Ученик и Мастер. Акт первый: "Змея на пороге дома"

Глава 14. Танец Саламандры

Примечания
1. В тексте используются куплеты из старинной французской песни "Ai vis lo lop".
2. В тексте используются куплеты из произведения "Смерти нет" за авторством барда Натальи Новиковой.
3. Даэна — в зороастризме дух совести и воплощение духовного мира человека.

— Eh, korusun, başlayalım (Ну, начнём, благословясь. (тур.)). — пробормотал с усмешкой Сезам, очутившись, наконец, на сгоревшей сцене. Строго говоря, от самой сцены остались одни лишь пылающие обломки, но они особой роли не играли. В отличие от психоэмоциональной энергии, которой здесь было достаточно, чтобы начать ритуал. На Востоке, особенно среди представителей профессий, так или иначе изучающих магию, будь то чародеи или тауматурги, хорошо известен факт, что памятью одарены не только живые существа, но даже неодушевлённые вещи. Они притягивают к себе эхо наиболее сильных проявленных чувств, словно свет фонаря — мотыльков. Иногда такая память несёт в себе удивительную силу, сравнимую с магией, ибо она порой влияет на саму реальность, изменяя её и окружающих, а в исключительных случаях — даже обретает собственное сознание. Эта сила и называется психоэмоциональной энергией, именно на её основе Сезам создал Шкатулку Феноменов. Ощутить подобные явления способны очень многие, но только сведущие смогут направить сию силу себе на пользу.

Связь с Саламандрой ощущалась настолько остро, что Сезам мог даже видеть её силуэт среди языков пламени. То была, разумеется, иллюзия, рождённая в сознании молодого алхимика самой Саламандрой, ибо её огненный дух был заключён в теле молодого алхимика и не мог покинуть его без воли своего хозяина. Что не мешало ей в примерных ситуациях развлекать себя подобными фокусами, которыми, к слову, наслаждался и сам Сезам. Саламандра танцевала в родной стихии, воплощая собой саму жизнь, хаотичную и необузданную, загадочную и чарующую. Она манила земного пони присоединиться к ней и слиться в одном обжигающем ритме страсти. Искушение, противостоять которому не было ни сил, ни желания. Предавшись обуреваемым эмоциям, Сезам потянулся за припасённым эликсиром.

Боевые зелья достаточно популярны на Востоке, особенно среди представителей воинских профессий. Хотя обычно их себе могут позволить лишь зажиточные наёмники с хорошими связями, эффект зачастую оправдывает вложенные средства, изрядно увеличивая шансы бойца уцелеть в предстоящем сражении. Обострённая реакция, нечувствительность к боли, ускоренное мышление — такая алхимия не создавала непобедимого воина, она лишь улучшала все те навыки, которыми тот владел. Впрочем, снадобье, которое собирался принять молодой алхимик, по своим свойствам заметно отличалось от обычных боевых зелий — оно было не в пример мощнее и опаснее. Сезам хоть и изучал боевые искусства каркаданнов и приёмы грифоньей борьбы, а также имел определённый опыт в сражениях, но был, в первую очередь, алхимиком и тауматургом. Он прекрасно понимал, что в честном бою с такими матёрыми вояками, как грифоны Дикой Стаи, его шансы на победу были, мягко говоря, смехотворны. Хотя он и любил хорошо посмеяться, Сезам никогда не был сторонником честного боя. Определённо это была ещё одна из причин, по которой молодой алхимик был до сих пор жив.

-SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS!

Произнеся привычное заклинание-оберег, Сезам опустил лицевую повязку, достал из потайного кармана продолговатый флакон на цепочке и, выдернув пробку, залпом опустошил его. Никогда ещё ему не приходилось пить зелья, вкус которого заставил бы молодого алхимика предпочесть его даже прокисшему вину. И этот раз не стал исключением — мало, что было столь же мерзким на вкус как эликсир из крови мантикоры, лепестков лунного лотоса, корней наперстянки и прочих редких ингредиентов. Специфический запах, напоминающий вонь желчи, только усугублял оставшееся на языке горькое послевкусие. Но это было только начало: желудок словно скрутило в морской узел, в ушах противно зазвенело, все мышцы пронзила жгучая боль, а дыхание перехватило в прямом смысле слова. Не выдержав, Сезам рухнул на угли, корчась от происходивших в его теле изменений. Он почти ослеп, голова будто раскалывалась надвое, казалось, что внутри него нечто рвало плоть и ломало кости. Но очень скоро всю эту боль заглушил жар чудовищной мощи, он исходил из самого сердца, бившегося так сильно, что, казалось, оно могло вырваться из груди. Этот внутренний пожар охватил всё тело, создавая ощущение, что кровь обратилась в расплавленный металл.

