Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 7: "Сеятели ветра, часть вторая"

— «Скажи, а у вас все такие?».

— «Чего?».

— «Ну, все такие, как ты?» — поинтересовалась Нефела. Утро уже наступило, и наш патруль заканчивал облет прилегавших к бургу земель, располагавшихся к северо-западу от Олд Стампа. Решив не рисковать, и не дергать грифонов за то, что у всех кошачьих располагалось пониже хвоста, мы вылетели вечером, и всю ночь провели в дороге, высматривая, вынюхивая, запоминая. Подгадав свое возвращение на предрассветные часы, во время которых гордые птицы старались без нужды не взлетать, подслеповато щуря свои дальнозоркие глаза, мы проскользнули мимо пары грифоньих застав, и теперь нам оставалось лишь пошустрее работать крыльями, чтобы успеть к позднему завтраку, нарочно, для нас, сберегаемому Нэтл.

— «Нет, конечно же» — вспоминая свое возвращение из Обители, я только качала головой, хотя и ощущая себя способной неподвижно и долго сидеть, не меняя позы, хоть у окошка, хоть на груде камней, но теперь понимая, что что-то во мне изменилось. Что-то, чему я не могла дать пока названия, но то, что настойчиво толкало меня изнутри, побуждая расправить широкие крылья, почувствовать тугие плети ветра, холодящие плечи и грудь; желание все чаще и чаще смотреть в огромное, чистое, безумно огромное небо… И постепенно укоренявшееся отвращение к тяжеловесным, неспешным, казавшимся мне теперь откровенно тупыми земнопони, с их косностью, приверженностью традициям, нежеланием принимать что-то новое и хорошее, ведь только новое ведет нас вперед, не давая оставаться на месте. Тихонько выдохнув, я криво усмехнулась – ну вот, уже начала задвигать самой себе спичи, проповедуя свободу пегасов!

— «Я так и знала, что не все! Ты очень необычная… Для пегаса, я имею в виду».

— «Ага. Я – не все» — почувствовав, как грудь, помимо моей воли, начала раздуваться от похвальбы, я едва не захохотала – уж слишком необычным было это ощущение – «Я худшая среди этого племени, представляешь? Да-да, а уж как офицер… В общем, на меня не равняйся, и не держи за эталон. Легион держится лишь потому, что в нем много компетентных офицеров, таких как Хай Винд, Черри Дроп, Буши Тэйл, Фрут Желли, Рэйн. Да-да, тот самый, розовый весь. Вот они-то настоящие образчики легионеров. А я… Я просто скрепляю всю эту банду в единое целое, как флажок на кончике копья. Сегодня он нужен, а завтра — уже нет».

— «Так значит, не ты ими командуешь?» — увидев, что я не прочь скоротать оставшуюся пару часов за разговором, Нэтл пристроилась выше, старательно избегая приближаться к моим работающим пархалкам – «А кто тогда? Те, кого ты назвала?».

— «В данный момент командует парадом опцион Хай Винд» — решительно закруглила эту тему я. Заметив мое раздражение, летевший неподалеку Колт решил было вклиниться между нами, оттесняя каурую в сторону и вниз, но я строптиво мотнула головой, и пожавший плечами жеребец вновь вернулся в кильватер, внимательно рассматривая горизонт в поисках преследователей или разведчиков грифонов.

— «Мы же… Ну, можешь считать нас отдельным отрядом» — я недовольно прянула ушами, услышав за спиной сдержанные смешки. Да уж, неплохо поднимутся ребятки, если нам удастся вырваться из всех передряг живыми и здоровыми – «Отдельным отрядом, предназначенным для операций по захвату и удержанию плацдарма, а также проведению рейдов на территории врага».

— «Рэйды? Это что-то вроде…» — кобыла недоуменно потрясла головой, делая странные движения копытом передней ноги, словно силясь понять или вспомнить давно и прочно забытое слово – «Ну, вроде как воровства? Или грабежа?».

— «Еще чего!» — фыркнула я, обдав брызгами, вылетевшими из сопливящегося носа, идущих чуть ниже легионеров, сердито закашлявшихся на холодном ветру – «Это у вас тут грабежи, убийства, насилие… Мы же занимаемся тем, что нарушаем коммуникации и инфраструктуру врага, которые тот может использовать при наступлении, захватывая материальные ценности, которые можно использовать для ведения войны. Если это делают простые пони, вот как вы, то это называется каперством. Если же отъемом материальных ценностей занимаются профессионально, да еще и военные – тогда это определяется как крейсерство, или рейдерство».

— «Но…».

— «А все, что захватывается во время этих операций, называется «призом», и регламентируется статьями призового права. Если нечестно нажитое, и честно отжатое находится в государственной собственности, то такой рейд не нуждается в официальном решении о законности этого изъятия, а вот если придется потрясти владельца частной собственности, как это случилось недавно, на лесопилке Боар Туск…».

— «Да-да, то что тогда?» — вклинилась в разговор Лиф. Синяя зараза все-таки пробралась в мой спальный мешочек, и наутро я выгреблась из него вся пожеванная, сердито срываясь на хмыкавших и завистливо ухмылявшихся подчиненных. Похоже, наша разведчица решила, что теперь у нее были на меня какие-то особенные права, но увидев мой сердитый взгляд, кобыла быстро опомнилась, и невинно захлопала глазками, изобразив на морде самое преданное выражение.

— «Тогда это дело рассматривается призовым судом, который уже и выносит решение о правомерности такого отжатия, и либо возвращает собственность владельцу, либо не возвращает ее рейдеру».

— «Погоди! А если не тому, и не другому – тогда кому же?».

— «В казну» — с невинным видом пожала плечами я, ехидно подглядывая на вытянувшиеся, как у верблюдов, морды подчиненных. Ветер крепчал, неприятно холодя левый бок, и мне пришлось сдвинуться чуть в сторону, чтобы не задевать летевшего справа Рэйна – «В пользу государства».

— «Но мы-то все сделали верно? Ведь так?».

— «Пока мы все сделали как нужно. Ведь мы при каждом налете освобождали земнопони, не так ли? А поскольку рабство… Ой, простите, «принудительный труд»… Одобрен и узаконен самими Грифоньими Королевствами, то я не вижу никаких причин считать отжатые нами призы частными, а не государственными, верно?».

— «Это пхоицвол!».

— «Ага».

— «Бецобхасие!».

— «Не то слово».

— «Я путу шалофацо!».

— «Ну и шалуйсо… Креведко!».

Налет на лесопилку Боар Туск назревал уже давно, несмотря на то, что обнаружили мы ее намного раньше, еще при первых облетах новой территории. Удобно расположившаяся на порогах извилистой лесной реки, шумевшей, даже несмотря на стоявшие морозы, она вряд ли могла претендовать на звание самого незаметного предприятия в этих лесах. Набиравшие разгон ледяные воды с шумом срывались с покатых камней, в полете, проходясь по лопаткам большого, скрипучего колеса, чьи деревянные спицы трещали и взвизгивали, погружаясь в студеную воду северной речки, и потеряв былую мощь, покорно текли по прокопанному кем-то руслу, впадавшему в большой и широкий пруд, на поверхности которого плавало множество бревен, освободившихся от коры[9]. Широкое пространство перед высоким трехэтажным бараком было забито очищенными и неочищенными бревнами, сложенными в огромные штабеля, и белело на фоне угрюмого леса здоровенной проплешиной, сверкавшей не столько истоптанным снегом, сколько густым слоем стружки, вместе с древесной пылью, покрывавшей каждый сантиметр лесопилки и прилегавшей к ней росчищи. Работа на ней не замирала ни днем, ни ночью – при свете солнца и факелов, в бурю и ливень, по площадке двигались пони и грифоны, волоча на себе тяжеленные бревна.

Ах да, волочили, тащили и двигали, в основном, только пони. Летавшие вокруг грифоны предпочитали работать более легкими орудиями – кнутами.

Именно там я увидела пони, низведенных до уровня простых животных, Твайлайт. Именно там я увидела, как бредущие по посыпанному опилками снегу существа угрюмо волокут свои повозки и тачки, упираясь облысевшими плечами в грубое деревянное ярмо, не реагируя ни на мелькнувшие тени пегасов, ни на рванувшихся им навстречу грифонов. И именно там я поняла, до чего можно низвести этот красивый и дружелюбный народ.

Я поняла это, увидев целые дорожки навоза, отмечающие путь, по которому ежедневно ходили десятки и сотни рабов.

Конечно, тогда я не знала, что забитые, потерявшие волю к жизни, земнопони предпочтут остановиться и дрожать, прижавшись к тяжелым повозкам, боясь сделать от них лишний шаг, когда над их головами просвистит загонная тройка, потревожившая местных грифонов. Я долго и нудно талдычила нашим добровольцам о том, что уроки Бастиона нужно хотя бы на время забыть, и летящие над лесопилкой пегасы должны изобразить из себя заблудившихся местных, или не менее заблудившихся туристов, но никак не легионеров, присмотревших для себя очередную добычу. Я изо всех сил пыталась не допустить паники или случайных жертв среди тех, кого мы намеревались освободить, поэтому вместо прямого и незатейливого штурма я предпочла усложненную схему, по которой владелец этого немаленького производства, вместе с частью охраны, оказался в десяти минутах полета от своего ненаглядного лесопильного заводика, попав прямо в наши загребущие лапки. С ликующими криками гнав вопящих от явно наигранного ужаса пегасов, они и не заметили, как оказались в центре спускавшейся с облака стаи, и после короткой и злой стычки, отправились обратно на лесопилку – но уже в качестве тех, кого туда, день за днем, притаскивали сами грифоны.

— «Вроде все, командир!» — спустившись с небес, доложил мне Рэйн, поглядывая на распушившего перья грифона. Владелец этого предприятия, а также небольшого грифоньего городка, расположенного где-то на востоке, был не просто грифоном, а наперсником баронета дэ Лонгчто-то, хозяина дэ Чего-то, расположенного где-то в Углу. Услышав последнее, я насторожилась, и кажется, дала птицемордому повод считать, что своим клекотом и высокими званиями своего покровителя он сумел защитить свою уютненькую плантацию от набега оголтелых легионеров – «Вроде бы повязали всех. Один прятался среди бревен».

— «Да?» — я недоверчиво покосилась на возвышавшиеся у подножия здания конторы штабеля из бревен. Диаметр большинства из них превышал мой собственный рост, что было заметно даже из маленького, подслеповатого окошка, забранного помутневшим, неровным стеклом – «Ну и как вы его нашли?».

— «А его придавило, когда Лиф решила попрыгать по бревнам!» — расхохотался взмокший, разгоряченный боем жеребец – «Нет, ты представляешь – эти придурки на нас с кнутами набросились, и кричали что-то вроде «вандраден» или «вундруды»… В общем, идиоты они и есть!».

— «Наверное, имелось в виду грифонье wanderer – путник или прохожий» — предположила я, глядя на большую толпу земнопони, которую гнали перед собой рассыпавшиеся по лесопилке пегасы – «Да, ты прав, эти вообще обнаглели. Или наивные, как дети. Ладно, вы все осмотрели?».

— «Пожалуй. Осталась только контора».

— «Я тут уже разобралась» — мое копыто уткнулось в пару объемных мешков, стоявших возле входной двери. Контора была маленьким помещением, большую часть которого занимали такие нужные вещи как книги учета – именно из них, пробежавшись глазами по пыльным, протертым страницам, я почерпнула немало интересного о размахе деятельности этой старейшей на севере лесопилки, чьи бревна, доски и брус поступали по воде прямо в лежащий ниже по течению городок, где грузились в большие ладьи, влекомые вверх по течению других рек, прямиком к подножию Короны, чей мрачный массив был заметен при хорошей погоде из любой точки северных земель.

— «Грузить?».

— «А что еще с ними делать?» — удивилась я, покосившись на пыхтевшего подчиненного – «И не забудь закрыть тут все хорошенько. Пусть помучаются, когда будут открывать».

— «А разве не…».

— «Нет, жечь тут ничего не нужно» — мне не хотелось говорить при своих пленниках о планах на эту лесопилку. По моей подлой задумке, она очень скоро должна была стать костью в глотке орлиноголовых рабовладельцев – «Хорошее же место. А мы не дикари».

— «Это пхоисфол!» — убедившись, что мы не собирались устраивать тут пиротехническое шоу, вновь начал хорохориться грифон – «Мы не военная латифундия!».

— «А какая? Рабовладельческая?».

— «Тут нет хабоф!» — вскинув лапу, патетически воскликнул птицелев, от негодования поднимаясь в воздух. Пришлось дернуть цепь, ведущую к надетому на его шею ошейнику, спуская друга баронета на землю. Подействовало, хотя возмущаться он не перестал – «Это не хабы! Это… Ну…».

— «Ну? Что?».

— «Их напхафили сюда на… На пехефоспитание».

«Вонючие, жестокие твари, наслаждающиеся страданием жертв».

— «Так значит, на перевоспитание…» — остановившись, я оглянулась на грифона, тотчас же сделавшего ехидную морду. Изогнутый, острый, внушающий уважение клюв оставался неподвижным, как и положено каждой кости, но вот уголки желтого рта разъехались в стороны, демонстрируя нагловатую ухмылку. Попробуй, мол, опровергни! Потаскайся по нашим и вашим судам, и вскоре сама уверуешь в то, что цинично напала на пансионат для реабилитации безнадежно больных грифонят! Отвернувшись от хрипло каркнувшего что-то пленника, я двинулась в сторону собранной подчиненными толпы – усевшись на землю или неподвижно стоя возле остановившихся повозок, пони не сделали ни малейшей попытки снять с себя цепи, веревочную сбрую или деревянное ярмо, однако все, как один, задрожали при виде идущего за нами грифона.

«На них следы кнута» — недоброе чувство бурлило где-то внутри, заставляя меня стискивать зубы от злости – «С другой стороны, мы сами пороли друг друга за ошибки. Но их-то за что? За то, что не хотели работать?».

«За миску жидкой похлебки из муки и зерна».

«Они оголодали… Ребра и кости можно считать на глазок».

— «Рэйн, тут есть еда?» — прошептала я, глядя на отупевших от непосильного труда земнопои – «Все, что с собой захватили».

— «Не стоит, командир» — оглянувшись, пегас понизил голос, бросив странные взгляды на висевших возле пленников пегасов. Их уши то и дело поворачивались в нашу сторону, ловя каждое сказанное слово – «Мы уже пробовали… Они начинают драться, за каждый кусочек!».

«Вот ради чего мы боролись!» — голос внутри меня наливался горечью и злобой. Кипящая, словно лава, она искала себе выход, прожигая мне сердце и грудь – «Вот, ради чего проливали свою кровь! Чтобы кто-то пришел, прилетел, прискакал, и объявил нас животными! Ради того, чтобы какие-то твари пороли и мучали нас, забивая кнутом!».

Стукнули слитно копыта. Вскинув голову, я увидела, как шарахнулась в сторону толпа тех, кто когда-то был мирным народом, но теперь превратился в забитых животных. Последние слова я, похоже, проорала вслух, уже не заботясь о том, сочтет меня кто-нибудь сумасшедшей, или нет. Не слушая предостерегающего бурчания Рэйна, я бросилась вперед, отбрасывая с дороги бегавшую между соотечественниками Нефелу, и резким рывком за цепь бросила вперед грифона, с глухим стуком впечатывая его в поленницу. Где-то недалеко, совсем рядом, стояло четыре столба со свисавшими с них веревками, назначение которых было для меня непонятно – но лишь до этого момента. Рывок, другой, удар копытом по пузу – и вот уже сам владелец старейшей в краю лесопилки оказался лежащим возле позорного места, явно не пустовавшего, судя по промерзшей, и хорошо утоптанной земле. Тут же висел и кнут – достаточно тонкое, кнутовище его было приспособлено лишь для грифоньей лапы, но остатками разума я понимала, что для задуманного мне не понадобится какой-то особый предмет. Картинки пожаров и разрушений мелькали перед глазами, взгляд дергался, то приближая, то отдаляя предметы и стоящих вокруг существ – разинутый в панике клюв грифона, и встревоженные, зеленые глаза северянки. Испуганно жавшиеся друг к другу, вонючие, покрытые язвами тела, и прыгающие с них насекомые, летящие навстречу гибельному для них снегу. Вонь, крики и страх.

Кровь, крики и страх.

— «Привяжите его к столбу» — тихо, но так, что услышали все, попросила я подчиненных, снимая со вбитого в дерево крючка висевший на нем кнут.

— «Ох, ну слава Богиням Милосердным!» — при воспоминании о произошедшем, на беззаботно болтавший до этого отряд опустилась недолгая, но давящая тишина. Не выдержав, Рэйн постарался как можно беззаботнее посмеяться, но быстро угомонился, хотя попытки растормошить нас так и не прекратил – «А я-то все думал, как буду отдавать то, что уже… Кхем… Прожил».

— «Уже? И когда только успел?» — бледно усмехнулась я. Вопли грифона до сих пор стояли у меня в голове, но почему вместо ужаса я чувствовала только мрачное удовлетворение?

— «Так долго ли, умеючи?».

— «Умеючи – долго!» — ехидно фыркнула летевшая рядом Нефела. Лишенная брони и оружия, пегаска смотрелась белой вороной среди закованных в доспехи жеребцов и кобыл, хотя почти не комплексовала по этому поводу. Но поддержать веселый тон ей не удалось.

— «Вот именно, что умеючи…» — буркнул нахохлившийся Колт. Обойдя нас сверху, он вновь постарался оттеснить от меня северянку, но та решительно не собиралась лишаться теплого места рядом с ведущим отряда, и ловким пинком в брюхо заставила того отступить – «Не знал. В общем, хорошо, что ты всегда спихивала эту обязанность на других. Я думал, копыта марать не хотела. А оказалось…».

— «Что сделано – то сделано» — мрачно буркнула я. Наша полусотня уменьшилась на тридцать пегасов – остальные погнали медленно бредущее стадо через леса, помогая истощенным пони добраться до нашего бурга. Вместе с ними скакали и пленные, среди которых был и испоротый мной до полусмерти, бывший хозяин владелец лесопилки Боар Туск. Его, как и многих ослабленных бескормицей и тяжелой работой, взвалили на санки, которые раньше использовались для перетаскивания тяжелых стволов. Узкие и длинные, они хорошо проходили по столь же узким и длинным речушкам, но вряд ли бы помогли чем-нибудь освобожденным, если бы не помощь и охрана, которую им обеспечивали тридцать пегасов.

Признаюсь, мне грело душу то единодушие, с которым каждый член нашего маленького отряда вызывался остаться и помочь этой дурно пахнущей толпе. Те же, кто отправился со мной дальше, лишь стискивали зубы да замыкались в себе, когда кто-нибудь вспоминал о произошедшем. Но сейчас плотину замкнутости прорвало, и я поняла, что им нужно выговориться, обсудить с кем-нибудь произошедшее, сбросив тот груз, что лег на их душу после всего увиденного.

«Кажется, нам вскоре понадобиться штатный психолог».

— «Эй, соберитесь, ребята!» — попробовала я ободрить своих приунывших бойцов – «В конце концов, отвечать за все придется мне, верно? И, как я уже говорила, в своих действиях мы руководствуемся только буквой закона, а согласно этому закону, мы выполняем приказ вышестоящего начальства, обличенного доверием принцесс – приводим к покорности недружественных жителей, помогаем обиженным, освобождаем насильно удерживаемых в неволе, и работа наша еще далека от завершения. Поэтому выше нос – в конце концов, все скоро закончится, поверьте. И тогда – валите все на меня».

— «Зачем так говоришь, командир?» — укоризненно протянул Колт, умудрившийся оттеснить в сторону каурую пегаску. Шипя и плюясь, она приняла немного влево, и не замечая сердитых взглядов остальных пегасов, вновь заняла место чуть впереди – фактически, выше меня, да еще и во главе колонны – «Все это прозвучало так, словно ты и не собираешься возвращаться. Ты это оставь, поняла? Мы все сделаем всё, что нужно. Просто я, например, не могу поверить, что так вот можно было с пони поступать. Но я скажу тебе так – ты права, и нам нужно держаться вместе. Помнишь, как это было в Обители?».

— «Ну да. Зачет по последнему» — мрачно хмыкнула я. Шум ветра за моей спиной перекрыл негромкие голоса пегасов, обменивавшихся друг с другом воспоминаниями о времени, проведенном в Заслонных горах, расположенных между Мейнхеттеном и Старым Королевством, а также делясь ими с теми, кто пришел к нам позже – таких набралось большинство. Повеселев, мои соратники вспоминали те тренировки и передряги, в которые мы попадали, и казавшиеся нам настоящим издевательством – теперь же они казались лишь милыми, и в целом, вполне безобидными приключениями, по сравнению с теми проблемами, что теперь легли на наши плечи и спины. Глядя на них, повеселела и я.

— «Кажется, я слишком много общаюсь с пегасами» — пробормотала я. Навалившиеся на меня тяжесть и злоба понемногу отступали, сменяясь ощущением разочарования и грусти, сменившими ту душевную боль, которую я ощутила, когда поняла, во что я в скором времени превращусь – «Эй, взбодрись, кобылка! В конце концов, все любят Дэрпи, ведь так?».

«А вот Скрю Луз любят далеко не все» — кольнула меня неприятная мысль. Голубая как небо кобыла, с вечно встопорщенными волосами и идиотской ухмылкой на морде, нервировала многих пони городка. Новый врач, пару лет назад приехавший в Понивилль на работу, все еще возился с болезной, пытаясь добиться каких-то успехов, однако его пациентка упорно продолжала считать себя собакой, частенько оглашая заливистым лаем улицы городка.

«А нас будут бояться. Ну чем не жизнь?».

