Внутривенное вмешательство

Разболтанная магическая пушка

Как только я вошла в больницу, то сразу поняла, что дежурство будет просто шикарным.

Подождите, я сказала — “шикарным”? Должно быть, я спятила, или еще чего. Как-то получилось, что я заступила на ночную смену в канун Нового Года. Это практически худшая ночь в году, уступающая только ночи Согревающего Очага, когда обычную рутину разбавляют несколько случаев пищевого отравления, пегас, почти задохнувшийся в слишком тесном костюме командора Харрикейна, и жеребец-единорог с бананом, застрявшим в носу — результат жаркого семейного спора.

Можно, конечно, поспорить, что Ночь Кошмаров хуже, чем Новый Год: в этом году, например, пони почти утоп, ныряя за яблоками, жеребенок, мягко выражаясь, испугался до усрачки в буквальном смысле (жуть как много мытья после того, как мы извлекли его из костюма), и кобыла-единорог с апельсином, застрявшим в ее... ну, вы поняли идею — в этой семейке споры не затихают ни на минуту.

— Привет, Свитхарт! — орет Атом Харт. Ну, она почему-то всегда орет. Такое впечатление, что она физически не способна говорить тихо. — Плохо, что тебя не было здесь в канун Согревающего Очага. Ты пропустила отличную ночь, точно тебе говорю!

Вот вообще не жалею. По крайней мере, я спала в своей постели со своим мужем. И даже увиделась со своей дочкой, знаете ли. Одно время, когда я слишком много времени проводила на работе, я была твердо уверена, что первые слова моей дочурки были “где этот долбаный троакар?”.

Между тем, возбуждение Атом Харт все растет, так же как и шум от нее. У меня уже голова трещит, а я ведь еще даже не приступала к работе.

— Как твой муж? — голосит она. — Поезд отправляется, ага?

— Отбыл сегодня в Мэйнхэттен, — отвечаю я и рысью направляюсь в раздевалку. — И прежде чем ты спросишь, моя дочь в порядке, и я почти уверена, что у нее не было метки, когда я видела ее в последний раз.

— Ну, с вашим расписанием я вообще сильно удивляюсь, как вам удалось… — Атом Харт ухмыльнулась. — Ну ты понимаешь...

— У меня большие потребности, — я шлепнула себя по бедру. Судя по улыбке Атом Харт, социальное взаимодействие с ней придется продолжить. — Как тебе дежурство в приемном покое?

Вы знаете, обычно эта тощая и длинноногая оранжевая куча безумия, известная как “Атом Харт”, сидит в подвале, рядом с этой здоровенной рентгеновской установкой. И поверьте мне, все замеры врут и какая-то радиоактивная хрень из нее точно протекает — вообще без шансов, что эта кобыла нормальная.

— Одна пегаска приходила и сказала, что у нее крыло болит, поэтому я дала ей таблеток. Которые веселые.

— Ее, случайно, не Клауд Кикер звали? — я вздыхаю и смотрю на нее.

— А ты откуда знаешь?

— Как я понимаю, чтением списка “пациенты, которым мы не даем таблеток” ты решила не утруждаться? — еще один вздох, и шапочка заняла свое место на голове. Теперь я официально на дежурстве. — Она там первая.

Прежде чем Атом Харт успевает ответить, я захожу в приемный покой. Что за хрень тут случилась? Полный бардак: везде валяются шприцы и прочий мединвентарь, кровавое пятно на стене… хм, кто-то даже написал прямо на ней рецепт… кровью. И что хуже всего, там все еще были пациенты.

— Что они здесь делают?! — кричу я на Атом Харт. — Их следует либо выписывать, либо отправлять в соответствующее отделение!

— Я… Я не была уверена... — Атом Харт сглатывает.

Я осматриваю пациентов, сидящих и лежащих на столах и каталках.

— Домой, домой, травматология, домой, морг, педиатрия, морг, родильное отделение, морг...

— Ты знаешь, каждый раз когда ты говоришь “морг”, ты показываешь на одного и того же пациента...

— Тогда почему он лежит на трех разных каталках? — Я вздыхаю и закатываю глаза. — Что с ним вообще случилось?

— Испытание фейерверков сегодня вечером, — Атом Харт смотрит на тело и вздрагивает. — Я думаю, что-то пошло не так.

— Тогда почему он еще тут? Очевидно, что лучше ему не станет!

— Я подумала, что сначала мне надо с кем-нибудь проконсультироваться… — Атом Харт пятится.

— Это я сказала ей, что она должна проконсультироваться с кем-нибудь, — произнесла кобыла, которую я направила в родильное отделение. — После того, как она попыталась убедить меня, что у меня диарея.

Я бросаю взгляд на кобылу. Я даже не могу разглядеть ее морду из-за огромного живота, но учитывая обстоятельства и позу, в которой она лежит, я вот-вот взгляну в глаза ее новорожденного жеребенка.

— Атом Харт, вези ее в родильное отделение. Прямо сейчас.

— Куда?

Я вздыхаю и смотрю на пациентов.

— Те, кто должны идти домой, могут идти домой. Оставшиеся — не слушайте, что я скажу.

Часть пациентов уходят. Оставшиеся — жеребенок, парень со сломанной ногой, расчлененный труп и беременная кобыла — кивают. Ну, за исключением трупа, но он все равно меня не слышит. Я разворачиваюсь к Атом Харт.

— Кройки и шитья^[1].

— А-а-а-а, туда! — она бьет себя в лоб копытом. — Так и знала, что это не настоящее название!

— Если ты и дальше будешь так же блистать интеллектом, то скоро сможешь в темноте читать без лампочки, — бормочу я себе под нос. Что с учетом облучения вполне вероятно. Ну, по крайней мере, я избавилась от нее и от этой беременной кобылы. Теперь надо позаботиться об остальных.

Прежде чем я успела узнать у парня со сломанной ногой, что с ним произошло, дверь вновь открылась. Разворачиваюсь глянуть, кто там может быть.

Ну, по крайней мере, это не Атом Харт. Хотя хорошей новостью это тоже не назовешь.

— Привет, — Нерсори Райм тычет копытом в труп. — Хирургам удалось сшить воедино приятеля этого парня. Что происходит?

— Это ты скажи мне, что происходит, — шиплю я сквозь зубы. — Почему это вся ночная смена состоит из тебя и этой жертвы радиации? И судя по расписанию, то же самое было и в ночь Согревающего Очага.

— Атом Харт просто лучилась энтузиазмом. Хотя я и старалась отправлять к ней только самых простых пациентов, — отвечает Нерсори Райм, оглядывая приемный покой. — По здравом размышлении это, вероятно, была не лучшая идея.

— Продолжай, — я вздыхаю. Несмотря на то, что Нерсори — это раздражающая мелкая говнюшка, которая постоянно плетет интриги вместе с Редхарт, она, по крайней мере, не Атом Харт. Она уже достигла того уровня, когда за ней не нужно приглядывать на протяжении всего дежурства, и на нее можно свалить всю грязную работу без опасения, что она налажает.