Задыхаясь от спазмов, Сезам не находил в себе сил даже на то, чтобы прочесть заговор, усмиряющий Саламандру. Сейчас алхимик был уязвим, как никогда раньше, а огненный дух был сильнее, чем когда-либо. Однако Саламандра не спешила овладевать телом молодого алхимика, она всё ещё развлекалась, играла с его разумом, а иногда даже старалась облегчить боль своего хозяина. В один из таких моментов Сезам таки изловчился и, сжав от напряжения зубы, мысленно произнёс заветные слова.

Танцуй, Саламандра, танцуй,

В пламенном вихре пой!

В ритме волшебном с тобой

Вьются потоки огня…

Танцуй, Саламандра, танцуй –

Для меня!

-IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA!

Этот голос! Мощный и клокочущий, будто поток стекающей лавы, но одновременно красивый и чарующий, он был подобен самой стихии, что его сотворила. Этот голос шептал в голове Сезама в самые жаркие ночи, разжигая в сердце пыл страсти, направлял бушующую ярость против врагов и согревал своей теплотой в часы горя и отчаяния. Саламандра, Танцующая-в-Огне, ответила ему!

В глазах прояснилось, и Сезам вновь увидел свою любимицу. Она кружилась среди языков пламени и заливалась самым удивительным смехом, который только можно было услышать. Прекрасная, как сама пери, в ней было столько грации, столько изящества, что никто из смертных не мог с ней сравниться. Её чешуя блестела бронзой, змеиная голова на тонкой шее извивалась, словно лепесток огня на ветру, золотые глаза пылали, как два ослепительных солнца, а короткие когтистые лапки и гибкий хвост творили замысловатые фигуры, следуя ритму танца — такова была сущность Саламандры. Чередуя пируэты с элевациями, она парила среди искр и дыма, выписывая спирали, которые, всё более сужаясь, завершались головокружительным вихрем. Сезам забыл про боль, он более не мог сдерживаться, глядя на завораживающий танец огненного духа, и, поднявшись, сделал шаг навстречу.

-Какое чудесное место! Тут каждый уголок пропитан такой радостью и весельем, что я просто трепещу от восторга! Я даже слышу эхо счастливого смеха! О, до чего он сладок, как много в нём искренности! Здесь же был самый настоящий храм любви и добродетели! — для Саламандры не существовало языковых барьеров, каждое её слово воспринималось как на родной речи, лишь самую малость искажённой глухим шипением. Сезам находил в этом особый шарм, равно как и в том, что Саламандра, подобно перевёртышам, питалась столь сильными эмоциями. Говоря по чести, очень многие духи, от пери до ифритов, соблюдают подобную "диету", что наводит на интересные мысли касательно происхождения самих перевёртышей. И хотя молодой алхимик в своё время изучал этот вопрос, сейчас было не самое лучшее время, чтобы предаваться сим воспоминаниям и размышлениям.

Взмыв над Сезамом, огненный дух завертелась волчком, после чего в задымлённом окружении стали происходить удивительные изменения. Из цветков пламени выпорхнули мириады огоньков, напоминавшие светлячков, они сначала следовали за Саламандрой, оставляя яркий сияющий шлейф, а затем рассыпались по сторонам, сооружая из себя различные фигуры. В одночасье вокруг Сезама появились кусты и деревья, птицы и звери, а зрительский зал наполнился силуэтами весело вопящих жеребят. В воздухе зазвучала красивая музыка, в которой можно было различить и свист флейты, и громыхание барабана, и звон гитарных струн. В ритме этой мелодии стали плясать все сотворённые из огня животные. Среди них особенно выделялась одна занимательная троица, состоявшая из волка, лисы и зайца, они кружились вокруг высокой елки, встав на задние ноги и взявшись за лапки. Более того, они ещё и пели песню, но молодой алхимик не понимал их языка, хотя и ощущал в нём нечто смутно знакомое. Возможно, то был один из огромного множества диалектов Эквестрии.

