Весенняя война

Весенняя война. Глава X: Триумф.

"Дорогая матушка! Не волнуйтесь за меня — я жив, здоров и относительно сыт.

Как тебе известно, я служу мотоциклистом в разведывательной колонне N-ой мотопехотной дивизии. Война формально кончилась, но у нас в этой стране ещё много работы. Я вернусь домой к середине июня, не раньше.
Сейчас солнце заходит над лесом, а мы ночуем в одном местечке в Западной Олении, название которого я не должен здесь упоминать. В люльке мотоцикла спит мой напарник и друг по имени Крац, запомните это имя — ему я обязан жизнью. Я пишу это письмо в свете электрического фонаря, почти на голой земле, так что не судите меня строго. Через несколько часов нам снова выступать в поход, за несколько дней мы прошли много километров, ещё больше нам предстоит пройти. Жизнь в пути тяжела, но разведчики-мотоциклисты к ней привычны. Местные жители боятся нас, но не выступают, а мы быстро покидаем их, снова выступая в путь.
Так как скорее всего я вернусь к вам в полной целости и сохранности, мне бы хотелось просить сердца у дочери нашего соседа справа. Этот герр дружил с отцом и в целом был не против наших отношений. Призыв в армию разрушил эти планы, но сейчас у нас появляется возможность заключить законный брак.

Не пишите мне ответного письма, так как оно скорее всего не дойдёт до меня.
Ваш Керинкс"

Письмо чейнджлингского мотоциклиста, прошло через пункт досмотра 24-го мая 1008-го года.

