Доказательства смерти

Дело №4: Пинки Пай

*Небольшое примечание о пистолете. Поскольку пони не может просто так взять обычный пистолет и выстрелить им, то здесь имеется в виду устройство, надевающееся на копыто с помощью браслета. От него вперёд отходит само, собственно, дуло, а магазин встроен в браслет. Слегка убого, конечно, но возможно.

Толкнув сначала правую, а затем левую верхнюю часть входной двери, я оглядываю кафе «Сладкий уголок»

Разумеется, оно не заброшено. Оно работает, как обычно. Но теперь уже нету этих шариков, нету конфетти, а самое важное – здесь нет Пинки Пай.

Сложнее всего переносить смерти подруг было именно ей. Каждая смерть ударяла розовую пони как клюшка для гольфа по шарику, но каким-то чудом она находила в себе силы подняться на копыта и продолжить заряжать Понивиль позитивом. Каждое упоминание о покинувших её друзьях заставляло её застыть, сглаживало её гриву, которая и так уже не была такой пышной, как давным-давно, и выдавало её страдающую сторону, а тот, кто заговорил на такую тему, начинал жалеть об этом, видя преображение Пинки. Но через десять секунд она снова становится более-менее похожей на себя, делая вид, что вообще не слышала слов о тех, о ком так тоскует.

Последний год все замечали даже, что она через чур весела, и одна часть жителей Понивиля предполагала, что она уже сбрендила из-за происходящего, но эту часть подавляла другая, большая, любящая Пинки Пай и заступающаяся за неё. И всё же с каждым днём она редела, медленно превращаясь в меньшую.

Никто ничего не успел решить точно, как в одно ничего не предвещающее утро произошло то, чего многие боялись, но что было неизбежно.

Пинки Пай, друга практически всего Понивиля, каждого жителя по отдельности, нашли мёртвой в подвале её дома. Вряд ли это можно было назвать подвалом – огромное количество воздушных шаров, конфетти и тортов говорили, что это скорее какой-то склад с заготовленным на много лет вперёд материалом для множества вечеринок.

Пинки лежала в центре помещения в луже крови с гривой, ставшей гладкой навсегда. Если бы здесь была только она и этот пистолет*, то всё можно было посчитать за самоубийство, как пять лет назад с Рарити. Но здесь был не только труп Пинки.

Рядом с ней Мистер и Миссис Кейки, услышавшие выстрел и пошедшие на звук, увидели сидящего и рыдающего жеребца по имени Дренка Молка. Именно его и подозревают в убийстве.

Но добиться нормальных показаний следователь – сейчас хотя бы один был в любом населённом пункте Эквестрии – от Дренка так и не смог. Единственное, что он постоянно повторял, хватаясь за голову – это слова «Она могла бы жить, если бы не я, я виноват, я виноват…»

Дренк Молк полтора года назад женился на Берри Пунш. Признание в любви кобылке для жеребца подготовила как раз Пинки Пай, после чего состоялась грандиозная вечеринка, а через неделю – свадьба. До этого момента они жили счастливо, и уже через полгода, насколько я знаю, у них должен появиться ребёнок…

Мотивы Дренка до сих пор неясны, и никто не берётся утверждать, что он виновен, но уже многие не хотят с ним видеться, кроме его жены, с жаром утверждающей, что её муж здесь не при чём. Сам следователь теряется в догадках. Я здесь для того, чтобы всё узнать.

Итак, я оглядываю первый этаж кафе «Сладкий уголок», но практически сразу понимаю, что ничего не узнаю здесь. Это общественное место, и про Пинки Пай здесь понятно только то, что она здесь минимум неделю, – а мне это уже известно, – не была. Ни конфетти, ни шаров. Один-единственный шар парит в центре комнаты, и всё.

Покачав головой, я поднимаюсь по лестнице, идущей сразу за прилавком с кондитерскими изделиями. Я опять же стараюсь ступать как можно тише, чтобы никого не разбудить…

Да, здесь всё ещё живут Мистер и Миссис Кейки и их дети. «Сладкий уголок» работает так же, как и работал, но уже нет той радости при входе в это заведение, какая была при Пинки Пай. Нет и не будет.

Я оказываюсь в коридоре, оканчивающимся окном, через которое на меня смотрит лунный диск. Справа идут двери Кейков, а слева – комната элемента Гармонии. Я тихо открываю дверь.

Увиденное в комнате заставляет мои глаза расшириться, а рот приоткрыться от удивления.

Белые тона охватывают эту комнату сверху донизу. На полу, куда ни посмотри, стоят корзины с цветами, справа от меня стоит поникен с прекрасным свадебным платьем, а на столике слева стоит торт.

