Написал: Motorbreath
Бета-читатели: Randy1974
Всем рано или поздно приходится покинуть комфорт родного дома. Ступить на неизведанную дорогу, отправляясь в долгий и опасный путь. Но — в то время как одних буквально подмывает шагнуть подальше от постылой, спокойной жизни: их ведёт жажда приключений и новых ощущений — других на этот риск толкают обстоятельства. Чувство долга. Для них важна лишь цель, а путь, что ведёт к ней — в их глазах лишь нудное и изматывающее испытание.
Но и тех и других ожидает впереди неизвестность. Непредвиденные препятствия. Друзья и враги, что неизбежно встретятся на пути. Опасности, узнать о которых возможно лишь столкнувшись с ними лицом к лицу.
Поэтому — независимо от того, что именно толкнуло путника сделать его первый шаг — возвращается он как правило уже не вполне таким, каким уходил...
А иные и не возвращаются вовсе.
Для обложки использован концепт-арт за авторством Luke Buxton
Спасибо Randy1974 за помощь с вычиткой — все ошибки, как водится, доковыляли до релиза из-за моего упрямства, а не по его недосмотру.
Подробности и статистика
Рейтинг — PG-13
13886 слов, 42 просмотра
Опубликован: , последнее изменение –
В избранном у 1 пользователя
To conquer is to put mind at ease
Day sees the shadow of night
Night holds great challenge
To bare chosen destiny
Tonight I will be reborn
Tonight
Здесь и далее эпиграфы:
We Lost the Sea — “A Day and Night of Misfortune”
Солнце клонилось к закату, готовясь скрыться за вздымающейся над горизонтом горной грядой. Её невысокие, но хорошо различимые вершины уже набросили тенистую вуаль на всю долину, укрыв заодно и притаившийся там город. Солнце торопилось подарить земле на прощанье последние лучи тепла и света.
Отбившиеся от леса дальше всего и теперь дерзко возвышающиеся над травянистым покровом деревья жадно ловили дары дневного светила своими широко раскинутыми ветвями, а затем – словно бы пытаясь подражать не в пример более незыблемым горным пикам вдали – бросали на дорогу свои длинные, зубчатые тени.
Жеребец оторвал цепкий взгляд от залитого лучами и исчерченного тенями травяного поля и, повернув голову, уставился на залёгшую впереди тёмно-зелёную громаду. Солнце только готовилось уступить свой небесный трон бледному, безжизненному регенту, а потому поджидающая впереди чащоба пока ещё играла в его лучах перецветами янтаря и изумруда.
Возможно жеребец так и стоял бы там, глядя на лес словно на волшебным образом замершую картину, если бы ветви деревьев уже миг спустя не пришли в движенье, закачавшись на ветру. Этот порыв всколыхнул длинные полы походного плаща, и стоило лишь путнику недовольно повернуть голову на восток, как с головы его слетел глубокий капюшон, и заколыхалась на всё неослабевающем ветру его коротко стриженая грива.
Вслед за отступающим на запад сиянием дня с востока на лес наползали тяжёлые тучи. Взволнованно перекликивались птицы, низко кружа над кронами в предчувствии ненастной ночи – они торопились затаиться в родных ветвях до самого прихода спасительного утра; до возвращения тёплых, ласковых лучей...
Поспешно натянув капюшон на голову затянутым в плотную ткань копытом, жеребец, пригнувшись, побрёл вперёд.
Послушно исчезающая у него под копытами и некогда широкая дорога с тех давних пор заросла травой почти до полной неразличимости: бледной змеиной тенью вилась она теперь по полю, то и дело норовя исчезнуть из-под ног; сменяясь то плавным склоном перекопанного полевыми мышами холма, то упругими ветвями не в меру разросшегося кустарника, а то и притаившейся в высокой траве россыпью булыжников или даже проточившим в поле глубокую ложбину и укрывшимся там от любопытных глаз ручейком.
Поэтому дорога теперь не столько вела, сколько помогала путнику не подвернуть ногу, что при некоторой удаче должно было избавить его от необходимости ковылять грозовой ночью сквозь лес, прихрамывая и морщась от боли. С плотно сдавившими его бока седельными сумками подобное превратилось бы в настоящую пытку.
Жеребец благоразумно берёг свои ноги, а потому внимательно высматривал затаившуюся в высокой траве дорогу сквозь вьющийся на ветру капюшон своего плаща… Высматривал до тех пор, пока трава у него под носом не поредела, сменившись вдруг голой, растрескавшейся на солнце землёй. Путник остановился и, задрав голову, обнаружил себя на опушке…
Если это место вообще можно было так назвать. По обе стороны впереди него вздымались изумрудные кроны разлапистых, могучих дубов, но впереди густое сплетение деревьев, травы и кустарника разделяла широкая и ровная будто стрела дорога. Лес и проложенную сквозь него дорогу от поля отделило некое подобие естественного рва: противоположный склон спускался от торчащих из гущи кустарника стволов прямиком к зарослям камыша и парящим по воде кувшинкам. Сам жеребец стоял теперь у края ведущей через этот природный ров насыпи. Зрелище слегка сбило его с толку – учитывая состояние ведущей сюда дороги, путник скорее ожидал, что ему придётся преодолевать эту канаву вброд, или же искать обход… И уж никак не предвидел он аккуратной сухой насыпи.
Ведь этот лес вроде бы должен быть необитаем?..
Тогда почему впереди раскинулась широкая, совершенно не заросшая дорога? Кто вообще прокладывает дороги сквозь лес, и почему в лесу дорога лучше чем до него?..
Предусмотрительно придерживая капюшон копытом, путник повернул голову налево.
С востока наползала иссиня-чёрная, бросающая наземь густую тень грозовая громада, а откуда-то сзади него прямиком на то и дело озаряемые всполохами молний тучи лило свои косые лучи солнце. Хищный ветер – предвестник грозы – налетая и набрасываясь, приносил с собой раскаты грома, что пробивались даже сквозь создаваемый им самим шелест листьев и шум в ушах. Пропитанный запахом разогретой зелени и терпкой влаги аромат бил в ноздри, перехватывая дух. Жеребцу отчего-то хотелось вдыхать этот тревожный аромат раз за разом. Наслаждаться им бесконечно...
Сбросив наважденье и только лишь теперь обратив внимание на то, как быстро тень грозовых туч, надвигаясь, целиком проглатывает раскинувшиеся вдали холмы и рощи, жеребец наконец-то усилием воли оторвал взгляд от этого величественного, преисполненного ярких красок противоборства тьмы и света, после чего поспешно ступил на насыпь.
Сделав несколько первых шагов, он затем практически побежал вперёд, торопясь нырнуть в спасительную сень леса.
А очутившись в укрытии, слегка притормозил и вместо этого быстро зашагал вперёд.
Но спасло его это лишь отчасти: ветер трепал кроны стискивающих дорогу дубов-великанов, то и дело срывая с их разлапистых, искорёженных ветвей не выдержавшие проверки непогодой листья, чтоб унести с собою на противоположную сторону хоть что-то… Чувствуя как трепещут на этом резком ветру полы и капюшон его походного плаща, жеребец лишний раз порадовался, что закутан от гривы до самых копыт. Даже лесная живность не смела в такую погоду высовываться из нор и укрытий.
Он поднял голову, силясь сквозь липнущий к лицу капюшон разглядеть дорогу впереди.
Та едва угадывалась в густой тени деревьев. Казалось, будто с каждым шагом лес вокруг становится всё темнее, а заросли по сторонам – всё гуще. Наверняка в какой-то мере так оно и было, но медленно заходящее за горы Солнце и наползающая с востока гроза неминуемо окутали бы его тьмой даже в открытом поле.
В лесу хотя бы можно было спрятаться от дождя и смертоносных молний. Развести костёр…
Жеребец резко оборвал собственные размышления. Гроза пока ещё сюда не добралась, а о костре мечтать и вовсе не стоило.
Цель была слишком важна.
Он вновь зашагал вперёд.
Усеянные листвой ветви по сторонам и прямо над головой, содрогаясь под напором ветра, пульсируя словно единый живой организм – будто вовсе не лес, а бескрайний тёмно-зелёный океан проглотил его, а брёл он теперь уже не по ровной, прямой дороге, но по усеянному водорослями дну. Качался под натиском влекущих его волн без малейшей надежды вырваться на поверхность...
Путник в очередной раз остановился и задрал голову.
Там – наверху – по-прежнему царила лёгкая вечерняя синева, и воздух как будто бы даже светился в лучах теперь невидимого, спрятавшегося где-то далеко за лесом и горами, но пока ещё щедро дарящего миру свой янтарный свет солнца.
Жеребец ещё немного постоял там, задрав голову, но шея быстро начала затекать, а раз за разом налетающие на лес порывы восточного ветра были густо пропитаны запахом надвигающейся грозы. Запахом опасности.
Он опустил глаза и огляделся.
Погружённый в эти мысли путник лишь теперь заметил, насколько глубоко в заросли успел забрести: в пока ещё льющемся сверху предзакатном свете по сторонам от дороги можно было разглядеть лишь обширные кроны деревьев, тёмные, ощерившиеся ветвями комья кустарника, кое-где проглядывающие среди всего этого тёмно-зелёно-коричневого месива светлые пятна диких цветов да приютившиеся меж могучих корней шляпки грибов. Дорога пока оставалась всё столь же прямой и ровной, но сразу же за её пределами начинался какой-то совершенно дикий бурелом: за кустами тут и там вздымались небольшие, увенчанные цветочными венками холмики, а сразу же за ними – кажется, прямо из земли поднимались подобно шляпкам каких-то исполинских грибов зелёные кроны всё новых и новых могучих деревьев.
Путник поёжился. Иллюзию стиснувших и влекущих его по океанскому дну волн сменил образ готовой захлопнуться в любой момент ловушки. Ведь чем дольше он шёл по этой дороге, тем сильнее удивлялся её сохранности: можно было подумать, будто в этом лесу живёт – или как минимум регулярно ходит сквозь него – весь расположившийся неподалёку город.
Но жеребец точно знал, что это не так.
Впрочем, сути дела это не меняло, а потому он продолжил свой путь меж раскачивающихся ветвей, высящихся по бокам зелёных громад, то и дело сменяющих их чёрных провалов, в которых, сколько он ни вглядывался, всё ни зги не мог разобрать, да меж периодически мелькающих тут и там проблесков вечернего неба.
Жеребец вновь с опозданием осознал, что ветер перестал трепать его капюшон и плащ: заросли укрыли путника от порывов, приняли удар стихии на себя, но кроны обступивших дорогу могучих дубов всё так же нервно трепетали у него над головой, напоминая о неотвратимом приближении ночного ненастья.
Какое-то время спустя проторенный путь неожиданно оборвался, и путнику осталось лишь встать на месте в попытках разглядеть в сгущающихся сумерках прогалину, на которой он внезапно для себя очутился. Торчащие отовсюду тёмно-зелёные ветви словно бы специально перегораживали путь, создавая видимость непролазных зарослей.
Возможно кто-то иной на его месте и развернулся бы; поспешил поскорее убраться из странного леса, прежде чем на чащобу опустится ночная мгла. Прежде чем сюда доберутся, подобно крышке колодца перекрыв последний источник света, тяжёлые грозовые тучи. Прежде чем они оставят его в темноте, одного…
Возможно, кто-то другой и сдался бы уже здесь и сейчас. Но только не он.
С самой прогалины за окружившими её деревьями и кустами было совершенно невозможно ничего разобрать, а потому жеребец просто, упрямо нагнув голову, нырнул наугад прямиком в заросли.
Чувствовал, как по капюшону, плащу, ногам и седельным сумкам упруго скребут ветви, давно сросшиеся в единое живое целое…
И неожиданно очутился на той стороне.
Лёгкость, с которой это произошло, немного его удивила – окружившие прогалину заросли на первый взгляд казались практически непролазными, как и весь лес по бокам от ведущей сюда дороги.
Но теперь лес расступился, явив ему совершенно иную картину: дорога здесь продолжалась и была всё столь же широкой, ровной и даже, казалось, ухоженной… Но чуть дальше впереди она полого ныряла вниз, плавно переходя в дно гигантского ущелья. И когда путник наконец-то разглядел в сгустившейся тьме под его отвесными, слегка извилистыми склонами затаившиеся там деревья, у него даже немного закружилась голова: вздымающиеся по обе стороны от плоского дна стены ущелья возвышались над кронами огромных, разлапистых дубов на многие десятки метров!
