Fimbulvetr

12: Valkyrja

Честно признаться, весёлого было мало.

Пещера, приютившая пару молодых грифонов, была мала, холодна и тесна. Кроме того, она была единственным, что позволяло им выжить в самой жуткой метели, какую Всеволоду приходилось видеть. Да, метель неплохо заметала следы, но с другой стороны, она ничуть не хуже вытягивала последние остатки тепла, которыми их зарядило недельное пребывание в маленькой больничной палате.

Поначалу всё шло неплохо. Они забрали приготовленные сумки и немножко разорили кухню, чтобы всё выглядело естественно. К этому времени снег валил уже довольно сильно, но воздух был почти тёплым, в особенности если сравнивать с ледяным адом, каким он его запомнил, а ветер почти не ощущался. Начало дерзкого плана побега прошло без сучка и задоринки. Они перебрались через городскую стену — с этой стороны не слишком сложная задача, и растворились в редколесье, незамеченные городской стражей. Сытые и отдохнувшие, они быстро удалились от города. К этому времени снегопад утих, и Всеволод даже начал волноваться об оставляемых ими следах. Как он позже осознал, всё это время он не уделял поведению Хельги должного внимания — но это легко было объяснить тем, что после невероятной демонстрации способности к разговору она вела себя тихо и просто следовала за ним. Тихо или нет, но чем дальше они шли, тем заметнее было её беспокойство.

И тут буря решила, что игры кончились.

Сначала поднялся ветер, срывая свежевыпавший снег с земли и деревьев, и заволакивая всё непроницаемым белым пологом. Следом, облака добавили в эту кашу ещё больше снега. Всего за несколько мгновений пара молодых грифонов потеряла всякую способность отличать даже верх от низа. И, как будто этого было мало, температура рухнула как наковальня, от предвесеннего тепла до того, что ощущалось как ниже абсолютного нуля. Ошеломлённый ветром, ослеплённый снегом и оглушённый рёвом ветра в верхушках деревьев, Всеволод был абсолютно уверен, что им пришёл конец. Пережить такое было просто невозможно. Даже Хельга выглядела испуганной и растерянной. Она вцепилась во Всеволода, дрожа от страха. В этот момент что-то тёмное и быстрое врезалось в них, и отправило их кувыркаться вниз по склону, на вершине которого их накрыла буря. Это оказалось их спасением — кувыркания закончились возле входа в небольшую пещерку у основания скалы. Даже оглушённые падением, они сумели нырнуть внутрь. Там тоже было холодно и неприятно, но хотя бы не было ветра, и когда все трое как следует друг к другу прижались, им удалось сберечь достаточно тепла, чтобы не замёрзнуть.

Всеволоду потребовалось немало времени, чтобы успокоиться, и заметить третьего. Темнота в пещере тоже не помогала разглядеть подробности. Непонятное существо было размером примерно со Всеволода, покрыто шерстью и сильно дрожало, пытаясь поплотнее прижаться к тёплому боку Хельги. Так как понять, кто же это такое, не представлялось возможным, он решил последовать примеру таинственного незнакомца и тоже поплотнее прижаться к клубку тел. Хельгу существо совершенно не пугало, и помня, насколько она обычно осторожна, он счёл, что пришелец не представляет угрозы. Вскоре все трое уже спали, убаюкиваемые воем ветра снаружи.

Пришло утро, но снег никуда не ушёл. Приобретённая Всеволодом привычка вставать с солнцем разбудила его задолго до того, как проснулся незнакомец, поэтому у него было время осмотреться. Вход в пещеру был уже наполовину завален снегом, и вьюга снаружи грозила полностью их засыпать. Это был серьёзный повод для беспокойства, но для начала он решил поглядеть на их нового знакомого.

Существо оказалось ещё одной пони. Бледно-серая пегаска с тёмно-серой гривой и хвостом, и картинкой из двух сине-серых туч с выбивающимся из-за них ярко-оранжевым лучом на задней части. Она выглядела куда моложе всех пони, которые до этого момента встречались Всеволоду. Кроме того, она храпела как циркулярная пила, и это стало бы проблемой, не заглушай её рёв ветра снаружи. Невыносимый звук прервался на мгновение, когда он повернулся, чтобы рассмотреть незнакомку получше. Она медленно открыла один глаз наполовину, посмотрела на Всеволода и проворчала что-то неразборчивое, но грубое. В следующее мгновение глаз уже был закрыт, а жуткий храп продолжился. Он повернулся к Хельге, но она всё ещё крепко спала, обнимая пегаску и капая ей в гриву слюной из клюва. Предыдущая неделя научила Всеволода, что будить Хельгу себе дороже. Добрый доктор Подорожник чуть было не потерял глаз, познавая эту бесценную мудрость. Всё указывало на то, что единственным, кто может решить проблему засыпаемого выхода, был он сам. Так что он отобрал у храпящей пегаски крыло, которое она использовала как одеяло, и выглянул наружу.

