?

— Особенная зебра. Зебра Кухани.

— Мне это ни о чём не говорит.

— Редкий вид зебр со светлыми глазами. Я за свою жизнь вижу такую третий раз, а уж зебр я повидал немало, очень немало. Говорят, они умеют делать всякие колдовские вещи, но я в это не верю.

— Глаза? Ну-ка, ну-ка… — единорог судорожно поправил очки и расплылся в улыбке, — они бирюзовые! Превосходно! Как раз то, что мне нужно! Знал бы ты, сколько мы перепробовали всего. Никакая магия цвет глаз не меняет, а тут такое чудо. Но погоди, а почему она такая тощая? Ты ведь не привёз её с каменоломен? Я ведь говорил, что не желаю иметь…

— Она, фактически, еще жеребёнок, Холдер. Жеребята зебр отличаются от ваших, они скорее похожи на верблюжат, сначала вытягиваются в рост, и только потом набирают вес. Нам это нужно чтобы нормально двигаться по песку, а им для того, чтобы удирать от хищников. В любом случае, это не станет проблемой для её использования.

Верблюд схватил меня за хвост, приподнял и повернул крупом к единорогу. О, Солнце, сколько сил мне понадобилось, чтобы ему не врезать. Спокойно, Зекора, так ты сделаешь только хуже.

— Поставь её на место, прошу тебя, — послышался усталый голос Холдера.

Верблюд хитро усмехнулся, отпустил меня и вернулся на своё место в беседке. Взяв в раздвоенное копыто мундштук кальяна, и сделав хорошую затяжку, он выдохнул: «тогда время обсудить цену».

— Сколько ты хочешь за неё?

— Пятнадцать тысяч и ящик арбалетов.

Единорог икнул и закашлялся.

— За такие деньги можно ранчо на Милд Весте устроить! Даю пять тысяч и десять арбалетов, и то, это с учетом нашей давней дружбы.

— Что ж, твой очень важный заказчик, должно быть, очень важно огорчится, когда узнает, что ты вернулся ни с чем. — протяжно выговорил верблюд, уже зная, что Холдер у него в копытах и никуда не денется, — Думаю, эта зебра станет прекрасным украшением для моего гарема. Только вот незадача, когда её клеймят моим знаком, она больше не сможет покинуть этот город, и передумывать будет поздно.

— Да ты просто грабитель! – воскликнул единорог, вскочил и принялся ходить по газону кругами, бросая на меня взгляды, полные боли и надежды одновременно.

— Хорошо! — сказал он и остановился как вкопанный, — Даю девять тысяч и пол-ящика арбалетов. Это всё что у меня есть!

— С тобой приятно иметь дело, — промурлыкал верблюд, отсоединил от кальяна мундштук и направился к своей повозке, — деньги могут подождать, а арбалеты должны быть у меня до завтрашнего вечера. И они должны быть исправными, а не как в прошлый раз.

— Куда, босс? – спросил пегас, расправляя крылья, когда Нгамиа взгромоздился на свою повозку, заставив рессоры на ней жалобно скрипнуть.

— Во дворец, правое крыло, там\, где ветряк на крыше. Сегодня меня ждёт изысканное развлечение, не каждый день удаётся выставить на улицу целое министерство.

18.

Повозка Нгамии легко оторвалась от земли и улетела, оставив меня с единорогом и двумя конвойными верблюдами.

— А вы чего тут встали? Пошли вон! — рявкнул на них Холдер.

Верблюды неловко переглянулись, уже который раз за день.

— Пошли! Вон! – крикнул единорог, его рог окутало светло-синее сияние, и дверь между верблюдами резко распахнулась. Бедолаги подпрыгнули от неожиданности и полезли в дом, смешно подгибая колени, — мистер Батлер, проводите их!

Единорог в чёрно-белом костюме появился из боковой комнаты и кивнул. Как только верблюды убежали, дверь оглушительно захлопнулась, на миг окутанная синим сиянием.

— Девять! Тысяч! Монет! Девять, Дискорд её побери, тысяч! — Холдер остановился, сделав круглые от возмущения глаза, — Да эти вонючие твари совсем обнаглели! Где бы сейчас был этот губастый пучеглазый мешок со слюной, если бы не я? Пресмыкался бы перед своим братом! Где бы вообще были эти дикари, если бы не наши станки, металлы, пегасы? Да они бы платили дань каким-нибудь варварам с запада! Ну и толку от того, что часы и навигационные приборы у них лучшие в мире, чтобы их продать они бы всё равно неделями топтали пустыню с вьюками на горбу, как тысячу лет назад. А стоило протянуть копыто помощи, как сразу начали отрывать всю ногу!

Всю эту тираду единорог произносил, расхаживая кругами вокруг меня.

— Пол-ящика арбалетов! Да с таким арсеналом можно военный переворот устроить! – единорог сделал еще один круг вокруг меня, — Ты ведь меня понимаешь, так?

Я кивнула.

— Хорошо! Отлично! Одной проблемой меньше. О, Селестия, дай мне терпения! — воскликнул он внезапно. Затем сел на землю, воздел копыта к небу и закрыл глаза.

В таком положении он просидел настолько долго что я начала осторожно вертеть головой, ещё раз осматривая дворик. Забор был слишком высоким чтобы через него можно было перебраться без лестницы, а кроме задней двери выходов отсюда больше не было. Досадно.

— Не вздумай доставлять мне неприятности, — проговорил Холдер, не меняя позы и не открывая глаз, — на тебе следящее заклинание, даже если сбежишь, я найду тебя за считанные часы.

Дверь медленно открылась и оттуда показалась голова жеребёнка. Он осторожно сошёл на траву, и опять уставился на меня своими глазищами.

— Ва-ау! – протянул он, достаточно рассмотрев меня и, видимо, сделав в голове какой-то окончательный вывод. Холдер, наконец, опустил копыта и поманил сына к себе. Жеребенок в два прыжка оказался рядом с отцом, который достал из кармана завёрнутую в папирус какую-то местную сладость.

— Только матери не говори, а то оба получим, — сказал он и потрепал сына за загривок.

— Пап, а почему тётя так странно раскрасилась?

Я непроизвольно скрипнула зубами. «Тётя»?

— Она зебра, она такой родилась. А теперь беги в дом, скоро ужинать.

— Но я хотел подружиться с зе.. Зеброй!

— Ты видишь её в первый и последний раз, она уже собирается уходить.

— Она так кру-уто выглядит. Пап, а можно мне покраситься в такие же полоски на Найтмер Найт?

Единорог дёрнулся и испуганно вытаращил глаза на своего сына.

— Нет! Не вздумай. Я не разрешаю! Батлер! Проводи Патти к ужину, и смотри, чтобы он опять куда-нибудь не убежал.

Когда чёрно-белый единорог увел повесившего нос жеребенка в дом, Холдер магией сгреб в охапку мои одежды, до сих пор валявшиеся на траве, и бросил в мусорную корзину у беседки.

— Как твоё имя? — спросил он, не глядя в мою сторону.

— Зекора.

— Сойдёт. Иди за мной, и спокойно. Дискорд же меня дёрнул взять с собой семью…

В одном из боковых коридоров на первом этаже дома единорог открыл толстую обитую металлом дверь и втолкнул меня внутрь. За дверью оказалась лестница, как только я на нее ступила, за спиной послышался лязг и дверь захлопнулась. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, я осторожно спустилась вниз. Там находилась небольшая сырая комната с каменными стенами и полом. Впереди, почти под потолком, светилось маленькое окошко, наполовину заросшее травой. На полу валялось несколько старых матрасов, а одну из стен украшали крючья, на которых висели связки каких-то ржавых цепей. Я попробовала ногой один из матрасов, и поняла, что он насквозь мокрый. Уютно, ничего не скажешь. В голове даже появилась мысль о том, что я скучаю по той комнате с коврами, фруктами и огромной кроватью. Там, хотя бы, было ощущение спокойствия, а здесь стены, казалось, давят со всех сторон.

Откуда-то сверху послышался быстрый топот копыт жеребёнка, и возмущенный крик: «Патти Холдер! Немедленно вернитесь за стол! », этот дом был явно мал для такого сорванца. Я с улыбкой вспомнила, как мы с Имарой и остальными убегали из деревни и пропадали в саванне целыми днями, а когда возвращались, получали крепкие подзатыльники за ссадины и потерянные вещи. Это, было так давно, как будто в прошлой жизни. А ещё я с грустью подумала, что жук, там, в саду, и вправду был ничего, и еще с неделю назад я бы не отказала себе в удовольствии сцапать такого, а потом упиваться завистью Имары…

Белёсый цвет каменной кладки прямо по центру комнаты указывал на то, что здесь строители когда-то схалтурили с уровнем пола, и теперь это место было единственным сухим участком во всём помещении. Туда-то я и прилегла, правда, всего на полчаса. Поначалу, после изнуряющей уличной жары, попасть в такое прохладное помещение было даже приятно, но холод очень быстро превратился из союзника во вредителя. Я провела не одну ночь в саванне, лёжа на каком-нибудь большом камне, но тамошние камни впитывают в себя свет Солнца и почти всю ночь остаются тёплыми. А этот подвал был холодным, как сердце Нгамии. Ничего не оставалось делать, кроме как ходить кругами по комнате.

«Хотя, зачем ходить? » — подумалось мне. Отойдя в дальний угол, я размяла шею и прокатилась по комнате колесом до другого угла, а потом обратно. Хорошие ощущения, они заставляют чувствовать себя живой зеброй, а не плесенью на стенах этого подвала. Даже громоздкие украшения почти не мешали, уже успела о них забыть. Правда, кольца на шее здорово натёрли, а пузырёк с мазью так и остался на столике в прежней комнате. Я с таким самодовольством обругала неумелость автора той мази, а сейчас была бы очень рада даже ей. Какая же я ещё глупая…

Сделав небольшую разминку, я прошла в центр подвала и перевернулась вниз головой, встав на передние копыта. Существовали позиции для медитации и посложнее, но ситуация подсказывала что и стойки вниз головой сейчас будет вполне достаточно. Кровь начала приливать к голове, но специальной дыхательной техникой я препятствовала этому. Глубокий вдох. Время упорядочить свои мысли. Они носятся в голове туда-сюда абсолютно хаотично, как комары вокруг лампы. Нужно отловить их.

Как они там меня назвали? Зебра Кухани? Что это значит? Чем я отличаюсь от других зебр, исключая цвет глаз? Не знаю и знать не хочу, за всю жизнь мне никто слова не сказал о моих глазах. Наверное, какие-то мерзкие фетиши.

Как мне снять с себя эти побрякушки? Не нужно их снимать, сейчас они не мешают, а там как-нибудь разберусь. К тому же они сделаны из золота, и ими можно будет расплатиться, в случае чего.

Почему их «особому клиенту» понадобилась именно я? Может он собирает глаза в коллекцию? Ну это нелепо. Или нет? Нужно ждать.

Как мне сбежать? Сейчас бежать бессмысленно, Узури была права. Если даже я сбегу в пустыню, то меня найдут пегасы, а если не найдут, то я просто умру там. Одинокая зебра в этом городе затеряться не сможет. Нужно ждать... Судя по всему, меня еще куда-то перевезут, скорее всего, даже прочь из этого города. А там уже подумаю.

Но если меня увезут далеко на север, как я узнаю, где нахожусь? Ведь я ни разу не видела карт, на которых были области дальше пяти дней пути от деревни. Сестёр отсюда тоже не видно. Нужно будет достать или увидеть карту.

Что за «следящее заклинание»? Я ничего не знаю о магии единорогов. Это упущение, нужно узнать о них больше. Нужно будет найти книги об этом. Книги могущественны, книги знают всё, нужно только достать нужную и выучить.

Почему я так легко восприняла смерть лучшего друга и провал Испытания? Потому что сейчас не время распускать нюни, сейчас от ясности ума зависит жизнь.

Я смогу вернуться домой? Вернуться-то смогу, но я там уже никому не нужна. Если там к тому времени вообще кто-нибудь останется. Да нет, они вряд ли решатся нападать на целую деревню.

А куда мне тогда идти?

Если предыдущие мысли были подобны назойливым комарам, то эта повисла в сознании как огромный злой шершень, который раздражающе гудит где-то у окна, а приближаться к нему просто страшно. Мне вдруг невыносимо захотелось к маме и папе, просто домой. Я всегда думала, что легко перенесу расставание с родными, они мне даже надоели, в какой-то мере. Но только сейчас, сидя в сыром подвале, где нельзя даже лечь поспать, до меня дошло, как же мне их не хватает. О, Солнце, судя по словам Нгамии, я не сильно старше того жеребёнка наверху! Но он бегает по травке и ловит жуков, а меня бьют, таскают за хвост, и собираются…

Из правого глаза выкатилась слезинка и пробежала по лбу к гриве. За ней последовала вторая. Нет, я не могу плакать! Нельзя плакать! Нужно контролировать дыхание, нужен ясный разум! Левая нога сама собой подогнулась, я мешком повалилась на холодный пол, свернулась калачиком и зарыдала. Я ненавижу плакать, это гадко, это противно, но перед глазами стоял образ мамы, которая то зовёт меня к ужину, то прячет слёзы, провожая на Испытание, из которого я уже не вернусь. Из глубин памяти вырывались всё новые и новые образы, при одной мысли о которых хотелось плакать еще сильнее. Все выстроенные до этого цепочки мыслей рухнули как домик из палочек, я мгновенно превратилась в испуганного трясущегося жеребенка. Прямо как те зебры, что были в фургоне со мной.

Сверху раздался лязг засова, и с лестницы в комнату вкатился свёрнутый трубочкой толстый матрас. За ним упала фляжка с водой и узелок с чем-то мягким.

— Хватит выть, или мне придётся вставить тебе кляп в рот. Ты пугаешь моего сына, — прошипел сверху Холдер и запер дверь.

19.

Я обнаружила себя лежащей в воде так, что глаза находились только чуть-чуть выше поверхности. Был поздний вечер, Солнце почти скрылось за горизонтом. Мои лапы медленно двигались вверх-вниз, а хвост делал плавные движения из стороны в сторону. Лапы? Хвост? !

— Привет, мелкая.

Я услышала этот голос прямо в голове. Голос Большого Мамбы. Да что там, я сама была этим крокодилом! Я попыталась что-то сказать, но ничего не вышло. Я не могла двигаться, такое чувство, что конечности двигает кто-то другой. Да так оно, в общем-то, и было.

— Жаль, что ты не можешь говорить, поболтали бы. Хотя, на самом деле, хорошо, что тебя здесь нет. После того как тебя унесли здесь стало совсем худо, — продолжил Мамба.

Крокодил повернул голову, и я увидела на реке корабль. Мимо нашей деревни по Реке иногда проходили небольшие парусные дау с верблюдами-торговцами, но таких огромных кораблей я в наших краях никогда не видела. С борта к прибрежной отмели тянулся широкий деревянный трап, по которому на борт поднималась цепочка связанных зебр. Я не видела отсюда весь берег, но, судя по всему, их охраняло множество пони, среди которых я заметила несколько виденных мной ранее. На носу корабля стоял Чалк, издали выделяясь своей облезлой шкурой. Мгновение спустя к нему подбежал Роуп, и начал что-то кричать. Отсюда я не могла расслышать слова, и крокодил, видимо почувствовав моё желание, подплыл ближе.

— Ты что здесь устроил, а? – кричал Роуп. Ты вообще понимаешь, что ты делаешь? Это же нарушение всех договоренностей! Это просто… Это какое-то безумие, Чалк, опомнись!

— Заткнись, Роуп. Чего тебе всегда не хватало, это хватки. Ты же не умеешь мыслить масштабно. А мне понадобилась всего пара дней, чтобы сколотить команду и начать вести бизнес самому, без этого твоего верблюжьего покровителя. У меня уже полный трюм товара, и это всего за один день охоты.

— Охоты? Какой, твою мать, охоты? ! Да ты же разорил целую деревню! Здесь куча жеребят и стариков, зачем они тебе?

— Уйдут за четверть цены, а места в трюме хватит.

С берега кто-то громко засвистел, послышалась возня, и из-за корабля галопом выбежала молодая зебра, наверное, чуть старше меня. Откуда-то с берега быстро взлетел Луп, глянул на Чалка с Роупом, и остановился в нерешительности. Выскочив на урез воды, где был удобный для бега твёрдый песок, она помчалась прочь. Хорошее решение, я сделала бы так же. Если она хотя бы в такой же форме, как и я, догнать её по прямой сможет только пегас, но и от него можно… Зебра почти достигла излучины Реки, видимо рассчитывая скрыться в растущем там кустарнике, когда с корабля послышался звонкий щелчок. Зебра внезапно споткнулась на ровном месте и упала, перекатившись через голову. У меня замерло сердце. «Вставай! Вставай же! » — закричала я мысленно, но зебра лежала на песке, а её хвост колыхался на набегающих волнах.

«Нет, не туда! » — крикнула я, но Мамба уже повернул голову обратно к кораблю. На носу стоял Чалк, и с ухмылкой любовался небольшим механизмом, закрепленным на его передней ноге. Роуп испуганно смотрел то на него, то вверх, на Лупа.

— Откуда у тебя эта штука? — выдохнул он, — оружие ведь запрещено. Арбалеты ведь запрещены!

— Завёл кое-какие связи… — ответил Чалк, зубами вытащил из-за пояса продолговатый штырь и вставил в механизм на ноге. Последовал глухой щелчок.

— Чалк, ты просто больной. Я убираюсь отсюда. Луп! Давай в фургон, сваливаем от этих психов!

— Ээ-э не-ет, дружок. Решил наябедничать этому своему Нгамии? Не стоит, не стоит...

Роуп начал выхватывать с пояса дубинку, но у него не было ни шанса. Устройство на ноге Чалка снова звонко щёлкнуло, а Роуп, пошатнувшись, перевалился через борт и упал в воду. С берега послышалось еще несколько щелчков, одновременно с которыми Луп сделал в воздухе какой-то немыслимый кульбит и, зигзагами, полетел прочь, быстро набирая высоту.

— Думаю, мы видели достаточно, — вздохнул Мамба, — не знаю, где ты, и как ты, но крепись. Грядут перемены.

Последним, что я заметила, перед тем как крокодил погрузился в воду, были плывущая шляпа Роупа и сидящая на ней большая стрекоза.

20.

По полу медленно ползло квадратное пятнышко света из окна, коварно подбираясь к моему хвосту. Подняв голову, я обнаружила себя на всё ещё свёрнутом матрасе, лежащем посередине комнаты. Неподалеку валялись завязанный узелок и металлическая фляжка. Я попыталась, было, подняться, но быстро отказалась от этой затеи, голову пронзила такая ужасная боль, словно прямо в висок забили гвоздь. Еще одна причина, по которой я ненавидела реветь. Положив щеку на прохладный участок матраса, я задней ногой подвинула к себе узелок и развязала. Внутри оказались три свёрнутых пополам кукурузных лепёшки и маленькое красное яблоко. До этого я видела яблоки только на картинках, не знала, что они растут где-то поблизости. Нет, не думаю, что растут, климат не тот. Хотя, вокруг этого дома разбит сад с зелёной травой, а вокруг пустыня. Опять единорожья магия? Нет, они бы вряд ли стали тратить её на такие бессмысленные вещи. Наверное, они привезли запас с собой. Возить с собой яблоки? Зачем?

За этими мыслями я съела лепёшки и принялась за яблоко. Странный кисло-сладкий вкус, зато приятно хрустит. Вот бы принести корзину таких в деревню, бабушка непременно выкопала бы у себя какой-нибудь потрясающий рецепт их приготовления.

Когда я подумала о доме, то как-то подсознательно приготовилась опять плакать, но из глаз не выпало ни слезинки, а из горла не донеслось ни единого всхлипа. Тем лучше, не хотелось думать вообще ни о чём. Раньше в таких случаях я обычно шла бесцельно бродить по безопасным окрестностям, либо отправлялась в дом старейшины и пыталась повторить рецепт её чая. Здесь же, в этом каменном мешке, оставалось только медитировать. Затащив матрас на лестницу, подальше от пола и сырости, я размялась, и снова встала вниз головой, на этот раз просто перебирая в памяти известные книги и рецепты. Но они скоро кончились, свет в маленьком окошечке потускнел, а я и не заметила, как прошел день. Наверху было тихо.

Второй день не принёс ничего нового, я несколько раз поднималась по лестнице и прикладывала ухо к двери, но не слышала ничего кроме собственного дыхания. Ну не хотят же они заморить меня голодом, в самом деле? Вода в маленькой фляжке давно закончилась, и жажда, мучившая меня слишком часто в последние дни, снова заявила о себе. Положение становилось всё хуже, уже в сумерках я прошла в дальний угол комнаты, куда оттащила старые мокрые матрасы, сжала краешек одного из них и на моё копыто полилась тонкая струйка отвратительной грязной воды. Если я задержусь здесь еще на несколько дней, мне придётся это пить.

Поздним вечером третьего дня, который я в полузабытьи провела сидя на верхней ступеньке лестницы, снаружи послышалось какое-то движение. Лязгнул засов и дверь открыл знакомый белый единорог в костюме. Выглядел он потрёпанно.

— С вами всё в порядке, мисс? – спросил он, освещая меня керосиновой лампой, поддерживаемой в воздухе телекинезом. Я, признаться, немного опешила от такого вопроса. Не дожидаясь ответа, единорог левитировал ко мне какую-то свёрнутую ткань, — Вам следует надеть вот это как можно быстрее, я буду ждать в конце коридора.

Ткань оказалась тёмно-коричневым плащом с капюшоном. Кое-как натянув его на себя, я выглянула из двери в коридор, где единорог терпеливо стоял спиной ко мне. Висящая в воздухе лампа покачивалась вверх-вниз, оставляя на стенах страшные тени, других источников света нигде не было, дом пустовал.

— Следуйте за мной, мисс, — сказал единорог и повёл меня к знакомому выходу во двор. Внезапно в парадную дверь громко постучали, за плотно занавешенными окнами заплясал жёлтый свет факелов. Вместо того чтобы открыть, единорог повернулся и, поморщившись от напряжения, загородил дверь большим шкафом с посудой. Стук повторился, на этот раз он больше походил на попытку выломать из двери какую-нибудь доску. Где-то на втором этаже послышался звон разбитого стекла.

— Живее, мисс, во двор! – громко шепнул единорог, подталкивая меня прямо по коридору. В боковой комнате вдруг разом разбилось большое окно, и посреди комнаты оказался верблюд сжимающий в зубах здоровенный кривой кинжал, множество которых я уже видела до этого. Верблюд, не мешкая, бросился прямо на меня, но одна из больших керамических ваз, стоящих в комнате, засветилась розовым, быстро описала в воздухе дугу и разбилась прямо о затылок верблюда. Тот мешком упал на пол и выронил кинжал. Окно в передней разбилось, обернувшись, я увидела второго верблюда, этот вместо кинжала держал в зубах факел. Он тоже попытался броситься на нас, но споткнулся о какой-то низенький пуфик и растянулся на полу, с треском переломав при этом множество мебели вокруг. Дверь в переднюю захлопнулась так быстро, что меня обдало ветром, единорог запер её на замок и сломал ключ в замочной скважине.

Во дворе на газоне ждал пегас, запряженный в небольшой одноосный экипаж. Пока мы забирались внутрь, пегас беспокойно вертел головой и рыл землю копытами, а с другой стороны забора доносились крики и какая-то возня.

— Мистер Бриз, летим, — скомандовал единорог, одновременно с его словами задняя дверь дома вывалилась от мощного удара, и во двор повалили верблюды с факелами и кинжалами в зубах.

Пегаса второй раз просить не пришлось, он рванул вверх так быстро, что экипаж перевернулся вертикально, а я чуть не вылетела на землю. За полминуты мы оказались настолько высоко, что я уже не смогла найти место, откуда мы взлетели. Несколько дней путешествия в передвижной клетке дали мне достаточно времени чтобы свыкнуться с передвижением по воздуху как таковым, иначе я бы точно хлопнулась в обморок. Хотя полёт на маленький хрупкой коляске всё же сильно отличался от полёта в огромной тяжёлой телеге, в основном, потому что коляску непрерывно трясло и мотало из стороны в сторону, а отсутствие дверей заставляло мозги постоянно воображать картины, в которых я вываливаюсь вниз. С другой стороны, из неё открывался потрясающий и одновременно пугающий вид на ночной город внизу, мерцающий множеством огней, и я невольно залюбовалась этим зрелищем.

— Оглоблю мне в ухо, — выдохнул пегас, когда мы выровнялись, — Я уж думал всё, сцапают. Эти верблюды как с цепи сорвались!

— Держите курс на Надиру, мистер Бриз, и как можно быстрее, — сказал единорог, поднимая специальным рычажком складную крышу, сделанную из брезента, растянутого на металлических трубочках.

— В Надиру? Ты издеваешься? Это же два дня лёта, еще и над пустыней!

— Если вы приложите все силы, то тридцать один час, с передышкой. К сожалению, придётся потерпеть. Если мы задержимся, последствия могут быть весьма печальными. Здесь в экипаже есть немного продовольствия и воды, этого нам должно хватить. И, да, мистер Холдер не останется у вас в долгу.

Пегас вполголоса выругался и сунул нос в сумку, извлекая уже знакомые мне большие защитные очки.

— Мисс, ээ-э…? — протянул единорог, приподняв брови.

— Зекора. — ответила я сорвавшимся неожиданно голосом, но оно было неудивительно, всё-таки это первое слово, произнесенное мной за последние пару дней.

— Приятно познакомится, мисс Зекора, — единорог в тесноте экипажа умудрился элегантно поклониться. Не так изящно и текуче, как Узури, но было хорошо заметно что поклон он отрабатывал многие сотни раз. Я ответила каким-то неуклюжим кивком, отчего мне стало стыдно.

— Меня зовут Эйли Батлер, — продолжил единорог, — я служу у мистера Холдера. Как вы, вероятно, заметили, у нашей семьи возникли… Трудности. Политическая обстановка кардинально изменилась, в связи с этим мистер Холдер с семьёй покидает этот континент и срочно возвращается в Эквестрию.

Пегас присвистнул.

— Так или иначе, мы должны присоединиться к ним в Надире, это такой портовый город, откуда послезавтра вечером отбудем через океан на личном дирижабле семьи Холдеров. Так как вернуться за вами он лично не смог, это имел честь сделать ваш покорный слуга. И, милостью Селестии, я успел как раз вовремя. Вижу, вам не терпится задать несколько вопросов. Что ж, я постараюсь на них ответить.

— Что такое «дирижабль»?

Из всех возможных вопросов я, как всегда, умудрилась выбрать самый идиотский.

— Это, ээ-э, машина, которая позволяет передвигаться по воздуху без пегасов.

— Это огромная кое-как летающая колбасина, под которой на верёвках болтается лодка с пони, — злорадно сказал пегас.

— Спасибо, мистер Бриз, — поблагодарил его единорог, наклонился ко мне и шепнул, — пегасы обычно не одобряют летающие сами по себе машины. Наверное, для них это что-то вроде оскорбления. Сами пегасы хороши на небольших расстояниях, но если нужно перелететь, например, океан, то дирижабль пока единственное транспортное средство, позволяющее это сделать с комфортом и относительной безопасностью. Можно ещё попробовать на океанском корабле, но это очень долго, безумно долго, плюс велик риск наткнуться на пиратов или просто утонуть.

Летающая лодка? Чего я еще не видела? Может у них еще и летающие дома есть? Тут я вспомнила бабушкину книгу о пегасах, и поняла, что недалека от истины.

— Что случилось там, внизу? Почему верблюды напали на нас?

— О, произошли удивительные и трагические события. В Зебрике случилась самая настоящая революция. Королевский дворец в Зевере был взят мятежниками и разорён, правящая семья перебита. Власть сейчас находится у какого-то временного совета племён, и этот совет потребовал от Дромедора выдачи всех находящихся там пони, в противном случае они пригрозили войной. Верблюды хоть и велики размерами, и среди них есть умелые воины, но, в своём большинстве, это народ торговцев и ремесленников. Поэтому они предпочли пойти на уступки… Как ни прискорбно для нас.

— Но из-за чего это всё? Я только недавно узнала, что вообще жила в государстве. Как мне говорили, племенам зебр вообще нет дела до наших правителей, а правителям до нас нет дела и подавно. Что произошло?

— Иногда достаточно одной искры, чтобы слежавшееся и всеми забытое сено загорелось и уничтожило всё вокруг… До меня дошли только обрывки слухов, будто бы хорошо вооруженная банда разорила деревню на одной из рек. И это послужило той самой искрой.

— Да знаю я, что это за банда, — подал голос пегас, — это Чалк со своими дружками. Решил действовать по-крупному, нанял целый корабль, где-то раздобыл несколько арбалетов, хотя я его и к кухонной поварёшке не подпустил бы. Он и меня звал с собой, но я еще не совсем выжил из ума, чтобы вступать в самую обычную шайку головорезов. Раз в месяц слетать в саванну и заарканить пяток зебр? Это ещё куда ни шло, только без обид, девочка. Но заниматься грабежом и убийствами? Знаете, я даже рад, что всё так обернулось. У этих зебр наконец-то появилось какое-то подобие гордости, ведь, если подумать, те же земнопони, только чуть больше и полосатее. Но попробуй какого-нибудь земнопони оторвать от его земли, без зубов останешься, это я вам как свидетель подобного говорю. Хотя, каким бы ни был воин, против арбалета всё равно толку мало. Арбалет, зебра, это такой…

— Я знаю, что это такое, видела, — ответила я, всё еще переваривая услышанное. А пегасу, тем временем, явно не терпелось поразмять язык.

— Ну если видела, тогда должна понимать какая это страшная штука, поэтому их и запретили. Только вот незадача, когда повстанцы штурмовали дворец, среди защитников был десяток пони с арбалетами, и ещё несколько дюжин зебр с какими-то вашими плевательными трубками. Таким арсеналом можно было обороняться неделю, не меньше, но всё закончилось за вечер. Всё, потому что повстанцы были одеты в металлические кирасы, прям всамделишные, как у дворцовой стражи в Кантерлоте, я видел на картинках. Я был там и наблюдал как от этих кирас болты отскакивают как вишнёвые косточки. Откуда они их взяли? А ещё…

— Мистер Бриз, — перебил его единорог, — прошу меня извинить, я простой слуга, и не привык рассуждать о таких вещах, — сказал единорог, — Там, откуда я родом, никто даже грубого слова друг другу не скажет, не то, чтобы драться. Но сейчас, с вашего позволения, я бы хотел немного поспать. У меня был длинный день.

Пегас тяжко вздохнул, а я начала с сосредоточенной физиономией осматривать внутренности нашего транспортного средства, потому что где-то у них наверняка должна была найтись… Единорог заметил моё беспокойство, а когда я ответила, что была бы не прочь попить воды, спохватился и засуетился на месте.

— О, да, конечно, как я мог быть таким невнимательным… — твердил пони, выглядывая наружу и назад. Его рог засветился, и откуда-то из задней части экипажа к нам прилетел большой, тяжеленный с виду ящик с окованными металлом углами. Внутри оказалось огромное количество изящной посуды и столовых приборов, аккуратно сложенных по обитым красным бархатом отделениям. Стоил такой набор, наверное, целое состояние, но единорог вздохнул и выбросил ящик прочь, а пегас испуганно оглянулся, видимо, из-за снизившегося веса решив, что кто-то из нас вывалился. Место первого занял второй такой же ящик, откуда Батлер извлёк две металлические фляжки и завёрнутые в бумагу кусочки хлеба с начинкой из овощей, уложенной между ними. Одну из фляжек он отдал мне, а другую повесил на шею пегасу.

— Спокойной ночи, мистер Бриз, мисс Зекора, — сказал единорог, коротко кивнув пегасу и мне, после чего извлёк из-под сиденья шерстяное одеяло, укрылся им и сразу уснул. Даже спящим он выглядел как-то… Величественно.

Отпив из фляги и подкрепившись, я подвинулась ближе к краю и посмотрела вниз. Конечно же я ничего не увидела, лишь абсолютная тьма до горизонта, казалось, переходящая прямо в звёздное небо. Мы как будто неподвижно висели посреди необъятной пустоты. Пегас размеренно махал крыльями, что-то бубнил под нос, и время от времени чихал. Надеюсь, он знает куда лететь, и у него есть какие-то внутренние чувства, которые позволяют поддерживать нужную высоту в темноте, не хотелось бы треснуться о вершину какой-нибудь дюны. На звёздном небе не было ни одного облачка, так что хотя бы ориентирование по звёздам не должно было быть проблемой.

Стало довольно холодно, так что я поплотнее завернулась в свою накидку и подобрала ноги. Пегас начал мурлыкать под нос какую-то песенку, и под её успокаивающие звуки я вскоре уснула.

Часть 5.

21.

Я летела над каким-то незнакомым городом. Да-да, во сне мой разум опять вселился в кого-то, судя по всему, на этот раз в пегаса. Почему этого не случалось раньше? Наверное, не стоило так много нюхать тот мох в зарослях. Может быть, я отравилась и сейчас всё еще валяюсь без сознания где-то там, с высунутым языком. А все эти события – один большой красочный сон. Ну не может столько всего произойти вокруг меня и всего за неделю.

Пони летел из последних сил, крылья просто горели от усталости, а левая задняя нога была явно чем-то ранена, хотя жгучая боль давно притупилась. Пегас не спешил приземляться, замечавшие его внизу верблюды тут же поднимали крик и тыкали в небо копытами. Внезапно пегас круто спикировал на одну из улиц, у меня от такого манёвра закружилась голова. На огромной скорости он стянул с одного из многочисленных торговых лотков бурдюк с водой и опять начал взлетать, по пути утоляя дикую жажду.

Городок оказался приморским, в порту у причала стояло множество мелких лодочек, вперемешку с кораблями побольше, оснащенными косыми ячеистыми парусами. Еще множество судов рассекало гавань во всех направлениях. И тут до меня дошло, что я впервые вижу так много воды. Впервые вижу море. Хотя, пегас не дал мне насладиться видами, он с облегчением заметил вверху маленькое, еле заметное облачко, и, выжимая из крыльев остатки сил, полетел к нему.

Добравшись к облаку, он, словно не веря своему счастью, осторожно коснулся его копытом. Облако упруго спружинило. Для меня это было более чем странное ощущение, как ходить по воде, или по густой траве, не приминая её. Но пегас облегченно выдохнул, сложил крылья и спиной повалился на облако сверху. Раскинув ноги в стороны, он начал, словно жеребёнок в грязи, кататься по облаку туда-сюда, а усталость в крыльях стала куда-то уходить. Пегас допил остатки воды из бурдюка, поднял его на копыте и отпустил. Мои глаза ожидали увидеть, что бурдюк упадёт на облако, но он просто пролетел через белую дымку насквозь, как и подобает твёрдым предметам.

Начали доноситься крики верблюдов. Пегас подтянулся к краю облака и посмотрел вниз, чуть не потеряв шляпу. Там под ним, на городской площади перед какой-то высокой узкой башней, собралась галдящая толпа, похожая цветом на шляпку ядовитого гриба. Почти все верблюды носили белые одежды и головные уборы, скрученные из длинного куска материи. Но среди них попадались обладатели смешных ведрообразных шапочек ярко-красного цвета, которые сверху очень контрастировали с белым одеждами основной массы. Пегас плюнул прямо в толпу и стал осматривать свою ногу, которая оказалась забинтована грязной тряпкой, пропитанной уже порядком запёкшейся кровью. Сжав зубы, пегас начал было развязывать на ней узел, как вдруг его внимание привлекла маленькая точка, взлетевшая с окраины города. Поначалу его сердце радостно забилось, и он даже начал махать копытом в воздухе, привлекая внимание собрата.

Но, по мере приближения этой точки, радость в душе пегаса сменилась с беспокойства до откровенной паники, а от прилива адреналина затряслись копыта.

— О, Селестия, — выдохнул он и вскочил на ноги.

Незваный гость не летел напрямую к пегасу, а набирал высоту по широкой дуге, чтобы напасть со стороны солнца. Это было странное существо, лев с птичьей головой и орлиными крыльями. Несмотря на кажущуюся грузность и неуклюжесть, в стремительности движений оно не уступало пегасу.

— Твою ж мать, откуда здесь грифон? – сказал пегас вслух.

Скатившись с облака, он спикировал вниз, набирая скорость. Крылья откровенно болели, но пегас не обращал на это никакого внимания, его трясло от ужаса, ведь впервые за столько лет он не мог спастись, просто взлетев повыше. Взгляд пегаса судорожно ощупывал окрестности, но не находил ничего кроме бескрайнего моря с одной стороны, и такого же моря, но песчаного, с другой, улетать из города смысла явно не было. Вместо этого пони принял другое решение, он спикировал ещё ниже и с головокружительной скоростью пронёсся по городу, петляя по улочкам и сбивая сушащееся бельё с верёвок. За очередным крутым поворотом он на полной скорости влетел в открытые сломанные ставни какого-то ветхого домика. Дом оказался заброшен, и пегас, вывалявшись в пыли и разогнав целую семью мышей, забрался под кровать.

22.

— … мисс Зекора, с вами всё в порядке? Мисс Зекора, проснитесь!

Я открыла глаза и увидела над собой обеспокоенное лицо Батлера.

— А? Да, я в порядке, просто плохой сон. Не для меня плохой, а… В общем, не берите в голову. — затараторила я, безуспешно протирая копытами заспанные глаза.

— Вы проспали целые сутки. Мы уже хотели вас будить, а тут вы начали кричать и вздрагивать. Наверное, вам снился кошмар.

— Да, что-то в этом роде. Послушайте, город, в который мы летим…

— Надира.

— Да, Надира. Там есть пристань с кораблями, большая площадь и длинная узкая башня?

— Вы бывали там ранее? Признаться, я удивлён…

— Нет, меня там не было. То есть была. То есть… О, Солнце, я не смогу это объяснить. Короче, там, в городе есть грифон. Похоже, он охотится на пегасов.

При слове «грифон» Бриз вздрогнул так, что экипаж просел в воздухе метров на пятьдесят, а нам с Батлером пришлось схватиться за сиденья, чтобы удержаться на своих местах.

— Грифон? ! Ты уверена? Откуда ты знаешь? – выпалил пегас, глядя на меня и вывернув шею.

— Я же сказала, я не смогу объяснить. Мне… Приснилось. То есть, во сне я была там. То есть, там был другой пегас, а я видела мир как будто из его глаз. И на того пегаса напал грифон.

— Оглоблей мне по заднице... Если правда, не завидую я тому парню… Что с ним стало? От грифона можно только улететь, и то если у тебя есть порядочная фора.

— Пегас был очень уставший, и просто спрятался где-то в городе. А потом вы меня разбудили.

— Ну, я бы, наверное, поступил так же. Драться с грифоном это чистое самоубийство. Им даже оружие не нужно, они когтями и клювом кого угодно на лоскуты порвут.

— Хмм… Я, признаться, думал о подобном развитии событий, — сказал единорог, потирая копытом подбородок, — Но не представлял, что грифоны появятся так скоро.

— Эйли, если там грифон, то это плохо. — голос пегаса дрожал от волнения, — Не, это просто охренеть как стрёмно. На тихоходном дирижабле у вас не будет ни шанса.

— Всё под контролем, мистер Бриз, у нас с Холдером есть несколько козырей в гриве, наш план остается без изменений.

— Погоди, я, кажется, чего-то не понимаю, — сказал Бриз и немного замедлил полёт, — мы летим туда, прямо в лапы к грифону? Я улетел бы от него один, пятьдесят на пятьдесят. Но запряженный в этот тарантас я буду для него как сойка в клетке.

— Просто доверьтесь мне, — ответил единорог и сделал глоток из фляжки.

— После того, как я слышал подобное в последний раз, из меня выщипали все перья, надели на голову ведро с помоями и оставили посреди Филлидельфии… — проворчал пегас и снова ускорил наш полёт.

На следующее утро мы, наконец, увидели на горизонте размытое искрящееся пятно океана, а вскоре из-за дюн показалась и знакомая остроконечная башня. Единорог скомандовал пегасу приземлиться за большим песчаным барханом, до того, как нас смогли бы заметить из города.

— Превосходно, успели как раз вовремя. — сказал единорог и сверился с карманными часами, — Если там и правда грифон, наше опоздание стало бы фатальным. Отдохните пока, мистер Бриз, нам предстоит трудное дело.

— Как бы оно не стало смертельно трудным, — ответил пегас и зубами начал укладывать перья в крыле.

— А от вас, мисс Зекора, я вынужден просить сотрудничества. — вкрадчиво сказал единорог, сложив копыта в примирительном жесте, — Понимаю, что вы находитесь здесь далеко не по своей воле, но сложившиеся обстоятельства заставляют нас действовать сообща. Ни вы, ни я, не выживем здесь в одиночку, а с появлением грифонов не выживет и мистер Бриз.

— Вот этого я не понимаю, ты же сам сказал, что верблюды «пошли на уступки», зачем они охотятся на нас? — я подняла брови, недвусмысленно указывая на пегаса, — Ну, с вами-то всё ясно, но я здесь не причём.

— К сожалению или к счастью, вас подвело отсутствие рабского клейма. Согласно последнему халифскому эдикту, все зебры без клейма объявлены шпионами и подлежат казни на месте. Дромедор никогда не отличался гибкостью в дипломатии.

И тут меня как молнией поразило. Квагга! У неё тоже не было клейма! Я открыла рот чтобы спросить у пони о судьбе той зебры, но вопрос так и остался неозвученным. Им-то откуда знать, что творится во внутренних покоях Нгамии. Буду надеяться что он сможет защитить свой редчайший трофей, иначе какой из него «Хозяин»…

— Я не доставлю проблем, — холодно ответила я и оглядела окружающие пески, — вы думаете здесь есть куда бежать?

— Действительно, — в недоумении сказал единорог, видимо, ожидавший от меня каких-то распросов или возражений, — Накиньте, пожалуйста, капюшон, и постарайтесь не высовываться наружу, важно чтобы никто не заметил, что мы кого-то высадили. Итак, Мистер Бриз, летим, как только солнце коснётся минарета.

Я не знала, что такое «минарет», но долго ждать не пришлось. Пегас вдруг тряхнул головой, громко со вкусом выругался, и наш экипаж взмыл в воздух, оставив после себя облачко песчаной пыли.

Город был точно таким же, каким я видела его во сне, разве что того злосчастного облака уже не было на месте. Это странно снова быть здесь, но на этот раз в своём теле, и смотреть туда, куда хочется. Конечно, я во все глаза смотрела на море, но всё нарастающее нервное напряжение уже не давало насладиться зрелищем. Пролетев прямо в центр города, и подняв уже знакомый мне переполох среди верблюдов, наш экипаж приземлился на плоскую крышу ветхого трёхэтажного дома, который, по-видимому, служил складом или большой мастерской. Если не считать минарета и соседнего дома, это здание было самым высоким в городе, и никто кроме летящего грифона не смог бы узнать, что мы делаем.

— Здесь мы с вами простимся, мисс Зекора, — Батлер выпрыгнул из экипажа и начал быстро закидывать в него связки каких-то верёвок, — вон там люк, спускайтесь вниз и закройте его за собой как можно быстрее, если грифон увидит вас – всё пропало.

— Но как же вы? – спросила я единорога, спрыгивая со ступеньки экипажа.

— Я остаюсь здесь. У мистера Холдера еще много незавершенных дел в этой стране, да и мистер Бриз не отделается от грифона в одиночку. К тому же, нам нужно увести его от города до прилёта дирижабля. Быстрее, мисс!

— То есть вы проделали весь этот путь только ради меня? — я подцепила верёвочную петлю на люке и открыла его, подняв целую тучу песчаной пыли. Видимо люк не открывали очень давно.

— Вы очень важны для мистера Холдера. Живее, мисс, спускайтесь! Удачи вам.

— Удачи, девочка. Не держи зла, если что. — сказал пегас и взлетел, как только единорог снова занял своё место.

23.

Я быстро спустилась по рассохшимся деревянным ступенькам и закрыла за собой люк, но не до конца. В оставшуюся щель на фоне голубого неба было отлично видно наш экипаж, круто набирающий высоту. Внезапно откуда-то сверху на него камнем упал грифон, целясь в пегаса. Однако, за несколько метров до цели, грифона вдруг встретил вылетевший из экипажа освещенный розовым кусок каната, который сразу обернулся вокруг одного из крыльев. Грифон начал падать, с оттопыренным в сторону крылом кружась в воздухе словно опавший лист, но ему быстро удалось с помощью клюва отделаться от верёвки. Сделав вираж над самой землёй, он снова начал круто набирать высоту, преследуя свою цель. Он атаковал экипаж сбоку, но оттуда, влекомый телекинезом, вылетел ещё один отрезок верёвки. Грифону ничего не оставалось кроме как уворачиваться от этой напасти, извивавшейся в воздухе словно змея, и норовящей обвиться вокруг крыла, а то и вокруг шеи. Батлер, судя по всему, заранее придумал такой способ для противодействия летающему врагу. Не самое плохое решение, но как долго он сможет так обороняться?

Тут меня бесцеремонно дёрнули за ногу, и я скатилась с невысокой лестницы внутрь помещения. Холдер, переступив через меня, поднялся по ступенькам и закрыл люк на засов. На единороге уже не было того белоснежного узкого костюмчика, да и очки сидели на носу как-то криво, как будто кто-то помял их хорошим ударом.

— Что с моим домом? – спросил он, глядя на меня в упор. В такую минуту думать об имуществе? Он действительно странный.

— Вряд ли он останется цел, — ответила я, сумев справиться с искушением позлорадствовать.

— Давай, марш в комнату, и не вздумай трепать языком без разрешения.

Лестница к люку на крышу располагалась в конце узкого коридора, с другой стороны заканчивающегося дверью, за которой находилась небольшая комната без окон, освещенная парой чадящих масляных ламп. Попасть в комнату изнутри здания можно было через большой двустворчатый люк в полу комнаты, но тот был наглухо заложен кучей тяжелых на вид ящиков.

— Десять лет! — вскричал единорог прямо мне в ухо, закрывая дверь, — Десять лет налаживания связей, разорительных подкупов и общения со всяким сбродом! И всё псу под хвост! И всё из-за парочки жадных и неадекватных идиотов! О, Селестия, дай мне терпения…

— Вам не следовало отдавать оружие в такие копыта… — сказала я, садясь на пыльный мешок с соломой, которые в изобилии валялись по комнате, — Из него было убито много невинных зебр.

— Не тебе меня учить, что и кому продавать! — накинулся на меня Холдер, но я спокойно выдержала его взгляд, ведь теперь я знала, что он нуждается во мне, — Я уже совершал миллионные сделки, когда тебя еще даже в планах не было! И вообще, чего я с тобой спорю? Заткнись, или я заткну тебя сам.

— Лейн… Где сейчас твои миллионы, а? – его жена встала из-за стола, за которым что-то писала, и подошла к Холдеру. — Разве они тебе помогли?

— Вэл, только не надо опять начинать, а…

— А я не начинаю. Я продолжаю. И не слышу ответа на свой вопрос. Помогли бы тебе сейчас все твои деньги, а?

Холдер опустил глаза и виновато уставился в пол. Я здорово удивилась весёлому и добродушному Нгамии, а сейчас не менее странным было видеть Холдера поникшим и пристыженным.

— Молчишь. И правильно, что молчишь. Потому что, если бы не Эйли с Бризом, мы бы застряли в той дыре до тех пор, пока нас не нашли бы верблюды. Когда ты последний раз платил что-то Эйли, а? Ты ему ни разу не платил. Он здесь, рискует своей головой только потому, что он в первую очередь твой друг со школьной скамьи, а потом уже всё остальное. А ты, конечно же, забыл, у тебя в голове твои сделки с всякими проходимцами. А Капитан, а? Помнишь, когда мы нашли его? Зачем ты притащил его домой и приглашал лучших врачей? Ради денег? Да видит Селестия, тогда ты еще был тем самым Лейни Холдером из Старого Города, и вокруг тебя были десятки пони, которые пошли бы за тебя в огонь и воду. Помнишь Ивнинг Стар? Лилию Нейл? Каста Роупа? Сколько мы вместе пережили? И как ты с ними обошёлся?

— Они сами виноваты… — буркнул Холдер и сел у двери, подальше от света ламп.

— Роупа убили из арбалета в саванне несколько дней назад, — вырвалось у меня. Я говорила с уверенностью что это тот самый Роуп, потому что сомневалась в существовании ещё какого-то пони с таким глупым именем. Не таким глупым как «Шаклз», но около того.

Холдер ошарашено поднялся на ноги, и снова сел, а его жена всхлипнула и достала откуда-то носовой платок.

— Да превратиться мне в жука на этом самом месте, если во всём виноват не ты и не твои деньги! Чем ты стал? Твоего друга убивают твоим же товаром, сам скатился до покупки рабов, вот этой бедной зебры! А сейчас дошло до того, что мы сидим на мешках с соломой, за полмира от дома, и надеемся на чудо. Подумал бы хоть о нашем сыне. О, как же я благодарна высшим силам за то, что ему не интересны твои финансовые дела!

— Вэл…

— Что «Вэл»? Что будет дальше? Мы, милостью Селестии, вернемся в Эквестрию, а ты сразу же влипнешь в очередное грязное дельце, — прокричала она, размазывая слёзы.

— Не влипну.

— Я тебе не верю.

— Я потерял всё, Вэл. Все наши деньги были здесь, вдали от эквестрийских налогов. Половина в казне Дромедора, половина в Зевере. Этот зебринский совет развернул бурную деятельность, сразу перекрыли всё, все мои каналы. А потом без труда взяли за горло этих трусливых верблюдов, да так, что те от испуга начали вместо ареста просто резать всех пони, с которыми всего сутки назад курили кальяны и хохотали. Если «Дэйлайт» не прилетит, то мы обречены. Прости меня, Вэл…

Голубая пони села рядом с мужем и уткнулась мордочкой в его короткую гриву.

— Конечно же, я тебя прощаю, кто я тебе, мачеха что ли. «Дэйлайт» прилетит, минута в минуту. Ты же знаешь Капитана. Эйли с Бризом уведут грифона подальше, и мы сможем покинуть эту пустыню. Вернемся в Мейнхеттен, я снова устроюсь в ателье, а ты откроешь свою старую бакалею, а?

— Нет. К старой жизни мы уже не вернёмся. Я поклялся в свое время, что этого не будет, и я намерен держать своё слово. Продадим нашу усадьбу в Хуффингтоне, этого нам хватит на покрытие долгов. А остальное обеспечит моё последнее вложение – эта зебра.

— Что ты имеешь в виду? Ты же не собираешься?..

— Помнишь дядю Грея? Он обещал за маленькую услугу рекомендовать меня в городской совет, с его рекомендацией меня выберут туда не раздумывая, а это пожизненное государственное обеспечение и жесточайший контроль со стороны Кантерлота. Так что я при всём желании больше не смогу проворачивать свои «грязные делишки», как ты выразилась… К тому же место в совете это место в высшем обществе Мейнхеттена. Так что тебе придется вспомнить все свои хорошие манеры, Вэл…

Пони грустно улыбнулась.

— Ты, наверное, уже не изменишься, — сказала она и укусила мужа за ухо, — но имей ввиду. Если ты будешь обращаться с этой зеброй как с вещью, то это меня очень расстроит. А ты знаешь, что бывает, когда я расстроена.

— Да, сегодня они поставили новый рекорд, — услышала я голос жеребенка прямо под ухом. — Обычно им хватает десяти минут ругани, а потом папа идёт в кабинет, а мама садится писать дневник. А тут, вроде, даже помирились. Меня Патти зовут, а тебя?

Как он сумел подкрасться? Что-то я совсем перестала смотреть по сторонам, это до добра не доведёт. Но этому пареньку явно не откажешь в дружелюбии. У меня не очень-то получается возиться с маленькими жеребятами и, перед тем как повернуться к нему, я постаралась состроить улыбку поприторнее. Как оказалось зря, потому что сейчас Патти с виду довольно сильно отличался от того непоседы, с сачком которого я встретила в саду. Он сидел рядом со мной с серьёзным выражением на лице, и даже цвет его шерсти как будто потерял полтона в яркости. Наверное, примерно в таком возрасте я окончательно определилась в своём будущем Испытании. Или нет, Луна их разберёт, этих пони.

