Пони-плей

Жизнь гладиатора в "Пони-плей"

Твой враг в пыли, жалок и слаб, загнанный зверь, раненый раб.
Ещё секунда — и грянет «Убей!» из информатора.
Святой судьбе не прекословь, воет толпа, чувствует кровь.
Не стоит скорби случайных друзей жизнь гладиатора в «Пони-плей»!
(почти «Ария»)

…И вот я снова здесь. Слепящий свет прожекторов, нещадно высвечивающий каждый пятачок пространства арены, восторженный вой толпы, лающий голос авторефери из динамика информатора, ровный песок, что вскоре будет обагрён нашей кровью… И я, Твайлайт МакАлистер, в последний раз проверяю своё снаряжение, что уже через минуту будет одной из тех вещей, что отделяют мою победу от моей же смерти.

Метательные ножи в кармашках пояса на груди — откуда их удобно доставать телекинезом. Большой и острый меч-коса, закреплённый на спине для ближнего боя. Тонкая, но удобная облегающая кожаная броня, в самых ответственных местах укреплённая пластинами из стали и баллистического пластика. Плотные ботинки с ребристой шипованной подошвой на каждом из четырёх копыт — не только для лучшего сцепления с песком арены, но и как оружие последнего шанса, что пару раз даже если и не спасло мне жизнь, то как минимум уберегло меня от поражения. Всё в норме, я готова.

Напротив меня на арене стоит моя сегодняшняя оппонентка, сверля меня угрюмо-враждебным взглядом. Какая-то Блоссомфорс, я даже не знаю её прим-фамилию. Выглядит, конечно, внушительно, но я не была бы юниорской чемпионкой гладиаторской арены клуба «Пони-плей», если бы не могла сходу увидеть слабые места противницы. К счастью, класс нашего сегодняшнего боя — жёлтый, а значит, нам не нужно будет стараться убить друг друга. Я уже прикинула примерные схемы атаки, которые помогут мне легко завоевать преимущество и победить её — это не первая пегаска на моём счету. В конце концов, мои тренировки в лудусе подготовили меня и к такому.

— Три… Два… Один… — звучит из динамика информатора, и я зажигаю рог и напрягаюсь перед первым рывком своей будущей атаки.

— Уф-ф, — устало выдыхаю я, вваливаясь в нашу раздевалку. Пара телекинетических манипуляций (уж в этом-то я хороша!) с ремешками креплений — и ненужная более броня падает на пол, а я плетусь к скамейке.

— Ну как? — равнодушно спрашивает наша негласная лидерша, Рэйнбоу Дэш Хоул. — Слышала, тебе повезло.

— Было такое, — невесело усмехаюсь я. Блоссомфорс оказалась достаточно хитрой и очень манёвренной противницей, и ей даже удалось пару раз подловить меня, один из них — весьма удачно, и если бы она не ошиблась в той своей атаке, я бы, скорее всего, проиграла. — Впрочем, — продолжаю я, — я была бы не я, если бы позволила себе проиграть.

— Не зазнавайся, — предупреждает меня Дэш Хоул. — Это пока никому не помогало.

Я не отвечаю и лишь молча сажусь на скамейку у стены.

Спустя пару секунд дверь снова распахивается, и на пороге раздевалки объявляется другая Рэйнбоу, с прим-фамилией Вендар. Мы с ней знакомы лишь пару недель, но успели уже стать лучшими подругами.

— Твайлайт! — восторженно восклицает она. — Я видела тебя, это было… офигеть как круто!

Я перевожу на неё взгляд и, видя её радостную улыбку, не могу сдержаться — и улыбаюсь ей в ответ.

Она плюхается на скамейку со мной рядом и крепко обнимает меня — так, как может только она. Молодая гладиаторша арены, всё ещё пышущая энергией и энтузиазмом и готовая поделиться ими с теми, кому это так нужно.

Со мной.

