Гайды врут

Мы с Палычем никогда не были настоящими друзьями. Фактически, наша дружба являлась взаимовыгодной сделкой, чтобы не раствориться в дерьме повседневной школьной жизни. Мы подсказывали друг другу на уроках, делились забытыми учебниками, обменивались домашкой и возвращались домой по одной дороге, но больше пути наши нигде не пересекались, и нас обоих это вполне устраивало. Кроме того, нам нравились всякие задротские приколы, шуточки и прочие упоротости, которые хоть как-то скрашивали влачение бытия в этом странном и неуютном мирке.

А ещё нам нравились пони. Да, это сейчас увлечение кислотно-цветастой анимацией для девочек дошкольного возраста не кажется чем-то таким уж экстраординарным, а тогда… Тогда всё только начиналось.

Очередное лето подходило к концу, и в очередной раз мне пришлось признать, что лучшие три месяца в году вновь прошли впустую. Перед каникулами я понастроил кучу планов и даже собирался наконец-то взяться за написание собственной книги, но всё, что сумел наваять — это парочку драбблов про пони, причём, весьма посредственных.

И вот наступило мерзкое первое сентября, которое в нашей отсталой банановой стране почему-то до сих пор считается праздником. Ещё не согбённая гигантскими ранцами детвора весело тянулась к школе, размахивая пахучими вениками из цветочного магазина, которые уже завтра окажутся на помойке. Обильно украшавшие здание шарики напомнили о вечеринках Пинки Пай, и от этого стало совсем паршиво. Сразу же захотелось плюнуть на всё, вернуться домой и посвятить день пересмотру эпизодов с этой милой кудрявой болтушкой. Но ничего не поделать, я уже почти на месте, да и учителя потом могут начать по мозгам ездить, мол, почему прогулял, и всё такое… Не люблю лишние хлопоты.

Всю дорогу я тешил себя призрачной надеждой, что хотя бы в этот раз Палыч изменит своим принципам и посетит школу в первый день учебного года, но тот так и не объявился до начала церемонии, чего, впрочем, следовало от него ожидать. Его мало волновали такие мелкие проблемы как учителя, в чём я, признаться, ему порой завидовал.

Из-за отсутствия собеседника линейка казалась бесконечно долгой: сначала битый час бесцельно торчали на улице, затем с трудом набились в слишком тесный для всех одиннадцати классов актовый зал, где какие-то чудаки на сцене читали стихи и играли на музыкальных инструментах. Господи, откуда только берутся эти люди, которым не в падлу весь август репетировать представления, которые сейчас всё равно никто не смотрит! Вон, даже в первом ряду многие в телефонах сидят! Заплывшие жиром училки бегают туда-сюда по проходам, пытаясь угомонить малышню и толкая родителей, которым не хватило мест. От шума начинает болеть голова.

Что бы изменилось, если бы я, как и Палыч, сегодня прогулял? Да ничего. Разве что какому-нибудь бедолаге из прохода посчастливилось провести эти полтора часа сидя. Решено — в одиннадцатом классе хрен вам лысый, а не линейка. Хотя, я, кажется, и в прошлом году давал себе похожее обещание. Надеюсь, хотя бы завтра он заявится, иначе я тут один подохну со скуки…

К моему огромному счастью, второе сентября Палыч всё же решил не прогуливать. В первый учебный день, зайдя в кабинет русского языка, я обнаружил его сидящим за нашей старой доброй последней партой в левом ряду у окна.

— Как лето прошло? — спросил он, когда я кинул сумку возле парты, сел рядом с ним и пожал ему руку.

Так как рассказывать мне было особо нечего, я лишь пожаловался на слишком быстро текущее в наши дни время, которое после начала школьных занятий так некстати решает сделать передышку. Палыч выслушал меня с напускным вниманием, но его хитрое выражение лица недвусмысленно говорило: у моего соседа явно есть что рассказать.

— А у тебя что нового? — спросил я.

— Да так… — уклончиво протянул он и небрежно махнул рукой. — Всего понемногу.

Я хорошо знал все его повадки и сразу понял, что Палыч готовится сообщить новость века, но, по своему обыкновению, растягивает момент до предела.

— Давай, рассказывай уже! — поторопил я соседа.

— Ладно, ладно, — хитро прищурился тот. — Только предупреждаю сразу: когда ты это услышишь, у тебя мозг взорвётся. Как почувствуешь нарастающее давление в черепной коробке, тут же сообщи мне, чтобы я мог подальше отбежать.

Я заверил его, что именно так и сделаю, внутренне готовясь принять и переварить любую информацию, но то, что Палыч выдал, всё равно поставило меня в тупик.

— Знаешь, что такое тульпа?

— Ну, читал когда-то пару гайдов, — ответил я, пока ещё смутно понимая, к чему он ведёт.

— И зря.

— Почему вдруг?

— Гайды врут. Чушь полнейшая, недостойная ни капли внимания.

— Так ты тульпу что ли пытался создать? — наконец допёр я. — И как? Неужели что-то получилось?

— Не получилось, естественно, — покачал он головой. — Но потом я удалил с компа все страницы с этой ересью и пошёл своим путём. Неделя упорной работы, но оно того стоило.

— Да ладно! — я всё ещё не мог понять, шутит Палыч или рассказывает это всерьёз. — То есть ты реально создал себе воображаемую пони?

Ответом мне был утвердительный кивок.

— И кого?

— А ты угадай!

— Дэши? — неуверенно предположил я и досадливо поморщился, глядя, как он покачивает головой. — Пинки? ЭйДжей? Твай?

— С четвёртого раза попал, Шерлок Холмс! — усмехнулся сосед. — Неужели так сложно догадаться?

— А чего это ты вдруг её выбрал? — решил я оправдаться вместо ответа. — Ты же вроде раньше равнодушно к ней относился.

— То было раньше, а теперь я осознал, что Твайлайт — самая милая, красивая и умная пони на свете, — сказал Палыч и, наклонившись к моему уху, понизил голос. — Которая поможет мне со школой.

— Как она тебе поможет? Она же часть твоего сознания! Знает только то, что знаешь ты.

Палыч тяжело вздохнул, словно я только что сморозил какую-то несусветную чушь.

— У тебя инженерный калькулятор на мобиле есть? — вдруг ни с того ни с сего спросил он.

— Допустим, что есть. А зачем он тебе?

— Мне-то он как раз теперь и не нужен. Доставай, сейчас сам всё увидишь.

Заинтригованный до глубины души, я выудил из кармана смарт и нашёл там калькулятор.

— Теперь придумай какой-нибудь пример посложнее и скажи мне, — велел Палыч.

Я задумчиво почесал затылок, пытаясь сгенерировать в своих застоявшихся за лето мозгах случайное математическое действие.

— Сто тринадцать умножить на сорок семь. Сойдёт?

— Что это за фигня? Зачем, по-твоему, тогда инженерный калькулятор нужен? Это я и сам посчитать могу. Ну, минуты за три. На бумажке.

— Ладно, понял. Тогда… синус тридцати семи. Надеюсь, это для тебя достаточно сложно?

— Для меня — сложно, — кивнул Палыч. — Для неё — нет. Ноль, шесть, ноль, один, восемь, один, пять и так далее. Ну, чего замер? Проверяй!

Я негнущимися пальцами забил пример в калькулятор и ошарашенно уставился на ряд высветившихся циферок, в точности повторявших сказанное Палычем.

— О-хе-реть.

— Эй, не ругайся при девушке, — сделал мне замечание сосед.

Я пустым взглядом окинул наполовину заполненный класс, пытаясь понять, какую девушку он имел в виду, пока до меня, наконец, не дошло.

— Она что… здесь?

— Разумеется. Где же ей ещё быть?

— Да, но… — я опустил голову на парту, тщетно пытаясь собрать по кусочкам свой разрушенный мироуклад. — Этого просто быть не может. Она не может знать больше тебя. Просто не может…

— Ничего, он быстро отойдёт, — сказал Палыч.

— Кто отойдёт? — удивлённо переспросил я, поднимая голову.

— Да я не тебе! — отмахнулся сосед. — Просто у Твайлайт лицо озабоченное. Она говорит, что её беспокоит твоё душевное состояние.

— Постой, ты её ещё и видеть можешь?!