— Зекора, очень приятно. — ответила я серьёзным голосом.

— У тебя и имя клёвое! — сказал жеребёнок, повысив голос всего чуть-чуть, без излишнего восторга.

— Спасибо.

Лейн Холдер посмотрел на карманные часы и громко щёлкнул их крышкой.

— Так, пять минут. Вэл, не забудь бумаги, Патти – держись рядом. Ох, Селестия, будь, пожалуйста, тоже где-нибудь недалеко…

Жеребёнок мгновенно перестал сдерживаться и казаться взрослее чем он был на самом деле, он в нетерпении заёрзал на месте и начал улыбаться во все зубы.

— А ты не слишком-то беспокоишься, — сказала я ему и тоже улыбнулась.

— О чём тут переживать? За нами же летит Капитан! Это самый крутой пони в мире! Ты, кстати, на втором месте.

— Это честь для меня.

— Ещё какая! Он тебе тоже понравится, вот увидишь!

— Не сомневаюсь.

— Однажды, когда папа с мамой гуляли по лесу, на них напали сразу пять медведей и тут появился Капитан и всех их победил! И в благодарность папа подарил ему наш «Дэйлайт»! Но медведи сильно поцарапали Капитана, так что он иногда говорит странные вещи, но ты не обращай внимания.

На боку жеребенка красовалась Метка в виде компаса и подзорной трубы. Не знаю, что она означает, по моим наблюдениям у пони не было в их Метках никакого выверенного символизма. Если по Метке зебры всегда можно было определить род её деятельности, если знать куда смотреть конечно, то значки на крупах пони часто представляли собой что-то абстрактное, и без прямого объяснения от самого пони ничего толком не значили.

Внезапно с крыши послышался какой-то дикий треск. Холдер выскочил в коридорчик, вбежал вверх по лестнице к люку и выглянул наружу.

— Он здесь! Минута в минуту! Вот Дискордов сын, как у него это выходит? Убираемся отсюда! – скомандовал он и распахнул люк. Патти взвизгнул и помчался наверх, обгоняя мать, которая тащила в зубах тяжелый с виду чемодан. Почему эту штуку не несёт Холдер своей магией? Видимо, нахватался повадок в Дромедоре, где тяжёлые кошели с монетами традиционно таскают только верблюдицы.

Выбравшись вслед за пони на крышу, я, на несколько секунд, замерла от удивления. Вся крыша, и соседние здания тоже, были в тени огромной висящей в воздухе штуковины. Да, пожалуй, Бриз был прав. Гигантское продолговатое веретено ярко-фиолетового цвета, с подвешенным под ним кораблём без мачт. На днище корабля располагалось несколько веерообразных «плавников», которые каким-то образом слабо шевелились. Дирижабль плавно опускался прямо посреди улицы, полностью заполняя её собой, а его палуба почти поравнялась с крышей нашего дома. С борта тянулась верёвка с привязанным к ней здоровенным счетверённым крюком, этот крюк пропорол всю крышу соседнего дома и половину нашей, остановив дирижабль как раз там, где было необходимо.

Пока Патти восторженно визжал и скакал как газель, его отец телекинезом вытащил застрявший якорь и сбросил вниз. Палуба дирижабля уже поравнялась с крышей нашего дома, но только широкий деревянный трап начал опускаться, как я услышала звенящие щелчки и в воздухе вжикнули два болта, скользнув по деревянному настилу крыши и выбив фонтаны пыли из каменного бордюра на её противоположном конце. Краем глаза я заметила, как несколько верблюдов заняли позиции на соседнем доме и стреляли по нам, но стрелки из них были сильно хуже, чем из Чалка. Второй залп также прошел мимо, но не настолько далеко, чтобы не беспокоиться.

— У них арбалеты! – крикнула я, сгребая пробегавшего мимо Патти в охапку и прячась за крышкой люка. Вэл Холдер замешкалась на секунду, и два болта одновременно попали прямо в чемодан, который она несла в зубах, но не пробили его. Она вскрикнула и легла ничком, укрывшись чемоданом как щитом.

— Ну, как тебе твоё же оружие? – крикнула она Лейну, который как раз уводил от себя следующий залп телекинезом.

— Превосходно! То, что они попадают хотя бы в нашу сторону, это уже немалое достижение!

«Тысяча дохлых драконов! Вражеская артиллерия прямо по курсу! »

Я аж поёжилась. Крик донёсся откуда-то с борта дирижабля, который взмыл вверх, шевеля плавниками, пролетел над нами, и опустился на соседнюю улицу, отгораживая нас от стрелков своим корпусом. Дирижабль снова поравнялся с крышей, и за опустившимся трапом оказался обладатель этого громоподобного голоса. Сказать, что выглядел он необычно, это ничего не сказать: светло-серый пегас сверкавший жёлтой гривой, в огромной вычурной чёрной шляпе с пером, и с чёрной же повязкой на одном глазу. В зубах он держал курительную трубку, при этом забавно скалясь. Правда, пегасом он был только номинально, одно крыло торчало в сторону, а второго не было вообще. Вместо него виднелась только тёмная кожаная заплатка, притянутая ремешками. Лейн Холдер первым вбежал по трапу и бросился обнимать Капитана.

— Эй-эй, не время разводить сопли мой друг, мы все ещё на территории кровожадных аборигенов! — воскликнул пегас, пропуская Холдера мимо, — Все на борт!

— Привет, Капитан, сэр! – взвизгнул жеребенок и тоже бросился на Капитана с объятиями. Пегас подхватил Патти и аккуратно поставил на палубу.

— О, мой любимый юнга! Готов к приключениям?

— Ещё как готов, Капитан, сэр!

— Так держать! Выбирать якорь! Отходим через минуту!

— Есть выбирать якорь! – крикнул жеребенок, смешно приложив копыто ко лбу, и стремглав бросился куда-то на нос.

— Миссис Холдер! Как же приятно снова видеть вас на борту, — сказал Капитан поднявшейся по трапу Вэл, принимая у неё чемодан с торчащими арбалетными болтами, — вижу, я как раз вовремя.

— Ты не представляешь, насколько ты вовремя. Увози нас отсюда, и желательно побыстрее.

— Как ветер, мэм! О, а кто же эта юная леди? – удивился он, оглядывая меня широко раскрытым ярко-желтым глазом.

— Меня зовут Зекора, — ответила я, нерешительно ступая на палубу. Мне почему-то казалось, что под ногами она должна болтаться из стороны в сторону.

— Добро пожаловать на «Дэйлайт», леди Зекора, самую быструю и удачливую посудину к востоку от Эквестрии, — сказал Капитан и вычурно поклонился, выписывая шляпой в воздухе какие-то замысловатые пируэты, — меня зовут Капитан, я и моя команда к вашим услугам!

— Эм… Конечно, спасибо, — нерешительно ответила я, оглядываясь вокруг. Никаких признаков команды нигде точно не было, на палубе стояли только я, Капитан, и семья Холдеров. Пегас поскакал на корму, где был установлен большой штурвал в окружении целой кучи каких-то рычагов.

— Трап убрать! По местам стоять, со швартовых сниматься! — заорал Капитан, обращаясь в пустоту, протянул копыто и, не глядя, дёрнул за один из многочисленных растянутых рядом с ним канатов. Под ногами что-то глухо стукнуло и трап начал медленно подниматься, — Поворот оверштаг! – скомандовал он снова сам себе, лихо крутанув штурвал и дёрнув несколько рычагов. Дирижабль начал подниматься и разворачиваться в сторону моря. Несколько выстрелов пробили оболочку прямо над моей головой, а один каким-то чудом попал прямо в штурвал, наполовину застряв в нём. Капитан при этом даже не шелохнулся.

— Якорь на месте, сэр! – пискнул Патти, вытягиваясь по струнке рядом со штурвалом и бросая на застрявший болт хищные взгляды.

— Так держать! – крикнул пегас и дёрнул ещё несколько рычагов. Внизу под днищем послышался усиливающийся скрип плавников, дирижабль начал набирать скорость и высоту. Мимо пробежали Вэл с Холдером и скрылись в каюте, дверь в которую находилась за спиной Капитана.

Я отвлеклась от попыток определить какой-то смысл в действиях и выкриках пегаса, вместо этого выглянув за борт. Город оказался уже довольно далеко, на пристани собралась огромная пятнистая толпа верблюдов, тыкающих в нас копытами. Капитан фальшиво насвистывал какую-то мелодию и вертел штурвал туда-сюда. Я заметила на его боку метку в виде нескольких пузырьков на фоне молнии.

— Юнга, отставить сачковать! Медь, железо драить, резину белить, трущиеся части расходить и смазать! – скомандовал Капитан, и Патти бросился исполнять его приказ, а у меня от всех этих оглушительных криков начинала болеть голова. Жеребёнок подбежал к борту и начал перематывать какой-то канат, но вдруг остановился как вкопанный, всматриваясь вдаль.

— Капитан, там справа по борту, кто-то летит! – послышался его голос.

Я повернула голову и в первые секунды ничего не увидела, но потом, мало-помалу, различила маленькую тёмную фигурку, двигавшуюся с нами параллельным курсом. Да, пора бы уже привыкать, что вокруг меня всё никогда не происходит слишком просто.

— А вон ещё! — крикнул Патти, перебежав к левому борту. С некоторыми усилиями я смогла разглядеть и второго грифона, но уже с левого борта. Да, в наблюдательности пареньку явно не откажешь, Метка была выдана ему не просто так.

Грифоны летели на одинаковом расстоянии от нас, как будто рассматривая. Целых два. Наверное, придется всё-таки вспоминать уроки плавания.

— Проглоти меня медуза, враг на траверзе! — закричал пегас так громко, что у меня заложило ухо, — По местам стоять, отражать абордаж! Юнга, быстро в каюту, дверь задраить! И вас, юная леди, я бы попросил укрыться там же. Сейчас здесь будет жарко.

Я не успела принять какого-то решения по этому поводу, грифоны рванули к нам и через десяток секунд оказались на палубе. Среди них не было того, которого я видела во сне, это были две молодые грифины, судя по всему, даже близняшки, по крайней мере каких-то внешних отличий я между ними не заметила. В отличие от невзрачного грифона, они красовались покрытыми бело-голубыми перьями головой и частью груди. Величественные и красивые существа, жаль, что сейчас они против нас.

— Сдавайтесь, и никто не пострадает, — сказала одна из них звучным певучим голосом, — сопротивление бесполезно.

— Да я скорее съем свою шляпу, чем сдам корабль двум курицам! – рявкнул Капитан и встал в угрожающую стойку, опустив голову.

Грифины подняли брови и переглянулись.

— Он что, серьёзно? – обратилась ко мне одна из них.

— Я… Ээ-э… Наверное?

— Погодите, вы что, не осознаете своё положение? – удивленно спросила вторая.

— Нет это вы не осознаете своё положение, пачкая лапами палубу моего корабля! — выпалил пегас, размахивая крылом и стуча копытом по доскам.

— Ну тогда, ээ-э, тогда мы вынуждены применить силу, — нерешительно проговорила первая грифина и расправила крылья.

Как только она это сделала, сверху прямо на неё упал освещённый синим цветом кусок каната, начав извиваться как вытащенный из земли дождевой червяк, и намертво связав её. Вторая грифина ловко увернулась от подобной участи и прыгнула за борт.

Из каюты показался Лейн со светящимся рогом. Он на ходу закутывал свою жертву в верёвку всё сильнее и сильнее, как паук вяжет паутиной попавшуюся муху. Вскоре грифина оказалась связана настолько, что неподвижно упала на палубу. Тем временем, описав в воздухе петлю, её сестра на огромной скорости пронеслась над палубой, по пути срезав несколько канатов, связывающих нас с оболочкой. От этого дирижабль ощутимо тряхнуло.

— Портить мне такелаж? – взревел Капитан, встал на фальшборт и свесился вниз, удерживаясь одним копытом за натянутый трос. — А ну тащи свою тощую задницу сюда, чтобы я мог её надрать! — крикнул он еще громче, потрясая в воздухе свободным копытом.

Грифина сделала еще один вираж и вернулась, на лету пытаясь подхватить свою сестру. Видимо, та оказалась слишком тяжелой, у грифины получилось лишь подтащить сестру к противоположному борту, но большее было уже не в её силах. К тому же Холдер не зевал, пытаясь накинуть на грифину извивающуюся верёвку. Грифина ловко уворачивалась от неё, но почему-то больше не улетала, видимо поняла, что сестру просто так забрать не получится. Тут я заметила рядом с собой свёрнутую веревочную сеть для поднятия грузов и толкнула её единорогу. От ловчей сети грифина увернуться уже не смогла, и упала на палубу рядом со своей сестрой, так же связанная с ног до головы.

— Ага! Попались птенчики в силок! – воскликнул Капитан и подскочил к связанным. Те почти прекратили борьбу и просто лежали валетом, нервно дёргая длинными львиными хвостами. Из каюты выскочил Патти и, несмотря на протестующие вопли матери, начал скакать вокруг грифин. Подскочив к первой, он, недолго думая, зубами выдрал у нее из макушки красивое бело-синее перо. Та издала какой-то совсем птичий крик полный ужаса, отчего вторая грифина, не видевшая, что происходит, задёргалась ещё сильнее.

— Ч… Что вы делаете! ? – громко спросила она, силясь извернуться и посмотреть на свою сестру.

— Мы? Мы ещё ничего не делаем. Хотя, я давно хотел себе новую пуховую подушку… — сказал Капитан, усаживаясь нарочно в поле её зрения, — Лейни, как думаешь, в этих курах достаточно пуха для подушки?

— Не знаю, старина, — ответил Холдер, хватая жеребёнка, вознамерившегося выдрать ещё одно перо, — но, думаю, нам ничто не мешает проверить.

— Эй, Зекора, — обратился ко мне Капитан, чётко выговаривая слова, — ты же из племени Потрошителей, что скажешь, хороший материал?

Моя нижняя челюсть и мои брови никогда ещё не были так далеко друг от друга. Я удивлённо посмотрела на Лейна, который держал жеребёнка, еле сдерживающего смех, а потом перевела взгляд на Капитана, который сохранял каменно-суровое выражение лица, буравя пленниц взглядом единственного глаза. Их только что чуть не убили, а они шутки шутят? Воистину странный народ. Патти показал жестами что-то вроде «ну же, давай». Мне понадобилось несколько секунд чтобы собраться с мыслями.

— Да, мне кажется, из них выйдут отличные чучела. Вот эту поставим в особняке Холдера, а эту можно будет продать, кое-кто в Эквестрии даёт большие деньги за чучела молодых грифин в полный рост. Пойду, принесу свои инструменты, а вы пока постелите здесь что-нибудь, будет грязновато.

Я встала и сделала вид, будто ухожу. Судя по расширившимся от страха глазам и участившемуся дыханию, пленницы явно поверили во всю эту комедию.

— Послушайте, отпустите Арнгуд, а со мной можете делать что захотите! – взмолилась та, напротив которой сидел Капитан.

— Нет, не отпускайте! То есть, отпустите не меня, а Арндис! – возразила вторая.

— Не слушайте её, она еще молодая, не понимает! — перебила её первая и попыталась хлестнуть сестру хвостом.

— Я младше тебя всего на два часа!

— Это ничего не меняет! Если ты останешься, то и я останусь. Послушайте, мы ведь просто делали свою работу!

— А мы просто спасали свои жизни, — меланхолично проговорил Лейн.

— Да мы даже не убивали никого! Только доставляли куда следует!

— Ах, вот вы как заговорили. Если вы никого не убивали, то что же вы пытались сделать десять минут назад? Если бы мы сдались, что бы с нами сделали там, в Надире?

— Они бы… Э-ээ…

— Вот именно. Мозгов-то нет ещё совсем, а уже в наёмницы подались. Вы, хотя бы, единорогов видели до этого, воительницы недоделанные?

— Видели… Один раз…

— О, это, наверное, был мой сводный брат из Филлидельфии. Он до сих пор не может даже чашку чая магией держать. Зекора, ты принесла инструменты? Прекрасно, приступай.

Я подошла к ближайшей грифине, делая вид что держу что-то под плащом, а та зажмурилась и громко заплакала. Патти, увидев это, сразу перестал корчить рожи и обеспокоенно посмотрел на отца.

— Ладно, хватит этого фарса, — подвел итог Лейн.

Жеребёнок подошел к той пленнице, у которой выдрал перо, и с виноватым видом положил его перед ней. Грифина заплакала еще сильнее.

— Вам повезло, что здесь мой сын, — продолжил единорог, поднимая обеих грифин и отправляя их телекинезом на носовую часть палубы, — мы ссадим вас на первый попавшийся корабль, но если я вас ещё раз увижу, пеняйте на себя.

24.

От пленниц мы избавились к полудню, парочка верблюдов в маленькой рыбацкой лодке была немало удивлена такому свалившемуся на них с неба «счастью». Дав им горсть монет, Лейн Холдер запретил рыбакам развязывать грифин до прибытия в порт, а если те начнут выступать – выкинуть их за борт. Конечно же, верблюды не станут следовать таким поручениям, а попытаются развязать страшных, изрыгающих проклятия и угрозы грифонов как можно быстрее. Но это у них не выйдет ещё часа полтора, потому что веревки были затянуты на славу, ещё и прихвачены каким-то «особым заклинанием» Холдера. Понятия не имею, что это значит, но когда незадачливые сёстры окажутся на свободе, мы уже будем вне их досягаемости.

После того, как видимые опасности миновали, все занялись своими делами. Капитан с Патти торчали у штурвала и о чём-то оживлённо беседовали, причем Капитан то и дело всплескивал передними копытами, или разводил их в стороны, показывая размер чего-то или кого-то. Жеребёнок сидел перед ним, раскрыв рот, для него Капитан действительно был самым крутым пони в мире. Лейн Холдер с женой всё утро сидели в каюте и занимались какими-то бумагами.

А я была, впервые с момента похищения, предоставлена сама себе. Хоть и на ограниченном пространстве палубы и небольшого трюма, но это уже нельзя было назвать тюрьмой, я могла пройтись туда, куда захочу, это определённо был прогресс. Что там Узури говорила? Терпеть и ждать? Наверное, в её словах была доля истины, главное не дотерпеть до крайнего момента, когда меня захотят выдать за кого-нибудь замуж или начать выковыривать глаза. Возможно, я сейчас как раз лечу прямо навстречу такому моменту, потому что не имею ни малейшего представления об этой их «Эквестрии» вообще, и о том, что со мной собираются делать, в частности. Когда я вспомнила Узури, то вспомнила и старого мистера Олдлифа. Я видела его всего минут десять, но и этих десяти минут хватило чтобы проникнуться уважением к его знаниям и навыкам. Надеюсь, он выбрался из страны, а если и не выбрался, то он, надеюсь, действительно так необходим Нгамии, что тот его не выдаст.

У правого борта находилась небольшая скамейка, на которую я и присела, когда мне надоело расхаживать по палубе. Кругом, куда ни глянь, была вода, а в небе висело лишь Солнце, без единого облачка. Я вздохнула и подняла глаза на верхнюю часть дирижабля, не знаю, как она называется. В ярко-фиолетовой обшивке чётко виднелись три маленькие дырочки в тех местах, куда попали арбалетные выстрелы. Ещё утром я обратила на них внимание Капитана, но тот сказал не беспокоиться, по его словам, резервуар наполнен особым магическим газом, который не выйдет просто так. Всё то у них магическое…

Из каюты, щурясь от солнечного света, вышла Вэл и направилась ко мне.

— Я не помешаю? – спросила она, указывая на свободное место рядом со мной.

— Нет, ничего, — ответила я подбирая под себя длинные полы плаща, выданного Батлером. С этим куском ткани я не расставалась ни на минуту, глубокий капюшон отлично защищал от жары и чужих взглядов. Пони забралась на скамью с ногами и легла, подставив Солнцу бок, на котором красовалась Метка в виде ножниц и куска ткани.

— Боюсь, нас так и не представили друг другу. Меня зовут Вэл Холдер. — она дружелюбно сощурила большие глаза.

— Зекора.

— Какое красивое имя. Ваши родители, наверное, долго его выбирали.

— По нашим обычаям, имя новорождённому дает старейшина племени.

— О, простите, я совсем не разбираюсь в таких вещах. Я и зебр-то раньше видела только через забор. Ну, вы понимаете.

— Ничего страшного, мало кто разбирается. — вздохнула я, отчетливо понимая, что «зебры за забором» могли быть только рабами, — В саванне множество племён, и у каждого племени есть какие-нибудь свои обычаи и традиции. Хотя есть и общие.

Разговор не клеился. Мы молчали, глядя на дурачащихся Капитана и Патти. Капитан отдал жеребёнку свою обширную шляпу, а сам, сверкая жёлтой гривой, прыгал вокруг штурвала, изображая какого-то зверя. Патти гонялся за ним с верёвкой, пытаясь заарканить. Когда ему это удалось, он взобрался Капитану на спину, и они вместе начали даже не петь, а просто кричать странную песню:

Хорошо идти фрегату по проливу Каттегату -

Ветер никогда не заполощет паруса!

А в проливе Скагерраке — вихри, скалы, буераки

И чудовищные раки — просто дыбом волоса,

Потрясающие раки, просто дыбом волоса!

— Ох, они опять это поют, — улыбнулась пони и захлопала копытами по скамейке в такт.

— Можно вопрос?

— Конечно, всё что угодно. — отозвалась Вэл, подняв на меня внимательный взгляд, пожалуй, чересчур внимательный.

— Почему все зовут его «Капитан»? Как его имя?

Вэл перестала хлопать, и грустно посмотрела на пегаса.

— Никак, никто не знает. Мы с Лейни нашли его в придорожной канаве на окраине города. Судя по всему, он упал с высоты и разбился. В больнице доктора сказали, что он в коме, что у него нет шансов, слишком сильно покалечился. Крыло ему оттяпали, какое-то сильное заражение пошло.

А в проливе Лаперуза есть огромная медуза,

Капитаны помнят, сколько было с ней возни!

А на просторах Зебрики, на прелестной Зебрике

Есть такие зеброчки – ух, Дискорд меня возьми!

С этими словами Капитан отвесил в мою сторону недвусмысленный поклон, а Вэл заливисто рассмеялась. Затем подумала о чем-то своём и опять погрустнела.

— Лейни тогда наорал на врачей и притащил пегаса к нам домой на собственной спине, ещё и немножко поколотил больничного охранника, который пытался ему помешать. Начал водить к нам всяких знахарей и прочих шарлатанов. А потом посреди ночи появился он.

— «Он»?

Если хочется кому-то маринованного спрута,

Значит, ждёт его Тейлкутта или остров Дре!

А бочонок сидра свежего, пузыристого и нежного,

Лучше Понивиля безмятежного, вам не сделают нигде!

— Я так и не видела его лица, он носил длинный грязный плащ с капюшоном, и вообще весь был довольно-таки неопрятен. Обвешан какими-то сумками, и пахло от него как из старой банки с мятой. Просто пришёл, поговорил с Лейном с глазу на глаз, и заперся в комнате с пегасом. Иногда только просил тёплой воды. Потом у меня появились срочные дела в Мейнхеттене, и я уехала на неделю. А когда вернулась то не поверила своим глазам. У нас садик был маленький, я там розы выращивала, Лейни их любит. Подхожу к дому, а этот пегас сидит в этом садике и смотрит куда-то вверх, будто ждёт, что на него что-то свалится. На нём даже шрамов не осталось, кроме крыла, конечно. Не знаю, кем был тот незнакомец, но он сделал просто невозможное, а взамен попросил только немного еды.

Капитан достал откуда-то длинную подзорную трубу, и они с Патти принялись, выхватывая её друг у друга, осматривать горизонт. Пони улыбнулась, и продолжила свой рассказ:

— Оказалось, он ничего не помнил, болезнь какая-то, забыла, как называется. Даже имени не знал своего. Мы на первое время называли его просто «мистер Пегас». Потом Лейн оставил все дела на Батлера, взял «Дэйлайт» и полетел с «мистером Пегасом» в Клаудсдейл. Мы надеялись, что там этот несчастный что-нибудь вспомнит, или его кто-нибудь узнает, но безрезультатно, там его никто не знал, и сам Капитан ничего так и не вспомнил. Он вёл себя совсем как жеребенок, всех боялся и постоянно прятался, особенно от других пегасов. В итоге мы оставили его жить на «Дэйлайте». А затем, однажды, «Дэйлайт» пропал. Этот пегас просто улетел на нём куда-то, Лейни был больше удивлён, чем разозлён, потому что такой дирижабль невозможно взять и угнать, их можно по лепесткам одной ромашки пересчитать во всей Эквестрии. Но через неделю «Дэйлайт» лихо бросает якорь прямо на нашей улице, и с него сходит Капитан. В шляпе, с повязкой через глаз, и морскими замашками, таким, каким мы его сейчас видим. Никто не знает куда он летал и что там произошло, я думаю ему нужно было побыть одному какое-то время, принять то, что он больше не может летать на своих крыльях, и выдумать себе какой-то новое призвание, вот он и выдумал. Чудеса, да и только.

Тем временем Капитан и Патти поменялись ролями. Патти встал за штурвал, а Капитан носился по палубе, смешно выполняя его приказы и постоянно путаясь в них.

— Наш «Дэйлайт» уже далеко не новый, — продолжила Вэл, — ему уже лет двести, но, скорее всего, ещё больше. Лейни говорит, что дирижабль протянет ещё столько же, это же не морское судно, которое бьют волны и портит солёная вода… Но даже на таком старичке Капитан на Кантерлотской Регате умудряется обгонять большинство соперников на более новых и быстрых дирижаблях. Разве что «Сильвер Шторму» и «Метеору» проигрывает, но они построены недавно, по какой-то там новой схеме, я в этом не разбираюсь, если честно. Моего сына от этого пегаса вообще не оттащить, когда маленький непоседа прибежал домой с новенькой кьютимаркой, я даже не удивилась её рисунку. Обычно дирижаблями управляют единороги, но Капитан как-то справляется, а значит мы всё равно попытаемся пристроить Патти в воздухоплавательную школу, у нас достаточно связей.

Снова я услышала слово «кьютимарка», и только сейчас догадалась что таким образом пони называют свои Метки. Можно было бы воспользоваться случаем и тихонько порасспросить эту дружелюбную Вэл обо всяких насущных вещах, например о том, где здесь туалет, но у пони громко заурчало в животе, и она отвернулась, явно смутившись.

— Ох, утомила я вас своей болтовнёй, а уже давно пора ужинать, — сказала она, слезая со скамейки, — вы ведь не откажетесь присоединиться к нашей скромной трапезе? У нас здесь в основном консервы, но Лейни умеет готовить из них настоящие сокровища.

Вместе ужинать? С ними? То, что меня не сажают на цепь и не бьют – это, конечно, хорошо, за это им спасибо. Но этот Лейн купил меня у рабовладельца, а не вежливо пригласил на увлекательную поездку к соседнему континенту. А потом оставил в сыром подвале на три дня, с минимальным запасом еды и воды. Эти пони, конечно, не отвечают за действия своего родственника, но я, пожалуй, еще не готова к дружеским семейным застольям с этой разноцветной компанией.

— Извините, я не голодна. — соврала я как можно более учтивым тоном. — К тому же, боюсь, ваш муж этого не одобрит.

И когда только я успела привыкнуть к таким витиеватым выражениям?

— О, Лейни даже слова не проронит в вашу сторону, я с ним поговорю!

— Я всё-таки откажусь, — сказала я более настойчиво.

— Конечно, я понимаю… — Вэл виновато посмотрела на меня. — Обстоятельства не располагают. Я скажу Капитану вынести вам одеяло, и что-нибудь поесть. На дирижабле только одна пассажирская каюта, но вы можете спать в трюме, туда никто не ходит, а за перегородкой в шкафу сложены гамаки для команды, они очень удобные. Капитан ими не пользуется, на самом деле я и сама не знаю в какой части «Дэйлайта» он ночует. И еще, спасибо, что защитили моего сына там, на крыше.

— Я сделала бы то же самое для любого. Спокойной ночи, миссис Холдер.

Первую фразу я произнесла, как-то не задумываясь. Была ли это простая вежливость? Не знаю.

25.

Капитан вскоре действительно вынес для меня неплохой горячий ужин из явно консервированных продуктов, видимо, Вэл не наврала насчёт кулинарных талантов своего муженька. Расправившись с едой, я спустилась по крутой лестнице в пустой трюм, где за перегородкой действительно нашла что-то вроде комнаты для команды. В шкафу аккуратно располагались гамаки из толстенной парусины, которые предполагалось развешивать на специальные крючья, вделанные в стенки здесь же. Я замерла, постояв немного на месте и прислушиваясь. В трюме было тепло и тихо, никакого завывания ветра и бесчисленного разнообразия скрипов, как на палубе. Я аккуратно закрыла дверь шкафчика с гамаками и пошла наверх, с радостью заметив, что на моей скамейке уже лежало обещанное Вэл тёплое шерстяное одеяло. Как бы ни было комфортно там, внизу, я не хотела терять возможность ещё раз заночевать под открытым небом, любуясь светом звёзд и Луны, ведь неизвестно где я буду жить, когда наш полёт закончится, возможно меня снова запрут где-нибудь.

Мне не хотелось устраиваться на ночлег рядом с каютой, хотя ограждение палубы там было самым высоким, и меньше всего дул ветер. Но сон под дверью, завернувшись в одеяло? Нет, не уподобляться же дворовому псу. Вместо этого я решила остаться на той самой скамейке, ближе к носу. Патти так и не выпустили наружу после ужина, и Капитан, которого некому было отвлекать, неподвижно встал за штурвал, изредка дёргая рычаги и легонько постукивая копытом по приземистой, сияющей начищенной медью колонне, в которую был встроен компас. Иногда он вполголоса что-то кому-то приказывал и, громко скрипя зубами, жевал трубку.

Странно, но я с детства замечала за собой восхищение закатами и рассветами. Может быть, из-за этого у моих глаз такой цвет, или наоборот, мне нравится смотреть на Солнце, поэтому у меня такие глаза? Нужно было спросить это у старейшины в своё время, как и о десятках других вещей, но я ведь не подозревала что судьба закинет меня под хвост жизни так скоро. А здесь закат был просто потрясающ. Заходящее Солнце в саванне всегда дрожит и искажается от испарений, отчего кажется, будто оно плавится и растекается по земле где-то там, за горизонтом. Здесь же идеально круглый солнечный диск плавно опускался за кроваво-красный горизонт, оставляя на воде длинную искрящуюся дорожку. Пустынная гладь моря одновременно угнетала и восторгала меня, ведь она пустынна только на первый взгляд. Где-то там, внизу, живёт огромное количество живых существ, и еще больше растений. Вот бы поговорить с кем-нибудь оттуда, или собрать редких водорослей для опытов. Ведь из них могут получиться такие зелья, каких ещё никто никогда не варил.

Я поёжилась. Несмотря на толстое и колючее шерстяное одеяло, которым я укрывалась, вечерний холод проникал до костей. В отличие от экипажа, на котором мы летели над пустыней, здесь не существовало ничего, защищающего от лёгкого, но пронизывающего ветра. Постаравшись не думать о костре и горячем чае, я сунула нос в складку одеяла и попыталась заснуть. Засыпаю я обычно двумя путями: либо, как только голова находит опору, моё сознание сразу уносится куда-то в страну снов, а, проснувшись, я обнаруживаю себя в метре от постели и с высохшим языком. Либо сон играет со мной в игры, подсовывая вместо себя видения, воспоминания и ненужные мысли обо всякой ерунде. И, по мере взросления, прогонять такие мысли становится всё труднее. Всё это занимает голову лишней чепухой и не дает нормально отдохнуть.

Открыв глаза уже за полночь, я поняла, что сегодня время второго варианта. Обычно в таких случаях помогает чтение, пока глаза не начнут слипаться сами по себе, или медитация, чтобы упорядочить мысли и расслабиться. Но книг в досягаемости не было, а медитировать просто не хотелось, за этим занятием я провела почти всё время в подвале Холдера. Старуха неединожды предупреждала меня о том, что излишнее увлечение такими практиками может привести к неприятным последствиям для рассудка.

Где-то наверху, в паутине из верёвок, на которую был подвешен нижний корпус дирижабля, шумел ветер. Несколько оборванных грифиной канатов глухо стучали о борта. Там же, почти неслышно, скрипели плавники, движимые не то магией, не то скрытыми механизмами.

Я высунула голову из-под одеяла и подумала, что уже сплю. Мир вокруг как будто потерял все краски, даже ярко-фиолетовый резервуар с газом над головой стал серым. На небе очень ярко светила огромная Луна, отсюда она, почему-то, казалась гораздо больше, чем в саванне. На ней различалось каждое мельчайшее пятнышко, образующее рисунок в виде головы единорога. Но не это привлекло моё внимание, а то, что мы не летели, а плыли. Плыли в море, состоящем из тёмно-серых облаков. Облака сплошной ровной пеленой простирались до самого горизонта, во все стороны. Но плеска воды я не слышала, так что это явно был не стелющийся по поверхности моря туман.

Оглядев залитую ярким лунным светом палубу, я заметила Капитана. Он смотрел куда-то вперёд, опираясь копытами на бортик прямо в носовой части. Пегас торчал там без своей огромной шляпы и заплатки на крыле, его можно было принять за привидение, настолько потусторонняя была обстановка вокруг. Я слезла со скамейки, всё ещё завёрнутая в одеяло, и осторожно, почти крадучись, пошла к нему вдоль борта.

Капитан стоял, закрыв глаза, и медленно помахивал крылом, иногда наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я приблизилась к нему почти вплотную, а он так и не обратил внимания. Внезапно внизу что-то скрипнуло, пегас вздрогнул и посмотрел на меня. На несколько секунд его лицо выражало только недоумение, как будто он меня не узнал. Я, наверное, странно выглядела сейчас, растрёпанная и закутанная в одеяло, волочащееся за мной по палубе. А вкупе с черно-белой шерстью, на призрака была скорее похожа я, а не Капитан.

Вдруг он моргнул и улыбнулся.

— Моей прелестной пассажирке не спится? Ветер нынче крепковат, это правда.

— На моей родине ночью не сильно теплее, — ответила я, подходя ближе, — но там всегда можно развести костёр и выпить чаю.

— Хотите, я прикажу принести вам чай с камбуза? Эй, стюард! – крикнул Капитан и собрался куда-то бежать.

— Ох, нет, я про другой чай, – сказала я, останавливая пегаса, — Вы пьёте какой-то сладкий сироп, я же привыкла к ароматным травяным сборам, здесь такого не достать.

Капитан остановился в нерешительности и почесал затылок.

— Ну, пони обычно любят сладкое. Есть даже те, кто питается почти исключительно пирожными и тортиками, — промолвил он, будто оправдываясь, — Лишь бы зубы чистить не забывали, а то иной раз страшно взглянуть. Кстати, вы не против, если мы перейдем на «ты»?

— Конечно не против, — ответила я, махнув ногой. Вообще не понимаю, зачем было с самого начала обращаться ко мне так официально.

— Чуд-десно! – воскликнул Капитан, тут же испуганно вытаращил глаз и заткнул рот копытом. Его возглас прозвучал как гром, и вполне возможно перебудил всех Холдеров. — Ух, пардон, я не привык разговаривать с кем-то ночью. Мой проклятый голос иногда доставляет столько проблем, хоть глотку режь!

При этом пегас сделал страшную физиономию и провёл копытом по шее так, что я невольно улыбнулась.

— Нравится мой корабль? — спросил он, ехидно прищурившись.

— Да, он, вроде как, замечательный. — ответила я, пожав плечами, — Я не разбираюсь в таких штуках, и вообще впервые на подобной летающей машине. Со стороны мне казалось, что лететь будет тяжелее, с виду кажется, что эту штуковину качает от любого ветра.

— «Дэйлайт» самая «нетрясущаяся» посудина из тех, какие я знаю! Главное правильно отрегулировать стабилизаторы, и эта малышка будет незыблема как айсберг!

— Охотно верю, — снова улыбнулась я, пытаясь припомнить что такое «айсберг». У меня не вышло. Бросив попытки совладать с памятью, я снова задержала взгляд на необычных облаках, по которым «плыл» дирижабль.

— Почему всё стало таким бесцветным? — неуверенно промолвила я, немного понизив голос. На самом деле я вполне ожидала что Капитан скажет о том, что всё вокруг выглядит как обычно, а кажущаяся бесцветность означала мои проблемы с головой.

— А, это всё Серое море, — ответил Капитан, опираясь передними копытами на ограждение палубы, — я сам это название придумал. Может быть, умные пони называют его как-то по-другому, но мне нравится моё собственное. Такая штука есть только над этим океаном, здесь ветер дует по-разному на разной высоте, и облака собираются в один тонкий слой. Если загнать на этот слой дирижабль, то можно хорошо набрать ход. Только больше никому не говори, я так уже пятую регату выигрываю.

— А Вэл сказала, что ты занимаешь третье место, — протянула я, покосившись на пегаса.

Капитан смешно надул губы.

— «Сильвер Шторм» и «Метеор» не считаются. Они новенькие, и летают по-другому. А Вэл всё про меня уже разболтала?

— Ну, наверное, почти всё.

— Значит сага про то, как я победил пять медведей, не пройдёт?

— Сомневаюсь.

— Ох уж эти болтливые кобылки! – закатил глаз Капитан и всплеснул копытами.

— Но она не рассказала, где ты потерял свой глаз. Это, наверное, тоже очень захватывающая история?

— А? Глаз то? — пегас приложил копыто к повязке так, будто уже и забыл о ней, — Да, думаю в проклятой штуковине уже мало смысла.

С этими словами Капитан начал развязывать на затылке узелок, удерживающий повязку на голове. Я невольно сжала зубы, представляя грустное зрелище, но, вместо ужасного шрама, под повязкой оказался вполне здоровый глаз. Но, почему-то, смотрящий немного вверх, когда его сосед смотрел прямо на меня. Капитан заметил моё удивление, и посмотрел на меня этим глазом. При этом прежде здоровый глаз полез вверх. Потом пегас стал, немного поворачивая голову туда-сюда, смотреть на меня обоими глазами по очереди, заставляя зрачок каждого из них уползать вверх попеременно. При этом он сложил губы трубочкой и издавал звук «у-У-УУ-ууу-УУУ-уу-УУУ-уу». Я не смогла выдержать такого больше трёх раз и засмеялась, тут же почувствовав укол совести.

— Извините… Извини, я не должна была над тобой смеяться.

— Пф-ф, — фыркнул Капитан, — да не бери в голову. Я ношу эту повязку только потому, что плоховато вижу обоими глазами сразу, ну и ради Патти, которому нравится мой образ морского волка. А не потому, что боюсь насмешек. Хотя, когда я был в Клаудсдейле, на меня постоянно накатывало ощущение, будто я всё-таки знаю эти места, а когда видел тамошних пегасов – будто они смеялись надо мной в детстве. Но пусть только попробуют позубоскалить сейчас, я им все перья повыщипываю!

При этом пегас непроизвольно захлопал крылом от возбуждения, но заметив, что я обратила на это внимание, сложил его и отвернулся.

— Скучаешь по полётам? – задала я совершенно бестактный вопрос. И кто только за язык тянул? Капитан несколько минут стоял, не двигаясь, и глядя вдаль. Потом повернулся ко мне и с жаром произнёс:

— Скучаю ли я по полётам? Я и так лечу, прямо сейчас. И могу полететь куда угодно, дальше, чем любой пегас. Выше, чем любой пегас. Скучаю ли я по своему крылу? Не знаю. Я помню себя только с того момента, как проснулся в доме Лейна Холдера. А крыла на тот момент у меня уже не было, и я не представляю какого это, летать самому по себе.

Капитан на миг снова отвернулся, как будто раздумывая, стоит ли продолжать. Я потопталась на месте, лихорадочно соображая, что следует предпринять в такой ситуации, и, конечно, приняла неверное решение. Подойдя ближе, я дотронулась копытом до его плеча.

— Я понимаю, извини, не стоило мне…

— Понимаешь? – выпалил пегас, отталкивая мою ногу, — Рака мне под хвост, если ты понимаешь! Да я даже не знаю, что значит моя кьютимарка! Пузырьки с молнией? Что за чушь! А ты знаешь, какого это, когда некуда вернуться? Когда ты понимаешь, что, возможно, у тебя где-то есть семья, которая тебя ждёт, а ты болтаешься посреди мира на этой посудине, вместо того чтобы быть с ними? Зачем, по-твоему, я участвую во всех этих идиотских регатах? Потому что надеюсь, что однажды меня заметит кто-нибудь из тех, кто меня знал. Да видит Селестия, а вдруг у меня есть дети? А если этот жеребёнок – пегас? Я даже не смогу научить его летать как следует, потому что сам уже никогда не оторвусь от земли на своих крыльях! Что ты можешь понять, девочка?

Ну, вот это уже ни в какие ворота не лезло. Я скинула одеяло, движением копыта взъерошила себе гриву и перешла в наступление.

— Да ну! ? По-твоему, я здесь на увеселительной прогулке с этой богатенькой семейкой? За прошлую неделю меня чуть не сожрала пантера, меня чуть не задушили, убили моего лучшего друга! Потом твои сородичи похитили меня в рабство, хотели надругаться надо мной, сломали несколько рёбер, заперли в вонючем фургоне с дюжиной напуганных истощённых зебр без воды и пищи! Привезли в какой-то город, где просто продали отвратительному верблюду, который, в свою очередь, продал меня этому твоему Лейну Холдеру! А потом они просто забыли меня в тёмном сыром подвале на три дня! Но это еще не всё, потому что именно в этот момент в моей стране произошла какая-то политическая дичь, и все верблюды разом захотели крови этого вашего Лейни, а заодно и моей! Я даже поспать нормально не могу, через раз вижу во сне какие-то видения, от которых медленно схожу с ума, потому что не знаю с чем это связано! Но погоди, это всё мелочи по сравнению с тем, что из-за свалившихся мне на хвост приключений я не могу вернуться домой, потому что я провалила испытание Метки Судьбы, и для моего племени и моей семьи я уже просто не существую! Ну, куда уж мне до пегасика, который, всего лишь, летает куда вздумается и строит из себя отважного героя перед жеребятами! Еще и плачет о неизвестной Метке, когда у меня её вообще нет, и не будет! А? !

Выкрикнув последнее слово, я в упор уставилась на Капитана, который в свою очередь, прищурившись, уставился на меня. Удивительно, но оба его глаза на этот раз смотрели прямо. Пауза затягивалась, а наши лица находились явно ближе друг от друга, чем следовало. Через полминуты правый глаз пегаса медленно пополз вверх. Я держалась еще несколько секунд, но сорвалась и хрюкнула от смеха. Капитан довольно оскалился и сунул в рот трубку.

— А у тебя есть внутренний стрежень, девочка, – сказал он, скрипя по трубке зубами и критически меня осматривая, — я бы даже приударил за тобой, будь ты постарше.

— Много о себе думаешь, — ответила я, снова натягивая одеяло, — я тебя насквозь вижу, и не планируй ничего эдакого, у меня достаточно сил чтобы выбить из тебя дурь в случае чего.

— Ах, вы разбиваете мне сердце, мадам, — вздохнул пегас и картинно приложил копыто ко лбу. Тут дирижабль ощутимо тряхнуло, и слева послышался противный скрежет. Капитан подбежал к борту и выругался.

— Проглоти медуза этих куриц! Срезанный трос в стабилизатор затянуло. Говорил же вахтенным прибрать всю эту болтающуюся гадость. Ух они у меня получат… Всё сам, всё сам…

С этими словами пегас дёрнул рычаг у штурвала, хлопнул крылом и сиганул вниз, легко перемахнув через ограждение палубы. На секунду я даже испугалась, но потом вспомнила о Сером море. Это же облака, и отсутствие крыла вряд ли помешает пегасу ходить по ним. И действительно, когда я заглянула за борт, то увидела внизу Капитана. Он скользил копытами по облакам и рычал, выдёргивая застрявший обрывок каната из того места, где плавник крепился к корпусу. Покончив с верёвкой, пегас ловко вскарабкался обратно и снова дёрнул за рычаг. Слабое поскрипывание с левого борта показало, что всё в порядке.

— Бр-р, ужасно холодно там, внизу, — произнёс он и вздрогнул.

— Могу поделиться одеялом, если обещаешь не курить.

Капитан вытащил изо рта трубку и удивлённо посмотрел на нее.

— А, ты о трубке! Так я её не зажигаю. Пробовал как-то раз, но так и не уловил, что пони находят хорошего в глотании дыма. Но она придаёт солидности, не находишь?

— Не нахожу. — фыркнула я. — Шастать с пустой трубкой это глупо,

— Эх, ничего ты не понимаешь в настоящих жеребцах, зеброчка.

— Ну и мёрзни тогда, — бросила я ему, поплотнее обернувшись одеялом.

— Не очень-то и надо было, — буркнул пегас и отвернулся, скрестив копыта на груди и скрипя зубами о трубку.

«О, Солнце, действительно как жеребёнок» — подумала я, подходя к пегасу и укрывая его половиной своего одеяла.

Часть 6.

26.

Мне давно так хорошо не спалось. Я чувствовала себя настолько уютно, что, вопреки привычкам, и несмотря на светившее в глаза Солнце, хотелось натянуть на голову одеяло и понежиться ещё часок. Но, протянув копыто, я нашарила не край одеяла, а чьё-то ухо.

Глаза мгновенно открылись сами собой. Прямо передо мной стоял Патти и улыбался так широко, что на него было страшно смотреть. Через секунду я с ужасом осознала, что лежу, прижавшись боком к Капитану, а его крыло под одеялом укрывает меня сверху. Сам пегас сладко храпел и пустил слюну.

Улыбка жеребёнка растянулась ещё сильнее. Я аккуратно встала, укрыла Капитана одеялом и поправила свою гриву, упавшую на глаза. Потом пошла на скамейку и залезла на неё, жеребенок последовал за мной. Дул приятный морской ветерок, за штурвалом стоял растрёпанный Лейн и угрюмо глядел вперёд, то и дело зевая.

Патти встал передо мной и сверкал всеми зубами одновременно.

— Говори.

— Мисс Зекора, мисс Зекора, а вы теперь с Капитаном… — выпалил он на одном дыхании.

— Нет.

— Но вы же…

— Было холодно, и мы замёрзли, а потом меня, видимо, не вовремя сморил сон.

Жеребёнок перестал улыбаться и понуро взобрался на скамейку рядом со мной.

— А я-то думал… Ведь Капитану так одиноко, наверное.

— Капитана где-то ждёт любящая семья, и даже, может быть, жеребята. Ему просто нужно их найти, — промолвила я и потрепала Патти за гриву.

— Они его уже забыли, наверное…

— Шутишь? А ты бы забыл такого дурня?

Патти повернулся и с грустной улыбкой посмотрел на спящего Капитана, к которому неотвратимо приближался Лейн, тянущий за собой по воздуху ведро воды. Через мгновение над морем понёсся такой поток отборной брани, что из каюты выглянула заспанная, испуганная Вэл. Увидев в чем дело, она скрылась за дверью, и через минуту появилась с большим полотенцем. Которым Капитан, после галантного поклона, начал усиленно растираться.

Это было последнее интересное событие перед пятью днями полёта через океан. Самые спокойные, и, наверняка, самые скучные пять дней в моей осознанной жизни, если не считать нескольких подколок и подмигиваний от Капитана. Он всё это время почти не отходил от штурвала, умудряясь спать и есть тогда, когда его никто не видел. Только изредка, на пару часов, его подменял угрюмый Лейн, при котором дирижабль, постоянно трясло и качало из стороны в сторону.

Патти недолго пришлось скакать и играть с пегасом. На второй же день Вэл принялась заниматься с жеребёнком какими-то точными науками, не выпуская его из каюты. Я, поначалу, даже проявляла интерес, отчего пони вела свои лекции с двойным энтузиазмом. Однако, этот интерес пропал также быстро, как и появился. Все эти абстрактные геометрические фигуры, наборы цифр и уравнений ничего для меня не значили. Без сомнения, они были полезны для Патти, который скрипел зубами и бился головой о стол, но всё равно прилежно учился, ибо даже развесёлый Капитан два раза в день с серьёзной миной склонялся над картой, рассчитывая наш курс. Вид его с карандашом в зубах и вычурными металлическими линейками в копытах был для жеребёнка лучшей мотивацией.

Мне же это было ни к чему, я могла сориентироваться на местности, и уж тем более высчитать нужную дозировку для микстуры, а большее только затуманивало мозги ненужной информацией. Я и так уже беспокоилась о том, что начинаю понемногу забывать некоторые главы из старых книг.

Суша показалась на рассвете шестого дня путешествия. Капитан с Вэл и Патти плясали на носовой части палубы какие-то бешеные танцы, и даже Лейн позволил себе улыбнуться, глядя на жену. Я смотрела в сторону прозрачной дымки на горизонте с возвышающимися из неё невысокими чёрными скалами. Это была чужая земля, чужой мир. Мир, где я никому не нужна. Мир, полный этих цветастых пышногривых пони с такими разными характерами. Слишком разными для глупой зебры.

То, что я приняла за берег, оказалось лишь скалистым островом, отделённым от материка узким проливом. Вся местность внизу была покрыта плотным туманом, из которого торчали угрожающего вида острые скалы. Через час полёта скалы сменились верхушками деревьев, верхушками огромных сосен и елей. О, Солнце, там внизу был северный лес! Там растут настоящие деревья, не чета моим голым баобабам, да худосочным акациям, как же я мечтала попасть в такое место когда-то. Хотя, если припомнить, это «когда-то» было меньше месяца назад.

Исполинские хвойные деревья торчали из тумана подобно шипам, но кроме них разглядеть ничего не получалось, белая рассветная пелена покрывала землю сплошным ковром, уходящим до горизонта. Ближе к полудню туман постепенно рассеялся. Точнее, это мы миновали береговую линию и, к моему сожалению, лес остался далеко позади. Теперь наш путь пролегал над бескрайними зелёными полями и холмами. Кое-где на полях паслись стада, то тут, то там, попадались отдельные фермы с двухэтажными деревянными домами, стоящими в окружении нескольких амбаров. Рядом с одной из ферм два жеребца вспахивали поле, таща за собой здоровенный плуг. Почему для этих целей не используют быков? Скорее всего, это тоже рабы.

Из верхушки очередного пологого холма вздымалось здоровенное раскидистое дерево, я даже не могла определить его название, никогда не думала, что эти растения бывают такими огромными. Под деревом, ярко выделяясь на зеленой траве, стояли два маленьких разноцветных жеребёнка и глазели на наш дирижабль. Я зачем-то помахала им копытом, а Капитан, увидев, что жеребята смотрят, крутанул штурвал и заложил какой-то сумасшедший вираж, заставив «Дэйлайт» некоторое время лететь то боком, то вообще задом наперёд. Жеребята начали прыгать от восторга и что-то кричать.

Вскоре мы полетели над широкой мощёной дорогой, петлявшей между холмами. По дороге кое-где двигались разнообразные телеги и экипажи, повозки с сеном или просто каким-то скарбом. Я внимательно искала взглядом и в небе, и на дороге знакомые большие фургоны с решётками, но не увидела ни одного подобного транспорта. Иногда встречались и пешие пони, идущие по одному или группами, но на наш дирижабль внимания больше не обращали, видимо здесь такие летающие штуки были обыденностью.

Дорога извивалась всё меньше, и, в конце концов, превратилась в прямой как стрела тракт, упирающийся в город на горизонте. Предместья его, по сути, мало отличались от Дромедора, те же отдельные дома, постепенно собирающиеся кучками и сливающиеся в сплошные улицы и кварталы. Но если Дромедор ещё издалека очаровывал блеском позолоты на куполах огромного дворца, белоснежными выбеленными стенами домов, сияющих на солнце, безумным количеством жителей, наполнявших узкие улицы, и общей атмосферой бурлящей жизни, то этот город производил прямо противоположное впечатление.