Пока она рассказывает мне, как мой бой с Блоссомфорс выглядел со стороны, я позволяю себе ненадолго погрузиться в размышления. Дэш Вендар пришла в наш коллектив как раз тогда, когда мне так не хватало кого-то типа неё. Я тогда достаточно высоко вскарабкалась в турнирной таблице, и дальнейшее было возможно лишь при условии упорных тренировок и мотивации. И если с тренировками у нас в лудусе не было никаких проблем, то кто бы мне дал мотивацию, если не она?

И пусть Дэш Хоул всегда говорила мне, что нельзя сближаться с другими гладиаторами арены, ведь не ровен час — и мы окажемся друг напротив друга на песке не под жёлтым, а под красным транспарантом, что означает, что с арены уйдёт живым лишь один из нас… Но в этот раз я её не послушала.

В конце концов, арена есть арена, а жизнь есть жизнь, даже такая короткая, как у профессионального синтета-гладиатора. И если в этой жизни есть возможность получить хоть какие-то крупицы счастья, то неужто я должна от них отказываться?

— Чё с тобой, Твай? — вопрос Рэйнбоу и то, как она меня тыкает копытом в щёку, наконец выводят меня из глубин самокопания, где я умудрилась-таки увязнуть. — С тобой вообще всё окей?

— Ох, — я встряхиваю головой и поворачиваюсь к ней. — Прости, Дэш, я немножко задумалась…

Слова застревают у меня в горле, когда я вижу так близко её сосредоточенные рубиновые глаза и чувствую, как её дыхание щекочет мой нос. Мимолётное оцепенение — и Дэш внезапно срывается в громкий, слегка хрипловатый хохот.

— Аха-ха, угореть можно, — она машет копытом. — Было б удивительно, если бы такая яйцеголовая, как ты, не задумывалась вот так вот!

К счастью, она отворачивается и не замечает, как мои щёки заливаются смущённым румянцем и как я прячу взгляд.

Дэш Вендар. Эта жизнерадостная пегаска, которой всё нипочём, которая с лёгкостью прокладывает себе путь наверх в списке гладиаторов арены, которая до сих пор не проиграла ни одного боя, которую тренирует сам Алекс Вендар — которого не назвать иначе, чем чудовищем даже в сравнении с другими посетителями «Пони-плея», что не славятся высотой своих моральных норм. Человек, у которого, кажется, эмпатия отсутствует принципиально. И эта же пегаска, которая способна жить обычной жизнью — разумеется, когда её отпускает хозяин, — которая не теряет присутствия духа несмотря ни на что, которая может не только жестоко, но красиво драться на арене, но и быть обычной пони, далёкой от всего этого, почти такой, какой она была в сериале. Которая может смеяться, шутить, болтать о всяких мелочах, пить со мной коктейль в кафешке недалеко от клуба, обсуждать со мной прочитанную недавно книгу, неумело, но зато от души напевать недавно услышанную и понравившуюся песню…

Хотела бы я быть как она.

Хотела бы я быть с не…

Ох, нет, не в этом смысле.

Хотя, кого я обманываю…

Мне надо разобраться в себе.

Ох, это было так сложно, но я смогла.

Нет, я не про арену. Там как раз никаких проблем — ножи, защита, экипировка никогда не подводят. От них всегда знаешь, чего ожидать, как и от почти любого противника: в конце концов, в нашем лудусе этому учат на совесть.

Есть вещи намного сложнее. Например…

Например, пригласить свою подругу провести воскресный вечер в ретро-кинозале. Особенно если эта подруга — Рэйнбоу Дэш Вендар.

Ох, это самое чувство, когда вроде бы ты обо всём подумала, распланировала всё вплоть до последней мелочи, но в последний момент тебя охватывает паника и ты понимаешь, что возможно, сейчас всё пойдёт совсем не так, как ты ожидаешь, и надо придумать ещё тысячу и один план на случай, если всё действительно пойдёт не так, и ты теряешься и вместо давно заготовленной речи несёшь какую-то чепуху, пытаешься импровизировать, но у тебя не получается, из-за этого ты ещё больше впадаешь в панику, и, и…

Вот примерно так я ей и сказала о своей идее.

