Ноктюрн на ржавом саксофоне
Глава 13. Начинается.
Собственно вот вам пучина неизвестности. Через недельку выложу остальные сколько_их_там_глав. Эти 13, это примерно ~половина фика.
Всю дорогу до рынка тучи играли в преферанс. Увы и ах – у туч не положено играть не краплеными картами. Поэтому сначала они принялись за разметку. И если в южной части города попались какие-то новички, то в северной, над рынком, мастера вовсю тягались мастерством меты. Правда то, что от проливного дождя и грозы страдали ни в чем не виноватые пони, они не задумывались. Точнее как – ни в чем не виноватые? Если ты живешь в этом городе, ты как минимум убийца. Как максимум псих или влюблен. Если это не одно и то же. Молния в очередной раз сверкнула и ударила в стрелку огромных, старинных часов, вздымающихся над Триксвиллем ампирной башней. Резные горгульи на верхушке хищно оскалились – и плевать, то что они были каменные – это не мешало им сушить зубы и высматривать свою жертву, впиваясь в нее застывшими глазами.
Северная горгулья. Одинокий черный пегас о чем-то говорит сам с собой, не замечает дождя. Или какой-то призрачный силуэт вырисовывается рядом? Вот шаль, вот… нет, это всего лишь туман, туман да нависшее белье с балкона переулка. Плохо, такую бесстрашную жертву не взять голыми лапами. Чего же он боится? Потерять свою жизнь? Вряд ли. Потерять чью-то чужую? Вполне возможно. Неподалеку от него был подвал. Он то и дело поглядывал куда-то, топтался на месте, взмахивал крыльями – черными, с снежно-белыми прожилками. Что ж, Северная всегда отличалась странным юмором и решительностью действий. Горгулья Справедливости.
Граххх! Вжих! Молния ударила прямо в полузакопанную дверь. Оба охранника оглушены – если, конечно живы. Пегас с испугом посмотрел на небо, но увидел только выхваченную на секунду голову горгульи. Кажется она чуть-чуть повернулась и улыбнулась еще более хищно – нет, показалось, просто игра света и тени.
Западная горгулья. Коричневый земнопони бежит вниз по улице, сметая все на своем пути. О да, он точно знает свою цель. Точно знает, ха. А этот чего боится? Камень чернел от смываемой с него пыли, и глаза все сильнее шлифовались водой. Годами, десятилетиями приобретая миндалевидную форму и дьявольский блеск. Что если он ничего, ничего не знает, даже о самом себе? Западный ветер – Ветер Неверного Пути. Зачастую он спасал мореплавателей от худшей опасности – правда, в замен давал им горечь ошибок. Четкими кадрами от молнии, которая ударила в подвал, вырисовывалась капля, на кончике горгульего клыка. Словно в замедленной съемке, она падала вниз, падала, падала, а земнопони в это время будто застыл в бешеной скачке. Грива свисала под невообразимым градусом, копыта переставлялись будто вязком желе – не удивительно, много вы успеете проскакать за время падения капли?
Бом. Капля упала одновременно с боем часов. Бом. Пони перешел с галопа на шаг. Бом. Грива спала, а грудь высоко вздымалась. Бом. Он тихо-тихо поднял голову наверх, вслед уходящей молнии. Бом. Как он ошибался. Есть же способ узнать! Полицейский участок!
Южная горгулья. Фиолетовый единорог только что отчитался перед своим начальником. По его губам гуляет ухмылка – он доволен результатом. Все прошло именно так, как он и хотел. В участке знают про Рота. Отлично. В участке знают про Серви. Замечательно! Хотелось прыгать и скатать как маленькая восьмилетняя девочка, правда если у девочек бывает трехдневная щетина, волосы свалявшиеся чуть ли не в дреды и лицо сумасшедшего. Да, кто знает этих жеребят. В этом городе возможно все. Так думал и безжизненный кусок камня, с интересом следивший за выходками этого единорога. Горгулья застывшими ушами выхватывала его потаенные мысли. Вот как? Оу, даже это. А что насчет?.. Да ты просто чудовище, милый. Горгулья Предательства. Предает предателей, как бы глупо это ни звучало. Правильно, никто не любит конкурентов. Молния осветившая его лицо в безумной пляске, скользнула лучом в карман. Легкий припорашивающий дождь, сменился на крупные градины. При-по-ра-ши-ва-ю-щий… Громкий удар копыт по жилетке. Порошок! Глупый круп, забыл его дома! Черт, рынок и Фэт подождет, как же так, без порошка… Фиолетовый единорог унесся вглубь улицы, пропуская свой триумф и обрекая себя на очень странную – не пропащую, но интересную – судьбу. Уши горгульи потемнели от удовольствия. Или это дождь смыл лишнюю пыль…
Восточная горгулья. Желтая пегаска безмятежно спала в своем доме – измученная кошмарами, она наконец-то погрузилась в здоровый сон. Ее грудь трепетала при каждом вздохе, но дыхание было ровным, глубоким – новорожденные жеребета, и то спят не так крепко. Да, последний год ее переезда жизнь порядком ее потрепала… Что она ищет? Чего она найдет? Горгулья сидела и одноглазо пялилась на стену обшарпанного дома, за грязное окно. У нее не было половины каменного лица. Никто не знал, улыбка это или звериный оскал. Никто не знал, как она выглядела до, и восстановит ли ее кто-нибудь. Восточная Надежда – так прозвали ее, за то, что она все ждала: вот-вот придут каменщики и отстроят ее заново. Но, суждено ли было сбыться этой надежде? Гром, сопровождающий взволнованное небо, был ответом. Кошкой прыгнув в окно он яростно протрубил в меха туч – Флаттершай вздрогнула и проснулась.
Никто и не заметил, в смешных и сирых уголках этого города, что молния, вечно отстающий от нее гром, бой часов и начало града были одним и тем же моментом, одной и той же отправной точкой для тысячей нитей по всему городу. Горгульи подстерегали своих жертв, с каменными (во всех доступных смыслах этого слова) лицами взирая на беспредел, творившийся под ними. Каждый споткнувшийся пони, каждый стон из раскрытого окна и каждый мелкий вор, не попавшийся в очередной раз – все смешивалось в единство бала, которым плавили эти четыре крылатых всадника. Никто и ничего не имело такой власти над городом. как эти бездушные твари – нависая, пугая своими перепончатыми крыльями, они безликими истуканами, рожденными воображением давно почившего непризнанного гения, стояли на своем импровизированном Олимпе. И нити, медленно опутавшие город, с тихим шелестом сходились на веретене шпиля центрально башни – скручивая события в тугой моток, неразрывный узел, каждым оборотом часов наматывая еще один виток судьбы…
В переулке было тихо. Тихо, до пугающей странноты – дождь, гроза, хлопающие железные крыши… Естественно, тихо просто не могло быть! Было очень и очень шумно! Нет. Тишина леденила. Ощущение и восприятие тишины было в полном объеме. Негромко играл престарелый саксофонист. Копыта давно не слушались его, и он редко попадал по латунным клавишам. Сам инструмент давно проржавел, а легкие не могли выдуть сколь-нибудь значимую мелодию – у дождя получалось и то лучше, завывая по водосточным трубам и пугая спрятавшихся под крышами от дождя ворон.
Вдруг, стая резко взлетела и устремилась к рынку. Саксофонист отнял от губ трубу и посмотрел на кучеряво-темное небо.
— Давно не было такой ночи. Очень давно. Пришло время…
Глубоко вдохнул осклизлый воздух.
— Начинается.