— Ну, все начало катиться в Тартар еще осенью, когда выяснилось, что Редхарт не вернется, — рассказывает Нерсори. — В общем, Атом была единственной заменой, которую я смогла отыскать. Вчера у Колдхарт был день рождения, могу поспорить, что сегодня у нее жуткое похмелье. Также я слышала, что ты хотела провести некоторое время со своим мужем...

О, да. Я все еще не могу нормально ходить. Он не просто так работает проводником, движенье поршней паровоза — вполне подходящая метафора того, чем мы занимались.

— Как насчет Тендерхарт? И что конкретно случилось с Редхарт?

— Тендерхарт, скорее всего, тоже была на днюхе Колдхарт, — Нерсори пожимает плечами. — А в остальном, ты разве не слышала? Редхарт в дурке.

Что? В смысле, я слышала, что она взяла больничный, но почему я узнаю об этом только сейчас?

— Как так?

— Она хорошо держалась, но пациентка с шаром для боулинга в киске ее окончательно подкосила, — Нерсори вздохнула и уставилась на свои копыта. — Сразу после этого она отправилась в психиатрическое отделение и сказала, что не уйдет оттуда.

Что за хрень? Я пристально взглянула на Нерсори Райм, надеясь, что она шутит. Маловероятно. Она практически не способна врать.

— И они не смогли ее выгнать? Все медбратья в дурке — здоровенные мускулистые жеребцы.

Я за ними не подглядывала. Клянусь.

— Доктор сказал, что если кто-то хочет остаться там по своей воле, он, должно быть, сумасшедший, — бормочет Нерсори. — Я вроде как согласна с этим. Ты бы хотела там остаться?

— Нет.

— Видишь? Ты нормальная, — ее взор слегка проясняется и она глубоко вздыхает. — Редхарт тоже была нормальной, но как только она решила отправится в дурку, оказалось, что она сумасшедшая, потому что она хотела туда пойти и это единственное место, где она чувствует себя хорошо. Формально ее следует считать здоровой, но как только они ее выгоняют, она хочет вернуться туда снова, поэтому она сумасшедшая, хотя единственным симптомом является навязчивое желание сидеть в камере с мягкими стенами и рисовать жуткие вещи... Ты понимаешь?

— Нет.

— Я упоминала ее рисунки? — Нерсори вытаскивает из-под шапочки листок бумаги и передает его мне. — Мне это отдала та сексуальная медсестра из психиатрического отделения.

— Тут меня сбивает поезд, — бормочу я, глядя на рисунок. — А это что за коричневые и красные штуки?

— Твой толстый кишечник, — Нерсори смотрит мне через плечо. — С реализмом у нее совсем беда. Ее рисунки были получше, когда у нее был период импрессионизма.

Меня аж дрожь пробирает и я сминаю рисунок копытами.

— Я не желаю больше ни слова слышать об этом импрессионистском дерьме, — говорю я самым спокойным голосом, на который только способна. — Я хочу вернуть Редхарт обратно, и клянусь, если я снова увижу здесь Атом Харт, то завалю тут все трупами тех, кто будет бежать слишком медленно. Поняла?

— Я понял, — говорит жеребец со сломанной ногой. — И тебе лучше помочь ей, малышка, потому что я ее обогнать точно не смогу.

Я смотрю на него и вздыхаю.

— Почему эти пациенты до сих пор здесь? Нерсори, доставь этого парня в травматологию, а я позабочусь о жеребенке.

После короткой прогулки до педиатрического отделения выясняется, что пацан пытался откосить от школы и решил притвориться, что у него рак яичников. Я прочла ему короткую лекцию по анатомии и вернулась вниз, чтобы встретиться с Нерсори. Она слегка вспотела, таская инвалидную коляску с пациентом по отделениям, но выражение ее мордочки ясно свидетельствует, что у нее есть план.

— Кажется, я знаю, как помочь Редхарт, — говорит она. — Но сначала тебе придется убедить Хартлесс дать нам разрешение.

Да хрена с два! Я скорее соглашусь, чтобы мне Балк Бицепс ректальное обследование провел!

— В противном случае я позову обратно Атом Харт.

Пару секунд я борюсь с желанием ее задушить. Надо признать, что пациенты уже несколько раз жаловались на меня, поэтому убийство коллеги вряд ли добавит шарма моему списку дисциплинарных взысканий. И не стоит забывать о дочке, которую, между прочим, кормить надо.

Не говоря уже о том, что если бы дело дошло до дисциплинарного взыскания, то мне все равно пришлось бы говорить с Хартлесс, так что лучше попробовать провести разговор в как можно более дружественной атмосфере. Что в случае Хартлесс по-прежнему означает легкую враждебность.

— Хорошо, — говорю я, избегая смотреть в глаза Нерсори. — Но ты мне будешь должна за это.

Я разворачиваюсь и, полная дурных предчувствий, направляюсь к кабинету Хартлесс. Иногда говорят, что перед тем, как идти к ней, необходимо составить завещание, и это, Дискорд побери, совсем не преувеличение.

Мы точно не знаем, насколько стара Хартлесс, но однажды она упомянула, что работала в полевом госпитале во время войны с грифонами. А последняя нормальная война, которую мы вели с этими перьеголовыми жопошниками, была больше ста лет назад! Ее хотели отправить на пенсию, но не нашлось никого достаточно смелого, чтобы ей об этом сообщить. Лучшее, что им удалось сделать, это назначить ее на должность старшей медсестры, чтобы она поменьше пугала пациентов. Хартлесс пережила бесчисленное количество врачей, медсестер и не менее пяти директоров нашей больницы.

Я почти уверена, что Бледный Жнец тоже хотел прибрать ее к своим копытам, но она просто сказала ему отъебаться и не мешать. Она вроде как любит свою работу.

Наконец, я добираюсь до двери в ее кабинет. Точнее, пещеру — окна всегда закрыты и зашторены, а всю комнату наполняет какой-то странный запах. Тандерхарт говорит, это из-за того, что Хартлесс давно сдохла, но кто-то сделал из нее чучело и привязал к веревочкам, как какую-то жуткую марионетку.

Честно говоря, я однажды действительно пыталась высмотреть веревочки, но мне все же кажется, что эта старая коровья жопа все еще жива.

Я стучу в дверь и отступаю на шаг назад, опустив голову. Это похоже на официальный визит к султану Тротомана: не смотрите в глаза, кланяйтесь, целуйте ее морщинистую задницу... Хотя нет, я думаю, все же не все из этого.

— Входи, — раздается тихий, но все еще сильный голос. Я открываю дверь и вхожу в темную комнату. Когда мои глаза привыкают к отсутствию света, я уже могу разглядеть силуэт укутанной в плед пони, сидящей в кресле с таким достоинством, словно она сама Принцесса.

— Подойди ближе, — раздается приказ из-под одеяла. Я подчиняюсь и подхожу к ней так близко, как осмеливаюсь. Что все еще довольно далеко.

— Ах, — бормочет сестра Хартлесс. — Ты — Свитхарт. Та, чья жизнь вертится вокруг ее задницы.

— Что? — я даже забываю, зачем я здесь. — Старшая сестра Хартлесс, со всем уважением...