«Это – не жизнь! Я хотела другого!».

«О, ты даже не представляешь, как я тебя понимаю!» — в грассирующем голоске прорезалась настоящая боль – «Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю! Потратить все душевные силы на то, чтобы кому-то помочь, а в результате… Ты и вправду ждешь благодарности от потомков?».

— «Я хочу прожить жизнь, не причиняя боли и страданий!» — отчаянно прошептала я. Хорошее настроение? Хха! Это не по мне! Судьба, ты издеваешься, подкидывая в самые ненужные моменты этот проклятый голосок?!

«Тогда тебе нужно было выбрать другую профессию» — не унималась моя шизофрения, с раздражающим оптимизмом шепча мне то в одно, то в другое ухо – «Например, садоводом. Вкусные цветы и поныне должны быть в цене, как и морковка. Она-то точно никого не обидит, да и сдачи не даст. Хотя ей можно подавиться, а это опасно… Нет, не стоит тебе идти в садоводы – исколешь все губы о сорняки, и потом будешь ныть, что это не ты виновата, а кто-то, в твоей голове».

— «Ну вот, теперь меня троллит даже моя шизофрения!» — с горечью прошептала я. Набегающий ветер мазнул меня по губам, унося сорвавшиеся слова в бесконечную синеву неба, простиравшуюся у меня за спиной. Наверное, только оно меня понимало, но в своем безграничном великолепии, не собиралась ни с кем делиться своими мыслями по поводу крошечной, одинокой фигурки, затерявшейся в утренних небесах.

Кстати, говоря о фигурках…

«Ага! Я первая, я первая заметила! Ну что, убедилась, что я могу не хуже него?».

— «Заткнись!» — рявкнула я, взмывая вверх. Слегка изменив наклон крыльев, я рывком оказалась над Нефелой, отбрасывая с дороги запищавшую от неожиданности пегаску, после чего расправила крылья, внимательно следя за крошечной точкой, едва заметной в морозной синеве. Она была почти неразличима, и только яркий блеск солнца, на секунду коснувшийся чего-то стального на шедшем над нами объекте, выдал его мне. Ну, и наверное, Нефела, уже порядком задолбавшая и меня, и остальных пегасов моего отряда. Похоже, что северянка не знала, что по всем писаным и неписаным законам, лететь во главе косяка имеет право лишь лидер, ведущий, или признанный таковым всеми членами группы, и уже давно напрашивавшаяся на хорошую трепку – особенно, в отсутствии ее обожаемого дружка.

Тоже мне, выискался тут защитник угнетенных! Да мы за этот месяц сделали больше, чем он – за всю жизнь!

«Отлично! Вот такой ты мне нравишься! А теперь – вперед и вверх!».

— «Неопознанный летун прямо по солнцу!» — рявкнула я, уже жалея, что так быстро отказалась от солцезащитных гогглов, настойчиво подсовываемых мне санинструктором нашего отряда — «Вперед и вверх, народ! Лиф, Колт — выяснить, кто такой!».

Кивнув, близнецы рванули вверх, словно наскипидаренные. Они поднимались все выше и выше, пока не пропали вдали, в то время как остальные привычно разбились на тройки, готовясь отразить нападение, если такое последует вообще. Один-единственный летун против трех десятков легионеров? Право, думать о таком было бы даже смешно.

— «Эй, что ты себе позволяешь?!» — решив, что царившее вокруг оживление вызвано ее кувырками, с которыми пегаска устремилась к земле, на зависть мне, Нефела быстро выправила свой полет, и тотчас же очутилась рядом, сердито пыхтя, и явно напрашиваясь на драку – «Ты вообще думаешь, что делаешь?!».

— «Заткнись!» — рыкнул на нее Рэйн, рывком за хвост отбрасывая назад вновь завопившую что-то северянку – «Заткнись, дура, и не мешай!».

— «Спасибо».

— «Да не за что» — ухмыльнулся розовый жеребец, вместе со мной вглядываясь в небо – «Все в долг, все в долг. Кстати, похоже, они возвращаются».

— «Странно».

— «Не то слово!» — стремительно пикирующие пегасы с трудом выправили свой полет, и спустя два круга, оказались рядом со мной. Трясущиеся, выжатые, измочаленные, они дрожали от холода, дружно прикрывая носы – «Ну, что там? Кто это? Наш, или не наш?».

— «Н-не знаю…».

— «Как это «Не знаю»?! Вы что, просто так туда слетали?» — опешил мой заместитель.

— «Он вверх уш-шел. Так б-быстро, чт-то не д-догнали» — щелкая зубами от холода, пожаловалась синяя кобыла. Роскошная белая грива, вечно выбивавшаяся из-под шлема, и подровнять которую пегаска не соглашалась ни за какие взыскания и коврижки, теперь торчала прибитой морозом, безжизненной паклей – «Раг, т-там дышать н-нечем!».

— «Сл-лишком выс-соко» — согласился с ней Колт, стуча копытами по доспехам, словно пытаясь вытряхнуть из них невидимые прочим снежинки – «Но эт-то не пегас. Хв-вост другой».

— «Так вы даже не разглядели, кто это был?!».

— «Спокойнее, Рэйни. Спокойнее» — остудила я рассердившегося пегаса. Подобравшаяся ближе Нефела захлопнула свою пасть, едва увидев двух выжатых, как мочалки, пегасов, и тихо летела рядышком, ловя каждое наше слово – «Так, народ! Нужны добровольцы, и хорошие летуны-высотники!».

— «Я! Эй, я тоже хочу!» — на удивление, народу набралось довольно мало. Всего пять пегасов из тридцати, и большая часть из них выглядела довольно неуверенно. Переглядываясь, они освобождались от облегченных своих скутумов и копий, оставляя себе лишь тесаки и мечи. Кто-то, сгоряча, уже рвал на себе завязки сегментарной брони, спешно избавляясь от стальных полосок гибкого панциря, и оставаясь в одном поддоспешнике и кольчуге. Я удивленно вскинула брови, глядя, как растолкав остальных, к нам приблизилась каурая пегаска, оторвав меня от задумчивого созерцания этого воздушного балета – ведь все, что творилось вокруг, пегасы проделывали в воздухе, на лету, заставляя меня стискивать зубы от зависти к этим ловким крылатым лошадкам.

— «А я?».

— «А что ты?» — не желая отрываться от захватывающего зрелища, я лишь недовольно дернула ухом – «Чего тебе, Неф?».

— «Не называй меня так, слышишь?» — сердито зафыркала та, прижимая ноги к груди – «Я тоже полечу с ними!».

— «Ты? Наземница?» — вякнул сунувшийся вперед Рэйн, за что тотчас же получивший по уху – «Все, с меня довольно! Сейчас ты огребешь!».

— «Знай свое место, жеребеееее…» — самоуверенный голос каурой истончился, когда казавшийся рассерженным, но совсем не опасным жеребец быстро завернул ей крыло на затылок.

— «Мне надоело с тобой возиться, дуреха!» — рыкнул ей на ухо легионер, не обращая внимания ни на писки, ни на пинки всеми четырьмя ногами, достававшиеся ему от застигнутой врасплох пегаски. Заломив дрожащее крыло за голову, он сердито встряхнул ее, повернув мордой к земле.

— «Вон, видишь? Могу отпустить!».

— «Н-нет… Оййййй!».

— «Вот-вот. Правильно понимаешь. Могу отпустить, а могу и стенку тобой отштукатурить. Все поняла, лохматая?».

— «Д-да… Айййй! ДАААА!».

— «Ну, вот и отлично» — резюмировал Рэйн, отпуская каурую на свободу. Суматошно захлопав крыльями, она открыла было рот для протестующего крика, с которым, как ей казалось, она должна была камнем полететь к поджидающим свою жертву верхушкам деревьев, но увы – крыло раскрылось свободно, и почти без боли, заставив ее удивленно закашляться от порыва ветра, влетевшего в распахнутую пасть.

— «Мне кажется, это была моя фраза, Рэйни?» — ехидно поинтересовалась я у пегаса, тотчас же сделавшего невинные глаза. Он стал хорошим копытопашником, и как почти все пони, не опьянившегося полученной силой, а умело пускающего ее в ход там, где необходимо было донести до окружающих их неправоту, или его несогласие с высказываемыми идеями – «Смотри, скоро буду деньги брать, за авторские права и плагиат».

— «Но хороша ведь, правда? И кстати, а что это ты задумала?».

— «Не спорю, что хороша» — мои глаза не отрывались от улетавшей от нас точки, пока копыта лихорадочно отстегивали тяжелую шлею с висевшими на ней скутумом и коротким грифоньим мечом, прихватизированным мной у управляющего лесопилкой – «Принимай отряд, Рэйни – я хочу пролететься, и лично удостовериться в том, что добраться туда невозможно».

— «Но близнецы же сказали…».

— «Но эта сволочь туда добралась?!» — сердито рявкнула я, бросая сбрую пегасу – «Ты не понимаешь, что будет, если наши враги додумались, как обходить наши порядки? Или ты забыл нашу цель?».

— «Н-нет… Никак нет, командир!» — оторопев, тот стукнул себя по груди, принимая от меня лишнюю тяжесть. Дождавшись разрешающего жеста, пегасы бросились вверх, один за другим, обходя меня и поднимаясь все выше и выше. Оглянувшись, я нетерпеливо махнула Нефеле, призывая следовать за собой – в конце концов, мне совершенно не хотелось выслушивать бухтение и неприкрытые угрозы серого земнопони, возомнившего себя защитником своей избранницы, но почему-то, предпочитающего постоянно хамить окружающим, а не приковать свою подругу к батарее, где она была бы в полной безопасности, под его неусыпным присмотром. Встрепенувшись, пегаска с радостью рванулась за мной, стремясь очутиться как можно дальше от розового, словно сон блондинки, жеребца, умело прикрывавшего располагавшей к себе внешностью жесткую сущность всех тех, кто когда-то прошел Давилку. Оказавшись рядом, она какое-то время держалась вровень со мной, но потом, убедившись, что я не собираюсь прибавлять скорость, рванулась вслед за остальными, точками маячившими над нашими головами.

Это была безумная гонка — по зимнему небу, взбивая крыльями ветер, гребя и хватаясь ими за все утончавшийся воздух, пегасы ломились все выше и выше, пыхтя и сопя, словно самые настоящие драконы. Дышать становилось все труднее – такие незаметные, привычные, всегда готовые прийти на помощь, крылья стали вдруг очень тяжелыми, неохотно и с трудом ворочаясь в ставшем холодным и неотзывчивом воздухе. Мимо нас, снижаясь, проплыл первый боец, тяжело дыша, и хватаясь за воздух всеми четырьмя ногами – похоже, кое-кто переоценил свои силы.

«А ты? С твоими-то крылышками?».

— «Вперед!» — тяжело дыша, просипела я, вновь принимаясь работать крыльями – «Вверх! Только вверх!».

— «Никогда так… Не залетала… Высоко!» — пропыхтела Нефела. Догнав пегаску, я не стала останавливаться, хотя тело уже гудело, словно я пробежала от Кантерлота до Понивилля, в полной выкладке земнопони-легионера, и вновь начала подъем, сомневаясь, что выдержу достаточно долго – «Уже… Двадцать фурлонгов!».

— «Вперед!» — дыхание вырывалось из онемевшего горла так легко, и входило обратно так просто, словно воздух вокруг нас почти не существовал. Дышалось легко, но почему же так немеет все тело, а грудь понемногу стягивают невидимые ремни?

— «Я все равно… Покажу!» — еще одна пегаска просвистела мимо нас, направляясь в сторону оставшихся внизу товарищей. Холод свирепствовал, жадно хватая нас за открытые части тела. Стиснув зубы, каурая кобыла неслась рядом со мной, то вырываясь вперед, то отдыхая, и вновь оказываясь неподалеку – «Возвращайся! Броня… Не сможешь!».

— «Впереееееед!».

— «Сорок… Не сумеем…» — воздух уже не расправлял наши легкие. Дыхание вырывалось со всхлипами и хрипом, а голова вдруг стала какой-то очень легкой, приятно покачиваясь на онемевшей от напряжения шее – «Раг! Возвращаемся… Слишком… Высоко!».

— «Вперед!» — просипела я. Мои глаза уже нашарили проклятую точку, что кажется, даже немного подросла, и обзавелась отставленным в сторону, длинным хвостом. Холодный ветер бил нас в грудь, пытаясь загнать обратно посмевших вырваться из объятий земли, и подняться на недоступную ранее высоту, но мы все же пытались, хрипя и выплевывая бурлящую в глотках пену, забраться туда, где маячил неизвестный нам зверь – «Вперед и вверх, слышишь?!».

— «Немо… Гу…» — наконец прохрипела каурая. Голова ее моталась, свешиваясь едва не до груди, глаза закатывались, а крылья взмахивали все реже и реже – «Лига… С лишним…».

— «Вверх!» — просипело у меня изнутри. Обложенный пеной язык уже давно свешивался, трепыхаясь, куда-то на щеку, но крылья все реже и реже цепляли враждебный, уже не дающий опоры воздух, злобно стегавший своими ледяными плетями мое закованное в броню тело. Каждый удар его отдавался по телу подобно удару молотка, каждый взмах крыльев был пыткой, но я уже видела свою цель, маячившую в конце тоннеля, постепенно застилавшего мой взор. Что-то желтое и синее… Желтое тело в синем комбинезоне, ловящее ветер широкими перепонками, натянутыми от крыльев до кончиков лап. И два здоровенных баллона, пристегнутых лямками к спине.

«Не сдавайся».

— «Вверх!».

«Еще немного. Мы почти достали его!».

— «Вперед и вверх!» — зрение сужалось, а крылья, одервенев, едва шевелились у меня за плечами. В отчаянии я напрягла проклятые простыни, заставляя измученное тело расправить маховые перья, словно огромными пальцами ловя, подхватывая и сжимая предательский воздух, заставляя его подчиниться… Обернувшаяся фигура судорожно задергалась, пытаясь взмахнуть укутанными в синюю материю крыльями, но сложившиеся перепонки мгновенно провисли, затем вновь надулись как паруса, набирая пригоршни ветра, и наконец, перевернули владельца костюма через голову, отправляя кувыркаться к грешной земле.

«Да! Да! Да! Теперь он наш!» — радостный вопль едва не взорвал мою голову. Болтаясь в воздухе, словно куль, фигура быстро падала вниз под восторженные крики, раздававшиеся у меня в черепушке. Бессильно двигавшаяся грудь горела огнем, судорожно расширяясь в попытке вдохнуть хотя бы немного чистого воздуха, но легкие выплевывали из себя лишь бело-желтую пену. Сердце стучало как барабан, грозя проломить тонкую преграду из мышц и костей, устремляясь вслед за несущимся вниз противником – синий комбинезон уже расправил свои крылья, и теперь быстро набирал скорость, опрометью несясь куда-то на восток. Осталось только сложить крылья, и…

Темнота. Опять темнота.

---

Похоже, что пробарахталась я в воздухе все-таки недолго. Сознание, как обычно, вернулось толчком, словно в темной комнате вдруг включился на полную громкость приличных размеров телевизор, решивший устроить своей хозяйке утреннюю воскресную побудку прямым включением с какого-нибудь Рок-феста. Грохот ветра в ушах, нещадно трепавшего мои лопушки и лупившего по морде, мало чем отличался от лихих металлических зарубов и зубодробительных стаккато, несшихся когда-то со сцен популярных музыкальных фестивалей, а лихие кувырки в воздухе навсегда похоронили мою надежду еще немного полежать, закрыв глаза и представляя себя в нашей милой спальне домика в Понивилле.

Интересно, а который уже час?

«Время вставать, идиотка! Видели бы ваши предки, до чего измельчало гордое когда-то племя…».

— «Я уже… Уже встаю… Уже… Аюшки!».

«Подъем, толстозадая!» — очередной вопль, раздавшийся между ушей, заставил меня болезненно сморщиться. Что-то плотное изо всех сил ударило меня в спину, заставив сделать очередной кульбит. Продрав слипающиеся глазенки, я решила было возмутиться, но очередной порыв ветра, нещадно хлещущего по морде, заставил подавиться заготовленной гневной тирадой, а не так уж и медленно приближающаяся земля – суматошно захлопать крыльями, превращая неуправляемое падение в более-менее управляемый полет. Удалось мне это не сразу – одеревеневшие мышцы спины и плечей слушались неохотно, при каждом взмахе скрипя и жалуясь на жизнь, и приближавшиеся верхушки заснеженных сосен, ехидно манившие меня к себя едва заметным покачиванием шикарных, раскидистых крон, понемногу становились все больше и больше – впрочем, гораздо медленнее, чем тому полагалось быть.

«Вот так. Хорошо. То есть, уже лучше, чем мог бы сделать жеребенок-инвалид».

— «Кто бы говорил!» — огрызнулась я, глядя на приближающиеся деревья. Мои глаза уже привычным для меня образом решили угробить свою хозяйку, привычно рванув изображение вперед, однако… Тряхнув головой, я постаралась уже самостоятельно приблизить такие близкие с виду деревья, но вместо этого углядела распяленную синюю фигуру, широко растопырившую укрытые материей крылья в нескольких километрах впереди.

И она выглядела просто песчинкой на фоне приближающихся крон.

«Что это?».

«Помолчи. Дай мне… Просто помолчи, ладно?».

— «Они огромные…» — в благоговейном ужасе прошептала я, разглядывая стоявшие под нами деревья. Именно что стоявшие – сколько бы я не махала разогревающимися крыльями, сколько бы не меняла угол их наклона, гигантские деревья почти не двигались – или это я не двигалась относительно них? Каменная чаша непередаваемо огромной долины, больше похожей на кратер от удара и взрыва чего-то большого и мощного, грозно топорщилась обледенелыми склонами, мрачно и неприступно глядевшими на мир серыми, риолитовыми стенами, отвесно уходящими вниз, в полумрак загадочного леса. Кроны деревьев, похожих на гигантские конусы, едва заметно покачивались, и я похолодела, представив себе размах этих движений – на вид, каждая ветка должна была проходить не менее сотни метров, следуя за качающейся вершиной огромного столба – «Они просто гигантские! Откуда они… Сколько же времени прошло на самом-то деле?!».

«Мы называли их…» — звуки притихли, и на меня накатила сложная смесь из эмоций. Благоговение и ужас, прохладой изысканного храма смешались с душноватым нетерпением, отозвавшимся на кончике языка горьковатой капелькой сосновой смолы, промелькнули внутри, словно порыв ветерка – «Считалось, что они держат на себе целый мир».

— «Эммм… Так как они назывались-то?» — тряхнув головой, я вновь сосредоточилась на работавшей впереди крыльями фигурке. Я категорически отказывалась понимать, как можно было держаться в воздухе с помощью укутанных в тряпки крыльев, но к счастью, летевший впереди соглядатай тоже имел об этом весьма смутное представление, и предпочитал планировать, время от времени поджимая расставленные лапы и складывая перепонки, когда его планирование переходило в парение на одном месте, от которого был всего-навсего один шаг до падения, если вдруг утихал ветер, поддерживающий летуна.

Наверное, именно поэтому воздушные змеи все же остались забавой для жеребят и не желающих стареть взрослых.

«Заткнись, и работай крыльями!» — неожиданно резко откликнулся голос. Ставший сухим и недружелюбным, он сердито скалил клыки, забавно приподнимавшие верхнюю губку – «Несчастное племя, не способное оценить истинную красоту, будь то красота чувств или поэзия эмоций! Чего тебе от меня нужно, убогое ты существо?».

— «Чеееего?!» — охренев от произошедшего, я даже забыла, что нужно двигать постепенно немеющими от усталости крыльями, провалившись на несколько десятков метров вниз, ближе к крутящему головой существу – «Это… Это мне-то что нужно?! Да это тебе что-то от меня нужно, шиза проклятая! Аллопсихия! Диссоциативное расстройство! Вон из моей головы, психоз ты шизоаффективный!».

«Кажется, нас заметили».

— «Да мне насрать!» — разоралась я, отплевываясь от сурового ветра. Мороз крепчал, и мои крылья вновь заныли, напоминая, что хорошие хозяйки всегда держат свои порхалки в тепле, а не на холодном ветру. Наверное, мой голос был неплохо слышен на несколько километров вокруг, и летевшая впереди фигура начала подозрительно оглядываться, мотая скрытой под какой-то накидкой головой.

«Лети и не голоси» — уже спокойнее ответствовал предвестник моей скорой кончины. Наверное, именно так следовало расценивать то, что я кричала на голоса, раздававшиеся моей в голове – «И не думай о плохом, хорошо? Просто… Просто это так жалко. Так непривычно. Так ущербно…».

— «Ущербно что?!» — синий комбинезон, наконец, заметил орущую и стучавшую по шлему пегаску. Резко дернув крыльями, он сначала расправил свои перепонки, позволив мне выиграть еще пару сотен метров, но затем, испугавшись содеянного, сложил их, и бросился вниз, штопором уходя в синеватый полумрак огромной долины.

