Родные земли

ГЛАВА 23 "Разбитый кошмар"

— Весело смотреть на свои ошибки, а? — Найтмер бросила надменный взгляд на Селестию.

Белоснежная аликорн завороженно смотрела на расплывающийся силуэт прошлой испуганной кобылки, оказавшейся на распутье. Она сделала решение, после которого будет винить себя следующие десять веков. Ближайшие около тысячи ночей она будет с тоскливостью и полными слез глазами смотреть на изображение лика ночной кобылицы, завладевшей рассудком беспомощной принцессы, которая оказалась в тени старшей сестры; после — окончив поднятие спутника и вновь опустив солнце за горизонт — линию, где встречаются с нежными объятиями небо и земля — Селестия посмотрит на луну, ровным голубым светом освещающую засыпающих пони, и коротко вздохнет. И поданные слышат пение, колыбельную, заменяющую им сновидения, которые приносила Луна. Мягкий голос ласкает их ушки, заставляя пони еще сильнее обволакиваться в теплые объятия одеял и поскорее забыться в пустом сне: они отдыхают от тяжестей дневной работы.

Сменилось около трех поколений, и сестра Селестии — всего лишь выдумка, вышедшая из-под пера якобы очевидца; никогда не было тех событий, заставивших жителей столь прекрасной и процветающей страны страдать при свете луны, не опускавшейся за линию горизонта уже около трех дней. И начинается праздник — Ночь Кошмаров, когда жеребята, переодевшись в веселые костюмы полюбившихся им героев, собирают конфеты, а позже, с опаской озираясь по сторонам, пройдут по тропе, ведущей их к памятнику ужасной кобылицы, величественно поднявшейся на задние копыта, вытянув к пони переднюю ногу, будто с брезгливостью ожидая от них поцелуя серебряного накопытника в знак уважения.

А Селестия в эту ночь, надев простенькую накидку, скрывавшую облик величественной аликорна, направится в их старинный замок, где произошло событие, ставшее ужаснейшим испытанием в ее жизни. У нее не было желания возвращаться, но в голове крепко засела мысль, что только там Луна слышит ее извинения. И так было каждый год...

Принцесса вздрогнула и посмотрела на девушку, обессилено лежащую возле стен с разбитыми витражами. Луна направила взгляд на прошлую Селестию, на щеках которой в ярком свете восходящего солнца поблескивали одинокие слезинки.

 — Селестия, я продумала свой план до малейшей детали, и теперь ничто не помешает мне свергнуть тебя, — Найтмер подошла к аликорну и кончиком эфирной гривы коснулась мордашки принцессы.

 — Не дождешься! — процедила сквозь зубы белоснежная аликорн.

 — Ошибаешься, моя дорогая прародительница!

Ночная кобылица взмыла в воздух, темный рог засиял ослепительным светом, разгоняя полумрак в тронном зале. Стараясь поддерживать заклинание, Найтмер яростно закричала, обращаясь к Селестии:

 — Познай боль, которую испытала Я!

И последовала вспышка.

Аликорн, молочная шерстка которой уже была не такая белоснежная, как раньше, судорожно вздыхала, стараясь уловить как можно больше воздуха. Сердце билось разительно медленнее, кровь слабыми толчками пульсировала в венах, а в некоторых местах и вовсе перестала следовать по указанному пути и спокойно стекала наружу.

Найтмер опустилась на пол, глубоко дыша после столь сильного заклинания. Как только ей удалось восстановить дыхание, она наколдовала всю ту же секиру и подошла к Селестии, высоко подняв голову.

 — Я думала, с тобой будет легче справиться, но все же — ты достойная противница. Выиграть этот бой было для меня возможным, но далеко не исполнимым желанием, и можно назвать меня авантюристкой — я рассчитывала на случайный успех и по удачному стечению обстоятельств — но я выиграла. Поздравь меня! — с улыбкой сказала Найтмер, показывая острые клыки. — А хотя нет, не нужно. Лучшим подарком для меня будет смерть. Твоя смерть. И до исполнения желания всего один надрез в нужном месте, — кобылица приставила лезвие секиры к горлу аликорна, — передай "прощай" Луне, пока не поздно. Она обрадуется, поверь!

Лезвие обжигало холодом нежную шерстку на шее принцессы. Сама аликорн спокойно смотрела в безумные глаза противницы, хищно сверкавшие в полумраке, надеясь увидеть там нечто большее, чем жажду мести.

 — Ну же, что ты медлишь? — не выражая страха, спросила Селестия. — Только учти: править уже нечем. Ты сама видишь, в каких условиях мы выживаем. Нет больше Эквестрии.

Найтмер прижалась к мордочке принцессы и прошипела:

 — Мне достаточно твоей кончины.