Он был серым. Сырые улицы, серые дома безо всяких украшений, серое небо на котором я так и не нашла Солнца, серый дым из многочисленных труб на крышах. Даже населявшие его пони, несмотря на своё цветовое разнообразие, казались какими-то блеклыми.

Рядом со мной появился Лейн Холдер, угрюмо рассматривая панораму города, медленно проплывающую внизу. Я непроизвольно напряглась и отошла от него на шаг, он ни разу не заговорил со мной после вылета из Дромедора, и даже не посмотрел в мою сторону. Не стоило забывать, что я все еще его пленница, и он не просто так привёз меня сюда.

— Старый добрый Хуффингтон, — выдал Лейн, вобрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул. — По-прежнему воняет мочой и гарью.

Я промолчала.

— А ведь я здесь вырос, в Старом Городе. Тамошние улочки уже тогда были не в лучшем виде, а сейчас, наверное, всё и вовсе разваливается. Интересно, жив ли еще тот старик, что постоянно околачивался у моей лавки… Такие истории рассказывал, хоть книгу пиши.

Мое молчание говорило само за себя. Единорог простоял еще минуту, неловко переступая с ноги на ногу, и, наконец, не выдержал:

— О, Селестия, дай мне терпения! Зекора, ну хочешь, я перед тобой на колени встану, а? Уж извини меня за то, что купил и вывез тебя, испортив твоё замечательное будущее в виде пожизненного заключения в гареме Нгамии! Хотя ты бы там долго не продержалась, характер не тот. Ставлю свой рог что ты бы в один солнечный денёк просто взяла и сбежала, но тебя бы, конечно же, поймали, они это умеют, это их работа. Не ты первая, и не ты последняя. А знаешь, что там делают с беглыми рабами? Жеребцам просто ломают все кости и оставляют в пустыне на корм грифам. То же самое ждет и кобылок, но только после горяч…

Я посмотрела на Лейна с таким выражением, что тот сглотнул и заткнулся.

— Ладно, ты это наверняка и так знаешь. Послушай, я не рассчитываю на прощение, или что-то в этом роде. Но моя жена права, я совсем потерял голову в погоне за лёгкими деньгами, и поплатился за это. Ты же – моё последнее вложение, и моя единственная надежда сейчас. Я ведь не имею против тебя ничего личного, просто ты оказалась той, кого я искал добрый десяток лет, зеброй с глазами яркого цвета. Будь я бессердечным ублюдком из тех, кто разоряет мирные деревни, я бы просто посадил тебя в большой ящик и доставил по назначению. Но я не такой!

Я скептически подняла одну бровь. Лейн скривился и ожесточённо почесал затылок.

— Ну нет у меня таланта к дипломатии, нету! Короче, здесь живёт мой очень влиятельный в определенных кругах дядюшка, он внезапно отошёл от дел и ударился во всякую оккультную чушь. Ждёт конца света, или что-то там в этом роде, но, хоть он и заперся в своем доме, его слово всё еще очень многое значит. Загвоздка в том, что он никого не хочет видеть, и ни с кем не общается, только однажды он собрал почти всю нашу семью, и объявил, что завещает состояние тому, кто найдет зебру с глазами яркого цвета, фиолетового, голубого, не важно. Мы его, конечно же, на смех подняли, у него состояния-то не осталось, кроме самого дома. Но, через пару лет, когда я обмолвился об этом Нгамии, тот сказал, что такие как ты существуют, и он обязательно сообщит, если найдёт подобную. И тут у меня созрел план. Какой – ты уже знаешь. «Дэйлайт» здесь только для того, чтобы высадить тебя одну, потом мы сразу двинемся дальше в Мейнхеттен. Тебе нужно будет просто прийти к Грею Холдеру, самостоятельно прийти. Отдай ему вот это письмо, и всё. Слушай, я не имею права приказывать тебе, и ты можешь просто двинуться туда, куда захочешь, считай, что я тебя отпускаю. Но, вынужден предупредить, здесь не Дромедор, здесь к зебрам не привыкли. Тебя вряд ли будут ловить только за твою внешность, но и нормально прожить ты здесь не сможешь, как и в любом городе Эквестрии. В твоих интересах идти сразу к дядюшке Грею, он не сделает тебе ничего плохого, даю слово.

Закончив свою длинную речь, единорог протянул на копыте конверт, запечатанный сургучной печатью. Я долго раздумывала, глядя на этот клочок бумаги. Конечно же, мне хватало здравомыслия чтобы понять: Холдер не был причиной всех моих злоключений. Если бы не он, я бы действительно осталась у Нгамии и меня бы рано или поздно клеймили, а если бы клеймили поздно, то я могла не суметь избежать расправы. Но, во имя Солнца, как он смеет просить меня о чём-то? Сам единорог стоял, ссутулясь и опустив глаза в пол. Прямо как нашкодивший жеребенок.

— Почему ты не мог рассказать мне всё это сразу, еще там, у себя дома? – спокойно произнесла я, даже немного не узнав свой голос, — Зачем нужно было сажать меня в тот подвал? Там было очень, очень паршиво, я страдала от голода и жажды. А если бы Батлер с Бризом не успели?

— Да не знаю я! – выпалил единорог и в сердцах бросил письмо на палубу, — Не знаю! Мне что-то в голову ударило, хотел почувствовать себя хозяином, как Нгамиа! Да, мне не стоило сажать тебя в тот подвал, и я уже много раз об этом пожалел. Я ведь этот подвал даже не хотел, верблюды любой дом строят сразу с подвалами для рабов!

— Надеюсь, больше ты не совершишь таких ошибок, — сказала я, поднимая конверт, — и будешь думать о семье и тех, кто тебя любит. Слушаться свою мудрую жену, заботиться о Патти и Капитане. Вытащишь оттуда Бриза и Батлера, и всех остальных, кого я не знаю, но кто рискует там своей головой, чтобы «завершить твои дела». Я делаю это не ради тебя, заруби на носу. Я делаю это ради тех, кто в тебя верит, если уж у тебя на свете так много друзей, то что-то в тебе есть. Или было. Надеюсь, на этой своей высокой должности ты будешь заниматься хорошими делами, потому что если опять возьмёшься за старое… Тогда твоя совесть сделает всё что нужно.

Я надела свой плащ и сунула письмо в карман.

— Ты действительно особенная, — послышался тихий голос Лейна Холдера, — так молода, а рассуждаешь лучше многих взрослых.

— «Hekima haitolewi na miaka, bali na maisha», — ответила я, закрывая голову капюшоном, — «Мудрость даётся не годами, а жизнью».

27.

Мы, конечно же, не могли просто приземлиться посреди улицы как пегасья повозка, для больших летающих машин существовала специальная высокая башня с широкой деревянной площадкой наверху. На площадке нас уже ждали два рослых рабочих пони.

— Приготовиться к швартовке! Подать носовой шпринг! Юнга, кормовой прижимной подавать товсь! – заорал Капитан и зубами кинул за борт конец каната, который один из пони ловко поймал и начал привязывать. Патти схватил второй канат и тоже попытался бросить, но, конечно же, не докинул, падающий трос успел подхватить с помощью телекинеза Лейн. Когда все канаты были надёжно закреплены, дирижабль с глухим стоном ударился бортом о край деревянной площадки и остановился. Капитан оглушительно проорал ещё несколько команд и спустил трап, который надежно вошёл в специально предназначенные для него выемки в площадке.

Настала пора снова ступить на чужую землю.

— Ах, Лейни, тысячу лет здесь не была, — вздохнула Вэл, оглядывая город. На голову она нацепила какую-то огромную вычурную шляпу, и сейчас придерживала её копытом от любого ветерка.

— Да, было бы интересно поглядеть на мою старую бакалею, — отозвался Лейн, опуская взгляд в тот момент, когда я проходила мимо.

— А почему бы не остаться здесь на денёк, а? Покажем город Зекоре.

— Если мы задержимся тут ещё хотя бы на полчаса, «Дэйлайт» арестуют, а меня бросят за решётку.

— Ах, ну да, как я могла забыть о твоих делишках… — вздохнула пони и помахала мне копытом, — Удачи вам, мисс Зекора. Дядя Грей хороший пони, хоть и со странностями. Передавайте ему привет от нас.

Патти подбежал и кинулся обниматься.

— Когда у меня будет свой дирижабль, я назову его в твою честь! — выговорил он, еле сдерживая слёзы. Я же, в свою очередь, просто потрепала его за гриву. Жеребенок отошел и уткнулся в бок матери.

— Держи ухо востро там, на суше — сказал Капитан, когда я приблизилась, — внизу много плохих пони, и иногда их трудно отличить от хороших.

— Постараюсь, — ответила я.

— Но, если подумать, там много плохих пони, но много и хороших. Уверен, ты найдешь себе местечко, которое будет тебе по душе.

— Найди свой старый дом.

— А ты найди себе новый. И если когда-нибудь увидишь в небе мою посудину, то помаши мне своей изящной ножкой, мне будет приятно.

Я фыркнула и ступила на деревянную площадку, венчающую башню. Сразу за мной трап поднялся, под громогласное «Юнга! Превратиться тебе в морского понька, отставить реветь, живо выбирай концы! ». Дирижабль тяжеловесно развернулся и, скрипя плавниками, медленно улетел. Мой взгляд провожал «Дэйлайт», пока тот не превратился в еле заметную точку на горизонте.

Очередная страница моей книги перевернулась.

— С шиком путешествуете, — заметил один из пони, дежуривших на башне, — а по вам и не скажешь.

Я сняла капюшон, намереваясь ответить, но, увидев моё лицо, пони присвистнул, надвинул мешковатую кепку на лоб, и принялся озадаченно чесать затылок. Да, здесь определённо будет лучше не светить физиономией.

С башни город выглядел таким же унылым, как и с борта дирижабля, вдобавок сейчас я начала еще и мерзнуть, определенно стоило попросить у Вэл то шерстяное одеяло, оно бы очень пригодилось.

Вниз вела лестница, спиралью опоясывающая башню, так что за время спуска мне удалось получше разглядеть город. Впрочем, ничего примечательного увидеть все равно не пришлось. Одинаковые каменные дома, не выше трёх-четырёх этажей, одинаковые улицы, лучами расходящиеся от небольшой площади, посреди которой стояла башня. И дым из десятков и сотен труб на крышах, он бросался в глаза, куда ни глянь. Хотя, учитывая, как здесь прохладно, такое обилие каминов и печей совсем неудивительно.

Через несколько минут мои копыта жалобно цокнули о тёмную каменную мостовую, по которой ветер гонял какой-то мусор и обрывки бумаги. Что за расточительство, на моей родине драгоценной бумагой не разбрасываются просто так. Пони в коричневом переднике, который должен был этот мусор убирать, стоял в сторонке, опираясь на метлу, и деловито разговаривал с продавщицей капусты, которая смущённо прикрывала рот копытом и краснела. Здешние пони носили много одежды, хотя она и не выглядела такой уж тёплой, скорее они думали, что эти серые невзрачные куски ткани их украшают. Я подняла ногу и посмотрела на золотые кольца, доставшиеся от верблюдов. Да, в каждой стране свои представления о красоте, я бы, не раздумывая, отдала всё это золото за полчаса в копытах какой-нибудь зебры, которая умеет обращаться с ножницами и воском, потому что падающая на глаза грива уже порядком бесила.

У пони-уборщика при виде моих украшений хищно блеснули глаза. Надо запомнить, что здесь лучше вообще не высовываться из-под плаща.

Неподалеку на перевёрнутом деревянном ящике стоял жеребёнок, продающий газеты и хорошо поставленным голосом кричал заголовки: «Последние новости! Последние новости! », «Революция в Зебрике! », «Разрыв дипломатических отношений с Халифатом Камелу! », «Множество пони в ловушке за океаном! », «Обвал цен на акции фруктовых компаний! », «Паника на Мейнхеттенской бирже! », «Что предпримет совет министров? », «Новые слухи о таинственных культистах! ».

Интересно, как они узнали обо всех этих новостях? Даже если дирижабль – самое быстрое средство передвижения между континентами, мы явно не первые кто прибыл в Эквестрию таким путём. Значит Холдер не единственный горе-торговец, сбежавший, как только запахло жареным.

— Эй, смотри куда прёшь, деревенщина! – раздалось под ухом, и меня обдало ветром от громко стучащего колёсами о мостовую экипажа, под который я только что чуть не попала. Нет, мне здесь не нравится. Очень не нравится. Лучше бы высадили там, в лесу.

Хотя чего это я? Я же свободна. За прошедший месяц я так привыкла к повиновению чужой воле, что сейчас стою и словно жду чьего-то позволения отойти от башни больше чем на десять шагов. Я весь этот месяц готовилась бежать, прогрызать себе зубами путь на волю, а меня просто отпустили, пусть и посреди незнакомого города.

Я нащупала в кармане письмо. На нём четким почерком было выведено «Хуффингтон, Олд Клаудс Лайн, дом 142Б». Как только покончу с этим, то отправлюсь прочь, к тому лесу с большими деревьями, пешком не так уж и далеко, а если пробежаться, то совсем близко. О, Солнце, как же давно я не бегала. Осталось только найти нужный дом.

— Извините, вы не подскажете, где это? – спросила я у проходящего мимо пони в сером костюме и цилиндрической шляпе. Тот даже не обратил на меня внимания. Хорошо, ещё одна попытка.

— Подскажите, пожалуйста, где находится это место? – вежливо поинтересовалась я у пони-продавщицы жареных каштанов, стоящей неподалёку.

— Уйди от моего прилавка, всех клиентов распугаешь! – зашипела она, отмахиваясь копытом, а затем лучезарно улыбнулась жеребёнку-газетчику, который подошел покупать каштаны.

Отлично. Я и сама найду, город не такой уж и большой. Выбрав первую попавшуюся улицу, я направилась к ней, стараясь не попасть под какой-нибудь транспорт. На первом перекрёстке меня догнал жеребёнок с каштанами, посмотрел на письмо и уверенно махнул копытом в сторону противоположной улицы.

— Спасибо тебе, — поблагодарила я его и протянула копыто, чтобы привычно потрепать жеребёнка за гриву, но тот отшатнулся как ошпаренный.

28.

Эта улица казалась бесконечной. Одинаковые каменные дома с тёмными занавешенными окнами, одинаковые жители в узких костюмах и с постными лицами, чахлые деревца, кое-как выживающие в тени зданий. Улочки Дромедора тоже не отличались каким-то разнообразием, но там светило Солнце, и по ним мне, хотя бы, не приходилось бродить на своих копытах, да и ступать по тамошнему плотному песку было куда приятнее чем по мостовой. Небо незаметно заволокло тучами и пошёл противный холодный дождик.

— Дискорд бы побрал этих пегасов, опять морось затеяли, — выругался какой-то единорог, разворачивая над собой телекинезом газету, и ускоряя шаг.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, но плотный ковёр серых облаков с неба никуда не делся. Если пегасы могут управлять погодой, как им вздумается, почему бы им тогда не разогнать все эти облака? Чтобы Солнце посветило сюда и высушило всю эту грязь и плесень. Чтобы стало теплее, наконец. Наверное, им просто нет дела до тех, кто здесь живёт, если припомнить, я не замечала ни одного пегаса в этом городе.

Пошарив взглядом по стене ближайшего дома, я прочла «Олд Клаудс Лайн 22».

Впереди улица немного расширялась, образуя маленькую площадь. Здесь расположилось несколько продуктовых лотков и киосков с книгами, газетами, и еще всякой мелочью, жалкая тень Дромедорского Великого рынка. Я поймала себя на мысли что с теплом вспоминаю этот мерзкий верблюжий город, как так могло получиться? Ведь за внешней привлекательностью там скрывались ужасающие порядки и нравы. Наверное, всё дело в том что здесь ужасающие порядки и нравы тоже наверняка есть, только внешней привлекательности уже не хватало.

Посреди площади торчала невысокая колонна с часами, под которой собралась толпа. Причиной такого сборища оказались два странных единорога-подростка с рыжими гривами, в полосатых жакетах и жёлтых шляпах, больше похожих на перевёрнутые тарелки. Единороги, ловко пританцовывая, носились туда-сюда перед толпой. За ними стоял какой-то бочкообразный предмет, укрытый белым полотном.

Когда я подошла ближе, единороги как раз прекратили носиться перед зрителями, встали в эффектные позы и телекинезом сдёрнули белое полотно. Под ним оказалась обыкновенная деревянная бочка на колёсиках, сверху к ней было приделано странное устройство, похожее на слоновий хобот, расширяющийся на конце. Рядом со мной послышался голос: «О, ты смотри, нам сегодня повезло, эти придурки опять что-то изобрели. Да не хлопай глазами, эти двое сейчас такой шум поднимут что нас никто и не заметит». Повернув голову на источник голоса, я уже никого не увидела.

— …но! Как этот странный аппарат поможет нам в наших повседневных делах? – нараспев сказал первый единорог.

— А ответ прост как половинка яблока! Это совсем не странный аппарат, как вам могло показаться на первый взгляд. Это последнее слово в науке и технике! – продолжил второй. Речь они явно репетировали.

— Итак, мы, всемирно известные братья Флим и Флэм, представляем вам Супер Скоростной Грязеустранитель Три Тысячи!

— И пусть достопочтенную публику не вводит в заблуждение его странный…

— Я бы сказал «НОВАТОРСКИЙ»! …

— Именно, Флэм! «Новаторский» вид!

— Но, при всех его внешних достоинствах, ВНУТРЕННИХ достоинств у него куда больше!

— «А как же он работает? », спросите вы. И мы вам это прямо сейчас продемонстрируем!

С этими словами один из этой парочки, не церемонясь, телекинезом стащил с головы какой-то пони огромную пёструю шляпу. Спустя секунду шляпа оказалась в луже, а единорог два раза прыгнул на ней сверху. Из толпы вырвался вздох возмущения. Тем временем грязная и помятая шляпа была отлевитирована на заранее подготовленный столик, а оба пони заняли позиции возле своей машины.

— Готов, Флим? Готов, Флэм! Покажем им всем! – пропели они, и их рога засветились.

Бочка на колёсиках вздрогнула, и подъехала к столику. Длинный хобот на её верхушке вытянулся и, извиваясь подобно змее, навис над шляпой. Послышался свистящий звук, и грязь странным образом стала пропадать со шляпы, а складки на ней начали разглаживаться. В толпе послышались вздохи, и кто-то зааплодировал, стуча копытами по мостовой. По мере очищения шляпы, к аплодирующим присоединялось все больше и больше пони.

Но, внезапно, бочка подпрыгнула, и хобот мгновенно всосал всю шляпу целиком. Толпа замерла, а единороги нервно переглянулись, их рога засветились ещё сильнее. Бочка несколько раз дёрнулась, хобот как-то совсем уж непропорционально удлинился, и повернулся прямо к толпе. С пони в толпе начали слетать предметы одежды, с громким шипением исчезая внутри машины. Поднялась паника, к хоботу присосало целую пони, которая пыталась зубами удержать край своего платья, уже наполовину исчезнувшего в чреве прожорливой машины.

— Бежим, Флим? Бежим, Флэм! – крикнули виновники всего этого хаоса и пустились наутёк.

— Держи их! – послышалось из толпы, и вся эта масса пони пустилась в погоню за единорогами.

А моё внимание привлекло другое: двое каких-то проходимцев, воспользовавшись начавшимся хаосом, стянули с прилавков несколько булок и спокойно пошли прочь. Мне, конечно, не было дела до всех этих пони, и поначалу я не собиралась играть в блюстителя правосудия, однако, вместе со мной эту кражу заметили ещё несколько местных, и никто из них не обратил на происходящее никакого внимания. Значит вот как здесь дела делаются… Ну хорошо.

— Эй, а ну стоять! – громко скомандовала я, и бросилась за ними.

Воры подскочили на месте и рванули вперёд, правда, бегуны из них были так себе. Через несколько мгновений мои ноги, наконец, вспомнили как надо двигаться, в ушах засвистел ветер, сердце заколотилось, и я даже почувствовала что-то вроде радости. Преследование продолжалось пару кварталов, затем воры резко свернули в какой-то узкий переулок так, что я по инерции пронеслась мимо, скользя копытами по гладким камням мостовой.

В переулке оказалось темно, сыро и грязно. Сделав несколько шагов, я остановилась и обратилась в слух. Один из них притаился за металлическим мусорным баком, а второй прятался за кучей битых кирпичей чуть дальше. Я выросла в саванне, где за каждым пучком травы мог оказаться обладатель зубов и когтей, так что такой примитивной засадой меня не обмануть.

— Эй, выходите, я вас вижу! – крикнула я.

Из-за мусорного бака показался первый из них. Уже не жеребёнок, но и подростком его назвать можно было с натяжкой, хотя ростом он был даже чуть выше меня. Его приятель обладал уже гораздо более внушительными данными, в темноте его можно было бы принять за взрослого, если бы не отчётливо детское выражение лица и глаз.

— Это же не легавые, это какая-то оборванка. А ну проваливай отсюда подобру-поздорову! — выдал первый, чересчур стараясь придать голосу побольше угрожающей выразительности.

— Да, уходите, пожалуйста… — промямлил второй, не покидая своего укрытия.

— Тихо, Спун, я с ней разберусь, — прервал его друг и, выпятив грудь, пошел на меня.

— Просто верните то, что украли, и я уйду, — громко заявила я. Так, чтобы услышали все в этом переулке, я явно чувствовала, что кроме этих двоих здесь прятался ещё кто-то.

— А, типа, если не вернём?

— Тогда я заберу это сама. Еще и вам накостыляю, чтобы впредь не воровали.

— А, ну, типа, попробуй! – выдал жеребец, бросил сумку с краденым посреди переулка, а сам попытался меня толкнуть.

До Имары ему было очень далеко… Бесконечно далеко. Через секунду, которая ушла на простейшее интуитивное движение, он уже валялся в грязи, а я сидела сверху с занесённым копытом. Но моя нога замерла, так и не ударив этого бедолагу, потому что откуда-то из-за этого же мусорного бака выполз совсем маленький жеребёнок, достал из сумки большую булку, и принялся грызть её беззубым ртом. О, Солнце, да он же ещё слишком маленький для такой еды.

Кроме первых двоих, в переулке оказалось еще трое жеребят. Один младенец, и две единорожки постарше, возрастом примерно, как Патти.

— Что за... ? – вырвалось у меня, — Что здесь происходит?

Миленькая кобылка с пышной кучерявой гривой, подошла ко мне и, старательно выговаривая слова, пролепетала:

— Тётенька, не бейте, пожалуйста, Рустера. Мы вам всё отдадим, только Харпи одну булочку пожевал, но мы можем за нее заплатить.

С этими словами она достала откуда-то узелок, положила на землю передо мной и раскрыла. Внутри оказалось три грязных монетки. Жеребец, на котором я всё ещё сидела, закатил глаза и шлёпнул себя копытом по лбу. Я ещё раз двинула ему в бок, чтобы не дёргался, встала и оглядела всю эту странную компанию, все они выглядели голодными и грязными.

— Это не самое лучшее место для игр, — сказала я как можно более взрослым тоном, всё еще не веря в то, что вижу.

— А мы типа и не играем, — ответил Рустер, пытаясь отползти от меня подальше к стене.

— Где ваши родители?

— Тебе, типа, какое дело? Забирай сумку, забирай монеты, и проваливай.

— Я сейчас у тебя пару зубов заберу, если не прекратишь дерзить, — зло процедила я. Не ожидала от себя такого, но здесь творилось что-то неправильное. Совсем, совсем неправильное.

— В данный момент мы находимся в состоянии движения из нашего прошлого места пребывания. Оно не устраивало нас по ряду причин, поэтому мы вынуждены были покинуть его и направиться в новое, — выговорила вторая единорожка, поправив на носу сломанные квадратные очки, и махнув заплетённым в косу хвостом.

— Флэт, не раздражай тётеньку своими непонятностями, — подала голос кучерявая единорожка, вытаскивая изо рта младенца уже порядком послюнявленную булку.

— Это не непонятности, Кёрли, это умные слова. Я не виновата, что вы со своим скудным мозгом не в состоянии их понимать.

Рослый пони по имени Спун, выбравшись, наконец, из своего укрытия, поднял с земли сумку, положил внутрь кулёк с деньгами, и протянул мне.

— Не выдавайте нас, пожалуйста. Мы больше не будем воровать. Мы скоро уйдём. Извините. — произнес он полушепотом, старательно пряча глаза.

Он пролепетал еще что-то, но я не расслышала. Моё внимание привлекла единорожка с косичкой, которая сильно закашлялась и с хрипом втянула воздух, вымученно улыбнувшись младенцу.

Та-ак.

— Вы в курсе, что она серьезно больна? – спросила я у Рустера, пригвоздив его взглядом к стене.

— Да, типа того. Это она еще в приюте… — начал он, но спохватился и вытаращил глаза. Сболтнул лишнего, ага.

— Почему она здесь, а не у старейш… Не у доктора?

— Её, типа, показывали доктору. Он только копытами развёл, а в хорошую больницу нам нельзя, — оправдывался жеребец, — у нас, типа, свои причины.

— Я еще спрошу с тебя, что это за причины, — процедила я, размышляя над ситуацией.

— Короче, мы, типа, правда извиняемся и все такое… — начал было Рустер, пытаясь подняться на ноги, но я заткнула ему рот копытом и спросила у кучерявой пони, где они живут.

— Мы? Мы здесь живём, в соседнем переулке.

— Там есть очаг, или место, где можно развести огонь?

— Да, есть, а зачем...

Я выхватила у Спуна сумку, вытряхнула её содержимое на землю, и сунула сумку в морду Рустера.

— Сейчас ты пойдёшь и наберёшь полную сумку цветков и корней ромашек. Меня не волнует, где ты их возьмёшь, дерись за них, укради их, мне всё равно, но они здесь растут, я видела. Полную сумку, ты понял меня?

— Это, типа...

— Пошел! – рявкнула я и отвесила ему пинка.

Рустер подпрыгнул и ускакал из переулка. Следующей моей жертвой был Спун.

— Ты! – выдохнула я и ткнула в него копытом. Пухленький жеребец икнул и вжался задом в мусорный бак. Я нащупала в складке плаща небольшой кошелёк, заботливо оставленный Лейном Холдером, и сунула Спуну, – Беги на рынок, или как это у вас называется. Там, на прилавке с правой стороны, мёд, тёртый олений корень и сушёная мята. Чуть дальше продают цветы, мне нужны оттуда букеты из маленьких красных соцветий с желтыми точками посередине. Ещё купи свежего молока для жеребёнка. Если сбежишь с деньгами, то я тебя найду, и тогда тебе будет очень плохо. Пошёл.

Жеребец всхлипнул и унёсся вслед за своим другом.

— А вы, юные антилопы, — обратилась я к оторопевшим единорожкам, — показывайте ваше логово. И лучше бы оно меня устроило.

Ну вот, Зекора. Не прошло и дня, а ты опять во что-то вляпалась.

29.

Убежищем этой компании оказался забитый ломаной мебелью полуподвал в соседнем переулке. Посреди помещения на подложке из кирпичей стояла сделанная из бочки печь с трубой, уходящей на улицу через маленькое световое окошко. Щели на печи были замазаны глиной, а труба надёжно держалась с помощью множества разных перекрученных проволочек. Судя по всему, эти жеребята явно не первые, кому когда-то приходилось здесь ночевать. В печи всё ещё тлело несколько горячих углей, разломав пару стульев, я сунула дрова в топку и раздула огонь. Рядом валялся закопчённый чугунный котелок, который я вручила кучерявой единорожке с наказом вычистить изнутри до блеска песком, или хотя бы кирпичной крошкой. Когда та, озабоченно оглядываясь, вышла из подвала, я занялась Флэт.

— Мисс зебра, вы намереваетесь приготовить из меня суп? – спросила пони совершенно обыденным тоном.

— С чего ты так решила? – удивилась я, прикладывая ухо к её груди, — Мне просто нужно тебя посмотреть. А ну-ка вдохни глубоко.

— В книгах про Дэринг Ду зебры всегда варят суп из пони, — изрекла единорожка и глубоко вдохнула, издав ужасный хрип. Я услышала то, чего боялась. Наружная форма.

— Любишь читать, да? – ласково спросила я, заглядывая ей в уши. Сыпь на месте. О, Солнце…

— Да, весьма-весьма люблю. Нахожу общество книг несравненно лучшим, чем общество некоторых представителей социума, — выдала она и вздёрнула носик.

— Я тоже люблю книги, только не художественные. Кстати, меня зовут Зекора.

— А моё имя Флэт Плайт. А это мой брат Харпи, — добавила она, указывая на лежащего в комодном ящике младенца.

— Очень приятно, Флэт. А теперь скажи, пожалуйста, у тебя изо рта когда-нибудь шла кровь, когда ты кашляла? Или, может быть, был непонятный металлический привкус?

— Нет! – вздрогнула единорожка, — С чего бы со мной бывать чему-то подобному? Я нахожу это отвратительным!

— Скажи честно, это очень важно, — постаралась выговорить я как можно более ласково, но мой голос дрожал, слишком многое сейчас зависело от её ответа. Вылечить слепого крокодила было легко, и не только потому, что он был полудиким и проще относился к боли. Микстура для его лечения и близко не требовала такой точности дозировок и операций, огромная телесная масса ящера сильно сглаживала любые побочные эффекты от ошибок. В случае жеребёнка всё было строго наоборот, малейшая неточность могла привести к внутреннему увечью или даже чему-то похуже. У нас больными жеребятами всегда занималась бабушка, используя только собственные зелья, даже то, что я готовила под её присмотром не шло в ход.

Всё по-настоящему. А что, если я что-то забыла? Нет, я всё помню. Я обязана все помнить. Единорожка зажмурилась и изо всех сил постаралась не заплакать, а я сидела перед ней пытаясь сообразить, как следует успокаивать жеребят. Я неловко погладила её по голове, стараясь не задеть рог, эта штука, торчащая на лбу у некоторых пони, всё еще казалась мне чем-то инородным.

— За два дня до того, как мы сбежали, — всхлипывая, проговорила Флэт, — у меня во сне пошла кровь изо рта, не сильно. Я так испугалась, сказала миссис Нэнни, но миссис Нэнни не любит, когда ей жалуются, и она просто накричала на меня за то что я испачкала подушку.

— Как давно это было?

— Пять или шесть дней, я не помню…

У меня с сердца упал такой здоровенный камень, что им можно было бы пробить землю насквозь. Ещё не поздно, о, Солнце, ещё не поздно.

— Я нашла большое количество разного рода справочного материала и книг о таких болезнях, — проговорила единорожка, вытирая глаза тыльной стороной копыт, — но они написаны исключительно сложным для моего понимания слогом. Так что я решила сначала подготовиться и повысить свой словарный запас за счет чтения более простой литературы. А следующий день озна-имено-вался для меня получением кьютимарки. Как вы уже заметили, кьютимарка у меня сугубо библиотечная, и я нахожу это превосх… Превос… А потом все устроили мне праздник кьютимарки, Кёрли приготовила мой любимый бутерброд с фиалкой, а Спун даже достал где-то настоящее пирожное, а потом…

Флэт прикусила губу, чтобы снова не заплакать, затем сверкнула на меня своими очками и спросила: «Мисс Зекора, я, наиболее вероятно, умру, да? Не говорите ничего Кёрли и остальным, они так расстроятся. Я лучше убегу от них и…».

— Никто не умрёт, пока я рядом, малышка. — прервала её я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно. Это давалось с большим, очень большим трудом. — Зебры умеют варить не только суп из пони. А я не просто зебра, я особенная зебра.

— Чем же вы, позвольте осведомиться, являетесь особенной?

— Кроме того, что за меня хотели пятнадцать тысяч? — хитро улыбнулась я. Флэт, видимо, совершенно не поняла, что я имела ввиду. Но я и не настаивала.

Через несколько минут дверь со скрипом отворилась, и в подвал гуськом спустилась остальная троица. Рустер выглядел порядочно помятым, но сумка оказалась туго набитой свежими ромашками, выдранными с корнем в чьём-то саду. Ничего страшного, ещё вырастят. Поручив единорожкам аккуратно отделить лепестки от стеблей, я схватила Рустера за ухо и выволокла наружу. Он не слишком сопротивлялся.

На главной улице уже горели неровным светом газовые фонари, в тёмно-синем небе, немного прояснившемся к ночи, слабо проглядывали первые звёзды. Где-то недалеко выла собака, а на крыше яростно дрались домашние кошки. Рядом с переулком остановилась повозка, и усталый пони с натугой выбросил в мусорный бак большой вонючий мешок, даже не обратив на нас внимания. Идеальное место для жеребят, просто идеальное. Я повернулась к Рустеру, который вздрогнул и попятился от меня, но я не собиралась его бить, хотя копыта и чесались.

— Теперь ты мне всё расскажешь, от начала до конца. И не вздумай себя выгораживать, иначе получишь.

— Чего, типа, рассказывать-то…

— Какого слоновьего поноса эти жеребята оказались на улице! – топнула я копытом. Мой крик спугнул огромную жирную крысу, которая, намеревалась поживиться в вонючем мешке оставленном пони. Крысе явно жилось вольготно, она отбежала от нас к противоположной стене и замерла даже не пытаясь скрываться, ожидая пока мы не соизволим уйти. Видимо, местные кошки занимаются только выяснением отношений между собой.

Рустер скривился и вымученно посмотрел на небо, он явно не любил отчитываться перед кем-то за свои действия. Если бы ему было известно, что я его ровесница – точно задохнулся бы от обиды за потерянную гордость.

— Там, на окраине города, есть, типа, приют. Мы с Кёрли туда попали месяц назад. У нас, типа ферма была. Большая. Морковку растили. А потом однажды морковку пожрал этот, как его… жучок какой-то. Чего мы только не пытались, и заклинателей звали, и пегас нам все поля отравой посыпал. Без толку, всё сдохло. А папаша наш, взял с горя и, того… Ну, на следующее утро после похорон прикатывает миссис Нэнни со своими амбалами и забирает нас. Но ей-то Кёрли нужна была, видела бы ты, как она на неё смотрела. Типа как на мешок с монетами. А я так, в нагрузку. Там, в приюте, вообще Дискорд знает, что творится. Все по струнке ходят, из еды только дрянная овсянка. А еще… — жеребец тряхнул головой, — слушай, тебе правда интересно? Мне, типа, неприятно такое рассказывать.

— Давай-давай – сказала я, не сводя с него взгляда. Хотя, я уже примерно представляла, к чему он ведёт, всего лишь месяца общения с этими существами мне хватило, чтобы ничему не удивляться.

— Короче, иногда приезжают какие-то мутные типы, миссис Нэнни выстраивает всех, а эти типы нас рассматривают. Выбирают, типа, на будущее. Если кто-то понравится, они деньги потом платят немалые, чтобы этого кого-то ни в какую семью не отдавали, чтобы до самого нужного возраста он в приюте мариновался, типа, для того чтобы…

— Я поняла.

— Круто… На Флэт уже много кто глаз положил к тому времени тогда, когда мы, Кёрли с ней сразу сдружилась, а потом подслушала что Флэт хотят прям скоро забрать в другой город, но нам повезло что она так заболела. Из-за болезни её оставили ещё на год. А она придумала, как нам сси… Ух, постоянно она вычурные слова говорит… Ссимулировать, во. Короче, мы, типа, притворились, что тоже все заболели. Нас отселили в закрытое крыло, Флэт стырила у охранника ключи, типа по воздуху. Такая маленькая, а уже всякие, типа, магические штуки творит, молодец она... Ну мы и смылись… Флэт ещё своего братца прихватила, а я Спуна.

— Вы пробовали кому-нибудь рассказать? — задала я очередной вопрос, ответ на который был и так очевиден.

— Хах... Да у миссис Нэнни везде, типа, связи. Думаешь, чего Спун такой? Он, типа, драпал как-то раз. Пошёл сразу к городовым, а у тамошнего начальника уже сидит миссис Нэнни, и чаи гоняет. Притащили Спуна назад и надавали ему по башке. Вот он и стал типа немного...

— Ты ведь старший тут, так? — спросила я, после недолгой паузы.

— Спун старше меня, но, типа…

— Скажи-ка мне, на что ты рассчитывал? Куда ты собирался деться с двумя жеребятами и одним младенцем? Ты понимаешь, какая это ответственность? Ты собирался жить с ними в этой дыре и добывать себе пропитание воровством?

Всё это я произнесла удивительно спокойным голосом. В моих мыслях сейчас была только пустота. Этот город… Да что там, эта их Эквестрия… Это просто огромный котёл с нечистотами, в который мне пришлось погрузиться с головой. А ведь ещё взывают к этой своей Селестии. Да ей, должно быть, стыдно даже слышать их голоса.

Рустер поплотнее прикрыл дверь, заодно проверив, не подслушивает ли кто из жеребят, и вернулся ко мне.

— Ты не наезжай на меня зря, у нас план, типа, есть. За городом есть ферма нашей тётушки. Она очень добрая, а ферма у нее очень большая. Она типа даже хотела забрать нас, когда папаня того… Но ей не разрешили, потому что у неё у самой жеребят целых девять. Но места у неё там завались, даже если бы мы туда пришли все впятером. Мы со Спуном помогали бы, типа, по хозяйству, я это умею, а Спун, он не смотри что толстый. Он может камни дробить копытами, я сам видел… Но из города выбраться не получается, днём в нас все копытами тычут, а ночью легавых на каждом пятачке ещё больше, чем днём.

— Иди внутрь, — указала я копытом на дверь. Пони хотел что-то спросить, но передумал и скрылся за дверью.

30.

Зачем эти существа строят такие высокие дома? Зачем они мостят улицы, освещают их фонарями, шьют себе вычурную одежду? Зачем они летают по воздуху на этих удивительных и дорогих машинах? Зачем всё это нужно, когда у них же под носом происходят такие вещи? Они путешествуют на другие континенты, а сами не видят то, что творится на их родине. Или не хотят видеть. Мерзкие, эгоистичные создания. А ведь наверняка считают остальных дикарями, раз остальные не носят такую одежду и не разговаривают красивыми словами. Только вот в Камелу я не видела ни одного нищего, даже на окраинах Надиры. Даже те двое рыбаков на утлой лодочке, они выглядели сытыми и счастливыми. Про наши племена и говорить нечего. Хотя, в городах Зебрики я не была, но, судя по новостям, там тоже скоро будет порядок. А здесь?.. Здесь перевороты не помогут

Этому месту нужно одно. Чтобы кто-нибудь всемогущий просто пришёл и показал этим опустившимся тварям, что же они делают. Всем сразу. Чтобы хорошие — увидели, а плохие — осознали. Но боги не спускаются на землю. Солнце дает нам души, а Луна их забирает. А как мы будем распоряжаться своими жизнями – это наша забота, и наш выбор. Если я сейчас убью всех этих жеребят и съем их тела – Солнце не станет светить по-другому. Оно просто примет мой поступок, а Луна осудит его после моей смерти. Вряд ли эта их богиня Селестия поступает как-то иначе.

Когда я спустилась обратно в подвал, его обитатели разом притихли. Перед печью на двух расстеленных тряпочках находились аккуратно отсортированные ромашки и лепестки от них, рядом стояла сумка с покупками Спуна. Единорожки лежали на половинке разломанного дивана и блестели на ромашковые лепестки глазами. В сумке кроме мёда, молока и нужных трав оказались кое-какие овощи и несколько яблок, этот Спун не такой дурак, каким кажется. Мой взгляд упал на барахтающегося в комодном ящике жеребенка, а я понятия не имела, как обращаться с младенцами, поэтому подогреть молоко и покормить малыша поручила единорожкам.

Затем, я приступила к тому, что планировала.

Котёл оказался вычищен до блеска, буквально. Я достала из сумки продукты и принялась готовить, благо удобных ровных поверхностей кругом было предостаточно, ведь подвал был наполовину забит сломанной мебелью, которую, видимо, натащили сюда на растопку. Поначалу копыта плохо слушались, в последний раз я держала нож ещё дома, да и ножом здесь служил обломок дверной задвижки, заточенный, с одной стороны, обо что-то типа кирпича. Но вскоре опыт дал о себе знать, и простенькая похлёбка из ромашковых лепестков и овощей весело забурлила на печке. По подвалу витал аппетитный запах, заставляя единорожек елозить на месте, а глаз Спуна нервно дёргаться.

Когда суп был готов, я разлила его по мискам и раздала всем присутствующим, в довесок приложив по яблоку.

— Отдай остальным, — скривился Рустер, когда я приблизилась к нему с его порцией.

— Я тебе сейчас его прямо в глотку вылью, если не прекратишь строить из себя невесть что и не начнёшь есть!

Почему-то этот Рустер меня бесил. Нет, не просто бесил, он выводил меня из себя, я непрерывно боролась с настойчивым желанием от души ему врезать. Будь мы в иной, более спокойной ситуации, я бы решила, что просто втрескалась в него, ведь с виду он был вполне неплох, к тому же примерно моего возраста. Но, сейчас дело явно было в другом. Скорее всего, я подсознательно винила его за то, что он оказался недостаточно хорош в качестве единственного пони, на кого можно было бы опереться в случае чего-то серьёзного или даже опасного. Спун был для меня загадкой, а единорожки сами требовали защиты.

Когда с едой было покончено, я тщательно вымыла котёл, ещё раз осмотрела все собранные ингредиенты и приступила к работе. Если я ошибусь эта маленькая кобылка умрёт в мучениях. Всё просто и невероятно сложно одновременно. Но, в таком я не ошибаюсь, «Третья книга Солнца», синяя закладка, глава пятнадцатая, вся страница всплыла в памяти целиком, я вспомнила даже пометки на полях, оставленные каким-то предыдущим владельцем книги несколько поколений назад.

Для того чтобы приготовить лекарство пришлось собрать по подвалу все сосуды, что хоть как-то могли выдержать кипячение на печке. Процесс приготовления занял часа полтора, которые пролетели как пара мгновений, настолько я была сосредоточена на удержании в памяти нужных отрывков книги, а копыта действовали будто бы сами по себе. Микстуру я с помощью найденной в мусоре эмалированной лейки декантировала в стерилизованную стеклянную банку из-под мёда, а затем оставила остывать на пороге. К тому времени Кёрли снова вымыла котел, и я начала готовить из ромашек отвар для ингаляции. Жеребята заворожённо следили за моими манипуляциями над котлом, судя по выражению лица Флэт, она ещё не до конца поверила, что я не собираюсь готовить из неё суп.

Когда отвар был готов, я закрыла котёл крышкой и поставила его на пол перед сломанным диваном, на котором лежала единорожка.

— У вас есть какое-нибудь плотное покрывало, или что-нибудь в этом роде? – спросила я жеребят. Те в ответ отрицательно покачали головами. И снова в дело пойдет плащ… Хорошо, что я не успела слишком сильно его запачкать.

Я сняла плащ, поправила гриву, золото на шее, наконец-то свободно взмахнула хвостом. И поймала на себе ошарашенные взгляды всех, кроме Флэт, та сидела и ехидно улыбалась, наблюдая за реакцией присутствующих на мой внешний вид.

— Ни фига себе… — выдал Рустер и раскрыл рот, пожирая меня глазами, — ты кто ж, типа, такая?

— Позволю себе заметить, что она является зеброй, — явно гордясь своими знаниями, изрекла Флэт. И добавила, толкнув в бок Кёрли, — гляди, как уставился.

Рустер бросил на хихикающих единорожек раздражённый взгляд, но всё же покраснел и отвернулся. Ох уж эти жеребцы…

Флэт хотела сказать что-то ещё, но закашлялась и уткнулась носом в диван. Я протянула ей плащ, села рядом и постаралась доходчиво показать, как правильно укрыть плащом голову и дышать лечебным паром от горячего котелка. Заодно я отпустила пару шуточек на тему того, что этот пар здорово помогает шерсти на мордочке сохранять блеск и шелковистость, отчего единорожка с косичкой снова захихикала. Это отвлекло её от неприятных симптомов, а заодно и разбавило атмосферу уныния в комнате. Когда Флэт достаточно надышалась, я дала ей выпить уже остывшее лекарство, предварительно добавив в него немного мёда. После этого каждый в комнате получил по столовой ложке того же лекарства, даже младенец. Остатки микстуры выпила уже я. Болезнь Флэт в наружной форме была очень заразной, и «ссимулирование» которое они использовали для побега, скорее всего, к этому времени уже перестало быть выдумкой.

— Ну, как себя чувствуешь? – спросила я её через час, когда всё должно было уже подействовать.

— Вы обращаетесь ко мне? Я нахожу своё состояние… Странным, — ответила единорожка и приложила копыто к груди, — Так легко дышать… А еще, кажется, мои глаза начали хуже воспринимать окружающий мир. Всё как будто расплывается.

— Сними очки.

— Но без них я буду видеть ещё более плохо!

— Сними.

Флэт, нехотя, стянула свои поломанные очки, и уставилась на печку так, как будто видела её в первый раз. Затем обвела взглядом всех присутствующих, и с каждой секундой на ее лице всё шире расплывалась улыбка. Втянув полные лёгкие воздуха, она подскочила и бросилась обниматься с Кёрли.

— Зекора, вы… Ты… Я нахожу это лекарство весьма-весьма пригодным! Так хорошо я себя не чувствовала уже очень длительное время! И видно всё вокруг очень-очень отчетливо! Это магия, да? Ты умеешь колдовать?

— Нет, я колдовать не умею. — заскромничала я, сделав неопределённое движение копытом, — Но я умею готовить микстуры, которые работают лучше любого колдовства.

— Я смею тебя просить, чтобы ты приготовила много такого лекарства!

— Много не нужно, завтра с утра ещё раз выпьешь, и всё пройдет навсегда. Я же говорила, я особенная зебра.

— Тогда я нахожу… Я…

Кобылка заплакала и бросилась ко мне.

Я вообще-то не любительница вот этого всего. Имара, в своё время, под предлогом обнимашек постоянно пытался меня облапать. Но сейчас, когда я прижимала к себе плачущую навзрыд маленькую единорожку, где-то в сознании зашевелилось что-то новое. Что-то, что должно было появиться через много лет после того, как я стала бы cтарейшиной нашего племени, когда в моих копытах оказалась бы забота о множестве жизней.

И вместе с этим, в моем сознании всплыла другая мысль. Что было бы, не окажись я здесь? Эта маленькая кобылка умерла бы в страшных муках, а потом, скорее всего, умерли бы все её друзья, успевшие заразиться. Разве не этому меня учила старуха? Мои знания должны помогать всем, кто в них нуждается, а чем больная пони отличается от больной зебры? Ничем, боль и страдания одни и те же.

Но здесь, где доктора разводят копытами над жеребятами, вылечить которых я могу одним не самым сложным зельем. Может быть…

... Здесь я нужнее?

Часть 7.

31.

Единорожки свернулись клубком рядом со мной и тихо посапывали. Чуть поодаль из кучи сломанной мебели раздавался приглушённый храп Спуна и редкое раздраженное ворчание Рустера.

Я лежала, скрестив передние ноги, и наматывала на копыто длинный вьющийся локон Кёрли. Прошла уже неделя с тех пор, как я встретила этих жеребят. Вывести их из города оказалось действительно трудной затеей. Что бы мы ни делали, какое время бы не выбирали, всегда натыкались на «городовых». Я удивлена, как жеребятам вообще повезло добраться сюда, пройдя половину города.

Флэт полностью поправилась, хотя я и не сомневалась в таком исходе, но мне хотелось быть на сто процентов уверенной в правильности лечения. В успешности моего первого экзамена. Вдобавок я осмотрела и других жеребят, Рустеру при этом пришлось пригрозить расправой, потому что он наотрез отказывался подпускать меня к себе. Милостью Солнца все были здоровы, или у меня было недостаточно опыта, чтобы определить какой-то скрытый недуг. Всё-таки, я не имела и половины тех знаний, какими должна была владеть настоящая старейшина.

Но эти жеребята – это не моё племя, а я не их старейшина, и тем более не мать. Им нужен нормальный дом и уход, а не тёмный подвал в закоулке, нужно было что-то делать. Деньги, оставленные Лейном Холдером, почти подошли к концу, а ждать помощи было просто неоткуда. Даже Рустер со Спуном теперь перемещались исключительно ночью, потому что на доске объявлений неподалеку появились их портреты с призывом о помощи в розыске за щедрое вознаграждение.

Единственным призрачным шансом было содействие Грея Холдера, однако, проторчав два часа под его дверью, я добилась только излишнего внимания со стороны прохожих, и в особенности дряхлой бабульки на крыльце соседнего дома. Та что-то ворчала, а в конце концов подозвала двоих пони-городовых в синих форменных костюмах, и принялась им что-то нашёптывать, тыча в мою сторону трясущимся копытом. Я решила не пытать больше судьбу, просто сунула письмо Лейна под дверь, а сама поспешно вернулась к жеребятам.

В печи глухо треснула догорающая деревяшка. Тотти чихнул и перевернулся на другой бок, сунув в рот копытце. Мне очень хотелось спать, но со сном я боролась, потому что сегодня моё сознание опять пыталось унестись к кому-то в голову. Точнее не к кому-то, а к тому самому пегасу, который спрятался под кроватью там, в Надире. Сейчас он сидел на палубе дирижабля и тяжело дышал, потирая раненную когда-то ногу. Стояла хорошо знакомая мне чёрно-белая ночь, но Серого моря не было видно, дирижабль летел гораздо выше. Видимо, кроме Капитана никто свойств этих облаков так и не разгадал.

Дирижабль был огромен, двукратно превосходя размерами «Дэйлайт». Но, в отличие от пустынной палубы дирижабля Холдера, на борту этого находилось просто огромное количество пони. Вся палуба, кроме узкого прохода посередине, была заполнена лежащими и сидящими кобылами и жеребцами. Жеребят тоже было достаточно.

Из каюты вышел Батлер и, пошатываясь, направился к пегасу. Его было просто не узнать, щёки единорога ввалились, под глазами виднелись мешки, а от прежнего великолепного костюма осталась только грязная рубашка. Пони подковылял и устало опустился рядом, прислонившись спиной к какому-то ящику.

— Еще один умер, — выдохнул он и откинул голову назад, уставившись на оболочку дирижабля. Пегас посмотрел туда же, и я увидела на обшивке длинные рваные дыры. Из них тонкими призрачными щупальцами вырывался газ, однако, не рассеиваясь в воздухе. Действительно магический.

— Сколько у нас воды? – спросил пегас. На этот раз его голос показался мне смутно знакомым.

— Нисколько. Последние полбочонка стоят здесь, — ответил Батлер, кивая головой куда-то в сторону носовой части.

— И, как назло, ни одного дождевого облачка вокруг... — выдохнул пегас, — Раздай остатки жеребятам.

— Не могу. Если ещё и вы упадёте от обезвоживания, тогда точно погибнут все.

— Раздай жеребятам, а мы с парнями справимся, Эйли. Бывало и хуже, — пегас устало ткнул единорога копытом в плечо.

— Сомневаюсь, что когда-то, бывало, хуже… Что говорит экипаж?

— То же, что и вчера. Всё безнадежно сломано, отремонтировать можно только в облачном доке.

— Эта страна упорно не желает отпускать нас, — пробормотал Батлер и закрыл глаза.

— Мы там столько всего натворили. Я удивлён что мы вообще ещё живы.

Рядом на палубу мешком рухнул ещё один пегас, в котором я с очень большим трудом узнала Бриза, настолько он выглядел растрёпанным и тощим. Даже некогда идеально уложенные перья в крыльях сейчас торчали в разные стороны. Полежав десяток секунд без движения, он зашевелился и принялся зубами отвязывать от себя верёвку.

— Кажется, поймали… Какой-то ветерок. Может быть, попутный, — тяжело дыша, выговорил он и откинулся на спину.

— Значит время поднажать, – ответил пегас, поднялся на ноги и захромал в сторону носовой части. Там я увидела ещё троих пегасов, буквально впряжённых в огромный дирижабль. Они отчаянно махали крыльями, но верёвки выглядели натянутыми не так уж и сильно.