«Узнаешь. Очень скоро. Я жду» — повторив маневр цели, я так же сложила крылья, но не до конца, и расправив чуть в стороны маховые перья, принялась наворачивать круги возле дергавшегося в воздухе существа. Признаться, это было не просто – конечно, мне помогала добавлявшая веса броня, однако не раз и не два я сама начинала крутиться на месте, вместо того, чтобы плавно летать вокруг паникующего грифона. Теперь я видела его четко – песочного цвета тело, покрытая белым пером грудь, и какой-то капюшон, натянутый на странную, жесткую конструкцию, прикрывавшую орлиный клюв. Наверняка это было что-то вроде кислородной подушки, но такую забавную конструкцию я видела не впервые – чем-то подобным пользовались в конце девятнадцатого-начале двадцатого веков, применяя такие вот маски для ингаляционных наркозов. Что ж, конструкция была довольно проста, и рано или поздно, непременно пришла бы на ум какому-нибудь умному существу. Заметив, что меня не хуже него мотыляет в воздухе, грифон взмахнул расправленными лапами, и вновь набрал высоту, махом отыграв у меня едва ли не полкилометра. Увидев маневр противника, я могла лишь шипеть и плеваться – основательно продрогшие, уставшие крылья шевелились все неохотнее, и я с сожалением поняла, что мне придется искать место для отдыха, где я смогла бы немного согреться. Увы, ничего подходящего на глаза не попадалось, за исключением разве что облаков, медленно переваливавших через края отвесных скал, и опускавшихся в загадочную долину. На одном из них я и притулилась, аккуратно опустившись на самый его край.

— «Эт-то не пр-равильно» — морозец крепчал, но отсутствие ветра делало его почти незаметным. Трясясь, я попыталась было попрыгать по краю облака, с трудом разгибая непослушные ноги, но быстро замерзла еще больше, по самые плечи и бедра вымокнув во влажном войлоке «дикой» тучки – «Он-ни должны лететь вверх!».

Ответа не последовало. Похоже, морозец хотя бы немного успокоил мою голову, чем дальше, тем больше выкидывавшую довольно странные коленца, но теперь мне грозила нешуточная опасность замерзнуть, уснув на морозе в каком-нибудь глубоком дупле. Увы, такая возможность была наиболее вероятной, если бы я осталась на месте.

«Нужно лететь!» — мысленно простонала я, вновь раскрывая потяжелевшие крылья. Тонкий ледок уже похрустывал на маховых, и перевалившись через край облака, я с трудом подавила испуганный вскрик, когда казавшийся доселе привычным, хотя и не слишком быстрый полет превратился в настоящую гонку со смертью. Тяжелые, неподъемные, крылья взмахнули один раз, затем другой, но с каждым ударом я проваливалась все ниже и ниже, наконец, начав быстро снижаться, словно потерявший двигатели самолет.

Это было на самом деле страшно. Я больше не контролировала ни свое тело, ни распахнувшиеся крылья, то и дело стремившиеся подогнуться, и сложившись, отправить меня прямо к земле. Вначале плавное, снижение превратилось в стремительный полет – вниз, в мрачный, заснеженный лес, укрытый сенью гигантских деревьев. Возможно, мне стоило бы попытаться нацелиться на одну из веток древесных исполинов, но каждое мое движение лишь ухудшало ситуацию, грозя окончательно вывести из повиновения негнущееся от холода тело. Попытка поднять задние ноги и выгнуть спину, создав положительный угол тангажа, задирала мой нос к небесам, в то время как любой, пусть и небольшой с виду крен, отправлял меня в самый настоящий штопор, заставляя лихорадочно дергаться, поджимая то одно, то другое крыло. Найдя устойчивую позицию, при которой скорость росла не так стремительно, как раньше, я запоздало заметила, что потерялась – огромные кроны приблизились, и теперь нависали где-то над головой, теряясь в самых настоящих тучах, ходивших над сенью громадных деревьев. Местность подо мной была не пуста – изрытая оврагами и холмами, земля была прикрыта пластами твердого, слежавшегося, никем не потревоженного снега, блестевшего, словно пластик или слюда, однако несмотря на манившие мой взгляд громадные, ровные участки, размерами превышавшие иные города, я даже не пыталась пойти на снижение — посадка на них мне показалась безумием. Кто знает, какие трещины и каверны скрывались под казавшейся твердой поверхностью снежного наста, поэтому я решила продолжить свой путь над узким распадком, тонкой тропинкой вившимся между огромных камней. Огромные ветки и сучья, размерами не уступающие иным небоскребам людей, все приближались и приближались, но я понимала, что это было обманчивое впечатление, ведь стоило бросить взгляд на проносившуюся в опасной близости землю, как приходило холодящее душу понимание, что до ближайшего древесного ствола был по крайней мере десяток километров, если не больше. Вскоре, деревья приблизились, и распадок сменился широкой долиной, упиравшейся в одного из сказочных исполинов, у корней которого, бурля и паруя, раскинулись горячие источники, вереницей террас сбегая к распадку, по дну которого, остывая, струился сернистый ручей. Горячий пар поднимался над кипящей водой, покрывавшей дно небольших водоемов с покрытым минералами дном — светлым и чистым, не замутненным ни грязью, ни водорослями, ни следами каких-либо животных. Возможно, донесшийся до меня запах протухших яиц и служил предостережением всякому, кто возжелает попить ядовитой водички, но я только всхлипнула от облегчения, ощутив на своей морде дуновения теплого ветерка, доносившегося с покрытых водой террас. Увы, я заходила совсем не с той стороны, чтобы спокойненько грохнуться в воду – покрытые минеральными отложениями уступы были слишком узки, чтобы успеть затормозить мою разогнавшуюся тушку, принявшуюся рыскать из стороны в сторону в надежде найти какое-нибудь место для более-менее мягкой посадки. Увы, на глаза попадались лишь камень да пар, и я уже решила сложить обледеневшие крылья, отдавшись на волю случая, но внезапно, мой взгляд зацепился за длинную и широкую дорожку, спускавшуюся к началу каскада сернистых ванн. Вымощенная сероватыми булыжниками, она казалась относительно ровной, да еще, как нарочно, была не слишком крута – застонав, я изо всех сил расправила норовившие сложиться порхалки, и с чувством выполненного долга понеслась к земле, грудью падая на камни дороги.

Удар был силен, даже несмотря на мои попытки в последний момент собрать свои крылья, и затормозить. Не раз пострадавшее левое наконец подломилось, и я кубарем рухнула на камни, кувырком полетев куда-то вперед, отскакивая от начисто выметенной дорожки, выбивая каждым ударом снопы злобно шипевших искр. Удар, второй, третий – дорога, деревья и небо сменяли друг друга словно в калейдоскопе, озаряемые вспышками искр, пока, наконец, не пропали, сменившись чернильной темнотой. Очередной удар, потрясший меня до костей, и пришедшийся почему-то на спину, подбросил мою хрипевшую тушку сначала вверх, а затем обрушил на твердую, гладкую, и очень холодную поверхность. Зажмурившись от боли в прокушенном языке, я не скоро открыла глаза, и долго лежала на чем-то неподвижном, наслаждаясь кульбитами, которые выделывал мой мозг, стремившийся то прыгнуть повыше, то броситься в сторону, то вновь впечататься в пол, да так, что моя голова неистово дергалась, вздрагивая от ударов, доносившихся из черепной коробки. Наконец, воспаленный разум утих, и я смогла приоткрыть глаза – впрочем, без особенного успеха.

— «Кажется, я попала…» — холод пробирал до костей, и мое дыхание не породило даже намека на пар, попросту смешавшись с таким же холодным воздухом, насыщенным запахами серы и чего-то горьковато-сладкого, сытного, словно неокуренный дикий мед. Оглядевшись, я увидела кусочек исцарапанного каменного пола, скудно освещенный полосами приглушенного, серого света, проходящего через большую арку из грубых камней – похоже, именно через нее я попала в это помещение. С трудом утвердившись на дрожащих ногах, я осторожно прокралась к выходу, хромая и охая, словно почуявшая дождь бабка Смит, но не успела и дойти до выхода, как споткнулась, едва не навернувшись на подернутом ледком, гладком полу, зацепившись ногой за какой-то ремень.

— «Таааак…» — пробормотала я лишь для того, чтобы хоть как-то нарушить царившую в этом месте, подозрительную тишину. Полотняный ремень был почти новым, хотя и носил на себе следы потертостей от железной пряжки-карабина, которая болталась на одном его конце. Второй же был быстро и неровно обрезан – на жестких, промасленных нитях еще сохранились следы чего-то острого… Но главной находкой были те самые баллоны, которые болтались когда-то на этом ремне. Брошенные рядом с аркой входа, они еще негромко шипели, стравливая кислород через какое-то загадочное приспособление, напоминающее вывернутые наружу часы. Каждые пять секунд шестерни загадочно щелкали, и из порванного патрубка доносилось негромкое шипение, почти не слышимое за плеском и бульканьем источников, расположенных вниз по дороге. Вывернув шею, я обозрела загадочное сооружение, больше похожее на пирамиду ацтеков – такое же ребристое и угловатое, сложенное из темного камня, и состоящее из бесчисленных ступеней, заканчивающихся аркой, ведущей внутрь этого загадочного сооружения.

— «Похоже, этот грифон приземлился в этом же самом месте» — прошептала я, на всякий случай, отходя подальше от черневшего проема. Кто знает, какие ужасы могли таиться внутри этого места, пусть даже и выглядевшего необитаемым… Но кто-то же вымел дорожку, ведущую к странным прудам!

— «Кто-то ухаживает за этим местом. Кто-то… Но кто?».

Ответ был получен довольно быстро и грубо. Уловив краем глаза движение, больше похожее на блеск пузырящейся воды, я начала было поворачивать голову в сторону ведущей вниз дороги, но не успела даже мяукнуть, как ощутила резкий и грубый рывок за заднюю левую ногу, бросивший меня на камни площадки, расположенной перед входом в пирамиду. Что-то холодное больно и крепко вцепилось в мою лодыжку, резким рывком затягивая в темный зев украшенного аркой прохода, за край которой я и уцепилась, скользя копытами по холодному камню. Рывок, другой – что-то горячее хлестнуло по крупу, подбрасывая меня почти до потолка и немилосердно обдирая передние ноги, цеплявшиеся за арочный край. Хотя правая и была прикрыта накопытником легкого и прочного поножа, цепляться им за что-то было не слишком удобно, и после очередного рывка я невольно разжала копыта, и визжа, полетела в чернильную тьму.

Полет? Как бы не так! Меня тащило, волокло и ударяло о стены какого-то коридора, ведущего в глубины этого странного сооружения. Темнота закончилась вместе с очередным ударом, когда моя воющая от ужаса тушка выметнулась из широкого отверстия, расположенного в полу, и съехав по длинному и узкому желобу, оказалась в широкой и низкой комнате, освещенной потрескивавшими факелами. Их мерцающий свет отразился от поблескивающих складок грифоньего комбинезона, вместе со своим хозяином выскочившего из укрытия в темном углу зала. Пару раз отпрыгнув от пола, словно мячик, я с громким ойканьем врезалась в ступени квадратного возвышения, проделав весь путь до него на собственной спине. Доспех защитил меня от серьезных последствий столкновения с жесткими ребрами накиданных строителями камней, но более нежные крылья вполне ощутили всю прелесть холодной и жесткой поверхности, по которой меня проволокло. Звонко ударившись шлемом о камень, я уже приготовилась с чувством выполненного долга потерять сознание, однако быстро передумала это делать, ощутив на своем горле цепкие лапы, царапнувшие по прикрытой стальными пластинами груди. Судя по навалившейся на меня тяжести, их обладатель решил схватить меня за грудки, но без должной подготовки ему это вряд ли светило – в конце концов, даже наличие когтей не давало ему преимущества против одоспешенного противника, но вот не вовремя подставленная глотка подала ему отличную идею, которой тот тотчас же и воспользовался, вцепившись в прикрытое кольчугой горло.

— «Где она?! Она у вас?» — раздался сиплый, задыхающийся от эмоций голос, вжимая мою голову в выщербленный край ступени. Скосив глаза, я заметила рукава из грубой синей ткани, больше походившей на дерюгу, однако, в отличие от последней, имевшей красивый, переливчатый цвет, словно нити ее были свиты из чего-то неорганического, вроде асбеста, но их обладателя разглядеть так и не смогла – «Отвечай мне, она у вас, в плену?!».

— «Ты ш мне хорло перешмешь!» — слабо возмутилась я, лихорадочно пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Наверное, этот гад тут был, и не раз – вон как ловко спрятался под сраным желобом, не побоявшись темноты!

— «Говорите, немедленно! Или я…».

— «Или што?» — лапы медленно усиливали нажим, и я поняла, что нарвалась на какого-то сумасшедшего. Чего хотел от меня этот грифон, я не знала, но чем больнее становилось моему горлу, тем быстрее я убеждалась, что этот зверь явно не принадлежал к военному сословию – уж очень неторопливо душил меня птицекот – толи желая помучить… То ли не обладая необходимыми для этого решимостью, и крепостью лап.

— «Или што?!» — захрипев, я постаралась вывернуться из-под насевшего на меня тела, сильным ударом по плечам пытаясь заставить разжаться душащие меня лапы. Увы, с первого раза сделать это у меня не получилось – похоже, сказалось отсутствие тренировок, да и чувствительные точки у грифонов наверняка располагались в других местах, поэтому я смогла лишь отбросить вскрикнувшего от боли противника, отлетевшего в сторону после заслуженного пинка, которым я наградила свалившуюся с меня тушу. Перекатившись, я встала на ноги, и решила было продолжить тесное знакомство с этим любителем гарроты и рояльной струны, но остановилась, притиснув грудью к стене встающего грифона, заставляя того подняться на задние лапы. Удивительно, но ни того, ни другого орудия древних bravo[10] у грифона не оказалось, зато имелась погнувшаяся, и сползшая на шею маска для дыхания, выглядевшая примерно так, как я ее себе представляла.

— «Ну и что… Кхе… Теперь?» — сердито кашлянув, поинтересовалась я у испуганно таращившегося на меня птицельва.

— «Только не убивайте» — быстро проговорил тот, смиренно опуская лапы, и кажется, даже собираясь завести их за спину. Услышав мое предостерегающее рычание, он передумал, и принялся испуганно теребить карманы своего костюма – «Я заплачу. Обещаю».

— «Заплатишь?» — убедившись, что птицекот не собирался на меня нападать, и вроде бы, не прятал в карманах ничего, длиннее пера или перочинного ножика, я отступила, удивленно обозрев его дрожащую фигуру – «Неужели слухи расходятся настолько быстро?».

— «Все знают Мясника Дарккроушаттена» — испуганно и как-то льстиво закивал грифон. Порывшись в карманах своего мешковатого балахона, он выудил из него допотопные очки в толстой, стальной оправе, закрепив на своем орлином носу – «Слухи о бесчинствах в северных землях разнеслись вокруг, и достигли самого престола Грифуса. Я слышал, что вы берете заложников, и подумал, что я смогу… Вам… Четверть таланта…».

— «Четверть чего, простите?» — ошарашенно потрясла головой я, не уверенная, происходит ли все на самом деле, или это какой-то розыгрыш – «Таланта? Грифоньего таланта?».

— «Половину!» — быстро откликнулся тот. В очках, с растрепанными перьями, он вдруг напомнил мне бухгалтела-еврея, даже под угрозой погрома, торгующегося за каждый шекель – «И еще пятьдесят ассов сверху!».

Ну точно… «Таки наши люди везде»!

— «Мммм, ты хочешь мне заплатить?» — заинтересовалась я таким интересным предложением. Признаюсь, я не могла вспомнить, чтобы мне, за пару лет, хоть раз совали бы взятку, поэтому восприняла эту идею с достойным сожалением энтузиазмом – «Не откажусь. Я люблю, когда мне платят. А за что?».

— «Значит, Половину таланта, и вы отпускаете на свободу мою племянницу? Что ж, я знал, что с вами можно иметь дело!».

— «Воу-воу, погоди! Это кого это я должна отпустить?» — порыв сквозняка дохнул в мою спину, принеся с собой звук рожка, выдувавшего тревожную, наполненную ожиданием ноту. Проходя сквозь лабиринт стен и коридоров, он усиливался, привлекая мое внимание требовательным гудением – «И почему это за половину таланта? А вдруг этот «кто-то» дороже стоит?».

Подняв голову, я прислушалась. Нет, вроде бы показалось…

— «Ой, и не говорите! Признаться честно, что эта бестолковая, своевольная девчонка не стоит и той трети таланта, которую я был готов за нее заплатить!».

— «Пррррр! Только что ж половина была?» — удивилась я.

— «Ой, да что вы заладили «Половина» да «половина»? Она не стоит даже той четверти…».

— «Слушай, а ты сам-то, кто такой, Panikhovskiy?[11]» — отстранившись, я с интересом поглядела на грифона. В своем мешковатом костюме, снабженном по бокам широкими перепонками-парусами, шедшими от крыльев к задним лапам, он и вправду казался жуликом-оборванцем, и мне пришлось напомнить себе, что этот «оборванец» всего час или два назад забрался туда, куда не смогли добраться уже далеко не самые слабые летуны – «И что это на тебе такое? Следил за нами, морда?».

— «Ну… Да. То есть, нет» — как-то застенчиво сверкнул глазами из-за очков грифон – «Не за вами. То есть, не за вами всеми, а именно за вами. О, все вокруг твердили, что я просто сошел с ума, если хочу найти пропавшую племянницу – даже мой братец, этот надутый индюк, вечно мелькающий вокруг со своими «Très magnifique!», обвинил меня в скудоумии! Меня! Груффо Ле Гранда! Ученого, известного во всех странах цивилизованного мира… Даже в полудикой Эквестрии, кстати говоря».

— «Значит, за мной, причем лично за мной, следил ученый грифон. Польщена» — фыркнула я. Ветер вновь взвыл, выдавая гнусавую, но довольно музыкальную трель, заставившую часть моего сознания насторожиться – «И зачем же ты следил за мною лично? Просто для того, чтобы выразить свое восхищение, а заодно и выкупить кого-нибудь из своих?».

— «Свою племянницу. Гильду Ле Гранд» — радостно закивал головой тот. Ну ни дать, ни взять профессор, в кои то веки услышавший от худшего своего ученика какую-нибудь умную мысль – «Как вы, должно быть, уже убедились, она просто-напросто непокорный птенец, полный бунтарских идей, которых набралась от другого моего братца, и сбежала с первым же встреченным риттером, напросившись к тому в оруженосцы».

— «Так… Погоди-ка…» — шестеренки в моей голове скрипнули, жалуясь на отсутствие смазки. Завывания сквозняков понемногу сложились в настоящую музыку, впрочем, быстро исчезавшую, стоило лишь мне сосредоточить на ней свое внимание – «Риттер с оруженосцем-грифиной… Корк? Корк де Финт?».

— «Верно! Абсолютно верно!» — глядя в глаза, радостно блестевшие из-за стекол очков, я только покачала головой. Похоже, этот птицелев и впрямь был неисправимым идеалистом, живущим среди своих научных изысканий и книжных томов. Вот и сейчас, увлекшись, он профессорским жестом поправил на клюве очки, и торгашески потер передние лапы – «Я знал, что они у вас! И именно поэтому мое изобретение было столь своевременным и нужным! Вы только представьте, каких высот добьется цивилизация грифонов, когда все, что я задумал, будет претворено в жизнь! Мы исследуем небо вдоль и поперек, забираясь повыше этих зазнаек-пегасов; мы научимся работать с атмосферными осадками, мы научимся сами лепить облака…».

— «И создадите империю».

— «Империю разума, дорогая!» — важно кивнул грифон, целиком пребывая в своих влажных мечтах о господстве науки над этим самым разумом – «Империю, в которой просвещенные существа будут вместе трудиться на благо общества и науки!».

«Ну, что я говорила? Технократы! Считают себя светочами разума, в то время как допущенные к власти, становятся теми же тиранами, лихорадочно пытающимися удержать в своих лапах бразды правления. Заменить псалтирь на калькулятор еще не значит чем-то отличаться от клеймимых ими «религиозных мракобесов», но увы, пониманием этого отличались очень и очень немногие».

— «Ага. Видела я, как этим самые «разумные существа» выглядят после пары лет работы на благо общества и науки» — нахмурившись, рыкнула я, вновь прижимая к стене разошедшегося грифона – «На благо вашего общества, и вашей науки! На лесопилке Боар Туск! В замке Дарккроушаттен! И то, как выглядят простые грифоны, лишенные оружия и рабов, тоже видела! Поэтому не нужно задвигать мне тут свои меритократические[12] спичи, ученый попугай, а вернемся к вопросу о выкупе. Зачем она тебе нужна, если твоя племянница на самом деле такая дура, как ты пытаешься изобразить? Пусть посидит, отдохнет, остудит горячую голову – в конце концов, несчастья сближают, а испытания закаляют характер, поэтому кто знает, быть может, когда все это закончится, ее семья с гордостью встретит вернувшуюся из плена супругу знатного риттера, да не одну, а с кучей цепляющихся за ее лапы и крылья грифонят? Кстати, вы же яйца высиживаете, верно?

— «Грифоны не относятся к Monotremata[13]» — сухо ответил грифон, явно не желая обсуждать эту тему с какой-то там пони – «И да, мы откладываем и высиживаем яйца. Но это не дает вам право скабрезничать о моей племяннице, а также тех вольностях, которые позволяют себе молодые грифоны последнюю сотню лет, демонстрируя прискорбное падение нравов».

— «Ну, вот и чудненько. Значит, Гильда ле что-то там? Она что, такая важная птица?».

— «Нет-нет, что вы! Отнюдь!» — как-то подозрительно засуетился грифон, едва не выпрыгивая из поблескивавших в полумраке очков. Похоже, уловка не удалась, и пернатая тварь сообразила, что за знатную пленницу платить придется гораздо больше – «Просто мое скромное имя на слуху у покровительствующих науке грифонов — в отличие от вашего, конечно же. Оно известно самому королю!».

— «Значит, слухи о моих проделках дошли до самого Грифуса?» — помимо воли, я проказливо ухмыльнулась, ощутив прилив гордости. Похоже, мои усилия были затрачены не напрасно, и теперь Гвардии должно стать полегче, когда в нашу сторону двинутся более-менее крупные силы грифонов, снятые с других участков фронта – «Здорово! И что же король?».