— Вы, герр Агриас, странный чейнджлинг. Свалились нам на голову аж из самого Везалиполиса, держитесь как интеллигент, но любите пить...
На улице уже была ночь, но в вейверфронтском ресторане "Винка" ещё был вечер, и он был в самом разгаре.
Здесь собрался средний командный состав Тианхольмского полка и ещё несколько случайных офицеров, гражданских не было. Гауптфельдфебель наблюдал за тем, как Агриас наполнял свою рюмку оленийским шнапсом. Это был обычный крепкий алкоголь, олени настаивали его на ягодах или травах, впрочем как и чейнджлинги.
— Знаете, герр гауптфельдфебель. Я, как везалипольский юнкер, получил самое разностороннее военное образование. — Ответил гауптман гауптфельдфебелю. Уже был произнесён первый тост за здоровье Королевы и опрокинуты первые рюмки. Агриас уже начинал впадать в свою философскую меланхолию, на этот раз смягчённую тёплой и многочисленной компанией.
Во главе стола поднялась поджарая фигура майора Альшписа, все остальные так же подорвались со своих мест с рюмками на готове:
— За гремящую славу чейнджлингского оружия! — Громко продекламировал майор, ответом ему было слаженное "Слава!"
Рюмки были опрокинуты, все снова сели. На столах была разложена засоленная рыба: чейнджлинги мало ценили закуску к алкоголю, но кое-кто из присутствующих всё же был не прочь погрызть чего-нибудь между возлияниями.
— Я так полагаю... — снова заговорил Агриас, слегка мотнув головой и скушав немного рыбы. — Что жизнь военного не может быть заурядной сама по себе, нам всегда приходится претерпевать разного рода обстоятельства. Вот скажите, эта кампания разве не похожа на приключение?
— С моей точки зрения — мало похожа. — Старшина хотел сказать немного больше, но сдержался.
— Ваша печаль понятна мне, герр гауптфельдфебель. — С неожиданной серьёзностью произнёс цу Гардис. — Сколько похоронок вам пришлось написать за время компании?
— Около шестидесяти, если мне не изменяет память. И это если не считать умерших в госпиталях, о которых мне пока не известно.
— Шестьдесят? — в разговор вмешался сидевший рядом гауптман роты, обычно находившейся на левом фланге батальона. — Моё подразделение потеряло восемьдесят, подразделение вашего соседа справа — под девяносто штыков. Ваши потери по сравнению с их потерями довольно таки малы!
— Может и так, всё равно в такой маломасштабной кампании очень неприятно терять подчинённых. — Агриас посмотрел на своего коллегу и учтиво улыбнулся. Правда тому вовсе не понравился такой жест.
— Терять солдат всегда "очень неприятно". Малая ли кампания, большая — всё одно. Радуйтесь своей удаче и не корчите из себя столичного франта. Здесь уже давно как нет места для мальчиков в мундирах. — Угрюмо проговорил он, Агриас понял свою ошибку и кивнул:
— Прошу прощения, герр гауптман. Вы правы, мне уже давно не восемнадцать лет.
После второго тоста наступил долгий перерыв. В отличие от солдатских попоек, офицерские ограничивались всего тремя тостами и проходили в духе дисциплины и воздержанности. Правда, кому-то даже трёх рюмок было достаточно, чтобы развеселеть.
— Уважаемые офицеры, не желаете ли выслушать анекдот? — Из-за соседнего стола поднялась фигура одного офицера из штаба полка. Это был молодой биненштокер, так что никто не ожидал от него чего-то по-настоящему смешного. Тем не менее, в ответ раздались одобрительные возгласы. Перевёртыши видимо собрались посмеяться не над шуткой, а над её рассказчиком.
— Встретились как-то на границе пони с чейнджлингом, эквестриец значит у чейнджлинга и спрашивает: "А как вы оленей победили?". А чейнджлинг ему отвечает: "А как нам их не победить, если оленей иной раз и косяк дверной побеждают?"
Зал взорвался хохотом. Анекдот оказался неожиданно хорош. Волна громкого смеха быстро переросла в аплодисменты. Офицер штаба картинно раскланялся и вернулся за своё место.
Агриас тоже смеялся, но ему вдруг вспомнилась одна недавняя новость, по поводу которой они здесь и собрались: война оказывается кончилась...
— Хьортланд должны занять где-то к 15-му числу. Доедем мы туда за два-три дня. Потом репитиция...
— Вы о параде? — Спросил его коллега-гауптман.
— Да, о нём. Знаете, это первый серьёзный парад в моей жизни. Да и город тот я видел только на фотографиях.
— Парад — дело серьёзное, хорошо было бы погонять солдат перед поездом, но пусть лучше отоспятся да отойдут от всего. Кстати, как там ваши? Ничего не натворили?
— А что, должны были? — в лёгком недоумении спросил Агриас. — Нет конечно, ни единого проступка.
— То-то же, у меня один ефрейтор напился и полез на официанта. Жандармерии вмешиваться пришлось, благо тут он быстро всё сообразил.
— М-да, низко пал боец. Благо, это всего лишь досадное исключение.
— Бывает иногда. Старые солдаты иной раз начинают мнить себя хозяевами жизни и выходят из берегов.
Агриас молча согласился с этим доводом, давая понять, что не может более продолжать разговор. Он теперь никак не мог перестать думать о параде. Ещё будучи курсантом он мечтал о том, чтобы печатным шагом идти во главе своего подразделения, сверкать серебряным аксельбантом и приковывать к себе тысячи взглядов, трепещущих перед мощью и блеском марширующей пехоты.
Сейчас его мечта сбылась: у него было и подразделение, и аксельбант, только вот иллюзий уже не было. Мысль о предстоящем параде заставляла его сильно нервничать, в такие моменты праздность гарнизонного бытия становилась ему ненавистной, ведь нужно было уже готовиться, готовиться заранее, но вместо этого им было предписано отдыхать. Репитиция в Хьортланде обещала быть чудовищной и выматывающей. Оставалось надеяться только на то, что солдатам поможет та муштра, которую они прошли ещё в Тианхольме.
Тем временем, настало время для третьего тоста. Они звучали в разное время, в разных концах заведения, но за этим столом он должен был прозвучать в третий и последний раз. Альшпис поднялся с полной рюмкой шнапса, за ним как по команде поднялись остальные:
— За покой и благоденствие нашего Отечества!
— Слава!! — Уже как-то по инерции откликнулись офицеры и выпили им причитающееся. Их время в этом месте подходило к концу.
Шнапс ударил Агриасу в голову, он решил посидеть здесь ещё какое-то время.
— Герр гауптфельдфебель, не можете сказать который час? — Спросил он старшину, отвлёкшегося было на разговор с кем-то другим.
— Без десяти минут полночь. — Незамедлительно ответил старшина, достав из потайного кармана свои часы.
— Поздновато... Думаю, надо вернуться в роту.
— Вы думаете? — спросил Агриаса гауптман, с которым они только что говорили. Он явно хотел, чтобы цу Гардис остался здесь ещё на какое-то время.
— Да, беспокоюсь я, из-за парада. — Проговорил Агриас, вставая из-за стола. Гауптельдфебель последовал за ним. Оставшиеся за столом офицеры провожали его взглядами и жали плечами. Ничего удивительного, он ведь самый молодой среди них, ему вполне позволительно быть более непоседливым, чем остальные.
На улицах горели газовые фонари, ночь была сырой и ветренной, вчера прошла одна из первых весенних гроз. По тротуарам и мостовым ходили небольшие группки чейнджлингских военных, торопливо возвращавшихся с попоек по своим расположениям. Батальон Альшписа квартировал всего в квартале от "Винка", так что двое офицеров хорошо себе представляли этот маршрут.
Шли молча, темы для разговоров кончились, хотя гауптфельдфебель явно был недоволен тем, что его так резко выдернули из приятной обстановки. С другой стороны, они уже расходились и всё бы всё равно скоро кончилось.
Они прошли по одной улице, затем свернули на другую. Прохладный ночной воздух быстро развеял спирт и голова Агриаса прояснилась. Он понял, что сорвался с места совершенно без причины, а мысль о параде была спонтанной, он воспринял её слишком близко к сердцу, на пьяную-то голову. Агриасу стало стыдно, но делать было нечего. Извиняться за собственные приказы было бы верхом глупости, чейнджлингский офицер не пошёл бы на такое даже под страхом смерти.
Вот и их "вотчина". Батальон с удобствами размещался в десятке многоквартирных домов, находившихся в так называемом "Районе писцов", что находится в восточной части города, между центром и рабочими кварталами. Здесь жили мелкие чиновники, канцелярские служащие и все те, кто держался среднего достатка. Местные дома представляли собой пяти- или шестиэтажные строения, чьи крыши имели форму трапеции и были покрыты серой, чёрной, бурой либо бордовой черепицей. Застройка кварталов такова, что дома образуют дворы-колодцы, связанные друг с другом тёмными подворотнями. Эти дворы чейнджлинги сочли хорошим местом для ротных и батальонных построений.
Агриас отдал приветствие стоявшим у входа в подворотню часовым. В подворотне стояло ещё двое солдат с электрическими фонарями. Во дворе так же горел свет и было несколько дозорных вместе со старшим по вахте. В эту ночь роль старшего выполнял Пейтис. Он не стал ни улыбаться, ни разговаривать, просто молча отсалютовал и позволил пройти внутрь дома. Во дворе была сильная акустика, разговор мог бы потревожить спящих.
Гауптфельдфебель остался на первом этаже, Агриас начал подниматься на третий. Там была квартира, которую он оставил для себя.
Здесь до него жил кто-то довольно состоятельный. В прихожей стоял вычурный гардероб, вешалка для одежды и ванночка для мытья ног. Чейнджлинг быстро выполнил эту нехитрую процедуру и двинулся в одну из спален. На стенах коридора висело несколько картин-миниатюр и фотокарточек в лакированных рамках. С карточек смотрели бывшие хозяева: муж и жена при двоих оленятах. На фотобумаге они остались счастливой, дружной семьёй. Чейнджлинги нашли эту квартиру пустующей, в ней были видны следы лихорадочных сборов, много брошенных мелких вещей. В суматохе эвакуации хозяева пожертвовали многим, в том числе и своей памятью о былой жизни. Солдаты вынесли отсюда много вещиц для того, чтобы потом обменять их, а позже здесь угнездился Агриас. Гауптман мало интересовался судьбой бывших хозяев квартиры, но как-то раз он решил рассмотреть карточки по внимательнее. Тогда он подумал, что было бы неплохо если эти олени смогли благополучно спастись.
Ординарец, верно следовавший за гауптманом во время похода, всё же не являлся его слугой. Агриасу пришлось приготовляться ко сну без посторонней помощи. В спальне была широкая постель, на которой он и уснул.

