← "Реминисценции" «О переменах» →

Странник. Путешествие третье. Тёмный Град

«Внешний враг»

Элис со всей осторожностью, словно бы опасаясь обжечься, втянула в себя частицы окружающей её микрофлоры.

Старый вокзал. Ржавые рельсы, прогнившие от непривычного для них состояния атмосферы, покрытые трещинами лавочки в зале ожидания…

Со стороны главного проспекта послышался недвусмысленный перестук деревянных колёс экипажа, не слишком отличавшийся от обычного звучания кантерлотских карет, но для подкованного уха – настоящий пир дедуктивного анализа.

На вокзал едет королева – не иначе. Только её повозки снабжены магическими рессорами, трудновыполнимыми для массового производства, но вполне обыденными для такого могущественного и опытного мага, как Твайлайт Спаркл.

— Сегодня что-то произойдёт… – неожиданно даже для самой себя прошептала Элис, — просто не может не произойти…

— Как будто у тебя были сомнения... Не зря же по Эквестрии прошёл слух, что сегодня со своей «выставки» в столицу вернётся Рэрити, которую в Мейнхэттене так никто и не видел, — в полный голос ответил ей расположившийся по соседству человек в красной спортивной куртке, и улыбнулся. Вряд ли умиление может претендовать на звание «высокого чувства», но, чёрт возьми, иначе он смотреть на эту смазливую мордашку просто не имел желания.

— Да я не про то… — обращаясь будто бы вовсе и не к собеседнику, отмахнулась единорожка, но потом призадумалась, — хотя, может ты и прав. Слишком много совпадений в один единственный день.

Как ни странно, сегодня станция отнюдь не пустовала, как это бывает в любой другой будний или выходной день – с разных сторон, словно бы к назначенному часу, подтягивались любопытные горожане, казалось, заранее предупреждённые о некоем событии, что должно было произойти с минуты на минуту… Ну, или же просто собравшиеся в который раз поглазеть на белый круп небезызвестной иконы эквестрийской моды.

Алексей, вслушиваясь в неумолимо приближающуюся трескотню королевской кареты, вновь окинул взглядом зал ожидания. Старый вокзал... Но если есть старый, то должен ведь где-то присутствовать и новый, не так ли? И всё же, как не трудно догадаться, железнодорожная переправа перестала иметь приоритетное значение в эквестрийской инфраструктуре и прозвище своё центральная станция получила скорее не из-за возраста или вторичности, а из-за собственного состояния.

И вот, богато украшенная рюшками и слегка напоминающая свадебный торт крытая повозка, запряжённая двумя крепкими на вид жеребцами в церемониальных жилетах, тормозит у парадного входа здания вокзала, впрочем, соблюдая при этом некоторую дистанцию. Со скамьи, занятой странной парочкой, состоящей из кобылки и человека, редко встречающейся в последнее время, отлично просматривалась и карета, и значительное пространство вокруг неё, но другим зрителям, видимо, ожидавшим, что объект их вожделения (или ненависти, кто знает) приедет на поезде, пришлось нехотя подтягиваться к арке с проржавевшими турникетами.

Яркая вспышка, на долю секунды ослепившая зевак, ознаменовала прибытие на станцию гвоздя программы. Растрёпанная, спутавшаяся грива, потёкший макияж, заплаканные глаза – публика, разглядывавшая нарушительницу покоя, издала ряд встревоженных возгласов, разной степени громкости и продолжительности. Что-то в Мейнхэттене, или где бы там не проводила последние три месяца Рэрити, пошло не так, сразу видно. Но Элис это, кажется, совсем не волновало.

Она, вооружившись отсутствующим взглядом и тонной презрения, стремительно отправилась к выходу.

— Эй, ты куда? – только и успел воскликнуть ей вслед человек.

Твайлайт Спаркл, незамедлительно выпорхнувшая из кареты навстречу подруге, была тут же заключена в цепкие и отчаянные объятия. Даже с той точки, откуда наблюдал за сложившейся ситуацией Алексей, было отчётливо видно, как содрогалось исхудавшее тельце белой единорожки. Она что-то стремительно, то и дело перескакивая с одной мысли на другую, рассказывала о случившемся с ней последнему, кроме неё самой, оставшемуся в живых Элементу Гармонии. Человек, в последний раз взглянув на внутренности вокзала, отряхнул потрёпанную временем спортивную куртку и направился в сторону собравшейся вокруг драматического зрелища толпы.

Элис, к тому времени, уже успела пробиться в первые ряды, но её спутник, к сожалению, опоздал — высокопоставленные кобылки успели скрыться за створками королевской кареты.

— Тебе не кажется, что Твайлайт стала будто бы немного выше? – вдруг спросила у Алексея его подруга.

— Разве? Ну, я слышал, аликорны вообще постепенно перерастают всех своих подданных чуть ли не в два раза…

Земля вздрогнула. В который раз за последний месяц, если быть честным, но сегодня жителей Кантерлота посетило чувство, словно бы сотряхнулась самоё гора.

Пони в оцепенении уставились на Лунную Башню, где уже три года как бытовал портал между миром людей и Эквестрией – её шпиль медленно и со скрипом низверзнулся прямо на дворцовую площадь.

— Что это ещё, чёрт подери, такое?.. – даже Алексей, при всём своём высоком росте и видимой невозмутимости, почувствовал дрожь в коленях.

— Есть у меня парочка предположений, — на мордашке у Элис, в отличие от остальных, красовалась удовлетворённая ухмылка, — слышал когда-нибудь легенду о Тёмном Граде?

— Натаниэль, что вы думаете по поводу испытания одной из новейших психологических методик? Она, говорят, обладает поистине чудодейственным эффектом…

— Я не знаю… Вы тут врач, вам и решать…

— Значит, стоит попробовать. Итак, прошу вас, закройте свои глазки и внимательно меня слушайте…

Еле заметное магическое свечение ознаменовало материализацию внутри кареты тончайшего звуконепроницаемого поля.

— Это ещё для чего? – с сомнением в голосе спросил Пётр Петрович. Экипаж тронулся и без предупреждения завибрировал всеми своими рессорами – гораздо сильнее, чем это было раньше.

— Вы про магию, или про весь маскарад? – Рэрити, словно бы стараясь похвалить самоё себя за отличную актёрскую игру, самодовольно улыбнулась, — и то, и другое – для перестраховки. Кстати, из вас получилась очень неплохая Твайлайт Спаркл – такая же податливая и неспособная к принятию собственных решений.

В кабине, вестимо, для того чтобы дать читателю возможность вдоволь посмеяться после столь искромётной шутки, повисла неловкая пауза.

— И… Куда мы теперь направляемся? Вы задолжали мне объяснение, — Врачевский, требуя сатисфакции, устремил зрачки наперерез взгляду своей собеседницы.

— Ах да, прошу прощения… — единорожка прокашлялась, — видите ли, мы направляемся к одному моему старому товарищу, который подсобит нам с вами в расследовании по поводу вчерашнего «террористического акта»…

— Вы всё ещё уверены, что барьер был взорван изнутри?..

«…- Так… Всё это время вы были…

— Да, да, вы меня раскусили, непостижимо, как я могла так просчитаться. А теперь, если вы не против, я покину вас, ибо только что кто-то пытался сделать в магическом куполе пробоину, если вы не заметили. Можете оставаться здесь, вас всё равно никто не увидит, или… Если всё-таки пожелаете куда-то отправится, следуйте за мной…»

— Несомненно, — Рэрити, сказав это, приоткрыла копытцем занавеску, демонстрируя сквозь магически тонированное стекло проносящиеся за маленьким окошком кантерлотские улицы. Столица, ввиду собственного положения, не могла позволить себе широкие и протяжённые проспекты, зато каждый переулок здесь считался чуть ли не произведением искусства. На небольшой площади, в центре которой была воздвигнута мраморная статуя Эпплджек, столпились грозно настроенные пони с плакатами, что-то яростно скандируя… — Сами видите, какая напряжённая теперь в Кантерлоте атмосфера. Но ничего, когда мы отыщем подрывника, эпицентр их ненависти тут же сместится в иное русло.

Пётр Петрович уныло и слегка опасливо проводил взглядом агрессивную толпу непарнокопытных.

— И зачем же кому-то из них взрывать барьер, по-вашему? – Врачевский, в прочем, совсем небезосновательно относился к словам Рэрити с некоторой долей скепсиса – и не только потому, что она уже зарекомендовала себя отнюдь не самой честной пони – вчера вечером он своими собственными глазами видел, как с другой стороны к барьеру приближался охваченный пламенем пегас, — вы полагаете, что они желают собственной смерти?

— Нет, конечно нет, — кобылка рассмеялась, словно бы услышав что-то забавное, — они желают смерти не себе, а вам. Это мог быть кто-то особенно умный, кто, например, имел доступ к замку и мог каким-то невероятным образом прознать кто вы такой и с чем вас едят. Вспомните, насколько недалеко от нас с вами произошёл взрыв – покушавшийся наверняка свято верит, что вас можно убить только «вашим же» фиолетовым туманом. Глупость, никто и не спорит, но я и вправду слышала подобные теории. Даже если сугубо гипотетически предположить, что вы и есть то же самое существо, что три года назад вызвало Наслоение, то марево – это последнее, чего вам стоит опасаться, не правда ли?

Помощнику писателя, ни на мгновение не желающему сопоставлять себя с образом местного аналога оружия массового поражения, претило даже малейшее сравнение с этим индивидуумом, а потом он не преминул заметить:

— Насколько я помню, с ваших же слов, то существо было одной с вами расы и совсем не походило на человека.

— Извольте, извольте, вы только что прогуливались по вокзалу, и все прохожие лицезрели, как я обнималась с Её Высочеством, а не с вашими бёдрами, господин Врачевский, а теперь говорите что-то про внешний вид! – единорожка не скрывала собственного веселья – пожалуй, если бы не звукоизоляция, кто-то из тягловых пони мог изрядно погреть уши, да так, что пришлось бы потом с ним повозиться. – Всё относительно, дорогуша — может быть, все ваши кажущиеся друзья на самом деле являются переодетыми злодеями, скажем, хм, из прошлых частей вашего романа. Как вам такая идейка? Не забудьте использовать, только, разумеется, с вас причитается часть гонорара.

Рэрити, как было известно писателю, с недавних пор славилась в невероятно узких кругах своим мастерством перевоплощения, что, несомненно, было заметно и в её мимике – выражение её мордашки резко сменилось с закадычно-подкалывающего на сухое и безэмоциональное.

— Впрочем, если отбросить весь неуместный юмор, — сказала она, вглядываясь в свой непременно идеальный, независимо от маскировки, хуфикюр, — мне совершенно плевать, вы это сделали, или нет. Если Эдмундс не ошибается, то вы и в самом деле писатель. А значит, у меня всё-таки появилась возможность изменить этот мир к лучшему. Я уже помогла многим пони на психологическом уровне, но всё это мелочь по сравнению с тем, что я смогу провернуть с вашей помощью. А для этого мне необходимо полное доверие. Я искренне извиняюсь за вчерашнее «представление» — мне думалось, что образ Твайлайт вызовет у вас гораздо больше симпатии. Но ни она, ни Эдмундс, помешанный на личных интересах, не обладают достаточным хладнокровием для кардинальных изменений. Именно поэтому вы сейчас здесь, со мной – а также потому, что оставлять вас во дворце было бы крайне опасно…

— Но для чего же тогда нужна была история с вокзалом? – Пётр чувствовал, что задаёт слишком много вопросов, но эта поездка, возможно, его последний шанс выведать из разоткровенничавшейся кобылки хоть какую-то информацию, — ведь вы могли просто вновь сделать меня невидимым для окружающих…

«- Простите за бестактность, Ваше Высочество, но с кем вы разговариваете? – спросил один из не особо одарённых мозгами стражников, что караулил в заповеднике во время взрыва».

— Чтобы не беседовать с самоё собой, конечно же, — саркастически парировала Рэрити, впрочем, не слишком усердствуя, — «поездка на показ мод» в Мейнхэттен и так порядком затянулась — пони начали задавать ненужные вопросы, которые рано или поздно разрушили бы легенду. И тут появились вы – человек, судьба которого подвластна мне так же, как моя вам – так почему бы не разыграть небольшой спектакль? Просить кого-то другого – значит, подвергать всю операцию неоправданному риску, а вы, насколько я знаю, имеете наименьшую из всех возможность раскрыть мою тайну народу. Ведь мы с вами одновременно можем отдать друг друга на растерзание бушующему населению, а потому должны заботиться о взаимной безопасности, не так ли? Я полагаю, этот факт станет первым столпом нашего с вами несомненно продуктивнейшего сотрудничества.

И ведь не поспоришь, подумал Пётр Петрович, но большого внимания на слова собеседницы не обратил. В голове его крутилась совсем иная мысль – как он узнал о природе звуконепроницаемой магии единорожки, если та никак, в сущености своей, не отличается от любого другого защитного поля? Писатель, ощутив знакомую дрожь в запястьях, опустил взгляд на собственные ладони… Перед глазами его вновь замельтешили буквы.

— Не зевайте, дорогуша, мы уже приехали, — сказала Рэрити застывшему со странным выражением лица человеку, натянула на мордашку очаровательную улыбку и, аккуратно приоткрыв дверцу, отправилась беседовать с возничими.

Врачевский последовал её примеру ровно на две трети.

Кантерлот выглядел встревоженным. Казалось бы, во время катастрофы население его сократилось более, чем вдвое, но теперь столица по подсчётам переписчиков была насыщена жильцами даже обильнее, чем в мирные годы. Постепенно подрастало новое поколение, названное газетчиками «фиолетовым», шахтёры осваивали внутренности горы в качестве населённого пункта… Кстати, о жеребятах – детям нового времени приписывали просто невероятные особенности – несколько десятков супружеских пар уже заявили, что произвели на свет новые инкарнации Селестии и Луны, а некоторые особенно поехавшие рассказывали о «кентаврах» — физиологически невозможном гибриде между пони и людьми. Последние же и вовсе были самыми частыми завсегдатаями желтушных заголовков сверхмодных бульварных журналов, вроде «Пурпура», затмивших своей популярностью даже «Кантерлотского вестника», и прежде остальных становились жертвами различных спекуляций и инсинуаций со стороны прессы. С другой стороны, глупо было бы отрицать факт того, что «человеки» совсем не являются «очередными забавными зверушками, приехавшими погостить к своим копытным соседям» — ведь само их появление вызвало в Эквестрии неизгладимые изменения. Что удивительно, за прошедшие три года абсолютное большинство успело свыкнуться с новыми сожителями, и лишь немногие до сих пор испытывали по отношению к ним лишь жгучую ненависть. Их можно было понять – не каждый решится по собственной воле делить свою крышу с одним, а то и несколькими существами неизвестного вида, которые, вполне возможно, являются причиной смерти его родственников и друзей. Кто бы что не говорил, но некоторое количество «расизма» издревле заложено в понячьей натуре – стоит только вспомнить доселестианскую войну пегасов, единорогов и земных пони. И, как это обычно водится, каплей, что заставила кислотный чан неистово забурлить, тоже суждено было стать человеку, который, к прискорбию, бывает не только добрым и дружелюбным – митинги, акции протеста, громкие заголовки газетных статей – всё это было вызвано появлением так называемого «пожирателя жеребят», что терроризировал столицу в течение последнего месяца.

Множество подобного рода информации свалилось за эту ночь на голову Петра Петровича, и он до сих пор старался её переварить, всей душой надеясь, что свежий воздух поможет ему освежить голову.

— Мисс Рэрити, Ваше Высочество, вы точно уверены, что желаете сойти здесь? – извозчик, обладающий ярко-огненной гривой и такой же окраски пышным хвостом, с, казалось, искренним беспокойством переводил взгляд с одной «царственной особы» на другую, — это ведь «людской квартал». Я ничего против людей не имею, отнюдь, но здесь сегодня не совсем спокойно. Может…

— Всё в порядке, Эглтон, можете отправляться обратно в замок – и не волнуйтесь, ведь со мной будет самый сильный маг Эквестрии, — проворковала белая единорожка и, самым миловидным образом поправив копытцем причёску, кивнула в сторону живота Врачевского. Коренастый жеребец, по всей видимости, был очень польщён тем, что «икона Эквестрийской моды» обратилась к нему по имени, а потому начал тут же делиться этим достижением со своим напарником.

— Пойдём, Твайлайт, нам ещё нужно успеть уладить кое-какие дела, — с этими словами Рэрити приняла на себя ведущую роль в предстоящем «приключении».

Тем временем, столица жила своей жизнью. Прохожие, спешащие расправиться с заботами будних дней, бросали лишь мимолётные взгляды в сторону примечательной парочки, один за другим скрываясь в бесконечном потоке понячьих и человеческих тел. Каждый в это ранее утро, а особенно те, кто приходил ни свет, ни заря поглазеть на драматичное возвращение модельерши, торопились попасть к рабочему месту, чтобы занять свою маленькую, но важную ячейку в странном улье, называемом обществом. Даже люди. Как ни странно, обладателям пальцев и некоторых других конечностей тоже нашлось занятие. В переулке, разграничивающем Центр Столицы и Людской Квартал, двуногих можно было увидеть за прилавками некоторых не слишком претенциозных бутиков, небольших магазинов, ювелирных и часовых лавок (которые, кто бы мог подумать, не переставали работать даже после «апокалипсиса»), а парочка «человеков» в грубо пошитой одежде подметала улицу вручную удлинёнными мётлами. Идиллия, казалось бы, но в воздухе, словно древняя пыль в гробнице какого-нибудь фараона, витало тяжёлое напряжение, которое легко читалось во взглядах представителей обоих видов. Народные массы, как ни странно, любят обобщать – так, матери, провожающие жеребят в детские сады, видели маньяка в каждом человеке, который попадался им в радиусе двух-трёх метров, а людям повсюду грезились безжалостные линчеватели, готовые разорвать на куски любого, кто по строению тела напоминает предмет их ненависти.

— Итак… Что нам известно о личности подрывника? – избегая всевозможных преамбул, начала разговор Рэрити.

— Ну... Что он… Достаточно силён, чтобы сделать пробоину в магическом поле?.. – предположил Пётр Петрович, не совсем понимая подоплёки подобного диалога, — а ещё то, что это был охваченный пламенем пегас, который врезался в Барьер с внешней стороны, не так ли?

— Оставьте ваши инсинуации, дорогуша, не делайте из меня дурочку – мне ли не знать, что поле как раз-таки и было создано для того, чтобы не пропускать «потустороннее изображение», если можно так выразиться, — единорожка, по правде говоря, уже устала от повторяющегося из разу в раз рассказа её спутника. Она не могла даже теоретически допустить достоверности его показаний, ведь иначе это означало бы, что за Барьером и вправду сохранилась жизнь, которая, как можно было выяснить из вчерашнего случая, несёт в себе вполне осязаемую угрозу. – Кто знает, возможно, это какое-нибудь из ваших «писательских видений» о будущем, или что-то вроде того…

— Выглядело бы весьма несуразно, если честно. — Впрочем, кто он, чтобы оспаривать мнение «правителя» этого странного мира, подумал Врачевский, и решил прекратить дискуссию, — хорошо, давайте отталкиваться от вашей версии. Я полагаю, что подрывником может быть советник Эдмундс.

— Ну, это вы, конечно, загнули, — Рэрити нервно усмехнулась, лавируя между телами мимо проходящих и, кажется, совсем не беспокоясь о том, что кто-то может подслушать их диалог.

— Почему нет? Он явно замышляет что-нибудь эдакое. Почему бы ему не задумать угробить всех пони при помощи фиолетового тумана, а за одно и нас с вами похоронить? Или, наоборот – в первую очередь он хотел угробить нас, а потом уже перехватить власть в свои копыта, а? Как вам такая теория?

— Весьма несостоятельная, как по мне, — Рэрити сокрушённо выдохнула, — я, дорогуша, ввиду своего положения вынуждена была довольно долго работать неподалёку от советника, а потому неплохо изучила его, догадывается он об этом или нет. Он совсем не так прост, каким пытается казаться – это его зловещее поведение, постоянный яд и натужный пафос речи – всё это некий образ, тщательно и закулисно выстраиваемый для некоей цели, так я думаю. Я знаю, что он жеребец, в прошлом, возможно, увлекавшийся живописью, о чём говорит то, что он через третьи лица закупает дорогую масляную краску. У него было двое детей, жена и любовница, и все они погибли во время Наслоения. Он преследует цель отмщения и возможно ищет способы наказать виновных в смерти его близких — а потому потенциально опасен для вас. Крайне придерживается и оберегает личность Спаркл, отчего можно задуматься о некоторых тайных планах, связанных с ней. Ведёт некую научную работу, связанную, по всей видимости, с порталом между мирами. Скрывает лицо из-за травмы, полученной во время катастрофы. Кажется, всё… Из выше сказанного, я имею право сделать вывод, что ему как минимум «пока что» не выгодно избавляться от меня, а вас он, если бы хотел, мог прикончить ещё тогда, когда вы были привязаны к его кушетке. Как видите, у меня тоже есть свои агенты и источники…

Рэрити притормозила около одного из небольших двухэтажных домов, что располагались на перекрёстке Людской и улицы Солнца, и театрально перевела взгляд на собеседника:

— И к одному из них мы прямо сейчас и направляемся!

Сказав это, единорожка вздёрнула носик и застучала копытцами по деревянному порожек обветшалого кирпичного здания.

— Это, конечно, замечательно, но ведь то, что вы сказали, совсем не повод для вычёркивания Эдмундса из списка подозреваемых, согласны? – Врачевский поспешил вслед за своей собеседницей.

— Конечно же не повод, — кобылка заговорщецки улыбнулась, — но у нас всё ещё слишком мало доказательств.

С этими словами белоснежное копытце ловко взметнулось ввысь и несколько раз ритмично стукнуло по входной двери, оснащённой низковатым для Петра Петровича глазком. С той стороны послышались глухие неуверенные шаги.

— Хей, Фредди, открывай, это твоя старая подруга! – елейным голоском произнесла Рэрити, обращаясь, вестимо, к обитателю дома на перекрёстке. Как оказалось, этого было вполне достаточно – дверь скрипнула, демонстрируя публике своего хозяина.

На пороге стоял молодой худощавый единорог с тёмной гривой и серой со слабым оттенком малинового шерстью. На спину его был накинут мягкий домашний халат, что одевают, дабы укрыться от сквозняков.

«Фредди» на долю секунды прищурился – на первый взгляд, от яркого света искусственного солнца, но наблюдательный зритель мог бы заметить, что вспышку произвело ни что иное, как витой рог модельерши.

— Фредди, дорогуша, рада тебя видеть, — расплылась в улыбке кобылка и, прочистив горло, обратила взор в сторону писателя, — Эмиль, знакомься — это Фред, мой старый друг и помощник, Фредди – это Эмиль, мой новый приятель, с которым я познакомилась во время своего последнего незабываемого путешествия...

— Что ж, очень приятно, — голос хозяина прозвучал дружелюбно, но очень осторожно, не выражая никаких лишних эмоций, — проходите внутрь, не стесняйтесь. Я как раз заварил кофе…

Из личных записей капитана Пеликанова.

«Если верить земному календарю, в котором я до сих пор отчего-то зачёркиваю дни, сегодня пятница. Что ж, не знаю, как это связано с моей повседневностью, но медлить больше нельзя. Сегодня же отправлюсь во дворец».

— Интересная история, однако, — частный детектив, с недавнего момента также известный Петру Петровичу как «Фредди», сделал ещё один шумный глоток ароматного людского напитка (кто бы мог подумать, что растение, считавшееся среди пони сорняковым, окажется способным воссоздавать такой невероятный вкус), — я уже наслышан по поводу этой вчерашней «бреши в Барьере», но теперь, благодаря вашим показаниям, сцена заиграла новыми красками. Спасибо, Рэрити, что пришла сюда вместе со своим другом.

Укутанный в халат пони поморщился, словно бы кофе до сих пор был слишком горячим. Единорог выглядел сонным, но в тоже время энергичным и сосредоточенным, как кошка, которая выжидает момента, чтобы схватить за хвост дикую птицу, клюющую хлебные крохи. Его голос почти что убаюкивал, тем временем повествуя о крайне значимых и важных вещах.