В печи треснула деревяшка. Кёрли что-то пробормотала и получше закуталась в мой плащ. Я тряхнула головой, отгоняя сон, и почувствовала, что если прямо сейчас не выйду на воздух, то меня стошнит.

Поднявшись на ноги и стараясь никого не тревожить, я осторожно вышла из подвала. Капал привычный уже мелкий дождик, надоедливая собака в кой-то веки молчала, как и воинственные кошки с крыши. Осторожно выглянув из переулка на пустынную главную улицу, я заметила двоих патрульных в блестящих чёрных дождевиках с капюшонами, натянутых поверх синей формы. Они всегда здесь. А на следующем перекрёстке еще двое. И так по всему городу.

Я обернулась, встретившись взглядом со знакомой уже жирной местной крысой. За прошедшие дни она совершенно обнаглела и, иногда, даже показывалась в нашем подвале, подбираясь к скудным запасам пищи. Пожалуй, если она продолжит так себя вести, мне придётся вспомнить уроки кожевенного ремесла, которым меня когда-то пытался увлечь отец. Из лоснящейся шкуры этой твари получится отличный кошелёк для каких-нибудь сыпучих ингредиентов. Крыса, будто прочтя мои мысли, в страхе попятилась и убежала, а я заметила, как из двери подвала тихо выскользнул Спун. Пройдя полпути, он остановился и нерешительно уставился в землю, в этот момент здорово напомнив мне Кваггу.

— Мисс Зекора, я… — обратился он ко мне, как всегда, полушёпотом.

— Лучше просто Зекора, — отозвалась я, стараясь говорить как можно более ласково. К Спуну нельзя было обращаться на высоких тонах, иначе он отводил взгляд и надолго замолкал.

— Извините… — прошептал жеребец и снова уставился на свои копыта.

Я со вздохом подошла и дёрнула его за ухо. Не скажу, чтобы меня так уж сильно раздражала его манера общения, но с каждым днём всё труднее было справляться с подобными мелочами, да и чувствовала я себя сейчас не очень хорошо.

— Давай, говори чего хотел, не съем же я тебя.

— Вы, с Рустером ведь ещё не придумали, ну, как нам уйти?

— Нет, никаких вариантов. Да ты не бойся, придумаем что-нибудь, — попыталась я его подбодрить, хотя сама уже слабо верила в то, что говорю. Спун отошёл на шаг и ещё сильнее опустил голову.

— Мисс Зекора, то есть… Извините… Зекора. Там, в вашем кошельке, оставались кое-какие, ну, монетки. И, так получилось… В общем, у меня есть знакомый в полиции, сводный брат. Он невысокого чина, но его начальник, он… Ну… Я подумал, что…

Жеребец отошёл еще на один шаг, чуть ли не подметая подбородком землю, и густо покраснел. Интересно…

— В общем, мой знакомый может за монетки сказать своему начальнику, а начальник сделает так, чтобы нас, ну, пропустили. Но, начальнику тоже нужно что-то взамен… То есть… Кто-то.

— Продолжай.

— Мисс Зекора, я плохой пони… Я рассказал своему знакомому какая вы… Ну… Необычная. Знакомый удивился, и сказал, что его начальник… Ну… Давно интересуется подобным, и его можно будет как-то попросить нас пропустить, если его попросите, ну… Если именно вы попросите.

Последние слова Спун проговорил еле слышным шепотом, и лёг на землю ничком, как будто ожидая что я начну его бить.

— Вставай, – приказала я жеребцу. Спун вздрогнул и поднялся, дрожа каждым клочком своего тела.

Я подошла и чмокнула его в щёку.

— Ты просто молодчина, парень, — проговорила я с улыбкой, — иди спать, утром возьмёшь деньги и скажешь своему приятелю что я согласна.

Спун вытаращил глаза, уставившись в одну точку куда-то в сторону. Опять напомнил мне Кваггу, интересно, как там она…

— Н-но… — Он старательно пытался что-то выговорить, но, видимо, задуманные фразы успевали рассыпаться в прах как раз к моменту произнесения. — Но вам же нужно будет… Ну…

— Это уже мои заботы, иди спать, — ласково сказала я и махнула копытом.

В небе забрезжил рассвет, окрасив тучи в светлые тона. Фонари начали гаснуть один за другим, оставляя улицу в густой синей тени. Гремя окованными колёсами, по мостовой пронёсся какой-то ранний экипаж. Снова завыла проклятая собака. Скоро проснутся жеребята, их нужно будет накормить...

Я стояла посреди тёмного переулка, машинально перебирая копытом кольца на шее, и шептала под нос оглавление какой-то книги, в то время как мысли метались совершенно по другим комнатам сознания.

Да, это вариант, это определённо вариант. Слишком много «но», слишком много неизвестных, скорее всего, ничего не выйдет. Но что может быть предсказуемее клюнувшего на полоски жеребца? А если есть предсказуемость, значит будет и стратегия.

32.

«Встреча» была назначена поздним вечером следующего дня, не слишком далеко от нашего убежища. Я решила выйти пораньше, дабы не спеша пройтись и собраться с мыслями. Мимо прогуливались влюблённые парочки и спешили домой припозднившиеся работники. Из ресторана, сияющего огромной стеклянной витриной, лилась весёлая музыка. По богато украшенному залу, щеголяя идеальной осанкой, носились единороги с подносами в своих магических полях. Ради интереса я бросила взгляд в меню, выставленное у входа, и нисколько не удивилась трёхзначным суммам за простейшие блюда. Все места внутри были заняты.

Хоть на зебру, скрытую плащом, никто из прохожих и не обращал внимания, но меня не покидало ощущение, будто за мной следят. Это чувство преследовало меня уже несколько дней, но ничего подозрительного я не замечала. Город действовал слишком угнетающе, я уже начинала бояться за свою психику. Наверное, могла бы помочь хорошая медитация, но я никак не могла полностью расслабиться при своих нынешних соседях, а уходить на целый день медитировать в какое-то уединённое место мне не позволяла тревога за их безопасность.

В складке плаща болталась маленькая склянка с густой микстурой. Сбор такого количества нужных ингредиентов более чем сложная задача, но в этом городе, как оказалось, нетрудно купить всё что угодно, главное знать у кого спросить. Впрочем, это не было проблемой, потому что как только я в своём плаще появлялась в каком-нибудь неблагополучном месте, типа подворотни рядом с рынком или соседнего с рестораном переулка, рядом сразу возникали мутные личности, готовые за деньги или какие-нибудь мерзкие услуги достать что угодно и в любом количестве. Труднее всего оказалось со спорами гриба-мечтателя, в качестве оплаты пришлось отдать одно из золотых колец с ноги, доходчиво указав продавцу на то что я в состоянии заплатить полновесным золотом, а не чем-то иным. Легче всего – с моей собственной кровью. Лёгкое движение прокалённым на печке ножом, и двадцать пять тяжёлых капель с шипением растворились в дурно пахнущем вареве.

Старуха очень плохо относилась к микстурам, задачи которых отличались от лечения или защиты от каких-нибудь напастей типа комаров или мух цеце. При всём при этом, половину сундука в её хижине занимали аккуратно завёрнутые в вощёный папирус особые книги. Книги, большинству из которых никогда не стоило бы быть прочтёнными, и уж тем более написанными. Книги о смертельных ядах, о микстурах, которые давали выпившему немыслимую силу и выносливость, но забирали его разум. О таких смесях, одной пригоршни которых хватило бы для обращения целой горы в мельчайший щебень. Старейшина ненавидела эти книги, но всё равно трепетно хранила их, каждый год обновляя папирус и переворачивая. Потому что предки, писавшие эти тома, писали их не просто так.

Мне, конечно же, не был известен ни один из тех рецептов. Побродив в раздумьях пару часов кругами вокруг печки, и сопоставив некоторые знания из вполне безобидных областей, мне удалось придумать кое-что своё. То, что мне поможет, либо окажется бесполезной тратой времени. Я усмехнулась сама себе, подумав о том, что в случае неудачи всегда останется «другой путь», который будет платой за ошибку и самонадеянность.

По нужному адресу оказалась обшарпанная двухэтажная гостиница с недружелюбной надписью «мест нет». У входа я заметила Рустера.

— Ты что тут делаешь? Тебя же могут узнать, — шикнула я на него, озираясь по сторонам в поисках возможных заинтересованных физиономий.

Жеребец молчал, глядя себе под ноги. Однако, судя по выражению лица, ему было что сказать.

— Возвращайся в подвал и собирайся. — скомандовала я, сворачивая с тротуара к двери гостиницы.

Рустер выставил ногу прямо перед моим носом, не давая пройти.

— Я не пущу тебя туда, — процедил он, все ещё не глядя на меня.

— Мне не нужно твое разрешение.

— Зекора, ты не можешь этого сделать. Это, типа, неправильно.

— Правильно или неправильно, сейчас не имеет значения. Или ты соскучился по пустой овсянке?

— Мы найдём другой способ.

— Если бы могли, то нашли бы. Там, в сыром подвале, трое жеребят которым нужна помощь сейчас, а не тогда, когда представится шанс. Если бы я вас не встретила, Флэт была бы уже мертва, а с вами могло бы случиться всё что угодно. Здесь, конечно, не ломают передние ноги за воровство, как в Камелу, но, и по головке тоже не гладят. Если бы не встреча со мной, вы двое давно бы попались на краже какого-нибудь пучка редиски. — Я силой оттолкнула его ногу и ступила на невысокое крыльцо перед дверью, — А теперь дай мне сделать то, что необходимо, глупый жеребёнок. Не испытывай моё терпение, у меня его осталось очень немного.

— Если этот гад к тебе хоть копытом притронется, я клянусь, я...

Дверь гостиницы вдруг отворилась, и на улицу выглянул тощий земной пони в мятой синей форме городового.

— Вы кто такие? — бросил он, нервно оглядывая улицу за нашими спинами, — А ну, пошли вон, тута вам не ночлежка.

— Я от Спуна, — сообщила я, проходя мимо него в дверь.

— А эт кто? — спросил пони, бросая на Рустера подозрительный взгляд.

— Он со мной.

— Не велено пущать никого больше.

— Лучше вернись к нашим, я могу задержаться. Только физиономией не свети, — сказала я Рустеру и прощально махнула копытом. Тот скривился и проводил меня взглядом, полным не то боли, не то отвращения.

В холле гостиницы было тепло и тихо. Горело несколько подставок со свечами, наполняя комнату причудливыми тенями. Мои копыта ступили на мягкий ковёр с длинным ворсом, полностью заглушавшим шаги, а слева находилась полутёмная узкая лестница ведущая на второй этаж. Краем глаза я заметила ещё кого-то, и непроизвольно вздрогнула. Оказалось, это моё собственное отражение в огромном овальном зеркале.

— Как там Спун? Молодцом? — полушёпотом спросил пони-городовой, вытягивая шею и прислушиваясь, не ходит ли кто под окном ведущим в переулок. Затем он направился к входной двери и закрыл её на задвижку. Вряд ли этот «легавый» занимался гостиничной деятельностью, видимо, его начальник был в состоянии избавиться от лишних свидетелей просто выкупив места в целой гостинице, либо воспользовавшись для этого своим положением.

— Нормально, аппетит как у слона, — ответила я, снимая капюшон. Пони задержал на мне взгляд, удивлённо моргнул и поспешно отвернулся.

— Куда идти? — спросила я, переступая по ковру с ноги на ногу. Почему-то он напоминал мягкую траву. На секунду перед моими глазами промелькнули воспоминания о саванне после сезона дождей, когда зелёная вкусная травка только-только покрывает разбухшую землю. Усилием воли я прогнала их.

— Наверху, первая дверь. — сказал пони, заметно нервничая. И, когда я начала подниматься по ступенькам, добавил, — Обожди... Ты, это... Если он выпить предложит, чего, ты не отказывайся.

Я ничего не ответила и взошла на второй этаж, мысленно ругая себя за такое очевидное упущение, и вознося благодарности этому пони за полезнейшую подсказку. Действительно, алкоголь был бы идеальным катализатором для моей задумки, если мне удастся вынудить жертву выпить спиртное, вероятность нужной ответной реакции вырастет процентов на тридцать. С этим уже можно было уверенно работать. По телу разлилось приятное тепло, и мне даже пришлось подавить слабую улыбку. У меня всё получится.

Узкий коридор второго этажа был погружен во мрак, свечи были зажжены только в самом его начале. Видимо, остальные комнаты действительно были пусты. Я помедлила секунду, глубоко вдохнула и постучала в дверь. Сначала ничего не произошло, но замок на двери вдруг щёлкнул, и мне открыл крепко сложенный земной пони с коротко, по-служебному, постриженной гривой. Я не смогла определить его возраст, но вряд ли такие должности выдают кому-то совсем молоденькому. Пони стоял на знакомом мне мягком, заглушающем шаги ковре, поэтому я не услышала его приближения к двери. Наверное, этот ковёр здесь лежит для того, чтобы можно было аккуратно подсмотреть в глазок кто пришёл, и при этом не выдать себя.

— Простите, чем могу…? — осведомился пони, удивлённо подняв брови. Видимо, этим он приглашал меня принять участие в какой-то игре, потому что кроме меня здесь никого быть не могло, и он это знал.

Я не знала, как это работает, ничего не ответила и прошла мимо него внутрь. Все стены были увешаны безделушками и бездарными картинками, окно полностью скрыто тяжёлыми занавесками, а четверть комнаты занимала огромная кровать, с виду точно такая же, как в той тёмной комнате в усадьбе Нгамии. На такой кровати невозможно выспаться, но для других дел она, наверное, подходит в самый раз.

— Аа-а, вы та самая молодая особа, о которой так много рассказывал мой помощник. — заговорил пони, запирая за мной дверь, — Я приношу глубочайшие извинения за то что вынужден пригласить вас в подобное неподобающее место, но что поделать, в целом городе совсем нет приличных гостиниц! Не могли бы вы снять свои… Своё одеяние? Здесь оно ни к чему.

— С вашего позволения, я бы хотела сначала привести себя в порядок, — тихим голосом ответила я, заметив полускрытую за занавеской дверь в ванную.

— О, право слово, не нужно всех этих манер! — вдруг воскликнул пони, подскакивая ко мне и осторожно заглядывая под капюшон, — Ты ведь издалека, да? Из «диких» земель! Давай, скажи что-нибудь на своём языке!

— Nataka tai kula macho yako, — проговорила я. Что означало «я хочу, чтобы грифы выклевали твои глаза».

— О! Оо-о! Превосходно! Как звучит! А у тебя есть кьютимарка? На что она похожа? Покажи мне! Покажи-покажи-покажи!

Из учтивого, воспитанного джентльпони он за пятнадцать секунд превратился в психа, скачущего вокруг и бесцеремонно рассматривающего меня, то и дело порываясь приподнять край плаща.

— И, всё-таки, я хотела бы немного освежиться. Долгая дорога, вы же понимаете... — мягко проговорила я, по мере возможности избегая прикосновений.

— А! Дальняя дорога! Понимаю, о, конечно, я понимаю! — выпалил он, замирая на месте с выпученными глазами, — Мой номер полностью в твоём распоряжении, экзотическая богиня! Но не медли, прошу тебя!

Меня чуть не стошнило. Быстро скрывшись в ванной и заперев щеколду, я приложила ухо к двери и прислушалась. Судя по всему, этот «начальник» прыгал сейчас на кровати и напевал что-то вроде «Дальние страны, крутые барханы, дальние страны, в песках караваны... ». Отлично. Пусть поскачет чуток, подустанет.

Уборная оказалась почти такой же, как на дирижабле, разве что вместо тесной ванны здесь кучу места занимало подобие маленького бассейна, в котором запросто хватило бы места для четверых. После небольшого конфуза на борту «Дэйлайта», и помощи миссис Холдер, я с горем пополам научилась пользоваться всеми этими хитрыми приспособлениями для добычи воды. Хотя, никакая из этих позолоченных раковин никогда и не заменит для меня родной Реки, я всё равно решила воспользоваться моментом и хорошенько вымыться. Жеребята из подвала купались в маленьком заброшенном фонтане в соседнем дворе, для меня же там хватало места только на то, чтобы окунуть голову.

Покончив с водными процедурами, я вылезла из ванны и посмотрелась в зеркало. О, Солнце… Зекора, в кого ты превратилась. Черты лица заострились от переживаний и постоянного недоедания, шерсть нужно было вычесать, а про гриву и говорить нечего, она уже почти доставала до нижнего кольца на шее. Что там происходило с хвостом я решила даже не выяснять. Кошмарное зрелище, ещё и серьги эти вульгарные. Хотя… В данный момент это всё будет не лишним. Взъерошив мокрую гриву, я наклонила голову чуть набок, прикрыла глаза и попыталась изобразить томную физиономию. Бр-р. Нет. Ни в коем случае. Не в этой жизни. И уж тем более не для этого психа.

Я подкралась к двери и ещё раз прислушалась, но ничего не услышала. Он что, уснул там что ли? Не могла же я просидеть здесь так долго. Я тихонько отодвинула щеколду и толкнула дверь копытом, при этом услышав слабый вскрик и какой-то шум. Оказалось, что пони сидел под дверью и пытался подглядывать в замочную скважину, а сейчас получил прямо по лбу. Кто вообще делает замочные скважины в дверях ведущих в туалет? Мне снова захотелось помыться, но уже ни в коем случае не здесь.

— О! Оо-о! – снова громко запричитал этот пони, когда я вышла из ванной без своего плаща, — Моя богиня! Сияние твоей красоты затмит и солнце! Ах, кажется, я сейчас ослепну! Ослепну!

С этими словами он картинно шлёпнулся на бок и закрыл копытами глаза. Проведя в такой позе несколько мгновений, он резко вскочил и зубами сдёрнул с кровати покрывало. Нет, братец, ты слишком торопишься, для горячей ночки ещё не всё готово.

— Прежде чем мы… Начнём. Могу ли я попросить вас об одолжении? — проговорила я, пытаясь копировать покладистую манеру речи зебр-служанок. Пони снова застыл, вытаращив глаза, и всё еще сжимая в зубах покрывало.

— Понимаете, — продолжила я, старательно пряча глаза, — ой, нет, я не могу просить о таком, это слишком смущает…

Пони выплюнул покрывало и тут же оказался покорно сидящим передо мной, его хвост, словно собачий, возбуждённо бил по полу.

— Всё что угодно, моя богиня, ваш преданный раб сделает все что угодно!

— Дело в том, что… — я робко прикрыла копытом рот, — Что я никогда раньше не делала ничего подобного, и… Понимаете, мне хотелось бы немного… Расслабиться.

— Каким образом, моё сияющее сокровище? Может быть массаж? О, твой преданный раб просто мастер массажа!

— Нет, я бы предпочла чего-нибудь выпить.

Пони моргнул, а затем расплылся в улыбке и хлопнул себя по лбу копытом так сильно, что на шерсти остался отчётливый след

— Ах, я безмозглый болтун! Как я мог быть таким невнимательным! Ну, конечно же, у меня есть кое-что как раз для такого случая!

С этими словами он рванулся к шкафу и извлёк объемистый саквояж. В сумке оказалось огромное количество разных бутылок, из которых он, после недолгих раздумий, выбрал одну и поставил на столик.

— Вот! – выдал он, — превосходный «Шардонез»! Из лучшего винного бутика Кантерлота, стоит целое состояние, в самый раз для вашего тончайшего вкуса!

Я взяла глиняную бутылку очень тонкой работы и, стараясь выглядеть слегка напуганной и сильно смущённой, осмотрела висящую на шнурке этикетку. Содержание спирта тридцать пять процентов. Действительно, в самый раз для нужной реакции.

Пока пони рылся в другом шкафу со стеклянными дверцами, разыскивая там подходящую для напитка посуду, я сбегала в ванную за плащом, вытащила пузырёк со своим зельем и поставила рядом с бутылкой. Я долго заранее обдумывала свои действия в этом моменте, и решила, что строить из себя Чёрную Вдову и пытаться тайно подлить что-то в его стакан будет слишком рискованно. Если зелье не сработает я просто выпью всю бутылку этого спиртного и отнесусь к последующим событиям как к неизбежному злу. Этот «начальник» должен выполнить свою часть сделки и помочь вывести жеребят из города, но, если он случайно увидит, как я что-то подливаю в напиток – всё рухнет.

Тем временем пони извлёк бокалы на тонких ножках, повернулся и заметил флакончик на столе. На его придурковато-счастливом лице отразилось сначала непонимание, а затем что-то похожее на подозрения. Нет, нельзя позволять ему думать слишком много.

— Сокровище моё, что это там такое? — спросил он, переводя взгляд с меня на пузырёк и обратно.

— О, это всего лишь немного специального средства с моей родины.

Пони выставил бокалы на столик, озадаченно повертел склянку в копытах, откупорил и понюхал. У этой смеси не было запаха и вкуса, от них я постаралась избавиться.

— «Специального средства»? А как оно работает? То есть, зачем оно?

— Пусть это станет для вас сюрпризом.

Жеребец нервно хохотнул и боязливо поставил склянку обратно на столик. Его лицо почти вернулось к тому выражению, с которым он встретил меня. Нужно брать ситуацию под контроль.

— Богиня, если бы я не был так очарован твоей сияющей чистотой и непорочностью, я бы подумал, что ты пытаешься меня отравить, — добавил пони и странно посмотрел на меня.

— Отравить? Зачем? — Я изобразила удивление и испуг. — Вы правда думаете, что я способна на такое? В конце концов, вы же умны, и понимаете, что, если я вас отравлю – вы не сможете исполнить свою часть нашей маленькой договорённости. К тому же… Это средство не только для вас, но и для меня.

На лице жеребца всё еще читалось опасное сомнение. Я быстро откупорила бутылку, разлила пахучую жидкость по бокалам, и добавила в каждый из них по половине пузырька с зельем.

— Я всё ещё не думаю, что это нам так необходимо, — сказал пони, скептически глядя в свой бокал.

Я подошла к нему вплотную и медленно провела копытом по его шее снизу вверх до подбородка.

— Тогда вы не узнаете, почему зебры считаются лучшими наложницами по обе стороны океана, — прошептала я и демонстративно осушила свой бокал. И это стоит целое состояние? На вкус как микстура от простуды.

Судя по всему, это стало для бедняги последней каплей. С прежней идиотской улыбкой, он залпом выпил свою порцию и прыгнул на кровать. Конечно же, я не последовала за ним.

Тридцать секунд. Жеребец поманил меня копытом и с лукавым выражением похлопал по блестящей шёлковой простыне рядом с собой.

Двадцать секунд. Увидев сосредоточенное выражение на моём лице и мой пристальный взгляд, пони как будто забеспокоился.

— Свет глаз моих, иди же ко мне, — проговорил он, — время начинать веселье!

Десять секунд. Я оставалась на месте, не смея даже проглотить ком в горле. Давай же, давай. Пожалуйста. Я правильно рассчитала дозировку. Я правильно подобрала температуру.

Сейчас. Пони серьёзно посмотрел на меня и рывком скатился с постели.

— Что это значит? – жёстко спросил он, глядя на меня в упор.

Сердце пропустило удар. Нет, не может быть. Не сработало. Почему? Что я упустила? Неужели самодельная реторта неравномерно прогревалась? Хотя, какая уже разница… Я закрыла глаза и глубоко прерывисто вдохнула, готовясь состроить жалобное лицо и отдаться в копыта этого ненормального. В горле запершило, а где-то в груди появился растущий ком. Спокойно, Зекора, не вздумай зареветь. Ты знала, на что шла. Это всё не просто так, ты спасёшь пятерых, это нормальная цена.

Нет. Я не знала, я не хочу! Я не хочу вот, вот так…

Послышался глухой удар. Я открыла глаза, и увидела перед собой жеребца, лежащего на боку с широко распахнутыми глазами, его ноги были вытянуты и слабо подёргивались. Из уголка открытого рта стекала тонкая струйка слюны. По моей щеке скатилась запоздалая слезинка и упала рядом с мелко дёргающейся ногой лежащего пони.

Я зубами взяла со стола бокал, не спеша пошла в ванную и выпила воды. Затем вернулась к лежащему «начальнику», проверила его пульс и посмотрела на зрачки. Накатил запоздалый приступ мерзкого, липкого ощущения, лицо горело от только что выпитого спиртного. Я снова закрыла глаза, стараясь успокоиться. Ничего страшного, Зекора, ты ведь не соломенная кукла, ты запаниковала, это бывает. Нужно будет просто поразмыслить над этим в спокойной обстановке.

Минуту я простояла под дверью в коридор, убеждаясь в отсутствии опасности и переводя дух. Мой взгляд упал на висящий у двери плащ, и я тут же с удовольствием завернулась в него, ощутив знакомый успокаивающий запах. А теперь... Время для того, зачем я пришла.

— Вставай. – громко и чётко проговорила я. Жеребец вздрогнул и встал на ноги, тупо глядя перед собой.

— Ты слышишь меня хорошо? – спросила я, помахав ногой перед его глазами. Он не пошевелился.

— Да, госпожа.

— Не называй меня так.

— Да, богиня.

— О Солнце, лучше никак меня не называй! Теперь слушай внимательно. Сейчас ты выйдешь на улицу, и будешь бегать в каком-нибудь тихом, но безопасном месте так долго, как позволят твои мышцы. Потом ты вернёшься сюда и ляжешь спать, не запирая дверь. Завтра ты проснёшься с мыслью, что это была самая лучшая ночь в твоей жизни. Ты меня понимаешь?

— Да.

— Хорошо. Ступай.

Пони, наконец, моргнул, не спеша вышел в коридор и аккуратно закрыл за собой дверь. Я подождала несколько минут, сунула в складку плаща склянку из-под зелья и, также не торопясь, спустилась на первый этаж. Друг Спуна мирно храпел, лёжа прямо на мягком ковре перед стойкой.

В голове вдруг появилась кое-какая мысль, я быстро поднялась обратно в комнату, выбрала в саквояже две самые дорогие на вид бутылки, вернулась и рассовала их по карманам мятого полицейского плаща, принадлежавшего спящему пони. Надеюсь, никто не решит, что он их украл, а сам он достаточно порадуется этим вещам. Ничем другим отплатить ему я не могла.

Активности на улице заметно поубавилось. Далеко в стороне, под жёлтым светом уличного фонаря, усталый пони-уборщик сметал в кучку оставшийся после вечерних прохожих мусор. Как только я вышла на крыльцо гостиницы, из темноты маленького закоулка с противоположной стороны улицы сразу появился Рустер, и бегом направился ко мне. Я же, вдохнув свежего вечернего воздуха, почувствовала себя странно. Перед глазами всё поплыло, а при попытке сделать шаг вперёд ноги пошли куда-то влево, так что я чуть не кувыркнулась через низенькие перила лестницы.

— Вы что там делали такое? – оживлённо проговорил подоспевший Рустер, — Этот малый пустился драпать. типа, как будто его осы в зад пожалили.

— Ни… Ничего осо…бенного, мы про…просто с ним поболтали, и он согла…сился на всё, — с трудом выговорил мой неожиданно непослушный язык. Чтобы совсем не упасть я прислонилась боком к забору и добавила, — А… А теперь, малыш, мне ка... кажется пона... добится твоя помощь.

33.

— Как ты себя ощущаешь? – тихо спросила Флэт.

Как «ощущаю»? Голова чугунная, в мыслях каша, а во рту как будто кошки ночевали. Я с трудом разлепила веки и увидела перед собой полную кружку.

— Выпей, это хорошее средство от утреннего состояния, — сказала единорожка и подвинула кружку ближе ко мне, — моя мама всегда находила его способным помочь с утренними состояниями. У неё такие состояния были весьма часто, и она знала толк в подобных вещах, я думаю.

Я кое-как подхватила кружку копытом и выпила, поначалу нехотя, но с каждым глотком чувствуя, что хочется ещё. Распробовав странный напиток, я вдруг поняла, что это простой солёный рассол от каких-то овощных консервов, вроде как после огурцов, на дне кружки даже плавали маленькие веточки укропа. Несмотря на такое простейшее происхождение, жижа действительно немного помогла. По крайней мере, сейчас я поняла, где нахожусь и через пару минут ко мне вернулась способность мыслить. Этого средства я не припоминала ни в одной книге, нужно запомнить и усовершенствовать, может ещё пригодиться.

— К… Как я здесь оказалась? – спросила я единорожку. Та смешно сморщила нос и помахала ногой перед своей мордочкой. Сначала я не поняла в чём дело, сейчас очевидные вещи доходили до меня неприлично медленно. Догадавшись, я выдохнула на своё копыто и быстро поднесла его к носу. О, Солнце, какой ужас...

— Тебя Рустер доставил, то есть притащил, вчера в позднее ночное время.

— Ничего не помню… — простонала я, потирая виски.

— А так обычно и случается, после… Ну, такого состояния. Зекора, ты же не будешь больше так делать? Моя мама постоянно так делала, а в конечном итоге с нею, от постоянного повторения таких состояний, случилось несчастье в результате помутнения разума. Я определенно не найду хорошим, если ты ей уподобишься.

— Нет, конечно, глупая, — ответила я и попробовала потянуться, — Я сама виновата, наверное, какой-то побочный эффект от микстуры, либо она вступила в реакцию со спиртом… Ой, моя голова…

Флэт, со снисходительной улыбкой, пролевитировала ко мне котелок, наполненный чистой холодной водой. Недолго думая, я сунула в него голову целиком. О, да… То, что нужно.

— А где остальные? – спросила я, сквозь мокрую налипшую гриву оглядывая опустевший подвал.

— Спун в раннее утреннее время направился к своему другу выяснять всё ли хорошо с нашим планом, а остальные находятся наверху в переулке. Я выгнала их чтобы они не мешали тебе отдыхать от твоего состояния.

С благодарностью потрепав счастливо улыбнувшуюся единорожку за ухо, я встала, размялась, обтёрла гриву плащом и, привычным движением накинув капюшон, пошла наружу.

— Доброе утро, Зекора! – воскликнула Кёрли, бросившись меня обнимать. Я немного потискала её в ответ, пытаясь не держать на неё зла за громкие крики, отдающиеся в голове словно гром. Хотя небо, как обычно, оказалось затянуто тучами, даже небольшой блик в луже сейчас действовал как яркий солнечный луч.

— Утра, типа… — буркнул Рустер, выглядывая из переулка на главную улицу.

— Ты приветлив как никогда, — заметила я, подходя ближе. Рустер отвернулся в противоположную сторону, а Кёрли сзади тихо захихикала.

— Эй, ты чего отворачиваешься? – спросила я, обходя жеребца с другой стороны.

— Ничего я не отворачиваюсь…

Кёрли покатилась от хохота, и даже Харпи начал что-то верещать.

— Мне кто-нибудь объяснит, в чём дело? — взмолилась я. — У меня такое ощущение будто меня удав переварил, а вы ещё смеётесь.

— Да нет здесь, типа, никакого дела… — проговорил Рустер и посмотрел на меня. На левом глазу у него светился здоровенный синяк. Наверное, я бы тоже засмеялась, если бы не раскалывающаяся от боли голова, но слабую улыбку подавить я всё-же не смогла.

— Вам, типа, смешно… — пробормотал жеребец, снова выглядывая на улицу.

— Извини, пожалуйста, — сказала я, — А кто тебя так приложил-то?

Позади раздался новый взрыв смеха, на этот раз к веселью подключилась вторая единорожка.

— А ты, типа, не помнишь? – обиженно проговорил жеребец, осторожно прикасаясь к синяку, — ты же меня и долбанула, когда я тебя домой тащил. Твердила что я заслужил, ещё и обзывала непонятными словами на своём языке. Какой-то прохожий пони спросил нормально ли всё, а ты начала на него шипеть и говорить, чтобы он не шёл домой один, иначе его, типа, сожрут шакалы. От того пони я отделался, типа, хорошо, что городовые внимания не обратили, иначе хана.

— Я не специально, — сказала я, безуспешно пытаясь припомнить хоть что-то из его рассказа.

— Это, типа, ещё что, — продолжил Рустер, — Ты потом целоваться полезла, я, типа, от тебя еле отделался, меня амбалы миссис Нэнни так крепко не хватали, как ты. Хорошо, типа, что к тому времени я тебя уже почти сюда дотащил, и Кёрли с Флэт, типа, всё видели, и могут подтвердить, что я ничего такого не делал!

— Не хотела я, серьёзно, это всё так странно получилось… — я действительно не знала, что сказать по этому поводу.

— Да ладно, типа… Я-то понимаю, в первый раз что ли вожусь с такими… — буркнул Рустер, и добавил, – Ты потом ревела всю ночь, и звала маму с папой. И какого-то Имару.

Всё мое настроение разом куда-то улетучилось. Хотя, и так понятно куда.

— Имара — это твой братик? – тихо осведомилась Кёрли.

— Нет... Просто старый друг, — кажется, настал мой черед отворачиваться. Через секунду я почувствовала, что обе единорожки меня обнимают.

— Не расстраивайся, Зекора, — проговорила кудрявая кобылка, щекоча мне нос своей гривой, — у нас родители тоже далеко-далеко. Мы, конечно, скучаем по ним, но мы ведь друг другу уже стали как братики и сестрички! Я знаю, что ты не любишь, когда мы тебя мамой считаем, ну пускай тогда ты будешь нашей старшей сестрицей.

— Обычно я нахожу слова Кёрли глупыми, но сейчас, вынуждена признать, что она говорит удивительно умные вещи, — добавила Флэт Плайт, — у меня нет кровных родственников кроме Харпи, но, я совершенно уверена, что ты для нас даже лучше старшей сестры.

Рустер тоже хотел что-то сказать, но вместо этого как-то странно посмотрел на меня и снова отвернулся.

— Едут, — сказал он через минуту.

Напротив нашего переулка с грохотом затормозил громоздкий открытый экипаж, раскрашенный в сине-белые полосы. В экипаж были впряжены Спун и его друг-городовой, в знакомой мне мятой униформе.

— Всё в... В порядке. — еле слышно проговорил Спун и впервые на моей памяти улыбнулся. Единорожки сорвались с места и с визгом полезли на сидения экипажа.

— Селестия милостивая, вы чего, тут жили что-ли? — удивился пони-городовой, заглядывая в ставший уже для нас родным грязный переулок, — ну и дела, ну и видок у вас.

— Нас пропустят из города? — сразу перешёл к делу Рустер, влезая на переднее сиденье.

— Без проблем, никто по пути и не пикнет. — ответил пони, — Шеф даже повозку приказал выдать, я его таким довольным ещё ни разу не видел, право слово. Я вас отвезу куда попросите, только не шибко далеко, телега тяжеловата.

— Эй, Зекора, чего ты ждёшь? Запрыгивай! — весело крикнула Кёрли и приглашающе махнула копытом.

Меня в очередной раз настиг приступ паранойи. Я резко оглянулась по сторонам, но, конечно же, среди немногочисленных прохожих никого подозрительного не увидела. Где-то в глубине души внезапно шевельнулось что-то вроде сочувствия к Лейну Холдеру. Он, наверное, надеется, что я встретилась с его дядюшкой, и сейчас заветное рекомендательное письмо уже лежит на столе какой-нибудь влиятельной шишки из этого их Мейнхеттена. Что-ж, с меня взятки гладки, по крайней мере я добросовестно попыталась с дядюшкой связаться, а то, что никто не ответил — это уже не мои проблемы.

Взгляд упал на ажурную металлическую ступеньку экипажа. Наверное, это стало самым простым решением за последнее время, я так хотела, наконец, выбраться из этого угнетающего города, что почти без раздумий запрыгнула в экипаж и уселась между единорожками.

— Вы физиономии-то свои всё равно попрячьте как-нибудь, мало ли что, вдруг кто не из наших попадётся, — предупредил пони-городовой и мы тронулись. Рустер и Спун натянули полицейские дождевики с капюшонами, а единорожек и так не было видно со стороны, если конечно они не влезут копытами на сиденья. Вскоре мы с удовлетворением заметили как встречные дилижансы и кареты сразу же уступают нам дорогу, а прохожие боязливо разбегаются, видимо, сам наш экипаж был достаточной защитой от ненужных подозрений.

Флэт Плайт поморщилась, осветила меня светом своего рога, и складная крыша над экипажем медленно поднялась. Единорожка вздёрнула носик, явно ожидая похвалы.

— Ишь какая, — проговорила Кёрли и щёлкнула подругу копытом по рогу, — смотри у нас. Вот отправим в какую-нибудь шмагическую школу, будешь науками всякими заниматься, скучными.

— Я нахожу для себя ака-де-мическое образование совершенно контр-необходимым, — ответила Флэт, расчёсывая хвост старым поломанным гребешком, — нахожу этих напы-щен-ных единорогов очень неприятными. Мне гораздо больше нравится с вами и Зекорой.

— Если у тебя есть таланты, их стоит развивать, — рассеянно сказала я, выглядывая из экипажа назад. Нет, что-то здесь не так.

Впереди показалась большая арка из потемневшего, засиженного птицами мрамора. Она была установленна в честь какого-то события, и символически обозначала границу города на тот момент. Хотя, к нынешнему времени, город почти не поглотил её. За аркой ещё стояло несколько маленьких домов с милыми садиками и белыми изгородями, но городской улицей это было уже не назвать. Мостовая здесь обрывалась, уступая место плотно утоптанной земляной дороге, теряющейся в холмах на горизонте. В отличие от того тракта, над которым я прилетела в город, эта дорога была пустынна.

— Смотри, Флэт, травка! Ой, а там суслик пробежал! И птички поют! — выкрикивала Кёрли, метаясь от одного борта экипажа к другому. Даже Рустер, сняв капюшон, выдавил из себя какое-то подобие улыбки.

— Ну чего, в какую вам сторону, а? — спросил пони-городовой у Спуна, а тот в свою очередь повернулся к Рустеру.

— Прямо нам, — ответил жеребец, повертев головой, — Там, типа, указатель будет, чтобы покупатели за морковкой ехали куда надо.

— Далекова-ато... — тяжко вздохнул городовой, — Хотя, тут дорожка-то ровненькая, не то что проклятущая мостовая, по ней оно легче, чем по..

— Возвращаемся к арке, — прервала его я. Моё предчувствие, наконец, взяло верх.

Все пони одновременно уставились на меня так, что я на секунду опешила.

— Ты что, типа, забыла что-то? — спросил Рустер.

— Нет, едем назад. Быстрее! — скомандовала я и выскочила из экипажа.

— Она у вас всегда такая? — спросил городовой у Спуна, а тот лишь пожал плечами.

— Просто езжайте за мной! О, Солнце, да пошевеливайтесь же! — крикнула я, и жеребцы нехотя поплелись в обратную сторону.

Прямо у арки, на выезде из города, находился перекресток, справа и слева от него отходили дороги, опоясывающие город, и здесь же стоял последний серый трёхэтажный дом с большими, открытыми в тёмный двор воротами. Мы загнали экипаж во двор, и я скомандовала всем вылезать.

— Зекора, какая муха тебя укусила? — спросил Рустер, спрыгивая на землю.

— Никакие мухи меня не кусали, о чем ты вообще? Да и не водится здесь у вас ядовитых мух, — ответила я, осторожно выглядывая на улицу. Кроме старого пони, с собакой на поводке, никого пока не наблюдалось.

Рустер ожесточенно потёр загривок копытом.

— Ну тогда типа объясни, чего мы тут прячемся? Ведь уже выехали из города!

— За нами кто-то следит, вот чего. — С этими словами я подошла к пони-городовому. Тот непонимающе захлопал глазами и попытался попятиться.

— Эй-эй, ты чего эт, — пискнул он, когда я приблизилась вплотную, — чего на меня-то глядишь, я не причём!

— Я знаю, что ты не причём. Всё началось гораздо раньше, — последовал мой ответ. Пони закатил глаза и вытер лоб копытом.

— Ну чего пугать-то так, право слово. Тебе в полицию надо идти работать, совершенно точно. У меня душа в копыта ушла от твоего взгляда, ты любого расколешь.

— Так, хватит, — сказала я, достала из кармана кошелек с последними десятью монетами и протянула их пони-городовому, — ты справишься со своей телегой в одиночку?

— Чего-о? — протянул пони, но в его глазах уже блеснула знакомая искорка. Спрятав деньги, он виновато отвёл глаза, — далеко тащить-то?

— После перекрёстка в любую сторону, только не за город. Езжай подальше, заедь куда-нибудь в такой же двор и поторчи там до полудня. Ты понял меня?

— Да понял я, понял, не надо на меня так смотреть... — ответил пони, попрощался со Спуном, стукнувшись копытами, и вывез экипаж на улицу.

Я провожала его взглядом до поворота. Затем, обернувшись к жеребятам, почувствовала, как меня буравят четыре пары глаз. Но не успела я сказать и слова, как с улицы послышался стук колёс и цокот копыт. Мимо промчался небольшой экипаж и резко затормозил на перекрёстке. С него спрыгнул незнакомый единорог, низко наклонил голову со светящимся рогом к земле, и через секунду уверенно махнул копытом туда, куда ускакал городовой с нашим экипажем. Затем он вскочил обратно в свою повозку, и преследователи понеслись вслед за беднягой.

— Надеюсь, мне не придётся ничего объяснять? — проговорила я в ответ на вопросительный взгляд Рустера. Тот раздражённо топнул копытом.

— Ну что опять такое творится-то? ! — вскричал жеребец, задрав голову. Откуда-то с верхнего этажа послышался звук захлопнувшихся ставней.

— Кто-то очень не хочет отпускать вас просто так, — ответила я, закрывая ворота под жалобный визг ржавых петель, — посидим здесь пока не стемнеет, потом пойдём пешком.

— Пешком? За городскую ч-черту? В н-ночное время? — дрожащим голосом проговорила Флэт и с ужасом посмотрела на Кёрли.

— Вот опять книжки твои. — улыбнулась кучерявая единорожка, — Всю жизнь просидела с ними, а на улицу и носа не показывала, вот и боишься. Между прочим, за городом ночью очень-очень красиво, если тумана нет. И опасаться там нечего. Да и Зекора с Русти и Спуном нас защитят, так ведь?

Спун как-то странно икнул, а Рустер подошёл к сестре и потёр ей макушку копытом.

— Конечно защитим, — сказал он тихо.

— Если бы мы были на моей родине, ночью нас поджидала бы масса опасностей. Гиены, крокодилы, шакалы.... И леопарды. — проговорила я, запнувшись о воспоминание, — Но сомневаюсь, что здесь у вас живёт хоть кто-то настолько же опасный. Разве что в лесу, но мы ведь не идём в лес?

— Нет, ферм в лесу, типа, не бывает, — ответил Рустер, и добавил: — а насчёт опасных тварей... У нас здесь есть кое-что, типа, куда опаснее, чем эти твои гиены. Вон, только что проехали мимо. Эти не только по ночам охотятся.

34.

Небо, как всегда, отгораживал плотный слой облаков, сквозь которые свет Луны проникал всего-лишь размытым пятном. Наверное, лети над всем этим сейчас какой-нибудь пегас, он бы видел прекрасное зрелище: ровное покрывало из облаков, ярко освещённых сверху лунным светом. И не таких чёрно-белых, как Серое море. Наверное, он мог бы сделать себе из облаков постель, и поваляться на ней, наблюдая за ничем не прикрытыми звёздами и Луной. Интересно, как выглядят пегасьи дома там, наверху. Они построены из обычного материала, или тоже из облаков? А если из облаков, то почему их не сдувает ветер?

Кажется, мне становится ясно, почему в Хуффингтоне совсем нет пегасов. Мне бы тоже стало противно спускаться с неба в эту серую грязную клоаку. А, судя по царящим там нравам, просто разогнать облака никто вежливо попросить не удосужился, да и не в облаках дело, а в вездесущем дыме из труб. Вряд ли пегасы могут что-то делать с обыкновенным дымом, а летать в нём, наверное, тоже удовольствия мало.

Флэт охнула и устало села в траву. При всей её эрудиции и не по годам развитых магических способностях, пешие прогулки были не самой сильной её стороной. За половину ночи мы прошли всего десяток миль, примерно две трети пути до фермы. Для прожившей всю жизнь под крышей Флэтплайт это было огромное расстояние. Впрочем, как и для Кёрли, короткие ножки пони-жеребят не располагают к быстрой ходьбе, и тем более бегу. Я могла бы за ночь сбегать до фермы и обратно раза четыре, но я не знала здешних мест, а в такой непроглядной темноте точно потеряла бы жеребят.

Спун опустил в траву узелок с Харпи, который нёс в зубах, и сел рядом с Флэт. Ему тоже приходилось нелегко, с его то комплекцией.

В темноте блеснули глаза Рустера.

— Эй, Зекора, ты где? — неуверенно спросил он, озираясь из стороны в сторону. Забавно, но в отличие от ярких пони, меня с моим плащом в темноте совсем не видно. Я подкралась поближе и дунула ему в ухо. Рустер подскочил, запнулся и свалился в траву.

— Это, типа, что еще за шуточки, а? Не смешно ни разу! — причитал жеребец, пытаясь встать, — Всё, с меня, типа, хватит! Я с этого места до утра не сдвинусь!

— Всецело поддерживаю это высказывание, — отозвалась Флэт, шурша в темноте травой, — мои ноги совершенно не изъ-яв-ляют желания двигаться…

— Ладно, давайте остановимся здесь до утра, — согласилась я, — Только, валяясь в траве, вы скоро замёрзнете, нужно развести костер. Рустер, далеко до дороги? Нас не увидят?

— Недалеко, но тут, типа, холмы кругом, не увидят если что, — ответил жеребец тому месту, где меня уже не было. Ох, это правда забавно, кажется, я начинаю понимать суть развлечений Большого Мамбы.

— А если пегас? — спросила я, подкравшись к жеребцу с другой стороны. Рустер опять подпрыгнул и замахал в воздухе копытом, стараясь меня нащупать.

— Если пегас, то можно сразу сложить ноги и, типа, не дёргаться, но пегасы не любят летать, типа, по ночам. — проговорил он, тараща глаза и пытаясь меня высмотреть, — Зекора, ради Селестии, прекращай уже! У меня нервов, типа, уже нет почти. Хоть колокольчик тебе на шею, типа, вешай.

— Хорошо, не буду больше. — сказала я ему прямо в ухо, и снова с неожиданной стороны, — Только вот где дров достать на костёр я не знаю, здесь же поля кругом. Да и огонь зажечь нечем.

— С огнем я имею возможность помочь, — гордо промолвила Флэт, и из её рога вырвался красивый сноп искр. Разбуженный нашей вознёй Харпи взвизгнул и захлопал копытами.

— Там... Это... — подал голос Спун, — Я там по пути изгородь видел, можно её разобрать... Немножко...

— Да вы прямо идеальная команда, ребята. — сказала я, — Рустер, оставайся тут, а мы сходим принесём дров. Только вот в такой темноте мы точно потеряемся...

Я на мгновение ослепла, когда откуда-то снизу полился яркий белый свет. Он исходил от рога Кёрли, которая встала с травы и подошла к нам, с нарочитым достоинством проходя мимо своей подруги.

— Тогда я вам могу посветить, совсем немножко, — сказала она озорным тоном. Вторая единорожка фыркнула и отвернулась, судя по всему, есть вещи, которые она делать все-таки не умеет.

Вскоре мы со Спуном притащили в импровизированный лагерь достаточно дров для костра. Благо «дрова» нести было легко, они представляли собой длинные прямые шесты, из которых состояла изгородь, когда-то обозначавшая границу поля. Свалив их на землю, я привычным движением пошарила копытом по груди, и только через несколько мгновений додумалась, что моей сумки с ножом, огнивом и прочими лагерными припасами нет уже больше месяца. Но привычка не исчезает так быстро.

Я взяла одну палку из кучи и попыталась сломать, с удивлением осознав, что она довольно крепка, куда крепче чем корявые ветви деревьев из саванны. Пожалуй, в моей деревне из достаточного количества таких палок можно было бы построить неплохую хижину, которая простоит не одно поколение. Я почувствовала укол обиды, здесь такой отличный материал используют чтобы изгороди строить, да ещё и бросают при первой возможности.

— Извини... Можно я.. Попробую? — сказал Спун через минуту моей безуспешной войны с проклятой деревяшкой. После того, как он одним движением переломил сразу три таких шеста, я поняла, что и у земных пони есть что-то, что делает их особенными.

Костёр получился очень хорошим, вдобавок к большей прочности, здешние деревья оказались и лучшим топливом. Пони расселись вокруг огня, протягивая к нему озябшие ноги, жёлтые язычки пламени оставляли красивые блики в их огромных глазах. Особенно в глазах Флэт, потому что это был первый настоящий костёр в её жизни.

— Как думаете, сейчас уже за полночь? — сонно спросила она, когда костёр уже начал потихоньку прогорать. Я подняла взгляд на размытое пятно Луны, совершившей уже довольно длинный путь по небосклону.

— Да, через несколько часов уже рассвет, — последовал мой ответ.

Флэт Плайт поднялась, подошла к Харпи, сидящему на траве с копытом во рту, и тихо прошептала: «С Днём Рождения, братик». Жеребёнок заулыбался и начал выдавливать из себя какие-то звуки. Кёрли округлила глаза и шлёпнула себя по лбу копытом.

— Как я могла забыть! — воскликнула она, — У него же День Рождения!

— Соболезную, — тихо сказала я, грустно глядя на жеребёнка.

— Ты о чем? — недоуменно спросила Флэт.

— Извини, я вела себя так весело в его день рождения, я просто не знала, — сказала я.

— Зекора, ты чего несёшь? — подал голос Рустер, — Никто же не умирает, у него типа День Рождения.

— Так я о дне рождения и говорю.

Все присутствующие уставились на меня с таким взглядом, смысл которого в последнее время стал мне слишком хорошо известен. Флэт что-то шепнула на ухо Кёрли.

— Зекора, извини, если этот вопрос покажется тебе обидным, но... Ты знаешь, что такое День Рождения? — спросила кучерявая единорожка с таким видом, будто разговаривает со слабоумной.

— Конечно знаю, — ответила я, нервно улыбнувшись.

— А почему ты тогда так странно говоришь? Что «со-бо-лезнуешь»?

— Но... Ведь он же умирает...

— Кто умирает? Харпи? Как? ! От чего? ! — выпалила Флэт, в ужасе уставившись на меня.

— Ну как от чего, мы ведь все умираем, а дни рождения отсчитывают наше время в этом мире с момента появления на свет. И сегодня Харпи сделал ещё один шаг к тому моменту, когда его имя запишет в свою книгу Луна. Мы ведь должны его поддержать...

Пони постояла ещё несколько секунд, глядя на меня со страдальческой физиономией, и бессильно села рядом с Кёрли.

— Зекора... — промолвила она, — Ты иногда говоришь очень-очень странные вещи, но то что ты проговорила в данное время является, наверное, самой самой странной вещью, которую слышали мои уши.

— Да ладно тебе, Флэт, она же не специально, — заступилась за меня Кёрли, — Зекора, у нас принято поздравлять пони на его День Рождения, и дарить ему подарки.

— Но почему? Каждый день рождения — это ещё один шаг к смерти, и лишнее напоминание о ней!

— Да, в твоих словах есть смысл... — ответила кудрявая единорожка, глядя в огонь, — но если подумать, каждый День Рождения не только показывает, что ты приближаешься к смерти. Он ведь показывает, что ты прожила ещё один замечательный год, нашла новых друзей, узнала много всего, и вообще повидала всяких штук. Разве это не повод для веселья и поздравлений?

— Ну и речи ты толкаешь, Кёрли, — выдохнул Рустер, — тебе надо было родиться раньше меня, я бы, типа, тогда не чувствовал себя таким тупым.

— Тогда бы меня некому было защищать.

— Скажешь тоже... — буркнул жеребец и наверняка покраснел. В пляшущем свете костра этого нельзя было точно различить.

— В любом случае, Зекора, теперь ты должна поздравить Харпи, — продолжила единорожка, серьезно взглянув на меня.

— Поздравить?