Она замахнулась, не отводя взгляда от Селестии. Она готова прочувствовать столь чудесный момент, который ждала всю жизнь.

Зачем Найтмер назвала ее прародительницей? Всего этого не было, если бы принцесса не посадила в душу младшей сестры семя раздора, зависти, которое вскоре дало всходы, и вместо маленького росточка легкого чувства отдаленности от семьи стало полноценной частью характера, а после — отдельной личностью, в несколько раз сильнее, кровожаднее и помешанной на жажде мести. Она смотрит в нежно-розовые глаза со слабым сероватым оттенком по бокам радужки и не понимает, насколько же сильна эта пони, насколько отважна и решительна — она смотрит смерти в глаза, и рядом с расплывчатыми контурами бликов от взошедшей, но не настоящей луны на небосводе, появляется отражение небольшой искорки. Найтмер впивается во взгляд противницы, стараясь лучше рассмотреть причины возникновения нового светлого эллипса в зрачках Селестии, и с ужасом отводит взгляд назад.

Секира со звоном падает на мраморный пол, заставляя звук разбавить мертвую тишину напряженного момента. На мордочке ослабленной принцессы появилась слабая улыбка. Ей больно улыбаться, и каждый вздох отдает резкой болью в груди. Увидев свое отражение в вертикальных зрачках Найтмер, она поняла насколько все серьезно — алая кровь запачкала всю мордочку Селестии. Но все это не мешало ей выдавить искреннюю улыбку, едва завидев сестру за спиной соперницы.

Девушка величественно расправила полупрозрачные крылья; эфирные волосы развевались на сильном потоке воздуха, исходящем от принцессы; нахмурив брови, она с яростью смотрела на Найтмер, будто ставшей в несколько раз меньше Луны.

Молча, младшая принцесса с помощью магии телекинеза подняла с пола холодное оружие, направив острием на кобылицу.

Взмах.

Пронзительный крик не ожидавшей такого Найтмер Мун, и тело помешавшейся на мести распалось на тысячи осколков, будто Луна неосторожным движением задела хрупкую вазу, и Найтмэр, словно сон, ущла в небытие.

 — Тия... — начала девушка, но была перебита отчаянным хрипом Селестии.

 — Луна, я должна извиниться перед тобой... уже который раз за прожитую... жизнь, — с трудом произносит аликорн.

 — Позволь тебе помочь, — девушка протянула руки к голове кобылицы, но встретила отказ.

Солнечная принцесса постаралась подобрать под себя ноги, новая волна боли и протяжный стон не могли остановить ее действий.

 — Я не заслуживаю... твоей помощи. Я — мать твоих страданий, — пояснила она.

 — Не говори так! Все совершают ошибки, и даже боги не исключение! Тебе нужна помощь, я не хочу видеть твоих страданий...

Селестия повернула мордашку на расколотые витражи, стараясь избежать тяжкого взгляда сестры.

 — Давай, Тия, — как в детстве протянула она и коснулась мягкой гривы аликорна.

Кобылица старалась отстраниться, но выходило не слишком хорошо. Запястья Луны засветились, она использовала магию.

 — Дай мне один момент, — бережно сказала девушка.

Селестия опустила голову в знак покорности. Она закрыла глаза, давая Луне сделать свою работу. Сквозь веки просачивался свет, который вскоре погас, и она почувствовала тяжесть на груди. Кобылица открыла глаза и неловко обняла сестру крыльями в ответ на ее действия.

 — Спасибо, — тихо прошептала Селестия.

Луна подняла взгляд на мордашку аликорна и с нежной улыбкой спросила:

