Месть интернов

Встречайте! Кобылка-картофель!

Начало гриппозного сезона. Целый год не могла его дождаться.

В это время отношение других медсестёр ко мне меняется. Я больше не слышу: “Нёрсори, пациента стошнило прямо на пол. Пожалуйста, ты не могла бы за ним убрать?”, “Нёрсори, этому мелкому надо поменять подгузник, не займёшься?” или “Нёрсори, этот пациент только что вернулся из Зебрики, у него кашель, а Свитхарт^[1] слишком толстая и не влезает в защитный костюм. Не могла бы ты посидеть с ним и проследить, не начнётся ли у него кровотечение?”. Теперь мне говорят: “Нёрсори Райм^[2], вот ваши иглы и шприцы, спускайтесь вниз и приступайте к вакцинации”. Ура! Я так люблю ставить уколы!

Почему-то пациенты не любят, когда вакцинацию провожу я. Обычно они просят позвать вместо меня сестру Рэдхарт или сестру Свитхарт. Одна кобылка попросила позвать кого-нибудь из взрослых. Я сама взрослая, Селестия вас всех побери!

Я думаю, это, как говорит доктор Стэйбл^[3], вопрос внешнего вида. Сестра Рэдхарт, без сомнения, выглядит как настоящий профессионал. Я хочу быть похожей на неё, очень. С другой стороны, сестра Свитхарт – невысокая пухляшка, и пони автоматически предполагают, что она милая и добродушная. А то, что в своём отношении к больным она недалеко ушла от обычного гробовщика, роли уже не играет. Что же до меня… Я не виновата в том, что получила свою кьютимарку в три года и приступила к обучению раньше большинства пони. В результате я девятнадцатилетний интерн и выгляжу будто мне десять. Но тем не менее я здесь, в процедурной, стою и с любовью раскладываю шприцы.

С некоторыми пациентами бывают проблемы. Особенно с жеребятами. Иногда обоих родителей, бабушки, дяди и пары случайных пони, вовремя оказавшихся в коридоре, едва хватает, чтобы удержать жеребёнка во время укола. Хотя с жеребятами всё-таки проще, чем с лабораторными мышами. Не так уж часто жеребята пытаются тяпнуть тебя зубами за копытце, и я ещё никогда не встречала жеребёнка, пытавшегося меня описать.

С теми тремя пегасками, попавшими к нам несколько месяцев назад, тоже были проблемы. После того как мы выпутали Блоссомфорт из собственных конечностей и вправили Флиттер межпозвоночные диски, они с Клаудчейзер даже не сказали нам спасибо. И всё же, подобные случаи – далеко не самое странное из того, с чем мне приходится иметь дело. Знаете ли, после нескольких ночных смен с сестрой Рэдхарт, я могу сказать, что повидала всё на свете. Я даже согласна вслед за ней считать каждого пациента идиотом, пока не будет доказано обратное.

И вот, только я выдала очередному жеребёнку стикер с надписью “Отважный пациент” и уселась на стул, чтобы немного передохнуть, дверь открылась, и в неё заглянул следующий посетитель: серый пони с блондинистой гривой. Посмотрим, боится ли он уколов.

— Доброе утро, сэр! — говорю я. — Полагаю, вы пришли, чтобы сделать прививку от гриппа?

— Я трахнул банку с повидлом, — самодовольно ухмыляется жеребец.

Ну, начинается. Иногда всё, что вам остаётся – просто свернуться калачиком и плакать. Или смеяться. Или и то, и другое. Но у меня хватает выдержки. Мне даже удаётся напустить на себя профессиональный вид:

— И...

Он показывает мне банку с повидлом. Понятия не имею, где он её прятал, и предпочла бы этого не знать.

— Она беременна, — отвечает он.

— Отдел кро… я имею в виду, родильное отделение находится на втором этаже, — быстро говорю я^[4], — как раз неподалёку от психиатрического. Их так легко перепутать…

— О, я, должно быть, заблудился, — извиняется жеребец и снова прячет банку… куда-то. — Спасибо и до свидания.

С этими словами он покидает процедурную.

Издав вздох облегчения, я впечатываюсь лбом в столешницу. Да что не так с этими пони? И я ещё должна помогать им? Светлая Селестия…

Дверь снова открывается. Я поднимаю голову и улыбаюсь, видя перед собой белоснежную единорожку. Ну наконец-то, адекватный пациент. Элемент Щедрости, ни больше ни меньше. Определённо не из числа тех, кто спаривается с банками.

