Брошенный за Борт

Глава вторая

Потирая передние копытца друг о друга, перевёртыш сел.

Маскироваться, на самом деле, просто. Нужно лишь подумать о ком-нибудь, задействовав особую врожденную магию перевёртышей и — вуаля! — теперь ты похож на пони. Так он и поступил. Попытался сменить свою внешность и затем уставился на своё отражение в реке, чтобы проверить степень успешности попытки.

Пусть рябь на воде немного и исказила отражение, но он по прежнему мог чётко видеть угольно-чёрную мордочку (увенчанную гнутым рогом), большие голубые глаза и пару клыков.

Он моргнул пару раз.
Пони так не выглядят, — отметил он, — Это больше похоже на мою обычную внешность.

Озадаченный результатом, он попробовал сменить внешность ещё раз, но только для того, чтобы получить прежний результат.
Что случилось? Превращаться же легко, сейчас я должен выгляд... — на этом моменте его грубо перебил один весьма громкий звук; урчание недовольного голодом желудка. Очень громкое урчание.

Ох. Конечно. Он не питался любовью уже очень давно, а это значило, что у него попросту не было энергии для маскировки. Это несколько усложняло задачу.

Тогда пришло время для плана Б: прокрасться в деревню и тогда... На самом деле, пока ещё не придумал что “тогда”, когда он туда доберётся. Всему своё время. А сейчас ему придётся импровизировать.

Он пересек мост и увидел знак, который гласил — “Понивилль”. Понивилль? Ну и стрёмное же названьице, — подумал он. У перевёртышей ульи называли проще, например — Улей #3.14 или Улей #07734. Куда как легче запомнить.

Он прошёл мимо дома, который был сделан на... холме? В дереве? Это было нелепо. Буквально в паре шагов от него находилась желтая пегаска с розовыми хвостом/гривой, подкармливающая собравшихся вокруг неё животных. Пони напевала какую-то ужасную мелодию о зверушках, или про что там она пела. Песенка звучала ну жуть как слащаво, впрочем, перевёртыш мог чувствовать исходящую от пегаски любовь. Эх, вот если бы он мог прямо сейчас превратиться в животное, она тогда стала бы сравнительно лёгкой добычей.

Как бы то ни было, прямо сейчас беспокоить её было далеко не самой лучшей идеей, учитывая, что он все еще выглядел как перевёртыш. Откуда знать, какова может быть ее реакция? #37-ой не ощущал исходящей от неё угрозы, но все же. А ещё у него возникло такое назойливое ощущение, словно он где-то с ней уже встречался. Это, наверное, было не так уж и важно.

Пробежавшись по окрестностям около дома, он наткнулся на корзинку с большой кучей изодранной, светло-серой ткани в ней. Вероятно, это была лежанка какого-то животного, и наверняка оно не стало бы возражать, если перевёртыш ненадолго “одолжит” эту одёжку. Из этого мог бы получиться неплохой плащ, если бы я нашёл, чем его можно было бы удержать.

“Вот, не кушайте всё так быстро, зверята”, — очень мягким голосом сказала пегаска, — “простите, но мне теперь нужно накормить зверюшек в доме, хорошо?”

#37-ой решил заблаговременно покинуть дом дабы не быть пойманным, но в основном — он просто не хотел приближаться к источнику этого уж-жаснейшего пения.

Чуть далее по дороге находился яблоневая ферма, которая, судя по табличке на воротах, называлась “Сладкое Яблочко”. Её окружал длинный, белый забор. Не то что бы он мог задержать сколько-нибудь серьёзно настроенного воришку... Но одного лишь противного названия “Сладкое Яблоко” было уже достаточно, чтобы удержать его от посещения этого места без сколько-нибудь серьёзной на то причины.

И он собирался бы продолжить свой путь в деревню, но доносящиеся из-за поворота голоса двух пони принудили пересмотреть его планы на ближайшее будущее, и прыгнуть в ближайший куст. Не издавая ни единого звука, он стал следить за парой.

Одна из них была лазурно-голубой пегаской, с растрёпанной радужной гривой и солнечными очками на мордочке. Она летела рядом с другой пони, оранжевой земнопони с ковбойской шляпой на голове с маленькими красными ленточками вплетёнными в ее хвост и гриву. Эти двое так же казались ему до жути знакомыми, как и та жёлтая пегаска, что видел он ранее.

