Страстной бульвар

2. Рабочий момент

И тут я понял, что в фанфике про пони нет пони...

Войдя через проходную здания ТАСС, помахав перед носом охранника заламинированным пропуском, я услышал, как за спиной снимается с рычага трубка телефона:

— Андрей Остапович, Квятковский поднимается в офис.

Ну все. Перефразируя классиков – хорошего журналиста Диму сейчас будут бить, возможно даже ногами и по почкам.

У лестницы, прислонившись к холодному граниту, держа в левой руке бумажный стаканчик с кофе, стоял Сеня – наш сисадмин.

— Как твое ничего?

— Башка звенит, — не открывая глаз, просипел он.

— Погулял вчера?

Сеня оставил вопрос без ответа, но одарил меня полезной фронтовой информацией:

— Тебя уже полчаса Минюк дожидается. Крепись.

Поплелся наверх совсем без настроения. Накатывала злоба. Минюк, жирная торба, мог и позвонить, если очень нужно, а сейчас сорвет злость на мне за весь род человеческий. И я не смогу сказать, мол, извини, Остапыч, будильник чудить изволил и в метро пробка – не поймут.

Журнал «Программа», когда-то шикарнейший московский таблоид (с таким-то серьезным названием) в руках главного редактора Минюка заметно скис: порядочный даже по столичным меркам штат урезали на две трети, целый этаж небоскреба в бизнес -центре отдали за долги, но, блин, купили ненужный огрызок в здании ТАСС – самый центр, и стоило недорого, у телеграфистов тоже настали трудные времена.

На третьем этаже, в курилке, стояли девочки: Наташа, черненькая такая, с растущими из ушей стройными ножками, спешно потушила тонкую сигарету, измазанную в помаде, и замахала мне руками:

— Дима, наконец-то ты пришел! Срочно к редактору, прямо сейчас, пока он совсем не озверел!

Я кивнул. Пожелал дурилкам удачи.

Прошел мимо стрекочущего факса и распивающих ароматизированный чай писак из отдела культуры, рассуждающих о спектакле у дома Станиславского. Остановился у железной двери с надписью «главный редактор».

Если вам интересно знать мое мнение: железная дверь с тремя замками на входе к редактору – это признак шизофрении руководства.

Хотя, я же говорю о Минюке – естественно, шизофрения.

Андрей Остапович был человеком никудышным. Невероятно толстый мужик с неприятным запахом изо рта и пальцами-сардельками, на которые были нанизаны перстни с драгоценными каменьями. Как этот хрыч попал на место главы молодежного журнала – знает только Будда и прокурор.

— А, Сережа, рад вас видеть, — Минюк расплылся в улыбке, из-за чего на его лице образовалось еще три-четыре лишних подбородка.

Ведь ты отлично, старый хрен, знаешь, что я не Сережа. Третий месяц обиваю твою дверь, принося разномастный материал, который ты, между прочим, печатаешь. Сделав кислую рожу, ты говоришь что-то вроде: «Ну, Сереженька, неплохо для вашего уровня. Думаю, вполне подойдет заткнуть место на странице с рекламой шампуня», а потом выплачиваешь мне половину оговоренного. И в штат, паскуда, не берешь, потому что все знают – человеку в штате деньги платят в полной мере и на постоянной основе, а таким вот как я, бродячим щенкам, достаточно просто кидать подачку по факту сдачи работы.

Извините, лирическое отступление.

— Садись, Сереж, рассказывай, как статья?

Конь не валялся.

— Почти закончил. Андрей Остапович, пришлось побегать за этим художником, из своих денег заплатил. Такси до Пушкина, портье, еще некоторые накладки.

Грех было не попробовать, верно?

Минюк замотал головой, жир с его щек пошел волнами.

— Сынок, непредвиденные расходы – сугубо твоя вина. Нет такого издания, которое будет выплачивать своим работникам за их некомпетентность…

Угу. А я слышал, как Наташа, ваша, секретарша, хвасталась по телефону, что Андрюшка купил ей новый «Лексус». Сэээр.

— …Ты еще молодой и, может, не понимаешь чего, но дела так не делаются. Никакого порядка не будет, если я буду каждому оплачивать гамбургеры в рабочее время.

Над головой Минюка висит плакат – окна сатиры РОСТА — «Каждый прогул – радость врагу, а герой труда – для буржуев удар». За плакатом в стене сейф, полный несметными сокровищами – мой первый гонорар (единственный действительно удовлетворительный, видимо, чтобы завлечь) доставали именно оттуда, напоказ, и когда я увидел эти ряды красных и зеленых аккуратных стопочек купюр, то меня откачивали, абстрактно говоря, всем офисом.

Граждане, храните деньги в сберегательной кассе.

— Вы же позвали меня не для того, чтобы спросить о статье? – осведомился я.