Сновидения — интересная штука. Их можно трактовать очень по-разному, это извечный объект интереса различных магов и эзотериков различной степени шарлатанства. Но Агриасу в эту ночь приснился совершенно простой и понятный ему сон. Ему приснился парад.
Звуки оркестра мешались друг с другом, будто бы споря между собой какую мелодию им следует играть. Ряды марширующих солдат напоминали нечто странное, похожее на часовой механизм или ленту конвейера. Они то текли бесформенной массой, то обретали такт и ритм, их окружения в виде толпы и городских улиц либо не было видно вовсе, либо представлялись они так же расплывчато и странно, с редкими чёткими вкраплениями "нормальных" вещей типа уличных фонарей, фетровых шляп, фрагментов домовых фасадов, флагов, единичных надписей и букетов цветов... синих цветов.
Офицер проснулся. Голову неприятно мутило, а организм настойчиво требовал чего-нибудь выпить. Часы на стене показывали пять часов и тридцать шесть минут утра, он проспал достаточно, ему уже не требовалось большего.
Гауптман потянулся и сел на кровати. Под ней у него было уже кое-что припрятано на этот случай. Он извлёк оттуда бутылку. На бутылке не было каких либо обозначений, она была закупорена обычной пробкой. Агриас налил её содержимое в стоящий на прикроватной тумбочке стакан. Его содержимое пахло букетом из всех возможных запахов, но аромат был слаб и едва уловим. Чейнджлинг выпил жидкость и почувствовал прилив сил, а так же лёгкую эйфорию. Это была эмоциональная эссенция, ему казалось, будто он не пил её целую вечность.
Умывание и приведение себя в порядок заняло немного, но достаточно времени. Предстояло очередное построение, стандартная рутина. Он спустился вниз, на улице уже во всю светило солнце. Наружу со всей возможной торопливостью выходили и строились его взводы. Кто-то на ходу надевал каску, кто уже был в ней. Формальность всё ещё требовала проводить построения в стальных шлемах. Агриас оглядывал быстро формирующийся строй его подразделения. Солдаты выглядели отдохнувшими, это его радовало. Утренний развод прошёл быстро и чётко, как и в другие такие же дни. Календарь тем временем показывал уже 14-е число, завтра по его расчётам, уже должен был быть занят Хьортланд.
— Герр Агриас! — К офицеру подходил один из ординарцев Альшписа.
— Слушаю вас. — Ответил гауптман, оборачиваясь к нему.
— Герр майор передаёт вашей роте приказ: выступить маршевой колонной в район вокзала, где сейчас собирается батальон.
— Понял вас! Мы уже выходим. — Агриас отсалютовал младшему офицеру, будто перед ним был лично майор. В этот момент его нервы опасно натянулись.
Колонна шла по утреннему городу. Путь до вокзального района лежал через кварталы, серьёзно пострадавшие от бомбёжек. Сейчас среди развалин суетились местные жители, разгребая завалы и восстанавливая то, что могли восстановить своими силами. Улица местами была завалена щебнем, битым кирпичом и иным мусором, на колонну уже мало кто обращал внимание: местные пытались привести свою искалеченную жизнь в порядок, им было не до очередной группы захватчиков.
Вот наконец и вокзальный район, где так же попадались разрушенные бомбами дома. Вокзал Вейверфронта был довольно крупным, и как ни странно, практически не пострадал. Как и другие ключевые объекты в городе, он был взят под военный контроль.
Гражданское поездное сообщение временно затормозилось из-за войны, паровозы и составы стояли мёртвым грузом, но всё обещало вернуться на круги своя. Повсюду была чейнджлингская серая форма, уже несколько дней сюда исправно приходили только их военные эшелоны.
Агриас привёл свои штыки на место сбора, где к тому времени были уже все остальные части батальона. Альшпис тоже находился здесь, вид у него был такой, будто проснулся он от ведра воды в лицо.
— Герр майор! Моя рота в полном составе прибыла в назначенное место! — Отрапортовал Агриас. Майор обратил на него внимание и кивнул:
— Хорошо. Поезд будет через полчаса. Ждите здесь.
После этих слов майор быстро удалился. Батальон собрался у здания вокзала, солдаты разместились вдоль стены. Отсюда было видно, как сюда приходят другие военные части. Агриас узнавал офицеров из батальонов тианхольмского полка. Вся эта ситуация была чертовски странной и напоминала форс мажор. Правда, никто не удивлялся: мало ли для чего мог понадобиться целый полк, когда война де-факто ещё не кончилась?
Майоры и гауптманы бурчали, выражая непонимание и недоумение. Солдат тоже довольно резко выдернули из ставшего привычным уклада, но они мало задавались различными вопросами. Вот из-за очередной ротной колонны вынырнуло двое: майор и оберст. Один из них явно был вовсе не доволен всем происходящим, а другим был Альшпис. Говорили они довольно тихо, шли быстро, но о чём идёт речь всем было ясно. Завидев начальника, к оберсту стали подходить и другие майоры. Какое-то время они разговаривали, а вернее разговаривал он один, объясняя им ситуацию.
Наконец, это действо закончилось, офицеры разошлись к своим батальонам.
— Нас перебрасывают в Хьортланд для участия в параде. Ни я, ни оберст, ни генерал-майор вообще ничего не знали об этом до сегодняшнего утра. — Объявил он своим гауптманам. У тех не было возражений, но все явно были на взводе в большей или меньшей степени.
Агриас полез в карман кителя за пачкой сигарет, он недавно прикупил её в одном оленийском ларьке. Курево оказалось не эквестрийским, а местным, то есть довольно низкого качества. Так или иначе, сейчас важнее было закурить, чем смаковать. Полк занял собой всю площадь перед зданием вокзала. Солдаты расселись на брусчатке, начались тихие разговоры, кто-то уже подшучивал над самой ситуацией. Полк поместился в городе компактной массой, рядовые и офицеры получили возможность друг с другом пообщаться. Те военные, что занимались охраной вокзала, так же были весьма заинтересованы творящимся действом, но сами смотрели со стороны, верные своим задачам и подчинённые своим командирам.
— Герр гауптман, что вы думаете об этой ситуации? — Из-за спины Агриаса послышался голос лейтенанта, заменившего раненого Карриана.
— Герр лейтенант, вам случалось участвовать в параде? — Офицер ответил вопросом на вопрос и обернулся к собеседнику.
— Нет, но я думаю, что муштра вполне подготовила к нему меня и моих солдат.
— Что-ж, меня поражает ваше спокойствие.
— Моя ответственность не так велика как ваша, а в остальном я тоже очень сильно взволнован. Плохо, что нас заранее не оповестили.
— Не стоит винить начальство, герр лейтенант. Мы должны быть рады тому, что все наши действия во время боёв были распланированы так, что генералы чётко знали что с нами делать. Всегда нужно быть готовым к такому, в конце концов мы военнослужащие на вражеской территории, нельзя позволять себе излишне расслабляться, верно?
— Верно, герр гауптман.
Два других цугфюрера молча стояли у своих взводов. Им было нечего сказать, так как они были абсолютно спокойны. Тогда как молодые офицеры развеивались путём болтовни друг с другом, этим товарищам было нечего обсуждать.
Полчаса прошло, на вокзал с воем и шипением въехал военный эшелон чейнджлингов. Полк побатальонно начал занимать вагоны. Батальон Альшписа заходил вторым, всё происходило в умеренной спешке. Солдаты по одному заскакивали внутрь, пока их товарищи стояли в ожидании своей очереди. Бойцов было много, но погрузка произошла в довольно короткий срок.
К радости солдат и офицеров, эти вагоны не оказались теплушками. Здесь стояли ряды одноярусных кроватей и тумбочек, являя собой подобие казарменного барака. Рота Агриаса расположилась в части вагона. Чейнджлинги начали занимать свои койки, гауптман же собирался удалиться в офицерский вагон. Ему не сильно этого хотелось, всё же он привык общаться больше с офицерами своей роты, чем со своими коллегами и тем более с начальством в лице майора. Так или иначе, так предписывал устав, а у чейнджлингов принято принимать такие авторитетные документы во внимание.
— Пейтис! Оставайся за главного, а я пойду в офицерский вагон. — Громко проговорил он, стараясь перекричать возню своих подчинённых.
— Обижаете герр гауптман! Нам без вас всегда как-то скучно.
— Не волнуйтесь, я к вам вернусь когда будем подъезжать.
Сказав это, Агриас двинулся к тамбуру, стремясь к вагону офицеров. Предстояла дорога, она наверняка продлится пару дней, если не больше. За это время нужно было успокоиться и сосредоточиться для серьёзного дела.

