Автор - Петербург

4

Если вы часто держите в руках отечественную фантастику, то наверняка заучили это скучное сравнение наизусть…

Так вот: дуло этого пистолета было настолько огромное, что там может жить белка. Две белки.

Нет, целая мафиозная группировка белок. С полным боекомплектом и Боевой Машиной Пехоты.

Умели раньше делать оружие, которое пугает одним своим видом.

Хотя, я думаю, с моего ракурса даже рогатка будет выглядеть угрожающе.

Вокруг никого. Темнеет. Подо мной плещется бензиновая Нева.

Мост Александра Невского.

Я удивляюсь тому, где она все это время прятала пистолет.

Поднимаю медленно руки, продолжая смотреть в блестящее в фонарях стальное дуло.

Что-то мне подсказывает, что я знаю этот пистолет на вкус.

— Ясно. Вечер обещает быть томным? – я делаю неловкий шаг и слышу, как опускается с железным лязгом курок

— Не. Подходи.

Твай острым носком туфли отчерчивает линию.

— Дальше не суйся.

Она говорит по-русски с диким акцентом и мне сложно пробираться через него.

Чем я ее обидел? Откуда у нее короткоствол? Черт знает что.

Я смотрю на часы. Два часа девятнадцать минут.

— Твай, у нас минута.

Мост Александра Невского не сведут до самого утра. Одна в пустом фантоме города…

Сомневаюсь, что Твайлайт сможет пережить это. Нет, хуже, я точно знаю – она не потянет и десяти минут без меня. Призраки, маньяки, атомные бомбы, инфляция, невкусный кофе на Невском.

— Я просто подойду поближе.

— Валяй. На свой страх и риск.

Я не вижу ее лица. Почему-то мне кажется это совершенно нормальным.

— Мост разведут через сорок секунд.

— Отлично. Там ты не достанешь меня.

Тридцать секунд.

Я отчаянно пытался вспомнить: отчего я попал в такую немилость. Но прошлое застилал белесый туман. Ответов не было.

Я ложился спать почти счастливым. Я помню это.

И я не помню, чтобы я просыпался.

Двадцать секунд.

Вы слушали что-нибудь об осознанных сновидениях? Мне, кажется, доводилось. Краем уха.

Я потянулся в задний карман джинсов за сигаретами и извлек оттуда дешевый, обитый кожзаменителем, портсигар. Тупо уставился на него, отведя глаз от пистолета.

Кажется, была у меня такая позерская мечта – купить портсигар. Да денег жалко было.

Открываю и его, и вижу ровные ряды серых гильзочек.

Ну да – все верно. Дешевый портсигар – дешевое курево. Папиросы.

Десять секунд. Что-то мне подсказывает, что мост сегодня не разведут.

Сминаю гильзу пальцами и держу папиросу в зубах. Роюсь в карманах, но нет – зажигалку мое бунтующее сознание не сотворило. Хотя, есть план.

Я смотрю на Твай с прищуром.

— Прямо честно выстрелишь?

Артефакт лица моей подруги кивает.

— Ну, валяй.

Только сейчас, делая шаг навстречу этой сумасбродной девчонке, я замечаю, что небо над нами ярко-зеленое, а мост, подобно локону ее волос, фиолетовый. Мои кеды хлюпают по желтенькой луже, а рубашка, отчего-то, черная и в полоску. Никогда такое бы не одел.

Твайлайт не соврала – как только левый кед пересек воображаемую черту, проходящую по линии разреза моста, она выжимает спусковой крючок.

Хлопок. Я, на всякий случай, зажмурился. Будто это спасло бы меня от пули.

Но я жив. Делаю еще шаг, открывая глаза. В глазах моей убийцы читается целая палитра чувств. Удивление, страх, животное отчаяние. И облегчение, готов поспорить.

Зажигаюсь от ровного пламени, которое с тихим шипением выходит из ствола массивного и очень страшного пистолета. Который на деле, конечно же, оказался всего лишь красивой сувенирной зажигалкой.

А как могло быть иначе, если этой мой сон? Я здесь хозяин. Правила мои, зажигалки мои. Все мое.

Никогда не курил папиросы, но в моем личном мире они обладают на редкость приятным вкусом. Хорошо тянутся, и, вполне уверен, не наносят совершенно никакого вреда здоровью.

