Фотофиниш

Фотофиниш

У объемистого шкафа прямо на полу беспорядочно разбросаны фотографии. Множество черных бумажных пакетов сиротливой кучкой валяются невдалеке, молча взирая на то, как мягко-голубая пони в домашнем халате что-то раскладывает и сортирует в этом кладезе памяти. Память.. Что мы о ней знаем? Как она подводит в нужный момент, как радует украшенными яркими образами прошлого, как ранит этими же образами тоскующее сердце. Эти плотные картонки с тонкой желатиной тоже были памятью. Своеобразной, более точной и яркой, пускай и не менее тленной. Каждый прямоугольный кусочек баритовой бумаги содержал в себе чью-то историю, окуная зрителя в плен времени и делая его наблюдателем этой давно минувшей минуты жизни. Одна пятидесятая секунды. Именно этот промежуток содержался в большинстве лежавших ворохом карточек. Иногда он увеличивался, иногда чуть уменьшался – в зависимости от везения тех, кто обрел вторую жизнь в серебряном слое. Стоит легонько нажать на рычажок, и тут же взведенная пружина с неуловимой быстротой провернет тонкие лепестки, открыв на короткий миг путь кажущемуся робким лучу света, что уверенным касанием оставит на шероховатой пластине свой след. Неповторимый след мгновения, которое тут же стало прошлым. Это было почти что магией. Нет, это было даже интереснее, ибо ощущение причастности к этому волшебству лишь придавало сил. Бессонная ночь в темной комнате, настоящее колдовство с нехитрыми растворами… И насколько таинственным был тот самый момент, когда на невзрачной пластинке кремового оттенка создается самое ценное — изображение. Ведь нельзя проследить за этим моментом, увидеть, как сначала появляются первые штрихи, а затем под действием метола рождается вся картинка целиком. Нет, нельзя… Можно опираться только лишь на собственный опыт, который образовался спустя столькое количество загубленных чужих историй… И вот в специальной сушилке ровным рядом лежат пластинки, ожидающие свою дальнейшую роль в создании будущих эмоций. Затем такая же ночь под красным светом, когда это изображение обращается в то, что мы привыкли называть фотографией. Это были ночи настоящего увлекательного волшебства, особенно в юности… Задумавшись об этом, красавица в халате грустно улыбнулась.

Не так просто быть простой пони там, где магия плещется невидимыми волнами, язвительно и насмешливо обтекая тебя стороной. Становится горько от того, что великое все доступно только избранным, а ты лишь маленький никто в этом мире. Их мире. Как эти гордые и возвышенные создания кичатся своими преимуществами, будучи в большинстве дутыми посредственностями. Как они свысока смотрят на твоих родственников, таких же обделенных магической силой, как и ты сама. И насколько быстро в таких плодородных мыслях взращиваются цветы зависти. Почему кто-то пользуется всем, а кто-то вынужден приспосабливаться? Ответа на это нет, и едва ли он когда-нибудь появится. Юная кобылка когда-то с восхищением в глазах смотрела на все красоты столицы, буквально впитывая каждый уголок каждой улицы. Грациозные здания, вычурные наряды и богатая публика – мечта всей жизни предстала перед глазами и негаданно стала реальностью. О чем еще можно было мечтать, когда ты живешь здесь, прямо около дворца Принцессы? Недоступные еще вчера вещи стали сегодня будничными пустяками, а потаенные желания получили вторую жизнь, открывая невиданные возможности. И лишь одна глубокая царапина иногда начинала противно жечь при виде того, как очередной богатый господин степенно поднимает окутанный сиянием бокал и неспешно пробует его содержимое. Магия... Все оказалось доступным, кроме этой злосчастной дешевки, которой так любят красоваться здешние денди перед незнакомыми приезжими глупышками. Стоит лишь сотворить букет цветов, и какая-нибудь дурочка сей же час становится твоей навеки. Как же… Перед пегасами так не похвастаешься, ибо их козырь это скорость и полет, для них такой франт что мелкая букашка. А вот земные пони будут смотреть на разные фокусы с восхищением, требуя их продолжения. И вдвойне неприятнее от того, что это место не только столица Эквестрии, но и столица единорогов. Тогда молодая душа требовала справедливости. Ради этой эфемерной сущности ярко-голубая пони готова была пойти на все, лишь бы показать всем остальным, что она не меньше других достойна жить в этом городе.

Счастливые улыбки, объятия, радостные лица и памятные мгновения чьих-то жизней… Все это сейчас лежало у ее ног, и все это были осколки старой, прежней жизни, которой она когда-то гордилась. Эта прежняя жизнь еще не окрашивала все в приторный малиновый цвет, не расчерчивала настроение стремительными черно-белыми полосами, не возносила это странное имя до немыслимых далей… И эта жизнь теперь стала еще более далекой, чем те, кто сейчас смотрел на пони в халате со всех лежавших на полу фотокарточек. Теперь не было ни веселых прогулок, ни приятельских вечеринок, ни снимков на память… Ничего похожего на прошлое, что дарило бы радость. Одни только встречи, съемки, работа с моделями, поиск чего-то нового и неизвестного. Поиск себя? Продолжился ли он в новой яркой жизни, что оставляет на душе лишь тусклый привкус горечи, которую ничего не может перебить? Никто не мог дать ответ. И лишь тщеславное удовольствие от результата работы изредка могло теперь утешить, от чего становилось до неприятного страшно — это ощущение возникало все чаще и чаще. На маленькую фотооткрытку с изображением милой кобылки в шляпке с ленточками откуда-то сверху что-то капнуло. Желатиновая поверхность начала нехотя набухать, и капелька влаги покатилась дальше, оставляя за собой мокрый соленый след. Снова память… И снова эта неприятная горечь. Сложно было создавать из себя жесткую и целеустремленную леди, не имея рядом никого, кроме своих ассистенток и нанятых для помощи жеребцов. Никто не знал, что милые улыбки, легкие беседы и дальнейшая уверенная работа заканчивается одиноким вечером, объятием одеяла и очередными слезами. Слезами от того, что на самом деле внутри жила совсем другая она – нежная и хрупкая, желающая тепла и чувств, без которых вся жизнь становилась бессмысленной. Все призрачные амбиции юности оказались теперь наивными заблуждениями, которые запутанной дорожкой привели к такому исходу. И тем становилось невыносимее от созерцания всех этих фотокарточек, которые все сильнее сдавливали сердце, оттягивая сознание в давно прошедшие времена.

Яркое пламя создавало пугающую тень от сидевшей перед камином пони, рядом с которой прямо на полу стояла наполовину опустошенная бутылка и перевернутый бокал с надломленной ножкой. В камине же печально потрескивая горела память. Ажурно обрезанные карточки обволакивались черной каймой, скручивались и вспучивались желатином, испуская дымок своих картонных душ, искажая до неузнаваемости изображенные на них лица. Старая жизнь, которая камнем висела на душе и сковывала сердце, теперь сгорала в пламени, пытаясь открыть путь новой. Прямая и строгая черта, разделившая конец старого и начало нового... Фотофиниш.