— Да, поздравить, с Днём Рождения.

— С Днём Рождения, — сказала я Харпи, состроив как можно более милую физиономию. О, Солнце, я поздравляю кого-то с ещё одним годом, приблизившим его к смерти. Бред какой-то. Хотя жеребята, кажется, считают это правильным. Надеюсь, хотя бы взрослые пони таким не занимаются.

— А теперь ты должна сделать ему подарок, — не унималась Кёрли.

— Какой подарок? У меня ничего нет.

— Не обязательно отдавать что-то материальное. Можешь спеть песенку или станцевать, Харпи любит танцы.

— Вам вряд ли понравятся песенки на моём родном языке, да и танцевать я точно не умею, извините. — проговорила я, и мой взгляд упал на один из шестов, которые мы принесли для костра. Я взяла шест и взвесила на копыте. Эта палка оказалась достаточно прочной, прямой и сбалансированной.

— Хотя, я могу показать кое-что.

Я сняла плащ, немного поёжившись от неожиданно прохладного воздуха. Почти позабытым движением я крутанула шест в копытах, дополнительно разогнав его оборотом вокруг шеи, заодно подметив что золотые кольца здорово этому помогают. Тренировать подобные кульбиты я забросила ещё много сезонов назад, когда перестала участвовать в совместных спортивных играх с жеребцами, так радовавшими отца. Но лёгкий свист рассекаемого шестом воздуха показал, что мои копыта всё ещё кое-что помнили. Сделав несколько трюков, я упёрлась шестом в землю, прыгнула, и встала на него макушкой, балансируя вниз головой и сложив передние копыта вместе. Этим стойкам я училась уже потом, у бабушки, использовавшей наше традиционное оружие для довольно хитрых позиций продвинутой медитации.

Жеребята затопали копытами, а Харпи счастливо засмеялся. Ну что ж, думаю, этого достаточно. Кое-как спустившись и чуть не угодив в костёр, я уселась обратно на своё место, потирая натёртое шестом место на макушке.

— А круто ты этой палкой, «вжик-вжик», типа как акробатка, — промолвил Рустер с некоторой завистью.

— Ой, нет, — отмахнулась я, — это просто мелочи по сравнению с тем, что умеют делать некоторые зебры из моего племени. Если бы я не пошла поперёк воли отца, сейчас бы меня здесь не было, я бы торчала с подобной палкой где-нибудь в наших краях, изнывая от безделья на каком-нибудь почётном карауле.

Где-то совсем рядом громко затрещал ночной сверчок, отчего единорожки вздрогнули и переглянулись. Вообще, если честно, здесь даже для меня было жутковато. Трава от ветра шумела совсем не так, как в саванне, сквозь её шелест было трудно что-либо различить даже если внимательно прислушиваться. Из-за холмистой местности совершенно не просматривалась округа, делая лагерь лёгким объектом для внезапного нападения. Я потёрла глаза, избавляясь от всей это ерунды в мыслях, твердя самой себе что здесь на нас нападать некому.

— А твой папа тоже отправился в другой мир? — полушёпотом спросила Кёрли через некоторое время, укрывая уже успевшую уснуть Флэт полицейским плащом.

— Ох, это вряд ли, — отшутилась я, — Луна его в своей книге еще не скоро увидит.

Странно, но после всех этих переживаний, при мыслях о доме в моём сердце возникает только пустота и какое-то холодное безразличие. Даже не знаю, как к этому относиться.

— Ты отправишься домой, когда мы все придём к тётушке Кэррот? — продолжила единорожка.

— Нет, домой я уже точно не отправлюсь. Много чего произошло... В итоге я без Метки, и без дома.

— То-то я думаю, что ты такая здоровая, а кьютимарки нету, — как бы между прочим проговорил Рустер. Я с большим усилием удержалась от того, чтобы запустить в него чем-нибудь.

— А ты, значит, пялишься на мой круп?

Кёрли хихикнула, жеребец что-то проворчал и перевернулся на другой бок.

— Но, думаю, здесь у вас тоже неплохо, — продолжила я, — Там, с другой стороны города, лес был, я всегда мечтала попасть в такое место. Так что рвану туда со всех копыт, как только удостоверюсь, что с вами всё будет в порядке.

Единорожка грустно опустила голову.

— Нам будет очень-очень плохо без тебя... — тихо проговорила она, придвигаясь ближе.

— Не выдумывай, Кёрли, — сказала я, запустив копыто в её пышные кудри, — мы знакомы всего неделю. Как попадёшь в новую семью, столько забот навалится, что и не вспомнишь меня. Да и я, со своей стороны, постараюсь вас навестить как-нибудь.

— Обещаешь?

— Обещать не могу, но точно приложу все усилия.

Кёрли зарылась носом в складки моего плаща и быстро уснула. Я оглянула лагерь и поняла, что все остальные тоже спят, утомлённые тяжелым для них переходом. Жаль, что им не удастся поспать достаточно. Скоро рассвет, тёплой одежды у нас не было, кроме пары тоненьких полицейских дождевиков, а прогоревший костёр не спасёт от утреннего сырого холода, поэтому рассвет в таких условиях лучше встречать на ногах. К тому же, при свете Солнца на открытой местности находиться было рискованно.

35.

От костра остались только горячие угли, понемногу раздуваемые лёгким ветерком и пачкающие всё вокруг белым невесомым пеплом. Я клюнула носом, на несколько секунд погрузившись в очередное видение. О, Солнце, как же мне хочется просто поспать... Хотя, можно провести небольшой эксперимент.

Я расслабилась, скользнув в чей-то разум. На секунду взору предстал тёмный коридор, по которому медленно шёл тот в чьей голове я находилась. Впереди, в конце коридора, маячило пятно дневного света. Пока видение не поглотило меня с головой, я вынырнула из него и снова оказалась у костра. Перед глазами поплыли тёмные круги, а утренняя головная боль снова начала возвращаться. Закрыв глаза ещё раз, я снова увидела коридор, но, на этот раз, выход был гораздо ближе, значит всё это происходит прямо сейчас, в реальном времени. Интересно.

На этот раз я не успела уловить момент окончательного ухода в сон, поэтому пришлось подчиниться ему и, против воли, наблюдать то, что Солнце пытается мне показать. Или показать пытается Луна, никаких шансов узнать подробнее об этом явлении у меня так и не появилось. Перед глазами из пятна света возникло полосатое лицо зебры-жеребца. Меня аж передёрнуло, настолько я отвыкла от вида себе подобных. Жеребец учтиво поклонился в ответ на короткий кивок моего хозяина.

— Госпожа, их собралось гораздо больше, чем мы рассчитывали. — проговорил он с опаской.

— Так будет даже лучше, — проговорила Узури, выходя из-под арки в знакомый мне тенистый дворик, сейчас до отказа заполненный зебрами. Фонтан оказался накрыт деревянным щитом, на который Узури легко запрыгнула, заняв место выше остальной толпы, словно на импровизированном подиуме. Десятки глаз уставились прямо на неё. Я снова как будто почувствовала себя на Церемонии перед Испытанием, но сейчас не было никакой возможности отвести взгляд и притвориться изучающей интереснейшие детали конструкции ближайшей деревянной бочки. Узури всё это не доставляло никакого беспокойства, она спокойно оглядела толпу и вздохнула.

— Приветствую вас, сородичи. — начала она, — Вы, наверняка, удивлены, увидев меня вместо какого-нибудь верблюда. Что-ж, ваше удивление понятно. Слушайте меня очень внимательно, я здесь, чтобы сообщить хорошую новость. Наш бывший хозяин, великий визирь Нгамиа, как и многие равные ему, вчера весь день находился на совете в халифском дворце. Совет принял решение полностью отказаться от использования рабского труда, чтобы предотвратить вероятную войну между Камелу и Зебрикой. Да, вы не ослышались, то, что десятки поколений считалось здесь нормой, того больше не будет. Вы... Мы теперь свободны. Те, кто хочет, могут остаться в качестве наёмных слуг, вам будут платить жалование и хорошо с вами обращаться, будут приняты соответствующие законы.

Последнюю фразу Узури произнесла с наигранной радостью, и даже вымученно улыбнулась, но десятки чёрных и серых глаз смотрели на неё далеко не с приятным выражением, и из толпы не послышалось радостных криков.

— Вы свободны, зебры, — проговорила Узури, неуверенно оглядывая полосатую толпу, из которой все еще не донеслось ни звука.

— Госпожа, — проговорил жеребец, которого я видела первым, — что нам теперь делать?

— Возвращайтесь на родину, в свои племена.

— Но я не знаю, где моё племя, — послышался из толпы слабый голос.

— И я не знаю... — сказал ещё кто-то.

— И я.

— И я тоже.

— Госпожа, — продолжил жеребец, — я знаю, где находится моя деревня, но я не могу туда вернуться спустя столько сезонов, да ещё и с этой отметкой позора на боку. То же самое вам скажет большинство наших братьев и сестёр...

— Послушайте, что вы от меня хотите? — перебивая его, воскликнула Узури, — Я не могу убрать эти клейма, я не могу доставить вас по домам, я не знаю, что нам всем делать дальше! Я такая же, как и вы, и на моем боку красуется не менее уродливый позорный шрам, чем у вас!

— Госпожа...

— Хватит называть меня госпожой! Я была госпожой, потому что так у меня была возможность хоть чем-то помогать всем вам! Сейчас от всех этих титулов нет никакого толку, оставаться здесь на этой мерзкой должности я не намерена, теперь я ничем не выше вас! — крикнула зебра прямо в лицо обращавшемуся к ней жеребцу.

— Узури, дорогая, расслабься, — послышался знакомый голос откуда-то сбоку. Зебра повернула голову, и я увидела мистера Олдлифа, выходящего из тени коридора. Над толпой зашелестел приглушённый шепот.

— Олдлиф, тебе не стоит быть здесь. Если тебя увидит кто-нибудь из верблюдов...

— Ой, да брось. Что они сделают немощному старику? Выставят из страны? Зарежут? — единорог выразительно взглянул на ближайшую зебру, — Да я лечил половину королевского дворца, я спас жизнь сыну халифа. Не посмеют они ко мне притронуться.

— Ты же знаешь этих горбатых, Олдлиф, сейчас они от испуга трясутся до кончиков копыт, кто знает, что взбредёт им в головы, — ответила Узури.

— Ну, я здесь не для того, чтобы перемывать косточки этим бедолагам, им сейчас и так нелегко. Представляю, как они будут обходиться без вашей помощи, хех. Я здесь для того, чтобы рассказать тебе кое-что интересное.

— Мне? — удивилась Узури, — А это не может подождать?

— Ну, это относится к тебе и твоим сородичам в равной мере, дорогая моя.

— Олдлиф, ты бы поменьше пил этого нового цветочного чая, он делает тебя невероятно фамильярным.

— Но, ты ведь сама сказала, что больше не госпожа, хе-хе. В любом случае... — единорог закряхтел, забираясь на фонтан рядом с Узури, — В любом случае, я тут подышал клопами в библиотеке... И нашёл кое-какие интересные карты.

— Карты…?

— Карты! Большие, маленькие, старые, новые, истлевшие, отсыревшие... Так, о чем это я? А, предложение! В общем, сравнительно недалеко отсюда есть одно местечко. Прямо на границе пустыни и саванны. Там на сотню миль вокруг нет никого кроме полудиких, там течёт приток крупной реки, есть какие-то древнющие развалины, которые можно пустить на стройматериалы. Ии-и...

— Ии-и?

— Ох, Узури, давай, подумай сама, это полезно, — улыбнулся Олдлиф, дёрнув телекинезом госпожу за ухо. Та удивлённо отшатнулась, явно не зная, как на такое реагировать.

Зебра посмотрела на свои копыта, затем медленно обвела взглядом толпу собратьев. Что-то было не так. Их глаза. В них больше не читалось того странного выражения страха и недоумения, теперь в них светилось что-то новое. Надежда.

Единорог усмехнулся, слез с фонтана и, вразвалочку, направился обратно в тень арки, а разношёрстная толпа зебр начала постепенно преклонять колени перед Узури, растерянно смотревшей на своих новых подопечных.

В дальнем углу двора, за цветочной лозой, я заметила посла окапи, меланхолично наблюдающего за происходящим.

Часть 8.

36.

— Зекора… Проснись, пожалуйста… — проговорил Спун прямо под ухом.

Я кое-как удержалась от того, чтобы не застучать зубами. С неба моросил мелкий противный дождик, а при дыхании изо рта даже шёл пар. Как они живут здесь вообще, с такими холодами? Зачем они здесь живут? Я быстро поднялась с земли, пытаясь побыстрее выкинуть из сознания тёплый ласковый свет Солнца, который я ощущала шкурой Узури буквально минуту назад. Заспанные жеребята, укрывшись под дождевиком, уныло завтракали последними кусочками булки, а всю округу застилала белая пелена тумана. Настолько плотная, что близлежащие холмы почти не различались.

— Скоро рассвет? — простучала я зубами, делая глоток из бутылки с водой и жестом отказываясь от своей порции завтрака. Есть холодную пищу на таком морозе совершенно не хотелось.

— Через часик, скорее всего. — ответил Рустер, раскидывая прогоревшие остатки костра, — Пока тут, типа, туман, надо добраться до фермы, а то если пегасов наймут парочку... Тогда, типа, пиши пропало.

— Думаешь, они не догадаются, что вы направитесь прямо на ферму своей тёти? – спросила я, закутываясь в плащ. Совершенно не помогло.

— Даже если догадаются, — Послышался хрипловатый со сна голос Кёрли. — Наша тётя Кэррот очень-очень добрая, она нас никогда не выдаст. Мы ей всё-всё расскажем про миссис Нэнни, и она что-нибудь придумает, чтобы помочь остальным жеребятам.

— Я могу составить подробнейшее письменное изложение всех злодеяний и правонарушений, совершённых миссис Нэнни, они все надёжно хранятся в моей памяти. — выдала Флэт Плайт, левитируя перед собой всё еще спящего Харпи, завёрнутого во второй непромокаемый полицейский плащ, — А теперь, давайте поторопимся и отправимся в нашем прежнем направлении, иначе я рискую подхватить во всём этом грязном мракобесии какую-нибудь бациллу.

Я вспомнила, как засмеялась от этого слова когда-то, получив от бабушки болезненный щелчок по носу.

Идти пришлось гуськом, не теряя из виду хвост впереди идущего. Первым шёл Рустер, как более-менее знакомый с местностью, а последней шла я, с замиранием сердца замечая по пути всё новые и новые растения, о которых раньше читала только в книгах. Как жаль, что сейчас не полдень. Посмотреть бы на распустившиеся цветы…

Из тумана вынырнул потёртый указатель с нарисованной детским копытом морковкой, и корявой надписью «Ферма Джуси Кэррот».

— Тётя Кэррот! Мы пришли! – завопила Кёрли и бросилась в белую дымку. Рустер что-то пискнул и попытался её остановить, но не успел, кобылка скрылась в тумане, откуда некоторое время доносились её крики «Тётя Кэррот! Это я, Кёрли! ». Но внезапно они оборвались.

— За мной, не отставайте, — рявкнул Рустер и побежал за сестрой. Я направилась вслед, по мере сил подгоняя Флэт Плайт, сосредоточенно шептавшую под нос жалобы. Харпи в облаке фиолетового света плыл за ней.

Через сотню шагов мы миновали большие распахнутые ворота, одна половинка которых валялась на земле. Чуть дальше Кёрли сидела прямо в грязи, и широко раскрытыми глазами смотрела вперёд, на чёрные, обугленные остатки сгоревшего двухэтажного дома, торчащие словно рёбра огромного животного. Мёртвого и почти сгнившего. Рустер на мгновение замер, но быстро вернул себе самообладание и обнял сестру, нашептывая ей что-то успокаивающее.

Я подошла ближе к развалинам. Дом выгорел до основания, но прямо перед ним на земле валялось множество разных вещей, от одежды до посуды и игрушек. Чудом сохранившаяся входная дверь болталась на одной петле, и к ней оказалась гвоздём прибита какая-то бумага, но написанные слова от дождя расплылись большим чернильным пятном.

Кёрли плакала навзрыд, уткнувшись в грудь брата, её подруга сидела рядом, поглаживая кобылку по голове.

— О… Они ведь не.. Они ведь.. – всхлипывала кудрявая единорожка.

— С ними всё хорошо… — тихо проговорил Спун, возвращаясь от развалин вслед за мной, — дом горел медленно, все успели выбежать. Они даже вытащили много вещей совсем не нужных, и бросили здесь, потому что всё нет смысла забирать. Потом собрались и уехали куда-то, там следы… Это всё было примерно в то же время, когда мы сами сбежали.

Я ещё раз внимательно оглянула двор и, на этот раз, действительно заметила относительно свежие следы от колёс, множество мелких отпечатков копыт жеребят в определенных местах, и только сейчас поняла, что разбросанные повсюду вещи действительно означают то, что говорил Спун. Ай да умница этот жеребчик, интересно каким он был до того, как получил по голове.

Рустер вскочил и в сердцах пнул подвернувшуюся под копыто жестяную чашку. Та с жалобным звоном покатилась в туман.

— Это точно она! Миссис Нэнни! Наверняка приехала сюда сразу же как мы сбежали, а потом сожгла тётушкин дом! Там же с тётей еще, типа, девять жеребят маленьких жили! Если кто-нибудь из них пострадал... Ух, я тогда...

— Уймись уже, каратель юный, — прервала его я, — ты так скоро всю округу во враги запишешь. Там на двери была записка, наверняка было сказано куда они отправились, но чернила испортил дождь. Здесь близко ещё кто-нибудь живет?

— Да, типа... Братья Турнепс, дальше по дороге.

— Им можно доверять?

— Можно, типа... Они нас с пелёнок знают.

— Далеко?

— Мили две...

— Тогда я сбегаю к ним и узнаю, что здесь произошло. — сказала я, снимая плащ и снова ёжась от холода. — Вон там есть навес для дров, укройтесь от дождя под ним. Потом разведите костёр, посушитесь. Здесь точно где-то есть колодец или колонка, вскипятите чайник и попейте горячей воды. Спун, проследи пожалуйста.

Отдав последние указания жеребятам, которых следовало защитить от вероятной простуды, я вышла на дорогу, туман на которой уже понемногу рассеивался. Если бы не обстоятельства, я бы, наверное, подпрыгивала от радости сейчас. Такая хорошая дорога, такие места кругом. С минуты на минуту начнут распускаться цветы... Ладно, не время вертеть головой.

Весь путь до соседней фермы я пролетела как на крыльях. В ушах глухо отдавался стук сердца, ноги немного болели, но самочувствие было превосходным, в немалой степени из-за того, что проклятый холод всё-таки отступил.

— Хто там? — ответил глухой низкий голос, когда я постучала в толстенную дощатую дверь двухэтажного фермерского дома, в котором должны были обитать те самые братья Турнепс.

— Я хотела задать пару вопросов о соседней ферме, — громко ответила я, переводя дух.

Дверь приоткрылась и оттуда показался пожилой жеребец землистого цвета, зачем-то нацепивший на голову смешную ночную шапочку с помпончиком.

— А тебе какое дело, а? — спросил он, широко зевнув и одновременно пытаясь не спускать с меня глаз, — Ты что за такое здесь взялось? Вот я щас собак спушшу...

— Со мной её племянники. — спокойно объяснила я, — И им очень интересно, почему от дома их любимой тётушки остались сырые развалины.

— Шо? Хто? — он вдруг замер и сурово нахмурился, силясь что-то вспомнить, — Аа-а, братца её пропащего детишки...

Пони, наконец, целиком вышел во двор, сладко потянулся и почесал бока. Затем обругал подвернувшуюся под копыто курицу, выпустил из хлева поросят, тут же разбежавшихся в разные стороны, и ужасно медлительно начал раскуривать трубку. Я терпеливо переминалась с ноги на ногу.

— Недельку назад это было, как шас помню, — начал он, выпуская огромные клубы дыма, — ехали с кумом редис продавать в город, а тут, ба! Дым коромыслом, на всё небо. Подъезжаем к ферме Кэррот, а она горит, хорошо так горит. Ферма горит, а не сама Кэррот. Сперва спохватились, там же жеребяточек тьма тьмущая у неё, а потом глядь, они во дворе стоят все, в саже перемазались как поросята. Единорожек-то, сынок её родной, тушить пытался, да куда там, со всех сторон горело. Ну и сгорело всё, шо тут поделать, до города далеко, пожарников у нас не водится. Потом полицаи понаехали, начали разнюхивать. Хотя много не нанюхали, как приехали, так и уехали. Сказали, што лампа у неё, видите ли, упала на сено сухое. А откуда ж там сену сухому на улице с утра взяться-то, спрашивается? Да и горел-то домишко со всех сторон, тут дюжина ламп упасть сподобиться должна была…

— Где они сейчас? — спросила я, старательно уклоняясь от едкого дыма, который с наслаждением выдыхал этот пони.

— Так уехала в город она, с жеребятками. Чего ей тут делать то, на головешках...

— А адреса вы не знаете?

— Откуда ж мне знать, у неё полный город кумов, она ж доброе сердце совсем, храни её Селестия. Тебе бы у полицаев поспрошать, — он критически меня оглядел, — да только сумневаюсь я…

— Спасибо вам, — я в благодарность кивнула головой, уже собираясь убегать.

— Э, э, ты обожди, — остановил меня пони, щуря один глаз и старательно вдыхая едкий дым, — Ташши жеребяточек сюда, мы вас покормим, да в город сами отвезём. Чего вам зазря копыта-то бить. Мы всё равно сегодня собирались на рынок съездить.

Я еще раз поблагодарила довольно щурившегося жеребца, и пустилась в обратный путь. Последние клочки тумана таяли в низинах по краям дороги, а в вышине затянула пронзительную песню какая-то маленькая птичка. Пернатые из саванны могут только громко и душераздирающе кричать, либо тихо щебетать, обсуждая свои птичьи дела. Но песня этой маленькой птички в вышине, это было что-то потрясающее. Я поймала себя на мысли что хочу пойти шагом, а то и вовсе остановиться, лишь бы подольше послушать эти удивительные звуки. Но, птичка внезапно пронзительно чирикнула и юркнула за холм, а с обочины мне наперерез выбежала растрёпанная Флэт Плайт.

— Зекора! Там... Там миссис Нэнни! — крикнула она и упала без сил.

37.

С единорожкой на загривке я сделала большой крюк по окрестным полям для того, чтобы не подходить к ферме со стороны дороги. Мы незаметно взобрались на пологий холм и залегли в высокой траве, отсюда прекрасно просматривался двор сгоревшей фермы.

За воротами на обочине дороги стоял небольшой фургон. По двору взад-вперёд прохаживалась пухлая пони тошнотно-зелёного цвета с нелепым чепчиком на голове, прямо перед ней на земле неподвижно лежал Спун, в страхе закрыв глаза копытами. Чуть дальше здоровенный жеребец увлечённо отвешивал пинки Рустеру, указывая копытом в сторону фургона, но тот явно не был согласен идти добровольно, за что получал новые и новые тумаки. Флэт судорожно вздохнула, когда из-за угла сарая выбежала Кёрли, преследуемая ещё одним взрослым жеребцом. Этот пони держал в зубах моток верёвки.

Верёвка...

Бросив на время обрабатывать Рустера, совместными усилиями верзилы поймали Кёрли, и один из них за загривок подтащил единорожку к миссис Нэнни.

— Ты плохая девочка, Кёрли Кэррот, очень плохая... — донеслись до меня слова этой пони, её голос был очень высоким и отлично слышался даже на таком расстоянии. Она привыкла перекрикивать галдящую толпу жеребят, — твой побег огорчил хороших пони, которые заплатили много... Да отпусти ты её, болван, никуда она не денется. Ещё синяк поставишь!

— Извините, босс... — промямлил жеребец и отошёл от единорожки.

— Кстати, ничего не замечаешь? — проговорила Нэнни.

«— Она классно выглядит, босс» — пронеслось в моей голове.

— С прошлого раза ничего не изменилось вроде, хотя домик мы неплохо подпалили.

— Послал же тебя Дискорд на мою голову... Смотри внимательнее.

«— Ээ-э… Она ростом почти с вас, а у нее еще нет кьютимарки, вы это имели ввиду? »

— Ээ-э... Да вроде ничего больше...

— Здесь нет той издыхающей четырёхглазой и её братца. Живо найдите её, она у них главная.

— Беги, Кёрли! — крикнул Рустер, пихнув стоящего рядом пони головой в бок. Тот усмехнулся и дал жеребенку по голове с такой силой, что Рустер рухнул как подкошенный.

«Беги, Зекора! »

Тут меня, буквально, затрясло.

— Харпи. В безопасности? — спросила я Флэт сквозь зубы. Та взглянула на меня и обомлела.

— Д-да… Он спит, я спрятала… — прошептала она, протягивая дрожащее копыто в мою сторону, — Зекора, ч-что с тобой?

— Лежи здесь.

— З-Зекора, ты меня пугаешь... — прошептала единорожка, отползая от меня и роняя в траву слёзы.

Я встала в полный рост и хрустнула шеей, пони внизу заметили меня, когда я проделала уже половину пути с холма до фермы. Под недоуменными взглядами этой троицы я подошла к изгороди и зубами выдрала из неё не слишком длинный и не слишком короткий шест. Дерево было крепким, прямым, насыщенным влагой после утреннего дождика. В самый раз.

— Эй, ты кто такая? — крикнула миссис Нэнни, нервно озираясь на дорогу, ожидая каких-то проблем ещё и с той стороны. Подкрепления мне были не нужны, помощь мне не требовалась, мне никто не был нужен. Молча я прошла под сломанными воротами, до боли в зубах сжимая пахнущее сыростью дерево.

— Что делать, босс? — неуверенно промолвил первый пони, вставая между мной и миссис Нэнни.

— Это какая-то бродяжка, хватай её тоже. Она слишком много видела.

Пони сделал шаг в мою сторону, разворачивая веревку. Я остановилась, положив шест на плечо, и посмотрела вверх. Тучи пропали, только маленькая птичка носилась на фоне ослепительно-голубого неба. Несколько семян одуванчика летели к своему новому дому. И, самое главное, я не видела ни одного пегаса. Пони сделал ещё шаг.

— Да обратятся в пепел ваши глаза, — процедила я, нарочно не используя язык предков для того, чтобы их богиня точно меня поняла, — да обратятся в песок ваши кости, да обратится в воду ваша плоть. И возопят ваши души, не найдя своих имён в книге Луны.

— Чё? Босс, она тут чего-то бормо...

Ему не довелось закончить фразы. Шест в моих копытах описал широкую дугу и попал этому пони прямо в нижнюю челюсть, свернув её далеко набок. Прыжок в сторону. Несколько оборотов шеста в копытах для придания скорости. Разворот. Следующий удар пришелся по его груди, послышался глухой хруст рёбер, пони захрипел и упал.

Разум должен быть чистым. Челюсти сжать, подбородок прижать к шее.

Второй верзила подбежал и неуклюже попытался меня ударить. Здоровый, холёный, буквально гора мышц. Привык бить того, кто не может ответить. Имара бы играючи справился с этой бандой голыми копытами.

Разум должен быть чистым. Он — моё оружие, не эта палка. Ещё один разворот. Плавно, не дёргаться. Видеть, а не просто смотреть. Не терять скорости, использовать инерцию.

Я ускользнула от очередного удара. Шест молниеносно рассёк воздух и опустился жеребцу прямо на затылок, тот кувыркнулся через голову и остался на земле, мелко дёргая задними ногами. Он больше никогда не сможет ходить.

Теперь сладкое. Следить за дыханием.

— Эй, по-погоди! — вскрикнула пони в чепчике, когда я оказалась рядом. Шест снова глухо свистнул, сломав её переднюю ногу, которой она пыталась защититься, и при этом сломался сам. Пони пронзительно закричала, повалившись в грязь, я спокойно встала сверху и положила обломок шеста ей на шею, придавив с концов копытами.

— Не надо! — захрипела пони, безуспешно пытаясь оттолкнуть меня здоровой ногой.

— Ты сотворила много зла, миссис Нэнни, — промолвила я, нажимая копытами на палку. Пони зажмурилась и захрипела ещё сильнее, — Ты умрёшь за это, миссис Нэнни.

Ещё немного. Глаза кобылы закатились, а язык вывалился изо рта. Ещё... Немного...

Ух ты, а ведь это оказалось так легко. Так просто. И почему я раньше о таком не думала? Всего-навсего взять и убить этих плохих пони. Они привыкли к вольготной жизни, они не умеют драться, полагаются только на грубую силу и примитивную магию, они медлительны. Если бы только я была воином, да чуть постарше...

Наверняка я смогу приготовить что-нибудь, нейтрализующее способности единорогов. То, что заставит их не думать о своей магии, а думать лишь о том, чтобы спастись. Мне нужно оружие, гранаты. Склянки с реагентом, взрывающиеся при повреждении, и распыляющие вокруг своё содержимое. Старуха делала такие, когда однажды около деревни за одну ночь выросла обширная колония плотоядных муравьев. Под присмотром старейшины мы с другими жеребятами бросали в них хрупкие склянки и любовались на красивые синие вспышки. Глупая старуха не подпускала меня к ящику с книгами, содержащими эти рецепты. Я ещё с ней поквитаюсь. Я смогу повторить рецепт, всего-то пара реагентов, проще простого… Заменить уксус и корицу на соляную кислоту. Я научу Рустера и Спуна как нужно действовать, я сделаю из них воинов, потом мы найдём ещё воинов, и ещё…

— Ты уверена?

А? Что? Я как будто вынырнула из бочки с чем-то серым и вязким, а с глаз спала тёмная пелена.

— Ты. Уверена? — повторил прямо над ухом знакомый голос. Я медленно повернула голову и оказалась нос к носу с Лупом. Тот висел почти у самой земли, сложив копыта на груди, и укоризненно на меня смотрел. На его задней ноге отчетливо различался шрам от арбалетного болта.

— Давай, решай уже, — проговорил пегас, на лету плавно огибая меня вокруг, — хочешь ли ты этого на самом деле, или нет. Когда ты её убьешь — пути назад не будет, учти.

В моем мозгу одновременно образовалось столько слов, что они застряли в горле, пытаясь произнестись все вместе. Тут до меня дошло, что я всё ещё стою над миссис Нэнни, по телу прошла волна отвращения, и я отбросила этот жалкий кусок палки, которым пыталась её убить. Пони дёрнулась и закашляла.

— Умница, — проговорил пегас, опускаясь на землю. Подойдя к одному из жеребцов, пускающему из носа кровавые пузыри, Луп потрогал его копытом и сокрушённо покачал головой.

— Ты... — наконец вырвалось из моего горла. Пегас обернулся с удивлённо поднятыми бровями.

— Я?

— Ты! — выдохнула я, прикидывая как до него быстрее добраться.

— Ну да, я... Вроде, — пегас недоумённо почесал ухо, сдвинув шляпу набекрень.

— Ты с ними заодно! Вы все заодно! — крикнула я, и почувствовала, как меня снова захлестывает волна чего-то серого и вязкого. Я бросилась к пегасу и попыталась его ударить, но он легко увернулся и взлетел повыше.

— Не-не-не, Зекора, ты не... — начал было он, но тут его окутало фиолетовое сияние. Луп вскрикнул и шлёпнулся спиной на землю, впустую болтая ногами в воздухе.

— Ах, как же нечестно сбегать в небо, господин плохой пегас, — проговорила Флэт Плайт, выходя из-за угла с ярко светящимся рогом, — я не очень люблю нечестность, так что позволила себе ни-ве-лировать ваши крыльевые преимущества. Зекора, мои глаза раньше его не видели, но я уверена, что миссис Нэнни наняла и его тоже.

Пегас нервно хохотнул, глядя на единорожку.

— Постойте, погодите, — проверещал он, когда я кивком поблагодарила Флэт и подняла с земли второй обломок шеста, на месте разлома похожий на острое копьё, — Да погодите вы, дайте мне объяснить!

— Ты, насколько я помню, не очень-то давал нам с Имарой сказать что-нибудь, — меланхолично ответила я, прижимая обездвиженного пегаса к земле одним копытом, — Но я всё-таки дам тебе возможность высказаться. Выбирай, сначала левый глаз, или правый?

— Зекора... Я имею неудовольствие просить тебя делать это чуть быстрее, мне очень трудно, — промолвила единорожка, пошатываясь от напряжения.

— Хорошо, — сказала я и снова обратилась к пегасу, — Что поделать, не судьба. Флэт, Кёрли, отвернитесь.

— Сэр! Они меня тут убивают, вообще-то! — крикнул Луп во всё горло, и я почувствовала, что не могу двигаться, вообще никак, даже язык отнялся. Фиолетовое свечение вокруг пегаса пропало, он тут же забарахтался и быстро взлетел, опасливо озираясь.

— Мистер, немедленно поставьте меня на место моего прежнего пребывания! Я нахожу ваше обращение совершенно неприемлемым! — пискнула Флэт Плайт где-то сбоку, и, спустя мгновение, вплыла в поле моего зрения, заключенная в синий магический пузырь. Я почувствовала знакомое ощущение, как будто стою в реке, и меня огибают потоки воды. Магия! Спокойно, что-нибудь придумаю...

«Поток» усилился, мои копыта оторвались от земли и я, против своей воли, медленно развернулась в сторону ворот фермы. Там стоял большой серый единорог с сединой в гриве, буквально сверля меня проницательным взглядом.

38.

«Kimya kimya. Tuna havitakudhuru yenu», — проговорил единорог. «Спокойно. Мы не причиним вам зла». Язык предков. Откуда он его знает?

Во двор фермы с грохотом въехал бело-синий экипаж, наполненный городовыми. Следом за ним с неба опустилось еще два, один из которых был выкрашен в ослепительно-белый цвет с каким-то розовым символом на борту. Округа мгновенно стала похожей на разворошенный муравейник, из белого экипажа выскочила пухленькая единорожка, в сопровождении еще нескольких пони.

— Эти трое тяжело ранены, — сказал ей серый, указывая на корчащуюся миссис Нэнни и её верзил, — немедленно в больницу их. И ещё, проследи, чтобы врачи не использовали обезболивающих. Это моё личное распоряжение.

— Да, мистер Холдер, — кивнула единорожка и окутала всё еще пытавшуюся откашляться миссис Нэнни светом своего рога.

Единорог продолжил раздавать указания множеству разных пони, снующих вокруг. Белая повозка взлетела, как только в неё погрузили миссис Нэнни с подручными, её место во дворе сразу же заняла другая, откуда сошла пожилая пони ярко-оранжевого цвета. Кёрли, до этого растерянно стоявшая посреди всего этого хаоса, всхлипнула и побежала навстречу своей тёте Кэррот. Туда же подковылял Рустер, кидая на меня обеспокоенные взгляды.

— С ними всё будет хорошо, Зекора, — проговорил Грей Холдер, подходя ближе, и внезапно низко поклонился. Окружающие пони удивлённо замерли, но, постепенно, вернулись к своим делам. Одновременно с этим удерживающее меня поле исчезло, и я встала на свои копыта.

— Я прошу прощения, — продолжил Холдер, — ко всему этому привела только моя неосмотрительность. Ну и твоя хитрость, в том числе. До сих пор не понимаю, как тебе удалось заметить слежку и незамеченной выбраться из города, ещё и с толпой жеребят. Хоть у моих пони и огромный опыт в таких делах, — он проследил направление моего взгляда. — О, за судьбу жеребят не беспокойся, мы передадим их мисс Кэррот. Всех, кроме Флэт Плайт. Эта кобылка проявляет незаурядные способности, ей самое место в магической школе в Кантерлоте. К сожалению, ваши пути здесь расходятся. Если хочешь, можешь с ними попрощаться.

— Почему вы думаете... — я скривилась, — С чего ты решил, что я захочу идти с тобой?

— Ты сама знаешь, что должна, — улыбнулся единорог.

— За последний месяц я получила достаточно впечатлений о вашем гнусном мирке. С меня хватит.

— Мне действительно жаль, что знакомство с Эквестрией прошло для тебя таким образом. Не вся Эквестрия и не все пони в ней такие... Гнусные.

— А меня это не волнует. Меня притащили сюда против моей воли и отпустили на все четыре стороны. И теперь-то я пойду только туда, куда захочу. Или свяжешь меня верёвкой, как твои сородичи?

— Ты обязательно отправишься туда, куда захочешь. И я всеми силами тебе помогу, а сил у меня немало, поверь. Но, в данный момент, ты нужна мне здесь. Знала бы ты, как долго я тебя искал...

Я подошла к единорогу и уставилась в его глаза.

— Искал? Зебру с цветными глазами? Ну вот я, стою прямо перед тобой, в миллионе дней пути от дома из которого меня выкрали. Смотри в глаза, они бирюзовые! Чудо, правда? Видишь? Доволен? Или может быть хочешь мои глаза в коллекцию? Или всю жизнь мечтал провести ночь с экзотической зеброй из-за океана? Я не удивлюсь такому, будь уверен. Что тебе и твоей гадкой семейке ещё нужно от меня?

— Я приношу тебе самые искренние извинения за любые действия Лейна. — с болью глядя на меня произнёс Холдер.

— Оставь свои витиеватые выражения. Они ничего не значат.

— Мне жаль, Зекора.

— Ничего тебе не жаль, дядюшка Холдер. Если бы ты действительно раскаивался, не нанимал бы на работу этого... Этого... О, Солнце, да я даже слова не могу подобрать.

— Ты о Лупе?

— Именно. Ты в курсе, что это он меня схватил? Если бы не он, я бы могла убежать... Рассказать отцу и племени... Возможно, спасти Имару. Я бы перегрызла этому пегасу глотку, будь он без крыльев.

— Конечно я в курсе, Зекора, — выдал единорог, шаря глазами по небу в поисках Лупа, — Ведь это я приказал тебя поймать.

У меня перехватило дыхание.

— Чт…Что? — буквально выдавила я из своих лёгких.

— Луп! Лети-ка сюда!

Пегас в шляпе, как раз пролетавший мимо, круто спикировал и оказался рядом со мной. Я машинально пошарила глазами по округе в поисках чего-нибудь тяжёлого.

— Я не думаю, что это хорошая идея, сэр... — проговорил Луп, поглядывая на меня. Внезапно рог Холдера засветился, а крылья пегаса охватило синее сияние.

— Сэр, что вы делаете? ! — пискнул пегас, смешно прыгая на месте и пытаясь взлететь.

— А ведь эта Флэт придумала отличное заклинание! Она действительно очень способная пони. Пойду переговорю с ней, а вам, думаю, тоже есть что обсудить, — единорог злорадно взглянул на нервно сглотнувшего Лупа, — не бойся, она тебя не тронет, вот увидишь.

Холдер, не спеша, направился к жеребятам, буквально облепившим оранжевую пони. Мисс Кэррот тепло улыбнулась Холдеру, и они начали о чём-то беседовать. Пегас проводил единорога тяжёлым взглядом и сел на старый ржавый плуг, вросший в землю на краю двора.

— Давно не виделись… — проговорил он с глупой улыбкой, — Ты, кажется, немного подросла даже.

Я глубоко вздохнула, чтобы унять что-то очень злое, бурлившее во мне словно кипящее зелье. Но. Холдер был прав, мне не хотелось вредить кому-то ещё. Теперь, когда с жеребятами всё будет в порядке, мне вообще ничего не хотелось. Разве что выпить чаю и поспать в тепле.

— А ты выглядишь побитым, — как ни в чем ни бывало произнесла я. — Мне это нравится. Лучше бы тебя Чалк пристрелил, или тот грифон порвал на кусочки.

— Я смотрю, ты в курсе всех событий, хотя я об этом никому не рассказывал. Босс оказался прав насчёт тебя, это радует, тогда моя жизнь прожита не зря.

— Действительно не зря, ведь ты причинил столько страданий зебрам, что на несколько жизней хватит, я уверена.

— А ещё я помог стольким зебрам, что хватит на целое тысячелетие. Я ведь там был не потому, что мне нравится ловить рабов и пропивать заработанное. Вот Роупу это нравилось, ему никогда не сиделось на месте. Он постоянно пытался как можно быстрее просадить весь заработок только для того, чтобы был стимул вернуться в саванну. Жалко его, хороший парень был, справедливый. А я, всего лишь, искал такую как ты, и не я один. Мистеру Холдеру на том континенте служило множество пегасов и земных пони... Большинство из них там и осталось. — Луп протянул копыто к своей ноге и потёр шрам, — Вообще, я не жду твоего прощения, ты даже можешь выбить из меня весь дух сейчас, я не буду защищаться. Да, я не смог спасти твоего друга, хоть и пытался, чего я только не предлагал Стинки за его жизнь, но он был тем ещё дурачком, разговаривать с ним было бесполезно. У меня появилась даже мысль пришить его там, в траве, но я не мог так рисковать, ведь ты наконец-то нашлась, и мне нужно было устроить всё так, чтобы ты оказалась у Лейна Холдера. А потом случилась эта политическая заварушка, и всё перевернулось с ног наголову. По плану я должен был сопровождать тебя прямо до дома в Хуффингтоне, а на деле откуда-то вылезли грифоны, Чалк пристрелил Роупа, и всё полетело наперекосяк. Я очень удивился, когда узнал, что ты всё-таки выбралась. Ты молодец.

Пегас натянуто улыбнулся и снова потёр шрам на ноге. Видимо это движение стало для него неосознанным, как нервный тик. С неба послышалось знакомое мелодичное пение маленькой птички. Когда я отыскала её глазами, птичка слетела вниз и приземлилась на изгородь недалеко от меня. Я протянула копыто, она вспорхнула и села на него, глядя на меня и пегаса то одним, то другим глазом. Луп замер, птица перелетела на его шляпу и громко пискнула.

— Что случилось с вашим дирижаблем? — я перевела взгляд на Холдера, который что-то увлечённо рассказывал Флэт Плайт. Выражение её лица с открыто неприязненного постепенно переходило к заинтересованному, а рот задавал всё больше ответных вопросов.

— Ты и это видела? Удивительно... — сказал пегас. Птичка на его шляпе начала чистить пёрышки. — Это вообще дирижабль археологов, они там что-то копали в пустыне. Он грузовой, а не пассажирский, но это оказалось даже лучше, больше пони влезло. Вылетали в такой спешке, что даже провизии и воды набрать не успели, а недалеко от побережья наткнулись на трёх наёмников. Они нас знатно потрепали. Одного связал и утопил Эйли, второго какой-то другой единорог, а третий оказался матёрый дискордов сын. Ну, ты видела сколько у нас пегасов осталось. А было двенадцать...

— Почему ты не мог сразу всё рассказать? Просто сказать, что я где-то нужна, а не лупить по голове дубинкой.

— А ты бы согласилась пойти со мной?

— Нет, конечно.

— Нут вот видишь... Да и ребята бы не поняли, они ведь до конца считали, что я просто уставший от жизни бедолага. Знала бы ты, каких трудов мне стоило уговорить Роупа не выставлять тебя на аукцион, а потом, когда выяснилось, что он выручил за тебя всего пятьсот монет, мне пришлось обокрасть одного жирного богатого верблюда чтобы отдать парням их долю. Но это уже мелочи…

— Зачем я нужна Холдеру? Зачем это всё?

— Сказать честно? — он глупо улыбнулся, — Я не знаю. Знаю только одно, мистер Холдер всю жизнь трудится на благо Эквестрии, и он совершенно точно не сделает тебе ничего плохого. Если хочешь кого-то ненавидеть — лучше ненавидь меня, мне хуже уже не станет.

— Ненависть ничего не даст и никого не вернёт.

Луп с облегчением глянул на меня.

— Я рад, что ты не придушила эту гадюку.

— Вы ведь их всё равно вылечите?

— Конечно их вылечат. Будут как новенькие. В самый раз для того, чтобы просидеть в тюрьме и хорошенько подумать над своим поведением.

Грей Холдер вернулся к нам с такой довольной физиономией, какую вообще могло выдать его старческое лицо.

— Потрясающая девочка! — промолвил он, — Но ей не хватает систематизации знаний. А вы с Зекорой, как я вижу, уже побеседовали? И она тебя даже не покалечила?

Холдер с отеческой улыбкой попытался заглянуть мне в глаза, но я отвернулась.

— Тем лучше. Всё это безобразие может негативно повлиять на Зекору, а я не знаю, что тогда случится. Ух, нам столько всего нужно сделать. Луп, впрягайся в экипаж, скоро летим.

— Хорошо, сэр. — устало проговорил пегас, поднимаясь на ноги. Птичка вспорхнула с его уха и унеслась ввысь, снова затянув свою прекрасную песню.

Я оглянулась в поисках плаща, к которому уже привыкла настолько, что чувствовала себя без него как-то незащищённо. Свёрнутый плащ я заметила в зубах Рустера, направляющегося ко мне. Остальные жеребята уже успели залезть в экипаж вместе с тётей Кэррот, держащей в копытах узелок с Харпи, и сейчас махали мне оттуда копытами. Я улыбнулась им и тоже махнула пару раз, чувствуя небольшую обиду за то, что они даже не подошли нормально попрощаться. Хотя, Рустер подошёл, но он не считается.

— Мы, типа, уезжаем... — промолвил пони, опуская плащ на ржавый плуг, где до этого сидел пегас. Пони-целители уже вылечили Рустера от побоев, однако, смешной синяк под глазом никуда не исчез.

— Замечательно, меня это радует. Наконец-то я от вас избавилась, — я хитро улыбнулась, чтобы он понял, что это такая шутка.

— Да, это хорошо. Теперь-то меня точно никто спьяну бить не будет, — ответил Рустер и тоже попытался улыбнуться. Его улыбка получилась больше похожей на оскал гиены, но он явно постарался. — Тётя Кэррот, типа, сказала, что этот единорог хороший пони. И что ему можно доверять. Ты ведь, типа, уезжаешь с ним?

— Ещё не знаю, — вздохнула я, привычно накидывая на себя плащ. — У меня какие-то не очень хорошие предчувствия, как всегда. Я как маленький львёнок, которого постоянно таскают за шкирку, не давая сделать ни шага самостоятельно.

— Тётя Кэррот, типа, в пони не ошибается. А мы уже решили, ферму отстроим, Спун будет здесь жить, а я, типа, потом сюда перееду, когда буду слишком большим для приюта. Ты, может быть, как-нибудь навестишь нас? — кончики его ушей заметно покраснели, — Я, типа, был бы совсем не против.

— Я говорила Кёрли что не могу обещать. Вам ещё нужно будет многое сделать, а у меня свой путь. — я заглянула в лицо Рустера чтобы удостовериться что он точно понял все намёки. Он, вроде бы, понял.

— Ну ладно, типа. Нужно идти. — проговорил жеребец, виновато оглянувшись на своих друзей.

— До встречи.

Рустер остался на месте, переступая с ноги на ногу и внимательно рассматривая свои копыта. Ох... Ну хорошо, он заслужил. Я подошла и крепко обняла его. Обнимать пришлось очень крепко, потому что Рустер сразу же начал вырываться, но, через десяток секунд, обмяк, а ещё через несколько мгновений начал тихо всхлипывать.

— Ты справился, — ласково проговорила я, похлопав его по спине, а затем, повинуясь внезапному порыву, повторила жест благодарности Квагги, проведя по его щеке своей щекой и чмокнув его за ухом, — Хоть ты и ведёшь себя как угрюмый носорог, ты хорошо заботился об этих пони. Ты хорошо защищал сестру, и даже пытался защищать меня, я очень ценю это. Ты молодец. Давай, беги, тебя ждут.

Жеребец вытер глаза и, к его чести, не оглядываясь, медленно побрёл к своим друзьям.

Ну, что ж, похоже здесь моя работа закончена. Сейчас нужно будет зайти на ферму к Турнепсам и попросить какую-нибудь фляжку с водой, и, может быть, у них найдётся старая сумка. Потом я пойду на восток, если я не ошибаюсь, лес, который я пролетала — в том направлении. А потом… Я почувствовала что-то, похожее на неуверенность. Что я буду делать в лесу? Ну денёк попялюсь на травки, ну неделю. Мне нужно будет где-то жить, но я не умею строить хижин... Мне нужно будет что-то читать или с кем-нибудь общаться, иначе я просто сойду с ума. Но у меня нет книг, а в том лесу, по словам Кёрли, никто не живёт. Я всеми силами старалась помочь жеребятам, не заглядывая дальше в будущее, но, когда будущее наступило я поняла, что не готова к нему. У меня даже не осталось ни одной из этих пресловутых монет, которые здесь ценятся больше жизни.

Подняв облако пыли, рядом приземлилась повозка с Лупом в упряжи, и серым единорогом на сиденье.

— Давай, залезай, нужно торопиться! — с энтузиазмом воскликнул Грей Холдер. В нём явно многовато энергии для такого возраста.

— Зачем мне снова лететь в этот протухший город? — бросила я, отворачиваясь.

— Как зачем? Во-первых, у меня есть огромная библиотека. Во-вторых, тебе нужно отдохнуть и привести себя в порядок, а мой дом и слуги в твоём распоряжении. А в-третьих... Тебе же интересно, что значит «Зебра Кухани»?

Вот же старый хитрый бабуин... Мне бы хватило и одного из этих аргументов.

39.

Лететь в экипаже над этим мерзким городом оказалось ещё противнее чем ехать по улицам. Луп посадил повозку прямо у крыльца дома Холдера, вызвав немалый интерес со стороны прохожих. По пути в дом я кивнула той самой старушке, которая жаловалась на меня городовым в прошлый раз. Старушка прекратила вязать, открыла рот и выронила клубок ниток. Клубок скатился с крыльца на тротуар и продолжил свой путь вниз по улице, вызвав немалый интерес со стороны какой-то кошки.

Изнутри особняк оказался куда больше, чем можно было предположить по его внешнему виду. Если дом Лейна Холдера в Дромедоре выглядел тесным и чересчур заставленным совершенно не нужными вещами, то жилище его дяди производило прямо противоположное впечатление. Один только холл сразу вгонял в ступор своими размерами, сводчатые потолки терялись во тьме где-то совсем высоко, прямо напротив входа находилась широченная лестница, укрытая бордовой ковровой дорожкой. Над её первым пролётом на стене красовался гигантский портрет какого-то важного пони в странных вычурных одеяниях, в окружении нескольких более мелких картин, толком невидимых в церящем здесь полумраке. На стенах висели канделябры для свечей, но они оказались пусты, огромное помещение освещалось только дневным светом из маленьких окон над дверью, и несколькими одиночными свечами, расставленными на столиках вдоль стен. Уличного шума здесь совершенно не было слышно, лишь гулко раздавались щелчки тяжелых напольных часов.

— Добро пожаловать! — воскликнул Грей Холдер, телекинезом захлопывая за собой дверь. Его голос эхом разнёсся по помещению. — Зекора, не робей, проходи вперёд, теперь это и твой дом тоже. Эй, Фидерхаубе! Где тебя носит, у нас гости!

Из боковой двери выглянула тонконогая единорожка с белоснежной шерсткой, и розовой гривой, затянутой в тугой узел на затылке. Вся её внешность создавала впечатление яркого солнечного лучика, я даже залюбовалась ею на миг. Правда, всё портили громоздкий чёрный чепчик и нелепый передник с оборками.

— Герр Холдер! Вы вернулись! — воскликнула единорожка, подскочила к Грею и присела в элегантном поклоне. Если бы я попыталась повторить что-нибудь подобное, я бы точно упала.

— Да, я вернулся, и у меня впереди важнейшие дела, моя дорогая. — проговорил Холдер, кивнув ей в ответ. — А ты, как я погляжу, блестяще справляешься со своими обязанностями, я не вижу ни пылинки. В этом месяце получишь тройное жалование.

— Данке! Ох, ентшюльдиген зи... Ой! Простите, я так давно ни с кем кроме молочника не разговаривала, что совсем потеряла голову. Конечно же ваш дом чист, бельё везде свежее, книги я тоже перекладывала, как вы велели. Только в той комнате не убиралась, вы забыли её отпереть, а ключа у меня нет...

