Новый житель маленького города

Что может быть лучше очередного попаданца в светлый сказочный мир нашей любимой Эквестрии? Ну как можно устоять от соблазна прочитать новую историю об обыкновенном парне, как ты и я, окунувшемся в эту тёплую атмосферу чуда, произошедшего наяву? Ах, ну что же ты ещё здесь? Давай уже примемся за столь многообещающий фанфик!

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл Дискорд Человеки

Настоящая магия

События происходят после эпизода "Equestria Girls – Spring Breakdown". Оказавшись в Эквестрии, Трикси, обычная иллюзионистка и фокусница, обнаруживает, что как единорог, теперь может творить настоящую магию. И она не хочет возвращаться домой.

Трикси, Великая и Могучая Старлайт Глиммер Сансет Шиммер

На вершине

Что значит быть Селестией? Что значит быть «на вершине»? Селестия знает. А вскоре узнает и Твайлайт.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия

Нашествие.

Эквестрия, июнь 1011-го года от Изгнания Луны. В стране царит приподнятое настроение: приближается Летнее Солнцестояние, один из главных государственных праздников. По всей Эквестрии идут активные приготовления к самому длинному дню в году. Скоро начнутся парады, выпускные балы, ярмарки и демонстрации, они охватят всю Эквестрию от Акронейджа на западе до Троттингема на востоке, и от Винниаполиса на севере до Балтимейра на юге. Тревожные новости, доходящие до пони из других стран, мало их волнуют: народ ворчит о мерах военной мобилизации и склонен верить в то, что сёстрам-Аликорнам удастся уладить проблему раньше, чем она перерастёт во что-то серьёзное. Блаженное неведение, за которое придётся очень дорого заплатить...

Чейнджлинги

Падение Эквестрии: Вот так страх!

Вновь для жителей Эквестрии наступает Ночь Кошмаров. Карибу позволяют пони отметить событие — правда, в своём понимании. И к празднеству вновь присоединяется Зекора, чтобы поведать серьёзно откорректированную легенду о Найтмер Мун.

Принцесса Луна Зекора ОС - пони Найтмэр Мун

Бряцание оружием

Король алмазных псов, осмелевший после того, как собрал стотысячное войско, решает, что наилучшим способом похвастаться своим недавно обретённым могуществом будет вторжение в Эквестрию под предлогом каких-то прошлых обид. И поэтому он шлёт принцессе Селестии письмо с объявлением войны. Результат предсказуем.

Принцесса Селестия

В ожидании Селестии

После важнейших переговоров с новой принцессой — Твайлайт Спаркл, принцесса Селестия телепортировалась в Кантерлот… оставив в Понивилле свою колесницу вместе с экипажем. Не зная что делать в подобной невероятной, нет, неправдоподобной, нет-нет, невозможной ситуации, двое пагасов пытаются разобраться в произошедшем и приходят к пугающим выводам…

Принцесса Селестия Другие пони

Лучшее — враг хорошего

Густав ле Гранд, известный кондитер не только в стране грифонов, но и в Эквестрии, приехал в Кантерлот... по своим делам. К несчастью (Или к счастью, как посмотреть), об этом узнаёт одна пронырливая пони, у которой как раз на носу образовалась маленькая проблемка.

Рэрити Пинки Пай Другие пони

На ошибках учатся

Небольшой анекдотец о первых нелегких днях Твайлайт в роли принцессы

Твайлайт Спаркл

По ту сторону

Дискорд - один из самых загадочных персонажей Эквестрии. Но что может случиться, если он обретет новых друзей и столкнется лицом к лицу с неведанной до селе опасностью? Лишь их помощь и немалая доля удачи помогут ему в преодолении проблем.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Принцесса Селестия Принцесса Луна Дискорд

Автор рисунка: Noben

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 17: "Тайны уходящего года" - часть 8

— «Прошу прощения, мэм, но я не могу вас пропустить».

— «Чееего, blyad?» — даже не рассердилась, а просто удивилась я, услышав такое заявление от дежурной контубернии, встретившей меня у ворот. Задуманное мною и Ником требовало подготовки, и частью ее, причем немаловажной, я посчитала сохранность собственной тушки – а как еще можно было ее сохранить лучше всего, если не запаковать в надежный легионерский доспех? И как всегда, когда пытаешься сделать что-нибудь «быстренько», произошел грандиозный облом, который я почуяла своим исстрадавшимся за эти годы носом, как только увидела копья легионеров, скрестившиеся передо мной.

— «Субпрефект Винд, мэм…» — с неловкостью произнесла декан, кося глазами на своих подчиненных. Впрочем, и без ее напоминаний копейные жала смотрели вверх и в сторону, не рискуя нацелиться на меня – «Он запретил вас впускать, и передавать вам пароль. Клянусь, это так, мэм».

— «Однако ж» — только и смогла произнести я, задумчиво почесав за ухом. Недобрая темнота, угнездившаяся внутри много лет назад, всколыхнулась, взъерошив мне волосы холодным, промозглым ветром, уныло стонавшим над чернеющими полями. Его влажное, совсем не зимнее дыхание вдруг показалось мне напоминанием с далекого Севера, посылающего мне свое предостережение, требование не забывать его даже здесь, на берегу огромного залива, в другой части огромной страны – «Так значит, запретил?».

— «Да, мэм» — пегаска зачем-то зажмурилась, словно решила, что ее всерьез примутся бить.

— «И в случае неповиновения приказал применять оружие?».

— «Ээээ… Нет, мэм. Просто приказал не пускать, и приказал этим розовым, в модной броне, сидеть в казармах».

«Странно. Не похоже это на Винда. Какое-то половинчатое решение. Помнится, год назад он не стеснялся самостоятельно попробовать мне крылья за уши завернуть. А тут как-то все непонятно. Как-то неуверенно. Как-то очень… демонстративно».

Это было то слово, которое крутилось у меня на языке, не решаясь соскочить с него, пока я раздумывала, глядя на закрытые ворота. Да, для пегасов здоровенная бетонная стена с большими воротами ничего не значила, как не значила и пятерка слонявшихся над ними легионеров. Но я опустилась перед ними блюдя устав и мимоходом проверив, как блюдут его остальные, нарвавшись на такой вот непонятный прием. Да, еще полгода назад я бы вскипела, и роняя пену, устроила бы попробовавшим остановить меня много разных проблем, но сейчас… Что-то снова изменилось внутри, словно подстраиваясь под изменившееся окружение, и вместо удивления, возмущения или испуга я ощутила лишь какой-то дискомфорт. Неудобство, которое возникает, когда опаздываешь на уходящий поезд, и с неловкостью изображаешь невозмутимость под осуждающими взглядами других пассажиров. Разглядывая этот город словно огромную сцену, где мне предстояло привлекать к себе внимание шутовскими выходками, я забыла о том, что кто-то может эти кривляния и раскусить. Наверное, именно так и следовало понимать этот демарш от обычно сдержанного Хая – как попытку попросту отмахнуться от меня, словно от мухи, одним движением убирая с доски. И это говорило о многом.

— «Со всем уважением, мэм, опцион Винд в последнее время стал сам на себя не похож» — отчего-то вдруг решила наябедничать мне кобыла. Я заметила, что она упомянула старое звание Хая, возможно, пытаясь намекнуть на то, что и она служит не первый день в Легионе – «Ходит везде с тремя Мейнхеттенскими дебилами, от которых за лигу несет гражданским отребьем, целыми днями торчит наверху этой башни – кабинет что ли ваш обживает? – а когда я попыталась узнать, что вообще происходит, сослал меня на этот пост! И это после стольких лет службы, словно какую-то зеленую пиздень!».

— «Правда? Прям-таки с тремя новыми пони шляется? Даже в сортир?» — заинтересовалась я, бросая задумчивый взгляд в сторону возвышающегося за воротами Бастиона. Насколько я помнила, вся пегасья стая была отослана сюда, в Мейнхеттенские казармы, за исключением приданных к пехотным когортам крылатых звеньев, но за полгода много чего могло произойти, о чем я не знала. Легион нуждался в повторном формировании когорт, кентурий и контуберний, ужасно прореженных последней войной, в ротации пехотных звеньев, и мне оставалось лишь порадоваться тому, что вся эта гора работы обрушится на чью-то еще многострадальную спину.

— «Да и срет наверное тоже там, вместе с ними!» — не унималась моя собеседница, перейдя к открытой ругани, что в обычной ситуации стоило бы ей очень дорого. Но в тот момент меня это искренне забавляло – я буквально нутром чувствовала, что тут замешано что-то личное, и с усмешкой подумала, что все жеребцы одинаковы, и какими бы возвышенными и строгими постниками они не прикидывались, сколько бы самок не оплодотворили, все одно не могут пройти мимо целого курятника из потенциальных подруг – «Откуда эти пришлые взялись? Кто их из сюда перевел? Единороги, земнопони, пара пегасов – всех собрал! А меня, кентуриона – на ворота!».

— «Считаешь, несправедливо?» — подлила я керосина в огонь, съедавший разбушевавшуюся кобылу. Она была мне смутно знакомой, и я решила, что и впрямь не дело было так поступать с ветеранами, прошедшими со мной аж три конфликта – «Может, взыскание за что получила?».

— «Не получала, мэм! Я службу знаю, и кентурионство не подхвостьем, а своей спиной и копытами заслужила, из рядовых!».

— «Ясно. Действительно, ужас-то какой» — поняв, что больше ничего интересного узнать не удастся, закруглила я этот разговор, во время которого подчиненные буйной пегаски постарались как можно незаметнее отступить подальше от бушующего командира, вполне справедливо рассудив, что за такие слова, согласно уставу, той может не только палкой по ушам прилететь – «Вот сейчас пойду, разберусь со всем, что тут у вас произошло, и накажу кого попало!».

— «Мэм… Могу я обратиться к вам, мэм?» — неожиданно тихим голосом обратилась ко мне еще секунду назад бушевавшая кентурион, вопли которой были слышны, наверное, на самой вершине Бастиона – «Не нужно… Я имею в виду – может быть, он не виноват? Насвистел кто-нибудь про меня, или еще кто-то на уши присел из этих, новеньких? То есть, мне кажется, что тут что-то не так, мэм – я это просто задницей своей чую! Прошу вас, мэм…».

— «Ясно. Понятно. Посмотрим, что можно сделать» — не удержавшись, ехидно хмыкнула я, услышав во всех этих словах поколения и поколения самок, готовых оправдывать тех, кого они посчитали своими избранниками, несмотря на ругань, психологический прессинг и даже побои. Неужели таковой была наша природа? Неужели были правы те, кто говорил, что в своих любимых мы не замечаем очевидных вещей, но всегда готовы придумать того, чего никогда не было, как хорошее, так и плохое? Эти сомнения заставили меня задуматься так глубоко, что подлетая к балкону, на который выходила сдвижная стена апартаментов командующего Бастионом, я с трудом смогла сосредоточиться, выбрасывая образ мужа из головы. Интересно, сможет ли он когда-нибудь поднять на меня копыто? Пока его «наказания» лежали в несколько иной плоскости (обычно горизонтальной), но кто знает, что на самом деле можно ждать от этих жеребцов...

Кстати, о них – тут командующая дежурной кентурией была права, и приземлившись на заметенные снегом доски, я внимательно оглядела околачивавшихся на балконе легионеров, коротавших время в ленивом подпирании спинами дверных косяков. Неуклюже завязанные шнурки доспехов, отсутствие гамбезонов, а вместо сабатонов накопытники на ногах – что ж, теперь было понятно, почему они казались подозрительными любому, кто провел в Легионе больше нескольких лет.

И почему-то они показались мне не почетным эскортом или охранниками, а самыми настоящими тюремщиками, охраняющими вверенного им заключенного.

— «Почему пол в снегу?» — зарычала я для острастки, наблюдая за реакцией этих непонятных господ. Что еще придумал соломенношкурый герой прошедшей войны, приближая к себе этих пони? Несмотря на неплохие кондиции, крутыми копытопашниками они не выглядели, даже несмотря на шипастые накопытники и короткие ножи, поэтому идею с личной охраной я отмела с ходу, но все же решила провести небольшую проверку, и ткнув копытом в заснеженный пол, прорычала – «Убрать! Быстро!».

— «Ээээ… Хорошо» — нескладно ответил один из этих хорьков, вместе с остальными попытавшись изобразить что-то вроде жидкого строя из трех персон, по-видимому, даже не понимая, что всем своим видом, всеми движениями лишь больше и больше себя выдает – «Счаз свистнем рядовым, чтобы подтерли…».

— «НЕМЕДЛЕННО!» — мне оставалось только поздравить себя, ведь это были явно не легионеры. Любой легионер был бы готов к тому, что вместе с начальственным рыком может копыто или витис по заднице прилететь, но этот пронырливый единорог с непонравившейся мне мордой даже не понял, что произошло, пока копыто задней ноги приподнявшейся на крыльях пегаски не отправило его прямо на заснеженный пол.

— «Что за бардак?! Набрали придурков по объявлению!» — прорычала я, и развернувшись, с грохотом распахнула сдвижную стеклянную перегородку – «Если я выйду отсюда, и увижу хоть одну снежинку на полу – будете своими языками вылизывать, пока краска с пола не отойдет!».

— «Я подозревал, что ты не сможешь быстро забыть дорогу в этот кабинет» — произнес Хай. Пегас сидел за столом, и я сразу же обратила внимание на две вещи, одной из которых был чрезвычайно осунувшийся вид жеребца. Казалось, он похудел еще больше, а на изможденной морде блестели красные, словно от недосыпа, глаза. Второй было возмутивший меня недостаток бумаг на столе, ведь когда я сама оказывалась на предписанном мне уставом месте, эти куски отбеленной целлюлозы занимали любую плоскую поверхность в моем кабинете. За исключением нескольких толстых журналов, здесь же не было ни клочка! И чем, спрашивается, он тут занимается целыми днями? Полирует свое копье?

— «Думаешь, его очень сложно найти?» — фыркнула я, резким движением задней ноги закрывая за собой сдвижную дверь, жалобно звякнувшую стеклами. Сам Бастион мне нравился своей хрупкой красотой, в которой Древний наверняка усмотрел бы что-то восточное, навевающее воспоминания о зданиях-муравейниках Гонконга, составленных из бесчисленных квартирок-сот, лепившихся одна к другой, и объединенных внешними лесенками, балкончиками и переходами, но я всерьез полагала, что любование закатом можно проводить и с любого из опоясывающих здание балконов, спрятав убежище командира как можно глубже внутри. С другой стороны, это были пегасы, и их мировоззрение кардинально отличалось от лишенных крыльев существ, поэтому частью себя я понимала, для чего кабинет командующего был так демонстративно открыт, и почему располагался на такой верхотуре. Правила курятника действовали и тут, поэтому я лишь усмехнулась в ответ на пришедшие в голову мысли, в то время как мои глаза уже заметили поникен, сдвинутый в самый угол, на котором укоризненно белел давно не чищенный, покрытый тонким слоем пыли доспех.

— «Я прилетела за своим доспехом, Хай. И не пытайся мне помешать».

— «И для чего же он тебе, Раг?» — мое заявление не вызвало никакой реакции в давно знакомом мне жеребце. Так выглядели потерявшие волю к жизни, и лишь лихорадочно заблестевшие глаза подсказали мне, что мой приход вызвал хоть какие-то чувства в соломенношкуром пегасе, вдруг показавшемся мне древним стариком. Эти глаза меня и насторожили, поэтому я не боюсь признаться на страницах этого дневника в том, что пропустила все то, на что давно должна была бы обратить свое внимание. Видимо, таким вот хреновым другом и начальником я была, хотя в свое оправдание могла бы сказать, что ответственное поручение и служба самой принцессе, не говоря уже об обрушившейся на меня новости, перевернувшей многое в моей жизни, оказались тем самым пресловутым «мешком по голове», удар которого одарил меня так ненавистным мне ощущением воздушного шарика, летящего на подхватившем его ветру. Пропавшие на миг якоря, крепко державшие меня за жизнь, на время скрылись в толще темной воды, и я вновь летела над ней, на миг соприкасаясь с темной поверхностью, от удара по которой расходились круги – вот и все, что я оставляла за собой в этой жизни. Но как взбаламученная ударами камня вода наконец приходит к спокойствию, так и жизнь возвращалась в привычное русло, поэтому я не нашла ничего удивительного в том, что услышала обращенный ко мне вопрос лишь навернув пару кругов по холодному кабинету, выстуживаемому через оставшуюся незакрытой сдвижную дверь.

