Банан

Глава 6. Бравый солдат Банан

Это последняя глава, в которой я допускаю элементы кроссовера, так что все последующие главы будут по антуражу такие же как первые четыре.
Так же эта глава обыгрывает образ, который стал основой для Банана. Я никогда не скрывал, что Швейк — это прообраз Банана. Однако, несмотря на всю их схожесть, это всё же довольно разные персонажи, и я надеюсь, то читатель это заметит.
К слову о том, откуда взялся тут Швейк: "Похождения бравого солдата Швейка" незаконченная книга, однако было известно, что Я. Гашек собирался эмигрировать в молодой Советский Союз и продолжать писать похождения Швейка, но уже как солдата Красной Армии. И именно этот момент, я обыгрываю тут.

Прошло две недели с моего приезда в Сталлионград, и не скажу, что жизнь там лёгкая. Но и не скажу, что она тяжёлая. Меня приютил к себе один историк, и я находился у него на иждивении в качестве гостя. Историк этот — приятный земной пони кремового окраса и тёмной, почти чёрной, кудрявой гривой и хвостом. Мы встретились с ним в архиве и чуть было не подрались из-за одного ящика. Как оказалось, он занимается составлением биографии одного из революционных деятелей. Это относится к восстанию против правительства Эквестрии и создания Сталлионграда. Его интересовал некто Швейк. Судя по рассказам товарища Копытки (так звали этого историка), Швейк — крайне тёмная личность. Внешность у него была подозрительно похожа на внешность Банана, тот же окрас и цвет гривы. Однако кьютимаркой у Швейка была кружка пенного напитка. Что касается прошлого Швейка, то до начала революции о нём ничего не было известно. В прямом смысле этого слова — он взялся из ниоткуда. Сам Швейк постоянно рассказывал о событиях своей жизни, и рассказы эти были похожи на бредни сумасшедшего. Бытовало даже мнение, что Швейк инопланетянин или вообще прибыл из другой вселенной. Но меня Швейк не стал бы интересовать так сильно, если бы не одно но: Банан оказался под командованием Швейка и служил с ним вплоть до увольнения из Красной Армии.

Я назвал своё проживание у этого историка иждивением, поскольку не будучи гражданином этой страны я остаюсь без работы и средств к существованию, и он обеспечивает меня едой и жильём. У Копытки была маленькая квартира в многоэтажном доме постройки времён генерального секретаря Хруща. Две комнаты, раздельная ванная и туалет, крайне маленькая кухня и балкон, на который я боялся выходить, так как мне казалось, что он может упасть в любой момент. Мебель в его квартире была в безобразном состоянии: шкафы были подбиты гвоздями, чтобы не развалиться, люстра электрического освещения висела не на крюке, а непосредственно на проводах, кресло в его кабинете вот-вот было готово разъехаться пополам, у рабочего стола не хватало одной ножки и Копытка подставил вместо неё тумбочку, ножки у табуреток были разной длины, отчего они постоянно качались, когда на них кто-нибудь сидел. В квартире обои были только в спальне, и это были старые, но хорошо сохранившиеся коричневато-зелёные обои с узорами в виде цветков, издали похожих на всё что угодно, кроме цветов. Среди этого антуража меня очень поразил ковёр, который висел в кабинете. Это был ковёр работы восточных мастеров, он безусловно красив, но на фоне остальных вещей в квартире, он был явно лишним и чужим.

— Зачем тебе этот ковёр? — спросил я как-то раз Копытку.

— Полезная вещь, он помогает сохранять тепло в доме и заодно закрывает трещину в стене. — отвечал Копытка. — Снимать его ни в коем случае нельзя, иначе трещина будет увеличиваться, что может привести к обвалу стены.

После этого разговора я старался не дотрагиваться ни до чего в его доме без крайней нужды. И всё же я довольно легко приспособился к жизни в таких условиях.

