Всё очень плохо

Всё очень плохо

Совсем ещё молодая мятно-зелёная земная кобыла открыла глаза и села на кровати. Потянувшись, она встала, прошлась по комнате и отправилась в ванную, а затем — на кухню. Пони уже давно жила здесь одна, и приготовление собственного завтрака стало для неё своеобразным ритуалом. Она открыла холодильник и извлекла оттуда банку овощных консервов, из которых всегда и состояла её утренняя трапеза. Эту банку кобыла открыла вчера утром, но сегодня консервы снова оказались нетронутыми. Пони ничуть не удивилась: она перестала удивляться подобным вещам уже давно. Каждый раз она ела одни и те же продукты, а проснувшись на следующий день, неизменно обнаруживала их целыми.

Первое время пони пыталась следить за кухней по ночам, думая, что кто-то подкладывает пищу в холодильник, но подтвердить или опровергнуть эту теорию у неё так и не получилось: она как-то ещё могла продержаться без сна до четырёх утра, но дальше следовал тёмный провал, после которого пони обнаруживала себя утром в своей постели. Где-то после десятой попытки она бросила эти ночные бдения, приняв появление еды как данность. В конце концов, снабжать одинокую пони продуктами — это не преступление, а значит, и нет смысла изводить себя попытками поймать этого таинственного незнакомца, который всего лишь её подкармливал и больше никак себя не проявлял.

Нескончаемый запас продуктов — это не единственная тайна, что бросала тень на жизнь одинокой пони. Главным же неразгаданным секретом была она сама. Эта молодая кобыла жила одна в доме, который стоял посреди круглой поляны, окружённой со всех сторон дремучим и почти непролазным лесом. Пони совершенно не помнила, как она здесь поселилась, и иногда ей казалось, что она живёт тут уже целую вечность. Кобыла не помнила, кто она и откуда, не знала своих родителей, даже собственное имя было для неё тайной. Но нельзя сказать, что пони потеряла память полностью. Она знала, что где-то есть страна Эквестрия, в которой живут такие же земные пони, как она, а ещё крылатые пегасы и наделённые магическими способностями единороги. Правят в той стране две сестры-принцессы, у которых одновременно есть и рог, и крылья. Пони не понимала, откуда она всё это знает, наверное она когда-то училась в школе, но теперь забыла об этом.

После завтрака пони покинула кухню и переместилась в комнату с большими настенными часами, которые тикали так громко, что ей каждую ночь приходилось плотно закрывать двери в спальню, чтобы спокойно отдыхать, не слыша этого звука. Приближалось время новостей. В этот день пони поднялась с постели достаточно поздно и едва успела позавтракать перед выпуском. Ещё чуть-чуть, и она бы проспала, нарушив все свои привычные утренние ритуалы. Безымянная кобыла подошла к стоящему на столе радиоприёмнику и включила его. По комнате разлилась мелодия, которая за всё время, проведённое в этом доме, уже надоела пони до зубовного скрежета. Радио круглосуточно передавало её, лишь один раз в день, в одиннадцать часов утра, прерываясь для выпуска новостей.

— Это была «Прелюдия к теням» в исполнении Лиры Хартстрингс, — раздался из приёмника голос ведущего, когда тревожная музыка наконец прервалась. — На часах одиннадцать ноль-ноль, в эфире новости, у микрофона Сэд Геральд. Главная и единственная новость на сегодня — всё очень плохо. На этом выпуск завершён, услышимся завтра в это же время. Оставайтесь на нашей волне! — последняя фраза прозвучала как издёвка, потому что больше радиостанций не было, все другие частоты могли порадовать лишь унылым шипением.

Голос ведущего смолк, и место в эфире вновь заняла «Прелюдия к теням». Пони вздохнула, выключила радио и достала из ящика стола толстую тетрадь в мягкой чёрной обложке. Открыв её, она записала то, что сказал ведущий. Весь этот странный дневник состоял из таких записей:

«…День 141-й. Всё очень плохо.

День 142-й. Всё очень плохо.

День 143-й. Всё очень плохо.

День 144-й. Всё очень плохо.

День 145-й. Всё очень плохо».

И, наконец, шла запись, которую пони сделала только что:

«День 146-й. Всё очень плохо».