— «В последнее время я вдруг почувствовала себя странно незащищенной» — ответила я полуправду. Ощущение старого недуга, вновь коснувшегося моей головы, заставляло нервничать, чувствуя непреодолимое желание поделиться своими страхами с кем-то понимающим, вроде психиатра или старого друга. Того, кто понял бы, и если не поделился умным советом, то хотя бы утешил в этот нелегкий момент – «Я снова лечу над поверхностью темной воды, рикошетя от нее, словно камень. Будто от меня снова ничего не зависит, и мне остается лишь мучительно надеяться, что все это происходит не зря. Ну, и отсутствие тысяч подчиненных, наверное, тоже играет свою роль».

— «Это действительно очень тревожно» — даже произнесенное ровным, незаинтересованным голосом, это заявление заставило меня насторожиться еще больше. Кажется, я и в самом деле заигралась, вообразив себе невесть что. Тайные признания, нахлынувшее чувство родства – интересно я так же радовалась бы, узнав, что кобылой, подарившей свою яйцеклетку для этого эксперимента, растянувшегося в веках, была бы, к примеру, простая бродяжка из Эпплузы? Пьяница и буянка, спящая под забором салуна, что подарила мне любовь ко всему, что горит, и вечно чешущиеся копыта – так ли была бы я счастлива, каждый месяц видя в дверях ее силуэт, когда она приходила бы ко мне, вначале прося, а затем и требуя деньги на выпивку и еду? И кто знает, была ли то правда, сказанная мне принцессой? Конечно, даже думать об этом было грешно, но моя беда была в том, что я оказалась уж слишком близко к этим загадочным, непостижимым, прекрасным и опасным существам, а мне не хуже других было известно, как меняется мировоззрение и мораль у тех, кто вынужден или жаждет управлять целыми народами, когда понятие добра и зла заменяет политическая необходимость. Если в целях сохранения стабильности внутри страны потребовалось дать волю «дикому бизнесу» в пределах целой области, во втором по величине и значению городе Эквестрии, то о каких моральных терзаниях вообще могла идти речь, если понадобится обмануть одну глупенькую, наивную кобылку? «Для ее же блага», конечно же. Эти мысли вдруг выкристаллизовались в моей голове, словно выступивший на шкуре пот, заставив навернуть еще несколько кругов по кабинету субпрефекта, отмечая и давно не подметавшийся пол, исчерченный полосками следов от моих мокрых копыт, и изможденную морду Хая, и даже мой старый матрас, лежащий в дальнем углу. Он действительно забился сюда, спасаясь от чего-то… Или же не имея возможности выйти из этого кабинета. Но почему? И с каких это пор всякие там легионеры, от которых за милю несло гражданским, не просто подглядывают и подслушивают, но и смеют творить какую-то магию, словно телевизионные помехи, беззвучно мерцавшую за дверным косяком?

«Пора проснуться, кобылка» — холод заставил меня содрогнуться под порывом влажного ветра, стегнувшего холодной плетью из приоткрытой двери. Хотя какая это, была к дискорду, дверь? Просто сдвижная перегородка из десятков квадратных стекол, забранных в деревянную раму, по версии создавшей ее Квикки, приличествующая командующему Бастионом – «Пора проснуться, и послать нахрен всю эту ерунду. Пусть принцесса занимается своими таинственными игрищами в политику и теневое управление; пусть бизнеспони увлеченно пытаются пробиться во власть – мне нужно успеть укрепить свое собственное детище, сделав его недосягаемым для всяких ушлых дельцов Д.Н.А. Почему его? Да потому что кому еще пришла бы в голову мысль действовать так топорно, и в то же время, так эффективно? А это значит, что наследие Ханли Колхейна вновь подняло свою голову, пытаясь выползти на поверхность. И теперь мне предстоит вновь сразиться с этой змеей».

— «Да, и в самом деле» — обернувшись к Хаю, я вгляделась в осунувшиеся черты старого друга, которого постепенно начала забывать под ворохом обрушившихся на меня проблем, замечая появившиеся мешки под покрасневшими глазами, скорбную линию упрямо сжатого рта, и приметив любовно разложенное на низком столике оружие, тщательно отобранный арсенал. Похоже, он и вправду собирался сделать что-то определяющее в своей жизни, дать последний бой, и мне захотелось завыть от стыда за свою близорукость, за погоню за украденным серебром, которой я отвлекла от всего происходящего Желли, за… За то, что и вправду бросила своих боевых товарищей, убаюканная строгим, сосредоточенным уютом королевской канцелярии. И мне предстояло исправить то, что едва не случилось по моей, и только моей вине.

«Они?» - подняв бровь, я собралась было кивнуть в сторону прозрачной перегородки, но остановилась, увидев округлившиеся в страхе глаза жеребца, и ограничилась лишь дернувшимся в сторону соглядатаев ухом. Ответа мне не потребовалось, поэтому я снова прошлась по кабинету, бесцельно выдвигая и задвигая ящики, вделанные заподлицо в деревянную стену, пытаясь усыпить подлецов, уже не стесняясь, выглядывающих из-за края перегородки.

— «Где мой доспех, Хай?».

— «Ты не заметила? Он тут, на поникене».

— «Это старый. А новый?».

— «Изрублен. Отправлен в Кантерлот».

— «Понятно. Тогда я этот возьму» — резко ответила я, вынимая из нижнего углового ящика пыльный чехол для матраса. Сколько же он тут пролежал – полгода, год? Вот что значит запустить свои дела, бросив на голову своего заместителя гору несвязанных проектов, скрепленных жалким подобием устава – «Должно же у меня остаться что-нибудь на память о днях, проведенных в Легионе?».

— «Хорошо. Но я не хочу, чтобы ты прилетала сюда без разрешения» — увидев, как я сердито сваливаю в один мешок гремевшие железяки, Хай прижал уши к голове, но я услышала тот судорожный вздох, с которым он заметил, как я ему подмигнула и коротко ухмыльнулась изуродованной частью морды, превратившей улыбку в оскал. Надеюсь, что он понял намек, ведь его голос заметно дрогнул, когда он снова обратился ко мне – «Раг, все могло бы быть по-другому. Нам не обязательно расставаться врагами. И я надеюсь, что ты была права насчет меня».

— «Я тоже на это надеялась. Но пони меняются, Хай, и сейчас я вновь смогла в этом убедиться» — на этот раз я была уверена, что он меня понял, когда я прямо кивнула в сторону двери, скрытая от глаз обнаглевших мерзавцев повернувшимся ко мне другом – «И мне придется опять поступить плохо, чтобы потом стало хорошо. Но тебя, как ты понимаешь, это уже не касается».

— «Раг! Я…».

— «Угомонись! Ты уже сделал все, что мог, и поэтому будет лучше, если ты и дальше будешь поступать так, как решил!» — резко рыкнула я, забрасывая на спину мешок, и вновь выходя на середину кабинета. Не стоило заставлять соглядатаев нервничать, а то их ослиные уши уже неприкрыто маячили в приоткрытой двери – «Шлем, кстати, я тоже забираю! Найдешь себе другой, раз такой умный!».

— «Я уже давно сменил доспех, хоть и не по своей воле» — если это и был намек на что-то, его я не поняла, продолжая запихивать в мешок вываливающееся из него железо – «Раг, раз уж ты отказалась от своего поста, и променяла нас на непыльную работенку с бумажками, то я тебя прошу – не лезь больше в наши дела. Вообще не лезь, поняла? Иначе это очень плохо закончится, очень плохо. При всем моем к тебе уважении. Ясно?».

— «Понятно» — чего уж тут было неясного? Значит, козлятки сняли перчатки, и игра пошла всерьез, прямо как в старые добрые дни «становления первоначального капитала», когда взрывались машины, горели ларьки, боевики залегали на матрасы, а полицейские то и дело обнаруживали разгромленные ресторанчики с несколькими трупами внутри. Похоже, вожжи были отпущены слишком сильно, и избавившийся от сбруи город почуял свободу, рванув вперед не разбирая пути. Что ж, значит, и наши методы будут такими же жесткими, какими только и можно побороть эту раковую опухоль криминала, решившего стать властью.

— «Прощай, Хай» — упаковав все в мешок, я распахнула задребезжавшую дверь, и не отказала себе в удовольствии швырнуть мешок в рожу не успевшему убраться с дороги единорогу, в обнимку с которым тот с непривычки оказался на полу – «У тебя свой долг, у меня свой. И если ты решил, что вот такие вот клоуны, которые тебя окружают, смогут хоть что-нибудь совершить, то могу тебя уверить, что ты глубоко заблуждаешься. Как и они. Прощай, будущий Легат, и пусть твое командование не станет последним».

Высказав эту двусмысленную фразу, казавшуюся почти угрожающей, я медленно отправилась вниз по лестнице, пинками гоня впереди себя пыхтевшего от злости дебила, уже к середине пути покрывшегося потом от непривычной тяжести полного штурмового доспеха. Отдавая приветствия махающим мне пегасам из самых разных крыльев и звеньев, я ухмылялась, когда ощутила в груди лепестки пламени, проклюнувшиеся из-под укрывающей угли золы. Эти уроды не просто решили прибрать к своим копытам город, угрожая разрушить экономику целой страны, но решили для верности бросить мне вызов? Что ж, они добились своего, и я лишь порадовалась, что не поддалась мысли бросить в Кантерлоте недавно подаренное мне оружие, сделанное под меня, по моей мерке – теперь мне оставалось лишь сделать то, что получалось у меня лучше всего, и по-настоящему сыграть роль ширмы для принцессы, отвлекая все внимание на себя.

Но уже по-настоящему, без этих кривляний, в которые не верила я сама.

Оставив у ворот задыхающегося от непривычного веса и долгой пробежки единорога, я забрала у него мешок, и наорав для верности на мрачно пыхтевшего жеребца, поднялась в воздух. Чуйка снова не подвела, и мой неоднократно помятый нос уже чувствовал запах жареного. Меня решили убрать из складывающегося уравнения, но как-то походя, не удостоив личного внимания. Похоже, моя суматошная деятельность и вправду подходила к концу, и ресурс как ширмы себя исчерпал. Никто не пытался зажать меня в темном переулке, никто не являлся в отель «на поговорить», не писал анонимных посланий с призывом убираться, а не то… Меня просто лишили ресурса, сделав попросту бесполезной, и в этот момент, разглядывая зажатую между подкладкой и шлемом записку, я подумала, что догадываюсь, отчего ко мне отнеслись так спокойно, цинично, с какой-то городской наглецой, вначале обворовав, затем разорив, и под конец, постаравшись выставить на посмешище.

«Что ж, значит, в тот день, когда они пытались ограбить отель, они не удовлетворились лишь мною, и решили навестить еще и мою «подругу», якобы отправившуюся в парк, на каток. Интересно, и что с ними сделала принцесса?» — думала я, поднимаясь все выше и выше. Низкие облака вновь моросили мокрым, недоделанным снегом, тающим возле самой земли, поэтому возле города мне пришлось снизиться, проваливаясь в ущелья улиц, заполненные такими же как я, представителями раздраженного пернатого народа – «Судя по тому, что центральный парк все еще на месте – вон он, виднеется среди высоких домов – все прошло тихо. И даже если Селестия просто поглядела на них так, как умеет, что у выскочивших на нее подставных громил сопли на гландах замерзли, это наверняка многое сказало тем, кто за всем этим наблюдал. И это тоже говорит громче всяких слов».

Прохожих было не меньше, чем в мой прошлый визит в этот город. Даже ненастная погода не разогнала их по домам. Что-то большее, чем просто необходимость идти на работу, толкала их на гремящие улицы, оглушающие мой отвыкший от города слух грохотом тысяч копыт, дребезжанием сотен колес, шумом голосов и пронзительными гудками допотопных дудок-клаксонов. То, что бросилось нам в глаза в первый день, было лишь грязной пеной, вперед всего вылезающей из кастрюли, и нужно было провести в Мейнхеттене какое-то время для того, чтобы увидеть фанатичный блеск в глазах его обитателей. Стекавшиеся сюда со всей страны, они чем-то напомнили мне сталлионградцев, но были и отличия, описать которые я смогла бы лишь исписав много страниц, или ограничившись скупыми словами. Потребовалось какое-то время для того, чтобы я смогла найти их, летя над бесконечным потоком спешащих куда-то горожан, но выхватывая взглядом то одного, то другого из этой занятой толпы, я наконец отыскала их, накрепко занеся себе в память.

Если сталлионградцы хотели работать, то мейнхеттенцы – зарабатывать, и покачиваясь на холодном ветру, я никак не могла убедить себя в истинности одного, или другого пути.

Жажду не просто найти себя в жизни, а ухватить удачу за хвост я видела в глазах каждого, будь то строитель на стройке, с грохотом орудовавший клепальным молотком или продавец сенбургеров. Та же торопливая решительность сквозила в каждом движении клерков, выскакивающих на холодные улицы из душных контор за тарелкой обжаренного в прогорклом масле сена; и она же звучала в каждом выкрике уличных зазывал, приглашающих, продающих, оповещающих и рекламирующих самые разнообразные тресты, журналы, газеты и культурные события второго по величине города страны. Отринув аграрную матриархальность – неторопливую, не склонную к изменениям и резким поворотам руля, они стремились зарабатывать биты, найдя в них новый идеал для жизни, мерило благополучия, индикатор статуса в обществе. Инструмент для реализации своих амбиций, которые глядели на меня с плакатов о Мейнхеттенской Мечте. О, нет, ничего чересчур амбициозного или пугающего – просто домик на зеленой лужайке, уютный такой двухэтажный особнячок. Семейная пара из курящего трубку единорога и задорно улыбающейся пегаски, вокруг которой наматывал круги на детском трехколесном велосипеде смешной карапуз. На стоянке у дома виднелось такси, извозчиком которого был, как и ожидалось, бурый до черноты земнопони с толстыми губами и белоснежной улыбкой, демонстрирующей какой-то ослиный оскал множества крупных зубов. Яркие краски, приятная гамма, и жизнеутверждающая надпись «Построй свою жизнь!» — даже несмотря на некоторую слащавость, в этой рекламе новой мечты не было ничего такого, что можно было бы оспорить, или не согласиться. Приз был понятен, но дорогу к нему выбирал каждый сам для себя, и заходя на посадку по крутой глиссаде, заканчивающейся окном кабинета синего земнопони, я спросила себя – а было ли что-то, что посчитали бы неприемлемым эти ловцы удачи, стремящиеся в новый век?

Ведь кажется, именно он, а не только прогресс, входил в нашу жизнь.

— «Ник, нам нужно поговорить!».

— «Слыша это, можно даже подумать, что ты повзрослела» — усмехнулся жеребец, в ответ на мой непонимающий взгляд пояснив – «К полицейскому офицеру обращаются только тогда, когда жизнь собирается отыметь тебя, и ты чувствуешь, как к твоей жопе приближается страпон размером с телеграфный столб».

— «Маккриди, я сейчас в обморок упаду!» — почувствовав издевку, набычилась я, заподозрив, что приятель уже успел пополнить свой погребок, и даже хлебнуть из него чуть лишнего – «Ты вообще соображаешь, что юной матери говоришь?!».

— «Та, кто может выдуть полпинты виски, и при этом только глупо хихикать, точно в обморок не упадет» — отбрил меня этот поницейский, со вздохом откладывая какой-то документ – «Раг, тебе что от меня нужно? Снова на допрос привели?».

— «Вообще-то я сама прилетела!».

— «О, так в тебе просыпается гражданское самосознание?» — нет, говорить о чем-то серьезным с этим гадом было решительно невозможно – «Хвалю. Я верю, что ты когда-нибудь станешь образцовой гражданкой, Раг».

— «Тьфу на тебя!».

— «Плевать в помещении поницейского участка строго запрещено. Тебе штраф выписать?» — поднявшись, Ник размял затекшую поясницу, и пройдя мимо моей закипающей от негодования тушки, словно бы ненароком прикрыл дверь в кабинет – «И что это за мешок? Если ты хочешь сдать части тел в качестве вещественных доказательств твоих преступлений, то следовало оставить их дежурному офицеру внизу. Ты, кстати, как через него прорвалась?».