“Говорю тебе, Эплджек, я готова поспорить, что никто и никогда ещё не видел, чтобы один пегас смог бы сделать столько петель и штопоров в воздухе”, — надменно сказала лазурно-голубая, — “Но конечно же, никто меня не видел, потрясающе крутую Рэйнбоу Дэш, когда я этим утром практиковалась. Жаль”.

Оранжевая пони, которую, очевидно, звали Эплджек, в ответ закатила глаза.
“Ты говоришь это каждый божий день, Рэйнбоу”, она сказала с жутчайшим фермерским акцентом , “да и кроме того, я не думаю, что понибудь будет удивлён чем-нибудь ещё после этого твоего Соник Рэйнбума”.

Рэйнбоу Дэш приземлилась, сняла солнцезащитные очки и поместила их на забор.
“Пф-ф, однажды, в один прекрасный день, я сделаю настолько классный трюк, что Соник Рэйнбум после этого будет выглядеть как просто разворот”.

“Думаешь, ты сможешь сделать что-нибудь лучше, чем преодоление звукового барьера и создание радужной волны в одно и то же время?” — спросила её Эплджек с невозмутимым видом.

“Конечно! Я просто пока ещё не знаю — как. И держу пари, что я смогу придумать что-нибудь настолько крутое, что это вынесет тебе мозг. Дважды!” — Рэйнбоу Дэш подпрыгнула и полетела к воротам сада — Помнится, ты что-то упоминала насчёт яблочного пирога..?”

Оранжевая кобыла вновь закатила глаза.
“Ты готова съесть всё, что скушать вообще возможно” — она пошла вперед Рэйнбоу — “Ладно, пошли уже”.

Перевертыш смотрел им в след. Кем бы эти пони не были, они должно быть, наверное, невероятно глупы. Соник Рейнбум был не более чем сказкой для нововылупившихся личинок, но самое-то главное — он не был возможным в принципе. Должно быть эти двое приходились друг другу подругами, что перевертышу казалось просто смехотворным; нельзя просто брать и на постоянной основе делиться своей, честно заработанной любовью с другими. В конце-концов твои собственные запасы истощатся, и тебе придётся покинуть улей, чтобы добыть ещё немного для себя и своего “друга”, а когда ты вернёшься — наверняка забудешь, кто именно это был. Ведь все перевёртыши так похожи...

Но опять же, это были пони, и они не нуждались в любви для выживания. Довольно странная концепция жизни.

Перевёртыш заметил, что пегаска всё ж таки забыла свои очки на заборе, так что он “по-тихому” взял их. Для себя. Чтобы вернуть их чуть позже. Он же не был вором, в конце концов!

Ну, не в этом смысле — вор. Он крадёт любовь, это да, но кража вещей у других была совсем другим делом. Даже у перевёртышей есть нормы, верно? По крайней мере, он хотя бы мог использовать эти очки для того, чтобы спрятать свои большие голубые глаза, чтобы пони не могли разглядеть их.

Ну, теперь это хоть куда-то годно, думал он в то время, как шёл по просёлочной дороге. Понивиль начался уже как несколько зданий назад, и #37-му теперь нужно было тщательно продумывать свой маршрут по городу. Он все ещё не нашёл ничего полезного, к слову.

Сосредоточившись исключительно лишь на поддержании маскировки, он едва ли мог следить за дорогой. Такое пренебрежение основами безопасного передвижения просто обязательно должно было вылиться во что-нибудь неприятное, сие было лишь делом времени.

Как и ожидалось, наш герой в конце-концов наткнулся на округлое здание, окрашенное во все возможные оттенки фиолетового. Вывеска на его фасаде лаконично гласила — Бутик Карусель.

Когда перевёртыш заглянул в окно, он увидел пожалуй самую ужасную, гадкую и отвратную вещь за всю свою недолгую жизнь. Эта мерзость была целиком окрашена в белый, или, быть может, лишь в самый светлый тон серого, а её грива с хвостом были завиты в спираль. Наверняка ежедневный уход за ними занимал целую кучу времени.