Сто сорок шесть дней прошло с тех пор, как она начала вести эти записи. Её заточение здесь длилось гораздо дольше, но сколько именно, она не знала. Казалось, прошлое терялось где-то в темноте, словно ночная дорога, уходящая куда-то в бесконечность. Иногда пони думала, что живёт в этом одиноком доме уже целую вечность, что она никогда и не рождалась, а просто жила здесь всегда. Конечно, на самом деле такое было невозможно. Любой пони, даже находящийся в очень странных обстоятельствах, должен был когда-то родиться, и у безымянной кобылы тоже должны быть родители, папа и мама. Наверное, они живут где-то там, в Эквестрии, во внешнем мире. Пони хотела бы выбраться из своего заточения, всё вспомнить, найти свою семью. Она желала всего этого и одновременно боялась. Единственной вещью, связывавшей её с внешним миром, было радио, а оно каждый день твердило, что всё очень плохо. Что если это действительно так? Что если её поместили сюда, чтобы защитить от этого чего-то очень плохого?

Внешний мир мог оказаться ужасным. Пони представляла себе выжженные пустыни, населённые монстрами, и развалины городов, среди которых уцелела лишь одна радиовышка, наполняющая эфир музыкой Лиры Хартстрингс и каждый день напоминающая немногочисленным выжившим об истинном положении вещей, о том, что всё очень плохо.

Страх перед внешним миром и непролазной чащей, окружающей дом, не помешал пони однажды предпринять попытку бегства. Это было ещё до того, как она начала вести дневник. В тот день кобыла собрала всю еду, которую нашла на кухне, завязала её в узелок и вошла в лес, надеясь пересечь его и оказаться во внешнем мире, таком желанном и пугающем. Она хотела ответов, но не получила их. Лес темнел с каждым шагом и казался бесконечным, пони брела по чаще до самой ночи, обдирая бока о колючие ветки и проклиная себя за то, что она не пегас и не может просто улететь отсюда. Наконец она свалилась от усталости и заснула прямо под кустом. На утро пони проснулась в доме, в своей постели, и если бы не многочисленные царапины на шкурке, оставшиеся от лесных колючек, она бы подумала, что этот побег ей приснился. Должно быть, тот, кто каждую ночь подкладывал ей продукты в холодильник, нашёл её и, пока она спала, вернул обратно. Другого объяснения случившегося одинокая кобыла придумать не смогла. Мысли о побеге посещали её и в дальнейшем, но на новую попытку она так и не решилась.

После той ночной прогулки пони поняла, что не очень-то она и смелая. Этот факт пополнил её почти пустую копилку знаний о себе. Кобыла знала, что она земная пони, знала цвет своей шёрстки и гривы, и благодаря зеркалу, висевшему на стене в ванной, знала цвет своих глаз. На её боку красовалась метка в виде наушников, но что за талант она обозначает, пони понятия не имела. Кем она была до того, как попала сюда? Звукооператором? Диджеем? Или просто очень любила слушать музыку? Никаких профессиональных знаний, выходящих за пределы школьной программы, она у себя в голове не находила. Может быть, эта пара наушников на её бедре означает, что её судьба — это сидеть здесь и слушать это проклятое радио? Пони так и делала. Каждый день в одиннадцать часов утра она включала свой приёмник, чтобы услышать заветную фразу ведущего, словно надеясь, что когда-нибудь он скажет что-то новое.

Теперь её надежда на какие-либо перемены уже почти умерла, хотя она продолжала слушать эти так называемые «новости» и вести записи о них в силу привычки. Было время, когда пони ждала каждого выпуска с замиранием сердца, но ведущий раз за разом говорил одно и то же, разбивая все надежды. Пони задумывалась, не является ли эта передача записью, но со временем она стала замечать, что слова жеребца каждый раз звучали слегка по-другому: немного менялись интонации, иногда чуть-чуть изменялись фразы, словно действительно в студию приходил живой пони и говорил всё это. Но смысл его до смешного короткой речи не менялся никогда — ведущий всегда говорил, что всё очень плохо. Возможно, это были несколько десятков отличающихся друг от друга записей, воспроизводившихся в случайном порядке для создания иллюзии прямого эфира.

Пони убрала тетрадь обратно в стол и вновь посмотрела на выключенный радиоприёмник. Ей предстояло провести остаток дня в привычном одиночестве, а затем лечь в постель, чтобы завтра встретить новый день, как две капли воды похожий на этот. Чем она займётся сегодня? Устроит серию пробежек по поляне вокруг дома или будет развлекаться бросанием камешков во дворе? А может быть, ей стоит побеседовать с Мячиком, её единственным другом, который хоть и был сделан из резины, но всегда внимательно слушал, а его нарисованный угольком рот всегда был изогнут в улыбке, что делало его нрав более весёлым…

Внезапно существование кобылы сошло с накатанной колеи: она услышала в соседней комнате какой-то неясный шум. Это потрясло её. Все дни заточения тишина пустого дома была её непременным спутником, безмолвие нарушалось лишь теми звуками, которые издавала сама пони. Она почувствовала, как всё внутри неё холодеет, и на ватных ногах пошла в чулан. Там она нашла топор и, зажав его в зубах, двинулась к источнику беспокойства.