— «Его монаршее Величество, Брюглефивер II, изволит плеваться при каждом упоминании вашего имени» — осторожно ответил птицелев, с проснувшимся вновь испугом глядя на меня из-за стекол очков – «А эпитеты, которые при этом использует Его Величество... Как говорят, они больше подошли бы последнему лавочнику или грузчику, нежели монаршей особе».

— «Серьезно? Класс!» — не выдержав, я расхохоталась, отступив от грифона, с облегчением сползшего по стенке обратно на пол – «Ругается, говоришь, как золотарь[14]?».

— «Мне кажется, не пристало использовать эти слова в отношении монарха» — чопорно заметил Ле Гранд, но затем, оглянувшись зачем-то по сторонам, позволил себе скупую ухмылку – «Но насколько я слышал, «пятнистая дрянь» и «психованная мерзавка» были не самыми худшими эпитетами, при одном только вашем упоминании вырывавшимися из клюва нашего всемогущего и всеблагого короля».

Сквозняк теперь дул не переставая, и порывы ледяного ветра доносили до меня красивую и грозную мелодию, уже не исчезавшую, но и никак не являвшую себя, сколько бы я ни крутила своей головой.

— «Серьезно?» — взглянув на грифона, вновь хохотнула я, представив себе жирного котофилина, беснующегося на своем троне – «Что ж, тогда, думаю, стоит подсыпать ему соли на хвост, верно? Я принимаю твое предложение, Ле Гранд! Отпущу я твою племянницу. Поглядим, насколько она верна своим идеалам риттерской чести, и вернется ли с обещанной наградой. Перья ей пока, вроде бы, не остригли. Но взамен, я хочу поподробнее узнать об этом устройстве, которое ты таскал за спиной. Уж очень оригинальная конструкция, да и некоторые узлы и детали кажутся мне знакомыми…».

— «Даже не знаю, радоваться этому или печалиться» — негромко пробормотал Груффо, с облегчением поправляя перья на груди, взлохмаченные сердитым сопением одной пятнистой пегаски – «Но я искренне благодарен вам, и конечно же Хрурту, что вразумил ваш кровожадный разум прислушаться к моей просьбе. А это устройство… Я назвал его аппарель ютонюм пор респире соу лю, хотя несмотря на изящное название, четко отражающее суть этого, без сомнения, эпохального изобретения, отдельные его части были взяты мной с тех же самых паровиков – это удешевило всю конструкцию в целом, и…».

— «В общем, у нас найдется время, чтобы поговорить об этом, Груффо» — попыталась я закруглить начавшуюся лекцию, начало которых я быстро научилась улавливать в разговорах с нашей новой принцессой – «И вообще, что тут за странные сквозняки? Словно целый оркестр играет!».

— «Ээээ… Сквозняки?» — удивленно уставился на меня грифон, вновь поправляя порядком задолбавшие меня очки – «Мне кажется, тут очень тихо. Но это же пирамида, которая, если я правильно интерпретировал ее очертания, очень похожа на строения племени Серви, живущего на южном континенте. У них отличная вентиляция, придуманная для того, чтобы попавшая в их лабиринт жертва ни в коем случае не задохнулась, и блуждала по нему до скончания веков. По крайней мере, так пишут достойные доверия исследователи. И если я пока и не видел признаков какого-нибудь лабиринта, то это может означать так же и то, что я просто слишком быстро бежал».

— «Кстати, о побеге» — покосившись на заднюю правую ногу, я с опаской дотронулась до украшавших ее, золотистых колец. Выполненные точно по ноге, они свободно скользили по ней, но никогда не сваливались с копыта, и весело позвякивали при ходьбе. Я настолько привыкла к этому звуку, что почти не замечала эти странные украшения, бывшие на теле «прежней» Раг уже к тому моменту, как я, уже новая я, вынырнула из лесной реки – «Чем это ты меня так подцепил, и приволок в это подземелье? Очередное изобретение, готовящееся потрясти мир?».

— «А это сделал не я».

— «А кто же?» — я удивленно вскинула брови, глядя на оживившегося отчего-то грифона.

— «Это были они» — когтистая лапа недвусмысленно ткнула мне за спину, заставив прыжком развернуться на месте – «Ну, что же вы так долго? Мне пришлось пообещать этой пони все, что у меня есть!».

---

Оглянувшись, я тут же отпрыгнула обратно к желобу, пригибаясь, и готовясь подороже продать свою жизнь. Трепыхающийся свет факелов, так не похожий на то ровное свечение, что изображали во всех исторических фильмах людей, обволакивал четыре фигуры, неподвижно стоявшие в центре помещения, скрывая своими балахонами что-то большое, что-то сверкающее, отбрасывающее веселые лучики света на мрачные стены, показавшиеся мне какими-то неуместными в этой мрачной обстановке лишенного солнечного света подземелья. Комната, в которой я обнаружила прятавшегося грифона, расширилась благодаря разделившейся надвое стене, части которой практически бесшумно втягивались в серый камень, являя нам нутро расположенного за ней зала. Его архитектура ничем не напоминала то серое уныние, что гордо величало себя «пирамидой» — с тяжелым гулом ударившись о невидимые ограничители, створки потайной двери явили нам великолепную палату, выполненную из золотистого камня, с первого взгляда поражавшую соразмерностью объемов и линий, на которые падал мой взгляд. Высота, ширина и объем комнаты – все казалось продуманным, и каким-то светлым, не подавляющим входящее в нее существо, будь то человек или пони, но заставляющее чувствовать себя так, словно ты уже являешься частью этого помещения, словно пробыл тут всю свою жизнь, ощущая и узнавая каждый его уголок. Это ощущение было настолько пронизывающим, настолько внезапным и сильным, что я не удержалась, и сделала шаг вперед, лишь потом зацепившись взглядом за стоящие неподалеку фигуры, одна из которых сделала шаг вперед. Ее балахон царственно зашелестел, когда четвероногое существо двинулось в мою сторону, но тут же остановилось, услышав щелчок, с котором Когти вылетели из скрывавших их ножен.

— «Приветствую тебя, Гханима» — фигура склонила голову в поклоне, заставив меня остановиться. Голос неизвестного был спокоен и глух, а видневшиеся из-под балахона копыта недвусмысленно говорили о том, что под темной материей вряд ли мог прятаться верблюд или грифон. Постояв в таком положении, неизвестный разогнулся, и вновь двинулся вперед – «Прошло много дней и ночей, с тех пор, как мы виделись с тобой. Узнаешь ли меня?».

— «Н-нет…» — настороженно ответила я, пытаясь понять, кто были эти пони. Голос даже отдаленно не казался знакомым, хотя это обращение… Возможно, кто-то из тех, кто видел меня в Камелу?

— «Что ж, память не всегда была сильной стороной тех, кто идет путем копья и щита» — с мрачным удовлетворением хмыкнула фигура – «Тогда, быть может, ты вспомнишь то мрачное узилище в замке Дарккроушаттен, что стало для меня прибежищем на долгие пять лет?».

— «Погоди… Вонючка?» — невольно опустив правую ногу, я попыталась вглядеться в прикрытую капюшоном голову – «Мне казалось, что у тебя раньше был какой-то странный акцент…».

— «Кхаребеду Валиш, виндьяго Валиш. Зиииибууууус, Гханима…» — голова поплыла в такт раздавшимся из-под балахона словам, заставив меня отступить от гордо вскинувшей голову фигуры. Что-то сверкнуло в скопившейся под капюшоном темноте – глаза, а может, два уголька, тлевшие во мраке этого странного места – «Зрю я, ты помнишь. Тело твое помнит, Хавра. И когти – ты их нашла».

— «Кама аливьйотабири!» — громко произнесли фигуры поменьше, стоявшие за спиной пони, заставив меня вздрогнуть.

— «Да, как и было предсказано» — кивнула фигура. Зашуршав лапами по каменному полу, грифон медленно обошел меня, стараясь держаться как можно дальше, и теперь с интересом сверкал своими очками из-за спин неизвестных, разглядывая всю эту странную компанию.

— «Кажется… Кажется, это и вправду ты» — я попыталась немного расслабиться, и вправила выскочившие клинки обратно в ножны поножа, подходя к неподвижной фигуре. Забавно, а я и не подозревала, что он был гораздо больше меня, и в несколько раз тяжелее. Тогда, наверное, я вела бы себя не столь вызывающе в той душной камере, наполненной запахом гнили и годами не мытого тела – «Сними капюшон. Я хочу убедиться, что ты это… Ты».

Мой длинный и бестолковый язык – он вечно меня подводил, ляпая там, где надо и не надо. Наверное, мне стоило бы культурно откланяться и поблагодарив за чудесную встречу, попросту смыться из этого места, однако… Я не успела до конца озвучить свою просьбу, как шагнувший вперед жеребец поднял копыто, и охотно сдернул с себя капюшон надетого на него темного балахона, являя мне и миру свое истинное обличие, не затронутое гнилью грифоньего подземелья.

И мир завертелся вокруг меня, словно волчок.

Вырвавшийся из моей груди крик заметался по коридорам подземелья. Блестевшая от инея каменная кладка сменяла собой присыпанный чем-то белым пол, когда я, не разбирая дороги, полетела в полумрак длинных и мрачных коридоров, изредка освещаемых мерцающим светом немногочисленных факелов. Тишина и покой пирамиды казались теперь осязаемой, вязкой материей, темной паутиной притаившейся в каждом углу, черной изморозью покрывавшей шершавые камни каких-то комнат и переходов, по которым металось мое гонимое ужасом тело. Глаза – водянистые, белесые бельма, казавшиеся такими же слепыми, как и тогда, в камере, теперь были живыми, подвижными, движениями своими ничем не выдавая слепоту их обладателя, возвышавшегося над подошедшей к нему глупой кобылой. Жеребец был и вправду высоким и жилистым, словно высушенный на солнце куст саксаула – и так же как высохший саксаул, он был безумно, чудовищно страшен, одним своим видом заставив меня броситься прочь, затерявшись в лабиринте коридоров.

Мой мимолетный знакомый оказался самой настоящей зеброй.

Пришла в себя я очень и очень нескоро. Рой образов и видений еще крутился в моей голове, словно пылевая буря, выбрасывая и всасывая обратно какие-то образы и слова, поверх которых, не мигая, на меня глядели зеленые, миндалевидные глаза. Глядели то строго, то насмешливо, то с явной угрозой, от которой хотелось завыть, и притвориться самой крошечной букашкой, прячась в ближайшую трещинку или норку. Упершись головой в гладкую стену, исчерченную глубокими, ровными канавками, я слепо глядела на желтый камень, казавшийся расплавленным золотом в свете одинокого факела, своим горьковатым, смолистым ароматом дававший мне понять, что я все еще тут, в подземелье, а не в какой-то крошечной крипте, окруженная темными фигурами, которые… Которые…

— «Нет! Это все не правда!» — прошептала я, лихорадочно ощупывая стену, пытаясь выбраться из череды видений, тяжелыми тисками сдавивших мой мозг. Мои ноги и шея горели, стискиваемые золотистыми кольцами, одно за другим, надеваемых на мое корчащееся тело, непотребно распяленное на присыпанном каменной крошкой полу. Какие-то заунывные песнопения то и дело вплывали в мой разум, заставляя корчиться, словно от ударов плетьми, и лишь где-то вдали, тонкой, щемящей нотой, пел далекий рожок – его хриплый голосок был тем спасительным светом, к которому я потянулась, который становился все громче, заглушая проклятые голоса. Гортанные, глубокие, они сопровождали меня, пока я ползла по мрачным коридорам, срывая с себя остатки брони, тщетно уповая на то, что они хоть на мгновение остановят следующие за мной фигуры. Облаченные в плащи, скрывавшие морды под куколями[15], они неслышно скользили рядом, постепенно отставая, по мере того, как усиливалась та музыка, что вела, манила меня за собой – прочь от черных капюшонов, прочь от отчаяния, прочь от боли, что постепенно отпускала мои ноги и шею, сконцентрировавшись на правой нижней ноге. Рыча и извиваясь, я ползла и ползла — вперед, к звавшим меня звукам боевого рожка, обещавшего избавление, обещавшего искупление… Обещавшего прощения от всего, что было сделано раньше.

И быть может, именно он вывел меня из лабиринта, указав путь к черепичному пандусу, по которому я скатилась обратно, в уже знакомый мне зал.

— «Мвалиму! Йейе ни хапа!» — гортанные голоса разорвали тишину крипты, разрушив и растоптав едва слышную музыку, в поисках которой я приникла к стене. Обернувшись, я застонала от ужаса, увидев напротив себя невыразимо ужасную для меня, полосатую морду, и попыталась откатиться подальше – как оказалось, напрасно. Холодные стальные конечности крепко впились в мои бедра, глубоко погружаясь в извивающееся тело, и только сильный пинок обеими задними ногами заставил их обладательницу отступить, прикрываясь укрытыми под сталью ногами от моих взбрыкиваний. Балахон зебры распахнулся, и моему взгляду открылась сложная система шестеренок и тяг, охватывающих ее грудную клетку, и скрепляющая между собой два изящных латных поножа, охватывающих ее передние ноги, прикрывавшие плечи и соединявшие их механизмы на холке. Лихорадочно мечущийся разум ухватился за что-то привычное, что-то знакомое, словно якорь, привязавшее мое сознание к осязаемому «здесь и сейчас», такому же реальному и овеществленному, как серебристые латы на ногах моей противницы, вновь бросившейся в атаку. Ловко перескочив через мою голову, она изо всех сил ударила меня в бок, и вновь обхватила закованными в латы ногами, выжимая из меня остатки дыхания. Негромко зажужжали колесики, стронулись тяги, больно царапая шкурку у меня на спине, и не выдержав, я вновь испустила хриплый крик боли, почувствовав, как гнуться и трещат мои ребра, не в силах противостоять этим странным устройствам. Дернувшись, я вновь принялась брыкаться, пытаясь сохранить остатки воздуха в грудной клетке, попавшей в стальные тиски, и наконец, после очередного удара, смогла освободиться, рухнув на пол вместе с пошатнувшейся зеброй, с шипением схватившейся за пострадавшую заднюю ногу. Перевернувшись на спину, я уже приготовилась влупить изо всех оставшихся сил по удачно подвернувшейся полосатой роже, но не успела и двинуть копытом, как неведомая сила рванула меня прочь, отбрасывая от стены. Испустив хриплый вопль, я вновь схватилась за ногу – правое заднее копыто опалило настоящим огнем, вырвавшемся из-под раскалившихся золотистых колец. До того абсолютно безжизненные, они налились тревожным малиновым светом, и жгли мою ногу, постреливая фонтанчиками дыма, разносящего по залу тошнотворный запах горелой шерсти. Забыв о нападавшей на меня полосатой кобыле, я вновь заорала, ударами копыт пытаясь погасить сдавливающие мою ногу, раскаленные обручи…

— «Кутошаа!» — громко выкрикнул голос, наполнив своими раскатами низкое помещение. Пока я, в слепом ужасе, металась по какому-то лабиринту, ударяясь о стены, воздвигнутые собственным разумом, потайная дверь вновь встала на место, отделив нас от великолепного зала. Вынырнувшая из узкого коридора фигура величаво шагнула в комнату, движением головы останавливая и без того уже прекратившуюся драку – «Хватит! Довольно этой возни!».

Словно повинуясь приказу, кольца потухли, вновь превратившись в безжизненные украшения, впрочем, не поддающиеся моим лихорадочным попыткам снять их с ноги. Негромко шелестя, балахон придвинулся, и его обладатель какое-то время наблюдал за моими попытками избавиться от обвившей мою ногу змеи – теперь именно так я представляла себе эти «безобидные украшения».

— «Шакле мабайа» — наконец, проговорил он. Обернувшись, я перекатилась по холодному полу, вновь очутившись у золотистой стены. Увы, кроме поножа, на мне не было ни кусочка металла, способного защитить меня от нападения этих загадочных зебр, один лишь вид которых внушал мне непонятный, казавшийся сюрреалистичным ужас. Слабое его подобие я испытала когда-то в Камелу, но сейчас это был просто сконцентрированный кошмар, и лишь негромкая музыка, порывами ветра доносившаяся в это уединенное место, могла хотя бы немного успокоить мое бешено колотящееся сердце.

— «Н-не подходи, кто бы ты ни был!».

— «Шакле мабайа» — вновь повторил зебр. Сдвинув на лоб капюшон, он внимательно вглядывался в меня своими слепыми бельмами, словно и впрямь желал разглядеть в полумраке хоть что-то своими пораженными катарактой глазами – «Оковы зла. Так мы зовем их».

— «К-кто это «мы»? Ты, и…».

— «Ах, да. Где же мои манеры?» — двинувшись ко мне, полосатый жеребец остановился в пяти шагах от моей трясущейся тушки, и церемонно поклонился, согнув свою голову едва ли не до груди – «Имя мое Апшан Сепах. Запомни его, ибо это имя того, кто так долго искал тебя. Искал с тобой встречи, и шел наперекор самой судьбе, нашептанной звездами, и претворяемой в жизнь их приспешниками и лакеями».

— «Что тебе от мен-ня нужно?» — представляться тому, кто пугал меня до медвежьей болезни, казалось мне верхом глупости, но увы, у моего собеседника был несколько иной взгляд на казавшийся бесполезным разговор.

— «Я знаю, кто ты. Но быть может, тебе стоит представиться?» — подняв голову, жеребец прищурился, переведя взгляд своих мрачных буркал на мою ногу – «Представься! И поклонись!».

Заорав, я присела на задние ноги, когда кольца на моей ноге вновь раскалились, стискивая ее чуть повыше копыта. Сбросив свои балахоны, зебры присоединились к своему спутнику, очутившись у него за спиной, и внимательно наблюдали, как я вновь начинаю корчиться от боли.

— «Ч-что… Тебе… Ннннннужноооооооооааааа?!».

— «Представься, прошу тебя» — спокойно, словно испрашивая чашечку чая, повторил зебр, вновь склоняясь в поклоне – «Представься!».

— «Скрапп… Уууууйййй! Скраппи Раг!».

— «Благодарю тебя, Гханима» — очередной поклон. Дернувшись, кольца спокойно повисли, холодя обожженную шкуру, но теперь я была готова отрезать себе ногу, но непременно избавиться от этого орудия пытки. Услышав щелчок, зебры напряглись, и двинулись вперед, обходя меня с обеих сторон.

— «Нет-нет. Не стоит» — остановил их Сепах. Разогнувшись, он внимательно уставился на меня, словно ища подтверждения тому, что сообщили ему настороженно подрагивавшие уши. Кажется, он и впрямь был слеп – его взгляд смотрел чуть правее моей поднятой ноги, поблескивавшей выщелкнутыми из поножа лезвиями – «Это наша гостья – давно ожидаемая, давно разыскиваемая. Она для меня дороже всех сокровищ, детей, наложниц и рабынь. Прекраснее замков из слоновьей кости, и желаннее предрассветного часа, призванного услаждать чресла через невинную плоть. Седой Старик хлестал своими лучами Мать Пустыню, зарождая в ней жизнь, и через нее же он ниспослал мне знаки, начертанные на полночном песке дуновением ветра. И вот, Кама аливьйотабири! Предсказанное свершилось!».

— «Что за хрень…» — прошептала я. Повинуясь величавому жесту, зебры вновь заняли свое место за спиной слепого жеребца, и воспользовавшись этим, я попыталась сорвать с себя проклятые украшения, подцепив их белыми клинками.

Безрезультатно.

— «Предначертание!» — наставительно заметил Сепах. Склонив голову на бок, он внимательно вслушался в скрип стали, скользящей по чему-то, обманчиво спокойно висевшему у меня на ноге в форме золотых колец – «Предсказанное сбудется, как бы мы не бежали, в глупости своей и гордыне считая, что слова пустынников и принесенные ими жертвы – ничтожны перед доблестью или знаниями. Гордыня – все от гордыни, будь то гордыня разума или тела!».

— «Послушай, что тебе надо, Вонючка? Что за хрень тут вообще происходит?!».

— «У меня нет желаний, Гханима. Нет потребностей, кроме внутренней предопределенности, направляющей мое тело» — вскинув голову, жеребец вслушался в возобновившийся скрип клинков, и медленно направился к возвышению в центре комнаты – «Я знаю лишь то, что знаю – не делая поспешных выводов, и позволяя своему разуму наполниться мудростью мира. Мира, что содрогается от твоих шагов!».

— «Чееего?!» — вздрогнув, я чиркнула себя по обожженному месту, и скривившись, едва не расплакалась от боли. Лопнувшие пузыри исторгли из себя мутную, окровавленную сукровицу – похоже, ожоги были серьезнее, чем я думала, и было решительно непонятно, отчего я еще не ору, как резанная, оглашая своими воплями внутренности пирамиды — «Каких еще шагов?!».

— «Я шел путями, недоступными остальным, Гханима. Даже самые мудрые из Карнилала содрогались от ужаса, когда я запечатывал свое семя в чистейшем сосуде, не предавая его огню или желудкам сородичей. Я читал по дрожащим внутренностям живых о содроганиях звезд, готовых разродиться очередным своим Зверем. Я вливал в себя соки умерших и разложившихся, чтобы услышать шепот предков – они стенают, кусая копыта, порабощенные Лунным Чудовищем, вернувшимся в мир, и вновь терзающим страну снов. Вот уже много лет я свободен от его разлагающего влияния, и вместе с этой силой, ко мне пришла и ответственность – за этот мир, и за всех, кто его населяет».

«Охренеть! Религиозный фанатик! Берегись, Луна – за тобой, блядь, идут!».

— «Ну а при чем тут, собственно, я?».

