Се пони

Акт 1, Жизнь: Уродство по-эквестрийски

Утреннюю тишину прервало громкое возмущение одного из жителей типичного многоквартирного дома, коих в Мэйнхэттане несчётное количество. Мистер Хэйхолл, вышедший через чёрный ход во двор, почти прокричал:

– Ты что здесь забыл? Раз уж выселили – убирайся! Ты здесь больше не живёшь!

Пони схватил зубами мусорный мешок и дотащил до угла, где его уже ждали наваленные в кучу полиэтиленовые собратья. После этого раздражённый жилец строго посмотрел на своего бывшего соседа, лежащего рядом с мусором на одной лишь картонной подстилке.

– Чтоб вечером ноги здесь твоей не было! Иначе подам жалобу. Нечего тут в таком виде лежать, пугая всех вокруг.

По правде говоря, в этом чрезвычайно тесном дворе-колодце, к которому с улицы вёл лишь длинный узкий тоннель, пугать было особо некого. Но вид у Десенди Хуфклаппера, выселенного вчера за просроченную квартплату, был действительно неприятный. Его бывший сосед, Муди Хэйхолл, окинул взглядом тело пони. По всему покрытому свежими швами туловищу Десенди шли полосы, похожие на выпирающие вены. Словно дороги на карте, они то сходились, то расходились. Тёмно-красный цвет этих дорожек сильно контрастировал с ярко-фиолетовым, почти белым, окрасом шерсти Хуфклаппера. На его теле мистер Хэйхолл также не мог не заметить хаотично расположенные пятна красного и желтоватого цвета – признаки воспаления и нагноения. Вдоль позвоночника пони шла самая широкая красная дорожка. Именно в ней сходились все пути поменьше. Взгляд Хэйхолла наконец был сконцентрирован на голове Хуфклаппера. На морде пони красовалась лишь одна алая линия, идущая от кончика носа до лба, где терялась в гриве. Вокруг неё, словно сыпь, пестрели воспалённые участки кожи. Внимание привлекал и необычный рог Десенди. Серый, длинный, как у аликорнов, и неестественной формы – это была спираль, сворачивающаяся в конус.

– Зачем ты так вырядился? Сними эту штуку, не смеши народ, – фыркнул Хэйхолл, перестав разглядывать Десенди. Тот лишь молча поднял глаза. Вид у него был разбитый во всех смыслах – это заметил даже, казалось бы, обделённый чуткостью Муди Хэйхолл. – Слушай, я тебе сказал: вали! Уверен, в Мэйнхэттане полно места, где ты бы смог вот так развалиться и страдать!

Хуфклаппер уронил свою голову, уткнувшись носом в картон. Даже смотреть наверх для него было в тягость. Пони услышал топот копыт мистера Хэйхолла, после чего раздался хлопок дверью. Десенди снова был единственной живой душой в этом дворике. Он тяжело вздохнул – всё ещё невозможно было смириться, что именно таким образом ему доведётся провести остаток своей жизни. Любые надежды, стоило о них лишь немного поразмыслить, рассыпались прахом. Десенди уже устал жалеть себя – на это он потратил всю прошедшую ночь. В его распоряжении же теперь столько свободного времени, столько возможностей! Хотя, если отбросить наигранный оптимизм, мариновать свою голову безостановочным потоком мыслей – вот главная и единственная возможность его новой жизни. Всё тело Десенди пронзала боль, стоило ему пошевелиться. Даже лежа здесь он всё равно чувствовал постоянный дискомфорт, то и дело меняя своё положение, чтобы заглушить периодически возникающие то тут, то там болевые импульсы. В каком же удачном месте расположена его картонная подстилка – подумал Хуфклаппер, посмотрев на недавно прогрызенный им мусорный мешок. По крайней мере, надо будет по минимуму шевелиться, чтобы принять пищу. Хотя разве эти объедки не самой свежей еды можно назвать пищей? Десенди попытался помотать головой, но от сильного приступа боли в шее едва ли смог это сделать. Нет, в такой ситуации намеренно вызывать у себя грусть – плохая идея. Надо подумать о чём-то приятном. Вспомнить детство, свои лучшие деньки… И вот Хуфклаппер сам не заметил, как начал воспроизводить в голове цепь событий, в конечном итоге разрушивших его жизнь.

---

Именно в Мэйнхэттане семье Хуфклапперов повезло обзавестись жеребёнком. Малыш Десенди, рождённый единорогом, с первых дней жизни демонстрировал неординарное умение обращаться с магией. Гордые врождёнными способностями сына родители поначалу рассчитывали, что из жеребёнка вырастет новый Стар Свирл Бородатый. Тем не менее у мальца совсем не проявлялся интерес к изучению и совершенствованию своих магических способностей. Вместо этого юный Десенди постоянно развлекал сверстников простенькими, но зрелищными магическими трюками, которые зачастую поражали даже взрослых пони, навидавшихся за свою жизнь чудес. Таким образом, уже к школьным годам об углубленном изучении магии младшим Хуфклаппером и речи не шло. Окончательно этот вопрос был закрыт, когда пони обзавёлся своей кьютимаркой, изображавшей пестрящий красками салют. Десенди был рождён для сцены – в этом не было сомнений.

Времена были спокойные, а уверенность в завтрашнем дне могло ослабить лишь допущение внезапного несчастного случая. К сожалению, именно с таким случаем юному единорогу и пришлось однажды столкнуться, отчего вся его жизнь резко изменилась. Это произошло в одно мгновение, когда раздался заветный треск, пустивший неприятную вибрацию по всей голове пони. Обычная загородная встреча семейств одноклассников Десенди обернулась настоящим кошмаром для Хуфклапперов. Их сын, игравший с другими детьми на, казалось, невысоком холме, оступился и полетел вниз головой на лежащие у подножия камни. Что было дальше, сам Десенди знает лишь со слов своих родителей: удар пришёлся на рог, отчего тот, словно долото, расколол череп несчастного пони. Благо родители быстро и аккуратно доставили сына в больницу, где тому в экстренном порядке была проведена операция по удалению рога, после чего образовавшуюся в черепе дыру можно было закрыть металлической вставкой. Тот факт, что Хуфклаппер после этого выжил, являлся чудом – и это, пожалуй, был единственный положительный момент этого трагического происшествия.

С тех пор у безрогого единорога началась совершенно новая жизнь. Десенди никак не мог смириться с утратой своего магического инструмента. Без рога пони не мог как полноценно выступать, так и даже хоть сколько-нибудь эффективно ассистировать сценическим мастерам магии. Несбыточность мечты, невозможность осуществить своё предназначение – это жутко давило на маленького Десенди, который со временем стал одержим идеей любыми средствами вновь обуздать свои магические способности, простаивавшие без дела. Во имя новой цели своей жизни Хуфклаппер начал активно изучать природу магии, отводя всё своё свободное время посещению библиотек и лекций самых выдающихся единорогов современности. Набравшись недюжинных знаний, Десенди приступил к своим первым экспериментам. Теперь дом Хуфклапперов регулярно посещали единороги-подопытные, нанятые сыном за родительские деньги. Работая с ними, юный пони начал замечать всё больше и больше занимательных мелочей, упоминаний о которых он не заприметил ни в одной из прочитанных книг или прослушанных лекций. Близость к чему-то неизведанному подстёгивала Десенди продолжать свои исследования, которыми тот стал буквально жить. Брошенная со временем школа и отсутствие оплачиваемой работы, естественно, смущали старших Хуфклапперов, но те не смели идти наперекор увлечённому своим делом сыну. Сочувствуя утрате Десенди, родители лишь покорно продолжали финансировать его исследования в надежде, что когда-нибудь эти труды окупятся и вновь позволят тому заниматься предначертанным делом, обрести счастье. Сам же Десенди фанатично продолжал исследовать магию, погрузившись в свою работу настолько, что весь остальной мир ему стал попросту безразличен.

Годы шли, дневники пони один за другим наполнялись новыми заметками и открытиями, но всё это не складывалось во что-то цельное. Вся проделанная Хуфклаппером работа действительно не прошла впустую, однако ожидаемые им результаты так и не были получены. Но единорог не собирался сдаваться, ведь постоянные открытия, хоть и не совсем существенные, не прекращали подпитывать надежду на скорый успех. И вот пони уже похоронил своих родителей – весьма скромно, ведь все деньги уходили на исследования. Тем более, что основное финансирование вплоть до самого конца поступало Десенди именно от предков. Поэтому и грустил он, глядя на один общий надгробный камень супругов Хуфклаппер, по большей части из-за того, что теперь придётся искать деньги на стороне. А с этим у Десенди всегда было тяжко: несмотря на довольно продуктивную исследовательскую деятельность, результаты которой зачастую были полезны обществу, незадачливый пони постоянно становился жертвой манипуляций, предпринимаемых не самыми честными представителями научного сообщества. Как итог, за Хуфклаппером числились десятки проданных за бесценок патентов и отозванных от публикации статей, которые спустя некоторое время отпечатывались от имени куда более известных учёных. Но Десенди было всё равно. Его задача – работать, а не выяснять отношения с коллегами, причастности к которым исследователь в принципе иметь не хотел. Подобное наплевательское отношение и обуславливало тотальный беспредел, творящийся с увидевшими свет результатами работы Хуфклаппера. Таким образом пони постепенно шёл к полному разорению. Ещё каких-то пару лет – и Десенди жил в пустой коробке, которую мало кто в здравом уме смог бы назвать квартирой. Наполняли эту жилую ёмкость лишь бесконечные бумаги, вдоль и поперёк исписанные кривым почерком Хуфклаппера – пони так и не научился ловко пользоваться пером, держа его в зубах. Среди этих бумажек также можно было заметить и отпечатанные стройными рядами букв документы, гласящие либо о просроченных уплатах, либо о договорённостях эти уплаты совершить. Очевидно, что так не могло продолжаться вечно; и однажды всё в безысходном существовании Десенди вновь переменилось.

Это был, пожалуй, самый счастливый день в его жизни – день, когда Хуфклаппер вновь смог использовать магию. Правда, только в перспективе, но и этого хватило, чтобы вечно угрюмый и усталый пони радостно плясал, отбивая копытами чечётку об шершавый бетонный пол, от которого когда-то была оторвана и выставлена на продажу красивая узорчатая плитка. Наконец-то его работа дала ожидаемые плоды в виде чертежа инновационного устройства, способного не просто заменить утерянный рог, но и преумножить его магические способности. Однако и тут не обошлось без разочарований: финальная ступень данного проекта была не по карману погрязшему в долгах Десенди. Последние битсы пони потратил на изготовление по чертежам единственного экземпляра своего изобретения, однако специфика его заключалась в том, что для работы устройство должно быть внедрено под кожу пользователя. Это означало неизбежность хирургического вмешательства, которое было невозможным как по финансовым причинам, так и по соображениям безопасности. Ни одно медицинское учреждение в Мэйнхэттане не одобрило проведение операции по внедрению под кожу Хуфклапперу его самодельного аппарата, представлявшего собой не то второй скелет, не то вторую кровеносную систему. Уяснив, что так просто ему не осуществить свою мечту, Десенди, наученный горьким опытом работы с сообществом учёных, решил не обращаться за помощью к коллегам. Вместо этого пони на последние гроши разослал в разные концы Эквестрии письма с описанием своего изобретения и просьбой оказать финансовую и медицинскую помощь. Взамен Десенди предлагал изготовить ещё несколько экземпляров своего устройства. Хуфклапперу хорошо запомнился следующий месяц ожидания хоть какого-то ответа, который в один то ли прекрасный, то ли несчастный день ему всё же поступил.

Артист

Уже четырнадцатый день, проведённый снаружи. Ровно две недели он лежит на этой омерзительной картонке, лишь изредка ползая в пределах двора по естественным нуждам. Всё это время Хуфклаппер задавался вопросом, в чём же теперь смысл его существования? Какие можно поставить перед собой цели? Просто выжить? В этом не было никакого смысла. Каждый день этого выживания был полон страданий и боли. Наивно было полагать, что у него были хоть какие-то шансы вернуться к сколько-нибудь лучшей жизни. Весь этот двор сам словно навязывал Десенди мысль: ты в тупике. Но был ли путь назад? Быть может, всё можно обернуть вспять, сдвинуться на несколько шагов назад и избрать новую тропу?

– И снова ты здесь лежишь. Гляди у меня: ведь я напишу на тебя жалобу, ты дождёшься! Это я тебе точно говорю, – мистер Хэйхолл снова бросил в кучу мусора завязанный аккуратным узелком мешок.

Нет, на это не было ни единой надежды. Время однонаправленно и необратимо, назад вернуться невозможно. Остаётся смотреть лишь вперёд, но что там видится? Завтрашний день будет неотличим от сегодняшнего. Утро начнётся с очередной раздражённой реплики Хэйхолла и завтрака “свежими” помоями. Днём – обед, тоже помоями, причём вероятно из дальних мусорных мешков. Придётся шевелиться и снова чувствовать боль по всему телу. Вечером – ужин, разумеется, помоями. И это если вообще повезёт что-либо припасти после обеда. Потом – сон. А между этими событиями тонны размышлений, увы, не приводящих ни к каким оптимистичным заключениям. И таковым был каждый из проведённых здесь четырнадцати дней. Сегодня не было исключением, во всяком случае вплоть до позднего вечера. На небе начали виднеться звёзды и скучающий Хуфклаппер был уже готов уснуть.

Бах! Ого, что-то новенькое. С болью в шее Десенди поднял голову и посмотрел на грохочущий над крышей окружавшего его здания салют. Сопутствовавший праздничному треску шум не оставлял сомнений: где-то недалеко проводилось магическое представление. Осознание этого неприятно резонировало с душой неудавшегося артиста. Теперь лежать здесь, зная, что рядом происходит чей-то триумф на сцене перед восхищённой публикой, стало ещё больнее. Но, к удивлению Хуфклаппера, скоро всё затихло. Кто-то готовил смертельно опасный трюк, отчего даже зрители затаили дыхание? Нет, тишина была слишком долгой для этого. Судя по всему, представление преждевременно закончилось.

Вдруг раздались новые звуки, громкие, но по характеру своему не предназначенные развлечь зрителя. Что это? Погромы? Действительно, звучало, будто кто-то что-то ломает. Десенди совсем ничего не понимал. Ошибки быть не могло: салют и магические звуки действительно ранее указывали на чьё-то проходящее прямо сейчас выступление. Но с каких пор кто-то здесь вообще выступает? Местность тут для подобного явно не подходила. Наконец Хуфклаппер вспомнил: рядом находится парк, в котором некогда проходили театральные представления под открытым небом. Однако это место сейчас в таком плачевном состоянии, что даже любящие поисследовать заброшенные сооружения школьники его сторонятся. Неужели какой-то безумец решил выступать именно здесь? Десенди по-прежнему был сбит с толку. Вдруг его внимание было привлечено необычной картиной: освещаемый в это время фонарями с улицы тоннель внезапно потемнел. Нечто, едва пролезавшее в него, полностью перегораживало путь малейшим лучикам света и медленно двигалось прямо к лежащему на дальнем конце двора Хуфклапперу. Скрип и периодическое дребезжание выдавали в этом объекте повозку. А тот, кто её тащит, тихонько всхлипывал; тоннель эхом направлял во двор любые, даже самые незаметные звуки. Кто это решил сюда пожаловать, да ещё и с такой громадной повозкой?

Когда таинственный гость вошёл во двор, лунный свет нежно озарил его, позволив Хуфклапперу разглядеть незнакомца. Это была голубого окраса единорог, облачённая в длинный плащ и шляпу, как у звездочёта. Пройдя вглубь двора, пони остановилась и устало сбросила с себя хомут. Только после этого гостья заметила лежащего рядом с мусором Хуфклаппера.

– Великая и Могучая Трикси, – очевидно было, что с таким пафосом пони себя называла слишком часто, чтобы даже в таком угнетённом состоянии представиться любым иным образом. – Не возражаешь, если я здесь переночую? В этом треклятом городе везде платная стоянка для повозок, а я не собираюсь оставить здесь ни битса из своих накоплений.

Десенди неуверенно кивнул. После четырнадцати дней, похожих друг на друга как четырнадцать капель воды, он был крайне растерян, став свидетелем событий последних пяти минут. Трикси в ответ приподняла бровь, после чего развернулась и скрылась за своей большой повозкой. Раздался дверной стук, после чего наступила полная тишина. Хуфклаппер почувствовал несвойственное самому себе любопытство. Давненько он не ощущал чего-то подобного. Великая и Могучая Трикси? Определённо сценическое имя. Это она только что выступала. Но почему так недолго? Этот и ещё гора подобных вопросов распирали Десенди. Он не выдержал, и впервые за две недели подал голос:

– Простите, мисс Великая и Могучая?

Окно с боку повозки распахнулось, из него высунулась не выражавшая никакого энтузиазма Трикси, уже без своей шляпы.

– Сожалею, но места здесь хватит лишь на одного.

Десенди, едва снова не сбитый с толку, еле удержал мысль в голове.

– Нет, я-я не об этом! Вы… Вы можете посвятить мне пару минут своего времени? Я бы хотел у Вас кое о чём поинтересоваться.

– Ну, интересуйся, – Трикси устало закатила глаза, будто великодушно решила сделать незнакомцу весомое одолжение. По правде говоря, ей всегда был в радость интерес со стороны окружающих, и этот раз не был исключением.

– Вы что, устраиваете магические представления? – Трикси усмехнулась, сделав вид, что удивлена такому вопросу.

– И что же меня выдало? – она опустила копыто, пытаясь где-то внизу нащупать свою шляпу, чтобы как бы невзначай вновь накинуть её себе на голову.

– Мне хватило лишь услышать звуки, исходящие с улицы, чтобы понять это. Поистине, это ни с чем другим не спутать – шум выступления, сопровождаемого торжественно грохочущими фейерверками! Я таких наблюдал немало; да что уж там, сам подобные устраивал. Вот! – Десенди, стерпев череду болезненных импульсов, приподнялся, чтобы показать Трикси свою кьютимарку. – Я ведь и сам по натуре своей артист, мисс Великая и Могучая. Жаль только, стал заложником собственного тела… – в глазах собеседницы стал виден искренний интерес.

– Это очень любопытно. Действительно, я только что выступала в парке неподалёку, – она побледнела, в глазах её будто погасла только что зажжённая искра, – но весьма недолго. Думаю, ты и сам это понял, мистер?..

– Десенди Хуфклаппер, мисс! Я определённо был поражён столь быстрым завершением Вашего представления. Что же случилось? И неужели Вы выступали прямо на заброшенной сцене? – Трикси определённо не хотелось вспоминать события десятиминутной давности, но и прекращать на этом разговор было бы глупо.

– Да, место там было дрянное. Но Великая и Могучая Трикси даже самую отвратительную дыру способна превратить в уютнейший уголок. Немного магии здесь, пару штрихов там – и та сцена, равно как и сидячие места перед ней, обрела свой первозданный вид! И даже лучше, – гордо добавила Трикси. – И как обычно, в программе у меня было шоу лучше всех, что были до этого; не то, чтобы предыдущие были плохи, но Трикси всегда стремится к совершенству! Однако всё испортила эта омерзительная публика, – внезапно она остановилась, будто и не собиралась продолжать рассказ.

– Неужели им было неинтересно? – прервал возникшую тишину Десенди.

– Ни капли! – почти рявкнула артистка. – Эти узколобые высокомерные любители… – она осмотрелась, увидев вокруг себя лишь серый дом, – бетона! Эти любители пожить и в тесноте, и в обиде просто начали высмеивать Трикси! Великую и Могучую! Это возмутительно! Городским лишь подавай слухи да пережёванную за них сотни раз и поданную на блюдечке информацию из этих желтеющих и разлагающихся за день газетёнок! Сами-то они мыслить не умеют, своими глазами будто и не видят! – она с некоторой злобой уставилась прямо на Хуфклаппера.

Ошарашенный таким порывом эмоций Десенди лишь выдавил из себя:

– Право, не понимаю, о чём Вы!..

– Неужели? Я неподдельно поражена, что хоть до тебя не дошли самовлюблённые речи этой выскочки Твайлайт Спаркл, которая якобы смогла разоблачить Великую и Могучую Трикси! В какой город не пойди – все об этом слышали, все об этом знают и все, абсолютно все, верят в эту чушь! Репутация Трикси уничтожена из-за какой-то начитанной до мозга костей фиглярши! Теперь никто не воспринимает всерьёз моих стараний на сцене! Трикси для них – синоним обману! И никакими стараниями, мастерством и красотой то не исправишь!

– Выходит, Ваше честное имя опорочили завистники?

– Именно, – Трикси откашлялась. Ей однозначно полегчало после того, как она высказалась.

– Низкий поступок, сочувствую Вам. А что это был за шум после Вашего выступления?

– Моя плата этому городу слепцов и обывателей. В ответ на смех этих жалких проходимцев я вынужденно прервала выступление, после чего… ну, поспособствовала возврату этой проклятой сцены в её изначальное состояние.

– Вы ранее уже упомянули, что преобразили её.

– Да, но в тот раз я навела порядок. Однако Мэйнхэттан чётко мне дал понять, что не заслуживает такой красоты. Поэтому Великая и Могучая Трикси продемонстрировала и свою способность вершить хаос, – она самодовольно ухмыльнулась. – Что-то я артистично сломала, где-то со вкусом раскидала выкорчеванные ранее сорняки. Получившийся результат, правда, всё равно получился чрезвычайно выдающимся для столь тухлого местечка, но спишем это на щедрость Трикси, привнёсшей в этот заурядный городишко красоту художественного беспорядка.

Хуфклапперу было не очень приятно это слышать. Всё же пришедшая в упадок сцена некогда была местом проведения его первых шоу, состоявшихся ещё в ранние школьные годы. Заметив, что Десенди не был в восторге от умения Трикси творить хаос, артистка решила сменить тему разговора.

– А что это с тобой такое? – она прищурившись начала всматриваться в своего собеседника, которого ныне освещали лучи луны, расположившейся прямо над двором. – Эти пятна выглядят нездорово. Ты упомянул, что покончил со сценой из-за своего тела; значит ли это, что ты сильно болен? – толика заботы прозвучала в голосе Трикси. Хуфклаппер воспрянул духом, уловив её.

– Увы, нет, это лишь исход моей борьбы с реальностью. Видите ли, всё дело в моём роге, – Трикси перевела взгляд на необычного вида спираль, торчащую изо лба Десенди.

– А, поняла! Знаешь, Трикси никогда не ошибается. Но когда во время выступления всё же происходит что-то непредвиденное, это всегда вина рога!

– Боюсь, Вы меня не так поняли! Дело в том, что… рога как такового у меня давно уже и нет.