— Заткнись, — она шипит это слово почти беззвучно, но этого хватает, чтобы я шагнула назад, споткнулась и грохнулась крупом на пол. — Ты постоянно сравниваешь пони, ситуации и все остальное с задницами, дерьмом, ректальными осмотрами, сраньем и прочей мутью. Я почти уверена, что слышала, как ты назвала меня старой коровьей жопой.

Что? Погодите-ка. Это было всего один раз, перед тем, как я сюда зашла. И я только подумала об этом. Неужели этот старый мешок го… голубики — телепатичка?

— Я считаю, что правильный термин будет “телепатка”, — ворчит сестра Хартлесс. — И нет, я не телепатка. В любом случае, я думаю, ты хотела спросить меня о чем-то. И не говори мне, что это не так, потому что просто так сюда никто не приходит.

Она выдает смешок, который звучит, словно скрип двери старой гробницы.

— Ну-у-у... — бормочу я. — Наверное, вы слышали о Редхарт, да?

— Она здесь работает, — отвечает Хартлесс. — Тридцать один, детей нет, не замужем, любительница приключений, работает в больнице в течение семи лет, ладит с детьми, вспыльчива, спасла по меньшей мере двадцать безнадежных пациентов. Предпочтения в порно: нормальные. В настоящий момент: безумна.

— Вы что, на всех держите досье? — спрашиваю я.

— Нет, зачем это мне? — Хартлесс пожимает плечами и кашляет. — Все в моей голове.

Боюсь даже представить, что у этой старой клячи есть на меня.

— Медсестра Свитхарт, тридцать шесть, регулярно потребляет вдвое больше рекомендованной суточной дозы сахара, замужем, одна дочь, честность в присутствии пациентов вызывает многочисленные жалобы, анальная фиксация, груба, консервативна, курит от случая к случаю. Предпочтения в порно: причудливые.

Я рычу.

— Слушай сюда! Я пришла не для того, чтобы слушать, как ты рассказываешь мне всякую хрень, которую ты узнала хер знает от кого и хер знает как! Я пришла сюда, потому что моя подру… эм-м-м, моя коллега — медсестра Редхарт в настолько глубокой жопе собственного разума, что ей даже света не видать. И видимо, единственный способ помочь ей — это вломиться в психиатрическое отделение и уволочь ее силой. Ясно?

— И ты еще удивляешься своей непопулярности у пациентов, — невозмутимо отвечает Хартлесс. — Но если не брать в расчет совершенно недопустимую форму обращения ко мне, я думаю, что ты права. По крайней мере, это слегка разрядит атмосферу.

— То, что мы вытащим Редхарт и заставим ее работать с нами? — удивленно спрашиваю я.

— Если это позволит пациентам пореже тебя видеть. Мне кажется, что им от этого станет лучше.

— Как же мне нравится, что вы так высоко цените мой вклад в благополучие этой больницы, — бормочу я себе под нос.

— Я счастлива слышать это, — голос Хартлесс холоден, как водка в морге в три часа ночи, когда у тебя кончились сигареты и надежды на лучшую жизнь. — Как только вытащишь Редхарт из дурки, заставь ее работать и надейся, что попадется трудный пациент. Полагаю, это позволит ей почувствовать себя лучше. Я прикрою твою задницу, если кто-то будет задавать вопросы.

— Да, мэм, — отвечаю я и сваливаю из кабинета, прежде чем она начнет есть меня, или попытается отложить яйца мне в задницу. Возможно, она уже сотворила подобное с несколькими беспомощными молодыми медсестрами.

Как только я закрываю дверь, я почти сталкиваюсь с Нерсори Райм. Скорее всего, она стояла тут и подслушивала.

— Ну, и что мы будем делать, чтобы вытащить Редхарт из дурки? Мы можем пробраться туда ночью, когда все уснут, или… — она почти что сует свой круп мне в лицо, — я могу соблазнить охрану...

— Или мы можем просто пойти и попросить их впустить нас, — говорю я. — Мы здесь работаем и у нас есть благословение Хартлесс.

— Но они все равно не выпустят нас с душевнобольным пациентом, — отвечает Нерсори. — Тем более, что она может стать слегка агрессивной, если мы попытаемся вытащить ее из отделения.

— Я прихвачу кувалду, — шепчу я. — Я не знаю никого, кто был бы агрессивным после ее применения.

— Учитывая, сколько раз это приводило к выписке на небеса, я не удивлена, — Нерсори пожимает плечами и идет в сторону лестницы. Я следую за ней — в конце концов, размышления на ходу позволяют почерпнуть свежих идей.

Кстати, это на самом деле объясняет, почему Атом Харт и некоторые из наших пациентов настолько тупые. Их мозги просто недостаточно мощные, чтобы позволить им думать и ходить одновременно. Дискорд побери, да Атом Харт почти сознание теряет от умственного напряжения, когда просто жвачку жует!

Наконец мы добираемся до дверей психиатрического отделения. Вернее, чудовищных металлических врат, охраняемых двумя накачанными жеребцами. Все гадают, как Редхарт умудрилась прошмыгнуть мимо них в тот роковой день, когда она сошла с ума. Я думаю, что они были слишком увлечены зрелищем кобылы, рожающей шар для боулинга.

— Привет, — говорю я. — Мы пришли к Редхарт.

Охранники молчат.

— У нас есть разрешение от Хартлесс.

Один из жеребцов стучит копытом в дверь. Небольшое окошко в ней открывается и я вижу кусок глаза, смотрящий на нас сквозь очки толщиной с бутылочное донышко. А может, очки из них и сделаны, учитывая, что алкоголиков тоже тут лечат.

Дверь открывается. Медсестра за ней спрыгивает со стремянки; она кажется даже ниже, чем Нерсори, хотя я почти уверена, что это из-за того, что ее темная, жирная грива распласталась по голове, в отличие от гривы моей молодой спутницы, пытающейся выдать себя за дикие джунгли. Медсестра смотрит на нас сквозь очки и моргает.

— Гости извне! — восклицает она. Судя по голосу, она либо по пояс деревянная, либо уже давно подворовывает у пациентов препараты для собственного использования. — Пророчество сбылось!

— Фэйнт Харт, — ворчу я. — Я так и не разобралась, то ли ты пациентка, прикидывающаяся медсестрой, то ли медсестра, притворяющаяся пациенткой.

— Знание — золото, золото — микроэлемент, микроэлементы — это еда, — декламирует Фэйнт Харт. — Ergo, знание — еда. Scientia cibus est^[2].

— Mononeuronis Asynapsis, — отвечаю я. Нерсори неуверенно смотрит на меня.

— Один нейрон, не подключен, — шепчу я ей.

— А, — Нерсори кивает.

— Мы пришли навестить Редхарт, — говорит она Фэйнт Харт, произнося слова куда медленнее, чем это необходимо. Гадство, Нерсори. Теперь она знает, что мы считаем ее дубовой.

Не знаю, как насчет остальных, но я предпочитаю сохранить хотя бы нейтральные отношения с персоналом других отделений. Я, например, никогда не видела более диких вечеринок, чем те, что устраивает доктор Хуйболит и его бригада водопроводчиков... Я имею в виду отделение урологии. Кроме того, однажды мне тоже может от них чего-нибудь понадобиться.