— «Ты – та, что была обещана мне нашим миром!» — торжественно провозгласил слепой жеребец. Капюшон соскользнул с его головы, открывая испещренную извилистыми шрамами шею – застарелые, белесые, они располагались в каком-то хаотичном, но при этом, казавшемся продуманном порядке, и мне вдруг почудилось, что они вряд ли могли быть получены в бою – «Ты – та, кого вела судьба и твои покровители. Ты – Хавра, Призывающая Бурю. Своим левым копытом ты поднимаешь луну! Хвостом своим ты насылаешь ураганы…».

— «А что творится под хвостом – лучше и не вспоминать! Ты что, издеваешься, Воню…» — браслеты на моей ноге предостерегающе дрогнули, заставив подавиться привычным именем, под которым я узнала когда-то этого жеребца – «Сехап, или как там тебя… Слушай, ты ничего не перепутал? Что это вообще за пирамида? Что мы тут делаем? Чего от меня хочет этот пейсатый грифон, и чего от меня хотите вы? Я вообще ничего не понимаю!!!».

— «Прости меня, Гханима» — очередной поклон, синхронно повторенный зебрами, заставил меня скрипнуть зубами – «Я позволил себе увлечься, и обрушил на тебя множество слов, раскрывая те знания, что не может принять твой ограниченный разум. Ты отторгаешь их, но ты не невежа – ты просто невежда, а это легко исправить. Например, приобщив тебя к тайному знанию. Я слышу, ты пожелала узнать, для чего построена эта пирамиди? Что ж, нет ничего легче, и я буду счастлив ответить тебе, что она была создана именно для тебя».

Мне показалось, что если бы я обгадилась, то вряд ли бы кто-нибудь из тех, что побывал бы на моем месте, попробовал бы обвинить меня в трусости или малодушии.

— «К-как для меня?».

— «Очень просто» — обернувшись, зебр величаво указал на золотистую стену – «Оглянись! Вот та стена, что отделяет тебя от знаний, способных спасти этот мир! Дхахабу дарайа – се есть Мост Златой, по которому зло сходило в сей мир, и наша судьба – противостоять сему злу, разрушив сие укрывище тьмы! Встанешь ли ты со мной, Гханима? Отдашь ли ты всю себя на защиту нашего мира от тлетворного влияния звезд? Возглавишь ли сонмы воинов, чьи души смотрят на нас – прямо здесь, прямо сейчас? Сия пирамиди была построена мной, и моими ученицами. Каждый камень, каждая крошка песка – все было уложено нашими копытами. Они постарались, храня ее в ожидании прибытия той, кто взойдет на ее вершину, и отверзнув крылья свои, изумиться увиденному».

— «Ну, так можно описать любого…».

— «Правда? Что ж, было сказано «Куфундиша на вэве ваталипва» — учите, и воздастся вам!» — похоже, мой скептицизм не слишком расстроил полосатого слепца. Оборотив голову к одной из сопровождавших его зебр, он указал ей в сторону золотистой стены – «Нгала, мбеле!».

Закивав головой, зебра шагнула вперед, и настороженно покосившись на меня зеленоватым своим глазом, положила покрытые сталью ноги в выемку, едва заметную среди орнамента, покрывавшего стену. Щелкнуло, и красиво очерченное, стальное копыто обзавелось четырьмя изогнутыми когтями, будто пальцы, выскочившими из гнезд по краю обутой в железо ноги.

«Охренеть! Что это?! Как?! Откуда?!!».

— «Узри же то, что до сей поры не видывал никто из живущих!» — торжественно провозгласил Сепах. Повинуясь движению коготков, пощелкивавших по камню не хуже иных пальцев, стена вновь разъехалась в стороны, открывая нам проход в тот самый зал, что я увидела за спинами появившейся словно из неоткуда тройки зебр. На этот раз она и не подумала закрываться, и зачарованная открывшимся мне зрелищем, я шагнула вперед, входя в хорошо освещенное помещение.

Размеры его, при всей соразмерности помещения, были все-таки предназначены для кого-то другого, нежели любые из живущих ныне существ. Доказательством тому были высокие потолки, не поддерживаемые ничем, кроме ступенчатых сводов, и уходившие куда-то ввысь, откуда на нас низвергались потоки мягкого, золотистого света; а так же массивные кресла, выполненные из странного, немного шершавого камня – на каждом из них мог улечься не самый маленький жеребец. Ну и наконец, я бы не поверила, что кто-нибудь из нынешних обитателей этого мира додумался бы до идеи простого кодового замка, двенадцать цифровых клавиш которого висели над круглым, похожим на огромное яйцо, объектом, бросавшим веселые искорки света на все, что его окружало. Отражаясь от углублений и вмятин на боках неспешно поворачивающегося шара, золотистые огоньки не гасли, а еще какое-то время летали по комнате, с любопытством увиваясь вокруг наших фигур, и охотно присаживались на мое протянутое копыто.

— «Ой. Забавно» — робко хихикнула я, глядя на этих крошечных светлячков, облепивших мою ногу, словно носок – «А как вы…».

— «Я нашел это место давно. И построил над ним пирамиди, согласно завещанным мне знаниям предков» — охотно откликнулся зебр. Обойдя шар, он задумчиво притронулся к кнопкам, но его копыто беспрепятственно прошло через висевшие в воздухе шарики света – «И вот, явилась ты, Гханима. Хавтра, ты сделала свой выбор, когда родилась, когда появилась в этом мире. Так сделай свое дело – раскрой сей секрет!».

«Ага. Прям вот счаз! Разбежалась!» — сердито подумала я. Волосы отросшего за эти месяцы хвоста вновь зацепили за обожженную ногу, заставив меня скривиться от медленно нарастающей боли. Быть может, лишь из-за холода я еще держалась, стараясь не беспокоить пострадавшую конечность, но чем дальше, тем быстрее становилось понятно, что вскоре мне потребуется квалифицированная медицинская помощь, и желательно, не в том же бараке, где «лечили» беднягу Нэтл.

— «Ты знаешь, что это?».

— «Ммммм… Похоже, на шар. В пирамиде» — тщательно подбирая слова, ответила я, стараясь не встречаться взглядом с зебром. Конечно, я опознала технологию людей – даже несмотря на определенные отличия, даже несмотря на то, что каждое из встреченных мной укрытий отличалось одно от другого, словно их создатели руководствовались не общим планом, а творили по-настоящему, не сталкиваясь с ограничениями индустриального производства. Но общие черты были и у Ядра, и у бункера под горами Новерии, и даже у этого места, создатель которого явно черпал вдохновение в культурном наследии ушедшего Древнего Египта. Украшенные фресками стены хранили на себе стилизованные изображения крокодилов и антилоп, соколов и буйволов, разливы рек и бесконечные пустыни, над которыми, словно вечные стражи, возвышались древние пирамиды.

И ни одного изображения создателя одного из семи чудес света.

— «Или нет – это наверняка должна быть сокровищница» — натолкнувшись на подозрительный взгляд зебра, я пояснила – «Читала о таких в книжке про Дэринг Ду. Кажется, она там искала какую-то сапфировую статуэтку».

Ага. Вслух, и детям.

— «Сокровищница знаний. Путь, ведущий из этого места» — несмотря на слепоту, глаза полосатого жеребца живо двигались на его морде, реагируя на самый тихий звук, раздававшийся в подземелье – «Мы отрезаны от мира, Хавра. Последний проход был завален год назад, и теперь нам остается либо разгадать эту загадку... Либо погибнуть от голода и холода.

— «Погоди-ка, у вас же есть грифон» — нахмурилась я. Тень не оформившегося пока подозрения царапнуло краешек моего сознания – «Взял бы, и перенес вас по одному, или позвал на помощь. Он, конечно, еще та пейсатая морда, хоть и без пейсов, но думаю, сострадание же ему не чуждо?».

— «Он глуп, несмотря на то, что считает себя мудрецом!» — небрежно отмахнулся Сепах – «Но даже ему не под силу убраться отсюда с помощью собственных крыльев. Используя колдовство железа и пара, он улетает, но забрать нас отсюда не в силах. На даже если он приведет своих соотечественников – проклятье поглотит их, как поглотило уже многих, рискнувших сунуться сюда по воздуху или земле. Разве ты не видела кости, устилавшие лабиринт? Разве не слышала стенания загубленных жизней?».

— «Ээээ… Ну…» — рассказывать о том, что вместо разглядывания местных достопримечательностей, я больше пыталась не сдохнуть от ужаса при виде полосатых морд, даже сейчас, при каждом взгляде, вызывавших у меня оторопь и горы мурашек, показалось мне явно излишним.

— «Мы заперты здесь, среди скал, громадных деревьев и ядовитых испарений. За год наши тела размякли в зловонном тепле, коим щедро одарены сии земные клоаки, отрыжки самого Зла, и теперь мы не в силах перенести те морозы, что ждут нас на пути к горным кручам, вознесшимся к облакам. Одежда наша истлела, а проходы засыпаны оползнями, но что хуже всего…».

Какой-то звук родился в глубинах лежавшего над нами лабиринта. Вкрадчивый, хищный, он был подобен перестуку камней, потревоженных чьими-то лапами.

— «Но что хуже всего – это само Зло. Оно удерживает нас в своем плену, развращая наши души» — скорбно произнес жеребец, опуская голову – «Оно приходит каждую ночь, и мы отчаянно держим оборону… Но не сегодня. Но не сейчас».

— «Почему?» — быстро спросила я, оборачиваясь к глиняному желобу. Несколько черных песчинок скатилось по нему, в то время как за расположенным под самым потолком квадратным отверстием уже царила непроглядная темнота.

Странно. Кажется, раньше там был коридор, освещенный множеством факелов?

— «Потому что прибыла ты — и Зло пробудилось, ощутив своего вековечного врага» — развел копытами зебр. Его помощницы несмело двинулись вперед, остановившись на границе, пролегавшей по полу в виде следа от раздвинувшейся стены – «Нас было трое, но даже жертва Ксанити не дала результата – Золотой Мост остался запертым, и мучения ее не принесли сладчайших плодов».

«ИИИИИИИИИИИИИХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-А!».

— «Что это?!» — полувопль-полусмех раскатился по лабиринту, холодными когтями впиваясь в наши сердца. Стоявшие в центра зала зебры вздрогнули и попятились, испуганно топоча черными копытами.

— «Поздно. Слишком поздно» — опустив голову, зебр виновато взглянул на меня, отводя слепые глаза – «Прости меня, Хавра. Я так ждал твоего прихода, так надеялся на нашу встречу… Но даже исполнив предначертанное, ты оказалась тут запертой вместе с нами. Зло пробудилось, и спасения нет. Пред неминуемой гибелью, сотнями алчных клыков готовой вонзиться в наши тела, испрашиваю я у тебя прощения, что ослепленный надеждой, задержал тебя. Быть может, чуть раньше ты бы успела спастись…».

Хриплый, клекочущий вопль раздался неподалеку, сменившись хрипением, вырывавшимся из разодранной глотки.

— «Нет, уже слишком поздно. Нам не спастись. Прощаешь ли ты меня?».

— «Слушай, Селах, или как там тебя…» — задрожав, я отступила в открывшийся зал, назад к золотистому шару. Его свет успокаивал хаотично мечущиеся мысли, но даже исходившая от него музыка была не в силах заглушить вкрадчивый шорох множества лап, несущихся по лабиринту – «Я тебя прощаю, хотя, в общем-то, стоило бы набить тебе морду за твои фокусы с этими моими украшениями… Но объясни, что это за hren?».

— «Зло!» — вновь развел копытами зебр, словно это должно было мне все объяснить. Стиснув зубы от накатившего на меня ужаса, я обернулась к золотистому шару – медленно вращавшийся в своем углублении, он казался очень тяжелым, но мое копыто неожиданно легко повернуло массивное украшение, испещренное извилистыми линиями орнамента.

— «Что-то происходит» — остановившись рядом с мной, зебр втянул в себя воздух. Подняв незрячие глаза, он принюхивался, словно обоняние заменяло ему нехватку прочих чувств – «Что-то необычное, чего не было раньше!».

— «Кнопки. Они…» — крутанув шар, я принялась внимательно наблюдать за висевшим в воздухе цифровым табло. Вслед за движениями моего копыта, оно становилось то ярче, то притухало, растворяясь в лучах голубоватого света, рождавшегося где-то под потолком – «Кажется, этот какой-то кодовый замок первого уровня, дающий доступ к более серьезной системе. Но поверхность шара просто огромная! Мы тут проведем не один день, чтобы найти правильное положение этой hueti!».

— «Я помогу тебе» — неожиданно улыбнулся полосатый жеребец, кладя копыта на камень – «Помоги мне. Будь моими глазами, Хавра, и мы отыщем путь!».

— «Надеюсь…» — пробормотала я, вздрагивая от каждого шороха. Наши копыта принялась вращать охотно крутившийся шар, и вскоре, к моему удивлению, нам удалось установить его в нужную позицию. Не было не щелчка, ни фиксации – просто неожиданно ярко вспыхнули кнопки цифрового табло, заставив меня удержать дернувшиеся ноги сосредоточенно сопевшего рядом Вонючки.

— «Получилось!» — я радостно пихнула его плечом, вновь выжимая из него робкую улыбку, впрочем, быстро исчезнувшую с очередным, раздавшемся неподалеку воплем – казалось, что буквально за ближайшим углом. Песок струился по желобу уже непрерывно, черной струей скатываясь по трясущейся глине. Однако радость оказалось преждевременной – кнопки по-прежнему расступались перед моим копытом, вновь формируя правильные ряды, стоило мне только убрать свою ногу – «Ох, нет… Не работает! Тут какая-то защита!».

— «Я чувствую…» — вздернув голову, зебр сосредоточенно ощупывал камень – «Я чувствую… Вот оно. Погляди-ка сюда».

Сунувшись вперед, я наконец заметила то, что нащупали копыта слепца – две узкие, похожие на гнезда прорези, притаившиеся среди бессмысленных линий орнамента, скрываясь от постороннего взгляда в игре света и тени. Они казались почти незаметными, но поднеся к шару правую ногу, я обнаружила, что они идеально совпали с ножнами, упрятанными под стальные щитки.

Очередной хохочущий вопль раздался от самого входа. Отбросив колебания, я выщелкнула молочно-белые клинки, и ткнула или в гнездо, подспудно ожидая удара или рывка – в конце концов, все знают, что нельзя просто так, безнаказанно, тыкать железкой в розетку…

— «Что? Что?!» — выкрикнул Сепах, слепо крутя головой. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать шелест песка и шорох приближающихся лап – «Что-то произошло?!».

— «Табло… Эта светящаяся штука, которую вы видели – она разделилась» — рявкнула я, в отчаянии глядя на расплывшийся кодовый замок. Разделившись на две панели, он задорно подмигивал мне ритмично вспыхивавшими кнопками – «Не могу дотянуться! Подержи-ка это!».

— «Ты доверишь мне свои Когти?!» — изумленно отшатнувшись, Сепах переборол себя, и приблизившись, осторожно прикоснулся к торчавшему в гнезде латному поножу, из которого я выскользнула, рванув ремешки на груди.

— «Ты вроде бы неплохой зебр, хоть и пугаешь меня до усрачки!» — рыкнула я, принимаясь нажимать обеими ногами на голограммы. Оказавшиеся вполне осязаемыми, они мягко пружинили под моими копытами – «Не знаю, смогу ли я это открыть. Но если удастся – хватай своих кобыл и бегите, ладно? Я задержу это, сколько смогу!».

Не отвечая, жеребец обернулся, и слепо вгляделся в мою пританцовывавшую возле кнопок фигуру. Казалось, он боролся с собой, но в тот момент мне было не до беспомощных помощников. Зебры отступали, и старшая изо всех сил ударила стальными ногами по широкой пластине замка, заставляя потайную стену встать обратно на место. Что ж, теперь мы очутились в настоящей ловушке, и мой выбор сузился до двух достаточно простых решений – открыть этот проклятый замок, или тихо загнуться тут, как и боялись стоявшие рядом зебры. Оглядевшись, я пробежала взглядом по изрисованным стенам, но ни на одной из них не нашла ни ответа, ни накарябанной где-нибудь подсказки, позволившей бы разгадать этот код.

«В конце концов, это логично» — животные мелькали перед глазами, но ни они, ни количество плодов на нарисованных деревьях, не являлись правильным кодом, с ходу отвергаемые ехидно подмигивавшим замком – «Зачем было бы вешать замок, и тут же, рядышком, укладывать ключ? А судя по тому, что он двойной… Ох, нет, уж пусть лучше он будет рассчитан на то, что вводить цифры нужно было двумя конечностями сразу!».

— «Мвалиму!» — взвизгнула одна из зебр. Несмотря на то, что шум превратился в едва слышное шипение, сквозь тонкие щели между каменными плитами уже просачивались первые черные песчинки.

«Думай, Скраппс, думай!».

— «Да отпирайся, ты!» — взревела я, в отчаянии обрушивая копыта на световые табло. Движимая подкатывающим к горлу страхом, я яростно ударила по кнопкам, подспудно ожидая, что копыта тотчас же срикошетят мне в лоб – такая шуточка была бы вполне в духе наших милых потомков – но вместо этого, мои ноги легко погрузились в какую-то щель, дырку, или просто отверстие в пространстве, исчезнув по самые бабки. Взвизгнув от ужала, я рванулась назад, со страхом ожидая увидеть обрубленные по самые венчики культи, но нет – копыта появились обратно, оставляя быстро угасавший, серебристый разлом, через секунду, растворившийся в воздухе.

«Это же… Магия!» — потрясенно прошептала я, глядя в разгладившееся, и абсолютно пустое пространство над шаром – «Люди, вы гении!».

— «Получилось?» — нетерпеливо окликнул меня зебр, вместе со своими помощницами, с надеждой глядевший на меня от торчавшего в шаре поножа.

— «Это же гениально! Код – он не нужен!» — обернувшись, я поглядела на замерших полосатых лошадок – «Понимаете, код не нужен вообще – отсюда такая игривость и все эти головоломки, больше похожие на аттракционы для детей и умалишенных! Нужно просто захотеть, как говорило однажды мне мое… Ладно, не важно. Погодите, я попробую раздвинуть для вас проход – кажется, эта штука способна растягиваться».

Расправив крылья, я вытянула их вперед, и долго примерялась, пытаясь расположить кончики сведенных вместе маховых перьев точно там, где несколько секунд над, полыхал серебристый разлом. Наконец, решившись, я выдохнула, и с резким криком шагнула вперед, вонзая кончики крыльев в ставший вдруг неподатливым воздух, тотчас же разводя их в разные стороны, словно взмахнувший руками пловец. Что-то сухо затрещало, и шар, до того неподвижный, осветился, выбросив из себя сноп голубоватого света, пучком тонких лучей обрисовавшего границы открывшегося перед нами прохода. Голубоватая сетка, отразившись от стен, сформировала перед нами решетчатый тоннель, бесшумно погрузившийся в дальнюю стену, в которой уже чернел короткий проход, ведущий в какое-то светлое помещение.

— «Бегите!» — рявкнула я. Истаяв в стене, лучи погасли, но проход вроде бы не собирался закрываться, когда по нему, осторожно ощупывая путь передними ногами, двинулся Сепах, черной тенью скользя к жемчужному свету – «Что стоите? Вперед!».

Я не знала, поняли ли меня зебры, занявшие место по обеим сторонам короткого коридорчика, но убедившись, что они и не подумали входить, сердито фыркнула, и растолкав тупых, полосатых лошадей, нервно крутивших неприлично лысыми хвостами, рванулась вперед, вслед за исчезнувшей фигурой Сепаха.

Проход закончился быстро, и не успела я сделать и четырех прыжков, как вылетела в небольшое, казавшееся стерильным помещение, состоявшее из белоснежных поверхностей, рубленными линиями переходивших одна в другую. Множество странных пультов с торчавшими из белоснежных поверхностей кристаллами ютились у каждой стены, примерно на уровне моей макушки. Похоже, их операторы были гораздо выше обычного пони – и на фоне их великанских размеров совершенно терялись десятки костей, аккуратными кучками лежавшие возле каждого пульта.

Но больше всего внимание привлекало возвышение в центре комнаты. Лежавший на нем исполинских размеров ложемент, чем-то похожий на крестообразный саркофаг, выполненный по чьей-то богатырской фигуре, был абсолютно гладок, и лишен каких-либо проводов или подключений, однако я чувствовала, что именно он был самой важной частью этого места.

«Приветствую тебя, гость» — раздался над моей головой механически-спокойный мужской голос. Не оглушавший, не пугавший нас ревом сирен, он четко, без малейшего акцента, проговаривал слова на новоэквестрийском, заставив меня удивленно икнуть, едва не подавившись собственным языком.

«Ты прошел в это место. Так скажи же пароль, друг, и входи».

— «Чееего?!» — признаться, при этих словах мои мозга заклинило не хуже старого, побитого жизнью движка.

«Пароль неверен».

— «Не может быть! Вот ведь…» — не выдержав, я робко хихикнула, с наслаждением втянув в себя воздух. Что-то знакомое, давно забытое, коснулось моих ноздрей, запахом манной каши и велосипедных шин, ароматом старого деревенского дома и грохотом колес электрички напомнив о давно ушедшем детстве и юности – «Тогда… Меллоун!».

«Пароль принят. Вход выполнен успешно. Приветствую вас…».

— «Хорошо. Молодец» — отвлекшись, я ощутила рядом с собой появившегося словно из неоткуда Вонючку. Остановившись чуть позади, он положил мне копыто на холку, одобрительно похлопывая меня по спине – «Я знал, что ты справишься. Знал! И спасибо тебе… Звездный Зверь».

