Прощай, Сталлионград!
Часть III
— … Сталлионград находился в тяжелом положении, и мы были вынуждены обратиться за помощью к Эквестрии, – вещала наш учитель истории, прокручивая рычаг проектора. На нём лениво проворачивалась лента диафильма, – вот, вы видите момент заключения договора…
На картинке были изображены Сталлионградские пони – высокие, сильные, красного цвета, протягивающие маленькой, синей и змееподобной Селестии договор. Селестия ехидно улыбаясь, ногой загораживая еще более маленького, белого и не менее змееподобного принца Голден Мэйна. Прямодушные красные пони не замечали подвоха и доверчиво протягивали Селестии бумагу, скрепленную огромной красной печатью
Зрелище не вызывало особого интереса среди моих одноклассников, да и мне нудный повествовательный тон быстро наскучил. К тому же я слышал, что Селестия красивая. И вроде, даже не синяя. Некоторое время я лениво таращился на экран и честно пытался слушать комментарии учительницы, но внимание моё неумолимо ускользало куда-то в сторону. В сторону разговоров сзади.
— Никель, пошли вечером на похороны? У Штанцова кошка сдохла, пойдём всем двором закапывать.
— А что делать надо?
— Выроем могилку, бросим её, да скажем что-нибудь. Можем ей конфеток туда кинуть — я видел, как взрослые так делают.
— Надо в мешке хоронить, а то у ей блох немеряно, замараемся.
— Дурной что ли, ты видел когда-нибудь, чтобы кого-то хоронили в мешке?
Тут в разговор вмешалась Кольцова, наша вечная зануда с первой парты:
— Нельзя никого хоронить! Это – глупости и пережитки! – последнее слово она произнесла по слогам, явно гордая своей эрудицией.
— Взрослые так делают! – раздался полный возмущения голос одного из спорщиков, использующего самый веский аргумент.
— А ну цыц! – прикрикнула учительница. – Все смотрим сюда!
На картинке был изображен Голден Мэйн, полулежащий на вершине огромной башни из камня и пожирающий виноградную гроздь. Внизу же простые пони таскали огромные блоки мрамора и высекали из них статуи правителя, бросая наверх недовольные взгляды.
— Присланный Селестией королёк наслаждался своим тираническим правлением: не работал, устраивал регулярные пиры и приказывал строить памятники в свою честь. Вот, дети, как выглядят Эквестрийцы – даже во время бесед с народом он не утруждал себя ношением одежды!
Следующий кадр: Голден Мэйн, сверкающий белоснежной шкурой, на фоне красных пони, запахнувшихся в свои одежды. На маленький столик для еды было навалено деликатесной пищи (кажется, даже из Седельной Аравии), на которую красные пони смотрели с неодобрением. Они сбились в кучу, брезгливо оглядываясь по сторонам, недовольно морщась на огромные синие гобелены с изображением Селестии и солнечными символами, и ждали, пока же король их примет. А сам Голден Мэйн делал то, что у него получалось лучше всего: жрал.
Тем временем на задних партах наконец-то появились заинтересованные в предмете:
— Что, вообще все голые? Даже кобылки? – я почувствовал упорные тычки в спину. Экспертом по Эквестрии в классе был я, так как много о ней знал из рассказов постоянно бывающего там отца. Так что, гордый своим статусом, я важно кивнул.
— Срам-то какой.
— А мне мама говорила, что кобылки там шляпы носят.
— Не в шляпах вопрос, мой юный друг… — снисходительно заметил Хром, здоровенный второгодник, который считался у нас самым старшим и опытным. Во всех отношениях.
— Молчать, я сказала!
Класс мгновенно утих, и я снова прислушался к рассказу:
— Всё могли стерпеть трудолюбивые пони, но и их чаша терпения переполнилась, после того как Голден Мэйн попытался наложить свои грязные копыта на городские запасы провизии. Во время очередного пира на казённые деньги у негодяя закончилась еда, и он повелел принести ему запасы из главного хранилища. Ни один из пони не согласился исполнить его приказ, несмотря на угрозы, и Голден Мэйн со своей свитой отправился к городскому складу.