Путь из Вейверфронта в Манти, а оттуда в Хьортланд лежал вдоль морского побережья и мелких городков-гаваней. Состав мчался на всех парах, без остановок даже на самых крупных станциях. Агриас по своей привычке смотрел в окно, из него почти всегда виднелась полоса моря, уходящая в горизонт. Он никогда не был здесь и красивый вид сильно приковывал его внимание. Парад уже не был для него чем-то странным. Его подчинённый был прав: тем офицерам, на которых лежит большая ответственность всегда сложнее, а его звание, как ни крути, всё же довольно низко.
Вид был хорош, но для чейнджлинга он не был большим откровением, ведь он уже видел море, а до того много читал и видел фотографии пляжей и берегов. Гауптман отвернулся от окна, в вагоне тоже было довольно интересно.
— … Наш батальон встал поперёк дороги, где ожидался основной удар неприятеля. — Рядом с ним общалось несколько офицеров, все были гауптманами. Он понял: речь зашла о бое с оленийскими силами на подступах к городу Эстког.
— Стало быть, вы были на нашем фланге, а мы занимали высоту. Наш батальон был в центре полкового порядка. Пришлось отбиваться от танков и пехоты, серьёзный был бой... — Агриас узнал голос офицера, с которым общался вчерашним вечером. Он решил дополнить его рассказ.
— Герры офицеры, я... — Хотел было поздороваться он, но тот гауптман не дал ему договорить.
— О! Знакомьтесь, это — Агриас цу Гардис, его бойцы выдержали три атаки вражеской пехоты, поддержанной танками. Достойный офицер, командир второй роты нашего батальона.
— Да, это я. — Несколько смутившись проговорил Агриас.
— Я о вас слышал, герр гауптман. Это ведь вам повезло захватить вражеского лётчика? — Спросил чейнджлинг, только что рассказывавший о бое на шоссе.
— Лучше бы его убило. — Не сильно раздумыая ответил цу Гардис. Теперь уже смутились его собеседники.
— Почему же так?
— Очень уж он злословил, этот лётчик. Зря я его не застрелил.
— Вас возмутило злословие какого-то пони? Я и не подозревал, что вы настолько нежная натура. — Один из офицеров хмыкнул, сейчас Агриас уже несколько подзабыл ту обиду, которую ему нанёс тот лётчик. Всё равно он не мог его убить в ту минуту, этот пленник был опасен, опасен для всех.
— Они чертовски остры на язык, когда им утирают нос. — Проговорил он, улыбаясь в ответ. Его коллегам понравилась эта колкость.
— Хорошо, вы всё равно большой молодец, герр Агриас. Так что было на дороге?
— Мы вступили в бой первыми, нас атаковала группа танков неприятеля. Ну как атаковала, они видимо не ожидали наткнуться на нас и были перебиты нашей артиллерией. Потом пошла пехота и другие танки, мы отбились и от них. Олени атаковали вслепую, мы застали их врасплох и рассеяли огнём. Их танки, казалось, были слепы и глухи, у них не было радиостанций и мы справились с ними без серьёзных потерь. А что было у вас?
— В центре порядков нашего батальона было жарковато. Противник штурмовал высоты, а потом попытался просочиться между ними, где им и преградили дорогу взводы Цу Гардиса. Танки удалось отсечь от пехоты и ликвидировать силами бронебойщиков и сапёров. Моя рота стояла на высотке, противник больше наседал на другом фланге, но мне и моим бойцам тоже пришлось тяжело. Холм был голый, наши позиции быстро раскрыли и ударили по ним артиллерией. Плохонько стреляли, но потери были...
В разговоре наступила пауза. Некоторые собеседники отвлеклись на пейзаж, кто-то стал закуривать. Агриас решил воспользоваться заминкой чтобы перехватить инициативу.
— Из засады мы действовали успешно, но противник имел много шансов на прорыв, когда в атаку двинулись силы их резерва. У оленей судья по всему была та ещё неразбериха. Про пленных и трофеи говорить нечего.
— Страшно подумать, — снова заговорил гауптман из соседнего батальона, — что нашим танковым войскам придётся применять оленийские трофеи. Я лично обследовал такую машину, это жуткое ведро с гайками, там много заклёпок и сама сталь довольно хрупкая, для экипажа намного опаснее сам такой бронелист, нежели вражеский снаряд, попавший в него. Радиостанции ещё можно смонтировать, а вот броня...
— Броня у них слабая. — Резюмировал Агриас.
— Да, это так. — кивнул один из гауптманов. — Вообще, Оления бедная страна, это видно практически во всём. Подумать только, ещё лет десять назад мы считали их очень сильным и грозным соседом...
— Sic transit gloria mundi. — Агриас продекламировал известную старогрифонскую поговорку. — Солнце их славы зашло, колесо фортуны дало оборот.
— Курсы везалипольского училища для вас даром не прошли, герр цу Гардис. — Заметил командир из его батальона.
— Да, я там времени не терял.
— А правда, что вас там даже танцам обучали?
— Нет, такого не было. — задумчиво проговорил Агриас, почёсывая копытом лоб. — Но я всё таки кое-как танцевал там, правда давно это было и с тех пор я чем угодно занимался, кроме этого.
— Танец нашим офицерам не к лицу. Это грифонская особенность, а мы её переняли даже не подумав. Помню я и уроки, и затрещины учительские, и тот цирк который являла наша рота на различных мероприятиях, когда нас заставляли это исполнять. Рождённый ползать летать не может, но нашему тогдашнему начальству ещё лишь предстояло до такого додуматься, хе-хе.
— Наши юнкера славятся умением сочинять. У нас даже место такое было, называлось оно "Муравейник". Сейчас не знаю что с ним, но оно было живо ещё года два назад.
— Вы ведь не славные оды сочиняли, надеюсь?
— Конечно нет, в основном всякую сатиру. Правда, как-то раз кто-то из наших сочинил хвалебную песнь о похождениях группы старшекурсиников, которые ночью улизнули в жилблоки и напились там до животного состояния, учинив походя ещё несколько злодеяний. Их выперли разумеется, но наши уважаемые виршеплёты увековечили их память.
— Столичная жизнь...
— Не то слово герры, я тогда горя не знал. — Задумчиво и печально сказал Агриас. Он вспомнил то славное время, когда он был юнцом пятнадцати лет, когда вся его жизнь умещалась в ранец для учебников, а в подчинённых у него числился только он сам. Чёрт побери, а ведь всё это кончилось всего-то года четыре или три назад...