Психиатрическое отделение... тут все сложно. Я знаю всего четырех пони оттуда: Фэйнт Харт, двух психиатров: доктора Кешью Натса с доктором Конкером, и Пинки Элефант, также известную как “другая Пинки”. Она ничего не делает, только говорит пьяницам, что им нужно бросить пить. Персонал меняется довольно часто. Я предполагаю, что они иногда меняются одеждой с пациентами, чтобы глянуть, заметит кто-нибудь разницу, или нет.

Все они... нестабильны, я бы сказала. И это даже не упоминая всех тех здоровенных мускулистых парней, которые нужны для содержания наиболее буйных пациентов.

— Высшие силы говорят, что посетителей у Редхарт сегодня не будет! — восклицает Фэйнт Харт. — Попробуйте снова в полнолуние.

— Сестра Хартлесс велела нам прийти сюда, — говорю я, двигаясь вперед. Я просто наступлю на это маленькое дерьмо, если она не уйдет с дороги.

— Королева вампиров здесь не властна! — Фэйнт Харт безумно хохочет.

Я вздыхаю.

— Прекрати тратить мое время, или внезапно заболеешь сотрясением мозга и переломом челюсти!

Фэйнт Харт открывает рот, чтобы что-то сказать, но я уже замечаю синего единорога с серой гривой и коричневого, лысеющего пегаса — доктора Натс и доктора Конкера, которые идут к нам и разговаривают.

— Представь, друг мой, — говорит доктор Натс. — У меня был интереснейший пациент. Мы пили чай, беседовали о недавних спортивных событиях, и я думал, что его душевное здоровье просто идеально.

— Это действительно интригующе, друг мой, — отвечает доктор Конкер. — Пациент с идеальным душевным здоровьем — очень редкое явление.

— О, боюсь, его здоровье было далеко от идеала, — доктор Натс добродушно хохочет. — Понимаете, друг мой, в какой-то момент он съел чашку, оставив только ручку.

— Да, вот это как раз необычно, — кивает головой доктор Конкер. — Все же знают, что ручка — самое вкусное.

Я прочищаю горло:

— Простите, — говорю я. — Нам нужно найти сестру Редхарт. Вы не знаете, где она?

— Редхарт? — спрашивает доктор Конкер. — Простите, но я не помню такой пони, милое наружное создание.

— Я, кажется, припоминаю ее, — говорит Натс. — Это та, которая не хочет уходить. Довольно странный случай. По какой-то причине она захватила себе камеру номер три, которая с мягкими стенами. А мне она так нравилась.

Конкер открывает рот, чтобы сказать еще какую-нибудь чушь, но я его не слушаю. У меня уже есть вся необходимая информация, поэтому я оттаскиваю Нерсори от Фэйнт Харт, и мы отправляемся глубже в отделение.

Да уж, это действительно интересное место. Неудивительно, что здесь все с ума сходят. Одна из пациенток начинает лаять на нас, но фраза “хорошая девочка” успокаивает ее. Двое парней громко спорят о чем-то.

— Что происходит? — спрашиваю я у еще одного парня, который сидит за столом и что-то рисует.

— Эти двое ненормальные, — говорит он. — Каждый из них считает себя королем Сомброй. Это приводит к довольно неудобным ситуациям, когда они встречаются.

— Очаровательно, — бормочу я.

— Ага, — парень кивает. — Тем более, что все знают, что король Сомбра — это я.

— Тогда мы не будем вас беспокоить, Ваше Величество, — говорю я. — Идем, Нерсори. Его Величество, вероятно, занят планированием новых лестниц.

— Конечно, — Нерсори бежит позади меня, но внезапно врезается в розовую кобылу.

— Осторожнее! — кричит она. — Кем ты себя вообразила? Найтмер Мун?

— На самом деле я доктор, — отвечает кобыла.

— Настоящий? — спрашивает Нерсори, глядя на кобылу так, словно перед ней обдолбанная наркоманка, выпрашивающая дозу.

— Да, настоящий, — ответный взгляд кобылы чуть теплее льда. — Меня зовут Пинки Элефант.

— Пинки Пай? — переспрашивает Нерсори.

Пинки Элефант закатывает глаза.

— Впервые слышу, — произносит она с каменным выражением морды. — Другая. Пинки Элефант. Терапевт АА^[3].

— Терапевт АА? — Нерсори кивает. — Значит, типа, не настоящий доктор? А чем конкретно вы занимаетесь?

— Прямо сейчас я пойду и напьюсь нахрен, — Пинки Элефант вздыхает и уходит.

— Твои навыки общения когда-нибудь доведут тебя до могилы, — ворчу я. — Себя ты тоже называешь гребаным карликом, когда в зеркало смотришь?

— Да я туда даже заглянуть не могу, — отвечает Нерсори. — И вообще-то, строго говоря, это не так, потому что я немного выше...

— Да, конечно, — ворчу я. — Давай найдем Редхарт до того, как Фэйнт Харт запрет нас тут с криками “Один из нас! Один из нас!”.

— Да, нам лучше поторопиться, — вздрагивает Нерсори.

Она мчится к ближайшей двери. У нее нет ручки, но для нас это не проблема — я всегда таскаю запасную под медицинской шапочкой, на случай чрезвычайных ситуаций. Сильно помогает успокаивать буйных пациентов. Единственный недостаток в том, что нейрохирурги смотрят на тебя косо.

Мы открываем первую дверь. Там находится какая-то жуткая тощая кобыла, затянутая в смирительную рубашку и ароматизирующая воздух продуктами собственного метаболизма.

— Привет, — говорит она, оскалив зубы. Я почти уверена, что она сама их себе заострила.

— Вы пришли на ужин? — она облизывается. — На первое я хочу мелкую.

— Простите, мы не голодны, — Я закрываю дверь и вытаскиваю ручку. — Внимательнее, Нерсори. Дверь номер три, а не номер семь.

— Сама должна была посмотреть, а не пихать свою ручку в каждую дырку, которую найдешь, — огрызается Нерсори и скачет к двери номер три. — Здесь. Возможно, Редхарт внутри. Давай глянем.

Мы открываем дверь и видим силуэт пони, прячущейся в тусклом свете. Она смотрит на стену, покрытую простыми бумажными рисунками. Темы рисунков сильно различаются: от повседневной жизни больницы до кровавых аварий и членов. Я смотрю на ближайший, там изображены последствия столкновения поезда с повозкой, полной жеребят. Нерсори была права. Импрессионизм ей удавался куда лучше.

— Привет, Редхарт, — говорю я. Она поворачивается ко мне, но половина ее лица все еще скрыта в тени. Я почти уверена, что уже видела такое раньше.

— Наконец-то, — бормочет Редхарт. — Мне уже стало скучно.

— Тогда уходи отсюда и возвращайся к нам, — говорю я. — У Нерсори была отличная идея заменить тебя на Атом Харт. Теперь весь приемный покой выглядит, как радиоактивный сральник во время пожара.

— Я сказала, что мне стало скучно, а не то, что я хочу уйти, — отвечает Редхарт. — Кроме того, это принцип. Я не могу вернуться.