— Не беспокойся о той комнате, лучше сообрази нам что-нибудь пообедать и займись моей гостьей, её зовут Зекора. Имей ввиду, это очень, я повторяю, очень важная персона. Зекора, это Фидерхаубе, она следит за домом. Она, как и всё вокруг, в твоем распоряжении. Я пока пойду в кабинет, спущусь к обеду.

Служанка исполнила в мою сторону не менее элегантный приветственный жест, чем своему хозяину. Ответила я своим традиционным неуклюжим кивком.

— Можете звать меня просто Фид, мисс Зекора, — дружелюбно сказала она. — Добро пожаловать в дом герр.. мистера Грея Холдера. Позвольте, я возьму ваш плащ, он выглядит... Пыльным.

— О, конечно... — ответила я, и плащ тут же взлетел, окутанный магией. Единорожка свернула его прямо в воздухе, откуда-то вдруг прилетела небольшая плетёная корзинка, и плащ был аккуратно помещён в неё.

— Прошу сюда. — прощебетала пони, растягивая рот в улыбке и указывая копытцем на центральную лестницу.

— То, что Холдер ляпнул про очень важную персону, — я нервно посмеялась, — не принимайте это всерьёз. Мне не нужно какое-то особое отношение.

Фид недоуменно посмотрела на меня, не веря, что кто-то способен добровольно отказываться от такой чести, но снова улыбнулась и простёрла копытце в сторону лестницы. Мы прошли на второй этаж, по пути единорожка показывала, что где находится, но после первых десяти абсолютно одинаковых дверей я перестала её слушать, стараясь не упасть с ног от внезапно навалившейся дикой усталости.

— Вот, — проговорила Фид, отворяя очередную дверь, за которой оказалась ванная, — прошу сюда, мисс. Вы, вероятно, устали после долгой дороги.

Я и глазом не успела моргнуть, как она буквально впихнула меня в низкую керамическую ванну, сняла свои передник с чепчиком и включила горячую воду, от которой комната мгновенно наполнилась паром. «Нет-нет, стоп» — пронеслось голове, когда служанка вылила на меня сверху целый флакон какой-то пахучей жидкости и начала втирать её в шерсть.

— У вас очень хорошая шерстка и роскошная грива, мисс, — деловито приговаривала единорожка, продолжая колдовать надо мной своими ловкими копытцами, — вам нужно лучше о ней заботиться.

Хоть я и была в подобной ситуации в доме Нгамии, но те зебры действовали не так... Деликатно. О, Солнце, всё, хватит, я начинаю чувствовать себя слишком странно. Я встала и, извиняясь, решительно вытолкала пони за дверь.

— Разрешите я, хотя бы, потру вам спинку, мисс... — жалобно проговорила та, когда я заперлась изнутри.

— Не нужно, эээ, Фид, — бросила я, почти ползком возвращаясь по холодной плитке обратно в воду, — я привыкла сама. Лучше займитесь ужином... Или обедом... Или протрите какое-нибудь окно, или…

Я в полузабытьи и без единой мысли в голове сидела в ванне до тех пор, пока вода окончательно не остыла. Затем я вытащила сливную пробку, подождала пока вода полностью уйдёт, а затем с помощью вороха чистых полотенец и мягких халатов, развешанных по всем стенам, устроила в ванне самое настоящее гнездо. Я знала, что поступаю как какая-то дикарка, и если они меня здесь обнаружат в таком виде, то обязательно подумают, что я не в курсе существования спален и нормальных кроватей. Но, мне было плевать, я не хотела тратить ещё битый час на всякие формальности, которые меня, наверняка, ожидали. На продолжение экскурсии по дому, поиски своей спальни и на попытки отвязаться от этой миленькой, но излишне прилипчивой служанки. Почему-то мне именно сейчас захотелось зарыться в этот керамический кокон и почувствовать себя абсолютно беззаботно.

Я проспала в своём самодельном трикотажном буйстве часа три, мгновенно забывшись тяжёлым сном без сновидений, и так и не насладившись искомым чувством беззаботности. Впрочем, я и сама толком не знала, что это за чувство и как его достичь, видимо, я выбрала неверный способ.

Первым что я увидела, проснувшись в своей импровизированной ванне-постели, было обеспокоенное лицо Фид, которая сидела у двери и, видимо, ждала пока я перестану храпеть. Спустя десяток минут после пробуждения я уже находилась в небольшой тёмной спальне перед овальным напольным зеркалом.

— Мисс Зекора, ну нельзя же так... — приговаривала Фидерхаубе, расчёсывая мою гриву. — Я так испугалась, думала с вами в ванной случилось несчастье, пришлось звать герра Холдера, чтобы он открыл дверь, но я не позволила ему входить, вы не думайте.

— Я не думаю, Фид, спасибо за заботу. — ответила я, глядя на своё отражение. Я так и не привыкла к этому золоту. Нужно будет попросить Холдера избавить меня от него, наверняка у него есть какие-нибудь знакомые умельцы. — Фид, я знаю, что моё поведение выглядит странно, просто за последнее время мимо пролетело столько событий, в которых моего мнения абсолютно никто не спрашивал… Видимо, мне взбрело в голову что сотворив такую глупость я приму хоть какое-то решение самостоятельно.

— Мах ди кайне зоргн… Не извольте переживать, мисс, — вкрадчиво проговорила единорожка, — я точно не думаю о вас ничего плохого. Я вам даже признаюсь, что сама иногда забираюсь в платяной шкаф и сижу там как моль.

— Что? Зачем? — удивилась я.

— Этот дер хаусштанд такой огромный, и я очень часто остаюсь в нём одна. Иногда, особенно поздним вечером, мне становится очень, как это сказать, унгемютлихь…

— Неуютно?

— Да! Именно, спасибо мисс. И тогда я иду в самую маленькую спальню, на третьем этаже, левое крыло. Но очень иногда и это не помогает, тогда я иду в один хороший платяной шкаф, накрываюсь с головой одеялом и сижу там до тех пор, пока не станет совсем душно.

Я украдкой взглянула на отражение Фид в зеркале, пытаясь разгадать шутит она или нет, но по её непроницаемо-доброжелательному лицу ничего определить так и не смогла. Такая безупречная с виду куколка, и такие жирные многоножки в голове? Хотя кто бы говорил… Раздумывая над этим, я заметила, как служанка ловко управляется с тремя разными видами расчёсок одновременно, удерживая их в своём магическом поле.

— О, Фид, а вы умеете, ээ-э, обращаться с ножницами?

Фидерхаубе широко улыбнулась моему отражению в зеркале.

— Конечно, фройл... мисс! Хотите, чтобы я сделала вам какую-нибудь причёску? О, я умею! Хотите сделаю завивку? Будет смотреться просто волшебно!

— Нет, мне нужно кое-что более специфическое. Позвольте я вам объясню.

Когда я начала описывать служанке то, что хочу видеть на своей голове, она села на ковёр и с обречённым видом выронила приготовленные ножницы из своего магического поля.

— Но… Но мисс, делать такое с вашей прекрасной гривой... Это же просто фебрехен, преступление!

— С виду может быть и не очень, зато не мешает. И не забудьте хорошо зафиксировать.

Пони горько вздохнула и принялась за работу, провожая каждую отстриженную прядь виноватым взглядом. А я видела, как моё отражение в зеркале постепенно обретает тот вид, к которому я привыкла с детства. Вместо путающейся и лезущей в глаза копны волос получалась лаконичная удобная причёска в виде гребня. Пусть я и останусь жить в Эквестрии, но походить на пони я точно не намерена. Обойдутся.

— Вы не очень-то удивились моей внешности, — промолвила я, пытаясь выморгать попавший в глаз волосок, — За последнее время я нечасто встречала пони, которые бы не пялились на меня как на диковинку.

— Майне хаймат... Извините... Я родилась довольно далеко отсюда, мисс. По-соседству жила целая семья зебр, и я привыкла. — ответила единорожка, ловко орудуя ножницами.

— Целая семья?

— Да, они были очень милы. Гостили у нас часто, их папа изучал не то историю, не то язык. Очень хорошо воспитанные, настоящие джентль... Джентльзебры? Извините, я опять говорю не подумав.

— А потом?

— Моя семья влезла в долги и мне пришлось бросить учёбу чтобы пойти работать к герру Холдеру, храни его Селестия. Здесь тяжело, но я рада, что могу помочь, и мистер Холдер так добр. Правда, иногда я беспокоюсь за тех зебр... Сейчас в газетах пишут такие ужасы, будто там за океаном зебры мучают хороших пони. Но, я уверена, это неправда, эти газетчики постоянно врут.

— Это отчасти правда, Фидерхаубе, я только что оттуда.

— Пойдёмте ужинать, мисс... — тихо проговорила единорожка после долгой паузы. — Вы выглядите голодной.

— Да, огромное спасибо вам, я действительно нормально не ела уже неделю, — я поднялась и пошла к двери, с улыбкой покачивая головой из стороны в сторону. Новая-старая причёска пружинит и не распадается. Чудесно.

— Мисс, постойте, а вы разве не оденетесь к ужину? — удивилась Фид.

— Зачем?

— Ну... Так принято...

— Это у вас так принято. Здесь достаточно тепло, и одежда мне ни к чему, будет только мешать.

Служанка прикусила губу и бросила разочарованный взгляд на разворошенный гардероб, из которого на кровать оказалось выложено несколько платьев, завёрнутых в тонкую бумагу. У неё явно были планы.

40.

Фидерхаубе провела меня через целый лабиринт коридоров, в котором моё чувство направления перестало служить уже после третьего поворота. Я дала себе обещание составить карту этого особняка, если придётся задержаться здесь достаточно надолго. Наш путь закончился в огромном тёмном обеденном зале, больше похожем на пещеру. Зал освещался только горящим камином и парой свечей, установленных на длинном широком столе, за которым запросто могла бы разместиться сотня пони. Я посмотрела вверх и в полутьме зала не смогла разглядеть потолка. Казалось, сейчас откуда-то сверху начнут вылетать летучие мыши.

Грей Холдер сидел во главе стола спиной к камину и читал газету.

— О, Зекора, прекрасно выглядишь. Присаживайся, — проговорил он, мельком взглянув на меня, и махнул копытом на ближайшее место, — обед ты, почему-то, решила пропустить, но я рад что хотя бы поужинать вместе мы сможем. Если тебе нужна помощь со всеми этими хитрыми столовыми приборами, то обращайся к Фид, я сам в этом почти ничего не смыслю.

— Благодарю, но Вэл Холдер меня научила.

— Вэл? Ох, она очень хорошая пони, я всегда говорил, что этот проходимец Лейни её не достоин.

— Давайте не будем об их семье. Вам и без этого есть что мне рассказать.

— Сразу к делу, да? — единорог отложил газету, — Ну хорошо. Итак... Ох, милостивая Селестия, я так давно ждал этого момента, а теперь даже не знаю с чего начать.

— Тогда я помогу. Почему вы не открыли мне дверь и следили за мной?

— Мне нужно было... Удостовериться. Извини, это слишком сложно объяснить.

— Где сейчас жеребята?

Единорог удивленно поднял брови и затем улыбнулся, тепло взглянув на меня.

— Не беспокойся, с ними всё хорошо. Скоро за Флэт Плайт прилетит дирижабль из Кантерлота, а остальные вернутся в приют, который я передал под управление Джуси Кэррот, она хорошо ладит с жеребятами. Прежних хозяев приюта ждёт суд. Ты, конечно, хорошо над ними поработала, но закон есть закон. Без него цивилизованному обществу не выжить.

— Цивилизованному? Вы ведь были в курсе того, что происходит в том приюте. Почему вы ничего не сделали раньше?

— Да, я был в курсе. Этот гадюшник всего лишь один из десятков таких же, и почти везде творится что-то плохое. Мне очень тяжело это говорить, но мы не можем сейчас распылять силы на такие вещи. Но будь уверена, с твоим появлением всё изменится.

— Причем здесь моё появление?

Холдер вздохнул, встал из-за стола и пошел к камину.

— Вот мы и подошли к самому главному, моя дорогая. — проговорил он, вороша кочергой горящие поленья. — Я сделал многое сам, собрал очень многих только за счет обещаний. А обещания — шаткий мостик, не все соглашаются ступить на него. Его нужно укреплять делом и фактами. И в этом мне поможет твой редчайший дар.

— Давай без лишних словесных расшаркиваний, ближе к делу.

— Ты не знакома с историей Эквестрии, поэтому позволь тебе, сперва, кое-что рассказать. Как ты знаешь, нашей страной правит принцесса Селестия...

— Вами правит богиня? — я укоризненно посмотрела на единорога. Только не говорите мне, что это просто религиозный фанатик... Единорог рассмеялся.

— Богиня? Ну, в каком-то смысле да. Она наверняка бессмертна, она обладает такими магическими силами, какие никакому единорогу и не снились. В конце концов, она управляет движением солнца и луны, но, так было не всегда. У неё есть сестра, подобная ей — принцесса Луна. Раньше та управляла движением луны и звёздами, но между ними произошла некая... Конфронтация. Луна обратилась в нечто вроде злого альтер-эго, называемого Найтмер Мун…

— Альтер-что? — я потёрла копытом переносицу, — Давайте попроще, я вам не какой-то учёный чтобы знать все эти словесные выкрутасы.

— Хорошо, — единорог примирительно сложил копыта вместе, — я постоянно забываю, насколько ты на самом деле молода. В общем, принцесса Луна позволила злу внутри себя взять верх, и попыталась захватить власть. И установить над Эквестрией, а может быть и над всем миром, царство вечной ночи, сама понимаешь, к чему бы это привело. Но, используя некие Элементы Гармонии, Селестии удалось победить свою сестру и изгнать её на луну на тысячу лет. Это произошло девятьсот восемьдесят лет назад.

— Звучит как сказка, — безразлично бросила я, пытаясь избавиться от мысли об изображении единорога на диске Луны.

— После изгнания своей сестры, Селестии пришлось единолично контролировать и солнце, и луну, и звёзды, это, не говоря уже о правлении огромным государством. И Селестия перестала справляться, потеря сестры постепенно надломила её. В конце концов, она тоже живое существо... Принцесса полностью передала все официальные государственные дела совету министров, сосредоточившись на контроле небесных светил и магической стороны жизни Эквестрии. Я понимаю, что сейчас это звучит как бред, но девятьсот лет назад в нашем мире вообще не существовало такого понятия как умышленное убийство, страна жила в мире и гармонии. Но... Власть развращает. Селестия отошла от дел, а пони оказались предоставлены сами себе, и ты видишь, к чему это привело. Центральная часть Эквестрии, благодаря близости к принцессе, сейчас очень похожа на то, как выглядела вся страна в те времена.

Единорог налил себе воды из графина, выпил, и на минуту закрыв глаза и переводя дух. Я услышала позади шорох и увидела Фидерхаубе, выглядывающую из-за двери. Она решила пока что не мешать, и я мысленно поблагодарила её за это. Хоть желудок бы и не согласился, но сейчас мой мозг обдумывал столько важных вещей, что долгожданная еда могла подождать.

— Прошло очень много времени, и всё произошедшее обратилось в сказку для подавляющего большинства пони, — продолжил Грей Холдер, усевшись обратно за стол. — Но не для всех. Около ста лет назад некоторые высокопоставленные пони узнали о грядущем освобождении Найтмер Мун, и начали принимать меры к тому, чтобы извлечь из всего этого выгоду. В центральной части Эквестрии сосредоточены огромные богатства: там живут старые драконы, охраняющие свои несметные сокровища, там находятся богатейшие месторождения драгоценных камней, уникальные магические артефакты кое-где валяются буквально под ногами. Найтмер Мун вернётся через двадцать лет, и, с очень большой вероятностью, победит свою ослабевшую сестру. Мы не знаем, сможет ли принцесса снова использовать Элементы Гармонии, мы даже не знаем, как они работают, это слишком древний магический артефакт. Победа Найтмер Мун откроет её последователям доступ к новым богатствам и безграничной власти, но они не знают и не хотят знать главного: если Селестия проиграет — на наш мир опустится царство вечной ночи. Это будет катастрофа для всех. Последователи Найтмер Мун сильны и многочисленны, они занимают важные государственные посты и руководят влиятельными гильдиями. Но, конечно же, любое действие находит противодействие. К последователям Найтмер Мун примкнуло большое количество пони, но они не составляют и четверти ото всех. Вторая четверть — это мы. Светлая сторона, если можно так выразиться. Те, кто понимает, что даже могущественной Селестии необходима помощь тех, о ком она всегда заботилась. Пусть реальная власть медленно утекла из её копыт в копыта простых пони, и часть этой власти попала к не самым лучшим из них, но мы можем им противостоять. Мы можем помочь нашей принцессе выйти на бой с Найтмер Мун максимально подготовленной и избавленной от лишних проблем с этими... Плохими пони. Сейчас мы уступаем им в силе, но всё изменится, моя дорогая. Всё уже начало...

— Мистер Холдер, мне подавать ужин? — наконец пискнула Фид, избавив меня от обязанности самой прерывать этот поток сознания, наверняка дословно заученный для того, чтобы произвести на меня какое-то впечатление грандиозностью ситуации.

— О, да, конечно, мы жутко проголодались. — единорог тряхнул головой и потёр копытами виски, измученно взглянув на меня. Ох, старик, если бы я заранее знала, что ты собираешься так много болтать, я бы попросила тебя выписать основные идеи на маленький листок папируса и дать мне почитать. Было бы куда удобнее для всех нас.

Неожиданно дверь распахнулась и в зал влетел Луп, всего на чуть-чуть разминувшись со свисающей на толстой цепи огромной люстрой. Сделав под потолком сальто, он плавно приземлился рядом с Холдером.

— Всё готово, сэр. Письма разосланы. — отрапортовал он, потрясая крыльями.

— Отлично, сейчас дам тебе следующую партию. Только сначала нам нужно поесть. Поужинаешь с нами?

— Не откажусь, сэр. — ответил пегас, снимая пыльную шляпу и усаживаясь за столом напротив меня.

— Итак, на чём я остановился? — продолжил единорог, а я уронила голову на копыто, — А, да... В общем, как ты могла уже догадаться, есть и самая многочисленная, третья сторона. Те, кто либо не верит в сказки, либо всего-навсего не определился. И нам приходится буквально воевать за решение каждого пони. Наши оппоненты оперируют могущественными понятиями. Они обещают власть, они обещают деньги, подкрепляя свои посулы заманчивыми выкладками. А мы... Мы можем лишь взывать к тому, что скрыто глубоко в сердце любого пони. К доброте, честности, верности своей стране и просто ближним. Это кажется жеребячеством, но, слава Селестии, даже среди прожжённых политиканов и циничных банкиров находятся те, кому не чужды эти понятия, и таких пони немало. А еще больше тех, кто готов к нам примкнуть, но нуждается в стимуле, в подтверждении нашим словам, ведь когда они открыто выступят вместе с нами, пути назад не будет.

Из смежной с обеденным залом кухни вышла Фидерхаубе, за ней в голубом свечении по воздуху плыл целый рой мелких предметов и закрытых крышками блюд. Она грациозно подошла к столу и только сейчас заметила Лупа.

— Привет, Фид. Как жизнь? — промурлыкал Луп, ослепительно улыбнувшись. Служанка замерла, округлив глаза, и вся её ноша устремилась к полу.

— Эй-эй, герой, — прикрикнул Холдер, подхватывая падающие вещи собственным телекинезом и ловко расставляя их по местам на столе, — хватит разить мою любимую работницу своими губительными стрелами. Я без неё пропаду.

— Гу-гутен абенд… Ой... Здравствуйте, мистер Луп, — пролепетала краснеющая Фид, внимательно разглядывая свои копыта, — Из... Извините мистер Холдер, такого больше не повторится.

— Ладно, — отмахнулся Холдер, — не бери в голову, я не на тебя сержусь, а на этого разбойника. Фидерхаубе, давай, тоже садись с нами, у меня плохой аппетит, когда рядом почти никого нет.

Пони мелкими шажками подошла к столу и, после секундного раздумья, села со мной. Я выразительно посмотрела на Холдера. Тот лукаво улыбнулся, подхватил вскрикнувшую единорожку телекинезом вместе со стулом, на котором она сидела, и поставил рядом с пегасом. Цвет лица Фид стал похожим на спелый помидор.

— Хорошо, продолжим, — сказал единорог, отправляя в рот кусок редиса, — Тут наша история подходит к тебе, моя дорогая. Нашим будущим союзникам нужно что-то, что покажет им истинные последствия их выбора. Покажет им, что выбор сделать необходимо, что никто не сможет остаться в стороне.

— И причем же здесь я? — проклятая миниатюрная вилка для салата никак не желала держаться в копыте. Я украдкой посмотрела на соседей, увидев, что Луп явно не заморачивался со столовым приборами, а уплетал всё подряд одной большой ложкой, в то время как Фид просто мусолила одинокую морковку и исподтишка поглядывала на пегаса. Ладно, не будет ничего страшного если вместо вилки для салата я использую вилку для десерта, хотя в обществе Вэл Холдер за такое можно было получить довольно обидный строгий взгляд.

— Знаешь ли ты, что означает «Зебра Кухани»? — вдруг осведомился единорог. У меня чаще забилось сердце.

— Нет, понятия не имею.

— Вот и я тоже не знаю, моя дорогая, — хохотнул Грей Холдер, — это очень древнее слово. Все мои предшественники искали хоть какие-то намёки на то, что же произойдет через двадцать лет, некоторые даже обращались лично к Селестии. Но, принцесса просто улыбалась и говорила, чтобы её маленькие пони не беспокоились о таких вещах. Я тоже встречался с ней лично и слышал подобный ответ. Я видел и её глаза, самые прекрасные глаза в этом мире, но они не выражали ничего кроме боли. Она думает о встрече с сестрой каждую секунду, она боится. Даже не за себя, а за всех нас. Она боится, что не сможет нас защитить. На протяжении веков придумано огромное количество разных заклинаний, есть даже те, что позволяют путешествовать во времени. Только есть одна проблема — их никто не может исполнить достаточно хорошо, чтобы отправиться в прошлое или будущее дальше, чем на неделю. Поэтому я решил пойти по другому пути, не заигрывать с темпоральными сдвигами, не обнюхивать бесчисленные пыльные фолианты в забытых библиотеках… Видишь ли, древние пони-учёные работали не только с чистой магией, они сотрудничали и с зебрами. Ваши старейшины начали варить свои чудодейственные микстуры едва ли не раньше, чем первый единорог сколдовал безобидную искорку света. Но, это настолько древние времена, что о них уже не осталось литературы в свободном доступе. Из того, что имеется, я выделил самое главное. — Холдер указал вилкой в мою сторону, — Через множество поколений у потомков древних старейшин, когда-то подвергавшихся магическому воздействию, стали рождаться жеребята, обладающие способностью к неким, как бы это выразиться, видениям. Ты уже понимаешь, к чему я клоню?

Я медленно кивнула, отодвигая пустую тарелку. Всё вставало на свои места, но я всё еще не понимала как мои сны помогут ему в убеждении кого-либо.

— И именно такую зебру я долго искал. Ты, Зекора, именно такая зебра. Пойдём, мне нужно тебе кое-что показать. — единорог решительно встал. — Луп, помоги Фид убрать со стола, и жди меня в кабинете.

— Будет сделано, сэр, — выдал Луп и улыбнулся единорожке. Фидерхаубе икнула и как-то совсем съёжилась, не выпуская изо рта несчастную морковку.

— Зекора, ты идёшь? — Холдер в нетерпении чуть ли не пританцовывал в дверях.

— Не раньше, чем доем десерт. — меланхолично ответила я, разглядывая странную штуку на тарелке. Кёрли постоянно нахваливала эти «пирожные», и я не хотела упускать шанса узнать почему.

Мы с Холдером вышли из обеденного зала, миновали несколько тёмных коридоров, и остановились у большой двустворчатой двери с круглым отверстием на уровне груди.

— Пардон, мисс, — проговорил единорог, коротко кашлянул и вставил в отверстие свой рог. Несколько раз щёлкнул какой-то механизм и створки разъехались в стороны. Внутри было темно, и единорог сотворил заклинание света, не утруждая себя розжигом свечей или других светильников. Если он такой обеспеченный, почему бы не нанять каких-нибудь умельцев, которые проведут сюда газовое освещение, как у фонарей на улице? Тогда Фид не нужно будет постоянно менять свечи и отскребать отовсюду восковые подтёки от них… Видимо, Лейн был прав, называя своего дядюшку немного сошедшим с правильной тропы сознания.

За дверью оказалась не слишком большая круглая комната, каждый свободный участок пола вдоль окружности её стен был заставлен стульями, ближе к центру располагалось четыре больших медных курильницы, сейчас пустых. А прямо посередине я увидела круглое возвышение, накрытое сверху чем-то вроде мягкого матраса. Только не говорите, что...

Я выразительно посмотрела на Холдера, а потом на это... На Это. Единорог вопросительно поднял брови, проследил направление моего взгляда и зашёлся в хохоте.

— Ух... Ух... — пыхтел он, вытирая выступившие слёзы и хватаясь за сердце, — Зекора, ну... Да, на самом деле ничего смешного, видимо прошедшие события заставляют тебя подозревать всякое, но... Так, ладно, извини. — он коротко откашлялся, — Как ты догадалась, ты будешь находиться именно там, но это только для твоего удобства, я тебя уверяю. Если хочешь, я могу вообще убрать это всё и поставить туда обыкновенный табурет, но тогда в процессе ты набьёшь себе синяков.

— В процессе чего? — спросила я, стараясь унять жар на кончиках ушей. Я не виновата, что эти пони сами заставляют везде подозревать одно и тоже.

— В процессе... Мм-м... — единорог потёр подбородок копытом. — А ведь я даже не придумал название для того, что мы будем делать. Пусть будет «Церемония». В процессе Церемонии.

— Знаю я одну Церемонию… — пробубнила я под нос, — И в чём же заключается эта Церемония?

Грей Холдер прошёл к стоящему у возвышения маленькому сундучку, открыл его, и извлёк мешочек с чем-то сыпучим. Вернувшись ко мне, он зубами развязал узелок на горлышке мешка и сунул туда копыто, при этом погасив волшебный свет своего рога. Внутри мешочка оказался тонко помолотый летучий порошок, светящийся зелёным потусторонним светом. Холдер дунул на копыто и пыль разлетелась по комнате, постепенно прекращая светиться.

— Это вполне безобидная смесь из нескольких ингредиентов, — послышался его голос из темноты, — Я могу тебе потом показать рецепт, там ничего особенного. Как видишь, в моих копытах это обыкновенный светящийся порошок. Но... Вот, попробуй ты.

Я кое-как разглядела в темноте мешочек, очень слабо светящийся магией, сунула внутрь копыто и извлекла немного этой пыли. Порошок был настолько тонкого помола что в мыслях сразу появилась боязнь случайно вдохнуть его. Я аккуратно поднесла копыто ко рту, сложила губы трубочкой и дунула.

Произошло что-то невообразимое. Пыль вдруг превратилась в зелёный рой потрясающей красоты бабочек, которые разлетелись по всей комнате, и постепенно погасли. Всё произошло настолько неожиданно и быстро, что я просто потеряла дар речи.

— Попробуй ещё раз, — послышался взволнованный голос Холдера из темноты. Я снова сунула копыто в мешочек, вытянула зелёной пыли и отправила её в полёт своим дыханием. Зелёное облако некоторое время клубилось в комнате, и вдруг превратилось в пони очень высокого роста, на голове которой красовался удивительно длинный рог, а бока украшали широкие крылья. Пони с улыбкой посмотрела на меня, потом на Холдера. Затем она взошла на ложе посреди комнаты, широко расправила крылья, заняв пости всю комнату, и распалась на множество зелёных светящихся пылинок, постепенно гасших как утренние звёзды.

— Прямо как живая... А я уже и забыл, какая она... — прошептал единорог где-то рядом.

— Это вы делаете? — спросила я темноту.

— Мы вместе это делаем, моя дорогая. — тихо проговорил Холдер и снова сколдовал светящееся заклинание на кончике своего рога. Я оглядела комнату, но осевшей пыли нигде не заметила, судя по всему, она распадается без остатка.

— Но как?

— Я вкладываю сюда частичку своей магии, ты вкладываешь свои врождённые способности. Я правда не знаю, как это по-другому назвать. Моя магия, если можно так выразиться, это просто ещё один ингредиент в смеси, формирующей этот порошок, моё место может занять любой единорог, если ему объяснить, что делать. Но ты, ты незаменима, твою роль может исполнять только зебра Кухани.

— Всё ещё не понимаю, вы что, хотите тут театр устроить? — я старалась выглядеть спокойной и даже безразличной. Но меня тянуло к этому мешочку. Это было... Потрясающе.

— Зекора... Всё это лишь маленькая безобидная демонстрация, так сказать, принципов нашего будущего взаимодействия. Я не знал, что покажет нам этот эксперимент, я не знал, что полетят эти прекрасные бабочки, и появится сама принцесса.

— Принцесса? Это была ваша принцесса?

— Да, это была именно она. Ты никогда не видела её своими глазами, даже если ты замечала её изображение где-нибудь в книге или на плакате, тебе бы не удалось передать её внешность настолько точно. Твой дар позволяет с абсолютной достоверностью увидеть то, что находится очень далеко, в том числе и в темпоральной плоскости. Скоро мы, с твоей помощью, заглянем в будущее.

Часть 9.

41.

Вот уже полдня я прохаживалась вдоль бесконечных стеллажей с книгами, за прошедшую неделю я излазила их сверху донизу. Насколько огромной была библиотека Холдера, настолько огромным было моё разочарование в ней. Здесь находились только книги об единорожьей магии, мировой истории и какой-то философии, это если не считать огромного количества художественной литературы, для которой был выделен целый отдельный зал. Этому я оказалась даже рада, мне не пришлось выискивать среди них то, что могло понадобиться. Сами художественные книги меня никогда не интересовали, может быть, у меня как-то не так работает фантазия, или фантазии у меня вообще нет, а все решения я принимаю каким-то другим способом… Но факт остаётся фактом, я никогда не тратила время на чтение о чём-то выдуманном, и это меня не слишком беспокоило. С другой стороны, может быть, я не беспокоилась об этом просто потому, что не знала, что нужно беспокоиться.

Как бы то ни было, всё это книжное многообразие, содержащееся в Холдеровской библиотеке, было для меня только кажущимся. Я не нашла здесь ничего о том, что было бы мне интересно, или чего бы я ещё не читала.

Хозяин дома безвылазно сидел в своём кабинете, показывая оттуда нос только для того, чтобы поесть, помыться и поспать. Два раза в день его навещал Луп, чтобы забрать целую сумку писем, и даже Фидерхаубе целые дни напролёт занималась какими-то делами, совершенно не показываясь на глаза.

Я, в последний раз. оглянулась на огромное помещение, заставленное книжными стеллажами, и погасила лампу. Здесь, без сомнения, было сосредоточено огромное количество полезных знаний, но все они были полезны кому-то другому, не такой зебре как я. Из всего этого многообразия сегодня я добыла только две алхимических книги из уже давно прочитанных, только чтобы освежить воспоминания, и просто занять время.

Выйдя, наконец, из этой полузаброшенной части дома, я в одном из коридоров столкнулась нос к носу с Лупом.

— Ох, слава Селестии, я уж думал, что умру здесь, — выдохнул пегас, опуская на пол какой-то свёрток. — Сколько служу боссу, а этот дом всё так же кажется сущим лабиринтом.

— Лабиринтом, в котором нет ни единой пылинки. Удивительно, как Фид с этим всем справляется, — я обошла Лупа и направилась в свою комнату. Пегас закинул ношу на спину и увязался следом.

— Ну, она ведь с талантом к манипуляциям множеством вещей. Она может магией напольные часы из холла разобрать и собрать за десять секунд, это целое представление, ей бы так деньги зарабатывать. А уборка — это вообще сущий пустяк для неё, наверное. Вот, помню, напился как-то раз... Ух, да погоди ты, куда несёшься...

Я вспомнила ужасный вкус спиртного и последствия его употребления. Не понимаю, как можно это пить добровольно.

— Так вот, — продолжил пегас, пытаясь не отставать от меня. Ходить пешком он явно не привык, — притащили меня сюда. Грязного, вонючего, только что из канавы. Но Фид со мной в ванной такую помывку сделала, что я бы с радостью каждый день в навоз нырял, лишь бы повторить. Знаешь, у неё такие ловкие и нежные копытца, а ещё...

Луп остановился посреди коридора и мечтательно закатил глаза.

— Знаю, — бросила я, не сбавляя шага. — Попроси её копыта, раз она так тебе понравилась. Всё равно оба у Холдера работаете, к тому же она постоянно вся робеет, когда ты рядом, это всё не просто так.

— Эх, да я об этом и думаю, только ей не говори. Но, сама понимаешь, дела-дела. Я столько времени провел в поисках «зебры, не такой как остальные», а когда нашёл то дел появилось ещё больше. Хотя, сегодня я отправил последнюю пачку писем. Со дня на день, думаю, всё решится. Ух, попрошу у Грея отпуск, слетаю в Дэпплшор. Мама пишет, крышу поправить надо...

Я открыла дверь своей комнаты, и пегас тут же попытался туда заглянуть. Я хотела щёлкнуть его по носу, чтобы не совал его куда не следует, но Луп вдруг схватил меня за протянутую ногу, мир вокруг мгновенно перевернулся, и я оказалась на полу.

— Ч-что это... Ты чего это? — выдохнула я, валяясь кверху ногами и от неожиданности даже не пытаясь защищаться.

Пегас стоял с низко опущенной головой, широко расставив ноги и расправив крылья. И с совершенно пустым взглядом. Затем в его глазах мелькнуло осмысленное выражение, Луп дёрнулся и кинулся помогать мне подняться, рассыпаясь в извинениях.

— Тебе самому крышу бы поправить не помешало, — прокряхтела я, потирая почти вывихнутый сустав, — ты, поди, до сих пор с собой тот нож носишь? Если да, выбрось его подальше, иначе быть беде.

— Извини ещё раз, я правда не хотел. — оправдывался Луп. — Оно само как-то... Слишком я привык к обществу всяких нехороших субъектов.

— Ты рановато начал причислять себя к хорошим субъектам, ещё не заслужил. Всё, до свидания, мне нужно перечитать пару книг и помедитировать. А ты иди куда шёл, нечего тебе здесь делать.

— Кстати насчет чтения, — пегас подхватил с пола свой свёрток и протянул мне. — Вот, это мистер Холдер попросил передать. Сказал, что тебе будет интересно.

Я взяла свёрток, небрежно бросила куда-то в сторону кровати и захлопнула дверь прямо перед носом у Лупа.

До сна оставалось еще несколько часов. Я разворошила угли в камине и поправила коврик перед ним. Это очень странное чувство, когда есть своя собственная комната, где можно запереться и делать что угодно. Даже дома у меня не было такой роскоши, все хижины в нашей деревне были круглыми, с очагом в центре, и «комнаты» не отгораживались ничем кроме занавесок или ширм. Правда, здесь очень не хватало окна. То, что имелось, выходило в тёмный двор, куда никогда не заглядывало Солнце. Хотя в этом городе Солнце не заглядывает вообще никуда.

Мой взгляд упал на свёрток, оставленный Лупом, я развернула бумагу и чуть не выронила содержимое на пол. Потемневшее золото на уголках, стилизованное изображение Солнца на обложке... Та самая книга, которую я в детстве видела в хижине старейшины. Ну, вряд ли та самая, но явно копия. Написанная на языке предков.

Ах, как же давно моё сознание не будоражило это ощущение. Вид новой полезной книги. Которую хочется прочесть залпом, а потом ещё раз. А потом еще раз, но уже заучивая каждое слово. Ноги сами привели меня на ковер у камина, копыта открыли книгу, глаза нашли первую строчку, а мозг с наслаждением принялся впитывать новую информацию.

Но, пролистав четверть этого фолианта, я отодвинула его в сторону. Да, это язык предков, по сути, книга была чем-то вроде справочника по растениям и их свойствам, включавшем некоторые рецепты. Как раз то, что мне интересно, и, на первый взгляд, не отличается от десятка других выученных книг. Но эта отличалась своим содержанием, точнее тем, какие растения в ней были описаны. Таких растений просто не существовало, и не могло существовать. Летающие грибы? Поющая плесень? Рецепт зелья, полностью регенерирующего любую кость из ничего? Или вот, изображение красивого синего цветка с подписью «Ядовитая шутка». Да вся эта книга больше походит на шутку.

Нет, старуха не стала бы держать подобное у себя, будь оно бесполезным, значит, всё это если и не существует, то всё же имеет какое-то практическое применение. Я почувствовала в душе какую-то обречённость и взглянула на горячие угли. Если всё описанное здесь правда... Тогда две трети моих текущих знаний просто бесполезны, потому что они лишь ничтожные тени на фоне вещей огромной силы, описанных в этой большой и тяжёлой книге. Нужно спросить Холдера.

— Откуда у тебя эта книга? — выпалила я, вломившись в кабинет единорога. Тот сидел за своим столом и писал очередное письмо. Холдер спокойно закончил, снял очки, закрыл чернильницу и посыпал бумагу песком.

— Она тебя заинтриговала? — он улыбнулся и ехидно уставился на меня. — Я так и думал.

— Мне нужно знать, правда ли то, что написано в этой книге. Это не может быть выдумкой. Или может?

— Не хочется тебя расстраивать, но я не могу тебе ничего сказать об её правдивости, я сам не знаю, ведь я не умею варить ваши зелья, и совсем не разбираюсь во всех этих травах.

— Ясно. Это всё просто какой-то розыгрыш. Таких растений и составов не бывает, и таких зелий тоже быть не может.

— Я бы не делал таких скоропалительных выводов, моя дорогая, — проговорил единорог, телекинезом снимая с верхней полки шкафа какой-то свиток. Когда Холдер положил его на стол и развернул, я поняла, что передо мной карта Эквестрии.

«Нужно будет достать или увидеть карту». Взгляд быстро отыскал на бумаге жирную точку с каллиграфически выведенной надписью «Хуффингтон». Затем я нашла знакомую полоску леса, берег океана и... Дальше карта обрывалась. Бесполезный клочок бумаги…

— Вот, взгляни сюда, — проговорил единорог, левитируя к себе карандаш и используя его как указку, — это лес Эверфри. Как видишь, на территории Эквестрии вообще достаточно всяких зарослей, но этот лес далеко не обычный. Дело в том, что раньше в нём находился королевский замок, где и произошло изгнание Найтмер Мун. До этого Эверфри был обычным лесом, типа соседнего Уайттейла, но тогдашние события как-то изменили его. К сожалению, мне не удалось найти об этом ничего больше, за тысячу лет всё оказалось либо забыто, либо надёжно похоронено в недрах королевской библиотеки, куда простым пони доступа нет. Сейчас Эверфри — жутко опасное место, населенное ужасными монстрами и странными растениями, за тысячу лет измененными мощнейшей остаточной магией, исходящей из руин замка. Слава Селестии, к настоящему моменту магия уже развеялась, и магическая часть леса разрослась не слишком сильно, хотя и подобралась достаточно близко вот к этому городку. — карандаш указал на маленькую точку с надписью «Понивиль», выведенной картографом без особого каллиграфического старания. — По своей воле в Эверфри никто не ходит, и тем более не живет там. Над ним даже пегасы стараются не летать. И тем больше было мое удивление, когда мне в копыта попала эта книга.

— У нашей старейшины была точно такая же. — сказала я, оглядывая карту и пытаясь запомнить её, — Откуда эта книга у вас? И почему она написана на языке предков?

— Эту книгу мне отдал один мой старый друг, причём специально для тебя. Довольно примечательный персонаж, на самом деле. Именно он, в свое время, направил меня по этому пути, не археологических раскопок в архивах, не традиционной единорожьей магии, а колдовства зебр.

— Он был в грязном плаще? С кучей сумок? И пахло от него как из банки с сушёной мятой.

Последнюю фразу мы, не сговариваясь, произнесли синхронно. Единорог вдруг нахмурился, это выражение лица не часто можно было увидеть в его исполнении, и смотрелся он в это время достаточно угрожающе.

— Ты встречала его? — голос Холдера звенел сталью, — Где он сейчас?

— Это я у тебя хотела спросить.

— Я тоже не знаю где он. — Единорог заметно расслабился, сев в кресло и откинувшись на подушку, — Исчез так же внезапно, как и появился. Я даже имени его не знаю.

— В любом случае, у меня появилось к тебе дело.

— О, всё что угодно, моя дорогая. — ответил он со своим обычным немного лукавым выражением в голосе, хотя упоминание моего предшественника всё-таки оставило свой отпечаток.

— Я всеми силами помогаю тебе со всеми этими прорицаниями. В конце концов, мне это тоже интересно. А когда всё будет закончено я хочу попасть в лес Эверфри.

Он некоторое время смотрел на меня, как будто ожидая от меня реплики о том, что всё сказанное до этого было шуткой. Не дождавшись, он сложил копыта и с какой-то грустью посмотрел на карту.

— Зачем тебе туда? — последовал его вопрос.

— Я хочу там жить и работать.

— Ты хочешь там жить? Одна? А тебе не будет, как бы выразиться... Одиноко? Ты ведь еще так молода. Хочешь отправить себя в добровольное изгнание? В отшельничество?

— Это мои проблемы, Холдер. Есть ещё какие-то препятствия, кроме твоей заботы о моей личной жизни?

Единорог вздохнул и начал бездумно рисовать карандашом какие-то круги на краешке карты.

— Зекора, я догадывался что ты захочешь туда. Но, вынужден тебя огорчить. Ты не сможешь там выжить.

— С чего бы? Я выросла в саванне, полной хищников и прочих опасностей.

— Понимаешь, лес Эверфри не похож ни на какое другое место в Эквестрии, и, может быть, даже в мире. Он… Странный. Странный во всех смыслах этого слова. Я не понимаю, как вообще была написана эта книга, как автор смог пробыть в лесу так долго чтобы успеть изучить тамошние растения и тамошнюю фауну. В Эверфри живут такие твари, само существование которых ставит в тупик любую науку. Эти создания, они...

— Они живут там. — перебила я единорога, выхватывая карандаш из его магического поля.

У меня не хватило выдержки безучастно наблюдать за тем как он своими каракулями портил такую прекрасную вещь, — Они живут там, как и любые другие животные в любом другом месте. Я видела их во сне, не так давно. И мне не показалось, что эти «твари» чем-то хуже тех, к которым я привыкла. Вы всё судите только с позиции возможной опасности или возможной выгоды. Вы забыли, что такое гармония.

Холдер внимательно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся, положив голову на копыто.

— Ты так на него похожа, — сказал он, глядя мне в глаза.

— Это я тоже уже слышала. Ну что, договорились?

— Конечно, моя дорогая. Сегодня Луп отправил последние письма, и через неделю мы проведем Церемонию. А потом я сделаю всё, что ты пожелаешь.

42.

Неделя, предшествующая Церемонии, оказалась слабо насыщенной событиями. Странно было осознавать, что всё просто идёт по плану, ничего не случается, никто не появляется из ниоткуда, и дела идут своим чередом. Книгу я выучила за четыре дня, а оставшиеся два просто слонялась по дому и изнывала от скуки. Однажды, ранним утром, я даже сбегала к подвалу, в котором когда-то скрывалась с жеребятами. Оказалось, что там уже кто-то живёт.

К Холдеру всё чаще заходили гости, и кое-кто даже останавался здесь жить. Вместе с гостями прибывали их слуги, друзья, и ещё какие-то непонятные личности. Фидерхаубе целыми днями носилась туда-сюда без передышки, но сейчас в её подчинении находилась уже целая стая разномастных служанок, стараниями которых особняк Холдера всё больше походил на нормальное жильё. В подсвечниках и канделябрах теперь не оставалось пустующих мест, коридоры и лестницы уже не представлялись тёмным мрачным лабиринтом, всё было ярко освещено и наполнено жизнью. Мне толком не довелось в последние дни поболтать со служанкой, но я очень надеялась, что хотя бы сейчас от неё отступило то мерзкое чувство неуюта, преследовавшее её в пустом доме.

На ужине перед днём Церемонии за огромным столом сидело уже две дюжины оживлённо беседующих и о чем-то спорящих пони, не считая такого же количества слуг, снующих по залу с кувшинами и подносами. Заглянув через дверь в это царство болтовни и узких чёрных костюмов, я поняла, что не смогу здесь есть. Вместо этого я проскользнула на кухню и сделала себе несолько бутербродов, под недоумённые взгляды невесть откуда взявшихся там поваров. Снова пройдя по обеденному залу и не вызвав ни у кого даже толики интереса, я удалилась в свою комнату, к спокойствию и треску камина.

Преимущества этих «бутербродов» я выяснила ещё тогда, в экипаже на котором мы с Батлером удирали из Дромедора. У нас в деревне тоже пекли хлеб и выращивал овощи, но никто никогда не додумывался совместить всё это в такую удобную для еды форму. Впрочем, наш хлеб мы выпекали в глиняных печах, прямо на древесной золе, и он всегда нёс на себе приятный запах, который невозможно описать словами. Хлеб, который ели пони был гораздо мягче и слаще на вкус, и у него никогда не было той хрустящей, немного подгоревшей корочки, которую я так любила.

Съев бутерброды у догорающего камина, я погрузилась в праздные мысли о том, что, если мне всё-таки удастся заиметь собственное жильё, я обязательно попробую построить глиняную печку, купить муки и выпечь собственный хлеб. Я понятия не имела как это делается и, в общем-то, никогда не имела возможности научиться, выпечка хлеба в нашей деревне была привилегией, до печей допускались только самые уважаемые зебры. Наверное, эта традиция была отголоском какой-то большой нужды, преследовавшей наши племена в древности, но я не слышала никаких жалоб по этому поводу, даже от старших подростков, падких на бунты против всего подряд.

— Прочь из моей головы.

Глаза открылись сами собой, но не увидели ничего кроме крон каких-то деревьев. Их гладкая древесина с множеством висящих лиан сразу всклыхнула множество воспоминаний о прочитанных когда-то книгах. Такие деревья росли только в южных джунглях, я никогда не видела их, но знала, как они выглядят. Конечно же, сейчас я смотрела на них не своими глазами, видимо, я уснула и «это» снова случилось.

— Я сказал, прочь из моей головы.

Он обращался ко мне на языке предков. Инстинктивно я попыталась что-то ответить, но, конечно, не смогла. До этого определить моё присутствие получилось только у Большого Мамбы, но он был подружелюбнее того, кто сейчас ко мне обращался.

— Что такое? — послышался за спиной чей-то голос. Он звучал очень необычно, как будто его обладательница очень-очень громко шептала, при этом умудряясь не перейти на крик. Я бы так не смогла, и не знала никого кто бы мог такое провернуть со своими голосовыми связками.

— У меня пассажир, — ответил ей тот чьими глазами я смотрела на мир. Он говорил точно так же, но его шёпот был низким, как дребезжание плохо натянутой струны. — какая-то Кухани, зебра или олениха, может лошадь.

— О, у тебя появилась поклонница? — игриво прошептал второй голос, — Я уже начинаю ревновать.

— У меня не выходит избавиться от неё, она сильна, но, видимо, ещё сама не знает, как использовать свои силы. Поэтому смотри не ляпни чего-нибудь сейчас при мне, а я буду смотреть в сторону чтобы она ничего не увидела.

— Почему бы тебе тогда просто не закрыть глаза?

— И оставить её в темноте без возможности даже проснуться? Не будь такой жестокой, это, наверняка, ощущение не из приятных. Если она не умеет управлять своей силой, тогда проснуться она сможет только случайно.

— Либо, увидев то, что ей хочет показать Судьба.

— Я надеюсь, Судьба хочет ей показать какие у нас прекрасные густые джунгли здесь под боком.

— А может она хочет показать меня? — она хихикнула, и где-то рядом послышалась возня.

— Стой, не лезь!

В поле зрения вплыло чье-то лицо с хитрой озорной улыбкой. Я бы приняла её за газель, если бы не огромные выразительные глаза с длиннющими ресницами как у верблюдиц, небольшие короткие рожки, покрытые шерстью и окрас с рыжими пятнышками. За свою жизнь я видела жирафов только раз, когда была совсем маленькая. Они проходили через нашу деревню, направляясь на своё плато, где-то далеко на востоке. Мне не разрешили тогда выходить из хижины, да и остальные зебры не горели желанием показываться им на глаза. С жирафами никто не общался, а они не общались ни с кем кроме себе подобных, даже с полудикими. Старейшина назидательно говорила, что они так долго разговаривали только друг с другом что Солнце забрало у них голоса, оставив только тихий шёпот, который не может расслышать никто кроме них самих. При этом, когда жирафы проходили через деревню, бабушка морщила нос и громко шипела на них из-за занавески, приговаривая что нельзя встречаться с ними взглядом, потому что они могут наложить проклятие.

В данный момент я как раз делала то, чего старуха заклинала остерегаться.

— Приве-ет, — своим непостижимым шёпотом пропела жирафа, непрерывно двигая головой на длиннющей шее вправо-влево, и внимательно всматриваясь в глаза своего собеседника. Она, как будто бы, пыталась рассмотреть в них моё отражение. Вдруг она растопырила уши в стороны и округлила глаза, — Слушай, а ведь это уникальный опыт!

— О чём ты?

— Мы сейчас общаемся с ней напрямую, когда ещё подобное может произойти?

— Но мы не общаемся с ней, она просто слышит, как мы разго… — он запнулся, — А ведь ты права, действительно интересный для неё опыт.

— Ну вот видишь, а ты «о-ой, пассажи-ир»! Вот бы придумать как нам взаимодействовать, у неё наверняка есть вопросы. Тебя твой учитель не тренировал каким-нибудь подобным штукам?

— Нет, это невозможно. Я могу только почувствовать присутствие.

— У них ведь столько забавных суеверий про нас. Или не суеверий? — её лицо приняло задумчивое выражение, — Кто знает, кто знает…

— Например то, что мы проклинаем одним взглядом.

Жирафа сощурила глаза и некоторое время внимательно смотрела на меня.

— Всё, я наложила на неё проклятие вечного счастья, — деловито проговорила она, наклонив голову.

— Нет, не наложила, потому что это мои глаза, а не её.

— На тебя-то я это проклятие наложила уже давненько, — промурлыкала жирафа, и её лицо с вполне ясными намерениями вдруг оказалось в опасной близости от моего. Да вы чего творите, не нужен мне такой опыт!

— Хватит кокетничать, забыла, что у меня пассажир? — быстро выговорил жираф, отстраняясь подальше, за что получил от меня искреннюю благодарность.

— Прости, дырявая моя голова, я забыла, что она не только видит. — жирафа виновато улыбнулась и высунула кончик серого языка, — Думала ты просто глаза закроешь на пару мгновений…

— Вы чего тут воркуете? — послышался какой-то новый голос. Голова жирафы тут же исчезла из моего поля зрения, а жираф успел повернуть голову всего на чуть-чуть, вовремя вспомнив что ему нужно смотреть только на джунгли. Где-то позади жирафа обменялась несколькими фразами с обладателем этого нового голоса, но я не смогла ничего расслышать.

—... это прекращайте. — донёсся этот новый голос откуда-то снизу, — А ты, хватит заниматься ерундой.

Жираф посмотрел вниз, и я с удивлением увидела там одного из послов окапи. Когда кто-нибудь из них присутствует на каком-нибудь официальном мероприятии, он всегда возвышается над толпой зебр как взрослая зебра над толпой жеребят. Сейчас же он стоял там, внизу, задрав голову, и производил прямо противоположное впечатление. Он стоял перед жирафом как маленький жеребёнок пони стоял бы перед взрослым верблюдом, я даже почувствовала что хочу его погладить. Не меньше этого меня удивил его голос, более громкий чем у жирафов, но всё же сильно отличавшийся от любых других произношений. А ещё он слышал голос жирафов.

— Кухани? — с некоторым раздражением проговорил окапи, глядя на меня.

— Да, учитель, сильная. — ответил жираф.

— Какие отсветы у неё?