Снова щёлкнул проектор. На картинке король, нетвёрдо стоящий на ногах, указывает своей столь же нетрезвой свите на хранилище. Художник постарался на славу – выглядел Голден Мэйн отвратительно. Жирная, заплывшая от алкоголя морда, красные глаза навыкате – всё как полагается.
— Никто не решался остановить зарвавшегося тирана. Никто, кроме нашего будущего вождя – обычного пони, который нашел в себе силы поступить правильно.
На новой картинке был изображен будущий генералиссимус Сенцов. Обычный складской сторож, бывший фермер, отслуживший в армии и устроившийся охранять городские запасы. Только он нашел в себе силы выхватить оружие и указать его королевскому величеству на его место!
Учительница уже разошлась и с жаром рубила копытом воздух. На картинке же Сенцов замахивался шашкой на трусливо сжавшегося в углу монарха на фоне разбегающейся в страхе свиты аристократов.
— Сенцов едва не отрубил корольку… Ммм… Ну, в общем, едва его не покалечил, и тот в страхе бежал в Эквестрию. Трудолюбивые пони разрушили статуи монарха и провозгласили новое правительство – правительство рабочих пони, которое возглавил самый храбрый пони в Сталлионграде. Сразу после этих событий произошла серия пограничных конфликтов, в которых даже успел поучаствовать символ Сталлионградской военной мощи – танк! Авангард, встань, пожалуйста, расскажи классу.
Авангард, знаменитый тем, что его дед был одним из пяти легендарных танкистов, с готовностью встал с места и завел привычную речь о том, как его дед воевал. Выстрелить танк не успел, потому что был подпален магическим огнём на подступах к эквестрийской деревне, зато здорово напугал монархистов, так что те никогда не совались в Эквестрию, чтобы отомстить за своего жалкого монарха.
Впрочем, когда он рассказывал эту историю в первый раз, она звучала интереснее. Хорошо помню, как это было в пятом классе, когда нам на экскурсии показывали танк.
— Мой дед на таком воевал! – подал тогда голос Авангард. Когда все взоры обратились к нему, он уставился в пол и пробормотал, смущенно:
– Он меня в детстве им пугал.
Раздался смех, и учитель спросила тогда снисходительно:
— Что ж в нём страшного?
— Он говорил, что если буду себя плохо вести, меня тоже в этот гроб на колёсиках посадят, и…
Тут он запнулся и густо покраснел.
Учитель была явно недовольна такой характеристикой гордости Сталлионграда, но любопытство взяло верх:
-И что?
-…и мне там яйца огнём обварит, – закончил Авангард и съёжился.
Сейчас же он вырос, и его рассказ о танковой войне становился с каждым разом всё увлекательнее и живее, и временами казалось, что это он, а не дед сидел в этой уродливой коробке и распугивал эквестрийских фермеров.
— С тех пор монархисты больше не лезут к нам, но мы знаем, что они копят силы и рано или поздно вернутся, чтобы попытаться вновь усадить сюда своего тирана. Завтра мы пойдём на экскурсию в Сталлионградскую крепость, где вы увидите…
По классу пронёсся разочарованный вздох: в Крепость нас водили каждый год, и ничего нового там не происходило: мы излазили все бункеры, обследовали пушки, а нудные рассказы экскурсовода о забавных случаях в крепости выучили почти наизусть.
— Но главное, что вы должны запомнить: Сталлионград не должен повторить ту же ошибку. Эквестрийцам нужны только наши ресурсы. Придя здесь к власти, они усадят здесь своего королька и будут вытягивать из нас жизнь, ради своих увеселений…
Любой пони совершает ошибки. Даже королева. Даже бог?..
Я вижу ту, которую многие считают божеством во плоти, и знаю про неё самое страшное. То, что непростительно думать о божестве, если ты в него веришь. К счастью, я не верю в неё. Для меня она не Бог.
Я никогда не видел её лично – только на картинках и теперь в этом свитке. Но я прекрасно себе представляю, о чем она думает, лёжа в своих огромных холодных покоях. Об ошибках.