Десенди поведал Трикси историю своей жизни, обрисовав её с самого несчастного случая в детстве вплоть до дня сегодняшнего. С неподдельным интересом пони-артист слушала о непростой судьбе единорога, чьей мечте было не суждено сбыться, несмотря ни на что.

– Это просто ужасно… Эта Сан… Шайн и её прислуга… они просто бросили тебя, оставили здесь в полуживом состоянии…

– Её звали немного иначе, но сейчас это не важно. Да, так и есть. И вряд ли мне сможет кто-либо помочь. Но откровенно говоря, а заслужил ли я помощи? Что я даровал этому миру? Я лишь очередной самовлюблённый пони, отдавший всё, чтобы сделать счастливым себя и только себя.

– Не думаю, что тебе стоит смотреть на это под таким углом. Да, ты стал заложником собственной мечты, но была ли в этом твоя вина? И поверь, искать своё место в этом мире – вовсе не злодеяние. Не думать при этом об окружающих – уже спорное дело, но высказывать по этому поводу критику точно лучше не Великой и Могучей Трикси, – она широко улыбнулась. Снисходить до самоиронии было совсем не в её стиле. Хуфклаппер был несказанно рад поддержке.

– Спасибо, мисс Великая и Могучая. Ваши слова греют мне сердце, – он замолчал, переведя взгляд на звёздное небо. Интересно, когда в последний раз ему было так хорошо? Уже и не вспомнить. Десенди снова посмотрел на свою собеседницу. – Простите… можно Вас попросить об одной услуге? Надеюсь, это не слишком много, но… не могли бы Вы выступить передо мной? Я столько лет не видел магических представлений, – наконец наткнувшись копытом на свою шляпу, Трикси мигом накинула её на голову.

– Разумеется! Хоть какую-то признательную публику я смогла найти в этом неблагодарном месте! Только, – она зевнула, – пожалуй, стоит это оставить до завтра.

– Конечно-конечно! Ох, Селестия, я так рад! Уверен, Вы ещё сможете доказать миру, что расползшиеся слухи этой Твайлайт – бред сумасшедшего единорога. Подобные ей завистники только и могут, что шевелить языком. Раз она такая начитанная, то почему бы ей вместо пустой болтовни не показать своих умений, подкрепить слова делом? Ответ очевиден: потому что она попросту ничего из себя не представляет – и жутко негодует по этому поводу. Знаете, я сейчас ужасно сожалею, что не смог в своё время уберечь семейную реликвию, передаваемую моими предками из поколения в поколение уже почти как тысячелетие. Будь она сейчас при мне, я бы сию секунду вручил её Вам! С ней Вы бы в два счёта изничтожили в народе любые сомнения в Вашем сценическом гении!

– Да? И что же это такое было? – только что сонная Трикси вдруг взбодрилась.

– Амулет Аликорна. Отец рассказывал, что он даёт носителю невероятную магическую силу, сравнимую со способностями самих сестёр-принцесс, – Трикси теперь уже жадно уставилась на Десенди.

– Не шутишь? И куда же ты мог деть такую бесценную вещь?! – подняв голос, протараторила артистка. Её тон ошарашил Хуфклаппера. На секунду он забыл, что стало с амулетом.

– Я… Я его продал. Продал странствующему торговцу, он вроде говорил, что имеет барахольную лавку где-то рядом с Кантерлотом.

– Ты продал такую ценную реликвию какому-то торгашу?! – едва ли не закричала будто бы совсем иная собеседница, нежели была минуту назад.

– Я… мне… мне были нужны деньги! Это была последняя вещь, которая у меня осталась! – у Десенди слёзы наворачивались от столь внезапной перемены в Трикси. От доброй и понимающей она в считанные секунды превратилось в грубую и требовательную. Посмотрев на неё испуганным взглядом, Хуфклапперу всё же стало легче. Похоже, она начала успокаиваться.

– Понятно. Амулет Аликорна, значит? И даёт невообразимой силы магические способности?

– Всё так! Но его больше у меня нет.

– Но есть он, скорее всего, где-то в окрестностях Кантерлота.

– Можно так предположить, продал-то я его недавно.

– Хорошо, – она странно ухмыльнулась. Хуфклаппер не хотел верить, что видит в этой улыбке коварство. – Ладно, пора спать, – Трикси сделала вид, что зевает. – Спокойной ночи, Десенди Хуфклаппер.

– Сладких Вам снов, мисс Великая… – окно повозки захлопнулось, – …и Могучая.

---

– Это ещё что за следы? Сюда кто-то приволок свою повозку? Эй ты, Гниль! Раз уж лежишь здесь, так охраняй двор от посторонних! У нас тут не парковка! Бестолковый ты! Жалоба на тебя будет написана – дождёшься!

Рядом с Хуфклаппером приземлился свежий мешок с мусором. Красивые всё же узлы на таких завязывала миссис Хэйхолл. Чудесная кобыла, совсем не похожа на своего мужа. А про какие это следы он говорит? Повозка? Трикси!

Десенди попробовал вскочить, но пронзившая его тело боль не позволила это сделать должным образом. Подпрыгнувший пони плюхнулся на живот, будто попытался сымитировать скачущую на суше рыбу. Хэйхолл усмехнулся.

– Да ты ещё и сумасшедший! Скоро тебя уберут отсюда, помяни моё слово!

Ни повозки, ни Трикси. Десенди не верил своим глазам. Не могла же она тайком уйти? Не могла. Она, наверное, отошла купить еды на завтрак… и закинуть её к себе в повозку? Да, может быть, она и для Хуфклаппера решила что-то взять, а кучу продуктов же ей одной не утащить! Глупые предположения. Ни в этот день, ни в какой-либо другой Трикси так и не объявилась. Не мог же разговор с ней присниться одинокому Десенди? Или она действительно бросила его здесь, даже не попрощавшись?

Равные

Флешбэк, часть 1

Старлайт Глиммер выпучив глаза сидела за столом у себя дома. Она была по-настоящему поражена. Почта из внешнего мира добирается до её деревни крайне редко, отчего сегодняшнее полученное ей письмо само по себе воспринималось как некий особый дар. После же его прочтения пони и вовсе начала думать, что эта, казалось бы, обычная бумажка, содержащая написанный кривым почерком текст, является либо подарком высших сил, либо очередным проявлением магии сего мира. Именно в этот день Старлайт впервые посетили серьёзные раздумья насчёт неспособности большинства жителей её поселения применять в быту магию. При таком раскладе единороги имели несправедливое преимущество перед земными пони и пегасами, а это шло наперекор взглядам Старлайт. Если и иметь возможность использовать магию – то всем без исключения. Более того, магические возможности каждого жителя должны быть чётко отрегулированы – опять же, во имя справедливости и равенства. В теории, можно преобразовать заклинание по изъятию кьютимарки, чтобы у её владельца вовсе исчезала возможность использовать заложенную в его теле от природы магию, однако это бы только породило массу новых проблем. Старлайт, как и другим единорогам деревни, даже без простой магии левитации элементарнейшие бытовые задачи будут даваться в разы тяжелее. Но равенство же стоит превыше всего! Значит, рано или поздно, во имя его придётся отказаться от искушающего желания пребывать в наиболее комфортных условиях.

Однако это внезапно пришедшее письмо всё меняло. Написавший и отправивший его изобретатель, Десенди Хуфклаппер, мог сделать жизнь в деревне Старлайт ещё более счастливой. Сложно было поверить, что этот пони изобрёл искусственный рог, который при помощи размещённых по всему телу носителя абсорбирующих магию устройств мог функционировать не хуже природного рога. Выходит, что пользователь, будь то земной пони или пегас, заполучал способности настоящего единорога? Слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой. Но Старлайт так замечталась, что не могла подвергать столь хорошие новости сомнению. Она представляла себе счастливо бродящих по деревне жителей, у каждого из которых на голове красовался свой рог. Рядом с кем-то парит в воздухе корзина с яблоками, кто-то на ходу читает книгу, кто-то аккуратно кончиком рога зажигает ночные фонари… Пони ещё больше счастливы, а что ещё важнее, при этом равны. И это мечта, которая вполне может стать явью. Старлайт загорелась этой идеей. Вновь перечитав письмо, чтобы удостовериться в правильном понимании его содержания, она выбежала на улицу и прокричала:

– Фипитюль, собирай все свои инструменты! Мы отправляемся в Мэйнхэттан!

---

Даже в таком оживлённом городе, где каждый пони куда-то да спешит по своим неотложным делам, необычные кьютимарки Старлайт и её спутницы, белого единорога по имени Фипитюль Сноуфлейк, не оставались без внимания. Прибыв по указанному в письме адресу и поднявшись на нужный этаж, пара остановилась у квартиры Десенди. Пришла пора постучаться, но Старлайт не спешила с этим:

– Фипитюль, на всякий случай повторю в последний раз. Если этот пони не обманщик и его устройство на самом деле функционирует так, как он расписал, то пути назад уже не будет. Ты должна будешь провести ту операцию, которую он попросит. От этого будет зависеть судьба всей деревни.

Сноуфлейк неуверенно посмотрела ей в глаза.

– Ты действительно считаешь, что этот искусственный рог так важен?

– Без сомнений. Наша деревня должна заполучить эту технологию, а вместе с ней не был бы лишним и сам гениальный изобретатель. Ты же знаешь, что многие будут не согласны отказаться от своей кьютимарки. Поэтому в наших рядах нужно располагать как можно большим количеством представителей интеллектуальной элиты из других городов, добровольно отрёкшихся от порождающего разлад неравенства. Поэтому я очень сильно на тебя надеюсь. Когда я уйду, ты должна будешь не только подготовить и успешно провести операцию, но и рассказать этому Десенди о жизни в нашей деревне. Судя по всему, он в отчаянном финансовом положении – так предложи ему жить с нами! Уверена, твоё обаяние на нём сработает.

– А что, если… – Фипитюль побледнела, став белее обычного, – если я провалю операцию?

– О чём ты говоришь? Ты наш лучший хирург!

– Я ваш единственный хирург и… без своей кьютимарки… – она опустила глаза, почувствовав на себе тяжёлый порицающий взгляд Старлайт. – Да… Думаю, всё получится.

– Отлично, вот этого я и ждала. Выше нос, Фипитюль! И улыбнись – ты же в гостях, – Старлайт постучала копытом в дверь.

Было отчётливо слышно, как в квартире кто-то робко шагает к входной двери. Затем тишина – хозяин собирался с силами. Судя по всему, здесь обычно не рады гостям. Раздался щелчок замочной скважины, дверь распахнулась. На пороге стоял исхудавший пони светлого окраса. Он натянул улыбку и нервно затараторил:

 – А, это вы? Конечно же я не забыл про вас и про долг! Мне надо ещё немного времени, чтобы выплатить вам всё… но уверяю: скоро деньги будут при мне! Я и доплачу вам за ваше ожидание, вы только поймите! – Старлайт подняла копыто, как бы прося изобретателя остановить бессмысленный поток оправданий и обещаний. Тот повиновался.

– Мистер Хуфклаппер? Меня зовут Старлайт Глиммер, рада Вас встретить! Это моя помощница, по совместительству хирург, Фипитюль Сноуфлейк. Мы пришли, чтобы обсудить Ваше многообещающее изобретение, – Десенди недоумевающе поднял бровь. – Искусственный рог. Вы отправили в мою деревню письмо, в котором рассказали о нём. Ведь так? – пони быстро закивал. Видно было, что в нём хлещет буря эмоций, беспорядочно мотающих его сознание то в сторону порога его квартиры, то в какой-то совершенно иной мир. Старлайт замолчала, позволив изобретателю собраться.

– Да, точно! Ох, спасибо! Спасибо, что отозвались! Я так рад, что вы явились сюда! Заходите, нечего стоять в этом пустом коридоре! – Хуфклаппер отошёл, запустив гостей внутрь.

Было весьма иронично, что именно коридор он нарёк пустым – в его конце по крайней мере стоял столик, на котором кто-то заботливо поставил вазу с красным тюльпаном. Абсолютная же пустота находилась по эту сторону порога квартиры Десенди. Тяжело было воспринимать этот серый бетонный короб чьим-то жильём, но для кладовой здесь было слишком просторно.

– Просто чудесно, что вы заинтересовались моим изобретением! Я-то начал думать, что смысла ждать от кого-либо помощи уже нет.

– Мистер Хуфклаппер, Ваша задумка нас крайне заинтересовала. Вы сказали, что за нашу помощь сможете изготовить ещё несколько таких аппаратов. Это будет очень кстати, потому что в нашей деревне подобная технология позарез необходима.

– Великолепно! Отлично! С радостью изготовлю для ваших жителей столько моделей моего искусственного рога, сколько им потребуется! Но прошу понять: я сейчас в очень затруднительном положении, поэтому мне придётся сначала попросить помощи у вас.

– Конечно, в письме Вы так и написали. Думаю, Ваша квартира говорит сама за себя, – Десенди смущённо оглядел своё жильё. – Поэтому мы хотим предложить Вам поселиться в нашей деревне! Мы выделим для Вас отдельный дом, где будет всё необходимое для работы гениального изобретателя.

В глазах Десенди не было ни капли заинтересованности.

– Мда, это всё очень приятно, но видите ли… боюсь, искусственный рог станет моим последним изобретением. Это долгая история, но призвание моё – вовсе не быть гениальным учёным, на ходу придумывающим новые технологии. Рождён я был с поразительным умением контролировать магию…

– Магию? – не удержалась всё это время молчавшая Фипитюль, начавшая внимательно вглядываться в лоб стоящего перед ней вполне обычного со стороны земного пони. Старлайт недовольно на неё шикнула.

– Да, понимаю, я не очень похож на единорога, но именно им я и являюсь. В детстве я очень любил устраивать грандиозные по меркам жеребёнка магические представления: громкие, яркие и захватывающие дух! Да, я был плохим актёром, певцом, оратором… Но я жил сценой. И делал это за счёт своих способностей. Однако всему этому пришёл конец, когда я в результате несчастного случая полностью лишился своего рога. Смириться с этим я не смог, и с тех пор вся моя жизнь была проведена в поисках достойной замены моему дорогому магическому инструменту. И вот – я её нашёл! Уверен, моё изобретение работает! Последний шаг – это правильно разместить его на моём теле; тогда перед зрителями вновь предстанет Умопомрачительный Хуфклаппер, вернувшийся после долгого отсутствия! Уважаемая Старлайт Глиммер, Вы мне поможете осуществить мою мечту? Я так к ней близок, что каждая секунда пустого ожидания для меня невыносима!

– Как я и сказала, мы готовы Вам помочь, если Вы предоставите взамен копии своего устройства. Фипитюль проведёт необходимую операцию, после чего Вы вновь станете виртуозным магом, мистер Хуфклаппер. И всё же я настаиваю, чтобы Вы, столь светлый ум, перебрались из этого пыльного и шумного города, в котором Вы явно лишний, в нашу деревню.

Десенди задумался.

– На самом деле, не вижу причин для отказа. Мисс Глиммер, я безмерно признателен Вашему желанию мне помочь.

– Значит мы договорились, чему я тоже очень рада. В таком случае я могу вас покинуть – в деревне меня ждут дела. Фипитюль же останется здесь для подготовки к операции. Вы не против, мистер Хуфклаппер?

– Нисколько не против. Жаль, что я не могу ей предоставить более комфортных условий проживания, но надеюсь, что мы оба сможем покинуть эту дыру как можно скорее. Согласны, мисс Сноуфлейк? – Фипитюль смущённо закивала.

– Прекрасно! Тогда на этом я с вами двумя прощаюсь. Желаю удачной вам операции! Хотя глупо разбрасываться пожеланиями, зная, насколько гениальный хирург наша юная Фипитюль, – Старлайт улыбнувшись подмигнула съёжившейся соратнице. Покинув уже не такую пустую квартиру Хуфклаппера, пони дала старт следующему акту истории о многолетнем падении артиста-изобретателя.

На следующий день трудолюбивая Фипитюль с самого утра готовила жилище Десенди к грядущей операции. Впервые на её памяти пони приходилось работать в таких ограниченных условиях, что лишь увеличивало панические настроения и так нервного доктора. К вечеру всё было готово; нетерпеливый Хуфклаппер крайне эмоционально настаивал на наискорейшем проведении операции в тот же день, но уставшая Сноуфлейк, осознавая все возможные риски, наотрез отказывалась проводить столь тонкую работу в измотанном состоянии. В итоге ей удалось договориться с торопящим события пациентом на утро следующего дня.

Вмешательство

Флешбэк, часть 2

Весь вечер Десенди не находил себе места из-за переполняющих его эмоций. Та жизнь, что он провёл в, казалось, бесконечном искании чуда, способного дать ему второй шанс на осуществление своей мечты, близилась к своему завершению. В работоспособности искусственного рога он не сомневался – каждый нюанс был учтён, просчитан и десятки раз перепроверен. Готовящийся ко вживлению под кожу Хуфклаппера экземпляр устройства бесспорно будет корректно функционировать. Для начала принципиально новой жизни осталось лишь провести эту операцию… Но сможет ли Сноуфлейк всё сделать как надо? Действительно ли она компетентный хирург? Десенди вспомнил Старлайт: та пони искренне назвала Фипитюль гениальной. Но этого мало, чтобы даровать Хуфклапперу спокойствие. Что вообще за пони эта мисс Сноуфлейк? Весь день она проводила сама с собой, лишь под вечер вступив со своим пациентом в короткую дискуссию. Несмотря на отсутствие по понятным причинам какого-либо значимого опыта в общении, Десенди чувствовал: после разговора на любую отвлечённую тему с собирающимся его оперировать врачом пони станет легче. Собравшись с силами, он подошёл к перепроверявшей в очередной раз наличие всех необходимых медицинских инструментов Фипитюль и завёл с ней беседу, особо не задумываясь, с чего начать:

– А у Вас тут острый скальпель, мисс Сноуфлейк, – она вздрогнула от неожиданности, вытаращив на Десенди свои и без того большие и выразительные глаза. Хуфклаппер был смущён такой реакцией.

– Х-хорошо, что Вы заметили… наверное? Скальпели должны быть острыми, чтобы эффективно рассекать плоть.

– Да, затупленным лезвием врач только изувечит пациента, – не самая отвлечённая тема для разговора. Надо что-то с этим делать. – А у Вас в деревне часто приходится проводить операции? – всё ещё не отвлечённая тема, но хоть какой-то прогресс.

– К счастью, нет. Там я скорее работаю медсестрой. Как правило, у наших жителей редко случаются проблемы, требующие хирургического вмешательства. Но уверяю Вас, я не растеряла свой дар ставить любого пациента на ноги. Всё же это моё предназначение. Что бы ни случилось, я всегда довожу операции до конца, и до сих пор не было ни единого случая, когда мой пациент не уходил бы от меня здоровым! – в глазах Фипитюль виделся слабый, но всё же заметный энтузиазм. Её же слова придали пони-лекарю немного уверенности.

Десенди впервые проявил любопытство в отношении кьютимарки Фипитюль. На её крупе вместо чего-то связанного с медициной или здоровьем он увидел знак равенства, который был скорее уместен для тех, кто занимается точными науками.

– Необычная у Вас кьютимарка, мисс Сноуфлейк. Я ожидал чего угодно, но не математический знак, – Фипитюль смутилась, но постаралась не подавать вид.

– На самом деле это не моя настоящая кьютимарка. Вы, возможно, могли заметить, что у госпожи Старлайт точно такая же. Это признак солидарности жителей нашей деревни с идеей равенства.

– Подожди, то есть такая кьютимарка у всех в вашем поселении? Как такое возможно?

– При помощи одного древнего артефакта мы отказались от разобщающих пони индивидуальных особенностей, став полностью равными и живущими в абсолютной справедливости и гармонии. Никакой зависти, никаких затмевающих разум желаний – лишь чувство общности. В нашей деревне все жители – это единое целое.

– Поразительно… Полное равенство… Такое вообще возможно? Мне с трудом верится, что подобное может быть реализуемо. А если и так, то страшно представить, на какие жертвы каждый из вас пошёл, отказавшись от своей индивидуальности, чтобы получить эту… извините меня, но сомнительную на мой взгляд выгоду. Добровольно став посредственностями, ориентируясь на минимум умений каждого пони, ваша единственная особенность теперь заключается лишь в как таковом принципиальном отсутствии этих самых особенностей. Изничтожив портящие впечатления от жизни горькие моменты, вы между тем и отреклись от всего её сладкого наполнения. В вашей деревне вообще есть место мечте? Любви, смеху, гордости?

– Мы мечтаем успешно реализовать составляемые Старлайт ежегодные планы; Мы близки друг к другу, деля одну жилплощадь между несколькими пони; Мы смеёмся, когда календарь оповещает нас о празднике смеха; Мы горды нашим равенством.

– Но есть ли в этом всём счастье?

– Мы счастливы, – Фипитюль будто эту фразу заучила для урока в школе – настолько скучно и сухо она прозвучала. – Мистер Хуфклаппер, Вы слишком торопитесь с выводами. А ведь Вам даже неизвестно, как у нас протекает жизнь. Уверяю Вас, все сомнения отпадут, стоит Вам лишь увидеть, каково это – обитать в состоянии гармонии. Теперь же прошу меня извинить: уже поздно, пора спать. Завтра нас с Вами ждёт непростая операция.

Сноуфлейк направилась ко своему спальному месту, представлявшему собой лежащий на полу тонкий матрас. Проводив её недоверчивым взглядом, Десенди в ужасе сделал вывод из всего ранее услышанного: их с Фипитюль способности в области хирургии были абсолютно идентичны. С этим душераздирающим заключением Хуфклаппер всю ночь не смыкал глаз. Мог же он ошибиться? Пони, теряя свою кьютимарку, не должны же вместе с этим забывать и все свои заточенные на подкорку навыки? Изучая все эти годы природу магии, Десенди не уделял времени подобным вещам, поскольку те совершенно не касались его работы. Из-за этого ответить на свой же вопрос он был не в состоянии. С подобными размышлениями им был встречен следующий день.

Фипитюль, зевнув, поднялась со своего матраса, вызвав у наблюдавшего за ней всё это время Хуфклаппера дрожь по всему телу. Десенди даже не обратил внимания на факт, что столь ожидаемое им ранее мероприятие ныне воспринималось пони с неподдельным ужасом. Всё могло закончиться именно сегодня, вся его жизнь – оборваться в миг, стоит только Фипитюль допустить одну критическую ошибку. Но с другой стороны… А в чём вообще проявлялась ценность его жизни? Отчего он так боялся с ней расстаться? Данный вопрос хоть и имел простой ответ, заключавшийся в уповании Десенди на светлое будущее, но произвёл по пони очередной эмоциональный удар. Хуфклаппер не жил, а существовал. И делал это на протяжении многих лет, которые уже невозможно вернуть. Он не был стар, но уже и не считался молодым. Погибни он сегодня – и ему всё равно повезло бы провести в этом мире больше времени, чем доводится некоторому срезу населения Эквестрии.

