Полярная повесть
Глава 7
Снежинка проснулась, лёжа на спине. Её остывшее за время сна, обмороженное и наполовину потерявшее чувствительность тело почти не давало о себе знать, и она не ощущала себя – перед ней был распахнутый в неземную высоту небосклон, пронзительно-синий и яркий. Его не пятнало ни одно облачко, и казалось, что она летит, падает туда – прямо в эту бездонную синеву. «Небо – не море, и в нём не остаться навечно» – кто сказал такую чушь? Небо глубже любого моря, и она знала это сейчас лучше всех. Ей в голову сами собой приходили строчки, и она напевала их ломким голосом – теряющая существование, замерзающая на краю света в снегу единорожка с белой шёрсткой и пурпурно-фиолетовой гривой:
Я знаю, что время моё настаёт.
Шаги его в шуме прибоя
Я слышу, и слышу, как время поёт
Под радостной ношей покоя.
Я помню, как некогда было легко
Оставив дорогу, по краю,
Спешить в неизвестность, лететь высоко,
Играть – и смеяться, играя.
Я чувствую – даже сквозь тело моё –
Дыхание мира живое.
Я вижу, как время, шагая, поёт,
Чтоб мы не боялись покоя.
И я принимаю – пора принимать –
Подарок для тех, кто летает.
Я с детства – я помню! – умею летать.
Я слышу – зовёт меня стая.
Я верю, что птицы не раз пропоют
Осанну оставшимся в море;
Я верю, что дружбе есть место в раю,
И памяти нашей, и горю.
Я верю, что все, кто остался лежать
Под снегом и вечными льдами
Меня будут помнить и выйдут встречать
К воротам с вином и цветами.
– Здорово. Запиши это, ладно? Не сейчас, как-нибудь потом.
– Я тебя разбудила?
– Я уже давно не сплю. Лежала с закрытыми глазами и думала, что уже... Наверное…
– Да. Пора, пожалуй.
– Обними меня, пожалуйста. Мне уже не страшно, просто… Так теплее.
– Стоянка! Распрягайтесь, хлопцы-пони, давайте-ка передохнём. Майлз, куда теперь?
– Не знаю.
– Погоди, но тебе же постоянно снилось…
– Вчера мне не приснилось ничего. Где мы?
– Пять миль к западу от места полуденного привала. Мы сейчас на материковом леднике – к северу он поднимается куда-то вверх, там полно крупных и мелких обломков, валуны, скалы, а справа – на юг – в паре сотен ярдов от нас обрыв к проливу. Схожу гляну, что тут со льдами.
– Погоди, я с тобой.
– Зачем? Ты всё равно ничего не видишь!
– Зато слышу. И ещё… не знаю, не уверен, меня почему-то тянет на север – с самой дневной стоянки. Так и хочется туда посмотреть – если бы мог, давно бы уже…
– Хорошо, пошли… или лучше полетели, ты полчаса до этого обрыва спотыкаться будешь. Мик, помоги, а?
Жёлтый пегас, сбросив постромки, перелетел к Роузу и вопросительно посмотрел на него. Тот подхватил Майлза под переднюю ногу и, дождавшись, пока Мик возьмётся за вторую, скомандовал:
– Раз, два, три, взяли!
Пегасы поднялись в воздух с единорогом на копытах, и, быстро долетев до края обрыва, осторожно опустили его на землю. Майлз переступил на месте, пробуя поверхность ледника – он стоял, запрокинув голову, и Роуз удивился тому, как быстро – всего за два дня – его друг выучился этой позе всех слепых.