Поезд прибыл в Манти спустя полтора суток после своего отбытия. Здесь полк должен был какое-то время отдохнуть, получить горячую пищу, а потом снова тронуться в путь.
Агриас тепло попрощался со своими коллегами и отправился к роте. Ему потребовалось пройти два вагона, полных солдатами. Там стоял возбуждённый галдёж, где-то пели песни и играла гармоника. Его приветствовали, причём некоторые бойцы делали это почти неформально. Именно здесь, среди этих парней, Агриас чувствовал, как крепко спаялся полк в боях и походах. Предрассудки на почве места рождения и выслуги лет стёрлись, призывники встали вровень с ветеранами, вместе пройдя с ними огонь и воду, осталось пройти лишь медные трубы.
Вот и его вагон, он входит и говорит:
— Через пятнадцать минут выгрузка, готовьтесь!
Солдаты вскакивают с коек и вскоре шеренги взводов стоят по обе стороны от него в полной готовности. Им потребовалось около двух минут. Тем временем в других вагонах так же происходят построения: Агриас опять начать распоряжаться раньше всех, более опытные и спокойные офицеры обычно не так сильно торопились. Поезд тем временем уже въехал в город, мимо окон полетели улицы и дома, и действительно через четверть часа он уже был на мантийском вокзале.
Состав затормозил перед полосой перрона, на которую вскоре начали выскакивать солдаты. Они не знали: именно здесь и кончилась война. В месте, где решилась судьба целой страны сейчас должен был быть устроен обед.
Батальоны быстро высыпали из поезда и построились на перроне. Здание вокзала было небольшим и не вместило бы весь полк, исключений делать никто не хотел, поэтому обеду предстояло состояться здесь. Здесь уже стояли дымящиеся полевые кухни.
— Герр оберст! Личный состав первого тианхольмского полка построен и ожидает разрешения на приём пищи! — Отрапортовал начальник штаба полка, печатным шагом выйдя вперёд и отдав воинский салют стоявшему перед строем оберсту.
— Приём пищи разрешаю! — Коротко ответил офицер, принимая приветствие своего ближайшего помощника. Строй полка сломался, стали формироваться очереди. На каждую роту приходилась отдельная кухня. Первыми пищу получали ефрейторы, за ними — остальные рядовые. Офицеры получали еду самыми последними, убедившись в том, что подчинённые им солдаты и младшие командиры получили продовольствие. Отдельные офицерские кухни в чейнджлингской армии отсутствовали как явление, все питались из одного котла. Правда, офицеры не стояли в очереди сами, еду им приносили их ординарцы.
Агриас не был сильно голоден, он мог спокойно потерпеть. Тот стакан эссенции всё ещё позволял ему держаться молодцом. Некоторые его вещи так и остались в той квартире, но он не волновался за них, ведь обоз роты остался в Вейверфронте. Жаль конечно, что мастерам, снабженцам и хозяйственным офицерам не предстояло участвовать в параде, но с какой-то стороны им везёт...
Пока его очередь не наступила, он должен был ждать. Это испытание было далеко не самым приятным, а сама очерёдность уже походила на какую-то странную формальность, будто поварам есть резон утаивать от голодных товарищей плоды своих трудов.
Здание мантийского вокзала не было очень крупным, оно бы не смогло вместить всех солдат, даже если бы его набили перевёртышами под завязку, а этого делать было решительно нельзя делать. В итоге солдатам пришлось размещаться прямо здесь — на перроне. Пришлось расстилать шинели, благо их котелки как раз и были предназначены для подобного применения.
Вот наконец и пришла его очередь: ординарец быстро подходит к нему, ловко неся в зубах два котелка. К этому времени уже вся его рота, включая командиров взводов, яростно налегала на еду. Агриас подошёл к майору Альшпису и отчеканил:
— Вторая рота в получила довольствие в полном составе, герр майор!
— Вас понял, герр гауптман. Вы исполнили долг перед солдатами, уважьте теперь поваров. — С долей иронии ответил майор. Они обменялись кивками.
Когда до него дошла очередь, суп уже не был настолько горяч и приятен на вкус, но делать было нечего. Цугфюреры были со своими взводами, компанию ему составил лишь его ординарец-охотник.
Обед продлился где-то час. Оберст уже знал о том, что Хьортланд занят и что третья панцергренадёрская дивизия уже прошла триумфальным маршем по главной городской улице. Помимо этой акции задумывался ещё один парад, на этот раз своеобразная "солянка" из полков самых отличившихся в боях дивизий. Иными подробностями никто пока не располагал. Пообедав, полк снова построился, провёл перекличку и начал грузиться обратно. Манти остался позади, как и другие города. Им оставалось менее суток пути.