Жеребец неспешно побрёл по ныряющей в ущелье дороге не в силах оторвать взгляд от его монументальных стен: тут и там на них виднелись каким-то чудом вцепившиеся корнями в отвесные склоны растения, чьи длинные, усеянные листвой ветви свисали в пустоту, слегка покачиваясь на завывающем даже в этой гигантской впадине ветру.
Ущелье было отличным местом для засады.
Всего два пути: вперёд и назад.
Затаившиеся по краям дороги тёмные заросли могли стать великолепным укрытием, а изломы отвесных стен наверняка таили в себе целое множество разнообразных населённых зверьём пещер. Зверьём как безобидным, так и не очень.
Путник замедлил шаг.
Да: с одной стороны, ущелье явно было продолжением ведущей сквозь лес дороги.
Но – с другой стороны – от одного вида этого ущелья внутренности жеребца пытались сами собой завязаться в узел… Он задрал голову, в очередной раз оглядывая отвесные склоны.
Невзирая на ширину этой титанической трещины в земле, свет заходящего солнца в неё практически не попадал. Лишь кое-где над обрывами по-прежнему светились ветви деревьев, которым каким-то чудом удалось поймать последние жёлтые лучи.
А над левым – восточным – склоном вздымалась настоящая горная вершина. Разглядеть её со дна гигантского ущелья за его отвесными склонами было почти невозможно, но стоя пока ещё в самом начале пологого и относительно свободного от зарослей спуска, жеребец оказался, пожалуй, в одном из немногих во всём этом лесу мест, откуда на вершину открывался отличный вид.
Гора буквально купалась в солнечном сиянии: на склонах и кронах деревьев, что облепили их подобно мху, по-прежнему играли золотистые лучи.
Путник опустил голову и какое-то время пристально вглядывался в залёгшую впереди тень.
И чем дольше он вглядывался, тем туже всё внутри него сжималось в комок.
Дышать становилось всё труднее, а от затылка до кончика хвоста волна за волной бегали мурашки.
Жеребец развернулся и поспешно направился обратно.
Путь до разделивших прогалину и ущелье зарослей показался ему на удивление коротким, но, вынырнув из них и вновь узрев пред собой ведущую прочь из леса дорогу, заново ощутив сквозь свой плотный плащ и глубокий капюшон порывы ветра, о которых за столь недолгое время напрочь уже успел забыть, жеребец свернул в сторону.
Нет, он не собирался возвращаться назад. Его цель была слишком важна.
Но именно потому, что цель его была настолько важна, он не собирался рисковать впустую.
Иногда лучше доверять своему чутью.
Путник вновь углубился в заросли, осторожно нащупывая дорогу закутанным в плотную ткань копытом, наугад подныривая под ветви укрытой капюшоном головой и стараясь не зацепиться за них своими увесистыми сумками. В этот раз кусты расступились столь же неожиданно, как и раньше.
Жеребец удовлетворённо хмыкнул. Предположение оказалось верным: прогалина была лишь заросшей развилкой, и теперь перед ним была всё такая же ровная и широкая дорога – только эта, вместо нырка в мрачное, глубокое ущелье, плавно карабкалась к залитой светом вершине.
Путник выдохнул и зашагал вперёд.
Конечно же, идти в гору было несколько труднее, чем спускаться, а из-за деревьев слева довольно скоро поднялась стена, на первый взгляд ничуть не уступающая высотой и отвесностью склонам могучего ущелья… Но зато справа бесконечные заросли наконец-то расступились, открыв великолепный вид на раскинувшийся внизу лес, показавшийся бескрайним даже с такой высоты… Солнце ярко освещало склон, слепя отвыкшие глаза, но зато путник сразу почувствовал себя спокойнее – даже невзирая на обрыв, за краем которого вскоре уже невозможно было разглядеть и верхушек растущих поблизости деревьев…
Некоторое время спустя путник неожиданно ощутил, как что-то вокруг него неуловимо изменилось.
Остановился, покрутил закутанной в капюшон головой… Склон под копытами как будто бы выцвел… Наконец-то повернув голову направо, жеребец как раз успел застать последние выглядывающие из-за горной гряды лучи солнца.
А с его заходом с востока мгновенно повеяло холодком.
Жеребец отвернулся и вновь зашагал по проложенной между скалой и обрывом дороге.
Наверх.
Наверх.
Наверх…
Дорога по-прежнему была широкой, но теперь всё больше и больше льнула к скалам, послушно извиваясь у их подножия.
А ещё она поворачивала налево.
Путник понял это в тот момент, когда налетевший порыв ветра, сбив ему дыхание и скинув с головы капюшон, принялся трепать полы походного плаща. В воздухе давно уже пахло грозой, но открывшееся с горы зрелище могло кого угодно остановить на месте: теперь, когда солнце окончательно скрылось за горами, уступив небосклон ночи, тьма накатывала на лес волной столь могучей, что даже высота скал вместе с залёгшими внизу склонами ущелья казались по сравнению ней ничтожными.
И конечно же, глядя на надвигающуюся чёрную громаду, что растеряла в отсутствии янтарных лучей последние притворные оттенки тепла, совершенно ничтожным ощутил себя жеребец, закутанный лишь в трепещущий на ветру плащ. Наползающая грозовая волна то и дело озарялась пронизывающими её всполохами.
Путник наконец спохватился: нужно как можно скорее убираться с вершины, пока его не настигла буря!
Он поспешно зарысил вперёд, да вот только дорога впереди, огибая скалы, как назло круто сворачивала налево. В резко навалившихся сумерках, идя наперекор почти безостановочно бьющему в лицо, треплющему гриву и ткань ветру, сквозь слёзы разглядеть дорогу становилось всё труднее.
На жеребца наплыла тень, и копыта его моментально как будто приклеились к земле.
Сердце пропустило удар.
Там, внизу – прямо в этой наползшей тени – смутно виднелись раскачивающиеся кроны деревьев.
Обрыв.
Впотьмах он чуть было не шагнул прямиком в пустоту…
Похоже, что когда-то здесь произошёл обвал, оставивший меж скалой и обрывом лишь тропинку приблизительно в метр шириной.
Стараясь держаться как можно дальше от края, путник подошёл к этой узкой тропинке и, вытянув шею, осторожно выглянул вниз.
Там, в нескольких метрах, склон слегка выравнивался… А ещё через пару десятков метров обрывался прямо в бездонный зёв ущелья.
Жеребец осторожно отступил от обрыва.
Неужто он проделал весь этот путь впустую?..
И что же ему теперь: возвращаться к прогалине?..
Вновь спуститься на дно мрачного ущелья?
Или поискать обход по одному из его склонов?..
Налетевший порыв ветра вырвал его из раздумий и заставил съёжиться: вместе с запахом грозы ветер принёс за собою раскат грома, от которого содрогнулась под копытами сама гора.
Путник встрепенулся и вновь шагнул к обрыву.
Времени почти не оставалось.
Рисковать не следовало, но что-то подсказывало жеребцу: в ущелье его поджидают не менее опасные испытания, а на спуск туда уйдут бесценные силы и время. Тот, кто проложил обе эти дороги, наверняка знал своё дело, облазил всё вокруг и имел на то хорошие причины.
Поэтому сворачивать с выбранной дороги путник собирался лишь в случае крайней необходимости.
Может быть, в нём ни с того ни с сего взыграло безрассудное упрямство, но…
Не так уж и узка была эта тропинка над обрывом. А даже если тропа у него под копытами и обвалится, то внизу всё равно склон, на котором у подготовленного жеребца есть все шансы вовремя затормозить.
Он попробовал твердь у обрыва копытом, а затем, практически прижимаясь боком к отвесной скале, осторожно шагнул вперёд.
Уступ впереди уже больше не выглядел достаточно широким: казалось, будто один неверный шаг способен отправить путника прямиком в чёрноту провала.
Но, вздохнув, он всё же осторожно двинулся вперёд, неотрывно глядя на серую полоску земли у себя под ногами и практически шоркая левой седельной сумкой по отвесной скале.
Эта скала по-прежнему смутно озарялась бледно-синими отсветами закатного неба, но зато справа от него чернела готовая проглотить путника целиком, пережевать, а затем и выплюнуть пустота.
И отделял жеребца от неё всего один неверный шаг.
С ущельем ситуация была совсем другая.
Одно дело избегать ненужных рисков.
Но его задание было опасно само по себе.
Да, он заранее знал, на что шёл.
А потому... Хоть и с замиранием сердца… Жеребец продолжил шагать.
Вперёд.
Вперёд
Вперёд…
Тропа над обрывом тянулась вдоль скалы, а затем, огибая, сворачивала за неё.
Из тёмного месива внизу отдельными тенями проступали кроны деревьев…
Проклятье…
Похоже, что горная тропа сворачивала здесь на восток.
Прочь от ведущего на юг ущелья…
Шаг.
Ещё шаг.
И ещё…
Ущелье глубокой чёрной тенью залегло среди сплошного тёмно-зелёного покрова.
И от дна жеребца теперь отделяла, должно быть, целая сотня метров…
Серая линия уступа под копытами изогнулась влево.
Поворот.
Ещё пара шагов…
Порыв ветра сбил жеребцу дыхание.
Плащ надулся словно парус..
Путник невольно отступил под столь мощным напором, а вновь найдя равновесие, привычно потянулся передним копытом к капюшону, отвернув голову от ветра.
И тут же судорожно опустил копыто обратно на землю.
Он смотрел прямо в черноту провала.
Прямиком в пропасть.
Стоял на самом краю!..
Напитанный тяжестью надвигающейся грозы восточный ветер трепал его плащ, болтающийся на шее капюшон и коротко остриженную гриву.
Испытав судорожное желание как можно скорее прижаться к скале, путник будто во сне оттолкнулся задними копытами…
И заднее правое провалилось в пустоту!
А следом туда же ухнуло его сердце.
Но всего лишь на мгновенье.
Отчаянно шатнувшись вперёд, путник оттолкнулся другими тремя копытами и спустя одно показавшееся невероятно тягучим мгновение отскочил от края, чуть было не рухнув при этом наземь.
Сердце трепыхалось в груди, а сам он, глядя в чёрный провал позади, всё никак не мог отдышаться…
Пока наконец усилием воли не заставил себя отвернуться.
Оглядевшись, путник обнаружил себя на другой стороне: в слабых отсветах вечернего неба впереди виднелась уходящая на восток широкая дорога. Впрочем, когда очередной порыв ветра вновь сбил ему дыхание, заставив рассерженно натянуть на голову капюшон и, пригнувшись, двинуться вперёд, жеребцу показалось, что, даже невзирая на этот самый отчаянно бьющий в лицо штормовой ветер, шагается ему теперь как-то особенно легко.
Либо его так сильно подстегнуло то, насколько удачно он разминулся со смертью, либо дорога здесь и впрямь шла под горку.
А это уже давало робкую надежду. Возможно прогулка над обрывом всё же была не напрасна? После всего пережитого жеребцу очень не хотелось обнаружить, что это был всего лишь единственный путь на совершенно бесполезную вершину горы, и что ему теперь придётся под дождём, молниями и на таком-то ветрище спускаться мимо обвала обратно в ущелье…
То и дело рассекаемая зубчатыми всполохами завеса мглы возвышалась над чернеющими под горой зарослями, и даже если бы путник опустил глаза, глядя мимо капюшона прямиком себе под ноги, то всё равно не смог бы избавиться от её гнетущего присутствия: упорно отталкивающий его назад, гудящий в ушах, шелестящий в траве, ветвях и листьях ветер; вычерчивающие каждую травинку, каждый камушек всполохи молний и наваливающиеся вслед за ними раскаты грома, сотрясающие саму твердь под копытами, само нутро жеребца…
Не пройдёт и часа, прежде чем эта буря обрушится на лес, и лучше бы ему к тому времени спуститься подальше с этих проклятых скал!
Путник, остановившись, огляделся, придерживая капюшон копытом.
Справа над обрывом уже виднелись верхушки отдельных деревьев, да и по приблизившемуся, шелестящему совсем рядом чёрному морю становилось понятно, что он почти уже спустился со скал и скоро вновь нырнёт прямиком в эти неспокойные волны...
Опять ощутив задними копытами недавно обваливающуюся у него под копытами землю, путник всё же осторожно приблизился к краю и – стараясь не обращать внимания на порывы бьющего его в бок и назойливо пытающегося сорвать плащ ветра – уставился вниз.
Ему нужно было сориентироваться. Понять, насколько далеко удалился он от ущелья.
Но в сгущающихся сумерках и при наползающих тучах это оказалось непросто, а потому путник не сразу осознал, что именно за чернота залегла теперь прямо перед ним.
Вспышка молнии резко вычертила усеявшую дно ущелья листву, траву и редкие камни, отбросив вниз тень дальнего склона.