Чего стоит моя ошибка? Ошибка третьего, самого невпечатляющего из Сенцовых, управляющего огромным бетонным муравейником? Завалы на дорогах. Опоздание очередной пищевой очереди. Может быть, обрушение шахты. Хоть я и формальный глава Сталлионграда, я всего лишь управляющий, и в соуправленцах у меня огромный штат. Но даже эти ошибки (которые нельзя даже полностью назвать моими) не дают мне спать по ночам. Лежат тяжелым грузом на моем хребте и придавливают к земле, заставляя сомневаться и вызывая желание сбежать от ответственности.
Чего стоит ошибка короля? У которого в подчинении не один, пусть и большой, город-государство, а огромное королевство с тысячами подданных? Голода, бедности и ненависти подданных. А потом позорного изгнания и клейма на всю жизнь, если эту жизнь удастся сохранить. Едва ли короли могут спокойно спать, если их хоть чуть-чуть волнует их собственный народ.
Чего стоит ошибка Бога?..
Когда великая праобщность пони разделилась, нас было множество. Жестокая зима, болезни, неурожаи – много тощих лет сильно ударили по всем нам, и неписаный договор о сотрудничестве трёх рас пони был расторгнут. Так появились государства единорогов и пегасов, общины земнопони и королевство кристальных пони. Разобщённые и обозлённые друг на друга, пони искали выход. Одни находили его в ненависти к другим. «Они нахлебники!» – кричали земные пони, – «Мы прекрасно обойдёмся и без них!» – так был основан Сталлионград, живущий до сих пор – дитя старого спора между земными пони и остальными. «Мы и без вас обойдёмся!» — и обходились. Так же появлялись королевства единорогов и кланы пегасов.
Мы все разделились. Иногда встречались, по-соседски, помериться тем, насколько нам лучше друг без друга. Встретится, бывало, земнопони с единорогом, и говорит ему:
— Ах, как чудесно мы без вас обходимся! – и тот довольно смеется.
Но лучше нам было лишь первое время – жизнь постепенно брала своё. Великая Зима не утихала, земля не родила, и начались чудовищные вещи. Пони умирали от голода и холода, в землях Эквестрии заводились лихие молодчики, промышлявшие грабежом, целые деревни выкашивал мор, а в некоторых областях, пострадавших особенно жестоко, жителям пришлось опуститься до каннибализма. Тьма, холод и страх опустились на разобщённую Эквестрию.
Многие тогда понимали, что мы должны снова объединиться. Но у нас не было идеи, способной сплотить нас. Одни лихие головы хотели покорить Эквестрию огнём и мечом и объединить под своим началом, другие хотели создать единое государство на основе договоров (будто мало им было уже нарушенного договора между расами). Но была другая, куда более крепкая идея: идея Бога, который бы покровительствовал нам.
Я читал, что первыми с такой идеей выступили общины камнетесов, еще с тех времен известные своим трудолюбием. «Бог един для всех, – говорили они, – и нет для него ни земнопони, ни пегаса. Мы должны отринуть различия и все жить как раньше, перед лицем Его на земле Его.» Их сейчас почти не осталось, но они были самыми упорными из всех – остальные общины с их божествами и божками не пережили даже эпоху Дисгармонии.
Но не о них речь. Ведь вскоре появилась ты. Явилась на наш большой совет к нам, детям Дисгармонии, когда мы в очередной раз делили границы. Ты была еще молода и наивна, но сердце твоё пылало от жалости и сострадания к бедным пони, которые страдают от голода и холода под руководством своих эгоистичных вождей. Ты сказала тогда, что сама возьмёшь на себя всю ответственность – всю боль, все страдания. Будешь решать всё и за всех, так что даже мэру распоследней деревни не придётся решать ничего серьёзней, чем посадка деревьев весной. Ты говорила, что готова взять на себя всё, стать Богом, лишь бы пони могли жить в мире. Прислушиваться к молитве каждого и даже поднимать само Солнце, чтобы твои подданные были согреты его лучами и твоей заботой. Чтобы самый распоследний иждивенец, надравшийся сидра и лежащий в канаве, знал, что с рассветом его Божество поднимет самоё Солнце ради него.