Наверное, это издержки моей модели. Тяжело быть Твайлайт Спаркл.

Впрочем, Рэйнбоу будто бы и не заметила моих терзаний, а лишь поинтересовалась, когда и где, и пообещала, что обязательно спросит Алекса. Что ещё больше меня удивило — это то, что Алекс разрешил ей не только сходить со мной, но и, как выяснилось, вернуться домой не сразу после сеанса.

Мы выходим из кинотеатра, радостные, даже, не побоюсь сказать — счастливые.

— Полетишь домой сама? — спрашиваю я её. — А то дело к вечеру.

— Могу тебя проводить, — улыбается она мне. — Алекс разрешил мне вернуться поздно и знает, что я с тобой.

Я вздыхаю.

Как бы мне ни хотелось забыть обо всём и побыть с подругой ещё чуть-чуть, я должна оставаться собой. Я должна напомнить ей об опасности сближения нас, гладиаторов арены «Пони-плея», сделать вид, что всё то, что сегодня было — лишь ничего не значащая встреча двух подруг, после которой можно было бы разбежаться в разные стороны и забыть о случившемся. Но я не могу. Её рубиновые глаза восторженно горят, давая мне эфемерную надежду на что-то, и глядя в них, я понимаю, что мне определённо не хватит духу закончить наш вечер вот так вот.

«Я еще пожалею об этом», — думаю я. Но мои губы будто бы сами отвечают:

— Хорошо. Идем тогда обратно на маглев.

И мы идём вместе в сторону станции, и по пути Рэйнбоу, будто невзначай, прижимается ко мне боком, и мне отчего-то хочется остановиться, обнять и не отпускать её — и плевать на арену, плевать на Вендара, плевать на всё. Плевать на нашу дурацкую жизнь, где мы, существа с невинными характерами эквестрийских пони, вынуждены на потеху публике убивать себе подобных под громогласный рёв безжалостной толпы.

Я понимаю, что уж этого я не могу себе позволить, и обнимаю её лишь ненадолго, на какие-то несколько секунд, когда мы прощаемся у ворот моего лудуса. Но несмотря ни на что, я счастлива. Так, как никогда в жизни ещё не была. Это определённо был лучший вечер в моей жизни.

Ох, да что же со мной творится такое…

Давно знакомая атмосфера нашей раздевалки. И Дэш Хоул, что самозабвенно развалилась на лавке у стены и бросает ехидные взгляды на меня и Дэш Вендар. Участники лиги Хоул сегодня отдыхают после вчерашних напряжённых боёв, и она пришла сюда лишь чтобы поддержать нас — сегодня проводятся отчётные схватки в нашей лиге, и она справедливо рассудила, что когда она рядом, нам будет легче.

И она права. Вот только если бы она ещё не старалась подбадривать нас в своей обычной манере — неимоверно пошлыми шутками про нас двоих.

К счастью, она не подозревает, насколько же на самом деле верны её слова. Насколько точно она угадывает содержание моих сновидений и фантазий, про которые я совершенно определённо никогда никому не расскажу.

Или всё-таки подозревает?

Видимо, да, судя по тому, что мои щёки яростно горят, и все отчаянные попытки спрятать это, отвернувшись и прикрывшись передними ногами, тщетны. И то, что Дэш Вендар, сидящая со мной рядом и до той же степени смущённая шутками Хоул, сама не замечает, как прижимается ко мне всё сильнее и сильнее, совершенно не помогает делу.

— Я вот тебя не понимаю, МакАлистер, — беззаботно пожав плечами, говорит старшая Рэйнбоу. — Ты бросаешь томные взгляды в сторону Вендар, но дальше этого дело не доходит.

Неужели это так заметно?!

Непроизвольно издав сдавленный писк, я закрываюсь копытами от безжалостных выводов Хоул. Я понимаю, насколько глупо выгляжу, но разве в такой ситуации вообще возможно выглядеть не глупо?

Младшая Рэйнбоу пытается что-то сказать, но тут же замолкает при виде поднятого копыта Хоул.