А ещё там, на дне…
Нет.
Не может быть.
Ему наверняка показалось…
Путник замер на обрыве не в силах оторвать взгляд от того места.
С замиранием сердца, не моргая, дожидался он следующей вспышки.
Громовой раскат сотряс скалу, лес и, кажется, даже сами небеса, заставив жеребца на краю обрыва пошатнуться.
Лишь спустя ещё одно невыносимо долгое мгновенье в обрушившейся заодно с громом тьме он понял, что всё же удержался, а не нырнул головой вперёд навстречу верной смерти.
Но стоило лишь прокатившемуся по ущелью рокоту стихнуть, как снизу донёсся совершенно иной рык.
Очередная вспышка выхватила тварь из царящей внизу тьмы: огромная разинутая навстречу небесам зубастая пасть, густая кроваво-красная грива, широко расправленные перепончатые крылья и толстый, увенчанный жалом хвост.
Похожая на льва тварь распласталась на дне ущелья в попытке заглушить готовые разверзнуться небеса рёвом собственного нутра, и у неё это почти получилось.
Вспышка сменилась тьмой, и жеребец лишь теперь осознал размеры ужасного зверя.
Тот запросто мог проглотить его целиком!
Крылья!
У него были крылья!..
Преодолевая оцепенение, путник впотьмах попятился прочь от обрыва.
Жуткая тварь ревела, задрав голову прямо к небу…
Заметила ли она его?
Ведь тогда ничто не помешает ей взмыть прямо сюда…
Глаза жеребца заметались в поисках укрытия, но вокруг него как назло не оказалось ни единого кустика.
Восточный ветер по-прежнему безжалостно трепал полы плаща, шумел в ушах, шелестел листьями…
Выждав несколько секунд, жеребец слегка успокоился: вряд ли засевшая в ущелье тварь заметила его, услышала, или почуяла.
Иначе бы он давно уже превратился в её свежий, хрустящий ужин…
Но всё-таки торчать там, испытывая судьбу, было совершенно излишним.
Держась как можно дальше от обрыва и стараясь как можно легче ступать по каменистой земле, жеребец порысил под горку вдоль самых скал в надежде как можно быстрее убраться оттуда.
Спутниками и невольными помощниками ему по-прежнему были лишь гудящий в ушах ветер, шелест трепещущей вокруг почерневшей листвы, да от раза к разу всё мощнее сотрясающие землю удары грома, что по мере приближения грозы обретали сходство с шагами мифического, доселе никем не виданного великана, спустившегося с небес на усеянных звёздной росой крылах, целиком сотканных из непроглядной мглы. Способного обрушить на случайного путника все возможные несчастья, при этом даже не заметив его. Наступить и раздавить того словно затерявшуюся в высокой траве букашку…
Ему оставалось лишь надеяться, что тварь в ущелье рано или поздно поймёт всю тщетность своей перепалки с этим великаном. Поймёт и забьётся в свою пещеру вместо того, чтобы рыскать по округе в поисках случайной добычи, ведь по сравнению с надвигающейся бурей даже эта жуткая тварь была совершенно ничтожна.
Дорога тем временем нырнула в настоящую чащобу, и жеребец неожиданно обнаружил себя в почти непроглядной тьме.
Путник мог закрыть глаза и не заметить разницы.
Но тьма вокруг была наполнена движением.
Теперь жеребец не видел, но ощущал – чувствовал содрогающийся под ударами бури лес.
Он как будто сам стал его частью.
Льнущая к земле по воле ветра высокая трава обвивала копыта, как будто умоляя жеребца смилостивиться.
Не давить её.
Укрыть от непогоды…
Плащ и капюшон отводили слабо цепляющиеся ветки, вынуждая те бессильно скользить вдоль тела подобно копытцам отнимаемого от матери жеребёнка – как когда-то, жеребец смутно вспомнил, отняли от матери его самого – и в следующее мгновенье ветви заодно со льнущей теперь к его телу травой обречённо оставались позади.
Путнику вдруг показалось, будто это он и есть тот грозный и безжалостный мрачный великан, содрогающий землю ударами своих гигантских копыт.
Будто он и есть этот спустившийся с небес шторм.
Лицо жеребца озарил оскал…
И тотчас же небеса озарились слепящей вспышкой, что на краткий миг осветила сплетенье окруживших его зарослей.
Они были непроходимы!
Он оказался в западне!
В следующее мгновенье на путника вновь навалилась тьма, оставившая глазам лишь быстро гаснущий отпечаток искорёженных ветвей.
…А несколько секунд спустя сверху обрушился гром!
Как следует встряхнул и бросил на землю под свои выворачивающие наизнанку раскаты.
Придавил к земле, до последнего крика, до хрипоты выдавливая изнутри дыхание...
Когда твердь под ним наконец-то перестала дрожать, путник судорожно втянул воздух.
Сердце отчаянно колотилось.
Он неловко поднялся на ноги…
Зашатался.
Вокруг по-прежнему зияла лишь наполненная движением и шелестом тьма.
Ему больше не казалось, будто он – грозный и безжалостный мрак или спустившийся с небес шторм.
Низко нависшие ветви скрипели и прогибались над его головой подобно доскам под копытами суетящихся на палубе матросов.
И, как следует прислушавшись, он почти что мог разобрать в шуме ветра их крики.
На борт одна за другой обрушивались волны, приводя всё вокруг в движение, кидая его из стороны в сторону...
Там – над палубой – небо затянула непроглядная мгла, и лишь редкие вспышки молний отбрасывали продолговатые тени на стены и пол чёрного трюма, в котором одинокий и напуганный жеребёнок пытался укрыться от безжалостной стихии.
Но чем дольше он стоял там, в полной темноте, шатаясь, едва не падая под ударами могучих волн…
И бессмысленно вглядывался, силясь сквозь слёзы ужаса разобрать во вспышках очертания…
Тем яснее понимал: в углах трюма затаились чудовища.
Это их пасти низко рычали, чуя дрожащего от ужаса жеребёнка.
Это их острые клювы скрипели.
Это их когти скребли по доскам...
Это чудовища притаились вокруг, поджидая, пока он сделает ещё один, последний шаг навстречу...
Отвернётся.
Или упадёт.
Поддастся ужасу.
Свернётся на полу комочком и заплачет…
Жеребёнок в панике огляделся.
Впотьмах он всё никак не мог найти ведущую из трюма лестницу.
Очередная волна сотрясла корабль…
И тут его что-то коснулось.
Не выдержав, жеребёнок наугад рванулся прочь.
Лапы тварей заметались в темноте.
Когти оцарапали ему щёку…
Но жеребёнок вовремя нырнул в сторону.
Юркнул в просвет меж перегородивших путь теней...
Спотыкаясь, судорожно вскарабкался наверх…
И неожиданно выскочил на свет.
Над головой всё так же нависали тёмные тучи, в ушах гудел ветер, а под ногами колыхалась трава…
Обернувшись, он обнаружил позади себя лишь густые заросли.
Искорёженные, узловатые ветви, раскачиваясь на ветру, как будто бы всё ещё тянулись ему вслед в попытках вцепиться и утащить обратно в чащобу…
Жеребец тряхнул головой, и густо пропитанный запахом грозы порыв ветра тотчас же скинул его капюшон.
Не став поправлять надоевшую тряпку, путник лишь поспешно отвернулся от сплетения мерзких ветвей.
Всего в каких-то метрах впереди траву сменяла галька, а ещё чуть дальше на земле залегла чёрная тень. Очередная вспышка высветила там, под её рябью, стволы и ветви, а ещё ниже – на самом дне – ощерились молнией грозовые облака…
Нет: это была всего лишь река, чьё журчание теперь заглушал бушующий над поверхностью ветер.
Землю под ногами сотряс ещё один громовой раскат.
Путник покачал головой.
Похоже, он настолько перепугался в тех дебрях, что чуть не лишился способности соображать.
И чего это он вдруг вспомнил про тот шторм?!..
С той поры ведь прошло уже столько лет…
Подойдя к воде, жеребец принялся внимательно оглядывать рябящую от капель поверхность.
Даже в навалившемся на лес полумраке над и под ней можно было разобрать усеявшие дно округлые валуны.
Насколько он мог видеть, эти валуны выступали из реки от противоположного до этого берега, а пространство меж ними при внимательном рассмотрении оказалось сплошь усыпано мелкой галькой.…
Вспышка молнии начертила на воде под ним лицо жеребца: золотистые глаза, коротко стриженная, стоящая торчком грива, смутно знакомый узор чёрно-белых полос…
Жеребцу вновь на миг показалось, будто он плывёт по бескрайнему океану из родной Зебрики в далёкую и загадочную страну Эквестрию.
Плывёт и глядит на воду, высунув голову за борт больше уже не кажущейся ему такой уж гигантской шхуны, а оттуда, из океанских волн, на него во все глаза уставился маленький полосатый жеребёнок с золотистыми глазами…
Это лицо навсегда сделало его чужаком в чужой стране.
Ударив по нему копытом, жеребец сморщился от полетевших в глаза брызг, стёр их укутанным в плотную ткань сгибом копыта и судорожно натянул на голову капюшон.
Как хорошо, что унган асогве нашёл тогда его: маленького и потерянного.
Дал ему цель. Научил сражаться, защищая себя и своих от чужаков и предателей.
Он ни перед чем не остановится ради достижения поставленной цели.
И уж тем более он не остановится перед риском немного намочить ноги!
По небу прокатился очередной гулкий раскат.
Но, прежде чем направиться по скользким, округлым, едва заметным впотьмах камням к противоположному берегу, жеребцу всё же хватило выдержки на один глубокий вдох.
Необходимо было успокоиться: не хватало ещё копыто в спешке подвернуть…
Стоило ему сделать лишь несколько шагов по камням, осторожно нащупывая ногами опору, а затем глянуть вперёд сквозь отверстие накинутого на голову капюшона, как он мгновенно ощутил себя стоящим где-то на головокружительной высоте пегасом.
В мерно текущей вокруг черноте, что слегка рябила на треплющем его плащ ветру, – там, внизу – быстро проплывали тёмные тучи, то и дело раздираемые яркими зубчатыми линиями. А вслед за этим опора под копытами сотрясалась, как будто намереваясь вслед за небом расколоться пополам.
Путник вновь ощутил себя угодившим в шторм, бессильным пред властью стихии жеребёнком.
Ему вновь, как на том обрыве, казалось, будто стоит лишь сделать один неверный шаг, и вместо холодный воды он полетит прямиком туда – в пронзаемую смертоносными разрядами бездну.
А если ему всё же повезёт избежать молний, то под грозовыми тучами его не будет дожидаться готовая избавить от мучений земля.
Там – под штормовыми небесами – есть лишь бескрайний, бездонный океан.
Он раздавит тебя. Задушит в своих волнах...
И ты будешь падать в его глубины.
Без глотка воздуха.
Без лучика света.
Будешь падать и падать...
Вечно.
Вот так, наверное, и ощущают себя, застряв в грозу на облаке, пока ещё не научившиеся летать пегасы?
Жеребец шагнул вперёд.
Что ж. Не повезло им.
У всего своя цена. У их крыльев – тоже.
И сегодня отступница заплатит за решение покинуть ковен своей жизнью.
Оказавшись на противоположном берегу и первым же делом яростно отряхнув промокшие ноги, путник расстегнул, а следом и скинул на землю плащ вместе с седельными сумками. Впотьмах откинув клапан одной из них, достал вырезанную из дерева маску.
На угольно-чёрной, исчерченной трещинами поверхности вспыхнул в отсвете молнии испещрённый узором из чёрных точек череп в окружении белых линий.
Отправляя жеребца в путь, унган асогве дал ему эту маску, сказав, что та защитит от любых сторожевых знаков, позволив незаметно подобраться к отступнице.
Для начала придирчиво оглядев тонкие лезвия на своих укутанных в чёрную ткань передних ногах, духовую трубку с небольшим запасом отравленных дротиков на левой, и короткий кинжал в закреплённых на груди ножнах, довольный осмотром путник вновь уставился на маску.
Глядя на утопающие в черноте «глазниц» прорези, он сомневался, что – вдобавок к его умению почти бесшумно ходить по лесу, да ещё и под прикрытием ветра, грома, непроглядной тьмы и чёрного одеяния – маска окажется по-настоящему полезна и притом ничем не помешает.
Но ослушаться верховного жреца он всё же не посмел: поднял маску, перевернул её и опустил на лицо. Затем затянул на голове ремешки и, окончательно смирившись с необходимостью только-только избавившись от капюшона вновь ограничить себе обзор, двинулся в темнеющую впереди чащобу.