Ты готова была разрешить пони делать всё, что им вздумается. Никакой армии, никакой полиции, никаких чиновников, решающих сколько-нибудь ответственные задачи. Всё ты возьмёшь на себя и будешь отдыхать лишь ночью, отдав своё непосильное бремя сестре.
Как они ликовали! Все эти графья и корольки, они с радостью побежали к тебе. Никакой ответственности – зачем, у нас же есть Бог, на которого можно всё свалить. Войны между королевствами, голод, мор – везде и всюду богиня Солнца примчится и всё решит. И мало-помалу почти вся Эквестрия перешла под твоё крыло. Крыло вездесущего, всеблагого Бога.
В конце концов нас осталось не так много. Сталлионград, тогда еще – коммуна гордых земных пони, другие мелкие общины, Кристальная Империя, которая стенала под гнётом узурпатора… Но ты же не можешь смотреть, как мучаются маленькие бедные пони, и ты помчалась спасать и их – но в итоге они отправились в Великое Ничто. Что это, еще одна седая прядка в твоей гриве? Еще одна из многих твоих… Ошибок?
А потом настал и наш черед. Черед Сталлионграда.
Сталлионград решил пойти своим путём: путём земного пони. Во все времена именно земнопони выполняли самую тяжелую работу, могли выживать в самых тяжелых условиях. Наш город был основан в горах, там, где мало еды, да и та достаётся тяжелым трудом. Почему именно здесь? Я не знаю. Возможно, нашим предкам это место показалось защищенным, ибо во времена Дисгармонии нужно было бояться не только голода. Единороги или пегасы не выжили бы здесь, но состоящая в основном из земнопони община смогла. Мы добывали руду, плавили металл, создавали удивительные механизмы, заменяющие для нас магию, мы научились возделывать почти мертвую землю. Да, у нас нет и не было сочных яблок, да, было не до жиру, но город жил. Со временем, когда другие общины пони оседали и основывали города, мы начали торговлю. Детища инженерной мысли Сталлионграда пришлись по нраву многим: плуги, прессы, инструменты, повозки, хитрые механизмы… Думаю, в любом мелком городке Эквестрии можно найти какой-нибудь пылесос, сделанный в Сталлионграде.
Да, мы выжили. Но кто не хочет жить лучше? Торговля – механизмы за еду – спасала нас, но сталлионградцы не были идиотами, хотевшими долбить горы и промерзлую землю из принципа до скончания веков. Мы хотели лучшей жизни для своих детей. И ты видела это.
Я вижу тебя, Селестия, через все эти века. Передо мной на столе огромный свиток, на котором запечатлен момент подписания договора между Сталлионградом и Эквестрией. Его не отличишь от обычного свитка для письма — покуда не дотронешься, и перед тобой не задвигаются полу-призрачные пони разыгрывающие сцену, случившуюся век назад. Маленькие фигурки твоих подданных кланяются при твоём приближении, но земнопони не двигаются. Они не верят, что ты Бог, но их коммуна истощила землю и больше не может жить на самообеспечении, и после голосования приняла решение дать вассальную присягу Эквестрии. Они смотрят на тебя снизу-вверх и кажутся такими маленькими в сравнении с тобой. И хотя они протягивают тебе присягу, скрепленную печатью, они не верят в тебя. Для них ты всего лишь очередной князёк, которому они вынуждены покориться, потому что их детям скоро нечего будет есть.
Зато ты улыбаешься. Ты улыбаешься и подталкиваешь копытом того, кто всё это время стоял позади тебя – твоего дааальнего родственника, принца Голден Мэйна. Ты еще не знаешь, что совершаешь еще одну ошибку. Ты, улыбаясь, говоришь, что он будет здесь ради церемоний, потому что твоя аристократия – всё это сборище обрюзгших снобов, привыкших, что ты решаешь все их проблемы, – требует пристроить потомка царственного рода. Ты говоришь, что от него не будет проблем – он просто знак того, что эти земли теперь часть единой Эквестрии. Это плохой ход – земнопони, выросшие на идеалах равенства и взаимопомощи, не хотят терпеть кого-то, кто будет жить в замке и поплёвывать на них сверху, ничего не делая, пока они работают. И уж тем более, называться их господином. Но они принимают его, считая, что так уж в Эквестрии принято, и думая, что он будет править от твоего имени и что все его решения – твои.