Пока Десенди продолжал нагнетать для самого себя обстановку, Фипитюль закончила свою подготовку к операции. Она видела, что пациент уже проснулся, но не придавала этому значения, поскольку сама была погружена в терзающие душу сомнения и страхи. Теперь же, когда всё было готово, просто стоять без дела было бы глупо. Пора нарушить гнетущую тишину:

– Мистер Хуфклаппер, можем начинать. Ложитесь сюда, и мы приступим.

 Вчера пони соорудила из подручных материалов, ящиков и коридорного столика, некогда служившего подставкой для вазы с тюльпаном, некоторое подобие операционного стола. Десенди медленно поднялся, неуверенно приблизился к импровизированному столу и тяжело грохнулся на него. Не будь пони настолько исхудавшим, он мог вполне всё тут разгромить. Подсознательно Хуфклаппер именно этого и хотел.

– Ой, осторожней! Тут всё едва не развалилось, мистер Хуфклаппер! – никакой реакции не последовало. – Хорошо, думаю, пришла пора начать операцию. Не волнуйтесь, Вы даже ничего не почувствуете. Сейчас я Вам только кое-что вколю…

Фипитюль подняла в воздух шприц и ввела Десенди необходимую для его веса дозу наркотического средства. Хуфклаппер почувствовал, как происходящее постепенно всё меньше и меньше его волновало. Он и не заметил, как потерял связь с реальностью, очутившись в блаженном мире снов. Сноуфлейк в это время делала разметки фломастером по всему телу пациента. Благодаря помощи некоторых коллег-анатомов, Десенди имел точную инструкцию по вживлению своего устройства. Всё было в мельчайших деталях расписано и проиллюстрировано. По приведённым указаниям даже жеребёнок, научившийся пользоваться скальпелем, смог бы правильно расположить под кожей пациента этот искусственный рог с разрастающимися от него во все стороны ветвями, с которых периодически свисали, словно плоды, поглощающие магию устройства. Имея в своём распоряжении данную инструкцию, Фипитюль получила хороший заряд уверенности, отчего твёрже орудовала скальпелем, когда пришло время для непосредственной работы с телом пациента. Но простой твёрдости тут не хватало: в ужасе Сноуфлейк поняла, что использование скальпеля при помощи магии для неё оказалось гораздо более сложной задачей, нежели она могла предположить.

С самого момента расставания со своей кьютимаркой пони не провела ни одной операции. Однако данный нюанс не сильно волновал Фипитюль, поскольку использование медицинских инструментов всегда давалось ей легко, в том числе когда магия её рога была направлена на одну задачу, а другую в это время приходилось решать уже зубами и копытами. Но сейчас, как Сноуфлейк ни старалась, скальпель постоянно сбивался с намеченного пути, уходя при этом то вглубь, то на самую поверхность кожного покрова Десенди. Это была вовсе не ювелирная работа, а что-то грубое, не позволительное в столь тонком деле. Но отступать было поздно. Оставалось лишь попытаться совладать с собой и довести это неаккуратное дело до конца.

Время стремительно летело, на улице смеркалось. Чтобы Десенди не очнулся, Фипитюль снова вколола ему анестетик. Одно дело – работать скальпелем, но совсем другое – после этого зашивать разрезы. Игла внутрь, игла наружу. И так раз за разом, только результат получался неизменно кошмарным. В любом кружке по вышиванию подобную технику бы высмеяли, но сейчас было не до смеха. Рассечённая кожа стягивалась, а это уже хоть какой-то результат. С течением времени Фипитюль всё больше уставала, но отдых во время операции ей не рассматривался.

За окном мрак, в комнате лишь одна тусклая керосиновая лампа освещала будто безжизненное тело Десенди. Операция всё не заканчивалась, а её ход становился всё более удручающим. Зашивая очередной участок кожи, Фипитюль оборонила на него череду слёз, которые уже было невозможно удержать в себе. Она творила что-то поистине кошмарное, но не могла позволить себе остановиться и бросить дело незавершённым. Пути назад не было, оставалось лишь надеяться на лучшее. Но разве здесь имелось место для какой-либо надежды?

Первые лучи солнца коснулись окна. Операция была завершена. Фипитюль сидела на полу, терпеливо дожидаясь, когда её пациент очнётся. С прошлого утра она не спала и не ела, но это её совсем не волновало. Сейчас для Сноуфлейк было важно только, чтобы лежащая на операционном столе туша вновь зашевелилась, обретя свою прежнюю живость, если подобная характеристика вообще может быть применена в отношении исхудавшего и очевидно страдающего недосыпом Хуфклаппера. Теперь время тянулось предательски медленно, как будто дразня Фипитюль, томящуюся в столь давящем на психику ожидании. Шёл один час, другой, третий… Минул полдень, когда Десенди издал жалобный стон. Фипитюль вскочила.

– Вы очнулись? Как Вы себя чувствуете?

Хуфклаппер, словно змея, сполз с невысокого стола на пол, продолжая при этом всё громче то ли мычать, то ли стонать в попытках собрать эти звуки в слова. Оказавшись на полу, он попробовал встать. Фипитюль, приобняв его, заботливым тоном заговорила:

– Не торопитесь, Вас ещё не до конца отпустил наркоз. Потерпите, со временем Вам станет проще управлять своим телом!

Мычащий Хуфклаппер оставил попытки подняться с холодного пола, распластавшись по нему, насколько вообще позволяло ему худое туловище. Что-либо сказать он тоже больше не пробовал. Время опять начало тянуться медленно в этой тихой комнате. Но уже через каких-то полчаса былая относительно спокойная атмосфера нарушилась. Десенди, вновь предприняв попытку встать на ноги, сопроводил это действие очередными невнятными звуками. Вот только на этот раз пациент до глубины души напугал Фипитюль – она услышала стон, полный боли и страданий. Хуфклаппер всё же смог подняться, уже едва ли не крича. Проявив потрясающую для его состояния ловкость, пони удержал равновесие на трёх копытах, коснувшись четвёртым торчащего из своей головы рога. Едва после этого не упав, Десенди вновь принял стойку на четырёх ногах. Издаваемые им при этом звуки парализовали своей ужасающей природой впечатлительную Фипитюль. Чем меньше анестетик действовал на Хуфклаппера, тем больше пони страдал от пронзающей всё тело боли. Это была истинная стоимость искусственного рога? Сейчас Десенди был готов принять и это, лишь бы его мечта о сцене вновь была осуществима. Напрягшись, единорог начал по заученным ранее методикам прогонять свою магию по всему телу, чтобы та была поглощена размещёнными у него под кожей абсорбирующими устройствами. Боль стала невероятной, но это, возможно, являлось хорошим признаком. Пора было направить всю собранную энергию в рог и запустить им небольшой салют, чтобы отпраздновать начало новой жизни. Немного концентрации… вот он, тот самый долгожданный момент! Спиралевидный рог Десенди заискрился – пришло время выпустить магию наружу!

Будто молния ударила по телу пони. Хуфклаппер завыл. Каждая клетка его тела словно была отправлена на орбиту Солнца. Грохнувшись на пол, Десенди лишь простонал:

– Мисс… Сноу… флейк…

Это был последний удар для Фипитюль. Из её глаз нескончаемым ручьём полились слёзы. Она закричала:

– Простите! Простите меня! – повторяя это пони бросилась прочь, как можно подальше от сотворённого ей ужаса. Спустя лишь пару секунд громко стонущий Десенди остался совсем один в своей квартире.

Так и пролежал Хуфклаппер весь остаток дня. Время по-прежнему еле тянулось, но пони было совсем не до него. Всё внимание Десенди сосредоточил на тщетных попытках совладать с окутавшей его тело, словно одеяло из ядовитого плюща, жгучей болью. Так незаметно наступил вечер. В коридоре раздался неровный звук копыт, прекратившийся прямо у квартиры Хуфклаппера. Стук в дверь. Та приветливо распахнулась, поскольку не была закрыта на ключ. На пороге были то ли судебные приставы, то ли коллекторы. А может, все вместе? Неважно. Через каких-то пятнадцать минут Десенди лежал во дворе дома, где когда-то находилась его квартира, более не принадлежащая пони из-за неуплаченных долгов. Здесь, на удачно кем-то выброшенных листах упаковочного картона, Хуфклаппер нашёл своё новое пристанище.

Переворот

Секунды перетекали в минуты, часы – в дни, недели – в месяцы. Так и провёл Десенди уже неизвестно сколько времени в этом тесном дворе-колодце, ставшим для него своеобразной тюремной камерой – если только подобное наименование нельзя присвоить собственному телу Хуфклаппера. Все, кроме ворчливого мистера Хэйхолла, старались никак не взаимодействовать с изуродованным недоединорогом. Десенди даже не знал имени пони, который каждые три дня забирал складируемый жильцами во дворе мусор. Да что уж там – со временем сам мистер Хэйхолл начал произносить короткие речи про подачу жалобы на Хуфклаппера, портящего облик чудесного двора его любимого дома, уже не с тем рвением и искренностью, которые были вложены в его слова ранее. Порицание беспомощного Десенди стало для него точно такой же рутиной, как утренний вынос мусора.

Чем был этот двор, если не чистилищем? Единственным выходом отсюда для Десенди был совсем не узкий тоннель, ведущий на вечно оживлённую улицу Мэйнхэттана, нет. Путь к свободе души несчастного пони пролегал через его кончину. К такому выводу изо дня в день приходил сам Десенди, пытаясь решить новую задачу всей его жизни – поиска смысла существовать. Но подобное решение проблемы каждый раз отбрасывалось Хуфклаппером, ведь оно шло против здравого смысла. Пони не был рождён и не прожил столько лет ради того, чтобы добровольно избрать преждевременную смерть. Убей его что-либо совершенно случайно – и он был бы только рад, однако самому участвовать в собственной погибели Десенди было в высшей степени противно. Это было парадоксально, ведь сам пони скорее всего не смог бы себя долго винить за совершение фатального поступка, в то время как от своего будто уже разлагающегося тела он всё страдал и страдал, не позволяя постигшему его кошмару завершиться. Хуфклаппер не был мазохистом, так в чём же была причина обитать в этом мире в нескончаемом страдании? Своим бездействием Десенди аки палач продолжал пытку над собой. Что же мешало хоть один разок выполнить и другую функцию палача, став убийцей? Убийцей не кого-то хорошего, ценного обществу, стремящегося жить, а существа страдающего, во всех смыслах лишнего. Погибели Хуфклаппера никто бы толком и не заметил – лишь мистер Хэйхолл очередным утром впервые за долгое время молча вынес бы мусор. Скорее всего, тело пони и унесли бы вместе с этим мусором – в сущности у них много общего.

Такому не бывать. Десенди не являлся пони высокой морали, но осознавал всю тяжесть подобного решения. Всего лишь на долю секунды он будет понимать, что сотворил с собой, но это по-настоящему пугало Хуфклаппера. Это будет переходом через все возможные границы, падение ниже некуда, подобное не будет им самому себе прощено, пусть и проживёт он с этим едва заметный миг. Истинным ужасом будет, если этот миг для умирающего существа станет вечностью, его собственным адом, любезно созданным для себя нелюбимого. Страх перед этим и непонятно откуда всё ещё берущаяся вера в осуществимость счастья и удерживали Десенди от сведения счётов с самим собой. Оставалось лишь быть наблюдателем повторяющих себя изо дня в день событий и жить в надежде если не на лучшее, то хотя бы на какие-то изменения. И на удивление, в один момент приевшаяся жизнь Хуфклаппера начала меняться.

Всё началось в день, когда ему вовсе не понадобилось в очередной раз лезть в мусор для поиска еды. Десенди не мог поверить глазам и чутью, но миссис Хэйхолл тем вечером ни с того ни с сего решила поделиться с ним куском свежего яблочного пирога, который приготовила для своего мужа. Хуфклаппер и не думал, что для позабытого чувства радости ему было необходимо, казалось, так мало; но одновременно и так много. Вынеся на старой тарелке свой подарок, миссис Хэйхолл также не забыла поинтересоваться и самочувствием Десенди, что тоже было настоящим шоком. Но как бы пони не хотел поддержать долгожданный разговор, его рот сначала был занят куском вкуснейшего в его жизни пирога, а уже после трапезы язык стал предательски заплетаться, не давая высказать что-либо внятное. Миссис Хэйхолл по-доброму посмеялась над смущённым своей неудачей выговорить хоть пару слов Десенди и решила пока оставить его одного, пообещав следующим вечером снова прийти и немного пообщаться. Уходя, она успела дать Хуфклапперу несколько рекомендаций по восстановлению произношения. Более того, миссис Хэйхолл даже не забрала тарелку, сделав её вторым подарком того чудесного дня. За всё это время Десенди так и не смог найти в мусоре неразбитой посуды, поэтому каждый раз при употреблении в пищу помоев ему приходилось так или иначе импровизировать, чтобы обойтись без неё. А теперь у него была своя собственная тарелка, причём не просто найденная в мусоре, а подаренная кем-то!

Хуфклаппер либо бредил, либо у него действительно началась белая полоса в жизни. На следующее утро уши пони будто решили пошутить над ним: мистер Хэйхолл, выйдя в очередной раз с мешком мусора, произнёс лишь: «Доброе утро»! Вечно ворчливый и невежливый по отношению ко всем, кроме своих близких, Муди Хэйхолл внезапно стал дружелюбным соседушкой! Это событие задало тон всему дню. Наконец-то у Десенди был повод поразмышлять о чём-то хорошем, а заодно и проговаривать свои мысли вслух для тренировки столь долго простаивавшего без дела речевого аппарата. Решение «Задачи поиска смысла существовать» таким образом было впервые отложено на неопределённый срок. Вечером же миссис Хэйхолл, как и обещала, вновь вышла во двор, принеся с собой на этот раз несколько кексиков. Хуфклаппер запомнил их количество: ровно шесть. На шесть штук больше, чем он съел за последние несколько лет. Закончив с ними, пони впервые с момента встречи с Трикси полноценно заговорил. Несмотря на обсуждение довольно отвлечённых житейских тем, которые по понятным причинам касались исключительно семейства Хэйхолл, Десенди не мог поверить своему счастью наконец-то вновь пообщаться с кем-то, кроме самого себя. Подобные простые радости, переживаемые многими пони ежедневно, стали настоящей экзотикой для проведшего невесть сколько времени в пределах одного и того же двора Хуфклаппера. Как же печально было ему провожать взглядом уходящую миссис Хэйхолл, но душу пони грело понимание, что это прощание совсем ненадолго.

Снова утро, снова мистер Хэйхолл выходит во двор через чёрный ход с мешком в зубах, который в считанные секунды оказывается рядом с Десенди. И на этот раз в сопровождении свёрнутой газеты.

– Доброе утро, мистер Хуфклаппер. Я тут подумал, может Вам будет интересно газету прочитать… Выпуск не свежий, но возможно Вы найдёте его занимательным.

Погодите, это действительно Хэйхолл? Или его кто-то тайно для всех подменил на пони голубых кровей? В любом случае эта совсем не присущая брюзге Хэйхоллу вежливость была однозначно искренней. Ошарашенный Десенди только и мог, что со смущённой улыбкой благодарственно кивать, не замечая жгущую его шею боль. За всё время пребывания в этом дворе пони ни разу не было интересно, что творится там, в живущей каждый день чем-то новым Эквестрии. Все выброшенные газеты он либо игнорировал, либо использовал совсем не по назначению. Но не изучить столь щедрый подарок от Хэйхолла было нельзя.

Хуфклаппер развернул газету. На первой полосе сразу же политика: «Отношения между Эквестрией и Як-Якистаном укреплены усилиями обычной пони». Подобное никогда не интересовало Десенди, поэтому он тут же перелистнул страницу. «Смехотворный Ридикюль: скандальное разоблачение нового мэра Эквиеры» – и тут политика! Как же это омерзительно. Очередное притягивание за уши надуманных «фактов», лишь бы замарать чужую репутацию. Знать бы, что это за Эквиера ещё такая. Далее. «На окраине Кантерлота обнаружено захоронение бочек с жидкостью неизвестного происхождения» – а это уже попросту смешно. Кому какое дело, что за жижа содержится в этих бочках? Просроченный сок, продукты жизнедеятельности – не всё ли равно? И это третья статья в газете! Такое ощущение, что быт Десенди был насыщеннее жизни всей Эквестрии. Пони отыскал раздел региональных новостей в надежде, что хоть в Мэйнхэттане произошло что-то интересное. К удивлению, первая же новость была про события, произошедшие совсем недалеко: «Гостьи из Понивилля в поисках души Мэйнхэттана. Как был восстановлен театральный парк». Это же про то место, где стоит старая сцена! Десенди принялся внимательно читать статью. Как оказалось, пару дней назад город посетили пони, зачем-то пытавшиеся помочь жителям этого района вернуть чувство общности. Они построили новую сцену в парке неподалёку, где было проведено выступление группы артистов, сыгравших пьесу про Чарити Кайндхарт. Знакомое имя, но как Десенди ни пытался, вспомнить, кто же это, ему не удалось. Постановка привлекла внимание прохожих, у которых в конечном итоге вновь пробудилось ощущение единства. Уже на следующий день вечно куда-то спешащие жители района отложили свои дела и пришли в парк, чтобы помочь его привести в приличное состояние.

Паззл в голове Хуфклаппера сложился. Именно это событие и стало причиной столь внезапной доброты со стороны семейства Хэйхолл. Пони стал сгорать от любопытства, ведь если угрюмого Муди удалось превратить в приветливого соседушку, то какими же стали все остальные пони, населяющие район? Десенди хотелось тут же вскочить и помчаться прочь из этого пустого двора, лишь бы поскорее оказаться в обществе добродушных пони, которые до недавних пор были настоящей редкостью в Мэйнхэттане. Но, как можно догадаться, желание Хуфклаппера не могло быть воплощено в реальность. В одиночку он, как бы ни старался преодолеть боль, вряд ли смог бы доползти даже до длинного тоннеля. Однако пони не унывал, ведь теперь он мог найти себе опору.

Ожидание вечера было очень тяжёлым. Стоило солнцу начать опускаться, как взгляд Десенди был сконцентрирован исключительно на чёрном ходе окружавшего его дома. Наконец-то в дверном проёме появилась фигура неспешно идущей миссис Хэйхолл. Пони с облегчением выдохнул. Принёсшая на подносе ещё горячее печенье хозяйка с грустью в голосе произнесла:

– Прости, дружок, но сегодня не получится побеседовать. Мы с мужем собираемся в парк.

Десенди переключил внимание с прекрасно пахнущей выпечки на изготовившую её кобылу.

– В парк? Неужели вы собираетесь посетить отреставрированный там театр?

– О, да! А как ты догадался?

– Да так, миссис Хэйхолл, интуиция. Знаете, мне неприятно навязываться, но больше всего на свете мне бы хотелось составить вам компанию. Однако я пойму, если вы откажете – со мной будет много хлопот, ведь я и ходить-то толком не могу…

Её взгляд был подобен взгляду матери. Десенди испытал давно забытое чувство из далёкого прошлого, на секунду по всему его телу пробежала дрожь.

– Конечно же, милый, мы возьмём тебя с собой! Не волнуйся, нам будет только в радость позаботиться о тебе.

– С-спасибо! Я так благодарен… Спасибо… – глаза Десенди засияли. Он опустил голову. На поднос с тихим стуком приземлилась слеза.

– Не стоит, Десенди! Ты бы тоже нам не отказал, правда ведь? – Десенди нынешний – нет; асоциальный Десенди прошлого без зазрений совести отказал бы. Да он, в общем-то, и не ходил в парки. На подобное тратить своё драгоценное время казалось бессмысленным. – Ладно, дорогой, наслаждайся печеньем, а я пойду готовиться к выходу в свет. Скоро вернусь!

Хуфклаппер остался наедине с ароматной выпечкой. Глупо было оставлять эту вкуснятину на потом. Пони начал трапезничать в надежде, что за едой сможет скоротать время ожидания столь предвкушаемого им выхода за пределы этого двора. Поедая вкуснейшее печенье, Десенди вспомнил классические истории для жеребят, повествующие о заточённых в замке принцессах, которые неминуемо находили своё спасенье в копытах смелых принцев, прорвавшихся ради них через всевозможные преграды и испытания. Кем был сам Хуфклаппер, если не подобной принцессой? Осознав глупость этой мысли, он тихо посмеялся, но решил продолжить её развитие. Окружавший его дом действительно напоминал неприступную крепость, которую со всем остальным миром соединял длинный узкий тоннель – словно мост, перекинутый через вырытый в целях безопасности ров. Пробраться в крепость Десенди не составляло никакого труда – это каждые три дня проделывал пони-мусорщик. Настоящей преградой к спасению «принцессы Хуфклаппер» являлся её недуг, истязающий несчастную как навлечённая злым колдуном порча. Увы, поцелуем любви тут не ограничиться, ведь беда эта совсем не духовная, а вполне плотская. Десенди представил, как из-под его тела спаситель (в случае Хуфклаппера гораздо предпочтительнее была спасительница) вырывает всю разветвлённую сеть устройств, некогда предназначенных вернуть бывшему единорогу его магическую силу. Боль была бы невыносимая – словно кто-то сдирает с него шкуру. Такого спасения ни одна принцесса бы не пожелала, а и так настрадавшийся нетитулованный Десенди уж тем более. Параллели со сказками исчезали в голове Хуфклаппера с необычайной скоростью. Если на то пошло, зачем его в принципе спасать? Принцессы обеспечивают своего спасителя любовью и престижем. Храбрецы, избавившие их от уготованной участи, взамен сами заслуживают покой на весь остаток своих дней. А чем способен наградить Десенди? Кому он вообще хоть раз в жизни был по-настоящему полезен? Разве что учёным, присвоившим его открытия. Хуфклаппер всю свою жизнь был скорее наблюдателем, чем созидателем. Даже в ходе своих исследований он концентрировался исключительно на изучении и анализе. Единственное увидевшее свет изобретение Десенди будто стыдливо скрывалось под его кожей от глаз окружающих, выпячивая напоказ лишь спиралевидный рог. Обществу всё равно на подобных принцесс – что в заточении, что на свободе; что в мире живых, что за его пределами такие пустышки остаются незамеченными. Как бы то ни было печально, но в данном факте кроется справедливость. За комфортное существование в этом мире надо уметь чем-то ему отплатить. Любые попытки это сделать – от посвящения себя полезному для общества делу до просто старания хотя бы своими личными чертами красить быт ближних – непременно повышают цену жизни. Эгоизм, несносность и пассивность – напротив, обесценивают существование личности. Причём такую абстракцию, как цена жизни, следует воспринимать и как в виде показателя общественного, измеряющего любовь многих к одному, так и сугубо личного, измеряющего любовь одного к одному же. Хуфклаппер задумался: слишком простая закономерность выходит. Ценная, она же счастливая, жизнь – гораздо более комплексная вещь, чем приведённая им модель. Неужели он опять ошибся, как и в своей аналогии с принцессами?