— Какой еще принцип? — спрашиваю я. — Редхарт, у тебя нет члена, так что нет и нужды переживать о его размерах, ясно? Прекрати ебать нам мозг и выходи из этой комнаты, пока все эти рисунки не свалились со стен и не завалили тебя насмерть.

— Я не уйду, — отвечает Редхарт. — Здесь мне не о чем беспокоиться.

— Но мы сильно беспокоимся, когда тебя нет с нами, — говорит Нерсори. — Нет, серьезно, эта больница скоро рухнет без тебя.

Клянусь, у нее глаза почернели и за ними вспыхнуло пламя Тартара.

— Все отделения будут переполнены безумными пациентами, СТП и УПТ^[4]! В конце концов все отправятся на четвертый этаж, и не будет никого, кто бы распихал их по мешкам и повесил бирки!

— У нашей больницы всего три этажа, — ворчу я, прежде чем вспоминаю, что четвертый этаж — это таинственное место, куда пони отправляются после смерти. — И что за хрень ты несешь?

— Примерно так вещает Фэйнт Харт, когда напьется, — Нерсори застенчиво улыбается. — Но в самом деле, Редхарт, ты же просто сказала нам “обдес” и ушла.

“Обдес”? “Отлично, бляди, дальше ебитесь сами”? М-да. Нерсори учится у нас. Жаль, что учится в том числе и плохому.

— Ну… — Редхарт прячет морду в своих копытах. — Я не уверена, что смогу покинуть это место.

— Не переживай, я ждала случая отмудохать Фэйнт Харт со времен окончания медицинской школы, — отвечает Нерсори.

— Если бы это было так просто, я бы сделала это сама, — Редхарт закатывает глаза. — Дело в том, что я боюсь того, что снаружи.

— Наша больница не так уж страшна, — ворчу я. — Ну, конечно, если не ходить на кухню, но в целом — достаточно веселое место.

— Но… — Редхарт пятится назад.

— Ой, да ладно! — я подскакиваю к Редхарт и хватаю ее. — Нерсори, расчисти дорогу. Мы выдвигаемся!

Я без усилий поднимаю Редхарт — годы перетаскивания различных вонючих жирдяев в приемном покое наделили меня довольно большой силой — и рысью выскакиваю из камеры.

— Куда ты меня тащишь? — слабым голосом интересуется Редхарт.

— Куда-то, — отвечаю я. — Я не знаю. Сейчас Новый год, все долбанутые идиоты в этом городе только и жаждут покалечиться и оказаться у нас в приемном покое!

— У меня такое чувство, будто меня похищают, — бормочет Редхарт, глядя на трех Сомбр, которые в данный момент играют во что-то среднее между монополией и дженгой. — Мне кто-нибудь поможет?

Мы почти достигли двери, когда к нам подбегают Натс и Конкер, их копыта звонко стучат по полу.

— Что здесь происходит? — спрашивает Натс.

— Агрессивная форма терапии, — отвечаю я. — Я назвала ее “камеротомия”.

— Что? — Конкер наклоняет голову.

— Я отрезала ее от камеры, — отвечаю я. — Экспериментальная терапия. Никем не одобрена.

— У меня есть пара вопросов… — Натс поднимает копыто.

— Подождите, эксперименты же требуют согласия пациента, верно? — Редхарт бьется в моей хватке.

Я игнорирую ее, глядя в глаза двум докторам:

— Я упомяну вас как соавторов.

— Хорошо, я согласен. — Натс разворачивается к Конкеру. — Друг мой, было бы неплохо вновь двинуть науку вперед, правда?

— Конечно, друг мой, — отвечает Конкер. — Хотя жаль, что у меня не будет возможности использовать орбитокласт^[5], который я заточил специально для нее.

— Я даю разрешение на эту экспериментальную терапию, — быстро говорит Редхарт. — Вперед, Свитхарт. Быстрее!

Я киваю и вытаскиваю ее из отделения. Как только металлическая дверь захлопнулась позади нас, я ставлю ее на пол. Вот дерьмо. Я уверена, что она стала куда бледнее и тоньше, чем раньше. Надо будет пригласить ее на обед. Несколько раз.

Прежде чем я успеваю сказать Редхарт об этом, я замечаю пару голов, выглядывающие из-за угла. Они мгновенно прячутся, но слишком поздно, я уже узнала эти фиолетовые глаза. Я тяжело вздыхаю.

— Тендерхарт, Колдхарт, идите сюда. Я знаю, что это вы.

Из-за угла выходят две медсестры.

— Привет, — Тендерхарт бросает быстрый взгляд на Редхарт. — Что делаете?

— Проверяем, кто же это регулярно пробирается к нашим мозговедам, чтобы покурить, — я бросаю на Тендерхарт неодобрительный взгляд, который заставляет ее покраснеть.

Видите ли, наша многомудрая администрация решила, что находиться в дурке — уже достаточный стресс для пациентов, поэтому нет необходимости заставлять их отказываться от вредных привычек. Таким образом, психиатрическое отделение — это единственное место, где они могут курить, не скрываясь. Ну, по крайней мере, пока их не поймает санинспектор.

— Мы абсолютно точно не собирались этого делать, — говорит Тендерхарт, тогда как Колдхарт кивает. Колдхарт крайне неразговорчивая кобыла, но если она говорит, то как правило правду. Проверим...

— Колдхарт, ты шла сюда курить? — прямо спрашиваю я.

Колдхарт смотрит сначала налево, потом направо, слегка потея.

— М-может быть... — наконец произносит она.

— Так и знала, — говорю я. — Радуйтесь, что мы тут на задании от Хартлесс. Кстати, Колдхарт, ты в покер играешь?

— Нет.

— Хорошо. С твоей-то мордой у тебя бы отстойно вышло, — я поворачиваюсь к Редхарт. — Итак, вы готовы встретить Новый Год в приемном покое?

— Может быть, — отвечает Редхарт.

— Я не знаю, — Тендерхарт пожимает плечами и смотрит на Колдхарт.

— У нас просто лютое похмелье, — произносит та.

— Замечательно, — говорю я. — У вас с нашими пациентами будет хоть что-то общее. Интоксикация.

— Во-первых, мы должны выглядеть как профессиональные медсестры, — вещает Нерсори, пока мы спускаемся к приемному покою. — Не обижайтесь, но вы все похожи на кучу кобыл среднего возраста, лучшие годы которых уже прошли...

— По крайней мере, у меня нет прыщей на заднице, — ворчу я. — Кроме того, мы не среднего возраста, мы опытные. Черт, да я, наверное, трахалась еще до того как ты родилась...

— Хватит, Свитхарт, — говорит Редхарт. — Оставь эту историю до поры, когда нам будет действительно скучно и совсем нечего делать.

Она достигает нижней части лестницы и смотрит в сторону приемного покоя:

— Что за хрень?

Атом Харт видит нас и замирает, как громом пораженная.

— У меня рак, — говорит она, показывая нам крупного рака, вцепившегося в ее копыто. — М-да, на старогрифоньем это звучало смешнее...

— Та-а-а-ак, кто ее сюда пустил? — Редхарт оборачивается к нам.

— Вообще-то, это ты, — Нерсори улыбается. — У нас не осталось никого, кто бы мог присмотреть здесь, поэтому пришлось выкручиваться.

