Почему?

Я была ещё совсем кобылкой, когда первый из стальных китов вошёл в наши воды. Мой народ смотрел на них с благоговением и страхом, прижимая уши от ужасного грохота, который разносился по надводному миру и эхом отражался от льдин. Матриарх удерживала наше стадо подальше, говоря, что они опасны. Всплывая, чтобы вдохнуть воздуха, мы смотрели, как они скользят по поверхности воды, но всегда держались на расстоянии. Они были выше и длиннее любого кита, которого я когда-либо встречала, а ещё извергали в воздух чёрные облака из своих дыхал. Мы с друзьями готовы были рискнуть подплыть поближе к ним вопреки воле Матриарха, чтобы увидеть, кто из нас окажется достаточно храбрым, чтобы приблизиться к гиганту. Некоторое время мы следовали за ними по разводам на воде, но несмотря на то, что мы были быстрее их, они, казалось, никогда не уставали.

Стальные киты в те дни были редкостью. Проходило много ночей, прежде чем мы случайно натыкались на одного из них, и всякий раз, когда мы это делали, я всегда преследовала его с волнением и любопытством, но мой страх постоянно удерживал меня далеко от них. Я слышала, как однажды Странница-Глубин подплыла слишком близко к одному из китов, и тот укусил её, едва не убив на месте. Двое её друзей успели перевязать её водорослями — только благодаря им она сразу же не истекла кровью. По сей день она носила шрамы на своей шкуре: пару прямых линий слева, а её спинной плавник был смят и свисал в сторону. Мне не хотелось навлекать на себя подобную судьбу.

Но по мере того, как я взрослела, я чувствовала, что становлюсь всё более и более смелой. Мятежные подростковые годы заставили меня забыть о предупреждениях Матриарха, и каждый раз, когда я видела одного из китов, я набиралась храбрости подплыть ближе. Я начала замечать их детали — оспины на стальной шкуре, тяжёлые сверкающие сплетения, свисающие с ноздрей. Они врезались в самые грубые волны своими стальными подбородками, отказываясь просто нырнуть под воду и переждать шторм, как это делала я. А на спинах они несли огромные города, стальные башни, внутри которых я начала видеть существ, похожих на меня, но совершенно иных.

Они были меньше нас, ниже ростом, с четырьмя копытами вместо двух и совсем без  плавников. Неведомые странники умело балансировали на своих конечностях, а их хвосты казались ужасно деформированными массами волос, вместо широких лопастей и мощных мускулов. Некоторые из них даже могли летать словно чайки! Я с изумлением наблюдала за ними с безопасного расстояния, и стоило мне рискнуть и задержаться подольше, как они замечали меня и махали копытами. Тогда я ныряла обратно в воду и уплывала, внезапно почувствовав себя очень неуютно, но сухопутные создания никогда не приказывали своим китам следовать за мной. Я смотрела из-под воды, как стальные брюха их ездовых созданий уплывают за горизонт, и их гул перестаёт стучать по моим барабанным перепонкам.

Время шло, и я видела всё больше и больше китов и их странных всадников. Большие создания легко плыли по воде, неся на спине огромные города и вздымая в воздух ещё больше чёрных облаков. Стали появляться и детёныши, возможно, выводок более крупных матерей? Те, что были поменьше, двигались с удивительной быстротой, и мне было трудно поспевать за ними, когда я и мои друзья испытывали непреодолимое желание догнать их. Киты тоже начали исследовать воды, уже не просто двигаясь к горизонту, преследуя рассвет или убегая от заката, но рискуя врезаться в льдины на полюсе.