Редактор, сложив руки, как-то посерьезнел и заговорщицки прищурился.

— Сергей, есть халтурка. Скатаешься к лошадкам от имени журнала? Сделаешь пару фотографий в Пони-доле. В офис «Золотого копыта», спросишь Сэйлса Бэсти. Он знает, что тебе сказать, только записывай.

«Бесплатный сыр, Димон, не иначе» — подумалось мне.

— А почему вы меня вызвали? У вас там целая редакция чаи гоняет…

— Ну, должен же ты обряд просвещения пройти. Я беру тебя в штат, малец. Это твое первое задание.

Остапыч, крякнув, сполз с кресла и открыл ящичек стола, положил на лакированный стол лист бумаги и щелчком пальца отправил его ко мне.

— Будем считать, отмучался. Испытательный срок прошел. Поставь подпись и добро пожаловать в «Программу».

Тихонько присвистнув, я пробежался глазами по контракту. Зацепился глазами за оклад (не самое худшее число в моей жизни, особенно если оно обозначает вечнодеревянную валюту), поставил в нужном месте закорючку.

— Все, Сереж, сходи к Наташе, получи подъемные, и бегом на Лосиноостровскую. Вот, — Минюк протянул мне плотный запечатанный конверт – Отдашь Бэсти при личной встрече.

— Будет сделано. Только я не Сережа, а Дима.

— Конечно, Дима, теперь я тебя запомню.

Попрощавшись я вышел. Странное ощущение, будто сначала меня полили отборным дерьмом, а потом заботливо протянули пачку бумажных салфеток.

*
По устоявшейся схеме, квартал, выросший в парке «Лосиный остров», назвали «Пони-деревня». Действительно, милая такая деревенька, постройки не выше двух этажей, кислотные краски, дорогие магазины, зелень и множество живности. За это, по аналогии с повестями Туве Янсон, это местечко стало называться в народе Пони-долом. Неофициальное название прилипло после статьи в Российской газете об открытии музея, да и характеризовало она Ponytown куда лучше, чем официальная отписка на карте.

Здесь были лучшие в Москве кондитерские, невероятно уютные кофейни, бутики, вокруг которых в любое время суток тусовалась разнорасовая толпа: девушки с обесцвеченными волосами и слоем штукатурки на лице, кобылки с блестящими фенечками, вплетенными в хвост.

И, кроме того, тут были офисы крупнейших фирм, основанных пони.

Да, эти низкорослые засранцы знают толк в выкачивании денег, но, стоит отдать им должное, предоставление товаров и услуг у них невероятно качественное.

В Пони-дол ходит маршрутка, проезд – пятьдесят рублей. Останавливается на главной площади, рядом с отелем «Luna», увенчанным флюгером с большим серебряным полумесяцем. Пять звезд, все как положено, полгода назад, я, стоя на его задворках, как начинающий папарацци, пытался выловить одну четвероногую кинозвезду. Полный провал.

Из динамиков, подвешенных на уличных фонарях, доносилась музыка:

I'm so free as I'm naked

Shining silver under the moon

It's dark beneath the Muscovites' sky

I'm gonna rip, rip, I'll never sleep

I'm going to meet you at midnight

I'm going to meet you at midnight

I'll forget about living alone

I've got to learn, learn how to die

Вихлянцев, редактор газеты моего университета, однажды пытался подловить лошадок на использовании пиратской музыки – однако, обломался. Сколько денег ушло у авторов инициативы на лицензированные треки – страшно представить.

Я сошел с площади во дворы. Строения здесь уже не были такими праздничными и яркими – серые коробки, правда, невысокие, со стеклопакетами.

Большое количество указателей было кстати. Найти здание, которое занимали офисы сети ювелирных «Золотое копыто» не составило труда.

Интересный факт: поняшки – ярые националисты, просто не показывают этого. В пони-компаниях люди практически не работают. Максимум – водители или курьеры, даже уборщиков наши пушистые друзья предпочитают набирать из своих. Очень японский метод ведения дел.

На входе в здание не было охраны. То есть, она должна была быть, в принципе, но столик у низкого турникета пустовал.

— Эй, есть кто живой?

Никто ко мне не вышел. Пожав плечами, я перемахнул через преграду.

На первом этаже оказался обширный холл, оканчивающийся буфетом. Я не ел с утра, поэтому меня подсознательно потянуло туда.

Буфетчица, глазастая (как будто бывают другие, конечно) пони с зеленой гривой, увидев меня, наклонила головку и мило улыбнулась:

— Ой, здрасьте!

Пони плохо дружат с русским языком. То есть, говорят с сильным акцентом, часто игнорируют падежи, не зная слово, могут зависнуть на пару секунд. Чтобы разговаривать с ними нужна нефиговая подготовка, а иногда даже диплом лингвиста. А лучше всего просто сразу говорить с ними по-английски.