Из того немногого, что получилось разглядеть, было очевидно, что буря с ночи сильно ослабла, но всё ещё была слишком сильной, чтобы покидать убежище. Прямо перед ним простиралась довольно широкая полоса ровной земли, дальше переходящая в склон. По тому, как полоса загибалась, можно было понять, что это на самом деле замёрзшая река. Если река была той, о которой Всеволоду рассказал Подорожник, они были на восточной границе земель Ельца, и перед ним был Дон. Добрый доктор был уверен, что по каким-то мутным политическим причинам никто не станет их искать за рекой, так что первая фаза их дерзкого плана побега была фактически выполнена. Буря означала, что их пока что даже не начали искать, и была некоторая надежда, что в этой стороне их начнут искать в последнюю очередь. К этому моменту они должны были оказаться уже очень далеко отсюда, даже с поправкой на то, что крыло Хельги было всё ещё непригодно для полёта. Подорожник сказал, что ему потребуется ещё как минимум неделя чтобы как следует срастись. Конечно, новая «подруга» могла всё очень сильно усложнить.

К моменту, когда Хельга соизволила проснуться, Всеволод уже расчистил вход и даже сумел разжечь там небольшой костерок чтобы подогреть завтрак и хоть немного согреться. Запах разогреваемых пирогов заставил котоптаху протяжно зевнуть и довольно чирикнуть, после чего она вскочила и бесцеремонно уронила пегаску на холодный пол пещеры. Та снова недовольно заворчала, но наконец открыла свои бледно-голубые, почти белые глаза и пару раз моргнула, разглядывая пару грифонов у костра. Она выдержала паузу, как следует приглядываясь к обоим, и наконец сказала:

— Угу. Видывала и похуже. Что на завтрак?

Хельга с интересом посмотрела на пони, облизала клюв и, с видимым усилием, чирикнула:

— Завт-р-р-р-ак? — Она шагнула к пони и потыкала её когтем прямо в задометку. — Завт-р-р-р-ак!

— Ай! Ты что, Дикарка? — проворчала пегаска, отодвигаясь от грифонши. — Ты поэтому меня всю ночью обслюнявила?

— Хельга! Нельзя есть пони! Плохая грифонша! — крикнул Всеволод, не отрывая взгляда от разогреваемых пирогов. Хельга недовольно вздохнула и вернулась к нему, улёгшись возле огня. Она взяла у него пирог и принялась его поклёвывать, бросая на пегаску, которая тоже получила свою долю завтрака и расправлялась с ней в дальнем углу пещеры, голодные взгляды.

— Завт-р-р-р-ак п-п-п-от-ом? — внезапно оживилась пониядная котоптаха, разобравшись с пирогом. — Всссс… Всеее… СКВАВК! Влод муд-р-р!

— Просто постарайся не попадаться ей на глаза если меня рядом нет, — посоветовал со вздохом Всеволод, качая головой на хулиганство своей подруги. — Не знаю, понимает ли она концепцию шутки, но зато слышал, что пони они время от времени едят.

— Погоди, она что, правда Дикарка? — спросила пегаска, непроизвольно пытаясь выдавить себя из пещеры сквозь стену.

— Боюсь, что да. Самая что ни на есть дикая. Правда, последнее время ей получше.

— Тебя что, в детстве мама в голову лягнула? — вскричала пони, начиная крупно трястись. — Она ДИКАРКА. Им не бывает лучше, они могут стать только хуже! Они крадут жеребят! Они проклинают урожаи!

— Урр-о-жаи! — сказала Хельга, довольно косясь на пегаску. — Урр-о-жаи! Керрррк!

— Видишь? Она уже начала!

Всеволод почувствовал, как у него начинает болеть голова. Он был заперт в крохотной пещерке с кобылой, до смерти боящейся диких грифонов, и дикой грифоншей, которая была явно не прочь перекусить кобылой, как только он отвернётся. Выбросить любую из них из пещеры он не мог, поэтому пришлось попробовать дипломатический подход.

— Хель, прекрати, пожалуйста. Ты же не голодная.

Хельга бросила на него протестующий взгляд и выдавила ещё одно слово из своего крохотного словаря:

— Добы-ч-ч-ча!

— И вот за что ж мне такое наказание-то… — вздохнул Всеволод, поворачиваясь к паникующей пегаске. — Успокойся. Я почти уверен, что она шутит. Тебя как зовут-то?