— Не перебивай, — останавливает её она. — Твай, ты профессиональный гладиатор, которого могут убить в любой момент, и никто не прольет по тебе и слезинки, так?

— Так, — тихо отвечаю я, опустив уши и мысленно умоляя судьбу повременить с этим.

— А ты, — тем временем Хоул поворачивается к другой из нас, будто строгая учительница, отчитывающая нерадивых школьников, — собственность Алекса, которую он явно холит и лелеет не для добрых дел, ведь ты это понимаешь?

— Понимаю? — с изумлением отвечает она. — Я вообще не врубаюсь, чего вы все гоните на Алекса.

Я порой завидую этой неосведомлённости моей подруги. Может, и хорошо, что она не знает, каким жестоким её хозяин может быть. Старшая Рэйнбоу от этого лишь морщится — и вновь обращает свой взгляд на меня.

— Так какого Дискорда ты ходишь вокруг да около? — раздражённо бросает она мне. — Ждешь, пока она окончательно втрескается в своего хозяина?

Я, осознавая, на что намекает Дэш Хоул, вновь ощущаю, как волна паники захлёстывает меня. Я машинально качаю головой — и внезапно понимаю, что о нет, только не это. До того, как эти слова были озвучены, у меня ещё оставалась надежда, что я просто всё не так понимаю, что все эти высказывания Рэйнбоу Вендар про Алекса — просто дань уважения тренеру и наставнику. Но что если…

Ох, я что, начинаю ревновать?

— Твайлайт, — Хоул вырывает меня из размышлений и, дождавшись, пока я, тщетно борясь со смущением, вновь смогу воспринимать её слова, рубит сплеча: — Значит так, чтобы после следующего боя ты подарила Дэш Вендар такую ночь любви, о которой она никогда не забудет, ты меня поняла?

О…

Нет, я поняла. Ещё как поняла. Не то, чтобы я за последние недели не прокручивала сотни раз такое развитие событий в своих фантази… Эм-м, в порядке эксперимента я же должна была подумать и о таком. И вовсе не потому, что об этом было безумно приятно думать, и вообще…

Но я не могу.

— Я… я… я не могу, — заикаясь от смущения, выдавливаю из себя я, озвучивая свою мысль. Дэш Вендар тоже что-то невнятно отвечает Хоул, вторя мне.

Но кто мы, и кто она?

Она ловит мой взгляд, и, не давая мне спрятать мордочку в копыта, добивает меня решающим ударом:

— Ты не хочешь сделать своей подружке приятно, нехорошая кобылка?

Я знаю, что если бы нам пришлось встретиться с Рэйнбоу Дэш Хоул на арене, я против неё не выстояла бы. Важная часть гладиаторских умений — это трезво оценивать противника и свои шансы на победу.

Но, как выяснилось, у меня нет никаких шансов против неё и в подобном словесном поединке.

Не могу же я ответить «Нет»?

— Х-хочу, — едва слышно выдавливаю из себя я, чувствуя, как от жара смущения становится трудно дышать. — Просто я… я никогда раньше…

Глупое оправдание, правда? Всё когда-то бывает в первый раз. Первая активация телекинетического нейродрайвера, первый бой на арене, первая наивная девичья влюблённость, первый…

Ох.

По крайней мере сама младшая Дэш, похоже, не против — уже одно осознание этого согревает мою душу и заставляет с нетерпением ждать чего-то нового, — того, что так не хочешь признавать и при этом так отчаянно жаждешь почувствовать.

Тем более старшая Дэш предлагает свою «помощь» — а её предложения скорее стоит расценивать как требования.

Ну что ж, наверное, оно и к лучшему…

…И именно в этот момент, когда я, забыв обо всём на свете, уже начала было представлять Дэш Вендар в своих объятьях, не просто дружеских, а, ну, по-настоящему, когда я забыла про арену, про бои, про турнирную таблицу — напоминание обо всём этом вернулось самым, пожалуй, жестоким образом, которым только возможно: автоматическим голосом из динамика в коридоре.