— «Да, этот земнопони с резиновой дубинкой был очень нежен и внимателен» — вместе с пониманием, что в игре в насмешки по сравнению с этим старым копом я была в лучшем случае дилетантом, мне пришлось сменить тактику, и использовать одну из заготовок, над которыми я кратко раздумывала, ожидая в очереди на прием. Вот ведь забавное дело – когда в поле моего зрения попадали такие особенности жизни пони, которыми стоило бы полюбоваться Старику, он вновь куда-то пропадал, оставляя меня наедине с очередями, бюрократией, и прочими прелестями больших городов. А ведь ему бы точно не повредило постоять вместе со мной в той огромной очереди, что змеилась по всему холлу участка, и расступившуюся лишь тогда, когда я изо всех сил грохнула по полу своим мешком, заявив, что если меня сейчас же не допустят к офицеру Маккриди, то разбираться с оружием, доспехами и другими вещественными доказательствами совершенного преступления они будут сами, в любое удобное для них время, хоть после Дня Согревающего Очага. Уверив всех в том, что без беседы с детективом я непременно убегу и затеряюсь на просторах страны и сопредельных с ней государств, я все-таки оказалась в новом корпусе эквестрийской пониции, в уже знакомом мне кабинете, с облегчением переданная в копыта Маккриди настороженно зыркавшими на меня офицерами, всю дорогу крепко державшимися за свои дубинки.

— «В общем, Ник, мне нужна твоя помощь» — вздохнув, синий земнопони поднял глаза от документа, который внимательно читал, и снова уставился на меня тем взглядом, которым отцы и деды смотрят на детей, прибежавших просить у них карманные деньги – «И не нужно так на меня смотреть, словно раввин на гоя, пришедшего просить отсрочку по выплате долгов! В конце концов, кто из нас хотел встретиться с нашим мрачным прошлым – ты, или я?».

— «Я уже встретился с этим «прошлым», о котором ты говоришь» — от неожиданности я даже выпустила из зубов цепь от кандалов, которую принялась демонстративно обгладывать, намекающе поглядывая на сидевшего передо мной поницейского, и удивленно разинула рот – «Да-да, Раг, не думай, что ты тут самая умная, очень тебя прошу. Эта ошибка приводила на скамью подсудимых самых хитроумных преступников. Поэтому закрой свою сенорезку, и не порти казенное имущество, хорошо? А теперь рассказывай по порядку, где и что с тобою произошло. Или ты таким экстравагантным образом решила зарегистрировать свое оружие и доспехи?».

— «Д-да… Доспехи…» — вот так вот лихо заткнув меня, Ник выслушал мое сбивчивое блеяние про разрешение на ношение оружие и доспехов, на которые, оказывается, не так давно, полагалось получать платную лицензию. Почему сбивчивое? Да потому что я шла совершенно не за этим, и по наивности своей решила, что если я вышвырнула в окошко одно растение для прослушки, то в его кабинете не появится что-то другое, поэтому оказалась совсем не готова к тому, что и здесь мне придется таиться, на ходу придумывая оправдания для этой встречи. Поэтому, повинуясь строгому взгляду я уцепилась за подброшенную мне идею, и косноязычно, неумело пожаловалась на долгие очереди, большие суммы, да еще и обязательное прохождение каких-то там курсов по обращению с вышеуказанными предметами. Поэтому в конце своего монолога я завелась настолько, что уже непритворно ругалась, сотрясая сталионградским матом не только стекла в двери кабинета Маккриди, но и наверняка давая пищу для пересудов для всего этажа, пока мы шли до парковки, где стояло несколько четвероногих такси. Признаюсь, поездка на повозке, влекомой разумным существом, до сих пор выбивает меня из колеи, и в тот раз понадобился не один сердитый взгляд исподлобья от Ника, чтобы я все же влезла в желтый, с шашечками, экипаж. Почти все городские такси были бричками — легкими двухместными повозками с одним диванчиком, расположенным над задней осью и кузовом, напоминающим будку, выкрашенную в неприятный моему глазу блекло-канареечный цвет. Такого же цвета были кепки с жилетами на тянувших их земнопони, наличию в упряжке которых я не удивилась – наверное, только эти ребята с мощными, крепкими ногами и широкими копытами могли день-деньской таскать на себе подобную тяжесть. Впрочем, я не заметила, чтобы они выглядели ущемленными пролетариями, звоном цепей предупреждающими буржуинов о скором падении их антинародного ига, и свои желтые кепки, и выкрашенную в шахматный цвет черно-белую сбрую они носили едва ли не с гордостью, без стеснения терзая слух прохожих звуками примитивных клаксонов, пристегнутых к постромкам.

Молотивший копытами движитель таксомотора довез нас до места, и пройдя через черный ход заведения, мы вновь оказались в подвале, где мой товарищ по несчастью оборудовал себе премиленькое убежище на десяток бойцов. Что сподвигло его на этот шаг, я так не поняла, но решила не настаивать на ответах – кто знает, что было в голове тех, кто приходил сюда не по своей воле, и становился странным существом, сплавом из двух разных личностей двух разных видов, разделенных бездной веков? Быть может, он сам не раз и не два просыпался по ночам в холодном поту, пугая стоном подругу, и таким вот образом компенсировал подспудный, загнанный в глубину души страх, организуя себе убежища и схроны оружия на непредвиденный случай. А может, он так и не поверил до конца в мой рассказ, и все еще помнил ту нашу встречу, в секретном архиве под дворцом нашей принцессы? В общем, я решила отложить в памяти этот примечательный факт, и очутившись в сухом, теплом подвале, принялась вытряхивать из мешка свои пожитки под ироничным взглядом приятеля, с усмешкой наблюдавшего за мной от двери.

— «Смейся-смейся. Вот прибежишь ко мне во время бунта за доспехами для своих патрульных, тогда я посмеюсь» — заносчиво фыркнула я, раскладывая на полу части доспеха, уже привычными, ловкими движениями деля на кучки то, что следовало надевать вначале, в середине, и в самом конце. Много времени это не заняло, и к концу Ник перестал иронично лыбиться, и с одобрением покачивал головой, глядя на быстрые движения моих бабок, резкими рывками проверявших на прочность многочисленные ремешки.

— «Армия не участвует в разгоне митингов, Раг. Должна была бы и знать».

— «А вот в подавлении восстаний еще как участвует. Но не важно. Ты хотел мне что-то сказать?».

— «Ты хотела. Хотела предложить мне за мою помощь информацию о том, где находится некто Редхед Боунз – единорог 1028 года рождения, серой масти, худощавого телосложения, с черной гривой. Метка – кусок камня и долото. Все верно?».

— «Ээээ…» — от неожиданности я выронила из копыт шлем, в котором лежала подброшенная Хаем записка.

— «Один из нескольких выживших в катастрофе на терминале Мейнхеттена в 1093 году. Последнее местонахождение – Мейнхеттенский приют для инвалидов, третье крыло, седьмой этаж. Отдельная палата с постом. Так?».

— «Да, но…».

— «Раг, я уже говорил – не считай себя самой умной. Это самый быстрый путь к провалу в любом деле» — отлепившись от двери, земнопони прошелся по подвалу, и повозившись в углу, включил настольную лампу, осветившую доску, расположенную на стене. Ее поверхность была украшена многочисленными кнопками с разноцветными головками, под которыми были многочисленные газетные вырезки и какие-то документы. Не хватало лишь фотографий и протянутых между ними нитей – «А с точки зрения розыскного дела, да и просто любого опытного полицейского офицера, ты попросту дилетант. Даже несмотря на какое-то звание, и участие в боевых действиях. Понимаешь?».

— «Ну, спасибо!».

— «Я не собирался тебя обижать. Но ты должна понять, что заметать следы своих действий – это целая наука. Я решил проверить, что смогу раскопать, и буквально за несколько дней выяснил многое о той катастрофе, что произошла за городом несколько лет назад. Скажи, это и вправду была ты?».

— «А это ты у этого Боунза и спроси!» — поглядев в суровую морду Ника, выпалила я. Не терзаясь сомнениями, признаваться в содеянном, или нет. Не мучаясь от чувства вины. Не выгораживая себя, и не ища оправдания. Этот вопрос не стал для меня неожиданностью, ведь я уже знала, что ему сказать – «Спроси его, когда мы его увидим, было ли ему интересно знать, сколько продержится в камере беременная кобылка, избиваемая его подчиненными день за днем! Поинтересуйся, как весело было ему засовывать ее в печь, ногами вперед, обещая не торопиться, и приготовиться к еще большим страданиям! Узнай, было ли приятно готовиться к операции, показывая обожженной жертве, распяленной на хирургическом столе, блестящие инструменты, которыми он собирался вырезать, вырвать из нее неродившихся еще жеребят?!».

— «Спрошу» — грозно пообещал Ник, буравя меня недобрым взглядом черных глаз с едва видимым ореолом белков – «Твою ж мать! Если все это правда… А остальные?».

— «Остальные обсуждали между собой, как орала одна из жертв его подельника, Тодстула «Vyshka» Вуда, когда тот, во имя торжества науки, вскрывал ее наживую! Поэтому да, Ник – я отказала им, всем им, в праве на жизнь!».

— «Боже правый… Это же вивисекция!» — сжав зубы, пробормотал бывший коп. Хотя я уже не была так уверена, что имела право применять к нему это слово в прошедшем времени – «Не могу в это поверить, но… А как же выжила ты? Потеряла сознание, и они посчитали тебя непригодной для пыток?».

— «Они посчитали меня мертвой. Ведь я умерла».

— «Судя по тому, что я сейчас вижу…».

— «Принцессы, Ник» — тихо произнесла я, заставив поперхнуться того незаконченной фразой – «Я говорила тебе, много раз говорила, что это не четвероногие аналоги ваших президентов, а я связана с ними крепче, чем может представить любой. Когда я говорила тебе, что моя жизнь принадлежит им – это было не иносказательная, красивая фразочка из бульварных романов. Я живу лишь благодаря их доброте, и в любой момент могу остановиться… И все. Просто остановиться, как робот, лишившийся батареек. И только они не дают этому случиться».

— «Святый Боже! Ты уверена в этом?».

— «Я живу лишь благодаря им, Ник» — с теплой улыбкой, наверное, так не вязавшейся со сказанными мною словами, покачала я головой – «Благодаря их доброте, долготерпению, и может быть, некоторой сентиментальности, которую они испытывают ко мне. И нет, не спеши меня жалеть, ведь я давно уже живу вот так, в долг, поэтому каждый день для меня – это новые часы, отвоеванные у смерти. Поэтому я отправилась штурмовать Грифус, поэтому бросилась на эту Тьму – я готова сгореть дотла, но выполнить их поручения, их задания и их просьбы».

— «Я не знаю, что и сказать» — развел копытами Маккриди. Я видела, что это признание здорово выбило его из колеи – «Но мне кажется, заставлять вот так вот жить кого-то просто бесчеловечно. Это все равно, что завести себе раба».

— «А разве люди с пересаженными органами считают себя рабами? С пересаженной печенью, или сердцем; зная, что им отведено три, максимум пять лет?».

— «Наверное, ты права» — Ник не казался убежденным, но видимо, решил не развивать эту тему, за что я была ему благодарна. Несмотря на всю свою убежденность, я уже чувствовала шевелившийся внутри червячок смутного недовольства, грозивший превратиться во всепожирающего дракона, оскорбленным ревом вопрошающего «За что?!!».  Я чувствовала, что пока еще могу сдерживать эти порывы, но кто знает, как долго я могла бы противиться этому подтачивающему душу шепоту? – «Прости, я не знал. Мне очень жаль. И ничего нельзя сделать?».

— «Прямо сейчас? Нужно сделать то, что необходимо. И знаешь что? Я все же чувствую, что все происходящее здесь не случайно, и дело тут не просто в желании перемен отдельно взятыми пони, или общим прогрессом. Вот скажи, ты видишь в этом городе что-то необычное? То, чего не было раньше, и что сразу бросилось бы в глаза?».

— «Многое. Но если ты говоришь про обстановку, то да – она стала более напряженной, если ты об этом. Но это нормально, ведь город уже несколько лет существует без мэра, а это еще никогда не шло на пользу ни одному поселению, от мегаполиса до захолустного городка. Всегда должны быть мэр и шериф, которые следили бы за порядком, собирали налоги, и заботились о процветании города. Так что ничего удивительного, что тут так беспокойно – в конце концов, это тебе не крошечный городок где-нибудь в Небраске или Аклахоме. Это почти столица, и тут всегда такой бешеный ритм. Поэтому привыкай».

— «Вот именно. Ты не видишь в этом ничего необычного, я не вижу ничего необычного. Не настораживает?».

— «Нет. А должно?».

— «Должно» — вздохнула я, не понимая, как донести до него свои подозрения, оформившиеся в твердую уверенность – «Если нас ничего не удивляет, если мы внезапно начали чувствовать себя здесь как в прошлом – это означает…».

— «Ты хочешь сказать, что тут поработал кто-то вроде нас?» — помолчав, произнес наконец синий жеребец. Издав недоверчивое фырканье, он прошелся по подвалу туда и сюда, пару раз задев разложенные на полу скорлупки доспеха, после чего уставился на свою доску, обдумывая мои слова – «Это звучит слишком фантастически, чтобы быть правдой, Раг. Я был тут не слишком долго год или два назад, поэтому мне не с чем сравнивать, но если раньше тут было так же спокойно, как в Кантерлоте… Тогда все это слишком дерьмово для того, чтобы не быть правдой».

— «Тогда нам нужно навестить Колхейна».

— «Кого?».

— «Так зовут этого человека, застрявшего в пони, которого ты описал. Нам нужно в приют на улице…».

— «Не трудись. Там его нет» — отрезал зеленогривый. Подойдя к высокому шкафчику, он достал из него широкий парусиновый ремень с кучей петель и кармашков, по которым принялся рассовывать мелочи, сгребаемые с многочисленных полок – «Я же говорил, что провел небольшое расследование. Был риск засветиться, но когда я оказался в этом отделении, то нашел палату, полную безнадежно больных, но никаких следов Боунза. Его перевезли, а куда – никто не знает, и если честно, Раг, то я подозревал в этом тебя».

— «Мне? Перевозить эту тварь?!» — прошипела я, ощущая, как мои копыта со скрипом проходятся по бетонному полу – «Я перевезла бы его только в одно место – крематорий! И рано или поздно, я туда его приволоку, еще живым! Ты вот эту записочку видел?».

— «Да, дело усложняется» — рассмотрев, поглядев на просвет, и разве что не обнюхав протянутый ему кусочек бумаги, Маккриди раздраженно повертел головой, наверное, даже не представляя, насколько он стал при этом похож на норовистого коня – «Теперь мне придется напрячься, и вспомнить все свои навыки уличной работы, чтобы выяснить, что к чему».

— «И как нам поможет то, что ты будешь рассекать по городу в этом модном прикиде?» — мрачно поинтересовалась я, от бессилия лягая кирпичный столб, подпирающий потолок – «Он удрал оттуда уже давно, и если ты прав насчет мафии, то хрен ты теперь его найдешь! А с запиской – даже опасно!».

— «Вот так и думают все дилетанты, начитавшиеся Гарднера, Престона или Квина[27]» — с превосходством в голосе фыркнул жеребец, натягивая на себя тяжелую шерстяную шинель синего цвета, которую перепоясал приготовленной портупеей. Вместе с похожей на папаху-кубанку шапкой со значком новой правоохранительной службы, получилось довольно стильно, что явно отразилось у меня на морде, заставив Маккриди залихватски мне подмигнуть – «На самом деле, Раг, любое дело очень сложно сохранить в тайне. Особенно такое. Особенно в большом городе. В любом, даже самом тайном деле, всегда найдется свидетель, и как бы ты не скрывалась, обязательно кто-нибудь что-нибудь знает, что-нибудь видел и что-нибудь слышал, или просто догадывается, но молчит. И задача хорошего полицейского – найти таких вот людей, и их разговорить. Влезть им в душу, вывернуть ее наизнанку, заставив шепнуть тебе нужную информацию. Понимаешь? И это то, что отличает хорошего копа от «пожирателей пончиков», как у нас называют совсем бесполезных патрульных».

— «И ты думаешь, что получится?».

— «Должно получиться, Раг» — хмыкнул жеребец, поправляя перед зеркалом новенькую шапку. Оставшись довольным увиденным, он шагнул к двери, но не к той, через которую мы вошли, а к другой, расположенной за составленными штабелем ящиками, скрывавшими от меня все это время запасной выход из этого уютного гнезда – «Без меня никуда не выходи, хорошо? Бармен нас прикроет, поэтому все интересующиеся узнают, что мы весь этот вечер находились вдвоем, в отдельном номере 202, на втором этаже. Это вдруг если тебя кто-нибудь так, между делом, об этом спросит».

— «Вот ты мерзавец, Маккриди!».