Так вот оно, пятно! На фоне синих гор,

Пришпорив так, что не угнаться,

На черном скакуне во весь опор

Летит джигит за три пятнадцать.

Декламирую я, облокачиваясь на ограждение моста.

Нева пахнет стеклоочистителем.

— Знаешь, мне все это порядком надоело, — я говорю, наблюдая, как из Невы поднимаются уродливые щупальца мифического Кракена – Я не высыпаюсь и держусь на ногах только чудом. Все это: трамваи, мосты, Медный всадник, безликие суицидники, полунамеки – как все это осточертело. Единственное, чего я сейчас хочу – это просто отдохнуть. От всего этого.

Будь Твай за моей спиной настоящей, сложилось бы ошибочное мнение, что я демонстративно ее не замечаю. Но все вокруг меня – лишь пространство сновидений, и я веду диалог с собственным сознанием, вне зависимости от того, какую личину оно примет.

— Я шизофреник, а? – я смотрю на затянутое тучами небо, с него льется спокойный белый свет. Сизый дым, вздымаясь струйкой, жжет глаза.

Но ответа нет.

Я разворачиваюсь к тому, что всему пару минут назад казалось мне Твайлайт. Как я мог вообще так думать? Совсем другие, изуродованные до гротеска, черты лица, нос отсутствует как таковой, волосы – солома с фиолетовой прядью на челке.

Кукла. Пугало. Заготовка под мое воображение.

Я выбрасываю остатки папиросы в реку, подхожу к проекции вплотную, вглядываюсь в неживое лицо:

— Поди вон. Не желаю тебя видеть.

Фантом виновато опускает глаза и испаряется. Зажигалка бряцает об асфальт. Подбираю ее.

На пистолете есть все заводские маркировки. Рифленые щеки затвора, номер ствола. На рукоятке, с обеих сторон, отдающие здоровым воинственным блеском звезды. Тяжеленный, гад.

— Как же хочется побыть одному…

Исподлобья гляжу в сторону площади. Выкидываю руку с пистолетом. Промахнуться по такой огромной цели просто невозможно.

— Тебя это тоже касается. Уходи.

Город, кажется, слегка удивлен моим отношением. Но выбора у него нет, и, подобно макету Твайлайт, он становится сероватым пеплом, который комьями падает в глубокое синее море вокруг.

Тепло. Восходит солнце. Воде нет конца. И посередине Великой воды стоит, как ни в чем не бывало, мост. Кто его построил здесь? Зачем нужны были такие затраты?

Да какая разница.

Главное – красивый пейзаж, достойный лучшего мариниста. И все это для одного единственного зрителя.

В портсигаре еще есть достаточный запас курева, топливо в зажигалке нескончаемо, а мироздание спокойно ждет, когда все вокруг мне надоест, и я захочу проснуться. Это будет нескоро.

Итак, я вытаскиваю еще одну папиросу, щелкаю спусковым крючком. В отличие от сигарет, папиросы не тлеют, а натурально горят.

Хотя, как можно судить о натуральности, стоя на платформе посередине безбрежного водоема, глубина которого заставляет содрогнуться Марианскую впадину. Ну и пусть, главное – размеренная пастораль не позволит ни одному кошмару на свете потревожить меня.

*
Как может быть настолько жарко!

Пот льется со лба струями, волосы склеились в противный липкий кластер, я тяжело дышу. Мой взгляд уперся в хреново отштукатуренную стену, проглядывающуюся через ржавые прутья пожарной лестницы.

Неподалеку консульство Китая, и одному Будде известно, не потерял ли я только что доверие этой страны своей выходкой. Никто ведь точно не знает – вдруг мне придется получать визу в страну дешевой электроники и вредоносной пластмассы. А я уже в черном списке, как потенциальный капиталистический шпион.

Каждый метр дурацкой лестницы кажется непреодолимым, хотя я вроде бы не запускал свое физическое состояние. Дышу ртом, чтобы не стошнило от гнилого амбре цветущего канала, что неподалеку.

Да, сказать, что погода удивила – не сказать ничего. Такой пощечины от Гидрометцентра Питер не забудет еще пару лет. Утром небо было сделано из металла, и только самые дерзкие лучики светила умудрялись прорваться за кордон, к серой земле.

И на тебе – как порвало.

Сначала солнцу было неловко, как-никак, звезда воспитанная, поэтому о приближающемся апокалипсисе никто даже не задумался. Мы с Твайлайт не стали исключением.