— Разумеется. Так же ясно, как и тебя. Просто пойми одну вещь: всё, что написано в дурацких гайдах — это выдумки. Да, я раньше тоже думал, что на создание полноценной тульпы уходят годы, что невозможно добиться полноценного зрительного восприятия и, конечно же, что она не может знать вещи, которые не знаю я. Но это так, поверь. Твайлайт может решить за меня любой сложный пример, а если она чего-то сама не знает, то просто пойдёт и глянет в тетрадь отличника или прямо в учительскую книжку, а затем крикнет мне ответ через весь класс. Единственное, в чём эти составители гайдов оказались правы — Твай не может взаимодействовать с нашим миром, только через меня. В этом плане она совершенно беспомощна. Без обид.

Последние два слова были адресованы явно не мне.

Прозвенел звонок, и все расселись по местам. Я вспомнил, что до сих пор не достал учебник и полез за ним. Конечно, сама возможность присутствия рядом невидимого разумного существа меня неслабо пугала, но виду я старался не подавать. На самом деле в глубине души я всегда желал стать участником каких-нибудь невероятных событий, а полноценная во всех отношениях тульпа, пусть даже и не твоя — это достаточно невероятно.

В класс зашла училка, сухо поздравила с началом учебного года (кого и с чем тут поздравлять, непонятно) и принялась писать на доске тему урока. Я слушал вполуха или даже в десятую его часть, моя голова была сейчас занята Твайлайт и открывающимися вместе с ней перспективами. Пару раз я наталкивался на мысль, что это всё какой-то хитроумный и жестокий подкол, но поверить в то, что никогда не блиставший даже элементарными математическими познаниями Палыч за лето мог научиться вычислять в уме любые синусы, было ещё сложнее, чем признать существование тульпы.

С превеликим трудом вытерпев сорок пять минут бреда о подлежащих, сказуемых и прочей галиматье и с ещё большим трудом дождавшись, пока вконец оборзевшая училка не отпустит класс, потратив три лишних минуты моего драгоценного времени, я наскоро покидал в сумку вещи со стола и бросился вдогонку за Палычем, который в тот момент уже выходил из дверей кабинета, как всегда наплевав на идиотское правило о звонке для учителя. Нагнав его в коридоре, я в последний момент зачем-то затормозил, оглядывая пространство возле него, но, естественно, ничего не увидел. А что я вообще должен был увидеть? Скачущее у его ног смутное фиолетовое пятно? Тень на полу, которую ничто не отбрасывает? Разумеется, я никак не могу увидеть Твайлайт, ведь она — всего-навсего картинка в голове у Палыча. Которая умеет вычислять в уме синусы любых чисел. Нет, правда, он ведь не мог каким-то хитрым образом заглянуть в мой калькулятор, например, увидев отражение в окне? Ах да, я ведь уже после ввёл этот пример…

С Палычем я всё равно поравнялся очень аккуратно, по дуге, потому как не совсем понимал механизм проецирования тульпы на окружающую обстановку. Что если я случайно её «толкну», и она на меня за это обидится? Надеюсь, она заметит меня и вовремя посторонится, если что.

— Ну так… — неуверенно начал я после нескольких секунд молчания. — Может, ты мне уже расскажешь поподробнее… — я неопределённо кивнул куда-то вниз, где, согласно моим представлениям, вышагивала единорожка, — ну, про Твайлайт.

Палыч усмехнулся, заметив мой неловкий жест.

— Её здесь нет, расслабься, — пояснил он. — Захотела осмотреть школу. Видишь ли, ей тут всё интересно, в отличие от нас, ленивых и глупых оболтусов, так что она решила пока посмотреть на нашу человеческую науку. Я на всякий случай сказал ей номер кабинета, где у нас будет следующий урок, но, подозреваю, что она и без того сможет меня отыскать.

— Да как она вообще может ходить отдельно от тебя, это же бред какой-то! Может, она у тебя может в другую страну уехать, а потом вернуться и рассказать, где была и что видела?

— Насчёт страны не знаю, — серьёзно сказал Палыч, — но на полсотни метров она отходит спокойно.

Мы вышли из холла и тут же попали в изрядную толкучку на лестнице.

— Кстати, а как Твайлайт будет пробираться с тобой, скажем, через скопление людей? — спросил я, пока мы в унылом потоке школьников неспешно поднимались на другой этаж. — Она ведь не может взаимодействовать с реальными объектами, тогда что произойдёт, если она с ними пересечётся? Пройдёт насквозь или отскочит как от удара? Ей ведь больно не будет, правда же?

Палыч негромко рассмеялся.

— Нет, не будет. В принципе, она и не появится там, где возникает физическое препятствие. А препятствием для неё являются, в том числе, и люди. Кроме меня, разумеется, ведь я могу даже её потрогать, и она это почувствует.

— Так ты её ещё и гладишь?! — громче необходимого воскликнул я, из-за чего поймал несколько пустых взглядов от прущих вокруг нас баранов. — Нет, это уже слишком!

А у него самого часом калькулятор нигде в рукаве не прятался?

— Могу, но это не так просто, как ты думаешь, — пояснил Палыч. — Заставить руку что-то чувствовать при касании оказалось несколько сложнее, чем наладить зрительное и слуховое восприятие. Поэтому я делаю это только дома, в спокойной обстановке и без каких либо отвлекающих факторов. В этом плане мне ещё есть куда расти. Но знаешь, как мы тренируемся? Я прошу её саму потереться о мою руку и постепенно начинаю чувствовать шёрстку ладонью, а потом уже можно приступить к…

По дороге до кабинета Палыч ещё долго рассказывал и рассуждал о физических контактах с тульпой, но я слушал его не так пристально, думая в тот момент о своём. Его что, и впрямь интересуют только поглаживание пони и оценки в школе? Если Твайлайт действительно может видеть и запомнить то, чего не видел её хозяин, это открывает поистине безграничные перспективы! К примеру, есть вроде бы такой фонд, дающий миллион долларов любому, кто докажет свои сверхспособности. Попросить тульпу просто прочесть текст за непрозрачной перегородкой, и деньги твои! Стать известным иллюзионистом, которого никто и никогда не сможет разоблачить, потому что и разоблачать-то нечего. Или же беспечно прожить оставшуюся жизнь, грамотно используя возможности тульпы при любом удобном случае. Неужели он о таком ни разу не думал?

— Нужно провести эксперименты, — заявил я, когда мы сели за парту. — Вначале я хочу лично убедиться в возможностях Твайлайт, которые ты мне расписал, а если они подтвердятся — определить их границы. Придумывать всё более сложные тесты, выяснить радиус действия…

— Эй, тебе одного синуса мало? — нахмурился Палыч. — Я создал её для дружбы, а не для твоих экспериментов. Твайлайт — пони и личность, а не какой-то там инопланетный инструмент, свалившийся мне на голову. Тем более, вы с ней ещё даже нормально не познакомились. Вот узнаете друг друга получше, а потом уже изучай сколько влезет, если она разрешит, конечно. Хотя, думаю, разрешит — ей и самой должно такое нравиться.

Точно. Твайлайт должна обладать самосознанием. Даже в якобы лживых гайдах об этом что-то говорится. А как она вообще себя осознаёт? Как кусочек Палыча, отпочковавшийся от него и начавший самостоятельную жизнь? Или как «настоящую» единорожку, которую вырвали из Эквестрии? Если так, то много ли помнит она о своём прошлом? Или не более того, что Палыч почерпнул из сериала и фанфиков по нему?

— А как ты себе представляешь наше знакомство? — скептически спросил я у него. — Или она обладает ещё какими-то способностями, о которых я пока не в курсе?

— Контактировать вас с ней я научу, — усмехнулся тот, подняв палец и, видимо, пародируя Йоду. — Но если серьёзно, то я и сам не знаю. В принципе, она тебя прекрасно видит и слышит, а её слова я могу передать. Ладно, попробуем на перемене, когда она вернётся.

Но на следующей перемене пони так и не пришла. Палыч на это лишь пожал плечами, мол, это же Твайлайт, развлекается как может в «храме науки». Я же за урок весь извёлся от предвкушения и страха одновременно. Наверное, так чувствуют себя герои фильмов, когда готовятся к первому контакту с инопланетянами. Нормальные герои, а не глупые дети и конченые дебилы, для которых такая встреча представляется чем угодно, кроме величайшего прорыва в науке и истории человечества. Да, её не существует. Да, она в мозгу у Палыча. Но при этом Твайлайт — отдельная разумная сущность, и она — не человек.

Что мне вообще ей сказать? Что-то пафосное и торжественное или, наоборот, простое и панибратское… понибратское? За почти двадцать лет жизни мне удалось свести круг своего общения к минимуму, люди интересовали меня только как источник необходимой информации. Дома у меня был компьютер, исправно обеспечивающий фильмами, сериалами и играми, а в школе — сосед по парте, с горем пополам заменяющий их всякими байками и приколами. До сей поры мне не было нужды начинать с кем-то обычный разговор «о погоде», но теперь я должен как-то завести беседу с новым лицом… мордой… иначе я так и останусь за бортом, без единого шанса даже немного приоткрыть завесу над чудом, творец которого явно не понимал истинного значения своего детища.