Партия двигалась на запад четвёртый день, и уже к концу первого дня Майлз начал жаловаться на резь в глазах – они шли на запад, и после полудня солнце безжалостно светило им в лица, заставляя снег и лёд ослепительно сверкать в своих лучах. Утром второго дня он не смог упаковать собственный спальник, а к вечеру перестал различать силуэты товарищей на белом снегу. Наутро третьего дня пони, посовещавшись, привязали его за последними санями, чтобы ему было легче идти – везти его было бы слишком тяжело, и к тому же он неминуемо замёрз бы, сидя неподвижно на холоде. Груз, который лежал на его санях, распределили между собой остальные, и теперь группа продвигалась вперёд заметно медленнее, теряя драгоценное время.
– Мне кажется, они где-то там.
– Ты, м-м, уверен?
– Нет, – Майлз опустил голову, как будто разглядывая снег у себя под ногами. – Простите, но я действительно больше не вижу их во сне.
– Ну, ну, не расстраивайся. Если уж ты настолько начал их чувствовать, то, наверное, сможешь делать это и наяву.
– «Наверное», – передразнил Роуза единорог. – Хотел бы я знать точно, – Майлз сделал несколько неуверенных шагов к обрыву, споткнулся о кучку засыпанных снегом плоских камней и упал на бок.
– Ой!
– Осторожно! – возгласы Роуза и Мика прозвучали одновременно, и они кинулись поднимать Майлза. Тот приподнялся, сел и провёл копытом перед собой, пытаясь понять, обо что споткнулся. Немного расчистив запорошивший камни снег и нащупав под ним твёрдые, холодные голыши, он со злостью пнул их. От его движения несколько камней откатились в сторону, и Роуз воскликнул:
– Глядите-ка!
– Что там? Что это, Роуз?
– Коробка из-под чая. Та-ак, давай-ка её откроем… Записка!
– Читай! Читай же, ну! – наперебой заторопили его Майлз и Мик.
– Да сейчас, дайте развернуть… Ага. «Сегодня, 5 марта 78 года, мною, Поул Эпплбарн, начальником антарктической воздушной экспедиции…» Они были тут! Они были тут!
– Йей! – от радостного вопля Мика у Майлза заложило уши, но он не обратил на это внимания. Они были тут!
– Так, значит, где-то здесь они переправились через пролив. Эх, жалко, что прошёл снегопад – никаких следов не осталось. Впрочем, давай-ка я слетаю, поищу повнимательнее… Мик, лети, расскажи остальным! Майлз, сиди тут и не двигайся, а то ещё, чего доброго, упадёшь с обрыва.
Роуз бросился вниз и пропал из виду. Мик дотронулся до плеча Майлза и осторожно спросил:
– Эм, ты уверен, что мне стоит лететь? Может, пойдём обратно вместе?
– Нет-нет, лети, я подожду Роуза.
– Ладно, – жёлтый пегас поднялся в воздух и полетел к толпившимся вокруг саней пони, которые с интересом смотрели в их сторону, пытаясь угадать, что заставило Мика так закричать, а Роуза так поспешно спикировать с обрыва.
Солнце садилось, когда они закончили обследовать береговую полосу и собрались возле саней, чтобы разбить лагерь. Пегасы, без устали летавшие туда-сюда около трёх часов, оживлённо переговаривались, делясь находками, а остальные с интересом слушали, разравнивая место под палатки и ставя их на снег. Закончив установку, пони сняли с саней свои сумки и торопливо расстелили в палатках шерстяные маты и спальные мешки – становилось холодно, и всем не терпелось поскорее спрятаться в тепло. Собравшись, наконец, вместе, они открыли совещание.
– Крейг, а кроме раскрошенного припая что-нибудь нашли?
– В том-то и дело, что нет. Всё вокруг как обычно, а тут изо льда будто целый кусок выгрызли. Уж не знаю, как такое случилось, но по обеим сторонам льды заканчиваются где-то в кабельтове от обрыва, а тут они обломаны ярдах в пятидесяти. Обломаны неровно, как будто и правда раскрошились – я такого никогда не видал. А больше никаких следов, ни на скалах, ни на снегу. Метель всё замела.
Майлз кивнул.