Они и там оказались неуклюжими, снова отказываясь просто плыть подо льдом, чтобы добраться туда, куда лежал их курс. Иногда я забиралась на льдину и смотрела, как киты пробивают лёд своими металлическими челюстями, оставляя за собой белые осколки посреди синевы. Иной раз киты полностью останавливались, и некоторые из сухопутных ходоков ползали по льду, как крабы по морскому дну. Они скользили и заваливались, а я смеялась над их неуклюжестью. Я начала воспринимать сухопутных существ и их китов не как нечто страшное, а как что-то любопытное, за чем можно с интересом наблюдать. Они были любознательны и по-детски упрямы, даже когда поскальзывались и падали на лёд. Их песни, казалось, состояли из одних пронзительных бемолей, похожих на крики чаек, но они могли выдавать и прекрасные звуки, если того хотели. В то время как обычно я соскальзывала под лёд и появлялась где-нибудь в другом месте, всякий раз, когда существа пытались приблизиться ко мне, но один из них начал петь мне такую прекрасную мелодию, что я почти забыла исчезнуть, пока он не оказался достаточно близко, чтобы коснуться меня.

Но их любопытство тоже причиняло им боль, словно нож, которым вскрывают моллюска, когда всё, чего ты добился — соскользнувшее лезвие, порезавшее твоё копыто. Так однажды я нашла одного из их маленьких китов, застрявшего во льдах и не способного выбраться. Он забрался слишком далеко в льдины, и дрейфующий лёд преградил ему путь наружу. Я наблюдала за странниками издали, сидя неподвижно, пока льдины собирались вокруг кита. Если он не сдвинется с места в ближайшее время, то будет раздавлен двумя дрейфующими айсбергами на встречном курсе. Некоторые из их летающих исследователей кружили вокруг стальной махины, вероятно, пытаясь понять, что делать. Но прежде чем они оказались смяты, я подплыла ближе, гораздо ближе чем когда-либо до этого, высунув голову из воды почти прямо перед стальным носом кита. Хотя я и не понимала языка сухопутных существ, я плескалась на поверхности воды и пела им, пока мне не удалось привлечь их внимание. Поняв, что они наблюдают за мной, я подплыла к рыхлой льдине справа от кита и забралась на неё. Поначалу они, казалось, не поняли меня, поэтому я несколько раз ударила по ней плавником, отчего тонкий лёд поддался и немного осыпался. Я продолжала ползти и шлёпать хвостом, пока они, наконец, не поняли, что я пытаюсь им сказать; я увидела, как чёрные тучи вырвались из дыхала кита, и он начал следовать за мной, лёд раскалывался под напором его стального носа. Через несколько минут кит последовал за мной в открытое море, и я услышала, как сухопутные существа на его спине начали радостно кричать, когда айсберги позади них столкнулись в том месте, откуда они только что ушли.

Два летающих странника зависли над водой рядом со мной, и я в ответ помахала им копытами. Но они держались на расстоянии, и я могла видеть улыбки на их лицах, так похожие на мою. Словно птицы, они приземлились на ближайшую ко мне льдину и осторожно приблизились. Их пронзительные голоса раздражали мой слух, но они говорили достаточно тихо, чтобы это звучало почти терпимо. Потом один из них запел, и я почувствовала, насколько волнительной была эта песня и какую радость она рождала внутри меня. Поющий землеход протянул ко мне копыто, и я нерешительно коснулась его своим, вздрогнув, когда оно пошевелилось, словно собираясь ударить меня. Когда оно этого не сделало, я крепче коснулась копыта земного существа и позволила ходоку двигать его вверх и вниз, словно в каком-то ритуале. Но, смущённая и растерянная внезапным неведомым чувством в груди, я снова нырнула под воду, оставив кита позади.

Впрочем, в последующие дни он никуда не уходил, хотя теперь был более осторожен со льдом. Я регулярно к нему возвращалась, и всякий раз, когда я показывалась на поверхности, тот странник, который пел мне, всегда летел ко мне с новой песней. Я начала чувствовать себя комфортно рядом с ним, и вскоре я обнаружила, что заползаю на льдину и жду, когда он придёт ко мне. Хотя мы не могли понять друг друга, мы умели общаться жестами, и просто от того, что мы были рядом так часто, я узнала, что "это" был "он". Я поняла, что он был Патриархом своего стада, потому что другие сухопутные существа время от времени подходили к нему и говорили что-то на своём языке, прежде чем снова уйти, чтобы заняться чем-нибудь на ките или на льду вокруг него.