— О, солнышко выглянуло, — беспечно сказал я, зажмурившись, но значения этой мелочи не придал.

Всего полчаса прошло, я, прикрывая голову глянцевым журналом, озабоченно заметил:

— Однако, разжарило.

А еще полтора часа спустя, сидя на крыше с открытым ртом, я пялился на наглого кишечника, жрущего мои семечки, держал одной рукой зонтик, и ныл:

 — Господи, прошу пардону, — прохрипел я в сторону неба – Я никогда ничего у тебя не просил. Ну, может, и просил, точно не помню. Но что-то мне подсказывает, что ты мой спич проигнорировал. Поэтому прошу в последний раз – убей меня. Прямо здесь и холодильником, полным льда и бутылок пива. Уверяю, это будет для меня самой прекрасной смертью.

Твайлайт два раза стукнула меня кулачком по макушке, выражая свое недовольство. Да, она часто бывает недовольна моими выходками.

Но я не жалуюсь. Вообще, в тот момент, когда все в городе поняли, что жара – это надолго, я решил подвезти итоги «дождливой эпопеи»

Еще и недели не прошло с момента нашего знакомства (или, может, повторной встречи), а мне уже довольно трудно представить свое существование без чокнутой на шарики перфекционистки, которая как-то всегда под рукой. Всегда есть с кем поговорить, разделить печеньку или просто помолчать.

Не знаю, как это назвать. Дружба, любовь, другие подобные материи – не подходят. Скорее мы имеем дело с психологической зависимостью. Необоснованной привязанностью.

Я не психолог и мне трудно рассуждать о таких вещах. Мое мнение никак не подкреплено фактами, даже из попсового Фрейда.

Несмотря на то, что сегодня ночью я выспался и заметно посвежел, основная проблема оставалась на повестке дня – память ко мне возвращаться не собиралась, и я уже всерьез подумывал о том, не удариться ли мне головой обо что-нибудь тяжелое. Может, хотя бы это вернет меня к полноценной жизни.

Деньги на карточке упорно исчезают в неизвестном направлении, а мы даже не думаем о будущем.

Проснуться, попить чаю или кофе, собраться и дунуть в центр – гулять по Невскому. Или не по Невскому. Конечно, все это происходит под лозунгом «Вернуть Максу память и убраться домой», но выглядит это, да и чувствуется, как бесцельно потраченное время.

Мне остается только довериться ей.

И ждать у моря погоды.

— Ты дал мне почитать ту книгу…

«Мастер и Маргарита», на минуточку. Стоило немалых усилий найти эту книгу на английском. Ночью.

— Manuscripts don't burn, а?

Она качнула головкой в знак согласия.

— Я прочитала больше половины. И ничего не поняла.

— Ну, «загадочная русская душа». Ее вообще, говорят, понять непосвященному сложно. Мол, вариться во всем этом надо.

Загадочная русская душа...

Сложна, как смена красок при рассветах.

Усилья институтов и разведок

Ее понять — не стоят ни гроша.

Где воедино запад и восток

И где их разделенье и слиянье?

Где северное сходится сиянье

И солнечный энергии исток?

— А в чем суть этой души?

Я пожимаю плечами. Сложно что-то сказать об этом.

— Не знаю. Наверное, тайна вся в том, что никакой тайны нет. Есть просто такое место в мире, где собрали всех странных людей. Всех подлецов, воров, алкоголиков. Но при этом разбавили всю эту погань какой-то необоснованной добротой, щедростью, безрассудностью и просто человеколюбием. Вся загадка лишь в том, как такие разные люди, хорошие и плохие, притерлись друг другу и образовали непробиваемый, непознаваемый, причудливой формы менталитет. Эта страна рождает мифических чудовищ. И прекрасных принцесс. Совершенно рандомно, никаких закономерностей – на эмоциях.

— Как можно писать книги о том, чего нет?

— Ну, видать, можно. Раз пишут и даже умудряются называться классикой.

На этой, несомненно, прекрасной ноте мы покинули крышу дома, стоящего у канала Грибоедова. Земля под ногами клокочет и исходит жиром, как курица в духовке. Нет спасенья.

*
Малая Садовая – это питерский Арбат. Надеюсь, никто не бросит в меня тапком за такое кощунственное заявление. К тому же, это комплимент.