 — Более тысячи лет назад я слышала твои слова. Так хотелось ответить на них, извиниться за поступки, создавшие вред любимым пони. Я все видела и слышала, будто была там сама, но ничего не могла сделать. Оковы Найтмер были сжаты и удерживали меня в заточении на протяжении десяти веков. Во время тысячелетнего сна я слышала твои колыбельные, эхом доносящиеся из глубин мрака, но, сделав шаг вперед, я видела свет, до которого добраться не могла — он отдалялся каждый раз, когда я делала осторожный шаг в его направлении. Я слушала твое пение и иногда подпевала, искренне надеясь, что мои слова дойдут до тебя. Старалась вырваться хоть на мгновение, чтобы поговорить с тобой, но все тщетно. Я видела на твоих глазах слезы, когда не могла сдерживать своих, и, срываясь, проклинала себя за зависть. Видела твою опущенную голову, когда ты рассказывала обо всех своих грехах предо мной; чувствовала, как ты говорила правду. Тебе действительно было жаль, и ты старалась загладить вину, сдерживала свои чувства, когда монстр обращался к тебе, как к ничтожеству — ты желала видеть то, чего не было на самом деле: ты хотела видеть чуточку меня в действиях кобылицы, но в душе понимала, что меня больше нет в ней. Ты отчаянно старалась найти меня, навести мосты мира и дружбы между нами, но в то же время твоя ярость росла и поглощала, также медленно ослепляя. Ты была на грани срыва в бездну мглы, но твоя душа сильнее моей, и ты отказалась от столь глупого предложения. Теперь я тебя понимаю. И снова говорю те слова. Я старалась сдерживать Найтмер до недавнего времени, ничего тебе не говорила из-за неизвестной причины — то ли страх перед очередным изгнанием, то ли еще что-то, что я самостоятельно накручивала себе в мысли. Сейчас я понимаю, что ты готова на все, чтобы защитить меня. Знай: я тоже. Я готова победить собственные страхи, ради твоего счастья. Нашего счастья. Элементы Гармонии в сборе, и скоро мы будем дома. Снова возвратятся те вечера проявления нашей связи. Ты говорила, что нет ничего сильнее дружбы, теперь так говорю я. Не смотря на все наши разногласия, мы ведь заключим мир?

Селестия подняла голову с плеча девушки и со счастливой улыбкой уверенно ответила:

 — Конечно.

17 Декабря 2012, Понедельник, 21:59
Снова этот голод.

Он не физический, но мучает сильнее обычного. Требования самостоятельной расы, отвергнутой от всех, были столь необычны, как и сами ее представители. Непривычная форма строения тела отпугивала многих пони, и потому еды катастрофически не хватало после нашествия на Кантерлот. Если раньше жители Эквестрии редко видели чейнджлингов, то сейчас каждый знал, как они выглядят, и пони с легкостью мог отличить свою возлюбленную и наоборот. Ряд простых правил, и страх перед этими существами не мог существовать.

Изначально, чейнджлинги — мирные создания, но каждому хочется жить, и потому небольшие набеги стали происходить чаще прежнего. Во главе улья стоит Королева, периодически тоже участвующая в набегах, питаясь любовью глупых пони.

После позорного поражения титул остался при ней, но чаще стал проявляться голод у народа. Кризалис металась в поисках еды, но на территорию Эквестрии всем батальоном ступить не могла. На всеобщем собрании чейнджлингов более высоких должностей было принято решение попасть к Селестии с мирным предложением. И, как всегда, это решение было поручено Королеве.

Она ловко преодолела все поставленные принцессой посты на границе Эквестрии. А попасть к ней на аудиенцию не составило большого труда, естественно, став простой, ничем не примечательной пони. Секретари изрядно ее намучили: говорили, что у принцессы есть более важные дела, в стране происходит что-то ужасное, что требует огромного внимания со стороны правительниц. Договориться удалось только через неделю ежедневных посещений, и то только через одиннадцать дней.

Незаметно она ограбила одного вычурного жеребца, считая, что ей деньги гораздо нужнее, чем ему. Три сотни битов, удобно расположившихся на стойке консьержа, сделали свое дело, и жилье на необходимое время было обеспечено. Оставшиеся она отдала на благотворительность.

На еду денег не требовалось, тем более один жеребец решил приударить за ней, одаривая дорогостоящими подарками, но она скромно выражалась лишь о любви, требуемой ей, хотя парень принял это за шутку и излишнюю скромность со стороны пассии.

Периодически она скучала по своему народу. Разношерстность столь яркой компании пони стала раздражать ее уже на третьем дне пребывании в Эквестрии, но ради благосостояния любимых вполне можно было и потерпеть. Преданный Стар Квест, ее ухажер, всегда подбадривал молодую Королеву, и, кажется, она поймала себя на взаимности к нему.

Приближался заветный день приема у принцессы. Случайно проболтавшись жеребцу о плане посещения Селестии, ей пришлось идти вместе с ним. С виду она старалась отдалиться от него, забыть, ведь все это лишь короткое мгновенье, которое тут же улетучится при столкновении с более подходящей особой, но внутри она привязывалась к нему все сильнее. Ей была приятна компания Стар Квеста, и уже отдаляться от него она не желала.

Она до сих пор помнит последний диалог с ним, как, обменявшись неловкими улыбками, они вошли в тронный зал. Но, по непонятной для него причине, она попросила его выйти, и ослушаться любимую он не пытался. Ей нужно было предстать в настоящем облике перед усталой Селестией, сонно клонящей голову вниз и подпирающей ее передней правой ногой. Королевские атрибуты лежали рядом с троном, так, что каждый желающий мог подойти и забрать их, но, естественно, не осмелился бы перед самой аликорном.