Письменный стол, заваленный книгами и тетрадями разного калибра, почти полностью зашторенное окно, пропускающее сквозь себя лишь пару солнечных лучей, заставляющих вьющуюся в кабинете пыль сверкать и серебриться, гусиное перо с притупившимся остриём – всё это создавало образ скорее неряшливого студента, нежели грозного борца с преступностью. Впрочем, как позже пояснила Рэрити, этот пони и вправду некогда являлся слушателем лекций в Университете Прикладной Магии, но после был отчислен «за неуспеваемостью».

— И что ты можешь сказать по этому поводу? – модельерша нетерпеливо ёрзала в кресле, напоминая в этом образе скорее Пинки Пай, нежели «истинную леди», — ты же понимаешь, дело не терпит отлагательства. Чем раньше мы отыщем «подрывника», тем…

— Тем скорее вы получите пони, на которого сможете повесить все грехи, я понимаю, — Фредди усмехнулся, забавно приподняв уголок рта, — и я, не подумай, отнюдь не осуждаю тебя. Получив «козла отпущения», вы с мисс Спаркл сможете сместить гнев народа с межрасовых разборок на общего и, так сказать, всеобъединяющего «врага». Ведь ничто так не сближает, как взаимная ненависть, правильно я понимаю?

— Ты как всегда зришь в корень, дорогуша, — Рэрити обольстительно улыбнулась, стараясь таким образом расположить собеседника к более непринуждённому разговору. Впрочем, как виделось, выходило это у неё не слишком успешно.

Тем временем, у Петра Петровича совсем остыл кофе. Досадное событие, что тут скажешь.

— В любом случае, я уже успел навести некоторые справки, а потому с чистой совестью могу поделиться с вами предоставленной мне информацией, — единорог отставил наполовину полную кружку подальше от бумаг и перевёл взгляд на собеседницу, — один из моих агентов работает садовником в придворцовом заповеднике, и вчера вечером ему было дано оперативное поручение — расспросить о произошедшем всех тех, кто в это время так или иначе находился в саду. Этим же утром он занёс мне список их показаний…

Фредди телекинезом распахнул один из ящиков стола и вытянул оттуда несколько небольших клетчатых листков.

— На основании показаний трёх стражников, моего садовника и двух пожилых дамочек, прогуливавшихся по заповеднику, можно со смелостью предположить, что в подавляющем большинстве случаев в саду была замечена, цитата, «подозрительная высокая фигура двуногого существа, стремительно убегающего по направлению к выходу из парковой зоны»; а охранник, который дежурил у этого самого выхода, заявил, что «своими собственными глазами» видел человека в «длинном чёрном плаще с буквами ненашенскими и светящимися», который «пулей улепётывал из парка» и направился в сторону Центрального Вокзала, — детектив оглядел публику, прослеживая реакцию каждого из представленных персонажей. Рэрити была явно и очень заинтересована открывшимися фактами, даже слегка «нездорово заинтересована», а вот некто Эмиль… Эмиль выглядел отрешённо, словно бы он был вынуждён к нахождению в этой комнате и тщательно старался скрыть какие-либо эмоции на своём крайне прилизанном лице…

Фредди достал из глубокого кармана шерстяного одеяния небольшую флягу, из тех, в которых обычно хранят крепкие напитки, и плеснул её содержимое прямиком в бокал с кофе. Получившийся коктейль, внешне прохладный, мгновенно стал ощутимо горячительней.

— Что ж, — протянула белая единорожка,- это, я так понимаю, весьма сужает круг подозреваемых, не так ли?

— И да, и нет, — хозяин кабинета, всем своим существом прочувствовав, как живительная эссенция, слегка отдающая спиртом, теплом распространяется по его организму, с глухим призвуком опустил кружку на дубовую поверхность старого письменного стола, — с одной стороны, если это и вправду человек, диапазон на самом деле становится уже, и нашей общей целью становится «Человеческое посольство»; но ежели это человеком не было? Ежели некто подобным поступком хотел скомпрометировать весь род людской? Тогда единственными нашими зацепками остаются лишь предполагаемый Центральный Вокзал, а также чёрный плащ «со светящимися буквами».

— Но подожди, ведь вокзал, как и посольство, тоже находится в Людском Квартале – разве это не зацепка? – возбуждённо воскликнула Рэрити, слегка оперевшись копытцами на стол.

— Возможно, но не стоит хвататься за неё, как за последнюю соломинку, — бокал у детектива, тем временем, был уже окончательно пуст, — в любом случае, я беру ваше дело, но с одним условием – вы должны мне помочь.

— Я и не сомневалась, дорогуша, ты просто обязан был оставить и нам немного своих приключений…

— Дело в том, что мне, ввиду некоторых причин, запрещён вход в «посольство», а потому туда придётся отправиться тебе, Рэрити, — Фредди, хоть и обращался к своей старой подруге, не сводил глаз с её нового приятеля, — не стоит беспокоиться – ты приближена к Твайлайт, которую там очень ценят, ты умеешь заговаривать зубы, выведать нужную информацию – уж я-то знаю не по наслышке. Тем временем, моей задачей станет разработка «второго дна» — я постараюсь накопать информацию о «черном плаще», о вокзале и пони, что мог притвориться человеком, например, используя заклинания, схожие с магией «перевёртышей». Кто знает, может это и вовсе был перевёртыш… В общем, пока что это будет нашим планом.

Легчайший сквозняк ознаменовал завершение основной части акта посещения частного детектива. Рэрити плавно выбралась из плюшевых объятий мягкого кресла и размяла копытца.

— Значит, — подытожила она, — всё как обычно?

— Да, — Фредди поплотнее затянул поясок на халате, — стоимость моих услуг тебе известна, место встречи – тоже. Следующую аудиенцию, думаю, назначим на послезавтра.

Детектив встал, стряхнул со лба длинную нечёсаную прядь и всем своим видом выказал намерение проводить своих гостей к выходу. Собственно, гости и не сопротивлялись.

Рэрити, прежде чем покинуть сию «обитель дедукции и анализа», крепко и по-дружески (хотя, пожалуй, с позиции Петра Петровича было непросто определить степень двусмысленности поступка кобылки) обняла своего, если верить её же словам, очень доброго и верного друга. Тот, кажется, был весьма доволен этому событию, хоть и не показывал виду.

— Спасибо, — сквозь неплотный лицевой мех Фредди проступил лёгкий румянец, — ты всегда знаешь, как растопить моё сердце. Да и задачки подкидываешь, что уж врать, не из рядовых. В любом случае, до встречи, мисс Рэрити и… Мистер Эмиль. Друзья моей подруги – мои друзья, так что я очень надеюсь побольше узнать о вас в ближайшие дни…

Фредди смерил писателя взглядом, который, наверное, воспламенил бы спичку, будь она где-нибудь неподалёку от лица Врачевского.

— До свидания, дорогуша…

Дверь захлопнулась, оставив собеседников по разные стороны входного в здание отверстия.

— Кажется, я ему не понравился, — протянул Пётр Петрович, пытаясь угадать, наблюдают за ними через глазок, или нет.

— Фреду вообще мало кто нравится, — Рэрити, впрочем, такой ерундой не занималась и решительно направила свои копыта в сторону Людского Квартала.

— Но почему же тогда вы не оставили мне образ Спаркл? – писатель поспешил за своей провожатой, — ей богу, это явно заставило бы его проявить чуть больше уважения…

— Вы совсем не знаете Фреда, дорогуша, — Рэрити, хоть и направляла взгляд в предположительную область таза Врачевского, всё равно слегка приподнимала голову, дабы её слова ощутимее долетали до высоко расположившихся ушей спутника, — я специально выбрала для вас видок заправского «красавчика-иностранца», — жаль, что вы не смогли оценить — дабы вызвать в душе у нашего детектива чуточку ревности. Он, помнится, был влюблён меня, когда ему стукнуло шестнадцать, посещал каждый мой кантерлотский показ… И именно я разожгла в нём любовь ко всякого рода дедукции. Наш с ним небольшой роман сам по себе являлся своеобразной детективной задачкой. Я подкидывала ему ребусы, а он, не щадя себя, прикладывал все усилия дабы решить мою главную загадку, добраться до ответа, который, по сути своей, был довольно прост. Для меня это было игрой, а для него – чувством всей жизни. Когда он дошёл до этого своим умом – попытался покончить с собой, как это часто случается с подростками — но ему помешало Наслоение. После этого он и стал таким… Какой есть сейчас. Малоэмоциональный, расчётливый, неразговорчивый… Кто знает, на какие средства он живёт. Я помогаю ему, как могу, иногда даже придумываю липовые расследования… У него и вправду светлый ум, кстати. В любом случае, я полагаю, ваше появление расшевелило его. Он постарается навести о вас справки, может быть даже скорее займётся поисками компромата, нежели основным делом, но уверяю, его усилия всегда приносят результат, иначе я бы никогда к нему не обратилась. Он верен мне, как старый пёс, а потому и является одним из моих агентов. И предупреждая ваш следующий вопрос – да, вам придётся провести в образе Эмиля ещё несколько дней к ряду, до тех пор, пока мы не найдём подрывника, кем бы он ни оказался.

Рэрити тяжело вздохнула, переводя дух после столь длинного монолога. На часах было девять утра, и улицы значительно опустели – даже митингующие куда-то исчезли.

— И всё же, раз у вас есть столь весомая подмога, простите мою невежественность, то – зачем вам нужен я? – этим вопросом Врачевский хотел даже не столько прояснить ситуацию, сколько выявить степень собственной свободы – кто знает, может Рэрити не захочет держать детектива при себе на протяжении всех двадцати четырёх часов в сутки, раз у него теперь имеется собственная маскировка.

— Пётр Петрович, — единорожка, неожиданно для писателя, резко остановилась и развернулась на сто восемьдесят градусов, глядя ему прямо в глаза, — мы с вами партнёры, разве вы ещё не уяснили? Я не могу отпустить вас, пока наше с вами дело не завершено, иначе я рискую очень многими личными козырями, вам ли не знать. Вам же тоже не стоит убегать, ибо заклятие искажение представления работает только при ближайшем нахождении рядом с его источником, то есть, со мной. И давайте, наконец, отложим эти пустые разговоры – нам нужно объединиться ради общей цели, после выполнения которой наши обязательства друг перед другом будут исчерпаны, как и будет прекращено общение, если вы того пожелаете. Наша задача – найти подрывника раньше, чем это сделает советник. Я, представьте себе, не доверяю ему столь же сильно, сколь и вы, а потому и не оставила вас во дворце в качестве его подопытного кролика. Поймите, если мы с вами захватим террориста – мы получим просто колоссальное преимущество перед Эдмундсом. Я давно подыскала на него компромат, а потому была заведомо готова к подобному стечению обстоятельств – ведь рано или поздно должно было произойти нечто из ряда вон выходящее. Вы всё уяснили?

Писатель кивнул. Теперь он в полной степени осознал тяжесть своего положения – в копытах модельерши он такая же игрушка, как и бедный Фредди. Тем не менее, что уж говорить, общество кобылки импонировало ему гораздо больше, нежели соседство с полубезумным жеребцом в капюшоне; более того, перемещение по городу помогало Врачевскому как следует оценить обстановку в округе, а следовательно – разработать тщательный план побега. Ведь место его совсем не здесь…

Пётр Петрович было уже решил возобновить своё движение по улице, как оказался остановлен властным голосом мнимой королевы:

— Стойте, — Рэрити приподняла белоснежное копытце – под тем виднелась нарисованная «от руки» листовка, призывающая приходить по некоему адресу к девяти часам утра, — как же я могла забыть…

Единорожка стремительным галопом бросилась в переулок, а ошеломлённому писателю только и оставалось, что быстрым шагом следовать за ней. Спустя несколько не столь чистоплотных как центральные улицы подворотен, парочка оказалась в самом сердце Людского Квартала – на площади имени Рейнбоу Дэш, прямо напротив скромного кирпичного двухэтажного здания Человеческого посольства, выкрашенного в тёплый зелёный цвет. Под окнами последнего собралась изрядная толпа, состоящая целиком из пони, с явным акцентом скандирующих фамилию некоего Пеликанова и воинственно сверкающих рогами. Впрочем, кажется, пока что их агрессия выражалась только устно…

— Фух, кажется, пронесло, — Рэрити, тяжело вздыхая, оглядела территорию, — давно я так не бегала... Не будь вы со мною, я, наверное, телепортировалась бы. Кажется, у них там очередное бесполезное сборище, они так часто делают... Я уж подумала, что раз недовольные потратились на листовки, то дойдёт до чего-то серьёз…

Взрыв, что прогремел в следующую секунду, заставил Петра Петровича схватиться за уши… Отчаянный писк, что почему-то называют «звоном», заполнил собою всё внутричерепное пространство и вытеснил, кажется, даже самоё мысли. Именно под такой аккомпанемент вылетали оконные стёкла из близлежащих домов и падали замертво пони, которым снесло голову разлетевшимися по площади фрагментами кирпичной кладки. Досталось даже статуе радужногривой пегаски – та, спустя три года после собственной смерти, лишилась своих знаменитых крыльев.

От второго этажа, под которым мгновение назад была сконцентрирована толпа, остались лишь остовы каменных стен. Детонация подчистую уничтожила сразу несколько помещений к ряду, открывая неподготовленному взгляду внутренности Человеческого посольства, а также остекленевшие в первобытном ужасе глаза его обитателей…

— Мы идём прямо по его следам, господин Врачевский… — Рэрити, несмотря на потрепавшуюся гриву и длинную кровоточащую царапину, прочерченную вдоль левой щеки пролетевшим мимо осколком черепицы, выглядела невероятно воодушевлённой, — он где-то здесь, прямо среди этого хаоса…

Глаза у единорожки сверкали пламенем чистейшего азарта…

«Визит, в целом, прошёл успешно, но Твайлайт, кажется, стала относиться ко мне чуть более прохладно. Не знаю, может быть у неё просто плохое настроение, но она всегда была так добра и предрасположена к людям… Пожалуй, эти записки становятся чересчур сентиментальными. Пора подобрать в местной библиотеке что-нибудь более подходящее истинному мужчине. Мне, помнится, как-то приглянулась обложка «Краткой истории народа Бриззи в художественном изложении…»

— Это… Вы… Наверное, трудно себе представить… Просто я в первый раз испытываю такое чувство — а за всю мою карьеру, где я, что уж там, не мало повидал, это можно назвать новшеством… Чувство, когда ты лишь спустя время понимаешь, что несколько минут назад мог и в самом деле умереть. Я не совру, если скажу, что и раньше подвергал себя опасности – пару раз даже участвовал в перестрелках – но всё это было как-то… Запланировано, что ли, а тут…

Капитан Пеликанов, со слов Рэрити, обычно вполне разумный и сдержанный человек, сидел на полу, прислонившись к стене, и разглядывал собственные трясущиеся руки. Всего в паре метров от него, в соседней комнате лежало изуродованное тело его коллеги, на месте которого вполне мог оказаться и самоё предводитель людской расы в Эквестрии.

Пеликанов был одет в парадную и выстиранную, но уже очень поношенную полицейскую форму, в паре не слишком заметных мест щеголявшую грубо заштопанными надрывами. На лице его красовались молодцеватые усики, слегка тронутые сединой, и бородка, не совсем аккуратно выравненная чем-то явно неподходящим для данного занятия.

— Извините меня за экспрессию, просто... Хотя, чего я объясняю, вы, мисс Рэрити, и сами тот ещё психолог, — капитан изобразил на физиономии вымученную улыбку и, опираясь на потерявшие побелку стены, поднялся на ноги, — пройдёмте в мой новый кабинет, мне есть что вам рассказать…

Модельерша, а заодно и Пётр Петрович, попали в здание почти что незамедлительно после взрыва — благо, детонация не коснулась центрального входа. В общей суматохе никто и не думал спрашивать, «кто такой этот Эмиль» и как он связан с подругой королевы – все просто приняли его за данность. Тем временем, на площадь со всей столицы съезжались и слетались полицейские.

— Видите ли, — тон Пеликанова вновь приобрёл строгость и уверенность, впрочем, всё ещё сохраняя лёгкие дребезжащие нотки, — я думаю, что вопреки будущему выводу полиции, детонация произошла изнутри…

Дверь в помещение, где лежал труп одного из сотрудников посольства, была приоткрыта, и писателю вновь пришлось обратить свой взор на дочерна опалённую концентрированной магической энергией одежду, сросшуюся с кожей умершего. В желудке у Врачевского заскреблось противное и склизкое чувство жалости, перемешанное с отвращением.

— Изнутри?.. Вы так думаете? – Рэрити приходилось быстрее перебирать копытцами, дабы поспеть за широко шагающим полицейским в отставке, — но ведь многие видели, как пони в толпе явно что-то колдовали…

— Нет, я без сомнений уверен, всё обстоит именно так, как я и думаю. Доверьтесь моему профессиональному опыту, — капитан остановился около кабинета, расположенного в другом крыле того же второго этажа и с приглашающим жестом распахнул дверь, — стоит только правильно взглянуть на область поражения, и всё сразу станет понятно… Но у меня есть и гораздо более весомый аргумент.

Усадив гостей на довольно жёсткие стулья в кабинете, явно предназначенном для рабочего рангом пониже, Пеликанов отодвинул несколько книг на стеллаже и достал из-за них небольшой флакон с голубоватой жидкостью.

— Жалко Серёгу, хороший парень был… — протянул он, и, перехватив заинтересованный взгляд Рэрити, поярче продемонстрировал гранёную бутыль, — не желаете ли?

— Разве людям подобное можно? – кобылка слегка приподняла левую бровь.

— Мне – вполне, — капитан нацедил несколько капель напитка в серебряную чайную ложечку, помеченную буквой «П», — после этого самого Наслоения у меня весьма странно ведут себя, как бы это выразить… Внутренние органы. Они периодически изменяют ритм своей работы, а иногда просто берут и… «Отключаются». Я уж думал всё, каюк, но потом встретил ещё одного землянина, бывшего химика Кольку Степанова, который, оказывается, уже скооперировался со здешними учёными и вывел, что вот это вот… «Зелье», может неплохо так «склеить» меня изнутри в нужном месте. Выписал там какие дозы принимать, всё такое, и теперь я вполне себе, если можно так сказать, функционирую. Благо, «концетрат» этот ваш вполне нетрудно достать, он же, считай, прямо в воздухе летает…

— И является запрещённым веществом, к сведению, — Рэрити в некотором смысле театрально свела бровки.

— Увольте, госпожа, у вас на улице чуть ли не подростки этой ерундой балуются, а вы говорите мне о законах, — Пеликанов, почувствовав, что заигрался с шутливостью и сарказмом, прокашлялся, — я хоть раньше и был молодым полицейским идеалистом, теперь понимаю, что не всё запрещённое бесполезно. Внешне подверженный санкциям «концентрат» вполне способен выполнять роль отвлекающей внимание и манящей своими волшебными свойствами игрушки, как и любой наркотик, к слову — и я в высшей степени солидарен с подобной практикой. Отчаянные времена требуют отчаянных средств,как говорится…

В кабинете повисла неуютная тишина, сопровождаемая лишь пронзающими друг друга взглядами модельерши и капитана, старающимися, наверное, увидеть в чужих глазах нечто, что не способны уловить уши.

— Прошу прощения, но вы, кажется, собрали нас здесь совсем не ради разговоров о «концентрате», — вставил, наконец, своё слово Пётр Петрович. Возможно, позже ему не слабо влетит от своей спутницы, но в эти секунды он в кои-то веки почувствовал себя значимым элементом повествования.

— Совершенно верно… — Пеликанов на долю секунды задумался, — Эмиль, правильно?

— Истинно так.

— Совершенно верно, Эмиль, — бывший полицейский, сказав это, залпом проглотил содержимое чайной ложки, — я хотел сообщить вам кое-что очень важное. С того дня, как начались эти собрания под моими окнами, я начал, по старой памяти, придерживаться определённых мер предосторожности, и всё для того, чтобы обеспечить, каюсь, собственную безопасность. Не постесняюсь заметить, что без меня людское сообщество, как это ни прискорбно, с огромной вероятностью долго не продержится.

Рэрити с недоверием хмыкнула.

— Так вот, каждый новый рабочий день я проводил в случайно выбранном кабинете посольства, соответственно, передавая свою обитель тому «счастливчику», который одалживал мне собственную, — продолжал он. – Но уведомлены об этом были, как не трудно догадаться, только проверенные сотрудники, более года успешно работающие и даже проживающие в посольстве. Информация о моих перемещениях, могу заверить вас, скорее всего не выносилась за пределы этого здания ввиду объединения персонала общей социальной идеей – они верят в меня и, как ни странно, желают мне долгой жизни. Но периодически наше сообщество пополняется. Так произошло и в последний месяц – к нам присоединились сразу четыре новых участника – мистер Гершин, Элис и Алексей Гренкины, а также некто, называющий себя Новым Химиком, главным желанием которого, по-видимому, является смещение моего товарища. Им я доверяю в самой меньшей степени, а потому причисляю их к списку первостепенных подозреваемых – они вполне могли бы оказаться вхожими агентами, желающими моей смерти. Но знаете, почему я остался жив? Я лгал в том числе и своим подчинённым, периодически меняя кабинеты по собственному усмотрению. Так что считайте, что повезло не просто невероятно и феерически… Потому меня так сейчас и пробрало…

— С чего бы вам сообщать нам эту информацию? – Врачевский уже вовсю ощущал себя участником разговора, — почему не полиции?

— Потому что вы добрались до меня первыми – всё просто. Им я скажу в точности то же самое, слово в слово – а вашим преимуществом будет лишь чуть большее количество форы. Не растеряйте её. И, подытоживая – я говорю это вам только потому, что желаю Эквестрии и, не постесняюсь этого слова, моему народу только добра…

— Не могли бы вы дать нам адреса этих... «Ненадёжных сотрудников»? — Рэрити вновь перехватила инициативу в диалоге, — иначе мы вряд ли…

— Да, да, конечно… — и спустя мгновение о бумагу заскрипела старая и почти засохшая шариковая ручка.

Как только за ними закрылась наполовину стеклянная дверь кабинета, Рэрити, взглянув на выданные ей персональные данные, неспешно заговорила, чеканя слова непривычно глубоким и проникновенным для её обычного образа тоном:

— А ты был ничего так… Для человека, конечно, — казалось, что-то в её взгляде безповоротно изменилось,- я думала, что ты не способен, ну, понимаешь… Принимать самостоятельные решения, говорить за себя…

— Тебе нравятся плохие парни? — перенимая фамильярную манеру общения, шутливо произнёс Пётр Петрович.

— А кому нет?.. – задумчиво пробормотала единорожка и устремила свой взор на поднимающихся по ступенькам полицейских, — что ж, как сказала бы Твайлайт – «Пройдёмся по списку»…

«Что я думаю о мистере Гершине? Он милый. Правда. У нас на Земле редко можно встретить настолько добродушного и довольного жизнью старичка – гораздо чаще я видел обрюзгших бабулек, собравшихся у подъезда, дабы пообсуждать твою личную жизнь. Когда он попросился к нам в сообщество, я просто не смог ему отказать. Наверное, надо будет пересмотреть нашу систему отбора».

Полдень. Веяло чем-то пряным.

С того момента, как парочка «детективов-любителей» скорым шагом покинула местное средоточие людей, прошло уже порядком времени – Рэрити пришлось больше часа объяснять полиции, которая задержала их на выходе, что они, во имя королевы, забыли в посольстве и не являются ли, случаем, соучастниками подрыва. После модельерша, конечно же, поведала своему спутнику причину их столь недюжинного внимания – оказалось, что Эдмундс, кроме всего прочего, подмял под себя ещё и служителей закона. Отсюда и такая спешка, говорила она, ведь мы должны успеть найти подрывника прежде, чем это сделает кто бы то ни было связанный с советником.

Писатель и единорожка, следуя по направлению к окраине Людского квартала, который, несмотря на скромное название, являл собою довольно обширную территорию, постепенно продвигались к месту жительства первого подозреваемого в списке Пеликанова – некоего Фаерфлая Гершина. Дорога казалась весьма утомительной, но Рэрити напрочь пресекла все разговоры о возможной телепортации в виду того, как она выразилась, что это, во-первых, привлечёт к ним слишком много внимания, а во-вторых – она не уверена, что в пункт назначения Пётр Петрович прибудет с тем же количеством конечностей, с каким начинал трансгрессию.