– Ладно, выяснить, что тут произошло, мы сможем, расспросив мисс Барн и мисс Коут. Главное сейчас – спасти их. Я полагаю, что они переправились через пролив на льдине – значит, прикинув скорость течения, мы сможем примерно предположить, где их вынесло к противоположному берегу. Роуз, ты уже летал к воде с лагом?
– Я – нет, а вот Дилан – да. Сколько ты там намерил, Дилан?
– Полтора узла вышло, ни больше, ни меньше.
– Почти в пять раз больше, чем скорость Южного циркумполярного течения. Интересно, это оно же, просто ускорившееся в проливе, или какое-то местное?
– Роуз, не отвлекайся. Попробуй лучше прикинуть, с какой скоростью они могли бы дрейфовать на север?
– Ну ты спросил, это надо ещё несколько замеров сделать, причём уже над открытой водой, и точность у такого расчета будет аховая. Брось, даже если мы не сможем прикинуть место их высадки, нам, пегасам, вчетвером не составит труда их обнаружить. С утра пораньше вылетим двумя парами на восток, по течению, быстро обыщем берег и найдём их. Теперь, когда мы хотя бы примерно знаем, где они, это проблем не составит.
Майлз кивнул и сказал:
– Ладно, договорились. Ну что, тогда ужинать и спать?
– Ага. Кто у нас сегодня за повара?
Смит молча поднял копыто – он вообще был не особо разговорчив. Крейг Мак-Миллан ткнул его в бок и пробасил:
– Не вздумай опять бросить курагу вместе с овсом! В прошлый раз она у тебя разварилась в кашу.
Смит ухмыльнулся и начал возиться с примусом. Крейг, потолкавшись, пробрался к нему и начал помогать. За стенами палатки сгущались сумерки, и неяркий оранжевый свет горелки выглядел особенно уютно в подступавшей темноте, но Майлз этого не видел. Он нащупал свой спальник и забрался в него по пояс, думая о том, что скоро экспедиция закончится, и если Пейстри убедит Грейхуфа повести «Конька» за ними, они очень скоро окажутся на корабле, и всё будет хорошо, и он снова сможет видеть, и Поул со Снежинкой поправятся…
– Спасайся, кто может!!!
Майлз рывком проснулся, сидя в спальном мешке. Его сердце бешено колотилось. Он не понял, что случилось. Его толкнули, затрещала ткань палатки, и лёд под ним затрясся от тяжёлого удара. Кто-то кричал, срывая голос:
– А-а-а, а-а-а, а-а-а, а-а-а! – монотонно, как заводная игрушка, и от этого Майлзу стало жутко, и захотелось кричать самому. Раздался ещё один удар, и что-то загремело – наверное, падал лёд с окрестных скал.
– Что происходит?! – он приподнялся, шаря вокруг себя наугад, и внезапно ощутил прикосновение к копыту. Кто-то молча схватил его и потащил за собой, выдернув из спальника одним мощным рывком. Спотыкаясь, он заторопился следом, разобрав в шуме и грохоте невнятные проклятия, которые его спаситель бормотал голосом Роуза. Майлз закричал:
– Роуз, что случилось?
– Ну это ж надо, а… – Роуз повысил голос и тоже перешёл на крик. – Какая-то гигантская скотина решила нами поужинать. Ты бы видел, какие у неё лапы… – его фраза потонула в очередном громовом раскате, и Майлз застыл в страхе, услышав басовитый рёв, от которого, казалось, у него перевернулись все внутренности.
– Да не тормози ты, давай, побежали!
– Погоди, Роуз. А остальные?
– Ты с ума сошёл? – Роуз тяжело дышал, и Майлз услышал в его голосе ужас, граничащий с паникой. – Ты же её не видишь, ты просто не понимаешь, что с ней ничего нельзя сделать, она, она… – голос Роуза прервался, и он обречённо выдохнул:
– Она уже тут.
