Полярная повесть

Глава 2

Поул продолжала идти. Это было довольно опасно, потому что она больше не могла доверять глазам и полагалась на свои копыта не только в прямом, но и в переносном смысле, осторожно нащупывая ими дорогу. Ей постоянно попадались большие каменные глыбы и куски льда, упавшие с верхушек скал и загромождавшие проходы. Через них приходилось перебираться; она всё равно не могла бы двигаться быстро, но такие дополнительные задержки сводили её с ума. Прошло уже несколько часов, но она знала, что прошла не больше полумили от места, где повредила ногу. Поул продолжала идти. Мысли о возможных неприятностях, которыми Белое Безмолвие грозило лично ей, всё чаще уступали место мыслям о неприятностях, которыми оно грозило кораблю. Первое изумление прошло, и теперь она понимала, что на её шансы на выживание куда больше влиял рельеф, ограничивавший скорость ходьбы, и стремительно таявшие запасы – а вот для пилотов дирижабля подобные метеоусловия были серьёзной проблемой: разбить корабль при такой видимости, пойдя на поводу у оптических иллюзий, было легче лёгкого. Страх за товарищей, раздражение и нетерпение порой становились настолько сильны, что она стискивала зубы до скрежета – единственный звук, который отдавался у неё в ушах, кроме хруста снега под копытами.

Покрытые намёрзшим льдом серые скалы поднимались к серому небу, и казалось, что они вот-вот пропорют брюхо низким облакам. Фигурка Поул, почти незаметная рядом с гигантскими каменными глыбами, упорно продолжала двигаться вперёд, выискивая путь в этом лабиринте и пытаясь придерживаться направления на север. Это удавалось не всегда, потому что проходимые коридоры часто вели её к востоку или западу, а иногда даже поворачивали обратно, и ей приходилось решать, продолжать ли идти по выбранному проходу или вернуться и попробовать другой. Иногда она так и поступала, теряя время и уменьшая свои шансы на выживание. Нога болела куда менее сильно, но это было единственным приятным обстоятельством, и странное освещение в сочетании с пересечённой местностью вынуждали её сдерживать шаг. Стало темнее, и она вдруг поняла, что где-то над саваном Белого Безмолвия солнце готовилось сесть. Она устала; пора было ставить палатку и готовить ужин, но она не хотела делать этого здесь – в сердце царства гигантских камней она чувствовала себя неуютно, а кроме того, она знала, что угроза падения каменной или ледяной глыбы на палатку ночью более чем реальна. Поул надеялась выбраться из этого лабиринта прежде, чем станет слишком темно, чтобы разбивать лагерь.

В этот момент она достигла места, где камни расступались. Поул посмотрела по сторонам и увидела, что ряды скал расходились вправо и влево, образуя гряду, в которой местами виднелись проходы, подобные тому, в котором она сейчас стояла. Перед ней лежало бескрайнее поле ледника, спускавшееся к горизонту широкими ступенями, усеянными сравнительно небольшими камнями и скалами. Отсюда открывался отличный вид, и здесь дышалось легче. Она перевела дух и постояла немного, радуясь исполнению своей надежды на отдых на открытом месте и осматриваясь. Было очевидно, что ледник, давший начало каменному лабиринту, через который она только что прошла, спускался в какую-то впадину на севере, и хотя Поул не могла вполне доверять своим глазам, ей показалось, что она видит линию утёсов и какую-то тёмную полосу над горизонтом, которая вполне могла быть паром над открытой водой. Поул прикинула расстояние до горизонта и поняла, что вполне может достичь этой воды – если это была вода – завтра.

Она улыбнулась и вышла на лёд. Поверхность оказалась более скользкой, чем она ожидала, и ей пришлось следить за равновесием, когда она взяла курс к кучке низких валунов, чтобы разбить палатку под их прикрытием. Она шла медленно, и это дало ей возможность отпрянуть, когда лёд под её копытами провалился, открыв узкую, но бездонную трещину. Падающие куски льда позвякивали, ударяясь об её стены, но Поул не расслышала звук, сопровождавший их падение на дно. Это был далеко не первый раз, когда ей приходилось ходить по ледникам, и подобные трещины, располосовывающие длинные ледяные языки, лениво лежащие на своих каменных ложах, попадались ей и раньше, но ледяные мостики над ними, как правило, выдерживали вес пони. Она пожала плечами и сделала шаг в сторону ближайшей группы валунов, чтобы безопасно добраться до цели вдоль них. На этот раз лёд подался под её ногами совершенно беззвучно, и она провалилась.