По пути кобылка, впрочем, не слишком беспокоясь о времени, предложила заглянуть в милую человеческую закусочную, где торговали, судя по названию, «вегетарианскими беляшами».

В дороге попутчики в основном молчали и каждый, в зависимости от содержания своей черепной коробки, думал о чём-то личном. Например, господин Врачевский до сих пор рассуждал о собственной роли в повествовании – вслух такое высказывание, пожалуй, прозвучало бы даже забавно, но на самом деле в некоторой степени его вполне себе стоило воспринимать буквально. Ведь, как ни крути, теперь Пётр Петрович серьёзно и бесповоротно находится на страницах многобуквенного «романа» про волшебных лошадок. На метафорических страницах, конечно же, но сути это не меняет. За всей той суетой, что окружала его в последние двое суток, он и забыл задуматься о главном – как же так всё-таки получилось, что он оказался именно здесь и что теперь станется с бедняжкой Эмили, оставшейся один на один с распсиховавшимся Дарком…

В любом случае, этим похожим по своей сути идеям не позволила развиться совсем иная, буквально ворвавшаяся в сознание своего носителя мысль:

— А ты серьёзно поверила этому Пеликанову? – всё же, обращение на «ты» давалось писателю, склонному к интровертии, с некоторым трудом (чего не скажешь о его собеседнице). – Он же вёл себя как самый стереотипный «скользкий тип», который, к тому же, в качестве лекарства употребляет некий «запрещённый наркотический концентрат», если я правильно понял ситуацию. Я думаю, он вполне мог устроить этот самый взрыв, чтобы, например, отвлечь наше с тобой внимание от настоящего террориста…

— Очень даже мог, я не спорю, — Рэрити, с видом заправского Шерлока Холмса, задумчиво свела брови, — особенно, учитывая истинные свойства “лекарства”, которое он принимает ложками. Если тебе интересно, кроме ощутимого тонизирующего эффекта и некоторых целебных качеств, сей напиток напрямую влияет на «сверхспособности», в десятки раз усиливая их. А теперь представь себе, что пони, умеющий создавать, предположим, магическую детонацию прямо из воздуха, мгновенно удесятеряет силу своей способности? А о действии скольких подобных умений мы ещё даже не подозреваем? Естественно, «концентрат» был запрещён вскоре после открытия. Но доверилась я капитану и его списку по несколько иным причинам…

— Думаешь, окажись он злодеем, всё было бы слишком просто и мы бы с тобой здесь сейчас не прогуливались? – а хотя, Пётр Петрович даже вошёл во вкус. С чего бы это ему пресмыкаться перед какой-то кобылой, которая на вид будет даже моложе его самого? Да, такое непринуждённое общение определено устраивало его гораздо больше. — И, на самом деле, это всё твой зловещий план по… Приглашению меня на свидание?

— Несомненно, — Рэрити даже, кажется, понравилась шутка, о чём свидетельствовала вполне искренняя улыбка, — мой давний опыт чтения детективов подсказывает, что первый подозреваемый почти никогда не оказывается преступником. Обычно, главный злодей – это какой-нибудь самый близкий товарищ, так и норовящий ближе к финалу поведать всем свой «леденящий кровь» план. И «воткнуть кинжал» прямо в круп, разумеется…

В атмосфере повисла неловкая пауза, которую, при желании, наверное, можно было бы нащупать ладонью.

— Хорошо, что мы с тобой ещё далеко не друзья, — подытожил Врачевский комедию, заведшую разговор в не совсем удачное русло.

— И вправду, — Рэрити, оглянувшись на пронёсшуюся мимо полицейскую карету, вновь нахмурилась, — но если говорить серьёзно, меня обеспокоил скорее сам список, который вручил нам капитан — там много таких имён, которые и в самом деле могут быть связаны с подрывником, так или иначе. Я наслышана о них в не самом положительном ключе. Да и, если уж мыслить реалистично, мы пока что не можем просто взять и «арестовать» Пеликанова как минимум в виду того, что у нас не имеется никаких против него улик. Надо подождать и узнать, что выяснил Фредди, но и самим тоже не сидеть на месте…

Трудно было не согласиться с мыслями единорожки о предводителе людей, но, тем не менее, пока что Пётр Петрович и вовсе не мог выделить для себя в этой истории хотя бы одного очевидно положительного персонажа. Все были то унылые, то подозрительные, то и вовсе психи – неужели он сам это написал?

— А вот и Пятая улица, — единорожка, взглянув на ажурную табличку, зависшую между небом и землёй при помощи одних лишь усилий гвоздиков и каменной стены, остановила движение, — пришли, кажется. Если верить списку, сегодня господин Гершин должен быть дома.

Здания в Кантерлоте, не в пример какому-нибудь Мейнхэттену, редко превышали своим ростом три этажа, что объяснялось сразу множеством причин: от запрета в излишнем давлении на почву, до необходимости в целостности архитектурного ансамбля – ведь благодаря такой планировке столичный дворец был невооружённым глазом виден почти из любой точки города.

Представленный же образец и вовсе казался малышом даже среди двухэтажных «великанов» — небольшие окна, увешанные цветочными горшками с фиалками, полное отсутствие порожка, покатая крыша, покрытая бордовой черепицей – всё способствовало созданию чисто провинциального уюта, порой так необходимого в суете столичной жизни.

«Как будто на мгновение оказалась в Понивилле, что уж говорить», — впоследствии говорила Рэрити, вспоминая о походе к мистеру Гершину.

Стучать пришлось несколько раз к ряду, ибо хозяин, как оказалось, был слегка глуховат. Фаерфлай Гершин предстал перед гостями умилительным старичком-единорогом, одетым в забавную жилетку, модную, кажется, ещё во времена Старсвирла Бородатого, и после чего, прищурившись, сразу же пригласил посетителей в дом. Впрочем, признал он их далеко не сразу, особенно долго стараясь вспомнить, «кто же такая эта Рэрити, и почему он вообще когда бы то ни было должен был о ней слышать». Но, разобравшись, в конце концов, в лицах пришедших, хозяин усадил писателя с модельершой в гостиной, а сам отправился что-то кашеварить на крохотную кухоньку.

— Думаешь, не стоит поддаваться его очарованию? – Рэрити, взглянув на сосредоточенное лицо Петра Петровича, засомневалась в собственных чувствах.

— Когда ты говорила о «подозрительных» именах в списке, его ты тоже имела в виду? – Врачевский бросил взгляд на небольшой камин – тот был уставлен школьными фотографиями и грамотами, озаглавленными как «Нашему любимому учителю» и «Блестящему педагогу», — то есть, он, конечно, выглядит безобидным, но…

— Нет, совсем нет, — единорожка сразу же поняла причину беспокойства напарника, — когда я упоминала о подозрениях, я имела в виду скорее ту женатую парочку, а также вновь прибывшего человека, нежели мистера Гершина. Единственное, что мне о нём известно, так это то, что он даже в таком зрелом возрасте до сих пор продолжает «служить на благо отечества» – в частности, работает телепортёром на кантерлосткой вышке…

— И вполне успешно, к слову, — не успели гости опомниться, как перед ними на журнальном столике оказались… Бутерброды с огурцом. Не сказать, чтобы это было чем-то особенно из ряда вон выходящим, но, что уж говорить, Пётр Петрович ожидал от старичка несколько иного – чая, кофе, даже козьего молока – но не огурцов. Хотя, сей факт, как бы там ни было, не помешал писателю с благодарным лицом уже спустя мгновение захрустеть необычным сэндвичем, начинка которого, кстати, содержащая кроме упомянутого огурца и другие ингредиенты, напоминала давешний «вегетарианский беляш». Рэрити присоединилась к трапезе, но уже скорее из вежливости.

— Итак, дорогие друзья, — хозяин придвинул для себя обшарпанную табуретку, — чего пожаловали?

На самом деле, в этой ситуации Врачевский абсолютно не понимал, как начать разговор в таком русле, чтобы одновременно и не напугать «допрашиваемого», и выведать у него как можно больше информации – а потому он предоставил инициативу единорожке.

Которая, впрочем, не стала выстраивать какие-то особенные экивоки.

— Мистер Гершин, мы с господином Эмилем фон Грином расследуем дело о взрывах в столице и хотели бы узнать, что вам известно по этому поводу? – Рэрити, используя одним кобылкам известные чары, сделала столь миловидное личико, что её, наверное, можно было бы спутать с жеребёнком, особенно, если у собеседника не слишком хорошее зрение.

Старичок поправил на носу очки и задумчиво почесал копытом седой затылок.

— Вас чего, Пеликанов подослал что ли? – выпалил он, слегка прожёвывая согласные. – Ох, шельмец, никакого продыху от его проверок. Всё своё идеальное общество строит, индюк, думает, что самый умный. Вот у меня, помнится, когда я работал в университете, директор был один, тоже всё хотел Храм Наук в тюрьму превратить – так вот долго он не прожил, ага! На посту директора, разумеется, а то вы подумаете чего не то. Вы, дефективы, те ещё думатели про не то, я то знаю. Ко мне уже приходили пару раз, говорили, что я этот ваш «концентрин» телепортирую самовольно, а я им и отвечаю – та на кой мне ваш концентрин, твою Селестию, сами небось вылакали его весь, а теперь на меня свалить хотят! Я ж вам не принцесса-аликорн, чтобы «заказы» в любую точку Эквестрии доставлять, ей богу. А теперь ещё взрывы эти… То есть, значит, если в моей практике был опыт работы со взрывчаткой, так сразу я первый подозреваемый? Фига им!..

— К вам уже приходила полиция? По какому поводу? – Рэрити чуть наклонилась, выказывая этим свою заинтересованность рассказом.

— Так вы разве не знаете? Я думал у вас там одна шайка-лейка, — Гершин присвистнул и, чуть не сверзнулся с высоковатого для него сидения прямо на пол, — ну это, как его, помните, когда под Её Высочеством бомбу нашли, прямо под подиумом? Так вот её тогда долго исследовали, даже меня приглашали. Только она не рабочая была, это, может, и не сразу видно, но у меня-то глаз намётанный, я чую, когда поработал дилетант. Так что, если вы опять по тому поводу, так это не я, ибо мне бы такое построить совесть не дала.

— Нет, мистер Гершин, мы хотели бы узнать что-нибудь по поводу вчерашнего и сегодняшнего взрывов – вы слышали о них что-нибудь, или, может, знаете какие-нибудь факты? – для Рэрити бутерброд, видимо оказался слишком калорийным, а потому она поедала его совсем уж маленькими кусочками.

— Чегось? А разве ещё взрывы были? – кажется, старичок был искренне ошарашен услышанным, — кто-нибудь пострадал? Может, кому помощь нужна? Вы уж простите меня, я в последнее время только от работы до дома, мне далеко ходить вредно, сегодня вот вообще спину прихватило – пришлось просить ученика моего старого подменить меня, долго объяснял ему, что там да как на вышке работает…

Разговор, по всей видимости, заходил в тупик, а потому Рэрити решила задать решающий вопрос:

— Фаерфлай, — единорожка направила всю силу своего эмоционального убеждение прямо на собеседника, — вы можете сказать, где вы находились вчера вечером, а также – сегодня утром?

— Я? Ну как – вчера вечером работал до одиннадцати, потом телепортировался домой, благо, способности позволяют… А утром ко мне врач дежурный приходила, можете у неё спросить, миленькая такая кобылка, будь я помоложе, авось, подольше бы она у меня задержалась…

Столь уместной шутке размеренно поаплодировали настенные часы, отсчитывающие секунды до окончания разговора.

Тем временем, сэндвичи, кажется, были с успехом поглощены, а вопросов, задать которые следовало бы в первую очередь, совсем не осталось – наступало самое время для того, чтобы чинно откланяться.

— В любом случае, — Рэрити плавно поднялась на все четыре копыта, демонстрируя намерение отправляться далее, — если вы что-нибудь припомните, напишите письмо на моё имя и изложите всё, что придёт вам в голову – например, имя и адрес того врача, что посещал вас утром. Большое спасибо за угощение…

Пётр Петрович, уныло наблюдающий за не слишком интересным разговором, прокашлялся – в воздухе, как выяснилось с течением диалога между единорожкой и старичком, висела застарелая, давно не выветриваемая пыль, так и старавшаяся пролезть прямо в лёгкие.

— Рэрити, я выйду на воздух, а то здесь душновато… — с отчётливыми осоловелыми нотками в голосе произнёс писатель, уже шагая по направлению к выходу.

— Ладно, только не уходи далеко… — пробормотала Рэрити, которая, не придавая словам некоей осмысленности, находилась в размышлениях по поводу личности Гершина, — я тебя догоню… А в прочем…

Дверь захлопнулась и единорожка почувствовала, что её тело окутано зеленоватым магическим полем, не позволяющим ей передвигаться. Она шумно выдохнула, демонстрируя, что удивлена и испугана, но на самом деле готовясь наиболее резким и неожиданным образом контратаковать.

— Мистер Гершин? – театрально дрогнувшим голоском пролепетала она, — что вы делаете?..

— Ничего предосудительного, мисс Рэрити, — тон старичка уже не казался таким дружелюбным, — просто я не хотел лишний раз отправляться на почту, если вы уже здесь, прямо передо мной.

Хозяин сделал шаг вперёд, положив копыто на мягкий белый круп кобылки.

— Я окончательно узнал вас именно благодаря кьютимарке – не часто такую увидишь, что уж там, — Гершин слегка надавил ей на спину, — знаете, когда я в редкие дни своей жизни пропускаю любимую службу, мне всегда присылают подробный список тех, кто производил в эти сутки телепортацию при помощи Кантерлотской Вышки: утром «свод данных» до полудня, и к вечеру – тот, что после. И понимаете, меня сегодня кое-что удивило: та милая кобылка-доктор, что приходила перед завтраком, так упоённо рассказывала о вашем фееричном возвращении из ниоткуда – кажется, она ваша фанатка – но извольте, имя «Рэрити» уже несколько месяцев не появлялось ни в одном из списков… Не значит ли это, что вы никуда и не «пропадали», а?

Единорожка понимала, к чему клонит этот старый извращенец – он, несомненно, желает шантажировать её, иначе уже давно бы сдал свою заложницу полиции. По всему телу кобылки прошла непредвиденная и необузданная дрожь – и Гершин, конечно же, не мог не почувствовать этого – дело обещало закончиться очень неприятно.

— Чего вы от меня хотите? – Рэрити старалась говорить более жёстким и чеканным тоном, но получалось так себе – сосредоточиться на актёрстве не давали назойливые мысли, обещающие самые печальные варианты развития событий.

— Ох, не стоит так беспокоиться, «дорогуша», — старичок залился гулким смехом, который, в иную минуту, мог бы даже показаться добродушным. – Я просто вспомнил, что, как иронично, совсем забыл об одной крайне важной вещи… Понимаете, обычно я рассказываю своим гостям историю про то, что имя моё имеет очень древние национальные корни, а вот фамилия – совсем неэквестрийская. Но вы ведь уж слышали её, не так ли? Несколько лет назад вас приводил ко мне знакомиться мой ученик, Фред, которому вы сломали жизнь… Мне до сих пор жаль его, бедный ребёнок,ведь он был так способен к прикладной магии. Но я вас не виню. Просто желаю дать совет – не губите жизнь и этому парнишке-иностранцу, ладно? Вот чего я от вас хочу…

Дверь широко распахнулась и Рэрити, лицо которой было не похоже на её собственное, быстро зашагала прочь от чуждого ей дома, зарекшись больше никогда сюда не возвращаться.

— Что-то случилось? – участливо поинтересовался писатель.

— Ничего. Идём, нам надо ещё много куда успеть… — сказала Рэрити, колдуя очередное заклинание маскировки.

«Представляешь, кто-то всерьёз называет меня авторитарным диктатором. Говорит, что я строю у себя в посольстве тоталитарное общество и слежу буквально за каждым действием моих соратников… Чушь, надо прямо так этому кому-то в лоб и сказать. Если я, конечно же, смогу его найти…

Наше объединение является свободным и демократическим, и проверки устраиваются лишь по поводу экстренных случаев. Так что, клевета это всё. По крайней мере, я так предполагаю…"

— Извините, мисс Рэрити, но сегодня шахта закроется раньше ввиду ведения ремонтных работ после землетрясения, — с угрюмым видом поведал один из лобастых охранников, переводя взгляд то на кобылку, то на её спутника.

— И что, значит, совсем никак нельзя попасть внутрь? – единорожка в который раз за сегодняшний день применила заискивающее выражение мордашки, но, кажется, на этого парня вообще мало что могло произвести впечатление.

— Попасть-то можно, но вам не положено, — категорически заверил жеребец своим мягким басом, крайне напоминавшим бы определённому кругу слушателей голос небезызвестного Биг Макинтоша, — как и всем остальным посетителям. Так Оркадеч распорядился…

Рэрити, сокрушённо вздохнув, решила не допытываться у «стража порядка» о познаниях в людской орфографии, и, фигурально махнув на всё это дело копытом, отправилась куда-то вглубь переулка.

На часах пробило четыре часа после полудня. Никто, правда, не знает на каких именно – ведь в Кантерлоте, по всей видимости, не наблюдалось местного аналога Курантов или Биг Бена — но, так и быть, давайте примем на веру, что где-нибудь они да пробили. Ведь наверняка у кого-нибудь на чердаке и в самом деле завалялись часы, склонные к мазохизму, не правда ли?

Последние два или три отрезка по шестьдесят минут ушли, откровенно говоря, на не слишком успешно завершённые занятия. «Мисс Рэрити», намереваясь кроме всего прочего навестить в сегодня же ещё и чету Гренкиных, не сумела рассчитать степень своего доверия к списку Пеликанова и, как не прискорбно, пришла не вовремя – «молодых», вопреки тому, о чём глаголила бумага начальника посольства, не было дома.

Что ж, сказала Рэрити тогда, не стоит отчаиваться, ведь в списке есть ещё парочка мест, где их можно отыскать – но увы, с этим тоже вышла накладка. Ни в баре «Безлюдный», ни на старом вокзале, ни даже в придворцовом парке – нигде не было и следа искомых элементов общества. Но энтузиазму единорожки, казалось, не было предела – ничего, сегодня мы ещё успеем попасть в шахту, воскликнула она.

Как видите, кто бы вы не были и куда бы не смотрели, на каждую косу рано или поздно находится твердолобый охранник, над которым не властна даже магия очарования. А потому, время, как выразился бы пессимист, было потрачено впустую – абсолютно, бесповоротно и, что самое грустное, совсем безынтересно.

Но как же выразилась по этому поводу Рэрити?

— Что-то есть охота, — молвила кобылка совершенно невыразительным голосом, кажется, напрочь запамятовав, что обычно она старается строить из себя леди, — пойдёмте пообедаем нормально, что ли, а то весь день только на двух бутербродах…

Знаешь, дорогой читатель, после этих самых слов ты вполне себе имеешь право заслуженно спросить – но зачем же мне, занятому и деловому человеку, тратить время на самую обычную сцену трапезы? Справедливый вопрос, не спорю, но, спешу заметить — с нашей Рэрити редко случаются «обычные» ситуации, не находишь?

Представь себе вполне такой элитный ресторан, наполненный, конечно, не самыми свежими сливками общества, но местами очень даже приятными на вкус, хоть и слегка отдающими каким-то пахучим порошком – сливки вроде тех, что продаются в любом приличном супермаркете по приемлемой для кармана средней глубины цене. Здесь опрятно, чисто, фартучки официантов накрахмалены, среди обслуги сплошь единороги, да парочка людей для пущей «толерантности» — всё, что доктор прописал, как говорится. Доктор, склонный к снобизму, безусловно, но это уже мелочи… Так о чём это я? Прошу прощения, задумался…

Итак, в залу, ярко освещённую и богато обставленную, входят первые лица государства – Её Высочество, с гордой осанкой и царственной поступью, и мисс Рэрити – «последняя из Элементов», икона моды и просто милашка, какой свет не видывал – что бы ты, на месте ресторатора, сделал? Тут имеется целое множество вариантов – от генеральной уборки на глазах у небезызвестных особ, до скоротечного и безболезненного суицида, и давай не будем рассматривать каждый из них – бумага многое стерпит, но я и сам не склонен к графомании. Кажется.

Кобылки учтиво здороваются, и, как видится, проявляют даже больше благосклонности, чем ты ожидала. Ты, кстати, ресторатор-кобылка, прости, я совсем забыл упомянуть. Зовут тебя, скорее всего, как-то несуразно, что-то вроде, хм… Старлайт Степановна, почему бы и нет. Ты не можешь поверить своим глазам – ведь прямо перед тобой стоят самые желанные посетители столицы. Чёрт, да любой из соседей в «ресторанном переулке», наверное, удавился бы от зависти. Ты приглашаешь их за лучший столик — негоже таким кобылкам и протирать золотые подковки – и предлагаешь меню. Делаешь вид, что вновь отходишь вглубь зала, но на самом деле становишься неподалёку, чтобы отчётливо слышать каждое слово – вдруг кто-нибудь из них вскользь назовёт твой ресторан «шедевром среди мира изысканной кухни»?

И вот, они начинают разговор…

— Так ты, Рэрити, всё же скажи мне, что с тобой такого случилось там, в Мейнхеттене? – кобылки говорили негромко, но и не особо стесняясь своего диалога – неудивительно, что вскоре все взгляды и уши были направлены в сторону царственных особ, — когда ты только появилась на вокзале, ты меня очень напугала… И кстати, почему именно старая железнодорожная станция? Ведь существует вполне безопасная и гораздо более удобная кантерлотская Вышка…

— Ох, дорогуша, ты не представляешь, что мне довелось пережить, — Рэрити, в своей излюбленной драматичной манере, с надрывом запрокинула голову, — я была похищена противниками моего движения — ненавистниками «психологической помощи» — но вскоре была освобождена, ибо внушила похитителям, что их действия в высшей степени неправомерны. Помнишь, как было с Алмазными Псами?

— Конечно же помню, но послушай, они же преступники, почему ты сразу об этом не… — но Её Высочество была перебита подругой.

— Твайли, милая, прошу тебя, не надо злиться на них, — Рэрити, в последние три года на глазах у всей Эквестрии перевоплотившаяся в богиню альтруизма, кротким голоском, достойным скорее Флаттершай, нежели её самой, продолжала рассказ, — ведь все мы лишь жертвы, а наши пороки – результат того, что внутри мы глубоко несчастны. Я поговорила с каждым из них, и теперь они ярые поклонники моего движения. И я совсем не хочу, чтобы из-за меня они отправились в тюрьму и навсегда остались искалеченными судьбой. Именно поэтому я телепортировалась на вокзал и разыграла небольшой спектакль – мне нужно было отвлечь внимание публики от Вышки, чтобы мои друзья смогли беспрепятственно попасть в Кантерлот. Я знаю, что ты за меня горой, Твайли, но прошу тебя, не надо искать их – они и так много настрадались за свою жизнь. Если хочешь, позже я могу познакомить тебя с ними… Одному из них, красавчику-иностранцу Эмилю ты, кажется, очень нравишься…

Посетители, по всей видимости, были невероятно растроганы повестью – кто-то даже неистово застучал копытами по паркету, одновременно вытирая слёзы умиления. «Этот вечер точно войдёт в историю», — подумалось тебе, но ты совсем не подала виду.

Кобылки, придя к консенсусу, торжественно обнялись, на первый взгляд, абсолютно не замечая, что находятся они в одном из самых наполненных публикой заведений столицы – что уж там, на эту сцену даже кто-то с улицы поглядывал.

Вскоре был сделан заказ, а потому большинство зрителей поспешило заняться тем, чем они до этого занимались – всё же, мало кто пришёл сюда целенаправленно понаблюдать за развернувшейся мелодрамой.