Мы с Копыткой вставали рано утром. Он готовил завтрак — жареные овощи. Запивать он это предлагал местным аналогом пунша — напитком, сваренным из сухофруктов, который называется компот. Мы ели за маленьким деревянным столиком, который шатался из стороны в сторону. Чтобы столик не шатался, мы подкладывали под одну из ножек деревянный брусочек. За завтраком мы предавались славной Сталлионграской традицией — разговорами о политике. Копытка всегда говорил о том, что Красная Армия могла бы давно разнести Эквестрию в пух и прах. Я же стремился увести тему в другое русло и всё время рассказывал о Пёрпл Порте и о том, какие плюсы есть у жизни в дальних уголках материка. После завтрака мы шли в архив. В архиве мы доставали интересующие нас документы и принимались распределять: где шли упоминания о Банане — мне, где шли упоминание о Швейке — Копытке.

В один из таких дней, я обнаружил очень интересный документ. Это было дело, в котором были доносы на Швейка, а к обложке дела было прикреплено скрепкой два приказа об увольнении в запас: один на Швейка, другой — на Банана.

— Эй, Копытка, посмотри, что я тут нашёл! — крикнул я, после того как быстро проглядел его содержимое.

Копытка шёл медленно и ворчал. Наверняка он переписывал к себе что-то в блокнот, а я его потревожил именно в этот момент. Но стоило ему только взглянуть на дело, как его настроение резко переменилось. Лицо его мгновенно стало выражать крайнюю заинтересованность и он спросил:

— Там донесения на Швейка, да?

— Ага, и не только, — ответил я. — Там ещё и доносы на Банана.

— Банан? — он выхватил у меня дело и посмотрел на приказы об увольнении. — Прополи меня картоха, если я понимаю всё правильно, Швейк и Банан наверняка сотворили нечто настолько ошеломляющее, что руководство наплевало на все достижения Швейка и выгнало обоих.

— Не мудрено, Банан — редкостный идиот, — сказал я.

— Ну, не скажи, Швейк любому болвану даст фору, — сказал Копытка.

Внезапно в мою голову врезалась идея. Всё вокруг будто шло кругом, и я почувствовал, будто разгадал великую тайну мироздания. Меня всего охватила такая сильная эйфория, что я потерял равновесие и чуть было не упал на пол.

— С тобой всё в порядке? — спросил Копытка, глядя на меня.

— Меня только что осенила идея! Скажи мне, Швейк был в Кантерлоте?

— Ну, да, был. Он вызвался добровольцем в разведотряд и он должен был проводить шпионаж… Погоди, не хочешь ли ты мне сказать, что…

Копытка оборвался на полуслове и замолчал. Я покрутил копытом, предлагая ему договорить.

— Банан — внебрачный сын Швейка, — проговорил Копытка.

— Банан поговаривал, что его “отец” постоянно пытался уличить свою жену в том, что Банан не его сын. Мать Банана отнекивалась, но было вполне очевидно, что “отец” прав.

— Пока что это лишь теория. Хотя очень правдоподобная. Пожалуй, мы сможем это проверить, но для этого потребуется много работы.

— А как ты думаешь, Швейк признал в Банане своего сына?

— Уверен, что нет. Знаешь, это забавно и печально одновременно — отец проводит последние дни со своим сыном, и оба они не знают, как на самом деле близки друг к другу.

— Действительно…. — сказал я и, цокнув по полу копытом, добавил — Пора продолжать работу!

Копытка кивнул и мы стали изучать папку с делом. В конце концов, это дело могло привести нас к более интересным подробностям жизни Банана и Швейка.

---

В тот день отряд разведчиков под командованием старшего сержанта Швейка выполнял чрезвычайно важное поручение — мытьё сарая с хозинвентарём. Перед началом выполнения этого ответственного задания, Швейк тщательно провёл инструктаж:

— Вы обязаны выполнить важнейшее стратегическое поручение, от которого зависит исход всей нашей войны. Вы спросите меня, “Чем мытьё старого сарая поможет войне?” А я вам отвечу, что во-первых, солдат не должен задавать вопросов, а беспрекословно выполнять приказ, а во-вторых, каждый приказ, отдаваемый нашим чутким и мудрым руководством несёт в себе настолько глубокий стратегический смысл, что голова простого солдата неспособна его понять. Этот сарай — ваше поле боя. Грязь — ваш враг. А средства мытья — оружие. Рвитесь смелее в бой, ради Красной Армии. Вперёд!