«Дамы и господа! Кобылки и джентлькольты! Вы этого давно ждали? Сегодня на арене сойдутся в поединке Твайлайт Спаркл МакАлистер и Рэйнбоу Дэш Вендар!»

Нет.

Нет.

Нет-нет-нет!

Только не сейчас. Только не в этот день, не когда у меня есть, чего ждать и на что надеяться.

Дэш Хоул грубо матерится. Бейн Блейд, появившийся из коридора, объявляет, что класс боя оранжевый — а значит, если зрители решат, что судьба одного из нас быть убитым, то это неизбежно.

В моём паникующем сознании внезапно пролетает безумная мысль: вот прямо сейчас кинуться к моей любимой подруге — или уже просто любимой? — обнять её, прижать к себе, ощутить тепло её дыхания, мягкость перьев её крыльев, зарыться носом в её шёрстку, и, быть может, если хватит смелости, коснуться её губ своими…

Но нет. Я понимаю, что если я сделаю это, мне уже незачем будет бороться за жизнь. Я получу, что хотела, и, возможно, даже больше чем хотела — да и выглядеть это будет как прощание навсегда.

А я не хочу.

Всеми силами не хочу, чтобы это так было.

— Может быть, все еще обойдется? — умоляющим голосом произношу я. Не знаю, к кому обращено моё высказывание. Даже я сама в это не верю и, глядя на отчаяние в глазах Хоул, я вижу, что она тоже уверена — нет, она знает, что всё случится по наихудшему сценарию.

Бейн Блейд объясняет моей подруге, что такое оранжевый бой: она не понимает всего ужаса ситуации. Сама я не могу — это выше моих сил: глядя в её пронзительные глаза, говорить, что если зрители решат, то либо я её убью, либо она меня.

— Это то, о чем я говорила, — скупо комментирую я вместо этого. — Не надо было нам сближаться, Дэш Вендар.

— Я не буду убивать тебя! Ты моя подруга! — доносится мне вслед, но Рэйнбоу ещё не знает, что эти слова — ложь.

И вот я снова здесь. Всё тот же слепящий свет прожекторов, нещадно высвечивающий каждый пятачок пространства арены, всё тот же восторженный вой толпы, всё тот же лающий голос авторефери из динамика информатора, всё тот же ровный песок, что вскоре будет обагрён нашей кровью…

Кровью меня и моей лучшей подруги — без пяти минут больше, чем подруги.

Я стою ровно — но под зеркальным щитком шлема не видно, что я не могу поднять глаза на мою нынешнюю противницу. А также не видно, что по моим щекам текут обжигающие слёзы — я никак не могу смириться с тем, что всё должно кончиться вот так. Да, надежда есть — но я ни разу не помнила, чтобы зрители хоть раз после оранжевого боя оставляли побеждённому жизнь. Хоул помнит, но она здесь давно, сейчас нравы уже не те.

И вот, рефери отсчитал секунды до начала поединка — но я не срываюсь в бой сразу. Я медлю — медлю какую-то долю секунды, словно пытаясь оттянуть неизбежное. И вижу, что Рэйнбоу делает то же самое. Глаз умелого гладиатора способен подметить такие тонкости.

Никто из нас не хочет этого — но от неизбежности не уйти.

Рэйнбоу не нападает: я знаю, что если она будет сражаться серьёзно, я долго не выстою. Но она только летает туда-сюда, уклоняясь от моих бросков, изредка делая вид, что идёт в атаку. Обычно на арене всё решается за несколько минут, но мы бесцельно кидаемся из одного угла арены в другой уже будто целую вечность. Трибуны недовольно гудят, а я начинаю выдыхаться.

— Дерись! — я теряю терпение и что есть мочи кричу подруге. — Дерись, соплячка, иначе пеняй на себя!

Она не слушает. Я со злобой швыряю в неё телекинезом почти весь свой арсенал — но она даже не уходит с линии атаки. Я с ужасом смотрю, как мои ножи пробивают её броню и отбрасывают её к краю арены.