Это можно оставить на потом. Во двор – в этот раз через тоннель, а не чёрный ход – вошли мистер и миссис Хэйхолл. Супруги были по-парадному одеты, из-за чего собирающийся идти с ними грязный и израненный Десенди почувствовал некоторое смущение. Мистер Хэйхолл с улыбкой поприветствовал Хуфклаппера, быстрым шагом подошёл к его картонке и согнув колени опустился вниз. Десенди непонимающе на того посмотрел. Муди, не теряя улыбки, поспешил объясниться:

– Мистер Хуфклаппер, я хоть и не молодой пони, но Ваш вес всяко выдержу. Не стесняйтесь, закидывайте на меня копыто. Нести на спине я Вас, конечно, не смогу, но послужить для Вас опорой мне будет раз плюнуть!

Десенди позабавило, как мистер Хэйхолл моментально перешёл от лёгкого хвастовства физической силой к более реалистичному представлению своих возможностей. Всё же возраст Муди давал о себе знать, но не лишённый гордости пони старался не концентрировать на этом внимание окружающих. Стоп, так он же сам только что на это указал! Видимо, стоит заново изучить личность Муди, явившего себя свету как совсем иного пони. Он, кстати, всё ещё стоял с согнутыми ногами, а это для его возраста не самое комфортное положение. Может, пришла пора оставить свои увлекательные размышления и начать шевелиться?

Хуфклаппер тяжело приподнялся и перекинул правое копыто через плечо своему соседу. Вдвоём они разогнули колени и уже полноценно стояли. Миссис Хэйхолл пришла в восторг:

– Ура, у вас получилось! Десенди, ты в порядке?

– Вроде да, миссис Хэйхолл! – пронзающая тело боль усилилась, но терпеть её было можно.

– Точно? Тогда пошли потихоньку. Муди, ты не торопись! Помни, что мы специально вышли заранее, дабы успеть прийти к началу представления!

– Да-да, Стрэнд, я всё помню. Не беспокойся за мистера Хуфклаппера, я буду аккуратен как никогда.

Как забавно и вместе с тем глупо! Десенди только сейчас узнал имя столь доброй к нему миссис Хэйхолл. По крайней мере теперь он мог отвлечься от боли на нахлынувшее чувство стыда. Хуфклаппер даже не заметил, как они с Муди преодолели тёмный тоннель. Только когда свет ночных фонарей слегка ослепил его, пони осознал, что наконец-то очутился во внешнем мире. Сколько времени его копыта не стучали об эти гладкие тротуары! Впереди виднелся парк, куда супруги Хэйхолл вместе с Десенди держали путь. Взгляд Хуфклаппера прыгал с пони на пони: никогда он не видел, чтобы все без исключения горожане представали в приподнятом настроении. На каждом жителе района можно было увидеть лёгкую улыбку. Это было настолько необыкновенно, что Десенди уже не до конца верил в реальность происходящего.

Несмотря на очень медленный темп ходьбы, герои вскоре оказались в парке, что поначалу расстроило Хуфклаппера, желающего и дальше восхищаться дружелюбными прохожими. Однако и сам парк не пустовал: на подходе к сцене собралось уже довольно много зрителей, готовых наблюдать сегодняшнее представление. Далеко не все они были так красиво одеты, как мистер и миссис Хэйхолл, что немного взбодрило Десенди, который до сего момента старательно игнорировал повышенное внимание жителей Мэйнхэттана ко своей отвратительной внешности. Стрэнд предложила сразу занять места; Муди и Десенди покорно проследовали за ней на третий ряд, с которого была отлично видна вся сцена. Спустя какое-то время зрительный зал под открытым небом был полностью заполнен пони, ожидающими начала спектакля. Десенди узнал от Муди, что сегодня в программе будет некая постановка «Мал фон Оудколт». Пони никогда о такой не слышал, что раззадорило его интерес. Как волнительно это было – вновь находиться в обществе. Десенди впервые за долгие месяцы не ощущал себя брошенным калекой. Сейчас он испытывал странное чувство, щекочущее в районе живота, слегка сбивающее ритм дыхания и пускающее по всему телу лёгкую дрожь.

Вдруг на сцене зажегся свет. Кулисы раздвинулись и перед толпой предстал зелёный пони в строгом костюме, носящий на голове высокий цилиндр. Раздались аплодисменты, на которые тот отреагировал улыбкой. Десенди тоже хотел поучаствовать в громком приветствии, но пока он поднимал стонущие и дрожащие копыта, пытаясь их друг с другом столкнуть, овации уже утихли. Пони-ведущий громким голосом заговорил…

Мал фон Оудколт

С историей города Эквиеры можно ознакомиться здесь!

– Приветствуем вас, дорогие зрители, на вечернем представлении коллектива «Короли Внутри»! Мы очень рады вновь оказаться на сцене этого парка, выглядящей лучше, чем когда-либо. Жители Мэйнхэттана, ваша совместная работа над этим местом заслуживает высшей степени уважения: вы смогли оставить свои повседневные заботы, отринуть городскую суету и провести время здесь, вместе трудясь над реставрацией сей сцены. Мы же собираемся рассказать и показать историю о пони, являющемся вашей полной противоположностью. Встречайте: Мал фон Оудколт! – на сцену вышел хмурый земной пони, полностью окрашенный в чёрный цвет. – Мал никогда не выделялся из толпы. Наоборот, его можно было принять за чью-то тень – настолько незаметным был этот пони. Но имелась у Мала одна особенность, заключавшаяся в абсолютном упрямстве, – из-за кулис навстречу Малу вышел другой пони. Не прекращая своего движения, он столкнулся головой с главным героем, после чего оба начали бодаться, пытаясь друг друга пересилить. – Любое дело, любое верование отстаивалось Малом до победного. Никто не мог переспорить этого пони, никто не мог помешать ему осуществить намеченные планы – настолько упёртым был Мал, – у пони-антагониста подкосились ноги, отчего фон Оудколт легко оттолкнул того в сторону, приняв после этого гордую победную стойку. – Жил наш пони на севере города Эквиеры вместе со своей небольшой семьёй: вечно недовольной и чрезмерно требовательной женой, родители которой то ли пошутили, то ли предопределили её будущее, дав своей дочери имя Гидра, двумя совсем маленькими дочерями Юн и Дю и сыном чуть постарше, носящим имя того, кем Мал всю жизнь восхищался. Его тоже звали Мал, – кто-то в зале посмеялся. – Семейство фон Оудколтов знали все в городе, в основном из-за того, каким простаком был Мал-старший. То и дело горожане, когда перед ними вставала непростая задача, например, покраска дома, в первую очередь бросались на поиски нашего героя. Если удача им благоволила и глава семейства фон Оудколтов всё же находился, они без какой-либо затейливой тактики брали того на слабо: не сможет же он, сам Мал, до заката покрасить целый дом! Гордыня брала верх над пони, и он тут же брался за ведро с краской, а «заказчики» как бы невзначай давали ему подсказку, какой из домов сейчас можно было бы покрасить. Так подпитываемый своим упрямством фон Оудколт выкладывался на все сто, лишь бы показать неубеждённым в его способностях глупцам, на что он способен. Именно поэтому стоило Малу покинуть свой дом, как его семья теряла любую надежду увидеть пони до самого заката. Как нетрудно догадаться, Эквиерийцы не слишком были горазды награждать Мала за проделанную работу, из-за чего сколько бы фон Оудколт не пропадал вне дома, обратно он редко возвращался хоть с чем-то. Соседи семейства фон Оудколтов сразу узнавали, когда глава семейства удосужился пересечь порог своего жилища, поскольку сопровождалось это действие громкой руганью госпожи Гидры, у которой терпение как таковое отсутствовало. Посему она не гнушалась отчитывать своего мужа хоть при детях, хоть при незнакомцах. Сам Мал-старший только и мог, что молча выслушивать все напасти и лишь произносить бессвязные… – на сцену выбежала кобыла очень озлобленного вида, сходу начав тараторить на окрашенного в чёрный цвет артиста. Тот же озадаченно периодически вставлял свои «Но…» и «Эх…», громко временами вздыхая. – Этот шум в доме фон Оудколтов не утихал вплоть до самой ночи. С криком петухов ругань возобновлялась, и уже от самого Мала зависело, когда в округе снова станет тихо. Поэтому пони достаточно быстро выбегал на улицу, на прощание обещая всё ещё разгневанной жене, что сегодня он-то точно принесёт в дом хоть пару битсев. Таким образом в северном районе вновь устанавливалась атмосфера спокойствия. Ну, до тех пор, пока у жителей Эквиеры не закончатся поручения для Мала, что послужит ему причиной вновь без гроша вернуться домой, перейдя к очередной итерации семейного конфликта, – Гидра с недовольным видом рысцой убежала за кулисы; Мал посмотрел на зрителей и громко заговорил.

– За что мне всё это? Не ценит она меня! Ей так повезло, что я всё ещё рядом! Да, так ей в следующий раз и скажу… – снова вклинился рассказчик.

– Не волнуйтесь, не скажет. Всё, что было у Мала на душе, он высказывал своим друзьям, если так можно назвать бездельников, с которыми наш герой время от времени, когда его таинственным образом никто не пытался найти, распивал на лестнице мэрии Эквиеры сидр. Верьте или нет, но наш абсолютно не предприимчивый Мал каким-то образом всегда знал, где достать деньги, чтобы прикупить этого напитка себе, а заодно и угостить кого-нибудь из собеседников.

На сцену выехали декорации, выглядящие как каменная лестница. Мал присел на неё. С обеих сторон к нему вышли пони, держащие копытами кружки. Сев рядом, они начали пить их содержимое. Пони достаточно крупного размера протянул и Малу кружку, после чего заговорил.

– Эх, непросто живётся в Эквиере! – он продолжил пить. В разговор решил включиться Мал.

– Да, дружище! Особенно нам, труженикам невидимого фронта. Все будто позабыли о нашей ценности. Взять хоть мою жену: она же даже не интересуется, чем я занимаюсь! А я, между прочим, вчера доказал этому гнусу Фупе, что вполне могу понянчиться с детьми. Полдня провёл с его сынком. Вот он, наверное, удивился, насколько я способная нянька! Будет потом знать, как недооценивать меня. Потом я отремонтировал скамью вон там, – Мал с энтузиазмом показал копытом куда-то вдаль. Его собеседники туда даже не посмотрели. – Какой-то маленький негодяй прыгал на ней – ну и сломал в итоге. Сорванец тут же начал разбрасываться словами, мол, подобное никто не сможет починить, даже – представьте – я! Ну, мне и пришлось утереть этой малявке нос и показать, кто тут мастер на все копыта. Провозился я довольно долго, но и работа эта была не из самых простых. Зато результат получился отменный. Тот мелкий сказал, что эту скамью смастерил его отец, а у меня получилось сделать её даже лучше!

– Мда, золотой ты пони, Мал… – крупный не успел договорить, будучи перебитым третьим собеседником, который отличался наоборот довольно малыми размерами.

– Медный, медный он пони! Гляди, это ведь ему, наверное, памятник-то возводят! – он ехидно захихикал, но Мал не заметил в его словах иронии и гордо улыбнулся. Тут снова заговорил рассказчик.

– Так и проходила насыщенная на события жизнь гордого и упрямого Мала фон Оудколта. Но совсем скоро после этой беседы тот самый некто, чей облик как раз и пытались искусные эквиерийские мастера продублировать на памятнике напротив городской мэрии, привнёс некоторые изменения в быт нашего героя. Король Кэнцер, преобразовавший сознание жителей Эквиеры до неузнаваемости в считанные месяцы, вдруг собственной персоной стал разыскивать Мала. Наслышавшись от горожан об исполнительности этого пони, самопровозглашённый монарх решил дать тому особое поручение. Придя в дом фон Оудколтов, Кэнцер к своему невезению наткнулся на саму Гидру, принявшую того за своего мужа.

На сцену вальяжно вышел пони в короне, высокомерным взглядом оглядывая своё окружение. Тут на него со спины наскочила кобыла со скалкой во рту. Она начала беспощадно колотить королишку, умудряясь со стиснутыми зубами при этом выкрикивать первосортные ругательства.

– Побитый Кэнцер запретил кому-либо рассказывать об этом случае, но к его несчастью, мы как-то про это узнали, – игриво произнёс рассказчик, подмигнув зрителям. Те не пытались сдерживать смех. – Гидре понадобилась где-то минута молений о пощаде и криков Кэнцера, чтобы всё-таки остановиться и рассмотреть, кого же она на самом деле столь приветливо встретила. Что было дальше история умалчивает, но мы допускаем, что госпожа Гидра даже не извинилась перед горе-государем! – снова смех. – Так или иначе, когда Мал вернулся домой, его ждал на удивление тёплый приём. Тем вечером Гидра впервые его не обругала, а вдобавок к этому сам Король Кэнцер лично посетил жилище пони – то ли не счастье? Нежданный, но почётный гость начал объяснять причину своего визита.

На сцену вновь явился Мал. Король Кэнцер обратился к нему.

– Ты ли тот самый Мал фон Оудколт – настойчивый трудяга, способный кого угодно выручить?

– Настойчивый трудяга – да, именно я! Но не помню, чтобы я кому-то приходил на выручку. За просто так я не работаю.

– Хм, странно, мне была доложена иная информация. Но допустим. Мал, скажи, ты готов выполнить поручение самого короля?

– Никаких сомнений! Король Кэнцер, светило города Эквиеры, для меня будет честью Вам послужить! Но как я сказал ранее, мне потребуется нечто взамен, – Кэнцер нахмурил брови.

– Ну… опять допустим… За проделанную работу будет тебе награда, «трудяга Мал», – фон Оудколт снова не распознал сарказма.

– Красивое прозвище! Что же я должен сделать?

– Мал, ты осознаёшь опасность находиться на одном материке со всеми этими пегасами и единорогами?

– Разумеется, Король Кэнцер! – из-за кулис выглянул рассказчик.

– Замечу, что наш герой был таким же ведомым, как и многие жители Эквиеры. Не удивляйтесь, что он легко под влиянием агитации Кэнцера превратился в расиста! – рассказчик скрылся за кулисами. Кэнцер продолжил диалог.

– Тогда ты поймёшь моё желание оградиться от всего этого сброда. Я не хочу ставить забор, отбрасывающий на Эквиеру тень, поэтому решил, что чистота водных потоков поможет нам находиться поодаль от омерзительных пернатых и рогатых. Мал, ты должен будешь прокопать канал с северного берега до южного, отделив наш полуостров от всей остальной Эквестрии. Более того, сначала я хотел дать тебе напарников, но побеседовав с тобой, – Кэнцер ухмыльнулся, – мне стало ясно: ты управишься с этим и в одиночку. Тебе же это по силам?

– Безусловно! Будет у меня ещё кто-то под ногами бегать, мешать мне! Не бывать такому – сам всё сделаю!

– В таком случае мы договорились?

– Да, Король Кэнцер! Я прокопаю этот канал в два счёта!

– Поразительный энтузиазм! В таком случае приступай уже завтра. Лопата будет ждать тебя на северном берегу. Оттуда и начнёшь копать.

– Всё понял. Вы не пожалеете, что обратились ко мне!

– Хм, почему-то я в этом уверен. До скорой встречи, фон Оудколты… – герои покинули сцену. Из-за кулис неспешно вышел рассказчик.

– Так Мал взялся за, как оказалось, дело всей жизни. Ни тем вечером, ни уже следующим утром Гидра, в кои-то веки обрадованная перспективами мужа принести в дом деньги, не произнесла ни слова хулы в его адрес. Позавтракав в этой спокойной обстановке, довольный Мал покинул дом, предупредив жену, что может на своей новой работе задержаться. Герою потребовалось немало времени, прежде чем он наткнулся на ожидавшую его на северном берегу новенькую лопату. Схватив её зубами, он посмотрел на юг – тот берег был где-то за горизонтом. Но это не волновало Мала, ведь рано или поздно он окажется там. Глубоко вздохнув, пони принялся копать.

Вышедший на сцену артист с небольшой лопаткой в зубах начал производить репетативные движения, «копая» воздух. Из-за кулис к нему выехали две картонные декорации, на которых была изображена земля и растущая из неё трава. Стоя между ними, артист будто в самом деле находился в небольшом окопе. Но тут сзади к нему приблизилась третья картонка волнистой формы, раскрашенная в голубой цвет.

– Но проблемы не заставили себя ждать! Вода из моря начала обесценивать все усилия Мала, размывая раскопанный им канал. Труды пони шли насмарку: как он ни пытался продвинуться вперёд, Малу приходилось затем возвращаться назад, чтобы вновь раскопать идеально сошедшийся, словно сшитый неведомыми силами, промежуток земли. Задача не из простых: что же делать? Не одарённый умом Мал помнил лишь приказ Кэнцера: пройти от северного берега до южного. Так и надо было действовать – король же не мог ошибиться или что-то недоговорить. Приказание было сформулированного чётко и ясно. Мал понял: ему не хватает усилий! Собрав все силы в своей челюсти, он начал копать гораздо интенсивней, чем прежде, – артист так быстро замотал головой, что рассмешил кого-то из зрителей. – Быстро, быстро, быстро! Надо копать быстро! Но что же это? Всё опять размыло! – Мал в ужасе обернулся. Артист отлично отыграл страх, будто находился перед смотрящей в глаза смертью. – Ничего, Мал и к этому был готов. Такие, как он, всегда имеют запасной план. На сей раз… надо просто ещё быстрее копать! Тогда земля точно не сойдётся, и канал будет готов. Айда гений! Стоит ли говорить, что у него опять ничего не получилось? Но наш герой не привык пасовать перед подобными трудностями. Мал решил для себя, что даже если ему придётся сильно задержаться на этой работе, он доведёт её до конца. Король Кэнцер на него надеется – и будет поражён результатом! Так фон Оудколт и продолжил своё непростое дело. Время за ним пролетало на удивление незаметно. Наступившая ночь быстро сменилась днём, солнечный летний день плавно перетёк в дождливый осенний – а там уже и снег выпал, – над Малом начали кружить солнце, луна и туча, подвешенные где-то под потолком сцены. – Но сколько бы времени не прошло, упрямый Мал так и не продвинулся в своём деле. Однако сдаваться было нельзя! На кону стояла его репутация как в глазах короля, так и в собственных. Гордый Мал продолжил копать, мечтая, как он окажется на южном берегу. Зима и лето вновь стремительно сменяли друг друга, но как бы фон Оудколт ни старался, прогресса не было никакого…

– Эй! А чем он питался?! – выкрикнул кто-то из любопытных зрителей.

– Интересный вопрос! Мал? – артист, игравший Мала, опустил голову между картонными декорациями, а когда вновь её поднял, в его широкой улыбке меж зубов торчали тонкие розовые полоски из ткани. – Земляными червями, конечно же! И прочими насекомыми, которым не повезло встретиться на пути голодного фон Оудколта! – зал расхохотался, среди смеющихся был и тот самый любопытствующий скептик. Мал вновь опустил голову, сплюнул “червей” и схватил лопатку, продолжив ей копать. – Поразительно было, как у пони оставались силы продолжать столь неблагодарный труд, но настойчивость фон Оудколта сыграла с ним злую шутку. Он и не замечал в отражении воды, как становился всё старше и старше, превращаясь постепенно в старика, – артист, продолжая копать, начал ходить за кулисы то с одной стороны сцены, то с другой. Каждый раз, когда тот вновь являлся на обозрение зрителям, на нём становилось всё больше грима, имитирующего морщины на морде и седину на гриве и хвосте. – Так бы и окончил своё существование наш Мал на этом злополучном месте, если бы в один прекрасный день лопата, которой он без устали всё это время пользовался, не сломалась.

Где-то раздался громкий треск. Мал быстро выронил изо рта целую лопатку, опять нырнул в декорации, после чего предстал перед зрителями лишь с обломком своего инструмента. Откинув его, пони заговорил.

– Эх, вот ведь незадача! Я же не глупец копать без лопаты. Надо вернуться в город и попросить у Короля Кэнцера новую!

– Наконец-то Мал мог насладиться заслуженным и оправданным отдыхом! Бедняге очень не повезло: мало кто знает, но в Эквиере, по какой-то одной лишь Селестии ведомой причине, изготавливаются лучшие лопаты во всей Эквестрии! Используй Мал в качестве инструмента ширпотреб из Кантерлота, наведался бы в город за заменой уже через три часа! – зал вновь немного посмеялся. – Делать было нечего, работа всё ещё должна быть завершена как можно скорее. Мал отправился в Эквиеру, решив заглянуть по пути к городской мэрии в свой дом. Войдя на главный проспект, пони не на шутку удивился. Все дома здесь выглядели как-то иначе, да и народу было куда больше, чем перед его уходом, – на сцену вышла массовка, окружившая со всех сторон главного героя. – Мал подумал…

– Вот ведь чудеса! Не иначе, как проявление гения самого короля, в считанные часы преобразившего до неузнаваемости сей чудесный город, – тут артист посмотрел вверх и завопил. – О нет! Захватчики! Нападают! Прячьтесь!!! – над головой Мала пролетел пегас, с удивлением посмотревший на кричащего пони. Окружившая артиста массовка остановилась и тоже начала сверлить его недоумевающим взглядом. – Это нападение пегасов! Все в укрытие! – массовка засмеялась и продолжила своё хаотичное движение. – Олухи! Помирайте, раз вам так угодно! – Мал бросился прочь со сцены, скрывшись за кулисами. Массовка начала расходиться, а декорации двигаться. На середину сцены вышел рассказчик, привлекая всё внимание на себя.