Все мы знаем, что было дальше. Но история имеет привычку повторяться. Много лет прошло с тех пор, как мой дед чуть было не лишил Эквестрию удовольствия иметь потомков от принца-Златовласки. Все непосредственные участники тех событий умерли. Все, кроме тебя, принцесса. И наверняка ты лежишь сейчас, холодной одинокой ночью, и думаешь о тех тысячах пони, которые вынуждены жить по карточкам и долбить скалы, чтобы вырывать у природы площади для посадки еды. Потому что своей ошибкой ты отобрала у них шанс на рай. Они не верят в твою гармонию и считают эквестрийцев заносчивыми эгоистичными ублюдками. О нас некому позаботиться, кроме нас самих.
Но я снова вынужден вернуться к тому, с чего мы начали. Мой отец, Товарищ Сенцов, Великий реформатор, позволил нам протянуть лишних пару десятков лет. Карточки, жестокая экономия и коллективизм – вот что спасало нас эти годы. Но от голода не убежишь. Он подтачивает нашу бетонную цитадель изнутри.
Что мне оставалось делать? Мне, самому либеральному из Сенцовых? Я сделал первое, что пришло мне на ум. Написал письмо принцессе Селестии. Письмо было открытым, и в нём я требовал ответа за оскорбление, нанесённое её представителем десятки лет назад. Партия, хоть и с недоумением, но одобрила идею – и письмо было доставлено с караваном в Эквестрию. Громкоговорители зачитывали обличительные отрывки на площадях как обвинение тираническому режиму самовлюбленных эквестрийцев. Но никто не знал, что, фактически, это была просьба о помощи – то, что я вообще затеял эту переписку. А что мне оставалось делать, спрашиваю я вас?
Ты не стала присылать мне длинных писем с ответами. Лишь этот свиток, в котором колдовством запечатлено всё то, чего мы не знали все эти годы. То, что мы потеряли – память о том, как оно было на самом деле. Знание о том, что Голден Мэйн был не планом, а лишь ошибкой. Следствием твоей наивности и мягкосердечности. Веры в то, что пони, облеченные властью, не обращаются ко злу. Что кому-то, кроме тебя, можно доверить бремя власти.
А мы, дураки, гадали – почему, после пары приграничных стычек, на нас не пошла орда Эквестрийской гвардии? Мы тратили драгоценный металл на танки, лучшие наши умы трудились над боевыми машинами, мы отливали огромные пушки для нашей крепости – а разгневанное божество со своей свитой всё не приходило. Но почему, за все эти годы, ты больше не возвращалась к нам? Если это не было твоим планом – обескровить Сталлионград, и установить тут тиранию, а Голден Мэйн, как утверждает этот свиток, был лишь самодуром – почему за все эти годы ты не вмешалась? Ты видела, что происходящее здесь – следствие извечного греха пони – нежелания понять друг друга. Почему ты не вмешивалась? Кажется, я знаю, почему – потому что ты научилась бояться. Бояться своих ошибок. Потому что ошибка Бога – это уже слишком. Может, поэтому в Эквестрии уже веками ничего не происходит – ты просто закрылась в своей собственной белой башне и выходишь лишь ради бессмысленных балов прожигающей жизнь аристократии?
Я сидел перед свитком, на котором ничего не подозревающие пони заключали роковой договор, и смотрел на Селестию. Может быть, мне только казалось, но я видел в ней… Усталость. Вскоре множество пони искренне возненавидят её, и Сталлионград станет еще одной рваной раной в её памяти – рядом с затерянной в Великом Ничто Кристальной империей и с её сестрой, сосланной на вечную каторгу на Луну.
Вздохнув, я взял перо и вывел на пожелтевшем пергаменте:
— Дорогая принцесса Селестия…