И в этот момент я понимаю, что просто не смогу. Не смогу убить её, хоть и должна — с трибун уже доносится оголтелый хор голосов, требующий смерти побеждённой. Но я не могу. Я понимаю, что если мой клинок прервёт её жизнь — то и в моей жизни будет поставлена точка. И будь проклят тот изверг из БРТО, который внедрил в поведенческую программу каждой пони стоп-скрипт, запрещающий самоубийство — я даже не смогу прекратить свои мучения после этого.

Я, пожалуй, первый раз за свою карьеру ощущаю, насколько я слаба перед лицом обстоятельств. Я, неоднократная чемпионка юниорской лиги, победоносная и несгибаемая — понимаю всё своё бессилие: как там говорят, даже стальной конь — и тот иногда ржавеет? Вот и для меня наступил этот момент. Увы, я слишком труслива, чтобы убить Рэйнбоу — и потом принять последствия. Её кровь, которую я никогда не смогу смыть со своих копыт, будет отравлять меня и причинять мне страдания похуже тех, что Алекс Вендар причиняет попадающим к нему на расправу пони.

А значит, выход только один. Я уже ненавижу себя за то, что так поступаю с Рэйнбоу, но эта ненависть недолго будет терзать меня.

Я уже давно возле Рэйнбоу, и мой меч-коса занесён над ней. Трибуны скандируют «Смерть!», и я зажмуриваю глаза и обрушиваю телекинезом клинок вниз, мысленно крича своей подруге: «Действуй!»

И она меня не подводит.

Я ощущаю сильнейший толчок — Дэш, наконец-то, стала драться серьёзно. Кувыркнувшись несколько раз, я отлетаю к другому краю арены, а она, внезапно оказавшись сверху, наносит мне удар за ударом. Я ощущаю жуткую боль — что физическую, от резкого удара по рогу, после которого мой телекинез на мгновение пропадает, и меч бессильно падает где-то в стороне, что душевную. И не одна я: я чувствую, как на меня вместе с ударами Рэйнбоу льются её слёзы — которые она уже даже не сдерживает. Обломки моего шлема валяются рядом, и я поднимаю на неё взгляд. Она останавливается.

Сделай уже это, не тяни…

Но она вдруг поднимает голову и, обведя ненавидящим взглядом трибуны, отчаянно кричит:

— Нет! — она шумно вдыхает, и публика от неожиданности замолкает. — Она проиграла, что вам еще надо?!

Динамик информатора лишь бесстрастно заявляет очевидное:

— Зрители заявляют бой до смерти. С арены уходит лишь один участник. Или не уходит никто.

Рэйнбоу, потеряв последнюю надежду, возвращает мне взгляд. В нём — безумная смесь эмоций: жалость и отчаяние, мольба и безнадёжность, сочувствие и страх…

— Сделай это, или они убьют нас обеих, — отвечаю ей я. Я знаю, что за нарушение правил боя кара неизбежна — стоящие на турелях по периметру арены бластеры уже разворачиваются в нашу сторону.

— Не буду, — угрюмо качает она головой. — Я не убийца.

Вот же дура!

— А я — убийца! — внезапная вспышка гнева вдруг овладевает мной. — И я хочу жить! Хочу!

Не знаю, кого я пытаюсь этим убедить. Себя? Рэйнбоу? Зрителей на трибунах?

Я вновь подхватываю уже работающим телекинезом с песка свой меч-косу — и Рэйнбоу, внезапно испугавшись, машинально выхватывает свой нож и с полными ужаса глазами наблюдает, как её копыто, повинуясь вбитым на тренировках рефлексам, летит к моей шее.

Я едва успеваю ощутить холод клинка в своём горле, осознать, что я больше не чувствую своего тела — нож, видимо, прошёл насквозь, разрубив позвоночник, — и, несмотря на боль в сердце, которая почему-то со мной до сих пор — быть может, потому, что она не имеет ничего общего с физической, я из последних сил пытаюсь изобразить ободряющую улыбку.

Прости меня, Рэйнбоу — эта ноша теперь твоя, но мне хочется верить, что ты, в отличие от меня, справишься с ней…