После такой речи Швейк разговорился с подошедшим к нему офицером и они вместе отправились в сторону ближайшей пивной. Как только он скрылся из виду, солдаты хором издали облегченный вздох и принялись неторопливо отмывать сарай. Сарай представлял собой довольно большое строение, где могли уместиться три повозки. Он был вытянутым и его ворота располагались на торце. Построен он был из досок, привинченных болтами к ферменному металлическому каркасу. Доски хоть и были старыми, но не были гнилыми. Внутри сарая было пусто, весь инвентарь из него вынесли ещё неделю назад. Единственное, что напоминало о том, что сарай использовался — это масляные пятна на полу и немного металлической стружки в дальнем углу сарая.

 — Как же хорошо, что этот болван на нас сейчас не смотрит, — обратился к Банану один из солдат, — Швейк не просто идиот. Он сумасшедший.

Банан молча посмотрел на пони, что обратился к нему, и продолжил протирать тряпкой стену.

— Нет, серьёзно, сумасшедший, — продолжил солдат, — Он постоянно несёт всякую чушь про то, что у него раньше были руки и он служил в армии какой-то несуществующей страны. Он говорил что-то про русский плен, про Ленина и дискорд ещё знает про что.

— Он наверняка пережил многое, — предположил Банан, — Вот, помнится, знал я одного стражника. Стражник этот уже наверняка на пенсии. Старый он. Ну так где он только не бывал. Вот разговариваю я с ним, а он возьми да и скажи, что ни разу не был в кондитерской лавке. А я у него и спрашиваю, мол, чего это он ни разу там не был. А о мне и отвечает, дескать, боялся кариеса. Ну я ему и предложил зайти в кондитерскую лавку. И зашли мы туда, а тама конфет — тьма тьмущая. Ну у него и глаза разбежались. Ну он не удержался и стал отовсюду брать конфеты и надкусывать шоколадные плитки и леденцы. Продавец конечно разозлился и достал арбалет. Ну, я ему по арбалету метлой как ударю, так он и выстрелил да прямо в потолок попал. И доску сломал. Так доска та упала и точнёхонько на прилавок. Ну я своего друга вытащить хочу, пока можно, а он не даёт — пихается. Сладкого хочет. А продавец уже опомнился и арбалет взять хочет. Ну, я его уже самого метлой кааак огрею. А потом и друга своего. А пока друг мой приходил в себя, я его на улицу выволок. И смотрю на него, а он всё в магазин рвётся и пена у него изо-рта идёт. Ну я его ещё раз огрел и к дереву привязал. Вот вспоминаю его и понимаю, что кариес — это опасная штука.

Собеседник Банана произнёс нечто нечленораздельное и дал Банану пустое ведро.

— Что мне с ним делать? — спросил Банан.

— Наполнить! — раздалось в ответ.

— Чем?

— Водой.

— Где?

— Просто возьми и наполни, болван! — произнёс он и вытолкал Банана из сарая.

Банан смотрел на ведро и пытался сообразить, где бы его наполнить. Однако ведро не содержало в себе никакой информации по этому поводу. Это огорчило Банана и он грустно побрёл куда глаза глядят в надежде найти место, где можно наполнить воду в ведро. Он шёл и шёл, пока в конце концов не оказался у офицерских казарм.

— Эй, ты кто такой и что тут делаешь? — раздался громоподобный голос.

— Я Банан и я выполняю стратегически важное военное поручение, — громко и чётко ответил Банан и посмотрел на источник голоса. Из окна казармы выглядывала голова пони тёмно-красного окраса с белоснежной гривой и густыми белыми усами. На нём была фуражка красной армии, которая всё время норовила слететь с его головы.