Ai vist lo lop, lo rainard, lèbre,

Ai vist lo lop, lo rainard dancar,

Ai vist lo lop, lo rainard, lèbre,

Ai vist lo lop, lo rainard dancar,

Totei tres fasiàn lo torn de l'aubre

Ai vist lo lop, lo rainard, la lèbre

Totei tres fasiàn lo torn de l'aubre

Fasiàn lo torn dau boisson folhat

-Разве это не прелестно, душа моя? Всего несколько часов назад здесь играли этот дивный спектакль! Просто чудо, до чего изящна и нежна фантазия его создателей! Как много мудрости в нём заложено! Как много бурных эмоций он вызвал! Ты ведь со мной согласен? — воодушевлённо поинтересовалась Саламандра с ветвей дерева, распевавшая вместе с пушистой троицей загадочную песенку. Из всех эмоций Саламандра больше всего любила положительные, находя их наиболее приятными и привлекательными. И, что характерно, всегда пропитывалась ими насквозь.

— Peki, her gün hayvan içme nöbeti görebilirsiniz değil (Ну да, не каждый день можно увидеть звериный сабантуй. (тур.)). — ухмыльнулся Сезам, залюбовавшись фееричной иллюзией. Подобные зрелища были столь редки, что не насладиться ими было сущим преступлением. — Ben bilgelik hakkında bilmiyorum, ama ben de yangın biraz eklemek istiyorum: yılan ile güzel dansçılar bir çift var derviş ya da belki yiyen kılıç. Ve kaplan terbiyecisi emin olun — aslında gençler her zaman hayvanlara bakmak istiyorum (Не знаю насчёт мудрости, но я бы ещё добавил огоньку: пару милых танцовщиц со змеями, факира там или, может, шпагоглотателя. И обязательно укротительницу тигров — юнцам ведь всегда нравится смотреть на животных. (тур.)).

-Душа моя, ты такой смешной, когда говоришь об этих вещах. Они по-своему прекрасны, но ведь здесь совершенно неуместны! Неужели ты не чувствуешь, какой смысл таится в этом представлении? О чём поётся в этой песне? Эти создания, волк, лиса и заяц, они кружатся в вечном танце вокруг мирового древа, и пока они танцуют — мир жив! — со смехом объяснила Саламандра, спрыгнув с ели. Окинув зрительские места задорным взглядом, огненный дух внезапно погрустнела. Затем столь же внезапно развеялись сотворённые ею фантомы, стихли песня, музыка и смех. Зависнув перед Сезамом, Саламандра издала горестный вой и с печалью посмотрела на молодого алхимика. — Как можно было отдавать такое чудо на съедение огню? Нельзя в таких местах сажать цветок пожара, каким бы пышным он не мог расцвести! В таком пламени нет любви и радости, только боль, страх и злость! Это порочно!

— Ben namlu yenmek gitmek için iyi bir bahane olduğunu düşünüyorum. Ben Yüksek Adalet adı ve hayatın diğer sevinçleri intikam yönetmek demek (Думаю, это уже достойный повод идти бить морды. В смысле, вершить возмездие во имя Высшей Справедливости и прочих радостей жизни. (тур.)). — с усмешкой заметил Сезам, потёршись носом о дымящийся животик Саламандры. Та со смехом отпрянула, но затем, описав дугу, уменьшилась в размерах и обвилась вокруг шеи молодого алхимика, прижавшись головой к его щеке. Эти ощущения тоже были иллюзией, но казались столь убедительными, что воспринимались как реальные. — Kader ölümle sonraki buluşma için beni davet etti, ama onun sıkıntıdan — çift dansları için ben bir ortak bulamadım! Sen benim canım, ne diyorsun, sen eski günlerdeki gibi, eğlenmek için hazır mısınız (Судьба пригласила меня на очередное свидание со смертью, но вот досада — для парных танцев у меня не нашлось партнёра! Что скажешь, душа моя, готова ли ты повеселиться, как в былое время? (тур.))?

-Ты хочешь объединить наши сознания? Как в прошлый раз? Серьёзно? Ты действительно этого хочешь? — задрожав от радостного предвкушения, Саламандра взвилась над огнями, будто боясь поверить в услышанное.

— Hayır, ben bilinçli, yanan bir tiyatro içine yöneldi sadece ölümcül zehrini içeceğim ve size eğlenceli hale getirmek için, bizim gözlerimizin önünde sahneye yol çökmekte üstesinden geldi. Ha-ha (Нет, что ты, я специально пробрался в горящий театр, преодолел рушащийся на глазах путь до сцены только затем, чтобы напиться смертельной отравой и пошутить над тобой. Ха-ха. (тур.)). — съязвил Сезам, скорчив недовольную рожу. В ответ дух огня фыркнула и осыпала его снопом искр.