В истории московского Арбата случилось непоправимое – его полюбили настолько сильно, что уничтожили. Нет больше той улицы, которую воспел Окуджава. На ее месте – пешеходная зона, забитая музеями всякой пошлости и дорогими кафешками. Даже стена приснопамятного Цоя – и та давно уже перекрашена и расписана несколько раз.

А Садовая все еще очень молодая пешеходная улица. Не так давно по ней ездили машины, а сейчас – прошу на борт. Земля убрана под красивую плитку, фонтанчики бьют в небо, необычные памятники и забавные уличные артисты.

Так уж повелось, что эта улица, несмотря на близость к Невскому, редко попадает в шорт-лист туристов. Выходит, это величайшее из благ.

Тут наша история и приняла совсем иной оборот. Я бы сказал, подводя итог, что мы имеем дело с неслабым контрастом.

А дело все в чем – на Малой Садовой много артистов.

Тут играют на гитарах, волынках, поют, воют, рисуют, фотографируют, сидят, изображая бурную деятельность. То есть, просят денег.

Ну, и напоролись на одного товарища.

Стоял в центре улицы такой яркий господин с шарманкой…

Он был одет в нечто, сшитое из лоскутного одеяла. Одна штанина брюк не просто отличалась от другой по цвету – она была меньше вдвое, если не больше раз. Яркая, в горошек, жилетка. Цилиндр без крыши с приколотой на ворсовую стенку розочкой. Пожалуй, слишком яркий люмпен.

Перед ним стояла шарманка. Большая такая конструкция, новодел, с хромированными колесами. На рукоятке висел, раскачиваясь, большой плюшевый единорог с глупой мордой. Его, соответственно, нефигово колбасило, когда шарманщик вытаскивал из своей волшебной коробки задорную песенку.

Когда мы проходили мимо него, странный музыкант остановил музыку, снял дырявый шапокляк и согнулся в поклоне, презентовав нам свою необычную прическу. Целое семейство косичек разных цветов.

— Добрые друзья, прошу, не оставьте без хлеба пожилую творческую личность.

Он попал в самую точку – я улыбнулся во все зубы, уже потянулся за кошельком, но Твайлайт опередила меня.

Нет, она вовсе не хотела дать денег шарманщику. Все куда прозаичнее.

— Ты!!!

Ее немыслимые глаза превратились в две узкие щелочки. Ну а дальше – а дальше психоз.

Твай, словно молния, вспыхнула, и оказалась прямо перед музыкантом. Схватив его за разноцветные заостренные лацканы, она со всей силы врезала ему острой коленкой по носу. Треск.

Не ожидал. Простоял в ступоре, пока бедный шарманщик, охав, оседал на землю, зажимая руками краснеющую сливу. Отличный удар.

Но когда меня отпустило, я действовал, пожалуй, слишком жестко. Твай кричала на свою жертву громко и пронзительно, зажмурившись, и, вроде как, более на физическое здоровье оной не покушалась. Но мне, признаюсь, в голову выделения ударили, и я, схватив ее сзади одной рукой за длинные волосы, собрал их в пучок и дернул к себе.

Твай, и так орущая, перешла на визг, я прижал ее к себе, обхватив руками плечи, и несколько раз встряхнул, пока она не заткнулась.

Ну, войдите в мое положение. Тихая, спокойная девочка, немного не в себе, если так мозгами пораскинуть, и на тебе – членовредительство. В центре города. Днем. Стыдно же.

Она вырывалась, брыкалась, обзывала меня какими-то странными терминами и кричала:

— Макс, ну это же он! Он!

Кто он, дура…

Дома поговорим.

Твайлайт сорвалась на шипение и больно впилась мне в руки коготками, намереваясь продолжить свое черное дело. Но я не сдавался.

— Отпусти меня, это выход!

— Нет, нихрена не выход!

А вокруг уже люди собираются. Как бы полиции не было. Надо уводить малахольную подальше, сомневаюсь, что пятнадцать суток пойдут на пользу делу.

Она все еще вырывается, но я пытаюсь шепотом ее вразумить. Допускаю ряд фатальных ошибок.

— Ты чокнулась?

— Ты же вроде не пила.

— Что на тебя нашло, дура!

Если бы я перестарался чуточку сильнее – уже лежал бы рядом с шарманщиком Карло, закрывал бы свой разбитый нос и гундосил бы проклятья.

Получилось немного лучше. Твайлайт перестала извиваться, как уж, обмякла и опустила голову.

— Отпусти меня.