Тот факт, что Твайлайт, к тому же, была молодой и красивой девушкой с точки зрения своего вида (да и с моей точки зрения тоже) уверенности также не добавлял. А что если она сочтёт меня недостойным своего общества? Конечно, в сериале она не была высокомерной, но тут всё иначе. Одно дело — подружиться с такими же миленькими единорожками и пегасками, а совсем другое — с двуногим существом мужского пола, не слишком опрятным, не особо внятно разговаривающим и вообще однозначно непривлекательным. С Палычем-то всё ясно — у неё нет выбора, ведь она способна нормально общаться только с ним, а меня она может запросто игнорировать, и я с этим ничего не смогу сделать. При самом плохом исходе я окажусь настолько ей противен, что она попросит Палыча больше со мной не водиться, и тогда я о ней ничего и никогда не узнаю…

В общем, размышлял я так всю дорогу до следующего кабинета, а потом и сидя за партой, под заунывный бубнёж учителя. Палыч меня от раздумий не отвлекал, то нехотя что-то калякая в тетради, то просто лазая в телефоне. И когда примерно в середине урока он вдруг слегка наклонился в сторону прохода и что-то тихо произнёс, я сначала решил, что он обращается к кому-то за соседней партой… вот только она сегодня пустовала. Видеть, как мой сосед негромко разговаривает с пустотой и делает долгие паузы, словно выслушивая чей-то увлечённый рассказ, а потом тихонько посмеивается, было неправильно и дико. Он словно сошёл с ума, что, впрочем, было недалеко от истины, ведь тульпа есть ничто иное как искусственно взращённая шизофрения. Если верить гайдам, конечно же, а они, как сказал Палыч, все поголовно врут.

— Полшколы успела обойти, представляешь? — сообщил он, собирая тетрадки после очередного за сегодня звонка. — Даже у пятых была. А геометрия в одиннадцатом её так затянула, что опомнилась она только через двадцать минут… Да не переживай ты так, у тебя ещё полно времени будет, чтобы все классы посетить!

— Может, познакомишь нас уже? — спросил я чуть более нервным голосом, чем планировал, когда он снова повернулся к своей невидимой подруге.

— Да, конечно. Только давай сначала найдём место поспокойнее, а то здешний люд, полагаю, не слишком одобрит двух экстраординарных личностей, ведущих непринуждённую беседу с воздухом.

Я покорно кивнул и потащился за Палычем к выходу из класса. Ну вот, теперь он и меня в свой отряд психов записал. Хотя, возможно, меня и впрямь можно считать ненормальным, если я так легко верю во всякие тульпы и стремлюсь наладить с ними контакт, вместо того чтобы посоветовать ему со своей больной головой обратиться куда следует.

Мы отошли в конец коридора, где было совершенно пусто, если не считать парочки скамеек, которые наверняка обильно облепили снизу жвачкой малолетние дегенераты, да одинокого цветочного горшка, стоявшего в углу на широком подоконнике.

— Так, как бы нам лучше… — Палыч осмотрел подоконник, а затем указал пальцем на его правый край. — Твайлайт, встань, пожалуйста, вот сюда. Думаю, так будет проще для первого раза.

Я представил, как Твайлайт запрыгивает сначала на скамейку, а с неё — на подоконник. Точнее — попытался представить, но подобная дополненная реальность давалась мне с трудом.

— Смотри, она сейчас стоит прямо там, — кивнул мне Палыч. — Теперь хотя бы примерно знаешь её местоположение.

Я внимательно посмотрел на то место, где сейчас стояла пони. Видел не совсем чистую пластиковую поверхность с пылью по углам, видел стеклопакет и кирпичи наружной стены за ним. Видел подёрнутое облаками небо. Тем временем Палыч назвал моё имя, картинно указав на меня при этом рукой, а затем другой рукой указал всё на тот же участок окна.

— Ну а это, как ты, наверное, знаешь, Твайлайт Спаркл, пони-единорожка из страны под названием Эквестрия, самая талантливая ученица принцессы Селестии, а также одна из шести Элементов Гармонии — Элемент Магии. Ах да, и библиотекарь города Понивиль, разумеется…

Я пробормотал себе под нос, что мне очень приято и всё такое. Мне казалось, что я уже достаточно подготовился, но всё равно было очень непросто заставить себя говорить с чем-то, чего ты даже не видишь и не слышишь. До этих самых пор я и не представлял, каково это — разговаривать с несуществующими объектами. Конечно, я видел в кино детей, у которых были воображаемые друзья, и часто такое поведение преподносилось как норма в современном обществе (и так же часто подобные фильмы являлись хоррорами, где фантазии малолеток оказывались на поверку умершими детьми или злобными демонами), но сам я никогда не сочинял ничего такого. Играл с роботами и супергероями, было дело, но при этом чётко понимал, что они сделаны из пластмассы, и я в комнате совершенно один. Если бы тогда со мной внезапно заговорило нечто незримое, я бы не стал с ним играть и дружить, как те тупые киношные детишки, а в ужасе бросился бы прочь, крича на весь дом. Так что и сейчас, спустя десять лет после того, как все трансформеры были убраны подальше в шкаф, я по-прежнему не знал, как вести себя с тем, чего, в отличие от тех же трансформеров, вообще нет на материальном уровне.

— Не стесняйся, поболтай с ней! — словно прочитав мои мысли, предложил Палыч. — Или лучше давай сделаем так — для начала просто обменяйтесь брохувами. Да, Твай, просто стукни его копытом по руке.

Чувствуя себя скорее глупо, чем неуютно, я медленно вытянул в сторону окна сжатую в кулак руку. Не знаю, что было бы, если бы я хоть на миг ощутил прикосновение к костяшкам пальцев. Наверное, как уже было сказано выше, бегал бы по школе и орал. Но, как и следовало ожидать от насквозь материалистичного и предсказуемого мира, мой кулак не ощутил ровным счётом ничего необычного. А вот у Палыча, напротив, картинка в мозгу явно отличалось от моей.

— Эх, отличный бы кадр получился! — вздохнул он, глядя аккурат между мной и окном. — Его бы ещё на выставку отправить и назвать как-то вроде «первый контакт» или «человечество больше не одиноко во Вселенной». Впрочем, глядя на твою глуповатую рожу, любое уважающее себя человечество со стыда сгорит. Ладно, тут Твайлайт спрашивает, что ты думаешь о ней… ну, то есть как о персонаже мультфильма.

Ну и вопрос. Я напрягся, пытаясь сформулировать хоть что-то, что не будет звучать чересчур сухим штампом или, наоборот, кислотно-ядовитым визгом не в меру впечатлительного юнца, коих, к сожалению, хватало в нашем адекватном, в целом, сообществе. В итоге выдал нечто нейтральное о том, что у экранной Твайлайт отлично прописан характер, и многие эпизоды с её участием — мои любимые. И осторожно подчеркнул, что не знаю, насколько похожи вымышленная и «реальная» единорожка, надеясь, что кавычки в моём голосе прочесть нельзя.

— Говорит, спасибо, — через секунд тридцать напряжённого молчания передал Палыч. — Она считает, что сериал достаточно точно передаёт её суть, хоть и критикует некоторые эпизоды, например, тот, который про пинки-чувство. Утверждает, что в действительности вела себя не настолько иррационально. Ещё она сказала, что видела уже достаточно представителей нашей расы, и далеко не все из них ей понравились, но ты вроде хороший, и она вполне понимает, почему мы друзья.

Ясно. Она думает, что наши отношения можно назвать дружбой. Наивная маленькая Твайлайт.

— Ну а ты, Твайлайт, будешь с ним дружить? — внезапно выдал Палыч, вызвав во мне сильное желание ему врезать.

Идиот, зачем такое спрашивать? Мы же только «познакомились», хотя это и знакомством назвать сложно! Был бы я сам мультяшным персонажем — покраснел бы до ушей.

— Она ещё подумает, стоит ли с тобой связываться, — ухмыльнулся Палыч, но тут же попятился и замахал руками. — Эй, я просто пошутил! Ладно, на самом деле она сказала, что будет очень рада и надеется, что однажды сможет найти здесь ещё больше друзей.

Нет уж, спасибо, двоих шизофреников для этой школы вполне будет достаточно.