Артис слабо пытался представить себе столицу Олении, и увидев её наяву он особенно не удивился. Вид оленийского города был очень необычен для чейнджлинга-биненштокера, но по мнению сорифца, Хьортланд отличался от того же Манти только лишь размером и степенью разрушений, причинённых ему авианалётами.
Его отделение занимало укрепление из мешков с песком на одной из главных площадей города. Они и ещё один такой блокпост защищали крупное здание государственного банка Олении. Так же были перекрыты все перекрёстки и выходы из города. Все подводы и автомашины строго досматривались, населению было запрещено выходить на улицу после шести часов вечера. Готовилось что-то большое и серьёзное, в воздухе повисла тяжёлая взвесь.
Пулемётчик глубоко зевнул: вид площади и редких прохожих начинал его утомлять. Тем не менее, ему нужно было продержаться ещё два часа, дело было уже к вечеру.
— Унылый городишко. — Проговорил сквозь зубы Кринг.
— Согласен, герр унтер-офицер. И как у них язык поворачивается звать его своей столицей? — Поддакнул ему один из солдат.
— Ничего, мы исправили это недоразумение. Их новая столица будет уж всяко лучше прежней! — Съёрничал Класпер. Эта колкость явно пошла бойцам на пользу.
Тем не менее, караулу было суждено продолжаться ещё долго. Плохо скучать одному, а скучать в компании — ещё хуже. Многие из панцергренадёров сейчас наверняка в тайне от себя мечтали о возвращении холодной и сырой поры, ведь в такое время посты сменяют чаще.
Вдруг, по улице пошла колонна пехоты. Внимание чейнджлингов тут же оказалось к ней приковано, ведь это было хоть что-то новое и необычное за последний час.
— Опять идут, это уже вторые за последнее время. — Сказал Лабрум, вглядываясь в идущие шеренги. Это была обычная пехота, и судья по всему её перебросили в город поездом. Это было легко установить, ведь от вокзала до единственных незанятых казарм путь лежал как раз по улице, проходящей рядом с их площадью.
— Парад будет видимо. — Предположил Класпер.
— Рановато ещё для парада, мир ведь липовый ещё. — Возразил второй номер Артиса.
— Ничего, подождём пока станет не липовым, заодно подготовимся. — Осадил всех Кринг, располагавший большей информацией и понимавший, что сидеть они здесь будут скорее всего до июня.
— Эх, опять муштра...

Хьортланд оказался довольно мрачным местом. Район вокзала и даже сам вокзал подверглись более сильной бомбардировке, чем в Вейверфронте. Здесь ещё не начали работы по восстановлению, поэтому вовсе не редкостью было наблюдать вокруг местных жителей, оставшихся без крова над головой.
— И ведь скорее всего центр опять не тронут. — С досадой проговорил Пейтис Агриасу.
Тот только покачал головой, ничего не сказав. Сейчас гауптмана занимали другие мысли, ему было не до страданий народа покорённой ими страны.
Полковая колонна в ногу маршировала по улице, одним своим видом заставляя освободить себе проход. Предположения обер-фельдфебеля были верны: по мере отдаления от вокзала разрушений становилось всё меньше, вскоре они оказались среди в элитных городских районах. "Именно здесь всё и случится, их будет мало интересовать то, что творится вне этих кварталов." подумал Агриас, осматривая дома и монументы. Да, именно по этим местам журналисты и писатели будут формировать общественное мнение. Все запомнят их триумф здесь, но никто и знать не будет о том, что им пришлось вынести ради этого триумфа. Агриас не волновался об этом. Ему и самому хотелось, чтобы никто не узнал о тяжёлых страницах этой войны.
Путь полковой колонны лежал практически через весь город, они дошли до Южных Казарм когда было уже затемно. Как оказалось, здесь уже квартирует два полка, а прибытие ещё двух полков запланировано на ближайшее время. Старшие офицеры отправились на разговор к местному начальству, солдатам же быстро выделили жилые корпуса и ужин, после чего новоприбывшие дружно отдались сну.
Агриас ночевал в корпусе для офицеров. Обстановка этого места удивила его своим практически излишним богатством. Из истории он знал, что оленийская армия отличалась железной субординацией и в буквальном смысле палочной дисциплиной, которая ставилась их военными превыше всего. Офицеры были относились к солдатам как к батракам, от которых требовалось беспрекословное повиновение. Было время, когда именно олени, а не чейнджлинги были самой мощной силой на севере Эквуса. Эти корпуса были одним из последних напоминаний о силе и величии, их строители и подумать не могли о том, что в этих стенах могут заночевать завоеватели.
Утро обещало быть довольно напряжённым. Старшим командирам предстояло наладить связи с командирами других полков, тогда как для остальных уже начиналась совместная муштра — напряжённая, сложная и однообразная работа. Целыми днями подразделения маршировали, выполняли перестроения, исполняли ружейный артикул, вспоминая старые уроки. У них было достаточно времени для того, чтобы отточить строевую подготовку до совершенства. Вскоре прибыло ещё два полка и упражнения продолжились теперь уже с их участием. Стала известна дата проведения парада — 25-е мая.

Большие окна королевского дворца выходили на восточные кварталы города. Ансамбль не имел господствующей высоты по сравнению с домами, поэтому отсюда были видны скорее крыши домов и фабричные трубы, чем улицы.
Триммель разгуливал по галерее, багровевшей в лучах зари. Солнце медленно вставало над крышами домов, знаменуя рассвет нового дня. Этот рассвет и этот день принадлежали ему одному. Сегодняшний день должен был стать часом его славы, часом славы того оружия, которое он перековал и закалил. Эта страна стала богатым трофеем, который было легко взять. Теперь он знал: они могут взять что угодно. Нет никакой силы, что сможет их остановить. Хотя нет, есть — это воля Госпожи, но Её Величество пока не требовало ничего кроме побед.
Насладившись видом, генерал-фельдмаршал двинулся по коридору, постепенно набирая шаг. Очарование от вида рассвета постепенно проходило, нужно было думать о более серьёзных вещах. Двое лейб-гвардейцев встали по стойке "смирно", когда он подошёл к дверям.
— Ваши товарищи пойдут сегодня в первых рядах. Завидуете им? — Внезапно спросил Триммель. Каменное выражение лиц гвардейцев в какой-то момент выразило что-то вроде изумление. Где-то десять секунд оба молчали, затем один медленно повернул голову к другому и со значением посмотрел на своего товарища. Оказавшись под перекрёстным огнём, боец наконец выдал:
— Так точно, герр генерал-фельдмаршал, завидуем, но жаловаться не приучены.
Услышав ответ, Триммель дружески улыбнулся:
— Ничего, нам ещё много парадов предстоит, можете не волноваться на этот счёт.
Сказав это, фельдмаршал прошёл дальше, оставив двоих бойцов наедине со своими страхами и недоумением. Уже на выходе он встретился с Кризалис и её небольшой свитой.
— Доброе утро, Ваше Величество. — Триммель учтиво поклонился Королеве.
— Здравствуйте, герр генерал-фельдмаршал. — Ответила она, принимая любезности своего подданного. Дальше разговор не продолжился. На улице их ждали два автомобиля. Нужно было поторапливаться, их уже давно ждали.