— Ой, да ладно… — Редхарт оборачивается и оглядывает отделение. Дискорд побери, да она похожа на генерала, который осматривает поле битвы. — Атом Харт, возвращайся в свое подземелье, я не желаю тебя здесь видеть. И где ты взяла этого рака?

Вот та самая Редхарт, которую я люблю ненавидеть.

— Один из пациентов почти захлебнулся, я думаю, — отвечает Атом Харт. — На его теле было много разных водных ублюдков.

— Нерсори, поймай оставшихся и избавься от них, — говорит Редхарт. — Свитхарт, проверь, жив ли пациент, я не доверяю в этом Атом Харт. Колдхарт, Тандерхарт, собирайте себя в кучу. У нас впереди целая ночь.

Меньше чем через час Атом Харт ухаживает за своим рентгеновским аппаратом, раки плещутся в озере, а пациент спит в палате после своего почти-утопления. Мы надеваем наши лучшие шапочки, готовим стерильные инструменты, раскладываем небольшие украшения по углам приемного покоя и ждем неизбежного. В конце концов, Новый Год без как минимум одной кобылы с бутылкой шампанского в интересном месте — это не Новый Год.

Однако до сих пор никто не появлялся. Странно. Как будто внезапно все всерьез восприняли наши предупреждения и теперь играют, соблюдая требования безопасности, пьют в меру и все такое. Я уже вижу, как из Редхарт буквально утекает энергия; мы ее из дурки вытащили не для того, чтоб в карты резаться!

— Каре, — Нерсори кладет карты на стол. — Поскольку у Колдхарт ничего нет, то она должна рассказать нам о самой непристойной вещи, которую она сделала в этом году.

Колдхарт краснеет.

— Помните мертвого пациента со стояком?

— Я не уверена, что хочу слышать эту историю… — Редхарт вздрагивает. — Вы не забыли, что я тут как бы пациент? Как это может помочь моему бедному разуму?

— Да ладно, я только лишь коснулась его, — защищается Колдхарт. — Тендерхарт подбила меня на это.

— Что? — брови Тендерхарт взлетают вверх. — Я только сказала, что хотела бы встретиться с этим парнем, когда он был жив. Никто ничего не говорил о прикосновении к нему.

— Эй, я только дотронулась до его, м-м-м... — Колдхарт разворачивается к Тендерхарт. — А у тебя была интрижка с пациентом!

— Он был жив, — отвечает Тендерхарт. — Кроме того, я уверена, что у каждой из нас была интрижка с пациентом.

— Может быть, — Редхарт пожимает плечами. — Ну, не совсем.

Я думаю о своем прошлом опыте. Как я упоминала ранее, у меня есть потребности, а мой муж находится в разъездах большую часть времени.

— Не пациент. Его сын, — я улыбаюсь Колдхарт. — О, и он был очень даже жив в последний раз, когда я его касалась.

— Время от времени, — говорит Тендерхарт. — Я стараюсь не доводить до этого, но это случалось раньше. Неоднократно.

Она смущенно улыбается.

— Нормальные пони, похоже, мной не интересуются, — Нерсори вздыхает. — Я привлекаю только всяких жутких типов и слишком гетеросексуальна для Элли Вэй.

— Я вообще удивляюсь, как вы с ней… — Колдхарт сводит копыта вместе и начинает двигать ими в явно сексуальной манере.

— Ой, заткнись, — бормочет Нерсори. — Ты трогала стояк мертвого парня.

— И вы мне теперь до конца жизни напоминать об этом будете, да? — Колдхарт падает на свое место, но прежде чем кто-нибудь успевает это прокомментировать, мы слышим шум за дверью.

— Ну наконец-то, — ворчу я, вставая. — Пошли, Редхарт. Интересно, какую глупость они сотворили в этом году.

Мы выходим из комнаты, чтобы посмотреть. Почти сразу луч магической энергии пролетает между нами и оставляет на стене выжженный след. Мы смотрим друг на друга. Похоже, что какие-то идиоты палят магией не глядя и нам, вероятно, понадобится мозгоправ. У меня нет ни малейшего желания снова идти к Натсу и Конкеру. Они там, наверное, уже дезинфектант в честь Нового Года пьют вместе с Фэйнт Харт, или что-то типа этого.

— Извините! — раздается голос, за чем следует еще одно заклинание. — Я не могу это контролировать!

— Поберегись! — предупреждает еще один голос прямо перед тем, как волшебный луч рикошетом от стены разбивает окно в дальнем конце коридора. Как только он исчезает, мы бежим туда, откуда он прилетел, чтобы глянуть, что происходит.

— Нерсори, раздобудь маску для сварки, или еще что-нибудь аналогичное, — кричит Редхарт.

Я аккуратно выглядываю из-за угла чтобы выяснить, насколько все плохо. Никакое заклинание в лоб мне не влетает, и я наконец могу прокрасться вдоль стены и увидеть источник всей суматохи.

Ну конечно. Это та парочка халявщиц, что живут во дворце Твайлайт Спаркл. Великая и Могучая магичка Трикси, и не такая великая и могучая Старлайт Глиммер, которая, если слухи не врут, приехала из своего Дальнезажопинска и устроилась у нас Официальной Грелкой Постели ее Высочества.

— Добрый вечер, — говорит Трикси, глядя на Старлайт так, будто она вот-вот взорвется. Что, я полагаю, недалеко от истины. — У нас тут проблема.

— В самом деле? — спрашиваю я. Конечно, у них проблема. Сомневаюсь, что они заявились сюда, дабы насладиться нашей компанией.

— Ну… — Старлайт внезапно начинает шмыгать носом, будто собираясь чихнуть. Увидев это, Трикси падает на пол. Редхарт мгновенно делает тоже самое.

Через секунду я знаю причину. Как только Старлайт чихает, ее рог выстреливает заклинанием, которое, просвистев сквозь мою гриву, прошибает еще одну дыру в стене как раз рядом с Нерсори, которая медленно идет к нам, волоча здоровый кусок свинца, используемый для защиты рентгеновского аппарата от его оператора. Я более чем уверена, что Атом Харт все равно им не пользуется.

Трикси встает, оценивает ущерб и поворачивается ко мне.

— Видите ли, Твайлайт Спаркл оставила Трикси за главную в замке, прежде чем отправиться в Кристальную Империю, и...

— Нет, это меня она оставила за главную! — восклицает Старлайт, разворачиваясь к Трикси, которая в панике мгновенно падает на пол.

— Не целься в Трикси, ты, идиотка! — кричит Трикси. — В любом случае, пока Трикси готовила фейерверки к празднованию Нового Года, выяснилось, что Старлайт словила...

— ...роговой грипп, — закончила Редхарт. — Я узнаю симптомы.

— Ага, за исключением того, что она не жеребенок в возрасте от двух до пяти лет, — говорю я и обращаюсь к Старлайт: — Ты им в детстве болела?

— Нет, я думаю, нет, — отвечает Старлайт. — Должно быть, это все из-за мелких гов… детей на празднике.

— Один из них высморкался в хвост Трикси, — ворчит Трикси. — Отвратительные мелкие засранцы.