Чувство полёта, столь хорошо знакомое пегасам. Тёмная бездна под копытами. Прервавшийся выдох в момент, когда она застряла между стенами узкой, ступенчатой трещины, пролетев пару ярдов. Её сердце колотилось где-то в горле. Было тяжело дышать. Она чувствовала, что её тело зажато в ледяные тиски, и понимала, что любое неосторожное движение могло разрушить лёд, который держал её, и она висела тихо, боясь пошевелиться. Она подумала, что выбраться наверх по гладким стенам не получится, и эта мысль вызвала новую волну ужаса.

Секунды шли за секундами, она оставалась в прежнем положении, её дыхание успокоилось, а сердце перестало частить, глаза привыкли к темноте, и, наконец, она осмотрелась. Её тело застряло между двумя ледяными выступами, которые шли параллельно верху трещины, а её ноги висели ниже уровня выступов – там стены снова расходились, и больше никаких выступов видно не было. Ситуация была поистине ужасной. Любое лишнее движение могло привести к падению в бездонную пропасть.

Поул подняла переднюю ногу и поставила её на выступ. Нога заболела, когда она приложила усилие, но её тело немного сдвинулось, давая ей надежду на освобождение из ледяной ловушки. Она поставила другую ногу на противоположный выступ и попыталась приподняться. Поначалу её усилия казались бесплодными, но она выдохнула так глубоко, как только могла, и продолжала отталкиваться, выигрывая дюйм за дюймом и пытаясь не обращать внимания на угрожающее потрескивание льда. Осколки с краёв выступов и её седельные сумки полетели в пропасть, когда она последним усилием вырвалась на свободу и подтянула задние ноги, поставив их на выступы и замерев в этой позе. Так она постояла немного, восстанавливая дыхание и стараясь не смотреть в тёмную узкую щель под собой, хотя она притягивала её взгляд, как магнит. Наконец, обретя способность действовать обдуманно, она осмотрелась и заметила, что выступы, на которых она стояла, продолжались вдоль всей видимой ей части трещины до места, где та поворачивала. Поул пришла в голову мысль пойти вдоль выступов в надежде, что где-нибудь найдётся место, где они поднимутся достаточно близко к поверхности, и она сможет выбраться.

Так она и поступила, медленно и осторожно, ставя правые копыта на правый выступ, а левые – на левый, постепенно удаляясь от дыры, которую пробила при падении и в которую просачивался жидкий вечерний свет, шагая под ледяным потолком и внимательно разглядывая и обнюхивая каждый дюйм льда, прежде чем доверить ему свой вес. Через десяток минут такого движения она наконец добралась до поворота и, пройдя его, увидела, что выступы здесь приближались к поверхности настолько, что она не смогла бы пройти под потолком, не наклоняя головы. Мощный удар открыл ей дорогу наверх, и Поул задержала дыхание, ставя передние ноги на край трещины и отталкиваясь задними. Оп! – и она уже стояла на поверхности, прямо возле валунов, под защитой которых собиралась разбить лагерь.

Лагерь… Её седельные сумки! В этот момент Поул заметила, что вся промокла от пота. Её ноги дрожали, хотя усилия, которые она приложила, выбираясь из трещины, были обычными для её тренированного тела, и она поняла, что дрожит не только от пережитого страха, но и от холода. Она отчаянно нуждалась в огне и укрытии, чтобы согреться и высушить вещи. У неё не было ни огня, ни укрытия. Она лишилась почти всего снаряжения, и уже стемнело. Продолжать движение, рискуя провалиться ещё раз, она не могла – теперь Поул не была уверена, что сможет спуститься по леднику даже ясным днём, не говоря уже о тёмной безлунной ночи.

Она обошла валуны, стараясь держаться поближе к ним, сама не зная, зачем это делает, и вдруг увидела расщелину, в которую смогла протиснуться и которая привела её к небольшой площадке, скрывавшейся, как оказалось, в середине стоявших кругом каменных глыб. Камни защищали её от ветра, снега было достаточно, и Поул решила построить нечто вроде иглу – по крайней мере, так она могла надеяться, что не замёрзнет насмерть. Работа была тяжёлой, потому что у неё не было другого выхода, кроме как сгребать снег и утрамбовывать его, создавая постепенно некое подобие снежных хижин, которые строили полярные пегасы, но она согрела Поул, и, когда та закончила, ей было почти тепло.

Закончив постройку убежища, Поул забралась внутрь, заложила вход снегом и попыталась уснуть. Она была усталой и голодной, в её снежной лачуге было сыро и холодно, и она не знала, как выжить в этой ледяной пустыне без снаряжения и припасов – но рыхлый снег, который она предусмотрительно нагребла внутрь, всё-таки задерживал тепло её тела, а её дыхание постепенно согревало воздух в иглу. Наконец, внутри стало достаточно тепло, чтобы усталость взяла своё, и она уснула, свернувшись клубком, закутавшись в парку и натянув её рукава на копыта, а просторный капюшон – на мордочку, и спрятав нос в его меховой оторочке.