Под тяжёлыми шкурами на груди Патриарх носил богатые украшения, блестящие серебряные медальоны и разноцветные ленты. Он снимал их и позволял мне дотрагиваться до них, а я привязывала одну к гриве и хихикала, глядя на своё отражение в воде. Патриарх тоже этому улыбнулся и начал дарить мне подарки всякий раз, когда мы встречались. Многие из них были блестящими украшениями, с которыми я играла и примеряла их, и показывала ему золотые кольца, которые нанизывала на свои плавники, предлагая ему их потрогать. Порой он приносил для меня еду и, откусывая кусочек, чтобы показать мне, что она безопасна, предлагал попробовать. То, что он давал, было сладким и сочным на вкус, удивительно насыщенным и влажным, несмотря на то, что оно не было родом из моря. В ответ я предложила ему рыбу и водоросли, которые собрала со дна морского, а также моллюсков, которых я вскрывала прямо перед ним, чтобы показать, что они свежие. По какой-то причине ему не очень понравилась рыба и моллюски, но он был достаточно вежлив и, чтобы это подтвердить, съел несколько кусочков на моих глазах.

Мы пытались поделиться друг с другом своими именами, но наши языки просто не могли уловить музыку столь разных видов. В его словах было что-то короткое и подчёркнутое, требующее, чтобы мой язык двигался слишком быстро и чуждым ему манером, чтобы просто приблизиться к подражанию. Мои попытки научить его моему имени — Та-Что-Родом-Из-Звёздного-Моря, закончились тем, что он издал какой-то глухой стон, на который бы я обиделась, если бы он действительно имел в виду то, что говорил. По крайней мере, нам не нужно было знать имена друг друга, чтобы разделить нашу дружбу, хотя это создавало некоторые трудности, когда я пыталась описать его своим морским друзьям. К счастью, они более или менее поняли, о ком я говорю, когда я назвала его Патриархом своего стада.

А потом, в один день, он ушёл. Утром я подплыла к своей обычной льдине и снова увидела чёрные тучи, вздымающиеся из дыхала стального кита, в то время как сухопутные существа на его спине лихорадочно двигались туда-сюда и закрепляли вещи. Патриарх вышел мне навстречу в последний раз и предложил оставить себе одну из его медалей. Когда я наконец поняла, что он покидает эти воды, я наполовину сошла со льдины и печаль сжала моё сердце. Он видел, что я чувствую, как и я читала боль на его лице; думаю, он пытался сказать мне, что скоро уйдёт, но я до сих пор не понимала его слов. Он пел для меня тихим голосом и, перегнувшись через край льдины, прижался губами к моей щеке и погладил гриву. Смаргивая слёзы, я немного вылезла из воды, чтобы обнять его, и уткнулась носом в его шею и держалась в таком положении так долго, как только могла, прежде чем он мягко оттолкнул меня. Он произнёс что-то вроде прощания, а затем полетел обратно к своему киту, который начал урчать и поплыл через несколько минут. Я соскользнула с гладкой поверхности и долго следовала за ним, но в конце концов начала уставать и просто смотрела, как он уходит без меня.

Прошли годы, и я больше не видела Патриарха. Я возвращалась на льдины ежедневно почти на протяжении шести лун, ожидая, что он придёт ко мне с ещё одной песней, но он так и не появился. Иногда я гонялась за китами, пела, плескалась и пыталась привлечь внимание существ наверху, но патриархи этих китов не были моими друзьями. Я знала, что он где-то там, но море — большое место, и я понимала, что мои шансы найти его так же малы, как найти жемчужину, зарытую где-то на дне морском.

Тем временем сухопутные существа продолжали разводить всевозможных китов. Те становились всё больше и больше, и вместо городов стали таскать на своих спинах ящики, регулярно плавая с ними по морю. Города на других становились выше, и в них росло больше дыхал. Они были обманчиво быстры для своих размеров, во много-много раз больше усатого кита, но почти так же стремительны, как агрессивная акула. Они несли на спине большие плоские ящики, из которых торчали стальные трубы. Некоторые из китов даже научились время от времени нырять; они были намного меньше своих собратьев и обычно держались на поверхности, но иногда они погружались в воду и опускались удивительно глубоко. Если бы я оставалась на одном месте в течение луны, я гарантированно увидела бы по крайней мере двадцать китов или больше, где я обычно находила только пять, когда была кобылкой.