Во внезапно наступившей тишине Майлз расслышал сопение, доносившееся откуда-то сверху, и за его спиной хрустнул, ломаясь, толстый материковый лёд. Роуз прошептал:
– Я попытаюсь её отвлечь. Прямо перед тобой высокая скала, шагов тридцать – беги во весь опор, а потом…
Майлз не слушал. Он развернулся на месте, закрыл глаза и поднял голову, застыв в вечной позе всех слепых.
– Она синяя, полупрозрачная, около пятидесяти ярдов в холке, и у неё… – Майлз помедлил, как будто сомневаясь в том, что собирался сказать, – у неё внутри звёзды, верно?
Роуз потрясённо кивнул.
– Ты… прозрел?
– Нет. Это… Я не могу объяснить тебе, что это, но я уверен, что мне уже встречалось такое… существо.
Их диалог был прерван громовым рычанием твари, которое едва не смело Роуза с места, и он с изумлением разобрал в нём слова:
– Твайлайт Спаркл… Ты начинаешь вспоминать, кто ты такая, верно?
– Я… неважно. Наверное, я и правда на время забыл… забыла, кто я. А вот кто ты такая? Урсы здесь не водятся, и никогда не водились.
– Ха-ха, тебе не откажешь в эрудиции… Да, Урсы здесь никогда не водились. Найтмэр и Зеппелинг-младший добавили кое-что от себя, создавая эту часть книги – ту, в которой погибали все, попавшие сюда, и в которой погибнете вы!
– Ты лжёшь, и мы обе это знаем. Рэрити и Эпплджек не погибли, а ты чуть не утонула, пытаясь достать их.
– То была не я, моя маленькая колдунья… То была просто Большая Урса – воплощение убивающей части заклятия, только и всего. А сейчас ты имеешь дело с…
– Я знаю, кто ты. Ты – Кобыла-с-Луны, Найтмэр Мун!
– Так-так-так, кое-кто очень хорошо помнит нашу первую встречу… Но в этот раз всё закончится иначе! Я уже убедила Селестию не уничтожать плоды её трудов, и теперь у вас нет выхода – вы навечно останетесь здесь, даже если я не стану убивать вас. Отныне и навсегда – вы пленники этой книги, ха-ха-ха-ха-ха!
– Рейнбоу Дэш, бери Флаттершай и на тот берег пролива – мигом! Принесите сюда Рэрити и Эпплджек!
Стряхнув оцепенение, голубая пегаска отсалютовала и, крикнув: «Флаттершай, за мной!» устремилась на север, оставляя за собой радужный след. Огромная медведица щёлкнула зубами, попытавшись ухватить её за хвост, но не успела – Дэш только издевательски помахала ей копытом на прощание и скрылась из вида. Вслед за ней бросились Флаттершай, стиснув зубы до слёз и изо всех сил работая крыльями. Твайлайт проводила их взглядом и сказала:
– Я не верю, что Принцесса согласилась на такое. Она бы никогда не оставила нас. Но это неважно – так или иначе, мы здесь, чтобы уничтожить книгу изнутри, и очень скоро мы это сделаем.
– Ага, так скоро, что ты не успеешь и глазом моргнуть, но даже если ты будешь моргать, у тебя всё равно прозрачные веки, а раз они у тебя прозрачные, так зачем они тебе вообще нужны, и… и… Твайлайт, почему ты так странно на меня смотришь?
– Пинки! Как ты сюда попала?
– Ну, ты велела мне уговорить капитана Грейхуфа привести корабль сюда, но я не умею уговаривать ненастоящих капитанов, которые к тому же тоже часть книги и тоже слушаются вот это страшилище, поэтому я собралась, как только вы ушли, и тихонько пошла следом.
– Но ты же могла замёрзнуть!
– Глупая, как можно замёрзнуть на ненастоящем морозе?
– Но… Но тогда и всё остальное тут было бы для тебя ненастоящим – лёд, снег, скалы… Как же ты за нами шла?
