Стальные крылья: Огнем и Железом

Пролог

«Склоняюсь пред Вами, Солнцерожденная.

По Вашему приказу я начала эту копытопись, лишь только получив Ваш приказ, который был столь милостиво назван Вами «маленькой просьбой». Я польщена и обрадована тем, что на меня обращено столь высокое внимание богини народа пони, и приложу все свои усилия для того, чтобы не посрамить славу своего племени, славными по всей Саванне своими несравненными мудрецами, провидцами и жрецами, толкующими волю духов предков.

Приказ был ясен, но он вверг меня в пучину отчаяния, в чем я признаюсь Вам без всякой утайки, о Видящая Глубины Душ Живых! Составить жизнеописание Звездного Зверя – нет более страшного проклятия для любой правоверной зебры, нет худшего преступления. За громкие разговоры о ней, проклятой, судьи до сих пор заставляют провинившихся откусывать собственные языки под внимательными взглядами достойнейших зебр той местности, где довелось случиться преступлению, а того, кто осмелился бы написать о ней хоть что-нибудь подобное… Нет-нет-нет, я проклята, я знаю это. Теперь я это поняла, и мне осталось лишь уповать на то, что Ваше слово оградит меня от неминуемой смерти, как в Зебрике, так и в Эквестрии, и этот архив, который я получила из копыт моего мужа и повелителя, все же будет вам интересен и, согласно данному Вами слову, навсегда останется в Ваших архивах. Ведь вы должны знать, какое чудовище скрывается под маской одной из ваших доверенных слуг и рабынь! И будь она проклята за то, что пишет о себе так, словно… Словно она обыкновенная, ничем не примечательная пони, не виноватая ни в чем! Она прокляла меня в тот самый миг, когда мы встретились с ней под холодным солнцем Вашей страны – иначе как еще можно объяснить то, что читая ее записки, написанные почерком пьяного серви, объевшегося плодов марулы, я вдруг поняла, что начала сочувствовать этой… Этой…

Нет-нет! Прочь, неправедные мысли! Я проклята, и я знаю это!

Простите меня, Солнцерожденная, я вновь заболталась. Ничего не могу с собой поделать, ведь все детские годы, что я провела в ученичестве у своей матери, на женской половине дворца своего всесильного отца, мне было запрещено писать и читать – моим уделом были непрерывные медитации, спиритические практики наших предков и заучивание священных таблиц с историей и путями множества племен. Столь необычно было видеть, как по моей просьбе хемуу — дворцовые рабы, которых вы зовете «слуги», без удивления или возмущения приносят мне целую гору этих мягких, белых кусков листьев столь странного растения, известного в этих землях как «бу-ма-га». Плотнее чем папирус, они столь сильно впитывают краску, что после невозможно смыть за ненадобностью написанное – оно просто расплывается, пачкая копыта и оставшиеся нетронутыми места, а калям то и дело оставляет на них безобразные кляксы.

Как я скучаю по хорошему папирусу!

В шесть лет я прошла свои первые посвящения, и с гордостью могу сказать, что к своим шестнадцати годам овладела всеми языками и диалектами, на которых разговаривают, болтают и молчат все племена зебр нашей необъятной Саванны. Многое поменялось после Великой Войны, которую знают как «Пришествие Тьмы», и наш великий отец, да продлят духи предков его дни на земле, сумел перебороть самых неумных или отсталых зебр, и теперь все, кто живет вдоль побережья Уадж-Ур, называемого пони Морем Вечности, могут свободно читать и писать, обучаться в гимнасиях и ликее – о, сколького я лишена, заброшенная волею духов и своего проклятья так далеко от дома! Весна Саванны – вот как называют сейчас то, что происходит там, у нас, за многими днями пути по воде, но я никогда больше не увижу свой дом!

Разве могут принять меня мои соотечественники и духи предков, когда надо мной довлеет столь ужасное проклятье?

Мать моя, будучи из племени Ачу, хорошо обучила меня, и в свои четырнадцать лет я уже могла узнавать зловоние зла лишь по малейшим, самым крохотным признакам, еще не видимым самому бедняге, проклятому злыми зебрами, лишившими его покровительства предков и обнажившими его дух пред мстительными сущностями, живущими в тонком мире, и каждый раз, перед сном, я раз за разом была вынуждена заучивать «Гханима Категезе», изучая повадки и описание Зверя, но… Как я могла ее не распознать, столкнувшись нос к носу с той, кого боится и ненавидит вся великая Саванна?

Путешествие мое длилось долго. Много дней пути по соленой до горечи воде, на странном, пузатом корабле, тяжело переваливающимся по волнам, стали для меня одним из первых испытаний, к которым меня готовили сразу после рождения – как была эта миска не похожа на наши замечательные, завещанные нам предками папирусные лодки, чья форма так напоминает прекрасный фрукт, что был дарован правоверным в дни Большого Голода, дабы укрепить их силы! Однако она была крепка, и исстрадавшись из-за нещадной качки, я благополучно сошла на деревянный причал, первым встретивший меня в этой далекой стране.