Представьте, какого им было в восемьдесят третьем, сразу после Свердловска. Толпа напуганных лошадок, говорящих на английском, в стране кумачового цвета. Суициды, говорите? Я бы на их месте поступил точно так же.

Буфетчица сказала, что кабинет мистера Бэсти находится на втором этаже, и сегодня он весь день на работе.

— А еще он ужасно нервный сегодня, второй этаж, третья дверь слева, — прошептала она, подмигнув мне.

Второй этаж, топ-топ-топ-топ-топ. Неудобные ступеньки, ужасно узкие.

Налево, слышно, как за первой дверью громко стучит печатная машинка. Винтажненько.

Наконец, вот, третья дверь.

— Да, я все сделал как надо. И заявление написал…

Дверь открывается, пони с дипломатом в зубах, увлеченный разговором по телефону, не замечается и стукается об меня.

— А, вы из газеты? Вы опоздали. Не важно. Вот, — шепелявит Сейлс Бэсти и ставит свою поклажу, вырывает у меня из руки заранее приготовленный конверт и направляется к выходу.

— Да, получил, все в порядке. Билеты уже на копытах.

Как-то ты не похож на милого пони, о которых мечтают девочки. Какое там интервью, не попрощался даже.

Но я был бы не я, если бы не воспользовался случаем – Бэсти, с которым мне так и не удалось познакомиться, оказался ротозеем и не закрыл за собой кабинет, так что я проскользнул внутрь, доставая из кармана джинсов мыльницу.

Кабинет – серая бетонная коробка. Угловое помещение, два окна. Одно выходит на узкую улочку, втрое – на буйную растительность парка. Когда ветер колыхал деревья, тонкие веточки, словно пальцы, тарабанили по стеклу, призывая их впустить.

Из кондиционера каждые две секунды капал в красное ведро конденсат.

На стене, о, боги, портрет Путина и принцессы Селестии – толи божества, толи их партийного руководителя. Зыкинско.

Включив фотоаппарат, я принялся за свое темное дело. Первая заповедь современного корра: «Фоткай все, редактор разберется». Поэтому, наверное, современных журналистов и не любят, иногда сравнивают с крысами, а акулы пера постарше отплевываются, глядя на молодую поросль. О, времена, о, нравы.

Без зазрения совести, я брал со стеллажа толстые папки, делал снимки мне абсолютно непонятных отчетов и графиков. Попытался открыть дипломат, оставленный мне, но на нем оказался кодовый замок. На всякий случай запустил свои руки в шредер (заранее отключив его и сняв крышку, естественно), но не смог собрать из тонких полосок бумаги ничего интересного.

Зазвонил телефон на столе.

— Никого нет дома! – сказал я в пустоту, щелкая китайскую фигурку, изображающую какую-то хаотичную зверюгу, вроде как дракона, который был собран из всего, что нашлось на заводе по производству игрушек.

Через полчаса, утомившись, я решил сварить себе кофе, которое нашел на полке – дешевая растворимая дрянь, прямо как я люблю. Кофемашина стояла прямо в кабинете, Бэтси у мамы вышел хиккимидори.

Я, сжимая в руках чужую кружку, сел, закинул ноги на стол (мы же уже разобрались, что я не свинья, а просто имею особенный склад мышления?), уже приготовился испить черного густого зелья, как вдруг услышал странную возню этажом ниже.

Кто-то двигал стулья и хлопал дверьми, неразборчивая речь, зычные крики.

Обед? Я посмотрел на часы – рановато, по крайней мере, я в такое время только завтракаю. Если проснусь.

Запищал телефон, я, сосредоточенный, чуть не упал с кресла. Звонил Ипатьев.

Ипатьев – это такой хороший человек с плохой профессией – он профессионально воровал деньги. Как Остап Бендер, он знал кучу относительно честных способов отмыть хрустящую банкноту, и напрямую мне с ним сталкиваться по работе не приходилось. Телефон забил на всякий случай, как только эта легендарная личность появилась на горизонте. Правда, за консультации он брал три моих настоящих оклада, и, как о нем шутили, в один прекрасный день этот человек украдет все на этой планете, если очень захочет.

— Ты Квятковский? – хамски вопросила трубка. Я кивнул. Почувствовав это, гений мысли по ту сторону медовым голосом, будто говорил с умственно отсталым, продолжил допрос:

— Тебя где черти носят?

— Я в Пони-доле. Что-то случилось.

Громкий хлопок – собеседник ударил себя по лицу.

— Ты еще в офисе, дятел?

Я хотел обидеться на оскорбление, но голос не дал мне времени на это.

— Вали оттуда, пока цел!

— Простите, что?

— Квятковский, ты у этой продажной лошади в кабинете?