Рэрити открывает рот и пытается что-то сказать, но её прерывает довольно неприятный приступ кашля.

— Мне жаль, но если вы больны, вы не можете пройти вакцинацию, — дождавшись, пока он стихнет, говорю я.

Единорожка кашляет снова:

— Простите, я надеялась, что вы поможете мне с этим, дорогуша.

— Ну, вообще-то, я не доктор, так что…

— Очередь к вам была короче, — прерывает меня Рэрити, прежде чем снова раскашляться. — Пожалуйста, вы можете мне помочь? У меня важный показ мод, и мне просто нельзя сейчас болеть!

Я припоминаю один трюк, который Тендерхарт^[5] использовала, чтобы одурачить одного из наших постоянных клиентов^[6]. Насчёт этого: я спросила Рэдхарт, что значит “постоянный клиент”, и она ответила, что так называют пациента, достаточно часто посещающего больницу без каких-либо на то причин. Думаю, пришла пора преподать Рэрити один урок.

— Пройдите за ширму, — говорю я, выдвинув ящик стола и взяв из него самый большущий термометр, какой только удаётся найти. Да, в том, что я коротышка, есть своё преимущество: не успела единорожка обернуться ко мне, чтобы выразить протест, как я уже стою позади неё с термометром наперевес. Она и не заметила, как я подобралась.

— Подождите пять минут, — говорю я, когда термометр надёжно занимает своё место там, где никогда не бывает света Селестии. — И постарайтесь его не сдавливать. Я не умею извлекать осколки стекла из этого места.

Издав утвердительное кряхтение, Рэрити скрывается за ширмой. Я вздыхаю и снова сажусь на стул, тихо надеясь, что моим следующим пациентом будет пони, которой просто нужна прививка от гриппа.

Тщетные мечты. Дверь распахивается, и врывается голубая единорожка. По-моему, я её знаю – она то ли часовщик, то ли слесарь. Или и то, и другое. Её не было видно какое-то время. Говорят, она уехала в Лас-Пегас или типа того. Похоже, ничем хорошим это не кончилось, судя по длинному порезу у неё на лбу.

— Отделение травматологии на другом конце коридора, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал так же профессионально, как у сестры Рэдхарт. К сожалению, он немного высоковат. Может, мне стоит начать курить? Или лучше не надо: мне и так уже запретили пить кофе, так как, по словам доктора Стэйбла, после него я начинаю вести себя как обколотая метамфетамином белка.

— Слушай, мелкая, я только что из Пранции^[7], посадила свой дирижабль с одним двигателем, поцеловалась со штурвалом и должна отправиться в Лас-Пегас как можно скорее. Да ещё и мафия взяла меня за хвост. Просто дай мне немного болеутоляющего, и я сваливаю, — сообщает она.

Блеск. И, на тебе, у меня закончились термометры.

— Мафия? — вежливо переспрашиваю я. — Гонится за вами?

— Да, мафия. Я задолжала им один старинный меч, если тебе так нужно это знать, чтобы дать мне обезболивающее, — закатив глаза, отвечает она.

— Как вас зовут? — задаю я вопрос.

Её копыто дёргается. Я начинаю раздумывать, куда бы спрятаться, если она захочет меня придушить или ещё чего.

— Минуэт Р. Тёрнер^[8], — наконец, отвечает она.

— А что означает “Р”? — спрашиваю я не только из любопытства, но и желая проверить, насколько она адекватна. — Кроме того, вам надо на второй этаж. Там вам помогут. И не волнуйтесь насчёт Скрю Луз^[9], она привита от бешенства.

— “Р” означает “не твоё собачье дело”, — с ворчанием отвечает Минуэт, затем открывает рот, собираясь добавить что-то ещё, но тут из-за ширмы появляется Рэрити. Она двигается довольно забавно.

— Прошу прощения, дорогуша, — смущённо говорит она, — сколько мне ещё держать там эту штуку? Мне становится как-то некомфортно.

— О, извините… — я подхожу и вытаскиваю у неё из зада термометр. При виде этого, Минуэт заливается краской и стрелой вылетает из процедурной. Скатертью дорога.

— Мисс Рэрити, вы должны вернуться домой и лечь в постель. Это единственный способ вам помочь, — говорю я, взглянув на термометр.

— Что? — спрашивает она. — И никаких антибиотиков?