Я уже в третий раз стала матерью, когда впервые услышала гром над водой в отсутствии шторма. Где-то очень, очень далеко я увидела вспышки света на море, и только после нескольких вдохов звук грома достиг моих ушей. Я держалась на поверхности в течении многих минут, наблюдая за огнями и слушая этот шум, пока, наконец, он не прекратился. Вместо него на поверхности воды вспыхнул яркий оранжевый свет, почти как второе солнце, и неожиданная волна ударила меня в грудь вместе с грохотом, который почти разорвал мои барабанные перепонки. Я в панике бросилась под воду, а когда вынырнула снова, всё было тихо и спокойно.

Число стальных китов, появляющихся и исчезающих в арктических водах, резко возросло в последующие луны. Многие из них были длинными и плоскими и несли столько коробок, сколько могли удержать на своих спинах. Другие были высокими городами прошлого с их высокими коробками и грубыми дыхалами, и они путешествовали стаями, как будто что-то искали. Под поверхностью волн рыскали маленькие киты, и было что-то угрожающее в том, как они двигались и следовали за плоскими собратьями. И часто, поздно ночью, когда я плавала под звёздами, я слышала гром и видела вспышки света где-то на горизонте, ужасный барабан, который не давал покоя моему сердцу.

Однажды ночью, когда я дрейфовала по волнам, чередуя работу разных половин моего мозга, я проснулась от грохота, который прозвучал совсем близко. Очнувшись ото сна, я подождала, пока проснётся правая половина моего мозга, прежде чем начать осматриваться. Неподалёку я увидела группу стальных китов, отчаянно разворачивающихся веером, и в середине их цепочки один из них начал крениться, когда оранжевый свет с рёвом вырвался из его города. Позади него ещё один удар грома сотряс воздух, причинив моим ушкам боль, и огромный шлейф оранжевого и жёлтого света взметнулся ввысь, когда кит раскололся надвое. Я видела, как сухопутные существа прыгали в холодные арктические воды, а те, что могли летать, мчались к облакам. Их крики разносились по ночному небу, не считая грохота волн и повторяющегося глухого шума внутри освещённых частей кита.

Я прижала копыта к ушам и нырнула под воду, просто пытаясь заглушить шум и дикий страх, который я слышала в нестройных криках наверху. Но внизу я нашла только трёх маленьких китов, их носы были направлены на плоских собратьев на поверхности. Пока я наблюдала, один из них выпустил из носа металлическую трубку, которая устремилась к брюшине китов вдалеке. Я наблюдала за ней, как она уходит всё дальше и дальше, исторгая пузыри, пока та не столкнулась с брюхом одного из китов. Я почувствовала, как ударная волна отшвырнула меня назад, и трубка создала яркую вспышку света там, где она ударила кита, разбрасывая куски его плоти. Когда пузырьки рассеялись, я увидела огромную дыру в чреве гиганта, в которую тут же начала вливаться вода, отчего он всё глубже начал погружался в море. А затем, словно следуя команде, малые киты загудели и стали отдаляться от тех, на которых они нападали.

Я снова вынырнула на поверхность и стала наблюдать за кровавой бойней. Первый кит уже наполовину погрузился в воду, задрав нос к небу и беспомощно кренился. Куски металла и обломки города плавали вокруг него, и даже сама вода была покрыта этим странным оранжевым светом. Как будто солнце проснулось и решило поплавать на поверхности в отсутствие луны, словно завидуя её мягкому сиянию. Бледно-голубые льдины стали оранжевыми, резкими и мерцающими, служа ужасным фоном для кричащих и тонущих сухопутных существ.