— «Что ты имеешь в ви…» — договорить я не успела. Копыто, до того расслабленно хлопавшее меня по загривку, вдруг резко скользнуло вперед, крепко хватая меня за шею, а вторая нога слепого жеребца неожиданно сильно обхватила мой подбородок.

— «Звездам нет места на земле!» — прошипел мне на ухо торжествующий голос. Моя голова резко дернулась вперед и налево…

Боли не было. Совсем.

Я упала там же, где и стояла – как подрубленное дерево, мешком оседая на каменный пол. Тело не ощущалось – казалось, что оно вдруг исчезло, вместе с тугим щелчком, испарившись из этого мира. Последний самостоятельный вздох прозвучал тихим стоном, невысказанной жалобой, и затих, сменившись едва слышным сопением, редким и нерегулярным.

— «Звездам нет места на земле!» — вновь, торжественно провозгласил Сепах. Не способная даже ответить, я с трудом ворочала языком, стараясь произнести хотя бы слово, но увы – все, что лежало ниже верхней губы, просто исчезло, испарилось, оставив болтаться в пространстве еле двигавшийся язык.

«Спинальная травма. Сломана шея. Думаю, ты знаешь, что это означает, правда?».

Знакомый голос вновь раздался у меня в голове. На этот раз он звучал гораздо громче, и теперь до боли напоминал мой собственный голосок.

«ЗА ЧТОООООО?!» — рванулся из меня безмолвный крик – «За что… Вот так вот…».

«Наверное, он просто не любит пони» — услужливо подсказала мне Я – «А может, встал не с той ноги. Или передумал. Признаться, мне так интересно, зачем же ты впустила его в это месте, но увы, рассказ придется ненадолго отложить».

«ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь!».

«Ой, да ладно! Тебя ведь все равно никто не слышит» — насмешливо фыркнул мой голос. Придвинувшись, музыка вновь усилилась, наигрывая в моих ушах, и мне вдруг показалось, что некая часть моего сознания подпевает в такт древнему ритму. Поклонившись моему лежащему телу, зебр отправился на прогулку по залу, с интересом оглядывая все – от обтянутых полуистлевшей материей и обрывками кожи костей, до разноцветных кристаллов, настороженно притухавших при его приближении – «Вот стоило оставить тебя всего на пару часов – и тебе уже свернули шею, словно глупому курчонку. И ты еще считалась способной пони? О, как измельчал ваш род!».

«Помоги… Мне…».

«Увы, увы. Я – всего лишь голос в твоей голове, не забыла?» — насмешливо сказала себе Я, отыгрываясь за все угрозы, за сотни таблеток, проглоченных когда-то в попытках избавиться от наваждения – «И все происходящее мне кажется очень и очень забавным. Но и справедливым».

— «Наконец! Наконец-то свершилось пророчество Серви!» — обойдя по кругу всю комнату, полосатый жеребец поднялся на дыбы, раскинув в стороны копыта, в очередной раз демонстрируя этот загадочный, отдающий религиозным душком, жест – «Истлевшие трупы тех, кто смеялся над святым словом, сейчас – ничем не отличаются от костей тех, кто был в этом месте задолго до меня! Звездный зверь побежден, и сокровищница тайн – Золотой Мост – открыта для праведных! Для того, кто не убоялся, кто был хитер и храбр! Для того, то победил!».

Странно, покачиваясь в каком-то мистическом, религиозном экстазе, он совершенно не опасался того Зла, что пыталось проникнуть в оставшуюся позади дверь.

«Зла? Ох, наивная, несмышленая дурочка. Не тревожься. Все будет хорошо. Скоро все будет хорошо».

«Правда?».

«Обещаю. И мы останемся с тобой вдвоем – навсегда».

— «Хранитель! Ты, кто стоит на золотом мосту, отделяя живых от мертвых! Яви мне свои секреты!».

«Внимание! Антропометрические данные пользователя не соответствуют данным, введенным при инициации сессии» — вежливо оповестил голос ВИ[16] закрутившего по сторонам головой полосатого жеребца – «Необходим повторный вход. Ты прошел в это место, пользователь — так скажи же пароль, друг, и входи».

— «Нет! Слишком рано! Слишком-слишком рано…» — опустившись на все четыре ноги, зебр начал бегать по кругу, шелестя развевающимся балахоном – «Что-то не так. Хранитель не чувствует Зверя – но она тут, я слышу ее дыхание… О, а что значит «пользователь»? Отвечай!».

«Пользователь – существо, использующее данную систему. Внимание! Антропометрические данные…».

— «Ага! Пользователь! Это же шифр!» — если бы я могла, то захохотала бы в голос над этим дикарем. Глазурь образованности сползала с него, обнажая скрываемую до поры гримасу туземного аборигена – «Тот, кто пользует! Это же ритуал! О, радость победы, взволновавшая мои ба, ка и су, совершенно затмила мой разум, как когда-то затмились глаза! Нгала!».

Услышав выкрик полосатого жеребца, в комнату ворвалась молодая зебра, истово вглядываясь в слепую морду. Обернувшись, Сепах распахнул балахон, и развернув к себе задом помощницу, навалился ей на спину, резким рывком проникая в содрогнувшееся под ним тело.

— «Видишь, Хранитель! Я – пользователь! Я могу осчастливить сто девственных верблюдиц и зебр!» — гордо провозгласил полосатый, ритмично долбя своим тазом пытавшуюся вырваться из его копыт помощницу. Не в силах отвести глаза от болезненно сокращавшегося, полосатого живота, принимавшего в себя фанатично горланящего что-то зебра, я ощутила, что окружающая меня реальность начала уплывать, медленно раздваиваясь перед моими глазами.

«И этим существам ты открыла дорогу?».

«Внимание! Антропометрические данные пользователя не соответствуют данным, введенным при инициации сессии. Необходим повторный вход. Ты прошел в это место, пользователь — так скажи же пароль, друг, и входи».

— «Нет? Ты не удовлетворен, Хранитель?» — Наконец, отбросив вскрикнувшую в последний раз зебру, громко и звучно произнес Сепах, поднимаясь на задние ноги, и прижимая передние копыта к груди – «Погоди-ка… Она же что-то пробормотала, когда зашла в это место. Зверь хитра… Что же она сказала? Меллока? Меллорин? Ме… Меллоун!».

«Пароль принят».

— «Вот! Воооот!».

«Внимание! Антропометрические данные…».

— «Пхуду!» — в отчаянии выругался зебр, обрушивая копыта на лежащий перед ним череп – «Чего ты хочешь, страж? Ты жаждешь жертвы? Так бери же ее! Нгала, Сиита – ко мне!».

Из темневшего зева прохода, на фоне ярко освещенной комнаты казавшегося совершенно черным, несмело выглянула вторая помощница жреца. Она была явно испугана, и не спешила подойти к своему учителю, со странной смесью ужаса и недоверия оглядывая украшенные золотом, белоснежные стены. Первая же, лишь парой мгновений назад закончившая получать свой первый, хотя и не слишком традиционный урок «компьютерной грамотности», так и капавшей у нее из-под голого хвоста, улепетывала что есть мочи, едва не сбив с ног свою ошарашенную товарку.

— «Предательницы! Так-то вы выполняете мою волю?» — прошипел зебр, быстро подходя к дрожащей кобыле – «Быстро! Подойди к этой купели, и предложи себя Хранителю!».

— «Мвалиму! Мими мина хофу…» — прошептала полосатая кобыла. Постояв и немного утвердившись духом, она скинула плащ, и медленно подошла к ложементу, остановившись возле странного углубления, размером наводящим на самые недобрые мысли. Поднявшись на задние ноги, она прижала облаченные в сталь передние ноги к груди, похоже, и не подозревая, что сзади к ней приближается укутанная в балахон фигура, держа в зубах острый обсидиановый нож.

«Беги, дура. Он убьет вас всех!».

Увы, зебра не шелохнулась. Прошептав что-то, она глубоко вздохнула, и в тот же момент, охнув, согнулась, когда черное лезвие с глухим стуком пробило ей спину, войдя между двигавшимися механизмами. Поднявшись к ложу, Сепах придержал свою ученицу – хватая ртом воздух, та силилась закричать, но зебр вновь чиркнул ритуальным ножом, и еще долго держал содрогавшееся полосатое тело, заботливо запрокидывая голову умирающей жертвы, дабы не пролить ни одной капли мимо. Стекавшие по стенкам алые струйки мгновенно впитывались в белый материал, едва заметно мутнеющий там, где на него попали карминовые брызги горячей крови. Наконец, угомонившийся жрец отшвырнул свою жертву – упав, зебра скатилась со ступеней, упав неподалеку от меня. Бессильно раскинувшиеся ноги, укрытые серебристым металлом, бессильно дернулись, и затихли.

— «Предательницы!» — вновь прошипел зебр, свирепо глядя на темный провал входа своими незрячими глазами. Вторая ученица исчезла, и мне оставалось лишь надеяться, что она сможет выбраться из этого места до того, как ее найдет этот сумасшедший фанатик, или сожрет та чернота, что наступала на нас из недр проклятого лабиринта – «Но это еще не конец! Разум возобладает над отравленным шепотом звезд! Нужно только подумать. Нужно… Ну конечно же! Конечно!».

«Ну, вот и все. Не пугайся – все шло именно к этому» — заметил уже знакомый мне голосок. Казалось, что призрачное копыто мягко гладило меня по волосам, проходя по спутанным прядям гривы – «Ты долго бегала от пророчеств, но однажды мудрое существо сказало «Когда Бог желает, чтобы тварь его встретила свою смерть в некоем месте, то так направляет он желания сей твари, что они ведут ее в назначенное место».

«Иоанн… Златоуст. Послание… Римлянам».

«Верно» — обсидиановый нож вновь появился в поле моего зрения. Удара я не почувствовала – только содрогание онемевшего тела. Моя голова бессильно болталась, перекатываясь вслед за умирающей плотью. Сияющий ложемент приближался покачиваясь в такт шагам волокущего меня зебра – «Не бойся. Я буду с тобой».

I've been here for a million years, [17]

Through the joy,

Through the tears.

But when I am gone this will go on,

The circle starts again.

Музыка, звучавшая до того подобно фону, усилилась. Я слышала красивую мелодию, созвучия которой заставляли мое сердце забиться чаще, наперекор всему – полученной травме, накатившей апатии, кислородному голоданию и медленно приближавшейся смерти. Я попыталась было… Но нет, тело больше не слушалось. Оно больше не будет слушаться меня — никогда.

I've watched the mountains rise from dust,

Saw the gold return to rust.

I had cried when the oceans died,

And the circle start again.

Слепец напрягся, и мощным рывком забросил меня в блестящий металлом интерфейс подключения, суетливо ощупав каждый кусочек умиравшего тела. Отошел, и поднявшись на задние ноги, раскинул передние, словно танцор.

«Обнаружено новое подключение. Инициализирую сессию».

— «Вот! Воооот!» — удовлетворенно закивал Сепах, опускаясь на все четыре ноги – «Кровь Звездного Зверя! Вот оно, чудодейственное средство, усмиряющее самых дивных существ!».

I was here when the world began to turn,

Kissed the sun as it started to burn.

The whispering at the reckoning said
"The circle starts again".

«Внимание. Инициализация сессии прошла успешно. Добро пожаловать, Соловей».

— «Соловей? Хмммм…» — заинтересовался укутанный в балахон зебр – «Ну, пусть будет так. Теперь, яви мне свои тайны. Кровью Звездного Зверя, побежденного мной — повелеваю тебе, Хранитель!».

The moon was rising from above,

I caught her eye and thought it was love.

But she turned her back, the sky went black,

And the circle starts again!

«Внимание! Обнаружена угроза жизни пользователя. Желаете инициировать защиту?».

— «Шеее… ла… йу…» — прошептали немеющие губы. «Желаю!», прокричал гаснущий разум, мечась в умирающем теле. До крика, до ужаса, в этот момент я не хотела умирать! Только не так! Только не тут! Только не сейчас, когда так много оказалось завязано на меня. Прозрев, я окинула взглядом эти бесчисленные нити, на мгновение узрев бесчисленные узелки, связывавшие меня с множеством пони, — и вновь закричала, заходясь в беззвучном крике – «ХОООООЧУУУУ!!!».

I danced through castles made of stone,

Walked the desert sands alone.

In the midnight hour you feel the power,

And the circle starts again.

— «Угроза?» — зебр огляделся, скользнув взглядом по пультам и лежащими рядом с ними костям – «Ах, наверняка это стражи были разбужены вкусом свежей крови. Да, сила Звездного Зверя велика! Долгая смерть, как и положено сильному чудовищу, делает тебе честь, и я благодарю тебя, Зверь. Но тем знаменательнее моя победа».

«Ответ отсутствует» — вежливо оповестил нас голос ВИ. Наклонившись, ложе приподнялось, и моя мотнувшаяся голова уставилась на ослепительный свет, в который превратился сияющий серебром потолок. Окружавшие меня стенки ложемента сдвинулись, охватывая мою бессильно распластанную фигуру, и приподнявшись, заключили меня в саркофаг из белоснежного металла, испещренного извилистыми янтарными линиями – «В связи с угрозой жизни и здоровью пользователя, принято решение об оказании помощи в автоматическом режиме. Событие занесено в память для информирования Смотрителя. Удачного вам дня, Соловей».

— «Что? Нет! Остановись, я приказываю тебе!» — громыхнул, поднимаясь на задние ноги, Сепах. Метнувшаяся вперед нога блеснула обсидианом зажатого под копытом обсидианового ножа, опускавшегося между медленно сходившимися створками, и в последний раз ударила ускользавшее от фанатика тело, вызвав к жизни новый веер из алых брызг. Сияние, проникавшее сквозь толстую крышку уютного гроба затопило мой взор, а в ушах уже гремела победная песнь, заставляя уходившую душу метаться в сладком восторге, подпевая гремящим словам.

Now the question falls to you, my friend:

No beginning has no end.

Will we ever learn? Will the world still turn?

Will the circle start again?!

«Ты было право, мое сумасшествие. Это и вправду совсем не страшно».

---

— «Скажи, ты и вправду так хочешь жить?».

— «Да».

— «А зачем?».

— «Семья. Дети. Доверившиеся мне пони. Весь этот мир».

— «Они могут прожить и без тебя. Они проживут без тебя».

Темнота. Даже не темнота – полумрак. Я медленно плыла по абсолютно черному морю. Лишь фонарь болезненно-желтой луны нависал над черной чашей небосклона, отчего окружавший меня мир казался безграничным, но в то же время имеющим темные стены.

— «Ты не сможешь быть с ними вечно. И пытаясь их удержать, ты будешь терять их, одного за другим».

Тело не слушалось. Последними отказали глаза, теперь неподвижно глядевшие в темные небеса. Голова едва заметно покачивалась на черных волнах, в такт едва заметным волнам.

И где-то внизу ощущалась громада бездны.

«Это она?».

«Да, но не бойся. Вечность не может повредить тому, кто от нее не бежит» — голос был вкрадчив, и лишен признаков пола – «Если хочешь, ты можешь остаться. Уснуть под присмотром внимательных глаз. Я обещаю, уйдут все тревоги и горести, печали и страх».

«А что же останется?».

«Только покой. Соглашайся».

«Я не могу. Извини».

«Тогда и я не смогу помочь тебе, Соловей».

«Это шантаж?» — усмехнуться уже не получилось. Лишь подсыхающие в неподвижном воздухе глаза – вот и все, что осталось мне от моего тела, но и они не несли в себе боли. Только легкий дискомфорт. Зачем этому ВИ уговаривать меня согласиться – и на что? Что значит «остаться»? Криосон? Какой-нибудь перенос сознания? Переделка в киборга? Зная технологии ушедших от нас людей, я не удивилась бы и подобному исходу. Но для чего?

«Ты необычна. Непонятна. Интересна» — не стал скрывать голос. Что такое обнаженность тела по сравнению с обнажением мыслей? Здесь не было необходимости лгать или скрываться, ведь все мое нутро, наверное, кроме души, было выложено на всеобщее обозрение. Голос не торопился – что для машины века?

«Интересна? Так я нарвалась на ИИ?».

«И сказанное тобой лишь разжигает мой интерес».

Очередная волна была чуть больше остальных. Она приподняла мое тело, нарушив то ощущение покоя, что понемногу укутывало меня своими теплыми объятьями. А что, если и впрямь… Теперь я понимала, как чувствовал себя Древний. Но увы, в отличие от него, я не держала на груди спящую пегаску, ради которой хотелось бы жить.

Что-то жесткое ткнулось мне в спину.

«Прости, но я не могу. Знать, что где-то растут мои дети, оплакивая пропавшую мать, будет невыносимо. Я нужна им».

«Это неверно. За все время твоего пребывания в этой местности, ты не предприняла ни одной попытки установить с ними контакт».

«Потому что я хреновая мать! Но я хочу, я могу стать лучше!».

«В твоих рассуждениях нет логики. Ты собиралась продолжить свое существование, наполненное самодеструкцией, но при этом мысли о сопутствующей ему опасности и семье не вызывали у тебя такого непринятия возможности ранней биологической смерти».

«Потому что если я погибну, то не смогу больше мучаться от осознания того, что мои дети страдают без меня, неужели непонятно? Наверное, я уже мертва, а это – все одно огромное чистилище. В нем нет ни серы, ни пламени, ни каких-нибудь рогатых чертей при дымящих котлах…».

«Да, с этим ты бы справилась. Не сразу. Но мои расчеты показывают, что ты бы нашла, чем заняться в нарисованном твоим воображением месте».

«Да. Прости. Но тут и вправду чистилище. По всей твоей сути, которую так и не поняли верующие. Только в таком месте можно остаться наедине с самим собой – и держать ответ за грехи».

«Интересная концепция. Мы могли бы поговорить о ней, как и о многом другом. Оставайся».

«Послушай, зачем ты уговариваешь меня? Мне сломали шею, так?».

«Да, это так».

«Тогда зачем уговоры? Я уже мертва, понимаешь?!».

«Понимаю» — голос был абсолютно спокоен. Такой всепонимающий. Такой беспристрастный.

«Прости».

«Еще одно интересное понятие. Ты могла бы разъяснить, что понимают под ним существа твоего вида».

«Понимаю».

И вновь плеск волн. Моя голова почти неслышно стукалась обо что-то твердое, но повернуть ее и увидеть, что же мешало мне и дальше плыть, повинуясь воли волн, возможности не было. Как не было и возможности моргнуть. Идеальный кабинет для допросов, в котором подозреваемый, следователь и адвокат присутствуют одновременно, в одном и том же лице.

Машина молчала. Машины умеют ждать.

«Я не хочу оставаться тут, понимаешь?» — беззвучно вопросила я луну.

«Лучше убей. Или просто прекрати поддержку жизненных функций — и все закончится само собой. Скоро откажет дыхательный центр, и сердце остановится. Все закончится не слишком быстро, но… Я потерплю. Не только ты умеешь ждать. Но знай – если я выберусь отсюда, то не оставлю произошедшее без внимания».

Луна не ответила. Светила, как и звезды, редко отвечают глупцам. Впрочем, как говорят, столь же редко они отвечают и мудрецам, и почему-то, именно эта мысль наполнила меня странной умиротворенностью, примиряя с тем, что произошло.

«И что же ты сделаешь?».

«Я разыщу того зебра. Найду эту тварь. А потом… Потом я разыщу тебя, где бы ты ни был, понятно?».

«Для чего же?».

Плавающее в воде тело приподнялось, запрокидывая беспомощно мотавшуюся голову. Что-то постукивало и двигалось подо мной, словно поток мелких камней, весело бегущих с горы. На мгновение, мои глаза и нос очутились под темной водой, являя моему взгляду безграничную черноту, скудно освещенную болезненным, желтовато-белым светом, просачивающимся сквозь поверхность неподвижного моря – мне показалось, что я даже смогла разглядеть что-то непередаваемо огромное, лежавшее за пределами света и разума. Но дернувшееся тело вновь взмыло над поверхностью темной воды, и с глухим шлепком упало в кучу водорослей, принявших его в свои

«Играйся. Пугай. Но знай, что когда я найду тебя – я лично вырву твои провода! Один за другим!».

«Ты не изменишь своего решения?».

«Клянусь!».

«Значит, я помогу тебе, Соловей. Но взамен…».

«Все, что угодно!» — казалось, в тот момент, мной двигала и говорила сама надежда – «Но с оговорками, так и знай!».

«Это учитывалось при экстраполировании заданной ситуации» — пронзительно и противно взвыл ветер, зашуршав мокрыми прядями. Тело вновь подпрыгнуло и дернувшись, упало в темную воду, запутавшись в гибких зеленых листьях, медленно потянувших его на дно – «Я помогу тебе. Но так, как я посчитаю необходимым. Я помогу тебе – а ты поможешь мне, а также выполнишь то, на что я, увы, не способен».

«Что ты имеешь в виду?» — останавливающееся сердце дрогнуло, и вновь начало свой разгон, барабаном стуча в груди, выламывая удерживающие его ребра – «Что я должна буду сделать?».

«Ты дашь покой той, что жаждала бури» — волны вздымались все выше, подбрасывая на своих горбах ненадежный островок из зеленых растений.

«Чееего?!».

«Ты примешь в себя ее грехи» — что-то зашевелилось подо мной и вокруг меня, не показываясь на глаза. Что-то опасное. Что-то хищное.

«Эй! Ты чего там задумал, железяка?!».

«Ты понесешь в себе семя бури — и лишь посадив его, лишь взрастив, сможешь встретить меня вновь».

«Я передумала!».

Черное небо лопнуло, проливаясь чернильным дождем. Океан качал кучу водорослей, все крепче обвивавших беспомощное тело. Молнии расчерчивали небосвод, затмевая собой луну, проглядывавшую в разрывах клубящихся туч.