– Вот так, смотри! – Пинки прыжками приблизилась к Твайлайт и состроила гигантской медведице рожу. Та сощурилась, глядя на розовую пони, и, внезапно заревев, попыталась ударить её лапой.
– Пинки! – у Твайлайт не было времени на раздумья, и она дёрнула подругу к себе магией, в последний момент оттащив её с места, по которому пришёлся удар. Пинки захихикала и сказала:
– Гляди-ка, сообразила! Так, Твайлайт, а теперь давай займём её ненадолго, иначе она сломает мою шкатулку, и всё пойдёт насмарку. Эй, чудище-лохматище! Смотри, а так ты можешь? – она высунула язык и облизнула мордочку, едва не достав языком до гривы. – Не можешь? Эх, ты!
Тяжеленная лапа медведицы уже летела вниз, и Твайлайт напряглась, готовясь встретить удар. Пинки продолжала болтать какую-то ерунду, но единорожка не слушала – она сосредоточилась, сжала время, и, почувствовав, что готова, отпустила пружину заклинания. Её рог вспыхнул в темноте бело-фиолетовой звездой, затмив бледное свечение звёзд в теле Урсы; ударившие во все стороны лучи собрались в один пучок, сошлись на теле медведицы и заключили её в плотный кокон. Пинки радостно засмеялась и ткнула копытом в повисшую над землёй вверх ногами зверюгу:
– Ха-ха-ха-ха-ха, ой, ну надо же, как котёнка, а ведь такая большая Урса… Хотя ведь да, она же именно Большая Урса, верно, Твайлайт?
Твайлайт не слышала. Она стояла, широко расставив ноги и зарывшись в снег почти по колено, скрипя зубами и сосредоточенно глядя – наконец-то глядя! – на медведицу. Та повернулась в воздухе и попыталась дотянуться до земли – но не тут-то было. Твайлайт пока хватало сил удерживать её, и она, с трудом развернувшись, начала медленно, шаг за шагом, приближаться к краю обрыва. Урса расхохоталась и прорычала голосом, в котором Твайлайт скорее угадывала, чем слышала, интонации Найтмэр:
– Ты хочешь утопить меня в текстовой воде? Твайлайт, Твайлайт… Обычные медведи – и те умеют плавать!
Твайлайт молчала. Проваливаясь на каждом шаге, она старалась не думать, на чём, собственно, она стоит – её знаний и опыта хватало, чтобы понимать, что как только она задумается над тем, как выдуманные снег и лёд могут давать ей хоть какую-то опору, она тут же провалится… Куда? Неважно. Она шагала к обрыву, собрав воедино все силы и волю, и от всей души верила, что Дэш и Флаттершай уже нашли Эпплджек и Рэрити.
– Твайлайт, Твайлайт, погоди! Смотри, что у меня есть!
Твайлайт не обернулась. Она знала, что равного ей мага не было во всей Эквестрии, и помнила, как обращаться со звёздными медведями, но ещё она теперь знала – чувствовала, ощущала каждой мышцей спины, каждой стрункой своей магии – что Большая Урса весит примерно в двадцать пять раз больше Малой, и что её сил всё равно не хватит надолго. Пот заливал ей глаза, и она зажмурилась, пытаясь проморгаться. Она даже не заметила, как ей на голову опустилась диадема, и Пинки воскликнула:
– До чего же она тебе идёт! Ты в ней просто принцесса!
Твайлайт открыла глаза. Где-то впереди, за висящей в фиолетовом коконе её магии Урсой, из темноты соткались две точки, которые приближались, росли, становились всё больше, и наконец она разглядела летящих к ней с какой-то нереальной, фантастической скоростью, работающих крыльями изо всех сил Дэш и Флаттершай, а у них на спинах… Твайлайт опять заморгала сильнее, увидев, как слабо шевельнулось в знак приветствия белоснежное копыто, а Дэш, осторожно опустив на землю златогривую земную пони, встала рядом с ней, глядя на воплотившуюся в Урсу Найтмэр с тяжёлой, осязаемой ненавистью.