Огибая ветви, прячась от всполохов и раскатов за могучими стволами, крался он вглубь, буквально пожирая природное сплетение глазами сквозь прорези маски в поисках малейших признаков опасности. Оружия и этой маски должно было быть вполне достаточно, чтобы совладать с бывшей ученицей унгана, но ведь и сам лес по-прежнему представлял опасность.
Жеребец знал своё дело и был осторожен, ведь случайно наткнувшись в чащобе на какую-нибудь живность, он мог выдать себя раньше времени.
А уж о возможности встретиться нос к носу с той гигантской тварью из ущелья или ещё с чем-нибудь подобным жеребцу и вовсе думать не хотелось. Ради выполнения задания он был готов пойти на любой риск. На любую жертву. Но раньше времени угодив на обед к одной из хищных тварей, он бы заодно провалил и своё задание. Не выполнил бы своё предназначение. То, к чему его готовили с самого детства...
Защищать ковен.
Любой ценой.
Думать не о себе, а о цели.
Выглянув из-за очередного мощного ствола сквозь заросли кустарника, жеребец замер.
Впереди – в почти уже непроглядной тьме – смутно виднелась небольшая прогалина.
И что-то в ней крайне насторожило его.
Затаившись, путник принялся ждать.
Время тянулось невыносимо медленно: он весь обратился в зрение и слух.
Сжался в напряжённый комок в ожидании атаки.
Долгожданная вспышка ярко расчертила поляну, на противоположном конце которой оказался совершенно необъятных размеров дуб.
За это краткое мгновение жеребец успел заметить, что его раскидистые ветви увешаны разноцветными склянками, а в стволе чернеет овальная, полураспахнутая дверь, обрамлённая по бокам двумя круглыми, глубоко посаженными окнами. От тропинки к двери поднимались ступени, вырезанные в могучих, занимающих всё пространство вокруг корнях, а прямо над дверью и на поляне перед ней грозно возвышались сторожевые маски.
Жеребец сглотнул и впервые по-настоящему порадовался наличию на лице своей собственной: чтобы заметить и оповестить хозяйку о его присутствии сторожевым знакам – в отличие от пони – вовсе не нужно было его видеть, но зато зачарованная самим унганом асогве маска делала его невидимкой в их грозных глазах, чернеющих на грубо вытесанных из дерева, пугающих ликах.
По-прежнему стараясь держаться в тени, путник окольным путём двинулся к увешанному склянками и окружённому сторожевыми знаками дубу.
Приоткрытая дверь и отсутствие внутри даже малейшего отблеска света беспокоили его, но это место вне всякого сомнения было жилищем отступницы. Так что, даже если самой её прямо сейчас и не окажется внутри, она наверняка ещё сюда вернётся.
Достаточно будет лишь затаиться поблизости и подождать…
Но сначала ему всё же предстояло заглянуть внутрь.
Выскользнув из чёрного сплетения стволов и ветвей, жеребец двинулся ко входу.
Всего десяток-другой шагов вдоль могучих кореньев, вьющихся над поверхностью земли.
И вот он уже стоит у основания ведущих ко входу ступеней.
Ощущение пристального взгляда в затылок пригвоздило жеребца на месте.
Резко обернувшись, он принялся шарить глазами по окружившим поляну тёмным зарослям.
Вспышка, прорезав небеса, ярко высветила перед ним – прямо в центре прогалины – чёрно-белый силуэт кобылы.
Вороньи перья чёрной маски колыхались на ветру, почти вплетаясь в нехарактерную для зебр длинную, желтоватую гриву.
И даже после того как молния погасла в грозовых небесах, кобыла неподвижно стояла там, глядя прямо на него из-под начерченных на маске белых, грозно нахмуренных бровей.
Но это вне всякого сомнения была она.
Вперёд мысли подцепив зубами с нарукавника отравленный дротик и сунув его в закреплённую на левом копыте духовую трубку, жеребец выстрелил.
Он никогда не промахивался.
Отступница прыгнула в сторону, и дротик угодил в грязь – туда, где она была мгновенье назад.
Не потратив на удивление и секунды, жеребец уже собирался подцепить с нарукавника следующий дротик, но тут заметил, что кобыла, кувыркнувшись по земле, вскочила на ноги и бросилась бежать.
Прочь от него.
К спасительным тёмным зарослям.
Оставив дротик в покое, жеребец в момент подцепил копытом висящие на груди ножны, зубами вытащил из них кинжал и ринулся в погоню.
Силуэт отступницы смутно белел впереди.
Штормовой ветер трепал её хвост и роскошную гриву.
Шум ветра в ушах заглушал стук сердца и копыт, и оттого убегающая кобыла казалась лишь тенью – едва различимым мороком, уходящим в глубину – всё дальше и дальше от поверхности.
Но жеребец оказался быстрее, и – нырнув в этот омут вслед за ней – теперь упруго, широко отталкивался ногами от податливой толщи.
Преодолевал сопротивление.
Нагонял.
Ещё лишь мгновенье, и они у чёрных зарослей...
На расстоянии удара.
Яд сделает своё дело…
Кобыла впереди пронзительно свистнула, и там, в зарослях, тут же зажглись два зелёных глаза.
Жеребец заскользил по влажной земле в попытке остановиться.
Но было уже поздно.
От тёмного месива прямо перед ним отделилась огромная тень.
Горящие зелёным глаза рывком приблизились, и мгновенье спустя тварь прижала его к земле.
Лёжа на спине, жеребец ударил её всеми четырьмя копытами сразу в надежде скинуть, но громадина даже не шелохнулась.
Его отравленный клинок улетел куда-то в сторону...
Сжавшись в ожидании смертельного укуса жутких зубов, жеребец всё-таки успел невпопад подумать, что провалил своё первое задание.
Его перехитрила даже не опытная мамбо или огромная лесная тварь, а какая-то своевольная вертихвостка…
Но смертельного укуса всё не было.
Жеребец открыл глаза и уставился на громоздящееся над ним чудовище.
Вместо шерсти и вони из зубастой пасти веяло лишь отсыревшим деревом, и несмотря на всё сходство с гигантским волком тварь оказалась сделана как раз из этого самого дерева.
Огромное, магическим образом оживлённое чучело…
С ума сойти...
Наконец-то вспомнив про закреплённые на передних ногах лезвия, прижатый к земле жеребец попробовал упереться одним из них в грудь волку, чтобы дотянуться вторым до его ближайшей лапы.
Волк в ответ на это очень натурально взрыкнул прямо ему в лицо, этой самой лапой прижав к земле передние ноги жеребца вместе с лезвиями.
– Глуп жеребец, коль волку отправляясь на обед, лишь в стали видит избавление от бед, – произнёс грудной голос кобылы где-то прямо над ним.
Жеребец принялся вертеть головой, ища её глазами сквозь прорези своей маски.
Даже рвущий листву ветер не мог заглушить этот голос...
Проклятая маска всё время мешалась, съезжала…
– Долго точила оса своё жало, пока… В тёмном углу не нашла паука, – послышалось уже с другой стороны.
– Каплата, что это за тварь?! – резко обернувшись, выкрикнул жеребец.
Ветер сорвал крик с его губ и унёс прочь – в гущу шелестящей листвы.
Ведьмы так не оказалось.
– Долго вестей я ждала от своих. Каплата умрёт – сообщили они…
Теперь голос шёл не сбоку, а “сверху”.
Точнее, поскольку он был распластан на земле вверх тормашками, ведьма стояла прямо за ним.
– Что ж, если смерть – этой вести цена…
Жеребец уже собирался опустить затылок на холодную землю, чтобы как следует разглядеть её, но тут нависшая над ним пасть волка, клацая зубами, захрипела прямо ему в лицо:
– …Вестник пусть взглянет той смерти в глаза!
Пасть волка широко распахнулась.
Жеребец зажмурился и в попытке отстраниться от огромной пасти ударился затылком о землю.
Через миг он почувствовал, как тот зубами сорвал маску с его лица.
Наконец-то отважившись вновь открыть глаза, жеребец увидел стоящую над ним увешанную золотыми кольцами кобылу.
Её грива и хвост развевались на грозовом ветру. Маску она уже сняла: под копной длинных жёлтых волос оказался обычный для зебр полосатый гребень.
Каплата наклонилась ближе, закрывая его лицо от ветра, и жеребец лишь теперь заметил болтающийся у неё на шее мешочек.
Ведьма улыбнулась, после чего поднесла мешочек ближе к его лицу.
Их глаза теперь были очень близко.
Если бы не прижавший его передние ноги к земле древесный волк, он бы мог прикончить её одним движением копыта...
Жеребец оторвал глаза от мешочка и посмотрел ведьме в глаза.
В её глубокие, голубые глаза…
А та вдруг вытянула губы трубочкой, приблизилась, перевернула мешочек копытом и дунула.
Ему на лицо – прямо в рот, нос и глаза – посыпалось измельчённое снадобье.
Нет!
Нет!!!
Жеребец закашлялся, силясь вдохнуть.
И с чего это он решил, будто каплата просто убьёт его?!
По всему телу побежали мурашки.
Есть участь куда страшнее смерти...
Он хотел напоследок проклясть её.
Или хотя бы плюнуть в лицо…
Но шум ветра уже громыхал в ушах жеребца подобно громовым раскатам, что заплутали в большой, глубокой пещере…
Из глаз древесного волка на него лилась, поглощая всё вокруг, ядовитая магическая зелень.
Затапливая…
Гася разум...
А вслед за ней наваливалась мгла.
Be the righteous as a spine
This burden hovers above
This will not calm
Nor claim a last thought
To the last I grapple thee
From hell’s heart I stab at thee
For hate’s sake I spit my last breath at thee
Тяжёлая и вязкая, она стискивает тело.
Он не двигается.
Замер в её чреве, ошеломлённый тишиной, покоем и жутким предвкушением.
Ощущением медленного, бесконечного движения.
Вниз.
Вниз.
Вниз…
Широко раскрыв глаза, усталым, невидящим взором он глядит прямо в темноту.
В упругую, поглощающую пустоту вокруг…
Она прекрасна.
Безупречна.
Бесконечное путешествие без необходимости шевелиться.
Бороться…
Страдать…
Бесконечное падение вглубь океана.
У которого нет дна.
Эта мысль заставляет его поморщиться.
Нет.
Даже не мысль.
Воспоминание.
Словно вспышка молнии где-то вдалеке.
Но какое ему дело до молний?..
Молнии…
Дождь…
Гроза…
Всё это осталось там.
Далеко.
На поверхности…
Теперь его окутывает извечная тишина.
Вокруг царит первозданный покой.
Старше, чем само время…
Как он попал сюда?
Потерялся в штормовых облаках и сорвался вниз?
Или слишком долго смотрел на собственное отражение в раскачивающих корабль волнах…
По телу проходит судорога.
Он вспоминает бьющиеся о борта волны.
Вспоминает о притаившихся в темноте чудовищах.
Вспоминает, что уже очень давно не дышал.
Покой сменяет паника.
Мучительным огнём разгорается в его стиснутой океаном груди.
Нет!!!
Он судорожно дёргает ногами, заставляя тело повиноваться.
Оттолкнуться…
Выгнуться…
Затем ещё.
И ещё раз…
В груди полыхает пожар.
Ещё немного и он не выдержит...
Вдохнёт холодную, тяжёлую тьму…
И навсегда станет её частью...
Очередной отчаянный рывок!..
Что это?
Там – впереди!..
Как будто забрезжил свет.
Продолжая прорваться сквозь стискивающую тело воду, он уже может различить призрачный силуэт ускользающей кобылы…
За ней он и нырнул в глубину!
Это она его сюда заманила!
Сейчас я до тебя доберусь!..
Изо всех сил стиснув зубы, жеребец удерживает себя от выворачивающего наизнанку желания сделать вдох…
Судорожно рвётся наверх…
И выныривает из глубин!
Он втянул воздух полной грудью.
Закашлялся.
А затем жадно вдохнул ещё и ещё!..
Со всех сторон на него обрушивался водопад звуков: на поверхности по-прежнему бушевал шторм.
Дробь бессчётного множества тяжелых капель сливалась в оглушительное шипенье, и сквозь этот град могли пробиться лишь сотрясающие землю громовые раскаты.
Сотрясающие… Землю?!..
Жеребец поднял глаза и осмотрелся.
Вокруг чёрными тенями вздымались деревья, а над их трепещущими на ветру кронами раз за разом озарялось разрядами молний тяжёлое, наконец-то пролившееся дождём небо.
Мириады капель то и дело застывали в этих вспышках, на краткий миг по пути к земле обращаясь россыпью играющих на свету бриллиантов, что обречены в следующее же мгновенье рухнуть в мокрую грязь у него под ногами.