— Даааа…

— Так. Закрой дверь на замок, если этого еще не сделал. Мой тебе совет – сигай в окошко, ноги переломаешь, зато жив останешься, и ползи в сторону ТАССа с документами.

— С какими документами?

— Ты всегда в критической ситуации так тупишь, кретин?

Я подошел к окну, отодвинул в сторону жалюзи…

— Твою мать…

— Дошло? Эти ребята шутить не будут, они сначала морды бьют, а потом разбираются!

У входа в офис стоял микроавтобус с занавешенными стеклами. У открытой дверцы стоял человек, серьезная такая фигура в бронежилете, огромных берцах. Балаклава, каска и автомат прилагаются.

— Ипатьев!

— Да-да?

— Это что за беспредел? Это террористы или ОМОН?

— Это ЧОПы, но я бы на твоем месте не проверял их на профпригодность…

— Что мне делать?

Подойдя к двери, я выглянул за нее. В коридоре две кобылки взволнованно перешептывались, пугливо глядя на лестницу.

— Закрой. Дверь.

— Закрыть дверь. Понял, сделал.

— Блин, ну ты попал, пацан, в первый день работы… Борь, как считаешь, его «Маслята» там совсем обидят или в больнице еще можно будет откачать?

Послышался чей-то быдловатый смех и звон бокалов.

— Ладно, как тебя зовут? Дима? Дурацкое имя. Слушай, Дим, ты высоты боишься? А по деревьям в детстве лазил? Ну вот открывай окошко, и вали вон из этого дома, пока тут Содом откровенный не начался. Когда менты приедут, от тебя мало что останется, но они все равно умудрятся это посадить. Приедешь в ТАСС – я тебе все объясню. Я в буфете.

На этом Ипатьев бросил трубку. Схватив в одну руку дипломат, я открыл окно, выходящее на лес и чугунную ограду.

Только не смотреть вниз…

Мама, что же ты наделала, твой сын мог стать космонавтом или пойти в кулинарный техникум, почему ты его не отговорила!

Забравшись на подоконник, я громко сглотнул, высунулся наружу, и, схватившись за ветку, планировал повиснуть на ней, но она так пронзительно заскрипела, что я передумал. Слева от меня шла водосточная труба, так что ухватился я как раз таки за нее. Тоже слабое утешение, но хотя бы не придется падать вниз без шанса за что-нибудь ухватиться.

Три раза глубоко вздохнув, я свесил ноги по ту сторону окна, вцепился в трубу, и начал медленно, со скоростью черепахи под люминалом, стек вниз.

Когда до земли оставалось совсем чуть-чуть, труба вдруг завибрировала, резко подалась вниз, и я, струхнув, отпустил ее и рухнул на землю, что ваш мешок с картошкой. Приложившись пятой точкой о землю, я громко и некрасиво выразился, но лежать и смотреть на облака времени не было. Поднявшись, я перелез через ограду, и был таков.

*
В буфете телеграфного агентства было безлюдно, так что обнаружить Ипатьева оказалось вовсе не сложным.

Пропитые глаза скрывались за очками в черной оправе, гений разводов был небрит, рубашка со здоровенным пятном еле застегивалась на пивном пузе. Как на себя спустя семь лет посмотрел.

— У тебя листочек в волосах, — Ипатьев поставил стакан и заботливо вытащил у меня из бесформенного вороньего гнезда на голове сор.

— Что это было?

— Ты документы принес?

Я отдал ему дипломат, Ипатьев знал пароль, открыл его и оказался, похоже, доволен результатом.

— Это, Квятковский, было экономические слияние. Силовое.

— Рейдерский захват что ли!?

Ипатьев шикнул на меня, оглядываясь по сторонам, хотя никого кроме нас в помещении не было.

— Ну а как иначе. Минюк, конечно, тюфяк, послал дурака на дело. Чтобы он делал, если бы тебя потом от пола отмывали?

Ничего не сделал бы…

— Это что же, Минюк теперь будет владеть «Золотым копытом»?

— Не смеши меня. Мелкая сошка для такого бизнеса, там народ куда более серьезный замешан, — мой собеседник кивнул в сторону, где, предположительно, скрывался Кремль. Сэйлса Бэтси купили за тридцать серебряников, и он согласился вписать кое-кого в совет директоров перед своим увольнением. Сейчас он, наверное, уже на пути куда-нибудь на Гавайи, где его ждет собственная вилла и все прелести жизни. Зато полиция теперь ничего предпринять не сможет.

Я нес это через половину Москвы. Мне страстно захотелось помыть руки.

— Добро пожаловать в систему, Квятковский. В систему бессистемных людей. Мне тебя по-человечески жаль. Теперь Минюк уйти тебе не даст. Промахнешься – повесят на первом же столбе.

В общем, затянулось как-то введение в историю. Хороший плохой человек Дима попал в переплет.