Кот и Ночь

Луна летела в ночи на крыльях снов.

Под ней простиралась Эквестрия — бескрайнее пестрое полотно городов посреди тьмы. Огни освещали мглу там, где спали пони, чей разум наполнял пространство бесчисленными искрами света, парящими в потоках их мыслей. На фоне темных лесов и полей проплывали под ней эти тлеющие огоньки, и было их столь много, что они напоминали звезды в небесах.

Луна сложила крылья и нырнула вниз, обозревая отблески снов. Образы наваливались на нее. Жеребец-земнопони сидел возле дерева, наблюдая за своей возлюбленной, бегущей к нему по выжженному солнцем полю, но, независимо от того, как быстро и долго она бежала, они так и не могли сблизиться. В другом сне пегаска пыталась лететь, не понимая, что увязла в смоле и что с каждым взмахом ее крылья вспыхивают огнем. В следующем маленькая съежившаяся кобылка забилась в угол на чердаке и с ужасом наблюдала, как что-то грузное и мрачное, с когтистыми лапами кралось к ней. Этот сон Луна схватила копытом и нежно выпутала жеребенка из объятий кошмара. Она направила юный разум в просторы ночи, оставив в копыте сгусток скверной тьмы.

У кошмаров было свое предназначение. Если бы сны всегда были слишком приятными, пони никогда бы не захотели просыпаться. Именно поэтому существовали кошмары, а среди них встречались такие мерзкие твари, как этот ненасытный паразит, сгусток скверны, проскользнувший между звезд и питающийся страхами подданных ночной принцессы. Луна размолола остатки кошмара в пыль и выпустила ее в межзвездный эфир, где она сможет питать более приятные сны в ночах грядущих.

Этим и занималась Луна. Так проходила обычная ночь — в обозревании мира подсознания. Далеко-далеко, там, где небо встречалось с горизонтом, возвышались зубья бескрайних гор. Они обрамляли мир снов, и Луна знала, что если полетит туда, то сможет покинуть спящие умы своих подданных; тлеющие угольки их снов угаснут — и останется лишь тьма. И частичка души принцессы жаждала этого, моля об освобождении от неблагодарной службы хранителем снов. В глубине души Луна лелеяла желание взмыть над горами и направиться в царство истинной ночи. Туда, где она снова сможет быть королевой, неоспоримой богиней всего темного, омраченного и нелюбимого солнцем, кем она уже однажды была…

Луна мотнула головой. Эти мысли приходили временами, но теперь она была сильнее. Она была неподвластна им.

Богиня взмыла над царством ночи, присматривая за снами своих подданных, словно за прекрасными цветами в саду.

Несколькими часами позже горизонт начал светиться розовыми оттенками надвигающегося восхода. Но это был мир снов, поэтому здесь не было солнца и нечему было восходить на востоке, но сияние рассвета по-прежнему служило знаком для хранительницы этого мира. Время на исходе. Возвращайся домой, как велит свет. Так что Луна взмахнула крыльями и устремилась к цитадели своего дремлющего сознания.

Свист призрачного ветра заполнил ее слух. Над головой пели звезды, а внизу сны тысяч пони начали медленно затухать. Ранние пташки.

Луна жадно впитывала звук, позволяя ему убаюкивать ее разум. Скоро она окажется в своей кровати. Ночная принцесса летела, свесив уставшие ноги, и лелеяла мысли о скором отдыхе. Подушка, подушка, как же Луна мечтала о подушке! О подушке и мягкой постели. Улыбка предвкушения появилась на ее губах, и…

— Мяу, — прозвучало под ней, словно колокольчик, звонко прорезавшийся сквозь шелест ночи. Звук вспугнул ночную принцессу, и, выпав из собственных грез, она направила свой взгляд вниз.

— Мяу, — донеслось снова. Не из чьего-нибудь сна. Из самой ночи. Луна начала спускаться кругами, все ниже и ниже, к дремлющему царству, пока не наткнулась на затемненный амбар, который скручивался, вытягивался и искажался под влиянием пони, в чьих снах он оказался. Луна приземлилась на небольшую башенку на крыше здания.

Тишина. Она нахмурилась и затем позвала:

— Мяу?

— Мяу, — прозвучал ответ. Изнутри амбара. Луна нырнула в люк чердака и нашла источник звука.

Им оказался черный кот, впрочем, все коты в ее царстве были черными. Даже белые коты были черными — они не могли ничего с этим поделать, а может быть, им так и нравилось. Луна никогда не могла понять котов — никогда не знаешь, чего они хотят. Животное смотрело на нее из-под покосившейся деревянной панели, ярко горели золотистые глаза, словно огни фонарей во мраке.

— Мяу? — спросила Луна вновь. Она сделала несколько робких шагов в сторону кота и легла на живот перед ним.

Коты не видели снов как таковых. Они были слишком волшебными для этого. Наоборот, когда они спали, то попадали в царство снов так же полноценно, как и сама Луна. Не настолько всесильно, конечно же, потому что не были богами, но все же в них было нечто божественное. Возможно, они выкрали немножко этого у Луны, когда она была еще совсем юной и не обращала особого внимания. Коты были хитрыми вполне до такой степени.

Впрочем, Луна наслаждалась компанией. Она сунула нос под доски, прямиком в досягаемость когтей кота, поддразнивая его.

— Зачем ты звал меня, малыш?