И не говори. Сразу после ночи Согревающего Очага выяснилось, что моя дочь переела вкусностей и поимела жуткий случай желудочного гриппа. Об остальном можете догадаться сами.

Старлайт поднимает копыто и резко вдыхает. Я быстро падаю на пол рядом с Трикси и Редхарт. На этот раз волшебный взрыв бьет в потолок, осыпая нас штукатуркой.

Редхарт встает первой.

— У вас есть аллергия на какие-либо антибиотики?

Редхарт, как она есть. Пациент может взорвать нас так, что куски моей задницы до Ванхуфера долетят, а она спрашивает ее об аллергии, как будто та жеребенок, который в лучшем случае может выдать пару искорок при каждом чихе.

— Я не знаю, — отвечает Старлайт. — И я не уверена, была ли я вакцинирована против гепатита.

— Она спалила офис своего семейного врача, — шепчет Трикси. Это достаточно громкий шепот, чтобы его слышала вся больница. Трикси в своем репертуаре.

— Заткнись, — огрызается Старлайт.

Нерсори присоединяется к нам, все еще прикрывая себя свинцовой фиговиной.

— Итак, мы вкатим ей дозу и понадеемся, что это сработает? — спрашивает она. — Обычно я крайне осторожно подхожу к использованию внутривенных антибиотиков, но если она еще раз пальнет по потолку, то вся лаборатория микробиологии рухнет нам на голову.

— Ты намекаешь, что мы колем их всем, кому ни попадя? — спрашиваю я. — Кроме того, бактерии, которые вызывают роговой грипп, на редкость тупые и никогда не смогут развить сопротивляемость к антибиотикам. Одна доза и ей станет лучше.

— А что вы имеете в виду под дозой? — сглатывает Старлайт.

— Инъекцию, конечно, — отвечаю я.

Я вижу, как глаза Старлайт расширяются. На секунду мне инстинктивно хочется упасть на пол, но похоже, она не собирается чихать.

— А есть другой способ? — спрашивает она. — Я боюсь уколов.

Редхарт бросает на меня взгляд, который я слишком хорошо знаю. Он означает: “у нас проблема, и мы не сможем объяснить это начальству“. Великолепно. Мне просто необходимо очередное дисциплинарное взыскание.

— Итак, есть ли другой способ? — спрашивает Трикси, пока Старлайт пытается сдержать чихание.

— Мы можем дать ей слабительного, — говорю я, прежде чем успеваю остановить сама себя. — Тогда она будет бояться даже кашлянуть.

— Не-е-е-е, это еще хуже, — ухмыляется Нерсори. — Сейчас мы по крайней мере в безопасности, пока стоим позади нее и...

Старлайт Глиммер кашляет. Волшебная стрела толщиной с мою ногу попадает в свинцовую пластину, которую Нерсори держит перед собой, и оставив вмятину рикошетит в потолок, попутно спалив шапочку Нерсори.

— Хватит разрушений, — говорит Редхарт. — Нерсори, отведи ее в камеру сдерживания. Потом мы подумаем, что делать дальше.

— Почему я? — спрашивает Нерсори, глядя на обугленные останки своей шапочки.

— Ты самая маленькая цель, — отвечает Редхарт.

— Да, — я поворачиваюсь к комнате отдыха. — Колдхарт! Тендерхарт! Идите сюда! У нас тут ситуация.

— Да, бегом сюда, трусихи! — кричит Трикси. Я абсолютно уверена, что до того как Старлайт решила изобразить из себя разболтанную магическую пушку, они уже пригубили праздничные напитки.

Через некоторое время Колдхарт и Тендерхарт присоединяются к нам, а Старлайт заходит в камеру сдерживания. Это совершенно новое дополнение к нашей больнице. Когда эксперты из Кантерлота услышали, что мы хотим потратить половину годового бюджета больницы на комнату с серебряными стенами, они прислали нам длинное пространное письмо, в котором вежливо предложили нам протрезветь, потому что мы, по-видимому, несем полную ахинею. Они согласились построить ее только после объяснения, что несмотря на то, что подавляющее большинство населения города составляют земные пони, количество всякой связанной с магией хрени у нас больше, чем во всей остальной Эквестрии вместе взятой!

Деньги были потрачены не напрасно. Как только Старлайт попадает внутрь, она чихает. Ее магия бьет в стену и рассеивается без какого-либо вреда. Мы закрываем серебряную дверь с толстым стеклянным окошком и вместе с Колдхарт, Тендерхарт и Трикси собираемся в контрольной комнате рядом с камерой.

Редхарт включает микрофон.

— Старлайт, ты нас слышишь?

— Да, — Старлайт кашляет. Заклинание ослепляет нас на секунду. Я бы сказала, что это куда лучше чем быть, к примеру, обезглавленной. — У меня небольшая клаустрофобия, но я справлюсь. Зачем вам вообще нужна такая камера?

— Для таких случаев, как твой, — отвечает Редхарт. — Сложные случаи рогового гриппа, рак рога, магически индуцированное безумие...

— Это больше так не называется, — говорит Нерсори. — Это было слишком оскорбительно, так что теперь правильным названием считается “магически вызванное расстройство личности истерического типа”.

— Да. Или на случай других сволочей, — кивает Тендерхарт.

— Извини? — я смотрю на нее, в удивлении поднимая брови.

— Судороги, выпот, одышка, лихорадка, отеки, чих, — Тендерхарт пожимает плечами. — Сокращенно СВОЛОЧи.

— Дети и их причудливые акронимы, — ворчу я, разворачиваясь к Трикси. — Камера также используется для содержания пони, одержимых магическими артефактами.

— Великая и Могучая Трикси чувствует себя оскорбленной! — единорожка резко вскидывает голову.

— Возможно, это из-за того, — Нерсори стоит прямо, стараясь выглядеть выше, чем она есть, — что правильное наименование теперь — “вызванная магическим объектом церебральная дисфункция”, которая далее делится на...

— Всем плевать, — прерывает ее Редхарт. — Теперь мы должны придумать, что же с ней делать. Она боится уколов, и пока она пускает лучи смерти при чихании...

— Мы можем дать ей наклейку “Хороший пациент”, — Тендерхарт пожимает плечами. — С Винил это сработало.

— Мы можем залить всю камеру антибиотиками, — предлагает Колдхарт. — Или закачать их в виде газа.

— И поглядеть как все бактерии, живущие в ее теле, вырабатывают сопротивляемость к антибиотикам, — отвечаю я. — Ее, кстати, это тоже может убить.

— А как насчет тех пистолетов с дротиками, которые используют ветеринары? — предлагаю я. — Мы можем пальнуть в нее с безопасной дистанции.

— Плохая идея, — Редхарт качает головой. — Антибиотик нужно вводить внутривенно, а так ты сможешь попасть только в мягкие ткани.

— О, это не проблема. — я ухмыляюсь. — Мы можем всадить ей целую обойму анестетиков, а потом делать с ней все, что захотим.

— Ты так себе мужа нашла? — спрашивает Колдхарт^[6]. Серьезно, ее родители выбрали действительно подходящее имя. Самое время для подходящего, разумного ответа.

— Заткнись, Колдхарт, ты трогала член мертвого парня, — отвечаю я.