На этой ноте нас прервал звонок, оповестивший о начале очередного бессмысленного урока, но вместе с тем — о начале, ни много ни мало, новой и самой удивительной главы моей жизни. С того дня оценки Палыча и впрямь резко поползли вверх, хотя кроме меня (потихоньку начавшего этим пользоваться, списывая всё подряд) заметить это было некому. Чего уж там, некоторые особо одарённые учителя фамилию его не могли вспомнить, а порой даже умудрялись путать со мной. Окружающей нас растительности также было фиолетово на успехи одноклассника, и пускай — их интересы и ценности были настолько примитивны, что даже разговаривать лишний раз с этими сгустками биомассы не хотелось. Меня уже давно посещала мысль, что реальны только мы с Палычем, а весь остальной мир — лишь декорации, населённые бездушными ботами, двигающимися по одной программе. Но теперь нас стало трое.

Нет, я не то чтобы окончательно принял на веру всё, что говорил Палыч, но от фактов деться было некуда, и мой робкий скепсис плавно перетёк во вполне здоровое любопытство. Я словно стал героем какого-то фантастического произведения, причём для этого мне не пришлось перемещаться в другие миры и драться с тёмными властелинами. Может, тульпу и можно было объяснить с точки зрения психологии и строения мозга, но чем-то обыденным она уж точно не являлась.

В школе, как утверждал Палыч, Твайлайт редко с нами сидела. Обычно она всё также отправлялась в странствия по кабинетам (что до сих пор не укладывалось у меня в голове), приходя только на переменах, и то далеко не всегда. Зато домой мы шли вместе, втроём, и надо ли говорить, что теперь я стал ждать последнего за день звонка больше, чем когда либо. До развилки, где наши пути расходились, было всего минут пятнадцать хода, но это время было куда интереснее шести нудных уроков.

Теперь мы с Палычем шли немного поодаль, оставляя место для бежавшей между нами воображаемой единорожки. Конечно, было несколько неудобно перестраиваться, уступая дорогу встречным прохожим, но мы договорились, что в случае чего я буду идти как шёл по краю тротуара, а Твайлайт с Палычем сами решат, куда им свернуть. В общем, постепенно мы приноровились.

Привык я, как ни странно, и к разговорам с невидимкой: Палыч пересказывал мне слова пони, и со временем я словно начал слышать в голове её голос и даже угадывать интонации. Это было как с просмотром сериала в оригинальной озвучке: поначалу мне казалось жутко неудобным, что нужно постоянно бросать взгляд на строчки субтитров внизу экрана и при этом каким-то образом сопоставлять их с англоязычными репликами героинь, однако потом я неслабо поднаторел и даже по-английски начал кое-что понимать (и это после того как школьная программа годами безуспешно пыталась вбить в меня артикли, дифтонги и прочие паст-симплы). Конечно, особой точности от такого переводчика ждать не приходилось, но когда он вдруг замолкал и недовольно закатывал глаза, я понимал, что в этот самый момент Твайлайт делает ему выговор за упущение важных, по её мнению, деталей или за то, что он начал пороть откровенную отсебятину. Палыч бубнил что-то недовольное, но дальше передавал уже правильно.

Говорили мы о том же, о чём и всегда, хотя от некоторых сугубо «мужских» тем пришлось отказаться. Обсуждали фильмы, игры или просто сочиняли всякую ерунду и смеялись. Твайлайт же больше слушала, но порой задавала вопросы о предмете нашего разговора (от некоторых из которых мне становилось неудобно за себя или Палыча) или сама начинала что-нибудь рассказывать. Я слушал и поражался тому, как красочно и подробно она описывала свою жизнь в Эквестрии, в сериале даже близко такого не было. Жизнь в Кантерлоте, затем в Понивиле, обычная, повседневная, полная забавных моментов, от которых мы порой ржали до слёз, а иногда грустных и поучительных. Возможно, стоило завести тетрадь и записывать, потому что многое спустя годы уже подзабылось…

После таких историй я непременно заводил разговор об экспериментах, хотя бы самых простых, чтобы выяснить, наконец, чем является Твайлайт с точки зрения науки, каков предельный радиус её перемещений, и действительно ли с её помощью хозяин может узнать, что спрятано в другой комнате или в любом охраняемом объекте мира. Да что там, если уж совсем удариться в фантазии, то единорожку можно и на Луну отправить вместе с каким-нибудь аппаратом (но не на тысячу лет, конечно же).

Сама волшебница, как я понял, была вроде не против стать подопытной, она сама с гордостью рассказывала, как постепенно научилась материализовывать вокруг себя книги и письменные принадлежности, которые могла использовать. А вот Палыч проявлял недюжинную инертность, всё отнекиваясь и отмахиваясь, мол, потом как-нибудь, а после переводя беседу на другую тему, чем меня жутко бесил. Для него, похоже, тульпа и впрямь была лишь справочником по всем предметам, а о том, что за ней стоят силы, возможно, ставящие под сомнение фундаментальные законы вселенной и способные в умелых руках перекроить карту мира, он не задумывался и не пытался задуматься. Но я не сдавался и терпеливо ждал, когда появится возможность узнать о пони что-нибудь новое, и вскоре она мне представилась.

Однажды перед уроками Палыч вместо приветствия выложил передо мной сложенный листок в клетку.

— Вот, — слегка недовольным тоном буркнул он. — Письмо тебе пришло.

— От кого? — всё ещё полусонный, я озадаченно взял бумажку.

— От Твайлайт, естественно. Или у тебя есть ещё какие-то знакомые, которые станут тебе писать?

— Ну и что в нём?

— Понятия не имею.

— Э-э-э… Это как?

Естественно, Палыч имел понятие, ведь письмо от Твайлайт могло быть написано только его рукой. Всё равно заинтригованный, я развернул листок и несколько обомлел от увиденного. Нет, там, конечно же, не было никакого утончённого каллиграфического почерка, старательно выведенного женской рукой… копытом… рогом… В общем, это были обычные каракули Палыча… представлявшие собой абсолютно рандомные буквы русского алфавита, впрочем, перемежающиеся вполне обычными пробелами, точками и запятыми. Словно кто-то на компе кириллическую кодировку перепутал, даром что написано ручкой на бумаге.

— Это что, какая-то шутка? — наконец спросил я и для пущей убедительности потряс в воздухе листком.

— Это не шутка, а шифр Вагнера, — надменным голосом разъяснил Палыч. — Ой, да-да, то есть Виженера, конечно, спасибо. Суть такая: берётся самый обычный текст и какое-нибудь ключевое слово. Затем буквы меняются согласно порядковым номерам: если в ключевом слове буква «а», то оставляешь как есть, если «б», то сдвигаешь на одну вперёд, «в» — на две. Скажем, у тебя первая буква «г», а ключевое слово… допустим… что бы такое попроще… точно, «абажур», спасибо ещё раз. Так вот, «г» плюс «а» равно «г», далее «а» плюс «б» будет «б», «н» плюс «а» равняется «н», к «д» прибавляем «ж», получаем… что-то там получаем, короче. Ну, и так далее. Расшифровывается, соответственно, наоборот. Понял?

— Естественно, — соврал я.

Но это не проблема, потом можно и в интернете посмотреть, как этот шифр работает. Главное, что я понял — Палыч и впрямь не знает содержания письма. Твайлайт просто диктовала ему буквы и знаки препинания, а содержание текста знала лишь она. Теперь понятно, почему он такой недовольный: ему не нравится, что у тульпы появились от него секреты, но он вынужден передать письмо.

Но чёрт с ним, с этим Палычем. Твайлайт написала мне! То есть она и впрямь хочет со мной общаться, а не просто терпит, как неизбежный придаток своего хоста? Или же, наоборот, собирается найти для него друзей посолиднее и вот таким хитрым способом хочет незаметно сказать мне «отвали»? Нет, глупости, не стала бы она так делать, просто её наверняка заинтересовали мои предложения об экспериментах. И вообще, ни к чему себя зря накручивать, всё станет ясно уже сегодня вечером, когда я расшифрую послание. Кстати говоря…

— А какой ключ? — чуть не забыл я эту важную деталь.

— Третье слово на пятнадцатой странице в твоей тетради по биологии, — через пять секунд ожидания сообщил Палыч. — Нет, серьёзно, зачем такая конспирация?

Зачем? Затем, чтобы всякие любопытные не совали свой нос в чужие дела, разумеется. Запомнить эту абракадабру он, конечно, не мог, а вот незаметно снять на телефон вполне был способен. Но ключа ему всё равно не видать как своих ушей: моя тетрадь по биологии сейчас дома, и даже я не знаю, что там за третье слово на пятнадцатой странице. Твайлайт предусмотрела всё.