– Это, наверное, первый раз, когда я действительно желаю кого-то уничтожить. Пинки, давай сюда Элементы! Пора покончить с ней!
– Оки-доки-локи! – земная пони оббежала подруг, достав из шкатулки поочерёдно: рубиновую молнию, аметистовый кристалл, янтарное яблоко, бабочку из редчайшего розового бриллианта, и – последним – свой сапфировый воздушный шарик.
Твайлайт почувствовала, что её силы на исходе, и оборвала заклинание, но чудовище и не подумало падать – вместо этого оно повернулось к шести пони, казавшимся крошечными по сравнению с его гигантской тушей, и прорычало, оскалив клыкастую пасть: «Ко мне!» Рядом с ним из пустоты соткалась фигура Сейла, который встал наизготовку, готовясь напасть вместе со своей хозяйкой. Недоумённо оглядевшись, медведица заревела ещё громче, вложив в приказ всю мощь своих лёгких: «Герои, ко мне!»
Медленно, словно нехотя, один за другим, являлись на её зов бледные тени давно умерших моряков: Грейхуф, дымивший своей неизменной трубкой, Майлз, Роуз и Мик, чьи места больше не занимали Твайлайт, Дэш и Флаттершай, Том, Смит, Крейг и Дилан Мак-Милланы, Роуп, Джейк… Выстроившись в ряд, они стояли, опустив головы и стараясь не смотреть друг на друга. Наступила тишина, и Урса, довольно оскалившись, облизнулась. Твайлайт растерянно смотрела на тех, с кем она успела сродниться за время, проведённое на борту «Морского конька». Она была готова, все её подруги были готовы, но теперь… Драться с ними? Уничтожить их? Она вспомнила, что именно за этим она здесь – уничтожить книгу, вместе со всем её содержимым, вместе со всеми, кто оживал каждый раз, когда её открывали и начинали читать. Она не знала, что делать.
Том шагнул вперёд, шмыгнул носом и сказал, посмотрев на товарищей:
– Кто куда, а с меня хватит. Сколько можно невинных поней губить-то? Эта образина, конечно, у нас вроде как за капитана, но знаете что? Пускай меня вздёрнут на рее в ближайшем порту, но я такого капитана в гробу видал. Не зря вот он… она… – он указал копытом в сторону Твайлайт, – насчёт того, что, может, побунтовать придётся, предупреждала.
Он сплюнул и закончил:
– Короче, я с ней.
В ряду моряков прошло шевеление, и поднялся невнятный гул голосов. Пони переглядывались, что-то обсуждали, подталкивали друг друга, и – сперва понемногу, по одному, по двое, а потом и целыми полувахтами – переходили к ждавшим по ту сторону темноты шести подругам. Подойдя к Твайлайт, Грейхуф затянулся и сказал:
– Ты только, дочка, нас жалеть не вздумай. Нам с ребятами она давно уже поперёк горла встала, такая вот полу-жизнь. Думаешь, мы тут ничего не понимали и не осознавали? Осознавали, ещё как. Тысяча лет, подумать только… – он закашлялся и пошёл к выстроившейся в ряд команде «Морского конька». Роуз прошёл мимо неё, не сказав ничего – только похлопал её по спине и подмигнул, и Твайлайт показалось на мгновение, что она и правда ощутила прикосновение его копыта. Майлз, внимательно глянув на неё, тепло улыбнулся, отрицательно покачал головой и занял своё место в строю рядом с Грейхуфом.
