Цыгане, психозы и удовольствия

Болезнь Твай

Об этом никто во всем Понивилле не ведает и даже не догадывается — ни соседи, что живут рядом с библиотекой, ни верные подруги, с которыми Твайлайт так замечательно проводит время. Лишь Спайк и принцесса Селестия знают эту зловещую тайну, но они вдвоем делают всё, чтоб секрет так и оставался секретом. Твай больна.
За все годы, проведенные рядом со своей подругой, дракончик научился определять симптомы надвигающегося очередного приступа. Безумие всегда приходит под утро, и в ночь перед обострением Спайк фиксирует спящую Твай на кровати специально приготовленными вязками. Это трудное дело для маленького дракончика — повернуть тяжелую единорожку на бок и так аккуратно связать задние и передние ноги, чтобы веревки не причиняли боли все долгое время приступа. После чего Спайк сразу же оповещает принцессу и начинает готовить всё, что понадобится для ухода за больной. К утру инкогнито прибывает грустная, озабоченная Селестия, они вдвоем с дракончиком занавешивают окна и запирают двери, повесив над главным входом в библиотеку записку: «Срочно уехала в Кантерлот. Скоро вернусь. Ваша Твайлайт Спаркл.» Начинается очередная их бессменная вахта у постели единорожки.
Безумие рождается на рассвете и тут же разрастается в разуме Твай черным, всё пожирающим паразитом. Единорожка открывает глаза, но уже никого и ничего не узнает. Она начинает кричать от страха, а затем вдруг чему-то смеяться; она то видит на стенах тени летучих мышей, то весело бормочет милые вещи; она может впасть в оцепенение и часами смотреть в одну точку, а затем вдруг начинает с задором рассказывать о совершенно фантастических проектах переустройства окружающего мира. Дракончик и принцесса не отходят ни на шаг от больной: то подкладывают судно, то приносят еще одно одеяло, то, ослабив вязки, кормят её с ложечки кашей-размазней. Порой в сердца Спайка и Селестии пытается пробраться отчаяние, но дракончик и принцесса всё это время слишком заняты, чтоб обращать внимание на это плохое чувство, и потому отчаяние так и не может завладеть их душами. На медицинскую помощь рассчитывать не приходится: в Эквестрии душевные болезни очень-очень редки, и психиатрией никто не занимается. Есть правило, требовавшее сообщать о случаях психических заболеваний в медицинские учреждения, но после этого самих больных просто изолировали в подвалах больниц, и родные и близкие больше никогда их не видели. Спайк и Селестия слишком любили Твайлайт, чтоб так с ней поступить, поэтому делали все, чтобы никто не узнал о её болезни, и сами обеспечивали ей такой уход, который вряд ли она получала бы в подвале Понивилльской клиники.
Через несколько дней приступ заканчивался, и единорожка погружалась в тяжелый, долгий сон. Тогда принцесса и дракончик развязывали спящую единорожку, мыли её в ванне, перестилали постель и прятали свои больничные принадлежности. Перед рассветом Селестия уходила, Спайк поднимал шторы на окнах и прибирался в комнате. Твайлайт просыпалась, но уже в своем рассудке. Она ничего не помнила о своем болезненном состоянии, и даже не могла подумать, что с ней что-то иногда бывает не в порядке. Единорожка начинала жить своей обычной жизнью: читала книги, ходила в гости, устраивала пикники, купалась в ручье, а дракончик исподтишка наблюдал за ней, чтоб не пропустить первых признаков возвращающегося безумия.

Твай опять лежала, привязанная к кровати. В её расширенных до космической черноты зрачках читался бездонный, всепоглощающий испуг, а её трясущиеся губы что-то бормотали о змеях. Селестия положила ей на лоб холодный компресс, а Спайк подоткнул подушку.
— О чем ты думаешь, Спайк? — спросила принцесса. Дракончик сегодня был особенно задумчив, и это не укрылось от внимания принцессы.
— Ваше Высочество, — ответил он, — раньше болезнь возвращалась раз в год, потом весной и осенью, а теперь это уже четвертый приступ с начала года. Раньше Твай болела по три дня, теперь она лежит неделями...
— Да, милый, болезнь прогрессирует, — принцесса грустно сказала то, что побоялся договорить дракончик.
— И что же будет с Твайлайт?
— Это печально, но приступы будут приходить всё чаще и продолжаться всё дольше, пока болезнь окончательно не разрушит рассудок Твай, и единорожка останется навсегда в своем безумии.
— И что же нам делать? — глаза Спайка наполнились слезами, несмотря на то, что драконы не плачут.
— Тут нужен подвиг. Причем — самый настоящий. Но этот подвиг не по силам многим смельчакам из Кантерлотской стражи или же бесстрашным летунам-пегасам из знаменитых пилотажных групп.
— Какой подвиг? — Перебил её нетерпеливо Спайк. — Ради Твай я совершу что угодно!
— Не спеши, подумай над тем, что я тебе сейчас скажу. — Ответила принцесса. — Это самое тяжелое дело, какое только может быть на этом свете: стать постоянной сиделкой у постели неизлечимо больной. Понимать, что она тебя больше не узнаёт, смотреть, как угасает разум в глазах той, кто раньше тебя любила. Принять эту ношу — значит отказаться от своей собственной жизни, от всех радостей мира, но знать, что взамен ты так ничего и не получишь. Состарится у постели больного. Ты точно понимаешь, какой на самом деле трудный — этот подвиг?
А дракончик вспоминал всё, что они с Твайлайт прожили вместе: радости, горести, веселье, неудачи. Вспоминал их долгие задушевные беседы и ссоры, которые заканчивались примирением, как только утреннее солнце слизывало капельки росы с листьев. Вспоминал о дружеском копыте, которое всегда оказывалось рядом в трудную минуту. Но в голове его роились и другие мысли: о том, как он повзрослеет и станет большим, сильным и красивым драконом, и им обязательно все будут восхищаться; о Кантерлотском университете, учиться в котором он так мечтал — он будет единственным не пони-студентом за всю его историю; о собственном доме, с уютным кабинетом, где он займётся исследованием истории миграций драконов...
Нет, Спайк не был чёрствым, и прекрасно понимал, как надо поступить правильно в этом случае, однако сейчас, первый раз в жизни, он не смог почему-то сделать выбор только по велению сердца, потому промолчал и занялся своими хлопотами, чтобы был повод уйти от ответа.
Принцесса по особенному — понимающе и ободряюще — улыбнулась дракончику.
Первый луч рассвета коснулся подушки больной.