— Это вирусная инфекция, — отвечаю я, изо всех сил стараясь, чтобы в моём голосе не прозвучал сарказм. До того, как я начала работать здесь, это давалось мне легко, но сейчас на меня сильно влияет Рэдхарт. — Антибиотики применяют против бактерий.

— Но должны же быть другие варианты…

— О, есть один… — я выдвигаю ящик стола и достаю оттуда самую большую иглу, какую только удаётся найти. Её диаметр даже больше, чем у сузившихся, при виде неё, зрачков Рэрити.

— Думаю… думаю, мне уже лучше, — говорит модельерша, пятясь к двери. — Увидимся, дорогуша.

Наконец-то. Я могу сосредоточиться на пони, пришедших сюда со своими жеребятами и не попавших на приём потому, что какие-то безумные единорожки пролезли без очереди. Я беру иглы, шприцы и упаковки с вакциной. Прививка, прививка, прививка, напуганный жеребёнок, уворот от зубов, прививка, прививка, ещё сильнее перепуганный жеребёнок, чистка пола, прививка, прививка, испуганный и агрессивный жеребёнок, уклонение от копыта, хук правой, прививка, наложение швов его матери, прививка, прививка, сестра Рэдхарт.

— Привет, — говорю я. — Пришла меня подменить?

Она чихает:

— Боюсь, я что-то подцепила, — по её голосу становится понятно, что у неё насморк. — Ко мне заходила Рэрити и…

Её прерывает приступ кашля.

— О, вижу, — отвечаю я. — Здесь она тоже побывала, итог – ИПН^[10]. Может, тебе лучше пойти домой?

— Нет, не хочу бросать тебя одну…

Она снова кашляет, хватает со стола термометр и засовывает его в рот.

— К тому же, ИПН? Ты слишком много общаешься со Сноухарт^[11].

— Это была Атом Харт^[12], — отвечаю я. — Однажды к ней пришёл какой-то ДСЖ, требовавший, чтобы ему сделали РТГ^[13], из-за того, что он, по-видимому, проглотил улитку. Типичный случай ИПН.

— ДСЖ – это “довольно странный жеребёнок^[14]”? — спрашивает Рэдхарт. — Снипс или Снэйлз? Похоже, скоро ты заговоришь одними аббревиатурами…

Она вынимает термометр изо рта и неуверенно смотрит на него:

— И почему на вкус он как зефирка?

— А есть какой-нибудь акроним или аббревиатура для фразы “Тебе лучше не знать?” — спрашиваю я. — Если не хочешь идти домой, просто поспи до конца смены в ординаторской. Я уже вакцинировала едва ли не половину города. Ничего странного сегодня больше не произойдёт.

— Хорошо, — раскашлявшись, говорит Рэдхарт. — В экстренном случае ты знаешь, где меня искать.

Она уходит в ординаторскую, а я усаживаюсь за стол в ожидании очередного подарка судьбы. И она вспоминает обо мне буквально через несколько минут после ухода Рэдхарт.

Дверь открывается, и входит молодая лиловая единорожка. Она тащит за собой юную кобылку со светлой гривой. Похоже, та явно будет непростым пациентом. Она вырывается и пытается сбежать (я замечаю, что её походка немного забавная), но старшая пони подхватывает её телекинезом, заносит внутрь и ставит на пол передо мной.

— Здравствуйте, — говорит она. Если подумать, я вроде бы её знаю. Её зовут Спарклер или как-то так. Недавно она доставила сюда Рэрити с самоцветом, застрявшим в её… Так, стоп. Врачебная тайна. — У нас проблема.

— Вам нужна прививка от гриппа? — спрашиваю я, надеясь, что так оно и есть. Видите ли, “у нас проблема” – это фраза, которую в больнице никто не хотел бы услышать. Она может означать что угодно: от банальной простуды до дичайшего инцидента, связанного с ложкой, соломинкой и кучей странных конфет.

— Сделайте её мне, раз уж я здесь, — раздаётся новый голос. Я смотрю на кобылку, но та лишь пожимает плечами. Затем я вижу ещё одну кобылку, появившуюся из-за спины Спарклер. Она почти точная копия первой – тот же рост и телосложение, та же грива, отличается лишь масть – в основном различные оттенки розового.

— А, я и забыла, что сегодня сижу с ними обеими, — бормочет Спарклер. — Пинчи, зачем ты увязалась за нами?