Жеребец неловко поднялся.
Странно: сколько бы он ни моргал, в глазах – по краям – всё так же стояла ядовитая зелень.
И она же, кажется, заливала бледным, мертвенным светом всё вокруг…
Вновь опустив голову, он уставился на собственное отражение в луже.
Несколько секунд спустя образ наконец-то сложился воедино: снизу на него взирал жеребец со знакомыми чертами лица. Он был одет в слегка узковатый, но всё-таки защищающий от льющей с неба воды походный плащ, под которым было основательно измазанное в грязи одеяние из плотной, тёмной ткани. Ножен с кинжалом, духовой трубки, дротиков и копытных лезвий и след простыл. На груди болтался амулет… А на одной из навьюченных поверх плаща седельных сумок была светящаяся зелёным круглая склянка.
Жеребец закашлялся и потёр глаза сгибом копыта: даже под опущенными веками, чем ты их снаружи не закрывай, даже в самой непроглядной тьме откуда-то внутри по-прежнему проступала ядовитая зелень. Он словно был ею пропитан...
Оглушающая волна обрушилась с неба, отдавшись в груди жеребца, в его самом сердце, а затем обратилась дрожью в его копытах. Это заставило его очнуться.
Открыв глаза, жеребец подцепил копытом болтающийся на груди амулет и поднёс его к глазам.
Вырезанный из дерева кругляш с каким-то незнакомым символом…
В темноте сложно было разглядеть, а потому он слегка повернулся к свету висящей на боку склянки.
Вырезанный на поверхности широко распахнутый глаз осветился ядовито-зелёным… А затем его линии засияли чуть ли не ярче самой склянки!
– В дорогу собран ты, давно дорога ждёт, шагай по ней, не жди: вперёд-вперёд-вперёд!
Голос кобылы раздался где-то очень близко…
Из амулета?!
Путнику ничего не стоило сорвать его с шеи... Скинуть на землю. Втоптать в грязь!..
А затем найти проклятую отступницу и сделать с ней то же самое.
Он справился бы с ней и без оружия – одними копытами…
Но вместо этого послушно побрёл вперёд.
Нет…
Нет.
НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!
Жеребец в ужасе глядел себе под ноги, изо всех сил пытаясь остановиться.
Ноги не слушались.
Копыта сами собой шлёпали по рябящей от дождевых капель грязи, а мимо проплывали стойко выносящие кару небес тёмные листья.
Те из них, что не выдержали напора ветра и ударов тяжёлых капель, тоже были здесь – плавали в грязных лужах у него под ногами.
Избитые.
Отжившие своё.
Жеребец чувствовал себя одним из этих листьев, по прихоти слепой стихии сорванным раньше времени с ветви жизни.
Влекомый ветром по поверхности воды под напором падающих с неба тяжёлых капель...
Обречённый заживо гнить в этой грязи…
Лишь сверкающие над головой вспышки молний вселяли слабую надежду.
Может, одна из них угодит прямо в него?
Избавит от мучений?
Но нет – вокруг был целый лес высоких, зажившихся на этом свете деревьев. Тут и там вздымались холмы и горные вершины…
Даже смерть покинула бредущего сквозь бурю жеребца.
Зря он так рвался на поверхность.
Следовало остаться там – в холодных, тихих и спокойных глубинах вечного океана…
Смерть куда лучше той участи, что уготовала для него каплата…
Вечно скитаться по земле безвольным рабом, подчиняясь её приказам.
«Будь ты проклята!» – захотел во всю глотку прокричать он.
Будь!
Ты!!!
ПРОКЛЯТА!!!
– Магии, проклятиям однажды настанет свой черёд, а до тех пор гляди-ка ты как следует вперёд, – произнёс грудной голос сразу в оба его уха.
Мерзкая ведьма издевается над ним!
А-А-А-А-А-А!
УЙДИ ПРОЧЬ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!!!
Но всё тщетно: вместо того, чтобы пялиться на покрытую грязными, рябящими от града капель лужами у себя под копытами, он теперь послушно глядел сквозь натянутый на голову глубокий капюшон на…
Вспышка молнии осветила темнеющий впереди обрыв, протянутый над ним верёвочный мост, и дальше… Вздымающуюся на противоположной стороне густо заросшую кустарником землю…
Но взгляд жеребца привлекло вовсе не это, а громоздящиеся на холме над обрывом руины.
Даже в своём нынешнем состоянии: густо заросшие деревьями, кустарником и мхом, вздымающиеся на десятки – если не сотни! – метров, полуразрушенные и напрочь лишённые крыши... Даже отрезанные от небесного света грозовой завесой, а от посторонних глаз – разросшимся, опасным лесом – стены древнего замка внушали благоговейный трепет. А две оставшиеся нетронутыми чёрные башни торчали среди них подобно клыкам, что готовы были впиться даже в низко нависшие над землёй грозовые тучи...
Но мгновенье спустя молния погасла, оставив на месте замка лишь величественно нависшую над обрывом тень, а отныне живущие своей собственной жизнью и подчиняющиеся лишь приказам ведьмы ноги жеребца вновь понесли его...
Вперёд.
Вперёд.
Вперёд…
И вскоре он уже достаточно приблизился к ведущему на ту сторону мосту, заодно успев в подробностях его разглядеть.
Как и проложенные сквозь лес дороги, мост был в удивительно хорошем состоянии, но особого доверия всё-таки не внушал: пара овальных каменных столбов над каждым из обрывов, натянутые меж ними канаты на уровне шеи, да плотный ряд досок под ногами. Вот и весь мост.
На завывающем в чёрной пустоте ущелья ветру он угрожающе раскачивался.
Стуча копытами по старым, выветренным доскам, жеребец только и надеялся, что одна из них проломится, отправив его в далёкий, но быстрый полёт навстречу затаившейся внизу земле, что наконец избавит его от страданий.
Изо всех сил старался поймать порыв ветра, по-прежнему яростно треплющего полы плаща.
На краткий миг воспарить подобно пегасу.
Шагнуть в пустоту.
Освободиться…
– Довольно! Прекрати брыкаться и жалеть себя! Почувствуй смертный трепет, раз уж ждёт тебя лишь тьма!
По всему телу от гривы до самого кончика хвоста, поднимая волосы дыбом, пробежала ледяная волна.
Ветер, налетев, застал его врасплох: копыта соскользнули на полшага вправо.
А глянув туда, жеребец увидел под собой лишь зияющую тьму ущелья…
И отшатнулся.
Сжался и припал к доскам.
Страх жеребца за этот короткий миг превратился в ужас. Им овладело паническое оцепенение.
Идея шагнуть в пустоту больше не казалась такой уж замечательной.
До противоположного края ущелья всё ещё оставалось несколько метров.
Которые ему предстояло пройти по узенькому, шаткому, раскачивающемуся над пропастью дощатому мостику...
Сглотнув, жеребец выпрямился и будто бы в трансе побрёл вперёд, ловя копытами то и дело норовящие ускользнуть из-под ног доски; силясь в бледно-зелёном свете висящей на боку склянки, сквозь липнущий к лицу от ветра капюшон разглядеть хоть что-нибудь кроме перегородившей путь завесы косого дождя.
Вспышка, осветившая пики сгорбившихся далеко на востоке гор, задоно очертила впереди два столбика, к которым были привязаны канаты.
И, сделав ещё несколько торопливых шагов вперёд, жеребец наконец-то со вздохом облегчения шагнул на твёрдую землю.
Но расслабляться пока ещё было рано: ливень размыл склон сильно заросшего кустарником холма, что поднимался ко входу в замок, и не слышащий ничего кроме завывающего в ущелье ветра, шума разбивающихся о землю капель, да частых раскатов грома, путник всё же ощутил, как копыта чавкают и скользят по грязи.
Дорога, по которой он брёл к замку, сразу же за мостом повернула налево и, разглядывая одиноко стоящее над обрывом дерево, сворачивая затем по дороге направо, карабкаясь вдоль зарослей кустарника на холм, жеребец ощущал лишь со всё новой силой накатывающий ужас: один неверный шаг, и он соскользнёт – покатится прямиком в пропасть…
Но – один осторожный шаг за другим, метр за метром – и вот уже холм под ногами стал заметно более пологим, а подняв голову навстречу летящим сверху каплям, путник сумел разглядеть нависшую над ним громаду древнего замка.
Копыта вместо склизкой грязи и травы наконец-то ступили на ровный камень ведущих к воротам ступеней. Одна из массивных деревянных створок оказалась приоткрытой...
Бледно-зелёный свет склянки выхватил проржавевшие кольца скоб, ухватившись за которые, эти титанические двери можно было открыть… Можно было бы, если бы не давным-давно проржавевшие петли. Впрочем, он был не в том положении, чтобы это проверять: ноги по-прежнему сами собой несли жеребца вперёд, мимо створок, прямиком в руины замка.
В напрочь лишённом крыши и заливаемом дождём овальном зале, в окружении частично уцелевших колонн, даже теперь поражающих своим изяществом, и ажурных окон с выбитыми стёклами, прямо по центру возвышалась странного вида скульптура в виде шара на постаменте, из которого также выступали странные подставки.
Стены и колонны вокруг были частично разрушены и довольно сильно заросли проникшими снаружи, а кое-где даже пробившимися прямо сквозь камень растениями. Лес постепенно отвоёвывал себе замковый холм.
Но, в отличие от разрушенных и заросших стен, скульптура оказалась практически нетронутой.
Может быть это алтарь?..
Ай, да какая разница?!
В голове путника по-прежнему бултыхалась тяжёлая, холодная тьма, обрамлённая по краям жгучим пламенем ядовитого ужаса, что гнал его...
Вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
О Великий Праотец, что за страшную судьбу, что за жуткий конец уготовала мне ведьма-отступница?! Уж не на этом ли алтаре она собирается принести меня в жертву?..
– В бою решил сам жизнью ты рискнуть, и сам себе ты выбрал этот путь.
Каплата читала его словно книгу. Сделала своим безвольным рабом. Будь она проклята и будь проклято её чёрное колдовство!..
– Каплата тем только унгана и хуже, что голову вместо слов магией кружит? – продолжала издеваться ведьма.
Бледно-зелёный свет склянки падал на усыпанный обломками и покрытый широкими лужами каменный пол у него под копытами.
Жеребец уже обогнул алтарь в центре зала и теперь направлялся к темнеющим впереди дверям.
– Увидев лишь только, решил ты убить, а после не хочешь по счёту платить?
Жеребец не собирался перед ней оправдываться.
Это было решение унгана асогве, а не его.
Он был готов убить её или умереть в честном бою – жеребца всю жизнь готовили к этому. Защищать храм, защищать ковен… Даже мерзкая отступница должна была это помнить, если только вместе со своим родным домом не оставила заодно и память.
Он потерпел поражение в бою и всё ещё готов был умереть за это.
Всё что угодно, лишь бы не оставаться безвольным рабом ведьмы.
Жеребец шагал дальше: к темнеющему впереди проёму.
И на этот раз ответом ему была лишь тишина.
Каплата не торопилась отвечать. Возможно в ней осталось ещё хоть что-то живое...
Но тут пред взглядом жеребца предстал огромный, утопающий во тьме зал. Стены его поднимались на головокружительную высоту: вспышка молнии на мгновенье выхватила бескрайнюю россыпь падающих сквозь обрушившуюся крышу капель, а в стенах по обе стороны от дорожки, что вела к возвышающейся в конце зала просторной лестнице, темнели обширные провалы, точь-в-точь повторяющие форму внешних ворот.
Оттуда – с остатков крыши – свисали два чудом сохранившихся широких и очень длинных полотнища. Они, должно быть, весили целую тонну.
На левом, тёмно-синем, под серпом луны и звёздами застыла кобыла цвета летней ночи, увенчанная одновременно рогом и крыльями. А на правом – ярко-жёлтом – под льющим лучи солнцем замерла в точно такой же позе ещё одна кобыла с рогом и крыльями.
Вторую он узнал: кажется, это была Селестия – бессмертная правительница Эквестрии.
Но кто же тогда первая?..
– Унгана воля нас столкнула, здесь ты прав, и буду я права жизнь побеждённого забрав.
Ну конечно. Чего ещё стоило ожидать от ведьмы?..
Ноги вновь понесли жеребца вперёд – по засыпанному каменными глыбами и землёй, заросшему мхом и цветами полу – прямиком к вздымающейся в конце зала лестнице.
Жеребец много раз слышал наводящие жуть истории о зомби – рабах, что вернулись из царства мёртвых по воле тёмного колдовства бокоров и каплат, адептов тёмной магии, – и часто гадал, как много живого остаётся в тех бедолагах.