— К-кургаш Иртэ! — ответила кобыла, всё ещё опасливо косясь на ухмыляющуюся Хельгу. — Дочь Тимер Урман, Ведающей.

— Приятно познакомиться. Я Всеволод, сын Аркадия, а это Хельга, понятия не имею, кто были её родители. Иртэ, ты не из Ельца часом?

— Н-нет. Я из Яшел Урда. Мы кочуем по великим равнинам на юге и востоке. — Пегаска постепенно успокаивалась, но по-прежнему держалась в своём углу. — Наш ковёр –поле цветов, наша крыша — голубое небо! Всё Дикое Поле кланяется нашему хану!

— Вот повезло-то! — обрадовался молодой грифон, туша костёр. — А я-то думал, где мы его будем искать. Можешь нас к нему проводить?

— Зачем великому хану разговаривать с детьми? — поинтересовалась Кургаш, медленно опускаясь в сидячее положение. — Зачем ему говорить с Дикаркой?

— Да не знаю я! — Внезапно, Всеволод оказался очень близко от неё, и взгляд у него при этом был взбешенный. — Я НИЧЕГО не знаю! Потому что каждый в этом дурацком мире считает, что раз уж он что-то знает, то и все остальные тоже! Все с радостью наказывают меня за то, что я творю что-то неправильное, все ждут, что я буду подчиняться правилам, которые ни один не потрудился толком объяснить. И «хан» твой ничем не лучше! Я не знаю, как с ним можно поговорить, и с кем он согласен разговаривать. Что я знаю, так это то, что мне нужно какое-то место, которое я смогу назвать домом, и где меня не попытаются убить только за то, что я нашёл друга там, где друзей искать не положено. Твоё племя, или что там у тебя, может стать таким местом. Если нет… ну что ж, мир большой, а ходить у меня получается всё лучше.

Он внезапно выдохнул, сполз на землю и закрыл лицо лапами. После такого взрыва ему снова хотелось плакать. Он стыдился сам себя, у него раньше никогда не было настолько быстрых и сильных перепадов настроения и приступов ярости. Пегаска посмотрела на него с непонятным выражением лица, после чего вздохнула и подошла, чтобы усесться возле него.

— Ты Возвратный? — спросила она, аккуратно трогая его копытом. Хельга угрожающе нахмурилась, но осталась неподвижной. — Извини. Никогда не видела Возвратного так близко. Ваше племя — редкий гость в Поле. Оба… В смысле… извини. Понятия не имею, каково тебе. Дед… в смысле, великий хан говорит со всеми, кто ищет его слов. Прояви уважение, и он даст тебе место в своих табунах. И твоей подруге… — она посмотрела на Хельгу и вздрогнула. — И твоей подруге тоже… я так думаю. Если, конечно, она не станет есть его пони.

Всеволод прислушался к вою ветра снаружи. У него не было ни малейшего желания искать какого-то таинственного хана какого-то кочевого конского народа. Он знал, что придётся, но чем больше он об этом размышлял, тем меньше понимал, как ему удастся вписаться в их уклад. Да он и не знал, что это за уклад. Ну, по крайней мере, представительница Кочевников вела себя достаточно дружелюбно.

— Ты нам поможешь его найти? — спросил он, вздохнув.

— Конечно! Но сначала нам надо заглянуть в мамин табун. Я кое-что прихватила для неё в Ельце. Она будет благодарна, если ты мне поможешь, и хан её слушает! — Она указала на пару шерстяных седельных сумок, на которые Всеволод до этого не обратил внимания.

Он почувствовал, как у него по спине пробежал холодок.

— Под «прихватила»… есть шанс, что ты это там купила? — Он чувствовал, что знает ответ, но хотел услышать подтверждение.

— Ни за что! — отвращение пегаски к самой концепции такого можно было практически пощупать. — Они это у нас украли, и теперь я возвращаю его домой! Мы не платим за то, что и так наше!

— Так… есть хоть какой-нибудь шанс что они не бросят все силы в погоню за нами, как только обнаружат, что ты его «прихватила»? — Всеволод чувствовал, как к нему возвращается отступившая было головная боль.

— Ты смешной, Возвратный! Конечно, они же хотят это снова отобрать! Они меня, наверное, даже убьют, если поймают! — Кургаш Иртэ не выглядела расстроенной этой перспективой, впечатление складывалось такое, что она её радует. — Но они меня никогда не поймают, я самая сильная в нашем табуне! Я почти летать умею!

После долгих и тщательных размышлений, осталось только одно слово, которым Всеволод мог описать сложившуюся ситуацию.

И слово это было очень, очень непечатным.