— Обо мне легко забыть, — со вздохом отмечает Пинчи. — Главным образом из-за того, что Динки особенная.

— Я не особенная! — восклицает первая кобылка, которая, по-видимому, и есть Динки. — Я разговаривала со школьным психологом, и она сказала, что мой IQ  в пределах нормы!

— В пределах нижней границы нормы, — закатывает глаза Пинчи. — И можно мне, наконец, прививку? Моя жизнь так и так полна страданий.

— Погоди минутку, — говорю я и поворачиваюсь к Спарклер. — Так, что у вас за проблема?

— Динки – наша проблема, — бурчит Пинчи себе под нос.

— Заткнись, Пинчи, — говорит сиделка. — Видите ли, я попросила её достать мне кое-что из шкафа, и она забралась на стул…

— Не называй меня “Пинчи”. “Берри” или “Руби” ещё куда ни шло, но только мама может звать меня “Пинчи”.

Спарклер бросает на кобылку злобный взгляд:

— Всем плевать, Пинчи. В общем, она подскользнулась на стуле и упала…

— Она ударилась головой?

— Нет, она всегда такая, — бурчит под нос Берри/Руби/Пинчи.

Спарклер решает не обращать на неё внимания.

— Она упала… На картофелину.

— И? — мой разум начинает строить ужасные предположения, но сначала я хочу дослушать до конца.

— И та… эмм… застряла, — говорит Спарклер с неловкой усмешкой.

— Где? — я гляжу на Динки, которая с болезненной гримасой оборачивается на свой круп.

Ну вот, опять начинается. Тащите Рэдхарт и штопор.

— Ну, там… — бормочет Спарклер. — Я не могу вытащить её при помощи магии. Я попыталась покормить Динки горохом, но это не помогло.

— Покормить горохом? — мои брови задираются вверх. — Зачем?

— Потому что она умственно-отсталая, — спрятавшись в тени позади Спарклер, бормочет Руби. Вот Тартар, похоже эта кобылка сумеет скрыться в тенях даже в полдень посреди пустыни. — Моя сиделка – умственно-отсталая, моя единственная подруга и, возможно, сводная сестра – тоже умственно-отсталая, моя мама пьёт, и, скорее всего, через несколько лет я тоже начну пить… Да что с моей жизнью не так?

— Ты с ней не так, — отвечает Динки.

— По крайней мере, в моей сраке нет картофелины, — парирует Руби. — Хотя честно признаться, это твой единственный шанс на отношения, да и партнёр того же уровня интеллекта.

— Пинчи! — вскрикивает Спарклер и поворачивается ко мне. — Клянусь, понятия не имею, откуда она этого набралась.

— Я до сих пор не понимаю, чем горох может помочь в этой, эмм… ситуации, — говорю я.

— Я подумала, что газы, ну… вытолкнут её наружу.

Я снова бьюсь головой о столешницу:

— Пинчи права. О чём ты думала? Это жеребёнок, а не картофельная пушка^[15]!

— Ну, тогда это показалось мне разумным, — краснея и пятясь, отвечает Спарклер.

— Когда моя мама нанимала тебя, это тоже казалось разумным, — шепчет Пинчи. И как эта мелочь умудрилась оказаться прямо за моей спиной? — Почему за мной не присматривает кто-нибудь крутой, как, например, за Рамблом? Флиттер и Клаудчейзер часто играют с ним в твистер…

— Полагаю, Блоссомфорт больше в этом не участвует, — бормочу я, размышляя, в какого рода твистер они с ним играют. В конце концов, он тоже несовершеннолетний.

— Неа, не участвует, — подтверждает Руби. — Но он сказал, что на самом деле они спецагенты секретной службы принцессы Селестии…

— И ты ему поверила? — поморщившись, говорит Динки. — Он же тупой.

— О, точно, кому, как не тебе, разбираться в вопросах тупизны… — парирует Руби.

— Так, достаточно, я поняла, — говорю я Спарклер. — Сейчас приведу того, кто поможет нам, эмм… вытащить эту картофелину. Скоро вернусь.

Я выхожу из кабинета и бросаюсь в ординаторскую, где на кушетке мирно посапывает Рэдхарт, укрытая цветастым одеялом, подаренным нам кем-то из больных. Почти уверена, что однажды наш благодетель на него уже проблевался, но мою подругу это не шибко-то и заботит.

— Рэдхарт… — говорю я. — У нас проблема.