– О ужас! Враг прямо в Эквиере! Мал не мог понять: как Король Кэнцер допустил такое? Неужели кто-то не уследил за воздушным пространством? Наш герой со всех ног помчался к своему дому, чтобы поскорее предупредить семью. Для Мала это был настоящий кошмар: по пути он встретил ещё несколько пегасов и даже единорогов. Но остальные жители будто и не замечали этих шпионов-недоучек, продолжая спокойно заниматься своими делами. Неужели враг их загипнотизировал? Мал решил закрыть глаза, – из-за кулис галопом вылетел главный герой, тут же врезавшийся в последнего оставшегося на сцене пони из массовки. – Мда, не самое здравое решение, когда несёшься со всех ног, – оглушённый Мал медленно поднялся и продолжил своё движение, в очередной раз скрывшись от глаз зрителей. – Никогда фон Оудколт не старался так быстро бежать, но к своему удивлению он обнаружил, что двигался совсем не стремительно. Тело будто его не слушалось и еле волочилось по улицам Эквиеры. Мал подумал, что сам начал попадать под воздействие неизвестного ему оружия. Это однозначно была какая-то чёрная магия! В любом случае он должен был оповестить о скрытой угрозе своё семейство. С горем пополам добравшись до своего дома, он тут же ринулся в дверной проём, – глухой звук удара. – Что такое? Дверь его дома никогда не была заперта! Может, это Гидра закрылась от врагов? Мал заколотил копытами по двери, которую он, кстати, совсем не узнал. Но сейчас было не до рассуждений о спонтанных решениях Гидры провести дома внеплановый ремонт. В отчаянии фон Оудколт во весь голос прокричал имя своей жены. Получилось неожиданно тихо, – очевидно, бюджета данной постановки не хватило на некоторые декорации, из-за чего на пустой сцене сейчас находились только рассказчик и сам Мал. Последний поднял голову, вглядываясь в пространство за кулисами. Рассказчик продолжил. – Вдруг из окна второго этажа высунулся незнакомый Малу жеребец, – действительно, высоко над сценой стала видна чья-то голова, выглядывающая из-за кулисы.

– Эй, старик, по голове себе постучи! Чего ты так буянишь? – Мал, на секунду замешкавшись, со злобой в голосе ответил.

– Это я старик?! Слушай ты, трухлявый, я помоложе тебя буду! Что ты забыл в моём доме? – пони в окне еле сдержал смех.

– Ну если я тут трухлявый, то не советую тебе смотреть в зеркало. Дедуль, а ты очки свои нигде не потерял? Это не твой дом! Да и не припомню я такого яркого кадра, как ты. Думаю, ты даже не на этой улице живёшь.

– Наглец, выходи-ка сюда! – в ярости закричал Мал на пришельца-нахала. – Это мой дом, здесь живёт моя семья! Быстро говори, где мои дети и Гидра! – пони чуть не выпал из окна от разразившего его смеха.

– Слушай, дедушка, ты странствующий комик или что? Конечно, сейчас я приведу твою гидру! А с ней и мантикору в придачу! Ладно, слушай, расшумелись мы с тобой, а тут пони рядом работают. Не мешай хоть им, пообщайся на повышенных тонах с кем-то в другом месте, – голова скрылась за кулисами. Как бы невзначай проходивший мимо рассказчик сделал вид, что с удивлением заметил зрителей и обратился к ним.

– Вот дела! Какие, оказывается, грубые в Эквиере приватизаторы жилья! Но Мал знал, что выселить незнакомца ему поможет Король Кэнцер, которому пони в результате последнего разговора стал чуть ли не лучшим другом. Не спрашивайте, у нашего героя немного своеобразная логика. В общем, теперь Мал держал путь в мэрию, стараясь по дороге не смотреть в глаза очевидным шпионам, чьи неприкрытые рога и крылья не провели бы и жеребёнка. Так он вскоре оказался возле давно ему знакомой каменной лестницы. Устав от всей этой беготни, Мал решил на неё присесть, – рассказчик отошёл в сторону. На сцене снова стояла имитирующая лестницу декорация, на которой расположился артист. – Расслабившийся Мал начал осматривать центральную площадь и тут же был поражён! И как он это раньше не заметил?! – артист широко раскрыл рот и выпучил глаза, смотря на нависавшее над зрителями уже ночное небо. – Это была совершенно иная Эквиера! Иначе как можно было объяснить увиденный им памятник?! Для тех, кто не посещал этот город в последние три месяца, объясню: ныне центральную площадь Эквиеры украшает статуя бывшего мэра и некогда его помощника, являющегося мэром поныне: Клауди Пэрадайса и Парсия Ридикюля. Скульптура изображает их стоящими друг с другом и поднявшими по одному копыту: Пэрадайс, находящийся справа, возвышает правое копыто, а его преемник, стоящий слева, направляет в небо левое копыто. Таким образом два мэра как бы демонстрируют необъятность души своего любимого города. Но какой бы красивой не была эта статуя, на её месте Мал ожидал увидеть незавершённую скульптуру стоящего на дыбах Короля Кэнцера. Как можно куда-то убрать медное воплощение главы города? Это же измена! Но и на этом шок бедолаги Мала не закончился. К нему вдруг подошла шумная толпа во главе с держащим под мышкой какие-то бумажки жеребцом, – данные персонажи, стоило рассказчику их упомянуть, тут же вышли на сцену, окружив на лестнице фон Оудколта. Пони с бумагами громким басом обратился к фон Оудколту.

– А какой глава Эквиеры тебе больше по душе? – пока опешивший Мал думал, что ответить, рассказчик почти шёпотом проговорил зрителям.

– Мал смекнул, что это просто проверка. Конечно же, ответ был только один! – главный герой воспрянул, громко и чётко произнеся имя своего вечного лидера.

– Король Кэнцер! – массовка начала переглядываться и перешёптываться между собой. Задавший вопрос пони так поднял одну бровь, что это можно было разглядеть с задних рядов.

– Кто Вы такой, дедушка? Может, Вам надо в тенёк? Так сегодня солнце жарит… – Мал вскочил с лестницы.

– Следи за языком, громогласный! Почему в этом городе завелось столько грубиянов? Мне ещё жить и жить! – не ожидавший такой реакции басистый пони быстро закивал головой.

– Как скажете, мистер! Но кто всё же Вы такой? Гость нашего города?

– Не угадал. Я уроженец Эквиеры! Живу здесь всю жизнь – и проживу до самой смерти!

– О, так Вы старожил! Расскажите в таком случае, если не возражаете, каково было видеть свержение Кэнцера? Вы, судя по всему, его поддерживали? Замечу, что я Вас ни в коем случае не осуждаю! – голова Мала начала кипеть.

– Да вы что здесь все с ума посходили? Какой старожил, какое свержение Кэнцера, какие осуждения? Вы в каком мире живёте?! – толпа продолжила переглядываться, а басистый пони, набравшись сил, решил ответить вопросом на вопрос.

– А в каком мире живёте Вы, мистер? Вы даже не представились, раз уж на то пошло!

– Мал фон Оудколт я. Тот факт, что никто из вас здесь меня не знает, говорит о следующем: вы все не местные. Тогда кто же вы? Тоже шпионы, подосланные пегасами и единорогами? – реакция массовки была ожидаемой. – Да-да, я вас раскусил, не притворяйтесь! – длительное молчание. – Что, страшно признаться здесь, прямо на пороге мэрии? Сейчас оттуда выйдет Король Кэнцер и отправит вас всех восвояси! – басистый пони с некоторым сожалением посмотрел на Мала.

– Мистер, мне, похоже, придётся настаивать. Вам срочно нужно уйти с солнца, Вы однозначно перегрелись.

– Ах ты тварь! Прекрати устраивать цирк и скорее мне всё выкладывай! Что тут происходит?!

Пони опустил голову, затем снова посмотрел на Мала. После этого оглянулся и, очевидно, увидев что-то важное, вновь обратился к герою.

– Выкладываю. Видите того жеребца, собирающего с деревьев, посаженных по периметру этой площади, яблоки вместо здешнего садовника?

– Вижу – и что с того?

– Это Мал фон Оудколт.

Главный герой вытаращил свои глаза, смотря будто на кого-то из зрителей. Повисла тишина. Затем Мал её нарушил.

– Но ведь это я Мал фон Оудколт. А это самозванец! Это он и отдал мой дом тому грубияну! Проверьте, всё же сходится! – пони с бумагами посмотрел на зрителей. В глазах у него не было никаких признаков удивления, что выражало неверие словам главного героя. Вдруг сидящая среди толпы на лестнице кобылка белого цвета аккуратно спустилась и села напротив Мала, начав смотреть тому в глаза. Тихим, но при этом слышным залу голосом она заговорила.

– Папа Мал, это ты? Это действительно ты! – среди массовки сидел также пони в капюшоне. Он посмотрел на зрителей и аккуратно снял скрывавшую его морду ткань. Это оказался рассказчик.

– Взглянув в глаза этой красивой кобылке, Мал испытал странное чувство, дежа вю. Он будто и узнал её, и нет. Наконец он понял, что это…

– Дю, дочь моя! – прохрипел Мал. – Но как это возможно? Ты же… ты же…

– Тебя не узнать, папа. Я и не ожидала, что ты вернёшься, – у басистого пони и приведённой им толпы отвисла челюсть. Они молча наблюдали за смотрящими друг на друга стариком Малом и красавицей Дю. И только рассказчик, начав спускаться по ступеням, посмел нарушить возникшую между персонажами идиллию. Но герои его будто не слышали.

– За несколько лет, что Мал провёл вне города, многое изменилось. Стоило бы герою вернуться домой в тот же день, когда он ушёл на свою бессмысленную работу, и мы, скорее всего, не собрались бы с вами здесь, слушая его историю. Оказалось, что Король Кэнцер был глубоко оскорблён поведением Мала и Гидры, из-за чего приказал своим стражникам с ними разделаться. Гидру те забрали прямо на глазах у детей, которые больше никогда не видели своей матери. Мала же стражники поджидали у него дома, но пони всё никак не возвращался. Посчитав, что глава семейства фон Оудколтов сбежал, они вернулись к Королю Кэнцеру, доложившись о выполненном задании. Тот приказал посадить детей Мала на поезд до Кантерлота, чтобы его отпрыски никогда больше не появлялись в Эквиере. После победы принцессы Селестии над Кэнцером находящиеся в изгнании дети смогли вернуться в родной город, где о них позаботились приёмные родители, увы, не дожившие до сегодняшних дней. С тех пор каждый из них жил своей жизнью, иногда вспоминая похищенную мать и сбежавшего труса-отца. Никто из них даже не подозревал, что всё это время Мал трудился недалеко от города на благо своего почитаемого короля. Теперь же, когда герой вернулся в Эквиеру, он получил прощение своих дочерей и сына. Хотя, сами судите, простили они его по-настоящему или может дети просто пожалели своего престарелого отца, вероятно, придумавшего нелепое оправдание своему многолетнему исчезновению. Так или иначе, сегодня вы можете встретить в Эквиере старика Мала, который с радостью расскажет и вам свою невероятную историю. Найти его легко – большую часть дня он проводит на лестнице мэрии, смотря на до сих пор поражающий его памятник двум мэрам. Иногда на этих ступенях можно встретить и сына его. Теперь уже он редко находится без дела, неустанно доказывая то ли себе, то ли жителям Эквиеры, на что способен мастер на все копыта – трудяга Мал фон Оудколт-младший.

Волшебники

Рассказчик поклонился. В ответ грохотом раздались аплодисменты, гораздо более громкие и долгие, чем были перед началом спектакля. Преодолев боль, даже Десенди хлопал копытами. Это был он, катарсис. Внезапно жизнь стала иметь смысл. Вовсе не великий, возвышенный и серьёзный. Проще этого смысла были лишь те самые житейские радости, некогда утраченные Хуфклаппером. Именно ради этого момента стоило всё это время держаться в том тесном дворе, не сдаваясь продолжать жить и верить в возможность встретить подобный этому миг. Слова артистов навсегда отпечатались в голове Десенди. Он запоминал всех пони, находящихся здесь, рядом с ним, и точно также наблюдавших этот спектакль. Даже легкий запах растительности, лёгким ветром приносимый из глубины парка, нашёл своё место в памяти Хуфклаппера. Было совершенно не важно, что случилось в прошлом, и чем может грозить будущее.

Счастье. Насколько оно приятно! Достигнув его можно помыслить, что лучших эмоций уже не испытать, однако это самообман. Кроме обычного счастья, имеющего свойство быть скрытым и проявляться лишь в моменты торжества, существует и совсем иная его форма, высшее блаженство – полностью осознанное счастье. Именно его, казалось бы, какой-то заурядный спектакль даровал лишённому всего Десенди. Сейчас ему было так хорошо, что даже страх оставить этот момент в прошлом не тревожил пони, ведь каждое мгновение, каждая деталь окружения дотошно сохранялась в памяти Хуфклаппера. Находясь в этом моменте Десенди был счастлив, и отныне в своих воспоминаниях он будет хранить сегодняшний вечер до самого конца.

---

Распрощавшись с супругами Хэйхолл, Десенди расположился на картонке, впервые остывшей без постоянного тепла пони. Большего сейчас было не надо, поэтому он легко отверг предложение Стрэнд переночевать в квартире Хэйхоллов. Навязываться Хуфклапперу совсем не хотелось, эти добрые пони вовсе не обязаны были с ним нянчиться, как родные родители.

Точно, родители… Давно Десенди о них не вспоминал. Как, бишь, их там звали?.. Эта мимолётная мысль, словно капля яда, уничтожила всё счастье прошедшего вечера. Хуфклаппер, полный ненависти в себе, ещё долго об этом думал. Какой же пони хоть и на короткий миг, но забывает имена собственных родителей? Конечно же, самый безобразный. Причём, буквально – ведь до сей поры невозможно было придумать образ настолько низко павшего пони. Так рассуждал Десенди о самом себе, пока не погрузился в подкравшийся сон.

---

Кто все эти пони? Любопытство подогревалось уверенностью Десенди, что он точно всех их знает. Но насколько близки его сердцу эти размытые фигуры, настолько же далеки были они от памяти. Эта неопределённость почему-то сильно давила на Десенди. И ведь какое ему дело до этих пони, чью внешность он даже различить не способен? Они же, вон, стоят себе поодаль, совершенно не волнуясь о нём. Но от этого было лишь тяжелее. Знают ли они о существовании Хуфклаппера, помнит ли о нём хоть кто-то? Десенди был весь в поту и нервно дрожал. Ну почему эти неподвижные фигуры так на него воздействовали? Находясь на грани истерики, он подумал: быть может, если он сейчас сорвётся, завопит, они заметят его?

После этого Десенди проснулся. Осмотревшись, он обнаружил себя в привычной обстановке пустующего двора-колодца, освещаемого тусклым светом луны. Несколькими секундами ранее готовый собрать в едином вопле все свои страдания, он теперь с лёгкостью отбросил свой душевный порыв. Давно утерянные родные и друзья всё равно ничего не услышат.

[Конец первого акта]

Не пегас, но близок к небесам

Акт 2, Сон: Конечный и вечный

Много лун прошло с того момента. Наступила пора прощаться с этим миром. Лежащий на той же картонке в полном одиночестве Десенди из последних своих сил сдерживал крик, лишь тихо мыча от боли. Даже в этой ситуации он не хотел тревожить жителей дома лишним шумом. Вот они, последние вздохи; очертания выходящих во двор окон начали постепенно размываться. От абсолютной свободы искалеченного пони отделяли мгновения. Находясь на смертном одре, Хуфклаппер думал только о тех немногих, кого он бы в этот момент хотел видеть рядом. Как же это печально уйти, будучи полностью всеми забытым. Словно ты и не существовал в этом мире все эти годы.

Сил больше не оставалось. Всего вокруг не стало.

---

В стоящей на окраине Понивилля повозке раздался громкий крик. Трикси проснулась в холодном поту. Что бы мог значить этот странный сон? Почему с этим вроде бы совсем незнакомым пони странного вида она ассоциировала себя настолько сильно, что ощущала его гибель? Бред какой-то, не иначе. Великой и Могучей и раньше снились кошмары, реалистичные и фантастические, но конкретно этот фундаментально отличался от них. Так и не сумев вновь уснуть, пони встретила утро следующего дня. Всё это время она размышляла: больно этот незнакомец выглядел… знакомо? Данный образ определённо не был порождением её фантазии. Так и не вспомнив этого странного пони, Трикси покинула свой спальный гамак. Надо было отрепетировать трюки для предстоящего сегодня выступления – размышления о кошмарах могут и подождать.

Весь следующий день артистка была сама не своя. Элементарные трюки она могла испортить по совершенно глупым причинам. Трикси просто не могла сконцентрироваться, что однако не помешало ей заслужить бодрые аплодисменты под конец своего магического шоу. Всё же она была профи и умела импровизировать на сцене, что не раз её выручало при провалах различной степени тяжести. Что странно, именно во время оваций Трикси глубже всего за тот день погрузилась в размышления о своём ночном кошмаре. Ритмично хлопающие копыта имели в её голове странную параллель с приснившимся сегодня незнакомцем. После выступления, во время уборки со сцены реквизита, пони продолжила размышлять. Для того, чтобы докопаться до истины, необходимо было провести расследование у себя в голове. Аплодисменты… Ей далеко не всегда доводилось их слышать, несмотря на свои постоянные старания удивить толпу. Был период, когда Трикси совершенно несправедливо была обделена вниманием. Неприятные времена. Помнится, однажды она даже разгромила сцену, на которой выступала… Мэйнхэттан! Это было в Мэйнхэттане. По счастливому совпадению, это был последний раз, когда её недооценили. Но что же случилось потом? Почему к её выступлениям вновь стали относиться серьёзно? Точно, она провела работу над собой. Меньше хвастовства, больше дела. Но что подтолкнуло на это Трикси? Всеми любимая Твайлайт Спаркл! Да, после тех странных событий с этим зловещим амулетом, из-за которого самовлюблённость артистки достигла пиковой отметки. А откуда эта штука вообще взялась? Трикси купила этот амулет у какого-то торгаша, но такой артефакт не мог изначально принадлежать ему. Хуфклаппер! Десенди Хуфклаппер!

У Трикси сжалось сердце. Её нагнал очередной призрак прошлого. Теперь она помнила, словно это случилось вчера: о том, как этот несчастный поведал о своём происхождении, единственный в городе высказал ей почтение и под конец рассказал о некогда проданном Амулете Аликорна, доставшемся ему по наследству. Трикси же, ослеплённая ненавистью и желанием отомстить Твайлайт Спаркл, просто бросила Десенди, даже не попрощавшись с ним. Редко пони доводилось испытывать столь сильное чувство стыда. Что же стало с этим бедолагой, так и не увидевшим обещанное ему выступление? Неужели сегодняшний сон был пророческим или уже отобразил действительность? Трикси почувствовала ком в горле. Увиденный во сне образ умирающего в одиночестве Хуфклаппера не должен был стать явью. Импульсивные решения как таковые были вполне в духе Великой и Могучей – и в этот раз она попросту не могла позволить себе тратить время на размышления о здравости совершаемого поступка. Она срочно должна посетить Мэйнхэттан!

---

Нельзя было не предложить отправиться в этот далёкий путь и своей подруге. Старлайт была удивлена внезапному предложению Трикси рвануть прямиком в Мэйнхэттан: тем же днём, с минимумом времени на подготовку к путешествию. Но пони всегда была готова поддержать свою подругу. Раз ей важно как можно скорее добраться до этого города, то причины должны быть веские. Однако неожиданной для Старлайт стала просьба Трикси помочь немного разгрузить её повозку. Там же хранится весь реквизит для её магических выступлений. Выходит, она собиралась в Мэйнхэттан вовсе не потешить тамошнюю публику? Тем не менее, когда Трикси дала команду прекратить опустошение повозки, внутри всё ещё оставались многие вещи для её шоу. Старлайт уже не могла удержать в себе накопившиеся вопросы:

– Трикси, я думала, мы должны разгрузить твою повозку. Почему же тогда внутри до сих пор лежат многочисленные атрибуты твоей профессии? – Трикси устало посмотрела на подругу. После бессонной ночи и продуктивного рабочего дня, завершившегося прошедшей только что масштабной уборкой, пони уже едва не спала.

– Старлайт, понимаю, это всё очень… – она протянула это слово, едва не уснув, – очень, ну, странно. Я обязательно тебе обо всём расскажу, только не сейчас. Мне бы поспать… А ещё нам надо поспешить!.. – удивлённая столь несвойственному для бодрой Трикси состоянию Старлайт немного покосила голову, вопросительно опустив уши.

– Так ты собираешься спать или спешить в Мэйнхэттан? Я бы посоветовала сначала попробовать первый вариант. Далеко ты в таком состоянии не пройдёшь.

Сонная Трикси уставилась на ослепляющий закат, который вынудил её окончательно закрыть глаза.

– Ты права.

Зевнув, Трикси рухнула на землю, тихонько засопев. Старлайт при помощи магии аккуратно подняла свою подругу и заботливо уложила в один из висящих в повозке гамаков. Поразмыслив, где стоит и ей провести эту ночь, пони решила составить Трикси компанию, заняв предусмотрительно повешенный для неё второй гамак. На небе уже виднелась луна, когда Старлайт уже почти уснула. Но сон её потревожила Трикси, тихо произнёсшая во сне лишь пару слов:

– Не… умирай…

---

– Трикси, вставай! День добрый! Подъём!

Услышав слово «день», единорог вскочила с гамака.

– Как это день? Старлайт, почему ты позволила мне спать? Нам же надо спешить! – недовольно прокричала в окно повозки Трикси. Стоящая снаружи Старлайт посмотрела на свою взлохмаченную подругу и захихикала.

– Считаешь, было бы правильно разбудить тебя пораньше, до самого рассвета? Ты же не забыла, в каком состоянии была вчера вечером? Нет уж, тебе было необходимо хорошо выспаться! – Трикси приложила к подбородку копыто, делая вид, что задумалась.

– Хм, всё верно. Трикси действительно собиралась провести эту ночь, велико и могуче отдыхая. А разве она тебе не велела везти в это время повозку с ней внутри? Да, точно, так изначально и планировалось!

– Ха-ха, очень смешно. Полагаю, по скорбному стечению обстоятельств наша Великая и Могучая вырубилась до того, как успела раздать все свои приказы?

– Абсолютно точно! Какая проницательность, Старлайт! Не зря ты моя лучшая подруга. А теперь – вперёд! Нас ждёт Мэйнхэттан!

Трикси выпрыгнула в окно и оббежала повозку, приготовившись запрячь себя и начать путешествие.

– Эй, а ты бы не хотела, скажем, сначала причесаться? Посмотри на себя, тебе на голову словно куст из Вечнозелёного леса посадили!

– Пфф, мы идём не на показ мод, Старлайт. О моей причёске позаботимся позже, – повозка сдвинулась с места. – Не отставай, а то мне не хватало ещё искать свою потерявшуюся в необъятной Эквестрии подругу!