— «А ты пока эту кольчугу ототри» — вновь хитро подмигнув мне, усмехнулся жеребец, открывая тяжелую дверь, за которой я увидела темный проход, напоминающий каменную трубу – «А то запах от нее, как от ботинок капрала Шекли. Он их счастливыми считал – ну, и сама понимаешь…».

— «Ой! Ну надо же!» — обиженным голосом заблеяла я, возмущенно встряхивая крыльями вслед уходящему приятелю – «Кое-кто, значит, считает неприятным запах честного трудового пота? Фу-фу-фу, мистер Ник Маккриди! От вас я такого совсем не ожидала!».

Дверь вновь гулко грохнула, обрезая искренний смех уходившего жеребца, оставив меня наедине с частями тяжелого штурмового доспеха времен последней войны, и запиской, так и оставшейся лежать на нагруднике.

«У них наша Черри!» — единственное, что успел написать мне Хай.


Время тянулось медленно, словно муха, влетевшая в мед. За прошедшие с ухода Ника часы я успела оттереть металлические части доспеха, тупо поглядеть на доску, и сунуть нос везде, где только можно, пытаясь бороться со скукой. А еще со снедавшим меня беспокойством, с которым я кружила по подвалу, и даже выглянула за скрытую ящиками дверь, обнаружив там ход в ливневый водосток, по незнанию, принятый сначала за канализацию. Впрочем, по зрелому размышлению, я все же решила, что даже десятки тысяч пони не смогут насрать столько, чтобы для этого потребовалось делать целый тоннель, причем не один, а вот внезапные и долгие ливни вполне могут привести к настоящему наводнению, если воду не отвести из города в море. Опять же, это шумящее, слабо пахнущее озоном и солью пространство открытой воды, располагавшееся на окраине города, само по себе требовало создания чего-то такого, что могло бы эффективно отвести с улиц излишнюю влагу, если вдруг это место накроет большая волна. Успокоив себя подобными размышлениями, я вернулась обратно, и не успела сделать еще один десяток кругов, как дверь заскрипела, задергалась, и в подвал ввалился мой синешкурый приятель, с удивлением обнаружив у своего носа кровожадно поблескивающий Фрегорах.

— «Если ты и мужа встречаешь так же ласково, я не удивлюсь, что вас чаще видят не вместе, а по отдельности друг от друга» — схохмил он, вешая на крючок вымокшую одежду, и предвосхищая готовый вырваться у меня вопрос, беззаботно пожал плечами – «Ничего. Не знают они нихрена».

— «Плохо. Но ожидаемо» — мне стоило больших усилий не взбеситься, и не начать брыкать копытами стену из-за бесцельно проведенного времени – «Значит, эта ниточка тоже оборвалась».

— «Если дашь мне оперативную группу из десяти-двадцати полицейских, мы сможем перетряхнуть этот город, и за пару недель отыскать того, кто нам нужен. Но поскольку у тебя нет ни времени, ни ресурсов на это…».

— «У меня есть долг и десяток охламонов, возомнивших себя преторианцами. Боюсь, что с такими силами легче самой зарезаться».

— «Да, не слишком обнадеживает. Поэтому я думаю, нам стоит начать с другой стороны. Зайти во фланг, как говорите вы, армейские».

— «Ударить по чему-то другому?».

— «Можно сказать и так» — место развешенной для сушки шинели на земнопони заняла вязаная куртка неприметного, серо-зеленого цвета, чем-то похожая на мою. Наверное, возрастом и потрепанностью – «До меня дошли слухи, что кое-кто из твоих подчиненных чем-то не угодил Д.Н.У. А поскольку командование Легиона в последнее время вообще не чешется, дисциплина упала, и начали возникать нарушения и злоупотребления. В общем, одного из твоих бывших подчиненных собираются сегодня прижать, и выбить из него долг».

— «И чем нам это поможет?» — первой мыслью было сорваться, и размахивая мечом броситься выяснять, кто же именно у нас завелся такой смелый и умный. Второй была она же, но в рамках городской операции, силами пары кентурий. И только третья притормозила, и смущенно вильнула хвостом под ироничным взглядом приятеля, по глазам которого я поняла, что тот видел меня насквозь – «И прекрати уже так вот смотреть, словно ждешь, когда школьница прекратит краснеть, и задерет уже свою юбку!».

— «Боже милостивый! И эта кобыла еще обвиняла меня в сквернословии!» — демонстративно закатил глаза Ник – «Подумай сама. Но по дороге. И если ты мне доверяешь, то будешь слушаться каждого моего слова. Поняла? Каждого – моего – слова!».

— «Как скажешь, великий стратег».

— «И для чего тебе этот доспех?».

— «Ну, мы же собираемся на агрессивные переговоры, правильно?» — затянув последний ремешок, я удивленно поглядела на Маккриди, и несколько раз подпрыгнула, чтобы убедиться, что все надето и подогнано правильно, не лязгает и не болтается – «Помнишь, как я обещала тебе лучший вариант щитов показать? Если дела пойдут плохо, то этим вечером ты сможешь убедиться, для чего мы напяливаем на себя весь этот металл, мой просвященный друг».

Пригороды Мейнхеттена – это целые районы, отличающиеся друг от друга разве что количеством улиц и цветом домов. Путешествуя через город, ты видишь, как высотные здания и широкие авеню понемногу начинают уступать место узким улицам и типовым трехэтажным домам, вплотную стоящим друг к другу коробками из неокрашенного кирпича, с обязательными пожарными лестницами и переходами, уродующими их фасад. Первые этажи занимали различные заведения, и какой-нибудь ресторанчик вполне мог соседствовать с прачечной и ателье по ремонту одежды, из которых, через обязательную заднюю дверь, можно было попасть в узкие и полутемные переулки, отделяющие друг от друга целые блоки домов. Это были миниатюрные лабиринты, заставленные пахучими баками для отходов, горами брошенных ящиков, между которыми с трудом протискивались фургоны, развозившие по заведениям свой товар, и именно в один из них нырнул Ник, выбрав, казалось бы, ничем не отличавшийся от других проход. Повинуясь раздраженному взмаху его хвоста, я постаралась не шуметь, и осторожно ступать по скользкой мостовой, скользя в сторону одинокого фонаря, висевшего над открытой дверью в какое-то полуподвальное заведение. В красноватом свете, лившемся из двери, я уже видела четырех пони, оживленно говоривших о чем-то, но в отличие от зрения, слух не мог мне помочь расслышать заглушаемую музыкой речь. Впрочем, сама ситуация казалось предельно понятной уже по одному только виду, с которым  троица обступила оглядывающегося жеребца, угрюмо бурчавшего что-то в ответ на негромкие, но казавшиеся угрожающими фразы кобылы, стоявшей на лестнице, в проеме двери. В целом, сценка была выстроена достаточно грамотно – окружающая со всех сторон невербальная угроза и хозяйка положения, надменно цедившая слова с высоты, задавали необходимый тон для этой беседы – похоже, что подобные решения дел были для этих пони отнюдь не в новинку. Прищурившись, я замедлила шаги и вгляделась в кобылу, стоявшую на крыльце, после чего, уже не скрываясь, неторопливо направилась в сторону насторожившейся группы.

— «Раг! Ждем!» — едва слышно прошипел Ник, остановившийся за ближайшим к зданию мусорным баком – «Ты что творишь?!».

— «Я? Встречаю старых знакомых» — хмыкнула я, в шутовском удивлении разводя свои здоровенные крылья, громко прошуршавшие укрывавшей их кольчужной броней – «Ну надо же, какая встреча! Неужели мои шесть сотен тоже вложены в этот замечательный ресторан?».

— «Пр-ридурки!» — с отвращением посмотрев на своих подручных, уже знакомо процедила синяя кобыла. Ее прилизанная грива блестела, словно намасленная, в свете одинокого фонаря, а белую рубашку и жилетку профсоюзного функционера сменило обтягивающее платье, которое смотрелось бы гораздо лучше на ком-нибудь, обладающим менее выдающимися формами – «Это снова вы?».

— «Нет, это не я. Это мой злобный двойник явился из Тартара, чтобы узнать, что еще понадобилось профсоюзам от Легиона» — что ж, я угадала, и с первого взгляда узнала эту пони, приходившую когда-то на склад, выбивать из Квикки очередной денежный взнос. Похоже, что с того времени ее род занятий почти не изменился — «Неужели ты, боец, умудрился вступить в какой-нибудь профсоюз ветеранов?».

— «Этот пони провинился, и задолжал крупную сумму денег серьезным пони» — если мое появление и выбило эту даму из колеи, то явно ненадолго. Покопавшись в нагрудной сумочке, куда вряд ли могло бы поместиться что-то крупнее косметички, она вытащила из нее крошечную трубочку с длинным, как спица, мундштуком, и вскоре выпустила в мою сторону первый клуб едва видимого сизого дыма. Она изо всех сил пыталась вести себя словно важная дама, что вызвало у меня лишь усмешку – «Как удобно, что вы здесь появились, даже несмотря на некоторые наши договоренности с мистером Фризом, и из-за этого долг только что вырос. Вдвое».

— «Ты задолжал этим пони что-нибудь?» — демонстративно проигнорировав тройку подчиненных монументальной кобылы, попытавшихся было зайти мне во фланг, я попросту бортанула первого, кто стоял передо мной, и с негодованием уставилась на мрачного жеребца. Под моим взглядом немаленький пегас насупился и на всякий случай даже постарался уменьшиться в размерах, но вряд ли бы ему это удалось даже без кольчужной безрукавки от штурмового доспеха, которую тот предусмотрительно нацепил под немудрящее вязаное пальто. Несмотря на грубую, толстую нить, связано оно было с любовью, с многочисленными косичками узоров, придававших этому здоровяку неуместно игривый видок, и я успела мимолетом подумать, что и этот пони мог попасть в тот же переплет, как и Хай. И поэтому мне следовало как можно быстрее найти нашего исчезнувшего современника, ведь только через него в головы наших потомков могли прийти столь эффективные методы борьбы со всеми, кто решит им противостоять.

 - «Легионер...».

— «Звать Фриз, мэм. Нет, мэм. Мы помогали местным поницейским этим, в облаве. И один мерзавец выскочил прямо на меня. Ткнул каким-то ножом. Ну, я урода и приласкал» — пожал широкими плечами пегас. Его грязно-коричневая шкура намекала на не совсем эквестрийское происхождение, а светло-желтая, словно выжженная солнцем грива, заставила меня подумать о Мустангрии или Мягком Западе – «С левой приложил разок, он с копыт и слетел. С правой бить не стал – боялся, зашибу».

— «А еще обокрал!» — фыркнула синяя кобыла, вновь пуская в мою сторону клуб табачного дыма – «Поэтому заплатит за все, с процентами».

— «Забрал у него кое-что, из карманов» — вздохнул тот, покосившись на окружавших нас бандитов – «Ну, вы же понимаете, мэм».

Да, я прекрасно поняла, как выглядела и как работала эта система, которую сама же и ввела в те времена, когда наш крошечный отряд из сотни-другой пони рыскал по Белым Холмам.

— «Ага. А ты, значит, выбиваешь из него этот долг?» — хмыкнула я, положив копыто на рукоять Фрегораха, уже долго, с намеком, постукивавшего меня по груди большим, молочно-белым шаром навершия, издававшим глубокий костяной звук – «Что ж, мне все понятно. Легионер, на тебе эти двое. Бей с правой, не жадничай. А я пока с дамочкой потолкую».

— «Никому не двигаться! Это пониция Мейнхеттена!» — прянувшие к нам громилы не успели поднять копыта для удара, а я не успела вытащить меч, как за нашими спинами раздался громкий, повелительный окрик, заставивший нас замереть, словно героев какого-то боевика. Повелительный, громкий, он подавлял звучащим в нем авторитетом и обещанием неминуемого наказания каждому, кто ослушается синего жеребца, бодро вышедшего из темноты под свет покачивающегося на зимнем ветру фонаря – «Оружие убрать! Отойти друг от друга на три фута! Живо!».

— «Это не ваше дело, синешинельный!» — несмотря на все попытки корчить из себя холодную бизнес-пони, бесстрашно подчиняющую своей воле одним только словом свору трусливых и глупых жеребцов, кобыла выронила трубочку и сделала шаг назад, попятившись в приоткрытую дверь – «Но раз уж ты здесь – делай то, за что тебе платят!».

— «Какие интересные вещи можно узнать, просто зайдя в переулок» — хмыкнула я, и не обращая внимания на негодующе дернувшиеся уши и морду Ника, двумя прыжками оказалась на крыльце. Видимо, тот и вправду не ожидал, что его так быстро сдадут, поэтому больше не пытался меня остановить, и вклинившись между нами и громилами, холодно глядел на троицу земнопони, поигрывая своею дубинкой. Ее, в отличие от шинели, он взял с собой – «Что ж, значит, я тебе прямо сейчас и заплачу. С процентами. Я ведь тоже тебя помню, синяя, ох как помню… А ты помнишь, как я обещала тебе рожу набить?».

— «Ты больше не Легат, пятнистая!» — даже прижатая к дверному косяку, кобыла продолжила хорохориться, но я уже видела, как испуганно забегали ее глаза уже к тому моменту, когда она закончила произносить эту фразу – «Серьезные пони этого не простят!».

— «Тогда нужно побеспокоить этих серьезных пони, и узнать, что именно они хотят от меня получить. Где они?» — схватив за шею синешкурую гадину, я подняла ее на задние ноги и слегка, для порядка, приложила спиной о косяк. Увидев, как ее глаза испуганно дернулись в сторону дверного проема, я усмехнулась, и оглянувшись на Ника, задорно предложила – «Там? Тогда нужно их навестить!».

— «Что ты собираешься делать?» — мрачно поинтересовался у меня поницейский, в то время как легионер большим прыжком оказался у меня за спиной – «Ты же обещала слушаться моих приказов!».

— «Вот как только прикажешь что-нибудь, так я сразу и послушаюсь!» — хихикнула я, вновь поворачиваясь к напрягшейся было кобыле – «Пойдемте, мадам! Чувствую, что нас ждет крайне занимательный разговор!».

Разговор вышел и вправду занятным. Тон ему задал полет моей жертвы, влетевшей из подсобного помещения в маленький бар, и с грохотом приземлившейся между столами. Эффективнее свое появление я обставить бы вряд ли смогла, и тем самым обеспечила себе повышенное внимание не только персонала, состоявшего из плотно сбитых жеребцов и кобыл, но и нескольких важных пони, выглянувших из углового кабинета. Одним из них был худой до изумления земнопони, показавшийся мне смутно знакомым, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем в памяти всплыл тот подвальчик-разливайка, пятерка пегасов, еще только собирающихся меня предать, и короткий разговор, полный завуалированных угроз и невысказанных обещаний.

— «Снова ты, юная мисс» — признаться, этот старик держал себя все так же спокойно, как и раньше, хоть и казался скелетом, обтянутым выцветшей, темно-бордовой шкурой, на которой сверкали лишь стального цвета глаза. Грива его почти вся поседела и выпала, но окружающие его громилы относились к нему с все тем же уважением, как и раньше, и явно были готовы пожертвовать своим здоровьем, качество которого резко испортилось после нескольких ударов, которыми мы обменялись с самыми быстрыми, рванувшими ко мне со всех ног.

Надеюсь, что Ник оценил мою сдержанность и меч, оставшийся в дрожавших от нетерпения ножнах.

Навалиться всей толпой не получилось в том числе и из-за Фриза. Ворвавшийся следом за мной, он поднялся на задние ноги, и с размаху ткнул передними в набегавших громил, отправив сразу троих вслед за нокаутированной дамочкой, в то время как я приняла на плечо еще одного смельчака, выскочившего из сортира. Мы были похожи на двух бойцовых псов, окруженных стаей шакалов, и численный перевес был явно не на нашей стороне, но лишь до того момента, когда к нам присоединился Маккриди, заставив оставшихся бугаев отступить, спасаясь от звонких ударов дубинки. Отогнав их ко входу в кабинет, он неожиданно повернулся, и теперь уже мне пришлось пошатнуться, когда его палка неожиданно сильно ткнула меня в нагрудные пластины доспеха.

— «Прекратить!» — вновь рявкнул он, сердито глядя то на меня, то на собравшуюся в баре банду, головы членов которой вновь появились изо всех коридоров и щелей – «Мы пришли поговорить, а не устраивать драку!».