Наутро погода переменилась. Выбравшись из своего неуютного убежища, Поул не увидела и следов Белого Безмолвия, так внезапно наступившего вчера. Она провела ночь, дрожа на своей снежной постели, периодически просыпаясь, согреваясь парой гимнастических упражнений и снова проваливаясь в неспокойную дрёму без снов. Теперь её дух совсем упал, когда она увидела яркое солнце, сияющее сквозь слой тонких, лёгких облаков, и, повернувшись на север, Поул увидела край серого одеяла обложной облачности, которое радостно гнал дальше и дальше от неё всё тот же южный ветер. Она испытала ощущение, похожее на то, которое бывает у опоздавших, когда они смотрят вслед уходящему поезду. Ясная погода в Заполярье означает только две вещи: слепоту и жестокий холод. Поул уже чувствовала, что воздух стал холоднее, и знала, что первая же безоблачная ночь приведёт к ещё большему похолоданию. Слепота тоже не заставит себя долго ждать – яркий свет, отражённый от снежного покрова, вскоре повредит её глаза, которые она больше не могла защитить очками: они остались в потерянных сумках. Но пока этого не произошло, и она внимательно осмотрелась, намечая безопасный путь вниз по леднику. Она увидела дирижабль почти мгновенно.

Он больше не был дирижаблем, и она поняла, почему не заметила его вчера: в сумерках она обманулась, решив, что это просто ещё несколько куч камней, потому что цвета были практически неразличимы. Сейчас он бросился ей в глаза ярко-красными фрагментами обшивки, разбросанными по белому снегу и серым камням. В это зрелище было настолько трудно поверить, что она простояла беззвучно минуту или две, глядя во все глаза на место трагедии, которая, видимо, произошла несколько дней назад: некоторые обломки уже занесло снегом, хотя снегопадов не было уже больше двух недель. До них было довольно далеко, не меньше мили от того места, где стояла Поул, но ей показалось, что она видит аквамариновое тело Темпеста – самого талантливого летуна из всех, кого она знала, и единственного пегаса в мире, чьи воля и самодисциплина оказались достаточно сильны, чтобы он смог отказаться от радости свободного полёта, знакомой пони его расы с детства, и освоить сложную и требовательную профессию пилота. Поул вдруг обнаружила, что изо всех сил прижимает копыто к губам, и что на её щеках появились две мокрые дорожки. Она покачала головой, шепча: «Нет. Нет. Нет!» – почти прокричав последнее слово, она ринулась по ледяному склону, не разбирая дороги. Она не помнила, как сбежала по леднику, перепрыгивая трещины и спотыкаясь о камни, каким-то чудом не провалившись снова и добравшись до обломков корабля меньше чем за пять минут.

Она не ошиблась. Аквамариновым пятном, которое она увидела издалека, был Темпест. Его изломанное тело было хорошо заметно – оно лежало ничком на высоком снежном наносе, с оторванным крылом, и с головой, развёрнутой к небу, как будто он хотел в последний раз посмотреть туда, где прошла вся его жизнь. Облака рассеялись, полностью открыв солнце, но Поул почти ничего не видела. Она не нашла в себе силы приблизиться к телу и оставила его, чтобы обыскать место крушения. Она почти ничего не чувствовала; неспособность перестать плакать была единственной реакцией, которую она ощущала, двигаясь от обломка к обломку. Найти других членов экспедиции оказалось не так просто.

Дэззл лежал под тяжёлым лонжероном; его серое тело было почти полностью вдавлено в ледник, окружённое тёмно-красным пятном снега, пропитанного его кровью, и было едва видно из-под лежавшей на нём конструкции. Пачка бумаги торчала из его седельной сумки, которую она нашла открытой неподалёку – он знал о том, что случится, и успел собрать все свои записи за те несколько минут, что были у него перед крушением. Она взяла верхний листок и начала читать, пробегая взглядом по строчкам знакомого убористого почерка, описывавшим его исследования восточной части Южной Уздечки и находки, сделанные там: несколько новых видов радужных мхов, гигантские скелеты морских млекопитающих, странные нелетающие птицы, кормившиеся головоногими и нырявшие за ними на глубину в двести-триста футов… Она осторожно положила листок на место и взвалила сумку на спину, не очень понимая, зачем она ей, и зная только, что должна сохранить её.