Ты, мысленно подсчитывая возможные прибыли от прироста популярности, думаешь – сможешь ли осилить покупку ресторанчика Френка, противного брюзги, который с каждым днём всё сильнее приближается к банкротству. Кажется, тебе это по зубам…

Ты достаёшь из кармашка ажурный платочек и слегка протираешь веки – яркое освещение порой слепит похлеще света искусственного Солнца. Твои уши стремятся вновь прислушаться к разговору за столиком класса Люкс, но тщетно – реплики словно бы не достигают твоих ушей. Впрочем, ничего удивительного, думаешь ты – вон как остальные едоки зашумели…

Вскоре кобылки приступили к трапезе, а ты, как ни в чём не бывало, вернулась в свой кабинет.

Кажется, день удался…

— Ну что, Натаниэль, как думаешь, недурно написано, а? – я, с видом заправского писаки подмигиваю своему собеседнику, совсем не ожидавшему, что мне вдруг захочется зачитывать ему свои наброски.

— Н-не дурно, пожалуй, — Мастера Эн совсем не узнать – вот что бывает, когда припрёшь к стенке даже самого могущественного человека.

— Врёшь, дорогуша, я сразу вижу… Черновик это, даже и не текст совсем, а ты мне тут дифирамбы поёшь. Эх, ты…

— Так вы… Так вы и есть писатель? – Натаниэль, кажется, только что осознал кое-что очень важное.

— А что, похож?..

— То есть, ты действительно думаешь, что это сработает? – Пётр Петрович еле сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху – произошедший спектакль не только окончательно убедил его, что Рэрити — феноменальная актриса, но и порядком повеселил.

— Почему нет? – единорожка, кажется, тоже была настроена вполне жизнеутверждающе, — эти «аристократы» и сами не подозревают, что стали рядовыми шестерёнками в запущенном нами механизме. Я давно уяснила для себя – трагедия и драма всегда превалировали над реализмом. Помнится, один человек рассказывал мне, что у вас на Земле, если я не путаю терминологию, бывают публичные шоу, в которых люди под грустную музыку рассказывают друг другу небылицы, а потом дерутся, выясняя, кому принадлежит чей жеребёнок – так вот тут что-то похожее. Пока массы наивно полагают, что Рэрити постоянно думает и заботится о них, я буду иметь практически бесконечный лимит доверия. Которым, в любом случае, нельзя злоупотреблять: оттого мы с тобой и совместили сегодня приятное с полезным – дали народу мотивацию к новым сплетням и… Вкусно покушали, соответственно.

Вечер... Томное и обволакивающее состояние, опускающееся на Кантерлот вскоре после пяти часов пополудни – искусственному солнцу, которое поддерживалось магией отдельных групп королевских магов, как ни странно, тоже нужно было отдыхать, как и его ежедневным создателям. Пони, что прогуливались по «ресторанной улице», волей судьбы расположившейся одновременно и в Людском Квартале, и в Центральной столице, никуда не спешили, даже не оглядываясь на то, что после захода «светила», как гласили новостные колонки, праздно путешествовать по городу было не совсем безопасно. Криминальные сводки гласили, что на окраинах Кантерлота творится самый настоящий беспредел – образуются банды, находятся и исчезают трупы, дают о себе знать треск и вспышки боевых заклятий – но всё это было где-то там, вдали от центра, а также от шахты, которая охранялась, пожалуй, лучше самоё королевского замка. Потому-то Людской Квартал, при всей его дурной репутации, не стесняясь можно было бы ввиду вышеперечисленного фактора окрестить самым безопасным районом столицы, если бы не вспыхнувшие тут и там акции протеста.

Но ночью, как ни удивительно, ложатся спать даже самые активные оппозиционеры – основная их масса, конечно же. Так что, Ресторанная улица, изредка даже называемая Проспектом из-за собственной протяжённости и почти напрямую связанная с Шахтёрским переулком, с недавнего времени жила, казалось бы, собственной, отрешённой ото всей Эквестрии жизнью. Здесь до сих пор вспыхивали склоки из-за клиентов, носились белые фартучки и изысканные сюртуки – пони, которые проживали тут и работали, старались не забывать, что некогда именно они задавали моду целой стране и гордо представляли собой свежевыжатую эссенцию столичной культуры. А потому совсем неудивительно, что это место и до сих пор пользуется повышенной популярностью – возможно, даже большей, чем когда-либо – эквестрийцы, иногда сами того не осознавая, всей своей натурой желают окунуться в тот прежний быт и уклад, который некогда окружал их существование.

— У меня вопрос, — обратился к кобылке писатель, поочерёдно разглядывая небольшого размера окна, освещаемые свечками или магией, и силуэты, что подобно театру теней вырисовывали на занавесках самые натуралистические сюжеты, — вот мы с тобой, дорогая Рэрити, ходим повсюду, разговариваем в полный голос, не стесняемся никого, ты мелькаешь своими заклятиями – не слишком ли много внимания привлекает это для пони, которая живёт под чужими масками?

— Ишь ты, как завернул, где только таких слов нахватался? — единорожка специально для этой фразы изобразила голосом сварливую бабульку, вещающей со скамейки свое, несомненно, крайне важное для окружающих мнение. С началом нового предложения в её тон вновь вернулась спокойная рассудительность. – На самом деле, заклятие искажения представления гораздо… Глубже, чем кажется на первый взгляд. Говоря о вспышках, их, если можно так сказать, невозможно воспринять как заклинание. Магия сама себя маскирует. Заколдованный пони, в зависимости от обстоятельств, может увидеть в ней слепящий свет солнца, блик уличного фонаря – да что угодно! Искажение в меру своего могущества способно скрываться даже от распознающей подобные фокусы магии – настолько это продуманная методика. Она также может влиять и на слух, и в том числе на осязание: искусный маг-иллюзионист никогда не даст себя поймать, даже при всём желании гонителей, ибо одна единственная вспышка – и противник уже считает, что находится в совершенно другой реальности… Захватывает дух, неправда ли? Твайлайт очень недооценила возможности этого колдовства, которое я, не побоюсь этих слов, довела до совершенства…

Во влажном и прохладном сумрачном воздухе образовалась пауза, смысл и значение которой каждый истрактовал в меру своих мыслительных процессов.

— Но ведь на каждое действие находится противодействие – и твоё заклятие наверняка имеет в запасе и ряд совершенно отрицательных свойств, которые успели подпортить тебе жизнь, я прав? – Врачевский, с видом мозговитого мыслителя-философа, продолжил монолог кобылки наводящим вопросом.

— Как никогда, мой друг, но только наполовину, — Рэрити, подхватив высокопарную манеру разговора, чуть прибавила шаг. – Заклятие и вправду имеет некоторые побочные эффекты, но сказываются те лишь при многократном использовании на одних и тех же субъектах в течение краткого промежутка времени. Видишь ли, магия Берсвегда работает не совсем гуманным способом – дабы ослабить внимание того, на кого она применяется, заклинание напрямую влияет на мозговую активность, соответственно, временно снижая её до необходимого минимума. Подопытный во время «прочтения» заклятия, как правило, испытывает вполне приятные ощущения, от лёгкой эйфории до настоящего, как я это называю, «магического опьянения», что впоследствии, как и влияние алкоголя, оказывает весьма разрушительный эффект…

— То есть, если я правильно понял, — говорил писатель, жестикуляцией демонстрируя ход своих мыслей, — ты можешь несколькими целенаправленными заклинаниями превратить крепкого и здорового пони в пускающего слюни шизофреника?

— Именно так, хотя ты и слегка утрируешь, — со странной на слух гордостью в интонации провозгласила кобылка. – И подопытным может быть не только пони. Я могу сделать это с кем угодно, да так, что он даже и не заметит, что слетел с катушек. Но, конечно же, с некоторыми ограничениями. Например, для постоянной поддержки иллюзии рядом с носителем оной должен на непрерывной основе находиться объект, поддерживающий заклятие. В твоём случае – это я, в случае с остальными – очки, или линзы…

Без солнца на улицах всегда становилось ощутимо прохладнее, но на своей шкуре Пётр Петрович почувствовал это впервые. По коже у него — не важно, будь он на страницах романа, в параллельной вселенной или в закусочной «У Тёти Марины» — пробежал лёгкий озноб.

— Знаешь, — заключил писатель, — в отрыве от контекста твои слова звучат довольно пугающе…

Кобылка, сохраняя видимую решительность положения, еле заметно приопустила ушки.

— Догадываюсь, — Рэрити, оглянувшись на продрогшего спутника, чуть замедлила ход движения, — но поверь мне, я бы никогда даже не задумалась о чём-то подобном, не встреть мои услуги такого спроса. Пони сами просят расплавить себе мозги, как бы абсурдно это не звучало! Так что, пожалуйста, не надо считать меня извергом – в конце концов, как ты мог заметить, я преследую вполне благородные цели, хоть и не чураюсь быстрых и решительных методов…

Тем временем, ресторанный проспект подошёл к своему логическому завершению, оставив Людской Квартал располагаться на некотором отдалении позади. Рэрити, процокав копытцами за угол последнего здания по правой стороне, сверилась с названием следующей улицы на перекрестке – и, кажется, была вполне удовлетворена своим наблюдением.

— Похоже, если ты желаешь навестить ещё каких-нибудь подозреваемых, сегодня мы вряд ли доберёмся куда-нибудь без приключений, — Пётру Петровичу впервые за те около двух суток, что он провёл в Эквестрии, грозило остаться со всепоглощающим мраком тет-а-тет, чего он, конечно же, наслышанный о местных ужасах ночи, которыми делились ресторанные аристократы, откровенно не желал, — а потому я со всей серьёзностью вношу предложение вернуться во дворец!

— Суд отклоняет предложение защиты! – продекламировала Рэрити, взмахнув копытцем словно судейским молотком. – Именем закона, я провозглашаю, что сегодня и, возможно, завтра нам придётся переночевать в мотеле, ввиду обширных мер безопасности, применяемых нами для конспирации. А ещё я просто не хочу вновь встречаться с Эдмундсом – тем более тогда, когда он мой главный конкурент.

Парочка из писателя и модельерши, достигнув края пешеходного бордюра, остановилась напротив неприметного в сумерках крылечка, вывеска над которым гласила «Гостиница Шахтёрская», что, в лучшем случае, не очень соответствовало действительности. Ведь упоминаемые шахты находились от данного места примерно в получасе ходьбы, от чего заведение сразу же проигрывало по территориальному вопросу, а упоминаемым шахтёрам здесь тоже нечего было ловить – цены, провозглашённые на вывеске «самыми демократичными в Кантерлоте», на деле могли удовлетворить кого угодно, но только не публику среднего и низшего по обеспеченности классов.

В прочем, нашим героям, или, как минимум, единой их половине, были по карману почти что любые развлечения, предлагаемые «пост-апокалиптическим» сообществом, а потому, оставив за кадром мотивацию выбора именно этого «постоялого двора», Рэрити отважно ступила на территорию тараканов и застиранных простыней.

Усталый, вежливый от слова «сойдёт» портье, небогатый ассортимент удобств, растение в углу, напоминающее одновременно и кактус, и ананас, словно бы нарочно приглушённый свет – всё это, при, очевидно, некотором недоверии к упомянутому заведению, придавало гостинице некоего шарма – казалось, что ты ненадолго покинул столицу и оказался в одном из тех многочисленных захолустных городишек, которые уже следующим утром поприветствуют тебя бытовыми историями и ярко выраженным деревенским акцентом. Да, именно так ситуацию описывала единорожка – Врачевскому же здесь было откровенно неуютно.

— Номер четвёртый, бельё возьмёте в той корзине, ключи, роспись, предоплата? – ни к чему не обязывающим, но требовательным тоном перечисляла пожилая кобылка за высоким по меркам пони прилавком.

— Конечно, конечно, деньги вперёд, как говорится, да? – Рэрити, по прикидке писателя, в глазах портье мало чем на себя похожая, доставала и пересчитывала наличку, полученную путём, на первый взгляд, самым неочевидным, а именно – прямиком из воздуха. Дело в том, что сумочка, из которой единорожка, как оказалось, давеча извлекала блокнот для записи показаний мистера Гершина, была видима только избранным, которых модельерша, как следует из названия, избирала по собственному усмотрению, во имя, с её же слов, «пущей секретности и таинственности».

— Может и говорится, а может и нет, я к вам не лезу про ваши молодёжные штучки спрашивать, так и вы мне их под нос не суйте, — пробурчала пожилая кобылка, проверяя сумму оплаты, — думаете, не знаю я, что ли, зачем к нам сюда парочками приходят? У нас стены тонкие…

Не известно, кому после подобного замечания было более неловко – смущённым клиентам или самой хозяйке, но последняя, кажется, всё-таки осознала, что разговор зашёл “немного не туда”.

— Берите ключ, чего встали, скоро комендантский, а я тут с вами канителюсь, — пожалуй, не будь этой даме жалко только что вымытого паркета – к слову, единственной местной достопримечательности – она бы всенепременно завершила сие предложение смачным и горестным плевком в сторону протухшей действительности, — всего вам там наилучшего, ведите себя хорошо и не забывайте про контрацепцию… С вашего позволения, пойду выпью сидра.

Сказав так, личность, обладающая, по всей видимости, самой яркой сценарной характеристикой на данном отрезке повествования, не изменив своим словам, отправилась в сторону небольшой коморки под лестницей.

— Ты не пугайся, — голос Рэрити можно было бы с лёгкостью сравнить с пропитанными неуютными нотками интонациями дочери, что стыдится за поведение собственной матери, но боится прямо в этом признаться, — она обычно не такая сердитая. Может, ей просто мой образ показался слишком, как бы помягче выразиться… Легкомысленным?

Четвёртый номер, вопреки всем ожиданиям и чаяниям, располагался на втором этаже. Дверь открылась с легкостью, которой, пожалуй, могла бы позавидовать только тяжёлая крышка большого банковского сейфа — заунывное пение несмазанных петель поразило бы даже самого искушённого искусствоведа. Спутников встретил сквозняк, скрип половиц и… Двухместная кровать, неприлично щеголявшая голым матрацем.

— Ну… — протянул Пётр Петрович, стараясь скрасить тишину, окутавшую гостиницу в, казалось бы, столь ранний час, — зато мы не спим на вокзале, правда?

— А также относительно защищены от ненужных глаз, — кобылка, не теряя времени, начала деловито расстилать простыни и натягивать наволочки, — ты не стесняйся, располагайся тут, чувствуй себя как в захудалом номере захудалого мотеля, а ещё закрой дверь на ключ и зажги свечку, которая стоит на тумбочке. Спички в правом нижнем ящике стола.

Мятежный огонёк, пламенным лезвием пронзивший всеобъемлющую тьму, осветил своими бликами всё небогатое убранство комнаты. Внутри параллелепипеда с явно низковатым для человека потолком прятались, кроме упомянутых кровати, тумбочки и письменного стола, всего лишь два предмета мебели – вешалка для одежды и небольшое зеркало, что отражало бы в своих недрах заоконную кутерьму, будь эти самые окна не зашторены.

Кстати, о вешалке… Пётр Петрович неожиданно осознал, что впервые за всё то время, что он находится в Эквестрии, задумался о собственной одежде. Писатель дотронулся до своего наряда, прочувствовал аккуратную мягкость хлопковой ткани… В голове его складывалось ощущение, будто бы вплоть до этого момента он даже не представлял, как он выглядит и на кого, чёрт возьми, похож…

Врачевский с некоторым опасением расположился напротив зеркала, ожидая увидеть там, наверное, самого Ктулху – кто его знает, как распорядится судьба. Но опасения, в основной своей массе, оказались напрасными – из зазеркалья на Петра Петровича смотрел опрятно одетый брюнет с короткой, но не под ёжик, стрижкой, на верхнюю часть которого была напялена чёрная хлопчатобумажная рубашка, а ноги прикрывали приличные в своей чистоте брюки. Вполне себе благоприятный видок, подумалось писателю, но всё же слишком официальный…

— Красавец, что тут скажешь, — с интонацией, в которой трудно были определить степень колкой иронии, произнесла Рэрити. – Предлагаю прежде, чем укладываться спать, расставить все улики по полочкам. Пётр, присядь, ибо я приглашаю тебя заглянуть ко мне в глаза…

Единорожка, ожидая, пока Врачевский опустится на край кровати, приготовилась к воспроизведению некоего сложного и многоступенчатого заклинания. Рог её излучал тончайшее, но с каждой секундой всё смелее затмевающее неровное пламя свечи сияние, свидетельствовавшее о невероятном скоплении огромных масс энергии, собравшихся в единой точке.

— Уверена, что у меня после этого не поедет крыша? – с улыбкой, впрочем, не скрывающей за собой недюжинных сомнений, спросил писатель, усаживаясь на желтоватую простынь.

— Кто знает… — только и ответила кобылка, спустя мгновение, поглотив заклятием, наверное, всю Вселенную разом.

...

Поле. Не пшеничное или кукурузное, нет… Это был целый луг из полевых цветов, самых обычных, присущих любому уважающему себя природному сообществу. В воздухе, пропитанном свежестью и утренней прохладой, витал запах дурманящих трав, солнце ласково грело щёки…

— Надеюсь, ты не телепортировала нас прямиком на тот свет, — Врачевский осознал, что он здесь не один – рядом с ним, почти по шею укутанная в саван из колышимых лишь ветром зелёных стебельков, находилась Рэрити, точно так же наслаждавшаяся единством собственной сущности с окружающим их моментом.

— Увы, нет, — словно бы сквозь сон полушёпотом поведала единорожка, — это всего лишь высшая форма заклятия искажения, а также – мой давешний план по спасению Эквестрии.

Лёгкий бриз всколыхнул её гриву, оставив на ясном челе кобылки непослушную пурпурную прядку. Интересно, подумалось Врачевскому, а возможно ли колдовать маскирующее заклинание одновременно находясь внутри целого мира, созданного путём подобной же магии?

Рэрити, глубоко вздохнув, приготовилась к речи, которую давным давно выучила наизусть.

— Знаешь, для чего я построила понивилльскую вышку, устраивала модные показы, налаживала центры психологической помощи? – Рэрити поднялась на четыре копытца и начала медленно прохаживаться вокруг Петра Петровича. – Чтобы однажды сказать им: «Хей, народ, а давайте вы все наденете мои модные очки и линзы и больше никогда не будете думать о горестях и печалях? Вы ведь мне так доверяете, считаете меня чуть ли не святой, так почему бы просто не сделать то, что я вам скажу?» Не такими словами, конечно же, и не так вот сразу – но когда я стала постепенно внедрять эту систему, многие остались полностью ею довольны. Драгоценные камни, из которого изготавливается розовое стекло, добываются прямо внутри кантерлотской горы и продаются за бесценок – ведь никто и не подозревает, насколько мощным накопителем энергии они могут являться. И, уверяю тебя, заклятие работает почти безукоризненно – уже больше трети жителей столицы проживают в «старой Эквестрии», а всё благодаря мне.

Единорожка обернулась и взглянула на внимающего ей писателя.

— Помнится, кто-то из людей рассказывал мне анекдот про машину, у которой спросили, как прекратить войны и сделать каждого человека счастливым, — кобылка вырвала из метафорического грунта травинку, — а та ответила, что следует положить их в капсулы жизнеобеспечения и регулярно вкалывать наркотик. Так вот, мой прежний план выглядел очень похоже, только исключал из себя изоляцию и вредные вещества – основополагающим пунктом оставалось лишь иллюзорное счастье, созданное посредством магического воздействия на мозг. Но потом появился ты, тем самым разрушив мои ранние амбиции и заполнив пустоты новым, гораздо более грандиозным замыслом…

Врачевский тоже поднялся с земли и отряхнул со штанин несуществующую пыль – пожалуй, не объясняй ему Рэрити всё так подробно, он бы и не подумал, что всё перед ним является лишь магическим фокусом.

Вспышка – и вот из ниоткуда возникли натуралистические образы всех сегодняшних подозреваемых: советника Эдмундса, Фредди, Пеликанова и мистера Гершина. Они выглядели совершенно статично и напоминали скорее объёмные модельки, нежели настоящих пони.

— Но я,вообще-то, совсем не для прослушивания «злодейских монологов» тебя сюда пригласила, — единорожка плавно, словно бы не касаясь земли, приблизилась к трём застывшим жеребцам и одному человеку. (Что забавно, под капюшоном у советника совсем не наблюдалось лица – видимо, сказывалось незнание самой кобылкой всех подробностей его строения). – Нам надо в кратком порядке утрамбовать полученную за первый день расследования информацию и выделить подозреваемого номер один.

— Погоди, погоди, то есть ты включаешь в список и Фредди? – писатель, конечно, читал пару детективов, где убийцами на самом деле являлись именно те, кто тщательнее всех искал преступника, но в жизни такое не встречал ни разу – если, конечно, не считать маньяками копов, промышляющих взятками. – Он, вроде бы, стремится оказать тебе услугу, тем что ловит подрывника…

— Я беру в расчёт всех, с кем мы сегодня имели возможность хоть сколько-нибудь продолжительно пообщаться, — Рэрити как могла очистила стебель неизвестной травы и, наподобие Биг Мака, с некоторой брезгливостью прикусила один её конец уголком рта, — всегда мечтала попробовать, что в этом такого необычного, а здесь вроде бы и грязь с микробами не настоящие… Итак, пройдёмся по алиби!

Единорожка, покачивая крупом, вальяжно направилась к Эдмундсу.

— Что ж, здесь у нас замаскированный шпион, который при любом итоговом раскладе может оказаться тайным руководителем всей этой “подрывной деятельности” – а может и не оказаться, — кобылка полностью отдалась образу нуарного частного детектива, — его мотивы неясны, у него отсутствует алиби, но!.. Пока мы не поймаем за хвост того, кто прямо укажет нам на советника в роли заказчика, мы не сможем сделать с «пони в плаще» ровным счётом ничего.

Врачевский кивнул – тут, при всей его неприязни к упомянутому субъекту, не с чем было поспорить.

— Продолжим! Следующий подозреваемый – Фредди! – Рэрити как следует рассмотрела сыщика, который, впрочем, без халата выглядел совсем не так эффектно. – Бывший студент, асоциальный и необщительный элемент общества, обладающий очень сомнительным оправданием – вчера вечером он якобы встречался с одним из своих агентов. Чем не кандидат? С другой стороны, если предположить, что он является подрывником, то непонятными становятся его мотивы – зачем он согласился нам помогать, а также, напомню, пригласил нас самих сотрудничать с ним в расследовании?

— Ну, может он просто хочет нас запутать? – сделал своё предположение писатель.

— Не буду спорить, всё возможно, но есть и ещё один факт, — единорожка дотронулась копытцем до рога статиста, — я его очень хорошо знаю и даже видела медицинское заключение – любая магия сложнее телекинеза вызовет у него прямое кровоизлияние в мозг. Как видишь, Наслоение раздаёт совсем не только полезные сверхспособности…

Дело двигалось дальше и теперь внимание напарников сосредоточилось на человеке – капитане Пеликанове.

— Как ты и говорил, на первый взгляд это очень скользкий тип, но я подозреваю, что он вполне возможно просто чего-то боится, — Рэрити плавно обернулась. – Благо, в современной Эквестрии есть множество вещей, способных нагнать страху на любого из нас. Полиции он сказал, что во время взрыва его видело огромное количество сотрудников посольства, но единственное, что меня в нём откровенно смущает – это концентрат. Люди чисто физически не способны его употреблять – по крайней мере, я не встречала ни одного такого. Так что, для меня он находится довольно высоко в нашем списке.

«Очная ставка» подходила к концу — белое копытце небрежно упёрлось прямо в сморщенный нос мистера Гершина.

— Он говорил, что с утра к нему приходил врач, — предупредил яростный монолог собеседницы Пётр Петрович, смутно припоминая суть разговора со старичком.

— К нему у меня больше всего подозрений, — в голосе кобылки слышалась острая и колючая злость, — этот хрыч строит из себя добренького, но на самом деле обладает сверхспособностью к телепортации в любую точку Эквестрии – такое трудно переоценить, не правда ли? Я читала много детективов, и знаешь, когда кто-то говорит что-то вроде «так ко мне врач, друг, младший брат кузена моего дяди как раз заходил, вот у него вы и спросите» — все сыщики сразу умывают руки и такие – «ох, его кто-то там видел, да это же всё меняет, теперь он точно не подозреваемый, тем более как может быть злодеем такой милашка?». И потом, словно бы назло всем этим предрассудкам, кровожадным мясником оказывается именно самый умилительный персонаж… Не доверяю я ему, вот что.