— «И для этого ворвались сюда, и принялись избивать моих парней?» — поинтересовался старый земнопони, появившийся в дверях кабинета. Обозрев происходящее, он сердито царапнул меня взглядом, почему-то безошибочно определив во мне зачинщицу всего переполоха, после чего махнул копытом, приказывая освободить нам путь – «Впрочем, не будем торопиться. Ведь если к тебе так настойчиво рвутся, то не иначе, как с какой-нибудь важной просьбой или поручением. Что ж, послушаем».

— «Ну вот, а ты возмущался, что у меня не получается ладить с пони» — укорила я недобро поглядевшего на меня жеребца, после чего тяжело потопала в кабинет. Конечно, называть его этим словом было бы преувеличением – просто небольшая комнатка, большую часть которой занимал длинный стол на двенадцать персон, и раскиданные вокруг подушечки с сеном. Несколько полочек на стенах, тикающие часы, и плотно занавешенные окна – это была комнатка для совещаний своих, не для приема кого-то, и мне оказалось не слишком удобно на предложенном месте, где я все время упиралась то спиной в стену, то животом в край стоявшего слишком близко стола. Безусловно, одних нас со стариком не оставили, и вскоре, по другую сторону стола, сидело несколько жеребцов и кобыл, обладавших одной схожей чертой – недобрым взглядом глаз, неотрывно следящих за нами. В отличие от своих подручных, шеф всей этой банды громил выглядел по-прежнему спокойным, словно айсберг, и только пульсация в области его шеи усиливалась всякий раз, когда он случайно проходился по мне взглядом.

— «И для чего же вы вторглись в мое заведение, юная мисс?» — когда молчание переросло все разумные рамки вежливости, поинтересовался земнопони – «Неужели лишь для того, чтобы выпить чашечку кофе с вишневыми сливками?».

— «Эмммм… А почему все бандиты, гангстеры и прочие уголовные элементы все время встречаются в барах?» — при упоминании «вишневых сливок», под которыми наверняка подразумевался какой-нибудь алкоголь, мой живот грустно квакнул, напоминая о том, что я с самого утра в него так ничего и не бросила – «Ну, я бы поняла, если это был бы какой-нибудь притон, или поместье с забором… Но бар или кафе?».

— «Потому что мы бизнес-пони, милочка» — пробасила одна из кобыл. Сидевшая ближе всех к боссу, она умудрилась натянуть на себя платье и сапожки, которым явно было невмоготу вмещать в себя все те фунты очарования, которые она умудрилась в них запихнуть – «У каждого бизнес-пони есть свое дело. Удивлена?».

— «В основном потому, что это легальное прикрытие для другой части бизнеса» — до странности честный ответ старика заставил меня отвлечься от гастрономических переживаний, с удивлением глядя на чашки с дымящимся кофе, которые внес опасливо косившийся на нас официант – «Угощайтесь. Я не могу прослыть плохим хозяином даже по отношению к столь наглым гостям».

— «Благодарю вас, мистер Кабальероне» — ответил Ник, первым принимая предложенную чашку – «Извините за столь поздний визит. На самом деле, мы не собирались вот так вот вламываться к вам в заведение…».

— «Ага. Иначе зашли бы через главный вход» — хмыкнула я, притрагиваясь озябшими копытами к чашке, но не раньше, чем из нее отпил сердито покосившийся на меня коп – «А вы не удивились, когда увидели нас».

— «Я держусь в этом городе не потому, что у меня самые серьезные бойцы или влияние. Но я всегда держу нос по ветру, многое слышу и знаю. Мы ожидали мистера Маккриди – я знал, что он не сможет пройти мимо таких новостей, но так даже лучше» — взяв с подноса официанта последнюю чашку, старик поднял прикрывающую ее газету, и швырнул перед Ником, впившимся глазами в смазанные буквы на развороте газеты – «Вот, полюбуйтесь. И это происходит в наши дни, когда еще лет десять назад насильственное умерщвление диких животных считалось вопиющим преступлением».

— «Из Аппер Бэя выловили тело пони. Его ноги были залиты бетоном» — мрачным голосом резюмировал Ник, детально изучивший статью на первом листе – «Общественность Мейнхеттена возмущена неспособностью правительства принцесс сдержать ситуацию. Совет из самых влиятельных пони призвал к созыву экстренной конференции».

— «Думаю, вопрос о том, чьих это копыт дело, можно считать решенным» — угрюмо вздохнула я, даже не посмотрев на газету. Пока я дурачилась и моталась по городу, воображая себя клоуном на побегушках, под глазированной оболочкой этого города начал скапливаться гной. Это было уже не вопросом экономической или политической независимости – это был вопрос выживания общества пони в том виде, котором оно сохранялось все эти века. Но как принцесса, этот тысячелетний паук, могла допустить такое?!

— «Можно. Мистер Кабальероне, могу я узнать, для чего вы ждали нас с миссис Раг?».

— «А к кому вы могли пойти, мой дорогой мистер Ник?» — насмешливо поперхал горлом старик. Из-за отворота его пиджака появилась небольшая деревянная фляжка, и в чашку кофе отправилась изрядная доля какой-то наливки, от вишневого запаха которой меня натурально передернуло. Пожалуй, я никогда не пойму любовь Мейнхеттенцев к этой ягоде, даже по прошествии многих лет – «Только к старому доброму Кабальероне, который много знает, а еще о большем догадывается».

— «Или вас самих прижали так, что приходится искать помощи даже у тех, кто по долгу службы должен ловить таких как вы».

— «Никки, Никки! Ну какие могут быть разногласия между нами?» — насмешливо протянул старый земнопони, пока я переваривала страшную новость, тупо глядя на экстренный выпуск газеты – «Ты же знаешь, как я веду дела и то, чем я занимаюсь».

— «И поэтому вас прижали» — хмыкнул в ответ синий жеребец. Весь этот разговор казался мне каким-то странным, как сражение вырезанных из бумаги фигурок, трепещущих на ветру, разлетающихся в стороны, и вновь бросающихся друг на друга, осыпая противника бессильными ударами. Казалось, каждый из них, во время этого непонятного спора, похожего внешне на вежливый и слегка ироничный разговор, пытался убедить другого в том, что именно тот вынужден просить об услуге, но для чего это делалось, понять я так и не смогла. Впрочем, этот шестидесятилетний афроамериканец свое дело знал, и я не стала встревать в их беседу, сосредотачиваясь на предстоящем мне деле. А то, что оно скоро появится, я чувствовала всем своим нутром.

— «Да, нас прижали» — наконец, сдаваясь, каркнул пожилой мобстер, доставая из ящика стола уже приготовленную кем-то трубку. Вытащив оттуда же коробок спичек, он долго возился и чмокал губами, держа в зубах причудливо изогнутый мундштук, небрежно отмахнувшись от намекающего звяканья единорожьего рога одного из своих подручных – «Не удивляйтесь причудам старика, но я всегда считал, что разжигать огонь с помощью магии – настоящее варварство, безвозвратно губящее вкус хорошего табака… Так вот: не все, что мы делаем, находится на виду. Мистер Маккриди это знает, и потому он пришел не так давно ко мне, и у нас состоялся долгий и вежливый разговор. Признаюсь, я понятия не имею, откуда он знает так много о Д.Н.Е., но клянусь богинями, он знает, как вести дела с такими пони как мы. «Мистер Кабальероне» — сказал он – «Вы нелегально привозите в город разные товары, оказываете покровительство маленьким игровым конторкам и заведениям, где пони и другие существа могут выпить и расслабиться в тесном кругу. Нелегальные гонки повозок, подпольный тотализатор – это все необходимо жителям больших городов, чтобы расслабиться. И пока вы ограничиваетесь этим, я готов закрывать глаза на ваши дела, если они не будут вредить пони». Он был вежлив, он обратился ко мне с уважением, и я услышал его. Мы все услышали. Но вот это… Это неуважение к нашему обществу. Это неуважение ко всем жителям нашей страны. Поэтому я сразу скажу, что не желаю иметь ничего общего с происходящим».

— «Но при этом не сочли за проблему шантажировать моего подчиненного» — фыркнула я. Забавно, что после всего что тут открылось, наш борец с несправедливостью даже не посмотрел в мою сторону, старательно глядя на босса мобстеров – «Так что нечего удивляться, что я пришла узнать, кто это у нас такой смелый завелся, с Легионом шутки шутить».

— «Всем уже давно известно, что твое место стало вакантным еще полгода назад, юная мисс. А в нашем обществе принято оказывать друг другу определенные услуги» — если в голосе мистера Кабалероне и слышались какие-то извинения, то я их совершенно не заметила – «Этот вояка не просто помешал деловым пони — такое случается, и считается элементом риска в нашем деле – но и ограбил его. А вот этого ему не простят. И меня вежливо попросили убедить его оплатить этот долг».

— «Один хорек пытался наброситься на меня с накопытниками, когда я караулил выход из отеля, который они грабить пришли» — оглянувшись, снова буркнул Фриз. Судя по его морде, большого сожаления от сделанного он не испытывал, но вот перспектива столкнуться с этим самым миром Д.Н.А. действительно его пугала – «Потом ткнул в меня ножом. Но я в доспехе был, как положено, и приголубил придурка с левой».

— «А потом ограбил его» — насмешливо произнес старик.

— «Не ограбил, а произвел обыск на предмет оружия и запрещенных предметов, зелий, свитков и усиленных магией и\или алхимией вещей» — не менее насмешливо оскалилась я – «И согласно «Поправке Керри», он имел право произвести быстрый личный досмотр, что и было сделано. Будете возражать?».

— «И к какому же оружию или запрещенному веществу относится золотой медальон, который он увел у этого пони?».

— «К тому же, к какому относятся ценные вещи при ограблении!» — огрызнулась я, точно так же стараясь не глядеть на усмехнувшегося чему-то Ника. Похоже, тот решил, что я непременно начну упрекать его за некоторые связи с преступными элементами, и заранее обрадовался тому, что теперь у него было, чем мне ответить, если я все же решусь начать этот разговор – «Что с бою взято – то свято, и этим правилом я поступаться не намерена! Тем более, что сейчас мы говорили несколько о другом».

— «И о чем же?» — откинувшись на высокую спинку низкого стула, земнопони сложил сухие ноги на животе, разглядывая меня из-под морщинистых бровей.

— «О том, чтобы не оказаться в этом самом заливе с ногами, замурованными в тазик с бетоном!» — буркнула я, коротко поглядев на заблестевшего от восторга глазами Фриза. Убедившись в том, что я не врала своим товарищам по оружию, поощряя изъятие ценностей у противника, но и готова отстаивать это право перед любым, даже самым серьезным врагом, он расправил плечи и громко сопел, готовый отдать свою жизнь за Легата и Легион – «Ведь именно поэтому вы ждали мистера Маккриди, верно? Чтобы тот передал все это мне».

— «Тебе, или кому-то иному… Но тебе более, чем остальным».

— «Само собой. Но, в отличие от мистера Маккриди, я не готова к каким-либо сделкам – ведь я лишь проводник воли тех, кто меня направляет на цель, словно летящее копье. Но я готова принять его точку зрения, и пока ваша деятельность не приводит к страданиям пони – я не собираюсь бегать по городу, разыскивая всяких там мобстеров, контрабандистов, и любителей организовать на дому небольшой карточный клуб. А вот тех, кто вламывается с ножами и кастетами в отель, вытаскивая спящих кобылок из постели за гриву, я буду рвать нещадно, да так, что только перья и клочья шерсти лететь будут. И это мой завет Легиону, о котором я все-таки буду заботиться, несмотря ни на что».

— «Что ж, приятно видеть разумный подход. Помнится, в прошлый раз ты была не столь настроена на переговоры» — со значением произнес старик, заставив Ника слегка поморщиться. И почему? Что за странная словесная борьба велась на этих переговорах, так отличающаяся, и так похожая на фехтование словами, принятое на светских раутах знати? – «Но откровенность – это обоюдное чувство, как говорили у меня на родине, поэтому мы хотели бы знать, разделяют ли твою точку зрения те, кому ты верна?».

— «Они доверяют моим суждениям» — подумав, ответила я, но убедившись, что это обтекаемое утверждение никак присутствующих не вдохновило, скривившись, добавила – «Нет, вы что, действительно думали, что я вам какую-нибудь справку или контракт подпишу?».

— «Нет-нет, ничего такого» — вскинул копыта старый земнопони. При звуках его голоса любые возражения тотчас же замерли на устах сидевших за столом жеребцов и кобыл, недовольно переглядывавшихся друг с другом – «В конце концов, мы все здесь пони д’оноре — пони чести, и когда наше слово перестанет что-либо значить, вот тут-то миру и придет настоящий финито лё энд».

— «Ну, если вам нужен какой-то пример… Мои повелительницы послали меня в Грифус. Это не секрет, об этом все знают. И когда я вернулась оттуда, спустя целых полгода…».

— «Вы докладывали об этом принцессам лично. Мы тут не совсем оторваны от мира, Легат!» — насмешливо покачав рогом, фыркнула одна из кобыл – «Это было во всех газетах».

— «Угу. Меня спросили: «Ты разобралась с Грифоньими Королевствами? Ну, вот и хорошо. Теперь перейдем к текущим проблемам». Вот и был весь мой доклад» — теперь пришла моя очередь слегка насмешливо хрюкнуть, вновь прикладываясь к чашке с остывающим кофе. Хорошо еще, что с алкоголем и сахаром, ведь я ненавидела горькие кофе и чай – «И да, этого вы не найдете в газетах. Но именно так мне доверили вести это, и некоторые другие дела. Поэтому я безусловно сообщу о нашей встрече в рапорте, которые уходят в хранилище канцелярии принцесс, но от того, чем закончится моя поездка в этот город, зависит, насколько подробно я опишу наш разговор».

— «Это звучит… многообещающе» — помолчав, пробормотал старик.

— «Принцессу интересует результат. Ее заботят жизни пони. И я уверена, что она прекрасно понимает, что у каждого из нас существуют определенные позывы, определенные темные желания, которые время от времени необходимо удовлетворить. И если они достаточно безобидны, и не несут опасности для окружающих, то уверена, у нее не будет поводов размышлять, кто же именно контролирует эту сторону жизни Мейнхеттена».

«Вот так вот и начинаются преступные сговоры» - печально подумала я, пока сидевшие переглядывались, посматривая на размышляющего о чем-то местного четвероногого дона. Мне не нужно было глядеть на рожу Маккриди, чтобы понять, что он думает примерно о том же – «Но как нам обуздать этот прилив? Слишком долго здесь не было твердой власти, слишком много опасных, умных и обладающих силой пони почувствовали вкус свободы, и возможность творить все, что заблагорассудится, руководствуясь лишь своими желаниями и возможностями. И если начать разбираться с какими-то там подпольными тотализаторами и нелегальными винными погребками, то можно легко очутиться в кармане у не просто нечистоплотных, а откровенно пропахших кровью дельцов, не стесняющихся и заложников взять, и в заливе врагов похоронить, обеспечив цементными сапогами».

— «И эта новая пониция – она тоже не станет заглядывать в каждое наше окошко?» — наконец, произнес Кабальероне.

— «Пока ваши дела не являются откровенно криминальными, мне и дела не будет до того, что какие-то ребята решат открыть небольшой тотализатор на тараканьих бегах, или кабачок для друзей у себя в доме» — подумав, твердо отрезал Ник, подкрепляя свои слова стуком копыта по поверхности стола – «Этим занимаются санитарные инспекторы и служба сбора налогов. Но вот тех, кто совершит преступление, мы будем ловить, и поймаем. И не приведи господь, если кто-то решит напасть или убить поницейского… Такие будут гибнуть при задержании, до последнего сопротивляясь аресту. И этот вопрос обсуждению не подлежит!».

— «Что ж, это понятно, и мы заранее разделяем ваше негодование, мистер Ник, если такой прискорбный случай произойдет» — опять покивал земнопони. Ни дать ни взять старый дед, прошедшие года которого не в силах скрыть происхождение и образование, как и умение общаться с окружающими. Но чем дальше, тем меньше я доверяла этому дружелюбному, нарочито уважительному тону, чувствуя скрывающееся за ним железное, холодное, темное нутро – «Если бы такие договоренности были бы достигнуты и раньше, нам бы не пришлось встречаться вот так, без подготовки и приличного ужина, которым можно было бы отметить встречу умных и готовых к компромиссам существ. И уж точно не пришлось бы беспокоить бывшего Легата такими мелочами, как то недоразумение, случившееся с мистером Фризом».