— Что за поручение?

Банан подошёл поближе к окну и подтянулся. Офицер развернул своё ухо в сторону Банана, и Банан прошептал:

— Я собираюсь налить воду в ведро.

Офицер застыл на месте и фуражка медленно упала с его головы. Как только она шлёпнулась на пол, он очень медленно посмотрел на неё, потом на Банана и лицо его стало окрашиваться в ярко-багровый цвет. Вскоре его глаз начал дёргаться всё быстрее и быстрее. Казалась, что его голова вот-вот взорвётся. И на пике этой локальной лицевой катастрофы, офицер издал свист своим носом и крикнул так, что ближайшие стёкла стали дребезжать:

— А ну пошёл вон отсюда, пока я тебя на гаупвахту не отправил, щенок!

Банан отдал ему честь и пошёл подальше от офицерских казарм. Он вышел с территории части и попал в город, где стал бродить в поисках места, где можно было бы наполнить ведро. Он долго шёл по улицам этого городка, пока не увидел пивную.Банан предположил, что в этой пивной он может наполнить ведро водой.

Банан с ведром вошёл в пивную с чёрного хода, так как он посчитал, что так можно быстрее добраться до кухни. И конечно же он был прав, пройдя по небольшому коридору, Банан вышел на кухню. В поисках крана он оглядел взглядом всю кухню, и в конце концов нашёл его. Кран будто ждал, чтобы его начали использовать. Он томно и неторопливо протекал, и крупные капли падали в раковину. Банан воодушевлённо и героически направился с ведром к крану, но внезапный окрик: “Ты что здесь делаешь?” сбил его с мысли и он так же воодушевлённо и героически оступился и упал. Ведро выскочило у него из копыт и полетело прямо в сторону говорившего. Немного покрутившись в полёте, оно нацепилось на голову вошедшего на кухню пони. И когда его голова оказалась в плену у ведра, речь стала плохоразборчивой и Банан уже не мог понять тех ругательств, что сыпались в его адрес или в адрес ведра.

— Дело дрянь, — сказал Банан и кинулся на пони с ведром на голове.

Он хотел снять ведро с его головы, но из-за того что его носитель постоянно брыкался, сделать это не представлялось возможным. Единственное, чего смог добиться Банан — полного разрушения кухонной мебели. После нескольких новых попыток снять ведро с головы, Банан смог вытолкать пони с ведром в зал пивной.

Ровный гул голосов, смех и нестройное пение, так свойственное таким пивным, было прервано ворвавшимся в зал пони с ведром на голове, погоняемым Бананом. Их появление было объявлено громким треском сломанного стола. За одним из столиков сидел Швейк в компании двух офицеров. Швейк узнал Банана и громко его окрикнул.

— Товарищ старший сержант, — обратился к нему Банан, — товарищ ведро уклоняется от исполнения своих боевых полномочий в лице переноса воды и проявляет агрессию к гражданским лицам.

— Рядовой Банан, — громко заявил Швейк, — проведите задержание товарища ведра.

— Будет исполнено!

Банан повалил на пол пони с ведром на голове и схватился зубами за ручку ведра. Под пристальным взглядом Швейка, он снял ведро с головы пони. Швейк подошёл к Банану, взял у него ведро и поставил его в центр пивной.

— Публично заявляю, — сказал он указав на ведро, — что товарищ ведро за нарушение воинского устава получает наказание в виде ареста на месяц.

Посетители пивной переглянулись между собой и раздался беспокойный шёпот, который был прерван Швейком:

— Рядовой Банан, арестуйте ведро!

Банан взял ведро и Швейк указал Банану на выход. Затем они вместе вышли из пивной, и Швейк повёл Банана с ведром в сторону военной части. Вскоре они дошли до гарнизонной тюрьмы и направились к начальнику.

Начальник гарнизонной тюрьмы — тощий жеребец серого окраса с тёмной гривой, сидел за деревянным столом в своём кабинете и перелистывал какую-то папку, которую явно достали из архива. Увидев двух жеребцов, один из которых нёс пустое и слегка помятое ведро, он прекратил чтение и положил папку на полочку под столом.