— Что он тебе сказал, когда я вышел? – Пётр Петрович, приняв решение не ходить вокруг да около, первым же делом задал главный вопрос.

— Ничего особенного, — процедила сквозь зубы единорожка, — просто заметил, что я сегодня не пользовалась вышкой. А ещё трогал меня своими грязными копытами!..

Иллюзия разом исчезла – оказалось, что столь сложная магия почти напрямую зависит от эмоционального состояния заклинательницы. Писатель и модельерша вновь расположились среди мрачной и унылой комнаты – свеча успела уменьшиться ровно наполовину.

— Ну, ты не расстраивайся так, — Пётр Петрович всегда считал, что способность успокаивать кого-то – не самая его развитая черта. – В списке ещё три имени, я думаю, не стоит так сразу судить кого-то…

Кобылка со всей силы плюхнулась на кровать и по уши накрылась одеялом. Писатель, встав посреди комнатушки, совершенно не представлял, что ему в такой ситуации следует делать.

— Ложись, дурень, чего застыл, — пробурчал в его сторону голос из-под одеяла.

— Вот прямо так сразу?

— А ты собираешься стоя спать? – всё-таки, трудно было разобрать, когда Рэрити говорит серьёзно, а когда дурачится, — не волнуйся, мне с человеками не впервой. Вы, в общем-то, если привыкнуть, даже ничего такие…

Ну что тут скажешь, после такого-то заявления? Пётру Петровичу, которого и вправду не прельщала перспектива ночевать на потенциальной территории тараканов, ничего не оставалось, как аккуратно сложить рубашку и брюки на спинку кровати и, оставшись в одном лишь непримечательном нижнем белье, разместиться на противоположном краю ложа, не забыв затушить огарок свечи.

Спустя томительную минуту неловкого молчания, писатель всё же решился заговорить.

— Слушай, вот у меня такой вопрос, — заговорил он, слегка потянув на себя одеяло, — почему вы здесь так рано ложитесь спать? И почему ваше солнце заходит в четыре часа дня?

— Глупый вопрос, но тебе позволительный. Кому вообще как не тебе такое спрашивать, — Рэрити повернулась на другой бок, но её не привыкшим к темноте глазам всё равно удавалось разглядеть накачанный пресс коллеги по кровати, который представлялся её ироничному воображению, — сейчас в Эквестрии, если я не ошибаюсь, весна, а потому по настоянию учёных, солнце опускают раньше – это, якобы, поможет глазам легче привыкнуть к лету, когда светило «выключат» насовсем. Но есть и ещё одна причина – пони не просто так боятся темноты.

Единорожка заговорила заговорщицким и зловещим тоном:

— Есть в Кантерлоте легенда, что по ночам просыпаются страшные твари, называемые «чёрными тенями». Они незаметно подкрадываются к ничего не подозревающим пони и проникают к ним в самоё сознание, чтобы постепенно захватывать контроль над разумом. И причиной этого является ни какой-нибудь заумный план, отнюдь – они всего лишь превратят заражённого в зомби, который продолжит цепь размножения путём укусов! Цап!

Рэрити грозно клацнула зубами.

— Звучит как сюжет из дешёвых комиксов, — Пётр Петрович недоверчиво приподнял бровь – в постепенно рассеивающемся мраке ему виднелась ехидная белая мордашка, улыбающаяся собственному рассказу.

— Так это он и есть, — резюмировала кобылка, — отчасти!..

Ровно после этих слов писатель в полной мере осознал страшную истину – из соседней комнаты отчётливо доносилось мерное и раздражающее тиканье настенных часов. Рэрити, уловив его мысль, вновь сверкнула рогом, и любые мешающие здоровому сну звуки перестали доноситься до ушей её приятеля.

— Ладно, дорогуша, завтра рано вставать, — единорожка вновь перевернулась на другой бок, — так что вношу предложение крепко и бесповоротно уснуть.

— Предложение принято, — ответил ей баритон человека, веки которого, словно бы под действием неведомой силы, неумолимо смыкались.

Вскоре писателю послышалось размеренное сопение, которое он воспринял как знак. Стараясь не разбудить единорожку, человек аккуратно обнял её хрупкое и пушистое туловище.

Завтра предстояло много работы.

«Новый Химик – отвратительно скверный тип. Всё время такой жизнерадостный и позитивный, но первым же делом после вступления в сообщество он написал заявление о смещении на пенсию своего предшественника! Хотя, может быть, у меня просто паранойя…»

— Мисс Рэрити, очень приятно, давно хотел познакомиться с вами лично, — господин Тверской вежливо, но вполне дружелюбно улыбнулся, — а вы, я полагаю, Эмиль, как вас там по батюшке?..

— Фон Грин, — складно ответил Пётр Петрович, наконец-то выучивший собственный псевдоним наизусть.

— Прошу прощения, не успел как следует про вас узнать, — химик, щёлкнув пальцами, поправил слегка съехавшую каску, — кто вы по роду деятельности, какими судьбами в столице?

— Эмиль — известный иностранный политолог и экономист, приехал вместе со мной из Мейнхэттена чтобы помочь советом и, так сказать, прояснить для себя ситуацию, — вовремя вступила в диалог единорожка, дабы не дать своему спутнику сказать что-нибудь лишнее, — а ещё он мой ярый поклонник, мы с ним познакомились на одном из показов.

— Как мило, — Тверской улыбнулся неким собственным мыслям и жестом пригласил гостей пройти вглубь системы тоннелей.

Не смотря на то, что вчера наши герои уснули ещё почти что “засветло” (а именно где-то в седьмом часу), очнулся Пётр Петрович только ближе к девятому делению после полуночи – и всем своим существом почувствовал себя счастливым человеком. В его голову пришло мимолётное осознание – он вспомнил, какое событие могло являться причиной столь продолжительного почивания. Ведь прошлой ночью ему совсем не удалось хотя бы некоторое время провести в объятиях Морфея ввиду огромного количества информации, свалившегося на него разом – и теперь организм взял своё.

Рэрити поднялась раньше и, как ни странно было это признавать, писателю очень не хватало её тепла, когда он только проснулся. Но кобылка не сидела на месте – после краткого ритуала омовения в душевой, находившейся на этаже, и приведения себя в моральный и физический порядок, она отправилась выведывать у хозяйки, выполняющей также роль портье и кухарки, про подробности получения завтрака, включённого в стоимость проживания.

В итоге, не успел Пётр Петрович застегнуть последние пуговицы и расчесать шевелюру собранной пятернёй, как в номер ворвалась слегка взъерошенная и растирающая магией виски, но гордая собой и вооружённая подносом с неизвестного происхождения кашей, бутербродами и чаем единорожка, пожелав по мере передвижения сожителю доброго утра.

Забавно, подумалось Врачевскому. Этой ночью он приобрёл в своём титуле новое определение с приставкой «со».

Позавтракали коллеги и товарищи молча, лишь изредка кидая друг на друга взгляды, выискивая в лицах напротив, наверное, хоть какие-нибудь мысли по поводу произошедших перемен.

А мыслей-то, пожалуй, и не было. Просто, теперь отношения между пони и человеком, расследующих одно общее дело, стали чуть менее формальными.

Шахты открывались рано утром, ещё до «восхода» солнца, но Рэрити честно призналась, что ей не хотелось нарушать сон Петра Петровича. Именно поэтому они оказались здесь только сейчас, позволив часовой стрелке решительно переступить на первую двузначную отметку.

Виктор Сергеевич Тверской, также известный под прозвищем Химик, был молод, обаятелен, энергичен и всё время говорил о каких-то открытиях, инновациях и новых возможностях, что появились у него после прибытия в Эквестрию.

— Я, на самом деле, уже из Третьей Экспедиции, отвечал там за всякие научные исследования, биохимию, ну вы понимаете, — человек в каске был чуть ли не на голову выше Петра Петровича, а потому порой задевал бронированной макушкой за неровный пещерный свод, — но, из-за сами знаете каких трудностей, вернуться обратно мне так и не удалось. Тогда ещё было очень мало известно о том, что ожидает экспедиторов по ту сторону портала, а потому подготовиться было просто нереально – и когда мы прибыли, группа быстро позабыла свои основные цели. Из учёных остались вон только я, да Степанов Николай из первой волны, а остальные разбежались кто куда. Кому-то тут просто безумно понравилось, а кто-то, совсем поехав головой от неизбежного здесь пребывания, нашёл утешение в сидре, или и вовсе пустил пулю в лоб. Но я не из таких… Я сижу себе, тихо работаю, провожу исследования…

— А над чем именно вы работаете? – Рэрити давала Химику возможность выговориться, пока тот самостоятельно желает выдавать информацию.

— Над этим, — сказал учёный и обвёл ладонью внутренности тоннеля, — я, несмотря на официальный запрет к использованию и употреблению концентрата, с личного разрешения Её Высочества исследую и расширяю внутренности кантерлотской скалы. Концентрат, как известно, обладает исключительными взрывоопасными свойствами, он может взрываться даже от длительного воздействия солнечного света – не вашего, конечно, но от настоящего вполне – а потому его обычно хранят в тёмных и холодных местах. Но детонация совсем не обычная, как от взрывчатки – она создаёт локальную и легко управляемую реакцию, благодаря которой можно при должном старании выдалбливать в горной породе настоящие архитектурные шедевры…

Рэрити, а заодно и Врачевский, насторожились – уж слишком часто в последнее время они слышат об исследовании различных подрывных механизмов.

— А как вы считаете, Виктор Сергеевич, какой максимальной мощностью может обладать такой взрыв? – кобылка старалась подходить к истинной теме разговора медленно и постепенно, но, как водится, этого было недостаточно.

— Что около тысячи кило… О, я понял, ради чего вы здесь, — господин Тверской странно улыбнулся, — вас Пеликанов прислал, как же я сразу не догадался. Детонации, правая рука Её Высочества, подозрительный иностранец – вот они, методы предводителя человеческой расы в Эквестрии. Он, знаете ли, всегда предпочитал мне Николая, который, стоило ему только открыть концентрат, сразу же из профессионала превратился в поехавшего наркомана. Что ж, посмею его разочаровать – последнюю неделю я безвылазно провожу здесь, под прицелом взоров десятков моих подчинённых и коллег. Это вы желали узнать?

— Прошу прощения, я не хотела как-то вас уязвить, — единорожка заговорила глубоко извиняющимся тоном – Петру Петровичу только и оставалось, что дивиться её актёрскому мастерству, — мы всего лишь собираем необходимую для дела информацию.

— Что ж, надеюсь, вы её получили, — теперь Химик выглядел в высшей степени раздражённым и даже будто бы брезговал общаться с «пеликановскими псами», — а сейчас, прошу меня извинить – до конца месяца мне надо успеть добраться до центра этого горного образования.

Учёный, формально поклонившись гостям, оставил их наедине с эхом и табличками, помогающими навигации.

— Что думаешь об этом субъекте? – спросил писатель, стараясь говорить не слишком громко.

— Он всё ещё не настолько противный, сколь Гершин, — пробурчала Рэрити, угрюмо поворачивая назад.

— Но, заметь, они оба явно не испытывают особо тёплых чувств к капитану Пеликанову…

— И что ты хочешь этим сказать? – ушки у кобылки слегка дернулись.

— Ничего, — Пётр Петрович и сам не знал, какой из этого следует вывод, — просто заметил…

Тоннели, не обращая внимания на собственную длину, вскоре подошли к логическому концу, и наши герои вновь встретились со вчерашними охранниками, которых, впрочем, в этот раз сопровождал и ещё кое-кто.

— Мисс Рэрити, прошу прощения, а что насчёт вашего заказа?.. – жеребёнок, уже не слишком молодой, но всё ещё не имеющий права называться подростком, вприпрыжку подбежал к парочке из писателя и модельерши – кажется, именно он пару секунд назад околачивался возле стражников.

— Я же сказала, всё без изменений! – кобылка резко и грубо отмахнулась от юного курьера, ускорила шаг и спустя десяток секунд оставила его далеко позади.

— Что за заказ? – как бы невзначай поинтересовался Врачевский.

— Исследования, — кратко и без экивоков ответила спутница, — прямо как у Виктора Сергеевича.

«Сегодня я снова встречался с Твайлайт, и ей Богу, я со стопроцентной вероятностью уверен, что не ослышался – она назвала меня «дорогушей». Это ли не яркой подтверждение моих подозрений?»

Алексей никогда не считал себя хорошим поваром, но многие вещи время изменяет до неузнаваемости. Кто бы мог подумать, что подающий надежды спортсмен, студент и активист будет удивлять жителей иного мира чудесами кавказской кухни? Никто, пожалуй. А в особенности это не заботило тех, кто на самом деле затеял всю эту катавасию с наслоением реальностей.

Аккуратное лезвие, не слишком острое, но вполне удобное для нарезки овощей, в который раз плавно отделило от моркови ещё одну её оранжевую часть, что позволило человеку лёгким движением руки перебросить кругляш на томящуюся на медленном огне сковороду. Впрочем, зачем мыслить так мелочно, подумалось человеку – ведь не только о кухне ему никогда не приходилось задумываться, но и вообще о бытовании в Эквестрии... Он никогда не считал себя избранным, спасителем миров, да и вообще не особо увлекался фантастикой – Алексей мыслил себя скорее как рядового прагматика, способным ставить перед собой лишь ясные и выполнимые задачи, а также решать проблемы по мере их поступления – но судьба, как в таких случаях обычно бывает, распорядилась иначе.

Он до сих пор вспоминал тот день, когда после пересечения пешеходного перехода обнаружил себя не на другой стороне улицы, а на кантерлотской дворцовой площади, рядом с десятками таких же ломающих над происходящим голову людей. Он помнил, как почти что целый год прожил в общежитии, которое сам же параллельно и достраивал, как пытался найти работу, связанную с его увлечениями, а в итоге начал готовить выпечку на пару с человеком, называвшим себя, не особо умничая, просто Саней. Время тогда проносилось весьма незаметно – его напарник оказался добрым и весёлым парнем, практикантом, только-только отучившимся на пекаря, который между делом, сопровождая процесс шуточками про всякие глупости и непристойности, успевал обучать Алексея своему хитрому мастерству.

«Вегетарианские беляши, ну и названьице», — подумалось как-то спортсмену, когда ему сообщили наименование их нового проекта. Но, как ни странно, следуя статистике, именно такие дурацкие и совершенно неуместные имена приживаются лучше всех остальных.

Вскоре, скопив необходимую сумму, Алексей смог позволить себе снимать квартиру в Людском квартале – не слишком импозантную, но по-своему уютную и в самый раз подходящую под описание «холостяцкое гнёздышко». И всё бы ничего, и жил бы он там и по сей день, но судьба вновь преподнесла ему подарок.

На территорию кухни, очаровательно позёвывая, вступила Элис – его спасительница, благодетельница и супруга. Мягкая шёрстка и глубокий взгляд, поражающий ультрамариновым оттенком, вот что первым бросалось в глаза путнику, случайно встретившему этого ангела во плоти.

Впервые они увиделись там, где чаще всего и начинаются подобные знакомства – «в баре». Его с Александром дело расширялось, а потому открытие небольшого кафе стало вполне закономерным следующим шагом к основанию успешного предприятия. Она, закутанная в тёмный плащ-дождевик, тихо сидела за столиком и читала утренний номер тогда ещё популярного «Кантерлотского вестника», а Алексей, окрылённый повышением заработка и новыми возможностями, вживался в роль официанта, восполняя нехватку сотрудников. И, как это случается в тех романтических историях, что написаны неуверенными в себе мужчинами, заключёнными в объятия клише и предрассудков, первой заговорила кобылка. Она взглянула на человека, и в зрачках её словно бы что-то прояснилось – позже Элис будет рассказывать, что в образе спортсмена ей почудился некий старый знакомый, которого она так давно и упорно искала… Кобылка окликнула официанта и спросила: «Не вы ли живёте на седьмой авеню, рядом с магазином хозтоваров?» Получив в качестве ответа удивлённое подтверждение, единорожка, которой, к слову, Элис и являлась, в высшей степени поразилась услышанному: «Но там же столько тараканов, как вас угораздило там поселиться?»

Так, с совершенно не связанного с романтикой и высокопарными фразами диалога начались отношения, продолжавшиеся, в общей сумме, уже почти два года. Элис, хоть она никогда и не признавалась, где именно она работает, оказалась довольно обеспеченной пони, и спустя пару свиданий Алексей, поддавшись нескончаемым уговорам, переехал к ней. Да, оттуда было не так просто добираться до работы, но во всём есть свои прелести – единорожка, казалось бы, поставила себе высшей целью личное удобство и спокойствие «её человека». С того дня, как спортсмен и пекарь переехал к своей подруге, он больше ни в чём не нуждался. Доходило даже до абсурда – пару раз, когда он опаздывал к открытию, а времени дожидаться такси не оставалось, Элис предлогала добраться до места… Прямо на её спине.

Удивительная пони, что тут скажешь… Отношения с ней складывались просто и беззаботно – почивший отец когда-то говорил Алексею, что это признак недолговечности, но человеку совсем не хотелось об этом думать. И вот, совсем недавно, он, точно также, не задумываясь принял предложение единорожки о свадьбе: она говорила что-то о показательном акте, который должен будет продемонстрировать истинный и бескорыстный союз человека и пони, но ему не нужны были объяснения – после всего того, что она для него сделала, было бы глупо отказать ей в единственной значимой просьбе.

— Лёш, что сегодня на обед? – Элис, в посольстве записанная как Гренкина, а во дворце – как Баттерскотч, протерев копытцем заспанные глаза, опустилась на небольшой пуфик.

— Морковка, — Алексей в который раз за сегодняшний день улыбнулся, — тушёная, как ты любишь.

— Так мило с твоей стороны, — кобылка взглянула на календарь, — сегодня что, праздник?

— Нет, просто выходной…

Что может быть хуже идиллии, разрушенной ворвавшейся в самый неподходящий момент реальностью? Наверное, лишь она же, нарушаемая уже во второй раз за неделю.

— Я открою, — Элис, откликнувшись на стук в дверь, сбросила с себя остатки сонной пелены и отправилась встречать гостей.

Вчера к ним уже приходили, угрюмо вспоминал Алексей — поздно вечером, когда они только-только улеглись спать. Детектив, назвавшийся Фредди и упорно демонстрировавший свою лицензию лишь в полумраке, точно знал, когда они вернуться домой, и пришёл сюда, чтобы задать свои скучные и напрягающие сознание вопросы, а также забрать кое-что – Элис, стоило ей только об этом услышать, сразу же с виноватым видом попросила человека выйти из комнаты.

А потом гость ушёл, оставив после себя лишь запах кофе и безвкусную неопределённость. Неприятная история, в общем.

И вот теперь, на этот раз вторгнувшись в самоё святая святых Алексея – на кухню, пришли новые домогатели, правда, сегодня они были уже совсем небезызвестные. О мисс Рэрити, и некоем Эмиле, расследующим дело подрывника, успели расползтись слухи – Элис вчера битых полчаса беседовала о них с Гершиным, встретившим её где-то на улице – и это не считая того, что человек сам не давеча как прошлыми сутками лицезрел эту парочку у себя в кафе.

Почему «у себя»? Ах, я же совсем забыл упомянуть… Его напарник около месяца назад скоропостижно скончался от некоей местной болезни, надышался чего-то, или кто его там знает. Грустно, конечно, но… Довольно очевидно, не правда ли? Инопланетная флора и фауна далеко не всегда встречает землян с распростёртыми объятиями, особенно когда те сами не совсем здоровы…

Гости, последовав вежливому, но не вполне поддерживаемому Алексеем приглашению, уселись за стол – Элис, будучи в душе очень хозяйственной кобылкой, принесла два дополнительных сидения.

— Прошу прощения, но если вы пришли по поводу взрывов – мы вчера уже всё рассказали этому детективу, Фредди, — настроение спортсмена было хоть и не окончательно, но уже изрядно испорчено, а потому он решил не слишком любезничать с «ищейками».

— Правда? – Рэрити, кажется, уловила неприязнь с противоположной стороны стола. – Что ж, тогда, раз вы введены в курс дела и не желаете лишней демагогии, я полагаю, стоит сразу же перейти к вашему алиби. Господин Гренкин, миссис Баттерскотч – где вы провели позавчерашний вечер и последовавшее за этим утро?

— Мы с Лёшей были дома, спали, завтракали, проводили время наедине друг с другом, если вы понимаете, — во имя высших сил, Элис, казалось бы, совсем невозможно было вывести из себя или разозлить – она всё время проявляла чудеса художественного такта и учтивости.

— Вполне, — белая единорожка, вестимо, представляя себя великим сыщиком, переводила взгляд с одного обитателя дома на другого, — вот только и вы войдите в моё положение. Ваши взаимные показания не являются алиби, мне ли вам говорить? Миссис Баттерскотч, если быть честной, то у меня к вам гораздо больше претензий, чем может показаться на первый взгляд. Вы были так или иначе причастны ко всем чрезвычайным событиям, произошедшим на этой неделе – даже во время свадьбы, которая, если вы ещё не запамятовали, проходила во время покушения на Её Высочество, вас тоже очень быстро потеряли из виду – вы исчезли с церемонии под предлогом «болей в животе»…

— И у меня имеется справка от педиатра, подтверждающая отравление, — Элис совершенно безобидно улыбнулась.

Алексей не совсем осознавал, насколько лояльно его супруга относится к подобному типу «допроса с пристрастием», а потому решил вмешаться:

— Вы же понимаете, что ваши слова не имеют за собой никакой иной цели, кроме как уязвить мою жену?

— Я вынуждена не согласиться, господин Гренкин, — Рэрити покопалась в сумочке, которая, к слову, ранее при ней замечена не была, и извлекла из неё несколько бумаг с королевскими печатями. — Мисс Баттерскотч, при всём моём уважении, уже давно стоит у полиции на особом счету – ведь её брат, Грэг, в прошлом был тесно связан с контрабандой, а также был уличён при попытке изнасилования… Но кроме этого факта, а также полного отсутствия вменяемого алиби, есть и ещё несколько тезисов, позволяющие усомниться в «ангельской сущности» подозреваемой. По данным полиции Кантерлота, до Наслоения Элис была тесно связана с Лэмом Фарлингом – опознанным и официально признанным полицией террористом, создавшим и установившим бомбу под постаментом Твайлайт Спаркл. Их отношения не ограничивались крепкой дружбой и так не были завершены, а по некоторым данным мисс Баттерскотч даже встречалась со своим бывшим ухажёром несколько раз за прошедшие два с половиной года.

Бумаги, очерченные множеством печатей, не лгали… Мысли Алексея метались из стороны в сторону – нет, он совсем не считал Элис способной на массовые убийства, но внутри у него клокотало странное и липкое чувство, ни разу не испытываемое им ранее. «Свободные отношения», крутилось у него в голове, «давай не будем расспрашивать друг друга о прошлом»… Человек понял что теплилось у него в груди – ревность, низшее чувство, которое несомненно необходимо было подавить.

— Ваши инсинуации, несомненно, увлекательны, но абсолютно беспоч…

— Подождите, Алексей, я ещё не закончила, — модельерша, в этот раз гораздо более похожая на судью и инквизитора в едином лице, нежели на сыщика, продолжила чтение полицейского заключения, — если вы желаете фактов, получите и распишитесь. Ваша жена уже несколько раз привлекалась к ответственности за хранение и продажу опаснейших артефактов из иного мира, один из которых, а именно, цитата, «заражённая Наслоением микроволновая печь», проданная вашей супругой, поспособствовала смерти Александра Щепкина, вашего коллеги. Среди её наказаний имеются несколько штрафов и два тюремных срока длиною по тридцать суток каждый…

— Элис... – Алексей не знал, что ему думать – осознание пришло слишком резко и совсем без предупреждения. — Ты говорила мне, что уезжала в командировки в Филидельфию…

— Я могу считать ваши слова узаконенным обвинением? – проигнорировав высказывание мужа, с вызовом спросила кобылка.

— Пока что нет, — Рэрити, с видом полной победы и некоторым пафосом, поднялась с пуфа, — с этим разберётся полиция. Вас уведомят о том, когда следует туда явиться.