«А старик-то змея. Подлая и холодная гадина» — эта мысль оформилась внутри холодным комком. Кажется, нас все-таки поимели, и как была права принцесса, говорившая о том, что мечом не достигнуть того, чего можно добиться своим разумом!

— «Действительно. Но для этого нам нужно знать, где находятся те, кто не желает договариваться» — помолчав, произнес Ник — «И кто пускает в заплыв пони с цементными ботинками на ногах».

— «И перед тем, как мы обсудим этих нехороших существ в понячьем или еще каком-нибудь обличии, вам, сэры и дамы, нужно уяснить одну вещь» — увидев, что сидевшие перед нами пони переглянулись, я перебила решившего было начать отвечать старика. Не знаю, на что рассчитывал или что собирался вытянуть из них Ник, но всем своим спинным мозгом я чуяла, что этим пони нельзя было доверять. Я ощущала внутри них какое-то темное, животное нутро, скрытое под стильными пиджаками, красивыми платьями и модными прическами; таившееся за вежливой речью и открытостью, показательной готовностью к любым переговорам и обсуждению волнующих их проблем. Оно ощущалось глубокими, черными провалами, питаемыми алчностью и готовностью отобрать то, чего желает их ненасытное брюхо. Дружба, честь, верность, сострадание – все это были лишь слова, не имеющие ничего общего с их миром, ведь уставшее тело отбросит их болью в перетруженных мышцах и голодными спазмами в животе. Тепло или холодно, сытно или голодно, приятно или опасно – вот были те чувства, которыми они жили, подобно животным, и чем дальше я смотрела на эти холеные морды, тем яснее видела скрывающихся за ними зверей.

Зверей, которых нужно было держать за решеткой.

— «И эта вещь достаточно очевидна: нам нужно знать все. Не просто все, что вы решили нам сообщить, чтобы устранить конкурентов, прибрав оставшийся бизнес к копытам; и не те крохи, которые позволят их потрепать, отвлекая внимание от вас на стычку со мной, или новой поницией. Вы должны вспомнить все – кто что знает, кто что слышал, и даже просто о чем-то догадывается. Ведь наш успех нужен не только вам, но и нам».

— «И почему же?» — надменно и жестко осведомился старый земнопони. Маска доброго дядюшки сползла с него, словно овечья шкура, обнажая волчье нутро.

— «Потому что если у нас что-нибудь не получится, эти пони и их приспешники придут за вами» — насмешливо поведя крыльями, усмехнулась я в морду воротилам Мейнхеттенского Д.Н.А. – «Ведь если я права, а я считаю, что это так, то те, кто стоят за Рэдхедом Боунзом, устроят вам такое, что все эти цементные башмаки покажутся вам просто детскими шалостями, уж поверьте. Принцессы лично держат под контролем поимку этих злодеев, и у вас есть шанс крупно им услужить. Но для этого вам нужно убедиться в том, о чем я вам говорила – в том, что ни один из них не сможет от нас ускользнуть».

— «И вы вдвоем собираетесь преуспеть там, где не справилась Гвардия и эта Ночная Стража?» — недоверчиво хмыкнула единорожка, стоявшая за спиной своего босса – «Там, где не могут справиться даже принцессы?».

— «О, принцессы могут справиться с чем угодно» — маски были сброшены, но и я ощущала, как зашевелилось и окрепло что-то внутри. Что-то холодное, твердое, словно заледеневшая сталь, выкованная за эти годы хождения по краю многих смертей. То твердое нутро, которое видели внутри меня мудрые пони – «А после того, как мы займемся возникшей проблемой, это поймут и остальные, не самые умные пони. Кстати, вы не в курсе, на собрание этой «комиссии» можно билет получить?».


Над Бастионом мы оказались под утро. Не будучи обремененным броней, Ник поместился на широкой спине облаченного в кольчужную безрукавку Фриза, проведя всю дорогу с закрытыми глазами, судорожно цепляясь за гриву злобно рычавшего жеребца. Вес худощавого поницейского, хоть и облаченного в старую куртку, того не слишком-то беспокоил, а вот посягательство на свою прическу он категорически не одобрял. После суток без сна и выжатой из мобстерского босса информации я была накручена до предела, в то время как мой синий приятель все еще дулся за мой спонтанный экспромт. В результате, над местом дислокации Мейнхеттенской части Легиона мы появились издергавшимися и злыми, как стая собак. По совету того же Фриза, мы дождались начала смены дежурных кентурий и общего построения, после чего отправились на балкон, чтобы пожелать доброго утра окопавшемуся в своем убежище субпрефекту.

Похоже, что мне придется приложить гораздо больше усилий для того, чтобы ему посчастливилось стать наконец-то Легатом, избавив меня от последних проблем.

— «Мочи!» — рявкнула я, с грохотом врезаясь в столпившихся на балконе «легионеров». Уже при подлете мы заметили, что собравшихся у стеклянных дверей было куда как больше шести – то ли мой визит заставил уродов усилить охрану, то ли был прав шкафообразный декан, и мы оказались на месте как раз в момент их пересменки, когда пользующиеся всеобщей суетой, сопровождавшей начало каждого дня, бандиты сменяли друг друга. Разбуженные хриплым ревом рожков, просыпающиеся пегасы устраивали привычную суету и сумбур, шныряя по комнатам с лихорадочно убирающимися постелями, и в этой круговерти разноцветных, еще не до конца проснувшихся тел, хриплыми голосами переругивавшихся на пути в уборные, ванные комнаты или спускавшихся на зарядку, легко было затеряться не только нескольким пришлым пони, но и нашей компании, незамеченной добравшейся до поверха, где располагались мои бывшие аппартаменты. Я не жалела о потере этого места – в конце концов, мне удалось в них провести не больше месяца или двух, поэтому какого-то сильного чувства они у меня так и не вызвали, в отличие от мерзавцев, оказавшихся на разбухшем от влаги полу. Как самая тяжелая из всех, и не обремененная при этом ни дополнительным грузом, ни чувством самосохранения, я обрушилась на эту шестерку десятками фунтов ругавшейся и плюющейся от злости стали, постаравшись как можно быстрее добраться до единорогов, вполне справедливо полагая, что кого попало на этот важный пост не пошлют, а значит, моей задачей было как можно быстрее перехватить любые магические сообщения, которые они могли переслать, предупреждая своего босса. Изо всех сил лягнув здоровенную кобылищу, я отбросила от себя эти фунты здорового образа жизни и нездорового увлечения хот-догами в сторону Ника, вплотную занявшись парочкой рогатых умников, еще не успевших встать, но уже пытавшихся звенеть своими витыми костями. До первого я дотянулась крылом, заставив истошно завопить от боли под треск сорвавшегося заклинания, а вот второй успел подскочить, и рвануть в сторону лестницы, звеня своей бесчестной магией на ходу.

— «А ну, стоять!» — зарычала я, буксуя разъезжающимися копытами по скользкому полу. Само собой, убирать с него снег эти уроды даже и не подумали, несмотря на все мои прошлые увещевания и наглядный пример, поэтому мои разъехавшиеся копыта несколько раз царапнули доски, и вновь уронили меня на пол, самым возмутительным образом присоединяясь к дрожавшему телу, протестующему против суток без сна, и отсутствию нормальной кормежки – «Стоять, гад! Яйца на рог намотаю!».

Увы, мои добрейшие увещевания были нагло проигнорированы, и если бы не открывшаяся дверь в покои Легата, подонок успел бы уйти. Но в этот день ему не свезло, и пробегая мимо отъехавшей в сторону стеклянной перегородки, он кувыркнулся, словно заправский акробат, когда появившаяся из дверного проема нога резко и мощно вломила ему в рожу копытом, отправляя кувырком на истоптанный пол.

— «Раг!» — буквально простонал Хай. Выскочив из своего убежища он огляделся, и привалился к задребезжавшей стеклом перегородке – «Раг! Я же писал тебе… Я же предупреждал!».

— «Поэтому я и здесь» — фыркнув, я вновь уцепилась за рог оставшегося без присмотра бандита, уже пытавшегося сквозь слезы что-то там изобразить, после чего с обеспокоенностью посмотрела на того, которого Хай отправил в нокаут – «Слушай, подтяни его ближе, если не трудно! Я ж не могу бегать от одного к другому, как дура!».

Ответить на мой призыв Хай не успел. Один из бандитов вскочил, и пользуясь тем, что остальные плотно насели на Фриза и Маккриди, рванулся к перилам, поскальзываясь на истоптанных досках балкона. Добравшись до них, он перевалился через преграду, и расправив крылья, лихорадочно захлопал ими в сторону города, стремясь как можно быстрее убраться подальше от Бастиона. Я злобно выругалась, и успела только беспомощно поглядеть на свои расправленные крылья, которыми придерживала головы единорогов, как мимо меня пронеслась худощавая фигура нашего субпрефекта, в два прыжка допрыгнувшего до перил, и за несколько взмахов добравшегося до беглеца, обрушившись на того словно груда камней.

— «Я смотрю, мы рано сбросили его со счетов» — одобрительно пробурчала я, глядя на облако перьев, взметнувшееся в воздух от лихого удара. То ли от злости, то ли от отчаяния, но сил Хай явно не пожалел, поэтому возвращаться ему пришлось гораздо медленее, таща на себе стонавшую жертву своего гнева. Конечно, виноват во всем этот подонок был сам, но я все же поежилась, представив себе все те проблемы, которые тот поимел теперь со спиной – решив набрать скорость, он, как и большинство мирных пони, вначале провалился на пару десятков футов вниз, а затем начал подъем, пытаясь укрыться в холодных зимних тучах, за что закономерно получил по спине от атаковавшего его жеребца. Нику и Фризу помощь явно не требовалось, и к моменту возвращения нашего осунувшегося субпрефекта, они уже заканчивали укладывать клиентов на пол под звонкие удары поницейской дубинки. Оглянувшись, я сорвала с пояса лежавшего подо мной жеребца легионерский рожок, и выдала долгую, гнусавую трель, послав в зимний воздух длинный, короткий, и снова длинный сигнал – собраться возле командира.

— «Не думаю, что кто-нибудь быстро сюда прибежит» — заметив, что я начинаю хмуриться, виновато развел крыльями Хай, когда никто и не подумал почесаться в ответ на стандартную звуковую команду – «Эти негодяи в последние дни вообще вели себя как в каком-нибудь кабаке или дресс-ап клубе, и часто дудели в рожки, а потом ржали над подлетавшей дежурной пятеркой. Но что нам делать теперь?».

— «Допрашивать, что еще».

— «Раг, у них моя… наша Черри! И дети!» — шагнув ко мне, вдруг заорал Хай. Забывшись, он схватил меня за грудки и потряс, болтая в воздухе словно какую-то куклу – «Что нам теперь делать?!».

— «Допрашивать» — пытаясь хотя бы задними ногами держаться за зашевелившегося подо мной единорога, буркнула я, хватаясь передними за копыта державшего меня Хая – «А потом действовать. А теперь руки… то есть, ноги убрал. Живо, пока я тебе их не сломала!».

— «Раг, я же тебе написал, что…».

— «Я повторяю, что знаю. И зла не меньше тебя» — прошло несколько долгих секунд, прежде чем опомнившийся пегас отпустил меня. Где-то за спиной, выслуживающийся Фриз громко задудел в легионерский рожок, прибавив что-то от себя в гнусавую, долгую трель, после чего воздух наполнился шумом крыльев, а лестница загудела от приближающихся шагов – «Поэтому сейчас мы отправимся в наши гостеприимные камеры, где выясним кое-что у этих трансвеститов, а потом… Потом будет весело, это я тебе обещаю».

— «Они сказали никому об этом не говорить!» — в бессилии топнув копытом, выдохнул жеребец, когда появившиеся всей контубернией дежурная десятка с энтузиазмом навалилась на распластанных на полу жертв. Похоже, эти дебилы и вправду задолбали всех вокруг, что, в моих глазах, еще больше роднило их с тупыми «быками» из воспоминаний Древнего, как называли этих выходцев из низов после падения великой страны. И мне казалось в высшей степени справедливым то, что было уготовано этим мерзавцам – «Иначе они замучают и убьют жену и детей!».

— «Типичная ошибка, которую совершают все родственники похищенных жертв» — с участием произнес Ник, опуская свою дубинку, которой крайне удобно и эффективно удерживал за горло одного из бандитов. Пожалуй, я погорячилась, насмехаясь над этим неказистым с виду оружием – «Похитители специально запугивают их для того, чтобы те не обращались в полицию в первые, самые важные часы, давая возможность скрыться с похищенной жертвой. Держитесь, мистер Винд, и постарайтесь сохранять спокойствие, чтобы мы смогли как можно лучше вам помочь, и вернуть вам вашу супругу и детей в полной безопасности. Поверьте нам, и постарайтесь помочь всем, чем сможете. Вы понимаете?».

— «Да, конечно, сэр» — у меня сложилось ощущение, что рассеянный взгляд Винда скользнул по нему без всякого узнавания, но я упустила этот момент, когда можно было еще что-то исправить, удерживая на полу обладателей витой кости, на которых вернувшиеся легионеры надели специальные кандалы, не позволяющие их обладателю использовать свою магию, после чего с энтузиазмом погнали их вниз, подгоняя ударами копейных древков. Идя следом, я слышала, как Ник убедительно втирал что-то рассеянно отвечавшему ему Хаю, вновь и вновь поражаясь тому, как с помощью шаблонных, казалось бы, фраз, можно вселять в окружающих надежду и заставлять поверить себе, отвечая простыми словами на их чаяния и надежды. Это следовало непременно обдумать, и пусть внутри меня что-то протестовало против избитых речевых оборотов, от которых, как мне казалось, несло замаскированным канцеляризмом, кто знает, как вслушивалась бы в них я, окажись вдруг в таком же страшном и безнадежном, казалось бы, положении. Пожалуй, следовало бы записать хотя бы десяток, и заставить своих охламонов их заучить, чтобы любой легионер мог выдать пострадавшему набор успокаивающих банальностей вместо сочувственного бряцания доспехом...

Впрочем, еще чуть-чуть — и это будет уже не моя головная боль.

— «Боюсь, это займет какое-то время» — произнес Маккриди, выходя из камеры, куда мы поместили наших пленников. Или было бы вернее назвать их «задержанными», но думаю, все разделяли мое мнение на этих уродов, прикованных к стене, считая их крепко влипнувшими в неприятность всей своей жизни. Похищение семьи командующего офицера – это не та вещь, которую можно долго скрывать в пегасьей стае, и вскоре весь Бастион гудел от пересудов и шепотков, быстро сменившимися едва ли не митингами, с которыми выборные от крыльев и звеньев шатались по этажам, подогревая всеобщее возмущение. Был, конечно же, в этом и свой интерес – скрывавшиеся пока от нашего взора враги постарались запустить свои щупальца как можно глубже, поэтому мне пришлось провести почти полдня в соседних камерах, куда уже без всякого распоряжения командиров легионеры бросили нескольких своих товарищей, по их словам, польстившихся на посулы неизвестных им пони. Работа с ними велась легче, ведь те прекрасно знали, что могла сделать с ними злобствующая пятнистая кобыла – история с пятеркой контрабандистов была в тот день у всех на устах — поэтому ссылку на несколько лет в Каладан они восприняли как настоящее избавление от чего-то ужасного, как гниение заживо в подземных штольнях самой жуткой каторги, в забытых богинями грифоньих горах. Жаль, что подосланных к нам уродов столь же быстро расколоть не получилось, и несмотря на убедительные разговоры с каждым из них, они упорно стояли на своем, открыто насмехаясь над допрашивающим их поницейским.

— «Это будет труднее, чем я ожидал» — признался мне Ник, в очередной раз выходя из камеры – «Упорствуют. Эти ребята – просто подкладка капюшона, и они твердо летают в своих цветах. Этих ОуДжи так просто не расколоть».

— «Чего, blyad?» — устало поинтересовалась я, провожая глазами одного из тех, кто присягал на верность Легиону, а теперь отправлялся на долгое поселение в необжитые северные земли – «Ты там что, легионерских портянок нанюхался, что тебя так плющит?».

— «Не забивай голову. Уличный сленг» — отмахнулся от меня синий земнопони, приваливаясь к стене, и безуспешно шаря копытом по поясу в поисках несуществующих сигарет – «Я имел в виду, что они твердо преданы своему району, цветам своей банды, и считают себя настоящими гангстерами. Они уверены в том, что подельники их вытащат, и уже наняли адвоката, а поскольку у нас по-серьезному ничего на них нет, будет просто чудом, если удастся это замять, и пролететь мимо слушаний дисциплинарной комиссии».