И завершал образ тот факт, что прямо сейчас она отчитывала другую пони, маленького роста — жеребёнка, так ведь их принято называть? — с двухцветными, вьющимися гривой и хвостом. Малышка выглядела довольно подавленной, потому что старшáя давала ей какую-то лекцию на тему моды. Она устала уже слушать спустя всего пять слов после начала, и от скуки начала разглядывать комнату.

Однако глазами #37 сделать ничего не мог, кроме как блуждать взглядом по этой сцене. Они обе были белыми. О, просто невыносимо белыми. Самый страшный окрас для перевёртыша из всех, что можно себе представить. Порядочные перевертыши всегда чёрными, а это, очевидно, был по определению самый лучший цвет. Конечно, все перевертыши были от природы чёрными, но это мелочь. Но эта же мелочь и гарантировала, что все перевёртыши выглядят стильно.

И пока взрослая кобыла отчитывала младшую, кажется, про хулиганства с её подругами, или какой-то ещё чепухе, перевёртыш заметил булавку, валявшуюся прямо перед окном через которое он смотрел. #37 тихой сапой приоткрыл окно, которое, к слову, поддалось слишком уж легко. Неужели пони ещё никогда не сталкивались с грабителями?

Он быстро пропихнул своё копыто сквозь щель и подцепил булавку, при этом пытаясь создать как можно меньше шума. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, он присел, дабы изучить все те вещи, что он успел к сему моменту собрать. Солнечные очки, чтобы прикрыть его глаза, и плащ с булавкой, чтобы скрыть от любопытных глаз всё остальное. Конечно, гривы и хвоста у него не было, но он наверняка сможет придумать оправдание. Судя по тому, что он уже видел, даже обычная деревянная дверь будет значительно умнее, чем все пони в деревне вместе взятые. Без сомнений, они поверят всему, что он скажет.

Когда же #37 вставал, он весьма громко приложился головой об подоконник того окна, которое совсем недавно открывал.

“Хм? Что это было?” — донесся голос из дому. В приступе паники перевёртыш подпрыгнул и взлетел на крышу дома. Когда же у него набрался достаточно смелости, чтобы взглянуть вниз, он увидел выглядывающую из окна пони, с витой, фиолетовой гривой.

“Я без понятия, Свити Бэлль. Возможно, это какой-нибудь жук ударилось об окно,” — сказала она.
“Тогда это должен был очень большой жук быть, Рарити,” — услышал он изнутри голос юной пони, которую, должно быть, звали Свити Бэлль.

И как только голова Рарити скрылась в здании, окно закрылось.
“Забавно, но я не помню, чтобы открывала окно”, приглушённо донесся до него кусочек монолога через только что закрытое окно, за ним последовал громкий вдох, полный удивления — “Ты же ведь не считаешь, что я начинаю стареть? А, Свити Бэлль?”
И вот таким вот нехитрым образом лекция о поведении перетекла в истеричные причитания о том, как она становится старой и уродливой.

Не то чтобы она могла стать ещё более страшной в глазах перевёртыша... Впрочем, желание подождать и узнать у него отсутствовало напрочь. Закатив глаза он спрыгнул с крыши, используя крылья, чтобы плавно спикировать на землю. #37 вновь набросил на себя маскировку, и убедившись, что всё хорошо прикрыто, закрепил успех булавкой. Закончив с плащом, он надел свои очки и взглянул на своё отражение в оконном стекле. Кажется, ему придётся смотреть на мир с прищуром, так как эти очки не были были предназначены для больших глаз перевёртышей и не могли закрыть их полностью. Зато с другой стороны, он мог вообще хоть что-нибудь видеть. И кроме того, наверняка сейчас он сойдёт за пони, пусть даже и весьма жутковатого.

Но сколько верёвочке бы не виться, а конец у неё всё равно будет: так и день к своей развязке подошёл. Теперь на дворе уже стоял вечер, а #37-го начинало клонить в сон. Так что он решил уйти обратно к лесам, ибо это было лучше, чем спать на улицах Понивилля, а этого маленькому перевёртышу уж точно не хотелось. Ведь отсыпаться на глазах у прохожих было слишком рискованно, поскольку в один прекрасный день какой-нибудь особо любопытный пони мог бы раскрыть его маскировку, или — что ещё хуже — пожалеть. А это было просто ниже его достоинства.

А что завтра? Завтра будет новый день, как и время для кормежки.