Они стояли как стена, как вода озера в тихую погоду. В этот час они все были как один. Каждый здесь горел внутри, но снаружи был подобен подобно стали. Не солдаты — но кровь и плоть, не полки — но единое, живое целое. Позади порядков пехоты стояли машины: грозные танки держали идеальные интервалы, командиры торчали из своих башен подобно головкам заводных валов.
Перед ними стоял заранее сооружённая трибуна, предназначавшаяся для Королевы и её свиты. Генералы же стояли в шеренге перед войсками, здесь была большая часть генерального штаба, командиры дивизий и войсковых групп. Вокруг сновали кинооператоры и фотографы, кто-то из них даже поднимался на крыльях в воздух ради удачных кадров. В остальном же здесь было пусто: это поле изначально предназначалось как сугубо военный ответ, да и местные навряд-ли смогли бы изобразить радостную толпу в своём нынешнем. В воздухе висело молчание, воздух тяжелел как перед грозой. Солдаты ждали свою мать и своего отца. Тех, за кого они шли через огонь и смерть.
Агриас стоял в коротком интервале между ротами его батальона. Его грудь перетягивала едва заметная кожаная перевязь, в специальную петлю которой было продето длинное древко офицерского протазана. Протазаны тианхольмского полка не отличались красотой: это были унитарные штампованные изделия стандартной формы, на их широких лезвиях был золотом вытравлен полковой номер. Аксельбант офицера сверкал в лучах молодого майского солнца, новенький парадный китель сидел как влитой, а кокарда на фуражке блестела серебряными лавровыми листьями. Он стоял здесь вместе со своими бойцами, ставшими ему заместо сыновей и братьев. Сейчас настал момент их общей славы, купленный потом и кровью момент.
Они появились почти одновременно: их Госпожа и Главнокомандующий. Кризалис появилась на высокой трибуне, а Триммель проехал между коробками солдат, отдавая салют трибуне.
Королева свысока оглядела своё воинство: около двадцати четырёх тысяч солдат сейчас смотрело на неё.
"Солдаты и офицеры! Ваша задача состояла в том, чтобы сделать эту страну моей. Сейчас вы стоите на земле неприятельской столицы, моё знамя водружено здесь, как и везде, где вы ступали. Вы исполнили мою волю с пылкой радостью, я горда гордыми сынами своего народа!"

"Долгой жизни Королеве!! У-у-р-р-а-а!!!"

Дружный и оглушительный клич прокатился по рядам чейнджлингов. Будто бы могучая волна с рёвом накатила на берег.

"У-у-р-р-а-а-а-а!!! У-у-р-р-а-а-а-а!!!"

Снова и снова накатывали валы, клокотавшая энергия выплёскивалась наружу: они видели свою Королеву, среди них был их главный командир, были их генералы, что хранили верность не только Короне и присяге, но своим верным штыкам. Агриас кричал во всё горло, но его голос смешивался с голосами десятков тысяч его братьев. Он весь дрожал от радости и распиравшей его внутренней силы. В этих рядах стоял и Артис из 3-ей гренадёрской, и вернувшийся из госпиталя ефрейтор Анрис, и другие его товарищи, живые и мёртвые.
Наконец, Она сделала жест ногой, призывая свои верные полки к тишине. Когда бушующие волны успокоились, она продолжила говорить:
"Оленийская монархия была государством распада, государством дегенерации. Было время, когда они были сильны, было время, когда наши ульи жили в страхе перед ними, ведь "Слабый должен бояться сильного.", но сейчас сильными стали мы! Отныне, я торжественно клянусь, что более ни одна нация не посмеет посягнуть на мою страну и мой народ. Пусть они видят нашу силу! Пусть страшатся её!"
Кризалис окончила свою речь, ответом ей вновь послужил рёв полков. Он продлился около пяти минут, пока Кризалис наконец не сделала ещё один успокаивающий жест, одновременно давая слово Триммелю:
"Ваше Королевское Величество! Генера-фельдмаршал Триммель ожидает указания для начала парада!"
"Начинайте, герр генерал-фельдмаршал!"
Шеренга генералов прошла вперёд и встала у подножья трибуны, формируя в центре своей линии пробел для триммелевской машины. Сам же фельдмаршал проехал вдоль полковых рядов, каждый полк приветствовал его криками "Ура!" Триммель был похож на солнце: на приветствия он отвечал салютом и улыбкой, каждому солдату и офицеру казалось, будто улыбка эта направлена к нему. Вот и тианхольмский полк. Машина притормаживает и гремит приветственный клич. Агриас с открытым от крика ртом смотрел на Триммеля: тот водил взглядом по рядам солдат и офицеров, ему на миг показалось, что взор главнокомандующего остановился на нём, они смотрели друг на друга меньше секунды, но цу Гардис сразу понял, что Триммель его узнал.
Наконец, длинная стена полков кончилась, автомобиль с генералом на борту занял место в центре генеральской шеренги. Это был сигнал для оркестров: они тут же начали играть старый везалипольский марш, заревели движки танков, пехота в коробках начала медленно переставлять ногами.
Первыми прошли знаменосцы: это был сводный отряд из лейб-гвардейцев и отличившихся солдат из всех одиннадцати полков. Солдаты несли захваченные оленийские знамёна — демонстрацию их победы. Агриас увидел среди них знакомые лица: одно из знамён нёс Анрис, боец из его дивизии. Был там и ещё кто-то знакомый ему, но он не успел его разглядеть.
За отрядом с трофеями пошла колонна 15-го враксианского моторизированного полка, части которого первыми вошли в Хьортланд. Впереди колонны шагало полковое знамя и его командир, протазаны шедших сбоку от колонн майоров и гауптманов тоже являлись заводской штамповкой, ведь это подразделение родилось всего полгода назад. За мотострелками пошли панцергренадёры из 4-го Везалипольского и 14-го Враксианских полков: их знамёна были чёрно-белыми, имевшими различие только в символике рода войск и номере полка. За 14-м пошёл 3-й егерский: егеря отличались от всех остальных, их парадные мундиры были зелёного цвета, а вместо касок были кепи. Знамя 3-го егерского полка представляло собой зелёное полотнище с красной бахромой, пересечённое прямым белым крестом с трапецевидными лучами, в центре креста был золотом вышит старый герб улья Ликтида, номер полка находился в нижней части полотнища. Протазаны егерей имели красно-зелёные древка, а их широкие острия были позолочены и стилизованы под кленовые листья. Строевая подготовка егерей была несколько хуже, чем всех остальных подразделений, но здесь и сейчас они шли с особенной гордостью и достоинством.
Вот последняя зелёная коробка прошла вперёд и вывернула на свой маршрут. Очередь была за гренадёрами. Никто не кричал команды, подразделение молча повернулось "направо" и двинулось вперёд. Артису досталось место внутри колонны, его взгляд упирался в козырёк стального шлема шедшего впереди бойца. Слева и справа были товарищи, а мыслей не было, были лишь четко отточенные и вызубренные формулы, позволявшие ему действовать почти автоматически. В уши бил оркестр и топот тысяч ног, всё это создавало чёткий ритм, напоминавший тиканье часов или частые удары водяного молота. Он чувствовал духоту, но продолжал шагать: их было много, они шли в унисон, ритм их шага опьянял, поглощал голову как болотная топь.
Агриас уже переступал ногами, стоя на месте. Их очередь должна была наступить через десять минут. Его организм был напряжён до предела, офицеру казалось, что если он уснёт — то спокойно проспит около недели, а то и больше. С утра прошло уже несколько часов, наступал день. Солнце начинало палить в полную силу, за шиворот гауптманского кителя уже струился пот, время будто замерло, а солдатские колонны казались неподвижной стеной. Наконец, настало их время. Ведущий батальон повернулся и пошёл, выдержав краткую паузу повернулся и батальон Альшписа. Они пошли, дальше всё зависело только от муштры и концентрации. Батальон идёт в центре колонны, так что на плечах его майора не лежит каких либо серьёзных задач. 1-й Тианхольмский должен был пройти вперёд, затем завернуть и двинуть фактически в обратную сторону, проходя мимо трибуны Кризалис.
Оркестр начал играть новый марш. Колонна батальона плавно заворачивала вправо. Чейнджлинги взяли равнение на трибуну. Кризалис и стоявшие под трибуной генералы отдавали войскам салют, но гауптман не успел их разглядеть, колонна его полка довольно быстро прошла мимо трибуны. Несмотря на это, строй продолжал держать равнение до самой городской черты.
Полк пошёл по главной городской улице, но их никто там не ждал. Народу на улицах было мало, зато было много чейнджлингских военных, чьим полкам не выпало такой большой чести. Батальоны шагали уже не по приказу или плану, а просто по инерции, из удовольствия от процесса. Бойцы были рады тому, что у них всё получилось, что они не подвели своё начальство, оправдали себя. Агриас улыбался во весь рот, он был счастлив как ребёнок.