— «Как это ничего нет? А то, что они хрен знает сколько тут ошивались, выдавая себя за легионеров?».

— «Злостное хулиганство, максимум» — вздохнул Ник, бросив раздраженный взгляд на один из предупреждающих знаков, в свое время развешанных по всему Бастиону шоколадной единорожкой, и творчески переработанный мной. На нем, в доступной каждому форме, были изображены курящаяся трубка, соседствующая с кандалами и пустым кошельком. Получилось довольно доходчиво, судя по отсутствию в казармах даже малейшего запаха табака – «А то, что так получилось, поставят в вину только вам, раз в ваши казармы кто угодно может попасть».

— «Ну, хорошо…» — я поежилась, вспомнив, как год или два назад мне пришлось лично прилетать и наводить здесь порядок — «А угроза расправы с семьей?».

— «А чем докажем? Словами?».

— «Эй! Ты вообще на чьей стороне?!».

— «На стороне закона, Раг. Но я сделаю все, что смогу» — вновь тяжело вздохнул жеребец, устало покосившись на камеры – «Я ведь тоже не детектив, понимаешь? Когда мы брали мафию – настоящую, я имею в виду, а не черных уличных парней, изображавших из себя мафиозо – то мы их федералам передавали, если их боссам не удавалось сразу, на уровне участка или районного суда, дело замять. Поэтому с этими ребятами придется повозиться, а времени нет… Слушай, тут еще сигареты не изобрели?».

— «Нет, только трубки. Кстати, над нами – тонны сухого дерева, сложенного в форме трубы, и готового вспыхнуть, как спичка».

— «Ладно. Все равно это мерзкая привычка» — поежившись от моих слов, Ник бросил шарить копытом по поясу – «Да и Мэйн недовольна. Говорит, что дым из пасти пускают только исчадия Тартара, и выползшая оттуда же Раг».

— «Ах ты…» — я сердито замахнулась ногами на отпрянувшего поницейского – «Ну, берегись! Я сейчас с ними сама пойду и поговорю!».

— «Играть в хорошего полицейского и плохого будем потом. Когда нащупаем у них болевую точку» — отшил меня Ник, без труда отмахиваясь от моих копыт – «Иначе вся эта затея «плохой коп – хороший коп» лишена всякого смысла, пока клиент не поплыл. Если ты не знаешь, чем их припугнуть, то что ты собираешься сделать? Избить? Они выйдут отсюда через сутки прямиком в больницу, и уж поверь, их адвокат постарается сделать так, что присяжные будут рыдать, читая список полученных жертвой травм. И после этого ты отправишься в тюрьму или на каторгу – я узнавал, они есть даже в этой забавной и доброй стране, а преступник и дальше будет разгуливать на свободе».

— «Я не собираюсь калечить их, Маккриди» — помолчав, буркнула я, в душе признавая правоту приятеля, гораздо более опытного в этих делах, нежели я – «Я делала всякие гадкие вещи, и до сих пор расплачиваюсь за это… Но вот причинить серьезный вред пони я не могу. Не знаю, почему – просто душа переворачивается, когда вижу их слезы. Даже если хочеться иногда избить кого-нибудь до кровавых ссак. Да и грифонов просто так не калечила никогда. Мне кажется, принцесса права, и все эти вещи, которые мы творим друг с другом… Что виной всему непонимание. Мы не можем понять кого-то, и сами того не подозревая, начинаем приписывать ему худшие черты. И только потом, в ночной тишине, начинаем задумываться, глядя в темноту, что возможно, мы были совершенно не правы, когда воевали с кем-то, непохожим на нас».

— «Как говорили когда-то в наших краях, «Присвой кому-нибудь злое имя – и ты с легкостью можешь его повесить». Я думаю, ты это имела в виду».

— «Наверное» — обернувшись, я увидела Хая, входившего в помещение караулки, служившее единственным входом и выходом из тюремной секции подвала. В то время как я разбиралась с товарищами, пойманными на горячем, он объявил общий сбор в зале Бастиона, и полдня толковал о чем-то со своими подчиненными, вернувшись оттуда в довольно помятом, но не сломленном виде. Вряд ли он пытался разжалобить их, или давить на чувства, но судя по высоко поднятой голове, он все же смог внушить к себе определенное уважение среди этих буйных крылатых лошадок. Озабоченное выражение морды, естественно, никуда не делось, но с этим недостатком я была готова смириться, и коротко кивнув жеребцу, вновь посмотрела на Ника, отметив странное выражение его морды, с которым он посмотрел куда-то мне за спину.

— «Сэр?» — обернувшись, я успела заметить только глухо грохнувшую дверь одной из камер, к которой, буквально отшвырнув меня с дороги, за пару прыжков добрался Маккриди, распахивая небольшое окно для наблюдения за арестованными – «Сэр, что вы делаете?».

— «Я не дурак, мистер Ник» — голос Хая, донесшийся из темноты камеры, звучал глухо и замогильно, заставив меня заполошно вскочить на ноги от накатившего ощущения приближающейся беды – «И не глухой. Я слышал, о чем вы говорили. Поэтому я сделаю все сам».

— «Хай! Ты что творишь?!» — выдохнула я, в свою очередь, отшвыривая от двери синего земнопони, и сама приникая к зарешеченному окошку, прорезанному в толстой двери. И какой дурак только додумался оставить эти сраные петли от засова на внутренней ее стороне?! – «Хай! Это не твое… Я совершила множество жутких вещей, и не менее страшно расплатилась за это! И я не могу позволить, чтобы тебе тоже пришлось заплатить эту цену!».

— «Ради Черри я сделаю и не такое» — мрачно ответил пегас. Я слышала, как он двигался по камере, как вешал лампу на проушину, торчавшую из стены, и поморщившись, попыталась проморгаться от неприятного, режущего глаза белоснежного света дешевого светового кристалла – «Ты слишком привыкла брать на себя все плохое, что случалось с тобой и окружающими. Ты забыла, что мы уже не жеребята, и за свои ошибки мы будем платить так же, как ты платишь за свои. И что ради своих детей я утоплю десяток таких вот мерзавцев в заливе, прямо под этой башней!».

— «Сэр, откройте дверь!» — потребовал Маккриди, безуспешно пытаясь отжать меня от решетки на дверце, за которую я ухватилась крепче, чем черт за грешную душу – «Давайте не будем делать того, о чем впоследствии мы все пожалеем!».

— «Когда вот такие твари похитят твоих родных, а потом будут издеваться над тобой потому, что им скучно – вот тогда ты и расскажешь мне, о чем там можно жалеть!» — огрызнулся из-за двери голос Хая, вслед за словами которого раздался первый вскрик боли и звон цепей, натянутый рванувшимся телом – «Тебе их стало жалко, мистер? А тебе не жалко их жертв?».

В этих словах, холодея, я услышала свои собственные заявления, которыми так бездумно разбрасывалась в разговорах.

— «Хай, я… Все что я делала, я делала только для того, чтобы это не пришлось делать вам!» — дернув дверь так, что заскрипели вделанные в доски прутья, перегораживающие небольшое окошко для наблюдения за пленниками, выдохнула из себя я, глядя на осунувшуюся морду пегаса, словно привидение, выплывавшую ко мне из полумрака камеры – «Прошу тебя, не марай себя этим – это такая грязь, что после нее ты уже никогда не сможешь отмыться!».

— «Никогда?».

— «Даже по прошествии многих лет ты будешь помнить. Даже если загонишь в самое глубокое подземелье своей памяти, насыпешь сверху холм, где поставишь дом, в котором поселишься – ты все равно будешь помнить. Твое тело будет помнить. Каждое ощущение. Каждый удар».

 - «И ты…» — жеребец замолчал, и осунувшийся вид того, с кем мы вместе прошли за все эти годы огонь, снег, победы и поражения, заставил меня содрогнуться.

— «Кровь очень горячая, Хай. Она темная, густая, и похожа по вкусу на те черные ягоды, что росли у нас в городке» — шепотом призналась я, прижимаясь к металлическим прутьям — «Я часто чувствую ее у себя на языке, даже когда вокруг все спокойно и мирно. Просто чувствую… И хочу вновь ощутить этот вкус».

Друг молчал, и казалось, что само время сворачивалось вокруг нас, заставляя осыпаться окружающую реальность волнами черного песка.

— «Значит, тебе больше не будет одиноко в этом мире» — наконец, произнес он, отходя чуть в сторону от дверного окошка – «Я слышал, что ты говорила. В отличие от тебя, я не боюсь вредить тем, кто вредит другим пони. Поэтому, если ты меня и вправду понимаешь, то принеси мне инструменты. Они сложены вон там, в углу».

— «Это еще зачем?» — настороженно поинтересовался у меня Ник, когда я, помедлив, отлепилась от двери, и нога за ногу поплелась в сторону ящиков, покрытых густым слоем стружки и пыли. Мы оставили их здесь, после того как отбывавшие наказание легионеры настрогали достаточно колышков для тренировок с самострелами, справедливо решив не переть на своем горбу в Кантерлот то, что можно было найти где угодно – «Раг, даже не вздумай!».

— «Захвати стамеску, нож и пилу» — не обращая внимания на копыта синего земнопони, чьи ноги с трудом пролезли между прутьями зарешеченного окошка, и пытались нашарить запор, попросил из глубины камеры Хай – «Я помню, там еще нож был такой странной формы, похожий на крючок – его тоже захвати».

— «Надеюсь, ты осознаешь, на что ты себя обрекаешь, Хай» — пробормотала я. Да, внутри меня все протестовало, когда я, отстранив плечом Ника, просунула через решетку, один за другим, покрытый следами ржавчины инструмент.

«Как же быстро она сменится кровью?» — с содроганием подумала я.

— «Хай, мы не будем этого делать» — мысль пришла внезапно, словно блеск молнии, расколовшей темное небо. Не озарение, но уверенность в том, что нельзя так поступать. Тяжелое, удушающее чувство неправильности, рванувшееся откуда-то изнутри, и скрутившее сжавшийся в спазме живот. Холодный пот, словно вода, рванулся из-под каждого волоска на шкурке, заставив меня сползти по стене, скребя по камню ослабевшими вдруг ногами – «Хай, открой дверь, или я выломаю ее… Изнутри… Ох!».

— «Раг! Твою ж мать!» — короткий матерок Ника заставил дверь заскрипеть, выпуская в образовавшуюся щель нос с подозрением уставившегося на нас соломенношкурого жеребца. Впрочем, мне было не до того, ведь в тот миг я судорожно пыталась удержать в себе свои внутренности, которые вдруг решили стать наружностями, и отнюдь не с помощью рта. Боли не было – было лишь ощущение… Какое-то желание вывернуться и ввернуться обратно, после чего свернувшись калачиком, тихо скулить под теплой темнотой пухового одеяла. С другой стороны, ноги осторожно опустившего меня на пол приятеля были неплохой заменой постели, поэтому я позволила себе на секунду зажмуриться, вспоминая оставшегося в столице супруга – «Ты как, в порядке?».

— «Как мне не хватало этого жизнеутверждающего американского вопроса, ты просто не представляешь!» — простонала я, пережидая очередной кульбит внутри живота, вновь заставивший меня покрыться холодным потом. Грозно побурлив, он понемногу начал утихомириваться, но прошло еще несколько долгих минут прежде, чем я смогла разогнуться, привалившись спиной к шершавым камням – «Кажется, все же придется переходить на регулярное питание».

— «А когда ты вообще ела?».

— «Вчера. Кажется» — ощущение, словно чья-то рука зажала в кулаке мой извивающийся кишечник, понемногу отступало, сменяясь ноющим ощущением, требовавшим свидание с фаянсовым другом. Нерегулярное питание, стрессы – все это мне было не внове, и все это было мне противопоказано строгим врачом, однако где-то внутри шевелилась червячком беспокойная мысль о том, что произошедшее далеко не случайно, и лишь каким-то чудом я не сорвалась в бездонную пропасть, удержавшись от падения лишь на самом краю. Удержавшись сама, и удержав Хая, нависавшего надо мной, и с беспокойством вглядывавшегося в мою кривившуюся морду. О, да – в отличие от меня, он был готов на многое, и я зря, очень зря по привычке считала его тем же самым, серьезным и вечно обеспокоенным чем-то пегасом, с которым мы прошли почти всю Обитель. Невзгоды закалили его, но еще больше оставили шрамов на шкуре и душе – как и у всех нас, у него были глаза старика, и поглядев в них, я ни секунды не сомневалась, что он применил бы по назначению вытребованные у меня иструменты.

И я боялась представить себе, что случилось бы дальше.

— «Сейчас полегчает» — наконец, подавив основную часть бунта своего тела, выдохнула я, с облегчением растягиваясь на холодном, сыром камне пола. Зима никак не могла вступить в свои права в этой части страны, и если прислушаться, то можно было услышать неумолчный шум волн, сердито бивших в каменное основание Бастиона – «Хай, мы не должны уподобляться тем, с кем должны бороться. И мы не можем использовать все эти вещи».

— «Тогда что же ты предлагаешь?».

— «Мы будем бороться. Мы знаем район, где находится их логово, поэтому просто поднимем всю стаю, после чего ты героически спасешь для нас Черри» — я с трудом поднялась на ноги, с облегчением ощущая, как отступает скручивавшая внутренности слабость. Что это все-таки было – нелепая случайность, вызванная очередным пренебрежением к рекомендациям врачей, или что-то другое? Намек на то, что все, совершенное нами, вернется к нам сторицей, или же это принцесса, несколько ночей назад поделившаяся со мною одним из своих задушевных секретов, да так и застывшая в неопределенности между создательницей, донором яйцеклетки, и просто матерью, обретшей долгожданное дитя, решила, что мое поведение нуждается в более плотном контроле? От последней мысли становилось совершенно не по себе, и я нисколько не играла, когда дрожащими ногами поднималась по лестнице в сопровождении поддерживающих меня боками жеребцов. Путь наш закончился возле не самого романтического, но весьма нужного места, куда я метнулась, загребая копытами пыль, и где долго обнималась с водопроводной трубой, изрыгая проклятия и скудное содержимое потрохов в расположенный на полу металлический резервуар. Как ни странно, после этого стало гораздо легче, и поплескавшись в одном из допотопных копытомойников, из уборной я вышла своими ногами, даже не попытавшись завалиться на полдороги из-за дрожи в подгибающихся ногах.

— «Лучше?».

 - «Да. Наверное, съела что-то не то» — стряхивая с шерсти капли воды, не убедительно соврала я, оглядывая проносящихся куда-то бывших своих подчиненных. Ослабленные ремешки болтавшейся на мне брони и вымокший от пота и воды поддоспешник заставляли передергиваться от неприятного ощущения влажной шерсти, цеплявшейся за ткань, отчего хотелось сорвать с себя поскорее всю эту тяжесть, и завалиться в постель. Часов эдак на сорок, как минимум – «Ааа… Где Хай?».

— «Мистер Винд объявил общий сбор нескольких подразделений. Видимо, решил отобрать тех, кто будет участвовать в операции».

— «Тогда не будем ему мешать» — решила я, после чего взмахом вытянутого крыла отловила нескольких крылатых лошадок, опустив его перед ними, словно шлагбаум, после чего двинулась обратно в подвал – «И я надеюсь, ты не принял всерьез мои слова по поводу недопустимости определенных методов разговора с пленными?».

— «Честно? Думаю, нет» — хмыкнул жеребец, вместе со мною входя в ту самую камеру, где не так давно пытался буйствовать Хай. Прикованный к стене мобстер уже оправился от полученного удара, и с ненавистью глядел на нас, словно примериваясь, как бы половчее насадить на нейтрализованный рог, основание которого охватывало широкое стальное кольцо – «Мы видели много дерьма в той и этой жизни, и так вот просто это не проходит. Я видел много гангстеров, которые каждое воскресенье посещали мессу, и первыми шли к алтарю и купели со святой водой, чтобы оставшуюся часть недели творить ужасные вещи. Так просто все это не проходит».

— «Именно. Но я не хочу, чтобы в этом был замешан и Хай» — демонстративно не обращая внимания на следившего за нами единорога, я оглянулась по сторонам, так и этак обкатывая пришедшую мне в голову мысль. Пожалуй, посещение комнаты для уединений пора было записывать в стимулирующие мыслительный процесс процедуры, наравне с какими-нибудь продвинутыми курсами школы для одаренных рогатых господ – «У него душа болит за семью, поэтому пусть остается героем, а мы, как старые циники и мизантропы, сделаем все сами».