— Какая проблема? — спрашивает медсестра, моргая и пытаясь сфокусировать на мне взгляд.

— Ты знаешь Спарклер? Она здесь.

— И что? Неужели она наконец узнала, что они с Рэрити родные сестры? Сестра Хартлесс^[16] однажды рассказала мне, что их разлучили при рождении, но об этом никто не знает.

Сестра Хартлесс. Легенда нашей больницы. Она была здесь ещё до того, как эти старые жирные кикиморы, вроде сестры Свитхарт, вообще появились на свет. Когда она начинала работать, единственным методом анестезии было применение большого булыжника к голове пациента. Она оказала огромное влияние на развитие современной психиатрии, сказав покойному доктору Наткейс^[17], что засунет ему в жопу все его ножи для колки льда^[18]. Впоследствии она так и сделала.

Однако у сестры Хартлесс была одна проблема: она пила медицинский спирт-ректификат, использовавшийся для дезинфекции. Из-за этого наш главврач хотел отправить её на пенсию, но она была просто непотопляема. По крайней мере до тех пор, пока внезапно не скончалась, предположительно из-за отравления метанолом. Сестра Свитхарт утверждала, что кто-то убил бедняжку, стерев букву “М” с наклейки на бутылке^[19].

Догадайтесь сами, кто занял место сестры Хартлесс.

— Нет, ещё хуже, — отвечаю я. — С ней две кобылки, она их сиделка. Обе – ходячая реклама презервативов, но по совершенно разным причинам.

Рэдхарт садится на кушетке и пытается привести гриву в порядок:

— Сколько им?

— Около девяти лет. Хотя одна из них, похоже, читает книги, неподобающие жеребёнку её возраста.

— Скажи Спарклер, что уже слишком поздно для аборта, но слишком рано для эвтаназии, если, конечно, среди них нет неизлечимо больных, — кашляет Рэдхарт. — Я могу спать дальше?

— У одной из них инородное тело в анусе. Если точнее – картофелина, — вздыхаю я. — А у их сиделки cranial rectosis^[20].Она накормила кобылку горохом, надеясь, что картофелина вылетит из той, как пушечное ядро.

Уставившись на меня пустыми глазами, Рэдхарт делится отдельными соображениями о Спарклер и её семье. Поскольку она использует некоторые слова, которых я обычно стараюсь избегать, я не буду цитировать её дословно. В общих чертах, она имеет в виду, что отец Спарклер женился на собственной сестре, бывшей вдобавок проституткой. По крайней мере, это вся информация, которую я сумела почерпнуть из её фразы.

— Нужно вытащить эту картофелину, — говорит Рэдхарт, наконец успокоившись. — Идём.

Мы возвращаемся в процедурную и видим, как Спарклер в панике смотрит на Динки. Но ту, кажется, совершенно ничего не волнует. Правда кобылка всё ещё стоит. Возможно, она думает, что если сядет, то картофелина сдвинется глубже или ещё чего. С другой стороны, Руби спокойно расселась на моём стуле.

— Привет! — говорит она. — Так, как насчёт прививки от гриппа? Мне становится скучно.

— Рэдхарт, ты не могла бы осмотреть Динки? Я пока сделаю укол, — говорю я, рысью подхожу к столу и достаю из ящика ту здоровенную иглу, которая недавно повергла Рэрити в ужас. Руби, при виде неё, и ухом не ведёт.

Тем временем Рэдхарт уводит Динки за ширму. Приготовив шприц, я приближаюсь к её подруге:

— Не боишься?

— Будьте любезны.

Я вонзаю иглу ей в круп чуть сильнее, чем требуется, но она даже не вздрагивает. Блин, вот, к слову, о жутеньких жеребятах. Неудивительно, что её мать пьёт.

Я захожу за ширму и вижу Рэдхарт, стоящую с фонариком в зубах и всматривающуюся в бездну^[21]. При виде меня она начинает кашлять и выплёвывает фонарик.

— Сестра, вы в порядке? — беспокоится Спарклер. — Не думаю, что вам стоит осматривать её, если вы больны…

— Верно, из-за того, что, если моя слюна попадёт на картофелину, та прорастёт, и вскоре Динки будет разгуливать с ботвой, торчащей из задницы.

— Правда?

— Нет.

Рэдхарт надевает марлевую маску:

— Нёрсори, дорогая, подержи фонарик. Пожалуй, не стоит делиться с ней моими бактериями.