Сам факт того, что уже сегодня я смогу «прикоснуться» к подлинной единорожке, а не слушать вольный пересказ Палыча, меня неслабо будоражил. Половину первого урока я просидел, ухмыляясь украдкой, одновременно снедаемый томительным ожиданием и непомерно гордый собой. И только тогда внезапно допёр, что приведённое Палычем в качестве примера шифровки слово как-то подозрительно смахивает на весьма нелицеприятное высказывание в мой адрес. Но отвечать на завуалированное оскорбление было уже поздновато — как говорится, после драки копытами не машут.

Прибежав домой после уроков, я первым делом отыскал тетрадь по биологии и отсчитал нужное число страниц (Кошмар, прошла только одна четверь, а я уже столько бумаги и чернил извёл на эту хренотень!), пока не отыскал наверху слово-пароль. «Гомозигота», ну и ну. Такое даже спецслужбы будут год расшифровывать, что уж о Палыче говорить! Надеюсь, я ничего не перепутал, и это действительно правильное слово. Если не получится прочесть письмо, то стыда потом не оберёшься. Твайлайт, чего доброго, решит, что я дебил похлеще её хозяина, если уже так не думает.

Разумеется, использовать для расшифровки специализированные онлайн-сервисы я благополучно не догадался (да и нечестно как-то это было бы, если подумать, по отношению к единорожке, шифровавшей всё вручную… вкопытную), поэтому просто положил перед собой оригинал письма и чистый лист бумаги. Размял пальцы, выдохнул и приступил к работе.

С непривычки над каждым словом приходилось сидеть по нескольку минут, и хоть под конец я уже немного приноровился, усталость всё равно давала о себе знать. Было уже поздно, а я всё сидел за столом, раз за разом перечитывая получившийся текст, и никак не мог поверить. Да, это листок из моей тетради, и почерк тоже мой, но писал это не я и не Палыч, а она — пони по имени Твайлайт Спаркл. Чем бы она с научной точки зрения не являлась, теперь я на все двести процентов был уверен — она настоящая и она существует.

И да, похоже, что волновался я зря. Твай вовсе не собиралась объявить мне бойкот или что-то в этом роде. Наоборот, она обращалась ко мне вполне дружелюбно и с готовностью соглашалась участвовать в экспериментах, только подтвердив мою догадку о том, что до этого дня нам мешала лишь узколобость её хоста. Более того, она сама вкратце обрисовала их условия, предложив мне для начала написать ей ответ и разместить его так, чтобы никто, кроме невидимой псевдоматериальной пони, не смог незаметно его прочесть.

Той ночью я долго не мог уснуть, меня всего переполняла такая эйфория, какую я за всю жизнь не испытывал. Да что там, я даже слова такого раньше не знал! И дело было отнюдь не в предвкушении долгожданных экспериментов, я просто был счастлив оттого, что одна волшебная пони из чудесной страны действительно со мной дружила.

Зайдя на следующий день в класс, я первым делом приклеил к ножке парты со своей стороны листок с ответом, а затем, стараясь сохранять нейтральное выражение лица, уселся за неё. Палыч сидел рядом и лениво шарился в телефоне, его почему-то не интересовало содержание вчерашнего письма, или он просто этого не показывал. После звонка с урока бумажку я снял и уничтожил, как было условлено, хотя моя рациональная часть по-прежнему отказывалась верить, что ответ придёт.

Но Твайлайт ответила. Причём, ответила она именно на мою записку, а не просто продолжила своё письмо. Я по этому поводу не знал, что и думать, так как собственными глазами видел, что Палыч весь урок насиженного места не покидал. Кто ещё мог заметить бумажку? Батарея отопления? Получается, что тульпа реально видит то, чего не видят глаза хозяина? Возможно ли это вообще?

К счастью для меня (и к великому неудовольствию Палыча), наша переписка продолжилась, и мы потом даже поставили более сложный эксперимент, когда я заранее разместил в разных местах несколько записок со специальными кодовыми словами, а Твайлайт должна была прочесть их и передать мне. Одну я прилепил за баскетбольным кольцом в спортзале, другую — на укрытом кустами участке школьного забора, а третью вообще приклеил на фонарный столб вдали от нашего обычного маршрута. И, как ни странно, не особо-то удивился, когда пони до конца уроков смогла прочесть все три, причём явно без помощи Палыча, за передвижениями которого я пристально наблюдал весь день. Это противоречило здравому смыслу, но Твайлайт каким-то образом действительно могла получать информацию об окружающей действительности без участия носителя.

Впрочем, мозг ещё плохо изучен. Может быть, у каждого человека есть врождённые экстрасенсорные способности, которыми он не умеет пользоваться, а тульпе они фактически заменяют зрение. Для чистоты эксперимента я подумывал оставить ещё одну записку у себя дома, ведь туда никто из плоти и крови приникнуть однозначно не мог, но быстро отказался от этой затеи. Наука наукой, но сама мысль о приглашении единорожки к себе почему-то заставляла меня нервничать. Это было какое-то странное и прежде незнакомое чувство, но, на мою удачу, киношным персонажем-болванчиком, не понимающим очевидных вещей, я вроде бы не был и потому быстро смекнул, что к чему.

Однажды я поймал себя на том, что уже минут пятнадцать расчёсываюсь возле зеркала, чего раньше никогда не делал. Мне всегда было как-то по барабану на свой внешний вид — какое мне дело до того, как я выгляжу в глазах остальных? Но в десятом классе я отчего-то перестал небрежно швырять и мять одежду, купил новые кроссовки вместо поношенных и стал чистить зубы раза в два дольше. Да что там, я даже говорить стал как-то иначе, тщательно выстраивая предложения, а не выдавая понос из отдельных фраз и глупого гыгыканья, как прежде бывало. И началось это после того, как в моей жизни появилась Твайлайт Спаркл.

Сначала я гнал прочь эти мысли как что-то постыдное, словно фантазии о родной сестре, затем стал посмеиваться про себя, ведь это, если подумать, было реально смешно и абсурдно. Даже «такие разные» Ромео и Джульетта могли убежать подальше от своей тупоголовой родни, пожениться и жить нормально, а мы? Стоит только вообразить себе нашу свадебную церемонию, что-то вроде: «Согласен ли ты взять в жёны Твайлайт Спаркл, тульпу этого парня? Клянёшься ли бла-бла-бла… А ты, Твайлайт Спаркл, согласна ли взять в мужья…», а стоящий рядом Палыч через пару секунд торжественно объявляет: «Да, она согласна!» А потом придётся нагнуться и на глазах у гостей целовать воздух… Бред, да и только!

Конечно, в душе я признавал, что мне очень нравится Твайлайт, но все те сложности при общении с ней, возникающие из-за необходимости присутствия посредника в лице Палыча, которого я по очевидным причинам не собирался вовлекать в столь личные подробности наших взаимоотношений, явно перевешивали любые чувства. Да, мы по-прежнему могли писать друг другу письма, как делали мои предки в стародавние времена, находясь вдали друг от друга, но даже в письме всё равно должна присутствовать частичка того, кто его писал: в почерке, в малозначительных, на первый взгляд, завитушечках на буквах, в касаниях бумаги рукой (или копытом), а также в том, насколько аккуратно или небрежно был запечатан конверт… А не просто голые буквы, написанные скучающим и недовольным парнем, которому всё это скоро окончательно надоест. Как бы то ни было, он стоял между нами, надёжно скрывая от меня истинную Твайлайт, подобно тому, как горизонт событий скрывает внутренности чёрной дыры. Я не мог увидеть её, не мог услышать её, не мог дотронуться до неё.

А самое главное, я до сих пор не знал толком, как она сама ко мне относится. Да, мы вроде как «друзья», но у пони и выбора-то особо не было, с кем заводить дружбу. Что если она просто терпит меня как наименьшее из доступных ей двух зол? Что если отвечает на мои письма лишь из вежливости? И что если я, однажды спросив о её собственных чувствах, просто напросто окончательно разрушу наши отношения?

Потерзавшись этим несколько дней, я всё же решился поговорить о своих проблемах с их непосредственным источником — Палычем, так как он, как ни крути, всегда умел находить странные и нестандартные решения многих ситуаций. Выждав подходящий момент, когда единорожка отправилась в свои ежедневные блуждания по школе (тут мне приходилось полагаться лишь на честность соседа), я аккуратно начал заранее обмозгованный разговор. Разумеется, я не стал говорить ему в лоб, что «влюбился» в Твайлайт, и тому подобную чушь, а начал заходить издалека, мол, вот бы и у меня была возможность напрямую взаимодействовать с тульпой, а не играть с ней в «испорченный телефон» и попадать в нелепые ситуации, когда она (опять же, если верить Палычу) находилась не там, где я предполагал, или в несколько другой позе. И, признаться, простое и вместе с этим гениальное решение, которое он предложил, меня поразило.