-Так не будем же медлить, душа моя! Станем единым целым! — торжественно провозгласила Саламандра, исчезая в глубинах дыма и пламени. — В этот раз связь будет сильнее, чем когда либо!

— Bir cesur bir ifadedir, ancak. Beni şaşırtmıyor, haydi (Смелое заявление, однако. Давай, удиви меня! (тур.))! — с улыбкой произнёс Сезам, готовя своё сознание к слиянию. Он уже успел забыть, какие чувства приносит этот процесс, ведь в последний раз прибегал к подобному ритуалу без малого полгода назад, когда молодой алхимик по роковой случайности оказался в плену давнего соперника Мастера. Тогда Сезаму удалось сбежать лишь благодаря Саламандре. Пусть в этот раз были иные цели и условия, но зато противник являлся столь же могучим и опасным, и Сезам нуждался в особой силе, чтобы стать ему равным.

Саламандра... Из всех загадок, которые она в себе таила, Сезама больше всего занимала любовь огненного духа к нему. В конце концов, Саламандра была насильственно связана с душой молодого алхимика, частицы её физической аватары были соединены с телом земного пони без всякого разрешения и должно было восприниматься ею как немыслимое святотатство. Однако же Саламандра не испытывала никакой злости ни к Сезаму, ни к Мастеру Рахат-лукуму, ни к кому-либо ещё, а ведь сама её натура была предельно далека от воплощения милосердия. Тем не менее, Саламандра никогда не стремилась причинить вреда своему хозяину, наоборот, проявляла самое искреннее дружелюбие, которое, впрочем, сильно разнилось от её капризного настроения.

Спросив однажды Саламандру о причинах столь тёплых отношений к нему, молодой алхимик услышал довольно интересный ответ: "Потому что внутри тебя огонь, душа моя, а огонь — колыбель жизни для Саламандр, наш священный очаг. Он поддерживает меня, а я поддерживаю его. А любовь — лучший хранитель очага". Сам Сезам платил Саламандре той же монетой, он был по-своему благодарен огненному духу за её поддержку и все те дары, что передались земному пони после преображения. Она стала первой и едва ли не единственной подругой, к которой молодой алхимик испытывал не только влечение, но и некое подобие чувства дружбы, и даже уважение. Хотя он и позволял себе частенько флиртовать с огненным духом и показывать ей свою симпатию, но Сезам не разделял той любви, что уделяла ему Саламандра, и никогда этого не утаивал. Сие всегда печалило Саламандру, но, тем не менее, давно смирившись с этой участью, продолжала безвозмездно любить своего хозяина.

Лёгкий ветра вздох – «Смерти нет…».

Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне.

Бьётся на ветру, словно знамя, плащ.

Ветер, верный друг, обо мне не плачь.

Сезам задрожал, когда услышал эти строки. Они звучали прямо в его голове, и, хотя их пела сама Саламандра, звучал отнюдь не её родной голос. Ласковый и печальный, со звенящими нотами тоски по былому, он принадлежал той единственной, кому Сезам мог по-настоящему открыть свою душу и в чьей компании обретал желанный покой.

Все,что было — не было, все в огне сгорит,

Пламя рыжей птицею к небу полетит.

Имя мое прежнее здесь забудут пусть,

Долог путь в бессмертие -
Я еще вернусь...

Заметив в огне тёмный силуэт, даже отдалённо не схожий с очертаниями Саламандры, Сезам нахмурился и, всмотревшись в пламя, издал изумлённый вздох. Явившееся его взору существо напоминало земную пони, изящную и утончённую, с гордой осанкой и величественной статью, она мягко и уверенно ступала по пылавшим углям, не спуская знакомых горящих очей с молодого алхимика. Он уже видел её лицо, украшенное ритуальными рисунками, словно белой маской, не раз прикасался к её расчёсанной светлой гриве и тонким саблевидным рогам, казавшимся зубцами на дивной короне, и знал каждый изгиб Метки на её нежном карминовом крупу, изображавшей крылатый диск.

Только долгий путь — смерти нет.

Пламени цветок — ярко-рыжий цвет.

Искры рвутся вверх — россыпь янтаря.

Свой короткий путь я прошла не зря.