Да, именно сошла!

О Солнцерожденная, неужели в Вашей стране жители столь пренебрежительно относятся к заветам предков, раз и навсегда установивших, что выходить из священной реки Итеру, а лучше – изо всякой воды, потребно лишь снизу вверх? Находясь в воде, мы отдаляемся от мира живых, и приближаемся к тонкому миру, миру духов и предков, и зависаем в неопределенности, пока не взойдем вновь на берег. Лишь пройдя положенные обряды, беднейшие из крестьян или рабов могут ходить невозбранно по разлившейся Итеру в сезон Ахет, но и они, перед выходом на твердый берег, стараются забраться по нему, рождаясь вновь для мира живых. Что уж говорить об остальных правоверных зебрах?

Увы, увлеченная разглядыванием столь необычного города, в который приплыла та миска с тремя огромными, белыми парусами, я не придала тому большого значения, и лишь подивилась неграмотности старейшин, входивших в местный Кенбет. Разглядывая множество разноцветных пони, спешащих по своим странным делам, я пропустила этот пугающий знак, как, впрочем, и множество других, что сопровождали мое прибытие. Спускаясь по трясущейся доске на пристань, я не рождалась, но умирала, уходя из мира живых, и столь хитры были наброшенные на меня проклятья, что не заметила я ни стукнувшего о причал борта лодки, наполнившего старые доски громом и гудением; ни пронзительных криков белоснежных эрм'ари, плачущих над судьбой бедной зебры; ни света солнца, чей свет не обжигал, а лишь согревал мою шкуру… Я не заметила ничего, ослепленная проклятьями, что в этот момент накладывала на меня стоявшая неподалеку, пятнистая пони. Сначала я приняла ее за жрицу из-за роскошной белой столы, укрывавшей ее плечи, спину и круп, и не ошиблась – ниспадая до самой земли, она скрывала алую подкладку, по-видимому, означавшую высокий ранг посланницы Солнцерожденной, своей божественной волей призвавшей меня в этот край холодных ветров и разноцветных жителей. Сопровождавшие ее пони были меша – пехотинцами ненавистного всем Легиона, и судя по тому, с каким спокойствием и даже панибратством они обращались к встречающей меня кобыле, даже тут, на собственной земле, в своем доме, цветные жители стонали от гнета проклятой армии закованных в драгоценное железо поработителей, не уважающих ни жрецов, ни мудрецов, ни правителей.

Увы, в происходящем я разобралась гораздо позже, а тогда – мне было очень холодно и плохо, я очень скучала по матери, хотя до этого момента я никогда не думала, что могла бы вспоминать ее тяжелый характер и вечные страхи о Втором Пришествии Зверя почти с умилением… Но что до того, ведь теперь она далеко, и ничем не может помочь своей дочери, пусть даже и не любимой. Той, из кого она трудолюбиво ковала орудие для борьбы со Зверем.

В огромном вагоне пыхтящего дымом, стального чудовища, которое я когда-то видела издалека, бегущим по захваченным местам Саванны, мы все-таки разговорились. Похоже, что встречающая меня пони, назвавшаяся смешным именем «Бер-ри-слоп», была только рада уходу сопровождавших ее надзирателей – она мгновенно скинула плащ и странные железные кандалы, внутри которых оказались самые обычные ноги, после чего с облегчением вытянулась на диванчике, рядом со мной, бормоча что-то про «форменное издевательство» и какую-то «жару». Быть может, ее учили жареными розгами ее хозяева или старшие жрецы, как это водится у тех, кто преподает науку ленивым или глупым ученикам? Я не знала, но тогда это заставило меня проникнуться симпатией к этой небольшой, крылатой пони, и хотя раньше символ крыльев внушал нам только страх перед неминуемыми налетами стальных воинов, ее огромные летательные конечности показались мне такими мягкими, такими теплыми и настолько похожими на шерсть младших братьев и сестер, к которым иногда меня отпускали поиграть, что я и не заметила, как оказалась под одним из этих громадных полотнищ. Кажется, это ее чем-то смутило, но она никак не выразила своего недовольства, не ударила меня и даже не отчитала, как не преминула бы сделать любая матрона из племени Прополи, что так возвысились под мудрым правлением нашего всесильного отца, пробормотав только, что «все жеребята одинаковы» или что-то похожее – я не расслышала точно, занятая тихим плачем в мягкий пух, мягкостью соперничавший с тем, что покрывает маленьких гусят. Конечно, я быстро успокоилась, ведь я – достойная дочь своей матери и великого отца, и я достойно пройду свое испытание, и я…

Я очень скучаю по своему дому.