Следующим она нашла тело Гейла – скорее любитель приключений, нежели учёный, страстно отдававшийся метеорологическим исследованиям, но не упускавший ни одной возможности оторваться как следует – он присоединился к экспедиции, чтобы закончить свою работу по вопросам формирования циклонов, но куда важнее для него было стать участником первого пилотируемого полёта за полярным кругом. Он был вторым пегасом в команде, и тоже отказался покинуть падающий корабль – даже после смерти он продолжал сжимать рычаг сброса балласта, лёжа под обломками гондолы. Поул потянулась к его копыту, но остановилась и заставила себя пойти дальше, продолжая поиски, хотя сейчас ей хотелось только лечь, свернуться в клубок и плакать, пока не наступит смерть от голода и переохлаждения.

Тело Старскейп лежало неподалёку, совсем целое, казавшееся живым. На мгновение Поул была готова поверить, что сейчас она шевельнётся, отзываясь на её оклик, но, подойдя ближе, увидела, что широко распахнутые бирюзовые глаза единорожки покрыты тонкой коркой льда. Борозда, тянувшаяся за её телом, и несколько вмятин на снегу говорили о том, что она прожила ещё какое-то время после катастрофы и пыталась уползти подальше от угрожающих воспламениться обломков. Рациональная и трезвомыслящая, как любой профессиональный астроном, она наверняка понимала, что это бессмысленно. Нежная и заботливая, как врач экспедиции, она наверняка надеялась до последнего, что помощь придёт – но ей было некому помочь. Поул подавилась слезами и отвернулась, чтобы закончить осмотр, вспоминая своих товарищей – всех вместе и каждого по отдельности, и отказываясь заменять в памяти их глаза и улыбки на картины изломанных останков, которые видела только что. Она закончила за полчаса, и вернулась к месту, с которого начала. Темпест. Дэззл. Гейл. Старскейп. И…

Одного тела не хватало. Тела, которое она хотела найти и боялась найти больше всего. Она продолжала кружить среди обломков, передвигая их, если это было возможно, заглядывая под них и высматривая любые следы, но тщетно. В конце концов, Поул сдалась, и застыла на месте, глядя перед собой невидящим взглядом. Это было невозможно. Этого просто не могло произойти. Не с её товарищами. Не со Снежинкой. Не с ней.

Её плечи затряслись, когда она снова начала плакать – зло и беззвучно. Ненасытный белый зверь выпустил её из своей хватки, но только для того, чтобы забрать взамен другую жертву, куда более страшную. Она сорвалась с места, изо всех сил ударяя задними копытами по снегу и крича что-то солнцу, которое издевалось над ней, заливая ярким и радостным светом всё вокруг, освещая тела и обломки. Её бы куда больше устроила ночь – непроглядная полярная ночь, когда не видно ни зги, не видно того, что случилось тут, когда приходит холод, убийственный холод, пробирающий до глубины души, проникающий под кожу и струящийся по жилам, остужающий пламя боли и отчаяния, приносящий покой и умиротворение, забвение и смирение…

Это закончилось так же внезапно, как началось, и она обнаружила себя в нескольких сотнях ярдов от места катастрофы. Она услышала что-то и повернулась на звук. Вероятно, раньше груда камней, к которой она случайно приблизилась в приступе слепой ярости, скрывала от её взгляда то, что она видела сейчас; Поул шагнула вперёд, шагнула ещё раз, споткнулась и побежала, ещё не веря своим глазам, добежала и упала рядом, откинув капюшон и разбросав по плечам свою гриву, которая засияла под ярким солнцем. Её взгляд почему-то задержался на золотых локонах, смешавшихся с тёмно-фиолетовыми, которыми всегда так гордилась Снежинка, пока она сидела, склонившись над белым телом, лежавшим рядом с тёмной расщелиной в скале. Какое-то время она отстранённо наблюдала за игрой контрастов, боясь взглянуть куда-то ещё, но потом повернулась и увидела свежую борозду в снегу, которая выходила из расщелины и заканчивалась под телом Снежинки. Только тогда она поняла, что единорожка смотрит на неё, пытаясь что-то сказать.

– Снежинка! Ты… Ты жива! – Поул засмеялась, продолжая плакать и бесцельно трогая обгоревшую, спутанную гриву единорожки и её израненное и обмороженное тело.

– …услышала… твои крики… выползла… – губы Снежинки были покрыты коркой запёкшейся крови и едва шевелились; она замолчала, чтобы перевести дыхание.

– Я была почти готова поверить, что ты не придёшь, – она последним усилием подняла голову, посмотрела Поул в глаза, улыбнулась и обмякла в её копытах.