Старлайт, догнав Трикси, решила остановить обоюдные потоки сарказма, ответив лишь дружелюбным хихиканьем. Так и началось путешествие двух единорогов, державших путь в Мэйнхэттан. По подсчётам Трикси, до города они должны были добраться не раньше следующего утра. Но несмотря на долгую дорогу впереди, пони не унывали, переходя в своей попутной беседе с одной темы на другую. Старлайт заметила, что Трикси не спешит объяснить причины своего ярого желания посетить город, который никогда не спит, но из вежливости она не задавала вопросов на эту тему. Очевидно было, что в полном неведении пони в конечном итоге не останется – введение в суть дела было лишь вопросом времени. Как оказалось, долго ждать Старлайт не пришлось.

Узлы

Когда начало смеркаться, подруги решили приостановить своё путешествие. Соорудив рядом с повозкой Трикси небольшой лагерь с костром, пони поужинали и продолжили беседовать. Уже близилась полночь, когда Старлайт решила поделиться своими воспоминаниями о Мэйнхэттане:

– Да… Давненько не была я в этом большом городе. Помню это чарующее место: высокие здания, широкие улицы, забитые спешащими пони, рестораны, театры, магазины – чего же ещё можно пожелать? Но есть в Мэйнхэттане что-то отталкивающее, чуждое нам, пони из небольших городов. Кто знает, когда бы мне довелось туда вернуться, если бы не ты. Во время своего последнего визита я не провела там и половины дня! Странно это было. Тогда я ещё была властным тираном, управляющим целой деревней несчастных жертв моих идей. Как-то раз мне пришло письмо от неизвестного изобретателя, в котором тот утверждал, что разработал устройство, конвертирующее магию тела любого пони в магию единорога и позволяющее эту магию использовать при помощи искусственного рога. Меня это очень заинтересовало, и я тут же отправилась в Мэйнхэттан вместе с деревенским хирургом, Фипитюль Сноуфлейк. Тот изобретатель просил помочь вживить это устройство в своё тело, поскольку никто из врачей Мэйнхэттана не был готов проводить столь опасную операцию. А моя Фипитюль была способна и вполне готова помочь… или это я себя в этом убедила?.. Сейчас я с трудом понимаю саму себя из прошлого. В любом случае мы заключили с изобретателем сделку: он нам изготовит несколько экземпляров своего устройства, а Фипитюль окажет ему необходимые хирургические услуги. Помню, ещё я его заманила в нашу деревню, предложив жить там. Не знаю, что было бы лучше: оставить этого чудака в его пустой квартире-коробке или поселить у нас, добровольно-принудительно лишив кьютимарки? Ладно, что-то я ушла от темы. Договорившись с тем пони, я покинула город; Фипитюль при этом осталась для проведения операции. А что из этого получилось – гнетёт меня и по сей день… Думаю, именно поэтому я и не горю желанием возвращаться в Мэйнхэттан. Так вот, через пару дней после того, как я вернулась в деревню, туда же явилась и моя Фипитюль – и в её глаза было больно смотреть. До сих пор страшно подумать, что она чувствовала. Несколько суток бедняга ни с кем не говорила. Понадобилось очень много времени, чтобы узнать от неё, что же случилось в Мэйнхэттане. Как оказалось, тот изобретатель неожиданно скончался во время операции. Для Фипитюль данное событие стало настоящим шоком, ведь за свою практику она ни разу с подобным не сталкивалась. Я уверена, Сноуфлейк не допустила ни единой ошибки в ходе работы с пациентом. Тебе бы стоило видеть того изобретателя: кожа да кости, спал на ходу, жил в пустой квартире, пребывая в постоянной паранойе по поводу неуплаченных долгов. Неудивительно, что он погиб. Но это была настоящая трагедия, оставившая отпечаток на Фипитюль. В итоге бедолага и вовсе сбежала из деревни – с тех пор я о ней не слыхала. Но разве от такой душевной травмы можно убежать? Жуткая, конечно, история. Иногда, вспоминая об этом, я виню во всём себя. Я совсем не осознавала, во что ввязываю юную Сноуфлейк – и вот чем это обернулось. Ты… Ты что-то хочешь сказать?

Трикси буквально сверлила Старлайт взглядом на протяжении второй половины рассказа. Пони, заметившая это, всё же решила не прерывать своё повествование, оставив обсуждения на потом. Теперь уже Старлайт уставилась на Трикси, ожидая услышать причины такой странной реакции.

– Сказать? Д-да, правда не знаю, хочу ли… Нет, я должна сказать. Ты же не побоялась своей истории! Просто… Ни в коем случае не обесцениваю твоих слов и переживаний, но у меня всё, думаю, гораздо хуже. Ну, в плане эмоционального груза на моей спине.

– Я готова тебя выслушать. Не бойся: что бы там ни было, я не осужу. Я знаю, каково это – иметь прошлое, которое лучше бы никогда не случалось.

– Спасибо, Старлайт! Просто мне тяжело об этом даже думать наедине с собой.

– Ой, это характерно для подобных воспоминаний! Как я и сказала, мне это очень хорошо знакомо. Считаешь нужным – просто расскажи, как есть. Но я пойму тебя, если предпочтёшь оставить это при себе.

– Я расскажу, расскажу. Но для начала… Я же упомянула, что мои переживания могут быть сильнее твоих? Возможно так и есть, но не до этого момента. Ты винишь себя в смерти другого пони, что по-настоящему тяжко. Поэтому для начала задам вопрос: а того изобретателя, случаем, не Десенди Хуфклаппером звали? – Старлайт выпучила глаза. Казалось, те вот-вот синхронно выпрыгнут в костёр.

– Д-да, это его имя! А я уже и забыла. Но откуда ты?.. Прости, продолжай!

На морде Трикси появилась лёгкая улыбка, что ещё больше удивило её собеседницу. Она подняла копыта, будто накапливая между ними магическую силу.

– Приготовься лицезреть трюк по облегчению веса вины Старлайт Глиммер! Итак!.. Выжил твой Десенди. Правда, не знаю, жив ли до сих пор. Когда я его встретила, выглядел он так себе. Поэтому либо твоя Фипитюль не умеет измерять пульс, либо просто тебе что-то не договорила. Как бы то ни было, но именно Хуфклаппер и стал причиной, по которой мы держим путь в Мэйнхэттан. Я хочу его увидеть, – у Старлайт отвисла челюсть. – Да, я удивлена не меньше твоего. Поразительно, как тесен мир, а точнее Мэйнхэттан. Рассказанную тобой историю я услышала в версии того самого «погибшего» в ходе операции Десенди. Получается, о тебе я узнала задолго до нашей встречи, Старлайт, – Трикси снова улыбнулась, смотря в костёр. В её больших глазах отражалось танцующее пламя. – Так что ты можешь больше не винить себя по поводу смерти этого изобретателя. Конечно, здравствовать он после операции не стал, но это всяко лучше, чем покинуть наше бытие. Рада, что получилось начать свой рассказ с чего-то позитивного. Теперь же придётся перейти к не самой приятной части…

Старлайт, не издав ни единого звука, выслушала историю Трикси о её встрече с Десенди. Раскаявшаяся артистка не упускала ни единой мелочи в своём рассказе, в несвойственной для Великой и Могучей манере заостряя внимание на совершённых ей в тот вечер ошибках.

– …И если всё вышесказанное тебе не противно, только представь: я обо всём этом ещё и напрочь позабыла! И только позапрошлой ночью моё сознание напомнило о незакрытом долге. Во сне я увидела его, того самого Десенди. Он по-прежнему находился в одиночестве на том же самом месте, где я его бросила. И он… умирал. Тихо, незаметно для окружающих Десенди потихоньку покидал этот мир. Это было настолько жутко, что я не смогла после данного кошмара вновь уснуть. Вспомнив на следующий день, что же за пони мне приснился, у меня не было другого выбора, кроме как…

– …отправиться в Мэйнхэттан… – впервые за долгое время подала голос и вместе с тем перебила свою собеседницу Старлайт. – Это просто невероятно. И так грустно…

– Ещё как. И кто теперь знает, жив ли Десенди вообще или… Не хочу об этом думать.

– Остаётся лишь надеяться, что мы сможем что-то исправить. Так или иначе, это наш долг. Часть злоключений, если уж не все, этого бедного пони – моя вина…

– Наша. Ответственность за судьбу Десенди несём мы обе. И не имеет значения, кто ещё в этом может быть замешан. Мы обязаны помочь.

– Да. Да, мы сделаем всё, что в наших силах, лишь бы дать ему второй шанс на нормальную жизнь. Трикси, я до сих пор в это не могу поверить… Но спасибо тебе! Ты даровала мне возможность искупить свою вину перед этим несчастным.

– Прошу, не благодари меня. Это, держа в голове обстоятельства, чересчур своевременно и как-то… неправильно? Надо сначала встретить Хуфклаппера и действительно помочь ему. Слов благодарности же я совсем не заслужила…

Удивление Старлайт продолжало расти. С ней всё ещё разговаривала Трикси? Она бы и представить не могла подобного шквала самокритики со стороны Великой и Могучей, свидетельницей которого стала в тот момент.

Закончив на этом разговор, пони начали в тишине готовиться ко сну. Обе подруги теперь только и могли с опаской думать, с чем же им уготовано столкнуться по прибытии в Мэйнхэттан. Расположившись в гамаках внутри повозки и пожелав друг другу спокойной ночи, героини ещё долго не могли уснуть.

---

«Бегство от своих поступков, страх деяний прошлого и отстранение от собственной истории есть оскорбительное отношение к себе настоящему и безразличие к себе будущему. Ошибки прошлого не исправить, но сотворить следующие за ними добродетельные деяния ты способен в этот самый момент. Ну что, опять пасуешь?» – так говорил Десенди Хуфклаппер, вновь явившийся во сне Трикси. Тяжело было не проснуться после такого. Старлайт ещё бороздила пространства мира грёз. Тем не менее, повозка уже освещалась утренним солнцем. Трикси, осознав полное отсутствие желания продолжать спать, тихо слезла с гамака и вышла наружу. Через минуту повозка сдвинулась с места, едва покачиваясь на ходу. Никто точно не скажет, сколько прошло времени, прежде чем сон Старлайт начали тревожить хаотичные посторонние звуки. Оставив попытки противостоять им, пони решила покинуть своё спальное место, после чего высунула в окно повозки свою сонную мордашку. Было весьма неожиданно наблюдать снаружи не густой лес, где пони уснула прошлой ночью, а настоящие каменные джунгли, выглядящие до боли знакомо. Обратив внимание, что повозка движется, Старлайт выпрыгнула из неё и нагнала свою подругу, всё это время старавшуюся как можно аккуратнее и нежнее тянуть свой вагончик со спящим внутри пассажиром.

– Трикси, ты что, меня до самого Мэйнхэттана дотащила? Могла бы разбудить, повозка-то тяжёлая!

– О, Старлайт, доброе утро! Или добрый полдень? – Трикси показала копытом на большой циферблат часов, висящих на одном из небоскрёбов неподалёку. На них часовая и минутная стрелка смотрели точно вверх. – Ого, а мы с тобой сегодня поменялись ролями!

– Ха, очень смешно!..

– Не-не, сегодня это должна сказать я! Так вот: ха-ха, очень смешно!

– Да, Трикси, ты у нас маленькая кобылка навсегда. Сколько лет ты уже прогуливаешь уроки?

– Ха! Ха! Очень! Смешно! – Трикси демонстративно нахмурилась, чем в купе с саркастичной интонацией сказанного рассмешила подругу.

– Ладно тебе, не горячись! Слушай, а мы ведь уже близко к его дому. Ты как? Волнуешься?

– Готова поспорить, чувствую себя так же паршиво, как ты. Но ещё хуже было бы сейчас развернуться и уйти. Поэтому мне относительно недурно.

– Понимаю. Это тяжело, но это правильно. Твайлайт и остальные тоже поступили бы на нашем месте именно так.

Пони шли вдоль большого ухоженного парка. Трикси начала его пристально разглядывать. Старлайт, поняв в чём дело, заговорила:

– Как вижу, сцену починили.

– Надеюсь, у меня не возникнет причин вновь тут всё порушить! – стыдливо усмехнулась Трикси. – Мы почти пришли, вон впереди тоннель во двор Десенди. Хоть бы он был там… – пони нервно сглотнула.

Идти вперёд было всё тяжелее. Дойдя до тоннеля, Трикси распряглась, оставив повозку на специальном месте.

– Ты же не забыла, что здесь платная парковка?

– Не начинай! Заплачу я этим жадным муниципалам. Моя повозка хоть и влезает в тоннель, но маневрировать с ней во дворе – такая тягость… – пони переглянулись. – Ну что, ты… готова?

– Нет, но… Давай просто пойдём туда?

Трикси кивнула. Подруги вошли в тёмный тоннель, показавшийся им необычайно длинным. Проведя в нём практически вечность, единороги наконец вновь вышли на свет. Трикси тут же посмотрела на то самое место – там лежал он. Судя по позе, всё ещё спал. Пони подошли к нему; он совсем не шевелился. Казалось, даже не дышал. Десенди Хуфклаппер спал по-настоящему мёртвым сном.

[Конец второго акта]

Не земной пони, но близок к земле

Акт 3, Исход: Без аплодисментов

Старлайт и Трикси были в ступоре. Они опоздали? Жутко изуродованный Десенди походил на труп на стадии активного разложения. Трое пони пребывали в неподвижном состоянии в течение нескольких минут. Отчаявшаяся Старлайт не вытерпела гнетущего бездействия и смогла хоть немного собраться. Она протянула дрожащее копыто в сторону валяющейся туши Хуфклаппера.

– Не прикасайтесь, ему от этого очень больно! – произнёс кто-то полушёпотом. Подруги обернулись, увидев выходящую из дома пони, которая держала копытом тарелку с куском пирога. – Десенди вчера поздно лёг спать, позвольте ему выспаться, – пони подошла к спящему Хуфклапперу и аккуратно положила рядом с ним тарелку, не издав при этом ни звука. Перейдя уже на едва различимый шёпот, она продолжила. – Здравствуйте, вы его знакомые? Я Стрэнд Хэйхолл, живу здесь со своим мужем. Если вы пришли навестить Десенди, приглашаю зайти к нам, пока этот соня не проснулся. Ну что вы молчите? Слышу по вашим урчащим животикам, что вы сегодня не завтракали! Неужели с голоду языки проглотили?

Старлайт и Трикси переглянулись, пытаясь зрительно договориться, кто же из них озвучит имеющийся в головах у обеих подруг вопрос. Трикси, приподняв брови, кивнула головой на свою спутницу. Та, ещё не готовая от волнения начать говорить, сделала глубокий вдох.

– Значит Десенди спит? Это точно?

– А что он по-вашему делает? Явно не в классики играет!

Трикси опустила голову, поднеся к носу Хуфклаппера своё ухо. Почувствовались лёгкие колебания воздуха.

– Да, он спит! Ещё как спит… – облегчённо она произнесла.

Насколько же приятно Старлайт было это услышать! Но насладиться моментом не было времени, ведь…

– Ой, простите нас, пожалуйста! Мы же даже Вам не представились! – миссис Хэйхолл поднесла ко рту копыто и тихонько шикнула. Старлайт случайно забыла про спящего Хуфклаппера, отчего заговорила достаточно громко. Пони смущённо зашептала. – Меня зовут Старлайт Глиммер, а это моя подруга Трикси Луламун. Мы действительно пришли к Десенди.

– Приятно познакомиться! А теперь предлагаю продолжить наш разговор у меня в квартире. Как насчёт вишнёвого пирога? Наша беседа уж точно вас не насытила, девчонки. Следуйте за мной, не стесняйтесь. Друзья Десенди – мои друзья!

– Будем рады составить Вам компанию. Да, Трикси? Что думаешь насчёт вишнёвого пирога?

– Я не хочу думать о вишнёвом пироге, я хочу почувствовать вишнёвый пирог у себя во рту!

– Значит, твоё желание осуществится в считанные минуты, – успокоившаяся Старлайт чувствовала небывалую лёгкость. С момента пробуждения преследовавшая её тошнота на нервной почве наконец-то прошла, отчего пони тут же начала предвкушать грядущий завтрак.

Подруги проследовали за миссис Хэйхолл в её квартиру. На кухонном столе красовался ещё тёплый вишнёвый пирог, разносящий по всему помещению характерный запах. От него уже некогда было отрезано два куска. Миссис Хэйхолл хихикнула:

– Всегда в первую очередь кормлю мальчиков, а уж потом сама пробую. Мой муж Муди говорит, что я постоянно сама себя дразню, не торопясь опробовать свои блюда. Он у меня такой льстец! Право, моя еда такая же, как и у любой другой домохозяйки в городе! – разложив по тарелкам три куска пирога и приставив к каждой из них по чашке чая, миссис Хэйхолл села за стол, за которым её уже ожидали еле удерживающие слюну во рту Старлайт и Трикси. – Приятного всем аппетита!

Ответив взаимными пожеланиями, подруги приступили к еде. Миссис Хэйхолл же не торопилась уплетать свой пирог, съев лишь малый кусок. Её взгляд был направлен в окно, где виднелся всё ещё лежащий неподвижно Десенди.

– Он ещё долго не проснётся. Не будь у нас с Муди будильника, мы бы и сами проспали далеко за полдень. Вчера ведь в парке неподалёку снова представление было под поздний вечер, и мы с мужем и Десенди не упустили шанс воочию узреть, что же там наворотил наш любимый творческий коллектив «Короли Внутри». Такие талантливые ребята! Вчера у них была постановка по «Метеору и Комете». Вы знаете эту историю? – жующие подруги отрицательно промычали. – Тогда, если не возражаете, быстро её вам расскажу! Мне эту историю часто читала бабушка прямиком из своей старой-старой детской книжки. Язык там был не самый современный, но некоторые моменты мне так хорошо запомнились, что не могу их не воспроизвести по памяти! Поэтому извиняюсь, если буду чересчур непостоянна в стиле своего повествования. Итак…

Метеор и Комета

(в рассказе Стрэнд Хэйхолл)

Жили в свете сем некогда два неразлучных пегаса, звавшиеся Метеор и Комета. С крепостью дружбы героев могла потягаться лишь страсть их к скоростным полётам. И не находилось в то время пони, кто не знавал бы об успехах этих двоих в деле том. Поистине, не было летунов в Эквестрии быстрее Метеора и Кометы! Никто уж точно не ведал, с какой небывалой скоростью эти два пегаса рассекали воздух, а они всё продолжали тренироваться.

Не обходилось в воздушном летании Метеора и Кометы без духа соревновательного. Однажды решили друзья летать на пределе своих возможностей, пока один не перегонит второго. Как возникла идея эта – так и рванули с места они; и были настолько быстры, что сразу после старта словно исчезли. Летели бок о бок Метеор и Комета; летели стремительнее самих солнечных лучей, что с завистью не могли их наверстать! Так пегасы состязались трое суток кряду; и не успел начаться четвёртый день гонки, как согласились соперники на ничью. Остановившись, протянули они друг другу копыто – и тут удар небесный! Столкнулся с телами пегасов Солнца свет; столкнулся с силой небывалой! Проник внутрь их – и затаился…

В ужасе друзья на небо поглядели: средь дня обнаружили они огромную едва различимую во тьме небосвода луну. Погасло Солнце, словно никогда вовсе и не светило; а на Землю опустился мрак. И только Метеор и Комета аки звёзды горели огнём. Метеор испугался: как мог он присвоить не принадлежащий ему солнечный свет? За столь серьёзную кражу заслужил он наказание! Стыдно стало Метеору за погасшее Солнце. Комета возгордился: никому ещё прежде не выпадала возможность самому стать светилом. Наградило его Солнце за выдающиеся полёты! Вознёс себя Комета на место погасшего Солнца.

Попытались Метеор и Комета друг друга переубедить, да без толку. Порешили тогда они оставить спор. Метеор улетел вниз, ища в образовавшемся мраке самое тёмное место, а Комета вернулся в родной город, располагавшийся на облаке.

Метеору повезло быстро найти подходящую для него тюрьму. Была это большая, невиданной им ранее глубины трещина в земле. Пегас спустился на самое её дно, где начал в одиночестве скрываться от всех, перед кем повинен в самой крупной из краж. Комета быстро долетел до своего города, где тут же объявил: избранник Солнца он, несущий дар небес. Отныне все, кто готов власть его принять, получат озарение лучами своего правителя; Несогласным же суждено бытовать во тьме.

Всё меньше находил Метеор смысла в собственном наказании. Покамест на поверхности всё живое забывало краски мира, лишь усиливалась его вина. «Что же делать?» – думал он, смотря из недр земли на тёмное небо. Не находил счастья Комета, наблюдая за незрячим народом. Внизу, во тьме, бесцельно шатались пони с тёмной пеленой на глазах; наверху, в слепящем свету правителя своего, обречённо существовали пони с белой пеленой на глазах. «Что же делать?» – думал он, смотря с нежного облака на тёмное небо.

И тут на небосводе появились две падающие звезды. Возникшие искры-близнецы устремились куда-то вдаль, попав на глаза обоим разлучённым друзьям. «Пора стряхнуть тяжесть пустой вины!» – решил Метеор; «Пора стряхнуть тяжесть пустой гегемонии!» – решил Комета. Тут же воспарили два пегаса, направившись к месту их разлуки. В один миг встретились там друзья – и оба знали, что им сделать суждено. Рванули они ввысь, преодолели облака и подлетели к самому Солнцу. Так и закружили пегасы, обхватив ярким кольцом погасшую звезду. Не смог удержаться утаившийся в телах стремительных Метеора и Кометы свет; утерял он хватку, сорвался с летунов да упал прямо на шар остывающий. И вновь зажглось Солнце, засияло огненным златом! Герои же, Метеор и Комета, благополучно вернулись домой, хвосты лишь подпалив слегка; и каждый пони славил подвиг и дружбу их! Давно это было, но поныне говорят чересчур шустрым жеребятам: «Не носись – Солнце потушишь!»

Путь

Не переставая жевать пирог, Трикси прокомментировала историю:

– Хорошая сказка, но не более чем! – изо рта её посыпались крошки, отчего пришлось ненадолго взять паузу и немного прожевать пищу. – Всё же это детская история, в которую ни один взрослый пони в здравом уме не поверит.

Миссис Хэйхолл дружелюбно улыбнулась.