Но правда оказалась страшнее любых слухов и домыслов – она оказалась страшнее даже самых страшных историй.
Унган асогве был прав.
Такие как она не заслуживали права дышать.
Ни под луной, ни под солнцем.
Барон Самди, если моя жизнь ещё чего-то стоит, забери каплату в своё царство вместе со мной!..
– Барона Самди упросить тебе не хватит сил, сей замок Гран Буа давно уж покорил.
Проклятье!.. А ведь похоже она права.
Ведьма оказалась слишком сильна.
И, если это не фигура речи, если она и впрямь смогла заручиться поддержкой самого Духа Леса…
Тогда каплата может оказаться слишком сильна даже для самого унгана асогве.
С этими мыслями жеребец безвольно дошагал до конца зала и начал взбираться по залитым дождём ступеням. После одного пролёта широкая лестница разделялась на две уходящие в противоположные стороны.
Ноги понесли его направо, наверх, а затем и вглубь коридора, слабо озаряемого лишь бледно-зелёным светом склянки у жеребца на боку. Потолок здесь был высоким, но после величия главного зала нависал, казалось, прямо над головой.
Зато под копытами вместо мокрого каменного пола предыдущих залов, что были усеяны обломками крыши пополам с грязью, теперь мягко пружинила красная ковровая дорожка из толстой ткани. И даже молнии не заглядывали сюда, отправляя вместо себя гулять во тьме лишь то и дело прокатывающееся по развалинам громовое эхо.
Жеребец всё шагал и шагал вперёд. Тёмному коридору не видно было конца и края…
Праотец всемогущий!..
Да по этому замку можно неделю блуждать, так ни разу и не наткнувшись на знакомое место!
Наверное каплата затем и отправила меня сюда…
Вот же бестия!..
– Не бойся, воин: вовсе не затем тебя сюда я привела. Мной путь разведан, хоть ни разу здесь сама я не была.
Что за чушь?!
– Геде Доубье способность ясно видеть ведьме дал, а Гран Буа на твой приход и цель ей указал.
Значит каплата и впрямь захомутала дух этого жуткого леса!
Или же просто прочитала его мысли и теперь запугивает.
Вот только зачем ей запугивать своего безвольного раба? Он ведь и без того уже подчиняется любым её приказам…
Наверное просто хочет вдоволь поиздеваться.
Колдунам и ведьмам на слово веры нет и быть не может.
– Мне не верить можешь ты, а теперь вперёд гляди.
И, конечно же, голова жеребца поднялась ещё до того, как слова кобылы успели отзвучать у него в ушах.
Капюшон упал на спину, и вместо очередного коридора жеребец вдруг обнаружил себя на пороге хоть и заметно более широкого, но куда более впечатляющего своей длиною помещения. Причём вытянуто оно было не только в длину, но и в высоту! Своими масштабами оно напоминало центральный зал замка, но крыша здесь неплохо сохранилась, а потому разглядеть хоть что-то кроме смутно виднеющегося вдали гигантского окна да пары залитых бледно-зелёным светом метров пола впереди не получилось бы у жеребца даже при всём желании.
Желания подчиняться ведьме у него, конечно, тоже не было…
Но не было при этом и выбора.
Путник двинулся вперёд, безучастно глядя на вплывающие в его бледно-зелёный пузырь каменные обломки, потрескавшиеся от времени столы, валяющиеся прямиком под ногами давным-давно сгнившие фолианты…
Хорошо хоть сверху на него больше не лило…
Ветер, гром, молнии и безжалостно барабанящие капли остались снаружи – древний замок по-прежнему способен был укрыть от непогоды случайного путника.
И именно поэтому мысль о том, что он вовсе не случайный путник, а запертый в собственном теле раб-зомби... мучимый злобной каплатой дух, которому вечное блуждание по пустому и мрачному замку наверняка скоро покажется завидной участью… Именно поэтому мысль о его жутком положении при виде гигантской статуи с крыльями и рогом, что разбилась от падения с крыши, всё же сменилась в голове воина размышлениями о истории этого места – о том, какая сила понадобилась, чтобы разрушить этот замок, а также о загадочной кобылице цвета ночи, чьи изображения он видел на полотнищах в центральном зале.
– Дальний стул за столом разглядел ты иль нет? Урони его на пол, и вскоре получишь ответ.
Жеребец принялся крутить головой в поисках столов и стульев.
Свету болтающейся у него на боку склянки оказалось не под силу развеять царящую в развалинах замка тьму. Тени плясали вокруг, и он то и дело косил глазами вправо – с той стороны за ним всю дорогу кралась его собственная тень, и воин всё никак не мог отделаться от ощущения, будто из неё вот-вот вынырнет какое-нибудь затаившееся в углу чудовище.
Жеребец обернулся, а затем попятился, затравленно озираясь.
Там, где только что была тень, никого не оказалось.
Сколько он ни вглядывался...
…Но тень тоже переместилась!..
Продолжая пятиться, жеребец вновь повернулся к ней, заставив тень мгновенно метнуться прочь…
Проклятая каплата забрала у него всё оружие!..
Неизвестно какие ещё ужасы здесь таятся!..
– От дома оказавшись далеко в ненастный час, боялся светлячок, чтоб свет его вдруг не угас. Глядела на него я сквозь котёл свой и там мне, явилась буря, что бушует в глубине. Ровна была поверхность, дальше от неё он плыл – ведь бурю ту сквозь годы он из детства притащил. Что ж делать, коль природному веленью вопреки, порою прочь от света улетают светляки?
Жеребец перестал пятиться, глубоко вздохнул и уже более спокойно огляделся. Он не вполне уловил смысл сказанного, но слова ведьмы неведомым образом помогли ему успокоиться.
Наверное какое-то успокаивающее заклинание…
Обратное тому, что она произнесла на мосту, заставив его дрожать от ужаса.
Та ещё ведьмина доброта… Но спасибо.
Взгляд жеребца наконец-то перестал метаться меж пляшущих вокруг теней и упал на каменную полку, у которой он остановился. Та была от края и до края уставлена древними томами, а над ней была ещё одна, и ещё, и…
Да их тут, должно быть, тысячи!
– Сказала ведьма воину: копытом стул поддень, а тот предпочитает пялиться на собственную тень?
Ощутив болезненный укол, жеребец скривился.
Издевательства продолжались.
Любой честный воин убил бы проигравшего из одного лишь милосердия вместо того, чтоб пытать того и насмехаться.
Но у отступников не бывает чести, а потому проигравшего честный бой с этими отродьями ожидали лишь муки: сначала служба ведьме в виде запертого в собственном теле пленника, а затем – и бесплотного духа, обречённого без правильного погребения остаться в мире живых навеки.
Служить объектом для насмешек своей новой хозяйки, питать собственными страданиями её бесконечные чёрные ритуалы…
Дойдя до конца нужного стола, жеребец вытянул вперёд копыто и толкнул стоящий там стул.
Стул оказался несколько тяжелее, чем воин предполагал, но для тренированного жеребца ничего особенн…
Стул завис на двух ножках на полпути к полу.
Одна из передних оказалась прикреплена к уходящей прямо в каменный пол изогнутой железяке.
Сквозь вой ветра и шелест ливня жеребец вдруг с ужасом услышал позади себя гул, от которого задрожал даже казавшийся незыблемым пол у него под копытами.
А обернувшись, воин увидел, как в облаках пыли на него с рёвом надвигается тьма.
Сжался…
И не в силах моргнуть неподвижно глядел, как пыль оседает на пол.
Там, где ещё недавно были книжные полки, зиял теперь в бледно-зелёном свете склянки чёрный проход.
– Испугавшись своей тени, воин на ведьму осерчал. Но разве он по воле ведьмы честь и храбрость потерял? Надоело ведьме слушать речи гордые его, предложила воину клятву, раз уж слово не ценно. Службе смерть предпочитаешь, проиграв один лишь бой? Так и быть, тебе клянусь я, что отвечу головой: если выполнишь заданье, то получишь что желал, ну в случае обмана убивай хоть наповал!
Жеребец стоял и, глядя на тёмный проём впереди, жевал губу.
У каплаты не было ни единой причины хоть что-либо ему обещать – и уж тем более клясться!
Если это какая-то ловушка?..
Ай, да что он теряет?!
Хорошо. Ладно. Идёт.
Говори, что нужно делать.
Ноги как обычно сами понесли его вперёд.
За открывшейся аркой в слабом свете болтающейся у него на боку склянки плавно проступило небольшое овальное помещение с высоким потолком: справа от входа был круглый столик с позабытым кем-то металлическим кубком, у изогнутой стены слева стояла массивная ваза высотой почти с жеребца, на замыкающихся в круг стенах висели полуистлевшие шторы, а меж ними возвышались книжные полки с разбросанными по полу подушками-лежаками… И ещё там, на противоположной стороне, были два цветных окна – одно жёлтое с изображением льющего на землю свои лучи Солнца, а второе – синее, с месяцем и звёздами…
В самом центре круглого зала на высоком постаменте лежала книга.
Воин подошёл ближе и принялся её разглядывать. Тёмно-коричневый переплёт с изящными золотыми уголками, переходящими в полукруглую, инкрустированную драгоценными камнями золотую табличку внизу, с изображениями голов двух единорогов вверху и выбитым посередине названием «Дневник двух сестёр».
Странно, но за исключением небольшого количества пыли книга казалась практически нетронутой временем.
Ха-ха!
Похоже, он освободится от контроля ведьмы намного быстрее, чем рассчитывал… Если, конечно же, она сдержит своё слово!..
Жеребец вытянул копыто в намерении сунуть книгу в седельную сумку, чтобы затем как можно быстрее покинуть это проклятое место, отдать книгу каплате, и наконец-то обрести покой…
Но его копыто застыло в воздухе, как будто бы уткнувшись в невидимое стекло.
– Боюсь, твоё задание немножечко трудней, чем мокнуть под дождём, неся её ко мне. Сейчас перед тобой лежат записки двух сестёр, чей родственный конфликт сей замок с карты стёр. Геде Доубье открыл не только книги положенье: пока день верный не придёт запрещено её перемещенье. Надеюсь, воинов читать ещё хотя бы учат… И что за грязный след копыта на полях они как следует получат!
И ничего ему больше не оставалось, кроме как, рыча сквозь зубы, отойти к краю комнаты и старательно вытереть свои измазанные грязью копыта о ближайшую штору.
А вернувшись к постаменту с книгой, жеребец вновь оценил её толщину.
Мда.
Ночка обещала быть долгой.
Но если то, что ведьма сказала про этих двух сестёр – правда… И при размерах, состоянии и символике замка, в котором повсюду виднелись солнце, луна, и изображения двух принцесс, одной из которых должна была быть великая, бессмертная Селестия, а о второй – видимо её сестре, раз уж книга называлась “Дневник двух сестёр”?! – он никогда ничего не слышал…
Да, его последняя перед избавлением от проклятия каплаты и путешествием в мир духов ночь обещала стать не только долгой, но ещё и интересной.
Among the eye of ocean storm
Lies divide between the rival
To beckon death upon thee
And crown a name upon the surface
The unforgiving swirl
Will drown every last breath
No mercy, no hesitation
With great force
It floods the land
Жеребец осторожно захлопнул книгу и ахнул.
Всё тело ломило от неподвижного стояния на месте, а глаза только теперь стали различать хоть что-то кроме полосатых пятен, оставшихся маячить вокруг после… после, должно быть, нескольких часов внимательного изучения страниц.
Да, почитать там было о чём: «Дневник двух сестёр» и в самом деле оказался написан аликорнами Селестией и Луной, повествуя о первых годах их совместного правления. В «Дневнике» от первого лица описывались такие события, как коронация сестёр, строительство замка, в развалинах которого воин сейчас находился, а также – помимо всего прочего – упоминалось некое легендарное Древо Гармонии и, что интереснее всего, там рассказывалось про знакомство сестёр с группой зебр, в то время живших в окружающем замок лесу.
От всего прочитанного, равно как и от всего пережитого – включая и несколько часов неподвижного стояния на одном месте – голова у жеребца основательно шла кругом…
Но свою часть сделки он выполнил.
– Расстраивать не хочется, но всё ж ещё пока, до часа завершенья работа далека.
Эта новость сначала ошеломила его, а затем и взбесила.
То есть как это «далека»?!
Не ты ли, вертихвостка, голову давала на отсечение?!
Клялась!..
Ну я тебя!..
– Спокойно, храбрый воин, дыши, а не пыхти – свободу, что обещана, найдёшь в конце пути.