— Золотой, бирюзовый, и ещё…

— Всё, можешь не продолжать. — окапи некоторое время морщил лоб, при этом его очки случайно упали на глаза. Он сделал движение головой снизу вверх, снова закинув их на место, в район рогов, — Всё, я вспомнил, это подросток из Макабилы, про которую сообщал тамошний посол, а потом писала Камешек. Эта Кухани сейчас на другом континенте, поэтому можешь не дёргаться, если она и совершит какую-нибудь глупость, то ничего страшного для нас не произойдёт. Вы двое, уже определили, что ей нужно показать?

— Нет, — сказала жирафа, — пока вы не сообщили кто она, мы не знали ничего.

— А, разве, теперь знаем? — недоумённо сказал жираф.

— Теперь знаем… — неожиданно грустно ответила его собеседница, и вдруг я заметила, как окапи тоже изменился в лице.

— Да уж, не очень удобно вышло… — проговорил он, с виноватым видом потирая подбородок, — я тоже не сразу об этом подумал. Что ж, тогда действуйте.

— Ты или я? — спросил жираф, когда окапи ушёл из поля его зрения.

— Давай я…

Жирафа снова появилась на виду, но, на этот раз, она уже не выглядела настолько весёлой и беззаботной. Помолчав некоторое время, она покивала головой, будто сама себе, и посмотрела на меня.

— Её звали Серый Камешек. Такие уж у них имена, смешные немножко. — она растянула рот в виноватой улыбке, — Камешек сбежала на следующий день после того как тебя забрали, скрывалась в городе пару дней, а когда произошёл переворот, верблюды нашли её и приняли за пони, на ней ведь не было клейма, да и полосок не так много, в темноте никто не разбирался. Посол нашёл её вещи, там было несколько записок, оттуда мы и узнали о том, что вам довелось встретиться. Я думаю, Судьбе угодно чтобы ты пришла в голову к этому балбесу как раз для того, чтобы узнать о Камешке, и сделать для неё то, что должно быть сделано. — Жирафа помолчала некоторое время, глядя в сторону. Таким количеством гривы как у неё, можно было бы осчастливить Фидерхаубе примерно на неделю, а то и больше.

— Всё ещё здесь, — проговорил жираф.

— Она попала в Камелу случайно, лет пять назад, или, как вы говорите, сезонов. — продолжила его собеседница, — Заблудилась в джунглях, упала в реку, оттуда её без чувств выловили рыбаки где-то совсем далеко и… Ну, там уж кошмарики всякие, не стоит это вспоминать. Мы искали её, но верблюды сразу смекнули какая редкость попала к ним в копыта, даже если её видел кто-то посторонний, все думали, что она подделка.

— Всё ещё здесь, — повторил тот в чьей голове я находилась.

— Да заткнись ты! — вдруг сорвалась на него жирафа, а на её щеке я заметила слезинку, — Окапи говорили, что ещё слишком рано, что нужно подождать ещё неделю, а вам лишь бы железки свои в деле попробовать! Если бы не вы, она бы успела хотя бы спрятаться получше!

— Жертв всё равно нельзя было избежать…

— Если бы вы зебрам не только кирасы выдали, а ещё и эти ваши…

— Так, прекращай, что я говорил насчёт болтовни?

Вместо ответа жирафа наклонилась и толкнула своего собеседника куда-то в основание шеи, отвернув его голову от джунглей. Жираф не успел среагировать и закрыть глаза.

Сплошная стена деревьев, на которую я смотрела всё это время, оказалась не естественного происхождения. Мы находились на широкой просеке, плавно спускавшейся к водной глади гигантского озера. Как и говорила Камешек, обойти его было нельзя, потому что берега как такового вообще не существовало, непроходимые мангровые деревья с их многочисленными витыми корнями росли прямо из воды. В конце просеки было устроено что-то вроде длинного пирса, рядом с ним стоял широченный деревянный паром, на который грузили что-то большое. И, к тому же, довольно тяжёлое, потому что для погрузки понадобился огромный металлический кран, вокруг которого суетилось множество низеньких худых пони. Точнее, их можно было бы принять за пони, если бы не полосатые гривы и полоски на головах.

Прямо перед жирафом с круглыми от возмущения глазами стоял окапи. Осознав, что уже ничего не исправить, он картинно всплеснул копытами и, закатив напоследок глаза, отправился в сторону крана. Жираф, видимо, тоже потерял всякие попытки сохранить в тайне происходящее вокруг. Он поднял голову выше, и я увидела, как гладь озера уходит куда-то вдаль, настолько далеко что я не могла различить противоположного берега, даже с высоты жирафьего роста. А там, где-то вдали, к озеру спускались склоны Сестёр. Горы были настолько огромными что вершины уже нельзя было рассмотреть, находясь так близко к их подножию.

Откуда-то с озера послышался протяжный свисток паровоза. Я слышала такие в Хуффингтоне, хоть на самом вокзале и не была. Этот звук вывел жирафа из оцепенения.

— Сейчас подойдёт пароход и отвезёт паром туда, за озеро. — меланхолично произнёс жираф, — Камешек должна была тебе сказать, что квагги давно перестали быть степными зебрами. Их тела стали меньше, более тощими, им требуется меньше воздуха. Всё, потому что теперь это пещерные зебры, всё Солнце — он ткнул копытом в левую часть Сестёр, — это их вотчина. Они копают здесь настолько давно, что выходы уже есть на противоположных склонах. Теперь, когда мы забрали у верблюдов четыре эквестрийских паровоза, их затащат под своды, они превратятся в огромные насосы, нагнетающие воздух туда, вглубь тоннелей. Квагги будут копать глубже, здесь неисчерпаемые запасы угля и руды. В Луне драгоценных камней столько что можно дороги мостить, но они берут всего чуть-чуть, потому что в тамошних тоннелях лежат их мёртвые. Никто не помнит какая сила выгнала квагг сюда и загнала в пещеры, заставив скрываться, но этой силы давно нет, и сюда пришли окапи. А туда, где появляются окапи, приходят перемены.

Я открыла глаза и вдохнула немного затхлый воздух своей комнаты. Камин давно прогорел и лежать на полу было зябко, но я не двигалась, глядя в деревянный потолок и стараясь не допускать в голову любые мысли, вместо этого снова и снова читая песнь Луны для Серого Камешка. Так я и провела остаток этой ночи.

43.

День Церемонии я встретила с больной головой и тянущим ощущением в желудке, давно позабытым чувством беспокойства перед важным событием. Я немного злилась на Холдера за то, что он так и не удосужился рассказать о самом процессе, хотя, я и сама боялась спросить. В комнате было холодно и темно, свечи и камин сгорели ещё ночью. В дверь постучала Фидерхаубе с керосиновой лампой, болтающейся в её поле телекинеза туда-сюда, как будто она удерживала лампу из последних сил. Она натянуто улыбнулась и быстро опустила голову, стараясь не показывать кое-как припудренные мешки под глазами.

— Мистер Холдер приглашает вас на Церемонию, мисс... — тихо проговорила она.

— Я сама найду дорогу, Фид. Иди спать.

— Ох найн, мисс, у меня ещё столько дел...

— Не заставляй меня приказывать, забыла, что Холдер сказал о важности моей персоны? — жестко проговорила я, а затем тихо добавила, — Отдохни пожалуйста. На тебя страшно смотреть.

Единорожка взяла с тумбочки в моей комнате одну из свечей в плоском подсвечнике, предназначенном для того, чтобы носить его в зубах. Лампу она отдала мне.

— Тогда, с вашего позволения, я пойду к себе, мисс. И ещё... Там собралось много пони. Я знаю, что вам не нравится быть в таких местах, но не переживайте, они все очень хорошие пони, пусть некоторые еще не знают об этом. Фасс мут, мисс Зекора.

С этими словами служанка медленно пошла в свою сторону, а я направилась к той самой круглой комнате, похожей на театр. Или на склеп. Интересно, что со мной будет? Холдер сказал, что я могу набить себе синяков «в процессе». Знать бы, что там за процесс…

Даже если бы я забыла путь к «театру» через все эти лабиринты, я бы всё равно не смогла ошибиться или свернуть не туда. Комната Церемонии явно не могла вместить всех желающих поглазеть на увлекательное представление, начиная с обеденного зала, весь путь до заветной комнаты оказался занят множеством пони. Толпа в коридоре замолкала и расступалась, пропуская меня вперёд, а потом так же тихо смыкалась за моим хвостом, возвращаясь к болтовне только когда я отходила достаточно далеко.

— А вот и она, — проговорил Холдер, когда я прошла сквозь большие двустворчатые двери с дыркой для рога. Его собеседник, какой-то здоровенный упитанный единорог, вся внешность которого говорила о том, что он не испытывал нужды ни минуты в жизни, критически взглянул на меня, кивнул Холдеру и направился на своё место. В самой комнате оказалось не так много пони, как мне представлялось, судя по всему, сюда допустили только самых важных шишек, а остальные толпились за дверью, силясь заглянуть в помещение. Богато разодетые единороги, земные пони и пегасы сидели на стульях вдоль стен, обмахивались веерами и бесстыдно глазели на меня, либо спорили со своими соседями. Медные курильницы сейчас оказались наполнены горячими угольками, отчего в комнате стояла откровенная жара, а от стойкого запаха фимиама плыло в глазах. По обе стороны от центрального возвышения были установлены две кафедры, рядом с которыми сидели молодые единороги с кьютимарками писцов. Я заметила, какие толстенные пачки чистой бумаги и новых перьев стоят рядом с ними, и вопросительно посмотрела на Холдера.

— Не знаю, что будет происходить во время Церемонии, моя дорогая, — тихо сказал единорог, чуть наклонившись к моему уху. — Я не знаю, что ты будешь чувствовать. Я нашел только описания того, как всё начать. Единственное, о чем я могу тебя предупредить, Церемония очень утомительна, и у нас только одна попытка, следующая возможна только через десять лет, а это слишком долгий срок, так что нужно сделать всё с первого раза.

— Я готова. Что от меня требуется?

— От тебя? Абсолютно ничего. Выпей вот это, — Холдер подал мне бокал с каким-то зельем, — садись в центр комнаты и жди.

— Вы точно не будете со мной ничего делать? — сомневалась я, понюхав и пригубив жидкость из бокала. Абсолютно безвкусно, как вода. В голове сразу всплыл рецепт моей самодельной микстуры для прочистки мозгов того пони-начальника. Если это что-то подобное, тогда не завидую я будущей Зекоре…

— Никто к тебе и копытом не притронется, только если ты свалишься оттуда, — улыбнулся единорог и сделал пригласительный жест. Я прошла в центр комнаты, ступила на мягкую ткань, покрывавшую возвышение, и буквально шерстью ощутила, как меня рассматривают десятки пони. В отличие от предыдущих моментов, когда я оказывалась в таком центре внимания, в этот раз мне было абсолютно плевать, видимо, что-то в моём характере успело перемениться за прошедшие недели. Я спокойно уселась прямо в центре круга и начала под нос мурлыкать мелодию про слона и зебру.

В коридоре послышалась какая-то возня, двери раскрылись, и в комнату быстрыми шагами вошла высоченная и статная пони, своей белоснежной расцветкой очень походившая на Фид, если бы служанка была в полтора раза выше и носила гриву распущенной во всей красе. Окинув присутствующих взглядом, который даже на секунду не задержался на моей скромной персоне, пони подошла к Холдеру.

— Надеюсь, сэр Холдер, что эти ваши представления окажутся именно такими, какими вы их описывали, — произнесла она певучим голосом, протягивая единорогу копыто для поцелуя. — Из-за вашей оккультной ерунды мне приходится пропускать первый экзамен моей дражайшей Флёр. Начинайте побыстрее, я ещё могу успеть. Кто-нибудь, дайте веер! Ну что за манеры...

— Мадам де-Лис, вы не пожалеете о потраченном времени.

— Ох сомневаюсь, Грей, ох сомневаюсь. Вы, без сомнения, очень хороший пони, но я прислушиваюсь к вашим сказкам только потому, что муж вам искренне верит. Если бы не его просьба, копыта моего здесь бы не было, при всём уважении.

Когда все расселись по местам, Холдер ещё раз вопросительно посмотрел на меня, а я кивнула, нервно сглотнув. Единорог по очереди подошел к каждому из пони-писцов и удостоверился, что те тоже готовы. Несколько слуг высыпали какой-то порошок прямо в жаровни, отчего комната наполнилась незнакомым мне приятным запахом. Затем свет погас, остались лишь узкие, направленные на бумагу лучики света из рогов тех двоих, кому предстояло всё это записывать.

— Уважаемые джентль... — Холдер сделал паузу. — Дорогие друзья... Кто-то из вас присоединился к нам только вчера. Для кого-то участие в нашем предприятии это дело всей жизни. Десятки лет мы готовились к этому моменту. Прямо сейчас наши сподвижники по всей Эквестрии собираются и начинают действовать, огромный механизм нашей организации уже запущен. Запущен для того, чтобы раз и навсегда изменить нашу страну. Десятки лет мы были объединены только нитями обещаний, для кого-то этого хватало, для кого-то нет. Наши силы велики, но их будет недостаточно без вас, друзья. Я знаю, что вы очень занятые пони, что вы не привыкли верить в сказки и многие из вас сейчас скептически смотрят на всё происходящее. Но ведь вы пришли, а это уже о многом говорит. О том, что в ваших сердцах еще есть искорка света. И скоро эта искорка засияет. Тьма отступит, друзья. Солнце... — послышался глухой удар, и спустя мгновение голос Холдера сквозь зубы: «Нет! Я в порядке, не беспокойтесь обо мне! Смотрите туда, смотрите! ».

— Мистер Холдер, вам нужна помо... Вам...

Чей-то обеспокоенный голос рядом с Холдером оборвался на полуслове. В нос ударил усилившийся запах из курильниц, который до этого казался довольно приятным, но в такой концентрации начинал раздражать. Я услышала за спиной слабый шорох, повернула туда голову и увидела пантеру. В комнате была абсолютная темнота, но я каким-то образом видела сидящую и глазеющую на меня чёрную кошку. Что за...

— Здравствуй, злая ведьма, — мягко проговорила Муеуси и улыбнулась, показав острые клыки, — совесть не мучает?

Мой язык присох к нёбу. Пантера грациозно потянулась, перебирая когтями на передних лапах, и встала на ноги.

— Ты что, испугалась? — удивлённо спросила она, дёрнув ухом как будто отгоняла какое-то насекомое. — Да не бойся, я же дохлая давно, не помнишь? О, у меня идея! — пантера взмахнула хвостом. — Давай поиграем? Догоняй!

«Ч... Чего? Догонять? » — пронеслось у меня в голове, и воздух наполнили скрипучие обезьяньи крики. По лицу хлестнула какая-то ветка, но я не обратила внимания. Я хочу есть, а прямо впереди бежит настоящая добыча. Мои когти надёжно впиваются в рыхлую землю, а мышцы работают как надо несмотря на то, что я впервые на охоте. Ещё немного, и я настигну её, мне больше не нужны жалкие подачки от этого старого пони и его дружков, я на свободе, я сама могу…

По голове ударило с такой силой, что я запнулась и по инерции кубарем покатилась с тропинки. Ух эти обезьяны с их камнями, ух я им покажу. Но, что происходит? Почему я ничего не вижу? Почему я не могу остановиться? Я куда-то падаю! Да как это...

Перед глазами промелькнуло зелёное облако, а живот разрезала дикая боль, настолько сильная, что перехватило дыхание, а конечности сразу отказались повиноваться. В следующую секунду я шлёпнулась на песок, а прямо под ухом послышался плеск воды. О нет... В воде ведь наверняка крокодилы. Нужно отползти подальше, нужно зализать раны... Я не могу умереть здесь, я ведь только освободилась.

— Как тебя зовут?

Что? Меня? Я попыталась повернуть голову на источник голоса, но почему-то видела только размытую пелену. Хотелось потереть глаза, но лапы не слушались.

— Как тебя зовут? — повторил голос.

— А тебе-то какое дело? — грубо ответила я.

— Скажи мне!

— Я… Я не знаю. Не помню... — голова опустилась на песок. Сил удерживать её уже не осталось.

— Ты не помнишь своего имени?

— Да, не помню! — рявкнула я, разгоняя дыханием пыль перед носом, — Что ты ко мне привязалась? Дай мне подохнуть споко...

«Зекора», — произнёс Имара где-то совсем рядом.

«Зекора», — произнёс Капитан и скрипнул зубами о трубку.

«Зекора», — произнесли Холдеры, Луп и Узури.

«Зекора», — произнесла Камешек одновременно с Флэт, и они обе улыбнулись. Все зубы у Камешка были на месте.

— Ты не помнишь своего имени? Тогда я назову тебя...

— Зекора. Меня зовут Зекора. — произнесла я, и солнечный свет приобрёл зеленоватый оттенок.

— Вот, это снимет боль... — мягко проговорил кто-то, и всё вокруг потемнело.

44.

Я поняла, что уже не сплю, и сразу же осторожно пощупала живот. Вроде бы, всё на месте... Сквозь веки пробивалось зеленоватое свечение, и я медленно открыла глаза. В небе сияло что-то напоминающее зелёную Луну, но это была не Луна, просто очень далёкий источник тусклого зелёного света. Я лежала на незнакомом берегу реки, но не вода в ней текла, а извивались какие-то мерзкие серебристые щупальца. Выглядело жутковато, я поднялась на ноги, чтобы отойти подальше, и тут заметила рядом с собой сидящую зебру, со странным капюшоном на голове и сумкой через плечо. Зебра сидела, закрыв глаза, и чуть покачивалась, из реки к её носу тянулся серебристый червяк.

— Эй, — окликнула я её, — здравствуйте!

Зебра и ухом не повела. Я подошла к ней вплотную и попыталась тронуть за плечо, но моё копыто просто прошло сквозь её тело, словно через дым. Попытка извлечь серебристое щупальце из её носа тоже ни к чему не привела. Как только я прикоснулась к щупальцу она, вдруг, начала мелко дрожать и беззвучно открывать рот. Я отпрянула, а зебра снова успокоилась, сидя на месте и покачиваясь.

По пути вдоль берега мне встречались ещё зебры, несколько лошадей, и даже один верблюд. Все они, по-разному одетые, просто сидели и чуть покачивались, привязанные к реке серебристыми щупальцами. Взойдя на пригорок, я заметила, что на другом берегу было то же самое. И так по всему течению реки, до светящегося зелёным и серебряным горизонта.

— Ты долго ещё будешь слоняться без дела? — проговорила Муеуси за моей спиной.

— Как будто я знаю, что тут надо делать, — как ни в чём ни бывало ответила я, поворачиваясь к пантере. Та сидела рядом с большим зеброй-жеребцом, покрытым декоративными шрамами, и быстро махала лапой сквозь его шею, ради развлечения пытаясь разогнать составляющую его тело дымку так чтобы голова отделилась. Но дымка слишком быстро приобретала свою первоначальную форму, и пантера бросила это занятие.

— Иди за мной, — сказала она и, не спеша, пошла вперёд, низко опустив голову.

— Куда ты идёшь?

— Ну стой здесь тогда, коли хочешь. — ответила пантера, обернувшись. При взгляде в её глаза у меня защемило сердце.

— Извини, что с тобой так получилось... Я правда не хотела.

Пантера не ответила. Через десяток минут ходьбы она вдруг остановилась и улеглась у ног очередной сидящей зебры. Я открыла, было, рот, чтобы спросить почему мы остановились, но не вымолвила ни слова, потому что зебра, вдруг, протянула копыто и почесала пантеру за ухом. Затем повернулась ко мне, и мои ноги чуть не подкосились. Старуха...

— Бабушка! — крикнула я и бросилась к ней. Но, конечно же, просто прошла насквозь и чуть не свалилась в мерзкую «реку».

— Зекора... — тихо проговорила зебра и улыбнулась, показав жёлтые зубы. Я подошла, почти пожирая её взглядом.

— Бабушка, откуда ты здесь? То есть... Это ведь никакой не мир после смерти, ты ведь не умерла?

— Ох-хо-хо, а ты? — Бабушка ткнула копытом в сторону моего лба. — А ты, думаешь, что ты умерла? Ты ведь тоже находишься здесь.

— Я не знаю. Произошли такие вещи, произошло много вещей! Мне нужно тебе столько рассказать и о стольком спросить! Но погоди... Это ведь действительно не владения Луны?

— Нет конечно, глупая. Ты сейчас жива-здорова, валяешься там на мягком ложе, а вокруг происходит такое представление… Можем посмотреть на тебя, но ты не придёшь в восторг. Да и времени мало, извини. Одно могу сказать, эти пони запомнят увиденное до конца жизни. Серый единорог хитёр как гиена, он добавил в курильницы кое-какие зелья, да и зелёный порошок не даст их глазам долго скучать. Но всё, что они увидят, будет правдой, его намерения чисты.

Мне захотелось заплакать от счастья, но слёз почему-то не было, от окружающего мира начало передаваться непонятное спокойствие, мысли упорядочились, а тело расслабилось, как при хорошей медитации. Мимо пролетела большая, сияющая зелёным, бабочка. Муеуси заметила её и пустилась следом, пытаясь поймать. Мне захотелось перестать прикидываться взрослой, снова почувствовать себя маленьким жеребёнком и начать жаловаться бабушке. На всё что произошло, на все мои злоключения. Просто сесть и хорошенько поныть. Ведь я находилась рядом с бабушкой, с которой провела едва ли не больше времени, чем с отцом.

— Старейшина, я провалила Испытание... — проговорила я, глядя на неё исподлобья. — Достала тот мох, но не смогла принести его...

— Да кому нужен этот мох, тебе самой не смешно? — фыркнула старуха.

— Понимаю... Я теперь никому не нужна, и правильно решила, что мне нет места среди вас...

— Глупая кобылка. Тебе действительно нет места среди нас. Разве не замечала ты как быстро даются тебе наши премудрости, как ты легко составляешь новые рецепты и за пару дней учишь целые книги? Твоего нынешнего уровня знаний я, в своё время, достигла только к двадцать пятому сезону, и то к тому времени уже забыла половину из того, что прочла ранее. Но сейчас я речь веду совсем о другой причине. Ты думаешь, твоё Испытание заключалось в добыче этой жалкой серой плесени?

— Д… Да...

— Н… Нет! — передразнила меня бабушка, — Твоё Испытание это нечто большее, юная зебра. Разве ты сама этого еще не поняла? Твоё Испытание — это не жеребячья задачка «сходи туда-то, принеси кусочек слоновьей какашки». Испытание это испытание. Разве всё, через что ты прошла, не закалило твою волю, твой разум? Разве ты не осознала многих вещей, о которых бы даже не думала, сидя перед хижиной в нашей деревушке? Разве ты не помогла стольким живым остаться живыми, а мёртвым спокойно уснуть?

Пока я сидела, открыв рот, старейшина подошла к реке. Из потока тут же выделилось несколько серебряных щупалец, которые потянулись к её копытам. Оттолкнув лишние, она схватила одно зубами и потащила ко мне.

— Вот, вдохни это, — проговорила она, протягивая кончик медленно извивающейся серебристой массы, — да не делай ты такое лицо, это не больно, ощущения даже приятные. Только в рот не суй, тогда появятся нюансы.

Старуха, в своё время, заставляла меня делать всякие вещи. Но вдыхать эту штуку... Хотя, я всё равно находилась не в своём теле, так что бояться нечего. Наверное. Я поднесла щупальце ближе к носу и глубоко вдохнула. В глаза тут же ударил яркий свет, а я оказалась рядом с хижиной старейшины в нашей деревне, хотя узнать это место я смогла с трудом, изгороди располагались по-другому, вон того сарая я не припомню… Было раннее утро, Солнце только-только начало показываться над горизонтом. Одно из моих любимейших зрелищ…

Из хижины вышла старейшина с новорождённым жеребёнком в зубах, и положила его в корзинку с мягким сеном. Новорождённые обычно кричат и извиваются, но эта просто лежала и, широко раскрытыми глазами, смотрела на восход. Бабушка задержалась на несколько мгновений, удивлённо глядя на жеребёнка, затем с улыбкой буркнула что-то под нос и ушла обратно в хижину.

— Узнаёшь? — послышался под ухом шёпот старухи.

Это... Я? Я усилием мысли перенеслась ближе и заглянула в корзинку. Ой... Я такая... Миленькая. Тем временем из тени показался кто-то ещё. С ног до головы закутанный в грязнейший плащ, увешанный сумками и склянками... Так вот, как он выглядит. Незнакомец подошёл к корзинке, спокойно посмотрел на маленькую меня, и так же невозмутимо ушёл. Спустя мгновение из хижины старейшины показался отец. Как только я поняла, что это он, то крепко зажмурилась и всей душой пожелала прекратить это видение. Мне не нужны были заново вскрытые раны на сердце.

— Для меня, как и для твоих родителей, это оказалось очень тяжело... Отпускать тебя. — раздался под ухом голос старухи, и я снова открыла глаза на берегу серебристой реки. — После того, как я увидела, что ты зебра Кухани, всё уже было решено...

— Этот тип в плаще, тот самый?

— Да, Зекора. Он сам Кухани. Такие как вы почти никогда не остаются на месте своего рождения, разбредаются по всему свету. Судьба сама находит для вас пристанище именно в тех местах, где вы больше всего нужны. Мне очень жаль, что я не могла сказать тебе этого всего сразу, моя дорогая внучка. Когда я рассказала твоим родителям, твой отец долго не мог смириться. Говорил «как я могу привязаться к жеребенку, которого у меня всё равно заберут? ». А тебе потом соврал, что хотел сына. Он до последнего хотел направить тебя по другому пути, но Судьбу не обмануть, ты сама понимаешь... А твоя мать позволила себе заплакать, только видя тебя в последний раз.

— Я так и не нашла её на Церемонии Метки, но, почему-то, знала, что она будет плакать.

— Она гордится тобой, как и все мы.

— Рада слышать... — я, с улыбкой, посмотрела на свои копыта. Мне и правда было радостно это слышать. — Но ведь ты не такая как я, у тебя обычные глаза, но ты находишься здесь, со мной. Что это вообще за место?

— О, это трудный вопрос, но я...

Сидящие недалеко от нас зебры и лошади одновременно открыли глаза и начали оглядываться по сторонам, затем поднялись на ноги и стали распадаться в облачка серебристой пыли. Их примеру последовали все остальные, берега начали стремительно пустеть.

— О, у нас новенькая? Здесь не часто появляются новые лица! — воскликнул незнакомый голос откуда-то с небес.

Старейшина понюхала воздух и скривилась.

— Ну вот, так и знала, что он всё испортит. Ведь и не поговорили почти... — раздражённо промолвила она, — Ладно, пора прощаться.

— Да я вас умоляю, почему вы думаете, что я всё порчу? Ведь мы даже не общались толком! — возразил голос с неба. Его источник, как будто, стал ближе.

— Прощаться? Но у меня еще столько вопросов! — я, не думая, протянула копыто к бабушке, но это было бесполезно. Сердце тут же сжала не то злость, не то обида на это место.

— Тебе предстоит самой найти на них ответы, моя дорогая. — старуха тепло улыбнулась, и я заметила, как она разглядывает моё лицо, будто бы напоследок стараясь получше запомнить его.

— Бабушка, но... Что мне делать дальше?

— Научись танцевать джигу! Это весело! — прогремел голос сверху.

Мимо галопом пробежали две ветвистые коряги, видимо, почувствовав себя антилопами. К нам подскочила Муеуси с бабочкой в зубах. Старейшина почесала её за ухом, пантера подмигнула мне и растворилась в воздухе. Бабочка, которую она держала в зубах, начала улетать, но через один взмах крыльев превратилась в маленькую птичку, ещё через один в пегаса, а ещё через мгновение в огромного дракона. Дракон не улетел далеко, постепенно распадаясь на стайки из тысяч бабочек, подобных той с которой всё началось. Голос с неба принялся что-то напевать.

— Да кто же это? — спросила я, озираясь по сторонам.

— Есть тут один местный. Но, лучше с ним не встречаться, себе доро... — произнесла старейшина, и внезапно с негромким хлопком превратилась в маленькую лягушку. На берегу реки возникло несколько разноцветных зонтов и большой предупреждающий знак «За буйки не заплывать! ».

— Прощай, моя дорогая внучка. Может быть, ещё увидимся, если доживу. — смешным голосом проквакала лягушка и распалась в пыль.

— Прощай, бабушка...

— Ах, какая сцена, какая сцена! — выразительно произнёс голос, и его обладатель звучно высморкался в платок. — Но ты-то не оставишь старика одного, правда?

— Прошу простить, — ответила я, замечая, как мои копыта начинают распадаться серебряной пылью, — бабушка сказала не разговаривать с вами, а я привыкла её слушаться.

— Пф-ф... Вот так всегда. Скучно.

45.

В полной темноте раздавался чей-то тихий плач. Я лежала на боку, и совершенно не могла двигаться, всё тело болело так, будто я обежала саванну вокруг, а потом ещё сутки подряд занималась гимнастикой. Покрывало на ложе оказалось всклоченным и мокрым от пота. Я пошарила глазами вокруг, но взгляду не за что было зацепиться в такой темноте. Когда я попыталась подать голос, вместо слов смогла выдавить из себя только какой-то мерзкий хрип. Во рту было такое ощущение, будто я наелась песка.

— Кто… Нибудь… Дайте… Попить... — старательно выговорила я, кое-как двигая сухим языком.

Зрители постепенно начали шевелиться, и вскоре комната наполнилась заклинаниями света. Я от усталости не могла даже головой двигать, и видела только то, что происходило перед глазами. Пони-писец платком вытирал пот со лба и аккуратно укладывал пачку исписанной бумаги, пачку толщиной в целое копыто. Я так много успела наговорить? Хотя, это отчасти объясняет моё состояние. Чуть дальше, у курильницы, без сознания лежал какой-то единорог, видимо, свалившись со своего места. Его соседи сидели в самых разных позах: кто-то закрывал копытами глаза, кто-то ошарашенно смотрел в одну точку.

Я увидела мадам де-Лис. Веер валялся рядом на полу, испорченный разлитым напитком из её же разбитой чашки. А сверху на него капали слёзы. Белая пони пристально смотрела на меня и беззвучно плакала. Затем медленно перевела глаза куда-то в сторону и поднялась со своего места. Чуть пошатываясь, она ушла за поле моего зрения и произнесла:

— Мистер Холдер... Грей. Это правда? Это всё будет? Вы ведь... Нас не обманываете?

— Нет, мадам ДеЛис. Мне незачем вас обманывать, — устало произнёс Холдер. — Всё, что вы видели, чистая правда. Об этом я и говорил. Именно такой станет Эквестрия. Именно такой она станет, если Селестия победит... — единорог закашлялся, — с нашей помощью. Вы видели всё своими глазами, это не обман и не иллюзия. И вы должны... Вы должны...

— Мистер Холдер, — проговорила мадам ДеЛис таким голосом, которого я от неё совсем не ожидала, — я сегодня же улетаю обратно в Мейнхеттен. Флёр справится с экзаменом и без меня, она поймёт, ради её же будущего... Я расскажу всё мужу. Я расскажу друзьям. У меня влиятельные друзья, Грей! Через неделю многие из них будут в твоём распоряжении.

— Я! — послышался громкий возглас, — я тоже! Мистер Холдер, все мои деньги, моя компания, они теперь ваши!

В комнате поднялся шум. Большинство зрителей сорвались со своих мест и столпились вокруг единорога.

— Друзья! — буквально прокричал Холдер. — Друзья... Сейчас не нужно ничего обещать лично мне. Просто возвращайтесь к своим делам и готовьтесь. Скоро к вам прибудут мои пони с указаниями для необходимых действий. Если что-то в этих указаниях покажется вам подозрительным или непонятным... Обращайтесь лично ко мне, я расскажу всё честно и открыто. Теперь, когда у нас есть это пророчество... Над Эквестрией взойдёт солнце...

— Солнце взойдет! — вторили ему две дюжины голосов.

Я, непроизвольно, скривилась, всё это прозвучало жутковато. Не будь я в курсе их истинных намерений, приняла бы это сборище за каки-нибудь опасных фанатиков или что-нибудь в этом роде. Пони-писец собрал с пола сломанные перья и ушёл, левитируя за собой пачку исписанной бумаги, шум в комнате постепенно стих, а про меня, судя по всему, просто забыли.

Ну и пусть, всё равно нет желания ни с кем разговаривать, хотя стакан с водой сейчас всё же не помешал бы. Я кое-как перевернулась на спину и раскинула ноги в стороны. Если бы это ложе было алтарём, меня сейчас запросто можно было бы принести в жертву какому-нибудь богу Усталости.

На лице сама-собой расплылась глупая улыбка, когда я подумала о старухе и её превращении в лягушку. Хотя, всё равно оставалось несколько вопросов. Во-первых, мне нужно встретиться с этим таинственным Кухани и сказать ему пару ласковых за такие глупые тайны. Как будто нельзя было просто встретиться со мной и всё объяснить. А во-вторых… То, что Испытание еще продолжается, вселяет надежду. Теперь у меня есть стимул двигаться дальше, и я могу отринуть грустные мысли о семье. Но, слон меня раздави, кто нанесёт мне Метку, когда я закончу? Даже если я найду кого-нибудь, кто умеет делать традиционные татуировки, мне придется объяснять ему что рисовать, а это совсем неправильно.

С мыслями о возможном рисунке моей Метки я всего-лишь на мгновение закрыла глаза, инстинктивно стараясь дышать носом, чтобы не терять ещё больше влаги. И… Совершенно не удивилась, проснувшись в своей комнате. Наверное, в бессознательном состоянии я контактирую с пони даже больше, чем в ясном уме. У камина сидела Фид и штопала мой плащ, ловко орудуя иголкой с помощью магии. В который раз я невольно залюбовалась этой единорожкой, и тем, как игла буквально танцует в её магическом поле. Мерзкому пегасу очень повезёт, если у них всё образуется, а если не образуется, то он сам будет виноват.

Я отпила воды из кувшина, предусмотрительно оставленного у кровати, и поднялась на ноги. Единорожка обернулась и с беспокойством посмотрела на меня.

— Мисс, вам не стоит сейчас вставать, после такого, — произнесла она.

— Брось, я чувствую себя вполне сносно, — ответила я, разминая конечности. — если бы я валялась в постели после каждой физической нагрузки, я бы предпочла остаться в своей деревне и делать что-нибудь отличное от... — я поводила челюстью влево-вправо и помассировала щёки копытами, — Ну, в общем, ты поняла. Извини, но мой язык, в отличие от остальных мышц, не привык напрягаться столько часов подряд.

— Я понимаю, мисс. Очень сожалею, что проспала ваше важное выступление.

— Тебя бы туда всё равно не пустили, а из коридора ты бы вряд ли что-нибудь увидела. Есть перекусить?

— Да, конечно, завтрак ждёт внизу, — ответила Фид, обрывая нитку.

— Погоди, сейчас утро?

— Да, ещё совсем рано, даже молочник ещё не приходил. Последние гости разъехались к миттернахт, сейчас в доме только пара слуг леди де-Лис на третьем этаже, она приехала всего на несколько часов, но привезла с собой столько всего!

— Тогда я прямо сегодня отправляюсь в путь, — я взяла у неё плащ, ставший буквально новеньким, и пошла к двери. — Только скажу нашему серому знакомому пару слов.

— Мисс... Вы сейчас вряд ли сможете поговорить с мистером Холдером. Он слёг после вчерашнего вечера.

— Как это, «слёг»?

— Наверное, просто перенервничал. Он очень сильный пони, для своего возраста, вряд ли что-то серьезное. Доктор уже приходил, сказал, что мистеру Холдеру просто нужно полежать пару дней.

— Я должна его осмотреть. Покажи дорогу.

— Но, доктор сказал...

— Знаю я ваших докторов, — жёстко сказала я. Наверное, даже слишком жёстко, единорожка прикусила губу и, пискнув что-то, вышла из комнаты, а я последовала за ней.

Комната Грея Холдера оказалась совсем рядом с его кабинетом, и я почти не удивилась тесноте и довольно бедной обстановке внутри. Когда особняк проектировался, эта комната наверняка была задумана как какой-нибудь чулан. Всю обстановку составляли низкая кровать да письменный стол, загромождённый кипой книг и свитков. Пол вокруг стола оказался щедро покрыт чернильными пятнами разной степени свежести, сам единорог лежал в постели и спокойно дышал. Под полным ужаса взглядом служанки я аккуратно стянула с него одеяло и принялась за осмотр. На беглый взгляд всё действительно не вызывало никаких опасений, ну, тем лучше. Будить Холдера я не стала, да и вряд ли у меня бы получилось, единорог спал как убитый. Наверное, это была его первая спокойная ночь за последнее время.

Мы с Фид вышли из комнаты, и я тихонько затворила за собой дверь. Что-ж, раз поговорить с единорогом не удастся, я могу отправиться в путь прямо сейчас, даже без его помощи. Карту я видела и вполне сносно запомнила. Правда, где-то глубоко внутри появилось какое-то странное ощущение, как будто забыла потушить очаг в хижине, но я не обратила на него внимания. Мне нужно продолжать путь, Судьба всё еще ведёт меня, мне нужно закончить Испытание.

По коридору прерывистым эхом пронёсся звон колокольчика у входной двери. Фидерхаубе навострила уши и спустя секунду, буквально подпрыгнула на месте.

— Молочник! Ох думме думме... — вскрикнула она, коротко мне кивнула и понеслась вниз по лестнице к входной двери.

Желудок снова скрутило это чувство, очень неприятное чувство. Что-то подобное я ощущала тогда с жеребятами, заметив слежку.

— Фид! Стой! — крикнула я, бросившись вслед за единорожкой, но я успела добежать только до огромного портрета важного пони на лестнице, когда служанка уже открывала входную дверь.

Ведь мне всего лишь нужно было прислушаться к своим ощущениям, всего лишь на минутку стать самой собой, а не расслабленной «избранной»... Нет, лучше думать о настоящем.

А «настоящее» выглядело более чем мрачно.

Фид не успела открыть даже наполовину, с той стороны в дверь кто-то ударил так сильно, что служанка буквально вылетела в центр холла и осталась лежать, прижимая копыта к мордочке. Алые струйки расчертили её белоснежную шёрстку и исчезли в тёмно-красном ковре, как будто этот ковёр специально предназначен для таких случаев.

Пока я стояла и в ужасе глазела на Фид, в холл быстро вбежали четверо земных пони, а за ними под потолок взлетели два пегаса. Все как один с этими проклятыми железками на ногах. Через секунду я узнала на одном из них облезлую шкуру Чалка, а ещё через секунду мимо уха вжикнул выстрел, впившись важному пони с портрета прямо в глаз.

Часть 10.

46.

Вид истекающей кровью Фид так подействовал, что я не сразу осознала, что вполне могу оказаться на её месте. Следующий выстрел, сделанный пегасом, отдался в помещении знакомым металлическим звоном и попал в плащ, проделав в нём аккуратную дырочку.

— Стоп! Хватит палить, остолопы! — рявкнул Чалк, когда окружавшие его пони сели на ковёр и начали прицеливаться, чуть ли не высовывая языки от азарта. Последовавшие сверху негромкие щелчки обозначили то, что пегасы перезарядили своё оружие и снова целились в меня. Я быстро оглянулась по сторонам, но бежать было некуда, я сама умудрилась оказаться на самой идеальной позиции для мишени во всём доме.

— Дёрнешься и получишь колышек в бок, — проговорил Чалк, с прищуром меня рассматривая, — Вот это случай. Полосатая падаль, и в самом центре Хуффингтона. А я уж думал, больше не увижу таких. Кроме вас и Холдера в доме никого?

— Чалк... Я надеялась, мои собратья тебя выпотрошили и оставили на съедение грифам в саванне, — проговорила я, глядя в его холодные глаза. В памяти почему-то всплыл образ той бедной зебры, которую он застрелил. Точнее её хвоста, который колыхался на набегающих жёлтых волнах нашей Реки.

Пони замер, и на его лице промелькнуло что-то похожее на замешательство. Затем он коротко свистнул и ткнул копытом в сторону дверей на второй этаж, по обе стороны от меня. Пегасы рванули туда и быстро исчезли в бесконечных коридорах.

— Сложно забыть имя того, кто стольких лишил жизни и покалечил, — проговорила я, предупреждая его вопрос.

— Я ломал кости стольким полосатым отродьям, что давно потерял счёт. В последний раз спрашиваю, кто кроме тебя ещё есть в доме?

Положение было безнадёжным, и мне отчаянно хотелось хотя бы придумать какую-нибудь колкость в ответ, но на ум ничего не приходило, поэтому я просто замолчала, глядя ему в глаза. Жеребец оскалился, показывая почти чёрные зубы, затем развернулся, подошел к Фидерхаубе и от души пнул её. Кобылка свернулась клубочком и начала плакать, а у меня от злости и бессилия просто подступил к горлу ком.

— Ну а ты, чистюля, будешь более сговорчивой?

— Битте, битте! Прошу, не надо, мистер... — всхлипывала единорожка, пытаясь подобрать под себя ноги.

— Кто ещё есть в доме, и где Холдер? — спросил Чалк, занося над ней копыто.

— Мистер, не надо больше, я простая служанка... — всхлипывала Фид, размазывая кровь и слёзы по белоснежной мордочке.

— Не, с зебрами всё-таки интереснее, — Чалк плюнул на пол, отвесил единорожке ещё один пинок и повернулся обратно ко мне, — они хоть не ноют. Первое время не ноют. Зато, когда начинают — выглядит это куда более жалко. Сейчас и проверим, как долго ты продержишься, яркоглазая.

— Патрон, время. — подал голос один из пони.

— Плевать на время! — рявкнул облезлый. — У меня тут, может быть, последний шанс позабавиться с зеброй.

— Я тебя не для веселья нанимал, — раздался голос откуда-то с верха лестницы, — придерживайся плана.

Кто это там? Я была уверена, что все гости разъехались.

— Босс, зачем вы здесь? — проговорил один из пони. — Вас же могут увидеть.

— Если увидят невелика проблема. Всё и так зашло слишком далеко, я не могу сидеть и смотреть как вы тут развлекаетесь, ставя под удар моё дело.

Сверху раздался негромкий хлопок. Через мгновение посреди комнаты в красной вспышке появился единорог весёленького салатового цвета, никак не сочетавшегося с его глазами и выражением лица.

— Его нигде нет, сэр! — крикнул один из пегасов, вылетая из боковой двери, и взмыл обратно под потолок.

Единорог медленно оглянулся по сторонам.

— Холдер. Я знаю, что ты где-то здесь, выходи. Иначе будет хуже, — спокойно проговорил он.

Некоторое время тишину нарушали только тихие всхлипывания Фид. Пони двигали ушами, неизвестный единорог просто стоял, закрыв глаза, а у меня в сознании отпечаталась эта красная вспышка, в которой он переместился в пространстве. Они и это умеют. Безумие какое-то... Откуда у этих существ такое могущество? Почему именно они? Из-за рога? Так у Мбалы рога ровно в сотню раз больше, но он колдовать точно не может. Я посмотрела в окно, через которое пробивался слабенький свет восходящего Солнца, и подумала об их богине. Всё-таки Грей Холдер прав, нельзя таким как они давать свободу. Удивляюсь, как с такими способностями они до сих пор просто не поработили всё, что видят…

— Холдер! Я начинаю терять терпение! — выкрикнул единорог, топнув копытом.

— Терпения тебе всегда недоставало, Лайтгрин…

Холдер вышел из коридора откуда до этого выбежала я, медленно спустился с лестницы, и остановился нос к носу с салатовым единорогом, не обратив никакого внимания ни на меня, ни на плачевное положение своей любимой работницы.

— А ты сильно постарел, — улыбаясь, произнес Лайтгрин, — переживаешь много?

— Такие как ты не оставляют другого выбора. Что, тоже хочешь поцеловать копыто принцессе Вечной Ночи?

— Где книга, Холдер?

— Какая книга? — единорог произнес это таким тоном, будто прячет за спиной украденную конфету.

— Ты знаешь какая, — прошипел его оппонент, он явно легко выходил из себя.

— Ах эта... — Холдер картинно почесал затылок, — Извини, Мист, тебе и твоим дружкам придётся уйти ни с чем, я не могу её отдать.

— Я не спрашиваю, хочешь ли ты её отдавать или нет. Я спрашиваю, где она.

— В доме, среди тысяч других книг, удачи с поисками. Только тебе придётся поторопиться, через несколько минут здесь будут мои соратники. Хотя, тебе это все равно не поможет, ведь теперь я знаю, что ты из этих. К тому же, один из твоих пегасов, вынюхивавших наверху, многое расскажет, мне стоило больших усилий не сворачивать ему шею.

Салатовый единорог вздохнул и повернулся к Холдеру спиной. Неужели и правда уйдёт?

— У тебя есть последний шанс отдать мне книгу по-хорошему, — произнес Лайтгрин, садясь рядом с Фид и странно рассматривая её.

— «По-хорошему» эта ситуация больше не может разрешиться, с того момента, как твои головорезы вломились в мой дом и сделали такое с моей служанкой, — ответил Холдер. Ответил с явной нервозностью в голосе. Не нравится мне, куда это всё идет...

— Парни... — чуть слышно проговорил Лайтгрин, и по комнате эхом пронёсся звук пяти одновременно выстреливших арбалетов. Ни один выстрел не достиг цели, Холдер в мгновение ока оказался в синем пузыре, от которого болты просто отскочили. Пони быстро перезарядили своё оружие и выстрелили ещё раз, с тем же результатом.

— Я смотрю, не зря ты в нашей школе считался лучшим по части защитных заклинаний, — меланхолично произнёс Лайтгрин. — Непробиваемый Грей. Как же, помню помню. Но, все-таки, у тебя всегда была одна слабость. Ты эгоист.

С этими словами единорог обернулся, и магией заставил три арбалета выстрелить, немного напугав державших их пони. По одному выстрелу для меня, Фид и Холдера.

Мир вокруг мгновенно стал синего оттенка, когда я оказалась в защитном поле, но болт не отскочил от него, а повис в воздухе на расстоянии копыта от границы поля, сияя красным светом. То же самое произошло рядом с Холдером и Фид, которая испуганно заёрзала на месте, пытаясь отползти. Но поле, защищая от опасностей, одновременно и не давало сдвинуться с места.

— Помнишь экзамены? — проговорил Лайтгрин, подходя ближе к Холдеру. — Помнишь «Троих против Трёх»? Ты выиграл тогда, выиграл, просто сняв щит со своих союзников, и сосредоточившись на собственной защите. Нет, это не запрещено правилами, побеждает команда, а не участник, но до тебя никто и никогда так не делал, потому что у учёных пони обычно есть совесть. Потому что ты всегда думаешь только о себе, Холдер. Хотя, ты же сейчас метишь в спасители Эквестрии. Посмотрим, может ты и правда изменился.

Красное сияние вокруг болтов усилилось, и их металлические наконечники коснулись наших защитных полей. Некоторое время ничего не происходило, но вдруг Холдер вскрикнул и опустился на передние колени. Фидерхаубе тоже что-то проверещала на своем языке, а я тупо уставилась на блестящий остро отточенный кусочек металла. Болт медленно продавливал защитное поле на уровне моей груди. А я ничего не могла сделать.

— Не делай этого, Мист. — с видимым усилием процедил серый единорог, — Ты же был хорошим пони, они же не причём.

— Конечно они не причём, тем сильнее твоя вина. Ладно, вижу ты ничему не научился. Так уж и быть, выбирай. — тихо проговорил его оппонент, а затем резко крикнул, — Выбирай, Холдер! Служанка или зебра? Если продолжишь молчать, то погибнут сразу обе. Всё просто.

Болт, застрявший в моём магическом щите, продолжил движение, теперь он торчал внутри уже наполовину. Я попыталась отклонить его в сторону, но резко одёрнула копыто, в которое из кончика болта ударил болезненный разряд. Холдер мелко дрожал, пытаясь удержать магические поля, однако, его собственное поле не прогнулось ни на копыто. Интересно... Я взглянула на Фидерхаубе. Острие было направлено ей прямо в голову, сама служанка закрыла глаза копытами и замерла.

Эх, а я хотела всё-таки попялиться на лесные травки... Интересно, будет лучше сначала вдохнуть или наоборот выдохнуть? Напрячься или расслабиться?

— Старик, — сказала я Холдеру, — Хватит уже пыжиться, рог отвалится.

Лайтгрин удивлённо поднял бровь, а Холдер повернулся и прошептал одними губами: «прости».

В следующую секунду магический щит вокруг меня лопнул как мыльный пузырь. В грудь ударило с такой силой, что я отошла на шаг назад и села, не спуская глаз с удивлённой физиономии салатового единорога, затем потеряла равновесие и упала набок, гулко стукнувшись головой о пол. Во рту тут же появилась кровь, инстинктивно я попыталась её глотать, но быстро сообразила, что толку мало. Вместо этого я приоткрыла рот и позволила тонкой струйке из его уголка капать на ковёр. Опять этот бордовый ковер. Как же всё-таки удобно.

А затем до меня дошло что я не могу дышать.

47.

Интересно, эта штука, торчащая у меня из груди, это тоже часть Испытания? Если да, то лучше бы это было последней частью. Хотя, если бы лопнул щит Фидерхаубе, она бы погибла мгновенно, значит я поступила правильно. Тогда нет времени обращать внимание на боль, сейчас я сосредоточусь и...

Боли нет, Зекора. Боль — это когда организм сообщает о том, что так делать больше не надо, но это сообщение можно... Да кого я обманываю своей рассудительностью! Это больно. Это настолько больно, что хочется одновременно и сжать зубы до треска в челюсти, и закричать во всё горло, и задрыгать ногами. Грудь начал заполнять какой-то жар и захотелось кашлять. В сознании сразу всплыла «Медицинская экспертиза механических повреждений», глава шестнадцатая, синяя закладка. Сейчас пробитое правое лёгкое наполняется кровью, если я не умру от кровопотери, то просто захлебнусь. Это Испытание, Зекора. Есть какой-то выход, нужно бороться. Дыхательная техника? Нет, я даже дышать не могу, куда там до неё. Что еще можно придумать?

О, Солнце, как больно. Глаза заволокло слезами. Мама....

Нет, Зекора, не паникуй! Главное не паникуй! Можно придумать выход, можно продержаться, Судьба ведь не затем тащила меня с другого конца света, чтобы просто так убить в этом промозглом месте, без шансов на спасение. Я попыталась посмотреть на рану, но круг зрения начал постепенно сужаться, как будто я смотрела, сильно сузив веки. Но ведь мои глаза были широко раскрыты. Вдруг по всему телу прошла крупная дрожь, и тут же ещё раз.

Это что, агония? Нет. Нет! Ещё рано, я ведь ещё ничего не...

Холод.

Интересно, как выглядят владения Луны? Для охотников и прочих хищников там, наверное, бегает много добычи. Может быть я даже встречу там Имару, гоняющегося за каким-нибудь пустынным скорпионом. Для музыкантов там всегда есть вдохновение и аудитория. А для таких как я? Куча разных травок? Ну так ведь не интересно, да и лечить там, наверняка, некого. Пожалуй, там я стану поваром. Буду целые дни поить всех разными вкусными настойками и выдумывать рецепты ароматного чая. Буду печь хлеб, делать разные «бутерброды», у меня будет много времени на изобретение рецептов. А в свободное время буду просто валяться и нежиться в свете Солнца. Есть ли Солнце во владениях Луны? Было бы печально, если бы там оказалась вечная ночь или сумерки. А ещё будет печально, если вечная ночь опустится на Эквестрию, тогда всё кроме земляных червей рано или поздно погибнет, и во владениях Луны станет тесновато... Хотя, не факт, что пони попадают туда после смерти, ведь никто не читает для Луны песнь об их именах.

Эх, ну что там? Я уже начинаю скучать. Не придётся же мне вечность находиться в темноте и просто размышлять. Достаточно пары месяцев такой пытки, и мой разум превратится в салат. А что, если владения Луны это просто сказка? Нашла время для сомнений.