На оленийскую столицу опустилась ночная тьма, чейнджлинги праздновали. Все рюмочные, кабаки и рестораны были набиты солдатами и офицерами как рыбные консервы. Шнапс, эссенция и креплёное вино текли рекой, многим сейчас было не до приличий.
— Да здравствует Кризалис! Да здравствует победа! — Вопил какой-то оберлейтенант в зелёном егерском мундире. На его яростный тост эхом откликнулись его собутыльники. Кто-то кричал так же горячо, кто-то уже более вяло, были тут и те, кто уже тихо спал, облокотившись на спинку кресла. Агриас находился где-то между второй и третьей категориями. Он уже принял свою дозу спирта и сейчас находился наедине со своими мыслями. Философствовать у него не выходило, потому что его никто не хотел слушать. Это было мало похоже на те душевные попойки, что были у них в Вейверфронте, где шнапс был чуть ли не на позиции элемента декора. Этот вечер был варварски размашистым, чейнджлингам нужен действительно весомый повод для того, чтобы устраивать подобное.
Вдруг, двери заведения распахнулись и туда ввалилась компания лейб-гвардейцев. Их тут же осыпали приветственными возгласами и колкими шуточками, эта компания тут же влилась в общую атмосферу. Агриас решил рассмотреть прибывших, один из них показался ему знакомым... Гауптман медленно встал, и слегка пошатываясь пошёл к нему. Да, это точно был он, ошибки быть не могло.
— Асилус! Чёрт побери, какая встреча! — Не на весь зал, но довольно громко сказал он, ускоряя шаг. Один из гвардейских офицеров вдруг встрепенулся, обернулся и обомлел.
— Агриас! — Выпалил он, и двинулся к старому товарищу.
Объятия были крепки, оба чейнджлинга были навеселе, поэтому в их искренности не было необходимости сомневаться. Отстранившись друг от друга, два офицера рассмеялись и двинулись за стол. Оба уже не испытывали нужды в шнапсе, а говорить стоя на уже подкашивающихся ногах было бы не очень приятно.
— Ну что, как поживает моя сестра? — Спросил гауптман вновь обретённого друга.
— Да уж не очень хорошо, — хмыкнул Асилус, — почему ты ей не писал? Олени отбили у вас всю бумагу? Говорил мне её беречь, а сам что?
— Да уж не мог... — Агриас оскалился уже не от радости, а от неловкости и стыда. Он и впрямь не писал писем своей семье. Конечно, на это были причины, но разве они могли что-то значить?..
— Да уж... Ну хоть повоевали вы хорошо. Нашему брату не довелось в этот раз, часть ведь "паркетная". — Иронизировал лейб-гвардеец, видимо уже наслушавшийся подобных упрёков за этот вечер.
— Старина, неужели ты забыл нашу последнюю встречу? Это хорошо, что ты не лезешь на рожон, ты ведь муж моей сестры, а не абы кто.
— А ты вообще её брат, это ведь тебе не мешало ходить под пулями.
— Не мешало... — Агриас задумался над словами товарища. Они были вполне справедливы. — Но без этого никуда, мы ведь воевали, сражались. Много ребят моих и вовсе в землю легло, а ведь у них тоже были сёстры, и не только.
Теперь задумался уже Асилус.
— Сгущаешь больно, — проговорил он, — но так оно и есть.
— А у вас что? Королеву часто видишь?
— Чаще, чем хотелось бы. К нам она порой очень сурова. С другой стороны, так ведь и должно быть...
Разговор пошёл дальше. Началось обсуждение начальства и организации, поговорили о параде, а потом вспомнили и о былых временах, временах их славной курсантской дружбы. Но праздник постепенно затухал: офицеры начали расходиться отсюда. Кто-то сильно шатался, кого-то тащили под ноги. Стол был заставлен пустыми бутылками, уборщикам предстояло много работы.
Агриас и Асилус вышли отсюда вместе, беседа продолжалась до тех пор, пока они не оказались на развилке. Пришло время для расставания. Двое чейнджлингов остановились и какое-то время смотрели друг на друга. Оба замечали, как сильно они изменились за это недолгое время.
— Нам надо идти. — Наконец проговорил Асилус, его товарищи стояли за его спиной.
— Что-ж, идите. — засмеялся Агриас. — Передавай привет Агриннис, скоро я приеду вас проведать.
— Хорошо! — улыбнулся Асилус. — Будем рады вам, для тебя в моей квартире стол всегда накрыт!
И они расстались. Эта встреча была мимолётной, но Агриас надолго запомнил её. Сегодняшний день был настоящим праздником для него, настоящим праздником для всех его товарищей и подчинённых.
Вскоре вся оленийская территория была взята под контроль чейнджлингов. Весенний поход закончился в первых числах июня. Армии предстояло с победой вернуться домой.