Ноги заставили его развернуться и двинуться сквозь арку обратно в основную часть библиотеки…
И надо сказать, что эта прогулка заодно со словами каплаты удивительно быстро охладила пыл жеребца: сначала мысль о том, что всё это время к нему можно было запросто подкрасться сзади, пустила от затылка к кончику хвоста и дальше к копытам ледяную волну; затем он обратил внимание, как приятно наконец-то размять затёкшие ноги… Ну а после всего этого воин попросту вновь окунулся во мрак, наполненный звуками так и не утихомирившейся за всё это время грозы… А заодно окунулся он и в былые страхи.
По пути вернув полу-опрокинутый стул в прежнее положение и вновь услышав позади себя гулкий рокот сходящихся каменных полок, жеребец поёжился, но всё-таки побрёл дальше – в противоположный конец вытянутого зала библиотеки, где тёмно-серым на чёрном фоне проступало, периодически озаряясь вспышками молний и пуская эхо громовых раскатов вольготно гулять по пустым коридорам разрушенного замка, огромное разбитое окно.
Почти уже добредя до него меж усыпавших разбитый пол обломков, обложек древних фолиантов и перевёрнутой мебели, жеребец по воле ведьмы свернул в очередной низенький коридор и зашагал по устлавшей его ткани, освещая левую стену мертвенной зеленью магической склянки, и отбрасывая на правую стену свою глубокую чёрную тень.
Повернув направо на ближайшем пересечении и почувствовав вдруг подступающую к горлу панику – от близости тьмы, неизвестности и удушающего ощущения собственного бессилия – на этот раз жеребец постарался отвлечь себя размышлениями о только что прочитанном.
Масштабы описываемых в «Дневнике двух сестёр» событий наотрез отказывались помещаться у него в голове… Нет, он помнил прочитанное дословно – без магии каплаты здесь точно не обошлось – но вот для осознания всего этого жеребцу явно не помешало бы более спокойное место...
И время.
Даже немного жаль, что времени у него теперь почти не оставалось…
Нырнув в очередную арку, жеребец встал там как вкопанный и лишь несколько секунд спустя сообразил как следует осмотреться.
Праотец всемогущий!..
В каком-то шаге впереди пол попросту обрывался в чёрную бездну.
В животе моментально появилось неприятное чувство.
А ведь ещё недавно он был готов самовольно шагнуть с моста прямиком в ущелье…
Всё-таки хорошо, что ведьма по-прежнему следила за сохранностью своего раба.
Воин намеревался сдержать своё обещание. Ведь слово воина – это слово чести.
Повернувшись светящейся склянкой к провалу, он наконец-то разглядел уходящий по широкой дуге вниз ряд ступеней.
Хмыкнул и побрёл по ним вдоль закругляющейся стены.
На спуск у него ушло никак не меньше десяти минут: ступени, витки лестницы и этажи казались бесчисленными, и большую часть этого пути жеребец проделал с чётким ощущением, что переживает ещё один ведьмин трюк: что этот спуск так никогда и не закончится… А потому даже вздрогнул, вместо привычной черноты увидев впереди ровный каменный пол.
Ступать по нему оказалось приятным и – после этой бесконечной лестницы – даже почти забытым ощущением.
…А во второй раз он вздрогнул, разглядев на обеих стенах уходящего вперёд каменного коридора десятки и десятки лишённых тела, торчащих прямиком из стен передних копыт, каждое из которых держало подставку для факела.
Вздрогнул, но не более: сегодня воину открывались зрелища и пострашнее.
…И всё же брести средь торчащих из стен копыт в почти полной темноте было тем ещё удовольствием.
Преодолев странный коридор, жеребец свернул за угол и оказался перед глухой каменной стеной – точь-в-точь такой же, мимо которых брёл всё это время, но его передняя нога уверенно взлетела этой стене навстречу.
Камень под копытом поддался, но не выпал.
Вместо камня «выпала» – сдвинулась назад – целиком вся стена.
Там, в темноте, виднелись лишь уходящие вниз ровные ступени да грубо вырубленный в камне проход.
Нырнув в него, воин почти моментально оказался в ловушке: одна из ступеней под копытом слегка просела, и стена за ним сразу же закрылась.
Неровный камень стиснул его с боков, оставив чуть-чуть пространства лишь прямо над головой.
Развернуться там в плаще и с седельными сумками на боках было бы непростой задачей, но, конечно же, вместо осмотра потайной двери ведьма попросту в очередной раз погнала его вперёд.
Шагая по тесному проходу, жеребец принялся гадать на какой глубине он сейчас находится.
По всему выходило, что никак не меньше сотни метров.
Тайный проход в скале плавно закруглялся, но при этом всё время вёл вниз…
Вниз…
Вниз…
Воин всё ещё пытался переварить у себя в голове рухнувшие на него открытия.
Посреди дикого леса стоял замок двух некогда правивших Эквестрией сестёр, который, по словам ведьмы, был разрушен в результате разразившейся между теми битвы. Селестия победила, а замок так и остался стоять заброшенным посреди леса – вместе со всеми своими сокровищами?
Вместе со всеми своими секретами?..
Неужто никто здесь до него не бывал?!
– Сей лес на особом у пони счету: без веской причины сюда не идут. Была здесь недавно вновь битва одна – в ней вновь проиграла принцесса Луна. Но из числа всех, что до замка дошли, дневник только мы лишь с тобою нашли.
Возможно, воин и задал бы каплате ещё десяток или два вопросов по поводу замка, построивших его принцесс, состоявшихся между ними битв и всего остального, а также поиронизировал бы над использованным ею словом «мы», да вот только туннель неожиданно уткнулся в глухую стену.
Ведьма очевидно знала про этот секретный ход куда больше него, а потому воину не пришлось шарить, разыскивая в слабом свете нужную кнопку. Понукаемый ведьмой, он просто упёрся передними копытами в плоскую стену впереди себя, и та, хоть и с ощутимым усилием, но почти сразу поддалась, распахнувшись подобно створке двери.
С той стороны на жеребца хлынул резанувший глаза ярко-голубой свет и звуки ливня. Очень странное сочетание.
Дверь, выходя, приходилось придерживать, а лишь стоило жеребцу выскользнуть в оказавшуюся за ней пещеру, как позади него оказалась неровная и кажущаяся совершенно нетронутой каменная стена. Если бы он буквально только что не вынырнул из этого тайного хода, то ни за что бы не поверил, что тот вообще существует.
Но уже мгновенье спустя вниманием воина овладело лучащееся голубоватым светом дерево. Размером с дубы, растущие в оставшемся на поверхности лесу, оно почти полностью занимало пространство пещеры. Увешанные гроздьями кристаллов, испускающие бело-голубое свечение грани ветвей ближе к центру переходили в более насыщенную синеву мощного ствола, а чуть ниже по ровному полу пещеры расползлись его пульсирующие тёмно-фиолетовые корни.
Не в силах оторвать взгляд от этого чудесного дерева, жеребец сделал несколько шагов вперёд, и грани кристаллов мгновенно заиграли в его глазах мириадами отражений.
“Древо Гармонии” – вспомнил жеребец прочитанное в журнале.
Заворожённый, он продолжал медленно брести по направлению к стволу.
Неудержимо хотелось потрогать его.
Хотя бы мельком прикоснуться копытом к полупрозрачному, сияющему стволу…
За деревом что-то шевельнулось!
Он замер и присмотрелся.
Поначалу показалось, будто это было его собственное отражение, но даже после того как жеребец остановился, существо сделало шаг или два навстречу.
Сколько воин ни вглядывался, он всё никак не мог как следует его разглядеть: удавалось разобрать лишь высокий, статный силуэт, длинную синюю гриву и хвост, фиолетовые раздвоенные копыта, горящие бело-голубым глаза, а также два выгнутых назад ветвистых рога.
Неотрывно глядя на существо и наугад переступая через фиолетово пульсирующие на земле под ногами корни Древа, жеребец осторожно подошёл вплотную к стволу.
Существо по-прежнему неподвижно наблюдало за ним. Тогда воин поднял копыто и тронул ровную, блестящую поверхность…
Вместо прочного кристалла под копытом что-то упруго задрожало, и по пещере тут же прокатился низкий гул – будто бы он ударил в огромный магический бубен.
Существо на другой стороне в миг отскочило на несколько десятков шагов, но когда жеребец выглянул из-за ствола, то на другой стороне Древа его не оказалось. Воин вновь растерянно взглянул сквозь Древо – и вот существо опять сидит на противоположной стороне.
Поняв, что оно прячется не за Древом, а внутри, жеребец обогнул ствол и двинулся к намеченному месту. Там – на полпути к по-прежнему царящей снаружи грозовой тьме – всё было залито ярким белым светом.
Дойдя до нужного места, он обернулся и вновь посмотрел на Древо.
В сочленении ветвей, в самом его центре горела огромная шестиконечная звезда, а на стволе под ней ясно виднелись два символа: обрамлённая лучами солнечная спираль и, сразу же под ней – серп луны.
Метки двух принцесс!
– Коль воин Древом уже налюбовался, пора ему и за наградой отправляться.
Услышав голос ведьмы, жеребец вздрогнул и поник.
После прикосновения к чему-то настолько завораживающе-прекрасному, возвращаться за своей «наградой» жеребцу уже совершенно не хотелось.
Но, повинуясь её воле и заключённой в надежде непонятно на что честной сделке, воин всё же поспешно развернулся и, натянув на голову копытом свой капюшон, побрёл прочь от света кристального Древа.
Прочь из пещеры.
Навстречу поджидающей снаружи буре.
И тьме.
Пока ведьма не передумала.
Пока не заставила служить ей вечно.
С озаряемых молниями небес на него вновь градом посыпались тяжёлые капли, а копыта опять зачавкали по склизкой грязи.
Во вспышках жеребцу удалось разобрать лишь, что он оказался на дне глубокого ущелья, и что ноги несут его к вырезанным в противоположной стене ступеням.
Добравшись до подножия лестницы, жеребец вздохнул и принялся взбираться.
Ветер, что завывал в этой гигантской трещине, вновь принялся трепать полы плаща, норовя сорвать с головы капюшон, вынуждая отворачивать голову, сбивая дыхание, а затем внезапно наваливаясь всей своей мощью в попытках скинуть путника с узких, крутых ступеней – отправить его обратно в пропасть.
Но вопреки ветру и невзирая на усталость, жеребец всё же выбрался оттуда, поспешно отошёл от обрыва и наконец-то сумел перевести дух.
А заодно и оглядеться.
Он оказался возле уже знакомого верёвочного моста, с которого когда-то – то время теперь казалось ему давным-давно ушедшим, но на самом деле это было всего лишь пару часов назад – надеялся упасть, раз и навсегда прервав свои мытарства.
И с чего он тогда решил, будто мертвецу, что ожил по воле могущественной ведьмы, угрожает падение на дно ущелья?
Ладно.
Не важно.
Осталось уже совсем чуть-чуть.
Сквозь тьму и шум дождя жеребец направился в обратный путь по уже известной, покрытой грязными лужами дороге и некоторое время спустя увидел впереди знакомую прогалину, на противоположной стороне которой его ждал раскидистый дуб.
Теперь в его стволе приветливо светились два овальных окна.
Доковыляв до дуба и взобравшись по вырезанным в корнях ступеням, жеребец толкнул копытом дверь… И окунулся в тепло и свет.
Внутри горели свечи, повсюду висели склянки с зельями и ингредиентами для них, стены украшали вырезанные из дерева магические маски, а в самом центре у большого, светящегося ядовито-зелёным котла стояла каплата.
Стояла и глядела на него.
Притворив за собой дверь, воин сделал пару шагов по направлению к ней и остановился в ожидании.
Кобыла оглядела его, а затем подошла и принялась снимать с жеребца свой плащ и седельные сумки, оставив ему лишь тёмное одеяние из плотной ткани.
Сложив вещи у двери, ведьма глазами указала жеребцу на небольшой круглый столик чуть в стороне от котла, где стояла, дожидаясь его, полная миска.
Воин покорно подошёл к столу.
Видимо именно так ведьмы и освобождают своих рабов.
Принюхался.
Пахло варево на удивление хорошо, так что он не стал медлить, и довольно быстро умял всё до последней капли, после чего выжидающе уставился на хозяйку.
Та лишь указала ему в сторону, и, повернув голову, воин с удивлением узрел стоящую в отдельной нише кровать.
Встал, подошёл к ней и лёг.
Вот и всё – последний, вечный сон.
Всемогущий Праотец!..
Как же я устал!..
И как жаль, что мне приходится уходить так рано.
Лишь мельком прикоснувшись к истории тысячелетней давности.