— Так в чём, собственно, проблема? — спросил Палыч, рисуя на полях тетради какие-то хитрые узоры. — Просто создай свою тульпу и взаимодействуй с ней, сколько душе угодно. Делов-то!

— Так у тебя… это… есть какой-нибудь гайд, или типа того? — промямлил я, ругая себя за то, что сам до этого не дошёл.

— Вот ещё! Делать мне больше нечего, кроме как всякой нудной писаниной заниматься! Тем более, я и сам ещё не во всех аспектах разобрался, — скромно добавил он и отложил тетрадь. — Расскажу просто так, на словах, там, в принципе, не очень сложно. Хочешь — можешь записывать основные моменты, если так уж надо.

Я поскорее вырвал из своей тетради листок (наконец-то пойдёт на что-то важное вместо ежедневного учебного бреда) и приготовился усердно стенографировать чуть ли не каждое слово своего сенсея.

То, что поведал мне Палыч, действительно несколько отличалось от гайдов по тульповодству, что я когда-то почитывал. Больше всего это походило на инструкции по вызову всяких потусторонних бабаев двадцать первого века вроде слендерменов, то есть сделай то-то и то-то столько-то раз, и именно в такой-то последовательности, а вот так ни в коем случае не делай, иначе всё испортишь. Хорошо хоть не умрёшь страшной смертью, нда. Хотя основой по-прежнему служил всё тот же вполне «научный» форс, когда нужно целыми днями сидеть и думать о желаемом объекте, пока он не начнёт как-то себя проявлять, но в данной версии он якобы занимал куда меньше времени, то есть я за неделю каникул при определённом старании мог неслабо так продвинуться.

Нет, за эти два месяца я полностью уверовал в существование Твайлайт и больше не подвергал это сомнению, но странные разглагольствования Палыча о параллельных мирах, эфемерных мостах и переносе информации заставили меня вскоре положить ручку.

— Слушай, а ты… уверен, что это именно так делается? Просто это всё какие-то ритуалы напоминает, разве что без свечей и досок с буквами. И почему имя тульпы нужно произнести ровно девять раз? Откуда ты взял такие точные цифры, если сам зафорсил всего одну? И причём тут вообще имя, если я могу назвать свою тульпу как мне вздумается. Вот если бы ты свою назвал не Твайлайт, а, скажем, Виолетта, то она что, от этого не появилась бы?

Палыч на это лишь шумно вздохнул и закатил глаза, скрестив на груди руки, в точности как в тот раз, когда мы с ним зашли в класс и увидели, как стадо из пяти училок, столпившись возле компьютера, уставилось своими лишёнными всяческих зачатков разума зенками в монитор, на котором висело самое обычное окно с выбором действия для флешки. Очевидно, он решил, что я сейчас выдал какую-то глупость и не понял ровным счётом ничего из его долгих разъяснений.

— Ты её не из воздуха берёшь, а используешь уже существующий информационный поток, — снова принялся он излагать свои странные теории. — Да, ты можешь назвать её Сумеречной Искоркой, но такой поток будет куда слабее, а значит — больше усилий и меньше шансов на успех. К тому же, ты и сам должен понимать, что в итоге получится…

Мы посмеялись немного, вспоминая безобразный перевод сериала на канале «Калосерь», лунную пони, зону аваланш, пистолет в наше время и то самое богомерзкое «фильм дублирован бла-бла-бла», снящееся в кошмарах всем несчастным, кто не способен смотреть лошадок с субтитрами.

— Нет, ты, конечно, можешь придумать свою пони и имя ей тоже любое дать, — вернулся Палыч к основной теме разговора, — но создать персонажа с нуля не так-то просто, а тем более — наделить характером, привычками, манерой говорить и тому подобным. Куда проще взять одну из уже существующих пони, о которой ты всё знаешь, добавить пару небольших штрихов по желанию, и готово! Запомни только главное: чтобы всё получилось, ты должен поверить в неё. Думать о ней не просто как о персонаже мультфильма и рисунке на экране, а как о реальном существе, обитающем где-то в других мирах. И чем ярче её образ в твоей голове, тем проще это сделать.

Не сказать, что я слепо доверился всем «инструкциям» соседа по парте, но всё же его опыт в создании тульп был определённо больше моего, а потому я сохранил тот листок и в последний день каникул торжественно пообещал Палычу как следует постараться в своём, так сказать, начинании (с нами была Твайлайт, а мы решили ей пока ничего не говорить о нашем замысле). Привычно попрощавшись у перекрёстка, я бодрым шагом направился в сторону своего дома, всей грудью ощущая запах осени и целой недели заслуженного отдыха.

Конечно, меня немного терзало чувство вины, ведь я фактически предавал наши с Твайлайт отношения, но в то же время отпустить её оказалось легче, чем я думал. Да, за это недолгое время она стала для меня лучом света посреди мрака человеческой жизни, сказочным чудом, что вдруг спустилось на нашу загнивающую планетку, но всё же лучше синица в руках, чем журавль в небе, и лучше своё собственное чудо, чем чужое. Возможно, я на самом деле никогда её по-настоящему не любил, а просто тянулся ко всему необычному, и так уж вышло, что именно она оказалась единственной необычной вещью из всего, что меня окружало. Но больше мне не придётся никуда тянуться, и это меня вполне устраивало.

Поначалу я подумывал сотворить такую же Твайлайт и наделить её похожими чертами характера, но вовремя сообразил, что две одинаковые тульпы — это как-то уж больно странно, если не считать странным возникновение тульп вообще. К тому же, а вдруг они смогут друг друга видеть и общаться между собой? Звучит бредово, но ведь я сам ещё совсем недавно не верил, что тульпа может существовать отдельно от создателя и ходить где вздумается, а теперь этот факт для меня сам собой разумеющийся. Так что нечего зацикливаться на одной пони, пусть лучше у Твайли будет подружка.

Пораскинув немного мозгами, я остановил свой выбор на Флаттершай. А что? Она милая няша-стесняша, которую я всегда мечтал обнять. Да и ко всему прочему она пегас, то есть сможет летать, а это не чета вашим единорогам, у которых телекинез всё равно не работает в реальном мире. Да, на уроках она мне не поможет, даже на биологии её познания о зверятах ни к чему, но меня это нисколько не волновало. Я ведь не такой законченный приземлённый материалист, как Палыч — мне нужна личность, а не невидимый калькулятор на копытах.

В первый день каникул я действительно уделил времени на форс. Сначала пересмотрел несколько эпизодов с участием жёлтой пегасочки, чтобы освежить в памяти её внешность, манеры, окружение. Затем, лёжа на кровати, начал уже в голове представлять Эквестрию, Понивиль, маленький домик возле речки и его хозяйку, осторожно выглядывающую из двери. Ровно девять раз негромко позвал её мысленным голосом, лишь бы она не испугалась и почувствовала себя в безопасности. После этого, чуть ли не потея от натуги, вообразил, как из моего мира к её домику протянулся волшебный мост, и пони, робко перебирая копытами и прячась в своей розовой гриве, осторожно ступает на него. Дальше было очень сложно — несмотря на то, что всё происходило вроде как у меня в голове, я никак не мог заставить пугливую пегаску пройти по мосту. Она всё время замирала, пятилась и прижимала ушки, словно никак не могла до конца поверить в мои добрые намерения. Возможно, с той же Рэйнбоу этот этап так не затянулся бы, но я уже нацелился на Флатти и не хотел никого другого.

В конце концов, мне удалось представить, как пегаска, зажмурившись от страха, пересиливает себя и быстро перебегает мост. Палыч говорил, что это только первый шаг — ко мне перешла лишь очень маленькая часть, а чтобы пони полностью «материализовалась», процесс надо было повторить много раз, постепенно улучшая и детализируя видение самой поняшки и места, где она находилась. Но, по словам моего наставника, с этого момента уже можно было начинать «домашний» форс, то есть воображать, будто Флаттершай уже где-то здесь. Я хорошо представил, как она тихонько ходит по дому, цокая копытами, и напевает под нос что-нибудь мелодичное. Потом заходит ко мне в комнату и нерешительно замирает возле кровати, что-то застенчиво пробормотав и спрятав глаза за розовой гривой. Не открывая собственных глаз, я в приглашающем жесте протягиваю к ней руку, и пони, робко улыбнувшись, взлетает и опускается рядом, слегка примяв матрас.