Твайлайт вдруг поняла, в очередной раз, с удивлением и какой-то растерянностью – она ведь каждый раз понимала это и каждый раз забывала – что для активации Элементов вовсе не требуется та сила, которую она привыкла день за днём использовать для своих магических упражнений и опытов, скорее даже наоборот. Именно сейчас, когда она была вконец измотана и не смогла бы, наверное, даже поднести кружку ко рту, она ощущала, как теплота и чувство единства с теми, кто был дорог ей, наполняют её; ей даже не надо было смотреть на них, чтобы знать, что Грейхуф стоит, посмеиваясь в воротник куртки, и выколачивает трубку перед тем, как спрятать её в последний раз; что Майлз, и вправду чем-то на неё похожий, встал рядом с капитаном, который так часто подшучивал над ним и который так его любил; что Роуз, широко ухмыляясь, опустил голову, готовясь броситься на врага; что Мак-Милланы замерли плечом к плечу, и не позавидуешь тем, кто вздумает на них напасть; что палубная и мачтовая команды, все три вахты, привычными движениями закатывали рукава и переговаривались, радуясь – то ли предстоящей схватке с той силой, что поработила их, то ли почти уже наступившей свободе; что Дэш сейчас перестала зло щуриться и расслабилась, ощутив рядом спокойствие Эпплджек, с которой она всегда чувствовала себя целой; что Эпплджек, опираясь на благодарность Рэрити, приподнялась, тихо улыбаясь чему-то; что Рэрити, пытаясь подбодрить Флаттершай и себя саму, встала – а потом и поднялась в воздух, распахнув засиявшие ослепительно-белым глаза, что Флаттершай, смущённо поджав передние ноги к груди, и правда приободрилась и распахнула крылья, посмотрев на Найтмэр прямо и смело; что Пинки с интересом разглядывает шерсть на носу медведицы, пытаясь понять, смогла бы пони спрятаться в ней целиком, но почему-то именно этим помогая ей, Твайлайт, примириться с иррациональностью и невозможностью существования Урс здесь, на Южном континенте; что их окутывает радужное сияние, становясь всё ярче и ярче, что они все, уже столько раз выручавшие друг друга, снова вместе, и всё будет хорошо
только почему так темно?
– Не верю. Я не верю, что ты готова уничтожить её! Подумай только! Столько сил, столько…
– Я знаю, сколько труда мы с тобой вложили в неё. И… я не хочу её сжигать.
– Так не делай этого! То, что ты написала в этот раз, в сотни раз лучше старой книги. Вспомни, какой красивой она стала! Ещё немного – и всё закончится хорошо, так, как и хочется читателям. Времена изменились – никому не нужны книги с несчастливым концом!
Спайк съёжился за столом, в страхе глядя на стоявших друг напротив друга сестёр. Принцесса ночи, казалось, стала выше ростом, а тьма, сгустившаяся за её спиной, выбросила длинные щупальца, заключая одинокую светлую фигурку с солнцем на кьютимарке в кольцо. Селестия подалась назад; Спайк понял, что главную борьбу принцессе приходится вести с собой, и она почти ничего не видит вокруг. Она смотрела в пол, и глаза её шарили по гладким плитам, как будто пытаясь найти написанный там ответ. Испугавшись, что ещё чуть-чуть – и она сдастся, Спайк шагнул вперёд и крикнул:
– Но ведь теперь там написана неправда! Какой бы красивой она ни была – теперь там написана неправда! Всё не закончилось хорошо. Поул и Снежинка… погибли, – последнее слово он сказал вполголоса, боясь, что этим он может подписать приговор Рэрити и Эпплджек. Луна повернулась к нему и незаметным для Селестии движением обнажила клыки.
– Это называется «художественный вымысел». А теперь не мешай мне.