— Трикси жаждет подробностей, — говорит фокусница.

Прежде чем Колдхарт успевает ответить, Старлайт прочищает горло.

— Сестры? Вы же в курсе, что микрофон все еще включен, правда?

— Вот Дискорд, — бормочет Редхарт, хватая микрофон. — Мисс Глиммер? Вы согласны с любым из наших предложений, или давайте попробуем обычную инъекцию?

Типичная Редхарт. Всегда печется о получении согласия пациента.

— Я не уверена... — отвечает Старлайт. Еще один волшебный взрыв сотрясает всю комнату. — Кроме того, эта комната меня пугает. Я хочу выйти.

— Вы не можете бродить по больнице в таком состоянии, — говорю я. — Я вас умоляю, давайте мы сделаем вам маленький укольчик, и вашему рогу сразу станет лучше.

— Хватит, мы не можем тратить всю ночь на это, — говорит Редхарт. — Нерсори, Свитхарт, идите внутрь и попытайтесь сделать ей инъекцию.

— Почему я? — спрашиваю я. Кажется, хором с Нерсори.

— Ты можешь схватить ее, а в Нерсори труднее всего попасть, — отвечает Редхарт и берет микрофон. — Мисс Глиммер, стойте спокойно и не паникуйте. Постарайтесь не чихать и ни на кого не направлять свой рог.

— Хорошо, — отвечает Старлайт.

Нерсори идет в другую комнату и возвращается, неся с собой шприц. Я разминаю копыта. Я достаточно сильная, и будь я полностью безумной, то вероятно была бы медсестрой в дурке. Но поскольку я нормальная, то нахожусь здесь; просто идеальный кандидат для решения всяких непредвиденных ситуаций в приемном покое.

Тендерхарт открывает нам дверь и быстро прячется за ней. Прежде чем идти в камеру сдерживания, я глубоко вздыхаю. Время исправить все раз и навсегда.

— Ты уверена, что хочешь пойти туда? — спрашивает Нерсори. — У меня-то все нормально, но у тебя ведь дочка есть...

— Моя дочь и так редко меня видит, — отвечаю я. — Полагаю, она уже забыла, как я выгляжу. Ладно, мисс Глиммер, мы заходим.

Дверь закрывается позади нас. Старлайт Глиммер стоит в углу комнаты, неуверенно глядя на шприц, и пытается спрятаться за чем-нибудь. Без шансов, учитывая, что в камере абсолютно ничего нет.

— Я скоро чихну, — говорит она. — Вам лучше поторопиться.

— Ладно! — Нерсори улыбается, как могут улыбаться лишь переполненные энтузиазмом интерны. Она поднимает шприц и приближается к Старлайт.

— Стойте спокойно, это как комарик укусит...

— Нет! — Старлайт прыгает в воздух как кошка, даже до того, как игла касается ее. Пару секунд мы озираемся, пытаясь понять, куда она делась. Как я уже говорила, в этой камере действительно негде прятаться.

— Она телепортировалась? — спрашивает Нерсори.

— Маловероятно, — я пожимаю плечами. — В конце концов, у нее роговой грипп. Она не выходила через дверь, так что…

Я смотрю вверх. Вот она, висит на вентиляционной решетке и неуверенно смотрит на нас. Ну конечно. Эти умники из Кантерлота настояли на том, что камера нуждается в вентиляции, поэтому на потолке есть решетка и в принципе, это единственная вещь, за которую можно ухватиться.

— Спускайся к нам! — кричу я. — Или я кину в тебя Нерсори.

— Не смей! — восклицает Нерсори. — Ты все равно не сможешь меня туда добросить.

— Еще как смогу, — отвечаю я. — В медицинской школе я выиграла конкурс по метанию карликов. Бухая в дым.

— Я хотела бы еще раз напомнить тебе, что я слишком высокая, чтобы соответствовать этому определению, грубая жирная жопа, — отвечает Нерсори.

— Да? — я смотрю на нее сверху вниз. — То есть смеяться над низкими пони — это нехорошо, а смеяться над толстыми пони — просто замечательно? Кроме того, я не жирная. Может, я и крепкого телосложения, но...

— Берегись! — кричит Нерсори. Слишком поздно. Взрыв ослепляет меня и кидает в стену. На мгновение я вижу слишком много серебра, а затем свет гаснет.

Я прихожу в себя через пару секунд. Сначала я радуюсь, что приземлилась на что-то мягкое, но потом понимаю, что это Нерсори. Судя по стонам, она жива. Шприц, вроде неповрежденный, лежит на полу передо мной.

Я смотрю на свой круп, проверяя, все ли части моего тела находятся на месте. Похоже, что заклинание не попало прямо в нас, это была лишь ударная волна. Старлайт повезло меньше, она грохнулась с вентиляционной решетки и сейчас лежит на полу с подпалинами на шкурке и спутанной гривой, стонет и пытается встать.

Я быстро хватаю шприц и вонзаю в нее иглу. Старлайт дергается и разворачивается ко мне, как будто собираясь броситься на меня, но всего лишь всхлипывает пару раз и успокаивается.

— Лучше? — спрашиваю я.

— Кажется, я что-то сломала, — отвечает она.

— Я тоже, — бормочет Нерсори. — У тебя жирная задница, Свитхарт.

— Ой, заткнись, — отвечаю я и открываю дверь. — Две каталки, пожалуйста!

Когда Тендерхарт и Колдхарт увозят Старлайт и Нерсори, я смотрю на часы. Без пяти минут полночь.

— Редхарт! — восклицаю я. — Почти что Новый Год!

— Подожди минутку, я пытаюсь убедить Трикси, что написание жалобы — это не лучший вариант, — отвечает Редхарт. — В конце концов, мы вылечили ее подругу, верно?

Жалоба? Еще одна? Прекрасное начало нового года. Я уже собираюсь пойти к Трикси и пнуть ее, чтобы у нее было больше причин жаловаться, но дверь в больницу распахивается и кто-то бежит к нам.

— Мисс Бон-Бон? — спрашиваю я. — Что случилось? Лира опять засунула себе в задницу целый пакет яблок?

— Нет, дело не в этом, — отвечает Бон-Бон. — Я просто хотела сказать, что кто-то оставил повозку, полную фейерверков, прямо перед больницей.

— О, это моя, — говорит Трикси. — Трикси лучше вернуть ее во дворец, прежде чем кто-то украдет ее или что-то типа того.

— Слишком поздно, — Бон-Бон оглядывается назад. — Жеребенок Берри Панч уже поджег ее.

Брови Редхарт ползут вверх.

— Вот же бл...

Ее голос тонет в грохоте взрыва, который заставляет дрожать все стекла в больнице. Фейерверки взлетают в небо, наполняя его разноцветными цветами, искрами и взрывами. У некоторых из них очень забавная форма.

Меньше чем через минуту первый пегас падает прямо перед больницей. Конечно же, это Клауд Кикер. Она так обдолбана таблетками, что ей дала Атом Харт, что даже не замечает собственного горящего хвоста.

Я вздыхаю.

— С Новым годом, Редхарт.

— С Новым годом, Свитхарт, — отвечает та и хватает огнетушитель.