— Было бы легче её вытащить, если бы она проросла из моей попы, — бормочет Динки.

— Угу, но она при этом укоренилась бы в твоих кишках и сожрала бы тебя изнутри, — произносит Рэдхарт сладким голосом. Я практически уверена, что под маской на её лице садистская ухмылка.

— Эй, а вдруг эта штука повлияет на её мозг? — встревает её подруга. — Она станет гибридом пони и картофеля, и нам придётся её пристрелить.

— Лучше я стану супергероем! — восклицает Динки. — Встречайте! Кобылка-картофель!

Из-за ширмы доносится неудержимое ржание Руби. Надо бы приструнить её, но я едва не представила себе собственные похороны, лишь бы избавиться от мысленной картины, изображающей Динки в виде пони-картофеля. Я сильнее сжимаю зубами фонарик. Повезло Рэдхарт, что у неё есть маска…

— Так, — говорит медсестра. — Похоже, я разобралась, что к чему. К счастью, она неглубоко. Теперь бы ещё сообразить, как её вытащить.

— Была тут у меня мысль о штопоре, — говорю я.

— Ну да, и мы получим перфорацию стенки кишечника. Нам нужно что-то не настолько острое.

— Ложка? — предлагаю я. — Или просто дать ей что-нибудь, что расслабит мышцы кишечника, и надеяться, что она, эмм… избавится от этой штуки естественным путём?

— Снова гороха? Обычно слабительные действуют слишком медленно. А ложка, кстати, тоже может застрять, — отвечает Рэдхарт. — Или надеть резиновые перчатки и попытаться просто достать её? Твои копытца будут поменьше моих…

— Я предпочла бы другой вариант. Как насчёт доктора Стэйбла? По слухам, у него есть целая коллекция предметов, извлечённых из ректумов^[22] пони. Уж он-то сумеет разобраться с этой жопой.

Честно говоря, произнесённая вслух, эта фраза приобретает некую двусмысленность.

— Ага, — шёпотом отвечает Рэдхарт. — А если что-то пойдет не так, они засудят его, а не нас. Ступай за ним, а я останусь развлекать остальных членов семьи.

— Замётано! — помахав ей копытцем, я выхожу из кабинета, поднимаюсь по лестнице и немедленно утыкаюсь носом в сестру Свитхарт.

— Здравствуйте, — говорю я, по возможности дружелюбно. Несмотря на то, что мой голос обычно звучит как у жеребёнка, рядом с сестрой Свитхарт он становится ощутимо холоднее.

— Добрый вечер, — Свитхарт произносит это так, словно посылает меня в Тартар, дабы заняться кое-какими анатомически невозможными вещами с Тиреком. — Что тебе надо, мелкая?

— Вы не видели доктора Стэйбла? — тон моего голоса выражает надежду на то, что однажды кто-нибудь подмешает серную кислоту в вазелин, который она использует в ординаторской, когда думает, что она там одна.

— Он в палате 101, — отвечает она, вероятно мечтая при этом утопить меня в использованной утке.

— Большое спасибо, — благодарю я, представляя её жирную задницу, исчезающую в глубине лестничного пролёта.

Я отправляюсь в палату 101. Надо же, доктор Стэйбл и правда там, беседует с престарелой пациенткой.

— …а потом этот жеребец из Гермэйнии^[23] припёрся и стащил мои тапочки. Как бишь там, вы говорите, его зовут?

— Альцхэймер^[24], — отвечает доктор Стэйбл и поворачивается ко мне. — Привет, Нёрсори. Что ты хочешь?

— У нас, эмм… сложный случай. ОНП, АС, СПС, ОГР, ЧЗХ и мне срочно требуется ПМЖ^[25].

От удивления его брови задираются вверх:

— Что-что, прости?

Сперва я запинаюсь, но затем мне вспоминается физиономия Свитхарт, и внезапно расшифровка всех этих не совсем цензурных акронимов становится гораздо легче:

— Охуительно Неловкий Пациент, Адский Сорванец, Синдром Перепуганной Сиделки, Охуенно Гадкий Ребё…

— А ПМЖ означает “Прикрой Мою Жопу”, я в курсе, для этого я тебе и понадобился, — прерывает меня доктор Стэйбл. — Но я по-прежнему ничего не знаю о пациенте.

— Девять лет, картофелина в прямой кишке, другие симптомы отсутствуют. Пришла с сиделкой и со сводной сестрой, которой прямая дорога в суперзлодеи.