– В таком виде добралось до наших дней это сказание. Никто точно не знает даже, когда именно те события произошли; а что же из этого правда, а что вымысел – тем более. Но Метеора и Комету до сих пор помнят, празднуя во многих поселениях День двух Солнц. Что касается представления, нам очень понравилось! Особенно Десенди. Паренька вообще тянет к сцене, это очевидно… Как совпало-то! Вчера, после посещения театра, он рассказал нам с Муди, как хотел бы иметь близкого друга. Сравнил себя с Метеором, которому недостаёт в этой жизни Кометы. Вот бедняга… Но тут появляетесь вы – и вот сюрприз же для него будет! Вы с ним, наверное, довольно старые друзья, да? Позвольте сказать, очень приятные девочки – ему с вами повезло!

Подруги-единороги замялись и начали откашливаться. Обе не могли проглотить вставшую комом в горле корку пирога.

– Ба, да у вас же горла сухие! Ну-ка, запейте пирог чаем, чтобы лучше пошло!

Старлайт и Трикси так и поступили, размочив сухое тесто в горле горячей жидкостью. Сглотнув, каждая из них всё равно немного прокашлялась. Трикси поспешила подать голос первой.

– Миссис Хэйхолл, какая же ужасная ирония выходит! Мы вовсе не друзья Десенди, а скорее даже его враги… – сбитая с толку Стрэнд перекосилась, вопросительно подняв бровь чуть ли не на самую макушку головы. – Видите ли, мы со Старлайт в своё время здорово насолили несчастному Хуфклапперу и сейчас пришли, чтобы всё исправить, – миссис Хэйхолл долго пыталась озвучить хоть одну мысль, но несмотря на их бурный поток, ни единой в речь преобразить не удавалось.

– Трикси, дочурка, о чём ты? Насолили? Так вы с Десенди поссорились? Не беда, он давно всё уже простил! – тут в разговор включилась Старлайт.

– Нет, мы… Я… почти его убила!

Трикси решила не отмалчиваться:

– А я его без раздумий бросила здесь в одиночестве, стоило мне только подумать о своих ничтожных проблемах, которые для меня значили гораздо больше, нежели предательство Десенди, находящегося в беде и поверившего, что он нашёл во мне родственную душу, которая хоть как-то сможет скрасить его быт…

Миссис Хэйхолл сидела с широко раскрытыми глазами, пытаясь как-то переварить услышанное. Старлайт решила уберечь её от неправильных умозаключений, продолжив разъясняться:

– Мы сильно напортачили в своё время. Но теперь пришло время сделать что-то правильное. Мы хотим помочь Десенди обрести гораздо лучшую жизнь, чем… вот это! – она показала в окно, на до жути органично смотрящуюся рядом с мусором фигуру искалеченного Хуфклаппера. Миссис Хэйхолл сначала посмотрела на него, а затем перевела уже немного более спокойный взгляд на Старлайт.

– Как ему можно не хотеть помочь? Мне самой не получается до конца понять, насколько трудно живётся несчастному Десенди на протяжении стольких лет… То, что вы сказали – грустно. Но я не хочу знать подробностей о ваших прошлых деяниях. Я вижу в вас искреннее желание помочь и с радостью окажу поддержку в любой инициативе. И кем бы раньше ни был сам Десенди, он заслуживает шанса вновь встать на ноги, но… как подобного можно достичь? Возможно ли это? И если нет, возможно ли счастье, если каждый момент твоей жизни сопровождается ужасной болью?

Трикси смотрела в чашку чая, вглядываясь в оставшуюся на дне чайную гущу. Начав гонять её остатками воды, пони заговорила:

– Мы сами пока не имеем ни малейшего плана действий. Нам даже не было известно, жив ли вообще Десенди. Ещё жив. Сначала мы обрадовались, но сейчас, задумавшись, я уже не могу определиться, хорошо ли это или плохо.

– Конечно же хорошо! – с энтузиазмом произнесла миссис Хэйхолл. – После того, как я начала с ним общаться, он прямо расцвёл. Ему тяжело, да, но в жизни его есть моменты, которые сполна оправдывают существование Десенди в этом мире. Он так искренне радуется каждый раз, когда я приношу ему поесть, когда я с ним разговариваю или когда мы с ним ходим в театр…

– Это очень приятно слышать. Десенди несказанно повезло, что рядом оказались Вы. Страшно представить, насколько кошмарно было бы его существование вообще без какой-либо поддержки.

– На самом деле, я далеко не сразу начала с ним общаться, – Стрэнд с грустью в глазах начала разглядывать узоры, нанесённые на столовую скатерть. – Первое время лежащий там, во дворе, этот больной жеребец мне совсем не нравился. Он даже немного… пугал. Согласитесь, довольно неприятное зрелище. Каждый день я не могла нормально завтракать из-за того, что постоянно видела больного бедолагу в окне. Мой муж был этим крайне недоволен и каждый день выходил к Десенди, грозясь того прогнать… и самое печальное, что я негласно его поддерживала! Но потом всё изменилось. В нашем парке впервые за очень долгое время на построенной наспех сцене выступили артисты с пьесой про Чарити Кайндхарт. Удивительным образом это очень повлияло на всех жителей района. Мы все со временем начали отдаляться друг от друга, каждый концентрировался на своих делах и проблемах. Но там, рядом со сценой, пони Мэйнхэттана вновь стали единым целым! Просто магия какая-то! После этого моё с Муди отношение к Десенди, нашему соседу, изменилось. Для нас стало попросту глупо и дальше в лицо или за глаза третировать этого обездоленного. Вот мы с ним и сошлись. Было, конечно, непросто. Мой Муди очень переживал за всё сказанное ранее, а я стыдилась своих мыслей прошлого. Однако мы знали, что поступаем правильно. Это и придало нам сил подружиться с Десенди.

Трикси и Старлайт тепло улыбались, услышав эту историю. Трикси, отложив чашку, продолжила диалог:

– Непростая эта штука – поняшьи взаимоотношения. Действительно здорово, что Десенди не остался в одиночестве. А всё благодаря… ээм… – она снова протянула копыта к чашке, едва не уронив ту на пол, – всё благодаря новой сцене? А что насчёт той старой, что стоит в парке? Я… слышала о ней, – Трикси поймала не то укоризненный, не то просто неуверенный взгляд Старлайт. – Мне доводилось раньше выступать в Мэйнхэттане, и при выборе сцены я узнала о довольно известном месте как раз неподалёку отсюда.

– О, ты сама выступаешь? Самодеятельность – это замечательно! Любопытно было бы посмотреть на твоё представление. Ты права, сцена здесь имеется, но на тот момент она была в ужасном состоянии. Артистам было попросту опасно на ней работать. Но какие-то иногородние пони пришли сюда и помогли построить целую новую сцену ради лишь одного представления!

Старлайт положила подбородок на копыто, начав массировать себе нижнюю челюсть. Немного поразмыслив, она неуверенно произнесла:

– Эта история звучит как что-то очень знакомое… Точно! Когда я ещё, ну, была… злым тираном… – Стрэнд уже ничему не удивлялась, – и следила за Твайлайт и её друзьями, Эпплджек и Рэрити однажды куда-то вдвоём отправились. Шпионя за ними, я узнала, что они держат путь в Мэйнхэттан. Меня это не очень устраивало, и я предпочла остаться в Понивилле и шпионить за оставшимися там подругами. Тем не менее, я заказала несколько следующих выпусков Мэйнхэттанских газет – и не прогадала. В одной из них как раз и было написано об очередном благородном поступке ненавистных мне на тот момент пони. Тогда я не придала этому особого значения, так как не считала сплочение жителей одного района громадного города особым достижением. Сейчас же я вижу, насколько это на самом деле хорошее деяние. Эпплджек и Рэрити, сами того не зная, помогли жизни Десенди обрести хоть какие-то яркие очертания…

Трикси оттолкнула прочь чашку, возмущённо прокричав:

– Стоп-стоп, получается, компашка Твайлайт даже здесь меня обошла?! Нет, больше сидеть без дела нельзя. Нужно срочно решить, как помочь Десенди!

Старлайт хмыкнула. Она понимала истинные чувства и переживания Трикси, но её полное пафоса заявление звучало, будто помощь Хуфклапперу – это какое-то соревнование. Тем не менее, Старлайт решила не указывать на это подруге.

– Самая ценная помощь, которую мы можем оказать Десенди, это избавить его от многолетнего недуга. Что я, что ты, Трикси, на это вряд ли способны. Но полагаю, мы можем найти и оплатить Хуфклапперу врача, который если не полностью его спасёт, то хотя бы облегчит страдания, позволит частично реабилитироваться. По результатам же этого можно будет выстраивать и дальнейшие планы. Иначе все наши действия будут просто мелкими подачками, которые скорее сойдут за попытку откупиться от нашей вины.

– Согласна! У меня есть деньги, я много привезла с собой, и ещё больше храню в Понивилле. Значит ищем врача!

Миссис Хэйхолл покачала головой.

– Дорогие мои, сожалею, но мы уже это проходили. Десенди наотрез отказывается от любых медицинских услуг. Как мы с Муди его ни уговаривали, всегда следовало твёрдое: «Нет».

Трикси покосила голову.

– То есть Десенди не хочет выздороветь?

– Я и сама его не до конца понимаю. Наиболее вероятно, что его гложет чувство вины. Не знаю, за что, но это чувство слишком сильно. Как будто Десенди подсознательно не хочет полноценно наслаждаться жизнью, считает, что не достоин этого. Тем не менее, я поспрашивала жителей дома, и каждый был готов дать денег на врача для нашего болезного соседушки. Но тот просто не мог переступить через эту свою внутреннюю преграду и принять нашу помощь.

– Хм, вот оно как… – Трикси на несколько секунд задумалась. Старлайт в это время терпеливо ждала её слов. – Тогда думаю, нам со Старлайт можно напоследок совершить ещё один недобросовестный поступок! – она подмигнула подруге. Та скептически прищурилась.

– И что ты предлагаешь, Трикс? Разве мы и так недостаточно изгадили жизнь мистера Хуфклаппера?

– Да, но надо завершить начатое! Предлагаю принудительно отдать его врачам!

– Против его воли? Глупость какая. Во-первых, никто не будет работать с пациентом без его согласия. Ну, это если не брать в расчёт безнравственных работников в сфере медицины… Однако есть ещё и «во-вторых»: это в высшей степени неэтично!

– Поэтому я и сказала, что это будет нашей последней пакостью. После того, как процессу выздоровления Десенди будет дан старт, можно будет приступить и к искуплению нашей вины перед ним. Как тебе такое, Старлайт? Побудем злодеями во благо?

Старлайт начала мяться, бегая глазами по всей кухне.

– Не могу понять, будет ли это альтруистичный или эгоистичный поступок. С одной стороны, мы поможем Хуфклапперу вернуться к нормальной жизни – и это, обращу внимание, если врачам удастся его исцелить. С другой, в то время, как сам он будет против, мы не возьмём в расчёт его точку зрения и подействуем в интересах сугубо собственных.

– Всё именно так. Но это всяко лучше, чем оставить его возле той кучи мусора. Разве у нас есть другие варианты?

– Других вариантов нет, – Старлайт зажмурилась, опершись лбом на копыто. – А я так устала бегать от себя из прошлого, от всех тех неверных поступков, что я совершила. И теперь история вновь повторится? – она подняла голову, раскрыв глаза. Во взгляде Старлайт читалась твёрдая уверенность. – Нет, не в этот раз. Это не ошибка. Что бы ни случилось, я возьму на себя ответственность за это дело и доведу его до конца. Трикси, я согласна последовать твоему плану.

– Да! Значит, за дело! Наведаемся сначала в местные больницы, а там уже сориентируемся, что да как. А Вы что на это скажете, миссис Хэйхолл?

Молча слушавшая дискуссию двух подруг Стрэнд непрерывно смотрела полным сострадания взглядом на всё ещё спящего снаружи Десенди. Губы её дрожали, готовясь озвучить свои мысли, но внутренних сил на это не хватало. Тяжело вздохнув, она всё-таки заговорила совсем иным голосом, нежели раньше: предсмертно-тихим и слегка хриплым.

– Я поддерживаю ваше решение. Мне хотелось так поступить с тех самых пор, как мы с Десенди подружились. Он имеет право на счастье и не должен от него отказываться. Однако вы правы в своих рассуждениях о моральной точке зрения этого вопроса, – она кашлянула, после чего в голосе Стрэнд прибавилось громкости и уверенности. – Да плевать на это. Мы должны помочь Десенди, хочет он того или нет. Это наш долг как его друзей, верно? – она улыбнулась, получив моментальный ответ взаимностью от Трикси и Старлайт.

Заручившиеся поддержкой подруги более не сомневались в своих действиях. Попросив миссис Хэйхолл не рассказывать Десенди о их визите, пони направились в крупнейшее медучреждение Мэйнхэттана – больницу имени Хорна МакСпайна II.

---

Пони за стойкой регистратуры устало чесала затылок, продолжая уже с минуту вопросительно смотреть на Старлайт. Трикси в это время изучала стоящий рядом стеллаж с разноцветными флаерами.

– Извлечение инородного тела – понятие растяжимое. Можете подробнее описать, что нужно извлечь из пациента? Гвоздь, штырь, осколок стекла?

– Знаете, думаю, лучше этот момент обсудить непосредственно с хирургом. Тут всё гораздо сложнее, чем можно представить.

– О, да неужели? – пони приподняла бровь. – Хорошо, а где сейчас сам пациент?

– Он не может самостоятельно передвигаться. Мы с подругой пришли сюда как его представители.

– И кем же вы ему приходитесь?

– Друзьями, но кроме нас его некому представить.

– Ладно, и этот момент тогда опустим…

– Послушайте, нам просто хотелось бы поговорить с хирургом. Можете сказать, в каком он кабинете? Мы тут же уйдём и не будем Вам мозолить глаза.

– Отличное предложение, но не присутствующего здесь пациента с неустановленным увечьем трудно с ходу определить к какому-либо конкретному врачу. Ну, допустим, вас примут в четырнадцатом кабинете на третьем этаже.

– Спасибо! Трикси, пошли. Нам на третий этаж.

Трикси моментально забыла про стеллаж с флаерами и поскакала за своей подругой, оборонив левитирующую ранее красную бумажку на пол. Вдогонку ей прилетело раздражённое: «Не мусорить!», но та не обратила на это внимания.

– Старлайт, ты представляешь?! От чрезмерного употребления печенья с арахисовым маслом происходит размягчение рога! В отдельных случаях он может размякнуть до такой степени, что повиснет! Мерзость! – Старлайт усмехнулась.

– Вот тебе и очередная фобия, Трикс. Думай теперь об этом каждый раз, когда соберёшься отведать этого печенья!

– Великая и Могучая Трикси не позволит запугать себя какой-то бумажке! Её рог всегда твёрд как камень! Тому же, кто написал этот бред, рекомендую самому сходить к врачу и рассказать в подробностях, куда и когда он совал свой рог. А ведь автор этой брошюры сам называет себя целителем. Страшно представить, что ждёт тех отчаянных, кто клюнет на его рекламу и начнёт ходить к этому шарлатану…

– А зачитай-ка его имя, я возьму себе на заметку!

– Так… Ну и имечко! Сразу видно: пафосный псевдоним. МакСпайн Хорн II. Ему бы с таким именем не лекарем быть, а собственным королевством править!

– Постой, МакСпайн? Мы же сейчас находимся в медучреждении, названном в его честь. Страшно представить, как здесь тогда пациентов лечат… – Старлайт остановилась напротив кабинета под номером четырнадцать. Входить туда уже не было никакого желания.

– О, мы пришли! Слушай, мне и самой теперь не по себе, но раз мы дошли аж до самого кабинета, почему бы не взглянуть на доктора?

Старлайт тяжело вздохнула, опустив глаза. Пони подняла копыто, чтобы постучать в дверь, которую теперь так не хотелось открывать.

Звезда

Все эти пони… Кто они? Десенди никого из них не знал, а они в свою очередь не знали его. И ни один из всей этой толпы не переживал по этому поводу. Оно и резонно. Разве это потеря: не знать кого-то, кто есть Никто? Пони, счастливо живущие своим незнанием, само собой, не задавались этим риторическим вопросом. И все они широким нескончаемым потоком, словно река, стремились куда-то вдаль в этом чудесном необъятном мире. Само это место настолько самодостаточно, что ему даже не нужен источник света, дабы быть освещённым. Но светом этим было, что странно, полное его отсутствие, полный мрак. Каким-то чудесным образом в бесконечно гигантском Ничто наш наблюдатель, Никто, видел всё происходящее. А пони, не подозревающие о его существовании, продолжали без остановки своё движение по извилистой траектории. Под их копытами была тропа, но кто её проложил? Что было началом этого движения? Когда сон только сформировался, Никто видел их – первопроходцев. Они были настоящими Кто, а их последователи гордо отражали в себе это благородное имя. Но ни Никто, ни Новые Кто не помнят, кем были они – законодатели и свободолюбцы, слившиеся в противоречивом едином Кто. Именно они даровали всему этому миру бесконечный источник света, который не может заглушить даже абсолютный мрак. Никто тоже хотел уподобиться Кто, может быть стать новым «Новым Кто». Никто хотел двигаться по течению или направлять его, но это было невозможно: как из-за устройства этого чудесного мира, так и из-за того, что он в единый миг перестал существовать. Десенди навсегда потерял видимые им образы, ощущая нехарактерную суету в своём дворе из реального мира. Находясь в переходном состоянии между сном и бодрствованием, пони не сдержался и обратился к разуму своему:

– Объявляю позор этим снам! Где я только ни был, что я только ни видел, но понять я так ничего из них не смог! Позор усталости, позор и ночи, и дню – когда я сплю! Стыдиться это всё должно за хулиганство своё, за игры мне непонятные! Позор этим странным снам! Смысла в их существовании нет! Крадут они рассудок мой, насмехаются над непониманием моим! Гибнут в грёзах родители снов – становятся те беспризорниками, распускают себя, травят меня! Позор им всем! Не посещайте меня, падальщики реальности, трупоеды собственных отцов и глумители над телами собственных матерей! Позор этим странным снам – и родителям их позор! Это всё, что я хотел сказать. Теперь прощаюсь я со снами этими в надежде никогда больше вновь не встретиться, хоть и понимаю тщетность сего упования!

Десенди нехотя раскрыл глаза. День был в самом разгаре, но Хуфклаппер мог бы проспать до самого вечера – всё равно заняться ему в этой жизни нечем. Пони огляделся, пытаясь понять, что это за возня его разбудила. В туннеле стояла белоснежная повозка, из которой крепкого вида жеребцы в халатах что-то доставали. Когда дневной свет перестал слепить Хуфклаппера, господа в белом уже разложили это нечто рядом с его подстилкой. Это были складные носилки. Пока растерянный Десенди думал, что сказать, его крайне аккуратно при помощи магии переложили на них. Профессионализм медиков, благодаря которому пони не почувствовал ни капли боли, был высоко им оценён, но пора было перейти к недовольным возражениям.

– Я глубоко извиняюсь, но тут похоже вышла какая-то ошибка. Меня не надо никуда переносить! Мне и здесь хорошо лежится.

Один из медиков, единорог, поднял в воздух носилки с Хуфклаппером и направил их полёт в сторону белого фургона.

– Позвольте вас прервать! Мне не нужна медицинская помощь! Разве не видите? Я здоров!

– Верно, не видим, – без каких-либо эмоций произнёс один из медиков.

– Это нарушение прав пони! Я свободный гражданин Эквестрии! А это похищение! Нет, хуже, навязывание услуг! Мне нечем вам платить, да и не за что!

Протестующего Хуфклаппера будто никто не слышал. Пони принял свою обречённость. Это был не первый раз, когда его беспомощностью столь нагло воспользовались, принудительно выселив Десенди с обжитого места.

Носилки легко приземлились в повозку. Туда же запрыгнул медик-единорог, в то время как его коллега проследовал к передней части транспорта, чтобы запрячь себя. Не прошло и минуты, как повозка двинулась, увозя пациента-заложника подальше от ставшего ему родным двора. Ускорившийся экипаж проводила взглядом миссис Хэйхолл, со слезами на глазах наблюдавшая за происходящим из окна своей квартиры.

---

С самого прибытия в больницу никто из медперсонала не сказал Десенди ни слова. Тот решил отвечать взаимностью, молча негодуя, что эти безусловно высококвалифицированные работники даже не удосужились уточнить его имя. После нескольких минут полётов взад-вперёд по всему неизвестному Хуфклапперу медучреждению, его носилки наконец приземлились посреди пустующего кабинета №14 перед чьим-то рабочим столом. Оставшийся в одиночестве пациент начал готовить в голове полную нравоучений и осуждения речь, которую должно громко и непрерывно озвучить при первом же зрительном контакте с врачом. Хоть на пустой желудок голова и плохо соображала, набросать тезисов и аргументов Десенди смог достаточно. Полностью готовый их произнести, он начал ждать явления задерживающегося доктора. Но сколько бы времени ни прошло, тот так и не объявлялся. Со скуки Хуфклаппер начал вслушиваться в тишину кабинета в надежде услышать какой-нибудь разговор за стеной. Однако никакого разговора слышно не было – только какие-то прерывистые звуки, доносившиеся из помещения справа от Десенди. Туда же из кабинета вела приоткрытая дверь. Что бы там ни было, – подсобка или лаборатория, –  кто-то затаился в этом месте, нервно дыша. Такого Хуфклаппер не ожидал. Насильно доставленный сюда пони рассчитывал увидеть наигранно радостный приём с попыткой дружественно навязать какой-либо курс лечения от несуществующей болезни. Реальность же указывала на то, что подлый руководитель похитителей в страхе прятался от своей жертвы за стенкой, не рискуя показаться. Вся заготовленная речь испарилась из головы Десенди, ему оставалось лишь собраться и максимально решительно потребовать таинственной личности наконец себя явить.

– Кто бы Вы ни были, я Вас слышу. Не заставляйте меня и дальше ждать. Прекратите это затянувшееся шоу и покажитесь уже!

Некто за стеной заколебался. Быстро совладав с собой, он двинулся в сторону двери. В глазах у Десенди помутнело. Из всех возможных служителей здоровья жителей Эквестрии перед ним предстала сама Фипитюль Сноуфлейк. Робкая пони ничуть не изменилась за всё это время. Она молча подошла к своему столу, непрерывно глядя Хуфклапперу в глаза – и усилия для этого Фипитюль приложила, без преувеличения, титанические. До беззвучия мягко сев за стол, пони продолжила проявлять нехарактерную для себя силу воли, первой нарушив тишину:

– Здравствуй, Десенди. Приятно видеть тебя… живым, – она сжала зубы, пожалев о настолько неудачной формулировке.

– Взаимно, мисс Сноуфлейк, – Хуфклаппер тоже утерял свой и так не впечатляющий навык риторики.

– Мне очень жаль, что…  – собеседник не дал ей договорить.