Повозка на стальных колесах ехала очень долго – несколько дней, останавливаясь в разных городах, в каждом из которых меня, как и сопровождавших меня сородичей, встречали небольшие группы важных пони, почему-то старавшихся поговорить с нами наедине. Хвала предкам, что моей провожатой удавалось отбиться от столь некрасивых попыток поглазеть на меня, словно на какую-то диковинку, и уже через сутки таких вот остановок, я перестала выходить из комнаты сопровождавшей меня жрицы, не откликаясь даже на просьбы и требования Суок-Воспитательницы, строгой и жесткой няни, что стала моей провожатой в дальний путь без возврата. Я чувствовала вину перед ней, по словам матери, добровольно отправившейся со мной в это дальнее и, без сомнения, последнее путешествие, но я должна была узнать столько нового, а эта пятнистая пони оказалась на удивление смешной рассказчицей, хотя она часто смеялась над какими-то совсем не смешными вещами – ну как, например, можно посмеиваться над огромным, во всю правую переднюю ногу шрамом, говоря, что это «напоминание о том, как опасны бывают цепи и клетки»? Я решила тогда, что она была когда-то в рабстве у злого господина, поднявшись после до хемуу – Вашей личной дворцовой рабыни, и прониклась к ней симпатией. Мне стыдно вспоминать о том, что это я приставала к ней с просьбами рассказать мне о ее стране, а не наоборот, да так, что на третий день она уже просила меня дать ей отдохнуть, ссылаясь на то, что дома ее ждут дела и «трое вечно голодных бугаев, не ценящих ее старания на кулинарном поприще!». Я сочувствовала ей всей душой, не зная, кто скрывается под этой миловидной маской доброго духа, и упорно изводила ее вопросами, стараясь побольше узнать о том, что ждет меня у подножия трона Солнцерожденной. Мой глупый интерес затмил мой взор, и то, что даже самые стойкие и крепкие духом зебры, лишь завидев мою провожатую, отшатывались прочь, я приписала присутствию железных воинов, беспрестанно торчащих за ее спиной, и не обратив на это внимания, продолжала спрашивать и получать веселые, забавные, а иногда и очень грустные ответы.

Да, я знала о том, что мне предстоит. Я знала, что была отдана на заклание злому демону, алчущему крови духу, рожденному из пылающей утробы Звездного Зверя, который, вскоре, должен был стать моим мужем, повелителем и господином. Отец рассказывал мне о нем, и разговоры эти заставляли мою гриву подниматься дыбом, а подушку – быть вечно мокрой от слез. У меня не было игрушек, как у других моих братьев и сестер – моими игрушками были ритуальные принадлежности, а книгами – категизы верований и знаний, которыми моя мать пыталась укрепить мои Ба, Сут и Ка перед предстоящим мне испытанием. Сначала это было настолько захватывающе – учиться тому, что не дозволено знать зебрам гораздо взрослее меня, готовиться к схватке не на жизнь а на смерть… Но потом все эти уроки, практики и испытания превратились в рутину, а наш великий отец… После разговора с ним я поняла, что нет у меня больше защиты, и никакие знания не спасут меня в логове Зверя.

Я приготовилась к худшему.

Но после поездки с этой странной пони я поняла, что не все жители Вашего королевства желают мне зла. Я была уверена, что нашла себе пусть ненадежного, но друга или, по крайней мере того, кто проявлял бы ко мне искреннее участие – не сюсюкающего, не относящегося ко мне как к глупому жеребенку, терпеливо выслушивающего все мои вопросы и дававшего на них правдивые ответы… О, как должно быть, жгло ее язык, вынужденный говорить лишь правду! Но Зверь хитер, и только оказавшись в тронном зале, окруженная зебрами своего посольства, я поняла, как жестоко я обманулась, когда под громадными сводами, способными вместить в себя не самое маленькое поселение зебр, раздалось злое, ненавистное, известное всякой пережившей Пришествие зебре «Легат Легиона!».

Почему она скрывала это от меня? Хотела втереться ко мне в доверие? Выведать мои тайны? Пелена упала с моих глаз, когда я впервые увидела Зверя. Зверь был пятнист. Зверь носил дорогую, красивую броню и белый плащ с алой подкладкой. Зверь клацал по каменному полу стальными когтями железных своих ног. Пред Зверем уважительно расступались окружающие пони – со страхом и подобием почтения, за которыми проглядывала поразившая меня брезгливость, но вряд ли кто-либо мог открыто показать это, глядя ей в глаза.

В неживые, словно нарисованные глаза.

Так что же мне делать, Солнцерожденная? Моя кровь, кровь дочери Ачу, позволяет мне видеть больше, нежели другим, но я боюсь, что мои суждения могут быть запятнаны, замараны проклятьем, все глубже погружающимся в мое тело, личность, душу и тень. Иначе как бы это было возможно, чтобы читая сокровенные мысли Звездного Зверя, я вдруг прониклась к ней сочувствием и недоверием к тому, что говорили мне мои родные? Как это может быть? Но не важно – я все еще гордая дочь своего народа, и пусть даже он отвернется от меня, пусть плюнет на мою тень, лишив ее посмертия, но я исполню до конца свой долг, и явлю миру то, что когда-нибудь, быть может, сможет его спасти.

Я напишу для Вас правдивое жизнеописание Звездного Зверя».

Иийиса Нгомо Сесе Квамбе, шестая дочь Великого и Непревзойденного

Нгомо Сесе Квамбе, Объединителя Саванны.