Вид торта заставляет меня вздрогнуть от омерзения: торт стоит здесь неизвестно сколько времени и уже полностью покрыт плесенью. Лишь две фигурки наверху выглядят более-менее опрятно – молодожёны.

Цветы в корзинах тоже давно увяли, и их лепестки валяются на полу, некоторые из которых уже прилипли к моим копытам.

Единственное, что выглядит настолько хорошо, что сердце быстрее стучит – это платье справа. Узоры, ткань, вышивка – такое чувство, что Рарити когда-то дала это платье кондитерша, чтобы та его использовала на своё усмотрение.

Пинки готовилась к чьей-то свадьбе. Готовилась давно. И готовилась долго. Но к чьей?

Из давних свадеб я помню несколько, но в голову лезет только свадьба Дренка Молка и Берри Пунш из-за присутствия мужа возле трупа. Однако эта свадьба состоялась на славу – и платье у невесты было замечательное, хоть и не настолько было хорошо, как это справа, и цветов было много, и торт, специально приготовленный Кейками и Пинки Пай, был чудесен. Значит, это была какая-то другая свадьба. И, судя по торту, несостоявшаяся.

Но почему Пинки оставила всё здесь? Может быть, эта свадьба что-то значила для неё? Что?

Я приглядываюсь к торту. Если розовая кондитерша берётся устраивать какое-то мероприятие, то устроит его без единой задоринки, и всё будет блестяще. Полагаясь на это, я разглядываю фигурки молодожёнов.

Я понимаю, в чём дело. И мне становится не по себе.

Фигурка невесты того же цвета, что и Пинки Пай.

Это несостоявшаяся свадьба – свадьба Пинки!

Внезапно мне начинают представляться в голове те растянутые до отказа улыбки, те прыжки и те якобы радостные крики, часто переливавшиеся в визг. Сейчас всё это заставляет меня съёжиться от страха и жути. Пинки не может себя вести так. Тогда все думали, что это нормально, но сейчас я, видя вот этот тортик, меняю свою точку зрения. У меня появляется лёгкое чувство, что розовая пони сошла с ума.

Кто стоит рядом с ней? Я приглядываюсь…

Новое открытие словно бьёт меня по вискам. Дренк Молк. Он в виде жениха на испорченном торте.

Я… У меня просто нет слов. Пинки готовилась к свадьбе с Дренком, но вместо этого организовала вечеринку по поводу свадьбы его и Берри Пунш, после чего стала сходить с ума.

Получается, она, растягивая улыбки на своём лице и радостно визжа все эти полтора года, пыталась скрыть за всем этим… печаль?

Я смотрю на тумбочку возле кровати Пинки Пай. Рядом с какой-то стопкой книг на ней стоит фото. На нём счастливая Пинки Пай года эдак четыре назад, в обнимку со слегка смущённым, но тоже весёлым жеребцом, в котором я снова узнаю Дренка.

В моей голове медленно начинают всплывать факты, что они были друзьями. Всегда вместе гуляли, всегда вместе сидели в «Сахарном уголке». Об этом половина Понивиля знала.

А полтора года назад…

Я снова осматриваю увядшие цветы и заплесневелый торт. Возможно, именно полтора года назад она готовилась к признанию, знала, что это наступит когда-то. Может быть, Дренк спрашивал о советах по поводу общения с неизвестной кобылкой, а кондитерша наивно полагала, что эта неизвестная – она сама. Может быть, так и было…

Тогда каким же сокрушительным оказался для неё удар в виде признания Дренка Берри Пунш в любви! Как ей было больно делать вид, что она рада за них обоих! И как ей было мучительно терпеть эти полтора года до…

До чего? Убийства или самоубийства? Ответ на главный вопрос мне так и не известен. Мне нужно либо найти мотив убийства, либо доказать невиновность Дренка, даже несмотря на его роковую невнимательность по отношению к Пинки.

Я подхожу к стопке книг на тумбочке и, стряхивая несколько лепестков цветов с копыта, протираю обложку от пыли.

«Секреты тела: слабость и сила»

Анатомия. Опять анатомия. Когда-то давным-давно книга такого рода уже помогла мне разгадать загадку. Может быть, книга поможет мне и сейчас?

Я кладу её на пол и смотрю на заголовок следующей, более тонкой.

«Изучение болевых точек»

Тоже анатомия, но более странная. Болевые точки? Зачем они Пинки?

За ней последовала следующая:

«Секреты рога единорога»

Ненароком у меня проносится мысль, что Дренк как раз единорог…

Я практически кидаю книгу вниз и смотрю на последнюю, совсем тонкую, от которой по моему телу начинает течь пот:

«Кастрация. Инструкция для начинающих»

Я отбрасываю книгу, или, скорее, даже тетрадку, в сторону.