Так и не найдя ответов на свои вопросы.
И как жаль, что я не смог выполнить своё задание.
Не смог даже предупредить ковен о силе покинувшей его отступницы.
Сколько ещё воинов, мамбо и унганов обречены пасть в схватках с этой могущественной колдуньей?..
Но ничего…
Возможно мы ещё встретимся в мире духов.
Барон Самди, забери меня.
Я готов.
Жеребец замер в ожидании.
Рядом послышались шаги кобылы, а затем она села рядом с кроватьюу него за спиной, опустила голову ему на шею, и, нежно обняв, стала гладить копытом, медленно напевая:
Спи ты спи, отважный воин
Тьму с грозою отпусти
И не слушай волчий вой
Завтра будет новый день, завтра будет новый бой
Спи, отважный воин, спи
Он глубоко вдохнул, выдохнул и расслабился.
Спи ты спи, мой жеребец
Ведь для боли нет причин
Пусть плывёт корабль твой
Не сквозь бурю, не сквозь шторм – беспокойные пусть сны
Жеребца обойдут стороной
Он почувствовал, как на закрытых глазах сами собой выступают слёзы.
Спи ты спи, жеребёнок мой
С головою ты в глубь окунись
Там обнимет тебя тишина,
И спокойными станут вдруг сны, обласкает тебя глубина,
Спи, жеребёночек, спи…
Он уплывал вглубь...
А голос кобылы всё продолжал нежно напевать там, на поверхности...
А а-а а-а а-а…
I will sleep with the ocean bed
Tonight will see to the end of us both
I will sleep with the ocean bed
Tonight and forever
Тело нежно обнимает тяжёлая темнота.
Он не шевелится.
Спокойно – без единого движения – погружается.
Вниз.
Вниз.
Вниз…
И в предвкушении созерцает окружающую тьму.
Глядит прямо в пустоту…
Она прекрасна.
Безупречна.
Путешествие без необходимости шевелиться.
Бороться…
Страдать…
Падение вглубь океана.
Пока он не достигнет дна.
Вспышка молнии где-то вдалеке.
Он улыбается от воспоминания.
Молнии, дождь, гроза…
Всё это осталось там.
Далеко...
На поверхности.
Теперь его окружает извечная тишина.
Вокруг царит первозданный покой.
Старше, чем само время…
И зачем он так долго боялся этого?..
Боялся потеряться в штормовых облаках и сорваться вниз.
Боялся слишком надолго засмотреться на собственное отражение в качающих корабль волнах, не удержаться и упасть в воду…
Раньше он очень часто вспоминал эти бьющиеся о борта волны.
И думал о притаившихся в тёмном трюме чудовищах.
Но чудовищ не существует.
С этой мыслью он полной грудью вдыхает воду…
И копыта его опускаются в мягкий ил.
Он больше не падает.
Он достиг дна.
Во тьме впереди неясно маячит голубовато-белый свет.
Жеребец медленно и умиротворённо бредёт к нему.
Идти по дну на удивление легко, и вскоре вместо темноты вокруг проступает знакомая, залитая этим голубовато-белым светом пещера.
В самом её центре – на том месте, где раньше росло Древо Гармонии, сидит знакомое существо.
Именно от него исходит этот яркий, но не режущий глаза свет.
Жеребец продолжает идти навстречу...
Существо всё так же спокойно сидит на прежнем месте, дожидаясь его.
Жеребец подходит ближе и садится напротив, разглядывая раздвоенные фиолетовые копыта, синие, вьющиеся гриву и хвост, лучащиеся белым светом глаза и ветвистые рога кристального создания.
Всё это время существо точно так же, спокойно взирает на него.
Затем оно вдруг подносит раздвоенное копыто к своей груди и вытаскивает оттуда крупный огранённый кристалл белого цвета.
А затем плавным жестом оставляет самоцвет висеть между ними.
Стоит жеребцу как следует присмотреться, и он видит внутри кристалла Древо Гармонии, на ветвях которого висят пять самоцветов точно такой же формы, но разных цветов: розовый, синий, фиолетовый, оранжевый и красный.
Поймав на себе недоумённый взгляд, существо вопросительно кивает и как будто бы указывает мордочкой в сторону жеребца.
«Занто», – пытается тот произнести своё имя, но не может выдавить ни звука.
При этом он жестом копыта прикасается к собственной груди… И с удивлением вытаскивает из неё такой же кристалл.
Тот отделяется и повисает между ними в точности как первый, но внутри него Занто с удивлением видит самого себя.
Существо протягивает к его самоцвету раздвоенное копыто и лёгким касанием окрашивает камень в оранжевый.
Занто переводит взгляд на первый самоцвет. С Древа Гармонии внутри него исчез оранжевый кристалл.
Жеребец непонимающе переводит взгляд на рогатое создание перед собой.
То в ответ кивает и вытаскивает из камня с Древом ещё один белый самоцвет, внутри которого видно изображение каплаты.
А затем вновь выжидающе смотрит на Занто.
Он хмурится и, потянувшись, наугад касается самоцвета копытом.
Каплата внутри него кидается бежать, после чего скрывается в гуще леса, а следом за ней туда вбегает и он сам с кинжалом в зубах.
Кристалл внезапно чернеет, покрывается трещинами и разлетается на осколки!
Осколки медленно опадают к их ногам.
Занто в ужасе переводит взгляд на сидящее напротив существо.
Оно не кажется разъярённым.
Оно кажется… печальным.
Повесив голову, существо принимается ворошить чёрные осколки своим раздвоенным копытом.
Жеребец в смятении оглядывается, а затем поспешно вытаскивает у себя из груди ещё один самоцвет и протягивает тот Духу Древа.
Дух, воспрянув, бережно принимает самоцвет обоими копытами, окрашивает его тёмно-фиолетовым и отправляет висеть рядом с белым и оранжевым.
Занто в спешке убеждается, что с Древа в первом в кристалле исчез тёмно-фиолетовый камень, а дух тут же достаёт из него ещё один такой же.
…Но только в нём вновь каплата.
Воин больше не отваживается прикасаться к этому самоцвету, а вместо этого достёт у себя из груди ещё один белый. Внутри него унган асогве указывает ему направление, после чего Занто подбегает к лесу.
Секунду спустя дух касается этого самоцвета, окрашивая его в красный, а затем указывает Занто на всё ещё нетронутый камень с изображением ведьмы.
По-прежнему боясь к нему прикоснуться, жеребец лишь задумчиво чешет гриву копытом.
Тогда дух сам касается кристалла, и внутрь него откуда-то сбоку врывается Занто. Ведьма при виде него бросается наутёк, а жеребец бежит вслед за ней. Вскоре они добегают до раскидистого дерева и принимаются бегать вокруг ствола друг за дружкой, но уже пару секунд спустя Занто спотыкается о корень и потешно растягивается на земле.
Дух по-прежнему не отнимает копыто от самоцвета, и наконец встретившись с воином глазами, широко улыбается.
Лицо Духа настолько прекрасно, а улыбка его столь заразительна, что жеребца буквально распирает, и он тут же улыбается в ответ, после чего Дух, не отнимая копыта, ещё раз с улыбкой кивает ему на этот самоцвет.
Прикоснувшись к нему вместе, они окрашивают камень в синий, после чего дух достёт ещё один белый самоцвет с каплатой и уже без улыбки кивает на него.
Занто некоторое время колеблется, а затем прикосновением своего копыта заставляет кобылу подойти к растянувшемуся на земле жеребцу и утешить его.
Дух кивает и с мягкой улыбкой касается этого самоцвета, окрашивая его в нежно-розовый, после чего по его ветвистым рогам побегают пурпурные разряды.
Повинуясь им, парящие между Занто и кристальным существом цветные камни выстраиваются вокруг последнего белого самоцвета с Древом Гармонии. Из самого центра Древа внутри самоцвета вылетает шестиконечная пурпурная звезда. Она приближается и растёт до тех пор, пока не поглощает целиком, затмив собою сначала породившее её Древо, а затем и весь белый кристалл.
Самоцветы разлетаются в стороны.
Дух встаёт и подходит к Занто вплотную, после чего, вытянув фиолетовое раздвоенное копыто, легонько толкает его в грудь.
По пещере прокатывается низкий гул.
Как будто бы дух ударил в огромный магический бубен.
Всё вокруг исчезает.
And to this I see only red
Must I conquer he, who taunts memory?
Or be on my way?
Когда Занто подошёл к ступеням храма, солнце уже клонилось к закату.
Дома односельчан остались далеко позади, а жеребята наконец-то перестали бежать следом, вереща на всю улицу о возвращении воина.
Он принялся взбираться по ведущей ко входу в храм пологой лестнице, глядя на поджидающих там жеребцов.
Стражи всегда узнавали о путниках задолго до того, как те подходили к границам селения – и вовсе не благодаря жеребятам: кто-то из мамбо или унганов постоянно сидел у котла с волшебным варевом, обозревая окрестности с высоты птичьего полёта, а деревья на подступах к деревне были усеяны охранными знаками.
Стражи подождали пока Занто поравняется с ними, а затем расступились, открывая дорогу.
Конечно же, унган асогве приказал немедленно пропустить вернувшегося воина к себе.
Конечно же, без лишних вопросов.
А вот чего воин не ожидал, так это что верховный жрец встретит его прямо на входе.
– Занто! – воскликнул тот, улыбаясь только уголками рта, – Я так понимаю, задание выполнено? Каплата мертва?
– Да, – ответил воин.
Это была ложь.
Ведьма обманула его.
Вместо того, чтобы освободить, она разбудила Занто рано утром, накормила его завтраком, а затем отправила домой.
Позади глаз жеребца по-прежнему пылал зелёный магический огонь.
У него не было выбора.
И сколько Занто ни надеялся, что на обратном пути его сожрёт то гигантское чудище из леса, или что знакомые стражи вовремя заметят магический блеск во взгляде соратника, этим надеждам не суждено было сбыться.
– Отлично! Отлично! – унган асогве оскалился, – Проходи, все жрецы уже в сборе!
Воин послушно направился следом – вглубь помещения.
Странно.
Свой подобранный на обратном пути плащ он снял ещё на подходе к селению, и всю дорогу думал, что каплата вынудит его расправиться с унганом асогве при первой же возможности.
Но ведьма почему-то с эти тянула.
Занто не думал, что после всего случившегося ещё способен бояться, но это его по-настоящему напугало.
Что она задумала?!
В главном зале собралась целая толпа жрецов и жриц.
Проклятье! Теперь ведьма успеет отправить в мир духов его копытами сразу нескольких, прежде чем на помощь прибегут стражи…
– Не нужно восхвалений, послушайте про то,
Как странствие моё в тот дикий лес прошло…
Жеребец ощутил у себя в груди стремительно расползающийся холод. Это был звук его голоса, но это были не его слова.
Каплата решила проклясть всех унганов и мамбо разом!
– Вы знаете прекрасно легенду все о том,
Что жил наш род в Эквестрии, но было то давно,
И ветка потерялась в неведомом лесу…
О ветви той я весть несу!
Послали вы за ведьмой убийцу-жеребца,
Но Честно вам признаюсь, что он попал впросак:
До цели-то добрался, да в сети угодил,
Но Щедро сообщу я вам, что он в лесу нарыл.
Есть здесь руины замка, заброшенного той,
Принцессою, что правит всей Эквестрией-страной,
Нашли дневник её мы, а также тайный ход,
Что к Дереву Гармонии ведёт.
И чтобы свою Верность вновь храму подтвердить
Убийцу пощадила я в порыве Доброты.
Считали, что секреты зебр я пони расскажу,
Да только в их секретах я здесь по уши сижу.
Сквозь тыщу лет вернулась к ним Кошмарная Луна,
И группой пони в замке том была побеждена.
Был с Дерева каждой пони снят волшебный Элемент
Сильнее их в Эквестрии и магии-то нет...
Как только моя воля отпустит жеребца,
Про Магию Гармонии поведает он вам.
Он выучил дневник про племя зебр наизусть…
А вместо гнева Посмеётся лучше пусть.
Унганы и мамбо принялись взволнованно переглядываться, но взвившийся под купол храма хохот заставил все перепуганные взгляды вновь обратиться к Занто.
– …Ха-ха-х! Ох… Э-э… Простите. Просто… Эта отступница превратила меня в своего раба, и я думал, что она в отместку заставит меня перебить или проклясть всех вас, но она… И правда просто меня отпустила. Хм. И ещё мне, кажется, теперь нужен учитель. Не думал, что когда-нибудь скажу подобное, но сегодня во сне мне явился Дух Гармонии…
Комментарии (0)