Я почувствовала слёзы на своём лице, теплые струйки, в отличие от холодных брызг вокруг. Зачем они это сделали? Почему киты напали друг на друга? Я видела, как киты иногда тонули, обычно в самые сильные штормы, и я знала, что сухопутники не могли выжить в воде так, как мы. Но теперь киты атаковали один другого, и за это расплачивались ни в чём не повинные создания. Даже сейчас я слышала их утихающие крики и вопли, а киты просто громыхали и разбрасывали свои части на поверхность воды, время от времени добавляя ещё одну яркую вспышку и грохот, когда шли ко дну. Зачем китам пытаться убивать друг друга и причинять боль и страдания всем сухопутным существам на своих спинах?

Я долго дрейфовала вокруг обломков. Некоторые из сухопутных ходоков нашли зелёные предметы, чтобы плавать на них, и они использовали палки, чтобы подталкивать себя ближе друг к другу. Я кружила на некотором расстоянии, опасаясь маленьких солнц, что оставались на воде, но время от времени бросалась вперёд, чтобы подтолкнуть зелёную штуку и помочь ходокам сблизиться. Их трясло, от беспорядочного дыхания клубились облака, но они обхватывали друг друга ногами и старались согреться. Хотя они несколько раз благодарно кивнули мне, я не стала задерживаться слишком долго; в воде чувствовалось что-то тёмное и густое, на вкус как яд, и оно прилипло к моей гриве и шкуре.

Но когда я оставила сухопутных существ позади, я нашла зелёную штуку, одинокую, по другую сторону тонущего тела первого стального кита. Удивляясь, как его занесло так далеко, я подплыла ближе и заметила, что внутри был только один сухопутник. Он весь дрожал, его взгляд был рассеянным, а грива намокла не только от морской воды, но и от крови. Его насквозь промокшая отяжелевшая шерсть тянула его вниз, он свисал с края зелёной штуковины, как будто собираясь упасть в воду.

Моё сердце замерло, когда я присмотрелась к нему. Это был Патриарх, мой старый друг, которого я когда-то спасла от дрейфующих льдин. Я отчаянно подплыла к замерзающему существу и попыталась столкнуть его обратно в зелёную штуку, зная, что это единственное, что удерживает его на поверхности. Но его конечности онемели от холода, а рот был открыт: он тяжело дышал и с его губ стекала кровь. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Ещё больше слёз скатилось с моего лица, и я обхватила ногами его плечи, пытаясь подарить ему немного поддержки и тепла. У сухопутных существ не было подкожного жира, как у Нас, обитателей Морей, так что, хотя мне и не было холодно, я знала, что он замёрзнет насмерть, если никто ему не поможет. От моего прикосновения он моргнул, и я заметила в его глазах едва уловимую искорку узнавания. Он что-то пробормотал, слишком ослабевший, чтобы петь на своём языке, и снова вздрогнул. Я видела, как искра гаснет, тускнеет вместе с огнями на тонущих китах.

Я не знала, что делать, поэтому просто прижала его к себе и попыталась спеть ему, как он делал это много раз для меня. Я пела ему не какую-то конкретную песню, а просто выражала эмоции. О печали, сожалении и раскаянии. Я спросила его, почему сухопутные существа могут так поступать друг с другом. Я задавала ему столько вопросов, столько всего хотела узнать, но так и не получила ответа. Довольно скоро он перестал дрожать. И после этого дыхание его прекратилось.

Я перестала петь и просто посмотрела ему в лицо. Это было прекрасное лицо, но оно было ошеломлённым и потерянным. Он не понимал, что с ним произошло; возможно, он не знал ответов и на те вопросы, которые я ему задавала. Но в свой последний миг Патриарх казался умиротворённым. В его последние минуты я была рядом с ним, чтобы он не умер в одиночестве. Мы — обитатели Моря, не позволяли друг другу умирать вдалеке от стада, и хотя мы принадлежали к разным течениям жизни, он был таким же морским существом, как и я.