— «Значит, ты хочешь сделать именно это?» — произнес не слишком понятную фразу Ник, и мне потребовалось несколько долгих секунд чтобы понять, что он просто решил мне подыграть. Хорошо еще не успела вякнуть какую-нибудь глупость.

— «Пожалуй. Я не хочу марать копыта. Ты же знаешь про новое изобретение принцессы Твайлайт?» — обернувшись, я задумчиво поглядела на отиравшихся у входа в камеру легионеров, после чего, парой коротких фраз, обрисовала фронт необходимых работ, и снова вернулась к Маккриди, безучастно глядевшего в узкое окошко-бойницу. Признаться, их наличие в камерах меня никак не устраивало, но Квикки пресекала любые мои попытки их заложить, вереща что-то про вентиляцию, уровень влажности и микроклимат, необходимые для прочности всего основания Бастиона – «Про новую магию, которая дает возможность почувствовать, врет пациент, или говорит правду? Ты говорил что-то про дисциплинарную комиссию – так вот, я не хочу объясняться с судьей, когда ко мне применят эту жуткую магию. Поэтому сделаем все чисто и аккуратно».

— «Думаешь, это поможет?».

— «Конечно. Ведь если меня спросят, что с ним случилось, я абсолютно честно отвечу, что не имею ни малейшего понятия».

— «Разве?» — Ник скептически посмотрел на кирпичи, которые начали таскать в камеру отдувавшиеся пегасы, перенося в подвал кирпичную пирамидку, больше года обраставшую мхом возле котельной в компании других неиспользованных стройматериалов.

— «Конечно. Про эксперимент Шредингера слышал?» — мы вели отстраненную беседу, демонстративно не обращая внимания на бандита, распяленного на стене в кандалах. А вот его она занимала все больше, судя по настороженно вскинутым ушам и нервно дергающимся ноздрям. Да, Твайли, это для вас, пони, двигающийся нос является нормальным проводником эмоций! А для меня эти ваши носопырки, способные от испуга или возбуждения превращаться в какие-то тоннели, куда копыто пройдет, были еще той новостью, знаешь ли – «Так вот, если меня спросят о том, что вот с этим вот клоуном произошло, я с чистой совестью отвечу, что не знаю, ведь он может протянуть достаточно долго, и на момент допроса может быть как жив, так и мертв».

— «Ооооо, кажется теперь я понимаю…» — протянул поницейский. Сбросив с себя куртку, он остался в рубашке с жилеткой, и зачем-то принялся засучивать рукава – «А ты хитрая, чика. Очень хитрая. Но как приличный мужчина, я не могу позволить прекрасной даме самой таскать эти кирпичи. Так что если ты принесешь мне вон то ведерко с цементным раствором…».

 - «О, вы так галантны, мистер Маккриди, со своим обаянием чернокожего мачо!» — насмешливо протянула я, негромко рассмеявшись на то, что впервые он не обиделся, а лишь возвел очи горе, подхватывая лежавший в ведре мастерок.

— «Вы че тут делать собрались, свинота?» — наконец подал голос прикованный, с возрастающим беспокойством глядевший на Ника. Присев прямо перед ним, тот закусил какую-то щепочку, словно сигарету, гоняя ее из одного угла рта в другой, и сопя одним носом какую-то песенку, начал неторопливо выкладывать на полу кирпичи – «Эй! Я с вами разговариваю, уроды!».

— «Ты не хотел говорить со мной два долбанных часа. Теперь нам разговаривать больше не о чем» — равнодушно пробормотал Ник, цепляя кельмой раствор. Раздавшийся затем влажный шлепок цемента, упавшего на кирпичи, заставил преступника содрогнуться – «Приятель, у тебя очень грязный рот, поэтому держи его закрытым, и не вынуждай меня заткнуть его чем-нибудь жестким и невкусным».

— «Твари! Уроды! Д.Н.О. этого так не оставит!».

— «Ровнее клади, дружище. Ровнее» — потребовала я, глядя на растущую вверх стенку из кирпичей, поднимавшуюся все выше, прямо перед дергавшимся на стене единорогом – «Видишь, клиент беспокоится?».

— «Ничего. Скоро перестанет».

— «И кирпичи клади грязной стороной наружу, чтобы нельзя было от стены отличить».

— «Женщины» — вздохнув, философски сообщил бандиту синий жеребец. Поднявшись на ноги, он довольно споро, пусть и не слишком ровно, клал один кирпич за другим, понемногу выстраивая миниатюрный склеп вокруг дрожавшего от ужаса и злобы бандита – «Тебе хорошо, ты еще не знаешь, как они любят командовать, когда ты машину ведешь. Это такая самодвижущаяся повозка, и когда вы вдвоем… А, ну да. Чего я тебе об этом рассказываю…».

— «Вам этого не простят!» — я бы соврала, если бы сказала, что раньше не представляла, как можно так быстро и много потеть. Но у этого пони вроде бы не было серьезных проблем с сердцем, хотя судя по внешнему виду, до инфаркта ему было совсем недалеко – «Ооооо! Не хочу! Не надо!».

— «Раг, погляди там в соседних камерах, хватит оставшихся кирпичей?».

— «Не думаю. Все же здоровые были бычары» — развернувшись, я направилась к выходу, пряча от беснующегося в кандалах преступника свою уродливую ухмылку – «Хотя я тут подумала, а что если просто корыта с цементом использовать?».

— «Нет! Не надо цемента!» — взвизгнул голос у меня за спиной, уничтожив последние ростки сожаления у меня в душе. Эти мерзавцы явно знали, о чем идет речь, и я намеревалась выпрыгнуть из своей побитой молью и невзгодами шкурки, но добиться, чтобы кандалы стали для них такими же привычными украшениями, словно кольца на моей задней ноге. Вспомнив об этих странных штуках, появившихся на мне явно не по моей собственной воле, я нахмурилась, и в соседние камеры заглядывала уже безо всякого интереса, полностью отдавшись желанию бросить все, и метнуться обратно к принцессе, чтобы узнать у нее, откуда взялись эти непонятные украшения. И почему они давали такую странную власть надо мной тем полосатым убийцам, едва не отправившим меня на свидание с создателями всего понячьего народа. Поэтому довольно ухмыляющегося Маккриди, поднявшегося через час в разгромленный нами кабинет, ждало легкое разочарование в виде моей сосредоточенной морды, которую я и рассматривала в осколке стекла.

 - «Видок, конечно, у тебя...» – хмыкнул он, ставя передо мной чашку с дешевым, вонючим кофе. Вторую он довольно уверенно держал на спине, умудрившись за время подъема не пролить ни капли. Особенная магия земнопони, как пегасья в меня, постепенно проникающая в его существо? – «Как у зеленого новичка после первого тридцати шести часового дежурства».

— «Это не предел. Помню, во время того марафона через половину страны, когда мы вышли в тыл грифоньим войскам, колотившимся лбом в гвардейскую оборону, я спала всего пару-тройку часов, раз в несколько суток. Да и то, только когда теряла сознание от напряжения, и меня могли утащить в палатку. Но мы сделали все, что были должны».

— «Да, я слышал об этом. Может, сейчас отдохнешь? У нас есть еще несколько часов, пока вернется разведка».

— «Какая еще разведка?» — отвлекаясь от стекла, нахмурилась я, коротко взглянув на мрачное, хмурое небо, затянутое широким фронтом грязно-серых, совсем не зимних туч. Видимо, местная пегасья фабрика вновь напортачила, и вместо пушистого снега опять обрушила на головы Мейнхеттенцев холодную морось со снежной крупой, казавшуюся визуальным воплощением всей той неправильности, что творилась с этим городом и окружающими его землями. Щелкнул, соединяясь, световой кристалл, и мне пришлось прищуриться от яркого света, резанувшего по глазам – «А пленные? Допрос? Хай?».

— «Ты залипла здесь на несколько часов, как испачканная жвачкой кнопка лифта» — сочувствующе похлопав меня копытом по плечу, хмыкнул Ник, после чего подвинул под самый нос чашку с горячим еще напитком. Наверняка без сахара и молока, как любили пить его предки. И чего, спрашивается, они находили в этой обжигающей, горькой водичке? – «После нашего представления задержанные запели как птички, когда услышали вопли того, которого мы пригрозили замуровать, и второго – я его копыта только в тазик опустил, и не успел цемент бросить, как тот уже орал так, словно я ему на яйца аккумуляторные провода прицепил. Остальные раскололись до самой задницы, когда услышали их вопли, и теперь мы знаем, куда примерно их отправляли время от времени для охраны кого-то из боссов. Это совпадает с тем, что сказали нам в том баре, поэтому командующий Винд послал туда своих разведчиков и группу прикрытия, на случай возможных осложнений, поэтому вечером запланирован штурм. Он, кстати, не хотел тебя будить, но я подумал, что это будет не совсем правильно – ведь ты отвечаешь за все расследование, которое ведется в этом городе. Верно?».

— «Ну…».

— «Раг, не пытайся ссать мне в уши, ладно? Это много лет пытались делать люди гораздо опытнее тебя, от республиканцев и администрации Никсона до уличных оборванцев Норт Пархэма» — ухмыльнулся тот, глядя как я корчу рожицы, прихлебывая горячий кофе – «Простые люди, даже армейские, так уверенно с местными мафиозными донами не говорят. Я видел, ты этого пеццонованте не боялась, не лебезила перед ним, как демократ накануне выборов – черт, да ты держалась не хуже окружного прокурора, обсуждающего размер полагающейся ему взятки! Поэтому я и понял, что ты просто решаешь, что с ними делать, и чем можешь поступиться, ловя рыбку покрупнее».

— «Ты слишком уж много знаешь и понимаешь, Маккриди. Вот возьму, и посоветую принцессам сделать тебя этим самым прокурором» — скривившись от выпитого, буркнула я, с отвращением слизывая с носа последние горькие капли, от которых хоть немного прояснилось в голове.

— «Ну, нет. Не сейчас. Хотя предложение заманчивое» — вынужденно рассмеялся тот, но быстро отбросил наигранную веселость – «Надеюсь, ты понимаешь, что я тоже хочу кое-что за всю ту помощь, что я тебе оказал? Место прокурора – это здорово, но я к такому пока не готов. Нужно поучиться, послужить, организовать нормальную поницию вместо той розовой водички, которая здесь считается силами правопорядка. При всем моем уважении к принцессам, дай Господь им сил и дальше заботиться о своем народе, они плохо представляют, что такое нормальные полицейские силы, и для чего они вообще нужны. Они ведь монархи, и правят государством как своим королевством, а ты сама знаешь, что в нашем веке такое невозможно, и только демократический строй даст возможность всем этим забавным существам в полной мере реализовать себя, построив настоящее государство свободы и независимости».

— «Ага. До тех пор, пока продажные политики и дельцы не превратят лозунги о свободе и независимости в инструменты подавления и порабощения всех, у кого нет демократии, но есть деньги и нефть» — хмыкнула я – «Хорошо. О политике можешь поспорить с принцессой – она любит умных собеседников, и у вас получится очень интересная беседа, уж поверь. Сможешь многое узнать и многому научиться. Но это потом. А какое еще условие?».

— «Это не было условием. Я привык добиваться всего своим горбом, Раг. Не извращай мои слова, хорошо?» — поморщился синий жеребец, делая глоток из собственной чашки – «Я хочу, чтобы о моем участии во всем этом не упоминалось. Или было засекречено так, чтобы ни один сенатор, прокурор или детектив не имели никаких оснований вызвать меня на допрос, и уж тем более, на слушание дисциплинарной комиссии по обвинению в жестоком обращении с подозреваемыми, пытках, и превышении должностных полномочий. Ты ведь понимаешь, что за одну только связь с этим местным воротилой меня должны с позором изгнать из рядов правоохранительных сил? А вся эта операция, которую вы планируете с мистером Виндом, должна быть санкционирована не меньше чем городским прокурором, или региональным офисом ФБР. Если у этого мерзавца есть волосатая лапа в верхах, мы в лучшем случае вылетим со службы без выходного пособия, а я не могу рисковать моей новой семьей. Нам с Мэйн еще ребенка на ноги поднимать, и не одного».

— «Оу! Так ты решился?» — вскинулась я, пропустив мимо ушей все эти тирады с опасениями по поводу дальнейших событий. Для меня отставка была словно давно заслуженный отпуск, а если к ней еще и пенсия будет приложена – вообще уйду на радостях в загул и запой. По крайней мере, в этом я пыталась себя убедить в эти годы, и настойчиво гнала прочь непрошенные мысли, когда это все-таки произошло – «Кстати, она вроде бы имя сменила около года назад?».

— «Да. Мы поговорили с Мэйн, и она была очень убедительна» — рассмеявшись, хмыкнул Маккриди, мгновенно заставив меня заподозрить, что процесс убеждения явно лежал в горизонтальной плоскости. Ну, что поделать, не можем мы без наших кобыльих штучек. А может, просто до жеребцов по-другому и не доходит, раз они больше яйцами думают – «И если я все же добьюсь должности шефа полиции Мейнхеттена, то мы больше не будем тянуть. Господь дал мне второй шанс, и было бы непростительным грехом забыть об этом, и отвернуть Его святые дары. Поэтому да, мы условились, что у нас будет столько детей, сколько нам будет ниспослано. Я не уверен, что она правильно поняла насчет того, что я говорил, но обещала очень постараться, и не отстать от остальных своих подруг без крыльев и рога. Признаюсь, меня даже немного испугал такой энтузиазм… А имя – это не важно. Она всегда будет для меня моей Мэйн Гудолл, какое бы имя она не носила публично. Для этих разноцветных лошадок имена же не так важны, как для людей, верно?».

— «Верно» — несмотря на полпинты горячего, крепкого, хотя и самого дешевого кофе (и где только в этом городе умудряются его доставать?), я ощутила, как начальный запал прошел, и голова вновь потяжелела, неудержимо устремившись к поверхности стола – «Но спать нельзя. Скоро вернутся разведчики, и если этих ублюдков уже хватились…».

— «Не думаю. Один рассказал, что работка считалась непыльной, и они все это время зависали в каком-то пабе, раз в день отправляя донесение кому-то еще, кого они не знали. Обычная практика мафии, Раг, когда до главного мафиозо просто не добраться через многочисленные прокладки, которые знают только соседей, не представляя, кому те обязаны отчитываться о своих делах. А поскольку все было сделано тихо, и если среди ребят мистера Винда нет стукачей, время у нас есть примерно до завтрашнего утра. Мы уже начали планирование операции, и пока командующий отбирает для этого дела проверенных бойцов, я решил зайти к тебе и уговорить немного поспать. Ты выглядишь так, словно по тебе табун лошадей проскакал, а еще бегала и летала в этих неподъемных доспехах – как ты собираешься командовать, если будешь засыпать на ходу?».

— «Они не тяжелые – это ты хлипкий, Ник. Мы из таких всю войну сутками не выыыыы…» — не удержавшись, я душераздирающе зевнула. Ну и кто тут сказал, что кофе заряжает энергией на весь день? Плюнуть бы в рожу этим создателям рекламы – «Эй! Ты туда снотворное подсыпал?!».

— «Нет. Просто твой организм говорит тебе, что нужно поспать» — хмыкнул тот, бочком-бочком выталкивая меня из-за стола, и подпихивая в сторону разложенной на полу кучки матрасов – «Я разбужу тебя, когда вернутся разведчики. Как я уже сказал, я же знаю, кто командует тут всем на самом деле».

— «Ясно. Избавиться от меня решили. Ну, погоди, Ники. Ну, попробуй меня только не разбудить!» — надулась я. Понятно, жеребцы вновь решили, что моя околачивающаяся вокруг тушка им будет только мешать, и решили вырубить меня, провернув все в одиночку. От этой мысли стало очень обидно, и только слипающиеся глаза не дали возможности закатить полноценную истерику, повалявшись перед этим в снегу. Стоп – какой еще снег? За окном уже стемнело, а в этой темноте не было ничего, кроме холодной и мокрой крупы, просыпающейся на никогда не засыпающий город, но мне казалось, что мельтешащих перед глазами белых точек становилось все больше и больше, пока они не превратились в ослепительно-белый океан, принявший в себя мое рухнувшее на что-то мягкое тело.

— «Не волнуйся, Раг. Должен же я буду с кем-нибудь выпить, обмывая погоны шефа пониции, верно?» — было последним, что я услышала, когда где-то далеко-далеко раздался быстро затихающий голос синешкурого жеребца.

[27] Известные американские писатели детективных романов начала и середины XX века.