Едва заметным движением рога она отшвырнула дракончика к стене; тот ударился об неё спиной, упал и остался лежать, отчаянно пытаясь поймать сбитое дыхание. Луна повернулась к сестре и сказала:
– Тия, мы вместе проделали огромную работу. Давай закончим её, и ты снова будешь лучшей, как была когда-то, когда написала эту книгу в первый раз. Толпы читателей, восхищающихся твоим талантом – ведь на этот раз ты не станешь прятаться за псевдонимом? О, нет! «Селестия» – будет написано на обложках сотен тысяч книг, которые разойдутся с прилавков за считанные дни, – Луна неспешно пошла по кругу, наматывая вокруг сестры новые и новые нити тьмы, плотной и как будто даже осязаемой. – «Селестия» – и ты наконец обретёшь заслуженное признание не как правительница, а как простая пони, у которой есть простой, честный талант. Разве не об этом ты мечтала все эти годы? – Луна остановилась перед ней и заглянула Селестии в глаза. Теперь комната почти полностью утонула во мраке, и силуэт дневной принцессы был с трудом различим. Она казалась плоской, как рисунок акварелью, и яркие, живые цвета её гривы и кьютимарки побледнели. Поняв наконец смысл обращённого к ней вопроса, она с трудом кивнула. Луна удовлетворённо улыбнулась и продолжила:
– А теперь подумай об альтернативе. Неужели ты повторишь судьбу неудачников, которые жгли собственные книги – по малодушию, по глупости, по бесталанности, в безумии, наконец? Неужели что-то из этого ты можешь сказать о себе, сестра?
Та проглотила ком в горле, отвернулась, и наконец открыла рот.
Вместо её реплики в комнате раздался звонок будильника. Громкий и резкий, проникающий в самую душу, мерзкий и отвратительный до тошноты – стоявшие на каминной полке часы захлёбывались звоном, подпрыгивая на месте и понемногу двигаясь к краю. Добравшись до него, они неспешно завалились, замерли на мгновение, будто раздумывая, падать или нет, и наконец отправились в неспешный полёт навстречу каменному полу. Звон прервался, и обломки разлетелись во все стороны. В наступившей тишине Спайк, наконец-то совладавший с дыханием, поднял голову и увидел, как Селестия, стряхнув наваждение, поднялась на задние ноги, расправив крылья, и знакомым движением устремилась вверх, зависнув в воздухе между полом и потолком. Луна отшатнулась, а заполнившая комнату темнота внезапно съёжилась и свернулась в тонкие нити, которые тут же растаяли без следа – за окнами башни всходило солнце!
Спайк вспомнил, что южная башня была самой высокой во дворце, и её первой касались лучи рассвета. Сейчас они простреливали всю комнату навылет, расчерчивая стены на огненные квадраты, и прогоняя саму память о тьме. «Воздушная… линза!» – выкрикнула, вдохнув на середине, Селестия, и её рог засиял, сгущая воздух перед пюпитром, на котором лежала книга. Спайк зажмурился, но его тут же вывел из оцепенения громогласный приказ:
– Спайк, записывай!
Прикрываясь от нестерпимо яркого света, заполнившего комнату, Спайк поднялся и встал на своё место; казалось, свет был до того ярким, что проникал через все страницы книги, так что она превратилась в многослойный параллелепипед из висящих в этом свете строчек.
– …и они жили долго и счастливо. Конец.
Спайк поставил точку и сказал:
– Готово!
– А теперь отойди!
Свет стал ярче и плотнее; он уже не только слепил, но и обжигал. Даже Спайк, который мог безо всякого вреда для себя искупаться в кипящей лаве, попятился и заслонил глаза, пытаясь уберечь их, но свет проникал сквозь плоть, оставаясь всё таким же чистым и белым; он даже казался оглушающим, хотя в комнате царила полная тишина. Наконец, послышалось тихое шипение, а затем раздался громкий хлопок – и свет исчез.
В возвратившейся тишине прозвучал мелодичный смех Селестии, и она сказала:
– Жаль, что ты не видела меня минуту назад, Твайлайт Спаркл. Иногда даже очень опытные маги вынуждены делать «трах-тибидох», – она перевела дыхание, снова засмеялась и позвала: – Луна! Луна, очнись! Всё хорошо, мы справились! Всё хорошо.