Гости, уже без помощи хозяев, покинули обитель любви и благополучия. Морковь на сковороде окончательно подгорела…

— Пойду, что ли, мусор выкину, — не найдя иных слов, сказал Алексей кобылке, что сидела рядом.

— Да, — Элис, кажется, всё-таки была выведена из себя. – Что ж, я сразу догадывалась, что Рэрити не просто так вернулась в Кантерлот, «не уезжая из него». Тёмный град уже совсем рядом… Иди, я тебе всё потом объясню…

Кто знает, что двигало спортсменом в течение нескольких следующих минут, но про искомый мешок он благополучно забыл. Дверь за его спиной захлопнулась, а в голове вертелись мысли про Элис, про Саню, про всю его жизнь… Нет, конечно же, вряд ли можно сказать, что его сознание перевернулось только благодаря одному единственному разговору с малознакомой особой, в котором он даже не особенно и участвовал. Просто… Если быть честным с самим собой, эти мысли и сами порой приходили ему в голову.

— Мисс Рэрити, Эмиль, постойте! – окликнул человек детективную парочку, ещё не успевшую завернуть за угол.

Белая единорожка, словно бы только и выжидая этого момента, замедлила шаг и обернулась:

— Что-то запамятовали, Алексей?

Спортсмен, к слову, давно не занимавшийся спортом, тяжело вздыхая заговорил:

— Простите, что задерживаю, — говорил он, сбиваясь и не соблюдая паузы, — я лишь хотел сказать, что Элис вчера и позавчера… И вправду не было дома. Прошу вас, чтобы с ней такого не случилось, помогите ей. Я многого не знаю, но я… Я искренне хочу ей счастья! Она ведь столько для меня сделала…

— Хорошо, Алексей, мы учтём ваши пожелания, — Рэрити, давая понять, что спешит, начала умеренно поспешное прощание, — Эти показания несомненно помогут нашему расследованию…

И они скрылись в общем потоке жителей Людского квартала. Как будто бы и не было пару секунд назад никакой встречи…

— Чёрт, я же про мусор забыл!.. – воскликнул Алексей и, стараясь думать о чём-то хорошем, отправился домой.

— Хорошо, ладно, Натаниэль, вы меня раскусили. Я и в самом деле писатель – тот, кто воистину создал весь этот мир силой одной лишь своей мысли. Если хочешь что-нибудь спросить, сделай это сейчас.

— Я… У меня есть вопрос. А меня вы тоже…Написали?

— Что ж, при всей изобретательности и эффектности, трюк с белой бумагой вместо всех этих донесений из полиции выглядел довольно подло, признай, — Пётр Петрович не переставал впечатляться циничности и ходу мысли своей напарницы – впрочем, он совсем её не осуждал.

— Подло, но необходимо, — Рэрити, кажется, было совсем не стыдно. — Её реакция была просто бесценна! Прости за пустую похвалу, но всё же – как виртуозно это было выполнено… В плохо освещённой кухне, без единой секунды на подготовку – полноценная иллюзия, рассчитанная на нескольких существ и производящая различное воздействие! Тем более, если уж на то пошло, то большая часть из того, что я ей предъявила – вполне себе подтверждённые слухи. Она и вправду некогда состояла на учёте, участвовала в контрабанде…

— Но главным достижением, по твоему, я полагаю, стало то, что Алексей сам выдал нам собственную супругу?

— Несомненно, Пётр, — единорожка по-дружески толкнула его копытцем в бок, — читаешь мысли.

Три часа дня. Открытое кафе неподалёку от замка, Центральный Кантерлот. Все необходимые приготовления выполнены, все подозреваемые опрошены, а потому – оставалось только вновь произвести встречу с Фредди, перенесённую помощи почты на сегодняшний «вечер», и расспросить детектива о его собственных результатах расследования.

— Итак, по итогу нашего с тобой дела, кто, как ты думаешь, самый главный злодеюн во всей этой истории? – Писатель, изучая меню, поглядывал по сторонам, ожидая увидеть знакомый домашний халат.

— Несомненно, это будет кто-то, на кого мы даже подумать не могли и вовсе не обращали внимания, – шутливо ответила ему Рэрити, в томительном ожидании пересыпая содержимое солонки из стороны в сторону, — ведь так обычно и бывает в детективах? Иначе к чему вся эта интрига, напряжение, конфликт… Читатель хочет удивиться, тебе ли не знать.

— И в конце, например, окажется что на самом деле всей этой операцией, хм… Управляла та злая тётка из отеля, вот, точно! – Врачевский решил продолжить забавную аналогию с литературой. – И потом придёт какой-нибудь, ну, не знаю, мудрый старец и скажет: «А помните, помните, какая она была злая, а вы думали что она просто противная, а она на самом деле супер злая!»

— И этой фразой ты только что вычеркнул её из списка подозреваемых, — Рэрити, впрочем, кажется, уже наскучила такая «игра», — где там уже этот официант, во имя Принцесс?

— Я попросил его не подходить к этому столику.

До героев донёсся знакомый кофейный аромат, но образ, представший перед ними, воистину обескураживал. Почему же? Ну, пожалуй, трудно было представить такую ситуацию, благодаря которой Фредди бы решил надолго выйти на улицу, да и к тому же причесаться и одеться в приличную одежду.

Под последней, конечно же, подразумевался старый и застиранный жилет, но вопреки этому, удивлял Рэрити, да и её товарища в том числе, именно сам факт детектива, приведшего себя в порядок.

Фредди, придвинув от соседнего столика дополнительное пластиковое сидение, уселся напротив писателя и модельерши.

— Дорогие друзья и уважаемые клиенты, — начал он, говоря вкрадчиво и полушёпотом, — из записки, присланной мне Рэрити, я выяснил краткие результаты ваших изысканий и в целом остался ими доволен. Вы отлично отвлекли основных подозреваемых от моих личных поисков.

Сие замечание, возможно, стоило бы счесть неприятным и оскорбительным, если бы далее не последовало его дополнение.

— А также собрали массу несомненно важной информации, — добавил он и еле заметно улыбнулся.

— Фредди, пожалуйста, не томи – скажи, что ты успел выяснить? – Рэрити, придерживаясь стандартной заинтересованной схемы поведения, чуть подалась вперёд.

— Одновременно и немногое, и самое важное в нашем с вами расследовании, — с этими словами Фредди лёгким движением магического облачка достал из кармана жилета прозрачный пакет с чем-то чёрным и смутно напоминающем множество раз сложенную одежду внутри. – Да, это именно то, о чём вы, наверное, подумали. Одеяние, в котором был замечен подрывник.

Не смотря на все те удивительные события последних дней, что подстерегали наших героев за каждым углом, это их в прямом смысле слова ввело в некоторый ступор – получалось, что усилия и время, потраченные на разговоры с малознакомыми жителями столицы, совершенно не соответствовали результату противоположной стороны, которая, как виделось на первый взгляд без особых усилий заполучила столь знаковый трофей.

— Миссис Баттерскотч, которая поделилась со мной этой вещью, сообщила, что одеяние всегда имеет собственного владельца и узоры на нём начинают светиться при контакте с хозяином, как, собственно, и утверждали свидетели, — детектив, ещё раз продемонстрировав прозрачную упаковку, вновь убрал её обратно в карман, — я мог бы, конечно же, прямо сейчас произвести исследование на момент того, что кто-то из нас может оказаться собственником данного предмета одежды, но, увы, ей вредно хоть сколько-нибудь долго находиться на воздухе.

— Но позвольте, Фредди, откуда же этот плащ взялся у Элис? – подключился к разговору лишь внимавший до этого Пётр Петрович.

— Контрабанда, господин Эмиль, я думаю, вы понимаете…

И снова пауза, не слишком драматичная, не слишком необходимая, но именно в этот момент солонка в не сконцентрированном магическом захвате единорожки закономерно просыпала добрую треть своего содержимого прямо на стол. На долю секунды Петру Петровичу почудилось, что крупинки “белого яда” слишком ярко воссияли на солнце, а это могло означать только одно — неужели Рэрити вновь колдует своё заклинание?

«К ссоре», — отчего-то вспомнилась писателю старая как мир примета.

— Итак, если вы позволите, я сформулирую план действий, — Фредди наклонился над столом и начал рисовать соляные узоры своей медной подковой, — сегодня я разошлю приглашения всем подозреваемым, а завтра утром они соберутся в здании посольства, в одной комнате. План прост до глупости: вы вслух объявите суть эксперимента, а именно то, что каждый из присутствующих в комнате должен будет дотронуться до обнаруженной нами ткани – в том числе и вы – и будете ожидать реакции. Если её не последует, или она будет несущественной – начните проводить эксперимент. В ходе него мы или окончательно выясним личность злодея, или потерпим полное поражение – ибо по моим расчётам подрывник должен находиться именно среди этих индивидов. Я же буду ожидать результатов снаружи, вместе с полицией…

— Полицией? – Рэрити встрепенулась, но, пожалуй, слишком экспрессивно, — разве ты не понимаешь, что полиция находится под…

— Несомненно понимаю, — Фредди словно бы со снисхождением обратился к единорожке, — но наш противник, кем бы ты себя не возомнила, гораздо сильнее, чем тебе кажется. Если экспертиза, проведённая в посольстве и предоставленная мне следователем, достоверна, он может буквально разорвать каждого из вас изнутри. А мне бы этого, если говорить откровенно, очень не хотелось бы… Я бы с радостью не допустил тебя до эксперимента, но для чистоты оного вы оба должны обязательно там присутствовать – иначе подозреваемые нам не доверятся. И если ты вдруг сомневаешься во мне – я лично завтра перед операцией прикоснусь к ткани – идёт?

Встреча закончилась, и её участники разошлись в сухом молчании, полные решимости, наконец, завершить их общее предприятие. На самом деле, Петр Петровичу было даже немного грустно – на протяжении всего не слишком долгого времени, что он провёл в компании единорожки, он успел если не подружиться с ней, то, как минимум, привыкнуть к её ироничному обществу. В течение почти что двух суток, что парочка провела вместе, они успели вдоволь наговориться, совершить несколько непринуждённых приёмов пищи и даже, кто бы мог подумать, выспаться в обнимку… А если ещё и прибавить к этому часы, когда модельерша притворялась Твайлайт Спаркл... В общем, писатель уже сомневался, что захочет впоследствии прекратить общение с Рэрити – тем более она, кажется, имела на него большие планы.

Пальцы Петра Петровича нащупали в кармане посторонний клочок бумаги – как оказалось, это была аккуратно сложенная записка…

Первой строчкой в которой значилось: «Эмиль, не знаю, догадались вы или нет, но подрывник – это Рэрити»…

«Нынешняя Твайлайт и Рэрити — это одно и то же существо, и здесь не может быть никаких сомнений. Я провёл личное расследование, побеседовал кое с кем – и их почти ни разу не видели вместе. Перемещения модельерши вообще внятно невозможно отследить, а Спаркл в последнее время очевидно совсем на себя не похожа. Ей богу, она даже разрешила называть себя королевой!..»

«Возможно, вы не поверите мне, посчитаете мои слова абсурдом или выдумкой, а может, чего хуже – подумаете что я желаю выгородить самого себя… Но это не так».

В скважине с отчего-то приятным слуху звуком провернулся ключ, и дверь, знакомо неказистая, пропустила своих временных хозяев в недра последующего далее помещения.

На столе расположилось заранее заказанное в номер вино сомнительного качества, а простыни были заменены новыми, более свежими – кажется, «супер злая тётка» наконец-то разглядела в Рэрити мешок с деньгами.

«Я, каюсь, провёл последние сутки отлынивая от работы, но делал я это далеко не просто так – ибо главной моей целью было наблюдение за вашей подругой. Я с самого начала догадывался, что эта её смутно объяснённая инициатива по поиску подрывника – фикция и является лишь очередным поводом для новой игры в детектива. Она искренне считает, что мир вокруг неё – детская песочница, или, если угодно, шахматное поле, где она, подобно несведущему ребёнку переставляет фигуры, не следуя правилам. Рэрити постоянно позирует и актёрствует, меняя образы, как перчатки – возможно, она даже сама этого не осознаёт. Мы с вами должны ей помочь».

Единорожка, устало потянувшись, повалилась на ароматизирующую дешёвым мылом кровать.

— Пётр, дорогуша, как думаешь, здесь где-нибудь можно найти винные бокалы? – кобылка обратила туманный взор в потолок.

— Понятия не имею, — без особого энтузиазма ответил писатель, но, кто бы мог подумать, тут же обнаружил их поверх тумбочки. – Предлагаешь выпить за завтрашнее предприятие?

— Пожалуй, а то у мне всё ещё слегка докучает мигрень…

«Возможно, вы считаете, что в моих словах слишком много лишних метафор, и, пожалуй, окажетесь правы. Но у меня есть и факты. Вы наверняка вспомните не один такой момент, когда Рэрити в деталях описывала «возможные» мотивы преступника, или рассказывала, что «писателя может убить только туман»… Не удивляйтесь, мне она об этом тоже как-то поведала за бокальчиком крепкого красного вина…»

— И как бы наш эксперимент не закончился, я хочу, чтобы никто, а особенно ты, Рэрити, не пострадал! – закончил свой тост Пётр Петрович и опрокинул содержимое ёмкости себе в глотку. Напиток обжигал и оставлял после себя привкус кислого винограда, но мысли после такого возлияния будто бы становились яснее и легче.

— И да восторжествует справедливость! – Добавила единорожка вслед, постепенно потягивая красную жидкость.

«И при этом её мотивы совершенно ясны – внедряя очки, линзы, оказывая «психологическую помощь, она просто напросто добивается абсолютной власти. Рэрити хочется погрузить Эквестрию в сладкий сон – тот, в который она так или иначе окунала каждого своего “близкого друга”. Показная погоня за истиной – лишь прикрытие для её собственной совести, ибо она постоянно лжёт, как себя, так и другим. Я видел её взгляд на площади Рейнбоу Дэш, когда от взрыва погибли десятки демонстрантов. Её глаза горели огнём, Эмиль, и вы знаете, почему. И кто же был ближе всех к писателю, когда на Рэрити, мило беседующую вместе с ним на балконе, было совершено покушение? Правильно, Эмиль – та, кто хотела проверить, убьёт туман её приятеля, или нет. Она очень хорошо знает, что для пони туман безвреден».

— Слушай, Пётр, а я ведь так ни разу и не спрашивала о твоём прошлом – откуда ты? – после третьего бокала речь кобылки, на удивление, всё ещё выглядела связной.

— Я? – на Врачевского же напиток подействовал гораздо более разрушительно, — ну я эт, прямо с Аллеи Писателей, на самом деле. Это место, где одни только писатели и живут – они там пишут, сочиняют всякую муть… А ещё там есть один противный хрен, его зовут Вильем Дарк, он короче самый там тухлый писатель и… И ещё он мой психолог… Прикольно, да?

— Ладно, ложись на кровать, а то ещё заснёшь в положении “носом в пол”… — единорожка беззлобно усмехнулась.

«Задумайтесь, Эмиль – ведь каждый раз во время какого бы то ни было происшествия Рэрити была совсем неподалёку. Ей ничего не стоит замаскировать себя или собственную магию – вспомните, как часто она этим бахвалится. Но если вы всё ещё мне не верите, я приведу вам свой самый веский аргумент, который подтвердил все мои догадки. Тот плащ, что я показывал в упаковке, был не настоящим – пока я демонстрировал его вам, рассеивая внимание Рэрити, настоящее одеяние, влекомое под скатертью моим телекинезом, успело дотронуться до её «непорочного» тела. Результат подтвердился – она хозяин плаща. Я не мог сделать этого в открытую, потому что эта кобылка слишком опасна – я даже вместе с вами не смог бы справиться с ней в одиночку. Завтра я приведу к посольству боевых магов вместе с полицией, и вы собственными глазами убедитесь в моей правоте во время эксперимента».

Поле. Ароматы трав. Пение птиц…

— Слушай, Рэрити, — писатель чувствовал себя так, словно находится в раю, — а ты точно не подрывник?

«И знаете, я совсем не удивлюсь, если именно вы, Эмиль, на самом деле и окажетесь этим самым Писателем – это, пожалуй, многое расставило бы на свои места. Например, объяснило бы ваше неожиданное появление словно из ниоткуда, а также то, почему вы хвостом увиваетесь за вашей спутницей… Но не дайте ей затуманить ваш разум, ибо Рэрити поистине безумна – кто знает, что случится, если её верным слугой окажется самоё божество. А потому, уверяю вас, помните – что бы она вам сегодня не сказала – не верьте ни одному её слову!

С уважением, Ф.»

— Хей, ты что, не доверяешь мне? – кобылка ехидно нависла над человеком, всем своим существом погружённым в высокую траву.

— Да нет, конечно, я просто…

Рэрити не дала человеку договорить и слилась с ним в страстном поцелуе…

«Ко мне снова приходил Эдмундс – давил на жалость, на чувство справедливости, говорил, что будь я чуть сговорчивее, Эквестрия давно бы оказалась на пять шагов впереди. Эх, я бы с радостью показал ему, как с такими скользкими типами поступают на Земле, но, увы, пока что портал в Лунной башне работает по принципу из одного бородатого и несмешного анекдота…»

— Итак, пройдёмся по списку: все служащие эвакуированы, здание оцеплено, «прозрачные стены» установлены, а подозреваемые на позициях – я ничего не забыл? – Фредди, казалось бы, обратился с этим вопросом к самому себе, но Рэрити всё же решила потешить его самолюбие.

— Я никогда не сомневалась в исключительности твоего интеллекта, дорогуша, а потому не сомневаюсь и сейчас, — кобылка улыбнулась и оценила взглядом свой внешний вид, который, впрочем, не слишком отличался от повседневного. – Делай то, в чём уверен, и у тебя всё получится.

Детектив, в отличие от единорожки этим утром решивший принарядится в более подходящий своей профессии наряд (а именно, в коричневый длиннополый плащ, прозванный макинтошем без какой бы то ни было связи с известным сортом яблок, и шляпа – не ковбойская, конечно, но всё равно отдающая стариной и антиквариатом), при помощи одних собственных копыт достал из-за пазухи чёрный балахон подрывника. Одежда выглядела необычно, ибо даже в развёрнутом состоянии невозможно было точно определить её истинный фасон и размер, а также, что самое главное, «видовую принадлежность» — такой совершенно бесформенный плащ мог носить как пони, так и человек, что, по всей видимости, ни капли не сужало круг поиска.

Иероглифы же, которыми вдоль и поперёк было испещрено одеяние, на прикосновение Фредди никоем образом не среагировали – даже тот значок, что при определённом углу обзора напоминал маленькую букву «м».

— Что ж, теперь, когда все приготовления завершены – к барьеру, господа! – сказав так, детектив передал на содержание облачённому в толстые грубые перчатки Врачевскому балахон, и, эффектно взмахнув «рукавами», отправился в смежную с основной комнату, дабы иметь возможность наблюдать и выслушивать каждую мелочь, происходящую в экспериментальном зале.

Писатель и модельерша переглянулись: взгляды их, кроме очевидного волнения, излучали самые смешанные эмоции. Отношения этих двоих набрали свои обороты так стремительно, что они, благополучно перескочив «фазу пылкой влюблённости», вступили в стадию взаимного недоверия. Внутренний голос Петра Петровича всё ещё искренне призывал всей душой доверять этой кобылке, повторял, что она ну просто не может оказаться истинным злом – но не то же ли самое вчерашним днём ощущал другой человек, именуемый Алексеем? И казалось бы, вот она Рэрити, совсем рядом, всего-то стоит взять и дотронуться до неё плащом, дабы развеять все сомнения… Но в сознании писателя уже укоренились ростки подозрения – он понимал, что может даже не успеть прикоснуться к белоснежному тельцу, а операция, тем временем, будет бесповоротно провалена... В комнате же, специально подготовленной и оборудованной, модельерше будет гораздо сложнее использовать свои одурманивающие заклинания…

В ясных глазах единорожки, мысленно повторяющей наспех заученный текст, трудно было разглядеть хоть что-нибудь определённое – там была лишь мягкая и тёплая глубина, постепенно окутывающая сознание каждого в них смотрящего.

Дверь распахнулась, и небольшой кабинет впустил в себя новых и в то же время последних гостей предстоящего часа. Все были в сборе, в тесноте рассевшись вокруг миниатюрного круглого стола.

Два обитых вельветовой тканью кресла гостеприимно пустовали.

Врачевский снова оглядел помещение и осознал, что, несмотря на все личные изыскания Фредди, любой в этой комнате может оказаться террористом. Не зря их всех сюда поместили – словно мух в одну банку. Любое хотя бы малость подозрительное действие со стороны одного или нескольких участников эксперимента, и, кто знает, может быть полиция под управлением советника просто напросто всех их испепелит – для верности.

Лица напротив – просветлённые и нахмуренные, сосредоточенные и раздражённые – каждое из них могло скрывать или на самом деле скрывало за собой совершенно иные эмоции, нежели выражало публично. И добрый старичок Гершин, и явно скучающий Химик, и даже «очевидно скользкий тип» Пеликанов – никому их них нельзя было доверять. В том числе и самому себе…

Рэрити, тем временем, в меру торжественно завершала вступительную речь, заранее заготовленную на их совместном с Фредди совещании:

-...версии расходились – мы даже некоторое время предполагали, что среди Объединённого Сообщества Людей и Пони завёлся чейнджлинг, желающий поссорить нас друг между другом, но в общем итоге расследование всё равно сводилось к данному кругу подозреваемых. Последующий далее эксперимент не предназначен для того, чтобы опорочить чью-то честь или выведать информацию личного характера – с девяносто процентной вероятностью только один из вас на самом деле является преступником. И чтобы доказать или опровергнуть вашу причастность к «делу подрывника», каждый должен будет громко и отчётливо назвать собственное имя и прикоснуться к этой ткани, которая будет дистанционно управляться полицейскими-магами из соседней комнаты. Всем всё понятно?

До слуха Петра Петровича донёсся нестройный хор из утвердительных возгласов и слов согласия. Он плавно, не совершая слишком резких движений, положил плащ в центре стола и медленно стянул перчатки, вблизи больше напоминавшие неумело пошитые варежки.

— Замечательно, — Рэрити, сообразив на мордашке сухую улыбку, опустилась в предоставленное кресло, — тогда, прошу вас, положите руки и копыта так, чтобы их было видно всем, кто находится в комнате, и дожидайтесь сигнала.

Несколько секунд звенящей тишины показались писателю оглушительней пушечного выстрела – на лбу у него выступил леденящий кожные покровы пот. Отчего он так волнуется? — думалось ему. Наверное, причиной этому являлось то, что каждый возможный исход не предвещал после себя совершенно ничего хорошего...

Звук, смутно напоминавший гудок паровоза, смешанный с полицейским свистком, многих заставил вздрогнуть. Балахон, влекомый золотистым магическим облачком, словно бы осторожничая, неспешно приблизился к Петру Петровичу. Писатель поднял правую руку…

— Эмиль фон Грин, — стараясь отчётливо выговаривать согласные, Врачевский опустил обнажённую ладонь на чёрную ткань.

Буквы… БУКВЫ со всех сторон атаковали его сознание. Мир расщеплялся на них и в мгновение ока вновь обретал знакомые очертания… Человек зажмурился, но символы, принадлежащие разным языкам и наречиям, не переставали заполнять его черепную коробку. Кажется, теперь всё становилось очевидно – всё это время, ведомый заблуждениями и ложными свидетельствами, подрывником и террористом являлся…

— Следующий! — послышался магически усиленный голос из-за стены.

Кто-то другой… В отличие от прикасавшегося к ткани человека, самоё одеяние никак не отреагировало на взаимодействие с ним. Казалось бы, теперь можно было вздохнуть спокойно, но в голове у писателя крутилась совсем другая мысль – плащ, до которого он дотронулся, точно не являлся подделкой. Он прибыл извне, из того мира, откуда явился и сам Врачевский…

Тем временем, одеяние, вопреки ожиданиям писателя, двинулось влево – теперь, чтобы добраться до Рэрити, ему придётся совершить полный оборот по кромке дубового постамента. Было ли это случайностью или же намеренным ходом – достоверно узнать истину не представлялось возможности.

Фаерфлай Гершин, расположившийся рядом с Петром Петровичем, тоже оказался чист – это ознаменовала его простая и добродушная улыбка. Справа от себя писатель почувствовал неуютное шевеление – кажется, белая единорожка и вправду искренне желала, чтобы злодеем оказался именно старичок.