– Я не хочу, чтобы Вы о чём-либо жалели, мисс Сноуфлейк. В своём нынешнем состоянии я ни капли не виню Вас. И что бы Вы ни планировали со мной здесь делать, молю: одумайтесь. Не ищите искупления там, где оно не требуется, – Десенди едва не ухмыльнулся, обрадовавшись своим пафосным формулировкам. Всё же голова его на сей раз не подвела! Однако и у Фипитюль было, чем ответить.

– Боюсь, не тебе, Десенди, судить моих деяний, даже если хочешь ты меня оправдать. Я давала клятву не навредить, но в известный тебе день её нарушила. Кошмар моей ошибки с тех пор преследовал меня, то и дело терзая мою душу. И сегодня он меня догнал. Как жутко было посмотреть своему страху в глаза – ведь он был до невообразимого ужасен даже за моей спиной. Но вот я прямо сейчас изучаю отблески очей твоих и вовсе не боюсь, – Фипитюль действительно стала на удивление спокойной. В её взгляде читалась решительность, к противостоянию с которой Хуфклаппер совсем не был готов. – С нашей прошлой встречи многое изменилось: я вновь заполучила кьютимарку, устроилась в этот центр и многому здесь научилась. Десенди, я могу вернуть тебе здоровое тело. Посмотри на себя: ты гниёшь! Не спорь, тут безусловно есть моя вина. Я хочу помочь тебе – и в помощи этой я найду прощение.

– Фипитюль, – серьёзным тоном заговорил Десенди, – чего бы ты ни искала, пойми: я помощи не просил. Моё текущее состояние полностью меня удовлетворяет. Я живу ровно так, как этого достоин. Не вторгайся в мой быт, позволь мне догнить! Я прощаю тебя, пусть и не вижу за какую ошибку.

– Как голову и язык твои не жгут такие мысли и слова, Десенди? Ты безжалостный судья в процессе над невинным самим же собой. Скажи мне: что за деяние твоё достойно кары столь ужасной? Правильно ли взвесил ты ошибки свои, не докинув на весы деструктивных домыслов? Никто понятия не имеет, как жить правильно стоит. Ошибки легко совершать, но то не значит, что с такой же легкостью надо себя за них истязать. Задумайся, Десенди, не ошибаешься ли ты прямо в сей момент? – вставший от нахлынувших эмоций ком в горле остановил Фипитюль.

– Нет, – Десенди попытался подняться. Ноги, на протяжении несчётного количества лун не слушавшиеся своего хозяина, и на этот раз не позволили ему это сделать. – Я вижу, что твои намерения исключительно благие. Но моя позиция принципиальна. У меня имелось достаточно времени, чтобы поразмыслить над перспективами вернуться в норму. Как бы это ни было желаемо каждой клеткой моего тела, разум мой протестует. Я не заслужил второго шанса! Десенди Хуфклаппер попросту недостоин излечения. Те счастливые моменты, что он испытал за свою бездомную жизнь, уже являются несправедливо щедрыми подарками судьбы. Прошу, верни меня к той куче мусора, откуда я сегодня был похищен.

Фипитюль закрыла глаза, пытаясь скрыть выступившие слёзы. Со стола её под действием магии поднялся маленький шприц. Десенди в ужасе уставился на его иглу, из которой на свет явилась маленькая капля прозрачной жидкости. Дрожащим голосом хирург произнесла:

– И за это… я буду в отчаянии искать прощения.

Шприц подлетел к Хуфклапперу и мягко ткнул того в шею. Сквозь привычную боль пони почувствовал приятную щекотку. Прохладная жидкость стала частью его многострадальной физической оболочки. Десенди понимал, что сейчас происходит, а также, что никакие его возражения не повлияют на дальнейшие события. Он молча уставился на сомкнутые глаза Фипитюль. Как же он хотел, чтобы они открылись и уловили в его взгляде протест. Немой и беспомощный…

---

Образ Фипитюль претерпевал странные изменения. Он, как и весь кабинет, дёргался и застывал, растягивался и сжимался, светлел и темнел. Постоянная динамика, окружавшая Десенди, была миражом; он понимал, что видимые им сущности не двигаются. Тяжело было понять: это так формируется сновидение или оно уже в самом разгаре?

Этот вопрос, как и всё вокруг, перестал иметь значение, стоило фигуре на месте Фипитюль прекратить свою трансформацию. Десенди не мог думать ни о чём другом, когда напротив него находилась эта пони. Внешность её была в прямом смысле неописуемой. Только ссылаясь на что-то более обыкновенное и привычное, можно было прийти к подобию этой пони, её шаржу. Однако полученный этим способом образ будет невероятно ущербным по сравнению с тем, что лицезрел в тот момент Десенди. Попытаться приблизительно описать обличие «пони из-за грани» можно было только непрерывно на неё смотря. Экзотическая для мира Хуфклаппера внешность не могла отложиться в памяти, из-за чего каждый миг её созерцания был столь же шокирующим, как предыдущий. Это было чудо, которое ни через какой отрезок времени не сможет обратиться в нечто обыденное для наблюдателя. Десенди попытался мысленно объяснить самому себе, на что же он смотрит. Шарж начал формироваться у него в голове. Начать можно с более общих черт. Сияние. Эта белая фигура была невообразимо сияющей, но при этом её свет не был ни капли ослепляющим. Возможно, так выглядит идеальная чистота. Совершенная пони была способна одновременно не поглощать, не издавать и не отражать ни единого лучика света. Из какого материала вообще состоит эта некто? Десенди не имел возможности прикоснуться к пони, но в его голове по какой-то причине закрепилось чёткое понимание: перед ним находится нечто переходное между газом и твёрдым телом. Нет, не жидкость. Это была странная её альтернатива, подобных которой в его мире нет. Что-то бесконечно мягкое, при этом не перестающее быть твёрдым единым целым. Макушка головы этой пони была совсем не видна: в области лба сущность будто начинала рассеиваться. Проще всего это описать как незаконченный рисунок. Вся голова, кроме верхней дуги черепа, уже изображена на листе. Осталось лишь лёгким движением копыта соединить два берега висков. Похоже, что здесь художник решил поэкспериментировать. Он не дорисовал к голове скучную дугу, дабы соединить две тонких стенки, а вообразил имеющуюся часть головы как древесный ствол, наверху которого творец изобразил пышную корону веток и листьев. Этой короной на вселенской пони было всё. Буквально всё. Весь окружающий мир пророс именно отсюда, и сейчас обволакивал саму пони. Она была семенем, из которого образовалась вся иная материя. Почему же не наоборот? Почему она не была свисающим с дерева вселенной плодом? Глядя на эту пони самой очевидной вещью для наблюдателя было следующее: он любуется на первооснову всего мироздания. Однако кому ещё, кроме как Десенди, удастся увидеть эту пони? Да и какой в этом смысл, если памяти не дано зафиксировать во всей красе данную сущность? Храня в голове лишь её подобие, обретёшь и горсть сомнений, действительно ли ты видел нечто настолько особенное. Эти сомнения будут расти, разъедая веру своего хозяина в увиденное, и в конечном итоге обратят для него же самого в ложь факт свидетельства «не-существа». Да, он увидел красивый образ, но ничего более. Никакой вселенской пони не существует – бредни же всё это! Осознав неизбежность подобного исхода, Десенди решил ни за что не отрывать свой взгляд от пони всего мира. Однако даже таращась на великолепную сущность, Десенди начал ощущать нервную дрожь по всему телу. Как он вообще заслужил стать свидетелем столь прекрасного явления? Вера в происходящее терялась с каждым моментом лицезрения пони-абсолюта. Вся жизнь Хуфклаппера была как безумный сон! Ну кто же так бездарно растрачивается своим временем, пытаясь достичь либо чего-то невозможного, либо, строго наоборот, вообще ничего! Первые два акта существования Десенди – это проклятие, которое он сам же на себя навлёк. Жизнь могла быть великолепно прожита и без пресловутого рабочего рога! Но принятие детской потери с дальнейшим пересмотром личных ценностей было отвергнуто упрямым и эгоистичным Десенди. И что же потом? Лишившись всего он, туша мяса, существовал не понятно ради чего! И даже резонное желание исцелиться было им со временем полностью заглушено, приведя к какому результату? Верно, опять к бессмысленному страданию в ставшем уже родным дворе-колодце! Хуфклаппер в ярости так сильно нахмурился, что перестал что-либо видеть. Опомнившись, он жадно раскрыл глаза, чтобы вновь наблюдать чудесную пони…

Катастрофа. Была ли когда-либо перед его глазами эта сущность вселенского масштаба? Десенди это уже не волновало. Воспоминания испарились из его головы, словно и не было их там никогда. Осталось лишь послевкусие недавнего внутреннего диалога, в виде вопроса: первые два акта существования? Значит, будет и третий, а поди и четвёртый с пятым? Слова, упомянутые в самом начале разговора с самим собой, вдруг ударили в голову Хуфклаппера. Что же это: неужели у пони вновь была… надежда? Да, именно она так неожиданно возникла при наблюдении за чем-то очень интересным в предыдущем сне. Это был неожиданный сюрприз, на который Десенди не знал, как реагировать. Видимо, станет понятнее позже; а пока почему бы не изучить второй сон? Уже забытый (не по причине ли своей прозаичной природы?) первый сон в подмётки не годится тому, что можно наблюдать сейчас. Перед глазами Хуфклаппера мелькали довольно большие коробки. Содержимое их было размыто, но это не мешало различить целых три вариации коробок – по их освещению и наполненности. Появлялись они циклично, одна за другой. На каждом следующем появлении всё более явными становились внутренности коробок: одна была заставлена как домашний кабинет, другая была почти полностью пустой, а третья была каким-то… участком на улице? Десенди усмехнулся: смешная шутка, сознание! Комната в родительском доме, старая квартирка и двор-колодец. Пони раскусил издевательство собственного разума, над тем, как всю свою жизнь в качестве дома имел три разных коробки!

Импульс откуда-то из груди. Сердце подаёт в мозг какой-то сигнал? Да, сигнал об ошибке. Хуфклаппер, не подумав, определил эти три коробки как дом, из-за чего между разумом и сердцем возник конфликт. Да, пони жил в этих местах, они ему хорошо знакомы, но это не дом. Это три разновидности тюрем, гордым основателем которых был сам Десенди. Но где же он? Где же дом? Так пони, вслед за надеждой, обрёл и цель: найти свой дом. Тут же и наступил третий сон, самый необычный из всех. Хуфклаппер оказался посреди какой-то Мэйнхэттанской улочки в разгар спокойного солнечного дня. Было неожиданно легко взять и просто начать идти вперёд, без какой-либо цели. Пони шёл, ощущая, как ему становится всё лучше и лучше. Он уже и забыл, когда ему в последний раз снилась прогулка – с самой утраты подвижности тела Десенди даже во снах был прикован к земле. Сейчас же ему было так легко, что одним прыжком он мог бы долететь до самых звёзд. Всё пространство этого мира могло быть свободно посещено Хуфклаппером – стоило только захотеть туда добраться. Продолжая своё движение, пони наполнялся третьим дарованием череды снов – волей.

Тяжёлая это задача – сосчитать все дороги Мэйнхэттана. Идущему по ним счастливцу представляется немереное количество вариантов построить свой маршрут. Но вот что за чертовщина: почему они все ведут в одну и ту же арку тоннеля? То ли это какой-то просчёт в проектировании улиц города, то ли сознание Хуфклаппера вновь решило поиздеваться. Как бы то ни было, порхающий пони неожиданно для себя обнаружил: остановка движения является задачей гораздо более сложной, чем его продолжение. Не переставая беспомощно перебирать ногами, Десенди скользил с одной улицы на другую, лишь бы не оказаться внутри давно знакомого ему тоннеля. Но вскоре он в ужасе обнаружил себя на дороге, не имеющей ни единого ответвления. В этой ситуации не помешал бы разворот и последующее отступление, однако обречённый Хуфклаппер уже ничуть не удивился, что позади него была всё та же прямая дорога, ведущая в один, тот же самый конец. Ладно, если сознанию так хочется высмеять своего хозяина – пускай тешится. Пони продолжил свой уже далеко не радостный путь прямиком в изолированный от всего остального мира дворик. Идти было легко, но при этом безмерно тяжело. Хуфклаппера распирало от отвращения. Он уже отчётливо видел свой мусорный уголок, поджидающий возле дальней стены дома. Ну почему из всех мест мира его путь должен был завершиться здесь? Войдя в туннель, пони перекосило: в животе всё забурило, в горле будто начала извиваться змея. Однако даже невыносимая тошнота не мешала двигаться дальше. Ноги совсем не слушались Десенди, но ему такое положение дел вполне было привычно. Ещё несколько шагов – и вот пони снова на территории столь нелюбимого им ныне двора. А самочувствие тем временем становилось всё хуже. Некогда приятное солнце сего ясного дня теперь по-настоящему выжигало Хуфклаппера. Поскорей бы сознание позволило ему развернуться и навсегда покинуть этот ненавистный «двор-котёл»!

Ноги дошагали до лежанки Десенди. Эта кошмарного вида подстилка из картона и выброшенных кусков ткани, по всей площади пропитанная потом и выделениями из гнойников Хуфклаппера, сейчас выглядела так омерзительно, что лишь чудо, доступное только во снах, сдержало у того рвоту. А почему это пони до сих пор не остановился? Неужели ноги его хотят ступить на эту пропитанную нечистотами поверхность?! Так оно и было. Мягкой поступью ноги пристроили Десенди прямо на помойной лежанке. Движение прекратилось, но лишь на короткий миг. Далее сработала гравитация. Внезапно ослабшие конечности Хуфклаппера разъехались – и тот плюхнулся наземь. Это и был финал шутки за авторством сознания пони.

Терпеть такое издевательство было невозможно. Преисполненный отвращения и злости Десенди закричал:

– Объявляю позор себе! Где во снах я только ни был, что во снах я только ни видел, но понять я до сих пор ничего из них не смог! Но прозрел я! Родитель их, наставник – есмь я, лишь во время грёз с собой правдивый! Истину себе же донести пытался я всё это время безуспешно; теперь кричу я – хватит! Урок мне ясен! Пусть во сне этом будет последний раз, когда пребывал я в собственной тюрьме! Я в слезах, но не грустен вовсе! Дальнейший путь мой ясен – и сомнений в этом нет! Моё сердце рвётся прочь от заточенья – я слышу пение его, оно зовёт меня! И я чувствую, что в силах мне избежать ещё большей глубины падения – и таков мой новый путь! Во мраке тела своего нашёл я свет – и то есть путеводная звезда моя! И сияние её преодолеть способно все преграды – как и я! Готовы вырваться два светила из оков сна – а мир их принять готов? Братья и сёстры, встречайте: это Кто! И его запоздалое представление предстоит вам лицезреть! – под крик этот сон начал рассеиваться. Пони был на пути домой.

Так Десенди Хуфклаппер захотел жить.

Эпи-диалог

Медицинские инструменты словно исполняли вальс – настолько ритмично, плавно и нежно взаимодействовали они с телом пациента. Сердце и дыхание Фипитюль были синхронизированы со всеми её действиями, отчего операция действительно могла сойти за необычный танец. Но это было вовсе не показушное выступление – на него даже некому было смотреть. Вся эта грация, все чётко выверенные движения совершались только во имя практического результата.

Операция обещала быть долгой, но её ход всё больше радовал Фипитюль. За всё время этой работы она совершила лишь одну ошибку, случайно оборонив череду слёз на зашиваемый участок кожи. Ни до, ни после этого хирург не позволяла себе отвлечься. Она творила нечто поистине прекрасное и не могла допустить, чтобы дело это осталось незавершённым.

Старлайт и Трикси в это время ждали снаружи операционной, тихо переговариваясь. Старлайт вздохнула:

– Подумать только. Вот мы, злодейки недели, сидим и ждём исхода операции, на которую насильно отправили нашего несчастного друга. Не знаю, можем ли мы после этого и друзьями называться…

– Да, на индивидуальных курсах дружбы от Твайлайт Спаркл такому явно не учат. Как же хорошо, что «Академии Продвинутых Дружественных Отношений Великой и Могучей Трикси» выпала возможность преподать тебе урок! У нас пони разрешено периодически забывать о государственных стандартах дружбы и действовать за рамками установок принцесс. Я поощряю креативный подход к решению проблем. Надо уметь отойти от находящихся на подкорке методов, действовать нестандартно – особенно, когда и задачу надо решить нестандартную. А ещё мне важна импульсивность решений! Иногда лучше поступать даже не задумываясь о всех негативных вариантах последствий. Чем дольше над чем-то думаешь, тем подозрительнее это становится. Сколько же хороших идей было раздавлено прессом совершенно лишних раздумий и беспокойств?! Надо просто уметь довериться себе. В импровизации проявляется искренность; экспромт – вот, что называют действием по зову сердца! Мне ли как успешному артисту этого не знать?

Трикси как всегда сумела правильно подобрать слова, чтобы вызвать смешок у своей подруги.

– Знаешь, а ведь ты права. Действительно, наше сегодняшнее решение было отнюдь не из типичных. Более того, мы не так уж и долго раздумывали над его адекватностью. И мне кажется, мы не прогадали. Дать шанс Фипитюль искупить свою давнюю вину, а Десенди вновь обрести здоровое тело – и всё в один день! Мягко говоря, результат сверх ожидаемого!

– Стоит признать, на нашей стороне также была и неслыханная удача. После твоего разговора с пони за стойкой регистрации я уже была готова к полному провалу нашей затеи. Ни один хирург во всей Эквестрии не согласился бы провести запрашиваемую нами операцию над Десенди – это сложно, рискованно и, с учётом несогласия пациента, глубоко аморально. И внезапно мы оказываемся на пороге того самого кабинета, в том самом медучреждении, в том самом городе, в той самой стране… в общем, где работает последний хирург, готовый без всяких лишних слов прооперировать Хуфклаппера. Забавно ведь получилось: нам даже не пришлось просить Фипитюль. Это она нас слёзно упрашивала позволить ей вылечить Десенди.

– Слёзно – не то слово. Больно было на неё смотреть… Казалось, она буквально таяла, пытаясь высказать всё, что внутри неё за это время накопилось.

– И с каким успехом! Её так прорвало на поэтичные речи. Потрясающая способность к вербализации! Я даже пожалела, что не прихватила с собой блокнот. Такие словесные обороты отлично будут звучать из уст Великой и Могучей во время её последующих выступлений! При этом ей удалось рассказать много, быстро и по делу. Поразительные риторические навыки от такой застенчивой пони! Она ведь даже успела и перед тобой извиниться, Старлайт. Ты очень великодушно простила ей ту ложь про судьбу Хуфклаппера, – Трикси игриво хихикнула.

– Напомню Великим и Забывчивым, что и я в свою очередь принесла Фипитюль свои извинения! Вся эта ситуация с Десенди – сплошной бардак… На нас троих, да ещё и на миссис Хэйхолл и на него самого, столько душевных травм свалилось – и чудом будет, если в конце концов мы сумеем их залечить. Хуфклаппер просто рассадник бед какой-то, чего я правда не ставлю ему в вину.

– Это всё уже в прошлом. Теперь мы, посланники дружбы под знаменем великой принцессы Твайлайт, направим Десенди в нужную сторону. Выше нос, Старлайт! И не сваливай всю ответственность на несчастного Хуфклаппера, – Трикси ухмыльнулась. Простой разговор не делал ожидание конца операции менее скучным. Ей хотелось добавить немного шутливого напряжения.

– Не прикидывайся, что не услышала моё замечание про вину! И прекращай, – Старлайт легонько ткнула копытом в нос Трикси, – я ведь случайно могу и на крик перейти. Фипитюль за шум возле операционной нам ничего хорошего не скажет – можешь не уповать на её мягкий характер.

Трикси на это молча высунула язык, после чего перевела взгляд на настенные часы. За время образовавшейся тишины минутная стрелка преодолела треть циферблата, после чего Трикси вновь нашла, что сказать.

– А я ведь так и не искупила свою главную провинность перед Десенди.

Старлайт с энтузиазмом заглянула в глаза Трикси.

– Какую? С Амулетом Аликорна?

– Нет, это вообще скверное дело. Мало того, что я не знаю о его текущем местонахождении, так и вручать его обратно Десенди, думаю, будет странным поступком. Особенно зная, какие у этого амулета побочные эффекты, – Трикси слегка передёрнуло. – Да и лишился его Десенди, продав честно и по собственной воле какому-то старьевщику. А я имела в виду обещанное мной выступление.

– О, точно! Ты вовремя об этом вспомнила!

– В смысле вовремя? Я об этом задумалась ещё когда увидела Десенди спящим во дворе.

– Но что-то не помню твоего традиционного вступительного залпа фейерверков!

Обе подруги посмеялись, хоть и с некоторой неловкостью.

– Ну… фейерверков не было возможно потому, что я тогда задумалась, – она опустила взгляд. – Задумалась о том, что теперь так и не смогу закрыть этот гештальт. Мы же тогда подумали, что Десенди мёртв…

Старлайт с грустью и сочувствием смотрела на подругу.

– К счастью, мы ошиблись. И к ещё большему счастью, у тебя будет шанс выступить перед уже здоровым Хуфклаппером.

– Если он действительно таковым станет.

– Станет-станет! Я ручаюсь за Фипитюль. Она – лучший хирург, которого только можно найти. Если она взялась за дело, то точно доведёт его до конца, с наилучшим из всех возможных результатом! – Старлайт ободряюще толкнула Трикси в бок. – Ну а насчёт твоего выступления… Почему бы тебе не воспользоваться той сценой в парке?

– Той, которую я разрушила? – с улыбкой спросила Трикси. Старлайт усмехнулась, оценив ставшее уже очередным проявление у подруги самоиронии.

– Мне больше нравится такой вариант: «той, которую восстановили жители Мэйнхэттана после визита Рэрити и Эпплджек».

– Ну ладно, назовём её так. В любом случае это отличная идея. Тогда всё решено! Пусть наш болезный друг поскорее поправляется, дабы насладиться эксклюзивным шоу Великой и Могучей Трикси! Как бы только назвать это представление?

– Может, «Дружба излечит все раны»?

Трикси уткнулась копытом в подбородок и замычала.

– Хмм, довольно банально, но… почему бы и нет? Всё равно афиш к этому представлению не будет. Мне нравится, спасибо Старлайт! А ты действительно многому у меня научилась.

Старлайт улыбнулась. Через пару мгновений она погрузилась в раздумья, главной темой которых была, как ни странно, дружба. В частности, пони вспоминала о Твайлайт и подругах. Интересно, находились ли они сейчас посреди своего очередного приключения?

[Конец финального акта]

Единорог, как никогда близкий к настоящей магии