-Daena ... — дрожащим от удивления шёпотом произнёс Сезам имя той, кому принадлежал облик приближавшейся антилопы. Воистину Саламандра нашла, чем поразить молодого алхимика, ибо в эти мгновения в его душе воцарилась буря эмоций, от радости до смятения. Что и требовалось духу огня, чтобы слиться со своим хозяином, сойдясь на волне чувства столь же сильного, сколь непостижимого — любви.

Все,что было — не было, все в огне сгорит,

Пламя рыжей птицею к небу полетит.

Имя мое прежнее здесь забудут пусть,

Долог путь в бессмертие -
Я еще вернусь...

Эта песня... Сезам знал её наизусть, ведь каждый день он слышал о ней напевы. В спальне ли или в умывальне, на палубе или в недрах трюма, лишь заслышав голос своей любимой, молодой алхимик забывал обо всём на свете и в своё удовольствие наслаждался песнями этой антилопы. Даэна, жрица культа огня из племени ориксов, старшая и самая дорогая из всех рабынь на судне... и желанная любовница Сезама. Саламандра смогла в точности воссоздать её обличье, её движения, её голос, и лишь горящие золотые глаза выдавали огненного духа.

Горечь на губах — смерти нет.

В чем моя вина — тишина в ответ.

Не сверну с пути — умирает вздох.

Не спасет меня ни судьба, ни бог...

Этот куплет спел уже сам Сезам, открывшись сердцем и разумом нахлынувшему жару. Он вновь чувствовал, как в его душе возгорается новое пламя, которое согревало, но не обжигало, в котором не было ни боли, ни страданий. Оно несло в себе пьянящую радость страсти, дурманило разум горячим влечением и наполняло грудь ощущением такой лёгкости и беспечности, что у земного пони не возникало и мысли сопротивляться своим эмоциям и желаниям.

Все,что было — не было, все в огне сгорит,

Пламя рыжей птицею к небу полетит.

Имя мое прежнее здесь забудут пусть,

Долог путь в бессмертие -
Я еще вернусь...

Молодой алхимик приблизился вплотную к антилопе, они стояли так близко, что Сезам мог слышать, как сильно бьётся сердце его любовницы. Ему было уже всё равно, что стоявшая прямо перед ним "Даэна" лишь иллюзия, Сезам больше не желал ничего иного, кроме как быть сейчас рядом с ней, своей любимой рабыней, завладевшей его сердцем и разумом. И в её глазах он ясно видел ту же страсть, что пылала и в его крови. Каждый их вдох и каждый удар сердца стали едиными, с каждым мгновением росла и крепла связь между двумя сознаниями, переплетались души существ из разных миров, но всё же скованных одной судьбой, одной целью, одной жизнью.

Лёгкий ветра вздох...

Только долгий путь...

Горечь на губах...

Смерти нет...

Прошептав последние слова песни, губы молодого алхимика и жрицы огня сошлись в глубоком страстном поцелуе. Каждый чувствовал другого, как самого себя, их мысли стали продолжением друг друга, порождая иной разум, как трение порождает пламя. По мере того, как сливались души, таяла созданная Саламандрой иллюзия. Не желая расставаться с Даэной, Сезам крепче прижал её к себе, но этим действием лишь окончательно развеял образ любимой антилопы. В тот же миг молодого алхимика окутало облако дыма и пепла, всё его естество содрогнулось от поглощённой энергии, что хранило это место. Ослеплённый чувствами, Сезам забился в конвульсиях, куда более сильных, чем он когда-либо испытывал от эликсиров. Пока, наконец, не настал желанный апофеоз.

Сезам издал ужасающий рёв, на который не был способен ни один пони. Мир ему предстал совсем другим. Всё, что излучало тепло, обрело яркие, удивительные цвета, от пурпурного до золотого. Даже то, что скрывалось за стенами, теперь было открыто такому взору. Но изменилось не только зрение, но и слух, обоняние, да и все остальные чувства воспринимали теперь окружение так странно, что и нельзя было описать привычным языком. Но сейчас Сезаму не было дела до этих ощущений, он чувствовал себя переродившимся фениксом, который обратился в пепел, но лишь за тем, чтобы восстать из него. Это было приятнейшее чувство.

-Скажи нам, душа моя, что мы сейчас чувствуем? — осведомился вслух Сезам, обращаясь к своему внутреннему духу, в котором слились воедино души молодого алхимика и Саламандры, и сразу же ответил. — Чувствуем наши кости: они сильны. Чувствуем наши мышцы: они сильны. Чувствуем нашу душу: она сильна. Чувствуем взор Судьбы, что милостива к нам, и волей Её: мы сильны!