«Пальмира», тем временем, направилась к супружеской паре. Первой до балахона решила дотронуться Элис, гордо назвавшаяся Гренкиной – но ткань всё также продолжала «безмолвствовать».

— Алексей Гренкин, — затуманенный мыслями слух писателя судорожно среагировал на восклицание – имя, впервые произнесённое его хозяином полностью и вслух, словно эхо отражалось от стенок черепа Петра Петровича. Ему вспомнился тот же самый образ, в воспоминании являвшийся не слишком важным сюжетным инструментом во второй части повести… «Забавно, — человек мысленно усмехнулся, — недоразвитый старый персонаж получает новую порцию линий характера в сиквеле…»

Очередь, которая, казалось бы, продвигалась со скоростью улитки, переползающей оживлённую проезжую часть, добралась до капитана Пеликанова. Тот, осмотрев плащ на предмет, видимо, каких бы то ни было «ловушек», самым формальным тоном нарёк себя Андреем и обеими руками сжал ткань в кулаки.

Прошло две секунды, затем три, четыре… Нет, одеяние никак не откликнулось на прикосновение, отнюдь, но время в кабинете будто бы остановилось. Пётр Петрович почувствовал, что стол под его ладонями беззвучно вибрирует – началось, промелькнуло у него в подсознании. Кто-то в этой комнате использовал сильнейшую магию, подобную той, что смогла проделать брешь в фиолетовом Барьере. Оставалось только выяснить, кто именно…

Писатель прислушался к собственным ощущениям и ответ сам собой вырисовался у него перед глазами – взрыв был направлен в сторону Рэрити и производился самым очевидным «злодеем» и скользким типом – господином Пеликановым, принимавшим «концентрат» якобы для собственного выздоровления. Его руки только что пропустили через стол энергию, которая спустя долю секунды убьёт всех, кто находится в этом помещении, а может быть даже и поорудует за его пределами…

Врачевский тяжело, но облегчённо выдохнул.

— Прости меня, дорогуша, — прошептал он, обращаясь к Рэрити, и возложил свою ладонь поверх её копытца, — за то, что сомневался в тебе.

Мало кто может внятно и рационально описать дальнейшую цепь событий – в том числе точной картины не дают и сыщики, что восседали на своих стульях за «прозрачными стенами». Многие из тех, кто принимал в происходящем непосредственное участие, очнулись уже на улице, пытаясь пробиться сквозь многочисленные клубы пыли и ошмётки кирпичной кладки…

От комнаты на первом этаже, в которой проходил эксперимент, остались лишь несущие стены да фрагменты потолка, но, что удивительно, магия не сумела хоть сколько-нибудь значительно кого-то поранить – как выясниться позже из показаний обвиняемого, взрыв и не имел за собой цели кого-то умертвить. Пеликанов, если верить его, в последний момент просто поддался отчаянному желанию скрыться среди поднявшейся суматохи, но, как показала практика, сделать ему этого не удалось…

Из соседнего с пострадавшим помещением окна поспешно выбирался Фредди, по пути отряхивая свой «раритетный» макинтош. Белая единорожка без видимых признаков нахождения в сознании обмякла среди кирпичей, Элис Баттерскотч с победоносным выражением мордашки удерживала магическим захватом главного террориста в лице капитана, а старичок, казалось бы, и вовсе не заметил детонации – знал себе, да рассказывал успевшим сбежаться отовсюду горожанам, что да как стряслось.

Писатель бережно поднял тельце своей напарницы и положил его на заранее приготовленные медиками носилки. Из глубин пылевого тумана к нему приблизился детектив, сдувая со шляпы следы штукатурки, и как бы невзначай, но на самом деле с глубоким сожалением в голосе обратился к Врачевскому:

— Простите меня за те резкие слова в записке, — чуть дрогнувшим голосом произнёс он, — я… Я сам не ожидал такого расклада. Конечно, этот Пеликанов был среди предположений, но далеко не на самом первом месте… Что ж, все иногда ошибаются.

Из недр на скорости затормозившей кареты бодрой походкой появился крайне знакомый Врачевскому персонаж.

— Пакуйте его и следите за руками, — советник Эдмундс, облачённый в неизменный чёрный, но отличающийся полным отсуствием узоров плащ, не обращая внимания на Петра Петровича, первым делом с несвойственной самому себе интонацией обратился к Фредди. – Молодчага, парень. С самого начала знал, что на тебя можно положиться. Завтра получишь свой гонорар…

— Премного благодарен, — послышался ему в ответ размеренный голос детектива.

«Так вот оно как...», — писатель, проводив взглядом единорогов, размял затёкшие от нервного напряжения конечности и, погрузившись в чуть более насущные думы, отправился искать ближайшую карету скорой помощи.

— Господин психолог или, точнее… Господин писатель… Я, кажется, кое-что вспомнил.

— И что же это, Натаниэль?

— Я вспомнил, кто такой Евгений Серский…

— И тьма есть суть его – Град питается ей и поглощает собою всё больше и больше миров! – Элис, кажется, наконец-то заполучила свой звёздный час – ей, вещавшей с главной столичной трибуны, внимал чуть ли не весь Кантерлот. – Создания, соблазнившиеся тайнами, сокрытыми в нём, больше никогда не смогут отличить правду от лжи, вымысел от истины. Тёмный Град рано или поздно настигает каждого – нельзя просто сидеть и ждать, пока наваждение само собою исчезнет, ибо этого никогда не произойдёт! Его властитель, именуемый Чёрной Сущностью, пред тем как силой поработить девственную Вселенную, проникает в ряды её жителей и совращает младые умы, получая себе в поклонники сотни и тысячи верных слуг, которые в любой момент будут готовы безропотно проститься с жизнью во имя его ереси… Отныне, опасность как никогда рядом – Тёмный Град уже совсем близко, и не междоусобные распри наш главный враг, а это исчадие Тартара. Мы должны убить ангца тьмы, растоптать его собственными копытами, и только тогда спокойствие вернётся на наши земли! Благодарю за то, что дали мне слово…

Проведённый эксперимент остался где-то глубоко во вчерашних сумерках, что прошли необычайно суматошно, судорожно и как-то холодно... Полиция, которую с недавних пор возглавляла никто иная как Спитфаер, заполучила себе одновременно и огромный куш, и тонну бюрократической волокиты. За сутки, что оставили после себя лишь сумятицу и неразбериху, Пётр Петрович успел наизусть выучить биографию Эмиля, историю его знакомства с модельершой, переезда в столицу и многое, многое другое: писателя несколько раз скрупулёзно допрашивали, что не трудно было оправдать – ведь ранее его здесь, по сути своей, никто никогда и не видел.

Рэрити оклемалась довольно быстро, но головная боль, что мучила её ещё задолго до этого, лишь усилилась в своём воздействии. Целый день единорожка ходила сонная и вялая, скупо отвечала на вопросы и свидетеля из себя представляла крайне малоинформативного, а потому вскоре полиспони благополучно от неё отстали, не пожелав, однако, отпустить кобылку в свободное плавание.

Советник Эдмундс то и дело мелькал в коридорах полицейского управления, а вот Фредди, со слов одного из его знакомых среди блюстителей порядка, «был очень рассержен на самого себя из-за неверных выводов и решил, выполнив свою часть сделки, прекратить участие в расследовании». Что, впрочем, не помешало ему прихватить с собой обещанный советником гонорар.

Пётр Петрович, ни разу надолго не отлучаясь от своей «напарницы», меланхолично наблюдал за секундной стрелкой дешёвых урбанистических часов, повисших на небольшом гвоздике – это помогало ему хоть как-то скоротать время.

Ночевать «пришлось», если здесь уместен такой глагол, в самоё королевском дворце, который уже успели кольцом обступить журналисты. Газетные страницы и глянцевые обложки так и пестрели непременно интригующими заголовками: «Неужели всё это время злодеем был предводитель людей?» или, например, «На самом ли деле Твайлайт по ночам перевоплощается в Рэрити, чтобы пополнить казну в образе ночной бабочки?» Её Высочество, которая, если верить заявлению советника, “не очень хорошо себя чувствовала”, уже довольно давно не появлялась на публике, тем самым волнуя последнюю до глубины души – уж не случилось ли с их благодетельницей чего-нибудь страшного?

План модельерши медленно, но верно трещал по швам – главный козырь, ради которого она и пустилась во всю эту рискованную игру в детективов, словно бы по сценарию фальшиво исполненной пьесы мгновенно оказался прямо в копытах у Эдмундса, к слову, не приложившего к поиску почти никаких усилий. Фредди же, который хоть и оказался в конце концов в некоторой степени «предателем», всё равно не вызывал у Рэрити какой бы то ни было особенной злобы – когда их взгляды однажды пересеклись, она лишь безучастно проводила его глазами и продолжила оцепенённо ожидать окончания следственной кутерьмы.

И вот, утро поприветствовало столицу свежей новостью – королева организовывает новую встречу со своими подданными, которую, вопреки ожиданиям собравшихся, открывала какая-то незнакомка, вещающая про конец света.

Но, публике, а если точнее, основной её массе байка пришлась по вкусу, ибо составлена она была не абы кем – над речью мисс Баттерскотч поработал лично советник, который использовал в ней старый и проверенный временем приём – переключение внимания. Народным массам всегда было легче обвинить во всех своих бедах некоего абстрактного внешнего противника, будь-то сосед, мешающий своим ремонтом их вдохновению, или другая страна, которая тайно строит козни и заговоры вокруг честных и благочестивых граждан Эквестрии.

Собственно, во многом именно ради этого и была затеяна вся операция. Осталось только дополнить её парочкой финальных штрихов…

На сцену, которая всего неделю назад была заминирована террористами, выводят скованного магией капитана Пеликанова в сопровождении конвоя из пяти крепких единорогов – тот, понурый, но полный решимости высказать то, что думает на самом деле, покачивался из стороны в сторону.

— Перед вами господин Пеликанов, в узких кругах прозванный Подрывником, — Рэрити, старательно, но не совсем ловко изображающая Её Высочество, дала публике время для праведного негодования – на до блеска вылизанный дощатый пол трибуны разом прилетело несколько заранее заготовленных протухших овощей. – Вчера он чистосердечно признался во всех своих злодеяниях и глубоко раскаялся в содеянном — он сказал, что совсем не желал смерти тем, кто погиб на мирной демонстрации. На плечах его также лежит смерть одного из сотрудников Посольства и покушение на мою личную безопасность — и за это он, несомненно, понесёт крайне суровое наказание. Но в обмен на сотрудничество капитан попросил лишь дать ему возможность выступить перед вами. Что ж, Эквестрия – гуманная страна. Прошу вас…

Рэрити бодрой трусцой убежала за сцену, где её всё это время ожидал писатель. На мордашке у неё читалась усталость поистине вселенского масштаба.

— Эмиль, — обратилась она к Врачевскому, не давая ему вслушиваться в речь капитана, — скорее пойдём вниз, ты мне очень нужен…

Её предложение оказалось настолько поспешным и неожиданным, что в голову Петра Петровича ненароком полезли странные мысли… Но перечить он, в любом случае, не решился.

Трибуна примыкала собою прямо ко дворцу, и через последний же можно было довольно несложно пробраться в небольшую полость под сценой – именно туда, где давеча была установлена взрывчатка. С того дня здесь постоянно дежурила стража, а инженеры с завидной периодичностью проверяли каждую половицу — вот и теперь они зачем-то ковырялись в покрытом деревянными досками настиле.

— ...Сергей, как это было не прискорбно признавать, оказался одним из главных пособников Чёрной Сущности, — доносился сверху глуховатый глас капитана, — он добывал для него информацию и осуществлял дополнительную агит-подготовку среди других сотрудников посольства, а также обычных жителей Людского квартала. Когда же я решил уличить его в этом, он предпринял попытку внушить мне свои идеи при помощи тёмной магии, а позже, потерпев неудачу – попробовал меня уничтожить. Если бы не Николай, мой верный друг и отличный учёный, который разработал теорию о симбиозе людей и концентрата – я бы не выбрался оттуда живым. А покушение на королеву… Увы, я вынужден признаться, что Её Высочество не достаточно честна с вами…

Рэрити слегка навострила ушки, но в целом не проявляла никакой особенной реакции на слова Пеликанова – чего не скажешь об инженерах и страже.

— Эмиль, встань сюда и сосредоточься – мне нужно чтобы ты определил, нет ли здесь новой взрывной установки, — единорожка копытцем указала писателю на центральную часть подвальной комнаты. Врачевский, всё ещё не слишком понимая, зачем это нужно делать именно сейчас, впрочем, не стал слишком сильно задумываться и оперативно последовал совету.

— Мисс Твайлайт Спаркл не поведала вам, насколько близко она сама связалась с Сущностью, пока та находилась под стражей в кантерлостком замке, захваченная королевой в день первого на неё покушения, — капитан, видимо, почувствовал себя истинно революционным оратором – его речь чересчур изобиловала излишним пафосом и своеобразными эпитетами. – Она так сильно поддалась его влиянию, что даже делила с ним одну постель! Я, благодаря своим верным источникам, а также господину Эдмундсу, был хорошо осведомлён об этом, но принял неверное решение – вместо чёткого и ярко выраженного плана в голове моей бурлила лишь одна единственная мысль: «Да, именно из-за этой чёрной твари страдают мои люди и эти безобидные пони. Она есть причина появления пожирателя жеребят и трещин в кантерлотской скале…» Сущность – это истинное зло, которое, несмотря на некоторые преувеличения миссис Баттерскотч, на самом деле хочет погрузить Эквестрию во мрак. И я, довольствуясь лишь услышанной мною идеей о том, что раз тварь избегает тумана, то он для неё смертелен, решил проделать в Барьере брешь неподалёку от балкона, где королева мило беседовала с нашим общим врагом. Я был глуп, и я признаю это – я совсем не задумывался о здоровье принцессы и заботился лишь о собственных людях. Но в случившемся были и свои плюсы – детонация и вправду ослабила Сущность, тем самым очистив Твайлайт от потустороннего морока! На этом я хочу закончить свою речь. Мои слова нисколько не оправдывают меня, и я обязательно понесу заслуженное наказание за свои преступления – но сделаю я это зная, что вы поняли меня, услышали и осознали истинные масштабы нашей беды.

Прошло несколько секунд и, что удивительно, вскоре до ушей Петра Петровича донеслись отчаянные аплодисменты. Что ж, публика получила от встречи именно то, что она и желала – решение всех проблем без её непосредственного участия. Им сказали – «всё хорошо, ребята, во всё виноват злой злодей, а не эти ваши сложные межвидовые отношения» — и они с радостью поверили. Наивные…

— Рэрити, слушай, я не очень понимаю, как я могу помочь в поиске…

Не успел писатель договорить этих слов, как руки за его спиною были резко сведены вместе и скованы зачарованными наручниками, а на шею нацепили небольшой пурпурный амулет. Справа и слева от него неожиданно появились грозные и вооружённые до зубов стражи.

— Прости, Пётр, я совсем не желаю этого делать, — в голосе Рэрити звенел слышимый только её собеседнику громогласный отзвук почти физически ощутимого душевного диссонанса, — но не я принимаю решения. Сейчас это просто необходимо… Прости.

Знаете чувство, когда лифт, только-только начиная свой подъём, создаёт чувство, словно земля на долю секунды уходит из-под ног? Так вот, что-то подобное в следующую секунду испытал и писатель. Последним, что он увидел, пока находился в подвале, была белая единорожка, исчезающая в телепортационной вспышке.

Толпа. Всепоглощающая, всеобъемлющая, разношёрстная и гудящая масса, считающая тебя единоличным злом. Твайлайт Спаркл вновь оказалась на сцене:

— Вот она – Чёрная Сущность, — говорила она, надрывно драматизируя почти в каждом слове, — мы не знаем, какова её истинная форма, но выяснили, что эта тварь может принимать образ и подобие любого из нас. На некоторое время ей удалось запутать даже меня… Мы с советником Эдмундсом наивно предполагали, что содержание этого существа в глубоких тюремных подземельях сдержит его – но оно и оттуда продолжало влиять на наши умы. А потому, путём открытого и честного голосования, было принято решение о необходимости безоговорочного уничтожения Чёрной Сущности.

Слова сливались в ушах Врачевского в несвязный общий поток. Уничтожения?.. О чём она вообще говорит? Неужели она и вправду решила…

В этот момент белую рубашку Петра Петровича испачкал гнилой ярко-алый томат. Ничего, подумалось ему – это не смертельно. Но в следующий момент ему в лицо прилетел увесистый и острый камешек…

В ушах писателя, казалось бы, зазвучали трубы – он согнулся и еле-еле удержался, чтобы не упасть с трибуны. На ладони, которой он придерживал повреждённую сильнейшим ударом челюсть, собралась изрядная лужица крови, перемешанная с осколками зубов.

— Тише, не стоит раньше времени прибегать к насилию – Её Высочество, словно бы не обращая внимания на корчащегося человека, обращалась к толпе, — над Сущностью в течении следующей недели будет произведён суд, где он получит официальное наказание за каждое своё преступление. Смертная казнь давно исключена из списка применяемых к убийцам санкций, но в данном случае оставляя тварь в живых, мы лишь усугубим проблему. А поэтому, на следующий же день после вынесения приговора, я лично приведу его в исполнение!

Публика ликовала. В писателя летели всё новые и новые камни – видимо народ забавляло смотреть, как он извивается, подобно тряпичной кукле. Земля под ногами мелко вибрировала…

Всё снова превращалось в буквы…

«Сегодня в сообщество записалась семейная пара – Элис и Алексей Гренкины. Я был у них на свадьбе, и мне трудно было вообще поверить, что такой союз вообще возможен. Но, на самом деле, рано или поздно этого стоило ожидать…

Я ведь ещё не говорил, что все люди, попавшие в Эквестрию – это молодые юноши и мужчины?»

В коридорах кантерлотского замка стало необычно тихо – с улиц не доносились громкие лозунги, не слышно было частого перестука серебряных подков и даже стражников, казалось бы, заметно поубавилось.

Пётр Петрович, вопреки ожиданиям, чувствовал себя сносно – лишь ночью его беспокоила ноющая головная боль. После того, что случилось на демонстрации, он ожидал проснуться где угодно, но только не в одной из королевских палат, где он провёл почти весь прошедший день. Впрочем, в подобной ситуации вряд ли стоило чрезмерно грустить, ибо как бы там ни было, а он хотя бы не в тюремной камере.

Оконные стёкла, как писатель подметил утром, изменили свой цвет на пурпурный – теперь даже у его покоев имелись свои собственные фиолетовые очки. Под дверью он нашёл скудный завтрак, который, как ни странно, находился уже внутри помещения, а сам человек впоследствии обнаружил себя запертым.

Вскоре, относительно предыдущего его времяпрепровождения, за ним явилась Рэрити, волоча за собой небольшой чемоданчик.

— Эдмундс опять всех собирает, сказал тебя тоже позвать, — кратко ответила она на немой вопрос писателя, — наверняка очередной цирк устроит.

Пустые лестничные пролёты, безликие вычурные стены – казалось, что дворец просто напросто вымер, оставив среди своего населения лишь парочку призраков, направляющихся на общее совещание.

Кабинет советника располагался совсем не там, где обычно обитают ему подобные – подальше от королевских особ и поближе к земному грунту. Миновав очередной поворот и спустившись ещё на этаж ниже, Врачевский, следуя за своей провожатой, пригнулся, дабы не удариться головой об узкую дверную раму. В кабинете, не слишком широком и просторном, их уже ожидали Гренкины, капитан Пеликанов и, несомненно, Его Злодейничество советник Эдмундс.

— Что здесь делает Подрывник? – с ходу, решив церемониться спросила модельерша. – Разве он не должен содержаться под стражей?

— Тише, дорогуша, спокойнее, я сейчас всё объясню, — мимику советника, какой бы экспрессивной она не была, отражало лишь мерное покачивание капюшона, внутри которого, казалось, была сокрыта настоящая чёрная дыра. – Всему своё время…

Пётр Петрович, не ведая, как ему следует представляться – Эмилем, Врачевским или вовсе каким-нибудь Василием Кузьмичом – расположился в довольно низком и явно не предназначенном для его роста красном кресле. Остальные, а именно те, кто ещё не последовал его примеру, как ни странно… Последовали его примеру. Да, звучит довольно коряво, но, как по мне, в реальности всё только так и бывает…

— Дорогие друзья и коллеги, — декламационно заговорил советник и, что стало полной для всех неожиданностью, откинул на спину капюшон, — я хотел бы начать нашу встречу с того, что собираюсь заново вам представиться. Моё имя – Грэг Баттерскотч, и с этого дня в этой комнате вы можете называть меня просто Грэг.

Пожалуй, самым необычным в произошедшей ситуации было то, что вслед за рассекречиванием одной из главных интриг повествования, не последовало никакого открытия. Кроме как самим исполнением сей поступок был, к сожалению, мало чем примечателен – Эдмундс, сменивший имя и прикид, выглядел всё таким же Эдмундсом, только теперь он ещё и походил на потрёпанного жизнью пожилого единорога. Фамилия Баттерскотч не вызвала в сознании писателя ровным счётом никакого отклика, из чего следовало заметить, что Грэг также не присутствовал и в прошлых частях романа, а потому, будь сей момент главным сюжетным поворотом, призванным выбить читателя из душевного равновесия и заставить переосмыслить прочитанное, он, пожалуй, вынудил бы его лишь задать себе очевидный и закономерный вопрос – и ради чего я потратил время на эту муть?

Хотя, кое-что в новом амплуа этого персонажа всё-таки являлось примечательным – советник явно приходился кобылке по имени Элис родственником или тёзкой.

— Но не ради этих слов я вас здесь сегодня собрал, — Грэг плавно встал из-за стола и прошёлся по кабинету с низким потолком, — а для того, чтобы поздравить вас с удачным завершением нашего спектакля. Браво, дорогие мои – занавес закрывается, зрители заливаются аплодисментами, а на сцену выходят актёры, дабы в последний раз поклониться публике. Итак, дамы и господа, кобылки и джентелькольты, прошу любить и жаловать…

Комнату озарила вспышка, заставившая Рэрити вздрогнуть и судорожно схватиться за собственный рог. Тельце её исходило мелкой дрожью…

— Мисс Рэрити, в роли Её Высочества Твайлайт Спаркл, безвременно застрявшей по ту сторону портала! – советник не на шутку разошёлся – видимо, подобное «вскрытие покровов» доставляло ему истинное удовольствие. – Блестящее исполнение, которое, при незнании личного характера королевы, легко было бы спутать с оригиналом…

Грэг, сделал шаг влево и указал копытцем в сторону писателя:

— Роль Эмиля фон Грина, приезжего иностранца из далёких земель, посчастливилось исполнить новичку в нашей труппе – Петру Петровичу Врачевскому, таинственному пришельцу, недавно получившему прозвище Чёрной Сущности. Пётр неопытен, но пылок и страстен – если он вживается в роль, то его оттуда за уши потом не вытащишь. Неотёсанный алмаз, который при должной огранке может затмить собою любой имеющийся в коллекции бриллиант!

Оказавшись напротив семейной пары, которая, кажется, вполне себе помирилась между собой, советник еле заметно улыбнулся.

— А вот и наши голубки, которые во время исполнения роли счастливой четы супругов и вправду полюбили друг друга, — Грэг, похлопав по спине слегка недоумевающего Алексея, вновь разразился в похвалах. – «Наивный парень» и «Роковая интриганка», в образ которой так метко попала моя сестрица. Элис, надеюсь, ты рада вновь меня видеть?

Со стороны было нелегко достоверно ощутить на себе истинные эмоции единорожки, но она, как минимум, не отстранилась от довольно нагло ведущего себя советника. Видимо, они и вправду родственники.

— И, наконец, — Эдмундс помедлил и, завершая монолог многозначительной паузой, обратил взор к Пеликанову, — гвоздь программы, звезда сегодняшнего шоу и главная достопримечательность последних дней…

— Альфред Визард, — сказав так, капитан мгновенно поднялся со своего сидения и, претерпев довольно мерзкую метаморфозу, встал на четвереньки, постепенно обращаясь во Фредди...