Но на столе остаётся листочек с планом. Совладав с собой, я начинаю просматривать пункты один за другим:

«Шаг 1: Погладить по животу.

Шаг 2: Нажать на болевую точку №42
Шаг 3: Облизнуть за шею

Шаг 4: Нажать на болевую точку №57
Шаг 5: Провести по лицу копытом

Шаг 6: Слизнуть пот с лица

Шаг 7: Сделать перерыв

Шаг 8: Ударить под дых

Шаг 9…»

Дальше я прекращаю читать. Каждый второй шаг становился всё жёстче, и дочитывать до конца мне совсем не хочется. Понятно было одно – Пинки собралась изуродовать Дренка. В некоторых пунктах можно даже заметить слова «выстрелить в»

Но Дренк, когда его нашли, был в целости и сохранности, на нёс не было ни синяков, ни крови. Получается, скорее всего, два варианта:
1: Пинки Пай одумалась и во время остановилась. Тогда, скорее всего, она убила саму себя.
2: Дренк Молк смог выпутать копыто из каких бы то не было ремней и, схватив револьвер, остановить розовую пони. Тогда убийца – жеребец, но убийство произошло в качестве самозащиты.

Второй случай крепче вяжется со словами Дренка «Я виноват, я виноват», но если Пинки при самоубийстве призналась во всём Дренку – такие реплики тоже возможны.

Ремни. Кресло. Я вспоминаю то, что рассказывали мне Мистер и Миссис Кейки. Кресло с ремнями стояло в десяти шагах от трупа. Ему никто не предал значения – кресло как кресло. Хотя и с ремнями. Я усмехаюсь. Не просто же так там были ремни.

Но, с другой стороны, ни у кого из этих двух не было ни синяков, ни следов побоев. Никто не предполагал, что один, или одна, ремнями пристегнул(а) к креслу другого, или другую.

Итак, Пинки пристегнула Дренка к креслу, обезвредив при этом его рог. При второй теории понятно, что освободившимся копытом жеребец мог отстегнуть остальные ремни, но при первой он всё ещё остаётся пристёгнутым, в то время как его нашли возле трупа.

Возможно, тогда прямо перед убийством сама Пинки Пай освободила его от ремней. Вернее, от ремня, потому что Дренк ДОЛЖЕН БЫЛ попытаться её остановить.

А что насчёт шока при убийстве Пинки? Убив кобылку, Дренк вряд ли поспешил бы выпутаться, в то время как владельцы кафе поспешили на звук выстрела незамедлительно.

Значит, больше обстоятельств указывают на самоубийство. Но точно я не могу сказать, хотя мне уже стало понятно, что Дренк всё-таки, как это ни странно при убийстве, невиновен – самозащита. Тогда я вытаскиваю из плаща небольшой листок – отсчёт следователя. Листая несколько скреплённых листов с иногда заметными засохшими капельками кофе, я нахожу разбор смертельной раны умершей.

«Рана от пули…»

Так-с… калибр, ширина раны… Вот.

«Рана в области виска»

Вот оно.

При таком раскладе, если Дренк выдернул копыто из ремней и схватил пистолет, то Пинки в этот момент должна была смотреть точно в сторону (что маловероятно, поскольку она была полностью была занята жеребцом), а жеребец должен был выстрелить точно. При самоубийстве такая рана отлично подходит.

Значит, всё же, произошло САМОУБИЙСТВО. Отстегнув, скорее всего, одно копыто (а возможно даже, что Дренк всё же его выпутал, но не смог достать оружие), она взяла пистолет и выстрелила в висок, при этом признавшись жеребцу в чувствах. И из-за этого он постоянно повторяет «Я виноват, я виноват…»

А из-за чего всё это? Пинки не смогла признаться в любви и оставила всё внутри себя, чтобы Дренк и Берри жили счастливо, но с каждым днём ей становилось сложнее сдерживаться. Пытаясь держать чувства в тайне, она, в конце концов, сошла с ума. Полтора года…

Ну зачем, Пинки Пай? Ведь ты могла признаться сразу. Всё было бы намного проще…

Я рассматриваю кекс на начале перил лестницы на чердак. Насколько я помню, при нажатии на него открывается тайная комната Пинки, тот самый склад. Но мне туда не хочется спускаться. Я просто уйду. Я уже знаю то, что мне нужно.

Я спускаюсь на первый этаж, прохожу мимо последнего воздушного шарика, который надула розовая пони, и, выйдя из дома, тихо закрываю за собой двери.