— Картофелина? — оживляется пациентка доктора Стэйбла. — Когда мне было девять, я засунула себе в гузно целый арбуз!

— Да, но это было сто лет тому назад, — ворчит доктор Стэйбл. — Я скоро вернусь.

— Конечно, молодым везде у нас дорога, — закатив глаза, укоряет его старая кобыла. — А у меня, между прочим, опыта побольше будет, доктор…

— Я проверю это позже, — отвечает доктор Стэйбл, выходя со мной из кабинета и вздыхая. — Брр, вот ведь старая карга! Она соблазнила того пожилого пони из сто пятой. У него случился сердечный приступ, когда они…

— Спасибо за прекрасный рассказ, док, — бурчу я. — Мы точно не знаем, что нам делать с этой кобылкой. Это не совсем то, чему нас учили в институте…

— Рентген, анестезия, трубка в анус, чтобы выравнивать давление по мере извлечения инородного тела, анестезия, извлечение, ректороманоскопия^[26], чтобы убедиться в отсутствии повреждений и исключить осложнения, — отвечает доктор Стэйбл. — После первой сотни пациентов это становится совсем несложно.

Увидев выражение моего лица, он улыбается:

— Эти пони такие затейники…

— Фууу, — бормочу я. — Никогда не имела желания засунуть себе что-нибудь в…

Внезапно меня прерывает громкий звук, похожий на выстрел. Я пригибаюсь на случай, если это Свитхарт решила наконец от меня избавиться. Рядом приседает доктор Стэйбл. Возможно, он подумал, что та старушка из сто первой оказалась слишком ревнивой.

Я слышу внизу топот пони, бегущих куда-то, затем наступает тишина. Я неуверенно смотрю на доктора Стэйбла:

— Думаете, это был какой-нибудь разъярённый пациент? — спрашиваю его.

— Надеюсь, нет. Но кто бы это ни был, им может понадобиться наша помощь…

Бежим вниз по лестнице. Толпа пони окружила мой кабинет, сестра Рэдхарт пытается им что-то объяснить. За её спиной с позеленевшим лицом стоит Руби. В кабинете я вижу смущённо улыбающуюся Динки и Спарклер, закрывающую лицо копытами.

— Что здесь происходит? — спрашиваю я, расталкивая зевак.

— Горох подействовал, — отвечает Рэдхарт и показывает на разбитое окно моего кабинета. — Хорошо ещё, что она не попала в кого-нибудь…

— Меня сейчас вырвет, — бормочет Руби. — Это было пошло, и напомнило мне о том, как моя мама однажды так напилась, что решила показать мне, как я появилась на свет^[27]…

— Эй, это не моя вина! — восклицает Динки. — Мне просто захотелось пу…

— Что ж, по крайней мере, мы избавились от картофелины, — кашляя, говорит сестра Рэдхарт и оглядывается на остальных пони. — А ну, марш отсюда! Тут вам не цирк.

Толпа медленно рассасывается. Руби тоже уходит, издавая звуки, словно кот, поперхнувшийся комочком шерсти.

— Тебе придётся заплатить за окно, Спарклер, — говорит Рэдхарт.

— Ага… как только матери этих жеребят оплатят мою работу сиделкой, — ворчливо отвечает та. — А это случится нескоро, учитывая, что Руби – маленькая ябеда.

— В следующий раз получше следи за картофелем, — советую я. — А также за огурцами, морковью, бананами…

— Само собой, — отвечает она, — да я весь дом обставлю защитой от детей. И буду предельно осторожна, чего бы и куда бы я не засовывала…

— Прекрасно, — прерываю я её. — Увидимся.

— Надеюсь, нет, — отвечает она и уходит прочь, уводя с собой Динки. К ним присоединяется доктор Стэйбл, рассказывая о возможных осложнениях и о чём-то ещё.

Я снова одна в своём кабинете. Окно разбито, но сейчас тепло, так что меня это не волнует. Наконец-то я могу немного отдохнуть; сегодня ничего странного больше не случится.

Кто-то стучится в дверь. Я поднимаю голову и вижу Рэйнбоу Дэш, держащуюся за живот. В её глазах, устремлённых на меня, ясно читается боль. А ещё у неё на голове большая шишка.

— Что случилось, — спрашиваю я. — Врезалась во что-нибудь?

— Нет, — отвечает пегаска, — я съела картофелину, у которой был забавный вкус…