— Пообещай, что больше.

— Отпусти. Меня. Живо.

Небольшая размолвка. Сегодня я ночую на коврике.

Я медленно разжал пальцы и поднял руки вверх в знак раскаяния. Но ссоры избежать уже не удастся.

Я бы подумал, что все будет хорошо, если бы Твай начала кричать на меня или, что лучше, вкатила бы и мне пару затрещин, для профилактики. Тогда уже через пару часов я бы вымолил прощение, и мы бы разобрались в ситуации вместе.

Но ничего этого же не произошло.

Твай просто подхватила сумку с вещами, преимущественно, книгами, прожгла меня взглядом, и, отвернувшись, зашагала в сторону памятника Екатерине. Ни слова больше. Я тоже не стал звать ее.

— Бывают хреновые дни, дружище, — сказал я шарманщику, присев рядом с ним. Протянул ему пачку сигарет, но тот отказался.

— Какая у тебя импульсивная девушка.

— Это не моя девушка, — в отличие от него, я закурил – это моя головная боль.

— Как давно ты здесь?

— В Питере? Ну, недели еще нет.

Шарманщик покачал головой:

— Ясно. А шляпа где?

— Какая шляпа?

— Которую я тебе подарил три года назад. Или четыре уже, не считал.

Неожиданно, я даже втянул больше дыма, чем нужно, появилось непреодолимое желание кашлять. Но я как-то это дело отложил и вопросительно уставился на сидящего рядом со мной странного господина:

— Вы меня знаете?

— Ну, доводилось встречаться. Если мы встретились вновь – значит, пришло время.

— Я вспомню свое прошлое?

— Куда ты денешься. Конечно, вспомнишь. Рано или поздно, так или иначе, как завещал один писатель. Я бы сам тебе все рассказал, но – не могу. Правила игры нарушать не следует. Все в твоих руках. А теперь иди. Куда хочешь. Не отвлекай, мне работать надо.

Как ни в чем не бывало, он встал, почесал покрасневший нос, и вновь завел шарманку. Минорная мелодия наполнила Малую Садовую. Подвыпившие студенты, сидящие на лавочке напротив и наблюдавшие за всей это сценой, три раза протяжно свистнули, чтобы я обратил на них внимание. И, когда мы встретились взглядами, приподняли бутылки с пивом, выражая тем самым желание выпить за мое здоровье.

Пейте. Дерьма не жалко.

Я отряхнул сзади джинсы, выбросил недокуренную сигарету в мусорку. И стал думать о том, что делать дальше.

Жара, шарманщик, Твай – все это казалось сказкой. Страшной сказкой для пионеров.

Нет, не сказкой. Скорее сном.

Я ущипнул себя за руку, но боль была настоящей. Я не проснулся.

Черт. А было бы так легко все исправить.

Твайлайт пойдет домой. Я не зря научил ее пользоваться ключами. И, если честно, мне за нее спокойно. Ничего не случиться.

Но я точно решил: сегодня я уже не пойду на квартиру. Пусть одна побудет. Пусть один побуду я. Подумаем порознь. Может, что из этого и выйдет.

Если захочу спать – пойду в хостел. Не захочу – буду гулять до утра. Напьюсь вдрызг, с кем-нибудь подерусь. Ведь именно так решают проблемы.

«Загадочная русская душа».

Век бы ей не пользоваться. Одни проблемы.

А мы спускаем жизнь на тормозах,

Мы засыпаем с улыбкой на губах,

Мы поменяли наши адреса

На Северный и Южный Полюса.

Раз Твай пошла в сторону Екатерины – я пойду в другую сторону. Чтобы исключить любые возможности встречи.

В городе, где живет более пяти миллионов человек, нужно просто идти в противоположном направлении. Питер – это город одиноких повзрослевших детей.

Курящих, болеющих раком и алкоголизмом мальчиков и девочек. Которые делают вид, что повзрослели. А потом ссорятся из-за пустяка и не разговаривают годами.

В этом нет вины Питера. И даже России в целом.

Просто человеческая натура. Нам нужно на что-то обижаться. На налоги, влажное белье в поезде, фашистов. Надо и все тут.

Но иногда фашистов мало – и мы обижаемся на близких.

Человек восполняет свою потребность в обиде. А значит – он счастлив.

Выходит, каждый из нас в такие моменты – самый счастливый и одновременно самый несчастный на планете ребенок.