Несмотря на то, что был день, в комнате, откуда послышался шум, царил полумрак: кто-то задёрнул все шторы. Пони осторожно открыла дверь и переступила через порог. Внезапно зажёгся свет.

— Сюрпри-и-из!!! — раздался звонкий крик.

Пони выронила топор изо рта.

— Упс, похоже, я слегка перестаралась, — сказала кудрявая розовая кобыла, глядя на побледневшую пони и её топор.

Безымянная кобыла взвизгнула и бросилась прочь, но была поймана голубоватым облаком телекинеза.

— Не бойся, мы не желаем тебе зла, — прозвучал другой голос, и пони увидела, что кроме розовой кобылы в комнате был синий аликорн, самый настоящий — с рогом и крыльями.

Пони вся дрожала, сердце бешено колотилось, но вид принцессы странным образом успокаивал её, и она смогла заметить изменения, произошедшие с комнатой. Конфетти, взметнувшиеся в воздух вместе с криком кудрявой кобылы, теперь медленно оседали на пол. На столе, застеленном белой скатертью, стоял торт, а рядом была украшенная яркой обёрточной бумагой коробка с бантом.

— Извини, что напугала тебя, — виновато улыбнулась розовая кобыла. — Меня зовут Пинки Пай, я живу в Понивилле и устраиваю вечеринки, — затараторила она, — и когда я узнала, что где-то в лесу живёт одинокая-одинокая пони, совсем одна в пустом доме, я просто не могла не приехать! Так что с днём рождения-я-я!!!

От её выкрика пони сжалась в комочек, и синяя аликорница наградила розовую кобылу суровым взглядом.

— Опять перестаралась, — снова виновато улыбнулась Пинки.

— Не бойся, — ободряюще сказала аликорница. — Пинки может показаться странной, но она и её друзья очень помогли мне, и я верю, что она может помочь и тебе.

Пони смогла кивнуть, и принцесса опустила её на пол, сияние телекинеза угасло.

— Мы как-то плохо познакомились, — нахмурилась Пинки. — Так не пойдёт. Дубль два. Меня зовут Пинки Пай, это принцесса Луна, а ты у нас…

Пони молчала.

— Я же говорила тебе, что она потеряла память, — строго сказала принцесса.

— Ну, я надеялась, что она её нашла, — ответила Пинки.

— Я… я… не знаю… кто я… — проговорила пони. — Может… вы знаете?

— Ничегошеньки не знаем! — звонко сказала Пинки, за что тут же удостоилась очередного строгого взгляда от Луны.

— Но… вы… знаете о моём дне рождения, — сказала пони, поглядев на торт. — Даже я о нём не знала…

— Мы тоже не знаем, когда у тебя день рождения, но раз уж ты живёшь, значит когда-то родилась, значит день рождения у тебя всё-таки есть, а это значит, что его нужно отметить. А раз мы не знаем, когда ты родилась, то почему бы не отметить его, например, сегодня? — скороговоркой произнесла Пинки.

— Л-ладно… как скажете… — смогла выдавить из себя пони.

После надоевшей еды из холодильника торт показался пони настоящим объедением, наивысшим достижением кондитерского искусства. Пинки Пай всё же смогла вести себя тише, и теперь страх одинокой кобылы перед нежданными гостями почти прошёл. Они сидели за столом вчетвером — безымянная пони, Пинки, Луна и Мячик. Сначала пони стеснялась своего старого друга, но Пинки рассказала ей, как однажды пригласила на вечеринку ведро репы, мешок муки и другие вещи.

— Нельзя бросать друзей, Именинница, — серьёзно сказала Пинки. — Ты правильно сделала, что пригласила Мячика, ведь это твой друг, который поддерживал тебя в трудные дни. Мячик, тебе весело? — повернулась розовая пони к «сидящему» на табурете резиновому изделию.

Мячик улыбался своей нарисованной улыбкой, ему было весело. Глядя на Пинки, безымянная пони едва удержалась от смешка, впервые за долгое время ей было весело тоже.

— Время открывать подарок! — пропела Пинки, указывая копытом в сторону большой яркой коробки, и пони начала разрывать зубами упаковку. Внутри обнаружились десять или двенадцать книг с яркими обложками.