«Альфред Визард…» - не щадящие мозговую деятельность вспышки вновь заставили сознание писателя почти что воспламениться: «…персонаж первой и второй частей повести… Обладает невероятным магическим потенциалом, но магия его крайне не стабильна. При неправильном сочетании и направлении сил колдовская энергия может вызывать разрушительные детонации. Пример тому, взрыв устроенный Альфредом в собственной школе во время детского Шоу Талантов… Благодаря воздействию Тёмной Энергии обладает возможностью к перевоплощению в ранее виденные им образы...»

— Простите меня, что перебиваю, но, чёрт, вся эта афера прошла настолько феерично, что я не могу не позлорадствовать, поведав, насколько идеально всё было продумано, — Фредди достал из внутреннего кармана уменьшившейся вместе с ним одежды Пеликанова свою верную флягу и конкретно к ней приложился. – Вы не обижайтесь, это я так, здоровье подкрепляю. Кстати, тот чемоданчик, Рэрити, что ты так застенчиво прячешь под креслом, кажется, предназначался мне.

Модельерша, подобно многим в этом кабинете, не знала как реагировать на происходящее – абсолютному большинству среди присутствующих здесь жителей столицы истинное имя детектива мало о чём поведало – в общей своей массе все были удивлены скорее резким перевоплощением, нежели раскрывшимися писателю подробностями его прошлого.

— Я думала, что Фредди тоже будет здесь, а потому… Прихватила с собой… — Рэрити говорила крайне сбивчиво и всё не могла найти необходимых ей слов.

— Не нужно объяснений, дорогуша, — Альфред телекинезом вытянул багаж из цепких объятий единорожки – внутри оказались рядами сложенные колбочки с концентратом. – Эх, ты всегда знаешь как мне угодить. Чёрт, как же мучительно и противно было разыгрывать перед тобой меланхоличного и забитого жизнью социофоба, ты бы знала… Но если начать сначала, мы с господином советником познакомились ещё тогда, когда он только-только начал заниматься своей деятельностью – Грэг, помнится, сказал мне, что давно ищет талантливых пони. Под его руководством я помогал Спитфаер в полиции, а потом, не выходя из-под чуткого за мной присмотра, занялся частным сыском, внутренне лелея лишь единственную мечту – заставить тебя прочувствовать такие же скверные эмоции, что ты некогда преподнесла мне. «Для меня это было лишь игрой, а для него – чувством всей жизни» — драматично, не правда ли? И, как это часто бывает, однажды мне подвернулась искомая возможность…

Все, в том числе и советник Баттерскотч, если уместно теперь его так называть, внимали подобной интерпретации с большим интересом – да и самому детективу, кажется, нравилось художественно расписывать свои приключения.

— Господин «Эдмундс» предложил мне одно дельце – я должен был написать Рэрити письмо о том, что опять страдаю без нового расследования и тем самым вновь привлечь её внимание к своей персоне, — Фредди, по всей видимости, давно и заранее готовился к подобному моменту – каждый его жест, казалось бы, был продуман до мелочей. – А цель советника оказалась удивительно проста – ему нужно было как можно скорее выдворить особу, «временно исполняющую обязанности» королевы, из этого прекрасного замка, дабы на некоторое время получить над ним полный контроль, а также набрать против неё компромат. Моя же роль также была исключительно незамысловата – я должен был приманить эту наивную единорожку мифической надеждой на то, что она окажется на шаг впереди своего соперника и тем самым вновь вовлечь её в одну из так горячо любимых ею детективных историй. Что ж, каюсь, я подошёл к задаче с изрядной долей оригинальности…

Альфред сделал вынужденную паузу и благополучно вылил себе в желудок остатки горячительного напитка из фляги.

— Знаю, знаю, мой рассказ сейчас невероятно похож на монолог какого-нибудь комиксового злодея, — единорог с наигранным сожалением покачал головой, — но, Дискорд подери, иногда так приятно ощущать себя таковым... Особенно после того, как твой план, так сказать, целиком и необратимо сработал в необходимом тебе, и, что главное, глубоко позитивном русле. Нет, вы только посмотрите на улицы – митинги совсем прекратились, пони вовсю обсуждают россказни о Тёмном Граде и других ужасах, совершенно позабыв про то, что ещё недавно обвиняли друг друга в детоубийстве. Впрочем, я, кажется, отвлёкся. Вы, наверное, хотите узнать, где же тогда настоящий капитан? Спешу унять ваши терзания – Пеликанов Серёга был убит моими собственными силами, буквально за несколько секунд до твоего, Рэрити, ко мне визита. Время выбрано без какой-либо высшей цели, просто ради того, чтобы дополнительно подстегнуть твой интерес к расследованию, так что, как бы вы там обо мне ни думали, мне искренне жаль, что кто-то из-за этого погиб… Кстати, не стоит винить меня за убийство Сергея – как никак, а именно этим я спас тебя от будущей участи господина Врачевского. Настоящий Пеликанов слишком сильно подкопался под твой спектакль с Твайлайт и даже, что самое неприятное, со дня на день собирался отправиться в редакцию «Пурпура» — там падки на подобные скандалы. В общем-то, здесь наши с советником интересы вновь совпали – после его нескольких неудачных попыток совершить сделку с предводителем людей, он, зная о моих способностях, вновь попросил меня об услуге – и я даже с некоторым удовольствием вставил в свой план пункт с подменой Пеликанова.

Клубок, запутавшийся вокруг всего этого дела, медленно и постепенно распутывался – по крайней мере, так казалось активно внимающему писателю.

— В общем-то, так и прошло необходимое Грэгу время, — продолжал Визард, магией откупоривая одну из свежих склянок с фиолетовой жижей, — я направил тебя вместе с твоим дружком “Эмилем” по ложному следу, тем самым также собирая для господина советника необходимую информацию – помнишь про заклинание удалённого прослушивания, которым пользовались Твайлайт и Селестия во время организации экспедиции «на другой континент»? Ты довольно часто рассказывала, как присутствовала при этой сценке… Так вот, если ты заметила, оно, при длительном использовании, вызывает весьма неприятную и раздражающую головную боль. Надеюсь, она частенько напоминала тебе о тщетности бытия... Так о чём это я?.. Ах да!.. Кроме сведений о тебе, Рэрити, Грэг в то же время собирал сведения и об остальных возможных участниках данного собрания – и некоторые их них, получились даже слишком интимными…

Взгляд, брошенный после этих слов на Петра Петровича, заставил бы взбеситься любого истинного самца, но писатель, если честно, и сам до конца не понимал, кем он является…

— Ух, никогда не думал, насколько тяжело так много говорить. Надо было хоть бумажку заготовить… Что там у меня следующим пунктом шло? Да, точно, конспирация! Здесь нам пришлось изрядно попотеть – Элис, хоть и не на таком безупречном уровне, но всё же выучила твоё заклинание, а Алексей, за что ему моё искреннее уважение и благодарственность, после вашего «эксперимента» очень убедительно сыграл обессилившего капитана. Конечно же, с приобретённым восприятием Рэрити такой трюк никогда бы не имел успеха, а потому моя детонация в первую очередь была направлена именно против неё. И, кстати, если вам вдруг интересно — плащ никогда не включал себя функцию “новогодней ёлки” — это просто ещё одна уловка для полиции, составленная при помощи парочки подкупленных свидетелей. Зачем же весь этот цирк с костюмами? Отчего бы не сказать всем, спросите вы, что на самом деле именно Фредди всё это время был злодеем? Ну, на такие вопросы у меня есть целый ряд возможных ответов. Как минимум, это было устроено в огромной степени для того, чтобы я сейчас прилюдно позлорадствовал – как и большая часть моей операции, к слову. Во-вторых, в глазах публики именно Пеликанов должен был выступить злодеем – но не обычным, а раскаявшимся и оправдавшимся бы в итоге за всех людей разом. Ну и самое важное – мы искренне не знали, как вы с писателем себя поведёте, если узнаете правду. Ради того, чтобы вы раньше времени не раскрыли «мою загадку» и не разрушили бы своей экспрессией весь заранее продуманный план по успокоению населения, мною также было создано и передано письмо, которое бы переключило ваши подозрения друг на друга. В общем, сложная штукенция вышла, не спорю…

Альфред, словно бы вновь задумавшись, обратил свой взор к советнику.

— Что ж, я бы, наверное, мог и ещё немного поразглагольствовать, но пора всё же передать пальмиру первенства нашему глубокоуважаемому мистеру Баттерскотчу, — единорог, застегнув клёпки на чемоданчике, вновь устроился в кресле, — в качестве итога, скажу, пожалуй, что ни в коем случае не жалею потраченного на операцию времени – твоё лицо, Рэрити, в точности передавало все необходимые оттенки эмоций, испытываемых мною, когда я некогда узнал истинную разгадку твоего детективного этюда. У меня всё.

Немногочисленная публика, несмотря на некоторую утомительность и запутанность повествования Фредди, была под впечатлением. Каждого удивило что-то своё – но вслух ситуацию прокомментировала только миссис Баттерскотч:

— Что ж, надеюсь, это стоило того, ибо пока что у меня складывается ощущение, что вся эта канитель была устроена только для того, чтобы потешить твоё больное самолюбие…

Детектив, впрочем, не счёл ситуацию достойной дискуссии.

— Большое спасибо, Альфред, за столь содержательное объяснение, — советник благосклонно кивнул одному из своих протеже, — но теперь на сцену вновь выхожу я. Как некоторым известно, моя работа во многом заключается в том, что я должен быть тщательно осведомлённым о своём и королевском окружении, а потому исполнение низменных, но крайне полезных желаний мистера Визарда было лишь вопросом времени. И всё же, как ни странно, успешное выполнение операции – не только его заслуга. Нам всем пришлось постараться, хотя некоторые, вполне возможно, даже об этом и не подозревали.

— Я всё ещё жду подробного отчёта – чего ради был устроен цирк с «объявлением казни» и зачем вам впоследствии понадобится собственный Пеликанов? – Элис, судя по её голосу и тону, совсем не была восхищена поведением своего брата, а может быть даже в некоторой степени и вовсе осуждала его политику.

— Хорошо, хорошо, постараюсь без экивоков, — Грэг на долю секунды закатил глаза, — если честно, Альфред уже вкратце упомянул о результатах операции и мне, по сути своей, осталось только лишь подписаться под его словами. Целью моей работы и вправду, кроме того, чтобы лишить нашу заигравшуюся “дорогушу” некоторых игрушек, являлась резкая и кардинальная перемена вектора озлобленности населения. Жители Кантерлота, а затем и всей Эквестрии после её окончательного выполнения должны будут на некоторое время полностью позабыть о разногласиях между расами и видами, переключив своё внимание на так называемого «внешнего врага», глобальную угрозу, в которую, благодаря несомненно виртуозному выступлению Элис все благополучно поверили.

— Если вы считаете, что мои слова – какая-то глупая байка, то вы глубоко ошибаетесь… — кобылка, в сторону которой было направлено замечание, почти ощутимо проскрежетала зубами.

— Напомни-ка, когда я такое говорил? – иронично парировал советник и, не слишком задерживаясь на инциденте, продолжил. – А теперь по поводу Пеликанова и «цирка на трибуне». Мой личный «капитан», как выразился господин Визард, и вправду был необходим для обобщающего «оправдания за всех людей», хотят того они или нет. На самом деле, всем на самом деле будет гораздо приятнее осознавать, что всей агрессией с той или иной стороны управляло не личное желание отдельных индивидов навредить кому-либо, а некие метафорические «бесы» и агенты зловещей Чёрной Сущности. Это, в числе остального, также являлось частью нашего замысла. Что же по поводу демонстрации… Как бы там ни было, мне искренне хочется попросить у господина писателя прощения: он не был предупреждён о возможных последствиях своего появления на сцене — впрочем, как и о самом появлении. Это решение было спешно принято вчера утром, чтобы публика не подумала, что правительство нарочно укрывает главного эквестрийского преступника. Мы решили также и не предупреждать вас, Пётр Петрович – для, как бы это цинично не прозвучало, большей естественности вашей реакции. В любом случае, как я вижу, физические повреждения на вас не сказались, что в высшей степени замечательно…

— А… Что насчёт казни? – осторожно спросил Пётр Петрович, в некоторой степени поражаясь, насколько ярко выраженно он всё ещё является марионеткой в копытах различных интриганов и махинаторов.

— Она, несомненно, состоится, — с позитивной и жизнерадостной уверенностью в голосе сообщил Грэг, — иначе достопочтенные граждане разозлятся ещё пуще прежнего. Но, к счастью, произвести её возможно и без вашего непосредственного участия. Помните тот небольшой камешек, что вам повесили на шею? Это разновидность пурпурного стекла, которая благодаря обильной вокруг вас охране не смогла позволить кому-либо из толпы как следует разглядеть вас. Во имя Принцесс, они даже до сих пор не знают, человек вы или пони! Так что, ситуация такова – если вы успеете подыскать себе подходящую замену для недолгого времяпрепровождения на плахе, то благополучно избежите наказания…

Подходящую замену? Как вообще можно найти кого-то подходящего для казни заместо себя? Ответ писателя ни в едином случае не утешил.

— Итак, наконец-то, я могу сказать, что моё предисловие окончено, — пожилой жеребец вновь окинул взглядом своих слушателей, которые смотрели на него уже не так, как в самом начале беседы, — дело в том, что собрал я вас здесь совсем не ради длинного монолога Альфреда или даже моих бесконечных пояснений, нет. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить – наши с вами проблемы ещё не разрешены. Те, кто находятся в этой комнате, как очень уместно несколько дней назад высказалась Рэрити, имеют возможность в любой момент отдать своих товарищей в цепкие лапы полиции и журналистов, а потому должны бережно относиться к чужому мнению и непременно помогать друг другу, не рискуя кого-нибудь разгневать. Именно это, как я полагаю, а также невероятные способности здесь присутствующих, помогут нашей небольшой команде, которую я от большого приступа оригинальности окрестил малым Эквестрийским Советом, хотя бы некоторое время продержаться в мире и согласии. Взаимная ненависть порой бывает крепче самой сильной любви, так писалось в какой-то философской книге, кажется… И если вы вдруг поинтересуетесь, для чего вообще понадобилась вся эта история с «Советом» и чем он будет заниматься, я вам со всей серьёзностью отвечу: работы у нас невпроворот. Кроме народных масс, угрожающим в любую минуту свергнуть нашу шаткую власть прямиком в Тартар, у нас имеется и несколько других проблем, требующих не менее тщательного рассмотрения. Например, возросшая активность мисс Флаттершай…

— Флаттершай? – переспросила белая единорожка, огласив своим восклицанием весь кабинет. – Постойте, Грэг, но мои агенты сообщали мне, что она, как и большая часть населения за Барьером, уже давно мертва!..

— Маленькая поправочка – её агенты, — советник обмакнул перо в чернильницу и начал что-то неспешно зарисовывать, — пока мы тут с вами разбирались в собственных мелких дрязгах, эта кобылка набирала в своём Понивилле целую армию. Тот «пламенный пегас», которого давеча узрел господин писатель, был одним из её прислужников, вышедшим из-под губительного контроля. Видимо, его каким-то образом притянула готовящаяся детонация, или что-то в этом роде – я пока, если честно, понятия не имею, как это расценивать. В провинцию теперь и вовсе нет хода – самые опытные сталкеры бесследно исчезают, отправляясь исследовать эту местность, и со дня на день милая скромняша с розовой гривой может нанести нам удар в спину. Да, признаю, Совету бы тоже не мешало поскорее объединиться вокруг общей проблемы благодаря проведению какой-нибудь операции извне…

Новые сведения, по всей видимости, стали настоящим сюрпризом для всех, кто находился в этой комнате. Как выяснилось, теперь у Эквестрийского Совета имелся и гораздо более реальный «внешний враг».

— Кроме того, есть и ещё одна вещь, которая волнует меня даже больше, чем мисс Шай, — Грэг, завершив акт рисования, засунул измазанный чернилами лист в один из ящиков стола, тем временем, достав из другого небольшой конверт. – Рэрити, дорогуша, не изволите ли вы вслух зачитать нам написанное? Это было найдено среди вашей недельной почты.

Единорожка, в недоумении перехватив незапечатанное письмо, извлекала оттуда небольшую записку, написанную очень ровным и крайне знакомым почерком:

«Дорогая Твайлайт,

Модный показ в Мейнхэттене прошёл безупречно – пони давно так не восхищались моими коллекциями. Надеюсь, они и вправду получили некоторое эстетическое наслаждение – ведь его так не хватает в наше мрачное время. Скоро я вернусь в Кантерлот, так что не скучай там, и скоро увидимся, дорогуша.

Твоя верная подруга,

Рэрити.»

— Я… Я не понимаю, это… — модельерша была явно ошарашена прочитанным, — что это?

Грэг, проигнорировав её вопрос, демонстративно взглянул на часы:

— Что ж, кажется, время нашей встречи подходит к концу. Спасибо, что выслушали меня – увидимся завтра утром в это же время.

Участники Эквестрийского Совета, услышав такие слова, не решились перечить им и начали неспешно расходиться – последними же из них оказались Рэрити с Врачевским. И стоило только двери за их спинами захлопнуться, как кобылка, убедившись, что никто за ними более не наблюдает, прижала писателя к ровной оштукатуренной стенке:

— Пётр, ты слышал, что он сказал? – единорожка яростно шептала ему чуть ли не в самое ухо. – Он думает, что победил, что обманул меня, но это не так, нет, далеко не так…

Неожиданно, стена позади Петра Петровича словно бы испарилась, и он, подобно мешку с песком, повалился на траву. Рэрити грозно возвышалась над ним, придавив его грудь передними копытцами:

— Он думает, что у меня не осталось козырей, что он может управлять нами, как собственными рабами… — кобылка взглянула человеку прямо в глаза, — но у меня есть ты. У меня есть самое настоящее Божество, к дискордовой матери! Мы с тобой ещё ему покажем, согласен, Пётр?

Врачевский слегка наклонил голову – казалось, трава на полянке стала заметно короче со времени их прошлого визита. Среди полей и лугов ему виднелись знакомые очертания… Он видел Аллею Писателей.

— Да, — уверенно произнёс писатель, — с каждым твоим словом, Рэрити.

«Решено – завтра утром я отправляюсь к газетчикам. Вариант с полицией довольно быстро провалился – мне сообщили, что там сплошняком сидят ставленники этого самого советника Эдмундса, который уже пару раз пытался напроситься ко мне в друзья. Что ж, надеюсь, я делаю правильное дело… Боюсь даже представить, куда они дели настоящую Твай…»

Три дня спустя

— Заходи, Альфред, не стесняйся…

Грэг не очень любил всевозможных секретарш и уборщиц, а потому всегда ухаживал за своим кабинетом сам. Взяв в магический захват специальную щётку, он каждый день планомерно счищал скопившуюся за сутки пыль с многочисленных шкафчиков и полок – в их числе находились и несколько стеллажей с фотоснимками, запечетлевшими в себе самые важные и тёплые воспоминания.

Детектив, более пурпурный, чем обычно, без опаски зашёл в кабинет. Он был тут частым гостем. Вскоре, на столе у советника лежал свежий отчёт, ради которого жеребец и выбирался за купол.

— Я нашёл зебру, — кратко констатировал он, — здесь есть все указания и точные координаты.

— Спасибо, Альфред, — ответил ему пожилой единорог, даже не удосужившись обернуться, — ты можешь идти.

Как только Визард удалился, Грэг всё же принял решение свериться с бумагой. Её содержание, как и ожидалось, полностью соответствовало представлениям советника, однако точнее и художественнее описывало ситуацию. Теперь добраться до искомой особы будет всего лишь делом техники, но это уже потом. Только после того, как он кое-что проверит.

Советник магией запер дверь на ключ и достал из сейфа склянку с кровью писателя. Та, казалось бы, со временем становилась немного темнее, но это не беда – главное, чтобы сработала.

Единорог, накинув на туловище дорогой сердцу плащ, пока что оставил капюшон за спиной и одной силой мысли сдвинул большой книжный секретер. За тем, как и ожидалось от его названия, была сокрыта потайная дверца.

Спускаясь вниз по грубой и совсем не изящной винтовой лестнице, Грэг вновь убедил себя, что не может ошибаться. Он собственными глазами узрел связь писателя с порталом – так откуда же эти сомнения? Пожалуй, причиной их могла являться только единственная навязчивая идея, преследовавшая его последние несколько дней – ему казалось, что он непременно о чём-то забыл…

На самой глубине довольно длинного тоннеля скрывался укреплённый металлический люк, ведущий знающего пароль прямиком «на свободу». Советник надавил на необходимые клавиши и со значительным усилием распахнул скрежещущее отверстие...

Ветер под склоном отчего-то всегда завывал сильнее заунывнее, нежели наверху. Его порывы с лёгкостью бы выбили из-под крыльев пегаса осязаемые потоки воздуха, заставив того барахтаться и падать, словно утопающего. Жеребец самым осторожным способом, сосредоточив всё своё сознание вокруг капсулы с красной жидкостью, начал опускать в последнюю прямиком в долину.

Далеко внизу распростёрся лес, на фоне которого явно выделялась огромных размеров металлическая окружность, называемая советником Порталом. Именно он был причиной всевозможных землетрясений, по совместительству являясь главным пунктом плана по спасению Эквестрии.

Закономерность была очевидна – как только Врачевский попадал в эмоционально нестабильную ситуацию, земля под ногами у Грэга сразу же начинала вибрировать. Достаточное доказательство для публичного осуждения, не так ли? Но Грэг уже не в первый раз проводил операцию со склянкой и раньше никакого эффекта не достигал.

В отличие от сегодняшнего утра...

Поражающая воображение конструкция впервые за всё то время, которое единорог за ней наблюдал – “засветилась изнутри”. Грунт под его копытами неожиданно вздрогнул, и единорог, в последний момент ухватившись за край металлического люка, чуть сам не бросился в объятия Вечнодикого леса.

— Неужели… — советник заворожённо наблюдал за конструкцией, которая вовсю начинала свою работу, но, спустя пару секунд, решил больше не рисковать. Ведь у него, как никак. Имелся гораздо более безопасный способ проверить свои теории.

Жеребец, аккуратно выудив склянку и захлопнув крышку, с не свойственной для представителей его возраста скоростью вскарабкался обратно в кабинет. Как только дверь за его спиной захлопнулась, он при помощи потрёпанного коробка спичек зажёг на небольшом подсвечнике второй справа фитилёк.

И вот, теперь за дверью Понивилль – когда-то он очень любил проводить здесь летние каникулы… Знакомый дом, знакомый стены – рядом с уютным диванчиком стоит ещё одна, но на этот раз уже магией зажжённая свеча. Такое пламя могло гореть веками, если его, конечно же, никто нечаянно не потушит.

Грэг ищет заветную дверь – здесь их довольно много, к слову. Он, сам не зная почему, двигается почти бесшумно – на его памяти ещё ни один из агентов Флаттершай ни разу сюда не проникал. И вот, интуиция подсказывает Баттерскотчу, что он совсем близко – деревянная створка, ведущая прямиком к Порталу, точно находилась на кухне…

Дверь открывается и склянка, наполненная кровью, разбивается вдребезги. Передние копыта советника полностью заляпаны красной жижей, а сам он, глядя на очередное мятежно колеблющееся пламя, мгновенно осознаёт причину собственной паранойи.

Лэм Фарлинг стоял прямо напротив него с точно таким же выражением лица.

Дверь перед носом Грэга с грохотом захлопнулась, и он спешно потушил огонёк. Копыта сами собой вели его обратно в “спасительный” кабинет…

Вторая справа свеча также теряет свою пламенную причёску — простая предосторожность, не более, но советник не осознавал даже этого – действовал он по чистой инерции…

— Так вот что вылетело у меня из головы, — прошептал единорог и рухнул в глубокое и мягкое рабочее кресло.

Переменных становилось всё больше…

Грехи Прошлого

Большой мир для пони

Сердца четырех

Небольшая зарисовка из жизни Эквестрии

Схватка

Сквозь созвездия

Всего одно слово

Вспомнить всё (хотя бы попытаться)

Купание

Авиация Эквестрии

Странник. Путешествие третье. Тёмный Град

«Внешний враг»