На этом месте я всё и запорол. В моём воображении матрас никак не желал прогибаться, а когда я попробовал сделать это рукой, стало только хуже. Будто осознав собственную нереальность, Флаттершай тут же растаяла, оставив после себя лишь горечь от того, что всё куда труднее, чем представлялось до этого. Печально вздохнув, я встал с кровати и пошёл за компьютер, мысленно пообещав себе, что продолжу форсить завтра.

Но как водится у нас на Руси, завтра всегда остаётся завтра, поэтому оставшиеся шесть дней каникул я палец о палец не ударил в плане тульпы. Да и в плане школы тоже: тут я по-прежнему полагался на Палыча, а точнее — на его верную Твайку. Но, как оказалось, зря.

Холодным ноябрьским понедельником началась вторая четверть, самая короткая, но всё равно нелюбимая мной за то, что после неё всегда неизбежно следует третья. Привычно сокрушаясь по поводу чересчур коротких каникул и нереализованных планов, я нехотя тащился в школу, и лишь мысль о скорой встрече со старой доброй Твайлайт согревала мне душу. Конечно, мне было слегка стыдно перед Палычем за то, что я даже не попытался нормально взяться и пофорсить свою тульпу, но на языке уже вертелась удобная отговорка — дел много, всего не переделаешь. И вовсе я не сдался в самом начале, просто такое важное дело требует серьёзного и вдумчивого подхода.

Войдя в класс, я сразу приуныл, так как соседа за партой ещё не было. Как бы не прогулял он опять, иначе первый учебный день будет безнадёжно запорот. Но Палыч пришёл. И что-то с ним было не так.

Это я понял не сразу, приветливо окликнул вошедшего в класс соседа по парте, но тот молча бухнулся на стул рядом со мной и принялся доставать учебники.

— Эй, география у нас вторым, — напомнил я.

Палыч, чертыхнувшись, начал убирать атласы и контурные карты обратно.

— Чего случилось-то? И как там…

— Не произноси.

Эти два слова прозвучали так резко, словно Палыч точно знал, что я скажу дальше.

— Что случилось?

— Ничего. Ничего не случилось. Просто забудь.

Я никогда не видел его таким. Рядом со мной сидел не тот весёлый парень, вечно выдумывающий всякие шутки и мемы, а какой-то совершенно другой человек, перевёртыш, который был даже не в курсе, чей облик принял, и как его правильно изображать.

— Вы что, поругались?

Это был глупый вопрос, максимально глупый в подобной ситуации. У Палыча могли быть серьёзные неприятности дома или в школе, может быть, у него даже кто-то умер, а я, как полный дурак, спросил его о тульпе. Ещё бы про уровень в «Скайриме» спросил, ей богу! Мне было стыдно за себя, но пока я придумывал, как бы извиниться за свой неуместный вопрос, мой сосед внезапно кивнул.

— Типа того.

— А из-за чего?

— В основном, из-за тебя.

Я озадаченно замер, не зная, как на это реагировать, но где-то внутри сжалась тугая пружина дурного предчувствия.

— Давай, пока время есть, — нехотя согласился Палыч, когда я, наконец, обрёл дар речи и потребовал подробностей. — Пойдём только отойдём куда-нибудь, где местность хорошо просматривается. Она теперь любит внезапные появления.

Мы вышли в коридор и удалились в самый его конец, расположившись на лавках возле окна. Я мимоходом отметил про себя, что это тот же самый тупичок, где мы с Твайлайт когда-то познакомились. Заметил ли это Палыч, я не знал — он просто молча сел на лавку, предварительно под неё заглянув, и уставился вперёд, на слоняющийся в ожидании звонка бестолковый человеческий люд. А потом он начал рассказывать, и тогда я впервые по-настоящему осознал, что означает выражение про бегающие по коже мурашки.

По его словам, в первые дни каникул Твайлайт всё чаще и чаще стала приставать к нему с просьбами отправить мне новое послание, причём её не смущал тот факт, что у Палыча ни номера моего не было, ни адреса, ни любых других контактных данных — она утверждала, что прекрасно знает, где я живу, и без труда покажет ему дорогу. В общем, моего и без того утомлённого всяческими кодами да винчи соседа это вконец достало, и он недвусмысленно намекнул, что я сейчас занят созданием своей тульпы, и ей придётся подождать хотя бы до начала занятий. Говоря это, Палыч по простоте душевной думал, что единорожка успокоится или, в крайнем случае, просто подуется пару дней, но новость о том, что у меня может появиться своя собственная пони, её даже не взбесила. Она что-то сломала в ней.

— На самом деле я это уже давно заметил, — рассказывал сосед по парте, не отрывая взгляд от коридора и, казалось, даже не моргая, — просто внимания не обращал. Раньше она была такая жизнерадостная, любознательная, наивная, но постепенно в ней какой-то появился… холодок, что ли, не знаю, как понятнее сказать. Говорила меньше, огрызаться стала, когда я спрашивал что-то якобы не то, порой просто смотрела в одну точку… Но в тот день она просто исчезла на какое-то время, а когда я вечером пошёл в ванную зубы чистить, то внезапно увидел её в зеркале, сидящей на корзине с бельём. Мало того, что она неожиданно появилась, так ещё и ухмылка у неё была жуткая, куда страшнее, чем в «Нулевом уроке», уж поверь! Ещё и нож этот…

— Нож?

— Да, — вздохнул Палыч и как-то весь передёрнулся. — Это она его создала, конечно, как те книги. Теперь ходит с ним в магическом поле везде и… в общем, вроде как угрожает его применить. Умом-то я понимаю, что в реальности его не существует, но что будет, если она в меня его вонзит? Я ведь даже прикосновения к ней ощущал, а что если это и в обратную сторону работает?

Я не верил своим ушам. Твайлайт сошла с ума? Как это вообще возможно? Ведь у тульпы вообще нет мозга, она существует в голове хозяина. Если кто тут и сошёл с ума, так это Палыч, но он вовсе не выглядел обезумевшим. Усталым, измотанным, напуганным, но не безумцем. И я слишком хорошо его знал, чтобы понимать: это не ложь и не розыгрыш.

Но всё же Твайлайт… Представить, что эта милая начитанная единорожка теперь забавляется, выпрыгивая из-за угла с ножом, было попросту нереально. Но прямо сейчас я воочию видел перед собой почти такую же нереальную вещь: Палыч по-настоящему боялся, и боялся он смерти, к которой всегда относился философски, когда мы говорили на эту тему. Возможно, тогда он просто лицемерил или вообще не задумывался всерьёз о том, что такое умереть навсегда. Как не задумывался он о том, как далеко простираются возможности его тульпы.

Не помню, что я ему тогда ответил. Кажется, сморозил какую-то банальную ерунду типа «всё будет нормально». А что вообще я мог ему посоветовать в такой ситуации? Идти к батюшке? Вызвать охотников за привидениями? Обратиться к врачам? Что ж, последний вариант был вполне разумным, ведь не одними поролоновыми стенами психиатрия едина. Должны же быть какие-то таблетки для борьбы с галлюцинациями, а Твайлайт, как я надеялся, ею и являлась. Можно было предложить и свою помощь, ведь так поступают настоящие друзья, но никакими друзьями мы с Палычем не были. Мы лишь жили по соседству в нашей общей сказке, но теперь сказка кончилась.

Школа теперь стала для меня сущим кошмаром. Если раньше я находил спасение от скуки и отчаяния в общении с Палычем, то теперь мечтал лишь о том, как бы пересесть на другой конец класса от этого мрачного, постоянно дёргающегося и озирающегося фрика, в которого превратился мой сосед. Хоть он и говорил пару раз, что уже вовсю начал дефорс, и тульпа появляется всё реже и реже, его настроение отчего-то не улучшалось. Я же просто высиживал эти шесть мучительных часов, а после старался поскорее свинтить домой (никаких совместных прогулок, разумеется, больше не было), где уходил с головой в другие миры. Но мысли о Твайлайт не давали мне покоя, хоть я упорно их прогонял.

Однажды мне приснилось, что Палыча нашли мёртвым возле школы, в луже крови и с ножом в груди, и тогда, во сне, я в полной мере прочувствовал то, что сосед чувствовал постоянно. После этого я ещё несколько дней со страхом ходил в школу, а то место из сна, уже присыпанное недавно выпавшим снегом, старался огибать стороной.