Она издала продолжительный зевок, усердно прикрывая его другим копытом, и, попросив прощения, разрешила говорить пришедшей пони. Кризалис раскрыла рот, собираясь начать свою тираду о голодании народа, но ее прервала ворвавшаяся в тронный зал Твайлайт.

Неуклюже расправив крылья, кобылка неслась прямо на Селестию, что-то крича. Видимо, принцесса, в отличие от раскрывшей рот пони, сразу все поняла. Высокая аликорн немедленно сорвалась с места, твердо встав перед Твайлайт на все четыре ноги. Усталость мгновенно пропала с ее мордочки, как только она ярко засветила рогом. Над ней образовался купол, покрывший весь тронный зал, в том числе и Кризалис. Молодая пони обернулась назад и встретилась прощальным взглядом с ним.

Стар Квест стоял перед распахнутыми дверями, обреченно глядя на исчезающую вспышке света возлюбленную.

И до сих пор Кризалис бросало в дрожь от этих воспоминаний.

Чувство голода, посещавшее ее уже около недели, навевало тяжкие воспоминания о нем. Она не могла его забыть, хотя понимала, что дальше жить с камнем в сердце не сможет. Каждый раз, прикрыв веки, всплывает образ немного растерянного жеребца с придурковатой улыбкой и огромным букетом цветов в переднем копыте. И она улыбалась, мысленно подбегая к нему навстречу, бросая прочь бессмысленные подарки, она одаривала его поцелуем. Первым и таким трепетным, но после с ужасом принимала, что его не было, и не будет теперь уже никогда.

Он остался там. За пределами купола, и она помнит его выражение мордочки: смесь страха за возлюбленную и настигающее его одиночество после страшной потери. Она мотнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Голод снова дал о себе знать, но она никогда не поддавалась его инстинктам. Она — пример для любого жителя улья, и она с детства учила каждого, что не всегда бывает просто добиться питания. Поставленные правила необходимо соблюдать.

Внезапно слух уловил тихое всхлипывание. Далекое и одновременно близкое. Она вновь открыла окно, многие примочки старого вида передались и в этот облик, такие, как сильное сопротивление холоду. Дикие морозы ее не пугали, в таких условиях она могла хоть голышом пробежать десять кругов вокруг школы, да еще полностью исследовав лес. Иногда вертелась такая мысль в голове, но исполнить ее она не решалась — видимо, здесь не принято ходить нагой.

Плакала девочка. Всхлипывания доносились где-то из чащи леса. Кризалис всегда была добра к детям и даже при нападении запрещала чейнджлингам трогать беззащитных жеребят. Она желала помочь каждому, и ребенок человека не станет исключением.

Магия осталась при ней, причем в больших количествах. Взмах рукой, и она рядом с тем местом. Запах псины был повсюду, поэтому несложно было определить, что здесь волки. "Победить врага можно только его оружием", — так всегда говорила ее мама, и это уже стало девизом жизни для молодой королевы, оставшейся без своего роя.

И она стала одной из них. В случае нападения можно применить магию, так что беззащитной она туда явно не попадет. Неуверенный шаг, и она вспоминает, как раньше ходила на коротких ножках, будучи простой кобылкой. Техника почти ничем не отличается. Она шла вперед, изредка встречаясь с другими волками. В самой гуще лагеря было слишком много хищников, и с каждым она обменивалась взглядами: кто-то смотрел на нее подозрительно, кто-то с оскалом, но чаще всего просто не обращали внимания.

Она прислушалась. Чуткий слух тоже входил в комплект чейнджлинга. Тихий голос, молящий о скором конце этого кошмара, доносился из ближайшей землянки. Она пошла туда, и, предварительно оглядевшись, прошла через висящие на входе тряпки, служащие для поддержания тепла.

Посреди горел небольшой огонек, неподалеку большая кучка сухих веток, а с левой стороны была решетка.

Рыжие блики, исходящие от неровного пламени костра, нервно бегали с места на место, и приглядевшись можно увидеть заточенную в камере девочку, повернутую спиной к источнику тепла. Она плакала, и можно было понять от чего. Кризалис не желала остаться замеченной и использовала форму фиолетовой тени, встретившейся ей в толпе волков. У этого облика было также одно преимущество, с помощью которого она с легкостью преодолела прутья решетки.

Она приблизилась к ней, но перед этим приняла свой естественный облик в этом мире. Девочке требовалось тепло, забота, любовь. Кризалис могла все это преподнести. Материнский инстинкт указывал ей верное направление. Она обняла ее, но взамен получила внезапное чувство сытости.

 — Ты теплая... Ты мне нравишься... — тихо сказала девочка. Но Кризалис не нужно было этих слов, а тем более любви. Она старалась подарить ей счастье, пусть и сиюминутное. Она справилась с поставленной задачей.