«Не бойся. Я слежу за тобой» — торжественно провозгласил мой собственный голос. Шипевшие теперь без остановки, молнии сложились в огромный образ, нависший над темным миром, и пристально вглядывающийся в океан. Выжгли его на сетчатке дернувшихся, и медленно моргнувших глаз – «Поэтому выбора у тебя нет, понимаешь? Мы всегда будем вместе!».

«Нет… Нет-нет-нет-нет! Я не сумасшедшая!».

«Конечно же нет, милочка!» — смех в этом голосе можно было с полным правом назвать маниакальным. Водоросли вновь зашевелились, но теперь движение не прекращалось – и что бы под ними ни скрывалось, оно явно направлялось ко мне.

«Проснись. Ты в порядке?» — на миг прекратившись, шевеление взорвалось ошметками листьев, разлетевшихся во все стороны, подобно осколкам снаряда. Медленно, но затем все быстрее и быстрее, стальные манипуляторы поднимались из толщи воды. Ржавые, покрытые ноздреватым налетом и отложениями, они походили на призраки погибших кораблей, с неумолимым напором воздвигая вокруг меня забор из своих проржавевших, искореженных тел – «Проснись. Почему ты дрожишь?».

Сплетаясь, молнии оплетали мир. Ветер взвыл, но еще громче был мой крик, когда скрежетнув проржавевшим железом, скрюченные конструкции вздрогнули – и наклонившись, рванулись к моему распяленному в водорослях телу.

---

Солнце быстро опускалось за верхушки вековых сосен, черневших вокруг каменистого холма, на котором стоял Олд Стамп. Темнело в этих краях довольно быстро, поэтому сновавшие тут и там земнопони лихорадочно доделывали дневные дела, чтобы с наступлением темноты запереться в убогих своих хатках или землянках, сообщаясь с набегавшимися, как и они, родственниками, готовясь вкусить заслуженный отдых. Самые неугомонные все еще сновали по поселению, делясь новостями или глазея на смену патрулей, поблескивавших металлом в зимнем воздухе вокруг бурга, а то и забегая в общинный дом, который местные называли «дворцом», для того, чтобы послушать ютившихся там пегасов. Разложив спальные мешки на каждом балконе, на каждом кусочке деревянной галереи, опоясывающей второй этаж этого высокого строения, они занимались своими делами, нимало не смущаясь таращившихся на них аборигенов – за прошедшее с нашего прибытия время крылатые легионеры привыкли к такому вниманию, наверное, мало чем отличавшемуся от открытости, присущей пегасьим общежитиям или коммунам. Но кое-кто был озабочен и иными проблемами – угнездившись на коньке одной из землянок, я задумчиво глядела на парочку лохматых подростков, словно бы ненароком, один за другим, шмыгнувших за ближайший амбар. На их беду, они выбрали хорошо просматривавшееся с моего места укрытие, и я с каким-то отстраненным интересом глядела на сплетающиеся на фоне большого сугроба тела, лихорадочно задиравшие трепетавшие хвосты. Однако ж… А разве можно было и так? Ну, тут они нас обскакали, дикари несчастные… Нужно будет Графиту показать – пусть знает, что жена у него не безногая, и тоже кое-что могёт!

— «Могу я тебя кое о чем спросить?».

— «Tvayu j mat!» — отшатнувшись, взвизгнула я. Раздавшийся над моим ухом вкрадчивый голос серого жеребца заставил меня вздрогнуть, и заполошно взмахнув копытами, сверзиться со своего насеста, съехав в холодный сугроб. Показавшаяся над краем крыши голова земнопони иронично обозрела мою отплевывающуюся от снега тушку – «Равикс, козел! Н-не смей меня больше так пугать!».

— «И в мыслях не было» — ехидно заверил меня белогривый, всматриваясь туда, откуда я, совсем недавно, смущенно отводила глаза – «Ну ты погляди! Уже третий подход, наверное? И не прячутся почти… Эти двое совсем сошли с ума со своей юношеской влюбленностью, несмотря на то, что их семьи враждуют уже не первый век. Жаль, что все может закончится не слишком приятно».

— «Ох, да ладно! Мне казалось, что эта сказка была написана давным-давно, и уже самые тупые извлекли из нее полезный урок!».

— «Не всегда» — покачал головой жеребец, умащиваясь на покинутом мной месте, и с видом мецената, жертвующего остатки своего состояния для детей-инвалидов, протягивая мне переднюю ногу – «Это новое поветрие, новая идея, распространяемая одним хулиганистым скальдом, набрала слишком много сторонников, утверждающих, что знание прошлого ничем не поможет своим детям в будущем. Отсюда и результат».

— «Понятно. «Без знания прошлого нет будущего» — думаю, эта мысль актуальна и сейчас» — вскарабкиваясь по приставной лесенке-доске, буркнула я, пинками сгоняя серую задницу со своей половины укрытого соломой плаща – «Ничто не ново под луной. Потомки действуют так же, как предки, разделяя их неудачи, и повторяя все их ошибки, в то время как молодежь переносит эту фразу с опосредованного на чувственный опыт, и радостно гогочет всякий раз, увидев что-то новое, паровоз или самострел. Вот, мол, как мы были правы! Предки не встречались с новыми вызовами, и не могут нам ничего подсказать!».

— «Мир меняется, а пони в нем остаются все те же» — согласно кивнул белогривый, внимательно разглядывая мою щеку – «Но думаю, ты поняла, о чем речь, даже несмотря на целый поток умных слов, высокопарно описывающих простые понятия».

— «Вот ты козлина… Ладно, что ты хотел узнать?».

— «Я хотел узнать, за что ты собираешься платить такие большие деньги, Раг» — без обиняков высказался Равикс, вальяжно разваливаясь на покатом коньке, словно и не замечая своей неудобной позы – «Пять сотен грифоньих талантов за голову каждой из этих двух зебр, и тысячу – за живых? Признаться, ты можешь гордиться – теперь ты прочно вошла в местный эпос как самая сумасшедшая кобыла по эту сторону великой реки».

— «Спасибо. Польщена».

— «И все? Даже не расскажешь, чем вызвана такая награда? Они что, наступили тебе на хвост? Обозвали «пятнистой»? Плюнули в пиво?».

— «Ты сейчас интересуешься как праздношатающийся бездельник, Равикс?» — сварливо поинтересовалась я. Дергавшаяся, словно два эпилептика, парочка разлепилась, и с веселым смехом рухнула в сугроб. О, как хорошо я представляла это ощущение сладости запретного плода, упавшего, наконец, перед твоими копытами! И как хорошо понимала, что через какое-то время, на смену ей придет ощущение давно приевшейся привычки – «Или хочешь сам вступить в гонку с теми, кто позарится на эти серебряные прутки?».

— «Я работаю в одиночку» — фыркнул тот, продолжая буравить взглядом мою переносицу. Дыхание земнопони смешивалось с моим, и мне казалось, что зимний воздух бурлит и играет, донося до моего рта каждое движение его губ – «Лишь однажды я ходил с солдатами, риттером и деревенской толпой на дракона, и признаться, не хочу вновь повторять ту же ошибку».

— «Что, не смогли разделить добычу?».

— «И это тоже. Хотя перед этим тварюга прибила перьеголового идиота, бросившегося на нее в своем доспехе, и с халбердом, после чего разобралась с гвардией какого-то придурка из соседнего грифоньего городка. Хитрые были бестии, и использовали мудреную технику, до которой эти грифоны большие охотники. Ну, а остальных разогнал уже я сам. Но неважно. Так что же до ответа на мой вопрос?».

— «А это неважно, Равикс» — хмыкнула я, царапнув того хитрым глазом, что, впрочем, не произвело на него никакого впечатления. Солнце почти зашло, и мы с интересом проводили прошмыгнувшую в сгущающейся темноте парочку, обдавшую нас запахом юных, разгоряченных тел – «Как не важно и то, что именно сделали они мне. Но не имея возможности охотиться за ними самостоятельно, я послала на их поиски гораздо более искусных охотников – пять сотен полновесных грифоньих талантов. Посмотрим, как теперь они спрячутся в этих местах!».

— «Не хочешь рассказать, что же именно у вас там случилось?».

— «Будешь много знать – скоро состаришься».

Нет, я не хотела, и не собиралась рассказывать, как выбралась из той пирамиды. Не ему, и вряд ли кому-то вообще, кроме нескольких пони, одной из которых будешь ты, Твайлайт. Я выбралась из нее под шелест пара, взметнувшегося к потолку белой комнаты Золотого Моста, когда открылась крышка того странного интерфейса подключения к древним машинам, больше похожего на саркофаг. Вывалившись из него, я пришла в себя лишь через какое-то время, обнаружив себя в углу, под одним из пультов — прикрывшись крылом, я долго кричала при виде нескольких черепов, глядевших на меня своими пустыми глазницами. Сваленные в одном месте, они были сильно повреждены тяжелыми ударами, раздробившими кости челюстей, и рассыпавших вокруг зерна вылетевших из кости зубов, словно кто-то намеренно раскрошил эти останки в поисках чего-то ценного, спрятанного в головах усопших.

— «Все закончилось. Это был сон. Просто сон» — раз за разом, я шептала себе эти слова, вслушиваясь в затихавшее шипение рассеивавшегося в воздухе пара. Сжавшись под расправленными крыльями, я старалась даже не моргать, ведь стоило мне только закрыть глаза, и передо мной вновь возникали проржавевшие, изогнутые манипуляторы – трясущиеся от злобной радости, они жадно бросались вперед и вниз, с глухим стуком вонзаясь в живую плоть, и скрежеща, поднимались обратно, усеянные клочьями мяса, с белевшими среди них обломками костей. Наверное, все это было лишь плодом моего больного воображения, но мне кажется, я еще не раз буду просыпаться в холодном поту, видя над собой обеспокоенную морду мужа, разбуженного моими всхлипываниями и криком.

Но ко всему, наверное, можно привыкнуть. Пар, сочившийся из невидимых глазу пор на поверхности белого материала, из которого состоял саркофаг, рассеялся, и на комнату опустилась какая-то странная, тревожная тишина – казалось, древние машины вновь возвратились к напряженному ожиданию, готовые откликнуться по первому зову зашедшего сюда человека. И тем страннее было то, что они откликались на мой зов.

«Погоди. А эти черепа?» — остановила я себя, оглядывая из-под опущенного крыла белое помещение, и раз за разом натыкаясь взглядом на компактные кучки костей. Некоторые были рассыпаны, некоторые – до сих пор прикрыты лысыми, истлевшими шкурками черного цвета, но что странно – ни один из скелетов не имел даже намека на рог – «Они лежат так странно… Возле каждого пульта. Неужели кто-то проник сюда, и смог обнаружить, как действуют эти странные вычислительные комплексы?».

«Хмпф!» — вскрикнув, я отшатнулась, ударившись плечом о скругленный угол одного из пультов, услышав ироничное хмыканье, раздавшееся у меня между ушей – «Судя по косточкам – очень даже и обнаружили. Вот только выбраться обратно не смогли. Или не захотели».

— «Это… Это ты?».

«Можно подумать, ты ожидала Лику Распутницу из Звездного Шпиля!».

«Фуууух… Это ты, мое больное воображение! Значит, меня не убили? И это не мой клон?» — осторожно выдохнув, я позволила себе немного расслабиться, и опуститься попой на что-то мягкое, ткнувшееся мне под задние ноги, но тотчас же вскочила, когда кольца на моей правой задней ноге звякнули, ударившись о бессильно откинувшуюся, стальную конечность.

«Судя по истеричной реакции на все произошедшее – нет, и увы, это все же ты».

«Издеваешься… Значит, я и впрямь сошла с ума» — обернувшись, я с содроганием рассматривала лежащую у моих ног зебру. Различия в анатомии были не слишком существенными, хотя в тот момент, меня больше заинтересовали надетое на ней, загадочное устройство, нежели широкая рана на шее, из просвета которой виднелись кольца перерезанной трахеи, или черные и белые полоски, пикантно подчеркивавшие бесстыдно белевший живот. Залитые подсыхающей кровью шестеренки и тяги негромко чавкали, когда я снимала его с уже холодного трупа – удар пришелся между позвонков, с хирургической точностью перерезав спинной мозг и сухожилия позвоночника, однако под сталью обнаружились обычные зебринские ноги – излишне потертые, правда, и с многочисленными мозолями, набитыми неудобным железом. Однако все говорило о том, что они никак не могли быть протезами, как, впрочем, и каким-нибудь древним артефактом – столкнувшись с технологиями ушедших от нас людей, я не допускала мысли о том, что они могли изготовить что-то настолько грубое, хотя и эффективное — этого не признать было нельзя. Пусть поршни были и не отлиты, а выточены на каком-то примитивном токарном станке, и покрыты какой-то запачканной кровью смазкой, больше похожей на самый обычный солидол, а шестерни – недостаточно разработаны, и забавно пощелкивали при движении, двигались эти латные поножи достаточно легко, с сообщаемой им механизмом солидной инертностью. Поколебавшись, я пересилила себя, и после долгих попыток, все-таки влезла в заляпанные свернувшейся кровью помочи, стараясь не думать обо всей этой заумной машинерии, тягах и шестернях, скользящей в опасной близости от моего загривка. Вес этого устройства оказался неожиданно приличным, но хорошо сбалансированным, хотя мне постоянно хотелось сдвинуть эту штуковину ниже к спине, чтобы не натирать занывшие с непривычки мышцы плечевого пояса, которых у пегасов было раза в два больше, нежели у других представителей разноцветного народца. Морщась и вздрагивая, я прошлась по комнате, старательно обходя разбросанные кости, привыкая к новым ощущениям – поножи и вправду натирали, а еще – они были немного толще обычных подков, и оттого меня не покидало ощущение, что я превратилась в самую настоящую жирафу, вынужденную неуклюже скакать на негнущихся передних ногах. А еще…

— «Blyad!» — пискнула я, выражая этим старым ругательным словом несогласие с окружающей меня реальностью, весело ткнувшейся мне прямо в нос, вместе с перевернувшейся вверх тормашками комнатой. Понемногу успокаиваясь, я чересчур увлеклась новой игрушкой, позволившей мне не думать о кошмарах, еще недавно терзавших мой измученный травмами и кислородным голоданием мозг, и была за это наказана, навернувшись прямо возле возвышения, на котором лежал саркофаг, зацепившись обутым в сталь копытом за валявшийся неподалеку череп. Хлопнувшись на спину, я перевернулась, схватившись за нос, но тотчас же отдернула стальное копыто, из которого, грозно сверкая в мою сторону довольно острыми гранями, топорщились пирамидки стальных когтей. Выскочившие из боковой поверхности накопытника, они крепились к нему короткими, похожими на фаланги пальцев штангами, каждая из которых была прикрыта изогнутым, трехгранным когтем, размерами не уступавшим здоровенным грифоньим царапалкам. В отличие от последних, их передняя грань была широкой и плоской, в то время как две остальные сходились под острым углом, формируя что-то, что неприятно напоминало лезвие широкого и короткого ножа. Загнутые, крючковатые кончики их обещали много страданий любому, кто попадет под удар этих странных штуковин, а приятный синеватый отлив намекал на победитовый сплав[18], хотя я глубоко сомневалась, что местным аборигенам были доступны секреты создания композитных материалов. Хитро поблескивая, они оставались абсолютно неподвижными, но стоило мне подумать о том, как крепко они могли бы сжиматься, как…

«Ого!» — вторая Я радостно захлопала копытами, когда стальные когти, дрожа, начали медленно сжиматься – «А быстрее они могут?».

«Не знаю. Не пробовала» — стоило мне отвести взгляд от новой игрушки, как пирамидки когтей вновь спрятались в свои гнезда с забавным щелчком – «Да, интересная штука. Но вот вопрос…».

«Почему ты можешь ей пользоваться? Не знаю. Но я надеюсь, мы разгадаем эту загадку. Ведь я теперь вряд ли уйду из этой пустой, но такой интересной головки!».

— «Дай только срок…» — надувшись, пообещала я, поднимаясь на ноги. В последний раз окинув взглядом комнату, я вышла из белого, стерильного помещения Золотого Моста, и обернувшись, с волнением наблюдала за закрывающимся проходом, окрашенным угасающим светом рубиновых лучей. Сдвинувшись, камни ничем не выдали то, что за ними скрывался какой-либо проход, а вспомнив длину коридора, я только покачала головой при мысли о тех недоумках, что попытаются когда-нибудь сломать эту стену. Когти Луны исчезли вместе с Сепахом, и я заскрежетала при мысли о том, что теперь эта вещь, этот подарок от самых дорогих моему сердцу существ, обретается на ноге проклятого зебра.

— «Не о том думаешь. Найди его – и убей. Выпотроши его, как рыбу!» — кровожадно прозвучало в моей голове. Или это произнесла я сама? Предаваясь кровавым мечтам, я сама себя накрутила до такой степени, что даже не отшатнулась, когда вздрогнув, раздвинулась потайная стена, растирая в пыль черные песчинки, хрустящие под гнетом тяжелых камней — «Ну же! Кто на нас?!».

Вздрогнув, ворота отворились, но вместо темноты, меня ослепил свет множества факелов и фонарей, болезненно-белым светом заставивших меня прикрыть глаза, с жужжанием поднимая бронированную ногу. Свет померк, а мир закружился, словно волчок, когда мою протестующе заоравшую что-то тушку подхватили большие и сильные ноги, прижимая к такой знакомой, покрытой жесткой черной шерстью груди, утопившей меня в самом дорогом на свете запахе – горького, старого табака.

— «Нет, я точно не хочу об этом говорить» — буркнула я, не обращая внимания на ироничный взгляд серого земнопони – «Просто знай, что эти зебры опасны, очень опасны. Один из них, слепой – ловкий подлец, способный сломать тебе шею голыми копытами. А еще – они владеют какими-то магическими причиндалами или амулетами… В общем, каким-то навозом, позволяющим им делать странные, даже пугающие штуки».

— «Даааа? И насколько пугающие?».

— «Например, позвать каких-то монстров из преисподней, способных сожрать тебя живьем».

— «Наверняка, это были очень страшные чудовища» — на полном серьезе заявил Равикс, хотя его желтые глаза беспардонно смеялись. Шкура жеребца пришла в норму, глаза уже не полыхали колдовским огнем, и теперь вряд ли кто-нибудь мог бы предположить, как ужасно выглядел этот земнопони всего неделю назад, во время битвы с неведомым врагом – «И очень скрытные. Никто из тех, кто побывал в этом месте, не нашел ни следа неведомых зверей из Тартара».

— «Зато они нашли то, что утащили оттуда эти полосатые мрази!» — рыкнула я, изо всех сил влупив копытом по крыше. Удар получился не резким и смазанным из-за застывших на холоде шестерен механических поножей, неохотно пережевывающих холодную, комковатую смазку, но судя по треску и раздавшимся из расположенной под нами землянки испуганных криков, жившим в ней пони хватило и этого – «Там были какие-то вещи, которые они забрали с собой! Возможно, амулеты, талисманы, и прочее колдунство! Я тебе что, единорог?!».

— «Да, для единорога ты чересчур криклива» — хмыкнул белогривый жеребец, тут же получив звонкий подзатыльник – «Эй, поаккуратнее с этими штуками, предупреждаю. Могут довести до беды».

— «Да? А судя по глазам, ты хотел сказать что-нибудь вроде «Если не перестанешь, я оторву тебе твои ходули, и затолкаю туда, где не светит солнце, kurwa!». Ну, или что-то вроде того».

— «Стар просил приглядеть за тобой, но знаешь что, кобыла? Я думаю, что если я зашью тебя в мешок, то он будет этому только рад. Я даже оставлю для него пару пикантных надрезов…».

— «Графит просил тебя… Чего сделать? Куда зашить?» — я так удивилась, что промазала со второй оплеухой, и увлекаемая весом нелегких механизмов, крутанулась на своем насесте, в очередной раз рухнув с крыши землянки. Несильный пинок жеребца придал мне дополнительное ускорение, и протестующе пища, я влетела в тот же самый сугроб, из которого выбралась всего несколько минут назад – «Тьфу! Сволочь! Ну, дай мне только подняться!».

— «Поднимайся. Уже жду» — ехидно сверкнул на меня глазами земнопони, потряхивая поднятым с крыши плащом – «Видишь? Заворачиваешь сюда кобылу – так, чтобы ноги были прижаты к животу. Ну, или вытянуты – это смотря кто как любит – после чего завязываешь пару узлов. И все – пожалуйте пользоваться».

— «Это такой земнопоньский обычай?» — злобно пропыхтела я, безуспешно пытаясь вытряхнуть снег, набившийся в оккупировавшие мой загривок механизмы. Чем дальше, тем более удобными казались мне эти штуковины, судя по толщине брони, обещавшие едва ли не лучшую защиту как от ударов, так и от неожиданных рывков, частых при отбивании обрушивающегося на меня оружия, и я уже прикидывала, что же получится, если совместить их с плавным, неторопливым фехтованием на полуторном мече – «Так вот откуда он мог набраться этих своих штучек, от которых у меня потом зад не проходит по несколько дней! И вообще, ты его знаешь, что ли?».

— «Наши ордена… Дружили, скажем так. А то, о чем я тебе говорил — это такой грифоний обычай. Распространен при взятии бургов и городков» — на полном серьезе ответил мне Равикс, заставив передернуться от отвращения – «Что ж, их можно понять – этот народ страдает не от отсутствия самцов, а скорее, от нехватки самок. Ну и местным это не особенно в тягость…».

— «Эт-то еще почему?!».