А ещё я боялся, что Палыч поймёт, наконец, где искать причины таких зловещих перемен в характере Твайлайт. Возможно, они и впрямь изначально дремали где-то в глубине единорожки, словно аккуратно расставленные бочки с бензином, но у меня уже не осталось сомнений, что послужило брошенной спичкой. Какое-то время спустя я даже нашёл в интернете подходящее словечко — яндере. Вот кем оказалось существо, которое Палыч наделил внешностью мультяшной единорожки — одержимой маньячкой, которая, не получив желаемое, окончательно слетела с катушек. Знал бы я тогда, волнуясь перед нашим знакомством, что волноваться нужно совершенно не о том…

Но Палыч не понимал или делал вид, что не понимает. Он ни разу ни в чём меня не обвинил и не выдвигал никаких требований. Не спрашивал он меня о содержимом зашифрованных посланий и новых не передавал, хотя я был уверен, что Твайлайт «настаивала» на этом и не раз. За это я втайне был ему благодарен.

Время шло, постепенно я привык к новому Палычу и даже начал слепо верить, что всё пришло в некое подобие нормы, но затем понял, что напрасно тешил себя иллюзиями. Это произошло где-то перед Новым Годом, когда в предвкушении каникул класс неприлично громко гудел, а молодая шалава-училка, не особо обращая на это внимания, что-то лениво бубнила у доски. Внезапно Палыч, до этого спокойно сидевший со мной рядом, вскрикнул и резко откинулся назад. Так как наша парта стояла последней в ряду, а до задней стены класса с всякими шкафами и стендами было довольно далеко, мой сосед не встретил никакого сопротивления и вместе со стулом грохнулся на пол. Естественно, стая макак, по странному недоразумению зовущаяся учениками старшей школы, тут же огласила помещение своим радостным гоготом и визгом. Крашеная сука что-то пропердела о недопустимости раскачивания на стуле во время урока и потребовала у нарушителя дисциплины покинуть класс. Палыч молча поднялся на ноги и вышел в коридор, не сказав ни слова и даже не собрав свои учебники, и один только я заметил, как он странно ощупывает пальцами шею. Позже он рассказал мне, что произошло. Разумеется, ни на каком стуле Палыч не качался, просто в какой-то момент перед ним выпрыгнула Твайлайт с ножом в телекинетическом поле и рубанула им по горлу. Я ни секунды не сомневался в правдивости его слов, хотя, думаю, окажись я на его месте — орал бы куда громче.

Что ж, по крайней мере, воображаемый нож Палычу не навредил, но легче ему от этого явно не стало. Возможно, ему стоило бы как-то научиться жить с этим, терпя ежедневные выходки спятившей тульпы, но не думаю, что к такому вообще можно привыкнуть.

Другой запомнившийся мне случай был не таким, скажем так, эффектным, но лично меня он взволновал куда больше. Как-то раз Палыч большую часть урока бросал в мою сторону странные испуганные взгляды и шептал что-то нечленораздельное, а потом, когда я на перемене отвёл его в сторонку и потребовал объяснений, он, наконец, с большой неохотой признался, что все эти сорок пять минут Твайлайт сидела передо мной на парте и водила лезвием своего любимого ножа теперь уже по моей шее, наблюдая за реакцией бывшего хозяина. Периодически она тянулась к моему лицу и целовала в губы, а затем вгоняла нож мне в глазницу.

Если честно, в тот вечер я заснул с трудом. Лёжа в кровати, я никак не мог избавиться от мысли, что Твайлайт может в этот самый момент сидеть на моей груди и смотреть на меня своими большими лавандовыми глазами. Конечно же, такого быть не могло, ведь она — всего лишь галлюцинация, кучка испорченных нейронов в мозгу у другого человека, но я всё равно зачем-то старался посильнее закутаться в одеяло и спрятать в него лицо. Кажется, она мне даже снилась, но я точно не помню.

С каждым днём Палыч угасал всё сильнее, и вскоре даже учителя, никогда не видящие ничего дальше своего раздутого эго, начали это замечать. Он часто отсутствовал в классе, а когда всё же приходил, то весь урок сидел угрюмый, читая какие-то нудные шаманские тексты в телефоне. Пару раз я заглядывал ему через плечо и, по-моему, даже видел один из тех самых гайдов, в которые он так упорно когда-то не верил. Впрочем, вся эта писанина ему явно не помогала и лишь утяжеляла мешки под его глазами. Осознав это, Палыч твёрдо уверился в том, что ничего общего с тульпой призванная им сущность не имеет, и его в своих «исследованиях» понесло уже в какие-то совсем неведомые дали.

— Представь, что есть мир, — говорил он мне, — нет, даже не мир, а некая… не знаю, как сказать… совокупность миров, что ли… где существует любая вещь, придуманная людьми. Или эти вещи существовали изначально и всего лишь заставили людей их придумать. Знаю, звучит нелепо, но это так. Она, — он больше никогда не произносил имени Твайлайт, — пришла оттуда, точнее, я сам по глупости её привёл. Они не демоны, не боги, но демоны и боги — из их числа, я в этом уверен. Чем они сильнее, тем больше людей им поклоняются. Я думаю, их цель — заставлять людей служить им, а затем забирать к себе. Не знаю, зачем. Все популярные книги, фильмы, сериалы, игры, религии — это всё они, понимаешь? Им только смерть твоя нужна! Только смерть…

Кажется, я выдохнул громче, чем следовало, когда в начале весны нам сообщили, что Палыч с нами больше не учится. Подробностей не предоставили, может быть, он просто переехал в другой город и сменил школу, а может — попал в какое-то иное и, так скажем, менее перспективное заведение. Мне было плевать, ведь мы никогда не были настоящими друзьями. Наоборот, я поскорее хотел отмыться от нашего с ним знакомства, словно от грязи, вырезать из памяти тупыми ножницами, оставив рваные обрывки на месте тех моментов, которые мы проводили вместе. Это почти никак не сказалось на моих увлечениях: я смотрел фильмы и проходил игры, которые мы с ним когда-то обсуждали, и мне не было от этого грустно или одиноко.

А спустя год я совершенно случайно узнал, что Палыча нет. Якобы он ждал электричку на платформе и внезапно с криком упал на пути. Через пару секунд там её и дождался. Говорят, что-то типа инфаркта, хотя какое вообще заключение можно сделать по той каше, что от него осталась? Я, конечно, не врач и в медицине ни капли не понимаю, но думаю, что такой молодой и здоровый человек не скопытился бы с сердцем на ровном месте, тем более что схлопотавший инфаркт вряд ли стал бы в ужасе орать и размахивать руками в последние секунды жизни, если, конечно, верить тем слухам. Но я верю, потому что знаю то, чего не знают остальные. Похоже, что-то в тот момент очень сильно его напугало, заставив отшатнуться прочь, как тогда в школе. Или само толкнуло на рельсы, о чём, признаться, я не хочу даже думать. Впрочем, я давно убедил себя в том, что Твайлайт Спаркл исчезла вместе с последним сигналом умирающего мозга своего творца, а не осталась бродить по этому миру после его смерти — такое попросту невозможно, если мыслить рационально.

Как ни странно, смерть бывшего одноклассника на меня почти никак не повлияла. Фильмы, игры — всё по-прежнему. Единственное, что изменилось — я больше не смотрю мультсериал про пони. Стоит мне увидеть где-то эти разноцветные морды, как тут же мои мысли уносятся в прошлое, где мой сосед по парте самолично свёл себя с ума, пытаясь заполучить недосягаемый фантазийный идеал, который сам же себе придумал. Не было бы этих коней — жил бы он сейчас и дальше, деля со всеми эту никчёмную планетку, и, возможно, нашёл бы однажды свой луч света в этом дерьме. Но нет, теперь его удел — тёмная сырая могила, где нет ничего, кроме, может быть, одной маленькой невидимой единорожки, спящей на его костях. И кто знает: если и впрямь существует загробный мир, возможно, она и там его не оставит.

Обида и боль за друга — такую причину отказа от просмотров любимого некогда шоу я придумал для себя. Похоже на правду, да впрочем, это отчасти и есть правда, но реальная причина всё же немного другая. Я закинул её подальше на задворки сознания, надеясь, что никогда не придётся её оттуда доставать, но порой она напоминает о себе, скребётся своими коготками где-то в глубинах черепной коробки. Просто в последнее время, когда я остаюсь один, и весь дом погружается в тишину, я порой слышу негромкий перестук из соседней комнаты, и как кто-то едва различимо напевает там милую незамысловатую мелодию. В такие моменты я не знаю, каким богам молиться.