Боль постепенно начала возвращаться, и я заранее стиснула зубы, предчувствуя ужасные муки, но в определённый момент болевые ощущения вдруг начали отступать. Я даже почувствовала, что всё еще лежу на полу, а щеке мокро и неприятно от пропитанного кровью ковра. Но как? Я должна была умереть еще несколько минут назад.

Сквозь веки проглядывало розоватое свечение. Может быть, я опять в каком-нибудь непонятном потустороннем мире? Только на этот раз не в зелёном, а в розовом, кто знает, сколько их всего, и какие они бывают. Я ведь так и не успела о них ничего прочесть… Но, приоткрыв глаза, я поняла, что всё куда прозаичнее.

Мист Лайтгрин стоял прямо надо мной с такой физиономией, будто его заставляют есть личинок навозного жука. Его рог испускал яркий свет, который мягко обволакивал меня и заставлял шёрстку почти что шевелиться от того, какая сильнейшая магия была в нём заключена. В шаге перед моим носом валялся окровавленный болт, который только что вытащили. Мне почему-то захотелось припрятать его куда-нибудь, чтобы потом тайком доставать и разглядывать.

Холдера и Фид на их прежних местах не было.

— Босс, тут половина города собралась! Что будем делать? — послышался голос пегаса, который маячил перед маленькими окнами над дверью. Возле самой двери туда-сюда ходил Чалк, бросая на единорога нервные взгляды.

Попались, голубчики. Хотя, мне изначально было непонятно, на что они вообще рассчитывали.

— Босс! Они сейчас будут ломать дверь! — пискнул пегас.

— Дайте мне полминуты, нужно закончить с зеброй, — прошипел Лайтгрин, сверля меня глазами.

— На кой навоз тебе эта полосатая тварь сдалась? — крикнул Чалк, — Нам сейчас задницы поджарят!

Дверь начала содрогаться под ударами снаружи.

— Так, все ко мне, — спокойно сказал единорог. Поток магии из его рога иссяк, однако вокруг меня всё еще держалось розоватое свечение. Я уже свободно могла двигать головой и ногами, но не рискнула бы сейчас подниматься на ноги, ведь страшная дыра в груди никуда не делась, этот единорог её не трогал. Он меня вообще не лечил, он просто как-то вернул меня к жизни.

Четверо пони и пегас встали в шеренгу перед Лайтгрином как раз в тот момент, когда дверь слетела с петель, и в комнату вбежало несколько городовых. Чалк молниеносно развернулся и выстрелил, к счастью, попав одному из них лишь в ногу. В следующее мгновение в глазах отпечаталась красная вспышка, и мы оказались в другом месте. Ощущение было таким, будто я быстро прошла сквозь мощный водопад c солнечного света в тень пещеры, скрывавшейся за потоком воды. Мне бы хотелось ещё прислушаться к самочувствию, но сразу после перемещения я грузно рухнула прямо в жидкую грязь. Земля оказалась удивительно мягкой и даже тёплой, никогда не чувствовала себя в грязи настолько хорошо. Где-то совсем рядом шумела быстрая река, а с другой стороны небо закрывали кроны раскидистых деревьев, названия которых я не могла припомнить. Странное место, мне почему-то казалось, что я здесь уже когда-то была.

— Проверьте окрестности. — проговорил единорог, тяжело дыша и низко опустив голову.

— Где мы, Дискорд побери, оказались? — спросил один из пони, потрясая головой так, как будто вытряхивал воду из ушей.

— Это лес Эверфри. Я хотел переместиться ближе к цели, но не рассчитал координаты потоков. Слишком большое расстояние.

Все пони замерли, уставившись на единорога.

— Эверфри? Какого навоза мы тут забыли! ? — Чалк зарядил арбалет и начал водить им по сторонам, будто ожидая нападения.

— Это следующий пункт моего плана.

— Ээ-э, нет, — запаршивевший пони подошел к Лайтгрину и уставился на него нос к носу, — Ты заплатил нам за захват книги, но никак не за шныряние по этим проклятым местам.

— Книга была всего лишь ключом. Холдер всю жизнь изучал то, что мне нужно, и все его достижения записаны тут. К сожалению, бедняга слишком наивен, и не предусмотрел такого простого...

— Короче, — отрезал Чалк.

— Короче... — вздохнул единорог, — короче, я заплачу вам ещё столько же, если вы поможете мне и дальше.

Чалк вдруг поднял арбалет и направил его прямо в лоб единорогу.

— Заплатишь вдвое и расскажешь всё, — проговорил он, — До последней детали. Если я почую, что ты опять пытаешься строить из себя умника, то получишь колышек в глаз. Понял меня?

— Вокруг чисто, босс! — крикнул пегас, и тут же испуганно добавил, — Ты чего делаешь, Чалк? !

— Идите сюда, парни. Наш рогатый дружок хочет кое-что рассказать.

Когда все приблизились к единорогу, тот достал из сумки потрёпанную книгу с множеством разноцветных закладок и открыл где-то посередине.

— Вот, — проговорил он, показывая её содержимое. — Это наша цель.

Я из своей грязной лужи, конечно же, ничего не видела. Пони удивлённо переглянулись, а Чалк сощурился и склонил голову набок, рассматривая страницу книги.

— И... Чё это за булыжники?

— Это Элементы Гармонии, — с достоинством проговорил единорог.

Небо вдруг заволокло тучами и пошёл дождь, который выглядел очень странно сквозь окружавшее меня розоватое свечение. Лайтгрин поспешно спрятал книгу, а пони заёрзали на месте. Хотя совсем рядом был лес с раскидистыми деревьями, идти под их защиту они почему-то не решались. Я перевернулась на спину и убрала с раны плащ, подставив её под дождь и смывая грязь. Ещё не хватало занести туда инфекцию.

— Рейнклауд! Какого Дискорда ты ушами хлопаешь? Живо позаботься об этой мороси! — рявкнул Чалк, поспешно накрывая свой арбалет вощёным чехлом.

— Чалк, в Эверфри дожди идут сами по себе, тут всё происходит само по себе, и высоко летать тут опасно, — ответил пегас.

— Я тебе щас покажу, что опаснее, здесь летать или меня нервировать!

— Ладно, ладно... — обиженно проговорил пегас и полетел наверх. Разогнавшись, он проделал в тёмной туче круглое отверстие, сквозь которое пробился ослепительный луч солнечного света. Вернувшись в дыру, пегас начал летать кругами, расширяя её, но сколько он ни старался, дыра быстро затягивалась обратно.

— Здесь ветер сам двигает тучи, — проговорил насквозь мокрый пегас, зависая перед Чалком, — Тут я ничего не поделаю.

— Напомни-ка, зачем мы вообще взяли тебя? Думаю, будет хорошей мыслью шлёпнуть тебя прямо тут, чтобы не маячил без дела.

— Погоди, Чалк, — сказал Лайтгрин, делая испуганному пегасу успокаивающее движение копытом, — Мы не можем его потерять, он нам нужен. Холдер пишет, что на пути будет оборванный канатный мост, который сможет починить только пегас.

— На кой навоз нужен мост, если ты можешь перекинуть нас?

— «Перекинуть» вас я там уже не смогу. Сразу за мостом будет старый замок, древнее поле битвы, там с магией происходят всякие вещи. Боюсь после прыжка оказаться где-нибудь под землёй или в десятке миль в небе.

— Замок? Какого конского яблока тут делает замок?

— Долгая и скучная история. Когда-то здесь жили принцессы, но замок уже тысячу лет как разрушен. Элементы Гармонии находятся в нём.

— Эти камни? — Чалк сплюнул. — Они не выглядят слишком ценными. Таких камней можно за полчаса на любом рынке насобирать. Чё они делают?

— Просто древние магические артефакты, и они делают такие вещи, которые вряд ли понадобятся обычным пони. Но, для некоторых они представляют огромную ценность. Настолько огромную, что они готовы отдать за Элементы всё свое состояние.

Чалк немного изменился в лице, а мне захотелось шлёпнуть себя копытом по лбу. Этот единорог назвал Холдера наивным, но и сам осторожностью явно не отличался.

— До замка нужно пройти совсем немного, здесь даже старая дорога есть, — продолжил Лайтгрин, закрывая книгу и с энтузиазмом вглядываясь в опушку леса.

— И чего тогда эти Элементы никто не стянул? — задал Чалк последний вопрос уже совсем другим голосом.

— Во-первых, о них все попросту забыли, — отмахнулся единорог, — а во-вторых, не всякий пони сможет сюда добраться. Сам знаешь, какая дурная слава идет об Эверфри. Тут можно угодить во множество...

Ливень кончился так же быстро, как начался, и на фоне наступившей тишины с реки вдруг послышался всплеск. Все дружно повернули туда головы и замерли с расширившимися от страха глазами, потому что из воды показалось гигантское существо со змеиноподобным телом и головой, похожей на драконью. И это существо направлялось прямо к нам, кольцами извиваясь в реке.

— Кишки Селестии! Оно нас сейчас сожрёт! — крикнул один из пони и бросился бежать. Его примеру тут же последовал второй.

— Стойте! Стойте, глупцы! — Лайтгрин попытался остановить третьего пони, но безуспешно. Тот попятился, развернулся и тоже ускакал в лес, вслед за первыми двумя.

Чалк же поступил по своему обыкновению, быстро расчехлил арбалет и выстрелил в это существо. Болт отскочил от чешуи со стеклянным звоном, существо остановилось, потёрло место попадания лапой, будто стирая грязное пятно, и удивлённо уставилось на нас.

— Быстро, за мной! — скомандовал единорог и поскакал в лес. Чалк дёрнулся, было, бежать, но остановился рядом с моей уютной лужей.

— А с зеброй чё? Мне прикончить её? — крикнул он вдогонку Лайтгрину. Единорог резко затормозил, проскользив в грязи.

— Нет! Не вздумай трогать её! — крикнул он, возвращаясь и подхватывая меня телекинезом, — Без неё ничего не получится!

— Че она может? — процедил Чалк, с отвращением глядя на меня.

— Она многое может, — единорог поднял меня телекинезом с земли и левитировал за собой, углубляясь в лес. — Я и так поступил слишком импульсивно, выстрелив в неё. Сам чуть всё не уничтожил.

Лес Эверфри. Вот уж не думала, что окажусь в нём подобным образом, болтаясь на магической привязи за единорогом, который полчаса назад убил меня. Ноги свободно висели в воздухе, а в ухо попала грязь из лужи. Я в последний раз оглянулась на реку, посреди которой из воды торчало длинное тело того существа, оно всё ещё смотрело на нас с удивлённым и сожалеющим выражением лица. И чего эти бестолочи испугались? Интересно, как его зовут…

В лесу оказалось несколько темнее, чем я думала. Отчасти из-за тумана после дождя, отчасти из-за нависающих крон деревьев, густо переплетённых лианами и вьющимися травами. Да, я была в этом лесу во сне, видела то существо и ещё множество других. И, как и во сне, этот лес завораживал. Деревья были древними и могучими, со стволами, покрытыми мхом и грибами. Трава усеяна цветами и, то тут, то там, перемежается какими-то совсем необычными растениями, про которые в книге моего предшественника было всего несколько строчек. Да мне с первого взгляда ясно, что в этой книге нет и трети всего разнообразия здешних форм жизни.

Внезапно единорог остановился и бесцеремонно уронил меня на дорогу, прервав мои размышления о том, как можно было бы оформить оглавление такой книжки.

— Глупцы... Почему они меня не послушали... — тихо проговорил Лайтгрин, глядя куда-то вперёд. Я проследила направление его взгляда и увидела посреди дороги три больших выщербленных камня. Но глаза быстро различили, что это не выщербленные камни, а статуи пони, застывших посреди дороги в позах, полных ужаса. Странно, но даже арбалеты на их ногах превратились в камень.

— Парни? Это чё это... Как это? — Чалк опять начал вертеться вокруг, направляя свое оружие то в одну, то в другую сторону, а я еле сдержала злорадный смешок. Конечно, это очень нечестивые мысли, но мне было почти приятно видеть этого урода в таком смятении.

— Работа какой-то из местных тварей, — сказал единорог, прикасаясь копытом к носу одной из статуй, — не послушали меня, и вот результат.

— И с нами будет то же самое... — проскулил пегас, испуганно озираясь, — Нет, вы, как хотите, а я на такое не подписывался, у меня же семья, мне всего-то чуток денег нужно было.... Полечу над рекой, выберусь из леса...

— Только попробуй смыться, — прошипел Чалк, — я не промахнусь.

— Хватит! — прервал их единорог. — Эти твари нам не страшны, пока с нами зебра.

Чего? Снова я? Хотя, зачем-то же этот единорог меня вернул, стоило бы догадаться, что не по доброте душевной.

— Опять эта зебра! — выкрикнул Чалк. — Чё может она, чего не сможет мой арбалет?

— Успокойся, лес шума не любит. Согласно записям Холдера, это какой-то редкий полумагический вид зебр. Одним своим присутствием они заставляют диких зверей Эверфри успокаиваться и не проявлять агрессии. Он потратил много лет, чтобы найти её для каких-то своих экспериментов.

Облезлый пони что-то пробурчал под нос и бросил на меня испепеляющий взгляд. Да, сейчас от меня каким-то образом зависит безопасность его шкуры. Если со мной что-то случится, то ему будет плохо, ой как плохо. Это вселяет крупинку веры в то, что он просто не пристрелит меня со злости, или не сделает ещё чего похуже, в таком состоянии я вряд ли смогу дать отпор. Кстати, было бы не плохо оценить своё состояние…

То, как я себя чувствовала, вгоняло в ступор. В груди зияла окровавленная дыра от выстрела, на которую даже краем взгляда смотреть было страшно, но она почти не болела. Я потеряла столько крови, что должна была бы просто упасть без сознания, но, немного помесив грязь копытами, я легко поднялась на ноги. Ощущения были такими, будто я одновременно отлежала всё тело, и под кожей сейчас бегают миллионы микроскопических насекомых. Единорог заметил, что я встала, и подошёл ко мне, с его приближением окружавшее меня розоватое свечение немного усилилось.

— Как себя чувствуешь? — деловито спросил он.

— А как я могу себя чувствовать с такой дырой в лёгком, которую ты же и сделал? — я, не удостоив единорога взглядом, попыталась хоть немного избавиться от грязи на голове.

— Если бы Холдер не был таким упёртым, всё обошлось бы мирно. Я не держу никакого зла лично на тебя, но я готов пожертвовать чем и кем угодно ради своей цели. Надеюсь, ты достаточно благоразумна чтобы понять, что просто оказалась не в том месте не в то время.

— Я оказалась именно там, куда привела меня Судьба. Что ты сделал с Фидерхаубе и Холдером?

— С Холдером я ничего не смог бы сделать при всем желании, он мастер защитной магии. А единорожка... Её твоя участь не постигла, Холдер всё-таки сдался. Мне стоило бы раньше догадаться, что этот старик привяжется к ней. И вообще, с чего ты так о них беспокоишься? Подставила себя ради этой служанки.

— Потому что я знаю, что моему имени еще рано быть написанным в книгу Луны.

— Откуда ты можешь это знать? Думаешь, ещё слишком молода чтобы умирать? Готов поспорить, Чалк часто видел подобные мысли в глазах своих жертв.

— Думаю, мне нужно кое-что закончить.

— Вот как? В любом случае хочу тебя предостеречь. Как видишь, я не исцелял тебя, на самом деле я вообще не знаю, как это делается, так что не надейся на мою жалость. Я просто наложил на тебя несколько заклинаний собственного изобретения. Нечто вроде стазисного отпечатка, стазис вообще распространенное медицинское заклинание, но я его улучшил.

— Ста... чего?

— Благодари провидение, или Судьбу если угодно, за то, что я успел прочесть в книге Холдера заметку о тебе. Ты сейчас жива только благодаря моей магии, твоё состояние как-бы заморожено на том моменте, когда жизнь вот-вот начнет покидать тебя. В каком-то смысле, твоё тело сейчас всего-лишь полумёртвая кукла из плоти и костей, которая содержит в себе отделённый отпечаток твоей сущности. Я могу сейчас отрезать тебе ухо, и ты ничего не почувствуешь, пока отпечаток снова не соединится с телом. Но если это случится вдали от единорога-медика... Тогда я тебе не завидую. В общем, имей ввиду: если со мной что-то произойдёт, или я просто захочу — ты умрёшь.

— Если умру, вы превратитесь в милые статуи, — я кивнула в сторону трёх окаменевших бедолаг посреди дороги. — На таких хорошо мох растёт. Или отправитесь кому-нибудь на ужин.

— Как видишь, сотрудничество в наших обоюдных интересах, — фыркнул единорог. — Пошли, у нас впереди неблизкий путь, — Лайтгрин сделал несколько шагов, затем остановился и произнёс, не глядя на меня. — Если... всё пройдет гладко... Даю слово, что доставлю тебя к врачу и уж тем более не позволю Чалку к тебе притронуться. А у него есть на тебя планы, будь уверена. Всё, хватит разговоров, пошли. И двигай ногами сама, я не собираюсь больше тратить силы и тащить тебя.

48.

Мы уже довольно долго брели по лесной дороге, с обеих сторон ограниченной сплошными стенами из деревьев, лиан и высоких трав похожих на папоротник. Если то, что было указано в книге Холдера правда, и местные опасные звери действительно не обращают внимания на Кухани, тогда я понимаю, как мой предшественник смог написать ту книгу о местных растениях. Холдер не знал, что этот таинственный тип такой же как я, иначе у него не возникло бы вопросов.

Несмотря на смертельную рану и полную неизвестность впереди, я шагала и глазела вокруг как маленький жеребёнок. Иногда мне чудилось, что из тени деревьев за нами наблюдают всякие ужасные монстры со светящимися глазами, да и сами деревья, зачастую, можно было принять за зубастых чудищ. Пегас, шедший пешком впереди всех, то и дело вскрикивал и шарахался в стороны от малейшего шелеста ветвей, вызывая презрительные взгляды и вздохи Чалка. Я чуть отстала и сильно укусила себя за ногу, светящуюся бледным розовым светом. Ничего. Единорог не обманул, моё тело действительно ничего не чувствовало.

Пони со шрамом замедлил шаг и поравнялся со мной, бесцеремонно разглядывая от носа до кончика хвоста и улыбаясь уголком рта.

— А ведь я тебя вспомнил, — проговорил он, — ты из Макабилы. Как раз мой последний выход с группой Роупа.

Я шла с прежней скоростью, глядя прямо вперёд. Его голос наводил какой-то подсознательный ужас, по спине побежали бы мурашки, если бы я чувствовала её как обычно.

— Как раз там на мой корабль и напали, — продолжил пони, сокращая расстояние. — Полосатые твари откуда-то добыли стальные кирасы, которые не берёт арбалет. Еле смылся, всех парней потерял. Сидел потом в дирижабле и весь полёт думал, как же отомстить. А тут такой подарок... — он причмокнул губами. — Знаешь, что? Сначала я сделаю так, чтобы ты не кричала. Потом...

— Зебра! — громким шёпотом позвал меня Лайтгрин, — быстро сюда!

Я мельком взглянула на ухмылявшегося Чалка и подбежала к единорогу. Тот стоял рядом с пегасом, и они оба напряжённо вглядывались куда-то вперёд, где дорога делала поворот и скрывалась за большим кустом.

— Сэр, я вам точно говорю, я слышал рычание! — заныл пегас, и его крылья мелко затряслись.

— Не бойся, пока с нами зебра, местные обитатели нас не тронут, — единорог посмотрел на меня и мотнул головой в сторону поворота, — Ты, иди вперёд и проверь что там.

— А если Холдер был не прав насчет меня?

— Тогда у нас будет время чтобы отступить, пока оно будет занято тобой. Кстати, при плохом исходе ты ничего не почувствуешь, я позабочусь, — произнес единорог таким тоном, будто и в самом деле хотел меня этим подбодрить.

Одарив Лайтгрина презрительным взглядом, я пошла дальше по дороге. Дойдя до куста, я и правда услышала какое-то подобие рычания, а вскоре из-за веток увидела и источник этих звуков. Если бы не старое сонное видение и не изученная ранее книга с Солнцем на обложке, при виде этого существа я бы бросилась бежать без оглядки, наплевав на всё вокруг. Здоровенная мантикора сидела прямо посреди дороги и увлеченно грызла уже и без того обглоданный ствол молодого дерева. Васимба, по праву считавшийся самым большим и сильным львом в саванне, был просто малышом по сравнению с этой красношерстной крылатой горой мышц.

Я не успела решить, стоит ли выходить из-за куста, потому что мантикора заметила меня первой. Отбросив древесный ствол в кусты, словно это была тростинка, полулев-полускорпион замахал хвостом из стороны в сторону и уставился на меня. Ничего не оставалось, кроме как выйти с глупой улыбкой на лице, и надеяться, что я выгляжу достаточно дружелюбно.

— Ты такая же как он, — вдруг сказала мантикора низким басом. Я чуть не бросилась бежать от неожиданности, а потом в сердце кольнул приступ какой-то светлой грусти. Мантикора говорила на полудиком, я не слышала его с тех самых пор, когда была в голове у Большого Мамбы.

— Простите, как кто? — спросила я, продолжая глупо улыбаться.

— Как он. Только разговариваешь по-другому.

— Понятно... — выдохнула я, переминаясь с ноги на ногу. — Надеюсь, он не доставлял вам хлопот? Если что, я постараюсь не повторять его ошибок.

Мантикора села и посмотрела на меня как на идиотку.

— Он не доставлял хлопот, он помогал. Ты тоже будешь помогать?

— Постараюсь. А вам требуется какая-то помощь?

О, Солнце, я предлагаю помощь чудовищу втрое выше меня, хотя, эта косматая зверина всё равно выглядела поменьше Большого Мамбы. Я постаралась не думать о том, кто из них кого заборет.

— У меня котёнок заболел, кашляет. Посмотришь его?

— Конечно посмотрю, уверена, там ничего серьёзного. Но позже. У меня в этом лесу дело, от которого зависит моя собственная жизнь, прошу прощения.

— Я понимаю, мы подождём, — пробасила мантикора и грустно посмотрела куда-то в лес. — Он ушёл уже давно, без него плохо, никто не помогает. Те, с которыми ты пришла, может мне съесть их?

— Нет, не стоит. Была бы признательна, если бы вы спрятались где-нибудь, пока мы пройдём.

— Я найду тебя потом. Котёнок кашляет.

— Да, конечно, я помогу... Потом. До свидания.

Мантикора ещё раз взглянула на меня и двумя большими прыжками скрылась в зарослях.

Я дождалась, пока перестанет качаться последняя ветка, потревоженная чудовищем, и шумно выдохнула. Вот это уже становится интересным, значит тот тип когда-то был здесь, буквально в этой части леса, где я находилась. Такое чуство что он просто приходил заранее во все места, куда я должна была в итоге попасть и... Что-то там делал. Если учесть, что он, как и я, обладал даром предвидения, ещё и развивал его с возрастом… Все эти тайны уже начинали порядком надоедать. Я закатила глаза и подумала, что лучше бы он устроил так, чтобы на Чалка в детстве свалился кирпич. Вот это была бы помощь.

— С кем ты разговаривала? — спросил Лайтгрин, когда я вернулась.

— Да так, с одним местным обитателем. Опасности нет, можно идти.

— Что-то ты больно весёлая, — проговорил Чалк, — ты что-то замышляешь... Я чувствую, я всегда такое чувствую.

— Лизни вон ту зелёную плесень, ещё и не такое почувствуешь, — ответила я, заставив пегаса улыбнуться. Этот малый, хоть и проделал в моем плаще аккуратную дырочку своим выстрелом, был симпатичен мне больше всего. Он находился здесь явно не из-за каких-то глобальных мотивов, или чрезмерной алчности, и ему одному из присутствующих от меня ничего не нужно.

Земной пони, пегас, единорог и зебра. Отличная компания.

Лайтгрин осторожно выглянул туда, где я разговаривала с мантикорой, и двинулся дальше, увлекая спутников за собой. Я решила провести маленький эксперимент и осталась на месте, но через полминуты розовый свет вокруг тела начал постепенно гаснуть, а мне стало холодно. После того, как я почувствовала что-то вроде сильного головокружения, эксперимент был завершен, и я, прихрамывая, поспешила догнать остальную троицу. Я не могу отойти далеко от этого Миста, я снова поймана в неволю, только, на этот раз, верёвку заменяет какая-то магическая связь. А ведь я так и не прочла ни одной книги об единорожьей магии, хоть у Холдера их и была полная библиотека. Глупая, ленивая Зекора.

— Решила счастья попытать, да? — осведомился Лайтгрин, когда я его догнала.

— Просто хотела проверить.

— Из тебя бы вышел хороший ученый, не будь ты дика....

Единорог осёкся на полуслове, уставившись вперёд. Я посмотрела туда же, и увидела два каменных столба, за которыми начинался сплошной белый туман. Оказалось, что эти столбы располагались прямо на краю отвесного обрыва, и представляли собой опоры для канатного моста, который был срезан много столетий назад. Но верёвка, хоть и выглядела древней, не истлела и нисколько не потеряла своей прочности. Единорог с благоговением коснулся копытом одного из столбов и замер. Я во все глаза вглядывалась в плотный белый туман, но не смогла различить другой стороны пропасти, и мысленно просила Солнце о том, чтобы мост оказался полностью разрушенным.

— Так близко... — прошептал Лайтгрин и ткнул копытом в грудь пегаса, стоявшего с круглыми от страха глазами, — Ты! Делай то, зачем ты здесь. Лети и почини мост.

— Босс, н-нам п-правда надо это д-делать? — ответил пегас, не прекращая мелко трястись. — Какое-то это с-совсем гиблое место, н-не хочу я здесь летать...

— Лети и чини этот проклятый мост, трусливый болван! Иначе я свяжу тебя и оставлю здесь!

Пегас вздрогнул от его крика, в ужасе скривился, но остался на месте.

Вот этот момент.

— Думаешь, я вот так позволю тебе украсть Элементы Гармонии? — промолвила я, тут же поймав на себе бешеный взгляд единорога, — Ты хоть соображаешь, что если сделаешь это — здесь настанет вечная ночь, и все погибнут от голода и холода?

— Не суди о Найтмер Мун по детским сказкам, зебра! — топнул ногой Лайтгрин, забрызгав себя грязью, — Она всегда хотела лишь показать своим подданным красоту звёзд и луны, а не убивать их!

— Но тебе-то какая выгода? Любишь на звезды глядеть? Так дождись ночи.

— Нет, я люблю и солнце тоже! Но я не хочу, чтобы Селестия превратила нашу страну обратно в то, чем она являлась раньше. Я не хочу, чтобы она отбросила нас на тысячу лет назад. Ты когда-нибудь была в Понивиле или Клаудсдейле? Тамошние пони живут счастливо и беззаботно, и им совершенно наплевать на то, что происходит за границей. Они думают только о сборе урожая и об очередных праздниках. А представь, что такой станет вся страна? Полная страна счастливых пони, живущих своей розовой счастливой жизнью. Для кого-то это безусловно покажется раем, но это будет всего-лишь иллюзией! Прошла тысяча лет, а в этом мире живут не только пони!

— С чего ты решил, что ваша страна кому-то нужна? — спросила я совершенно будничным тоном, разглядывая золотые кольца на копыте. В голове в это время вовсю крутилась маленькая мельница, перемалывая разные мысли одну за другой. Нужно придумать, как его остановить.

— Знаешь, кто изобрел вот это? — единорог ткнул копытом в арбалет на ноге пегаса, — Его изобрел верблюд! Верблюды мастера делать всякие хитрые механизмы, никто кроме них не умеет делать настолько точные часы и приборы! И, представь себе, сидел как-то раз какой-то губастый мешок со слюной у себя дома, плевал в окно, и подумал: «А почему бы не смастерить механизм чтобы убивать пони? » Только по воле случая нам удалось найти этого горе-изобретателя раньше, чем чертежи начали распространяться. И я не уверен, что где-нибудь прямо сейчас не создаётся ещё более страшное оружие.

— Мир большая штука, всякое может быть, — ответила я, вспоминая пещерных зебр. Жирафы не проболтались, но я уверена, что кроме прочнейших кирас у них наготове есть что-то ещё.

— Вот именно! Если Эквестрия станет страной пирожных и вечеринок, как мы защитим её в случае чего? Скажешь, нас защитит Селестия? Да она уже пятьсот лет не была нигде, кроме Кантерлота, Клаудсдейла и Понивиля! Она понятия не имеет, что мир вокруг развивается, и мы должны развиваться вместе с ним, а не консервироваться в собственном соку. Сама она, безусловно, очень могущественна, но ей никак не удастся предотвратить враждебные действия целого государства в случае чего, а боевые заклинания знают считанные единицы единорогов! Селестия даже не смогла помочь всем тем пони, оставшимся в Камелу и Зебрике. Большинство из них там умерло с именем принцессы на устах, а она сидела в своём дворце и устраивала очередной бал! — Лайтгрин сжал губы и посмотрел на землю. — Если я принесу Элементы Гармонии Найтмер Мун... Уверен, она оценит мои старания, и прислушается к нашим доводам.

— То есть, ты всего-лишь печёшься о благополучии своей страны? — я поставила копыто на камень, заставив кольца на ноге негромко звякнуть. — Ну что ж, тогда я тоже позабочусь о судьбе родины. Я простая юная зебра из простого племени в саванне, и не привыкла разговаривать о политике. Но даже я, совсем недолго пробыв в Эквестрии, уже понимаю, что вам нельзя давать волю. Ведь у вас есть магия и возможность летать. Ещё пара десятков, максимум сотня лет, и вы не увидите ничего плохого в том, чтобы перейти от обороны к нападению. И я догадываюсь, какая страна станет первой, ведь «злые зебры варят суп из пони».

Лайтгрин открыл рот чтобы что-то возразить, но его мозг явно не успел сформулировать мысль. Единорог комично потряс ногой, стряхивая с неё грязь.

— Да чего я с тобой спорю… Ты сейчас не в том положении, чтобы как-то мне помешать. — Лайтгрин повернулся к пегасу, и его рог засветился, окрасив бледное от страха лицо бедолаги в зловещие красные тона. Пегас задрожал ещё сильнее, но сбросил с себя сумки, отстегнул от ноги арбалет, и с видом обречённого направился к краю обрыва.

— Рейнклауд! — крикнула я. — Зачем тебе деньги?

— Я... Я хотел дом построить... — промямлил пегас, заглядывая в пропасть. — Жена тройню родила, а у меня ни кола ни двора...

— Замолчи... — проговорил единорог. Я не обратила внимания.

— Аж тройня? Ну ты герой. А теперь подумай, хочешь ли ты для своих жеребят будущего, где по улицам будут разгуливать такие пони как Чалк? Хочешь?

— Заткнись, — процедил Лайтгрин, впиваясь в меня взглядом.

Пегас ничего не ответил, но я заметила кое-что, от чего у меня отлегло от сердца. Его крылья перестали трястись. Он просто стоял на краю обрыва и смотрел вниз.

— Рейнклауд! Хватит стоять столбом, почини мост! Я заплачу двойную цену! — завопил единорог.

— Извините, босс... Но... Нет.

— Что-о-о?

— Нет, я не буду помогать вам. Пусть мои жеребята будут ютиться в маленькой комнатушке, прыгая друг у друга по головам, но они встанут на крыло под солнцем Селестии, а не под холодной луной.

Готова была поклясться, что слышу скрежет зубов Лайтгрина. В тот момент этот звук был для меня приятнее любой музыки.

— Прекрасно, — вдруг бодро сказал единорог, — просто превосходно. Можешь гордиться собой, ты хоть раз поступил как настоящий жеребец. И ты, зебра, очень хороший ход, устроить бунт прямо перед целью. Жаль только, что вы не на того напали. Тебя, — Лайтгрин смерил меня взглядом, — я не буду убивать. Дам тебе возможность лично увидеть гибель своего народа. А я это устрою, будь уверена. Пока мы болтали я заметил одну вещь: здешняя древняя магия давно развеялась, я сейчас свободно смогу переместиться прямо в тронный зал и забрать Элементы. Мне не нужна помощь ходячего полосатого трупа и трусливого предателя.

— Ты забыл кое-что, — тихо проговорила я. — Кроме ходячего трупа и предателя, здесь есть болтливый единорог и.. — я бросила взгляд за его спину, — ... хладнокровный убийца.

Чалк выстрелил Лайтгрину прямо в затылок.

49.

— Фу-ух, как будто мешок со спины сбросил, — с лёгкостью в голосе проговорил земной пони, похлопывая себя по облезлому плечу. Тело незадачливого единорога еще не шлёпнулось на землю, как я уже почувствовала нарастающую боль в груди: это пошёл обратный отсчёт до моей смерти. Рог Лайтгрина, лежащего в грязи, всё еще слабо светился, и магия только начала медленно таять.

— Ты убил его! ? — пегас одним прыжком оказался рядом с телом единорога, и в ужасе отшатнулся. — Зачем? Ты ведь... Он ведь тебе теперь точно не заплатит.

— А он нам и не нужен, братец, — проговорил Чалк, заряжая арбалет, — у нас теперь другие планы.

— Какие такие планы?

— Этот умник проболтался, что те штучки в руинах стоят целое состояние. То, что он обещал нам заплатить это сущая мелочь, по сравнению с возможной выгодой.

— Я ведь уже сказал, я не стану помогать тем, кто хочет сделать Эквестрию жестокой страной...

Чалк хрипло засмеялся, а я пошатнулась на месте, вдруг осознав, что требуется всё больше усилий чтобы стоять прямо. Нет, ещё не время... Плевать на Испытание, у меня есть дело поважнее.

— «Жестокой страной»? Да мне вообще до фени, кто выложит за эти магические штучки кругленькую сумму, хорошие или плохие. Мы ведь можем продать их не только дружкам нашего умника, но и тем, с кем они цапаются. Эти побрякушки нужны всем одинаково, и богачей среди них тоже одинаково много. Чуешь, к чему я клоню? Получим на двоих столько монет, что ты себе половину Клаудсдейла купишь. Ну что, ты в деле? Без тебя я не справлюсь, братец.

— Не слушай его, — прохрипела я и поймала себя на гадкой мысли, что невольно поменялась ролями с Лайтгрином.

— Извини, зебра, — проговорил Рейнклауд, — но моим жеребятам правда нужен новый дом.

С этими словами он смело расправил крылья и исчез в тумане на несколько секунд, а затем вернулся с куском каната в зубах. Чалк подхватил канат, обернул вокруг переднего копыта и начал тащить, притягивая подвесной мост к столбу.

— Он убьёт тебя! — крикнула я, набрав полную грудь воздуха, и сразу закашлялась. Из раны показались капельки крови.

— Всё нормально, брат! Тащи второй конец! Заберём побрякушки, толкнём богачам и заживём! — громко крикнул Чалк.

— Нет! — выдохнула я.

Пони раздражённо скривился и выстрелил в меня. Болт попал на копыто выше старой раны, и я почувствовала знакомый сильный толчок, заставивший меня попятиться и сесть. Чалк усмехнулся и продолжил всматриваться в туман, что-то крича пегасу. То ли он кричал совсем тихо, то ли мне уши заложило. Хотя, слух сейчас не самое нужное чувство. Я вдохнула чистого лесного воздуха, правда, пахнущего плесенью и сыростью. Из-за постоянного тумана Солнце сюда, наверняка, не заглядывает.

Что я могу сделать? Да ничего… Я могу броситься на него и начать драться, но в таком состоянии меня хватит на минуту, если, конечно, этот здоровяк сразу не сломает мне шею или не продырявит голову арбалетом ещё до того, как я до него доберусь. Какие ещё вари… Мой взгляд упал на сумку, оставленную пегасом совсем рядом со мной. Замочек на сумке раскрылся, и кроме пачки запасных арбалетных болтов оттуда выпал небольшой знакомый мне мешочек. Мельничка в голове закрутилась с удвоенной скоростью: когда эта банда ворвалась в особняк, двое пегасов скрылись в коридорах, потом один вернулся. Вернулся как раз Рейнклауд, а куда он летал? Он летал в ту сторону, где располагалась комната Испытания. Пегас заглянул в неё, увидел мешочек и прихватил с собой.

— Глупый вороватый пегас — проговорила я, поднимаясь на ноги, — ты только что всех спас.

Вокруг меня вихрем закружилась зелёная пыль. Чалк удивлённо раскрыл рот, но быстро взял себя в копыта, бросил канат и начал заряжать арбалет, не спуская с меня взгляда, в его расширившихся от страха глазах появились зелёные отблески.

Она злая колдунья, воплощение зла.

Вокруг меня затрепетали зелёные всполохи, из земли показались извивающиеся лианы.

Она введёт тебя в транс, не смотри ей в глаза.

Глаза загорелись призрачным светом, плащ взвился в воздух вокруг меня, словно кожистые крылья огромной летучей мыши.

Но что произойдёт, коль она подойдёт?

Из лесной чащи позади выступили твари настолько ужасные, насколько позволило моё воображение.

Заживо съест, и даже не икнёт.

Я сделала шаг вперёд, потом другой, сверкнула призрачными глазами и оскалила зубы, походившие теперь на пасть пантеры.

Берегись!

Я перешла на бег. Чалка объял такой ужас, что вместо крика он смог выдавить из себя только какие-то булькающие звуки. Я проделала половину пути, когда пони поднял арбалет, но ни о каком прицельном выстреле в его состоянии не шло и речи. Последовал звонкий щелчок, выпущенный им болт скользнул по золотому кольцу на моей шее и с противным жужжанием унёсся куда-то в кусты.

Выстрелив и промахнувшись, Чалк в страхе замахал перед собой копытами, попятился и побежал в сторону обрыва. На самом краю он попытался затормозить, видимо, в последний момент животный страх в его голове уступил место инстинкту самосохранения, но только на одно мгновение. Нелепо дёрнув в воздухе задней ногой, пони прыгнул с обрыва прямо в пропасть.

Надеюсь, там живёт какая-нибудь ужасная тварь, которая от него и косточек не оставит.

50.

На миг наступила звенящая тишина, а затем нахлынула целая волна лесных звуков, которые я раньше, в присутствии всех этих пони, и не замечала.

Постояв на краю несколько минут, я с тупым безразличием выдернула из груди арбалетный болт и бросила в пропасть вслед за Чалком, затем развернулась и бездумно пошла прочь. Вокруг оседали последние крупинки зелёной пыли, копыта погружались в тёплую грязь, и я искренне наслаждалась этим чувством. Я наслаждалась каждым дуновением ветерка, шелестом листвы и криком птицы где-то в чаще. Грязь кончилась и мои копыта ступили на мягкую траву, в которой росли какие-то красивые цветы. Остановившись на миг, я сорвала несколько бутонов и сунула в рот. Обидно, что кроме отдающего металлом вкуса крови ничего больше не ощущается.

Вскоре я дошла до какого-то дерева. Толстое, не слишком высокое и не слишком раскидистое. Самое обычное лесное дерево, разве что кора странного ярко-коричневого оттенка, как будто вылеплена из глины. Я провела по ней копытом, оставляя след из грязи вперемешку с кровью. Это место будет моей могилой.

Я повертелась на месте словно шакал, устраивающийся на ночлег, и легла на мягкую траву. Небо покрывали свинцовые тучи и где-то глубоко в голове витала мысль, что было бы неплохо напоследок еще раз взглянуть на Солнце. Слева, недалеко от меня, раздался треск ветвей и из леса вышла мантикора. Она понюхала воздух, шевеля усами.

— Котёнку чуть лучше. — сказала она, — теперь мы можем подождать столько, сколько нужно.

— Извините, но я не смогу его посмотреть. Через пару мгновений за мной придет смерть.

— Теперь ты говоришь прямо как он.

Мантикора хотела еще что-то сказать, но вдруг хлопнула крыльями и поспешно исчезла в чаще.

— ... всё вокруг! Каждый куст осмотрите!

— Так точно, сэр!

— А вы проверьте дно ущелья и дорогу!

— Сэр, схватили пегаса, пытался улететь.

— Это один из них! Быстро сюда его!

— …я ничего не делал, отпустите меня, у меня семья!

— Где Зекора?

— Я не знаю...

— Зебра!

— А, она вон туда пошла. Отпустите меня, пожалуйста, я ничего не делал...

— Я нашел её, сэр!

— Зекора! Зекора!

Прямо передо мной откуда-то с неба свалился взмыленный Луп, нацепивший зачем-то блестящую золотом кирасу. И откуда он тут взялся? До Хуффингтона столько дней пути… На его лице мелькнула радость, мгновенно сменившаяся тревогой и отчаянием. Я улыбнулась ему, в следующее мгновение окружавшее меня слабое розовое свечение померкло окончательно, и я медленно повалилась на бок.

— Ну как же так, а... Как же так, — твердил Луп, судорожно шаря по мне взглядом.

Следом за Лупом недалеко от меня приземлились два здоровенных белых пегаса со светлыми гривами, похожие друг на друга как братья. Такие архаичные шлемы с гребнями и декоративные подобия доспехов я видела на картинках и разных плакатах в городе, и даже не думала, что кто-то так снаряжается в самом деле. Хотя, Бриз упоминал что кирасы на зебрах были похожи на броню стражников. Один из них подбежал к нам, с видимым страхом взглянув в мою сторону, что меня немного позабавило. Старикан был прав, в центральной части этой страны мало кто сталкивается с подобными вещами, даже стража.

— Лейтенант, на дне ущелья нашли ещё тело, земного пони. — ещё раз взглянув на меня отрапортовал пегас, и судорожно сглотнул, — С оружием.

— Это, наверное, Чалк, — сказал Луп с облегчением, затем повернулся ко мне и произнёс. — Это ведь не ты его? Ты ведь не стала бы…

Я снова улыбнулась. Выражение лица Лупа стало добрее, он махнул копытом в сторону своих сослуживцев.

— Летите в Понивиль, найдите врача и за шкирку тащите сюда, — приказал Луп.

Пегасы виновато переглянулись.

— Сэр… Это больше часа пешком, мы ведь не сможем лететь над Эверфри. Она не проживёт так долго, — сказал один из них. Его голос послышался как из глубокой пещеры.

— Да она бывала в таких переделках, в которых любой из вас загнулся бы в два счёта! Доктора мне сюда, живо!

— Так точно, сэр!

Пегасы козырнули Лупу и взлетели, обдав меня ветерком от своих крыльев.

— Ну как же так, — снова проговорил Луп, приподнимая край моего пропитавшегося кровью плаща.

— Хватит уже как старуха стенать, не поможет мне это как прежде дышать.

— Прости, Зекора, я снова не успел вовремя.

— Раны смертельны, спасения нет. Через пару мгновений померкнет мой свет. Если правда ты хочешь зебре помочь, повтори песнь Луны для меня, но точь-в-точь.

— Зекора, ты бредишь. Не трать силы, сейчас прилетят доктора...

— Повторяй же за мною, ты, глупый пегас! Пока свет моей жизни совсем не погас! «Под сияньем времён во владенья Луны, возвращается зебра с чужой стороны…»

Вместо того, чтобы повторить, пегас вдруг круглыми от удивления глазами уставился в небо. Я судорожно сглотнула, чувствуя, как задыхаюсь.

— Луп... Прошу тебя, не стой. Повторяй песнь Луны за мной... «Под сияньем… Луны… Возвращается зебра».

Пегас вдруг встрепенулся и опустился на передние колени в поклоне. Поле моего зрения начало сужаться, а по телу прошла крупная дрожь.

— «Возвращается зебра…».

Невесть откуда взявшийся лучик Солнца коснулся моего обескровленного лица, подарив напоследок чуточку тепла.

51.

Легкий ветерок играл в ветвях древнего раскидистого дерева необычной толщины, скрытого в полутёмной чаще магического леса. Фактически, эта масса древесины так разрослась, что давно перестала быть деревом, превратившись в этакую пещеру, поросшую ветвями и листьями. Точнее не в пещеру, а в чей-то дом.

Словно плоды на длинных тонких плодоножках, на ветвях дерева раскачивалось разноцветные вычурные склянки. Некоторые из них были наполнены чем-то и надёжно закупорены пробками, некоторые были пусты, и ветерок, играя с ними, извлекал из открытых горлышек еле слышные мелодичные звуки.

Внутренности хижины не отличались особым убранством. Её хозяева полностью посвятили себя своему делу, не растрачивая полезное пространство на предметы интерьера вроде картин или диванов. Хотя, даже простенькая табуретка смотрелась бы неуместно среди массы сушащихся трав, мешочков с порошками и бутылочек, расставленных во всех местах, куда мог бы добраться взгляд. Хотя там, куда взгляд добраться не мог, склянки с зельями тоже были.

Единственным декоративным элементом во всем интерьере были несколько причудливых традиционных масок. Они выглядели очень древними и, вполне возможно, проделали длинный путь, прежде чем оказаться здесь.

На небольшой кровати в самом углу хижины лежала молодая зебра, укрытая мягким одеялом. В окружающем антураже лучше бы смотрелся какой-нибудь сеновал, но обитатель этой хижины, видимо, решил всё-таки не отказывать себе в элементарных удобствах. Ветерок дунул чуть сильнее, две висящие снаружи склянки легко коснулись друг друга, и по окрестностям пронесся тонкий стеклянный звон.

Зебра протяжно вдохнула пряно пахнущий воздух и открыла бирюзовые глаза. Некоторое время она просто смотрела на испещрённый корнями потолок над кроватью. Затем её взгляд стал более осмысленным, и скользнул дальше по стене.

«Привет», — прошептала она, заметив одну из масок. «Добро пожаловать», — добавила она, переведя взгляд на вторую.

— О, ты уже проснулась? — раздался мелодичный голос. Зебра приподняла голову, выглядывая в большую комнату. Там, у еле тлеющего очага, лежала принцесса, подложив под себя подушку. Перед ней в магическом поле тёплого жёлтого света, парила раскрытая книга. Улыбнувшись зебре, принцесса магией закрыла книгу и аккуратно поставила обратно на полку.

— Принцесса Селестия? — прошептала зебра.

— Очень приятно познакомиться, Зекора, лейтенант много о тебе рассказывал, — ответила принцесса, подойдя ближе и присаживаясь рядом с кроватью.

— Выходит, вокруг не владенья Луны. Никак не покинуть мне вашей страны, — с некоторой досадой в голосе проговорила Зекора и откинулась обратно на подушку.

— А ты жалеешь, что не попала туда?

— Я пережила столько бед и тревог, что нет мне пути, лишь Луна мой итог, — Зекора задержала взгляд на постоянно двигающейся магической гриве принцессы, — В её лишь владеньях теперь я найду, тот мир, где покой и забвение жду.

— Никогда не поздно уйти в другой мир, моя маленькая зебра. Разве у тебя не осталось интересных дел на этом свете? Эверфри ведь ждал тебя.

— Слон меня раздави, я всё еще в Эверфри... — выдохнула зебра, а принцесса обворожительно улыбнулась, — Вещи с родины, маски, посуда… Мне казалось, я дальше отсюда.

— Думаю, ты сама можешь догадаться, кто здесь раньше жил. А ведь когда-то он задавал те же самые вопросы что и ты.

— Увидеть его уже не удастся? Мне есть что сказать, готова поклясться.

— К сожалению, он ушёл несколько лет назад, — грустно проговорила принцесса, — было очень трудно держать Эверфри под контролем, пока здесь никого не было. Но он оставил для меня одно важное поручение.

Принцесса встала, наклонилась к Зекоре и её рог засветился. Зебра недоумевающе посмотрела на Селестию, но вдруг почувствовала что-то и, по-жеребячьи перебирая задними ногами, спихнула с себя одеяло. На её крупе красовались новенькие Метки, не то в виде стилизованного Солнца, не то в виде раскрывшегося цветка с маленькими лепестками.

— Это действительно большая честь, Зекора, — сказала принцесса с теплом в голосе. — Пони сами получают свои кьютимарки, когда приходит срок, и это одно из самых важных событий в их жизни. Даже я когда-то получала свою. Твой предшественник оставил для меня кое-какие инструкции, и я очень постаралась. Ну как, тебе нравится?

— То есть... Всё закончилось? Все эти скитания. Я правда прошла Испытание?

Принцесса с улыбкой кивнула.

— А теперь я вынуждена попрощаться. — Селестия поднялась на ноги, заняв собой почти всю спальню, — Тебе нужен отдых, а меня ждут в Кантерлоте по государственным делам. Пони, которым ты сказала о будущем, развернули бурную деятельность. Нужно проследить, чтобы они не натворили чего-нибудь, о чём сами не знают. Здесь недалеко находится городок Понивиль, там ты найдешь всё необходимое. Тамошние жители будут тебя бояться и избегать, но не принимай это близко к сердцу, они на самом деле очень добрые. А ещё... — её лицо и голос сделались серьёзными, — Не ходи к тому мосту.

Принцесса посмотрела в потолок, постукивая копытом по подбородку, будто раздумывая, всё ли сказала.

— Кстати, твой предшественник готовил очень вкусный чай из здешних трав. Этот чай мне очень помогал, от него так проясняются мысли. Ты умеешь смешивать что-нибудь подобное?

Зекора отвлеклась от разглядывания своей Метки, подумала несколько мгновений и кивнула.

— Ох, как хорошо. Я буду отправлять к тебе посыльную за чаем, и щедро платить за него. Считай, что ты теперь находишься на государственной службе, хи-хи. А на жалование сможешь сходить куда-нибудь в Понивиле или купить себе что-нибудь, если захочешь.

Улыбнувшись, она коротко поклонилась зебре и пошла к выходу.

— Вы ведь сможете защитить свою страну? Ведь эти пони полагаются на вас одну.

Принцесса остановилась, несколько мгновений раздумывая что ответить, и стоит ли отвечать вообще.

— Я правлю этой страной очень долго, — ответила Селестия, не поворачиваясь, — и мне всегда удавалось справиться с любыми внутренними и внешними проблемами. Даже с моей сестр... — принцесса запнулась, — даже с Найтмер Мун. Но если появится что-то настолько нас ненавидящее, что захочет уничтожить... Будь то какое-то очень могущественное существо или целая страна. И если оно окажется слишком необъятным даже для меня или моих учеников и подданных. Уж поверь, тогда мне есть к кому обратиться. Отдыхай, пожалуйста.

— Простите мою дерзость, и не хочу навлечь я гнева, но... Ведь если в этом мире есть принцессы, над ними есть король и королева?

Селестия остановилась, закрыла глаза и улыбнулась.

— У тебя очень цепкий ум, моя маленькая зебра. Прощай, — сказала она.

— Прощайте.

Селестия вышла из хижины, неловко зацепившись длинным рогом за дверную арку. Когда дверь за ней закрылась, объятая жёлтым магическим светом, зебра откинулась на подушку и снова взглянула на одну из масок. Затем закрыла глаза и произнесла с улыбкой: «Добро пожаловать».

Эпилог.

Солнце медленно поднималось над небольшим поселением зебр, расположенным на самой границе пустыни и саванны. Поселение было основано совсем недавно: хижины ещё не успели врасти в землю и обзавестись пристройками, а на дорогах ещё пыталась расти трава.

Откинув тканевый полог одной из самых больших хижин на окраине, из неё вышел пожилой единорог. Казалось, он настолько стар, что прямо сейчас развалится в труху, но его походка и взгляд говорили о всё еще вполне живом уме и намерениях прожить ещё минимум десяток лет.

Единорог левитировал перед собой новорождённого жеребенка, который истошно пищал и изо всех сил болтал ногами в воздухе. Когда жеребёнок оказался в заранее приготовленной корзинке, наполненной мягким сеном, Солнце как раз коснулось её своими лучами, заставив новорождённого замереть и раскрыть рот. Его глаза были ярко-фиолетового цвета.

Единорог снова скрылся в хижине, а из густой тени за ней, звякнув золотыми кольцами на ноге, показалась фигура, закутанная в коричневый плащ.

Последняя воля Болдера

Последствия случайности

Письма Сноусторма

Пробуждение

Трактир

Библейские монстры

Сказки служивого Воя

Звёзды

Чревовещатель

Evenfall ("Сумерки")