— «А ты видела, что у этих кошек летучих под хвостом?» — ехидно осведомился жеребец, безразлично глядя на покачивавшуюся неподалеку сторожевую вышку. Казавшиеся до того ненужными, теперь каждая из них была занята укутанным в овечий тулуп земнопони, вглядывавшимся в вечернюю темноту. Солнце уже зашло, но где-то за лесом еще мерцали кроваво-красные отблески, словно знаки далекого пожара – «Тьфу, мелочь, даже и не разглядеть, без увеличительных стекол. Бортницам, крестьянкам и просто жительницам весей легче им подчиниться, чем сопротивляясь, потерять имущество и близких. Кое-кто даже хвастается, что ничего и не чувствует, хотя как по мне, так это просто обида и злость на насильников».

— «И местные все это терпят?».

— «А что им остается? Земля эта велика и обильна, но жить в ней очень тяжело».

— «А к Эквестрии обратиться не пробовали?» — закончив оббивать с себя липнувший к шерсти снег, я свирепо уставилась на безразлично подтягивавшего пряжки заштопанной стеганки жеребца – «В конце концов, принцессы не стали бы терпеть такого безобразия в своей стране!».

— «Вот именно, что в своей стране. Спроси, кем считает себя любой из этих пони – эквестрийцем, или Олд Стамповцем, Уголчанином, а то и просто свободным жителем севера? Принцессы пришли сюда без их согласия, также, как и грифоны – и что же? Жизнь стала лучше?».

— «По крайней мере, при нас тут никого не ебут в рот и в жопу, завернув в грязный мешок!» — вызверилась я, плавным ударом разнося ни в чем не повинный сугроб. Шестеренки протестующе зажужжали, жалуясь на замерзшую смазку – «Мы тут жизни кладем, а местным, оказывается, этого и не нужно! Дала под хвост грифонам, и дальше потопала делами заниматься? Okhuet как здорово!».

— «Добро пожаловать в реальную жизнь, деточка».

— «А я не хочу, чтобы в этом мире была такая вот «жизнь», понял? Не хочу, и буду делать все, чтобы ее не было, такой вот «жизни»! Пусть даже и наперекор местным вшиварям!».

— «Так делай» — безразлично откликнулся белогривый жеребец, красивым прыжком с перекатом оказываясь рядом со мной – «Делай. Вот только благодарности за это не жди. Только палок, плевков… А может, и вилы в спину».

— «От вас дождешься, благодарности вашей!» — надменно фыркнула я, глядя на приближающуюся искру. Сверкая доспехом, на нас пикировал один из патрульных, явно намереваясь приземлиться прямо мне на голову – «А вилами я и сама… Ну, что еще?!».

— «Мэм, вы должны это видеть!».

— «Видеть что?!» — рыкнула я, оборачиваясь к черневшему за стеной лесу. Где-то далеко, догорали последние лучи заходящего северного солнца, окрашивая верхушки в цвет свежепролитой крови – «Яснее говори! Налёт? Кто-то прет против солнца?».

— «Мэм, это не солнце!».

Подавившись начальственным рыком, я взмахнула крыльями, и подняв небольшую снежную бурю, рванулась в небо. Где-то позади остался серый земнопони, длинными прыжками, по крышам, рванувшийся к лесенке сторожевой вышки, в то время как я уже набирала высоту, очутившись над крышами бурга, и до рези в глазах всматриваясь в нескончаемый, алый закат. Прошло всего полчаса, а из встревоженно ворочавшегося городка, сбросившего сонную зимнюю одурь, в небо излились семерки и тройки пегасов, на ходу, перестраивавшиеся в походные клинья, один за другим, потянувшиеся на юг. Проводив последний десяток, я снялась со своего насеста на жиденьком зимнем облаке, где коротала все это время, беспокойно мечась по холодному и влажному пару, и мощными гребками рванула вперед, забывая про усталость и страх, про боль в ноющих мышцах и крыльях, протестующих против немаленького перевеса, что устроили мне так и не снятые механические поножи – все было забыто, ведь где-то там, за неподвижным морем притихшего леса, случилась беда. Собранные, встревоженные, пегасы отчаянно молотили крыльями, стремясь только вперед – на юг, к далекому зареву, освещавшему зимнее небо. Солнце догорело, и уже давно ушло за горизонт, оставив после себя алую точку огромного пожара, охватившего, казалось, целую гору, и наши зубы стискивались от ненависти и боли, когда мы представляли, какая же сила смогла его запалить.

Где-то впереди, у края горизонта, мощно и победно полыхало Кладбище Забытого.

---

Огонь. Море огня.

Казалось, что горело все – деревья, земля, и даже самый воздух исходили тяжелым жаром и клубами удушливого дыма, заставлявшего нас кашлять задолго до того, как наши порядки приблизились к лагерю. Не жалея своих крыльев, мы летели весь вечер и большую часть ночи, вглядываясь в растущее на наших глазах зарево, вскоре, превратившееся в огромные языки пламени, взметнувшиеся над вершинами сосен. Дым превратился в самую настоящую тучу, рвавшуюся прямиком в сторону лагеря, и лишь оставленные, по совету Лонгхорна, высокие сосны на западном склоне холма хоть как-то прикрывали лагерь и его защитников, хотя было решительно непонятно, как мог существовать хоть кто-то в этих черных клубах.

— «Они все погибли?!».

— «Вряд ли. И это явно не случайность!» — проорала я. Гул от пламени стоял такой, что приходилось кричать, чтобы услышать в этом победном реве хоть чей-нибудь голос – «Видишь, какая правильная дуга огня идет на лагерь с запада? И на севере от него тоже что-то горит. Нет, это явно поджог, Рэйни, а значит, на лагерь напали грифоны».

— «Как ты и говорила!».

— «Как я и говорила» — взяв выше, мы пролетели над полосой огня, ощущая, как жар подхватывает наши тела, зашвыривая все выше и выше. Спрятаться в клубах дыма было не сложно, и задержав дыхание, мы рванулись сквозь темные тучи, перевитые отсветами бушующего под нами пожара, приземляясь на ходившую над лагерем тучку, рядом с развернувшимися к нам порядками крылатых легионеров.

— «Легат! Это ты?!» — заорала знакомая фигура. Рванувшись, она зависла передо мной, срывая с головы шлем, и протирая красные, раздраженные дымом глаза. Испачканный сажей и кровью, Тэйл казался выходцем из самого пекла, чему немало способствовал его изрубленный, исцарапанный доспех – «Как хорошо! Прикинь, они напали! Напали! Как ты и говорила!».

— «Да ты чо?!» — еще несколько мгновений назад озабоченно втолковывавшая Рэйну свои опасения по поводу всего этого бардака, я, словно по волшебству, преисполнилась брезгливого интереса, с ехидным прищуром разглядывая мельтешащих вокруг пегасов – «И как?».

— «Эй! Я говорю, что они напали!» — вновь крикнул бежевый жеребец, словно я могла не расслышать его предыдущей фразы – «Они прячутся там, за дымом, и сшибают нас, словно голубей!».

«Ну, хоть один это признал. Запиши, а лучше запомни – все-таки не каждый день эти пернатые хамы понимают, что в мире есть те, кто получше их умеет управляться с копьем и кинжалом».

— «Ну… Бывает» — с тяжело давшимся мне безразличием, пожала плечами я. Жужжа, шестерни провернулись вперед и назад — «Давай, вперед! Мы готовы!». Но увы, сегодня был не их день, ведь именно сейчас вершилось то, чего так недоставало этому отряду, все больше напоминавшему сведенную воедино банду из разных родов войск. И я не собиралась прерывать замечательно идущий урок.

— «Но…».

— «Буши, вы ж меня разжаловали? Нет? Странно… Но когда я отсюда улетала, меня определенно собирались отстранить от командования. Сейчас я вернулась, движимая лишь интересом, да накатившим на меня чувством ностальгии, поэтому и заглянула на огонек – разузнать, кто это тут со спичками балуется».

— «Значит, ты решила уйти?» — из клубов дыма вынырнула тройка пегасов, опускаясь на облако рядом с остальными – побитыми, израненными, надышавшимися едким дымом. Кашель и стоны неслись к нам со всех сторон, и лишь стоявшие на краю облака легионеры, заполошно размахивавшие крыльями, не давали удушливой черной туче накрыть с головой этот островок спокойствия – «Вот так вот? Самый важный момент?».

— «Кому-то он важен. Кому-то и нет» — я развернулась, спокойно и твердо встретив горевший нехорошим огнем взгляд своего примипила. Стоявшие по его бокам кобылы мгновенно нашли себе дело где-то у края облачка, стараясь не встречаться со мною глазами – «Как я уже сказала, моя роль тут чисто наблюдательная. Погляжу – а вдруг и пригодится что-нибудь записать, для истории. Очень, признаться, короткой истории Легиона».

— «Торжествуешь…» — неприятно усмехнулся надорванным ртом соломенношкурый пегас, выдавливая из себя кривоватую ухмылку – «А потом не пожалеешь?».

— «Пожалею» — где-то внизу раздался гнусавый звук легионерского рожка. И еще один. И еще – «Но лучше отплакать сейчас, чем потом стать жертвой чудовища, которое породила. Не я ли говорила вам, что родила вас? Теперь же я вас и убью!».

— «Эй, командир!» — подпрыгивавший от нетерпения Рэйн сунулся вперед, но тут же остановился, увидев мою предупреждающе поднятую ногу. Живущие своей жизнью когти вновь вылетели из стального накопытника, предупреждающе блестя, словно четыре граненных алмаза – «Слушай, ты же это не серьезно?».

— «Это еще почему?» — фыркнула я, глядя на спускавшуюся с неба тень. Секунда – и темная фигура нарисовалась рядом со мной, заставив многих отпрыгнуть подальше от разгибавшегося стража. Встряхнув перепончатые крылья, Графит с неодобрением покосился на творившийся вокруг бедлам, и занял место чуть поодаль, внимательно вглядываясь в медленно проплывавшие внизу стены крепости.

— «Так ведь… Тут же наши! Зачем же мы тогда прилетели сюда?».

— «Наши? Что ж, ты прав. Они «наши». Хотя кое-кому они стали очень чужими» — фыркнула я, мазнув глазами по вздрогнувшей фигуре Хая Винда – «Они забыли о присяге. Они забыли про клятвы. Они решили, что могут прожить и сами, устанавливая те правила, которые будут им полезны и нужны. Но ты прав – они все еще «наши», поэтому каждый, кто считает своим долгом вступиться за них – милости прошу. Не препятствую».

— «Мы проигрываем, Раг!».

— «Я знаю. Точнее, уже вижу. Их командир оказался хитрее, чем вы, mudaki».

— «Раг, тут три тысячи пони, и мы потеряли уже треть, если не половину!».

— «Хай, я полна скорби, поверь!» — фыркнула я, глядя на бушевавшее пламя. Огонь добрался до землянок северян, и мне показалось, что я вижу бессмысленно мечущиеся фигурки там, внизу, под медленно вращавшимся облаком – «Но у этих пони есть командиры. У них есть офицеры, способные повести их за собой, и выиграть это сражение… Ну, так они думали, конечно. Но в конце концов, всем приходится взрослеть, и если в мирное время «Родители ничего не понимают в этой жизни!» прокатывает, то в бою – отнюдь не всегда. Так что это экзамен тому, что я родила – в муках, в поту и слезах выпестовав то, что теперь решило жить своей жизнью – и да помогут богини ему сдать этот зачет!».

— «Они наступают» — прервал тяжелую паузу Графит, гулко фыркнув на заполненном дымом ветру – «Большой отряд – около трех сотен, если я не ошибаюсь. Одоспешенные алебардщики впереди, над ними – метатели камней с рогульками. Двигаются к воротам… Но почему по земле?».

— «Потому что мы сверху, и пока – величина для них неизвестная» — не задумываясь, отмахнулась я, взглядом ломая дрожащего от отчаяния и гнева Хая – «А ниже пролететь они не могут – там самый жар, и удушливый дым. Тем более они уверены, что в лагере остались одни земнопони. А у нас что, ворота открыты, что они вот так вот прям строем идут?».

— «Они… Мы не успели их починить» — виновато промямлил кентурион Шестой Отдельной, избегая глядеть мне в глаза – «Слишком много случилось за это время…».

— «Даааа! Чего только не случиться за две с лишним недели!» — злобно ржанула я, прикладывая ко лбу холодное, обутое в сталь копыто – «Графит, передашь весточку Госпоже? Я расформировываю этот гадючник!».

— «Нет!».

— «Раг, что ты творишь?!» — не сдерживаясь более, заорал на меня Винд. Подскочив, он вознамерился схватить меня за шкирку, но почувствовав не слабый толчок, с которым мои новые конечности чиркнули по его доспеху, лишь обхватил меня копытами за плечи, тряся, словно плюшевого медвежонка – «Да, я мог быть не прав! Однако я делал все, чтобы все шло как нужно! Плюй на меня! Бей! Убей вообще, если тебе так этого хочется, кровожадная ты ссучка, но подумай о тысячах пони, которые там умирают из-за нашей ссоры!».

— «Они решили, что это ссоры офицеров, и они их не касаются» — отстранившись, пожала плечами я. Стоявшие вокруг пони приблизились, и я вновь ощутила рядом с собой тяжелую тушу Графита, предостерегающе обнажившего немалых размеров клыки – «И, как я уже сказала, у них есть вожаки. Главари. Те, кто были готовы взять на себя командование. Ты, Хай Винд. Ты, Буши Тэйл. Интриган Фрут Желли, решивший поиграть против меня – кстати, где этот рогатый Макиавелли[19]? Вы все решили поуправлять этим кораблем – так вперед! Вот он, ваш звездный час!».

— «На нас прет почти пять тысяч, Раг! Пять! Тысяч! Грифонов!».

— «Okhuet’ ne vstat’!» — признаюсь, при озвученной цифре, мой желудок сделал кульбит, и провалился куда-то в область копыт, поэтому мне пришлось отвернуться, чтобы не потерять то насмешливое выражение морды, которое не сходило с нее во время всего этого разговора – «Так вам же лучше! Будет, на ком потренироваться! Вон, видите? Внизу толчется куча наших ребят, однако ни одного из них нет на стенах! Вот и займитесь, пока враг не взял нас тепленькими. Начните с малого, ребята! Че вы так скуксились?».

— «Они умны, и нам не хватит сил!» — делая шаг назад, прорычал Винд. Казалось, он был на грани отчаяния – «Там, за ними, идет еще столько же, если не больше, и стоит нам только высунуться, как они обрушивают на нас град камней! Они используют тактику приманок!».

— «Эй, мы же тоже так делали!» — обрадованно завопил мечущийся вокруг Рэйн, заставив вздрогнуть дрожавшую неподалеку Нефелу. Увязавшаяся за мной пегаска явно собиралась посмотреть на увлекательную схватку тупых южан с могучими унгонами, а оказалась в центре самой настоящей катастрофы – «Помнишь, командир?».

— «Вы… Ты делала так же?» — воззрился на меня Хай. Похлопавший меня по спине муж уже вовсю семафорил мне светящимся взглядом, намекая, что публичную порку пора бы и прекращать, пока нам всем не вставили грифоний фитиль, причем по самые гланды – «Но… Раг! Бери командование! Быстрее! Пока еще есть надежда!».

— «Да нууууу?!».

— «Клянусь! Клянусь, я…».

— «Заткнись уже, Тэйл!» — рыкнула я. Движением крыла раздвинув сгрудившихся вокруг легионеров, я двинулась вперед, сердито топая по облаку обутыми в сталь, передними ногами – «Мне тошно на вас смотреть! Обосрались, как новички! Как новорожденные! И зачем мне опять влезать в это дерьмо?!».

Оставшаяся позади толпа молчала.

«Они всего лишь пони. Мирные пони, еще не успевшие понюхать настоящей войны».

«А мы? А ты? А я?».

«Я помогу» — эта фраза заставила меня вздрогнуть. Так мог бы говорить Древний, но сейчас во мне была я. Только я… И еще раз Я – «Я подскажу. Не бойся. Я же тебе обещала, что теперь мы всегда будем вместе. Заговорят о тебе – и сразу же вспомнят меня. Это ли не то, о чем мечтает каждый родитель, глядя на своих потомков?».

— «Просто я уже давно не принимала свои таблетки» — пробормотала я, ковырнув расступавшийся под копытом, насыщенный копотью пар. Вдали вновь взвыл рожок – судорожно, отчаянно, дико. Обернувшись, я внимательно поглядела на стоящих позади пегасов, глядевших на меня, словно на какое-то жуткое диво – «Ну, и huly вы тут встали? Собрать все доступные силы на юго-восточной стороне лагеря! Доложить о потерях и имеющихся силах!».

— «Сделаем!» — возбужденно рявкнуло несколько голосов. Увидев мою отмашку, Рэйн рванулся было с остальными, но тут же присмирел и вернулся, увидев мое крыло, намекающе похлопывавшее по облаку – «Ээээ… А мы?».

— «Вы останетесь тут, как мой личный резерв» — буркнула я, стараясь не видеть его расцветшей от счастья рожи. Описав полукруг, крыло вытянулось, и уперлось в грудь Хая длинным маховым пером – «А ты, примипил…».

— «Им не хватит времени на все это» — с отчаянием, и какой-то наивной надеждой в голосе, прошептал соломенношкурый пегас, натягивая изрубленный, покореженный ударами шлем – «Сестренка, я не знаю, что мы… Что ты будешь делать, но я сделаю все, чтобы этот день не стал последним для всех нас!».

— «Вот и хорошо» — сжав зубы, я постаралась не расслабляться, и взять себя в копыта. Не время. Пока еще не время – «Тогда ты, Винд, исправишь свою вину! Да, я виню тебя в том, что произошло, как винила бы себя, если бы я пропустила этот удар! Поэтому сейчас ты возьмешь всех, кто прилетел со мной, всю эту сотню – и полетишь исправлять свои ошибки! Дай им это время, примипил – даже ценой своей жизни!».

Кивнув, жеребец набрал в грудь воздух, и с отчаянным ревом рванулся вперед, проходя над головами моей сотни. Услышав этот древний призыв, пегасы поднимались за ним, словно волна, обдавая нас порывами ветра, рвущегося из-под сотен крыльев, разогнавших на миг удушливую гарь. Всего лишь сотня – что могли они против пяти тысяч грифонов?

«О, очень многое. В нужном месте даже соломинка способна проткнуть самый твердый из камней».

— «Ты уверена в том, что ты делаешь?» — поинтересовался Графит, изредка косясь в сторону беспокойно шарахавшейся из стороны в сторону Нефелы. Испуганная пегаска изо всех сил старалась не показать, как страшно ей было находиться среди всего этого кошмара, наполненного криками, звоном оружия, и ревом огня – «Думаю, мне стоит проследить за ним, не находишь? Не в наших интересах терять такого перспективного кадра, да еще и привязанного к тебе отныне чувством вины».

— «Согласна. Только себя побереги, хорошо?» — задрав голову, я притянула к себе голову мужа, вырвав у него короткий поцелуй, оставивший на губах вкус гари и крови – «Сейчас он получает один из самых важных уроков в своей жизни, поэтому прошу, не испорти ему экзамен».

— «Постараюсь» — хмыкнул здоровяк, натягивая на себя темно-фиолетовый шлем с шипастым, кованным гребнем – «Скажи, а для меня ты не приготовила чего-то подобного, ммм?».

— «Для тебя, милый, я придумаю целое приключение!» — обнадежила я ночного стража, после чего подошла к краю облака, и внимательно обозрела фигуры грифонов, с торжествующим визгом скакавшие к стенам на фоне бушующего неподалеку пожара — «Неф! Ты там не замерзла? Гляди, сколько внизу веселья! Присоединяйся!».

Распахнув во всю ширь крылья, я приготовилась прыгнуть вниз, ощущая, как где-то внутри начал собираться тугой комок. Три сотни… Что ж, наверное, этот день запомнится всем участникам представления, собравшимся на наш огонек!

— «Эй, грифоньи хари!» — первые десятки, наконец, добравшиеся до стен крепости, остановились, увидев в проеме небольшой отряд земнопони, перед которыми, блестя нетронутыми еще доспехами, расхаживала мелкая пегаска, придерживая крылом огромный полуторный меч – «Что встали? Заходи по одному! Или вы собираетесь жить вечно?!».

______________________________
[9] Наверное, самый древний способ очистки древесины от коры, применяемый кое-где и поныне.
[10] Bravo (италь.) – «Смельчак», наемный убийца, нередко самого низшего пошиба. Действовали гароттой, кинжалом и ядами.
[11] Скраппс намекает на М.С.Паниковского – собирательный образ мелкого жулика начала XX века, выведенный в романе И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой Теленок».
[12] Меритократия – очередной вариант утопического общественного строя, в котором к управлению обществом допускаются наиболее способные индивиды.
[13] Однопроходные. Существа, у которых половые и выделительные пути сходятся в клоаке – расширенном отделе кишки.
[14] Ассенизатор, профессионал по очистке отхожих мест.
[15] Куколь – остроконечный капюшон с прикрывающими плечи и грудь полосами ткани. Часть религиозных одеяний различных конфессий.
[16] ВИ – виртуальный интеллект. Программа, максимально близко копирующая человека, однако, не обладающая признаками настоящего разума, в отличие от ИИ – искусственного интеллекта.
[17]Blackmore's Night — The Circle.

[18] Победит – разработанный в СССР сплав карбида вольфрама и кобальта, до сих пор считающийся одним из самых твердых сплавов в металлургии.
[19] Н. Макиавелли (1459-1527) – итальянский философ и политический деятель, воспевавший в своих сочинениях власть, отрицающую любые моральные нормы. В быту используется как синоним коварной, вероломной, бесчестной персоны.