— Мяу, — снова. Как наконец разглядела Луна, это оказалась кошка, лежащая на боку. И у ее живота кормился выводок котят.

— Мои поздравления, — улыбнулась Луна. Она никогда не была матерью, конечно, но у нее было все, чтобы стать ею при желании. И в этом отдаленном чувстве была некая связь между ею и этой непритязательной кошкой. Да и в любом случае вежливость никто не отменял. — Ты, должно быть, горда.

— Мяу, — ответила кошка. Да, прослеживалась гордость в этом голосе, но была и какая-то частица сожаления, требовавшая большего внимания. Присмотревшись к кошке, к котятам, Луна вздрогнула от осознания.

— Оу, — только и сказала она. Один из котят был заметно меньше остальных. И у него было только три лапки. Котенок боролся со своими собратьями в поисках соска, чтобы покормиться.

Луне не нужно было быть пророком, чтобы увидеть его судьбу. Слабее остальных, котенок сможет продержаться несколько дней. Истощает, пока другие растут. И затем погибнет от голода.

— Так и есть, — Луна встала, приготовившись взлететь. В конце концов, в мире бесчисленное множество котят. Одним больше, одним меньше — не было разницы. А ее ждала столь желанная постель.

— Мяу, — с жалобой протянула мать. Она тоже понимала судьбу котенка.

— Мне жаль. Такова жизнь, — отрезала Луна и раскрыла крылья. — Сильные затмевают слабых.

Она сделала один шаг и замерла. Мир снов ждал, когда она взлетит, воспарит обратно в его просторы. А позади нее жизнь пойдет предначертанным путем, и скоро никто, кроме Луны, не будет помнить, что этот слабый трехлапый котенок когда-то существовал.

Луна сглотнула. На восточном горизонте небо начало загораться огнем. Время подходило к концу.

— Ладно, — буркнула она, развернулась и обернула котенка крыльями. Он вяло скреб лапкой, цепляя перья маленькими коготками, но Луна была богиней, а это был всего лишь котенок, так что ей не стоило никаких усилий совладать с ним.

— Мяу, — ответила мать. В этом была нотка благодарности, но когда Луна перевела взгляд на нее, кошка уже склонила голову над своим потомством, полностью игнорируя принцессу.

Коты. Какая трагедия, что котята превращаются в них. Луна закатила глаза и прыгнула в ночь, бережно удерживая маленькое сокровище у груди.

Селестия завтракала, когда Луна явилась после нескольких часов уже настоящего сна. Хоть она и могла — а иногда так и делала — проводить целые ночи, присматривая за снами своих подданных, но подобные занятия не позволяли ночной принцессе отдохнуть и восстановиться после забот реального мира. Поэтому с давних пор Луна сделала привычкой чередовать свою службу на страже царства грез со сном обычным, в котором она могла спать, как другие пони.

Усевшись напротив Селестии на свою синюю подушку, она начала магией накладывать угощения на тарелку. Долька дыни, несколько кубиков арбузной мякоти. Небольшая булочка с корицей. И затем блюдце с молоком, которое Луна подогрела магией до температуры, по ее прикидкам соответствующей температуре кошачьего тела, после чего аккуратно вытащила котенка из насеста в своей гриве и поставила его на стол. Котенок пошатнулся, неуверенно стоя на трех лапках, сделал несколько дрожащих шагов к блюдцу и начал лакать теплое молоко.

Селестия наблюдала за всем этим в молчании. Наконец, когда все принялись за трапезу, она вопросительно вскинула бровь.

— Это котенок, его зовут Тыковка, — промолвила Луна.

Котенок оказался рыжей окраски со светло-коричневыми полосами, протянувшимися по его щекам, пересекая глаза, как обнаружила Луна, проснувшись с ним в уже реальном мире. Она хотела бы сама дать ему имя, но ее опередила Корнфлауэр, служанка, пришедшая разбудить принцессу и поменять постельное белье. «Ох, какая маленькая милая тыковка», — сказала она тогда, и Луна подумала, что среди множества имен это одно из самых подходящих.

— Я вижу, — ответила Селестия. — Решила приютить у себя?

— Нет, откармливаю, чтобы съесть на обед, — буркнула Луна. — Конечно, я приютила его, сестра.

— Я думала, ты не любишь котов, — протянув через стол крыло, Селестия почесала кончиком пера ушко Тыковки. — Где ты его нашла?

Луна внимательно следила за крылом, готовая убрать котенка при первом признаке дискомфорта.

— Нет, не люблю. Они хитрые воришки. Но мне нравится Тыковка, — она надкусила кусочек арбуза, наслаждаясь сладким соком, текущим по ее языку. — И я нашла его во сне. Откуда ж еще берутся коты?

— И правда, откуда ж еще, — убрав крыло, хмыкнула Селестия и вернулась к поеданию стопки блинчиков перед собой. — Что ж, дай знать, если понадобится какая-нибудь помощь в уходе за ним. Он выглядит, уж прости меня, немножко нездоровым.

Луна обвела взглядом котенка, его крохотное, настолько истощенное тельце, что даже маленькие ребра были видны под шерсткой. И, конечно же, его изуродованная лапка, отросшая едва ли дальше плеча. Без сомнения, ему и Луне предстоял непростой путь. Отдав котенка, его мать, пожалуй, сделала самый любящий поступок, который только могла по отношению к нему.

— С ним все будет хорошо, — ответила Луна. — Мы, меньшие братья и сестры, должны заботиться друг о друге.