— Дэринг Ду? — прочитала пони название.

— Да, — ответила Пинки. — Данная книжная серия супер-пупер рекомендована Министерством крутости и начитанности, — с умным видом добавила она.

— Прости, что я без подарка, — сказала Луна. — Я на самом деле не собиралась оставаться на праздник, я хотела лишь помочь Пинки Пай добраться сюда.

— От моих вечеринок ещё никто не уходил, — улыбнулась розовая пони. — Не волнуйтесь, принцесса, пусть этот подарок будет от нас обеих. Ты не против, Именинница?

— Не против, — ответила пони и грустно опустила голову.

— Что случилось?! — почти набросилась на неё Пинки. — Ты всё-таки расстроилась из-за того, что принцесса не принесла тебе подарок?

— Нет-нет, совсем нет, — замотала головой пони. — Я просто вспомнила… Скажи мне, Пинки, всё очень плохо?

— Нет! Конечно же нет! С чего ты взяла? — забеспокоилась Пинки, и пони показалось, будто кудрявая грива гостьи стала слегка менее пышной. — Я что-то не то сказала? Что-то не так сделала? Скажи мне!

— Всё в порядке, просто… я вспомнила… Радио постоянно говорит, что всё очень плохо…

— Так может быть, это у самого радио всё плохо, поэтому оно так и говорит, — произнесла Пинки. — У тебя сегодня день рождения, торт и подарок. Разве это плохо?

— Нет, думаю, это хорошо, — уголки губ пони приподнялись в слабой улыбке. — Вы ведь оттуда… из Эквестрии? Там всё хорошо? — наконец задала она вопрос, сверливший ей мозг почти с самого появления гостей.

— Прости, мы не можем тебе сказать, — печально ответила Луна. — И взять тебя с собой мы тоже не можем.

— Ой! Кое-что действительно плохо! — вдруг почти закричала Пинки и прикусила себе копыто. — Ой, прости, я обещала не пугать тебя. Просто я поняла, что называю тебя Именинницей, как если бы это было твоим именем. Но это сегодня ты именинница, а завтра будет уже не твой день рождения, и никто не сможет тебя так назвать! Тебе абсолютно необходимо имя, которым тебя можно будет называть весь год! — она посмотрела на зелёную шкурку безымянной пони. — Придумала! Тебя будут звать Мятняшка! Как тебе, Мятняшка? Но если тебе не нравится, я могу придумать что-нибудь другое, кроме мяты есть ещё много зелёных вещей…

Пони проснулась одна в своей постели, в пустом и тихом доме. Через минуту она встала, и ноги, подчиняясь силе привычки, уже готовы были сами нести её в ванную, а после — на кухню, где она съест свой обычный завтрак из консервированных овощей.

«Так это всё был сон?» — подумала она, вспомнив весёлую розовую кобылу и величественного синего аликорна, с которыми праздновала свой день рождения. Пони подняла взгляд и увидела на стене полку. Полка висела здесь и раньше, но теперь вместо пыльной коллекции минералов, оставшейся, вероятно, от прежнего владельца дома, на ней дружным рядком стояли книги. Книги о Дэринг Ду, одобренные Министерством крутости и начитанности.

Подходило время выпуска новостей, и пони включила приёмник. Раздались привычные звуки «Прелюдии к теням», а затем, точно в установленное время, в эфир ворвался голос ведущего:

— Только что мы с вами прослушали «Прелюдию к теням» в исполнении Лиры Хартстрингс. Стрелки показывают одиннадцать часов ровно, в эфире новости, у микрофона Сэд Геральд. Главная и единственная новость на сегодня — всё очень плохо. На этом выпуск…

Пони с раздражением выключила радиоприёмник, достала из ящика стола свою тетрадь и открыла её. В глаза ей бросилась вчерашняя запись:

«День 146-й. Всё очень плохо. У Мятняшки, то есть у меня, сегодня день рождения! И знаешь, глупое радио, у меня всё хорошо!»

Она отложила тетрадь в сторону, протянула копыто к радиоприёмнику и неуверенным толчком сбросила его на пол. Старый пластмассовый корпус от удара дал трещину, и пони смотрела на неё, словно не веря, что это только что сделала она сама. Внезапно она рассмеялась и наступила копытом на поверженный приёмник. Мячик со своей обычной угольной улыбкой смотрел на всё это, будто одобряя её действия.

— У меня всё хорошо, — улыбнулась ему Мятняшка. — Всё очень хорошо.