— С чем пожаловали? — спросил он скрипучим голосом.

— Мы привели арестанта, — сказал Швейк, — Рядовой Банан, подведите арестанта ближе.

Банан двинул ведро к начальнику тюрьмы, и начальник заглянул в ведро. Затем он посмотрел на Швейка и на Банана.

— Вы издеваетесь? — спросил он.

— Никак нет, — громко ответил Швейк, — За нарушение воинского устава товарищ ведро должен понести наказание в виде месяца ареста.

Начальник гарнизонной тюрьмы угрюмо посмотрел на Швейка и Банана, после чего дал им ключ и сказал номер камеры. Как только они ушли, он достал из ящичка флягу с водкой, сделал пару глотков и произнёс:

— Какие же сказочные идиоты.

После того, как ведро было заперто, Швейк и Банан отправились к сараю.

— Рядовой Банан, — обратился к нему Швейк, — откуда вы родом?

— Из Кантерлота, товарищ старший сержант Швейк.

— Кантерлот? Как интересно. А ведь я там однажды был. Мне было поручено провести шпионаж целью узнать о количестве войск, выделяемых Эквестрией для подавления революции. Для этой цели я сливался с Кантерлотцами и старался подражать их обычаям. На одном из приёмов я познакомился с одной интересной кобылкой. Сказать честно, я долго перестраивал своё мышление с человеческого, и в некоторых вопросах я перестраивался с особым трудом. Вот та дама как раз и разрешила для меня женский вопрос. Стоит отметить, она знатно наставляла рога своему мужу. Она изменяла ему чуть ли не после каждого приёма, на котором они были. Иногда даже с двумя или тремя джентльпони. И я оказался среди них. В прочем, я ничуть не жалею. А то обычно бывает так, что вот пообщаешься с дамой, а после общения гадко, будто тебе за шкирку червей насыпали. А вот дамы — это вопрос серьёзный. Знавал я одного плотника, и он до дам был уж очень охотлив. Но вот однажды ему попался ревнивый муж и надавал ему таких тумаков, что он женщин боится как огня.

Они пришли к сараю и солдаты окатили гневными возгласами Банана. Швейк гаркнул на них и, добившись тишины, произнёс:

— В связи с проявлением героизма при задержании особо опасного ведра, Банан заслуживает офицерского звания. Таким образом, он может вскоре принять командование вашим отрядом.

Среди солдат прошёлся раздражённый шёпот и гудение.

— Продолжайте убирать сарай, а нам с Бананом нужно будет уточнить некоторые детали.

После этих слов Швейк повёл Банана в другую пивную, где они решили пропустить по кружке пива. Дальнейшее развитие событий не помнит ни Банан, ни Швейк. Оба они оказались спящими на обломках оружейного склада. Примечательно, что за день до этого этот склад был целым и битком забит бомбами. Разрушенным оказался не только склад, но и вся военная часть. Никто не мог точно сказать, что произошло в ту ночь, но разрушения были столь катастрофичны, что военную часть не стали восстанавливать. После этого случая Банан дал себе клятву, что он никогда больше в жизни не будет пить спиртное.

После случая на складе было проведён суд, который вначале постановил расстрелять Швейка и Банана за саботаж и пьянство, несмотря на то, что во время зачитывания обвинения и в ходе разбирательства были предоставлены сведения об идиотизме и слабоумии подсудимых. Однако, к удивлению всех, Сталлион, который присутствовал на этом суде, высказался за смягчение приговора и в качестве наказания оставить лишь увольнение из Красной Армии. Как выяснилось позднее, он сделал это из личной симпатии к Швейку, которую тот заслужил ещё в годы революции. Этот зал суда — последнее место, где Банан и Швейк были вместе. После этого заседания их никто никогда больше не видел вдвоём.

Так закончилась славная военная карьера Швейка и служба Банана в Красной Армии.