Я медленно стащила его с зелёной штуковины в воду. Если бы я оставила его там, утром его тело досталось бы чайкам.. Он заслуживал быть похороненным здесь, в мире, который я любила, и в мире, который, я уверена, он тоже любил. Поэтому я спустила его в воду и заплела гриву водорослями и ракушками. С помощью песка и кораллов я счистила с неё кровь. И, наконец, я поцеловала его и отпустила в одну из глубоких расщелин, где мы хоронили наших мёртвых. Он плыл вниз так мирно, так тихо. И слишком быстро.

Ответы, которые я искала, не приходили ко мне в течение многих лет. Гром продолжал греметь на горизонте ещё много лун, и солнце продолжало танцевать на воде ночь за ночью. Казалось, что стальные киты будут сражаться каждую ночь, и каждую ночь сухопутники будут кричать, барахтаясь в воде, до того как жизнь не оставит их. Матриарх переместила нашу стаю подальше от нашей обычной территории на севере, потому что землеходы утопили её в своих оранжевых огнях и крови. Но иногда по ночам я всплывала на поверхность только для того, чтобы увидеть солнце на воде и услышать гром, что разносился над открытым морем, и я дрожала и крепко обнимала себя копытами, пытаясь представить, сколько сухопутных ходоков и китов потеряют свои жизни этой ночью.

А потом однажды всё закончилось. Гром был тихим, а ночь тёмной и спокойной. Плоские киты свободно двигались взад и вперёд, и погружённые киты больше не преследовали их. Что бы ни случилось между землеходами, что бы ни причинило столько страданий, всё закончилось. Море снова стало безмятежным, и я снова увидела, как сухопутные существа возвращаются на льдины на своих маленьких стальных китах, с интересом изучая окружающий мир. И всякий раз, когда они приплывали, я была там, чтобы направлять их, просто убедиться, что с ними не случиться ничего плохого. Я пела им, и иногда они пели в ответ. Каждый раз, когда мы разделяли такие моменты, я вспоминала Патриарха и то, как море забирало его хрупкое тело, и в своих песнях я старалась почтить его память.

Я провела остаток жизни в поисках ответов, однако вопросы, что когда-то так волновали меня, становились всё менее и менее существенными. Теперь моря были открыты и свободны, и боль с агонией более не ступали по их водам. К этому времени я уже стала старой кобылой, а затем и Матриархом нашего стада, которая так и не узнала ответов. Но меня это больше не волновало, потому что вместо того, чтобы найти ответы, я помогала сухопутным существам решать их собственные вопросы. Со временем землеходы научились петь наши песни, и так я узнала, что они называют себя пони, и у всех у них были такие же красивые и совершенные имена, прямо как у нас. Вейк Райдер, Перископ, Си Бриз; столько красивых имён. И их киты не были китами, а являлись машинами, которые они сами ковали, пони называли их кораблями. Эти киты не являлись живыми существами, и каждым из них командовал свой патриарх, а пони совместными усилиями старались удержать корабль на плаву. И я узнала, что давным-давно между двумя берегами шла великая война, и пока одни сражались на суше, судьба всей нации решалась в океане. Резня коснулась и вод моего дома, и она унесла так много жизней, стольких пони, когда они сражались и умирали за то, во что верили.

Я никогда не понимала этого. Для меня было загадкой, почему пони сражались. Но в конце своих дней я узнала, что Патриарх, мой старый друг, боролся за то, во что верил. Он командовал эсминцем, огромным кораблём, построенным для защиты остальных. И хотя та ночь унесла его жизнь, двум грузовым судам конвоя удалось спастись, потому что его эсминец спугнул подводных китов. Я плакала, услышав об этом, потому что он так охотно отдал свою жизнь, чтобы защитить других. Как я отдала бы свою за своё стадо, как его Матриарх, так и Патриарх пожертвовал собой ради своих пони. Это было прекрасно.

И наконец, спустя много-много лет, я узнала его имя. Норс Стар. С самого рождения он был предназначен для морей, чтобы вести свой корабль сквозь бушующие волны в безопасную гавань. И в своей смерти он исполнил свой долг и отдался миру, который любил.

Я заплакала, потому что наконец поняла.